Аннотация: Не ночуйте на кладбище. Упокоенные этого не любят.
ХОЗЯЙКА
Чувствуете ли вы ту грань, которая разделяет сон и реальность? Кто-то сравнивает её с тончайшей незримой плёнкой. Кто-то - с неосязаемой границей, кто-то - с неким пределом. Предел, который никогда не похож на себя предшествующего. Дверь, за которыми каждый раз таится что-нибудь новое, необычное, хорошее и плохое, страшное и ужасное, весёлое и мечтательное.
Ощущаете ли вы тот маленький, часто даже крохотный, но иногда просто необозримый клочок полусна - полуреальности? Ещё ни сон, но уже и не реальность. Никем не названное, никому неподвластное непонятно что, в котором мы спорим сами с собой и с другими. Мы придумываем гениальные вещи, находим решение вековечных проблем и выход из любой ситуации, мы сочиняем здесь стихи и музыку и часто забываемся под звуки гениальных мелодий, которых никто никогда, даже вы сами - более не услышите. Нас именно здесь посещают вдохновения и озарения, но в большинстве своём они здесь же и остаются. Наутро мы мучительно пытаемся вспомнить то, что поняли здесь, но тщетно. Незримый "полу-полу" умеет хранить тайны и любит играть с нашим сознанием в "кошки-мышки".
Именно здесь незримый Благодетель - Злодей отмеряет нам толику сна, которую нам суждено увидеть. В его власти, проснёшься ли ты с улыбкой на устах или с криком страха, будешь ли с сожалением натягивать одеяло на глаза в напрасной попытке поймать за хвост ускользающий от утренних лучей сон или всю ночь проваляешься в мокрых от холодного пота простынях, а утром в зеркале в своей шевелюре найдёшь пару - тройку седых волосков. Очень часто, как кажется, этот Благодетель - Злодей забывает о тебе и не вытягивает из бездонного мешка Сновидений то, которое предназначено тебе, но не это так. Мы всегда видим сны. Просто, бывает, что напрочь забываем их. Мы всегда видим сны, потому что мы ночью тоже живём. Только по-другому.
Но не один только вечный юноша - старик Благодетель - Злодей живёт в этом "полу - полу", в этом самом загадочном пространстве во всём мироздании.
Вы когда-нибудь, уже засыпая, бросая в уходящую реальность последние бессвязные реплики в бесконечном споре с самим собой, вдруг "видели"... или нет, просто - видели! (ведь именно в эти мгновения человек способен видеть то, чего не сможет заметить, будучи в сознании) чьи-то глаза? Просто глаза. Два красных зрачка в обрамлении туманного чуть заметного контура лица. Они появляются из ничего и склоняются низко - низко. Ты боишься их, ты выпрыгиваешь из "полу - полу" в самую что ни на есть обыденность. А вокруг - тишина, темнота и никого нет. Ночь. Пусто. И только спустя долгое время ты вновь сможешь заснуть.
Но не пугайся так. Владелец красных глаз не причинит тебе боль. Он не хочет тебя испугать.
Это всего лишь я.
* * * * * * * * * * * * *
Кто я?
Уже тысячи лет живущие пытаются понять это. Но всё их "понимание" ограничивается только названиями, кличками, домыслами, далёкими от реальности. От ИХ реальности. От реальности живущих, живых. У нас - не живущих - реальность другая. Нет, мы тоже живём, но не так, как ТЕ. Как вы. Мы - другие, у нас иная реальность. Вам никогда не понять нас. Единицы из миллиардов видят нас. Те, кто стоит на грани, на том самом тонком пределе, за которым кончается граница вашей жизни. Самоубийцы, при смерти, коматозники, блаженные, психи и, хм, пьяные и наркоманы - все, кто на какое - то время уже почти утратил связь с их миром и почти попал к нам. Мы становимся для них реальностью.
"Барабашка", "полтергейст", "призрак", "ангел", "видение" и так далее - всё это мы. Нас много. Много больше, чем вы думаете. И мы везде. Даже там, где никто из вас жить не может. А мы - можем. Ведь мы - другие. У нас иная реальность.
Так кто же я?
Не знаю, как и сказать вам...
Мы знаем, кем были.
Но никто из НАШИХ не знает, кто мы сейчас. Мы просто есть. Да о чём говорить! Вы, живущие и про себя не знаете, кто вы есть на самом деле. Сколько существуете, столько и спрашиваете себя, а до чего-то конкретного, общего додуматься так и не смогли. И мы заботим вас постольку - поскольку.
И правильно. Не лезьте к нам. Всё равно ничего не поймёте. Ведь у нас - иная реальность.
Ха! "У нас". Ведь каждый из нас когда - то был "вашим". Но не каждый "ваш" становится "нашим". Кто выдумал такие правила - не моё знание. Мы в общем-то и не задумываемся над этим. Мы - великие игроки. Непревзойдённые выдумщики. Супер-гении, сумасшедшие гении, вездесущие гении. Но думать, допытываться до чего-то не хотим. И не можем. На то есть свои причины.
Вы, живущие, можете всё. И радоваться, и огорчаться, и гневаться, и любить. Мы же - нет. Каждый из нас может только одно, но это одно развито на все двести процентов. Кто-то полностью Грусть, пусть тихая, печальная, с улыбкой на устах, пусть чёрная, ненавистная, дикая и необузданная. А кто-то - воплощение Радости от сарказма и безумия до счастья. У нас нет специалистов широкого профиля. У нас почти все - профессоры самого себя. Или, на худой конец, доценты и доктора своей науки.
Но есть ещё и Координаторы или Созерцатели. Проводники Душ, Тёмные и Светлые, наблюдатели, Непризнанные - всё это они и всё это мы. Мы - это мы. У нас ведь - иная реальность.
Мы везде. Вокруг вас. И всегда страдаем. Спасенье своё находим лишь в ваших снах. Ими мы с вами общаемся. Пусть вы мало что понимаете. Оно и понятно. Ведь вы - иная реальность.
* * * * * * * * * * * * *
- Здрасть, теть Валь, - как всегда неожиданно и громко гаркнул он чуть ли не над ухом зачитавшейся вахтёрши. Та вздрогнула всем телом, аж подпрыгнула. И, пока грозная тётя Валя не успела открыть свой громоподобный рот в справедливом грозном окрике, он тут же из-за спины вытащил руку с зажатым в ней пакетике с мороженным. - Небось, зажарились уже по такой жаре?
Тётя Валя уже выталкивала наружу слова праведного гнева, но, поперхнувшись, издала какой-то бульк.
- Грх... брг... Славик! Я когда-нибудь повешу тебя за твой хвост, пока не отпадёт! Ты шо так пугать! - но мороженное с благодарностью взяла. В самом деле жара стояла та ещё - градусов тридцать шесть в тени. Все входные двери в общежитие Академии стояли нараспашку, приглашая такой редкий теперь ветерок погулять по коридорам пятиэтажки, но тот что-то брезговал. Душно. Пот течёт в три ручья. А тёте Вале отлучаться нельзя - должность не позволяет. В общем, он выбрал правильный подход.
