Рауха Кривая : другие произведения.

Побочные эффекты

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Полупроизводственная сказка про траву, бизнес, дипломатию и добровольно-принудительный труд без соплей, ехидных(тм) героинь, избранных, школ магии, розовых платьиц, томных эльфов, мудрых драконов, рассеянных магов, путешествий на край света за таинственным артефактом и попаданцев в современном понятии фентези-литературы. Нет, серьезно. Это история о незаконной деятельности, взаимоотношениях, маленьком подковерном мирке и решении проблем. А также о логичных последствиях этих решений.
  Глава 1.
  
  Кажется, за этот год я практически забыла запах сдобной выпечки - булочная в соседнем доме закрылась еще осенью, а за долгую зиму мука и вовсе превратилась в сокровище. Наши же запасы подошли к концу пару месяцев назад - к сожалению, вместе с надеждой на урожайный год. Литеч, город, в котором мне не посчастливилось пребывать, никогда не славился золотыми полями, впрочем, прежде он успешно компенсировал это золотыми же монетами, но голодный год и официально не прекратившаяся война не пощадили и городскую казну.
  
  Но этим утром откуда-то подозрительно тянуло пирогами.
  
  Я сбросила одеяло и пропрыгала на одной ноге к окну и высунула нос наружу. Пахло мусором, лошадьми и всем, что всю зиму пролежало под снегом, но никак не пирогами. Под окном бродили сонные менялы, грохотали дверьми лавочники, визжала чья-то жена, поскрипывали телеги. Пирогов не наблюдалось. Через улицу мальчишки учили друг друга ястрадским ругательствам, ужасно коверкая произношение. Я не выдержала.
  
  - Эй! - крикнула я в сторону 'учителя', - ударение на второй слог, 'л' мягкая!
  Лохматый 'учитель' приветственно махнул мне рукой и скрылся вместе с 'учениками' в ближайшем переулке.
  
  Маслянистый аромат, кажется, пропитал все комнаты на обоих этажах, такой густой и сладкий, что я невольно облизнулась - и тут же поняла, что пахнет откуда-то снизу. Откуда-то... из нашей кухни. Быть этого не может.
  
  Я заскакала по комнате, отыскивая платье. Насколько же все было проще, когда мы могли позволить себе горничную, поди, застегнись тут по-человечески. Ладно, не думаю, что внизу есть кто-то посторонний, сойдет и без нижней юбки. Я повязала платок, выудила из-под кровати трость и по перилам съехала на кухню.
  
  Вот они, мои милые!
  
  Винка, моя сестра, с блаженным видом доставала из печи противень с золотистыми булочками. Она в этот момент и сама напоминала булочку - маленькая, кругленькая, румяная... и такая же безмозглая. Я подошла поближе, стараясь как можно тише стучать по дощатому полу, выждала, пока сестра поставит противень на стол, дернула ее за выбившуюся из-под платка золотистую косу и сцапала одну булку, ухватив ее краем подола.
  
  - Рауха! - взвопила Винка, - положи на место! - она попыталась отнять у меня добычу, но я вовремя отпрыгнула.
  - И откуда это у нас мука? - я подула на булочку и надкусила ее, - и масло. И мед.
  - Рауха, нет! - сестра беспомощно смотрела, как я дожевываю - кажется, я даже заметила на глазах у нее слезы. Она нервно переводила взгляд то на оставшиеся булочки, то на трость, то на мои голые ноги под задранным подолом - зрелище, прямо скажем, не слишком живописное.
  
  - Ничего так. Где взяла, спрашиваю? - я неловко села на стол и потянулась за второй булкой, предусмотрительно нацелив на сестру трость. Винка расценила это как двойную угрозу и попыталась меня спихнуть. Кончик трости безжалостно уперся в пухленький животик, оставляя на белом переднике круглое пыльное пятно.
  
  - Это для храма... Сегодня же праздник!
  
  Вот оно что. Праздник прихода тепла, он же Весенник. Я бы узнала о дате празднования, если бы хоть раз с ноября вышла на улицу. Хотя если немного подумать, ничего особенного я не пропустила. Праздник редко когда оправдывал свое название и служил лишь ориентиром для весенней ярмарки.
  
  - Обойдутся. Свали, я оставлю тебе парочку, так уж и быть.
  - Рауха, пожалуйста, уходи. Это еда для сирых и убогих, в тяжелое время мы должны помогать друг другу.
  - Я тоже сирая. А уж какая убогая - свет не видывал! - я задрала платье повыше, демонстрируя увечную левую ногу - чуть ли не на ладонь короче правой.
  
  Винка тут же бросилась к окну и задернула занавески. Я помахала ей короткой ногой.
  
  - Опусти немедленно, бесстыдница!
  
  Я расхохоталась и надкусила еще одну булочку, все также придерживая ее краем подола.
  Винка кинулась обратно, получила тычок тростью и с картинным вздохом опустилась на стул. Расправила юбку. Разгладила передник. Заправила косу под платок, оглядываясь в окно и краснея. Сложила на коленях измазанные чем-то синим руки. Благолепие.
  
  - Так откуда булки? Мы тут чуть ли не сапоги жрем, а ты первосортную еду попрошайкам раздаешь?
  
  Я опустила подол и положила трость на стол. Что-то не так. Что-то выбивается из привычной картины.
  
  Вот кухня... Выглядит обычно. Пустые горшки на полках. Тлеющие угли в печи. Мука на столе - зря я сюда села. Какие-то знакомые листья у порога. Занавески с вышитыми нежными ручками Винки птицами и цветами. Дверь в торговую комнату по- прежнему заколочена - мы еще осенью закрыли лавку 'до лучших времен'... Вроде бы, все в порядке.
  
  Нет. Что-то не так.
  
  - У нас с мамой было припрятано немножко денег, - улыбнулась Винка, - мы решили, что лучше всего будет помочь бедным в такое тяжелое время. Ну а мы вполне можем подтянуть пояса до лета...
  
  Спокойно, Рауха, спокойно... Головы на плечах нет ни у Винки, ни у ее благообразной мамочки. Ничего нового. Да, на эти деньги можно было бы неделю продержаться на похлебке... Да, может, и не пришлось бы выменивать ценности. Глубокий вдох. Что же не так?
  
  - Скажи мне, святоша ты моя... На что нам есть до лета?
  - Я продам на ярмарке вышивку, которую мы с мамочкой за зиму сделали! Можем снова сдать твою комнату, и в торговой комнате еще лавки поставим. На ярмарку столько народу приедет, всем ведь нужен будет ночлег... И еще...
  - Комнату мою сдать, значит? Как два года назад?
  
  Винка замолчала. Как же легко ее заткнуть любой неприятной темой...
  
  - Кстати, где она, мать твоя?
  - В храме помогает, там очень много нужно сделать для вечерней службы. Между прочим, она за тебя молится.
  
  Молится она... Я только сейчас заметила неаккуратно вырезанный на булках храмовый знак, похожий на птичью лапку с пятью пальцами, на деле символизирующую восходящее солнце и отблеск лучей на воде. Аппетита это мне не поубавило.
  
  Винка продолжила.
  
  - Да, мы уже с утра отнесли первоцветы и украсили крыльцо храма. Может, сходим вместе, посмотришь? Отнесем булки и помолимся, только ты оденься поприличней. Ты ведь даже не была там ни разу. Я знаю, что твой народ верит в другого бога... - она поджала губы, как будто ей даже сама мысль была противна, но тут же улыбнулась, - но ты только послушай Наставника!
  
  Я рассеянно кивнула, продолжая обшаривать кухню глазами. Чувство неправильности происходящего меня не оставляло.
  
  Что же не так?
  
  Вот сестра - сама чистота и невинность, хоть сейчас в послушницы. Золотистые косы чуть ниже плеч упрятаны под белый платок, серые глаза (немного маловаты для ее круглой щекастой физиономии) внимательно разглядывают стол и противень. Винка загибает измазанные пальцы и шевелит губами, подсчитывая оставшиеся - кажется, она заметила, что осталось 'несчастливое' количество.
  
  Вот оно. Пальцы. Ярко-ярко синие разводы - уже поблекшие на подушечках, более четкие на тыльной стороне ладоней.
  
  - Первоцветы? - Мой голос, кажется, дрожит. Я ссыпала булки в корзину и встала со стола. Винка пыталась что-то возразить, но я уже не слушала.
  
  Потому что я знала, что это за синие следы. И я знала, что то, что я собиралась сделать, называется предательством родины.
  
  Я вышла из кухни с корзиной булочек, пытаясь на ходу отряхнуть юбку от муки и морально готовясь к восхождению на второй этаж.
  
