Его изготовили лучшие европейские мастера по специальному заказу. Когда он был готов, его одели в большую резную, позолоченную раму. Он был словно алмаз в оправе. Затем его аккуратно упаковали и с другими такими же как он, но меньшего размера отправили в дальний путь. Наконец его распокавали и установили в театре. Его поставили на месте старого, которое треснуло во время пожара. Сводчатый потолок, с фигурной лепкой, возвышался над ним и над его собратьями. Все вокруг него сверкало и переливалось в гармонии цвета и линий, словно здесь никогда и не было никакого пожара.
Он стоял и восхищался собой, но при этом всегда видел все, что окружало его. Как это все было давно и какие это были времена. Одежда людей вызывала восхищение и оно, изучая их, с любопытством рассматривало каждого, хотя сами люди считали, что это они смотрят на него. Перед ним проходили генералы и адмиралы, советники от титулярного до действительного тайного советника первого класса, причем чем выше был чин, тем дряхлее был его обладатель, но вот что было странно, чем выше чин, то этот чин следовал в сопровождении прекрасных дам, одетых в великолепные одежды, украшенных золотом и драгоценностями. По походке и по постановке головы легко было определить этот чин и положение проходящего. Старшие чины старались не смотреть на него, а если и смотрели, то оно позволяло себе небольшое развлечение, на мгновение сбрасывать с головы проходящего парик, что приводило смотрящего в глубокое смущение и растерянность. Старшие чины знали это и поэтому старались не смотреть на него, но чины пониже не стеснялись покрасоваться перед ним, показывая свое основное внешнее достоинство - молодость. Иногда это вызывало у него улыбку и оно вдруг подмигивало им, что вызывало удивительный восторг у смотрящего. А молодые дамы вообще не могли пройти мимо, не посмотрев на него. Оно смотрело на всех них с нисхождением и даже иногда заигрывало с ними, заставляя спешно поправлять свои туалеты и прически. На него даже смотрели император с семьей. Когда они подошли к нему, у него захватило дух от своей собственной значимости и оно даже засветилось от удовольствия, чем вызвало восторг всех окружающих.
Потом пришли смутные времена, появились люди в бушлатах, в шинелях, в кожанках и даже женщины в мужских одеждах, но больше всего его смутило то, что каждый имел при себе оружие. От них веяло жестокостью, пахло потом и порохом. Они хмуро подходили к нему, трогали грязными руками его прекрасную позолоченную раму, словно пытались раздеть его. Удивляясь увиденному, они бросали на него хмурый взгляд, и почему-то обзывали его буржуазной роскошью. Обсуждая его внешние данные они выпускали в него клубы вонючего, дешевого табака, от которого ему хотелось отвернуться, но этого себе оно позволить не могло. Оно уважало себя, но панически боялось их оружия и старалось не смотреть на них, и тем более заигрывать с ними. Человек с оружием всегда не предсказуем и кто знает, что у человека в голове, когда у него на поясе или за спиной есть оружие .
Люди с оружием исчезли и ему стало немного спокойней, но вместе с ними исчезли и люди в прекрасных одеждах, от чего ему стало немного скучно от серого однообразного окружения. Однажды пришел маленький лысоватый человек, с треугольной, жиденькой бородкой. Оно хорошо запомнило этого человека и когда тот возвращался назад, его глаза возмущенно горели. Как оно поняло, это был большой человек, несмотря на свой невзрачный вид. Человек был возмущен тем, что рядом с ним сидели люди в железнодорожной форме и он картавым языком приказал прекратить такое безобразие и выделить специальные места в ложах для членов какого-то совнаркома. Человек бросил на него короткий, колючий взгляд, обозвав все заведение куском помещичьей культуры, на что, между прочим оно даже немного обиделось. Стали поговаривать, что тот человек настаивал на закрытии театра, но постепенно страсти улеглись. Теперь сюда стали приходить смотреть не только постановки, но и отмечать знаменательные даты. Вскоре маленький человек пропал.
