Звероферма

...

21. Пирожки "Блокадные"---------------- 2р.40к./шт.

...

34. Котлеты из мяса коровьих детей----7р.81к./100г

...

Тяжело вздохнув, Дуся сползла с табуреточки, и уныло зашаркала старенькими, войлочными подошвами к выходу. Подхватив в сенцах ветхую лыковую корзиночку, с усилием, навалившись худеньким плечиком, отворила деревянную дверь - грубо оструганную, набухшую от сырости, с черной, плесневой окантовкой. Резкий порыв колючего февральского ветра, выдавив слезы из зеленоватых, с янтарным отблеском, глаз, мгновенно остудил маленькие капельки. Прозрачные горошины, упав на заледеневшую снежную корку, тоненько дзынькнули несколько раз, и замерли в искрящейся луночке.

Скукожившись в комочек, Дуся прикрыла нос рукавом жиденькой шубейки, давно и безвозвратно утерявшей первоначальный, модный окрас, и засеменила по утоптанному снежку.

В большой, теплой избе сельского продторга было весело и уютно. Бодрые рекламные отбивки, вперемежку с заводными песнями, разливались из усевшегося на прилавок бумбокса, аккуратно прикрытого кружевной салфеткой. Вкусно пахло свежим хлебом и копченой колбасой.

Толстая лавочница, усатая, с хаотично поседевшим черным париком, со странным, но внушительным именем "Джульетта Фрунзевна", выдав сторожу зверофермы бутылку с подозрительной прозрачной жидкостью и плавающими в ней хлопьями, презрительно наморщила нос и, глядя сверху вниз, пробасила:

- Тебе чего, Дуська ?

- Кирпичик беленького, и подушечек, граммов сто. Пожалуйста. - Дуся засуетилась и чуть было не уронила на дощатый пол согретые, влажные от пота монетки и десятирублевку, грязную, с обтерханными, замусоленными краями. Брезгливо, двумя пальцами приняв бумажку, смахнув с прилавка горсть монет в жестяную банку с прилипшим по краю черным пластилином раздавленных белужьих икринок, продавщица бухнула зачерствевшей буханкой рядом с вздрогнувшими стрелкой весами.

- Ну, а конфеты куда ?

- Кулечек бы, ма-а-аленький... - Робко пискнула Дуся.

- Пять рублей. - Бесстрастно прохрюкала Джульетта Фрунзевна, даже не шелохнувшись в направлении гирлянды полиэтиленовых пакетов, свисающих с полки по правую от нее руку. Дуся, испугавшись незапланированных расходов, поскребшись в лукошке, подала лавочнице клочок ветхой оберточной бумаги, серой, с темно-коричневыми вкраплениями. Джульетта Фрунзевна, бросив клочок на грязную алюминиевую чашку весов, толстыми волосатыми пальцами зачерпнула из большой картонной коробки штук десять слипшихся, скудно обсыпанных сахаром, беловатых "подушечек", и вывалила их на весы. Нагло округлив восемьдесят пять граммов до искомых ста, продавщица вопросительно уставилась на Дусю. Та, аккуратно завернув сладкое, сложила покупки в корзиночку, и, вежливо попрощавшись, вышла из магазина.

- Видал, вежливая какая. Культурная, так и прет изо всех дырок. - Выдала Джульетта Фрунзевна, полуобернувши тулово к выползшему из подсобки пьяному грузчику. - А ты, пес, уже налакался с утра! - Зыркнув карими, быстрыми глазками на мужичка, продавщица обиженно надула и без того толстые губы, и отвернулась.

* * *

Добравшись домой, продрогшая, с посиневшим от холода носом, Дуся аккуратно завернула хлеб в застиранный рушничок, пересыпала конфеты в неглубокое фаянсовое блюдечко и, долив из пол-литровой бутылки желтоватого керосина, раскочегарила старенький примус.

Через час с небольшим, когда тусклое, в эту пору, солнце засобиралось переночевать за черной полоской леса, входная дверь бухнула, и в комнату ввалился розовощекий, упитанный парнишка. Скинув полушубок, шапку и варежки, он швырнул ранец в угол и уселся за стол. Дуся засуетилась, быстро собрала ужин, и, ласково погладив парня по всклокоченной рыжей голове, примостилась рядышком. Весело срубав борщ с пампушками, гречневую кашу с курятиной, кувшинчик молочного киселю, Коляша, как ласково называла его Дуся, поклевал носом над учебниками, и, разомлев окончательно от сытости и тепла, полез на печку. Дуся, прибравшись в комнате, укрыла Коляшу стареньким тулупчиком, и, утомившись, присела перед телевизором.

Ровно в двадцать два тридцать, тусклая лампочка под потолком, конвульсивно вспыхнув несколько раз, погасла. Одновременно с ней отключился серо-голубой экран телеящика. С хрустом, разминая косточки и хрящички, Дуся потянулась, и, свернувшись клубочком, уткнулась шершавым носом в облезлый мех. Уже засыпая, она с улыбкой вспомнила сюжет вчерашнего телерепортажа. В нем, красивая, ласковая журналистка, с легкой иронией рассказывала о событиях в российской провинции, о тяжелых судьбах взрослых и детей, брошенных на произвол не столько судьбы, сколько озверевшей от безнаказанности власти. Вспомнила Дуся и фрагмент репортажа, поведавший о том, как в далекой, заброшенной русской деревне, одна кошка воспитала и дала начальное образование маленькому мальчику, брошенному вконец спившейся матерью. Уютное бур-бур понемногу смолкло, и Дуся, расслабившись, вспоминая нежные пальцы журналистки, ласково щекочущие под кошачьим шерстяным горлышком, заснула.

Ратеев А.М. 02.2004