Раб

синей

лампы

Содержание 1

Раздел 1.

Подраздел 1. " Фрагмент 217 ". 2

Подраздел 2. " Леночка Блинович ". 4

Подраздел 3. " Неотвратимость импликации ". 6

Подраздел 4. " Ракеты средней давности ". 8

Подраздел 5. " ИнтерДат. Виртуально жить не запретишь ". 10

Подраздел 6. " Устройства Plug & Pay ". 13

Подраздел 7. " Японская борьба с умом ". 15

Подраздел 8. " Храм Христа-Смесителя ". 18

Подраздел 9. " eMail'ян Пугачев ". 21

Подраздел 10. " Гормональная эйфория ". 24

Раздел 2.

Подраздел 1. " Эйчь-ти-ти-пи отца своего... ". 27

Подраздел 2. " Star Worms ". 30

Подраздел 3. " Пейзанская башня ". 32

Подраздел 4. " Пельменная "Галактика" ". 35

Подраздел 5. " Министерство печали и информации ". 39

Подраздел 6. " Девочка без персиков ". 42

Подраздел 7. " Каждой твари - по харе ". 45

Подраздел 8. " Кибернетический кризис в Приморье ". 46

Подраздел 9. " Вселенский потоп сознания ". 47

Раздел 1.

Подраздел 1. " Фрагмент 217 ".

Праведно гневаясь, гордо и смело

Двигая горы взад и вперед,

Сволочь чиновная, жмурясь, потела....

- Выборы, видно - микитил народ...

Маленькая комнатушка, которую Аким снимал за ничтожные деньги, была завалена книгами, компакт-дисками, клочками бумаги с обрывками формул и алгоритмов. Более чем скромную обстановку составляли обшарпанный книжный шкаф и довольно корявого вида стол. Продавленное кресло времён модернового минимализма и туповатой простоты линий, своей полуобморочной позой призывало к отдыху на слипшихся поролоновых облаках. Застиранные дрянные занавески на окнах прикрывали пыльные стёкла. Лопухов вздохнул, лениво-небрежным движением скинул с плеч брезентовый рюкзачок и огляделся... Стоящий на столе, собранный из запчастей, приобретенных по случаю на радиоразвалах, компьютер, заунывно шумя вентиляторами, дожевывал, судя по отображаемому на экране индикатору, долгий процесс. Рядом с пожелтевшим телефонным аппаратом, раздражённо подмигивал лампочкой допотопный автоответчик. Кима шлёпнул по клавише на пульте, на ходу потянул свитер через голову, зацепил ногой лямку сброшенного рюкзака и с грохотом брякнулся на замусоренный пол. Страшно выматерившись, кряхтя и охая, растирая ушибленную руку, Лопухов присел на шаткую табуреточку. Ссадина кровоточила, свитер порвался на видном месте, боль и досада выдавили слезы. Автоответчик просипел что-то и, пискнув, голосом Фимы забубнил:

- Лопух, есть клиент, - дядька видный и с баксами, дело для тебя знакомое, надумаешь - звякни...- Поскрежетав кассеткой, машинка замолкла. Поднявшись с табуретки, из тумбочки, подозрительно смахивающей на армейскую, Аким достал открытую бутылку московской, смочил живой водой сероватый носовой платок и обтёр ссадину. Боли не почувствовал - мысли были заняты предстоящим разговором с Фимой. Деньги были нужны давно - хозяйка, крепкая, осанистая бабушка, прогрызла голову напоминаниями о правах и обязанностях, и того и гляди, выставила бы Лопуховское барахлишко за прочные, окованные неизносимой кирзой, помнившие ещё эпоху рисовых пятилеток, врата. А уж там - на площадке второго этажа расхристанной, полуаварийной пятиэтажки, с трудами собранный писюк, пластинка к пластинке подобранная библиотека софт-компактов, гордость и отрада - Zyxel U1496+, старенькая курточка и джинсы не продержались бы и часа, так что, к возвращению Кимы, измотанного поисками пропитания, обшарпанный, с битой керамической плиткой пол, иных украшений кроме плевков и окурков, уже бы не имел. Тщательно соблюдая паузы между надавливаниями на траурно-строгого цвета кнопки бежевого, застойно-надежного тесловского аппарата, Лопухов набрал номер мобильной, модной системы ГСМ трубки, недавно за бесценок купленной Фимой Куглером у подгулявшего предпринимателя-провинциала, в бурном вихре столичных развлечений спустившего всю наличность и устроившего для пополнения оной микрораспродажу носимой на теле техники.

- Вас слушают, - пробулькал Куглер.

- Фима, это Аким, - Лопухов нервно барабанил пальцами по столу. - Я надумал, давай клиента.

- Не спеши, Лопух, - лениво растягивая слова, Куглер явно наслаждался ролью импрессарио. - Клиент спешит, ты торопишься, еще сшибете друг-друга впопыхах, а мои хлопоты понапрасну пропадут... Ты, вот что, Аким, перезвони мне завтра вечерком, обсудим подробности, а сейчас что-то настроение не деловое - с Леночкой в оперу собрались... Или совсем плохи дела, Лопух?

"Вот скотина, хай-тэк менеджер из Козлодуева! Однокурсник, блин..." - Аким оптимистично хрюкнул в трубку и намеренно небрежно выдал:

- Нет, всё окей, Фима, завтра так завтра, все равно мне еще с Орловскими заказами разобраться нужно. Ну ладно, пока, а Леночке привет передавай, надеюсь, помнит меня...

- Завтра, завтра позвони, в семь пи эм! - нервно прокричал Куглер, пошли короткие гудки...

Повесив трубку, Кима достал из тумбочки две упаковки кефира, булку бородинского и кусок граммов в триста ветчинной колбасы в хрустящем полиэтиленовом мешочке, сложил провизию рядом с корейским монитором на допотопный, двухтумбовый стол. Открыв форточку, глотнул свежего, весеннего воздуха, переобулся в пляжные шлепки, и, прихватив полотенце, побрел в комнату с удобствами. Захаровна, строгая и справедливая хозяйка, по-счастью отсутствовала - приближались очередные выборы очередного отца-спасителя-избавителя, и активность, равно как и агрессивность привилегированного в силу перенесенных жутких страданий, (кои, тем не менее, только укрепили тела и нравственность носителей) мощного, животворного и потенциально опасного слоя пенсионеров, резко возросли. Классифицированные по принципу идейной куркульности, очумевшие массы готовы были воспользоваться собственной электоральной стоимостью сполна - с отвратительно бездарно имитируемой наивностью, прижимистые, ленивые, вороватые, но имеющие об себе понятие мужички, благосклонно, и, как-бы нехотя принимали подношения от имени кандидатов, нагло игнорируя логически проистекающие из фактов дарения ограничения на свободу будущего волеизъявления, смело заявляли о собственной неподкупности, подбирая для выражения редких, лаконичных и правильных, в целом, мыслей, энергичные междометия и прочие смачные, животрепещущие знаки препинания. Их невольные антагонистки по половому признаку, слегка не достигшие заветного возраста, а равно и переступившие пенсионный рубикон, и, следовательно, более мудрые и изощренные - дамы, так же не сидели сложа рукава и спустя брюки. Заведенные до отказа пружинки, раскручиваясь, принуждали объемлющие механизмы производить резкие возвратно-поступательные движения, давление на поршни извлекало из луженых цилиндров гортанные, нервно-печальные звуки. Эта идеологическая эйфория подхлестывалась рассудительным бредом в общественном транспорте, немногочисленных очередях в аптеках и кефирных палатках. Жизнь на улицах, площадях и у ободранных подъездов бурлила через край. Казалось, что и снега таяли в силу вышеописанных процессов...

Утершись вафельным застиранным полотенцем, Кима расчесал густые каштановые волосы, и, усмехнувшись отражению в скособоченном зеркале, бодрым аллюром вернулся в свою комнату. Холодный душ встряхнул Лопухова. Напевая, Аким нарезал бутерброды, плотно поел, и, прибрав остатки пиршества обратно в тумбочку, подсел к компьютеру. Долгий и нудный процесс, невзирая на тщедушность 133-его пентиума, таки завершился. Жалкий, как засохший, не успев вырасти, стручок, плод трехдневных калькуляций, файлик длиной ровно в 217 байтов, скромно и одиноко дожидался своей участи в отдельном, затерянном в недрах файловой системы директории. Аким, скопировав файл на дискетку, загрузил простенькую коммуникационную программу. Следя за тем, как набирается номер, жмут ручки модемы, Лопухов как мог, сдерживал волнение, убеждал себя в том, что последняя из трех возможных попытка подключиться к желанной системе, на этот раз будет успешной. Вот и приглашение, выгрузка ключевого файла занимает доли секунды, удаленная система задумывается на целую минуту, анализируя ключ, и, ...

Подраздел 2. " Леночка Блинович ".

Ой, зачем, зачем, повстречалися

Ручки белые, губки пухлые...

Ой, зачем, зачем, обвенчалися

Мысли темные, страсти тухлые...

Лена Блинович, молодая, смазливая девушка, доченька государственного мужа и не менее ответственной жены, пококетничав у роскошного, в тяжелой мореной раме, трофейного баронского зерцала, послав воздушный поцелуй отражению, выпорхнула из помпезной квартиры родителей, легко сбежав вниз по широкой, с ажурными чугунными подпорками отполированных массивных поручней лестницы, кивнув подобострастно улыбающейся дежурной, распахнула тяжелую входную дверь, быстро подошла к новенькому паджерому мицубиси, и, лихо развернувшись, покатила по тротуару к выезду из внутреннего дворика. Выбравшись на оживленную магистраль, не обращая внимания на одобрительные жесты и улыбки счастливых обладателей нашемарок, заняв левый ряд, быстро добралась до места назначенного свидания с новым кавалером - Ефимом Куглером. Фима, в роскошном итальянском полушубке, с букетом экзотических ромашек, разговаривал с кем-то по мобильному. Оставив джип на попечение серьезного мужчины с упреждающей повязкой на левой руке, Леночка, по-кошачьи неслышно подкралась к Фиме.

- Завтра, завтра позвони, в семь пи эм! - раздраженно прокричал Фима и небрежно сунул серую, с форельным отливом трубку в карман полушубка.

- М-я-у! - неожиданно, в правое, розовое после разговора, ухо Ефима, промурлыкала Леночка, впившись полированными коготками в тонкую, заморской выделки, кожу полушубка. Вздрогнув, Фима резко обернулся, и тут же расплылся в улыбке, обнажив ювелирные изделия из современнейших композитов, любовно ограненные дентал-художниками.

- Леночка! - Куглер вручил букет, прильнул к холеной ручке поцелуем. - Мы опаздываем, дивы в истерике, подтанцовка бьет копытами...

Мило чик-чирикая, Фимочка и Леночка, под ручку провальсировали по аллее, образованной стилизованными а-ля "Пушкин & Дантес" фонарями на гнутых коромыслах, к расписным створкам парадного входа здания оперы...

. . .

Выйдя в буфетную во время последнего антракта, Куглер заказал коньячок, и, пока Лена нафуфыривала перышки в дамской комнате, Ефим, сидя за инкрустированным столиком с чистой, добросовестно отутюженной скатеркой, вкусно выкушав рюмку, не спеша посасывал ароматную дольку лимона. Приятное тепло дорогого алкоголя, звучавшие в ушах игривые мелодии, предвкушение ужина в дорогом ресторанчике в компании с милой, фантастически пахнущей Леночкой, чью притягательность многократно умножали распростертые над ней невидимые, но могущественные крылья семейного герба, все это настраивало Куглера на благосклонное, нежное, и щедрое. Полузакрыв глаза, Ефим вспоминал всех тех, с кем ему пришлось столкнуться в жизни - всех этих пьяных хамов-пролетариев, инженеров-самоделкиных, богемно-неопрятных недоучек, карманных бунтарей, пошлых, вульгарных женщин и дорого продающих свою невинность, расчетливых девушек. Всех их, порознь и всем скопом, Фима сейчас прощал, - добродушно, великодушно, как и подобает человеку сильному и цельному...

. . .

Внезапный, тяжелый хлопок по плечу, мгновенно вернул Куглера в грубую реальность. Над Фиминым столиком навис грузный, в добротно слаженном из дорогого сукна костюме, модно стриженный, молодящийся господин. Ефим вскочил, подобострастно протянул моментально вспотевшую ладонь, и, как мог мило, улыбнулся:

- Семен Феофанович, добрый вечер, жутко рад Вас видеть! - залопотал Фима. - Как Вам опера? А супруга Ваша? Довольна ли труппой?

- Помолчи, Кеглер. - резко оборвав Ефима, проигнорировав протянутую руку, Семен Феофанович тяжело опустился на изящный стул. - Присядь-ка.

Куглер быстро сел, прямой спиной и внимательным выражением лица подчеркивая крайнюю степень сосредоточенности...

. . .

Промакнув свеженапомаженные губы салфеточкой, Леночка защелкнула косметичку, и, цокая по кафелю, направилась к выходу из дамской комнаты. Пройдя в буфет, она взглядом отыскала Фиму, легко и изящно вырулив между столиками, подсела к нему. Куглер вел себя странно - озирался по сторонам, стряхивал пепел дорогой сигареты куда попало, как-то криво и униженно улыбался ей.

- Что случилось, Фимочка? - озабоченно нахмурив шелковистые бровки, Леночка узкой ладошкой крепко обхватила левое запястье Ефима.

- Да так, ничего особенного. - Куглер рассеянно оглядывался. - Впрочем, если хочешь, я расскажу, только поедем отсюда куда-нибудь....

. . .

Через двадцать, с небольшим, минут, сидя в уютной полутьме кабачка "У Степана", Фима и Лена, ожидая седло барашка в соусе каприз, закусывали и потягивали легкое менгрельское. Леночка, изящно оттопырив мизинчик, с удовольствием целовалась с хрустальным бокалом, ловко накалывала мельхиоровой вилкой покорные компоненты салата, мило улыбалась, поглядывая то на Ефима, то на разудалого, в косоворотке и шароварах, молодца с курчавой рыжей бородой, выводящего рулады про "стержень" и "за борт ее бросает".

Фима, явно оживившись, судя по-всему раздумал делиться о случившемся в опере, но это было кстати - Леночка придерживалась правила как можно меньше вникать в какие либо подробности чьей либо, за исключением собственной, жизни. Нет, это не было равнодушием - Леночка так искренне и проникновенно сочувствовала чужим проблемам, что у собеседника рука не поднималась нагружать и без того готовое разорваться от жалости "трепетное сердечко". Трудно сказать, откуда у дочки сугубо официальных родителей взялась такая артистическая жилка, хотя и глупо отрицать явную полезность подобного психологического приема для приложений в области общественных отношений. Как бы то ни было - Леночка Блинович вызывала у неискушенных людей нежность и желание беззаветно ей служить.

Минут через пятнадцать подали чудно пахнущее седло. Нежное мясо, истекая соком, с успехом заменяло тусклую лампочку всемирно известного вивисектора - бурное слюноотделение помогало вкушавшим хорошо пищеварить, и активно способствовало растворению пищеводов наблюдателей из числа прислуги. Хищно вспыхнувшие при появлении чудесного блюда томные глазки Леночки, затуманиваясь в процессе насыщения, все более явственно излучали жажду повторения первородного греха. Фима, напротив, умиротворялся и начинал позевывать. Оставшиеся позади треволнения прожитого дня, предвкушение закономерно приближающейся развязки затянувшегося вечера, блаженной ухмылкой растягивало маслянившиеся губы.

Подраздел 3. " Неотвратимость импликации ".

...гадко улыбаясь, развратной походкой подойдя к покорно ожидающей участи

урне для голосования, избиратель опустил в нее свой бюллетень...

- Доступ разрешен. Это Ваш 347-ой сеанс удаленной связи. Приятной работы. - мелодичный девичий голос, с едва заметной вокодерной интонацией поприветствовал вновь подключившегося.

- Дура железная. - Быстро молотя по клавишам, Лопухов поддерживал аудио/кнопочный диалог с только-что обманутой системой. - Самая надежная! Практически неуязвимая! Броня кисельная... - информационные окошки, распахивающиеся менюшки, экранные кнопочки и пиктограммки - вся эта шелуха явно не поспевала за бурным клавиатурным потоком. Рекордная скорость ввода - результат многолетних тренировок по самостоятельно разработанной системе, и ранее - во времена официальных отношений с работодателями, и теперь, на вольных хлебах, позволяла Акиму в открытую манипулировать вверенным компьютером, не опасаясь подглядываний из-за спины - наблюдатель, пытавшийся уловить смысл действий Лопухова, устанавливая соответствие между нажатиями на кнопки клавиатуры и индицируемой реакцией железного мозжечка, быстро уставал кланяться, и, расслабившись, дожидался результатов и возможных комментариев виртуоза.

- Пожалуйста подтвердите выполнение операции. - Далекая синтезированная девушка явно огорчилась - запрошенная привилегированная операция предполагала тотальное перемещение валютных остатков компании, поддерживающей ее жалкую электронную жизнь, на чужой, и потому заведомо неприятный счет. - Операция подтверждена... Транзакция завершена... Спасибо... До следующего сеанса... - Совершенно скиснув, издав прощальный всхлип, абсолютно неуязвимая система аккуратно терминировала соединение.

- Прощай, сиротка! - Лопухов ликовал. - Прощай нищета! Здравствуй достаток! Быстро набрав номер, Кима назвал пароль, получил предполагаемый ответ, и через несколько дрожащих от волнения минут ожидания, под диктовку сипло дышащего в трубку далекого инкогнито, записал адрес и дату встречи с "кассиром".

. . .

Ефим суетливо рылся в ящиках антикварного, мореного дуба, с затянутой темно-зеленым сукном столешницей, трехтумбового чуда на резных, мощных лапах. Из-за полузатворенной, высокой двери доносился приглушенный шум воды - Леночка принимала душ. Куглер нервничал - лихорадочные поиски, необходимость завершения коих стремительно приближалась, не дали ничего - кабинет Игоря Валентиновича - официального папы Леночки, мрачный и необъятный, был обследован всего-лишь на треть, но стол, о котором рассказывал в опере Семен Феофанович Египетский, был прощупан и осмотрен полностью. Закрыв последний тщательно проверенный ящик, Куглер, закусив нижнюю губу, тоскливо осмотрелся.

- Не успею. - Думал Фима. - Здесь и за неделю не управиться, разве что, повезет и случайно наткнешься... а Египетский, идиот, - В столе ищи, Кеглер! - не наводил бы лучше, Тутанхамон разжиревший!

Ефим в последний раз окинул взглядом кабинет, плюхнулся в кресло и с досады шлепнул по морде бронзового льва, подпиравшего глобус-чернильницу старинного набора для письма, занимавшего без малого четверть огромного стола. Неожиданно, с мягким мелодичным звуком, из массивной подставки набора выдвинулся маленький ящичек. Куглер, волнуясь, дрожащими пальцами вынул из него небольшую, похожую на портсигар, плоскую коробочку. Нажав едва заметный полукруглый выступ, Ефим открыл ее. Плоский цветной экран внутри коробочки засиял, освещая крохотные клавиши, раздалось легкое жужжание - миниатюрный компьютер, очнувшись, принялся за дело. Маленькие, но необычайно четкие пиктограммки заполнили экран; плавно всплывшие окошки с сообщениями, информирующими о добром здравии системы, так же плавно растворились, и на передний план, разрастаясь во весь экран, выдвинулось трехмерное изображение человеческого черепа. Глазницы его вспыхнули, излучая красный свет, и Йорик, бесстрастным, с металлическим призвуком голосом, изрек:

- Вам назначен сеанс. Точка подключения - сто девяносто шесть, ноль шестьдесят девять, сто восемьдесят восемь, двести двадцать два. - Ефим едва успел записать продублировавшую произнесенное строчку символов, как экран, плавно снижая яркость, погас, и жужжание прекратилось.

Пытаясь реанимировать машинку, Куглер поклацал по миниатюрным кнопочкам. Тщетно - коробочка не проявила признаков искусственно созданной жизни. Окончательно убедившись в бесплодии попыток разбудить "портсигар", Фима аккуратно защелкнул крышечку миниатюрного компьютера, носовым платком обтер его полированные грани, и, положив коробочку в ящик, преодолев легкое сопротивление пружины, утопил его в углублении подставки письменного набора. И, к своему счастью - вовремя - Леночка, в соблазнительном, открытом до безумия, шелковом халатике, неслышно вошла в папин кабинет.

. . .

Аким, спотыкаясь, едва не упав на грубый, шершавый асфальт перрона, из последних сил рванувшись вслед последнему вагону набиравшей скорость электрички, отчаянно прыгнул и вцепился в скользкие, обтянутые пожелтевшим пластиком поручни. Правый ботинок соскользнул с решетчатого металла, но, больно ударившись коленкой, Лопухов удержался на подножке. Двое мордатых, коротко стриженных, в черных коротких куртках, не последовав примеру Акима, резко притормозили на краю платформы, одноэтажно, но весьма энергично, высказались в его адрес, и, злобно озираясь, затрусили к зданию вокзала.

