Светлой памяти моей матери Ильиной Евгении Николаевны
и моего отца Ильина Виктора Александровича, профессора, доктора технических наук, создателя лаборатории N4 в НИИ Автоматики и Телемеханики (ныне НИИ Управления), Создателя кафедры информационных систем в ВЗПИ(Всесоюзном Заочном Политехническом Институте), автора нескольких книг по автоматике и телемеханике, одного из создателей кибернетики в нашей стране и одного из редакторов первой книги по кибернетике "Кибернетика на службу коммунизму", ветерана войны.
Москва и москвичи в годы войны
Москву бомбили. Третий Рим на семи холмах изнемогал от боли, крови, оглушительных взрывов, вздрагивал от пронзительных сирен, стонал, но не сдавался.
Рушились здания, гибли люди, вспыхивали пожары, но город не сдавался.
Бомбили жестко, неистово, немилосердно. С немецкой тщательностью и педантизмом.
Но столицу России защищали еще неистовее, бойцы стояли насмерть.
Город утопал во мраке. Электричества не было. Окна домов были заклеены газетами наглухо и перечеркнуты черными полосами: крест на крест.
В кромешной тьме пронзительно выли сирены, гудели самолеты, грохотали орудия, и тут и там вспыхивали взорванные здания, освещая улицы ярким пламенем.
Женщины и дети в страхе выбегали из домов и прятались под землю в метро.
А там, в метро, набивалось столько народу, что вздохнуть было трудно.
В полной темноте стояла громадная толпа тихо, молча, без давки и сутолоки.
Молчали и взрослые и дети.
Только иногда эту жуткую тишину нарушал плач грудного младенца. А те, кто был постарше, те уже не плакали а, молча, как взрослые, терпеливо пережидали бомбежку. Дети взрослели рано.
На восточных дорогах от Москвы скопилось несметное количество народу. Транспортных средств не хватало. Женщины и дети пытались поскорее покинуть пылающую Москву, а их мужья оставались, чтобы защищать её.
А западнее дороги были сплошь изрыты окопами, усеяны трупами бойцов и покрыты разрушенными городами и селами.
И в 30-и километрах от Москвы стояли фашистские войска, нетерпеливо ожидая выступления в Москву и парада на Красной площади.
Но парад на Красной площади состоялся, 7 ноября, парад Советских войск!Советские солдаты и офицеры уходили с Красной площади прямо на фронт; на войну, на защиту Родины.
И Сталин желал им скорой победы.
И этот парад имел колоссальное значение для всей страны. На всех фронтах войны, во всех уголках громадной страны советские люди узнавали новости: Москва не сдается! В Москве проходит парад Советских войск! И Сталин руководит защитой Москвы!
Но и на Гитлера этот парад Советских войск на Красной площади произвел впечатление. Шокирующие! Убийственное! Сталин смеялся над ним!
И может быть впервые перед глазами Гитлера, замаячил образ мышеловки.
И впервые его голову пронзила мысль: во что он вляпался? Куда он сунулся? С кем связался?
А память услужливо напомнила о многочисленных пророчествах, о походах на Россию и дальновидный совет Бисмарка: - "Никогда не ходите на Россию войной. Сгинете! Пропадете!"
И Москву все-таки отстояли.
А между тем, на восточном вокзале Москвы, пробирались сквозь толпу высокая красивая женщина, чтобы попасть на поезд, отъезжающий на восток.
Звали её Евгения. В одной руке она держала годовалую девочку Наташу, а в другой чемодан. А в чемодане был билет в Томск, где жила её родная мать Серафима с отчимом.
Муж Евгении, талантливый ученый - изобретатель, Виктор Александрович Ильин, с трудом доставший ей железнодорожный билет в Томск, остался в Москве, чтобы продолжать изобретать автоматические приборы для Советских самолетов и, если придется, защищать Москву от фашистов. В опустевшей Москве продолжали работать многие засекреченные научно-технические лаборатории.
Детский санаторий 1944 -- 1945
Осень 1944. Детский туберкулезный санаторий в тихом сосновом бору Подмосковья.
