Третий день остатки нэосской конницы ехали по катувелланским землям. Ехали быстро, нигде не задерживались без крайней надобности, сторонились замков и крупных поселений. Два дня назад Ясон приказал добить раненых: те тормозили отряд.
Солдат местных сеньоров встретили только однажды, но те не решились вступить в бой.
Деревни попадались редко. Некоторые находились возле замков и поместий, но туда наёмники нос не казали, а вот отдельно стоящие встретились лишь пару раз, но их хватило, чтобы запастись продовольствием на ближайшие дни. Отряд разжился пятью телегами, в одной из которых везли тело бригадира Люциуса: Ясон считал своим долгом похоронить офицера на родине.
Сегодня полдня ехали лесами и лугами, не встретив ни одной живой души. И вот, наконец, когда солнце перевалило через зенит, наткнулись на небольшое поселение, раскинувшееся на склоне холма у реки. Восемь домов мирно грелись под жаркими лучами, а водный поток лениво вращал колесо мельницы, пристроившейся на лесистом берегу. Завидев вооружённый отряд, селяне, работавшие во дворах, разбежались по домам.
Наёмники нагрянули как гром среди ясного неба. Всадники носились между домов и угрозами выгоняли людей на улицу. Мужчин было немного, ибо большинство трудилось в поле, их вместе со стариками и детьми заперли в сарае, а шесть молодых женщин оттащили в дом. Селяне не сопротивлялись, но во взглядах их таилась молчаливая ненависть. Феокрит понимал, что отбирая продовольствие, наёмники обрекают деревенских на голод и, возможно, смерть, но девать было некуда.
Ясон велел солдатам пополнить запасы, накормить и напоить лошадей, а сам вместе с бригадиром Маркусом и подручным Кодром отправился в избу к женщинам.
Феокриту и Бассо поручили загрузить телегу зерном. Феокрит нашёл мешки, а Бассо подогнал повозку к амбару, и они принялись за работу.
- Что, весело зерно таскать для господ офицеров? - ехидничал Бассо, глядя, как приятель волочит полный мешок.
- Не трави душу, - огрызнулся Феокрит.
- Да они тут натуральные господа, а мы - слуги. Не будь я в ссоре с отцом, те двое ублюдков по приезду в Нэос конюшни бы пошли выгребать - уж я бы постарался.
- Зато знаешь теперь, как люди живут, каково им. Небось, у папаши-то на всём готовом сидел?
- Верно говоришь, - лицо Бассо стало серьёзным. - Как думаешь, когда они добро это продадут, нам хоть немного перепадёт?
- Ага, держи карман шире.
Некоторое время работали молча. Феокрита распирала досада на офицеров. К запасам продовольствия Ясон и Маркус никого из солдат не подпускали, сами же жрали от пуза. Овёс шёл на корм только их лошадям, остальных потчевали сеном да травой. Кое-какие яства перепадали подручному Кодру, который уже давно служил у Ясона, и двум новым десятникам - Фебу и Хрису, поставленным вместо Феокрита и Рагни, а простые солдаты даже мяса почти не получали, хотя вяленых окороков имелась целая повозка. Среди наёмников зрело недовольство, но пока все молчали. Ясон одним своим видом внушал страх, и когда он смотрел исподлобья маленькими свинячьими глазками, никто пискнуть не смел.
- Гадство, - сплюнул Феокрит, - Посмотри на этих людей. Их и так жизнь имеет во все щели, а тут мы приезжаем.
- И тоже имеем, особенно баб, - Бассо подтащил к телеге очередной мешок с зерном и взвалил поверх других, - Только не мы, а офицеришки, чтоб их демоны в жопу драли!
- И ведь, сколько покорности! Как овцы на убой идут. А сделать ничего не могут: куда простым землепашцам против такой ватаги? Остаётся только убегать или терпеть.
- Верно, ничего сделать не могут. Но будь у них оружие, нам пришлось бы хреново.
- Вот скажи, друг Бассо, - Феокрит остановился и, облокотившись на борт телеги, стал рассуждать, - представим, есть у тебя баба, дети и живёшь ты спокойно, трудишься, никого не трогаешь. А тут заявляются какие-то парни, насилуют твою бабу и отбирают всё, что есть. Чтобы ты сделал? Смог бы с этим жить?
Бассо свалил ещё один мешок и почесал затылок:
- Да хрена бы я позволил. Зубами бы загрыз тварей. Странные у тебя вопросы.
- Понимаешь, я задумываться стал недавно: каково людям вообще живётся?
- А на кой они тебе сдались?
- Сам не знаю. Всю жизнь грабил их, обирал до нитки, даже убивать приходилось, а потом... потом внутри будто что-то перевернулось. Понимаешь? Будто в голову что-то стукнуло, и весь мир стал... как бы сказать, другим, что ли. Это, кажется, тогда в Скархолде произошло. Ну, помнишь, рассказывал? А может, и раньше...
- Ага, - Бассо пошёл насыпать следующий мешок. - Я об этом не задумываюсь. Если надо своих защищать - буду драться. А эти сами виноваты, что трусы и оружием не владеют. Значит, поделом. Другой раз поумнеют.
- Поторапливайтесь, - крикнул им десятник Феб, - чего встал, Феокрит? Работай! Закончите - валите на мельницу, гляньте, что там.
- А какое твоё собачье дело, что я встал? - огрызнулся Феокрит. - Ты-то хрена ли тут ходишь, задрамши нос?
- Ты у меня договоришься, Ясону скажу, - пригрозил Феб.
Он почесался. "Вши. Проклятье! Все мы тут шавки вшивые под этими двумя скотами, которые с девками сейчас развлекаются, пока мы спины рвём". Стало так обидно, что захотелось всё бросить и уйти - неважно куда, лишь бы подальше отсюда, и не видеть больше ни Феба с Хрисом, ни, особенно, Ясона и Макруса. Но он знал, что просто так удрать не сможет и, поджав губы, вновь принялся за работу.
Когда телега была нагружена под завязку, Феокрит и Бассо нашли в деревне ещё одну, запрягли в кобылу поупитаннее и отправились к мельнице. Спускались по зеленому, залитому солнцем склону. Трава колыхалась от лёгкого ветерка, стрекотали кузнечики, а бабочки и мошкара кружились неугомонной сворой.