  
  ***
  
  ...Сколько я себя помню, столько и продолжалась вражда между Ист и Ястрадом, а проследить полную историю этой вялой войны можно было лет на триста назад.
  Ист расположен над Ястрадом, и граница иногда проходила по Литечскому проливу между двумя континентами, а иногда - по реке Ленивке, что текла северней. Не большой, но и не маленький кусок земли между рекой и проливом прежде переходил в руки то одной, то другой страны, и каждая стремилась стереть с него любые воспоминания о предыдущем 'оккупанте'. Как я помнила из уроков истории, которые в Ястраде были обязательными, сорок два года назад было установлено очередное перемирие, по которому Ястрад получал спорную территорию. Двадцать один год назад в селении Травячки, расположенном на одном из южных притоков Ленивки, родилась я.
  
  Через шестнадцать лет после моего рождения перемирие было нарушено. Сначала мы думали, что это очередная небольшая стычка, одна из тех, что редко продвигались дальше приграничных поселков, но спустя несколько дней после начала наступления в Травячки ворвались солдаты. Это случилось настолько внезапно, что мы с мамой сдуру попытались спрятаться на втором этаже под кроватью, хотя бежать-то все равно было некуда, да и защитить нас было некому. Уже через несколько минут нас грубо вытащила на свет крепкая мужская рука, и моя мать прижала ладони ко рту, узнав своего старого знакомого. Узнала его и я - он захаживал, бывало, к нам - правда, без формы и не такой грязнющий. Это был рядовой южного истского подразделения Энке, и улыбка его была более чем неуместной.
  
  И тогда во внезапно наступившей тишине прозвучал вопрос, решивший нашу судьбу на ближайшие годы.
  
  - Пойдешь за меня?
  
  И целой вечностью показались секунды до тихого ответа мамы.
  
  - Пойду.
  
  Согласие так испугало меня, что я заверещала, вывернулась и выпрыгнула в окно, не заметив, что от навеса, на который я обычно приземлялась, остались одни обгорелые тряпки на столбах. Хрустнула кость. Далеко убежать мне не удалось.
  
  Следующие несколько дней я провалялась в телеге под узлом с нашим барахлом, напичканная травяными настоями, измазанная мазями и обвязанная бинтами. Мама, кажется, даже не огорчалась особо, перекидываясь взглядами с Энке. Вот так легко и просто я оказалась падчерицей врага. Своего настоящего отца я помнила очень смутно и даже не представляла, куда он пропал - и существовал ли вообще.
  
  Уже по прибытии мы узнали, что Энке женат, что у него есть сын и дочь, и что маме уготована одобренная храмовыми наставниками роль второй жены.
  
  Впрочем, не так уж и ужасно было наше положение. Война достаточно быстро кончилась, территория между Ленивкой и проливом вновь отошла Исту. Отчим через пару лет дослужился до более высокого звания, открыл для нас небольшую посудную лавочку, где заправлял его сын, Ларус, а моя мама, будучи грамотной, с удовольствием ему помогала. Моя мачеха же со своей дочерью Винкой оказались настолько религиозны, что и думать ни о чем не желали, кроме домашнего хозяйства, Винка так вообще хотела уйти в монастырь. Я же...
  
  Я же очень долго не могла найти себе места. Я старалась не выходить на улицу без веских причин, отчасти потому что полученный перелом плохо сросся, оставив меня хромой на всю жизнь, отчасти оттого что ястрадцев здесь не очень любили. Внешне во мне легко было опознать ястрадку - выдающийся нос, жесткие темные волосы с красноватым отливом и янтарного оттенка глаза сразу выдавали мое происхождение. А еще я так и не смогла привыкнуть к обычаям Иста. Язык выучился достаточно быстро, но с некоторыми вещами смириться оказалось тяжело. Отношение к женщинам здесь сильно отличалось от привычного мне. Я слышала, что в деревнях нравы были попроще, но мы теперь жили практически в центре города.
  
  Не выходи с непокрытой головой, не носи мужского платья, не показывай нагого тела, не смотри по сторонам, не учись грамоте, не занимайся мужскими делами, не пререкайся с мужем и родителями, не занимайся колдовством... И еще куча правил.
  
  С непокрытой головой я и так не ходила, скрывая типичные ястрадские волосы, мужское платье никогда и не носила, на тело мое глядеть все равно никто не пожелает, по сторонам смотреть не очень-то и хотелось после холмов Ястрада... С грамотой посложнее - ястрадские девочки с семи лет ходили в школу наравне с мальчиками, всего четыре года, но писать, читать и считать все поголовно умели. Мужские дела (всё, кроме домашних хлопот) пришлось прекратить после отъезда Ларуса на учебу в столицу. Лавка стояла заколоченной, и мы жили на присылаемые отчимом деньги да на выручку от продажи рукоделия.
  
  Последние же два пункта выполнить было легче всего - по причине отсутствия мужа и по причине отсутствия способностей к колдовству, хотя колдовством ястрадские зелья назвать нельзя. Да, это редкий талант, и большинство рецептов требовали использования силы, которой я не владела, но 'колдовством' называть сидение у котла язык не поворачивался.
  
  В пятилетнем возрасте юные ястрадки отправляются с родителями за первоцветами. Сок одного из них вступает в реакцию с кожей тех, кто наделен 'магической' силой и проявляется в виде синих следов. Я помню, как в назначенный день мама сорвала серебрец-траву и провела по своей ладони, оставляя ярко-синий цвет. На моих же руках самыми яркими остались вены, просвечивающие через бледную кожу. Впрочем, я и не надеялась.
  
  До сегодняшнего дня я и не подозревала, что сила Снадобника встречается где-то еще, кроме Ястрада. Я знаю, что многие страны присылали запросы на торговлю нашими травами и лекарствами на их основе, но Совет неизменно отвечал отказом, предлагая на продажу только исключительные ястрадские ткани, расписную керамику, а также фрукты и овощи, в изобилии растущие в плодородных долинах. Рецепты же чудодейственных настоев, мазей и пилюль, благодаря которым наши военные потери оставались незначительными, держались под строжайшим секретом и передавались от одной травницы к другой в полуофициальных сборниках, содержание коих контролировалось тем же Советом. Вывоз этих сборников, называемых Советниками Снадобника, жестоко карался. Если, конечно, об этом кто-то узнавал...
  
  ***
  
  Под кроватью... Пусто. В сундуке... Пусто. В шкафу -тоже пусто. На чердак я без чьей-нибудь помощи не пролезу, надо хотя бы комнату обыскать. После смерти мамы от привезенной позапрошлогодним постояльцем болезни я разобрала часть ее вещей, и их мы продали или выменяли на еду. Темной книги с нарисованным зеленым листочком среди этих вещей не было, значит, либо мама оставила ее в Травячках, что весьма сомнительно, либо она где-то здесь.
  
  Следующие четыре часа я провела за ощупыванием стен и ползаньем по полу. Я обстучала каждую половицу, попыталась оторвать подоконник, безуспешно пробовала сдвинуть мебель и тыкала тростью в потолочные балки. После очередной высхошей мыши я сдалась и обессиленно легла на пол. Моя гениальная махинация провалилась, не успев даже начаться.
  
  Где вообще она может быть? Комната отчима и Ларуса? Ну нет, мама бы не стала прятать столь ценную вещь там. Винка со своей матерью жили отдельно - и уж у них в комнате ей точно нечего было делать. Остается только чердак и стоящие там сундучки с приданым, которые не понадобятся, наверное, ни мне, ни Винке. Увечную иностранку вроде меня здесь никто не возьмет, Винка же летом окончательно уйдет в послушницы. Ну и отлично, еще б мать свою туда же забрала... Жаль, что в послушницы берут только девственниц.
  
  Платье можно было уже выбрасывать - я собрала им всю грязь с пола и успела разодрать шов на спине. Ну и славно, на чердаке тоже метла давно не гуляла. Я умяла еще одну булочку, вышла из комнаты и прохромала по короткому коридору до стены с приставленной лестницей, ведущей на чердак. Трость пришлось оставить внизу, левая нога висела бесполезным грузом, а о том, как я буду спускаться, я старалась не думать.
  
  Вопреки ожиданиям, на чердаке царила относительная чистота, и я даже немного устыдилась. Сундучки стояли в самом дальнем углу - мой поменьше, винкин побольше, все как раньше. Поддавшись искушению, я перекопала приданое Винки - в основом, всевозможное тряпье, на дне обнаружился узелок с украшениями, который я трогать не стала, хоть и велик был соблазн продать золотишко и купить нормальной еды. Я закопала его поглубже в полотенца и открыла свой сундук.
  