Здесь собрали больных детей из Москвы и других городов, чьи родители продолжали сражаться на фронтах войны и тыла.
Тихие, испуганные и печальные от разлуки с близкими, они не жаловались и не шумели, и не создавали больших хлопот для воспитателей и врачей. Многие из них перенесли все ужасы бомбежки Москвы, видели дикий ужас в глазах матерей, бегущих среди горящий зданий в бомбоубежище.
Итак, дети лечились от туберкулеза и войны, пока их родители громили фашистов или создавали снаряжение для фронта.
В тихом подмосковном санатории дни текли спокойно и размеренно. В 7 часов утра их будили стаканом ацидофилина, который давали прямо в постель, а затем позволяли выспаться до 8 - 9 часов. Затем был завтрак, прогулки по осеннему лесу, обед и сон на открытом воздухе, на крыше.
4х-летней Наташе особенно нравился утренний стакан ацидофилина и сон на крыше, если стояла хорошая погода.
После обеда детей укутывали во все теплое: пальто, кофты, шапки, шерстяные носки, засовывали их в спальные мешки и выносили на плоскую крышу, где на теплых матрацах они все спали 2-3 часа. А чудесный свежий сосновый воздух, вместе с жизненной силой, вливался в их худенькие тела и наполнял здоровьем их больные легкие.
Хорошо было чувствовать себя здоровым!
Плохо было, когда шел дождь, когда отменялись лесные прогулки и сон на крыше. Тогда у Наташи начинала болеть ножка, жизнь превращалась в кошмар, и не было избавления от этой тупой ноющей боли.
А еще в санатории не было игрушек... Их нигде не было, т.к. все фабрики и заводы работали только на нужды фронта.
И было тоскливо, потому что Наташа скучала по маме, папе, по их любви, теплу и ласке, которых здесь так недоставало. А как можно жить без любви?! Без родных и близких?
Правда, иногда случались мгновения великого счастья. Это - когда приезжала ее красавица - мама, и весь мир становился светлее и прекраснее. Словно фея прошла по земле своей легкой воздушной походкой, одарив всех доброй, мягкой улыбкой и озарив сияющим светом Любви и Красоты. И восхищенные дети, и взрослые долго еще вспоминали этот сказочный свет от ее посещения.
На день рождения Наташи, в начале января 1945 год мама тоже приехала в санаторий, подарив ей плюшевую обезьянку. И это был последний раз, когда Наташа видела маму в своей жизни. А тем временем в детском санатории случился радостный переполох. Всем объявили, что скоро привезут много разных игрушек.
Лица детишек посветлели в ожидании этих чудесных долгожданных игрушек. О них только и говорили, о них только и мечтали.
А маленькая Наташа со стыдом вспомнила свой жуткий поступок, совершенный ею еще в Томске, где они были с мамой в эвакуации и где они жили у бабушки и дедушки. Этот дикий поступок был связан именно с игрушками.
В Томске.
Когда началась война. Наташе было всего полтора года. И всех ужасов фашистской оккупации Москвы она, конечно, не могла помнить. Выехать из Москвы было очень трудно. Поезда на восток все переполнены. А бомбежка Москвы уже началась.
И все - таки отцу Наташи удалось через некоторое время достать им с мамой билет и отправить в Томск, к бабушке и дедушке.
На другой день приезда в Томск, маленькая Наташа поразила всех своим поведением.
В 8 часов утра, как обычно, загудел заводской гудок, призывающий всех рабочих. И вдруг эта маленькая девочка неожиданно вскочила и, словно перепуганный зверек молниеносно забилась под кровать, в самый дальний угол.
Изумленные бабушка и дедушка спросили у Наташиной мамы, что это значит. И мама объяснила, что это - последствия войны и оккупации, когда даже самые маленькие дети, как и их родители, научились чутко реагировать на пронзительные звуки сирены, предупреждавшей москвичей об очередном налете фашистских бомбардировщиков.