- Ну так что делать будем? - спросил Бассо. - Сколько можно терпеть произвол?
- А что предлагаешь? - Феокрит вёл под узды лошадь, погрузившись в безрадостные мысли.
- Завалить гадов. Не знаю, как у тебя это получается, но тебя люди слушают, за тобой пойдут. Только слово скажи - этих троих прирежут.
- Не так всё просто.
- А хрена ли сложного-то?
Феокрит отмахнулся:
- Ладно, и без тебя знаю. Думаю я, думаю! Имей терпение.
Двухэтажное здание мельницы пристроилось у самой воды. Деревянная туша колеса размеренно вращалась в непоседливом потоке, что бежал между пологих лесистых берегов. На первом этаже находились ворота, на втором - вход, к которому вела длинная лестница.
- Не спеши, - остановил Феокрит друга, когда тот собирался взбежать по лестнице.
Феокрит достал топор, а Бассо вытащил меч. Медленно ступая по скрипучим порогам, Феокрит поднялся наверх. Прислушался: за дверью работал механизм, никаких посторонних звуков. Тогда Феокрит легонько толкнул дверь - она оказалась не заперта - и стал пристально всматриваться в темноту. В воздухе стояла пыль, шестерни мельницы всё так же гудели и постукивали.
Переступив порог, Феокрит оказался в тёмном, душном помещении. Краем глаза он уловил резкое движение, сбоку скрипнули половицы, тень метнулась к нему от стены. Феокрит отскочил в сторону с одновременным замахом топора. Большая фигура закрыла собой дверной проём. Удар. Крик. Феокрит понял, что топор рассёк ключицу здоровенного мужика. Перед самым носом блеснуло железо: тесак, нацеленный в голову наёмника, вонзился рядом в стену. Ещё удар. Тело обмякло и с грохотом рухнуло на пол. Бассо стоял в дверях и ошарашено глядел на нападавшего. Крупный толстяк в фартуке лежал на полу с прорубленным черепом.
Раздался женский визг, а потом в глубине помещения мелко застучали шаги по лестнице, ведущей на первый этаж.
- Туда! - шёпотом скомандовал Феокрит, и оба наёмника двинулись следом за беглянкой, оглядываясь и прислушиваясь.
Внизу было темно. Лучина тусклым огоньком едва освещала ближайшую кучу мешков с мукой. С топором на изготовке Феокрит медленно, почти на ощупь, спустился по лестнице.
У ворот копошилась невысокая фигурка. Заметив наёмников, она вскрикнула.
- Пожалуйста, не надо, не убивайте, - послышался молодой голос.
- Девка! - воскликнул Бассо. - А тот кто был? Небось, мельник? Ловко ты ему черепушку раскроил. Засаду устроил, гад! Повезло же нам!
Феокрит огляделся и прислушался. Большой амбар был завален холщовыми мешками с зерном и мукой. Тёмные углы не просматривались.
- Гляди в оба, - предупредил Феокрит. - Вдруг ещё кто караулит.
Сам же он направился к испуганной селянке. Толстощёкая, веснушчатая девка, ещё совсем молодая, дрожала, прислонившись спиной к створке ворот, и постоянно всхлипывала.
- Не трогайте, пожалуйста, не убивайте, - не прекращала повторять она.
- Тьфу, ты, - сплюнул Феокрит, - нехорошо получилось. Небось, отец её там был.
- Во как! Нам, получается, тоже баба перепадёт,- радостно воскликнул Бассо. - Кто первый?
- Ну уж нет, довольно с меня. - Феокрит запихнул топор за пояс. - Пусть идёт на все четыре стороны. Мы её не тронем.
- Да ты что, друг! Я баб уже месяц не щупал. И ты хочешь такой возможности меня лишить? Головой не повредился?
- Поверь, я не меньше твоего бабу хочу, но боги свидетели, тошно мне вот так. Пусть идёт с миром. Доедем до города - там погуляем.
- Да будь ты проклят! - выругался Бассо. - Что ж это такое-то! Ну тебя в пень! - он ударил кулаком по стене. - Ох, не был бы ты мне другом... Ладно, так и быть. Дерьмо! Пусть катится. Только куда она пойдёт? Тут одна дорога - в деревню. А там - наши.
- Пусть здесь сидит тогда.
Вдруг Бассо замер:
- Слышишь?
- Что? - Феокрит прислушался.
- Орёт кто-то.
Со стороны деревни доносились женские вопли. Оставив напуганную девку, оба наёмника выбежали из мельницы и поспешили к домам.
Когда оба запыхавшихся наёмника добрались до деревни, им открылась следующая картина. На пятачке между дворами полукругом столпились солдаты, в центре стояли Ясон и Маркус, у ног их сидели пять девиц, кто в нижних рубахах, кто совсем без одежде. Шестая в рваной камизе привалилась к стене ближайшей избы и истошно вопила: ладонь её была прибита ножом к доскам. Чуть в стороне от общего сборище два солдата разводили костёр, а на земле сидел подручный Корд, держась за окровавленную шею.
- Что тут происходит, - спросил Феокрит Юстина.
- Вон та хотел подручного прирезать, - ответил тот, кивая на женщину с прибитой к стене рукой. - Ясон распорядился сжечь сарай с людьми, а потом всех баб казнить.
Когда костёр разгорелся, солдаты похватали зажжённые ветки и побежали закидывать их на крышу постройки, в которой были заперты деревенские жители. Солома быстро занялась огнём. Языки пламени резво метнулись вверх по скатам крыши, источая едкий дым. Люди кричали, просили выпустить, кто-то пытался выбить ворота, но те предусмотрительно были заколочены досками. Женщины взвыли пуще прежнего, одна вскочила и бросилась к горящему сараю, но какой-то наёмник схватил её и швырнул обратно на землю. Ясон наблюдала за происходящим, и на его полном, щекастом лице читалось полнейшее равнодушие.
А сарай разгорался, поглощённый буйной стихией, и скоро превратился в огромный костёр. Крики внутри замолкли - никто больше не пытался выбраться. Стропила с треском рухнули.