  Ничего внутри не было, кроме пышного маминого свадебного венка, по традиции сплетенного из восьми видов цветов. Ну, по крайней мере, я узнала, что законный отец у меня все же когда-то был. Я рассеянно надела венок и чихнула от пыли. На нос мне упал высохший цветок наперстянки.
  
  Что ж, весьма ожидаемо. Зачем приданое дочери второй жены, тем более такой... А зачем, собственно, послушнице побрякушки?
  
  Я открыла сундук Винки, выбросила тряпки, развязала заветный узелок и сунула в карман явно золотую 'птичью лапку' - храмовый символ. Все равно ведь они об этом не узнают, а я хоть до лета дотяну...
  
  Украденная 'птичья лапка' моего настроения не подняла. Я бесцельно ползала по чердаку в поисках книги, хотя надеяться было не на что.
  
  Мой взгляд снова упал на сунудуки - один больше, другой меньше. Кажется, изнутри мой был еще меньше, чем снаружи. Стоп.
  
  В следующую секунду я уже перевернула свой сундучок и что есть силы ударила кулаком по дну. Негромкий стук внутри оповестил меня об отвалившемся фальшивом дне, и тут же из-под открывшейся крышки выпала заветная книга - темная обложка, листочек в углу. Две трети по традиции уже заполнено в печатном доме, еще треть отведена для рецептов владелицы, их было совсем немного. Я вернула сундук на место, сунула книгу в расстегнутый воротник платья и на удивление легко и удачно спустилась обратно.
  
  Уже в комнате я с благоговением раскрыла Советник. Как я и предполагала, практически все рецепты требовали либо ястрадских трав, либо сил Снадобника, и ни того, ни другого у меня не было - маминого свадебного венка, вероятно вывезенного вместе с книгой в суматохе нападения, хватило бы разве что на пару разных сборов, да и то не факт - за пять лет большинство трав, даже ястрадских, успевают растерять все свойства. Что ж, попробуем обойтись тем, что имеем.
  
  Для снадобий из короткого первого раздела никаких особых талантов не требовалось, нужна была только хорошая кастрюля и, собственно, травы. В засохшем букете на кухне я распознала нужный мне бессмертник, из шкафа, где Винка хранила пряности, позаимствовала немного можжевельника. Скрепя сердце, распотрошила венок и разложила пригодные цветки по мешочкам. Было бы неплохо разжиться свежими ингредиентами, но это позже, позже... Раз уж Винка где-то нашла серебрец-траву, то и у меня есть шанс ее раздобыть.
  
  Как только Винка с мачехой отбыли в храм на вечернюю службу в честь праздника, я заперлась на кухне с Советником Снадобника и заварила свое первое лекарство. Удостоверившись, что малоаппетитная жижа вполне походит на 'Ароматный отвар светло-коричевого цвета' (описание, подходящее к большинству рецептов), я аккуратно перелила ее в бутыль, завернула ее в полотенце и вышла на улицу, пряча лицо в капюшоне.
  
  Уже через пару минут я пожалела, что вообще вышла из дома. Весенний ветер, пусть и не слишком холодный, срывал с волос платок и капюшон, поправить же у меня просто рук не хватало - в одной трость, в другой бутылка. Я держалась в тени, то и дело ныряя в мелкие переулки, и чувствовала себя не просто нарушительницей, а закоренелой преступницей. Однако до нужного дома я добралась без приключений, и судя по свету в окнах-витринах, занимавших большую часть стены из светлого камня, хозяин был на месте!
  
  Внутри ощущался характерный запах, за который владелец был нелестно прозван Засранцем. О вони в лавке Вальвеса Душистого слагали легенды, эта вонь была эталоном вони во всем городе, но несмотря ни на что, посетители не обходили лавку стороной - Вальвес торговал действительно редкими штучками со всего мира и столь же охотно их скупал. Этот длинный бледный тип щеголеватой наружности был достаточно молод и симпатичен, а для кого-то так и вообще мог бы стать идеалом мужчины - легкий рыжеватый оттенок каштановых волос и карие глаза выдавали в нем кровь верейца, которые, по слухам, были искусными и горячими любовниками, да и вообще человеком Вальвес считался приятным в общении, но, к сожалению, не в стоянии рядом. Дама сердца же в его окружение никак не вписывалась - отчасти из-за уже не столько деликатной проблемы, отчасти из-за пристрастия Вальвеса к крепкому алкоголю.
  
  - Добрый вечер. Хотите, вылечу? - пискнула я, стараясь не дышать.
  
  Вальвес посмотрел на меня с такой злостью, что я забыла всю подготовленную речь.
  'Надо было как-то повежливей...' - подумала я, сжимая бутыль.
  
  - Добрый. Что желаете, сударыня? - холодно поинтересовался торговец.
  - Вылечу. Вас. Хотите?
  
  Он вздохнул. Вздохнула и я, понимая, что не так уж тут и воняет. Ну есть маленько, но не хуже обычного туалета. Вечно народ все раздувает. Я подошла ближе и прошептала:
  
  - У меня есть ястрадское средство. Настоящее.
  
  Я ожидала любой реакции - крика, вызова патруля, чего угодно, но не тихого 'Сколько?'.
  
  - Мне нужна от вас услуга. Я дам вам лекарство, пейте по трети стакана три раза в день. Здесь хватит дней на пять, не больше, но вы успеете почувствовать эффект... Если почувствуете. Я пока не уверена, просто так получилось, что у меня были нужные травы и я знала о вашей... Проблеме.
  
  Я замолчала и поставила бутыль на прилавок, и она тут же с него исчезла.
  
  - Так сколько?
  
  - Нисколько. Мне нужны ингредиенты из Ястрада. Если вам поможет лекарство, закупите еще трав - многие можно достать где угодно, но некоторые растут только там. Я знаю, что Ястрад закрыл для Иста границы, я знаю, что травами они не торгуют, но я уверена, что есть какая-то лазейка - через Верею, еще как-то, они ведь продают туда свои ткани и горшки. Я куплю все, что вы сможете оттуда привезти. Попросите своих торговцев прихватить букетик придорожной травы, подкупите травника - я уверена, что смогу возместить расходы.
  
  Вальвес помолчал пару минут, почесывая аккуратную бородку.
  
  - Кто тебе рассказал, куда идти?
  - Слышала от родственников, - я пожала плечами, - да и кто тут вас не знает, слухи быстро распространяются. Думается мне, вы один поддерживаете хоть какие-то контакты с Ястрадом после того как они окончательно перекрыли границу.
  - Слухи, как же, - пробормотал он, - знаю я, что это за слухи. Зайди через пять дней. Я скажу тебе, что я могу сделать, а ты, травница, расскажешь мне, что ты на самом деле задумала.
  
  Лавку я покинула с тяжелым сердцем, и уже через несколько шагов почти рассталась с мыслью о приготовлении снадобий на продажу, но домашний ужин, состоящий из каши 'Желание' (плавающая в кипятке горстка подпорченной крупы, приправленная желанием съесть что-нибудь еще) и воды быстро привел меня в чувство.
  
  Я и сама не слишком понимала, что я задумала. Оставшиеся до весенней ярмарки три дня я провела, внимательно изучая мамину книгу, и уже через несколько страниц описаний трав я с грустью осознала, что сложный ястрадский язык я начала забывать за отсутствием практики, и даже мысли мои все реже облачались в ястрадские слова.
  
  А Винка так вообще ни слова не знает!
  
  Я сомневаюсь, что ее вообще можно будет соблазнить 'колдовством', но без книги на истском шансов нет вообще никаких, ведь я не смогу вечно быть для нее указующим перстом и пинающим башмаком.
  
  Что ж, придется снова воспользоваться тем, что имею, а имею я не так уж и много. В шкафу нашлась стопка желтоватых листов бумаги, перо и чернила я приметила еще во время поисков книги. Я старательно вытерла пыль со стола, села и положила перед собой Советник.
  
  'От живота боли', - записала я по-истски, 'кто мучается болью колючей и запахами смердит, то ты малый бери пучок южного шалфею, северного не бери...'
  
  Ну что за бред, кто такое вообще поймет. По-ястрадски же рецепт звучал вполне нормально.
  
  Я перечеркнула предложение и переписала.
  
  'Отвар от колющей боли в животе и...'
  
  Пуканья?
  
  Пердежа?
  