Еще некоторое время девочка так же дико пугалась утреннего заводского гудка, но потом привыкла и успокоилась. Тем более что бабушка и дедушка приложили немало усилий, чтобы успокоить, обласкать и полюбить этого раненого войной звереныша. Более того, они души не чаяли в этой черноглазой девочке, быстро научившейся смеяться и проказничать, и забавлять всех своими объятиями и любовью, переполнявшей ее детское сердечко. Никогда еще столько людей не любили ее. А они обожали ее. И баловали и старались накормить повкуснее. И спорили шутливо друг с другом, кто ее больше всех любит, играли и щекотали, и целовали ее голенькие ножки. А маленькая девочка серьезно примиряла их, плохо выговаривая некоторые буквы.
- Эта нозка деде, а эта - бабе.
Это было Время Любви и Счастья.
А когда Наташе исполнилось 3 года, ее стали выпускать одну погулять во дворе, под бдительным присмотром бабушки из окон 2-го этажа.
Во дворе было много детишек. Но все старше ее. И они не принимали ее в свои игры. Слишком мала. И потом, она была какая -- то странная не похожа на них, она была чужая.
Терракт.
И вдруг, одной девочке с их двора родители купили куклу и набор игрушечкой мебели и посуды.
Со всех окрестных домов собрались девочки в их дворе и стали играть этими прелестными игрушками. Сама хозяйка гордо восседала посреди восхитительных, крохотных кроваток, стульчиков и чудесных шкафчиков с зеркалами, иногда одергивая слишком заигравшуюся девочку, чтоб не забывала, кто здесь главный.
Остальные девочки ахали и охали, и восхищенно вздыхали, и угодливо советовали госпоже, куда поставить прелестный стульчик или кроватку, не смея даже дотронуться до всего этого великолепия. И льстили ей всячески, и раболепно испрашивали её соизволения дотронуться до куклы, или хотя бы ("ах!") подержать это сокровище в руках немножко, хотя бы секундочку.
У трехлетней Наташи глаза загорелись неистовым пламенем от лицезрения такой роскоши, когда она медленно сходила с бабушкиного крыльца. И она уже ничего не видела, кроме этого сверкающего чуда.
Она робко попросила этих волшебниц хотя бы только постоять рядом с этой красотой и полюбоваться на нее поближе.
Но девчонки, как по команде, вскочили и закудахтали, как потревоженные куры, и закричали, что она, не дай Бог, может разбить что-нибудь. И что она - противная девочка и характер у нее отвратительный, и что они никогда не допустят ее в свой роскошный рай.
А две наиболее рьяные стражницы этого богатства так сильно стали отталкивать оторопевшую Наташу, и оттеснять подальше, что девочка упала, и чуть было не расплакалась, но сдержалась, а ее черные глаза зажглись черной яростью, и всю ее трясло от дикой ненависти к этим богачам.
Дети не любили Наташу за ее необычно низкий сильный голос странный для трехлетней девочки, за ее непохожесть на них. Она была чужая.
А Наташу все еще колотила бешеная ярость и зависть, и жестокая несправедливость. "Ах, так!!!"
Все произошло так молниеносно, что никто ничего не сообразил и не задержал маленькую террористку, а та схватила первый кирпич, который лежал неподалеку, подбежала к этому проклятому богатству и, размахнувшись, изо всех сил швырнула его прямо на сверкающие зеркала, полированные стульчики, кроватки.
И пока все оцепенело, смотрели на обломки бывшей роскоши, маленькая террористка мгновенно взбежала на бабушкино крыльцо и скрылась за дверью.
Благородные бабушка и мама были в ужасе от случившегося, когда разгневанные жертвы терракта гурьбой забрались на крыльцо и, перебивая
друг дружку, всхлипывая и рыдая, отчаянно орали и вопили, рассказывая одиком терракте, учиненном трехлетней преступницей.
Воспитанные бабушка и мама были в шоке. Их интеллигентные натуры были не в состоянии осознать содеянное зло. И потом, как воздействовать на эту маленькую террористку? Если и было в ней какое - то разумное начало, что казалось маловероятным, то оно находилась в таком зачаточном состоянии, что о нем и думать не стоило.