- То, о чём вы говорите, совсем не хвост, - обиженным тоном, но щерясь во все свои тридцать три зуба, заявил Слава. - Светик у себя?
- Иди уж, - махнула слабо рукой вахтёрша. - У себя.
Славик поскакал через три ступеньки на четвёртый этаж в отсек своей любимой девушки. В общежитии было тихо. Оно и понятно. Лето. Воскресенье. Шесть вечера. Все те немногие, кто ещё не сдал экзамены и не отработал практику, сейчас или ещё не приехали, или уже сидят в многочисленных забегаловках за бокалом прохладного пива или с бутылкой заледенелой Кока Колы, или откисают на пляжах местных ставков. А Светлана, понятное дело, его ждёт. Он и ей несёт долгожданную прохладу в виде ещё двух пачек любимого мороженого.
Вихрем ворвался в отсек, мигом "отприветился" со всеми знакомыми девчонками, торчащими на балконе, тихонько постучал в ЕЁ дверь и вместе с донёсшимся криком "Да!" уже стоял на пороге, раскрыв объятья и пыша здоровьем и оптимизмом.
Визги, улыбки, поцелуи, ещё поцелуи, и ещё до-о-олгие поцелуи, слова нежности и любви, запас которых к ней у него никогда не иссякал. И такое жаркое томное тело, манящее, отделённое от него лишь полупрозрачной кисеёй сарафанчика. Объятья, счастливые глаза, источающие, хотелось верить, всамделишную любовь. Казалось, прошли столетья, как они расстались, а не два дня.
Но, наконец, буря чувств, рук и губ угомонилась, и они, покусывая мороженое, слизывая друг у друга капельки холодного растаявшего лакомства с губ, медленно продефилировали на балкон. Здесь чуть-чуть, но ощущалось мановение ветерка, мгновениями омывающего разгорячённые тела. Июнь подходил к концу, в разгаре были экзамены и сессия. Молодёжь томилась в ожидании долгожданной свободы. А уж тогда - на море, на речку, в лес, ну хоть куда, только подальше от противных учебников и занудных преподавателей. Ближе к солнцу, загорать и купаться! А пока девчонки жарились на балконе.
Славик чуть не поперхнулся мороженым, когда увидел, как же откровенно разоблачились красотки, подставляя, и не без успеха, плечи и ножки солнечным лучам. Не будь рядом Светика, он бы уже делал кому-нибудь массаж (он и по профессии был массажистом) в самых что ни на есть недоступных солнцу местах. На пятках, например.
Девчонки прервались на полуслове, деланно смущённо, оч-чень медленно и неохотно скрыли совсем уж выпирающие выпуклости, обращённые к солнцу. Некоторые вообще не обратили внимания на новоприбывших - Славик был свой человек, некоторых он вообще в солярии в неглиже массажировал. Славик работал в недалёком отсюда классном фитнес-клубе, многие девушки, учащиеся в Академии на престижных платных профессиях (как и Света) имели деньги и желание отдыхать иногда в этом клубе.
- ...А я тебе говорю, что есть в нашем отсеке Барабашка, - продолжали прерванный разговор девчонки. Говорила Анютка, раскинувшаяся на матрасе прямо на балконе. Говорила она как-то сонно, нехотя. Спина, смазанная кремом для загара, блестела, лифчик был расстёгнут. - Не веришь - спроси, вон, у Ленки.
Ленка, сидящая на порожке, встрепенулась. Она читала какую-то книгу, подставляя лучам солнца красивые длинные ножки.
- А? Что?
- Та вот Анька говорит, что у нас в отсеке глюки поселились, - хохотнула Наташка, спорившая с Аней.
- Ну, не глюки, а привидение, - словно говорила о какой-то безделице, пожала плечами Ленка. - А что тут такого? Они, почитай, в каждом отсеке есть.
Наташка фыркнула. Но тут подала голос Танюшка, развалившаяся рядом с Аней и до микроразмера ограничившая свою юбочку с целью основательно закрасить бледность умопомрачительных ножек, с чем она прекрасно справлялась. Таня достала сигарету, Славик тут же поднёс горящую зажигалку.
- А что, Ната, он к тебе не приходил?
- Кто - "он"?
- Ну, барабашек этот. Кажись, к каждой здесь он уже приходил. Ко мне, в Аньке, к Ленке, к Светке, - тут Света чуть вздрогнула, будто вспомнила что-то страшное. Славик это почувствовал, вопрошающе заглянул ей в глаза - его девушка ничего такого не рассказывала! И увидел в глазах сквозь радость и любовь ускользающие боль и страх. Брови его приподнялись. Надо будет потом с ней поговорить, успокоить, ободрить, помочь развеять эти глупые детские страхи. А Танюшка тем временем продолжала. - И к тебе придёт, не беспокойся.
- Уж успокоила так успокоила, - фыркнула Наташка. - "У вас на стройке несчастные случаи были? - Нет. - Будут!"
- Ольку вон вообще душил, рассказывала, помнишь? - продолжала Танюшка. - А я тебе вот что расскажу. Со мной то было. Остались мы на прошлые выходные с Настюхой в общежитии. Ночь. Киношку я у Настёны смотрела, и как-то задремала. Отсек на замок закрыт, тихо. И вдруг стук какой-то, словно в дверь стучат. Причём в мою - она же рядом, я стук в свою дверь знаю, не спутаю.. Я ещё и подумала - может, кто по балконам забрался? Выглянула - никого. Думаю, почудилось. И дальше кино смотрю. Снова стук. Я бегом открыла дверь, проверила отсек. Никого. Дверь закрыта входная. Ну, думаю, шутники, быстро же вы по балконам лазаете, подстерегу-ка я. Настюхину дверь полностью не закрыла, в щелку подсматриваю, - голос Танюшки срывался, она закурила новую сигарету - видно было, что волновалась, переживая ТОТ ещё страх.
- И что? - поторопила её Наташка. - Постучали?
- Постучали, - бросила Таня. - В дверь. В мою...
- И кто же это был?
- Не знаю! В отсеке никого не было.
- ?!
- Стучали-то ИЗНУТРИ.
* * * * * * * * * * * * *
Тишина повисла на балконе. У Танюшки окно было заделано решёткой, чтобы воры не залазили. До одного места, что этаж четвёртый. Всё равно лазят.
Славик хохотнул. Надо же было такое придумать! Танюшка и уже и Наташка строго стрельнули в него глазами. У него так и висело на языке "пить надо меньше", но это, видать, у него на роже было написано, так что Танюшка его предвосхитила:
- Думаешь, я сама тогда не подумала, что этого не может быть? Я перепроверилась, со страху Настю разбудила. Мы взяли ножи и пошли проверять, кто или что это может быть. А когда я уже достала ключи, чтобы открыть дверь, и уже думала, что это мне всё привиделось, тут в дверь что-то ка-а-ак грохнет! Мы с Настюхой - наутёк. Только утром просила Яшку открыть...