  ...'и испускания зловонного воздуха'
  
  Все оказалось куда сложнее, чем я предполагала. Я с трудом увязывала слова в предложения и разворачивала витиеватые ястрадские конструкции в простых истских словосочетаниях. К концу второго дня я осталась с исчирканной тетрадью, десятком кое-как переведенных рецептов и длиннющим списком незнакомых слов. Сколько-то из них мне удалось вспомнить, значение еще некоторых я примерно поняла по смыслу предложения, а вот дальше хоть плачь.
  
  На время ярмарки работу пришлось отложить - как и планировалось, мы пустили на постой пятерых путников - двоих в мою спальню, троих - в бывшую торговую комнату, где по такому случаю вымели дохлых тараканов и поставили лавок. Денег они заплатили не особенно много, но двое из них предложили мне свалить подальше из моей комнаты на денек за весьма неплохую сумму. Я решила воспользоваться отличным поводом, спрятала Советник и отправилась за город поискать что-то хотя бы похожее на описанные в оном растения.
  
  К сожалению, меня не учили даже сбору трав, а время было весьма неподходящее - снег сошел совсем недавно, а в лесу так вообще еще лежал плотным ковром. Но сквозь темные скелеты дубов, кленов и вязов проглядывали вечнонарядные сосны и елочки, на хвою которых я тоже рассчитывала. Оказалось, впрочем, что кроме хвои, поживиться мне особо и нечем, и что совершенно зря я притащилась без ножика. Я не без труда доломала полувыломанную ветром сосновую лапу чуть ли не с меня ростом, набрала в мешочек мокрых прошлогодних шишек и ранних почек и на удачу содрала отслоившийся кусок коры с предположительно осины. Все. Дело продолжало расклеиваться, едва начавшись.
  
  Сосновая лапа оказалась тяжелой, мешочек с мокрыми шишками неприятно холодил бедро, трость застревала в грязи, в горле першило, но в город я вернулась с жутко победоносным видом. Мы с сосной гордо прохромали по Кузнечной улице, обсыпали иголками брусчатку в Пшеничном переулке и ввалились домой через парадный вход, немало удивив постояльцев.
  
  - Рауха, что это?!
  - Как что? Сосна, конечно же.
  
  Винка схватилась за швабру и бросилась вытирать грязные следы. Я уже привычно уселась на кухонный стол, зацепила тростью ближайший таз и молча принялась счищать туда хвою. А запах-то, запах какой! Я сунула в рот хвоинку, разжевала. На вкус - чудодейственная кислятина.
  - Рауха, ты специально это делаешь?
  
  Сестричка поставила швабру в угол, уперла руки в бока и попыталась напустить на себя грозный вид.
  
  - Конечно, специально. А ты думаешь, что я совершенно случайно нашла на кухне сосну и совершенно случайно тут сижу ее ощипываю? Ты давай, трудись, трудись. Кипяточку вон мне сообрази. У нас не осталось шиповника?
  
  - Воздастся тебе... - вздохнула Винка, переливая воду из ведерка в чайник.
  - А мне уже воздалось авансом. Имею право.
  
  Я кинула ободранную ветку в дровяной ящик.
  
  - Так где шиповник?
  - Выпили весь еще в январе.
  
  Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Может, попробовать закинуть удочку сейчас...
  - Ну прости, прости, - притворно вздохнула я, - хочешь, помолюсь с тобой сегодня. Но лучше завтра. А еще лучше - на следующей неделе. Сестричка, мне нужна твоя помощь.
  
  Как и ожидалось, Винка просияла, похлопала длиннющими ресницами и поинтересовалась, что же надо ее дорогой Раухе.
  
  - Скажи мне... - я отлепила от стола измазанную сосновой смолой ладонь, - хотела бы ты помогать людям? Больным, к примеру.
  - Конечно же, я хочу посвятить свою жизнь помощи обездоленным, - без запинки оттарабанила Винка, - именно поэтому летом я отправлюсь в монастырь, где буду денно и нощно возносить молитвы Хранителю нашему, дабы не оставил он в тщете своих неразумных детей...
  - Я имела в виду, по- настоящему помогать. Делом.
  - И словом, и делом! - Винка улыбнулась.
  - А если это будет расходиться с некоторыми... заветами?
  - Глупости, милая сестрица. Наставники никогда не попросят нас нарушить завет.
  
  Я сжала кулак. Пальцы склеились.
  
  - А если я попрошу? Для всеобщего блага.
  - Какое же это всеобщее благо, если ради него нужно нарушить заветы, что дал нам Хранитель для всеобщего благоденствия...
  
  Понятно. Добром не пойдет.
  
  - Ладно, забудь. Вылей-ка кипяток в таз с хвоей, сама знаешь, мне вставать тяжело.
  
  Я легла на стол и крепко задумалась. Как я и ожидала, добром Винка мне не поможет. Обхитрить ее вряд ли получится... Что тогда? Не силой же. Она поздоровей меня будет, вон какая кобыла вымахала. Хотя по сравнению со мной любой покажется гигантом.
  
  - Слезь со стола, пожалуйста. Скоро ужинать, а ты еще грязи натащила. Сходи хоть, переоденься... И какая помощь тебе была нужна?
  
  - Да ничего, забудь пока. Потом... спрошу.
  
  Видят боги, я пыталась просить миром! Да простит меня Огненный Рааххо, имя которого я с гордостью ношу, и да защитит он от меня мою глупую сестру!
  
  Потому что я за себя не отвечаю.
  
  Как выяснилось, собранные мной ингредиенты никуда не годились - да и на что я надеялась, хватая первые попавшиеся шишки и обдирая отслаивающуюся кору. Однако сильно расстраиваться я не стала, посчитав свои ошибки неизбежными препятствиями на пути к высшей цели. Хвойный отвар же получился вполне пригодным к использованию, но особой ценности не имел, так как это средство было уже весьма широко известно.
  
  В назначенный день за полчаса до заката я прибыла к лавке редкостей Вальвеса Душистого и тихонько заглянула в окно. Как ни странно, кроме меня, посетителей не наблюдалось, хотя двери были гостеприимно открыты. Самого же владельца я увидела за прилавком со стаканом мутной жидкости в руке - нос покраснел, куртка на полу, ворот рубашки развязан, но судя по движениям и достаточно ясным глазам, до совсем уж бессознательного состояния торговец допиться не успел.
  
  Я решительно вошла в лавку, громко стуча тростью. Колокольчик на двери мелодично звякнул.
  
  - Ну как? - я повела носом. Ничем не пахло.
  - Не принюхивайся, травница, - хохотнул Вальвес, - знатная у тебя дрянь вышла. На вкус настолько же отвратительна, насколько и полезна. Знаешь, в жизни себя так хорошо не чувствовал. Внутренние проявления были тоже не слишком приятные...
  
  Знаю, читала. Сопровождается болью в животе, жаром и еще кучей неприятностей.
  
  - Советую завязать с алкоголем.
  - Помилуй. Да ты сядь, сядь, тебе, наверное, тяжело стоять?
  
  Не особенно и тяжело, но я все же опустилась на предложенный табурет и зажала трость между коленями. Вальвес запер дверь лавки и задернул шторы. Помещение погрузилось в приятный полумрак, лишь сквозь небольшие щелки пробивались лучи, в которых танцевали пылинки. На полках поблескивали всевозможные диковинки со всех концов света - склянки из цветного стекла, кубки, статуэтки, коробки с бусами, на стенах висели странные музыкальные инструменты, среди которых я увидела расписную ястрадскую флейту - всегда хотела научиться играть. Шкафы ломились от книг на любых языках - тут было и угловатое истское письмо, и картинкообразные то ли буквы, то ли слова Родении, и йедвийская вязь - только ястрадских книг я не заметила. Зато на корешках пары книг золотились ханвейские символы, которые я тоже неплохо понимала.
  
  Помню, как любила сказки, которые рассказывала пожилая ханвечанка, переехавшая в Травячки вместе с семьей. Именно благодаря ей я до сих пор могла неплохо объясняться на ханвейском на бытовом уровне, надо было только память освежить...
  
  Из омута воспоминаний меня выдернул голос Вальвеса.
  
  - Эй, травница, ты еще здесь?
  
  - Насчет алкоголя я серьезно говорю, - торопливо ответила я, - оно вернется. Лекарство пить надо тоже дольше, а ястрадские травы у меня кончились. Разве что вы...
  - Тише, травница. А ну как стража услышит, чем ты тут занимаешься?
  - Мне-то что, я ястрадка, я вашим богам не кланяюсь, - я подняла подбородок и поджала губы.
  - Ну- ну. Скажи это платку на своей умной головушке.
  
  Я тут же замялась и машинально заправила за край платка выбившуюся красноватую прядку.
  