И все-таки, умные бабушка и мама нашли средство воздействия на этого несмышленыша. Как они это сделали - Наташа так никогда и не
поняла. Но после долгого разговора с ними она стала равнодушнее к блестящим игрушкам, по которым часто сходили с ума дети и взрослые. И перестала завидовать. И запомнила, что самое главное - это Здоровье и Любовь родных и близких людей, и ничего дороже этого нет на всем белом свете.
Возвращение
Ну, а в Подмосковном детском туберкулезном санатории больные дети с нетерпением ожидали обещанных игрушек, говорили только о них, видели их в своих детских сновидениях и мечтах. А Наташа тосковала по своим дорогим и близким, по маме с папой, по дедушке с бабушкой, и ей так хотелось объединить их всех вместе, чтобы жить в нескончаемой Любви и Счастье. И она стала вспоминать, как хорошо им было у бабушки с дедушкой, и как они с мамой уезжали в Москву, и как она не хотела уезжать и плакала, стараясь удержать маму своими детскими ручонками. Но взрослые никогда не прислушиваются к голосу маленьких детей, которым иногда говорит предостерегающий Голос Будущего.
Первое письмо Наташиной мамы в Томск из Москвы
Здравствуйте Дед и Баба!
Мы, конечно, уже давно приехали, но написала я только сейчас. Начну с самого начала.
Про Новосибирск Вам расскажет Сергей. (Младший брат бабушки, офицер, погиб на фронте в последний год войны. Был талантливым художником).
В общем, там нас сажали четверо мужчин. Еле - еле влезли. Не говоря о том, что билет достать почти невозможно. Денег надо было в 6 раз больше, чем у меня было.
Все сделала эта записка от врача и от Сережи.
Я попала в тот поезд, о котором никто и не мечтает. Кроме того, можно иметь и билет и плацкарт, и тоже не попасть.
Сережа и Миша затаскивали чемоданы, причем раньше всех, т.к.
они - высший офицерский состав - вне очереди.
А я с Наткой и с мешком, и у нас вышибли один чемодан и чуть не украли. Я стала кричать, тут оказался начальник вокзала. Он нашел чемодан и помогал мне сесть.
А у меня Натку вышибли из рук. Начальник поезда нашел ее, схватил на руки, кричит, что он прекратит посадку.
Короче говоря, четверо мужчин, все были мокрые, пока меня впихнули в поезд. А Натку, вместе с чемоданами просунули в окно.
А на очереди я была раньше всех. В общем, я навеки запомню эту посадку.
В поезде все места, конечно, заняты, и мне первую ночь пришлось ехать в проходе, хотя Наташу положили на скамейку.
Дальше мне отдали эту скамейку совсем. Но все время, так как много народу ехало, мне пришлось сидеть на чемоданах круглые сутки, чтобы Наташа лежала.
Натка от Томска первую ночь была ужасна. Она меня била, кричала, рвалась обратно к "деде" и "бабе", во сне всех толкала ногами.
В Новосибирске сошли с поезда. Натка не может идти скоро. Капризничает. В общем, я ее довела до Комнаты Матери и Ребенка. Там сказали, что мест нет. Очередь тысячная. Но, прочитав записку, моментально дали место, предварительно искупав в ванне и меня и Натку.
В комнате очень хорошо, прямо замечательно: тепло, чисто и кормят. Но много детей. Я боялась подцепить какую-нибудь болезнь. Натку в общую комнату, где играют все дети вместе, не водила, а посадила ее в кровать и продержала там целый день.
А чтобы ей не было возможности капризничать, я ушла и унесла с собой ее одежду. Она куксилась, а потом заснула.
В следующем поезде Ната тоже хотела капризничать, но уже была тише. Кроме того, там ехали два пассажира, которые ее успокаивали. Она очень дралась с ними, пока один из них не шлепнул ее ремнем по руке, а другой пригрозил "маме отрезать уши, если Ната не будет слушаться".