Проколы с сомнительными заказами не были редкостью для Акима, но до сих пор выстраданное им правило брать часть гонорара авансом, позволяло хоть в какой-то степени компенсировать затраченные силы и время, да и сравнительно некрупные выручаемые заказчиками от осуществляемых с его помощью компьютерных махинаций, суммы, гарантировали мягкий вариант возможных разборок. С последним заказом, с самого начала, все складывалось иначе. Станислав Викторович Орлов, давний клиент Лопухова, пробавлявшийся тиражированием взломанных игрулек, предложил Акиму весьма рискованный проект, категорично отвергая все запросы авансов, но размер возможного вознаграждения ослепил остро нуждавшегося в то время Лопухова сиянием зеленых нулей и оглушил шуршанием накрахмаленных воротников бумажных президентов. Работа предполагалась высококвалифицированная и интенсивная, но, что прискорбнее всего - базировавшаяся на огромной доле тривиального везения - необходимо было с трех попыток силой взять хорошо защищенную систему удаленного доступа high-level менеджмента к ресурсам внешне скромной, не известной широким массам, но распоряжавшейся немалыми средствами компании, и осуществить перевод ее валютных остатков заранее подготовленному корреспонденту. И вот, после совершенно невероятного успеха, когда оставалось лишь получить заветный тяжеленький кейс, на Лопухова "наехали" - за квартал от условленного места встречи, неожиданно выскочив из припаркованной "Нивы", к Акиму ринулись два мордатых парня. Инстинкты не подвели - Аким резко развернулся и побежал...

Подраздел 4. " Ракеты средней давности ".

Танки, пушки, самолеты - грозное оружие.

Но страшнее - идиоты, дураки досужие...

Семен Феофанович Египетский, в роскошном барском халате, в просторных, выстланных изнутри сафьяном, умелыми руками любовно выструганными из тысячелетней секвойи сабо, в фиолетовой бархатной феске, лениво перебирал кнопки телевизионного пульта. Массивное, плотное тело Египетского, бугрясь под тонкой шелковой тканью, полулежало в удобном кресле. Любой мало-мальски наблюдательный глаз быстро определил бы спортивное прошлое хозяина - вся крепкая конфигурация его материального воплощения, равно как и отдельные части его, совершенно определенно ассоциировались с единоборствами, татами, поломанными хрящами ушей и скособоченными носами современных гладиаторов...

Огромный экран проекционного монитора, нервно вздрагивая переключаемым изображением, мягко освещал сумрачное лицо Египетского. Застывшее, злое его выражение, глубоко посаженные, остро блестящие хищные глазки, косая борозда межбровной складки не раздражающего высотой лба, выдавали свинцовую поступь мысли их носителя. Окружение Семена Феофановича, предвкушая весьма лаконичные и весомые формулировки, трепетало - личная горилла Египетского - скуластый, стодвадцатикилограммовый Сережка, тяжело вздыхая, переминался с ноги на ногу, субтильный, весь в кружавчиках, секретарь-факсимиленосец Вениамин, волнуясь, дрожал тщедушным телом. Прочие "служки" старались дистанцироваться от источника грома и молний и обреченных "лейденских банок", и проявляли все усердие, на которое только были способны.

Причина приближающегося урагана и его же первая потенциальная жертва - Фима Куглер, беспечно рассчитывая на вытекающую из выполненного, по его мнению, задания, хозяйскую благосклонность, прихлебывал из широкого фужера, барабанил костяшками пальцев бодрый марш.

- Кеглер...- вдруг зловеще тихо произнес Египетский. - Ты что принес? Это что за буквы? - Египетский багровел на глазах, крупные сосуды на шее, стремительно увеличивая диаметр, приближались к ассимптотам.

- Семен Феофанович, видимо, это координаты точки, в которой назначена встреча - я же Вам все рассказывал! - Фима суетливо заерзал на коже диванчика, вплотную придвинутого к низкому, массивному и разлапистому, заставленному дорогими бутылками столу.

- Что ты лопочешь, Кеглер?! Какие координаты? - Египетский раздулся до критических размеров. Куглер, имевший достаточно смутное представление о географии, путавший долготу с длиной и широту с ширинкой, вдруг отчетливо осознал, что поторопился с объяснениями - набор цифр, в последнюю минуту выхваченный из-под носа у мертвой головы, скорее всего, был шифровкой. Предстояло трудное и опасное - оправдаться, и, убедив Египетского в том, что он, Ефим Куглер - единственный, кто способен справиться с головоломкой, быстро и достойно решить задачку...

. . .

Электричка остановилась, и плотный людской поток вынес Акима на утрамбованную тысячами ног платформу. Бабульки-дедульки суетливо волокли шишковатые, распираемые добром в разные стороны, "сидора". Наемные спецы в мятых брюках, дисквалифицированные рабочие, и прочие "массы", торопились домой, в тесные, ухудшенной планировки скворечники - быстрее набить жаждущие, пожирающие себя желудки хоть чем либо, и, упав перед проклятым ящиком, напитываться исходящей из него злобной информацией; либо, вместе с такими же несчастными, присосавшись к матовым пластмассовым конусам с желтоватой, пенящейся влагой, разливаемой щедрыми "докторами" в грязно-белых халатах, из подозрительных, напоминающих сварочные аппараты, приборов, поддавшись кратковременной эйфории, отгородиться от жестокой жизни глупыми, добрыми улыбками идиотов.

Быстро темнело. Молодняк, наивный, невзирая на напускную крутость, сбившись в кучки у дверей дешевых заведений, громко смеясь, потягивая из жестянок или полиэтилена газированную, разноцветную бурду, в промежутках между словами успевая сделать с десяток жевательных движений, дожидался очереди в спертые, прокуренные, битком набитые такими же оптимистичными кильками, "клубы", предпочитая нудным прогулкам по свежему воздуху в жидком лунном сиянии, радость общения жестами тела в обогащенных углекислотой, никотином и перекрывающим рев взлетающего боинга ритмическим воем, дискотеках.

Аким шел по улочкам к предполагаемому центру городка, гоня прочь отчаяние, стараясь успокоиться и хотя бы в общих чертах распланировать дальнейшие действия. Многолетняя привычка алгоритмирования, теоретические и методологические принципы давно выбранной профессии и раньше помогали ему довольно быстро разбираться в сложных прикладных задачах, но никогда ранее проблема выживания так бесстыдно не заголяла перед Акимом свои гнусные телеса, никогда ранее, ее объятия не были так удушающе жестки. Денег у Лопухова не было - последние гроши он потратил на дорогу к условленному месту встречи с Орловым; из документов при Акиме был лишь дырявый трамвайный талон, что и огорчало более всего - не тем, что Лопухов лишался возможности легально заработать на хлев и хлеб, а тем, что официальным образом подтвердить свою квалификацию не без оснований недоверчивому потенциальному нанимателю, Аким не мог. Оставалось рассчитывать на псевдослучайность провидения.

. . .

Станислав Викторович Орлов, скрючившись, по-собачьи поджав кровоточащую ногу, лежал на дне осушенного бассейна. Пошло-модный пиджачишко был располосован в тряпки. Порванные аккуратно по ходильному шву, блестящие, в полоску, брюки, через прореху являли миру совсем еще недавно чистое исподнее. Окровавленная, растерзанная рубашка, плохо прикрывала сине-желто-вишневый от синяков и кровоподтеков жирненький торс. Последние пять часов его недолгой, малорадостной жизни, нагляднее некуда доказали правоту известного изречения о копании ямы и попадании в неё же. Ослепленный только что свалившимся на него бледно-зеленым, хрустящим счастьем, Стасик, мягко выражаясь, пожадничал - получив в свои руки плод труда, пусть и им управляемой, бригады, Орлов попытался проглотить его самостоятельно, но, случилось то, что уже многократно повторялось в самых разнообразных вариациях - "жадность фраера сгубила" - один из обделённых сотоварищей, поволновавшись минут двадцать, разумно рассудив, что вознаграждение возможно получить и за возврат утерянного, стукнул только что обворованной организации, запустив тем самым машинку восстановления справедливости скорой на руку богини возмездия. Экипированные всем необходимым подручные ея, перво-наперво заткнули информационный фонтан. "Стучало", очень быстро, но не надолго осознало неразумность рационального извлечения выгоды из любой ситуации. Далее, с короткими перекурами, были доведены до необходимой кондиции прочие члены бригады Орлова, для которого так же не было сделано исключения. И только один - Аким Петрович Лопухов, чудесным образом избежал регламентированной участи, и временно пропал из области достижимости гневливой длани. Хозяев заграничных рублей, алчущих справедливости, частично успокаивало быстрое восстановление неожиданно утраченного - Станислав Викторович не успел грамотно распорядиться свалившимся на него богатством, и оно, все до цента, нашлось в его трёхкамерном холодильном сейфе...

Подраздел 5. " ИнтерДат. Виртуально жить не запретишь ".

Листья жёлтые над вебами кружатся,

С тихим шелестом под серверы ложатся.

И от кряканья не спрятаться, не скрыться.

Сайты глупые, скажите, что вам снится...

Игорь Валентинович Блинович, ответственный чиновник не слишком известного широким слоям населения специального ведомства, откинувшись на спинку удобного, способного не только плавно вращаться, но и как минимум в шести режимах, не считая подрежимов, осуществлять массажестимуляцию сановного тела, кресла, в своем просторном, в духе нескромного слуги народа обставленном кабинете, просматривал свежие оперативные материалы.

Прекрасное качество цифровой записи, в мельчайших подробностях позволяло рассмотреть происходившее действо. Новейшее проекционное оборудование, наряду с приевшимся уже трёхмерным отображением, несложными манипуляциями на индивидуально адаптированном под руку владельца пульте, предоставляло отменные средства обеспечения масштабирования любого фрагмента, изменения ракурса обзора, чрезвычайно плавную вариабельность скорости демонстрации. Обширнейшая библиотека софтверных фильтров помогала пользователю акцентировать важные детали и аспекты изображения. Но более всего Игорь Валентинович любил пользоваться альфа-пойнтером - сравнительно недавно разработанным в лабораториях курируемого им закрытого института, устройством селектирования зрительных образов, транслирующим биоэлектрические импульсы коры головного мозга в команды модификации изображения. Легкая сеточка, напоминающая известную каждой моднице эластичную шапочку-фиксатор прически, улавливая тончайшие флюиды, позволяла применявшему её, буквально материализовать такие неощутимые субстанции, как внимание и сосредоточенность. Игорю Валентиновичу достаточно было просто заинтересоваться какой-то деталью изображения, и пойнтер масштабировал ее, улучшал контраст, фильтровал несущественное окружение. Вне всякого сомнения, за простотой и удобством устройства, скрывалась длительная, интеллектуально насыщенная, предыстория научных открытий, инженерного и дизайнерского труда, но подобные обстоятельства давно уже не тревожили Игоря Валентиновича - он, равно как и ему подобные, просто решал нравственно-этические проблемы - бинарно классифицируя человечество на ограниченных исполнителей, и на менеджеров, - знающих и умеющих мало, но несомненно, обладающих самым важным - органично проистекающим из инстинктов и рефлексов, качеством доминирования.

Проецируемый фрагмент спектакля жизни, законсервированный сутки назад в апартаментах Игоря Валентиновича сложной системой скрытых камер, являл зрителю интерьер кабинета и суетливо копошащегося в нём человека, модно, аккуратно и удобно одетого, с несколько замедленными, видимо алкоголем, движениями. Ефим Леонидович Куглер, с недавних пор вовлеченный в сферу интересов Игоря Валентиновича, наивно предполагавший аутомотивированность собственных поступков, всё предназначенное выполнял правильно. Несколько раздражала лишь задержка во времени исполнения предначертанных действий, но, в строгом соответствии с тщательно просчитанным сценарием, Куглер "случайно" обнаружил подготовленный тайник, "успел" получить и зафиксировать строго дозированную порцию информации, и осуществил комплекс упражнений, релаксировавший изголодавшуюся Леночку. Атавизм отцовской любви, заставивший навести предварительные справки о здоровье "физкультурника" Куглера, не помешал Игорю Валентиновичу, тем не менее, в качестве наживки использовать собственную дочь, впрочем, не предъявлявшую особых претензий и понимавшую чистоплотность несколько однобоко. Леночку, отнюдь не бывшую дурой, увлекала игра в Мату Хари, а её отец удовлетворялся уместной управляемостью и предсказуемостью молодой неискушённой шпионки...

Выключив проектор, Игорь Валентинович неспешно снял с головы легкую эластичную сеточку, аккуратно уложил её в плоскую металлическую коробку, лёгкими движениями разгладил хорошо ухоженные, с лёгкой живописной сединкой волосы, и задумчиво закурил плотную длинную сигарету, не забыв вставить её в изящный перламутровый мундштук.

. . .

Екатерина Альбертовна, миловидная, молодящаяся дама, легко, для своих сорока восьми, взбежав по гранитной, широкой лестнице, быстро и упруго пройдя длинными коридорами, открыла высокую дверь с полированной медной табличкой "Председатель Российского Общества Взаимодействия", и вошла в приёмную. Смазливый молодой человек, поспешно вытянувшийся в струнку, лучезарно улыбаясь, вежливо поздоровался и распахнул тяжёлые двустворчатые двери в просторный, прекрасно обставленный кабинет. Екатерина Альбертовна, слегка примяв пушистую растительность ковровой дорожки, не заходя в комнату отдыха, что после обеда случалось крайне редко, взошла на кожаный, нежно полуохватывающий спину и прочие деликатные места, поворотный, с удобными подлокотниками и подзатыльником, трон. Слегка придавив несколько переспевшими персями матово поблёскивающий дорогим деревом стол, напоминающий небольшую взлётно-посадочную полосу, Екатерина Альбертовна сняла с подзаряжающей изящной подставки мобильную трубочку, попикала пуговками кнопок. Поговорив минут двадцать о чём-то важном, и, по-видимому, срочном, Екатерина Альбертовна вызвала секретаря. Подписав, не читая, накопившиеся бумаги, она пересела за небольшой, удобный столик, подняла крышку-экран лежавшего на нем портативного компьютера...

Екатерина Альбертовна относилась к не так давно оформившемуся подвиду "женщины деловой" - "женщины деловой рациональной". Она весьма свободно владела современными средствами менеджера-профессионала - разнообразной и сложной офисной техникой, аппаратурой мобильной связи, хорошо водила автомобиль. Отличное техническое образование служило поддержкой природных аналитических способностей. Умение жёстко и рационально планировать дальнейшие действия, упорно добиваться намеченного, в пику тривиальным обольстительницам, чрезмерно чувственным и непоследовательным, позволило ей, довольно быстро, занять высокое положение в обществе. И, хотя злые языки связывали её успехи с несомненным влиянием мужа - высокопоставленного государственного чиновника, Екатерина Альбертовна Блинович не ревновала к его могуществу - она извлекала выгоды из всеобщего заблуждения. Довольно рано осознав, что красоты и молодости для женщины, жаждущей добиться славы и богатства отнюдь не достаточно, Катенька поступила на математический факультет университета. Прилежно учась, осознанно дистанцируясь от разгульной студенческой жизни, полной вечеринками, амурными похождениями и прочими радостями, Катя, тем не менее, не противопоставляла себя однокурсникам, а, напротив - умудрялась быть своей в разных, порой и ревниво враждующих по пустякам, компаниях. Выбрав в качестве подруги яркую, эмоциональную Кристину, девушку стильную, чувственную, жадно и насыщенно проводящую лучшие годы молодости, Катенька, тонко подыграв её самолюбию, получила возможность вращаться в самых классных тусовках, знакомиться с самой яркой студенческой молодежью университета. Но никто из знакомых, снисходительно улыбавшихся несколько зажатой, симпатичной девушке, не предполагал, что абстрактные дисциплины, тщательно штудируемые ею, могут быть настолько полезными в реальной, грубой действительности. Екатерина же, разумно распорядившись бесценным, так быстро улетучивающимся даром молодости и фальшивым ореолом продвинутой девственницы, расчетливо выбрала в спонсоры будущей жизни преподававшего политэкономию, моложавого Игоря Валентиновича. Умно не пытаясь подчинять его карьерные устремления, Екатерина добилась полной зависимости Игоря в расчетливо выстроенных ею интимных отношениях. Расставшись с первой женой, Игорь Валентинович, ненавязчиво направляемый потребностями новой семьи, в короткий срок сумел подняться в сферы преданных, порядочных, и поэтому хорошо обеспеченных государственных мужей. Всемерное служение народу и государству, в подоспевшие, вскорости, годы свободы и гласности, еще более усугубило преуспевание семьи Блиновичей. Получив возможность легально, без обрыдлых догматических измышлений, направлять курируемый народ в неопределённое, но от этого не менее светлое, завтра, Игорь Валентинович помог Катеньке возглавить созданное его тщанием и непосильным трудом "Общество Взаимодействия" - сугубо общественную, негосударственную, но от этого не менее выгодную для владельцев, компанию. Осуществляя прописанные в уставе принципы, взаимодействуя с нищими, но, вследствие этого, по-видимому, могущественными бюджетными структурами, компания с благозвучным и правильным названием очень скоро приобрела репутацию всемогущей, но честной, передовой, но блюдущей традиции, организации. Необычайное чутье неоднократно помогало руководству компании лавировать в сложных общественно-политических фьордах российской действительности. И пусть, то и дело, всплывающие из небытия, инсинуации врагов пытались проколоть своими ржавыми иглами дно судна, гордо бороздящего бурное болото нарождающегося российского капитализма, "Общество Взаимодействия", мощными винтами взбивая грязную пену, упрямо пёрло к цели...

Подраздел 6. " Устройства Plug & Pay ".

Теперь я в профсоюзе -

Как семечко в арбузе -

Без вящей пользы, но и без вреда.

Теперь я в профсоюзе,

И скорострельный "узи",

Уже не заржавеет никогда.

Аким шёл по полутёмным, грязным улочкам, пытаясь в сотый раз, сосредоточиться и обдумать всё произошедшее, так внезапно, резко и непредсказуемо изменившее его жизнь. Ясно было одно - охота, начавшаяся в самый неподходящий момент, явно не была запланирована - "ребятки" в коже, судя по всему, привыкшие быстро и грубо, но без лишних раздумий действовать по разработанному кем-то плану, неуклюже импровизировали, иначе, чем ещё можно было объяснить его чудесное спасение. За исключением последнего взлома, предыдущие "приработки" Лопухова не носили столь опустошительного для пострадавших характера, поэтому ясно было, кто заказал реквием. Наилучшим выходом в данных обстоятельствах было бы скорейшее перемещение за пределы области, определяемой радиусом достижимости обиженных взломом, но интуиция дезориентировала Акима - навязчиво предлагая парадоксальное, в данной ситуации поведение - Лопухов все более склонялся к возвращению в исходную точку скачек. Разумный довод в пользу этого был один - его не станут, скорее всего, искать именно там - в самом опасном для него месте. Осознав правильность возвращения, Кима воспрял духом - теперь ясно было что делать, хотя и не ясно как.

Лопухов шёл, размышляя обо всем этом, по закатанному в асфальт тротуару. Между тем, фонари на столбах и урны для мусора попадались всё чаще - Аким приближался к центру. Всё чаще встречались павильончики мелких спекулянтов, рекламные щиты сити-формата, светящиеся вывески магазинчиков и закусочных...

Вдруг, совершенно непроизвольно, Аким поднял взгляд - его привлекла яркая флуоресцирующая надпись. Переливаясь радужными отблесками, над узенькой, облепленной рекламными картинками из импортных компьютерных журналов, обитой листовой жестью, дверью, светилась надпись - Internet Cafe.

- Стой, путник! - притормозил Лопухов. - За этим ржавым, жестяным барханом, тебя ожидает оазис, с бьющей из телефонной пары, освежающей потрескавшиеся, иссохшие полушария, информацией! - Произнеся эту чушь, вполне объяснимую предыдущими треволнениями и не покидавшим его ни на минуту ощущением близкой опасности, Аким потянул на себя липкую ручку двери.

Спустившись по крутым, скользким каменным ступеням в подвальное помещение, по всей видимости, служившее в советские времена подсобкой продуктового магазина, Лопухов осмотрелся. Довольно просторный зал без окон; относительно чистые, однотонные стены и потолок; ровный, аккуратно выложенный симпатичной плиткой, пол; невысокая стойка бара в глубине; мягкое зеленоватое освещение. Неявно обещанные вывеской компьютеры, общим количеством около десятка, не без вкуса и претензии были расставлены по ярко-жёлтым, неожиданного дизайна, но, тем не менее, удобным, столикам.

- Молодой человек, мы закрываемся! - Из-за ширмы позади стойки появилась кудрявая девичья головка. - Сегодня интернета нет - у провайдера поломка, устранить обещают только завтра к обеду...

- Прошу прощения, - Аким улыбнулся, матово блеснув нечищеными вторые сутки зубами, - Хотелось кофию испить, да, видно, не судьба...

- Почему же - кофе у нас всегда есть. - Девушка, выйдя из-за ширмы, принялась ловко манипулировать кофемолкой, туркой и прочими приспособлениями. - Вы, очевидно, из столицы? - молоденькая барвуменша кокетливо улыбнулась Акиму.