  - ...Просто не хочу, чтоб останавливали, объяснять еще... Давайте ближе к делу, ладно?
  - А тебя никто и не спросит. Ладно, к делу так к делу. Напрямую, как ты понимаешь, шанса нет, Ястрад нам и нитки не продаст, а ведь совершенно зря. Через Верею везти - у тебя столько денег нет, уж прости. Нет ведь?
  
  Кроме украденной 'птичьей лапки', у меня вообще ничего ценного нет, и это меня как-то совершенно не радует.
  
  - Можно попробовать через Ханвек, народ там ушлый, - продолжил он, - на ярмарку приезжали мои знакомые... торговцы, если ты понимаешь, о чем я. Один из них, достойный муж и любимец пограничной стражи, возит кое-что из Ханвека в Ястрад, и может кое-что на обратном пути потихоньку захватить и доставить сюда. Вопрос - сколько кое-чего тебе нужно и сколько ты готова за это кое-что заплатить?
  
  - Денег у меня нет, Вальвес, - тихо ответила я. Кажется, у меня на лбу выступила испарина. Я по своей дурной привычке подняла край платья, чтобы ее вытереть, поймала измуленный взгляд торговца и тут же спрятала руки за спину. Хорошо хоть, в этот раз я позаботилась и о нижней юбке, и о чулках. Сама благопристойность.
  
  - Ну нет уж, травница. Извини, конечно, но ты столько не стоишь, даже с твоей волшебной гадостью. Иди-ка ты отсюда и забудь, о чем мы говорили, ладно? Я тебе хорошо заплачу и за снадобье, и за молчание, - усмехнулся он
  Была бы на его месте Винка, я бы давно ткнула ее тростью, дернула за длинную косу и обозвала бы как-нибудь. Но перед Вальвесом я растеряла всю свою наглость.
  
  - Вы не так поняли, - я нервно рассмеялась, - это я в Ястраде привыкла передником лоб вытирать, вы видели наше национальное женское платье? Там штаны и широкий передник такой. Послушаете меня, ладно? Пусть это будет вашей платой. Не понравится моя идея - мы об этом забудем. Только я бы выпила чего-нибудь, если у вас есть.
  
  Он покачал головой и направился к двери за прилавком, позвякивая ключами.
  
  - Проходи.
  
  И я послушалась. Вопреки моим ожиданиям, комната не была завалена предметами, еще более ценными, чем выставленные в торговом помещении. Здесь царила скромность и сдержанность - простенькие занавески, ничем не украшенный одноногий столик прямо в центре. Из общей картины выбивались только диван и кресло с одинаковой роскошной синей обивкой. Я, не дожидаясь приглашения, неизящно плюхнулась на диван. В шкафу на другом конце комнаты зазвенела посуда. Я смутилась и на всякий случай разгладила юбку.
  
  Вальвес достал пару кружек и початую бутыль вина. Он прищурил глаз, оценивая остаток, расстроенно вздохнул и разлил напиток пополам, пролив немного капель на лакированную поверхность стола. Судя по его взгляду, в другой ситуации он бы эти капли тут же слизал, это сейчас он пытался соблюсти хоть какие-то правила приличия.
  
  Торговец поднял кружку и подмигнул мне.
  
  - Благословит тебя... Кто там тебя благословляет.
  
  И немедленно выпил.
  
  И вторую кружку тоже.
  
  - Валяй, рассказывай.
  
  Я облизнула губы, набрала в грудь воздуху и крепко сжала трость, чтобы чувствовать себя уверенней.
  
  - У меня есть ястрадский Советник Снадобника. Старый, конечно, издан девять лет назад - сейчас, наверное, сильно обновлен, но все же. Как он ко мне попал - значения не имеет, но у меня есть некая возможность работать по этим рецептам. Вы наверняка понимаете, что за снадобья можно выручить очень и очень неплохие деньги. Я предлагаю вам долю, скажем, треть от моей прибыли.
  - Две трети, - поднял бровь торговец, - плюс цена сена.
  
  Да он сбрендил!
  
  - При всем моем уважении, Вальвес, это грабеж, - ответила я, пытаясь унять дрожь в голосе, - ведь вся работа на мне - от перевода Советника Снадобника до изготовления зелий, ответственость тоже на мне. От вас же нужны только ингредиенты.
  
  Вальвес усмехнулся и скрестил руки на груди. Задравшийся рукав рубашки обнажил тонкое бледное запястье, на котором блеснул явно дамский браслет из белого металла с мелкими зелеными камешками - где-то я такой уже видела, кажется, у вдовы Капселлы...
  
  - Контрабанда через соседнее государство с подкупом и посредником, плюс аренда корабля и обеспечение безопасности всего предприятия? За одну вшивую треть? Травница, ты в своем уме? Ты же не думаешь, что сможешь продавать настойку от поноса по цене, достаточной для оплаты моих услуг? Да любая баба тебе такой ведрами наварит за медяшку!
  - Не очень-то вам эти ведра помогли, - хмыкнула я, - Треть. Я могу найти более сговорчивого партнера.
  
  Вальвес встал и поклонился, с милейшей улыбкой указывая мне на дверь.
  
  - Вон пошла. Кому что вякнешь - шкуру спущу.
  
  Я не шелохнулась.
  
  На улице потихоньку темнело. В пустой бутыли на столе отражалось мое лицо, по цвету практически слившееся с кремовой тканью воротника платья. Глаза казались темными провалами. Я с усилием отвела взгляд.
  
  - Вы не знаете истинной цены этих снадобий, Вальвес. Мы говорим о действительно больших деньгах, вам и не снилось. Смею вас заверить - я единственная в Литече, кому сейчас доступны рецепты и один из... ингредиентов, и цену буду диктовать я и только я. К лету мы сможем получить очень сильные средства, сильнее, чем вы себе можете представить. Как вы думаете, сколько продажная девка отдаст за средство, которое безопасно избавит ее от риска обрюхатеть? Сколько можно спросить за эликсир правды с мужа, что подозревает жену в измене? А что вы скажете о средстве от срамных болезней? И это лишь крошечная часть того, что мне доступно. Подумайте, Вальвес. Ваша треть будет большой.
  
  Торговец усмехнулся и вернулся за стол. По его лицу невозможно было понять, как он воспринял мои аргументы - вряд ли хорошо, мне самой они совсем не нравились, но за не очень скромную сумму я с радостью засуну свое мнение туда, куда укажет плательщик.
  
  - Пойми меня, травница... - начал он, подперев лицо ладонями, - ты видела, сколько прекрасных вещей я выставил на продажу? Все это стоит кучу денег, и я вполне могу просто выгнать тебя куда подальше, ведь твое предложение мне не выгодно. А еще я могу сдать тебя как ведьму, понимаешь? Я получу за это кругленькую сумму, а тебя в лучшем случае публично высекут за интерес к порочным деяниям. Я ведь не сволочь, спроси любого. Кто-нибудь на моем месте бы давно кликнул стражу и проводил тебя к Наставникам. Я же просто прошу две трети твоей прибыли. Это немного.
  
  - Сдам как контрабандиста, - прошипела я.
  - А ты попробуй. Твое бабье слово против моего.
  
  Ах ты, скотина!
  
  Я резко вскочила, оперевшись рукой об стол. С грохотом опрокинулся стул, подогнулась ножка стола, не удержалась на одной ноге я, покатились по покосившейся столешнице бутылка с кружками - и в следующую секунду я уже сидела на полу среди осколков.
  
  - Половина, - я прикрыла рукой слезящиеся глаза.
  - С тобой приятно иметь дело, - ответил Вальвес и подал мне руку.
  
  Мне ничего не оставалось сделать, кроме как принять ее.
  
  Следующие три часа мы провели за обсуждением деталей нашего предприятия, и все это время меня не покидало ощущение того, что меня нагло обдирают и обирают. Возразить мне было практически нечего - я совершенно не разбиралась в торговле, хоть формально и являлась одной из владельцев нашего маленького (и давно закрытого) семейного магазинчика. Все же не стоило мне вечно притворяться бедной больной девочкой, но кто же знал, что когда-то мне придется работать...
  
  Довольно скоро я поняла, что Вальвес, возможно, и заслуживает двух третей прибыли - он взял на себя и поставки исходных материалов, и распространение информации, и продажу наиболее сомнительной части снадобий, ведь его отношений с властями вполне хватило бы для торговли не совсем законными вещами. Мне же оставалось только закончить перевод Советника, привести в порядок собственную лавку для продажи самых простых лекарств - тех, что не вызовут вопросов - и любым способом уговорить Винку.
  