Она тут же перестала драться, присмирела, притихла и стала тише воды ниже травы. Все удивились произошедшей с ней перемене.
Если в начале поездки мне все говорили, почему она у Вас такая капризная и грубая, то потом эти же пассажиры с ней подружились, читали ей книжки и обещали достать ботинки.
Приехали мы в Москву в 3 часа дня. Никто нас не встретил. Вы не догадались спросить у Сережи, послал ли он телеграмму?
Нам дали носильщика, вернее носильщицу. Но было ужасно тяжело, и я начала реветь. Натка последние два дня в поезде заболела, еле тащилась. Мешок у меня тяжелый. Носильщица бежит бегом, мне надо поспеть за ней, т.к. я не знаю, куда идти. Снесли все в камеру хранения.
И дальше я не знаю, что делать и куда идти. Начало темнеть. Мне стало страшно. Натка плачет, "возьми на ручки". Я еле на ногах стою, в руках тяжелый мешок с маслом, медом, луком.
Ни одной машины нет. То есть есть, но не везут. Мне хотелось сесть посреди улицы и реветь.
Я так к сделала, т.е. ревела, но шла. Все же я решилась ехать на квартиру. Но я не знаю, где это. (НИИ Автоматики и Телемеханики выделил всем сотрудникам громадную коммунальную квартиру в центре Москвы).
Спросила милиционершу. Сели в метро. Вылезли, где нам сказали. Но вот беда: из метро трудно выбраться. Кусочек проехали по движущейся лестнице, это ничего, а кусочек пришлось подниматься самим. С тяжелым мешком. И вот моя Наточка начала реветь во весь голос, "не могу идти".
Какой-то гражданин вынес ее на руках. Вышли на большую площадь. Надо ее перейти. Дошли мы до середины. Натка вцепилась в меня и кричит, "не пойду дальше, машины задавят!"
А машин идет очень много, и совсем почти темно.
Затормозили машины, все ругаются, милиционеры к нам бегут. А тут - "смех и грех!"
Опять взяли ее на руки, перенесли и поставили. Надо было нам пройти два квартала, и потом еще по переулку найти наш дом.
Мы шли так долго и так тяжело, что, как будто идем к Северному Полюсу. (Была зима).
Наташка мне потом говорила: "Мамочка, ты знаешь, я уже молчала, потому что боялась, что ты умрешь!"
Наконец, мы нашли Большой Кисельный переулок и дом N4, что довольно трудно, т.к. абсолютно темно. А народу в это время очень мало, все еще на работе.
Вошли в ворота, а во дворе еще ворота, там проходная, будка и комендатура. (В то время НИИАиТ, как военный объект, работавший для фронта, был засекречен).
Когда мы сказали, кто мы, все очень обрадовались, провели нас в кабинет, забегали, разослали во все концы за папкой. Но потом сказали, что папка наш уехал. Оказалось, он уехал в филиал, и если даже дозвонятся туда, то он приедет не раньше, чем через 3 часа. Так оно и было.
Мы сидели 3 часа. Нас покормили, т.к. Натка заявила, что хочет супу.
Виктор бросил все и приехал. Очень обрадовался, взял Натку и мы пошли в его комнату.
Комната очень хорошая, среди комнат всяких начальников и генералов. Но что в комнате!!! Виктор сам худой и очень оборванный. Вещей почти никаких. Даже тряпок. Посуды никакой абсолютно. Пыль и грязь, т.к. его почти никогда нет дома. Меня взял ужас, как будем жить?!!
Только в день приезда я его и видела. На следующий день я и Натка заболели и довольно серьезно.
Сегодня первый день, как нам стало лучше. Виктор приходит только ночевать, и один раз днем на пару часов. Натка ему очень нравится, он с ней нежен, а ее теперь не узнать.
Я очень жалею, что не продала все барахло. Здесь все есть и дешевле. А вот зато мед - очень дорог, 1000 руб., лук - 120 руб., мясо - 400-500 руб. Жиры дают всякие, кроме масла. Виктор потерял хлебную карточку, и мы теперь обходимся моей. Потом у нас будет хватать хлеба.