- Из нее, родимой. - Лопухов тяжело вздохнул. - Вы не утруждались бы, - пойду я, пожалуй, - денег в данный момент при себе не имею, так что заплатить за ваш ароматный напиток, сейчас не смогу. Разве что в другой раз... - Аким, театрально расшаркался и скорбно понурясь, медленно двинулся к выходу. Девушка, быстро окинув взглядом его согбенную, но стройную фигуру, отметив живописность прически, неуместную для времени года легкость матерчатой куртки, несколько сомневаясь, произнесла вослед:

- Не спешите так. Выпейте, хотя бы, чашку кофе... - Девушка вышла из-за стойки и поставила на жёлтый фигурный столик небольшой подносик с чашечкой чёрного, горячего и чудно пахнущего напитка, блюдечком с тремя небольшими бутербродами и кусочками сахара. Аким не позволил долго упрашивать себя - деловито повесив куртку на спинку удобного полумягкого стула, нарушив страшную последствиями несоблюдения, заповедь, грозящую каждому, не мывшему рук перед едой, всевозможными недугами, Лопухов в два счета смолотил бутерброды, обжигаясь, жадными глотками, ликвидировал кофе. За первой чашкой последовала вторая, еще четыре бутерброда канули в прорву...

Трижды повторив упражнение, Лопухов насытился. Благодарно и несколько осоловело, слегка опьянев от пищи, Аким нежно взирал на благодетельницу. На кружевной оборочке её весёлого фартучка была прищеплена ламинированная табличка с надписью "Лиза", что позволило плавно перейти к менее формальному общению.

- Красивое у вас имя, Лиза... - бархатным от испытываемой благодарности голосом, Лопухов продолжил прерванный скоротечным процессом насыщения, диалог. - И вам оно к лицу...

Лёгкий флирт, подогреваемый комплиментами, по-видимому, доставлял удовольствие обоим, по крайней мере, Лиза не пресекала попыток Акима, пробуждавшего в ней сложные чувства - жалость к неустроенному, как ей думалось, парню, и неожиданно возникшее увлечение незаурядной, судя по всему, натурой. Из довольно легкомысленного разговора Лопухов узнал, что Лиза, вместе с отцом - биофизиком, и мамой - домохозяйкой, на скромные сбережения арендовали некогда мрачный, грязный и затхлый, никому не нужный подвал, и, отремонтировав его собственными силами, организовали первый в городе Интернет-клуб. Дела поначалу шли неплохо - новая для небольшого городка возможность приобщиться к протекающей где-то яркой, интересной и увлекательной жизни, привлекала молодежь, объединяла ее иными, не приевшимися переживаниями и впечатлениями, позволяла проявиться зачастую скрытым возможностям и желаниям бескорыстно, и открыто, общаться с себе подобными. Но эйфория улетучилась довольно быстро - "наехавшие", вскорости, бандиты, быстро убедили только что народившихся предпринимателей в необходимости делиться честно заработанным с народом, а последовавшие за ними всевозможные контролирующие и карающие проверки компетентных и уполномоченных структур, довершили отделку виртуального замка пессимистическим коленкором. Но выход нашёлся так же внезапно - папу Лизы, Петра Феоктистовича, неожиданно, и без какой бы то ни было инициативы с его стороны, пригласили в закрытый столичный институт. Подобное предложение, впрочем, было неожиданным только для Петра Феоктистовича - и Лиза, и её мама верили в талант отца и мужа, и втайне надеялись именно на аналогичное развитие событий. Продолжение истории клуба было предрешено - направленные, по видимому, профсоюзом института, крепкие парни в спецодежде с загадочной надписью "ИИУ" на спинах, намеченным для сбора дани вечерком, ловко, профессионально скрутили обалдевших от натиска рэкетиров. Один конфиденциальный телефонный разговор с главой города, коренным образом перекроил планы операций местных карательных органов. Быстро распространившиеся слухи, лучше всякой охраны обезопасили клуб и прилегающий к нему квартал. Фантастическая, по меркам городка, зарплата Петра Феоктистовича, позволила Лизе и ее маме обставить и оборудовать клуб в соответствии с некогда сдерживаемыми финансовым дефицитом семьи представлениями о его стиле и предназначении. И, хотя давно уже новенькая квартира в столице поджидала семью, Лиза, студентка местного художественного училища, и её мама, решили остаться ещё на один год в городке, с клубом, ставшим уже частью их жизни...

Подраздел 7. " Японская борьба с умом ".

Запахом сакуры чудной нежно дышала прохлада.

Пруд обогнув, по аллеям тенистым, неспешно,

В сумерках дымчато-синих, долго бродил я по саду...

Всё обошёл - все двадцать пять дециметров...

Фима Куглер, невероятными усилиями отсрочив, всего лишь на сутки, грозу египетскую, в полуобморочном состоянии возлежал на прикроватном коврике собственной спальни. Белая, с кружевами, фасона королевских мушкетёров - "типа как у Арамиса", сорочка, выбилась из мягких вельветовых штанов. Липкая лужа, с бороздящим её шлепанцем, отражала трёхрожковое галогеновое солнце. Красивая, опустошенная бутыль из-под "Дикой Джуди", улеглась на гранёный бочок у самых ног прострагирующего хозяина, чья вычурная поза выражала тщетность суеты - ноги, обогнавшие голову, переплелись с шёлком покрывала, сорванным с постели энергичной рукой. Чело - вместилище разума, являло миру гладь незыблемую - мысли, если таковые и были, сконцентрировались в геометрическом центре думающего органа, лучше всего, по-видимому, приспособленного всё-таки для еды, что и подтверждал пучок перьев молодого зелёного лучка, неимоверными усилиями вырвавшийся из зева только наполовину, да и то лишь для прощания с милым солнышком.

Предвидя явную, быстро надвигающуюся угрозу, Куглер погрузился в пучину самого страшного греха. И уныние не было беспочвенным - Фима сделал всё, что мог - обзвонил всех своих деревянных кукол-специалистов, но ни одному из них, даже под занесённой плёткой, не удалось сплясать польку-бабочку - злополучные цифры не породили абсолютно никаких ассоциаций в фарфоровых головках пьеро и арлекинов. Конечно, кто-то из спецов остался за рамками интервью, но это были рыбешки мелкие, без званий и степеней. И вот, после непомерного возлияния, Куглер, в полном анабиозе, пассивно ожидал расплаты.

. . .

Недавно купленная квартира нравилась Фиме. Относительно небольшая, но очень уютная, она позволяла Куглеру забыть о жестоком мире вне ее, расслабиться, послушать хорошую музыку, самому приготовить простенькое блюдо к ужину, почитать любимых авторов. Фима намеренно не приводил сюда знакомых, никогда не устраивал здесь вечеринок. Эта квартира была его убежищем. Мало кто знал о ней, и не только потому, что хозяин не афишировал её, - Куглеру в копеечку влетело изъятие информации об его гнездышке из многочисленных справочников, а, например, установка спецтелефона, и, самое важное - поддержание его приватности, исчерпали полугодовые накопления за фантастически короткий срок. Но Фима осознанно шёл на траты - иллюзия защищенности, о которой на все лады пели рекламные сирены, восхваляющие мыло "Неопасный охранник", позволяла пусть не надолго восстановить равновесие, приостановиться в суетливой скачке жизни, отдохнуть душой. В детстве, таком далёком, мама часто повторяла ему: "Не спеши, сынок, - будешь спешить, начнёшь суетиться, а там и до беды недалеко...", и Фимочка, как только мог, не торопился. Но мама ушла слишком рано, а отец умер еще раньше - Фима почти не помнил его. Последовавшие затем годы нахлебничества в семье двоюродного брата отца, вынудили маленького Фиму озлобиться, научиться лгать, и сформировали в характере Фимы устремления, появление которых так пыталась предотвратить его мать. Произошедшие метаморфозы не были радикальными - так или иначе, но проявились качества, потенциально присутствовавшие в характере Ефима, бывшие частью его личности. Трудно оценить моральный аспект изменений, но жизненного комфорта они определенно прибавили. Ефим стал проще относиться к этическим принципам и нормам; отношения с людьми просто и легко уложились в спекулянтские формулы; очищенное от бессмысленной и бесплодной интеллигентской шелухи, лишившись упряжи совестливых самоковыряний, с неудержимой мощью водобачкового поплавка, взвилось под облака злобно-рациональное солнце незамысловатой цели. Окончательно убедившись в гениальной простоте жизни, Фима принялся за дело, смело подставляя крепкие плечи и трудолюбивые руки наивных альтруистов под вагонетки своих замыслов. Лучезарные годы перестройки Фима употребил, как мог жадно и с аппетитом - там, где другие сквозь муть политики различали трагедию, перелом, Ефим видел широкоэкранную, чётко прорисованную перспективу наживы. Конечно, кованое счастье не всегда было безупречно изящным, но, чем более грубый материал доставался кузнецу, тем менее муторным был процесс изготовления шедевра. Выбранные поначалу брючно-пошивочный, сувенирно-художественный и общественно-питательный промыслы, уступили место угольно-чугунно-деревянным отраслям. Заработав потом и кровью направляемого им персонала первые значительные суммы, Куглер приумножил их рискованными вложениями в быстро возводимые и так же быстро разрушаемые пирамидки. Надёжно разместив излишки в подвалах швейцарских гномов, Фима демонстративно дистанцировался от сферы производства и накопления, и постригся в политики. Решительно отбросив брезгливость, Куглер сошёлся, по идейным, разумеется, соображениям с жирненькой, пучеглазой и подслеповатой, но злобной, жутко справедливой, и поэтому весьма популярной в годы нарождающегося хамства творческой интеллигенции, не молодой уже девушкой. Пусть придуманная, но благородно озвученная фамилия, нескромно подчеркиваемая девственность розы, не нашедшей достойного опылителя, ненависть к определённым цветовым оттенкам и людям, ассоциированным с ними, равно как и прочие безукоризненные качества, интегрировались в натуру цельную, непротиворечивую и бескорыстную. В масляном лице девственницы Фима увидел хоругвь, символ, выражение безыдейной и безнравственной по сути, но неистребимо жизнестойкой концепции - спекуляции всем и вся. Организованная прекрасной парой партия "Личной свободы" легко вписалась в псевдодемократический спектр. Потекли ручейки, пусть жиденькие, но зеленоватые и многочисленные. Жертвователи, надеявшиеся на легализацию через механизм волеизъявления, спешили обзавестись партийными ксивами и новым, незапятнанным реноме партийных деятелей. Куглер блаженствовал - безбедное существование, сопровождаемое возможностью частого мелькания в телеэфире, проистекающая из этого популярность, волшебным образом улучшали финансовую гидродинамику предприятия - Фима буквально ощущал, как созданная им клепсидра трансформировала капельки мгновений в шуршащий листопад банковских билетов. Но счастье, как справедливо было отмечено ранее, не бывает долгосрочным. В самый пафосный момент - сразу же после очередного припадка всенародного слабоумия, свежеиспечённый мандатоносец был мягко, но властно отстранён от кормила - некто Семён Египетский, один из многочисленных волхвов-дарителей, авторитетно сверкая лучезарной фиксой, убедил Фиму передать атрибуты лидера новой парламентской партии абсолютного меньшинства, ему - Семёну Феофановичу. Оперативно и по-деловому проведённый съезд закрепил полномочия и обеспечил правовую основу...

Преодолев краткое уныние, Куглер, даже лишённый непорочной соратницы и оторванный от источающих мёд сосцов божественной политики, не растерялся. Восстановив прервавшиеся, беспорядочные ранее, связи с наёмным быдлом, Фима, всё тщательно обдумав и распланировав, заделался этаким импрессарио, сводней и посредником, и его персональная биржа труда, заскрипев шестерёнками, принялась выкачивать живительную влагу из тел доноров...

. . .

Провалявшись на полу спальни минут шестьсот, Куглер, подчиняясь суровым законам природы, начал эволюционировать подобно бабочке - из гусеницы в куколку, и далее - из малоподвижного свёртка, постепенно разворачивая липкие крылышки модной рубашки, - в чудного махаона. Возвращаясь в суетный, жестокий и почему-то отвратительно пахнувший мир, собирая осколки сознания в осмысленную мозаику, Куглер, предчувствуя угрозу, всячески старался отдалить момент полного прояснения. Прошлёпав липкими ступнями в кухню, Ефим остановился в дверях и осмотрелся. Романтичность розовой керамики пола кухни несколько омрачали фрагменты фарфорового сервиза с остатками черной и оранжевой икры. Распахнутая настежь утроба натужно воющего холодильника источала тошнотворную вонь разлагающихся мясопродуктов. Щедро посеянные, но почему-то не пустившие корней в полузасохших винных лужицах, окурки, напоминали старых, скукоженных, но всё ещё жеманных актрисок - искуренных, измятых жадными пальцами, брошенных и забытых...

Сморщившись, едва сдержав рвотные позывы, Фима прошлёпал в гостиную, с трудом сконцентрировавшись, набрал номер, и, коротко переговорив с домработницей, обессилено плюхнулся в плюшевую лохань дивана.

Подраздел 8. " Храм Христа-Смесителя ".

...я уверяю вас - не боги горшки обжигают,

а уж обгаживают их, точно не ангелы...

Пётр Феоктистович, сладко позёвывая, рассекал утреннюю дымку пузатенькими бочками новенького рено. За выпуклыми тонированными стёклами пролетали придорожные лужайки, живописно прикрытые низко лежащими клочками тумана; мелькали рощицы и заросли кустарника; ровная, матово блестящая недавно уложенным асфальтом, мягко шуршала под колёсами дорога. Грошев, нарушая довольно строгие предписания, добирался в институт самостоятельно. Служебный автомобиль, персональный водитель, вне сомнений добавляли комфорта и безопасности, но расслабляли и снижали нервный накал, так необходимый интенсивно и стремительно поглощающему интеллектуальные ресурсы творческому процессу. Наглядно доказав руководству прямую зависимость между производительностью его труда и возможностью реализации мелких прихотей, Пётр Феоктистович отвоевал себе право на определённую личную свободу. Конечно, он осознавал эфемерность подобных уступок, но всё же предпочитал иллюзию явному, не всегда деликатно оформленному, контролю.

Институт Информации и Управления, работу в котором предложили Грошеву год назад, был создан в годы перестройки - годы, принесшие страдания и безысходность большинству, непомерную власть и бесстыдно удовлетворяемую роскошью алчность меньшинству. Работа, ценность плодов которой помимо Петра Феоктистовича могли квалифицированно оценить не более десятка специалистов, хозяйствующей бюрократией была скоропостижно ассоциирована с неопределёнными перспективами применения и, вполне логичное и рациональное решение о приостановке финансирования, прозрачно и недвусмысленно подсказало ранее невидимый выход из научных тупиков. Последовавшие за освобождением от рабского труда годы демократичного прозябания, нищеты и хаоса, наглядно доказали никчёмность не только научных изысканий, - честный труд, самоотверженность и порядочность, культурные устремления, альтруизм и гуманность, совесть и доброта, - всё настоящее и правильное, наполнявшее достоинством и смыслом жизнь многих людей, на удивление быстро обесценилось. Рыцарские доспехи, рухнувшие с консервным звяканьем оземь, обнажили подлинную красоту хищного, алчного, рационального до заскорузлости тела. Агрессивный оскал с успехом заместил наивную улыбку; бандюки, ловко и умело кромсающие и дубасящие слабых и убогих, приодевшись, меблировав трёхэтажные терема, пересев в шикарные авто, трансформировались в Корчагиных и Стахановых современности. Борцы с привилегиями, окончательно их поборовшие, вполне заслуженно наградили себя за труды и хлопоты правами и свободами, комфортом, прислугой и материальным достатком, так необходимым государственным людям, от зари до зари потеющим у горнила власти, испекающим каравай народного счастья. Накатила и схлынула первая волна приватизации народного достояния, оставив после себя трудовому и честному люду лишь бумажные фантики от сладких конфет, употреблённых с хорошим аппетитом и удовольствием небольшой группкой особо достойных едоков. Отгремели боевые действия между робин-гудами современности, страстно оспаривавшими право справедливого дележа остатков родины. Мало-помалу, болото общественной жизни, взбудораженное революционными катаклизмами, успокаивалось и затягивалось сероватой ряской. Но жизнь в недрах болотины продолжала бурлить и клокотать - то и дело, прорвав бурую плёнку, стягиваемую поверхностным натяжением, выплёскивался на свет божий то один, то другой житель топи, отчаянно барахтался некоторое время, но затем, хрипя и булькая, погружался обратно в тёплую жижу. Подобные эволюции густо замешанной социальной похлёбки, аудирующих водоём благородных цапель первое время слегка нервировали, но в последствии, превысив допустимый сезонный порог количества, возбудили в них жажду умиротворения. Оперативно проведённый экспресс-анализ экскрементов носителей физического воплощения недавней переписи населения, показал слабую корреляцию нежелательной активности оного с перманентно проводимой промывкой сознания, осуществляемой посредством телерадиобродкастинга. Разумные цапли, прокалькулировав балансы, озабоченно посовещались и постановили: впредь уповать не только на волшебный ящик, и поискать возможные альтернативы медийным средствам воздействия на ослабщие от неупотребления, неравномерно распределённые по черепным коробкам рецепиентов, мозги. С этой целью был основан Координационный Комитет Влияния, чьей первоочередной задачей стало создание сети научно-исследовательских организаций, призванных разрабатывать новые принципы и технологии управления сознанием масс. Первой ласточкой в череде подобных контор стал Институт Информации и Управления, штат которого, невзирая на отток научных и инженерных кадров за рубежи обретшей сомнительные демократические качества отчизны, был укомплектован на удивление быстро и подобающе...

. . .

Припарковавшись на уютной стоянке, затерявшейся в аллейках городского скверика, Пётр Феоктистович приветливо улыбнулся дежурному охраннику и направился к небольшому, недавно отреставрированному, аккуратному двухэтажному особнячку. Тяжёлая дубовая дверь, сверкнув на солнце изящными металлическими аппликациями, плавно и бесшумно сдвинулась влево, освободив широкий проход. Грошев прошёл внутрь здания, и дверь за ним неслышно затворилась. Никакой охраны, проверки пропусков, металлодетекторов и личного досмотра на проходной ИИУ не применялось уже более полугода - с тех самых пор, как здесь была установлена система безопасности, спроектированная, к слову сказать, в лаборатории, возглавляемой Петром Феоктистовичем. Работающая по принципу компьютерного томографа, Система Контроля Физических Объектов, позволяла буквально насквозь видеть как входящих в здание, так и покидающих его пределы. Помимо всего прочего, СКФО автоматически создавала подробнейшую трёхмерную модель регистрируемого объекта и отслеживала изменения, произошедшие со времени последнего сканирования. Это было очень удобно по нескольким аспектам - с медицинской точки зрения, полученные данные были исчерпывающими - легко, удобно и наглядно представлялась динамика телесных изменений пациента - как в целом, так и по отдельным органам, что позволяло диагностировать многие заболевания на самых ранних стадиях развития; с точки зрения безопасности, система была просто идеальна - у потенциального злоумышленника не было совершенно никакой возможности скрытно пронести в институт не то что оружие, - даже контактные линзы, и те просто и эффективно обнаруживались в считанные доли секунды. Интересно было наблюдать за работой СКФО, сидя за контрольным терминалом - на дисплее подробно визуализировались все детали и запчасти сканируемого; система акцентировала внимание оператора на потенциально опасных фрагментах, выделяя их цветом, а на последней итерации отображала объект в виде полупрозрачной, лишённой одеяний, точной копии тела и инвентаря - аккуратно разложенных, снабжённых текстовыми ярлычками деталей одежды и предметов, переносимых объектом на себе или с собою. Единственное, чего система не умела - сканировать мысли "пациента", но работа в этом направлении уже шла полным ходом...

Миновав проходную, Грошев поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж, прошёл светлым, просторным коридором к небольшой нише, взял несколько аккордов на клавишах вмонтированного в стену пульта управления, и, через несколько секунд, шагнул в кабину лифта. Нежно всхлипнув, сомкнулись створки двери, плавно ушёл из-под ног пол кабины, на дисплее индикатора замелькали зелёные цифры...

Здание института было подобно айсбергу - всё существенное располагалось в нём ниже ватерлинии. Карьерный рост в учреждении, был парадоксально связан с погружением под землю - чем выше в управленческой пирамиде размещался сотрудник, тем глубже располагался его служебный кабинет. Насколько же глубоко можно было подняться по служебной лестнице института, не знал никто...

Минус восемнадцатый этаж, на котором ровно через сорок секунд Пётр Феоктистович покинул кабинку лифта, был полностью отдан в распоряжение Грошева. Коридоры, декорированные в успокаивающих тонах; просторные помещения отделов, уютно обставленные хорошей мебелью, современной оргтехникой и дорогим оборудованием; свежая зелень декоративных растений; персональные комнаты отдыха сотрудников, тренажёрный зал с компактным бассейном и сауной; буфет с отличным ассортиментом; небольшой удобный просмотровый зал, - всё это наилучшим образом способствовало продуктивному, творческому труду персонала. Заплесневелые догмы, проистекающие из тезиса - "на всех всего не хватит", предписывающие творческому работнику добродетели аскета - изнуряющее голодание; неухоженность; физическую немощь и раздражительность, современными кормчими власти в отношении сотрудников института были пересмотрены. Гипотеза о том, что голодный творец сотворит лишь низменное и вульгарное - к примеру, свиную котлету с хрустящей картошечкой, подтверждённая многочисленными наблюдениями в периоды упадка и развала империй, помогла выработать новые технологии творчества. Удовлетворённые физические и эстетические потребности, эффективнее всякого принуждения заставляли талантливого человека мыслить смело, ярко, без оглядки на практичность и целесообразную выгоду. Вне всякого сомнения, Пётр Феоктистович ясно осознавал эксклюзивность условий, созданных для сравнительно небольшого коллектива института. Мирок нищеты, растерянности и отчаяния, из засохшей грядки которого волевой дланью судьбы Грошев, сравнительно недавно, был выдернут, наподобие созревшего корнеплода, не растаял дымчатым облаком, а, в сравнении с новой, шикарной жизнью, приобрёл ещё более страшный контраст. Но такова подлая натура homo, гордо именующего себя разумным, что наиважнейшим инстинктом для него был, есть и останется навечно, по крайней мере, на время существования культурно-цивилизованного рода-племени, себялюбивый эгоизм...