- Приготовьтесь, - шепнул Феокрит Юстину, Бассо и Трюгге. - Контролируйте десятников и подручного.
Затем направился к Ясону:
- Господин друнгарий, а разреши я этих сук сам зарублю. А то совсем распоясались.
Друнгарий смерил бывшего десятника суровым взглядом маленьких свинячьих глазок.
- Они будут повешены, - сказал он, - но если так желаешь расправы, найди верёвку.
Феокрит подошёл ещё ближе:
- Зачем верёвку? Столько мороки. Может топором?
Ясон оказался на расстоянии вытянутой руки. Рядом стоял Маркус и искоса поглядывал на разговаривающих.
- Прекратить споры, солдат! Иди за верёвкой, - приказал Ясон и снова уставился на пламя догорающего строения.
За время похода Феокрит не забыл старую разбойничью привычку: потайной нож всегда был с ним, прятался в рукаве, готовый в любой момент пойти в ход.
- Ну за верёвкой, так за верёвкой, - Феокрит пожал плечами. Правую руку он завёл за спину.
Дым серым маревом стоял в воздухе. Ясон, уверенный в собственной неприкосновенности, больше не смотрел на наёмника. Обернулся, лишь когда Феокрит оказался в шаге от него. В маленьких свинячьих глазках друнгария отразился ужас, из могучей шеи его струилась кровь, заливая дорогую ламеллярную броню. Следующий удар в горло не оставил Ясону шансов: Феокрит знал, как и куда бить ножом. Друнгарий захрипел, судорожно хватаясь за раны, и рухнул наземь. Женщины завизжали пуще прежнего и поползли прочь. Маркус смотрел то на Ясона, то на Феокрита, соображая, что происходит.
- Ах ты ж сучье отродье, - процедил бригадир, вытаскивая меч, и крикнул солдатам: - Чего встали? Убить предателя!
Но никто не пошевелился. Наёмники всё прекрасно поняли, и теперь ждали, чем закончится стычка. Все они одинаково ненавидели и друнгария, и бригадира, но открыто выступать против них боялись.
Не дожидаясь ответа, Маркус кинулся с мечом на Феокрита. Тот отскочил в сторону. Ещё одни выпад - клинок сверкнул перед глазами наёмника. Феокрит ловко уходил от атак, и здоровый бригадир никак не мог подловить его. Феокрит же нападать не торопился, выжидал. Понимал, что его шансы с ножом против опытного вояки, вооружённого длинным, обоюдоострым мечом, невелики. Оставалось выматывать противника в надежде, что тот окажется не слишком проворным. На это Феокрит и рассчитывал. Но Маркус удивлял своей подвижностью, он кружил вокруг и делал выпад за выпадом, от которых наёмник еле успевал увернуться.
"Это конец", - мелькнула мысль, Феокрит споткнулся и еле ушёл от очередной стремительной атаки. Он чувствовал усталость и уже жалел, что затеял всё это. "Не так надо было". Но идти на попятную поздно.
Новый выпад, и остриё офицерского меча скользнуло по плечу, Маркус снова рванул вперёд, и тогда Феокрит решился: собрал остаток сил и нырнул противнику под руку. На мгновение он оказался вне поля зрения разъярённого громилы Маркуса. Быстрый, незаметный тычок ножом - бригадир вскрикнул, оступился, и повалился на землю, схватившись за бедро, в котором краснела рана. Опомнившись, он поднялся, но Феокрит уже успел достать топор. Хромая, Маркус снова пошёл в атаку, ярость пересилила боль. Клинок снова сверкнул перед носом Феокрита, бригадир же, неудачно опершись на раненую ногу, со стоном припал на колено. Меч его уткнулся в землю. Феокрит не упустил шанс: увернувшись, он бросился на Маркуса и, пока тот поднимался, с наскока вонзил топор в его крепкий череп. Бездыханная туша бригадира растянулась на земле рядом с телом друнгария.
Феокрит стоял над телами поверженных офицеров и оглядывался, вытирая пот со лба. Дышал он тяжело и шумно, в боку кололо, сердце бешено колотилось. Феокрит не знал, что будет дальше.
Но солдаты не двигались с места. Оба десятника испуганно озирались по сторонам, осознавая совою беззащитность без старших офицеров, а Кодр лежал у костра со вспоротым брюхом. Юстин стоял над ним и ухмылялся беззубым ртом, держа в руке окровавленный фальшион. Все взоры были обращены на Феокрита, и он понял, что должен говорить.
- Ну что, бойцы? - он с видом победителя оглядел товарищей. - Нет больше этих ублюдков, некому нас теперь гнобить. Мы свободны. Что делать дальше, решайте сами. Можете забирать свою долю провианта и валить на все четыре стороны. Я же иду в Тальбург, как и было запланировано, чтобы оттуда плыть в Нэос. Кто хочет, может присоединиться. Если идёте со мной, всю добычу делим поровну, никто обижен не будет, даю слово. Но учтите: подчиняетесь мне! Я же со своей стороны приложу все усилия, чтобы мы без потерь добрались до Нэоса. Согласны?
Наёмники загудели, стали переговариваться меж собой.
- Я с тобой, - крикнул Бассо. - Вместе уехали - вместе вернёмся.
- Я тоже, - Юстин вложил фальшион в ножны.
- Трюгге согласен, - кивнул северянин.
Затем вперёд вышел Рагни, усмехнулся сквозь усы и смерил взглядом Феокрита:
- Ну что ж. Ловкий ты малый, гляжу. Из лихих - я сразу понял. Что же делать-то? Ну, ежели будешь делиться и довезёшь нас до Нэоса, я, пожалуй, вступлю в твой отряд.
Остальные не замедлили дать согласие, даже Феб и Хрис подчинились. Впрочем, у этих двух выбор был невелик: многие на точили зуб на "офицерских подстилок", как их прозвали за глаза. Но Феокрит велел не убивать их - лишь урезал долю.
- Что ж, - сказал Феокрит, - если возражений нет, тогда собираемся и поскорее. Огонь может привлечь ненужное внимание.
Более трёх десятков всадников двинулись в путь, везя за собой телеги, набитые зерном. За спиной осталась горящая деревня. Впереди ждал долгий путь в Нэос.