  Вот только способ уговорить я видела всего один, и без помощи Вальвеса я и здесь не смогла бы обойтись.
  
  
  
  
  
  
  Глава 2.
  
  Вечером следующего дня я заперлась в своей комнате и размолола в ступке серебрец-траву из венка, с горечью отметив, что на пальцах моих синие следы не появились, и щедро обсыпала порошком все, до чего теоретически могла дотронуться Винка. Затем я заварила кипятком несколько стеблей поскакушки с желтоватыми бутонами - символом счастливой и долгой жизни и сильным заживляющим средством. Вот и все мои запасы... Слава богам, в прохладном сундуке травы сохранились вполне прилично, да и Вальвес не помер, кажется. Значит, на что-то они все еще годятся.
  
  В кастрюльку с поскакушкой отправились заранее нарезанные с прошлого раза сосновые почки. Я размешала жидкость, постепенно приобретающую золотистый цвет, и обернула кастрюлю полотенцем, чтобы сохранить тепло. Теперь оставалось только ждать.
  
  Я до сих пор не была уверена в необходимости запланированного, а уж о благоприятном исходе дела не могла и мечтать. Сколько с меня сдерет Вальвес, я даже не представляла, хоть и пообещала возместить все расходы - где вообще была моя голова, когда я к нему потащилась? Этот тип оказался совсем не таким приятным с большинства сторон человеком, каким мне его представляли...
  
  Внизу что-то распевала Винка, вернувшаяся из храма, громко смеялась мачеха. Наверное, прибираются после постояльцев, они только сегодня и съехали, довольные и нагруженные купленным на ярмарке товаром. Мне же ничего не оставалось, кроме как сидеть в своей комнате и таращиться на темнеющее небо. От домашних дел меня с самого начала освободили - да и что я могу сделать, постоянно опираясь одной рукой на трость. Левый ботинок на платформе, призванный скомпенсировать мой физический недостаток, со своей задачей справлялся плохо, передвигалась я с трудом и полностью оправдывала свое прозвище - 'Рауха Кривая', полученное за перекошенную постоянным хождением с тростью спину. И все из-за того неудачного прыжка из окна!
  
  Наконец, я перестала проклинать судьбу и занялась делом. Советник сам себя не переведет! Я старательно выписывала наиболее часто употребляющиеся и просто вспомнившиеся мне слова в пустую часть книги, предназначенную для создаваемых владелицей рецептов, дополняла их значениями на истском и в упрощенном виде вносила переведенные рецепты в тетрадь. Колыхался огонек свечи, уютно поскрипывало перо...
  
  Разбудила меня горсть песка, кинутая в окно. Все. Дождалась.
  
  Я поставила свечу на подоконник, обвязала нижний конец трости тряпкой и тихонько выскользнула в коридор. Приоткрыла дверь напротив - обе дрыхнут, кажется, достаточно крепко. Полненькая рука Винки свесилась с кровати - вся в синих следах.
  
  Я вздохнула.
  
  Какая-то часть меня надеялась, что в первый раз я ошиблась, что сестра просто где-то измазалась в одной из самых дорогих красок... Как глупо.
  
  Я осторожно зашла в комнату, мягко постукивая по полу, и приблизилась к кровати сестры.
  - Винка?
  
  Тишина. Только мирное посапывание. За ширмой на другой бок перевернулась ее мать.
  
  - Винка... - я коснулась ее руки.
  
  Никакой реакции. Прекрасно.
  
  Я спустилась в кухню, по привычке съехав по перилам, и осторожно открыла черный ход.
  
  - Не прошло и года. Дрыхнет? - Вальвес совершенно бесшумно вошел в дом и положил на стол узел с чем-то мягким, - неплохой, кстати, у тебя домик.
  
  Торговец был одет в неприметный темный костюм без украшений, длинные волосы собраны и увязаны в хвостик - он явно знал, что делает, в отличие от меня.
  
  Я кивнула и отвела взгляд.
  
  - Второй этаж, первая дверь направо. Узнаете по длинным косам. За ширмой спит ее мать, не разбудите. Еще нужна кастрюлька из моей комнаты, стоит прямо за дверью на полу.
  - Да видел я твою сеструху, сочная, - Вальвес вынул из узелка крошечный пузырек и моток веревки, - тащить поможешь?
  - Я бедная больная девушка, - хмыкнула я, - но за отдельную плату я готова изобразить поддержку. Моральную.
  - Да какая ты девушка, знаю я ваших баб ястрадских - прыгают на все, что движется... - он надел на голову мешок с прорезью для глаз и сунул пузырек в карман.
  
  Я пропустила его комментарий мимо ушей - сейчас мне было не до пререканий, тем более что насчет 'девушки' я действительно слукавила. Интересно, жив ли еще этот паренек...
  
  - А насчет платы, - продолжил Вальвес, - ты мне еще сама будешь должна, знаешь, сколько я отвалил за сонный настой?
  - Какой еще сонный настой? - я не на шутку испугалась. Если он говорит о ханвейском сонном зелье...
  - А ты думаешь, что я ее на руках понесу, как королевишну? Усыплю, да и вся недолга, а там хоть с лестницы скидывай. Да успокойся ты, ничего с ней не будет, я пару капель всего, разбудим в два счета.
  
  Точно, верейское... Оно настолько сильное, что человеку, принявшему полстакана, можно хоть руки- ноги пилить, ничего не почувствует. Злоупотребляющие же просто не просыпались, впрочем, им особо и не позлоупотребляешь - за цену одного пузырька можно было полдома купить, причем ханвечане-алхимики эту цену регулярно повышали, будучи единственными, кому известен материал и процесс изготовления.
  - Может, как-нибудь без этого? - взмолилась я.
  - Сама потащишь, - Вальвес бесцеремонно нахлобучил мне на голову такой же мешок с прорезью и набросил на плечи темный плащ, - ну?
  
  Я махнула рукой.
  
  - Убьете - заложу.
  - Это уж как повезет.
  
  Вальвес ускользнул на второй этаж, прихватив с собой сонный настой и веревку, я же разворошила угли в печи и подкинула дров. В кухне стало немного уютней и теплей, вот только я никак не могла согреться и отчего-то с трудом сдерживала слезы. Мешок на голове колол щеки - зачем мне-то маскироваться?
  
  Вскоре Вальвес вернулся, поставил на печь кастрюльку и снова исчез в дверях. Через несколько минут сверху послышался сочный храп на два голоса, а затем звук падения чего-то большого и мягкого на деревянный пол. Сердце замерло у меня в груди. Я прислушалась. Храп не прекращался. Слава Рааххо...
  
  Особой нежности по отношению к Винке Вальвес проявлять не стал - просто ухватил под мышки и поволок вниз по лестнице. Она не просыпалась. Не проснулась Винка даже когда он привязал ее к стулу рядом с печью, запихал ей в рот тряпку и довольно ощупал пышную грудь под тонкой тканью ночной рубашки.
  
  - Руки убери, сволочь... - не выдержала я и ткнула его тростью в бок, как обычно поступала с сестрой.
  - О, мы уже на 'ты'? Ох, напекла булочек краса-девица... - Вальвес перехватил трость и вырвал ее у меня из рук, - что теперь скажешь? Может, еще один стол сломаешь?
  - Я серьезно, говорю, Вальвес. Не трогай ее, - взвизгнула я, хватаясь за нож.
  - Психованная баба, - удовлетворенно отметил он, шлепая Винку по румяным щечкам, - давай, просыпайся... Ну?
  
  Он легонько ущипнул ее за шею. На светлой коже расплылось красное пятно, Винка застонала, но не проснулась.
  
  - Может, ее еще где-нибудь потрогать? - притворно озадаченно протянул торговец, обходя стул кругом. Пола темного дублета коснулась локтя Винки - ее рука чуть вздрогнула.
  
  На ее лице плясали отблески огня из печи, ресницы чуть дрожали. Я попыталась было вытащить из ее рта тряпку, но Вальвес тут же меня остановил. Он был заметно обеспокоен.
  
  - Не смотри на меня так, травница. Всего две капли, ты же не думаешь, что я бы потратил на нее больше, нет? Ну-ка!
  
  И Вальвес отвесил несчастной Винке смачную оплеуху.
  
  На щеке расцвел красный след от пятерни, я повисла на его руке, кусаясь и царапая, что есть силы. Он отбросил меня одним движением руки, и я вновь оказалась на полу. Одно хорошо - Винка открыла глаза и обвела кухню мутным взглядом, нечленораздельно мыча. Заметив нас с Вальвесом в черных мешках, она попыталась вырваться, но веревки держали крепко, а со стулом на заднице далеко не убежишь.
  