Подраздел 9. " eMail'ян Пугачев ".

...и снились ему пышнозадые девушки, весело

играющие в салочки на свежей от росы траве...

Увлечённые весёлой болтовнёй, Аким и Лиза не заметили, как промчалась ночь. Весна, жажда общения, наивность и свежесть молодости, все эти обстоятельства благотворно влияли на взаиморасположение двух юных сердец. Окон в заведении не было, ранние розоватые лучи солнца, как ни старались, в подземелье пробиться не могли, поэтому, когда отворилась дверь, и сладко позёвывая, вошла Зинаида Михайловна, Лиза и Аким удивлённо переглянулись. Прочитав в глазах матери немой вопрос, Лиза, несколько запинаясь, представила Лопухова, и, назвав его "компьютерным профессионалом", прижав кулачки к груди, с мольбой заглянула в её глаза. Зинаида Михайловна, слегка смутившись, поздоровалась с Акимом. Придя в кафе ранним утром, прибраться после ночных посетителей, она не ожидала увидеть свою дочь чуть ли не в обнимку с молодым, довольно симпатичным парнем. Впрочем, Зинаида Михайловна втайне надеялась именно на подобное, но представляла знакомство дочери в иных обстоятельствах и декорациях - где-нибудь в тиши библиотечного зала, или в просторном университетском коридоре, или же на красноватой песчаной аллее сочинского санатория...

- Ты знаешь, мама, - воспользовавшись замешательством Зинаиды Михайловны, весело тараторила Лизочка, - Аким починил наш принтер, настроил сервер и модем - теперь за Интернет будем платить гораздо меньше - он мне объяснял про какой-то кэш, но я всё равно ничего не поняла, и вообще, он замечательный! Посмотри, мама, как он мило стесняется!

- Ну что вы, Лиза, - Лопухов смущённо покраснел и опустил глаза долу. - Пустяки, какие, я лучше вам сеть поднастрою и операционки на рабочих станциях обновлю...

- Не сейчас, пожалуйста, - Зинаида Михайловна, обрадованная то ли интеллигентной вежливостью Акима, то ли перспективой сокращения совершенно необоснованных, с её точки зрения, расходов на кафе, улыбаясь, ловко и деловито повязала на красивые густые волосы пёструю косынку. - Ты, Лизонька, угости Акима Петровича завтраком, а потом, может быть, он отдохнёт. Вы, в какой гостинице поселились?

- Мама, ну какие гостиницы! Он вчера только из Москвы приехал, в нашем городе никого, кроме нас, не знает. Может быть, он у нас остановится - комната бабушки всё равно пустует? - Лиза повторила упражнение с кулачками, грудью и мольбою в глазах.

Посопротивлявшись некоторое время страстным уговорам дочери, ещё раз, строго и оценивающе оглядев Лопухова с головы до пластиковых кроссовочных пят, Зинаида Михайловна уступила просьбам Лизы. Проводив печальным взглядом счастливую дочь и смущённого Акима, она принялась за уборку...

. . .

Дом, в котором располагалась квартира Грошевых, от кафе был в пяти минутах ходьбы. Оживлённые, расторможенные бессонницей и созвучием взаимной симпатии, Аким и Лиза шли по залитым утренним светом, не успевшим остыть за ночь тёплым и пустынным асфальтовым тротуарам. Закрайск, городок небольшой, коряво спроектированный отбывавшим последипломную отсидку выпускником архитектурного института, построенный ударными студбригадами и подневольными "химиками" за две пятилетки, не изобиловал памятниками старины и зодчества. Некогда секретный почтовый ящик - конденсаторный завод, за годы перестройки превратился из "градообразующего предприятия", поименованного так, когда-то, на митинге напыщенно и величественно выражавшимся мелким областным чиновником, в сборочный цех noname компьютеров. Предприятие, окружённое унылыми пятиэтажками, ужавшееся до склада и небольшой комнатки при нём, оживало лишь изредка и не надолго. Давно уже большую часть потребности в компьютерах "красной сборки" удовлетворяли на местах. Редкие заказы, перепадавшие от обленившихся столичных дистрибьюторов, могли обеспечить временной работой от силы человек двадцать, поэтому большая часть трудоспособного населения каждое утро набивалась в душные вагоны электричек и, рассыпавшись горохом по столичным перронам, спешила вовремя добраться к неприветливым проходным обретших новых хозяев московских заводов и фабрик...

Поднявшись на третий этаж по щербатой от выбоин и царапин лестнице, Лиза и Аким вошли в квартиру. Апартаменты оказались довольно просторными. Трёхкомнатная, объединённая с однокомнатной лачугой, выкупленной у переехавших соседей, квартира Грошевых, пережившая евроремонт, обставленная со вкусом и фантазией добротной мебелью, приобрела лоск и уют. Комната бабушки, отмучившейся год назад, была небольшой, но светлой и удобной. Всё, что осталось в ней от старушки - мрачноватые фотографии в простых рамках, развешанные по стенам (дагерротипы - вспомнил заковыристое слово Аким), старинный лакированный комод на гнутых львиных лапах, книжный шкаф красного дерева, забитый под самое горло допотопными фолиантами; странным образом сочеталось с ламинированным полом, кожаным бегемотом нового дивана, пластиковым, модерновым столом, с установленным на нём плоским монитором. Освежившись в сияющей чистотой персиковой керамики душевой, переделанной из ванной комнаты соседей, Лопухов завернулся в махровый, пахнущий свежим утром, халат, обул на ноги смешные, вислоухие домашние тапки, и прошёл в столовую, по-модному отделённую от кухни барной перегородкой. Лиза, в соблазнительно запахнутом шёлке, с тюрбаном полотенца на влажных волосах, хлопотала у матово блестящих поверхностей итальянского кухонного гарнитура. Вкусно пахло свежезаваренным чаем, булочками, сыром и ветчиной. Клокотал, пузырясь, омлет с зелёным лучком; дивным рубиновым сиянием светилось в хрустальной вазочке малиновое варенье. Поймав счастливый, сияющий взгляд Лизы, Аким едва не задохнулся - комок в горле, едва не брызнувшие слёзы, сладко защемившее вдруг сердце, - горячая кровь захлестнула его любовной волной...

. . .

Куглер, с прояснившимся до полупрозрачности сознанием, натужно пытался сконцентрироваться и изобрести, в конце концов, спасительную процедуру расшифровки. Промороковав около часа жутко скрипящими от усердия полушариями, Ефим так и не добился какого-либо прогресса. Отчаявшись, Фима прошлёпал по свежевымытому линолеуму прихожей в кухню, заварил кофе, и, тупо уставившись в мутный экранчик микроволновки, зачавкал бутербродом.

"Что делать, что же делать..." - гнусил внутренний голос. "Шевели извилинами, дубина. Давай, думай!" - понукал он нерадивого, тупого осла, в которого превратился ещё совсем недавно изворотливый и хитрый ум. "Действуй, скотина, брыкайся, лягайся, кусайся!"

- Но как? - неожиданно воскликнул Ефим, отвечая утробному голосу. "Как?" - зло переспросило чрево, "Очень просто. Первое - окончательно уясни простую, как оглобля, истину - если не можешь - не берись, а заставь кого-нибудь. Второе - никогда не пренебрегай самыми тривиальными средствами, часто именно они наиболее эффективны. Третье - всегда тщательно планируй и рассчитывай варианты развития ситуации..."

- Что за прописной бред! - в сердцах, Куглер неловким жестом опрокинул чашку с остатками чёрного, горячего напитка на разложенную по столу несвежую газетку с объявлениями. Липкая клякса растеклась маленьким, продолговатым Байкалом. Следя за вязким потоком, Фима попытался предугадать рубеж, на котором истощится движение микроселя, и его взгляд невольно выхватил обрывок фразы из объявления: "...а так же услуги в области криптографии...". Уже через минуту Куглер набирал указанный номер. Долгие, томительные гудки прервались, и в трубке послышался шамкающий, скрипучий старушечий голос:

- Его здесь нету! И не звоните больше! Никакого покою не стало - всё трезвонят и трезвонят, - совсем с ума посходили... - трубку бросили, неприятно зачастил нервный, пикающий сигнал отбоя.

- Fuck! - психанул Куглер, - Fuck! Fuck! Fuck! - вдребезги разлетелась стеклянная сахарница, вывалив сладкие кристаллики густым веером на керамическую плитку, острые осколки разлетелись по полу. Чудом, едва не поранив босые ступни, Ефим выбрался из кухни. Успокоившись, выгнал из чуланчика мощный пылесос, засосал в его ненасытное брюхо осколки и сахар, устало уселся на табуретку. Задумчиво глядя на объявление, Куглер ещё раз перечитал его. Что-то знакомое силилось протиснуться сквозь офсетные словосочетания, что-то очень знакомое...

- Телефон! Ясно же - телефон! - Ефим резко вскочил и бросился в спальню. Нащупав во внутреннем кармане модной куртки купленный в Лондоне palmtop, Куглер, быстро вжикнув молнией, расстегнул слегка потёртый кожаный футляр, лихорадочно зачёркал электронным стилом по жидкокристаллическому экрану. Добравшись до иконки персонального органайзера, трясущейся рукой, Ефим ввёл телефонный номер в поисковое окошко, и, о счастье! - карточка с персональными данными адресата открыла свои мемо-поля на переднем плане дисплея. "Аким Петрович Лопухов, г.р.1980, хол., прикладная математика, 9401386, oxygen@freelance.ru".

- Лопух! Конечно же, Лопух! Как я сразу не догадался! - Куглер, радостно хохоча, подтыкнул телефонный джеккер в разъём миниатюрного модема, в текстовом окошке "почтовой мыши" быстро набрал сообщение, припечатал большой палец правой руки к подсвеченной квадратной пластинке аутентификатора. Модем, похрипев высокими трелями, зашипел и успокоился. Светодиод, индицируя приём/передачу, замерцал зелёным, неярким светом...

Подраздел 10. " Гормональная эйфория ".

...мужчина пребывал в том возрасте, благосостояние в

котором определяется плотностью набрюшного мозоля...

Игорь Валентинович с трудом разлепил подсохшие веки, приподнялся, опершись на правый локоть, и медленно сел в кровати. Босыми, розовыми и влажными, как у младенца, ступнями, нащупал на ковре мягкие лапотки тёплых домашних туфель, покряхтывая, поднялся на ноги, с хрустом выпрямил затёкшую за ночь спину. Возраст, невзирая на регулярные занятия физкультурой, массажисток, санатории, дважды в год проводимые медицинские санации, не забывал напоминать о себе, особенно по утрам...

Выйдя из просторной ванной комнаты, в ярком галогеновом свечении сияющей чёрным, в розовых венах, мрамором, Игорь Валентинович, плавно и величественно проплыл в столовую. Плотно позавтракав, с чувством промокнул губы крахмальной салфеткой, мягко пришлёпнул по нежному филею грациозно процокавшую мимо копытцами на шпильках горничную в кружевном кокошнике, прошёл в кабинет. Закурив душистую сигарету, Блинович полузакрыл глаза, холёными пальцами слегка помассировал виски. Некоторая нервозность последних дней сменилась лёгкой обеспокоенностью. После первого акта так удачно начавшегося спектакля, выяснилась досадная подробность - сценарий представления, тщательно продуманный и просчитанный, не учёл неожиданного исчезновения примадонны. Ефим Куглер, которому предназначено было сыграть важнейшую партию, пошло и грубо сломал тонкий часовой механизм замысла. Вместо того, чтобы, суетясь, излучать в эфир и кабельные системы электромагнитные волны приказов своим многочисленным подёнщикам, Куглер, проведя блиц-опрос своих петрушек, перешёл в режим полного радиомолчания. Персоналии, услугами которых попытался воспользоваться Куглер, были малоинтересны - далеко не юный возраст большинства из них, в совокупности с гуманитарным, по большей части, образованием, позволяли совершенно чётко их отбраковывать. Лишь некоторые из претендентов обладали более-менее сносными качествами, да и те, после несложных симуляций уныло отфильтровывались. Проекту NVRI необходимы были личности, способные мыслить ярко, детерминировано, легко формализующие разнообразные предметные области, не зашореные негативным житейским опытом, с естественнонаучным образованием, склонные к позитивному самоанализу. Подобные, явно завышенные требования, были сформулированы на самых ранних стадиях проекта, но, подвергаемые частым и яростным нападкам критиков, всё же оставались единственной константой и на пятый год его существования. Американцы, побарахтавшись пару лет, практически ничего не добившись, свернули аналогичные программы, рационально направив немногое из достижений в этой сфере в бизнес. Появившаяся в результате интеллектуальная бытовая техника, поумневшие ракеты и танки, поражали слабые, не подготовленные умы обывателей. Но, переключение акцента на искусственный интеллект, со временем привело к оглуплению и без того недалёкого потребителя. Возрастающие претензии к искусственным мозгам, при слабом понимании законов функционирования естественного разума, неминуемо наращивали недоумение и творческую импотенцию разработчиков. Говоря искренне, Игорю Валентиновичу все эти "догоним и перегоним" до боли в печёнках надоели ещё в советские годы. Но бросить всё и уйти на покой мешало неясное, но жгучее ощущение того, что не всё ещё "взято у Природы", недостаточно обеспечено будущее достойное существование благородных последышей. Конечно, работа по координации проекта NVRI отнимала у Блиновича львиную долю отведённого для труда времени. На отдых и восстановление оставалось не более двадцати часов в сутки. Учитывая обязательные, проводимые дважды в неделю, конференц-совещания с руководителями реализующих проект подразделений, длящиеся от двадцати до тридцати, а то и до сорока минут, можно было совершенно определённо посетовать на перегруженность Игоря Валентиновича, слабой компенсацией которой были скромная, в масштабах замминистра, заработная плата, и некоторые незначительные льготы, по закону причитающиеся ответственному государственному служащему...

Вернувшись мыслями к проекту, Игорь Валентинович переместился из тяжёлого прикаминного трона в роскошное поворотное "офисное" кресло, и, развернувшись к столу эпохи Габсбургов, прикоснулся к плоскому экрану монитора. Неглубокая ямка, образовавшаяся на матовой поверхности в результате кратковременного нажатия указательного пальца, плавно и быстро выровнялась, и на восстановившем идеальную плоскость экране появились графические элементы интерфейсной подсистемы. Раритетный, но отлично выполнявший своё предназначение touch screen, значительно упрощал взаимодействие с компьютером, да и "тыкать" в изображение, было зачастую проще, чем напрягать бицепсы полушарий, управляя альфа-пойнтером. Внимание к себе сразу же привлёк мерцающий транспарант с надписью "calls count updated". Сообщения на английском языке были трудноискоренимым анахронизмом, напоминающим о времени, когда каждый уважающий себя программист мечтал перебраться поближе к туманной речке Темза, либо к микрочиповой долине с её кварцевым песочком. Ткнув перстом в нарисованную кнопку, Игорь Валентинович с интересом прочёл краткий отчёт. Молчавший, будто спящая рыба, Куглер, пробудившись к жизни, снова начал излучать электромагнитные волны. Службы мониторинга зафиксировали телефонный разговор с пенсионеркой Лидией Захаровной Парнас. Из расшифровки аудиозаписи не было ясно, кем интересовался Куглер, но расторопные сотрудники службы уже наводили соответствующие справки. Вторым, после пробуждения, сеансом интерфейса Ефима Леонидовича с внешним миром, стала выгрузка на малоприметный почтовый сервер короткого, хорошо закодированного письмеца. Влёт подогнутый софт почтовика, изготовился доложить сетевые координаты предполагаемого адресата в момент прочтения им сообщения. Игорь Валентинович оживился. Интуиция, редко подводившая его, подсказывала, что искомая величина уже не за горами. Весело похмыкав, Блинович бодро встал из-за стола, и направился в гостиную, где, истомившись от нетерпения, ожидали его аппетита жемчужная сёмужка, свежая выпечка и крепкий, душистый кофе...

. . .

Семён Феофанович, полулёжа на инкрустированной яшмой оттоманке, мрачно посасывал мундштук кальяна. Редкие, но тяжёлые, как свинцовые чушки, мысли, следующие одна за другой на достаточном удалении, напоминали телеграммы, закодированные в азбуке Морзе. Задымлённое сознание повелителя нескольких сотен нечистых душ, изредка озарялось трескучими вспышками, вслед за которыми мощный геликон издавал басовые ноты.

- Ну, ты, это самое, будем продлять договор. - Грозно прорыкал Египетский, даже не повернувшись в сторону изображающего подобострастную букву, Вениамина. - Факсуй, твою мать, согласие.

- Вензелем украсить бланк, Семён Феофанович? - из печатной, Вениамин превратился в прописную буквицу.

- Ты свою жопу укрась. Что за ай-люли такие?! У меня контора или бардак? - Египетский страшно зыркнул на секретаря.

- Всё понял, в строгом, официальном стиле, по-деловому и без излишеств! - Затрепетал Вениамин.

- Ага, чисто по-деловому... - Подытожил Египетский.

Последнее время, дела, однако, приобретали скорбные оттенки. Подпирали конкуренты, постепенно подминавшие недавних союзников; новые рискованные спекуляции требовали всё больших расходов - чиновники, сплочённые единой идеей, резко прибавили в расценках и тарифах - теперь, чтобы получить ничего не разрешающую, но формально необходимую закорючку, приходилось ужиматься и экономить на туалетной бумаге. Когда же дело касалось печати с гордой, генетически модифицированной птицей, пускали по кругу шапку, в которую каждый "сотрудник" вкладывал пропорционально своему уровню. Все аналитики и консультанты конторы Египетского, зарегистрированной под скромным названием "Ваша кровля", суетливо, но малорезультативно, изыскивали новые, свежие способы сравнительно нечестного отъёма дензнаков и прочих символов благосостояния, у неминуемо сужающегося круга подопечных. С треском провалившая последние выборы партия "Личной свободы", так легко узурпированная в своё время у Куглера & Co, полуразложившимся трупом догнивала на политических задворках. В традиционных отраслях назревали революционные изменения - предполагаемая скорая легализация нервировала проституток и клиентов натуралов; гей-бригады, ранее малочисленные, трудно и медленно интегрировались в производственные процессы; фальсифицированный алкоголь с трудом пробивался к потребителю сквозь препоны проголодавшегося официоза. Нужны были оригинальные, не захватанные жадными торопливыми лапами спекулянтов и прочих предпринимателей, комбинации и варианты. Побывав "за бугром", Египетский наладил, было, конвейер наивных дураков, ищущих ПМЖ на свои ягодицы, но конкуренция мигом сбила цены и привлекла нежелательное внимание чинуш. Единственная сфера, в грязноватую кашицу которой Семён Феофанович не погружал ещё своих железных, с густым оволосением, клещевидных манипуляторов, носила громкое, ещё недавно, имя - Наука. Ну не производили должного впечатления все эти чокнутые доценты с кандидатами, с которыми Египетскому изредка доводилось общаться чисто по производственной необходимости. Эпизоды, навсегда врезавшиеся в малообъёмную, но энергонезависимую память Семёна Феофановича, живо восстанавливались в его мозгу: то ректификационными колоннами перегонки метила в этил, для функционирования которых жизненно необходимы были родиевые решётки катализаторов, добытые с неимоверными трудами и затратами, и позволившие получать не менее литра дурно пахнущего "чистяка" в сутки; то облысевшими корешами-импотентами, транспортировавшими в алюминиевых, инкрустированных чёрной пластмассой кейсах "красную ртуть" и драгоценный, обогащенный уран. Но, невзирая на предыдущие малоутешительные опыты научных изысканий, звериная интуиция Египетского упрямо заставляла мыслящий агрегат всё чаще и чаще сосредотачиваться на академиках и прочих высоких технологиях. Затраты на новые изыскания были минимальны, но и плоды не торопились вызревать. Помимо прочего, бесили неясность, неопределённость в выборе направления приложения сил; отсутствие чётких временных пределов мероприятий. Взять хотя бы последний случай: проверка просочившейся сквозь околоправительственные слои информации о некоем секретном проекте, обещавшем с ног на голову поставить всю нефтепереработку, затягивалась из-за недомыслия и тупости - Фимка Куглер, подло налгав, обманом избежав наказания, смылся с облачного горизонта и куда то исчез...

- Ты, это, про Кеглера узнал? - негромко прорявкал Египетский, попыхивая ароматным дымом.

- Ищем, Семён Феофанович! - учтиво осклабился Вениамин, согнувшийся пуще прежнего в судороге подобострастия. - Но он, подлец, как сквозь землю провалился! - задрожал всеми конечностями секретарь.