Глава 38 Берт 8
Уже который день Берт ходил в рощу на склоне горы и подолгу там сидел, пытаясь достичь такого же состояния отрешённости, как в тот миг, когда камень, поднявшись с земли, завис в воздухе, до смерти напугав молодого охотника. Сразу после случившегося он побежал к Йэрйану и Лийлнэ и рассказал об увиденном.
- Тут правда живут духи, - заключил он, - они дали о себе знать! Но что им надо от меня?
Йэрйан серьёзно посмотрел на парня, переглянулся с дочерью и что-то сказал на своём языке.
- Это не духи, - перевела Лийлнэ, - это сделал ты сам.
- Я?! - выпучил глаза Берт.
- Именно, - кивнула Лийлнэ, - мы называем это "сила тишины". Многим она недоступна, поскольку мысль их суетлива и беспокойна. Обретается "сила тишины" только в долгих тренировках. Чтобы иметь возможность влиять на предметы, нужно очистить разум, перестать быть вовлечённым в окружающий мир, как бы оказаться вне его. Вероятно, на короткий миг у тебя это получилось. Нередки случаи, когда человек неосознанно входит в отрешённое состояние, и тогда он начинает, сам того не ведая, воздействовать на предметы вокруг, как это произошло с тобой. Кто-то этого даже не замечает, а кто-то приписывает необычные явления духам, не зная истинной причины. Но целенаправленно это сделать непросто. И я, и отец, и многие хранители годами пытаются достичь нужного состояния, но результатов мало. В совершенстве "силой тишины" владеют только те, кого не поглотит Тьма.
- Но почему они не расскажут остальным, как это сделать? Почему они прячутся от людей?
- Это их тайна, а тайны они предпочитают держать при себе. Быть может, боятся, что обретя силу, люди натворят много бед? А может, им просто нет до нас никакого дела.
- Но если у меня получилось один раз, значит, получится и другой? - с надеждой спросил Берт.
- Как знать, - хитро улыбнулась девушка, - попробуй. Я расскажу, что знаю. Остальное - за тобой.
С того дня Берт начал усердно тренироваться. Он нашёл уединённое место недалеко от деревни и проводил там всё свободное время, пытаясь отвлечься от мыслей и эмоций и отстраниться от окружающего мира. Вот только ничего не получалось. Хаос в голове не прекращался ни на миг, и любые старания заканчивались тем, что Берт уносился в раздумья и мечтания, что незаметно пленяли разум и затягивали его в водоворот суеты. Наваливались воспоминания, грусть, чувство вины, которое только и поджидало удобный момент, дабы наброситься на свою жертву, изгрызть маленькими, острыми зубками и впрыснуть в сердце очередную порцию яда. Вина стала главным спутником Берта, она измывалась над ним, преследовала голодным зверем отчаяния, приходила по ночам чёрной фигурой в углу. Остальные покинули его: ни монах, ни Одди больше не являлись в видениях - вина поглотило всё.
Сегодня снова ничего не получилось. Берт сидел и думал о своей жизни, а потом началось... Голодным зверем пришло самоуничижение, заставив страдать. Берт не смог больше находиться наедине с собой и, раздираемый противоречиями, побрёл обратно.
Когда подходил к дому, увидел Лийлнэ. Девушка упражнялась во дворе с мечом, и Берт невольно залюбовался ей. Грациозная мощь чувствовалась в её высокой стройной фигурой, в строгом, худощавом лице с желтизной слегка раскосых глаз, в отточенных, смертоносных ударах, которые она наносила по деревянному болвану.
Закончив комплекс упражнений, Лийлнэ заметила, наконец, Берта, а тот смутился.
- Здорово у тебя получается, - проговорил он, - я бы тоже так хотел.
- Я упражняюсь с мечом с самого детства, - Лийлнэ ловким движением загнала меч в ножны, - будешь тренироваться столько лет, сколько я, тоже сможешь. А как твои успехи?
- Ду ну, - махнул рукой Берт, - ничего. Пусто.
На дворе стояла телега с откинутым бортом, и Берт сел на неё и понуро вздохнул. Лийлнэ подошла и устроилась рядом.
- Не переживай, дело это непростое, - подбодрила она, - научиться сражаться на мечах можно за десять лет, овладеть "силой тишины" - и за сто вряд ли удастся.
- Я думал, это мой путь. Иначе, зачем мне видения?
- Путь не проходят за месяц, путём идут всю жизнь.
- А если я ошибаюсь? Если это лишь глупые надежды, если всё бессмысленно?
- Ты не узнаешь этого, пока не дойдёшь до конца.
- Почему ни ты, ни Йэрйан не можете дать ответ? Вы читаете книги, вы прочли больше, чем мобад из моей деревни - вы должны знать истину.
- Мобады утверждают, будто они знают истину, мы же считаем, что в мире ещё слишком много неизвестного, чтобы говорить об истинах. Мы знаем лишь малую толику всего, и чем больше узнаём, тем больше перед нами встаёт неведомого. А потому, если кто-то утверждает, что знает истину - он врёт, - Лийлнэ улыбнулась.
Берту было сложно вникнуть в её рассуждения, но показывать этого он не хотел, и лишь молча кивнул, однако девушка поняла смущение молодого охотника.
- Людям по ту сторону гор трудно постичь наш образ мыслей, - сказал она. - Мы имеем больше знаний, мы дольше живём, а наша религия, вера в бесконечное Небо, отличается от вашей веры во Всевидящего. Ваши жрецы закрывают людям путь к знаниям, к постижению законов мироздания. Они решили, будто владеют истиной, хотя на самом деле идут путём невежества. Мы с вами разные не только внешне, а потом наш народ давно отгородился от вашего. Но отец прав, когда говорит, что в тебе есть частица Неба. Сложно объяснить, что это, но оно есть. Я знала многих из вашего народа: среди них мало кто задумывался о том, о чём размышляешь ты.
- Я всегда верил мобаду, он рассказывал много историй, это было так... интересно. Неужели он всё наврал? А что такое Небо, о котором вы говорите? Это ваш бог?