Вот молоко - 70-80 рублей. Пока берем для Натки, т.к. папа наш заявил, что для нее ничего не надо жалеть.
Я еще нигде не была, т.к. сегодня - первый день нормальная температура, и ужасно болят ноги.
Багаж еще не получили. Все, что было с нами, все сохранилось. За исключением продуктов, которые съели еще в дороге. Натка ела плохо. Я покупала ей еще молоко и клюкву.
Мама, все, что мое там, продай: туфли и галоши обязательно, здесь можно хорошие купить за 2,5 тысячи. Кожанку обязательно продай, сколько будут давать, и поскорее. А одеяло, если можно выстирать, а если будет возможно, переслать. А если нет, то продать.
Вообще нам здесь плохо не будет, но хочется одеться, т.к. здесь очень хорошо одеты все.
Не сердитесь, что написала не сразу, т.к. не было никакой возможности. Пока, всего хорошего.
Целуем Ната, Женя.
Второе письмо в Томск из Москвы (8/11, 44 года)
Здравствуйте, дед и баба!
Получила Ваше письмо и многочисленные телеграммы и открытки. Голько сейчас могу ответить, т.к. опять была больна сердцем.
Некому сходить на телеграф, который находится два квартала от нас. Но для Вас это непонятно.
Живем мы на 4-м этаже. А у меня с сердцем плохо. Лежала три недели пластом. Мне надо много отдыхать, а это - слишком большая роскошь, потому что жизнь - сумасшедшая.
Приходится летать, как ураган, чтобы хоть часть успеть сделать из того, что надо.
Комната у нас теперь, как игрушка. Уже приобрели письменный стол, детскую кроватку, этажерку, устроили подобие дивана, стол большой и один стул.
Стало так уютно, что все с работы Виктора под разными предлогами заходят посмотреть, и все прямо ахают, как войдут. Такая произошла перемена. Елка стоит до сих пор.
Виктор так счастлив, что мы приехали, что не знает, что с нами делать. Его начальство говорит, что от него сияние исходит от счастья.
Но он совершенно не имеет времени, т.к. работает с 8 до 8. Приходит, 15 минут трясет Натку, которая страшно рада таким экспериментам, 15 минут обедает и ложится спать до 12 часов ночи. В 12 ночи встает и занимается до 5 часов утра. Потом ложится до 7 утра и т.д.
Он пишет диссертацию, потому что это надо скорей. Так продлится, наверное, еще месяца 1,5. Сейчас он назначен начальником лаборатории (НИИ Автоматики и Телемеханики), и будет страшно занят.
Причем, лаборатория сделана специально по его изобретениям. Но блага от этого еще впереди.
Между прочим, его отец получил еще орден, 4-й.
Мы получаем довольно хороший паек, т.е. прямо шикарный. Но так как у меня нет времени и сил ездить в магазин часто, то не могу застать хороших продуктов.
И так, вместо сливочного масла, которое нам следует 2,5 килограмма, приходится брать или подсолнечное масло или маргарин, или сухое молоко.
И так все, особенно плохо у нас с крупой. Я каждый день покупаю на базаре картошку по 25 руб.
Так как сил тратим очень много, надо много и кушать.
В институт я езжу редко (Медицинский институт), так как надо каждый день тратить по 3 часа на дорогу, в трамвае, где изобьют все бока. Так что вечером всю ломает. Сейчас занимаюсь тоже по ночам, готовлю экзамен по фармакологии. Кстати, в Томске занятия были детские сказки, а здесь очень тяжело.
Книг нет. Я достала через Виктора на 5 дней книгу, и так трудно заниматься, прямо ужас.
Все запасы мы уже съели. Натке ничего не дают, кроме обыкновенного пайка, такого, как я получала в Томске и 0,5 литра молока на 2 дня, но молоко соевое. Я ей прикупаю продукты на базаре, иногда молоко 70 рублей за литр, иногда масло, иногда яичко 30 руб. штука.