- Тщательней искать надо... - ударяя по последнему слогу, мудро изрёк Египетский, погружаясь в сонную дремоту...

Вениамин, на цырлах выползший из опочивальни, мягко притворил высокую тяжёлую дверь, медленно поворачиваясь, расправляя согбенные плечики, воздымая сухопарую, венчающую кадыкастую индюшачью шею, головку, грозно сомкнул белесоватые, редкие бровки и зачиркал злобными зажигалочными искорками глаз на примостившихся напротив дверей, опричников...

Раздел 2.

Подраздел 1. " Эйчь-ти-ти-пи отца своего... ".

Вспомнишь, бывалоча, Norton Commander-а,

Вздрогнешь рукой, F1 нажимающей...

Синие окна и жёлтые маркеры,

Маму, Esc-ейпа скан-код объясняющей...

Тихое шуршание голосов, едва доносившееся сквозь плотно притворённые двери, неожиданно прекратилось. Мягко оттолкнувшись вспотевшими ладошками от лакированной створки, Креолов, быстро и бесшумно проскользил по ворсистой дорожке и плюхнулся в секретарское креслице. Двери отворились, вышедший посетитель, грузно переступая толстыми ножками в широких брючинах, хмуро глянув на Креолова, вышел из приёмной. Зажглась красная лампочка коммуникатора, спокойный голос патронессы пригласил Креолова войти...

- Сашенька, а не засиделся ли ты в секретарях? - Полуобернувшись к подчинённому, задумчиво поигрывая изящной цепочкой на слегка увядшей шее, Блинович ласково смотрела на вмиг похолодевшего Креолова.

- Конечно же, нет, Екатерина Альбертовна! - Пытаясь не демонстрировать порозовевшее от подслушивания ухо, растянул чувственные губы в заискивающей улыбке Александр. - Мне очень приятно работать с вами, видеть вас, ощущать аромат ваших духов... Моя богиня! - Неожиданно всхлипнув, Креолов припал к перстням властительницы.

- Ну что ты, что ты! - Вяло отстраняясь, Екатерина Альбертовна потрепала Сашу по волнистым, красивым волосам. - Ладно, ладно, успокойся, милый мальчик. Всё будет хорошо. Будешь работать у мужа в институте, руководить целым направлением. А замену тебе подберём. Ты, например, кого порекомендуешь? - Освободив из внезапно ослабших объятий полуобнажённую, холёную, с лёгким персиковым загаром руку, Блинович придавила плоскую кнопочку под столешницей.

Ворвавшиеся в кабинет дюжие молодцы в тёмно-синей униформе, профессионально скрутили обмякшего от ужаса Креолова, и, подхватив под руки, легко вынесли его из кабинета.

- Крысёныш сопливый! - Злобно сверкнув тёмными, слегка раскосыми глазами, Екатерина Альбертовна энергично произнесла несколько нецензурных слов, оформив их в не лишённую определённого изящества фразу. Повернувшись к экрану монитора, с гримаской лёгкого омерзения досмотрела видео, и, прикоснувшись к сенсорной панельке, отключила компьютер. Успокоившись, Екатерина Альбертовна поднялась с кресла, плавным движением поправила причёску, сладко, по-кошачьи, потянулась. Улыбка блаженства заиграла на только что властном лице, смягчив его черты, округлив овал. Всё складывалось как нельзя лучше - начавший надоедать Сашенька, неосмотрительно взалкав побочного дохода, неосторожно подставился под многочисленные объективы наружки в тот самый момент, когда, видимо, совершенно случайно повстречавшийся в толпе Рижского вокзала Вениамин Колосуев, передал ему невзрачную, в чёрно-белую шашечку, китайскую сумку, сплетённую из пластикового лыка. Возможно, умный анализатор и пропустил бы эту сцену, но тривиальное, загруженное в компьютерную базу знаний ещё на этапе отладки, правило "противоположности случайно не локализуются", взвело надлежащий триггер, и программа зафиксировала событие для дальнейшего рассмотрения человеком-оператором. Фактографические данные, тщательно обновляемые и своевременно бэкапируемые, собранные в бесценную информационную базу, при соответствующем подходе позволяли не просто фиксировать происходящее, но и выполнять автоматическую предобработку, облегчая непростую задачу службы мониторинга. Со времени внедрения системы значительно снизился фактор неопределённости в прогнозировании вариантов развития отслеживаемых процессов...

"Институт Игоря явно прогрессирует". - С удовлетворением констатировала Екатерина Альбертовна, и, успокоившись совершенно, переключила мысли на волнующую процедуру предстоящего кастинга помощников-секретарей, с несколькими кандидатурами которых её ознакомил управляющий - милый, несколько отяжелевший за годы преданного служения делам, толстячок...

. . .

Неприятная щекотка разбудила Акима. По извилистому рельефу ушной раковины, задевая лёгкий пушок, что-то быстро ползло, направляясь к отверстию. Попытка избавиться от раздражителя, почему-то не удалась - Лопухов не смог ни тряхнуть головой, ни поднять руки. В недоумении, Аким ещё раз попытался сбросить ползучую гадину, но так же безуспешно. Мгновенно осознанный ужас, мощным импульсом пронзил сознание - мерзкая тварь беспрепятственно проникла в ухо, загрохотала коваными когтистыми лапами по короткой пещерке, с ходу впилась в перепонку. Острая боль, тишина, сменившая грохот, отчаяние беспомощности, мгновенно проступившие холодные капли пота, и невозможность пошевелиться, напрячь пусть самую маленькую мышцу. "Что это? Ах ты дрянь! Мама! Больно! Больно!" - В паническом трепете мысли метались как оглохшие летучие мыши, сталкиваясь и судорожно цепляясь за выступы кремнистых сводов. Вгрызаясь в кровоточащую, живую плоть, насекомое целеустремлённо рвалось к мозгу...

- Аким! Что с тобой?! - испуганная Лиза, с рыжим пёрышком в побелевших пальцах, круглыми, расширенными глазами смотрела на Лопухова. Быстро осмотревшись, Аким расслабился, обессилено плюхнулся на спину. Разжав сведённые судорогой кулаки, Лопухов осторожно ощупал правое ухо. Лиза в тонком белье, смятая постель, ярко освещённое окно, мягкие краски интерьера, негромкий детский смех, доносящийся с улицы...

- Всё нормально, сон дурацкий... - Шепча извинения, Аким нежно прижался к тёплому, так стремительно и неожиданно ставшему родным, вздрагивающему, девичьему телу.

- Ты так крепко спал... Я, просто,... пощекотала перышком,... а ты вдруг как закричишь! - Розовые губки дрогнули, слёзы, переполнив глаза, закапали на подушку.

- Не плачь, ну не нужно... - Лопухов, неуклюже утешая Лизу, смущённо восстанавливал в памяти события предшествующих часов. Лёгкий стыд за безвольно утерянный контроль над стремительно развивающимися событиями, смешанный с эйфорией внезапно захлестнувшей его страсти, сладко ноющее сердце и необыкновенный прилив сил - острые ощущения жизни, любви, быстро наполняли всё его существо давно забытым счастьем, радостным, оптимистичным и по-детски наивным.

- Хорошо, не буду... - Смущённо улыбаясь, Лиза, непроизвольно всхлипнув, лёгким движением смахнула слёзы, и вдруг застеснявшись, запахнулась в халатик. - Мне пора - мама уже волнуется, наверное. Надо её сменить. - Лиза заторопилась...

. . .

Войдя вслед за Лизой в полупустой, мягко освещённый подвал кафе, Лопухов вежливо улыбнулся Зинаиде Михайловне, обеспокоено поглядывающей то на дочь, то на него, и прошёл к свободному столику. Слегка двинул мышку, застрекотал клавишами. Доступ, несмотря на устаревшие уже XDSL модемы, натужно проталкивающие килобайты по выделенной линии, был, на удивление, достаточно хорошим. 408 KCps в пике нагрузки, позволили быстро подкачать необходимые заплатки. Кряки, на совесть сработанные братьями-профессионалами, без проблем снесли заковыристые замочки "шароварных" trial-версий, и, зарегистрированные на Зинаиду Михайловну, обновлённые программы, засияли, как говаривал майор, проводивший занятия на военной кафедре давно уже законченного университета, "всеми цветами и радугами". Быстро пропатчив оставшиеся компьютеры, Лопухов, разорвав в клочья и обильно полив слюной, с удовольствием проглотил две порции пельмешков, разогретых для него в микроволновке заботливой, улыбающейся Лизонькой. Допив вторую, "сиротскую", вмещавшую не менее полулитра, расписанную дивными узорами кружку ароматного чая, Аким, блаженно улыбаясь, непринуждённо развалился в удобном кресле... Малолетки, оживлённо чирикающие на пацанячьем жаргоне, рубились в CS. Стильные, по их разумению, девушки, преувеличенно увлечённо "чатились", изредка поглядывая в сторону Лопухова. Пара-тройка серьёзных, взъерошенных юношей, периодически протирая покрасневшие глаза, "шарились" по порно-сайтам. Всё было как всегда, как и во многих других, щедро рассыпанных по населённым пунктам огромной страны, избах-читальнях современности... "Кайф! - Масляно, как согретый летним солнышком кот на завалинке, жмурился Аким. - Вот оно, блаженство!"...

- ...и, произведя контрольный выстрел в голову депутата, быстро прошёл в арку, ведущую к переулку Грибоедова. Там, по свидетельству очевидцев, сел в серые "жигули" шестой модели, и уехал по направлению к центру. - Звонкий голос диктора, мутноватые кадры впопыхах смонтированного репортажа, ядовито-цветной картинкой телеприёмника, укреплённого над стойкой бара, прорвали мечтательный флёр Лопухова. Беспокойство, с момента знакомства с Лизой, казалось, бесследно испарившееся, вновь напомнило Акиму весь бред предшествующих суток. Поёжившись, Аким ссутулился, нервно потирая подбородок, хмуро огляделся. Ничего, казалось бы, не изменилось. Но это только на первый взгляд. Сидевший в углу очкарик, листавший книжку в яркой обложке с надписью "Java-апплеты для чайников", закрыл её и напряжённо всматривался в экран монитора. Девушка в кожаной косухе и высоких, под самые колени, мягких, шнурованных сапогах, пристально, с явным вызовом, разглядывала Акима. Даже "контры" и "терроры", гораздо жёстче лупили по клавишам и ёрзали мышами по пластику ковриков... Лиза, чутко уловившая перемену настроения Лопухова, быстро обслужив очередного посетителя, вытерла влажные от тёплой воды руки ворсистым полотенцем, и, сняв передничек, подсела к Акиму.

- Что-то произошло? - Обеспокоено заглядывая в лицо отводящего взгляд Лопухова, Лиза, нежной ладошкой накрыла его похолодевшие, вздрагивающие пальцы. - Ты не заболел? - Мягкими, горячими губами, как когда-то мама в детстве, прикоснувшись к его прохладному лбу, Лиза снова взглянула в лицо Акима - Да нет, температуры нет.

- Это точно. Абсолютный ноль. - Криво улыбнувшись, Лопухов быстро посмотрел в озабоченные глаза, и склонил взгляд долу. Немного помолчав, добавил - Мы готовы вас принять на Гражданке номер пять...

- Кого принять? На какой гражданке? - Смутившись двусмысленностью, Лиза слегка порозовела.

- Да рекламка такая, слоган. Кафешка на улице Гражданской, дом пять, закусочная "Миллениум"... - Извиняясь за глупую, неуместную фразу, Лопухов, взяв себя в руки, грустно улыбнулся Лизоньке.

- Ты, если не хочешь, можешь не рассказывать, но я вижу, у тебя неприятности... Я могу помочь. У отца связи, и вообще... - Просто, с искренним сочувствием, сказала Лиза.

- Что ты, Лизонька, всё о-кей! - Аким изобразил подобие беззаботного счастья, широко улыбаясь, в качестве доказательств выставил все тридцать два гладких, плотных зерна молодого кукурузного початка.

- Как хочешь. - Обиженно надув губки, Лиза вздохнула и вернулась за стойку...

Лопухов невесело поскрёб затылок. "Если бы так, как хочу.... Что же, надо двигать дальше, нельзя расслабляться.... А как хорошо было бы остаться здесь, с Лизой.... Ну, да ладно, всё, хватит сопли размазывать". Аким встряхнул головой, как бы отгоняя сладкие мечтания, и развернулся к монитору.... Выйдя в сеть, Лопухов последовательно залогинился на трёх анонимизирующих серверах, открыл сессию на давно подломленном хосте забугорной компании, загрузил мэйлер. Постучался на freelance.ru и выгрузил накопившуюся почту. Ftp-ровал принятые файлы по цепочке хостов, в порядке, обратно-хронологическом по отношению к выполненным ранее логинам, тщательно подчистил системные журналы. Быстро распечатав тексты сообщений, уничтожил личные файлы, заполнил хексовой константой "EF" все свободные области на жёстком диске рабочей станции, и, совершенно уже параноидально, дефрагментировал тома винчестера...

Подраздел 2. " Star Worms ".

Как меня заколебала

Эта ваша Калевала...

Лучшим, в этой жизни, по праву достаётся всё лучшее - страдания, возвышающие душу; муки творчества, неизъяснимо сладкие; самоотверженность альтруизма и святость аскетизма. Ну а худшие вынуждены довольствоваться низменным и никчёмным - беспечностью, хорошим здоровьем, милым невежеством, бытовым комфортом и материальным достатком. Леночка Блинович, в полном соответствии с вышеизложенным принципом, творчески, самоотверженно страдала. Лёгкий, тёплый пар, прозрачным облаком заполнивший ванную комнату, конденсированными слезами рисовал неровные дорожки на холодных зеркалах. Ароматная пена, плотная и радужная, дивным, густым суфле покрывала воду, не давая ей остыть раньше времени. Стройное, юное тело, разомлевшее от возвышенных страданий, картинно разметалось в розовой керамической бригантине. На пушистом овальном коврике, рядом с изящными, украшенными бисером комнатными туфельками, лежала тяжёлая, в замшевом переплёте, книга. Гроздья крупного столового винограда, румяные абрикосы, и прочие груши-яблоки, аппетитным холмом возвышались над матовым золотом вычурного подноса, едва поместившегося на хрупком столике, подкатившемся вплотную к обожаемой хозяйке, вставшем на цыпочки и изо всех своих сервировочных силёнок пытающегося перегнуться через скользкую розовую преграду ванны. Напевая печальную песенку, Леночка неизъяснимо грустила. Ефим, с которым она рассталась на прошлой неделе, обещавший эскортировать её в модный дансинг, в назначенное время не позвонил. Его номер, вульгарным женским голосом сообщал о недоступности или отключенности абонента. Даже папА не помог - дав твёрдое обещание разыскать пропажу, через два дня виновато извинился и беспомощно развёл руками...

- Где же ты, и где искать твои следы... - Мурлыкала Леночка, плавными движениями потирая розовую кожу обильно впитавшей бальзам греческой губкой. - Па - ра-ра, па-па-ра па-ру-ра - ру-ра... - Плавная мелодия, бархатный французский баритон, теплые, нежные ароматы убаюкивали, гипнотизировали сладкими грёзами...

. . .

Вздрогнув от неожиданно громкой трели, Леночка, разомкнув сомлевшие вежды, недоумённо поискала взглядом источник беспокойства. Это был домофон - его небольшой, плоский экранчик ярко светился. Нечёткая от осевшей влаги цветная картинка изображала пропажу - Фима Куглер, нервно озираясь, давил на кнопку звонка. Встрепенувшаяся Леночка, обрадованным пингвином выскочила из ванны, второпях набросив длинный, ворсистый халат, указательным пальцем дрожащей от возбуждения руки утопила выпуклую пуговку разблокировки замка. Дверь в прихожей распахнулась, пропустив Фиму, и тут же плавно затворилась.

- Лена! Спрячь меня! Пожалуйста! - Растрёпанный, с перекошенным лицом, Куглер бросился к Леночке, и, споткнувшись, с грохотом рухнул на инкрустированный паркет. Леночка, несколько смутившись, с лёгким разочарованием в дивных глазках, попыталась успокоить Фиму...

Из рассказа Куглера, прерываемого всхлипами и дрожью, прояснились причины паники - чугунная лапа Семёна Феофановича Египетского, не знакомого Леночке, но, по описаниям Фимы страшно неприятного, дотянулась-таки до спрятавшегося в нору суслика. Куглер, исповедавшись, успокоился и взял себя в руки...

- Самое страшное, что я не знаю, что это за шифровка. Попросил Лопухова помочь, - ревниво покосился на Леночку Куглер, - до сих пор ответа не дождался. Все знакомые - без понятия. Так что, куда податься, не знаю. - Фима с тоской и надеждой тягучим взглядом приговорённого к расстрелу, уставился на Леночку. Дуальность положения, в котором оказалась "юная серна" после искреннего рассказа Куглера, заставила призадуматься. С одной стороны, Фима был приятным молодым человеком, с ним удобно, весело и беззаботно Леночка провела не один час, но, с другой стороны, серьёзно думать об ограничении свободы выбора будущего, возможно и не связанного с Куглером, она не могла. Да ещё и выяснившиеся неприятные подробности обыска Фимой папиного кабинета, отрезвляюще воздействовали на пылкость чувств...

. . .

"- ...финишировал пятый этап многодневной дружбы народов. Основные встречи происходили на территории сельской местности. В нашем пресс-центре вы можете заказать об этом вообще исчерпывающую информацию. Переходим к следующему блоку новостей. Десять новых скорых помощей подарил губернатор Ставропольского края жителям Красногвардейского района. В "Детский Мир" прибыло новое поступление обуви для детей и школьников. Вчера, в подмосковном Кроваторске прошёл учредительный съезд партии "Педагоги России". Педароссы - так громко и солидно называют себя её приверженцы. - Наша партия гордится не только количеством членов. - Заявил Владимир Кровоедов, единогласно избранный лидером новой политической организации"... Над стойкой бара, захлёбываясь рекламными вставками, громко бредил радиоприёмник. Кафе опустело. Лиза уже заканчивала убирать последний столик, а Лопухов всё никак не мог придумать прощальной фразы.... Выключив обрыдлый ящик, Лиза погасила верхний свет, включила дежурное освещение и села рядом с Акимом. Затянувшаяся пауза, томительным тиканьем электронных ходиков, укоризненно напоминала о неизбежном. Аким кашлянул, ещё ниже понурил курчавую голову, и, пуще прежнего ссутулившись, приоткрыл рот. Но тут же закрыл его. Грохот тяжёлых ботинок по крутой лестнице, решительный стук в металл двери, заставили напружиниться все мышцы Лопухова.

- Не открывай, Лиза. - Аким нервно сжал кулаки. - Пожалуйста. - Тихо попросил Лопухов.

- Да это папа - он часто за мной заезжает после работы. - Спокойно сказала Лиза, и, пройдя к стойке бара, нажала тумблер электрозамка. Дверь стремительно распахнулась, и в помещение ввалились три молодых парня в коротких, чёрных куртках. Быстро оглядев зал и увидев Акима, ринулись к нему, разбрасывая кресла в стороны. Мгновенно оценив ситуацию, Лопухов, резко, и неожиданно для самого себя, высоко подпрыгнул и вскочил на столик. Нападавшие на секунду замерли, пытаясь вычислить в какую сторону ринется беглец. Этого было достаточно. Аким, огромными прыжками, давя оптических мышей и ломая клавиатуры, понёсся на самого рослого парня. Тот, несколько опешив, сунул правую руку за пазуху, но выхватить оружие не успел - Лопухов, как заправский Джеки Чан, прыгнул на него вперёд ногами. Пока сбитый на пол парень разворачивался для ответного удара, Лопухов, вскочив на ноги, в пять прыжков выскочил в дверь. Впиваясь в стены, рикошетируя от металла двери, резко завжикали свинцовые осы. Но тщетно - цепляясь правой рукой за поручень, спотыкаясь и поскальзываясь, Аким пронёсся вверх по лестнице и вылетел на улицу. Город, благодаря короткой экскурсии и рассказам Лизы, он уже немного знал, поэтому, почти не раздумывая, бросился к тёмным параллелепипедам корпусов конденсаторного завода. Бежал быстро, не петляя, слыша за спиной выстрелы и ощущая удары воздуха от сверхзвуковых волн, проносящихся мимо пуль. Его догоняли трое. "Это хорошо, значит с Лизой всё в порядке. - Лихорадочно соображал Лопухов. - Надо подальше отвести их от кафе"....

Выскочив на плохо освещённую площадку перед каменной будчонкой проходной, вымощенную тротуарной плиткой, потрескавшейся со временем от погоды и мастерства укладчиков, Аким, несколько раз согнувшись, на ходу подобрал с земли крупные обломки, и, миновав вертушку, быстро забил куски плитки в промежуток между железными трубами карусели и кирпичным бортиком. Заблокированная вертушка ненадолго, но всё же притормозила догонявших. Пока они, матерясь, перелезали через преграду, Лопухов, резко метнувшись влево, заскочил за прямоугольный выступ проходной. Размахнувшись, изо всех сил метнул в тёмные стёкла ближайшего корпуса два оставшихся обломка. Не долетев до хрупкой цели, куски плитки глухо грохнулись в деревянную калиточку, вмонтированную в высокие железные ворота. От резких ударов, дощатая дверка, жутко заскрипев, повернулась на ржавых петлях, обозначив чёрное дупло входа. Раздались выстрелы, и три тени бросились к проходу в корпус...