- И что?
- Ничего! Ни знаков никаких, ни посланий, ни следов, всё на своих местах, будто никого и не было здесь.
- Потому что и не было, - проворчал Славик.
- Не веришь? - стала заводиться Танюшка. - У Насти спроси. Когда приедет.
- Вон, хлопцы мои знакомые, отсюда же, - продолжил Славик. - Живут на пятом этаже. У них над головами кто-то по крыше начал ходить зимой. А живут они в угловой комнате и там ну никак не походишь, на крыше-то, разве что под шифером по-пластунски. Они тоже - "барабашка" мол, полтергейст. А выяснилось - ветром шиферину сдуло и ремонтники лазили, чинили.
И начался спор! Конечно, здесь были все добрые знакомые, смешное граничило со страшными случаями, подначивания перемежались бабскими пересудами, прозвучала старая присказка, что общежитие их построили на древнем кладбище, пошли "страшилки" - и пошло-поехало. Славик над всем смеялся, девчонки, до таких вещей упорно серьёзные, шикали на него, подначивали, и скоро подначивания эти стали злить парня, доводя до бешенства. Тут возьми и ляпни кто-то:
- Да ты, смотрю, смелый такой, а на кладбище ночью и не бывал, наверное, ни разу.
- Да тыщи раз! - соврал он.
- И как? Поджилки тряслись, зубы себе чуть цоканьем не выбил?
- Та! - пожал он плечами. - Не страшно нисколечко.
- Бу-у-у-у! Не верим!
- Ах так! - сорвался-таки он. И, уже не замечая лепета Светочки, тянущего его за руку с балкона. - Да я хоть сегодня на местном погосте ночь проведу! Раз плюнуть! - и что-то ёкнуло в душе. Всё. Назад дороги нет. Пацан сказал - пацан сделал. Не ради них, а для себя. Засосало под ложечкой и словно злой хохот послышался с недалёкого - отсюда видно - кладбища. Но миг - и прошло. А девчонкам, видать, всё равно было. Пожали плечами. Мол, все вы , мужики, лапшу на уши вешать мастера, да никто отвечать за свои слова не желает. Одно слово - кобели, горазды лишь языками трепать.
- Не верите? - теперь он доказывал, как давеча это делала перед ним Танюшка. - Слово пацана!
Солнце клонилось к закату, а девчонки разбредались по делам - загорать теперь было не от чего. Пошли и Славик со Светой. Говорили о том, о сём, совсем забыв о разговоре. Сколько её, этой трепотни за день случается? А вот Славик о своём обещании помнил. И, попрощавшись со своей любимой в двенадцатом часу ночи, уходя, как всегда шепнул ей на ушко:
- До завтра, любимая.
- До завтра, любимый... Только...
- Что?
- Не ходи на кладбище, Слав.
- Не бойся, не пойду, - соврал он ей.
И, выйдя из общежития, направил свои стопы не домой, а решительно зашагал совсем в другую сторону. По дороге, которая выведёт его на погост.
* * * * * * * * * * * * *
Остались позади сверкающие неоном вывески шумных ещё забегаловок и ночных магазинчиков, скрылась в ветвях придорожных деревьев линия фонарей, стихал гам где засыпающего, а где ещё вовсю веселящегося города. Вынырнули из тьмы совсем неожиданно заборы и чёрные остовы домишек. Лишь брёхот собак передавал его по эстафете от одного дома к другому.
Вдруг словно обухом кто ударил - исчезло всё, что окружало его - лишь звёздное небо над головой, чистое, черно-серебристое и далёкие огни многоэтажек. Кресты за невысокой оградкой. Тёмные в ночи разлапистые деревья у могилок. Пугающие своей молчаливостью памятники, словно стягивающие вокруг себя темень. Кладбище. Древнее. Большое. Ночью.
Славик с трудом вдохнул воздух и даже удивился, как он, незаметно для себя, затаил дыхание и прислушивался, выискивая среди привычных звуков что-нибудь зловещее для себя. Кривая улыбка защерилась у него на лице. Ха! "Не верим!" Мы ещё посмотрим - кто кого. Залихватски присвистнув, он решительно промаршировал к ограде кладбища.
Вскоре Славик уже пробирался по извилистой тропинке среди холмиков и могилок, комично кланяясь направо и налево, делая замечания, разговаривая сам с собой.
- Здравствуйте! Как поживаете? Соседи не беспокоят? Что? Замучили музыкой среди ночи? Пожалуйтесь на них в ЖЭК. Здорово! Давно не виделись! Как дела? Поясница беспокоит? Тц-тц-тц. Ну ладно, заходи ко мне завтра. Массажик сделаю. Как рукой снимет. Заживёт как на живом. Извините, ничего, если я здесь пройду? Ой, батенька, а вы заросли совсем, что ж с вами? Следить за собой надо. Ой, спасибочки. Да нет, не стоит. Не, я не пью. Завтра? А завтра - пью! Конечно, загляну, о чём разговор? Упс! - он перецепился через низкую оградку и с грохотом завалился на чью-то могилку, бедную, старую, земляную. Ткнулся лицом прямо в насыпь.
- Тьфу, тьфу! Я вас не побеспокоил? - тут до него донеслось словно из глубин земли то ли глухое ворчание, то ли заглушённый расстоянием рёв. Славик не придал этому значения. Если каждый день у тебя под ногами взрываются брошенные мальчишками петарды, поневоле перестанешь обращать внимание не то, что на далёкие звуки, к тому же непонятные, а и на выстрелы за углом. - Да ладно, не ворчите. Уже ухожу, - он с кряхтением поднялся. Струсил не видимую, а ощущаемую землю с колен, отвесил воздушный поцелуй и побрёл дальше.
Чего он искал? Куда шёл? Он и сам не знал. Уже забрёл в самую глушь почти в центре кладбища, изобилующую посаженными рядом с могилками деревьями и кустами. Звуки города, даже самые громкие, как то незаметно стихли и даже те вездесущие рёвы байкеров здесь словно натыкались на незримую пелену, словно попадали в вату. Зато надвинулись отовсюду другие звуки, неслышимые и незаметные ранее. Даже в самую что ни на есть утреннюю тишь их не учуешь, а сейчас... Сейчас - другое дело. Шелест листьев, звук падающей далеко - далеко капли, кваканье лягушки за тридевять земель. Шорохи, мягкий перестук, даже, может, лишь придуманный, топоток мягких маленьких ножек, босых, детских, ещё неуверенных, словно встал на них второй в жизни раз и идёшь. Идёшь. Идёшь меж могилок по мягкой травке, ищешь мамку. Где же она? Я так хочу есть! Дайте мне молока. Или крови. Мне всё равно. Зубки-то у меня большие и острые. Пусть ножки плохонькие. Но их покушали червячки, когда я спал, а мамочка куда-то ушла! Где же она? Мамочка, я же кушать хочу-у-у.