Я сделала ей анализ крови, и у неё страшно маленький процент гемоглобина - 46, устроить в санаторий ее не удалось. Приходится и здесь всячески выкручиваться. Виктор меня успокаивает, говорит, что скоро полетит на испытания в Ташкент (испытания новых самолетов с новой автоматикой и электроникой), на Украину и на фронт, и привезет что-нибудь из продуктов. Но это сопряжено с опасностью и меня волнует.
Я нигде еще не была, даже у тети Кати. Нет никакой возможности, и не отнесла ни одного письма. Придется просить извинения.
Натка остается одна, или у соседей, когда я ухожу. Иначе ничего не выходит.
Мама, ты пишешь, лучше тратить на еду, чем на вещи. Хорошо тебе говорить, когда ты сидишь дома. А мне такие расстояния приходится делать, а туфли разорвались так, что уж и в починку не возьмут, да и отдать нельзя, потому что переодеть нечего. А здесь все время дождь, и текут ручьи, как весной. Прямо не знаю, что буду делать. Жалею, что оставила те старые.
Натка в валенках, тоже не гуляет. И Виктор совсем босой. Живем надеждами на хорошее будущее, о чем не хочу заранее писать.
Мы сейчас так хорошо все трое живем, что я забываю о всех материальных невзгодах. И во мне находятся силы так мотаться, как приходится здесь.
Натка обожает Виктора, а он ее. Она чудная девка, стала ласковая и не грубая. Она часто вспоминает про деда и говорит, "мама, скажи, чтобы дед сюда приехал!"
У нее теперь много книжек, и она очень много знает на память стихов, и кто придет, она рассказывает.
Мы нашли женщину, которая будет с Наташей гулять и будет держать ее с 7 до 6 вечера, пока я буду ходить в институт. Но за это надо отдавать все детские карточки. Это будет в марте, а весь февраль у меня экзамены, и я буду дома.
Летом надо думать об огороде, так как вопрос с овощами очень тяжелый. Я забыла уже вкус капусты. Мясо нам полагается 5,5 кило, но получить его не удается: за декабрь получила яичный порошок и рыбу кету вместо мяса. Это 80 %. Сладкого нам следует 1800 грамм, хлеба тоже хватает, потому что норма в день на всех троих 550 гр. белого и 850 гр. черного. Кроме того, каждые 10 дней еще по 2 кило белого и 1 кило черного.
Хуже всего с крупой, которую дают очень мало, да и мы еще отдаем в столовую, где обедает Виктор. Крупы дают на всех около 2 кило и 8 кило картошки.
Зато в хозяйстве мы все приобрели. Виктор заказал на заводе кастрюли по 7 литров, алюминиевые. Так что я теперь богачка. И ты представь себе: я сварю такаю кастрюлю на 2 дня, а мы съедим в один день. Потому что едим круглые сутки, ночью занимаемся, энергии тратим много, ну и охота кушать.
Как там Наточка живет? (подруга) Я ужасная свинья, не пишу. Но Вам трудно поверить, что нет никакой возможности, да еще болела сильно. Виктор один раз ночью бегал за доктором. Потому что сердце совсем остановилось, пульса не было. Такая слабость была.
Как Наташины ребятишки? И что слышно от Павлика?
Ужасно неудобно перед Фаней и Миной Наумовной. Я все время думаю о них, как искупить мою вину и отплатить за все то хорошее, что они для меня сделали.
Очень хочу, чтобы дед рискнул и приехал весной к нам, посмотреть, как мы живем. Правда, на это надо силы.
Ну, вот, пока все. Теперь целый месяц не буду писать, хочу сдать экзамены во чтобы то ни стало. И Вы на меня не сердитесь. За Наткой я смотрю, питаю ее на сколько есть возможность. Думаю, что материально нам будет легче. Виктор лезет из кожи. Но только когда?!!.
Кровати у нас уже есть, но самые простые, железные, только у Натки хорошая, от Игоря дочки.
Посуда тоже уже есть, кроме тарелок, чашек и корыта. Присылать нам ничего не надо.