- Небо - это не бог. Боги обитают здесь, вокруг нас, они - в реке, в травах, в деревьях, в солнечном свете, а Небо... - Лийлнэ на миг задумалась, устремив взор в голубую высь, - Небо - это начало всего, то, что наполняет окружающий мир жизнью, силой движения и сутью. Предсказания говорят о времени, когда Небо исчезнет, именно тогда наступит Великая Тьма, после которой прекратит существовать всё. Но это будет очень нескоро.
Они сидели на телеге, а из дома, где хозяйничала Ин, тянуло ароматным запахом готовящейся похлёбки, у Берта слюнки потекли, но сейчас его мысли были тяжелы, обуяла тоска по прошлому.
- Я скучаю по дому, - произнёс он, - по дому, которого больше нет. Когда меня отправили на рудники, я будто перестал жить. Моя жена вышла за Бруно Мельника. Она, родители и соседи до сих пор думают, что я мёртв. У вас хорошо, но... - он замолчал.
- Понимаю, - сказала Лийлнэ, - тоска по дому всегда тяжела, я тоже некоторое время жила на чужбине.
- И всё-таки у тебя есть дом. У тебя есть предназначения, есть смысл.
- Однажды ты найдёшь новую семью, обретёшь новую жизнь и смысл.
- Или смерть на чужбине. Ты же понимаешь, если пойду на край земли - сгину. Смерть ждёт меня, они зовут - те, кто погиб по моей вине. Они ждут. Не могу избавиться от этого чувства.
Лийлнэ положила руку на плечо Берта:
- Не казни себя, однажды ты увидишь свет впереди. А пока... а пока не забывай, тебе ещё убираться в хлеву, - Лийлнэ задорно подмигнула, улыбнувшись, - так что некогда рассиживаться.
Берт улыбнулся в ответ. От её улыбки веяло заботой и теплом, и даже когда Лийлнэ посмеивалась над ним, это не обижало. От сердца немного отлегло. Девушка была права: Берт имел кое-какие обязанности по хозяйству, за что его кормили, и не гоже от них отлынивать. Йэрйан обещал в скором времени, когда парень окончательно выздоровеет, дать больше обязанностей и платить жалование. Кроме того, подходил срок полевых работ, и Йэрйан рассчитывал на помощь Берта.
Но молодому охотнику всё было грустно, слишком тяжкий груз лежал на душе. В последнее время возникла ещё одна проблема: Берт чувствовал, что неравнодушен к Лийлнэ. Он испытывал то же самое пять лет назад, когда родители обвенчали его с Хеймой. Но лицо Хеймы стало забываться, а Лийлнэ постоянно находилась рядом. Хотелось почаще видеть её, хотелось обнять, прижать к себе и так сидеть долго-долго. Вот только они были слишком разные, да и такая девушка, как Лийлнэ, никогда бы не посмотрела на такого труса, как Берт - он в этом не сомневался. Берт мечтал найти семью и снова обзавестись женой, которая скрасит его одиночество, но здесь, среди чужого народа, не было ни единого шанса осуществит эту мечту.
Сегодня Йэрйан ездил в город. Вернулся к вечерней трапезе. Домочадцы, как обычно, собрались за столом, они разговаривали, шутили. Берт уже улавливал отдельные слова и даже фразы, но общий смысл речей пока оставался недоступен его пониманию.
Йэран обратился к Берту, Лийлнэ, как обычно, перевела:
- Есть новости из катувелланских земель. Люди поговаривают, будто Бадагар захватил Нортбридж. Ходят слухи, что он отдал Айерну рудники и половину Вестмаунта.
- Ещё нет. Граф Нортбридский сейчас на войне на юге. Но если верить разговорам, сервы восстали по всему Вестмаунту, поубивали господ и забрали землю, а Бадагар везде посадил править своих приближённых.
- Надо же, в какие времена живём, - качал головой Гвидо, - эх, жаль, меня там нет. Кто б знал, что люди завоюют свободу.
Лийлнэ принялась чём-то говорить с Йэрйаном, тот хмурил лоб и мотал головой.
- Отец не верит, что власть Бадагара продержится долго, - перевела она. - Многие землевладельцы уехали на войну. Когда вернутся, они отобьют территории и перевешают сервов.
У Берт сердце забилось быстрее. Ведь если сеньоров прогнали, значит, ему больше не было нужды скрываться, ему не грозили преследования и новая каторга, и клеймо теперь не сделает его изгоем в родной земле! От волнения Берт вертел в руках ложку, аппетит пропал, все мысли крутились вокруг одного. Лийлнэ, Йэрйан и остальные в это время что-то обсуждали на своём языке.
- Значит, я могу вернуться домой? - робко проговорил Берт.
Все обернулись, Лийлнэ перевела его слова.
- Мы не знаем, - сказала она. - Не ясно до конца, что происходит в Вестмаунте. Но уйти ты можешь, когда пожелаешь. Ты не пленник, ты - гость. Решать тебе.
- Я бы хотел... - понурился Берт и замялся, не желая показывать свои страхи, - но не знаю как. Дороги опасны для одинокого путника.
- Можно пойти с торговым караваном, - предложил Гвидо.
- Они потребуют денег, - возразила Лийлнэ, - а кроме того, единственный город поблизости, откуда ходят караваны - это Дрёвиш. Не уверена, что Берту стоит там показываться после конфликта с местными влиятельными лицами. Хотя, у меня есть одна идея, - девушка принялась что-то объяснять отцу, тот вначале возражал, мотая головой, но в конце концов, уступил. Затем Лийлнэ снова обратилась к Берту:
- Я могу тебя сопровождать до дома, тут недалеко, дней шесть-семь в одну сторону. Отец дал согласие, сказал, что могу отправиться вместе с Айтрйу. Но не сейчас: скоро полевые работы, мы будем заняты. Если желаешь, можешь ехать сейчас один, или пожить у нас следующий месяц и помочь с уборкой урожая. Отец хочет, чтобы ты остался до осени: нам не помешает лишняя пара рук, а ты заработаешь немного денег.
Берт задумался. Целый месяц! Но деваться было некуда: в одиночку, да без медяка за душой отправляться в дальний путь представлялось глупой затеей.
- Я останусь до осени, - решил он.