Фу! Славик аж остановился, замотал головой. Ты шо так гнать! Ну у тебя и разыгралось воображение! Вампир - зомби - вампирёнок - это ж надо такое придумать. А я и не знал, что у тебя вымышление есть. Оно и неудивительно. Здесь и крыша может поехать.
Славик трясущимися руками достал из полной пачки сигарету, нервно закурил. Скептически посмотрел на трясущийся огонёк зажигалки, нервно хохотнул. И ради интереса решил посмотреть, возле чьей же могилки он так струхнул. В неровном свете маленького огонька зажигалки запрыгали буквы, цифры. Рука Славика затряслась ещё сильнее. Он чуть не выронил зажигалку. Кто-то холодным и липким налил ему на спину и даже на сердце. "Алёша Стрельников. 1961 - 1962". Один годик!
Стоп! Фу-у. Фу-у. Дыши глубже. Так. Тихо. Спокойно. И что? Что из этого? Ну, придумал себе вампирёныша и случайно получилось это у могилки годовалого ребёнка.
- Па-па, - детским голосом донеслось откуда-то, казалось, из-под земли.
У Славика волосы на затылке зашевелились и рот начал открываться для крика. Но вдруг ему стало совершенно спокойно. Ха! Да это просто самовнушение! И ничего более. Он усмехнулся, сделав над собой явное усилие.
- Спи спокойно, малыш, - дрожащим от пережитого страха голосом сказал он в пустоту и, чуть не ломая в одеревеневших суставах ноги, сделал первые шаги.
- Па-па, - затихающе, всё так же из-под земли донеслось ему в спину.
* * * * * * * * * * * * *
Он выбрал себе красивенький столик у двух памятников, присел на лавочку, достал из кармана банку купленного по дороге пива и подкурил новую сигарету. Звук открываемой банки в глухой тиши погоста прозвучал как выстрел. Просалютовав памятникам, Слава сделал добрячий глоток, смачно рыгнул, выпустил сигаретный дым.
Ну и что здесь страшного? Ну, тишина, ну, темнота такая, что хоть глаз выколи, хоть и звёзды яркие. Но почему-то свет их сюда не долетает. Словно чёрным саваном прикрыло кладбище, спрятав от глаз случайного прохожего свою ночную жизнь. Ну, слышатся всякие посторонние звуки, но такие же звуки можно услышать и в деревне, и в ночном лесу, и в море-окияне. Главное, что не видится ни зги и чудится всякое. Одно название - кладбище - сразу навевает что-то потустороннее. Сам себе внушаешь свои детские страхи. Потому люди и боятся ночью на погосте быть. Древний страх. Доисторический.
Хмель пива разбежался по жилкам тела, стало чуть веселей и теплей. Славик разулыбался, страхи все исчезли, стало даже как-то скучно. Хотелось крикнуть кому-то в темноту: "Ну что же вы? Где прячетесь? Я же здесь, вот он я! Живой, здоровый и смеющийся над вами, ночные страхи, пугающие детей и пьяниц! Но я не такой. Я в вас не верю. Идите же сюда, покажитесь. Может, тогда я поверю в вас!"
И словно кто-то услышал.
Сначала раздался далёкий тягостный полувсхлип - полувой, словно кто-то наступил нечаянно собаке на больную лапу. Потом ниоткуда, словно из-под земли тонкой кисеёй пополз белый туман, полупрозрачный кое-где аж зелёный. Тихо, вкрадчиво, словно слепое животное тыкающееся во всё головой, этот туман мягко обволакивал стволы деревьев, ласкал кресты и памятники. Как нежный пух, колеблемый любым дуновением ветерка, он медленно, но неотвратимо заползал во все щели, подымаясь всё выше. Вот ноги Славика скрылись в белой кисее, но, словно испугавшись, отпрянула она и всё новые извивы её гигантского тела, стремящиеся куда-то, так же отталкивались от его ног. Это заинтересовало Славика. Он поднял ноги. Тут же земля скрылась под напором белой пелены. Опустил ноги - и туман, как ошпаренный, кинулся наутёк.
- Вот-вот, - назидательно сказал ему весёлый Славик. - Я и другим тоже говорю: "чистота - залог здоровья". Мойте ноги перед и зад.
Но скоро весёлость его потихоньку прошла. Хмель улетучился, сигарета - незнамо какая по счёту - догорела. Сколько хоть времени прошло? Он засветил зажигалку, и с удивлением обнаружил, что его часы, его непромокаемые, непробиваемые, почти вечные с батарейкой, рассчитанной на пять с половиной лет, купленные пол года назад за сумасшедшие деньги настоящие ORIENT - стоят!
- Какого? - он постучал по ним, потряс. Глухо. Стоят на четверти второго. Тю! Он пожал плечами. Фуфло, видать, купил. Хоть и в элитном бутике.
Кладбище, закрывшееся от всего и от всех туманной чернотой, а от Славика ещё и белой кисеёй, оживало. То тут, то там слышались невнятные шорохи, скрипы, звуки. Казалось, шуршит земля, вспучиваясь над пытающимися выбраться из могил мертвецов и стукают крышки памятников, скрипят выдираемые из дерева полусгнившие гвозди и клацает челюстью костяк давно канувшего в Лету человека, вдруг унюхавшего живого среди царства мёртвых.
Зашевелился туман. Заструилась пелена, сгущаясь и растекаясь, словно незримый ваятель лепил из этого тонкого эфира полупрозрачные фигуры и тут же, не удовлетворившись результатом, ударом руки разбивал неудавшееся творение и снова неустанно начинал творить. Поползли к Славику со всех сторон длинные лапы с прозрачными когтями, заковыляли в истлевших саванах мирно до этого спавшие мертвецы, разбуженные запахом живого духа. Зашатались кресты, затряслись памятники мелкой дрожью, тщетно пытаясь сдержать тех, над кем стояли, чей покой хранили столько лет. Заскрипели натужно деревья, качаясь от несуществующего ветра, вытягивая скрюченные узловатые ветви по направлению к дерзкому человечишке, посмевшему сделать вызов их вечному покою.
Волей-неволей, но Славику стало не по себе. Непонятный, безотчётный страх гадкой гадюкой заструился по хребту, заморозил внутренности, укусил сердце. Ему стало жутко, невыносимо жутко. Хотелось закричать, но горло свело судорогой, а из перекошенного рта вырывался только хриплый сип.
Он уже почти отчётливо видел в тумане фигуры подбирающихся - как ему казалось - мертвецов. Вон один словно прыгает к нему. У него нет ноги и правой руки, зато зубы торчат наружу. Вон другой, слепо натыкаясь на кресты, шарит вокруг себя костяшками. Он ничего не видит - у него нет головы! Третий - тот вообще словно мумия - весь закутан в саван, но из-под опущенного на лицо капюшона невидимые смотрят на него глаза, испепеляющие саму душу.