Вот без одеяла плохо. То есть оно есть, но жутко грязное. Хуже всего у нас у всех с обувью. И Виктор ходит в таких штанах, что ужас.
Но все это надо пережить. В ближайшем будущем, я думаю, все будет хорошо. Виктор очень растет на работе. И сейчас надо дать ему возможность спокойно работать и питание. И если выйдет эта работа, которой он занимается сейчас, то мы будем обеспеченны всем. О ней все уже говорят. Пока идет все благополучно. Вот только сейчас нет ни овощей, ни продуктов, ни денег. От получки остается 400 - 500 рублей. Все надо купить на рынке. Но я рада, что мы так замечательно живем с Виктором, как не жили раньше.
Не сердитесь на меня за редкие письма, но нет сил писать чаще.
Крепко целуем Вас
Женя, Натка.
P.S.
Ждем деда к себе. Натка часто о нем вспоминает. Ей хочется всех нас соединить вместе.
Письмо третье в Томск . (1944 г.)
Дорогие баба и деда!
Давно я вам не писала, потому что была очень занята на огороде, а затем переехали на дачу.
Начну с самого начала.
Ну, кажется, тьфу! тьфу!, нам судьба начинает улыбаться.
Виктор блестяще защитил диссертацию. Оппоненты говорят, что он дал мысли, которые будут записаны в историю. Все оппоненты так его превозносили, что Виктор не знал, куда себя девать. Теперь все об этом говорят.
На службе его моментально сделали начальником лаборатории, самой крупной в институте.
И темой работы поставлены все изобретения Виктора. Также пообещали дать ордер на покупку костюма.
Работы у него по горло, но, несмотря на все он взял еще одну, чтобы устроить нас на даче.
С 15 го мая мы живем на даче под Звенигородом и питаемся в санатории. Дача наша просто рай. Вдали от всякого селения прямо в лесу маленький домишко нашей хозяйки на склоне горы, затем под горой - речка по колено, но быстрая, а другой берег - опять гора. Рядом с домом хозяйки - наш игрушечный домик - 10 кв.м. Мы живем самостоятельно.
А у хозяйки 2 коровы, теленок, большой огород, адля Натки - 2 девочки, 4 собаки, 4 кошки, щенки и котята. Около речки - чудесный чистый песок. Во дворе - чистая трава. Кругом лес, где много земляники, малины черники, костяники, и будет брусника и черная смородина.
Тут же, минут 10 ходу, нам дали огород - 200 кв.м. Кроме того, мы посадили огород в Москве - 70 кв.м. только одной картошки. А на даче посадили 70 м2 картошки, а затем - фасоль, свеклу, огурцы, лук, бобы и помидоры, репу.
Виктор весь огород вспахал, а мое дело было посадить и следить в дальнейшем. Но, огород, конечно, неважный, т.к. я до того обессилела и плохо себя чувствовала, что в первый месяц просто пластом лежала. И сразу запустила огород.
Как мы дожили весну, я не знаю! Мы питали только Натку, и несмотря на это задолжали около 4 тысяч.
Кроме того надо было купить семена. Правда, бобы, свеклу, лук нам дала хозяйка. Хозяйка у нас чудная, относится ко мне, как мать. Наташке дали галошки, так как мы все босые.
Если я уезжаю в Москву, она Натку и покормит и спать уложит. Мы берем у нее пол-литра молока за 12 рублей.
Теперь как мы питаемся.
Ходим за едой в санатории, 15 минут туда и обратно. Кормят нас замечательно, и порции большие.
Кормят нас 3 раза в день: утром дают на двоих 800 гр хлеба белого, 80 гр. Сливочного масла, 6 кусков сахара, 49 гр шоколада, и, кроме того, каждый день обязательно какао или молоко - 1 литр. Молоко - редко, но больше какао и каша, или сыр, или творог, или кетовая икра. Все по 80 гр, а каши - полную миску. Это утром.
В 2 часа - обед: суп с мясными консервами, каша с кусочками мяса или рыбы, компот, или молоко, или финики 8 штук.