На следующий день Берт проснулся рано: даже Гвидо ещё храпел. Берт лежал, глядя в дальний угол, и в темноте снова почудились очертания загадочной фигуры, что постоянно наблюдала за ним оттуда. Но сейчас было не до неё - Берт думал. Как сложится жизнь, что он найдёт у себя дома, как примут односельчане, легко ли будет снова встретить жену и родителей, которые похоронили его? Ещё месяц... Еще не скоро. Но теперь-то он знал, к чему стремиться и чего ждать, отсчитывая дни.
Утро начиналось, как обычно. Берт покормил скотину, а потом запряг быка в телегу и отправился к амбару, дабы отвезти зерно на мельницу. Старик Йэрйан сидел на улице и натачивал серпы, Берт пожелал ему доброго утра на языке тёмных - эту фразу он уже знал хорошо, старик кивнул в ответ. Но не успел Берт открыть ворота амбара, как к ограде подбежал сосед и стал что-то взволнованно рассказывать Йэрйану. Тот встрепенулся, нахмурился, отложил инструменты и поспешил за соседом. Вскоре Берт услышал на улице шум и тоже решил посмотреть, что случилось.
Выйдя со двора, он увидел, как по дороге мимо деревни движется шествие. Ехали телеги, запряженные быками; мужчины, женщины и дети сидели в повозках или шагали рядом, а между ними скакали вооружённые всадники на йрнайнах. Все эти люди были из народа тёмных. Словно целое племя сорвалось с места и отправилось в далёкий путь.
Берт подбежал к дороге, тут уже стояли Йэрйан, Лийлнэ, Ин, остальные домочадцы и работники, соседи - вся деревня, побросав дела, собралась посмотреть на необычное шествие. Селяне выглядели встревоженными.
- Что случилось? - спросил Берт у Лийлнэ. - Кто эти люди? Куда идут?
- К краю земли, - ответила она. - Их вождь утверждает, будто на юге наступила Тьма. Они бегут от неё.
- Это правда? - у Берта всё похолодело внутри.
- Не знаю, - вздохнула девушка. - Отец завтра поедет в столицу, чтобы встретится с учёными. Тогда всё станет ясно.
А тёмные шли и шли, тянулись повозки, ревели быки, плакали дети. И шествию, казалось, не будет конца...
Глава 39 Ардван 7
Люди покойных баронов Рамбрехта и Балдреда покинули войсковой стан, и теперь у Ардвана осталось совсем мало бойцов. Каждый день умирали раненые, слуги забирали тела своих сеньоров и уезжали домой. Лагерь пустел. У других лордов ситуация была не лучше. Могучая королевская армия таяла на глазах, обозы нескончаемой траурной процессией тянулись прочь от гиблого холма и от гниющего поля брани, источающего смерть. А подручные дастура Бахрама продолжали вдохновлять людей на священную войну и славные подвиги. Со дня на день армия должна была двинуться в путь к южным землям, которые по заверениям проповедников уже отданы Всевидящим в руки короля и церкви.
Ардван же всё больше проводил времени наедине с собой. Каждый день, когда выдавалось свободные часы, он уезжал из лагеря и на берегу речушки, что текла в роще неподалёку, находил укромное место под сенью разлапых осин и предавался раздумьям, созерцая бегущий в неведомую даль поток. Сюда не долетал трупный ветер, как не долетали стоны раненых и жадное карканье ворон. Шелест ветвей, зелень высокой прибрежной травы и переливы журчащих вод, вплетаемые в многоголосицу птичьих трелей, приносили успокоение.
Ардван думал о многом: о долге, о словах пленного барона-еретика Бертрама, о собственной вере и выбранном пути. Граф устал, жизнь наваливалась на пожилого лорда бременем нескончаемой череды забот и потерь, давила глыбой тяжкого выбора, которую он не мог столкнуть с места. Хотелось покоя, хотелось уйти далеко-далеко от бед, суеты и невзгод и дожить остаток дней в беспечном, отстранённом от мирских забот безразличии.
У всех, кто вёл войско - короля, дастура Бахрама, герцог Фритландского - имелись свои интересы, ради которого и затевалась сей поход, Ардван же пытался отыскать каплю божественного проведения во всей этой кутерьме. Но не мог: здесь не было ничего священного, война нужна кому-то, но только не ему. Для Ардвана поход стал жертвой, принесённой на алтарь чужих амбиций - жертвой напрасной и невосполнимой. А Всевидящий носился бестелесным духом над бездной людских перипетий, до которых Ему, словно не было никакого дела. Он позволял жить всем: хошедарианцам, еретикам-гараитам, варварам-язычникам, позволял им воевать за Собственную персону, посмеиваясь над безумием нелюбимых детей, будто монарх, что ради забавы сталкивает лбами подданных, или зритель, смотрящий поединок на арене. Вот только на кого Он поставил? За какую сторону Он болел? А может, Он просто хотел почистить землю от зарвавшихся людишек, возомнивших себя носителями Его воли? Ардван давно не верил в Мировое Добро и Справедливость, он верил в силу, власть и долг. Но силы покидали его, во власти он усомнился, и долг перед королём имел всё меньше значения.
В этой войне Ардван терял всё: друзей, подданных, даже собственный замок и землю, которая брошена на разграбление и поругание мятежников, серомордых и Враг знает, кого ещё. Полторы дюжины оставшихся с ним бойцов не могли ничего сделать против вражьих полчищ, и Ардван понимал: скоро некуда будет возвращаться, а может быть - уже некуда.
Сегодня он, как обычно, сидел в высокой прибрежной траве и размышлял, глядя на бегущий водный поток. Думал о бароне Бертраме и его последних словах. Бертраму повезло, он не предал собственную веру и, в то же время, не опозорил свой род: он умер вчера вечером. Умер от травм - предчувствие не обмануло его. Всевидящий избавил этого славного воина от тяжкого выбора. А вот других Господь обошёл Своим милосердием: каждый день проходили казни, где коленопреклонённых, не пожелавших отречься от ереси, изгоняли от очей Всевидящего, а потом вешали.