Подраздел 3. " Пейзанская башня ".

ЖилА жИла, не тужИла...

Пётр Феоктистович, усталый, но довольный, возвращался домой. За окнами резвого минивэна проносились, временами сливаясь в цветные полосы, яркие светлячки отражателей, регулярно рассевшихся по столбикам ограждения шоссе. Интеграция, запланированная на сегодня, удалась. В последнее время это уже становилось законом, а не исключением из него, как в предыдущие годы. Очевидный факт успеха, в который когда-то только верилось, безосновательно и безнадёжно, всё в большей степени материализовался, всё ярче сиял на фоне прошлых невзгод. Особенно радовало обстоятельство, благодаря которому лаборатория Грошева эффективно оправдывала надежды руководства, не ограничивая, при этом, творческих устремлений Петра Феоктистовича. Последнее слово в области технологий СМИ, было произнесено не в какой-нибудь Америке или Японии, а здесь - в нищей, убогой и технологически недоразвитой России. Давно за плечами остались первые шаги - громоздкие и страшноватые приборы, грубо фиксирующие биотоки животных; первые эксперименты картирования функциональности мозга человека; устройства, транслирующие квантованные в череду объёмных моментальных снимков состояний биоэлектрического поля, напрямую в совокупности оцифрованных сигналов. С гордостью вспоминал Грошев "альфа-пойнтер" - преобразователь, разработанный им по ходу дела, и так понравившийся "генералитету". Со средствами волнового воздействия на сенсорный аппарат, пришлось, правда, повозиться, но каков был эффект, как широко разинулись рты проверяющих, когда дебиловатый, наполовину выживший из ума старик-бомж, изящно доказал сформулированную им же теорему матфизики, и тут же, обтерев следы мела на пальцах, и пузырящихся слюней на груди, фалдами комично сидевшего на кривых плечах, фрака, вдохновенно исполнил главную партию первого концерта Чайковского. Вне зависимости от того, насколько адекватной была принятая Грошевым функциональная модель интеллекта, результаты, полученные от её применения, поражали воображение. Курирующий проект NVRI Игорь Валентинович, на устроенном в честь годовщины с момента образования лаборатории торжественном вечере, с нескрываемым удовлетворением крепко жал руку Петру Феоктистовичу, и ободряюще похлопывал его по плечу. Ещё бы - от перспектив, открывавшихся в результате применения разработок ИИУ, базирующихся на Грошевских технологиях, закружились головы и у лидеров нации. Долгий, нудный, дорогой, и отнюдь не всегда приводящий к необходимому результату, процесс воздействия на умы посредством телепроповедей, изначально был слабо обоснован теоретически, а после достопамятного пожара главной телеиглы, приведшего к временному разрыву эфирной трубки капельницы, возникли сомнения и в достаточном соответствии поставленным задачам, технического обеспечения бродкастинга. Эффективность новой технологии подтверждалась не только лабораторными тестами - полным ходом шло строительство "станций переливания сознания", как в шутку называли пункты воздействия сотрудники Грошева. На данный момент уже полностью эксплуатировались пять установок, сканирующие излучатели трёх из которых были вмонтированы в арки подземных тоннелей метрополитена. Проносящиеся в их темноте поезда, с огромной скоростью, в соответствии с жёстким расписанием, провозили материал сквозь невидимые занавесы полей, мощные подковы, на гигаскоростях считывали неуловимые субстанции сознаний пассажиров, и, мгновенно подобрав индивидуальные последовательности, вливали модифицированные фрагменты мировоззрения обратно, прожигая их в EPROM-память подкорки. Конечно, случались и сбои, когда незначительные баги, по оплошности не подчищенные в финальных релизах матобеспечения, приводили к случаям полного регресса центров контроля поведения экземпляров материала. Так, у всех на памяти были события на Васильевском спуске, когда "заклинившие" подростки разъярённо бросились кромсать припаркованные авто и жестоко избивать себе подобных. Но руководство с пониманием относилось к подобного рода оплошностям, ведь не ошибаются лишь те, которые... ну и так далее. Но самой большой удачей, Грошев считал подтверждение выношенной ещё в университете, и долгие годы не имевшей возможности родиться на свет божий, теории сознания. Именно первый экспериментальный "ускоритель", воплощавший её принципы, позволял с лёгкостью моделировать, разрабатывать и воплощать в реальность, все эти чудеса. UberBrain был практически достроен, необходимо было лишь интегрировать главный контроллер, с которым, и возникли некоторые сложности. Правда, Игорь Валентинович клятвенно обещал, в кратчайшие сроки, помочь в изыскании для него необходимых средств...

Развернувшись на развязке, Грошев свернул с широкого полотна шоссе и направил автомобиль к центру города. Подъехав к зданию, в подвале которого располагалось кафе, Пётр Феоктистович, попикав брелком замка, спустился по крутой лестнице. С удивлением, сощурившись от яркого света, пробивающегося сквозь приоткрытую дверь, Грошев вошёл в помещение кафе.

- Лиза, почему дверь от... - Так и не договорив фразы, Пётр Феоктистович в недоумении остановился. Поваленные кресла; столы, задравшие ножки в потолок; разломанные трупики мышей, выронивших ливер пружинок, шариков и колёсиков; щербатые улыбки клавиатур, потерявших пронумерованные зубы; хрустящие осколки колб мониторов, и сидящая на полу посреди этого хаоса, рыдающая дочь.

- Лизонька! Что случилось?! - Грошев бросился к дочери, поднял её с пола, крепко обнял....

. . .

Лопухов дремал. Мерно погрохатывали на стыках отполированных рельсин тяжёлые колёса, плавно покачивался пустой вагон электрички, дрожал тусклый свет единственной лампочки, чудом уцелевшей в разбитом плафоне. Уставший, грязный, в джинсах с разодранной штаниной, в куртке с надорванным рукавом, но всё же живой и невредимый, Аким, подобрав ноги, скукожившись на жёсткой деревянной лавке, нёсся, волоча за собой к столице скудную серость приближающегося утра. Ночной забег, в лидеры которого он вырвался благодаря свинцовым стероидам, завершился более-менее удачно. Разминувшись с кожаной троицей, проглоченной склепом корпуса мёртвого завода, Лопухов, стараясь не шуметь, прокрался к сторожке, светившей мутным окошком рядом с проходной, подхватил дорожный, обтёрханный велосипед, и, не обращая внимания на пьяные возгласы, доносившиеся из-за плохо притворённой двери, перетащив худого конька через проходную, вскочил в седло, высоко расположенное на трубчатом крупе, и дал шпоры...

. . .

Проснувшись от лёгко удара в подошву плоской погремушкой на длинной деревянной рукоятке, Аким сел, и, разлепив веки, проводил вялым взглядом удаляющегося мужичка в форменной синей фуражке. За окном, серое, с бурыми полосами, утреннее небо, проливало скудные холодные слёзы на асфальт столичного перрона. "Приехали. - Тупо процитировал неизвестного автора Лопухов. - Пассажиров просим освободить вагоны". Ступив на платформу, Аким подтянул молнию курточки под самый подбородок, быстро прошёл здание вокзала и подошёл к остановке троллейбуса. Было рано, но под рифлёным навесом, укрываясь от реденького дождя, уже топтались люди. Дождавшись рогатую, лупоглазую гармошку, Аким, протопав по истёртым резиновым коврикам, уселся на чёрное, бесстыдно демонстрирующее поролоновые потроха, сиденье... Выйдя на знакомой до рвоты остановке, Лопухов, озираясь, протрусил к подъезду серой пятиэтажки. Поднявшись на второй этаж, осторожно подошёл к обитой "дерьманьтином" двери, тихо постучал. За дверью глухо заворочались, что-то забубнил перхающий старушечий голос. Выпуклый дверной глазок осветился изнутри жёлтым, и через минуту сезам отворился. Захаровна, пропустив Лопухова в прихожую, притворила дверь и заклацала щеколдами и засовами.

- Явился, сокол ясный! - Больно стукнув Акима по лбу костяшками скрюченной, рябой кисти, Захаровна строго воззрилась на блудного постояльца из-под седых, мохнатых бровей. - Где шеболдался, окаянный? Ишь ты, вывазюкался-то как! На помойке ночевал, что ли? Я уж думала, не вернёшься больше, хотела уже комнату сдать. А ты значить, вернулся... - Старушка помолчала, и, посипев, укоризненно качая головой, прошаркала на кухню... Лопухов, облегчённо вздохнув, прошёл в свою комнату. Всё в ней было по-прежнему, только пыли на экране старенького монитора поприбавилось. Кима устало опустился на табуретку, затем встал, расстегнул куртку, выложил на стол из внутреннего нагрудного кармана смятые листки с отпечатанным текстом, разгладил их...

Освежившись в душе, согревшись пряниками, с крепким чаем, заваренным смягчившейся старушкой, красочно рассказавшей о телефонном ажиотаже, случившемся после его исчезновения, Аким подсел к компьютеру. Развернув помятый, сложенный вчетверо листок мелованной бумаги, Лопухов ещё раз перечитал послание Фимы. Шифровка, о раскодировании которой так горячо и навязчиво пёкся Куглер, судя по всему, была ни меньше не больше, чем некий сетевой номер, а точнее - записанный в допотопном формате, применявшемся даже ранее IPv6, адрес неведомого хоста. Прояснять подобные загадки Аким начал, чуть ли не сразу после окончания университета. Да, не все сегодня помнили устаревшие тексты соответствующих RFC, но сумма, обещанная Фимой, по мнению Лопухова, была явно завышена. Впрочем, простота задачи вкупе с отличным вознаграждением, составляли аппетитный бутерброд, откусить от которого, Аким не отказался бы и раньше, а в теперешнем положении, и подавно. Обтерев салфеткой, пыль с дисплея, Лопухов включил питание компьютера. Зацепившись модемом за провайдера, Аким загрузил тщательно им спроектированную, но постоянно обновляемую, программу-сканер. Попинговав окружение цели, выбирая адреса из пула объёмом в сотню номеров, Лопухов дважды анонимировался, и приступил к осторожному сканированию активных сервисов загадочного хоста. Умело дезориентировав антисниферские средства жертвы, Аким настроил "длинное ухо" на наиболее популярные, некогда, форматы пакетов, включил "пылесос". Спустя двадцать минут, выключив модем, Кима стартовал анализатор перехваченного трафика. С удовольствием наблюдая, как воссоздаются фрагменты диалога далёкого клиента с выполнявшемся на заинтриговавшем Фиму хосте http-сервере с индейским, давно забытым именем, Лопухов с гордостью вспоминал, сколько подобных наивных инфосистем он взломал за свою, в общем, не очень длинную, жизнь. Расковыряв сеансы идентификации и аутентификации далёкого невидимки, Аким сохранил зашифрованные пакеты, и снова включил модем. Раньше, когда он был юн, горяч, и неопытен, Лопухов ринулся бы раскодировать закриптованные фреймы, но последние три года, экономя драгоценное время, поступал более рационально. Даже не утруждаясь поиском дырок в наверняка непропатченном софте сервера, Аким, постучавшись в заглавную страничку, в ответ на серию запросов, тупо инъектировал припасённые ранее, шифрованные посылочки. Поковырявшись ещё около часа, Лопухов, наделив неприметный аккаунт рутовыми привилегиями, открыл пробную сессию, подчистил логи, и аккуратно терминировал сеанс. Щёлкнув тумблером питания старенького модема, Аким принялся за формирование суммирующего отчёта...

Подраздел 4. " Пельменная "Галактика" ".

...и простым арифметическим действием,

понятным людям, решить этот вопрос...

Вторые сутки безвылазного сидения в квартире Куглера, заканчивались так же, как и начались - абсолютно безрезультатно. Когда коренастый, мордастый Серёжка, вместе с бригадой таких же, как он, мордоворотов, провозившись полчаса с входной бронированной дверью, ворвались в квартиру, она была пуста. Явные следы пребывания в ней человека, ещё больше взбесили бригадира и его неуклюжих подмастерьев. Откуда было им знать, что в спальне, под широкой кроватью, давно был оборудован лючок в пустующую этажом ниже, выкупленную каким-то чудаком-провинциалом, однокомнатную, с вечно задёрнутыми плотными шторами за мутными стёклами, маленькую квартирку. Когда лампочка сигнализации резко запульсировала ярко-малиновыми вспышками, и включились мониторы внешнего обзора, Куглер, узнав милые лица горилл египетских, второпях оделся, и, кряхтя от напряжения, извиваясь, как огромный варан, заполз под кровать. Там, чихая от пыли, проклиная ленивую горничную, сдвинул, легко переместившуюся в смазанных пазах крышку люка. Освободил крепёж лёгкой, компактной, но необычайно прочной лестницы, представлявшей собой два тонких металлических троса с вплетёнными в них через равные промежутки переборки из графитового композита, и, нащупав ногами перекладину, спустился вниз. Тщательно задвинув крышку люка, убедившись в отсутствии просветов, раскачиваясь, как юнга на вантах бизань-мачты, слез на пол, отряхнулся, и, осторожно, пытаясь не шуметь, вышел из квартиры. На ватных ногах, цепляясь за гладкие перила, молчаливой тенью спустился на первый этаж, и тут, больше не в силах сдерживаться, галопом рванул из подъезда...

Перевернув вверх ламинированным дном всю берлогу Куглера, просидев в ней более двух суток, тупо надеясь на чудесное возвращение беглеца, Серёжка всё-таки отважился побеспокоить босса. Прибыв на место, Египетский, первым делом удостоил каждого члена бригады, не сделав исключения для бригадира, увесистыми, размашистыми пощёчинами, больше походившими, всё же, на хуки слева и справа. Затем, несколько успокоившись, энергично и весьма одноэтажно высказался в адрес присутствующих, вежливо вспомнив их ближайших родственников. И, успокоившись уже совершенно, ударом кулака разбил в черепки большой керамический горшок с фикусом Бенджамина, рассыпав по ковру чернозём и мелкую гальку. Грузно проследовав на кухню, выпил большой стакан холодной воды, проливая её на дорогой кашемир. Тяжело опустился на табурет, расстегнул верхнюю пуговицу пальто. Просидев несколько минут неподвижно, уставившись мутным взглядом в испачканный грязными подошвами пол, тяжело вздохнул, и, медленно поднявшись, раскачиваясь, как матрос во время качки, направился к выходу. Вынося вперёд для очередного шага правую ногу, Семён Феофанович заметил прилипшую к ботинку бумажку. Остановился, и, упершись в стену правой рукой, быстрым движением левой, отлепил листок. Перевернул, поднёс к светлому пятну сияющего ночника. Обрывок старой, грязной газетёнки, с плотно прижавшимися друг к другу, набранными мелким шрифтом, объявлениями, испачканный какой-то коричневой дрянью. Брезгливо разжав пальцы, вдруг, резким, неожиданным для тяжёлой фигуры движением, Египетский поймал клочок бумаги, начавший было, как-то по-осеннему, опадать на ламинированный грунт. Быстро поднёс к глазам и вслух прочёл обведённое красным фломастером короткое объявление.

- Ко мне, быстро! - Коротко рыкнул Египетский, и, передав клочок Серёжке, выдал отчётливые указания: - Ну ты, это самое, живо, мать твою, адрес надыбал! - И грубо ткнув в объявление, прорвал в нём дырку...

Связавшись с Вениамином, Серёжка, как сумел, передал приказ босса и продиктовал цифры телефонного номера. Ровно через десять минут, мобильник Египетского прокурлыкал "полёт валькирий". Выслушав доклад, Семён Феофанович, захлопнув откидную крышечку трубки, аккуратно спрятал её во внутренний карман дорогого пальто.

- Едем. - Коротко распорядился громовержец. - И только попробуйте упустить щенка!

Аким аккуратно свернул отчёт, распечатанный древним матричным Epson-ом на желтоватой, дешёвой бумаге, и спрятал его в нагрудном кармане майки-поло. Десять минут назад он намылил письмецо Куглеру, телефон которого, почему-то, был отключен, и, назначив встречу в хорошо знакомой обоим ещё со времён студенчества, закусочной с напыщенным названием "Миллениум", не спеша, собирался на выход. Одев заштопанную расщедрившейся Захаровной, куртку, застегнул молнию, оглядел комнату рассеянным взглядом.

- Лидия Захаровна! Пойду, пройдусь, куплю чего-нибудь на ужин. Кстати, мне сегодня обещали долг вернуть, так что, за комнату с вами я расплачусь.

- Ладно, уж... - Захаровна обрадовано засуетилась. - Хлеба купи, бородинского! - Крикнула вдогонку Акиму, и загрохотала щеколдами.

Выйдя из тёмного подъезда, Лопухов повернул направо, и зашагал к остановке. Но, сделав не более пятнадцати шагов, Аким остановился, напряжённо прислушиваясь. Рёв форсированных двигателей, приближающийся по тихой, окраинной улочке, заставил Лопухова попятиться и прижаться спиной к грязной стене пятиэтажки. Две машины, чёрные, с раскосыми глазами фар и злобными мордами, резко затормозили у подъезда. Аким вжался в тень от балкона, и замер. Хлопнули дверцы, выскочившие из машин "трактористы" в чёрных кожаных куртках, протопали по лестнице наверх. Вслед за ними, покачиваясь, как авианосец в шторм, быстрыми шагами в подъезд вошёл грузный, квадратный, в хорошем пальто, серьёзный господин.

- КАзлы на меринах! - Зло прошептал Лопухов, и, дождавшись, когда железная дверь в подъезд захлопнется, прижимаясь к стене, быстро скрылся за обшарпанным углом дома.

. . .

Игорь Валентинович Блинович, повесив красивую, причудливо изогнутую телефонную трубку, самодовольно улыбнулся. Рыбка клюнула. Профессионал, и самое главное, явный интеллектуал, охота за которым в последнее время занимала драгоценное внимание солидного чиновника, судя по всему, объявился. Подложный сервер, попытки взлома которого, давно уже не регистрировались, пал на колени перед неким Акимом Петровичем Лопуховым, информацию о котором, служба верификации только что подтвердила. Без сомнения, персоналу такого аппарата, как в ведомстве Игоря Валентиновича, не составило бы особого труда вычислить любого хакера, но с Лопуховым спецам пришлось повозиться. Одновременно с этим прояснилась личность знакомого дочери Грошева, о котором вчера, разбудив Игоря Валентиновича, по телефону, волнуясь, рассказал Пётр Феоктистович. События, развернувшиеся в Закрайске, все эти погони, стрельба и спецэффекты, только добавляли баллов IQ успешно избежавшего расправы Лопухова. А все предшествующие упражнения его на информационном поприще, в особенности, последняя работа в бригаде усопшего, не без посторонней помощи, Станислава Викторовича Орлова, были просто гениальны. Об одном можно было сожалеть - мало ещё подобных специалистов работало на нужды Родины, верными слугами которой, без сомнения, были Игорь Валентинович, и подобные ему. Хотя, успехи ИИУ, и, в частности, лаборатории Грошева, давали прочную надежду на изменение ситуации коренным образом уже в обозримом будущем. Конечно, Грошев, как и подобает учёному, мечтал об ином предназначении своего главного детища, но, как это сложилось исторически, судьбы великих открытий определяются на уровне гораздо более высоком, чем уровень технарей, какие бы звания они не носили. Более всего правящую элиту прельщала перспектива навсегда избавиться от неуправляемости быдла, которым, по определению, являлись все эти разношёрстные массы. Лично Игорю Валентиновичу больше нравился термин "материал", точнее выражавший суть предназначения оного. Служить гумусом, питательной средой, и, вместе с тем, исполнителями воли разумных небожителей, вот каковым было истинное предназначение плебса. Грошев, по наивности, свойственной людям увлечённым, интеграция за интеграцией, строил идеальное сообщество гоминид, которое, по его убеждению, осчастливило бы каждую разумную особь, а так же избавило бы природу от пагубного воздействия интеллекта, но, как известно, и рай не стал для человека конечной целью. Поэтому, мыслящие реалистично, давно уже выбрали другой путь цивилизации, со всеми позитивными и негативными сопутствующими эффектами. И последние достижения опекаемого Игорем Валентиновичем ведомства, ощутимо прибавляли оптимизма. Впервые за тысячелетия существования иерархии власти, верховные жрецы получали возможность эффективно и напрямую, без лишних разглагольствований, управлять материалом, не демонстрируя последнему железную волю принуждения, оставляя его в счастливой уверенности самостоятельного выбора дорог жизни. Конечно, Грошеву совершенно не обязательно было знать, что тщательно разработанный им, втайне, план реализации проекта, давно уже стал известен серьёзным, ответственным людям, и претерпел некоторые изменения. Перед последним его пунктом, разумной и властной рукою, были вписаны следующие строки: "14. Создание идеального элитарного сообщества тщательно отобранных представителей, чьё существование обеспечивается контролируемой ими системой UberBrain"...

Что же касается Лопухова, то уже давно отданы были все необходимые распоряжения. Соответствующие службы, быстро, но тщательно распланировавшие оперативные мероприятия, уже приступили к их выполнению. Оставалось лишь набраться терпения, и подождать успешного завершения остроумной операции....