  - Ну что, травница... Твой выход! - усмехнулся Вальвес, играя с кончиком косы Винки.
  
  Я с трудом поднялась, сняла мешок с головы и, хватаясь за стол и стены, поковыляла к печи, на которой ключом кипел отвар. Торговец покачал головой и отдал мне трость, затем осторожно передвинул кастрюлю на край печи поближе к Винке. В воздухе повис именно тот запах, за который Вальвеса прозвали Засранцем. Он поморщился.
  
  - Ну?
  
  Я кивнула и села рядом с сестрой.
  
  - Винка... Ты все же не станешь послушницей, вот. Дело в том... - я набрала воздуху в грудь, - дело в том, что ты обладаешь силой Снадобника. Ну не мычи ты на меня так, я уже проверила и знаю, что не ошибаюсь. Эти синие следы на твоих руках...
  
  Я приобняла сестру за плечи и почувствовала, как она дрожит. От ее волос как-то странно пахло, горелым медом или чем-то похожим, и я поняла, что я, наверное, впервые нахожусь к ней вот так близко. Она не пыталась больше ни вырваться, ни выплюнуть тряпку, она просто спокойно сидела, прикрыв глаза - то ли от действия лекарства, то ли от страха.
  
  - ...В общем, ты просто обязана заняться изготовлением лекарств. Понимаешь? Они спасут куда больше людей, чем твои молитвы. Я знаю, что Наставники твоего храма не приемлют колдовство, но ведь... Это же не колдовство, это всего лишь растения, металлы и немного силы, понимаешь.
  
  Винка замотала головой.
  
  - Не веришь? Моя мама тоже была Снадобником, но перестала практиковать в Исте, здесь ведь не достать нужных трав. Но теперь мы сможем, ты только представь, как все будет хорошо! Мы вылечим и твою тетушку, и булочника, и всех-всех, кого только скажешь... Меня только не вылечим, нет у меня рецепта для удлинения ноги, - я криво усмехнулась, - и мама тоже не смогла вылечиться от той болезни... Не веришь, да? Смотри же.
  
  Я достала из кармана 'птичью лапку'.
  
  - Прости меня, я воровка. И пожалуйста, не дергайся. Нужен контакт.
  
  И я отломила от 'лапки' один из лучей и бросила его в кастрюльку. Затем взяла Винку за косу и опустила концы волос в кипящий отвар.
  
  Он моментально окрасился ярко-зеленым.
  
  - Уважаемый, - обратилась я к торговцу, на всякий случай не называя его по имени, - у вас тут был интересный браслетик - для определения ядов, верно? Проверьте, пожалуйста, то, что находится в кастрюле.
  
  Вальвес расстегнул браслет и опустил его до середины в отвар. Ничего не произошло.
  
  - Видишь, Винка, все хорошо. Только не дергайся, прошу тебя. А теперь - неприятная часть...
  
  Я схватила нож, зажмурилась и хорошенько полоснула себя по запястью левой руки. На пол закапала темно-вишневая кровь. Винка обеспокоенно замычала.
  
  - Не волнуйся. Если я все сделала правильно... - я осторожно опустила в отвар лоскуток, подержала пару секунд, вынула и обмотала свое пораненное запястье. Затем я выудила из кастрюльки позеленевшую косу Винки.
  
  - Отмоется, наверное, - я беспомощно улыбнулась...
  
  ...И сняла с запястья лоскут со снадобьем. На коже розовел толстый свежий шрам. Вот незадача, со свежей поскакушкой и шрама бы не осталось.
  
  Винка завизжала сквозь кляп.
  
  Вальвес грязно выругался.
  
  - Значит, так, златовласка. Будешь делать, что тебе скажет эта, как ее... Как там тебя, нетравница?
  - Рауха, - пискнула я.
  - Угу. Так вот. Через пару недель, если мой знакомый не помрет по дороге, будет первая партия сена. Еще через неделю я ожидаю первую партию вашей отравы. Не будет отравы - познакомитесь с карающими наставниками. Ясно-понятно?
  
  Винка дернулась.
  
  - Он шутит, - успокоила я ее, - а теперь давай аккуратненько тебя развяжем, ты же ничего не сделаешь, нет?
  
  Я принялась распутывать узлы и протирать восстанавливающим снадобьем следы от веревок. Сестра обмякла и не двигалась, безразлично таращась в стену - не понять, то ли молится, то ли просто в трансе. Наконец, я вытащила у нее изо рта тряпку.
  
  - Что вы сделали с мамой? - всхлипнула Винка.
  
  Я обернулась, чтобы спросить Вальвеса, но тот уже ушел - и когда успел...
  
  - Ничего... Она проснется утром, все будет хорошо.
  
  - Я теперь грязная... - Винка уткнулась мне в плечо, - это все ты виновата, ты... Хранитель тебя накажет... И меня накажет! За что ты так со мной, за что?
  
  Я ничего не могла сказать. За меня на вопрос ответил мой желудок, жалобно заурчав.
  
  - Мы больше никогда не будем голодать, сможем снова нанять мне горничную. Тебе тогда больше не придется носить мне еду в комнату. Здорово, правда? Ведь здорово же? И мы всех вылечим, всех-всех...
  
  ***
  
  Остаток ночи Винка провела у меня в комнате и здорово мешала спать своим хныканьем. Она забилась в угол кровати, прежде принадлежавшей моей матери, спряталась под одеяло и вылезать отказывалась, как и прекращать нытье, и на все мои попытки выгнать ее отчаянно выла и пыталась пинаться - неужто кто-то подменил мою миролюбивую сестрицу? Ближе к утру я отбросила попытки уснуть и вновь засела за работу, хоть мысленно я была где-то совсем далеко от рецептов и трав. Шрам на руке неистово чесался, но рана не открывалась - и на том спасибо, значит, я все сделала правильно с практической точки зрения. С моральной же...
  
  Утром Винка не отважилась пойти в храм. Да что там в храм, она и мою комнату покинуть отказалась. Ее матери я наплела, что бедняжка приболела и уснула у меня в кровати, а будить больную не стоит, кажется, она поверила и обещала помолиться за здоровье нас обеих. Странно, что в комнату мачеха даже и заходить не стала, лишь приоткрыла дверь и взглянула на высовывающуюся из-под одеяла розовую пятку - возможно, помнит, как моя мать легко подцепила хворь от постояльцев, оказавшуюся смертельной.
  
  На все мои вопросы сестра отвечала нечленораздельным мычанием и всхлипами, и на секунду я даже усомнилась в том, что вытащила у нее изо рта кляп. Не стоило, наверное, так жестко... Проклятый Вальвес.
  
  Что же теперь... Можно, конечно, держать Винку в подвале и просто использовать ее силу, но это так трудоемко... В большинстве рецептов источником силы, совершенствующей лекарство, служат волосы Снадобника - ни в коем случае не обрезанные, а опущенные в варево - этакий канал передачи. Именно поэтому все ястрадские Снадобницы и еще более редкие Снадобники носят длинные волосы и берегут их (мне же остается молча завидовать, у меня и силы нет, и волосы ниже плеч не отрастают). Иногда необходимо что-то другое - слюна, кровь, помешивание пальцем. Желание самой Снадобницы здесь уже не имеет значения - важен только состав, чем я и воспользовалась ночью.
  
  Я задумчиво наклонила кастрюльку с остатками зелья. Ярко-зеленый цвет не потускнел ни на тон, запах не изменился. Я обмакнула в варево палец и намазала им шрам на левой руке - результата нет. Значит, на шрамы или на старые раны не действует. Глупо было надеяться... Никакие травы меня не восстановят.
  
  - Хватит ныть! - я кинула в стену над Винкой смятый черновик.
  
  Из-под одеяла на секунду показалась лохматая блондинистая голова и тут же скрылась.
  
  Надо как-то по-другому.
  
  - Винка! Возьми себя в руки!
  
  Рыдания усилились. Я встала, вышла из комнаты и сползла по стене.
  
  Ну что за девка... Такой шанс выпал, а ей все бы колени в храме оббивать. Каждое утро по полчаса, это ж надо! А в праздные дни так и вечером еще! Такая завидная невеста, хоть и бедная, а ведь сгниет в монастыре... Наверное, она сейчас так во мне разочарована - мало того, что я с момента своего появления в ее доме испытывала ее терпение всеми возможными способами, так теперь я еще и обокрала ее и чуть не допустила изнасилование. Предала. Лишила будущего - какого-никакого, но все же плана на жизнь!
  
  О чем я только думала!
  