"Как посссс-с-ссмел ты-ы-ы-ы ссмеятьс-с-ся здес-ссссь" - прошипело у него в голове.
У Славика затряслись губы, сердце то падало в пятки, то натыкалось на горло, силясь выскочить из этого склепа ещё живого тела.
Из тумана вдруг вынырнула пара горящих красным глаз. И ещё одна. Невидимые чудища закружили вокруг него, подбираясь всё ближе. Их скрывал туман, но глаза, эти адские огоньки, смотрели прямо на него, в него, вовнутрь! Рык, рёв, хохот. Мёртвые смеялись над ним, пока ещё живым, но чем, чем они могли смеяться?
- Бу-у-у! - ударило сверху. Славик вскрикнул, закрылся руками. Прямо с дерева, всего в десятке шагов от него вперился в него мёртвым взглядом кто-то большой и страшный. Глаза - плошки, не мигая, смотрели в его душу.
Что-то зашелестело совсем рядом. Славик с криком загнанного зверя повернулся на шорох. Плита ближайшего памятника зашевелилась, из-под неё толчками стала выбиваться земля. Кто-то вылазил наружу. Заорали подбирающиеся звери с адскими красными глазами, утробно захохотал туман. И тогда Славик закричал от уже не сдерживаемого ужаса. Лишь хохот загнавшего добычу охотников был ему ответом.
- Ты чего кричишь? - рявкнули у него над головой.
Славик, закрывши голову руками, свалился под стол. Красная пелена заволокла его глаза.
* * * * * * * * * * * * *
- Ты чего кричишь? - чуть раздражённо повторили. Совсем не шипяще-утробно, как туман, не зло-громко, как деревья, не яростно, как подбирающиеся звери. Просто эдак. Как-то по девчачьи. Славик безумным взглядом выглянул из-под стола. На него смотрела непонимающе, вся аж светящаяся в свете вышедшей из-за туч луны, девчушка лет пятнадцати отроду в простом сарафанчике и с дамской сумочкой на плече.
- Прячься, блин! - рявкнул он ей. - Съедят! - и опять укатился под стол.
- Кто? - так же раздражённо, но уже с интересом опять спросила девушка.
- Звери! - завизжал он.
- Какие "звери"?
Не, ну как она не понимает? Она что, не видит, что творится вокруг? Славик обернулся на туман, ожидая увидеть раскрытые пасти, клыки и шагающих зомби, но... Всё то же тёмное кладбище, всё тот же туман. Но никаких мертвяков, никаких шевелящихся крестов. Всё чинно - благородно. Он, сконфузившись, всё ещё недоверчиво выбрался наружу. И тут же узрел красные светящиеся глаза чудищ. Они не ушли! Они его ждут!
- Вон! - завизжал он, указывая трясущейся рукой на подбирающуюся смерть.
- Где? - она обернулась. - А! Тю! Брысь!
С раздражённым мяуканьем и рассерженным шипением промелькнули в тумане силуэты двух здоровенных котов.
- Вон! - опят взвизгнул Славик, закрываясь от глаз - блюдец на дереве. Девушка фыркнула.
- Ты что, никогда сову не видел? - и действительно, словно кто-то сдёрнул с глаз пелену, и Славик различил на дереве силуэт совы, в самом центре которого на него смотрели не мигая два глаза. "Угу!" - поздоровалась с ним птица.
- А вон, - уже неуверенно показал Славик на всё ещё осыпающуюся из-под плиты памятника землю. Девушка с интересом, наклонив голову, посмотрела на это действо. Потом таинственно прижала палец к губам, поманила. Тихо, мол. Горка земли всё росла и наконец, из неё показалась... Славик уже хотел снова закричать, но вовремя осёкся, потому что из горки земли показалась мордочка крота, выползающего наружу лишь по ночам. А кладбище там или не кладбище - это ему как-то по барабану.
- Тьфу! - сплюнул Славик. Крот тут же скрылся. Девушка досадливо притопнула ногой.
- Я ж говорила - тихо, а ты!.. Давно не видела такого, а он тут орёт сначала, потом плюётся.
Пока она ворчала, парень с трудом переводил дыхание. Достал сигарету, долго пытался подкурить. Пальцы тряслись. Он невесело усмехнулся. Так и свихнуться можно. Да, ничего не скажешь. Геро-ой! На кладбище ночью?! Один?! Ха! Брюс Виллис, блин! "Живые мертвецы"! Никогда больше на бабские пересуды не куплюсь! Лучше уж... "Сам себе докажу!" Дебил, блин. Если б не эта девчонка... Да. Девчонка. А ОНА то что здесь делает? Одна. Ночью. На кладбище. И не боится ж. Тут мужик один непонятно зачем очутился, а она подходит безбоязненно да ещё и орёт тут.
- А ты кто? - спросили они одновременно. Усмехнулись.
- Давай ты, - сказал ей Славик. - Я всё же старше.
- А какая тебе разница, кто я? - её брови на, гм, симпатичном таком личике, взметнулись вверх. - Может, ты ещё спросишь, где я и живу и с кем, и что я здесь одна ночью делаю?
У Славика сигарета чуть изо рта не выпала.
- Именно, - только и ляпнул он.
- Ну, с кем живу, я тебе не скажу. А вот если захотел даже в мыслях меня изнасиловать, то на твой счёт у меня вот что есть, - она достала из сумки шокер, сверкнула разрядом. - Так что даже и не пытайся.
Славик поперхнулся, закашлялся.
- Нужна ты мне больно, малявка. У меня девушка есть.
- Ой-ой-ой. У всех у вас, я смотрю, девушки есть. До поры до времени. А вот что ты один на кладбище ночью делаешь? А? Может, ты сексуальный маньяк какой, извращенец в придачу, а? Некрофил?!
- А что, похоже?
- А кто ж вас, мужиков ночных кладбищенских знает? - она хитровато так прищурила глаза. Он опять чуть не закашлялся.
- Ты что, с дуба рухнула?
- И я тебе не малявка!.. - Отрубила она. - А что, не нравлюсь?
Славик опять закашлялся. Вот и пойми попробуй этих баб - то "маньяк", то "не нравлюсь?".
- Я вообще-то домой шла, - примирительно сказала она. - Слышу - орёт кто-то. Ну, я и свернула с дороги посмотреть.
- И не страшно? Ночью одна по кладбищу, а тут кто-то орёт? Да тут действительно мог бы какой-нибудь некрофил своим грязным делом заниматься.
Она пожала плечами.
- Нет. Я всегда домой через кладбище иду. Так ближе.
- И неупокоенные не пугают?