Ардван так глубоко ушёл в раздумья, что не сразу услышал за спиной шум листвы и хруст веток под ногами. Обернулся. Рядом стоял тот самый юноша, которого он видел в шатре Его Величества. "Что ему здесь надо?" - напрягся Ардван. Появление королевского приближённого ничего хорошего не сулило.
- Приветствую, - сказал юноша.
Ардван поздоровался в ответ.
- Здесь хорошее место, чтобы обрести душевный покой, - произнёс юноша, и граф отметил про себя странный тон молодого человека, почти лишённый интонации.
- Пожалуй, - согласился Ардван. - Мне нравится здесь. Хорошо думается.
Юноша подошёл ближе и, присев рядом, уставился в воду.
- В мыслях нет прока, - произнёс он, - от них только проблемы.
- Порой и правда так кажется. А ты, если не ошибаюсь, Монтан - новый лекарь в свите Его Величества?
Юноша кивнул.
- Много наслышан о тебе, - произнёс Ардван, - и твою... э... свиту.
- Они мои друзья. Их презирают даже простые солдаты, но это не имеет никакого значения.
- Да, многие осуждают.
Юноша посмотрел на графа, и тому стало неуютно от пристального пустого взгляда.
- А ты осуждаешь?
- Это... скажем так, то весьма необычно, - Ардван старался выражаться деликатно: каким бы странным юноша ни был, он - приближённый короля.
- Можешь не изображать вежливость, я знаю, как ко мне относятся, и мне всё равно, - внимание молодого целителя снова поглотила река.
Закрались подозрения. Юноша пришёл неспроста. Ардван изучающе глядел на молодого человека, гадая, чего тот пытается выведать.
- Хорошо, как скажешь. Зачем ты здесь? - в лоб спросил граф.
- Стало интересно. Ты - единственный человек, который бродит в раздумьях, а не развлекается в лагере.
- Это - грех?
- Не знаю. Всякое может быть. Ваши мобады очень странные, они объявляют грехом многое.
- Да неужели? - Ардван усмехнулся.
Казалось, юноша стремился вывести собеседника на опасные разговоры и вытянуть все тайные помыслы. Апологеты уже пытались подобраться к Ардвану - не вышло. А теперь подослали парнишку, который загадочными речами туманит разум, заставляя сболтнуть лишнее? Граф скривился в ухмылке: "Не дождутся".
- Сам-то откуда? - спросил он. - И как умудрился втереться в доверие к королю? Ты же обычный бродячий лекарь.
- Длинная история, - сказал Монтан, - я из замка. Из замка, что на севере, на краю мира. Я долго шёл по западному побережью, пока не оказался в Нэосе. И там мне велели пойти убить вашего короля. И вот я тут.
- И? Ты его собираешься убить? - Ардван удивлённо вскинул брови.
- Уже нет. Это пустое: войны, убийства... Я могу убить любого, но, живя среди людей, я вдруг начал чувствовать радость от того, что помогаю им.
- Что ж, разумно. Все устали от смертей. Но всё же мудрено, как Железноликий столь скоро приблизил тебя к своей персоне, а дастур при этом и слова не сказал. Верно, ты всё же необычный человек.
- Год назад я даже не считал себя человеком. Не думал, что вы и я столь похожи. Сейчас - почти самый обычный. А король... У него не было выбора. Он слаб. Его приближённые слабы, а порой ещё и глупы, как дастур Бахрам.
- Считаешь дастура глупым? Не советовал бы вести такие речи, парень.
- И не его одного: весь поход - глупая, нелепая затея. Кругом столько потерь, боли и страданий! Не понимаю, зачем? Кому-то доказать истинность своей веры? Захватить клочок земли, который всё равно скоро обратится в серую пустошь? Глупо и мелочно. И ради этого проливается столько крови, творится столько несправедливости. Когда я попал в человеческое общество, оно мне показалось нелепым и абсурдным, когда же я ощутил сострадание, в полной мере осознал, сколь ужасен мир. Для чего ты живёшь? Для чего я живу? Прежде я не ценил жизнь, но когда пришлось умереть, понял, что не хочу с ней расставаться. Уверен, другие тоже не хотят. Но дохнут ни за грош. Пытаюсь лечить раненых, но их слишком много, а силы - на исходе, я прирос к земле, стал одним из вас - слабым, немощным.
- Ну а как же вера? - ехидная улыбка играла на лице Ардвана. - Мы воюем, чтобы искоренить ересь, разве нет? Разве это не достойная цель? А как же верность сеньору?
- Ты сам не веришь в то, что говоришь, - произнёс Монтан, и в памяти графа тут же всплыли слова молодого барона Рамбрехта в последней беседе. Ардван перестал ухмыляться, лицо его помрачнело от нахлынувших эмоций. "Они оба правы", - шептал внутренний голос.
- Не рассуждай о том, чего не знаешь, - сухо ответил Ардван, как и тогда.
- Вижу, ты не доверяешь мне. Понимаю: среди людей доверие чревато плохими последствиями.
- Хоть что-то ты уразумел. А ещё плохими последствиями чревата лишняя болтовня. Пусть ты приближённый Железноликого, поверь, это не спасёт от суда апологетов.
- Знаешь, почему я здесь? - спросил юноша. - Мне кажется, тебе нужна помощь.
- Помощь многим нужна.
- И тем не менее, только ты сидишь у реки, не находя мира в душе. Тебе эта война не нужна. Мне - тоже. Хочу уйти, но не знаю куда. Хочу туда, где тишина и покой. У меня есть женщина, которую я люблю, но вернуться к ней не могу. А значит, следует уехать подальше и забыть о ней. Человеческие чувства не приносят счастья - только бередят сознание. Я больше года странствую по землям разных народов и многое повидал. Кажется, с меня хватит.
Сердце Ардвана забилось сильнее, юноша будто читал его мысли, будто заглянул в глубины истерзанной души, нащупал там самые потаённые желания и вытащил их на свет.
- Допустим, мне нужна помощь, - тихо проговорил Ардван, - и это по твоей специальности. Вот только все прежние лекари оказались бессильны. Мой сын с рождения поражён страшной болезнью, его тело искривлено и плохо слушается головы, он не может даже есть без помощи слуг. А он - мой единственный наследник.