Постепенно время меняло людей. Оно больше не видело женщин в мужской одежде, люди стали одеваться аккуратней и глаза их стали чуть добрее, но за этой добротою прятался страх, а в глазах, в которых оно хорошо разбиралось было что-то новое. Однако заигрывать с ними оно уже больше не пыталось. Однажды оно увидало не высокого человека в блестящих хромовых сапогах, в охристо-зеленном кителе и с пышными усами под мясистым носом. Хоть человек был одет просто, его сопровождали другие люди, которые услужливо пропускали его вперед. Человек прошел мимо него, не останавливаясь бросил на него быстрый взгляд и пригладил усы на конопатом лице. У него от этого взгляда останавливалось дыхание. Что-то в его глазах было зловещее, оно чуть не окаменело от этого взгляда, словно на него посмотрела Горгона. Потом оно видело его еще много раз. Больше всего этот человек любил оперу. Он почти всегда приходил на премьеру и от его личного мнения зависела дальнейшая судьба постановки. Оно хорошо знало все движения этого человека, когда тот проходил мимо и оно инстинктивно замирало, тускнело, чтобы старалось остаться незамеченным. И это ему удавалось, сопровождающие люди шли за человеком, не обращая внимания на его потускневшую поверхность. Поговаривали, что человек иногда поет вместе с артистами, но правда это или нет, оно сказать не могло, так как никогда этого не слышало. Много всякого говорили люди вокруг него, но не всему оно верило. Оно не могло поверить, что один из сопровождающих человека безумно любил балерин. То, что круглолицый с пышными длинными усами, чем-то похожий на кавалериста, любил балерин - это оно еще могло понять, но чтобы маленький, невзрачный старичок в очках с козлиной бородкой, может увлекаться молоденькими женщинами в пачках, в это оно не могло поверить, хотя об этом часто говорили возле него. Да чего только не говорили в стенах этого здания, если все это записать, то можно было бы открыть отдельную библиотеку. А если бы эти откровения услыхали посторонние, то многие из них не дожили бы до своей старости, но видевшие все это умели хранить молчание.
Как давно это было, но оно помнило все. Люди менялись к лучшему, но незаметно среди них увеличивалось число людей в однотонной военной форме, а военных оно не любило. Вокруг все заговорили о войне. Неожиданно все опустело, говорили что все эвакуированы в другой город. Стало холодно и сыро, но оно не чувствовало этого, а просто болело из-за отсутствия людей. Оно с грустью вспоминало былое время, оглядывая темное, холодное помещение. Потом сильный удар потряс все здание, но ему повезло, оно не пострадало от взрыва упавшей бомбы.
И только через два года все начало понемногу оживать вокруг него. Снова появились люди, в глазах которых была усталость, но оно радовалось этим уставшим глазам, смотревших на него. Оно истосковалось по ним, этим лицам и прекрасным глазам. Вскоре все вернулось в привычный ритм. Невысокий человек в хромовых сапогах пропал, вместо него в сопровождении свиты стал ходить полный, лысый человек. Оно помнило его, он иногда появлялся здесь в свите человека в хромовых сапогах. Потом во главе свиты стал человек с большими черными бровями. Менялась одежда людей, но с каждым разом добрее становились они сами. От страха в глазах оставались лишь настороженность и недоверие. Даже стали появляться женщины в длинных платьях с богатыми украшениями. Теперь на него снова стали все обращать внимание, заглядывали в него, как в старые времена. Человек с пышными бровями сильно постарел и его сменил другой человек с черным пятном на лысоватой голове. Все вокруг заговорили о переменах. В какой-то момент людей стало меньше, но не надолго, зато как изменился их внешний вид. Однако многие мужчины в дорогих костюмах не внушали ему доверия, в уголках их глаз пряталась жестокость и смерть, но женщины стали восхитительными, в своих прекрасных платьях и украшениях, хотя им не хватало былого лоска и грации в движениях. Оно сразу вспомнило старые-старые времена.
Неожиданно все это прекратилось. Театр закрыли на реставрацию. Пришли рабочие и стали снимать его. Зеркало возмутилось таким обращением с собой и треснуло на три части, в каждой из которых остались обрывки прошедшего времени. Времени трех эпох совсем небольшого отрезка жизни людей.