- А чего нас бояться? - она скорчила страшненькую рожицу, потом рассмеялась. - Нет, и в правду, чего их бояться? - она пожала плечами. Хитро стрельнула глазками. - Я вот не боюсь, привыкла. А ты, небось, в штаны наложил? "Вот! Вот!" - визгливым голосом перекривила она его.
- Показалось, - заливаясь краской стыда, опустил он глаза к земле. И обомлел. Он смотрел туда, где, по идее, должны быть ножки этой девушки, но... Их не было! Он медленно поднял глаза. Девчонка уже сидела напротив него за столом. Когда она успела? Парень опять опустил глаза вниз. Красивые ножки были тут как тут - рукой дотянуться можно. Фу, бред какой-то. Мерещится Бог знает что.
- "Показалось"? А что тебе "показалось"?
Он рассказал. Почему-то ей совсем не хотелось врать. Девушка-то - случайный прохожий. Сегодня здесь, а завтра и не вспомнишь о ней.
Когда Слава закончил, она посерьёзнела.
- Да, - махнула рукой, достала из сумочки пачку дамских сигарет, вытащила одну. Славик всё ещё дрожащей рукой дал подкурить. - Бывает здесь всякое. За всё то время, что здесь рядом живу, насмотрелась. Жуткого. Страшного. Необъяснимого. Воры за цветным металлом шарудят, бывало - таблички надгробные снимают. Мафия своих хоронит. Чокнутые, случалось, бегают. И некрофилы, - она опять стрельнула глазками, - бывают. Шатаются, пугают. Пьянь забредает. А кладбище же. Любой шорох за походку зомби примешь. Вот, помню, было у меня однажды. Погнался за мной здесь кто-то. Я его - шокером, а ему хоть бы хны. Схватил за волосы, дышит каким-то смрадом. Насилу чудом вырвалась. Прибежала домой, а бабушка как увидела ("Ага, значит, с бабушкой живёт" - подумал Славик.), схватилась за сердце - и упала в кресло. Я ей: "Ты чего?" А она, мол, посмотри на себя в зеркало. Я - глядь! - а волосы все...
- Что? - еле разлепил губы белый как снег Славик.
- В крови и земле, что. Там, где меня хватали.
- И... и кто же это был?
- Не знаю, - он взглянул ей в глаза и увидел страх. Такой же, как и у себя.
Всё время мерещилось что-то на самом краю зрения. Словно был кто-то рядом. И только Славик взглянёт в ту сторону - тут же исчезало. А потом появлялось вновь. Она заметила.
- Не смотри. Увидишь - свихнёшься.
- Что? Что увижу?
- СВОИХ увидишь. Звать будут. Сам уйдёшь.
- То есть, - но он уже понял, кого имела в виду девушка. Своих уже умерших близких, друзей, родственников. - А ты откуда знаешь?
- Знаю, - она словно стала на много лет старше. - Знаю. Н-дык, а ты-то что здесь делаешь?
- Та так, - потупился он. - Поспорил.
- А-а-а, - улыбнулась она. - Понятно.
Всё - таки странная какая-то девушка была. Бледная, даже почти белая. Может, луна её так освещает? А может, она призрак? Но нет - давал ей подкурить - случайно дотронулся до руки. Осязаемая. Прохладная, правда, какая-то. Но ведь ночь на дворе. А может тоже, как и он, боится. Зато его - ни капельки.
Вокруг были всё те же шорохи, бормотание, ляпанье, словно толпа кого-то бродила невдалеке, сдерживаемая до поры до времени кем-то или чем-то. Но, чувствуя чью-то поддержку, будь то хоть девчушка на восемь - десять лет моложе, уже не так страшно кажется тебе. Даже наоборот. Грудь расширяется, появляется мощь в руках. Защитник, блин, хренов. Не боись, мол, мы, то есть я их всех расшвыряю. Не тронут. Словно с полчаса назад не сидел сам под столом и не визжал от страха.
Уже несколько раз за неспешно протекаемым разговором он обращал внимание на едва различимое далёкое движение тумана, которое, казалось, приближалось и удалялось, словно искало кого-то. И сейчас оно направлялось именно к ним. Он как-то с вызовом, со смешком (только что рассказали друг другу пару анекдотов на тему кладбища, нервно посмеялись) взглянул в это движение.
И смешок оборвался на полуслове, а рот так и не закрылся.
* * * * * * * * * * * * *
- А знаешь..., - тихий, задумчиво - вкрадчивый голос девушки вывел его из ступора. Он, этот голос, стал словно спасительным ветерком, подувшем на балансировавшее на краю пропасти сознание, готовое навечно рухнуть в тёмное, полное страхами, ужасами и может, даже смертью, каверну - так в то мгновение чувствовал себя Славик. Этот голосок словно вырвал его из цепких лап гибели, выбросил в мир реальный. Он спасительно, даже истово уставился на девушку. - Знаешь, есть у тех, кто живёт рядом с кладбищем, - продолжала она, - одна легенда. Да так, даже не легенда, а одна из "страшилок"... Вроде есть на каждом погосте свой хозяин. Или хозяйка.
- Конечно, есть, - пробурчал Славик, не зная, куда девать глаза, чтобы не смотреть ни туда, откуда, казалось, приближалось ЭТО, ни туда, где махали ему прозрачными руками мёртвые, ни на вновь затрясшиеся кресты и памятники. - Могильщики, там, землекопы, может, монашки какие.
- Нет, - мягко поправила она его. - Не те. Не они. А Хозяйка. Настоящая.
Славик пожал плечами. Что можно ожидать от тех, кто живёт у кладбища и видит смерть и мистику каждый день и ночь? Хай и Хозяйка. Какая-нибудь "новая русская" или "новая украинка". Крыша съехала, уже и кладбища приватизировать начали. А что? Смысл есть. Куда ты денешься, если хоронить всё равно надо. Сделает многоярусные могилы, отгрохает зальчик, где сразу помянуть можно, возьмёт всю погребальную суету в одни руки. Хорошие барыши можно нажить.
- И вот, - продолжала тем временем девушка. - Если кто из случайных прохожих или с умыслом каким забрёдших на погост повстречает её, и она с ним заговорит...
Славик тем временем, отчаявшись остановить свой взор на чём-нибудь конкретном, глянул на небо. В самом-то деле, ну не на ножки её, хоть и соблазнительные и симпатичные, уставиться?! Неприлично как-то. Ещё действительно подумает, что маньяк какой-то. Посмотрел на небо - и не узнал его. С небом творилось что-то непонятное. Буро-сизые тучи, словно в ускоренной съёмке, кто-то мешал и гнал от горизонта к горизонту. Тут и там сверкали зарницы, словно пульсирующий лазер на дискотеках. В разрывы то чёрно-смоляных туч, то почему-то белых пушистых облачков проглядывали то солнце (?), то луна. Налетел сначала холодно - колючий ветер, потом сыпануло снежной крупой (это в июне-то месяце?!), потом швырнуло в лицо пригоршню воды, опять ветер - теперь уже жаркий - обдул вихры, и вновь холод, и опять жара. Дурдом! Что у него с головой?! Шарики за ролики - таки поехали? Он опустил от непонятного неба глаза и наткнулся взглядом на лежащие рядом лепёшку снега и крупную градину, тающие и истончающиеся. Точно дурдом.