Молодой целитель задумался, а потом сказал:
- Судя по твоим словам, у него выборочный паралич. Это не самое сложное, что я лечил.
- Уверен, что справишься с недугом?
- Раньше справился бы. Сейчас - не знаю. Надо пробовать.
- И ты готов ехать со мной на север?
- Верно. Собирай людей, отправляемся сегодня же.
- Ты слишком поспешен, юноша. Да и не могу я нарушить клятву.
Монтан встал:
- Ты сам знаешь, что по-настоящему важно, а что продиктовано нелепыми обычаями и страхами. Долго ждать не стану: я отправляюсь в путь сегодня вечером. Если желаешь поехать со мной, придётся поторопиться.
- Ты просто не оставляешь мне выбора.
- Я даю тебе его.
Ардван знал, что этот юноша поставил на ноги тяжело раненного короля. Разные слухи ходили о необычных способностях молодого целителя, который лечил даже тогда, когда все прочие врачи оказывались бессильны. Хрупкая надежда родилась в душе и в мгновение ока овладела разумом пожилого лорда, не оставляя места ни для чего другого.
- Хорошо, - Ардван поднялся с земли. - Едем.
***
Сумерки опустились на землю. В лагере царила суматоха. Солдаты и слуги суетились, получив внезапный приказ сворачивать палатки. Жалкие остатки войска Ардвана готовились возвращаться домой. Но собирался не только Ардван: узнав о готовящемся отъезде, в шатёр к нему явились граф Снорри Белый и раненый в ногу граф Рагенбьёрн и сообщили о намерении покинуть королевское войско.
- Родственникам стоит держаться вместе, - заявил Снорри. - Думаю, тебе понадобится помощь.
- Тоже желаешь нарушить клятву? - усмехнулся Ардван.
- Ни в коем случае. Просто одни клятвы сильнее других.
А вот Тунберт со своими шестью катафрактами наотрез отказался покидать короля. Ардван собственнолично пришёл в палатку барона, не смотря на неприязнь к нему, которая многократно усилилась в последнее время, и они долго беседовали.
- Ты ранен, барон, тебе следует ехать домой и лечиться, - настаивал граф.
- Я не могу покинуть войско, - качал головой Тунберт, - не могу.
- Оставь свои обиды, сейчас не время вспоминать мелкие раздоры. В конце концов, ты тоже поступил по-свински, когда наябедничал про меня апологетам. Похоже, мы квиты, разве нет?
- Не могу, Ваше Сиятельство. Обиды ни при чём - тут иное. Не желаю оказаться среди предателей, коих вешают на деревьях, и быть изгнанным от очей Всевидящего не хочу. Всё, что угодно, только не это.
"Эх барон, барон, ну ты же трус", - подумал Ардван, но вслух ничего не сказал, распрощался и ушёл заниматься приготовлениями.
У Ардвана осталось восемнадцать конных катафрактов и ещё шестеро пеших, которые потеряли лошадей в бою, а так же сотня наёмников и кнехтов. Раненых он уже отправил домой, но рассчитывал нагнать их в ближайшие дни. Зато у обоих Рёнгвальдов имелось почти триста коленопреклонённых и две тысячи воинов-простолюдинов. С их уходом королевское войско теряло значительную силу. Ардвану не хотелось идти с родственниками жены: большая толпа всегда движется медленнее, а он дорожил каждым днём. Да и не чувствовал Ардван себя с ними в безопасности. Но родственники есть родственник - отказать нельзя.
И вот обозы были погружены и готовы к отправке. Ардван и оба Рёнгвальда со своими коленопреклонёнными выехали с места стоянки и теперь в полном боевом облачении двигались через королевский лагерь. Рядом с графами скакал и Монтан на своей тощей кобылке, казавшейся жеребёнком на фоне могучих боевых коней. Уже давно стемнело, и только свет костров и факелов разгонял ночной мрак.
Путь графам преградило множество вооружённых до зубов всадников. В свете факелов поблёскивали шлемы и наконечники копий, а среди разноцветных сюрко различались белые одежды. "Монахи", - понял Ардван. Но были тут не только монахи, тут были и дружинник короля под зелёными знамёнами, и люди с гербами герцога Фритланского, и много кто ещё. Король и дастур Бахрам быстро прознали о предательстве и теперь вместе с несколькими сотнями катафрактов готовились разбить наголову Ардвана и двух Рёнгвальдов.
Оба отряда остановились друг напротив друга, выжидая.
- Похоже, грядёт ещё одно сражение. Последнее, - мрачно произнёс Ардван. - Я совершил ошибку.
- Похоже, кто-то донёс о нашем отъезде, - предположил Снорри, - скорее всего - ваш человек.
- Ерунда, король не слепой, а его подданные - подавно. Когда столько людей снимается с места, трудно не обратить внимание. У меня одного ещё были бы шансы. Но вывести незаметно две тысячи человек - нет. План с самого начала был обречён на провал.
- Обозы с ранеными идут из лагеря нескончаемой чередой, а с ними - катафракты и наёмники. Нас кто-то сдал, готов биться об заклад.
- Поздно рассуждать. Раз уж ввязались в заваруху, надо думать, как продать свои жизни подороже. При любом раскладе милости от апологетов ждать бессмысленно.
- Я всё улажу, - сказал Монтан.
- Молодой человек довольно самоуверен, - насмешливо заметил Снорри, - мы будем благодарны, если у тебя и правда это получится.
Катафракты короля расступились, и вперёд выехали Годрик, дастур Бахрам и герцог Фритландский. Позолоченная половина лица монарха зловеще блестела в свете факела. Ардван, Снорри и Монтан выдвинулись навстречу. На середине пути между двумя отрядами все шестеро остановились.
- Мои граф - произнёс Годрик, - я прознал о том, что вы без разрешения покидаете мою армию.
- Верно, Ваше Величество, мы должны ехать домой, - ответил Ардван.
- Но как же верность Господу и короне? Неужели клятвы значат для вас так мало?
- Прошу прощения, Ваше Величество, но есть и другие узы, связывающие меня. Я имею долг не только перед вами.
- И вы желаете, поставить свои личные интересы выше воли Всевидящего? - строго спросил Бахрам. На лице его читалось сдержанное негодование.