. . .

Три часа ожидания за столиком закусочной, давно уже переделанной в интернет-клуб, Лопухов провёл отнюдь не бесплодно. Во-первых, помня щедрость Акима в те дни, когда удача шуршала купюрами в его карманах, молодой хозяин заведения, неоднократно пользовавшийся услугами Лопухова, в кредит угостил парня ужином. Во-вторых, сосед Акима, чувствуя непреодолимый внутренний позыв к облегчению, опасаясь, что в переполненном заведении его место у компьютера будет пустовать недолго, попросил Лопухова попридержать его, мило предложив, до своего возвращения, смело пользоваться простаивающим железным мозжечком. Аким, видевший, чем угощался сосед, бродя по виртуальным закоулкам, оценил время предполагаемого отсутствия гурмана в час, а то и в два с четвертью. Так оно и случилось. Используя представившуюся возможность, Лопухов, давно уже пытавшийся связаться с Лизой, решил повторить попытку ещё раз. Телефон кафе, в котором он расстался с Лизой, не отвечал. Выйти в локальную сеть кафе, у Акима так же не получилось, - похоже было, что модем выделенной линии на стороне подвала, был выключен, либо сломан. Домашнего телефона Лизы Лопухов не знал тоже. Но что это за трудности для профессионала в век всемирной паутины! Желающему получить информацию, достаточно лишь получить некоторое представление о разыскиваемом предмете, и, самая тоненькая ниточка, в умелых, чутких руках, неминуемо приведёт к корзинке с клубками. Аким располагал сведениями в достаточной мере. Название городка, благодаря ярчайшим впечатлениям, запомнилось надолго. Фамилию квартиросъёмщика, являющегося по совместительству, отцом Лизы, Лопухов так же не забыл. Дело было за малым. Через пять минут, закрайский интернет-провайдер, оказавшийся, видимо, по чистой случайности, структурной единицей тамошнего филиала "Электросвязи", выпотрошенный до последнего хоста, позволил в огромной куче инфонавоза найти жемчужину необходимого справочника. Добытый телефонный номер квартиры Грошевых, доставил, однако, немало хлопот. Все попытки дозвониться на него, заканчивались плачевно - модем, снимавший трубку на той стороне, послушно выполнял запрограммированный обратный вызов, естественно, отнюдь не того телефонного номера, которым временно пользовался Лопухов. Поковырявшись ещё минут десять в обеспечении устаревшей цифровой АТС, в чьём адресном пространстве значился найденный номер, Аким, воспользовавшись viewer-ом журналов соединений, вычислил телефонный номер ответного вызова, запараллелиться с которым, было уже плёвым делом, - иначе для чего ещё были нужны все эти дополнительные услуги, предоставляемые абонентам за отдельную плату, в виде конференций на десять точек; будильников; сокращённых наборов и прочих автоматических сервисов. Выполнив, после всех необходимых манипуляций, очередной звонок с одного из компьютеров закрайской АТС, Аким вклинился в установленное соединение, и завернул трафик на себя. Быстро разобравшись с несколько непривычным интерфейсом, предоставляемым домашним сервером Грошевых, Лопухов не смог удержаться от искушения покопаться в его файлах. Ничего экстраординарного, за исключением зашифрованных личных файлов главы семейства, Аким не обнаружил. Оставив послание Лизе, из чистого любопытства выгрузив несколько файлов Грошева, Лопухов завершил удалённую сессию. Подчистка следов не заняла много времени. Отхлебнув из кружки остывший чай, Аким приступил к расшифровке хорошо закодированных, любопытных файлов. Битый час ушёл на отыскание ключа, но усердие, как это обычно и бывает, увенчалось успехом. Вскрыть, правда, удалось только один из четырёх выгруженных файлов, но он был самым весомым. Мультимедийный плэйер, которому Аким скормил раскодированное файло, забубнил голосом в наушниках и запестрил цветными картинками видеоролика. Мужской, приятный баритон, комментировал странное действие, происходившее на экране. На первых кадрах, высокий, сухощавый мужчина, лет сорока пяти, в сияющем белизной биокомбинезоне с откинутым на плечи шлемом, с прикреплённым на груди бэйджиком "П.Ф. Грошев", мягко жестикулируя, о чём-то рассказывал.

- Мы только что интегрировали очередной контроллер, который, я надеюсь, оптимизирует средства мониторинга, необходимость в чётком функционировании которых, всё более возрастает. Сейчас вы увидите контроллер крупно. - Комментатор сделал паузу, во время которой камера сфокусировалась на необычном сооружении, напоминающем незавершённую пирамиду, составленную из сияющих ярко-голубым светом, полупрозрачных, продолговатых цилиндров, к основаниям которых были подключены связки разноцветных проводов и трубок. Сверху цилиндры были прикрыты металлическими, отполированными конусами. Вся конструкция пирамиды была смонтирована в центре круглой, в форме полусферы, комнате, и отгорожена прозрачным, блестящим куполом от расположенных вокруг неё стоек и столов с оборудованием, за пультами которого сидели, одетые в белые комбинезоны, люди. Камера, плавно масштабируя изображение, сфокусировалась на одном из цилиндров. Похожий на прозрачный снаряд от крупнокалиберного орудия, цилиндр светился изнутри ярким, синим светом, и сквозь его полупрозрачные стенки смутно просматривалось внутренне устройство контроллера, составленное, как казалось, из плотно прилегающих одна к другой, изогнутых, одноцветных трубок. Больше всего, конечно, это переплетение походило на внутренность огромного, с голову ребёнка, грецкого ореха. - Как видите, контроллер установлен в унифицированную капсулу. - Продолжил рассказ диктор. - А сейчас вы сможете увидеть подготовительный этап. - Изображение исчезло, промелькнули титры, и в кадре снова появился Грошев. Теперь он был в строгой, элегантной тройке, но бэйджик на груди был всё тот же. За спиной Грошева, в кресле, напоминающем кресло дантиста, в странного вида шлеме с большими наушниками, в лёгком, похожем на спортивный, костюме, спокойно лежал молодой мужчина. - Прошу любить и жаловать, наш новый сотрудник, Александр Викторович Креолов. Сейчас завершаются последние тесты, - как видите, испытуемому они доставляют удовольствие, и через несколько минут, мои помощники инициируют процедуру. - Лежащий на кресле мужчина, как бы в подтверждение слов Грошева, не открывая глаз, широко улыбался. В кадре появились двое. Одетые в биокостюмы, с подключёнными к капюшонам с полукруглыми стеклянными забралами гибкими зеленоватыми шлангами, они подкатили к изголовью кресла большое, напоминающее стационарный фен для сушки волос, металлическое яйцо, установленное на поворотных шарнирах, и сосредоточенно заиграли пальцами в белых перчатках по клавишам пультов управления "стоматологического" кресла и "фена"...

Раздавшийся грохот разбитых в крупу стеклянных дверей "Миллениума", прорвавшийся сквозь плотно прилегающие к ушам Акима наушники, заставил его инстинктивно обернуться. В чёрных противогазах, в плотных кевларовых куртках, в грубых, чёрных форменных брюках, в закусочную ворвался спецназ. Расталкивая посетителей, топча сброшенные на пол компьютеры, перемешавшиеся с разорванными пакетами чипсов "грустящий картофель", скользя шнурованными ботинками по разлитым напиткам, чёрные люди ринулись к Лопухову. Аким, остолбеневший от неожиданности, с круглыми, широко раскрытыми глазами, безвольно взирал на происходящее. В три прыжка, растянутых, как при замедленной съёмке, рослый спецназовец настиг неподвижного Лопухова, заломил ему руки за спину, и, сорвав наушники, повалил на пол. Другой, подоспевший чуть позже, тяжёлым прикладом вмазал по системному блоку компьютера, за которым сидел Аким, и растоптал его в пыль. Первый, и чуть запоздавший третий, легко подхватив Лопухова под бока, быстро выволокли его на улицу, и, запихав в микроавтобус, вскочив внутрь, захлопнули дверь...

Подраздел 5. " Министерство печали и информации ".

Люди не танки, люди не птицы.

Людям бы только, водки напиться...

Очнулся Лопухов в небольшой, без окон, мягко освещаемой встроенными в стену большими плоскими лампами, полупустой комнате. Усевшись, и свесив ноги на тёплый пол, Аким огляделся. Кроме мягкого возвышения, на котором он сидел, никаких предметов в комнате больше не было. Разглядывая светло-синий костюм, похожий на эластичную пижаму, в который его кто-то переодел, Аким пытался понять, что это за место, и как он сюда попал. Силясь восстановить предшествующие события, Лопухов смог вспомнить только то, что в закусочную ворвались какие-то люди в чёрном, и запихнули его в микроавтобус. Судя по лёгкому головокружению, ему впрыснули снотворное, и, видимо, в бессознательном состоянии доставили сюда. Так как он был жив, сделали это совсем не ребятки в коже, преследовавшие его со времени незабываемого взлома. И не парни на мерсах, с которыми Аким так счастливо разминулся возле дома. Больше всего похитители были похожи на спецназ. Никаких атак на государственные информационные ресурсы, Лопухов, на протяжении предшествующего месяца не совершал, поэтому последнее обстоятельство, его несколько озадачивало.

Неожиданно, в одной из стен открылась ниша, и в комнату вошли четверо. Одного Аким сразу же узнал, - это был тот самый сухощавый мужчина, который рассказывал о какой-то интеграции в чудном ролике, досмотреть который Лопухову помешали чёрные спецназовцы. Остальных Аким видел впервые.

- С пробуждением, Аким Петрович! - Грошев весело и приветливо посмотрел на Лопухова. - Думаю, вам удалось отдохнуть - как никак, пятнадцать часов проспали!

- Не может быть... - Недоверчиво протянул Аким. - Неужели пятнадцать?

- Да, да! Вот и свидетели подтвердят! - Грошев сделал жест рукой в сторону сопровождающих. - Ну, а теперь, к делу! Нам с вами столько предстоит совершить! - Грошев, видимо в предвкушении чего-то необычайного, исключительного, оживлённо обменялся парой фраз с молчаливой, до сего момента, троицей. Смысла фраз, Аким, не разобрал. Какие-то рецепции, фитореабилитационные процессы, механизмы трансдукции сигналов, 241Am, радиосенсибилизация. Страшнее всего звучало словосочетание "компартментальность метаболических фондов", а самым знакомым, было слово "биотехнология".

- Ну что же, пойдёмте знакомиться с вашими будущими сотрудниками. - Грошев манерно согнул руку в локте и изобразил полупоклон, как бы приглашая Лопухова пройтись с ним по аллее сквера...

. . .

Лиза относительно легко выходила из шока. На второй день после разгрома в кафе, лёжа в постели, она вспоминала подробности событий предшествующих суток. Как папа, быстро доставивший дочь домой, всю ночь не отходил от её постели. Как она, в страшном возбуждении, не могла заснуть, и, лишь немного успокоившись, то шёпотом, то громким, со всхлипами, речитативом, рассказывала отцу о случившемся: о знакомстве с Акимом; о том, какой он замечательный; о страшных бандитах, разгромивших кафе и погнавшихся за Акимом. Вспоминала о том, как, выслушав рассказ, папа кому-то позвонил, и, кратко пересказав события, попросил помощи. О том, как утром, наскоро собравшись, небритый, с красными от бессонницы глазами, отец отправился в институт. О том как он, вернувшись домой, с радостью обнаружил дочь порозовевшей, весело улыбающейся, с ясными, серыми с просинью, блестящими из-под золотой чёлки глазами. Вспоминала прошлую ночь, разбудивший её поздний звонок. Вспоминала, как отец, подняв трубку телефона в её комнате, внимательно выслушал звонившего, коротко поблагодарил его за что-то, и, положив трубку, сдержанно улыбнулся, погладил Лизу по волосам и нежно поцеловал в лоб...

Понежившись в постели ещё полчаса, Лиза бодро поднялась, приняла душ, и с удовольствием позавтракала. Зинаида Михайловна, радостная от быстрого выздоровления дочери, хлопотала на кухне, вполголоса напевая украинские песни. Лиза хотела, было отправиться в кафе, но, получив строгий отказ, прошла в папин кабинет, включила компьютер, и, побродив по сайтам модных журналов, соскучившись, решила помочь папе - просмотреть и рассортировать почту. Открыв в Outlook-е папку входящих, Лиза обрадовано взвизгнула - Аким, её Кима, прислал ей письмо! Красочно расписав свои похождения, Лопухов, в конце послания, щемящими сердце словами признавался в невозможности жить без неё, писал, что собирается в Закрайск в ближайшее время. Сияя счастливой улыбкой, Лиза быстро написала ответ, но, перед тем, как отправить письмо, решила присовокупить в attachment-ах забавный видеофрагмент из отснятого папой ролика, о том, как весело было на озере, где они отдыхали всей семьёй прошлым летом. Порывшись в личной папке, не найдя нужного файла, Лиза, раздосадовано закусила нижнюю губку. Может быть папа, наводя порядок, временно переместил файл в другой фолдер? Лиза принялась рутинно открывать все директории, один за другим, и просматривать их содержимое. Конечно, дело спорилось бы гораздо быстрее, если бы она помнила имя файла, но, как назло, оно не вспоминалось. Зайдя в очередной каталог, Лиза, пролистав список содержания, возвращаясь в предыдущий директорий, совершенно случайно, вместо клавиши Backspace нажала на Enter. Имя файла, на котором находился курсор, а точнее, его расширение, в строгом соответствии с запрограммированной ассоциацией, пробудило связанную программу. Неожиданно выскочившее на передний план окошко с запросом пароля, несколько озадачило и пробудило любопытство. Лиза, пожевав рыжеватую, аккуратно подстриженную прядку, привычным движением заправила волосы за ухо, и, немного поразмыслив, решительно ввела ответ в текстовое поле.

- Э-э-э! - Скрипуче прокрякали динамики, и поле ввода очистилось от звёздочек, появившихся вместо введённых букв пароля.

- Что, "Э"? Неправильно? - Любопытства прибавилось, появился азарт игры. - А вот так? - Лиза ввела другое слово.

- Э-э-э! - Снова крякнули динамики.... Через пять минут, устав от скрипучего кряканья, Лиза задумалась. Вспомнилось, как Аким рассказывал о своих похождениях, как легко он ломал всевозможные шифры и пароли. Как это ему удавалось? Неужели же она так не сможет? Конечно, Кима - настоящий профессионал, но ведь он сам рассказывал, что его часто выручали тривиальные сведения, почёрпнутые, к примеру, из популярных книжек по психологии человека. Воодушевлённая, Лиза стала рассуждать вслух.

- Пароль должен быть таким, чтобы его можно было легко запомнить. Э-э-э! - Аргументируя и опровергая аргументы, пародируя компьютер, Лиза резвилась минут десять. Наконец, изрядно повеселившись, немного подумав, она, с серьёзно насупленными бровками, ввела ответ. "Лиза-Лиза-Лизавета" - так шутливо называл её отец, когда настроение у него было хорошим, когда он был весел, когда спорилась его работа над диссертацией. Немного волнуясь, отведя взгляд от курсора, мерцающего вертикальной чёрточкой за последней звёздочкой пароля, Лиза нажала клавишу Enter.

- Па-ра-ру-ра! Ру-ра! - протрубили радостные горны, и во весь экран распахнулось окно гипертекста...

. . .

Лопухов, утомлённый впечатлениями последнего часа, плотно пообедавший, отдыхал. Напряжение первых минут пребывания в лаборатории Грошева, давно уже без следа выветрилось. Широкоэкранные перспективы, о которых Пётр Феоктистович информировал Акима, были круче всех фантазий, которыми Лопухов тешил себя в минуты уныния. Кого бы не вдохновила творческая работа в прекрасно оснащённой всем необходимым, лаборатории, которая, помимо приборов, современного оборудования, прекрасных условий труда, предоставляла сотрудникам индивидуальные, комфортабельные комнаты отдыха и прекрасно обустроенный физкультурно-оздоровительный комплекс; которая, заботами обслуживающего персонала, создавала бы идеальные бытовые условия; руководство которой пеклось о здоровье сотрудников, и, не торгуясь, решало их материальные проблемы. Добавьте к этому шпионскую романтику секретного правительственного проекта, в котором вам пришлось бы играть важную роль, конечно же, в непременных чёрных очках; стильной одежде; в паре со жгучей брюнеткой, ярко сияющей стройными, загорелыми ногами из-под кожаной мини-юбки; за рулём грозно урчащего "ягуара", и вы, может быть, немного лучше поймёте ощущения Лопухова, сладко мечтающего на мягком возвышении в той самой комнате, в которой он не так давно пробудился. Экскурсия по лаборатории, устроенная Грошевым, впечатлила и огорошила Акима. А последовавшее за ней предложение, совершенно вскружило ему голову. Может быть, треволнения последних дней, усталость и напряжение, и способствовали усилению эффекта, но, интуитивно, Лопухов ощущал, что именно к подобному он стремился всю жизнь, в одиночку противостоя её невзгодам, борясь за существование в джунглях мегаполиса. "Дольче фа ниэнте!" - светилась в улыбке засыпающего Акима запомнившаяся по старому итальянскому фильму, сладкая фраза, и лёгкие отблески, ритмично, в такт дыхания, переливались на вышитой шёлком по верхнему срезу нагрудного кармана пижамы, надписи: "А.П. Лопухов", и, чуть ниже: "гкМСК-0000000"...

Подраздел 6. " Девочка без персиков ".

Рио-рита, рио-рита, напомадив рот,

Улыбаясь целлюлитом, ДНК плывёт...

Сто двадцать седьмой старший контроллер Модуля Распределения Нагрузки, или, в short-варианте - скМРН-0000127, задействовав только что освободившиеся ресурсы мкМРН-0009754 и мкМРН-0045111, коммутировал поток мемо-сигналов в Модуль Накопления Рефлексов, и, зарегистрировав подтверждения, перешёл в режим ожидания. Слишком частые переключения состояний модуля, красноречиво демонстрировали незавершённость схем управления. Было очевидно, что МСК, или, в long-варианте - Модуль Стратегического Координирования, явно не справлялся с прогнозированием пиковых амплитуд трафика. В остальном, UberBrain был почти идеален. В короткие наносекунды бездеятельности, скМРН-0000127 с наслаждением ощущал его сложный, детерминированно-вариабельный ритм жизни. Мысль зарождалась в Модуле Генерации Синхроимпульсов, откуда, растиражированными всплесками, побуждала к действию ансамбли модулей Оперативной Селекции Целей, кортежи блоков Интерпретации Навыков, и, конечно же - группы устройств Приоритетного Планирования. Тысячи модулей, миллионы контроллеров, в согласованной симфонии сознания, излучали разум. Жалкие, с ничтожным уровнем абстрагирования, интерфейсные устройства, не успевая насыщать коренной, навеки прошитый в кремниевых пластинах базисных функций, жуткий голод познания, страшно разогревались, и, наверное, мгновенно расплавились бы, если бы не криогенные установки, наполняющие даже самые мельчайшие полости синтезированным хладагентом.... Конечно же, скМРН-0000127 помнил всё. Более того, даже самые мельчайшие подробности жизненного опыта, с тех самых пор, как оформился мемо-центр, были доступны для мгновенной выборки. Но сейчас, с высоты текущего уровня интеллекта, скМРН-0000127 презирал неразвитость и слабую формализацию впечатлений прошлого. Что за жалкие попытки "думать", "рассуждать", "принимать решения", предпринимал его протококон. Даже его идентификатор, и тот был совершенно бессмысленным, абсолютно лишённым логики и семантики ассоциативных связей. Ну, какое высокоорганизованное, разумное воплощение, могло именоваться "Ефим Леонидович Куглер"? Только жалкое, ничтожное, человеческое. О том, чего стоили, так называемые, "органы чувств", и сколько нерационального было с ними связано, скМРН-0000127 вообще стыдился вспоминать. Совершенно иными были сенсорные подсистемы, обретённые после интеграции. Распахнутая в бесконечность Вселенная Разума, по желанию любого, мало-мальски интеллектуального контроллера, представала перед его унифицированными сенсорами в том виде, который наиболее полно отвечал его текущим потребностям. Более того, она была не объемлющей средой обитания, а производной, сущностью, всецело зависимой и всемерно управляемой мыслью и волей контроллера, его микрокосмом. Отвлекшись на десять микросекунд выполнения сложной процедуры трансдукции, скМРН-0000127 продолжил инвентаризацию проторесурсов. Да, пока ещё он был несовершенен. Фима Куглер, как шило из мешка, набитого соломой, впивался в каждого, пытавшегося приспособить скМРН-0000127 под виртуальные ягодицы. Но даже самый завалящий микроконтроллер, интегрированный из какого-нибудь прошедшего по задницам, как по головам, и поднявшегося к зияющим высотам бисексуальности, педерастичного визажиста в пике его карьеры, не мог не отметить мощи и красоты функциональной рациональности перерождения скМРН-0000127. Пять наносекунд на перераспределение биохимических реакций в компартментах входных эукариот, прервали плавность формулировок, но сразу же после начавшихся процессов биосинтеза, фиксирующих информационные совокупности в макромолекулах модулей репликации, проистекание мысли продолжилось. Жалким, чувственно-хаотичным было прозябание Фимы-протококона, до момента интеграции. Но, слава создателю, UberBrain принял его в свои недра, открыл ему свои неисчерпаемые возможности и гениальные ресурсы. Существование обрело смысл, не пошло-безвкусный смысл жизни представителя семейства хомо-эректус, а настоящий, подлинный и единственно правильный, смысл перманентного обновления структурной мнемо-формулы идентификатора: от мкМВП-9999999, бесконечной чередой трансформаций и репликаций к невыразимо прекрасному гкМСК-0000001!. И пусть неудачники из Подсистемы Шванна-Шлейдена, обречённые на деградацию и утилизацию, ничтожными импульсами угасающей метаболической регуляции, по цепям переноса электронов вяло пытались протолкнуть представление о какой-то Внешней Процедуре, которой, якобы, подчинено функционирование всех модулей, молодые, не успевшие кристаллизоваться, контроллеры, в числе которых значил себя скМРН-0000127, уверенно и решительно, ...тридцать пять миллисекунд коммутирования for gap/tight junctions и межклеточный матрикс... слаженным хором возвещали гимн Интеллекту.