- ...И после этого пропадает человек, - продолжала, а скорее уже заканчивала девушка. Он как - то за этими природными катаклизмами пропустил всю её "страшилку". "Блин, сколько уже говорим, а я до сих пор имени её не знаю". - Совсем пропадает. Говорят, Хозяйка забирает его к себе.
- Зачем? - пожал плечами Славик. Его взгляд испуганно скользнул по небу. Ничего необычного. Темно. Блестят звёзды. Точно крыша едет. Только как-то тяжко на душе стало. И какие-то жёлтые листья, пахнущие осенью, иные аж бурые от времени, валяются у ног. Тают снежинки.
- Такой человек становится её подчинённым. Но для мира живых он пропадает.
- Та, глупости, - махнул рукой Славик.
Девушка только загадочно улыбнулась.
* * * * * * * * * * * * *
Вновь что-то изменилось во всём, что окружало их. Словно кто-то громадный, незримый дунул, вздохнул как-то - и поколебалась под его дуновением пелена, пошла волнами, словно от кинутого в реку камешка. Закричала совсем по-человечески сова, взмахнула крыльями, сорвалась со своего насеста и, испуганно молотя воздух, унеслась прочь. Из ничего вновь возникло ТО САМОЕ, которое надвигалось. Вновь, но теперь уже неотвратимо, властно, стало приближаться. Славик увидел ЭТО. Захотел закричать, но скулы лишь искривились, а из груди вырвался лишь хрип.
Когда-то давным-давно в детстве он читал книжку какого-то подросткового писателя, Успенского, что ли. Про детские страхи. Там, про зелёные пальцы, чёрную простыню, красные тапочки. Не мог после этого спать ночами. Он верил в эти страшные разноцветные предметы. На ночь чуть ли не как молитву твердил "не приходите, не приходите". Но они приходили. Урчал за дверью "детской" чёрный лимузин, желая увезти его от родных; стучала в окно летающая рука, душащая во сне детей; шуршала в шкафу одежда, которая совсем не одежда. Долго с ним это было, пока, наконец, его мама не заметила его скрываемые от всех страхи и пересидела с ним ночь. В ту ночь он заснул нормально. И они больше не приходили. Славик перестал в них верить. А потом были акулы. Он боялся после какого то "ужастика" про акул заходить даже в лужу. Ведь там были зубастые бестии! Много всего было и в детстве, и в юношестве. Но как-то однажды он провёл целую ночь в подвале рядом с трупом какого-то бедняги, погибшего от пули омоновца в те незабываемые страшные дни октября 1993 года в Москве. Рядом с трупом и десятками крыс, прочуявших кровь. Всю ночь он сидел на этом мёртвом, казалось, ещё шевелящимся, человеке и палкой отбивался наугад на слух в кромешной темноте от прущих на него и его "приятеля" серых тварей. С тех пор он ничего не боялся.
Оказывается, вот где жили они, его страхи. Вот где они копились, где ждали его. И вовсе теперь не страхи это были. Сонм видений, ожиданий, опасений, боязней, на которые он махал рукой и силой воли задавливал поглубже - вот куда они пропадали.
На него шёл Ужас. У него не было тела, не было очертаний, цвета, формы. Он просто был. И он его нашёл. Он долго искал, он ждал удобного момента. Ужас пытался прорваться сквозь сны, но тут что-то выручало Славика - и он просыпался. Здесь же - нет. Здесь Вячеслав не спит. И не сможет проснуться. У этого надвигающегося кошмара было единственное желание - чтобы Слава не смог более никогда проснуться. Ближе. Ближе...
Как можно описать то, что случилось с парнем? Он словно стал маленьким мальчиком, семилетним несмышлёнышем, у которого рядом нет ни папки, ни мамки - никого. А на него идёт здоровенный дядька с тесаком в руках. Бежать некуда - тупик. Слава понимал, что всё это неправда, быть такого не может. Это же просто-напросто кладбище. А вокруг только могилы и деревья. Нет никаких ужасов. Сам себе придумываешь. Сам себя с ума сводишь. Но ничего поделать не мог. Глаза его видели приближающуюся Смерть, скалящую окровавленные клыки и сжигающую адским огнём из несуществующих глаз. А душа его корчилась, словно под пыткой, только в стократ хуже. Ибо у каждой пытки есть свой конец, а у этой впереди - вечность. Кричал внутри себя от боли, корчился от жутких видений, порывался бежать, но не мог. Потому что не во власти уже.
Он уже не чувствовал тела. Душа его, всё ещё цепляющаяся за грешную землю, не знала, что держится всё на том же ужасе.
Пропало всё. Перед глазами были только зубы, жвала, щупальца, полуразложившиеся трупы, дула автоматов и лезвия окровавленных ножей. И впивались уже не в кожу, а в само сознание ледяные и огненные крючья, таща его из бренного тела.
- И-и-и-и-и, - долетел, казалось, издалека, дикий визг. - Бори-и-ись! - словно тонкий детский голосок провизжал ему в ухо. И следом за этим: - Моли-и-ись!
Глаза заволокло красным маревом, но одеревенелый язык, проскрежетав по иссушенному нёбу, как по наитию, преодолевая воистину гигантское напряжение, выдавил из горла хрипом:
- ...Тче на... иже еси на..., - Бу-у-ум! - словно ударило его чем-то по голове и проволкло по камням, обильно счёсывая всеми впадинками и выемками тела по острым валунам. Покорёжило, вывернуло наизнанку. Но ничего. Ни молитва, уже без труда вылетающая хрипом из разбитого рта, ни боль, заполонившая тело, ничего не смогло вернуть сознание в тело, а Ужас повернуть вспять. Он, может, лишь приостановился на время. "Нет! Не хочу!" - забилось в мозгу. С утробным рыком ЭТО кинулось опять вперёд.
Кто-то схватил за плечи сзади. Тонкие женские пальчики с нечеловеческой силой сжали его руки.
- Он чувствует твой страх. Он чувствует твоё поражение. Отринь его! - завизжала с таким же, казалось, ужасом в голосе, девушка.
Слава понял. Он понял, чего хотел Ужас. К парню пришла его собственная злость. "Ах, ты меня хочешь?! Ты душу мою хочешь? А накося выкуси, тварь! Пусть я сдохну от разрыва сердца, но я тебя, падаль, теперь не боюсь. Ну, иди сюда, иди!"
Ужас остановился. Помялся в нерешительности.
- Иди! Иди сюда! - вскочил Слава на трясущиеся ноги. - Съешь меня! - он порывисто шагнул вперёд, от слабости чуть не упал. - Сожри!
Ужас отступил назад, глухо заворчал - и медленно уполз.
* * * * * * * * * * * * *
Парень упал бы, не подхвати его вовремя девушка под руки, усадила на лавку. Славик застонал, перед глазами вспыхивали чёрные круги, сознание с трудом возвращалось в больную голову, во всех членах тела воцарилась болезненная слабость. Он почувствовал, что из глаз льются слёзы облегчения, трясущейся рукой пощупал между ног. Фух, хоть здесь сухо. В рот непостижимым образом влетела сигарета - девушка помогла. Оба облегчённо закурили.
- Кто это был? - хрипло, сплюнув кровью, спросил он. - Или нет, ЧТО это было?
Она долго не отвечала. Тоже, видно было, трясётся от страха. Махнула рукой.
- Вестник. Посланец. Страшила. Много их таких тут бродит.
- Каких - "таких"? - простонал он. - Каких ещё "таких". Нет "таких" в природе. Не должно быть!
- Много ли ты о природе знаешь? - буркнула она. - Поживёшь с нами - позеленеешь.
- Ты - то откуда знаешь?
- А ты думаешь, волосы у меня действительно чёрные? Да я крашу их уже с семи лет!.. Они седые давно... А ты молодец. Не каждый вот так вот выживет после встречи со своим "анти - я".
Он невесело усмехнулся, закурил ещё одну сигарету. "А кто тебе говорит, что я выжил? - спросил он самого себя. - И как после всего этого НОРМАЛЬНО жить?"
Светлело. Кладбище усыпало. Ничего более вокруг не происходило, словно приходящий вестник был последним козырем не упокоенных. Он с девушкой неспешно разговаривали. После третьих петухов белая пелена медленно спряталась в землю, а на смену ей пришёл нормальный утренний туман.
- А бабушка тебе ничего не сделает, за то, что ты ночь где-то всю прошлялась?
- Кто? А-а-а. Та не. Ты просто к нам зайдёшь, и я скажу, что с тобой была.
Славик поперхнулся, закашлялся. Это ж как бабушка должна будет понять? Но долг платежом красен - она всё же его спасла.
- Да ладно, пошутила я. Сиротка я. Вот так. У дяди живу. А ему всё равно. Так что не дрейфь, под венец не потащу.
Они поговорили ещё и, наконец, когда встало Солнце, пошли с кладбища бок о бок, шутя и смеясь, как старые знакомые. Туман всё скрывал, мёртвые мирно спали, и ничего страшного уже не было.
У калитки они остановились.
- Мне туда, - показала она вбок. - Мне через другую дверь. Там ближе.
Они постояли, неловко молча.
- Ну, пока, - просто попрощался он. - Спасибо тебе. За всё. Ты мне жизнь спасла... Хоть адрес дай, что ли. Зайду. С бутылкой. Повспоминаем. Посмеёмся. И не буду к тебе приставать, не бойся. Если не захочешь, - шуткой закончил он.
Она усмехнулась.
- Мы с тобой ещё встретимся, Славик.
Он удивился. Помнится, он не называл ей своего имени. Когда же очнулся, её рядом уже не было. Скрылась в тумане. А куда - неизвестно. Словно пропала вмиг.
- Постой! - крикнул он в пелену. - Конечно, встретимся. Только не на кладбище, - опять попробовал пошутить он.
- Именно на кладбище, - совсем не весело парировала она из пелены, а откуда - не понять.
- Как зовут - то тебя, родная?
- Зови меня просто... ХОЗЯЙКА.
* * * * * * * * * * * * *
Славик улыбнулся. Всё-таки он сделал это! Доказал - прежде всего самому себе, что может перебороть все страхи, какие у него есть. Переночевал на кладбище! Пусть это добавило ему вопросов и много чего перевернуло в сознании с ног на голову, но всё же, всё же.
Парень сделал первый шаг. И словно попал в новый мир. Безмолвное кладбище словно осталось в другом измерении. В уши больно ударило шумом миллионного города, Солнце резко скакнуло вгору, словно там, у ограды, он простоял в раздумье несколько часов. Лучи больно резанули по глазам. Все чувства обострились, в голове забухали молотом боли. Да-а, недёшево даётся кладбищенская жизнь. Надо отдохнуть после этого с недельку.
Славик машинально глянул на часы. Они шли! Время показывало уже полдевятого утра. Всё-таки на погосте ему действительно показалось. Часы остановились?! Ха! Такие, за сто пятьдесят баксов, не останавливаются. Он сунул руку в карман за пачкой сигарет, в которой ещё, по его мнению, парочка оставалось... Но что это? Вместо пачки в кармане оказалось какая - то труха, обрывки, отшмётки. Он вытащил всё это наружу. Это был табак, смешанный с истлевшей бумагой, словно пролежала она на улице под дождём и ветром несколько лет. Как это оказалось в кармане? "Хозяйка" на прощание пошутила? Удивительная всё-таки девушка. Ничего, новую пачку куплю... Странно, куда-то делись бумажные деньги, осталась только мелочь на гривну. Ничего, дома возьму.
Он размашисто зашагал к общежитию. В груди защемило, не терпелось похвастать перед девчонками и выслушать упрёки Светули. Странно, вчера расстались, а чувство такое, что не виделись целую вечность.
Слава маршировал к общежитию, и чувство странности окружающего всё возрастало у него внутри. Он не узнавал окрестностей. Вместо привычных глазу горизонтов теперь были другие, рисунок далёких многоэтажек сменился. Казалось, их стало больше. Но и тут, рядом, вокруг творилось что-то непонятное. Вместо захудалого ларька теперь высился двухэтажный супермаркет, вместо летнего кинотеатра - платная автостоянка. Славик подумал, что это его воображение, но почему настолько реальное? Хотя, после этой ночки... И хоть спать ему совсем не хотелось почему-то, но если больше суток не спать - он знал - тут всякое привидеться может. Так что он решил, что сначала основательно выспится, а потом, он был уверен, не увидит ни этого супермаркета, ни стоянки, ни рекламных щитов, ни вон того воздушного шара с девизом "Россия - твоя Родина. Люби её" Странно. Живём-то на Украине. Так что - морок, наваждение.
Слава Богу, общежитие было всё то же. И всё так же на вахте сидела тётя Валя. Наверное, сменщица ещё не пришла.
- Здрасть, тёть Валь, - опять громыхнул он почти у самого уха. Опять она чуть не до самого потолка подпрыгнула. Кошка, сидящая у неё на коленях, взглянув на парня, странно зашипела, раздула хвост трубой и стремглав кинулась наутёк. - Светик пока у себя?
Тётя Валя раскрыла свой недюжий рот и громовым голосом заявила:
- Молодой человек! Посещения с трёх часов дня! Читайте правила, - она указала на "Правила проживания в общежитии", - И нечего кричать!