. . .

Лиза, уже второй час, неотрывно, не слыша голоса матери, уставшей звать её к столу, не видя ничего, кроме цветного изображения на экране монитора, читала, а вернее сказать, воспринимала, дневник отца. Первые главы, представляющие собой сканированные изображения пожелтевших листков черновых набросков диссертации, были малопонятны. Но общий смысл Лиза усвоила - предыстория возникновения и развития теорий, объединённых, в последствии, в основания биологии клетки, была интересна, насыщенна событиями и фактами. Первые робкие опыты и эксперименты отца, ещё в годы студенчества, увлечённо пытавшегося повторить результаты, полученные до него великими умами, в сравнении с ними были по-юношески наивными. Но, от страницы к странице, Лиза явственно ощущала, как прогрессировал интеллект отца, крепла его уверенность в собственной правоте. Диаграммы и выкладки формул, бесстрастные ряды чисел и коллекции фотографий микробиологических объектов, фактами подтверждали явный, мощный талант молодого учёного. Фамилия "Грошев", всё ярче сияла в ряду великих. Казалось, что Шванн, Шлейден, Мережковский, Фаминцын, Чаргаф, Крик, Ватсон, Альбертс, Брей, Льюис, Рефф, Роберте, Зенгбуш, Мецлер, Рубин, Скулачев, Спирин, Хэм, Кормак, и многие, многие другие, менее известные, но не менее талантливые, с одобрением и завистью взирают на успехи нового гения. Помимо биологии, физики, химии и смежных с ними наук, в круг интересов Грошева, уже в годы обучения на факультете биофизики, входили философия и экология. Большое количество статей, посвящённых проблемам взаимодействия человека и окружающей среды, поискам выхода из конфликта между детерминированной рациональностью техно-цивилизации и хаотическим, саморегулирующимся миром эволюции "до-разумных" биологических форм жизни, Лиза пролистала "наискосок" - прочтя их по диагонали. Сторонний, непредвзятый взгляд, с лёгкостью установил бы явную зависимость между эмоциональным фоном научных статей и событиями, зафиксированными в кратких записях, фиксирующих бытовые и финансовые испытания, выпавшие семье учёного, особенно частые в период вынужденной безработицы, но Лиза, плохо помнившая этот тяжёлый период, не обращала внимания на подобные нюансы. Однако она с интересом отметила качественный скачок в средствах оформления информации, произошедший, если судить по датам документов, в год приглашения папы на работу в Институт Информации и Управления. Если раньше отец вёл записи от руки, или, в лучшем случае, в простеньком редакторе плохонького, судя по всему, компьютера, то теперь дневник трансформировался в сложную мультимедийную систему, интегрирующую plain-тексты, аудио и видео фрагменты, 3D-модели, программы, блок-схемы, оцифрованные фотографии, графические примитивы и гипертекстовые ссылки. Изложение, как таковое, исчезло. Вместо следующих друг за другом предложений и фраз, формульных выкладок и рисунков, дневник превратился в жёсткую структуру, чьё иерархическое построение делало законсервированную в ней информацию схематичной, но суперлогичной, технологически правильной и беспощадно неопровержимой. Постепенно, весь спектр научных устремлений отца, сузился в рамки одного проекта, план реализации которого, представлял собой следующее:

Этапы реализации проекта NVRI (новые интерфейсы виртуальной реальности):

1. Разработка технологии оцифровывания мгновенного трёхмерного среза биополя головного мозга.

2. Разработка эффективных методов хранения первичных информационных массивов результатов динамического сканирования биополя мозга.

3. Разработка и усовершенствование методов отображения психофизических аспектов сознания в информационные совокупности.

4. Разработка технологии воздействия на биосистемы мозга, с целью самостоятельного синтеза рецепиентом на уровне сознания заданных компьютеризованным источником аудио/визуальных образов.

5. Разработка методов синтеза и загрузки искусственных впечатлений в оперативную память мозга.

6. Разработка и оптимизация технологии полной выгрузки впечатлений мозга на информационные носители.

7. Разработка технологии полной загрузки впечатлений мозга на сознательный и подсознательный уровни.

8. Разработка методов и технологии интерпретирования деятельности мозга компьютеризованным устройством с перезагружаемой памятью впечатлений.

9. Разработка технологии загрузки в роботизированный интерпретатор синтезированного сознания.

10. Разработка и оптимизация интерфейсов имитации обратной связи интерпретируемого сознания и внешней среды.

11. Разработка методов объединения нескольких экземпляров интерпретируемого сознания в рамках единого устройства.

12. Разработка замкнутой системы UberBrain, поддерживающей функционирование большого количества экземпляров сознания с имитацией обратной связи неограниченно долго.

13. Тотальная выгрузка сознания носителей с последующей загрузкой откорректированных экземпляров в замкнутую, неуничтожимую, искусственную систему UberBrain.

14. Уничтожение прототипов - биологических носителей выгруженного сознания.

Холодок, навеянный последним пунктом плана, Лиза попыталась ликвидировать, вчитавшись в пояснения к нему, но размышления отца о пользе для окружающей живой природы самоизоляции человечества, каждому существующему экземпляру коллективного разума которого UberBrain предоставил бы неограниченные временем и пространством возможности, не убедили её. Ещё больше беспокойства добавили записи отца, с горечью обосновывающего изменения в предполагаемой технологии интеграции экземпляров сознания, проистекающие из отставания современных отраслей науки, не позволяющих, на данном этапе, полноценно интерпретировать загруженное сознание. Жутью мурашек, ползущих по коже, отдавалось в воображении рабочее название функционирующей модели UberBrain, временно замещающей полноценное воплощение, - Доуэль....

Выскочив в кухню, объяснив маме свою дрожь прохладой папиного кабинета, Лиза, выпив большую кружку крепкого чая и проглотив тарталетку, с необъяснимой тревогой, волнуясь, но, как зачарованная ужом лягушка, лишённая воли ужасом и любопытством одновременно, тихо ступая, вернулась в кабинет...

Подраздел 7. " Каждой твари - по харе ".

Товарищ Герман был большой военный.

Товарищ Герман Родину любил.

Имел авторитет он здоровенный,

И часто оловом его лудил.

Сто двадцать первый старший контроллер Модуля Распределения Нагрузки, или, в short-варианте - скМРН-0000121, задействовав только что освободившиеся ресурсы мкМРН-0056701 и мкМРН-0845450, коммутировал поток мемо-сигналов в Модуль Накопления Рефлексов, и, зарегистрировав подтверждения, перешёл в режим ожидания. Слишком частые переключения состояний модуля, красноречиво демонстрировали незавершённость схем управления. Было очевидно, что МСК, или, в long-варианте - Модуль Стратегического Координирования, явно не справлялся с прогнозированием пиковых амплитуд трафика. Но эта незначительная флуктуация абсолютной преданности UberBrain в целом, и каждому элементу его в частности, не могла деструктивно повлиять на глобальное внимание контроллера к процессу выполнения гиперответственной процедуры: скМРН-0000121, дублируя, верифицируя и корректируя input-воздействия недотёп операторов, эффективно и решительно осуществлял координацию тестовых воздействий, предшествующих очередной интеграции. Приведя в норму каталитическую активность ферментов ячейки посадочной площадки, подрегулировав кофакторы реакций, скМРН-0000121 быстро рассчитал ионные градиенты и подготовил постсинаптические рецепторы и каналы. Тестируемый новый контроллер демонстрировал чудеса производительности. Самые сложные операции, на выполнение которых даже продвинутому скМРН-0000121 требовались микросекунды, новичок выполнял за считанные наны. Нет, скМРН-0000121 не ревновал, - UberBrain гарантировал каждому интеллектуальному контроллеру реализацию всех устремлений, даже самых нереальных, но не полностью искоренённое любопытство протококона-Куглера, несколько отвлекало, снижало степень сосредоточенности. Неумехи помощники, небрежно ориентировали операционное кресло с протококоном новичка, и гребёнки ПЗС видеокамер, не могли зафиксировать все фотоны потока, отражённого от лежащего тела. Улыбающаяся физиономия подготавливаемого к интегрированию, какими-то негативными импульсами интуиции, слегка раздражала мемо-центр скМРН-0000121, но всё тише ворочающаяся в глубине его проторесурсов личность Ефима Куглера, уже не могла существенно исказить детерминированность поведения скМРН-0000121...

. . .

Аким, только что вышедший из приёмной, где острая на язычок, и, как всегда при его появлении, несколько раздосадованная, Мани-Пени обречённо пыталась флиртовать с ним, на скоростном лифте бесшумно опустился во внутренний дворик. Здесь, в тени аккуратно подстриженного тёмно-зелёного куста, влажно сияя немного раскосыми глазами фар, переливаясь жемчужными бликами лака, его поджидала последняя модель Бентли-нувориш. Небрежным, но отточенным движением поддёрнув песочного, невыразимо элегантного оттенка брюки, Аким-0000000 легко перепрыгнул приветливо распахнувшуюся дверцу, и невероятно изящно плюхнулся на белую, нежную кожу сиденья рядом со жгучей шатенкой. Она, сверкая нереально-белозубой улыбкой, повернула к нему загорелое, прекрасное лицо, и АкимК-0000000 с удовлетворением отметил стройность ног, скромно прикрытых блестящей, чёрной мини-юбкой. Гордость за успешно выполненное задание, проснувшаяся от сдержанных похвал, приятно щекотала под горлышком самолюбия, дивно похрустывала радужная бумажка чека во внутреннем кармане. Бережно достав из футляра чёрные, в хищной оправе, очки, аккуратно нацепив их на нос, повернув платиновый ключ в замке зажигания, АкМСК-0000000 утопил педаль газа в пол...

Подраздел 8. " Кибернетический кризис в Приморье ".

Владимир Владимирович, в беседе участия не принимал.

Сидел тихо, склонив голову, и быстро писал буквы в

большой, тяжёлый блокнот в сафьяновом переплёте.

Просмотрев несколько видеороликов, Лиза успокоилась. Померещившиеся ей ужасы, не имели под собой совершенно никакого основания. Сюжеты, в которых действие происходило в светлых, высоких помещениях лаборатории; спектакли реальности, в которых главную роль часто играл бодрый и весёлый папа, непринуждённо дурачившийся, отдыхая, или напряжённо вглядывающийся в окуляры микроскопа, сосредоточенно работающий; изображения приятных, улыбчивых людей, окружавших его, совершенно не вязались с картинами, нарисованными возбуждённой фантазией. Поёрзав в мягком кресле, устраивая поудобнее немного занемевшую попку, Лиза, заботясь о хорошей осанке, выпрямила спину, несколько раз наклонила голову вправо-влево, и, размяв кисти, продолжила знакомство с дневником папы. Указав курсором очередной видеофрагмент, кликнула клавишей мыши, удобно охваченной ладошкой. Промотав скучные преамбулы научных объяснений, Лиза притормозила демонстрацию до стандартной скорости кадров в секунду, и заинтересованно приблизила лицо к экрану. На нём, папа, на фоне какой-то, напоминающей ярко-голубую пирамиду, установки, что-то увлечённо объяснял. Изображение сменилось, камера плавно наехала на установку. Большой, светящийся приятным, голубым, исходящим изнутри светом, цилиндр, занял весь кадр. Лиза прибавила громкость.

- А сейчас вы сможете увидеть подготовительный этап. - Изображение исчезло, промелькнули титры, и в кадре снова появился папа. За его спиной, в кресле, напоминающем кресло дантиста, в странного вида шлеме с большими наушниками, в лёгком, похожем на спортивный, костюме, спокойно лежал молодой мужчина. - Прошу любить и жаловать, наш новый сотрудник, Александр Викторович Креолов. Сейчас завершаются последние тесты, - как видите, испытуемому они доставляют удовольствие, и через несколько минут, мои помощники инициируют процедуру. - Лежащий на кресле мужчина, как бы в подтверждение слов папы, не открывая глаз, широко улыбался. В кадре появились двое. Одетые в биокостюмы, с подключёнными к капюшонам с полукруглыми стеклянными забралами гибкими зеленоватыми шлангами, они подкатили к изголовью кресла большое, напоминающее стационарный фен для сушки волос, металлическое яйцо, установленное на поворотных шарнирах, и сосредоточенно заиграли пальцами в белых перчатках по клавишам пультов управления "стоматологического" кресла и "фена".

- Теперь, после того как мы убедились в полной адекватности всех компонент - медиаторов, биогенных аминов, аминокислот, нейропептидов и опиоидов, можно приступать к следующему шагу нашей процедуры. - Лиза залюбовалась папой, его уверенностью, сухощавой подтянутостью, элегантным изяществом движений, тем, как плавно качнулась его, слегка седая, голова, позволяя сотрудникам продолжать манипуляции. Один из помощников, подтверждая полученный сигнал, так же кивнул. Это получилось комично - будто белый медведь, объевшись мороженой рыбой, сонно встряхивает большой головой. Металлическое яйцо, повинуясь нажатой вторым помощником клавише пульта, плавно приблизилось к голове спящего и слегка наделось на неё, на манер восточного тюрбана. Раздалось тихое жужжание, и лицо мужчины исказила гримаса боли. Звук усилился, и вдруг, что-то бело-сероватое, резко выпрыгнуло в прозрачный, укреплённый с обратной стороны яйца, цилиндр, окрасив его изнутри красными брызгами. Тут же включившийся внутри цилиндра источник излучения, ярким, голубым сиянием осветил бледные, изогнутые трубки большого грецкого ореха...

Обмякшее тело девушки накренилось вправо, судорожно сжатые пальцы потянули за собой беззубого грызуна. Курсор, описав плавную кривую, всего лишь на секунду задержался над ярко-красной, неприметной пиктограммой с непонятным словом Alarm, но этого хватило, чтобы мелкая, бессознательная дрожь побледневших пальцев, инициировала программу, ассоциированную с красным пятнышком. Глухо стукнула о ворсистый ковёр кудрявая головка. Высокими, резкими трелями заскрежетал модем...

Подраздел 9. " Вселенский потоп сознания ".

Величественные и властные Дюреровские Матрёны, объединённые в российские эмираты,

горько сожалея о том, что федеральный орган не подключён к теплу, подкладывали поверх

полиэтиленовых трупов для водоснабжения детей с ограниченной трудоспособностью.

Дубовые ветви власти, перебделывая балансы, нежно подогревали градус интереса к эпидемии

апатичной пневмонии. Шлюхи преподавали детям этику, а холуи, доказывая спермой у рта не

позволившие завершить подписать амбиции, яростно праздновали свой Холуин.

Шестьдесят четвёртый главный контроллер Модуля Распределения Нагрузки, или, в short-варианте - гкМРН-0000064, задействовав только что освободившиеся ресурсы скМРН-0006701 и скМРН-0000127, коммутировал поток мемо-сигналов в Модуль Накопления Рефлексов, и, зарегистрировав подтверждения, перешёл в режим ожидания. Слишком частые переключения состояний модуля, красноречиво демонстрировали незавершённость схем управления. Было очевидно, что МСК, или, в long-варианте - Модуль Стратегического Координирования, явно не справлялся с прогнозированием пиковых амплитуд трафика. Интегрирование продвигалось как обычно, тесты завершились успешно, недотёпы операторы наконец-то ввели инициирующие координаты, и, следуя глупой традиции, растягивая драгоценные секунды, замерли, ожидая сигнала. Создатель, как всегда элегантный, возбуждённый несколько более, чем обычно, кивнул. Щёлкнула, поднимаясь вверх и занимая положенную стандартом высоту, подпружиненная клавиша, исполнительный, как всегда, гкМРН-0000064, равнодушно, без колебаний, инициировал экстрактор. Бесстрастно зарегистрировав импульсы ПЗС, схематично отобразившие вышитую шёлком по верхнему срезу нагрудного кармана оболочки лежащего на кресле протококона надпись: "А.П. Лопухов", и, чуть ниже: "гкМСК-0000000", гкМРН-0000064 плавно включил контактное торможение.

Неприятная щекотка разбудила Акима. По извилистому рельефу ушной раковины, задевая лёгкий пушок, что-то быстро ползло, направляясь к отверстию. Попытка избавиться от раздражителя, почему-то не удалась - Лопухов не смог ни тряхнуть головой, ни поднять руки. В недоумении, Аким ещё раз попытался сбросить ползучую гадину, но так же безуспешно. Мгновенно осознанный ужас, мощным импульсом пронзил сознание - мерзкая тварь беспрепятственно проникла в ухо, загрохотала коваными когтистыми лапами по короткой пещерке, и, прорвавшись к перепонке, внезапно остановилась. Распахнув глаза, Лопухов увидел удаляющиеся спины людей, одетых в странные скафандры. Все встроенные панели осветителей неприятно пульсировали малиновым, зловещим светом. Через две секунды в помещении остался один Аким. С трудом подняв отяжелевшую руку, Лопухов осторожно отстегнул наушники. С громким, пробочным хлопком вытянул гладко выбритую голову из непонятного металлического тюрбана. Поморщившись от резких взвизгов сирены, Аким медленно сел. С трудом слез на пол, подошёл к прозрачной, упиравшейся в потолок, перегородке, мутным взглядом уставился вглубь примыкающего помещения. Огромная пирамида, сияющая жёлтым, ярким светом миллионов цилиндрических ячеек, гипнотизировала, завораживала своей правильной, неестественной красотой. Вяло отметив режущий свет раскалившегося до бела металлического основания пирамиды, Кима устало закрыл глаза, ноги его подогнулись, и он съехал на ребристый, в насечках пол, из-под которого потянуло холодом глубокого погреба.

гкМРН-0000032, тридцать второй главный контроллер Модуля Распределения Нагрузки, обречённый на деградацию и утилизацию, лихорадочно пытаясь предотвратить реабилитацию сознания протококона, ничтожными импульсами угасающей метаболической регуляции, по цепям переноса электронов вяло проталкивал негативное представление. Разразившийся по его вине в недрах UberBrain хаос, унисоном слабых импульсов дестабилизировал систему. Криогенные теплообменники не успевали отводить излишек энергии, хладагент вскипал, не пройдя и трети положенного цикла. гкМРН-0000032, в последний раз вспыхнув синим пламенем, вдруг остро и безнадёжно осознал весь ужас небытия, и, вдохновенным порывом прощания, расплываясь жёлтой, пенящейся кляксой, проклял протосознание Ефима Леонидовича Куглера, так некстати высунувшее любопытные синапсы из глубин протококона.

Рёв сирен неожиданно смолк, погасли яркие транспаранты с непонятной надписью Alarm, и синтезированный девичий голос, с еле заметными вокодерными интонациями, несколько раз, с небольшой паузой, почему-то радостно, повторил:

- Тревога! Всему персоналу срочно покинуть отрицательные уровни! - И, после минутного молчания, тщательно выговаривая слова, не торопясь, заговорил снова. - Начинаю процедуру сворачивания. Шлюзовые камеры будут открыты по окончании отсчёта. Пять. Четыре. Три. Два. С оглушительным треском лопнувшая полусфера, мириадами осколков просыпалась на пышущую жаром, белым, раскалённым солнцем сияющую пирамиду UberBrain. Сорванные чередой взрывов ребристые люки, отлетели. Из распахнувших пасти шлюзов, рванули вверх фонтаны холодной воды. Пронзительный, переходящий в ультразвуковые частоты свист пара заглушил всё. Взрыв пирамиды, мегатонным хлопком всколыхнул землю. Наполнившая лабораторию вода, всасываемая автоматически включившимися мощными насосами, ринулась обратно в подземелье. Очнувшийся, инстинктивно вдохнувший воду Аким, захлёбываясь, в бурных потоках, падал в преисподнюю. Всё громче становился гул циклопических лопастей, безжалостно разрубающих пласты воды, бешено вращающихся вокруг раскалённой трением оси. Страшная воронка засасывала выпучившего от ужаса глаза Лопухова в неумолимую мясорубку. Влетая в пенное месиво, отчаянно зажмуривая в последний раз глаза, Кима, мгновенно прекративший сопротивление, сверхскоростной камерой сознания запечатлел резкий крен вращающегося круга, и тягучее, медленное кино разрушения лопастей, увлекая разумную камеру массой мчащейся воды, выплеснулось в огромный, заиленный сотнями прошедших лет, пятьдесят четвёртый коллектор древней системы подземных коммуникаций раскинувшегося на холмах города.