  ...Винку я застала перед моим столом с ножом в руках. Она бездумно водила моим ножом по тыльной стороне ладони, из царапин на записи сочилась яркая кровь.
  - Ты что делаешь, дура!
  
  Винка вздрогнула и выронила нож.
  
  - Глупая девка... Что творишь, все мне заляпала! - я поймала ее за руку и сунула кисть в зелье. Царапины мгновенно затянулись, а снадобье даже цвета не поменяло. Винка дернулась.
  
  - Винка, перестань, ничего страшного не случилось. Это же такие возможности! Да многие бы правую руку отдали за эти способности! - я посмотрела вниз, - или левую ногу, пусть хоть сейчас забирают...
  
  - Я.... Я теперь грязная! - Винка резко оттолкнула меня, - ты ничего не понимаешь, ты жестокая... Хранитель меня накажет, и тебя тоже, и твоего подельника, всех нас покарает! Ненавижу тебя...
  
  Она встала передо мной - раскрасневшаяся, с опухшим лицом, пышущая праведным гневом. На мокрой от слез и пота ночной рубашке проступают пятна от прикосновения грязных рук Вальвеса, косы расплелись - одна до сих пор зеленая. Нужно успокоиться... Нам обеим.
  
  - Тебе бы помыться. У нас куча работы, Винка, - с притворным спокойствием ответила я, - нужно привести в порядок лавку, осталось две недели, а там такая разруха... А мне бы поспать.
  
  Винка вытерла слезы и посмотрела на меня неожиданно ясным взглядом.
  
  - За что?
  
  Я молча села на кровать и потянула сестру за собой. Та послушно опустилась на одеяло.
  
  - Ни за что, - тихо сказала я, обнимая Винку, - понимаешь? Ты принесешь куда больше пользы не молитвой, а делом. Это не колдовство, это просто смесь ингредиентов, и так получилось, что ты можешь пробудить их настоящую силу. Твой Хранитель наказал вам заботиться друг о друге, а лечение - это такой вид заботы... Как твои булочки, - я улыбнулась и закопалась носом в ее волосы, - для сирых и убогих. И это все тоже. Пусть вместо тебя молится спасенный тобой бедняга, ладно? Ты ведь видела, как хорошо помогает... Ты только не говори никому, и все будет хорошо... А Хранитель тебя простит, хоть и прощать не за что. А хочешь, я буду молиться вместо тебя?
  - Ты все равно не умеешь... - Винка вздохнула и взяла меня за руку. Какая она горячая, уж не жар ли...
  - А ты меня научишь.
  - Нет.
  Она встала и ушла - лохматая, в грязной рубашке, жалкое зрелище, но уже по осанке ее была заметна прежняя решительность, и пятками по половицам она стучала уже как совсем оправившийся человек.
  
  ***
  
  С такими новостями к Вальвесу можно было даже не являться - за себя я не боялась, а вот с бедной Винкой он, кажется, готов сделать все, что угодно. В самом деле, достаточно запереть ее и макать косой в котелок. Даже если она обрежет косы, всегда можно использовать другую ее... часть, пусть и не для всех лекарств. Она ничего и сделать не сможет - Наставники внушили, что Хранитель не благоволит к самоубийцам. Что же до рецептов - думаю, такой ушлый делец сможет с легкостью найти свежий выпуск ястрадского Советника Снадобника. Зачем ему тогда еще одна глупая девка, которая знает о его... похождениях?
  
  Мысли эти меня совсем не радовали. Под жалобное урчание в животе я достала Советник и последнюю пару листов - закончились они куда быстрее, чем я предполагала. Наверное, не стоило так щедро переправлять и переписывать текст, к чему стараться, если строки эти увидит одна Винка, которая, кстати, на двадцатом году жизни читать так и не выучилась.
  
  Я сунула перо в чернильницу и ткнулась в почти сухое дно.
  'Мазь... от... ожогов', - вывела я, 'взять мяты...'
  Перо заскрипело.
  'в равной части воды и...'
  Кажется, это была последняя капля.
  
  Я привычно съехала по перилам на кухню, где уже ничто не напоминало о ночном событии. Сквозь разбитое окно, аккуратно заколоченное досками, посвистывал ветер, в щель между досками попадали капли дождя, и на подоконник уже успела натечь солидная лужа. Я плотнее закуталась в шаль и подкинула в печь дров. Хотела бы я обнаружить в печи не угольки, а пирожки, или хотя бы горшочек с супом - но нет, кажется, мне и за дрова надо вознести хвалу Рааххо. Оно и понятно, Винка полдня ныла у меня в комнате, а матушка ее, небось, храм юбкой метет.
  
  Лучше б перед кем-нибудь юбку задрала за серебрушку, и то хлеб.
  
  Хлеб... Хлебушка бы. Хоть зернышко. Хоть что-нибудь...
  
  Я поочередно открывала шкафчики и сундучки в поисках съестного, и с каждой дверцей надежда на успех таяла. Здесь когда-то была мука, здесь мы хранили соль - помню, ее запасы мы продали еще в начале зимы - забрали даже крошечный подмокший мешочек. В том углу стоял стол с резными ножками, его мы обменяли на кукурузу всего месяц назад. Угол теперь пуст, как и мой желудок.
  
  Вальвес-то, небось, жрет от пуза.
  
  Я пощупала свое пузо, точнее, место, где оно когда-то было. Год назад по истским меркам можно было сказать, что я не самая страшная девушка в округе, если, конечно, не принимать во внимание длинный горбатый нос, кривую спину и трость в руках. И цвет волос, конечно же, хотя волосы-то напоказ здесь только шлюхи и выставляют. Теперь к недостаткам моей внешности добавилась еще и худоба, хотя эта печальная участь постигла большинство бедных и обедневших горожан, а уж что творится в деревнях, мне и представить тяжело. И как только Винка сохранила свою пышность...
  
  Жрет втихомолку, наверное...
  
  В подвале еду можно было не искать, выгребли все. В какой-то момент я почти решилась распоторшить сестричкино приданое, но так и не смогла позволить себе совершить очередную подлость. Пусть она всего лишь глупая девка, но именно на ее шее я так удобно устроилась - в конце концов, кто еще согласился бы обслуживать 'бедную-несчастную' меня. Не стоит пинать курочку, что несет золотые яйца, когда можно вполне отметелить зарвавшегося петуха.
  
  С этими мыслями я сняла с крючка накидку от дождя и поспешила по знакомому маршруту, вдоль мокрых улиц и потоков грязи, несущихся по прорытым канавам, по скользким булыжникам, через узкие переулочки, наперерез повозкам с кое-как укрытыми от дождя мешками ('Куда прешь, дурная!'), вдоль набережной, где бурлила коричневатая речная вода, мимо заколоченных лавок, вверх по широкому проезду, дальше направо, к знакомому двухэтажному дому из светлого камня, первый этаж которого украшала блестящая от дождя вывеска 'Редкости. Предметы роскоши. Скупка.' - и прежде не замеченный мной щит с умело нарисованными вазами, статуэтками и книгами, очевидно, для отваживания малограмотных бедняков.
  
  Я даже стучаться не стала - так прямо и вломилась. Вместо Вальвеса за прилавком сидела грудастая девка в дорогом темно-красном платье, которое я тоже явно уже на ком-то видела.
  
  - Хозяина зови, - я нетерпеливо стукнула тростью. Девка смерила меня презрительным взглядом и указала белым пальчиком на дверь.
  
  ...Понятно. Вечно меня пытаются отсюда выгнать, а...
  
  - Эй! Уважаемая! Зови Вонючего! Я не попрошайничать, я по делу. Скажи ему, Рауха Кривая пришла.
  
  Девка с той же кислой рожей кинула мне под ноги тряпку и удалилась в подсобную комнату, покачивая бедрами. Тоже, наверное, жрет хорошо...
  
  Долго ждать мне не пришлось - буквально через мгновение злобная подружка Вальвеса ткнула пальцем сначала на меня, потом на комнату позади прилавка. Вот и славно, еще бы не смотрела она на меня волком.
  
  Вальвес, несмотря на мои рекомендации, вновь проводил время в компании своей возлюбленной - бутыли зеленого стекла в соломенной оплетке - и моему визиту был явно не рад.
  
  - Ну? - выдавил он.
  - Накормите меня, - бесцеремонно заявила я, - а то я ничего делать не буду.
  
  Вальвес поднял одну бровь и открыл рот для очевидно едкого ответа, но посмотрев на меня, отчего-то замолчал, снял ботинок и что есть силы швырнул его в дверь. В комнату заглянула та самая девка в темно-красном платье.
  
  - Принеси еще. И закуски. А ты... Сядь куда-нибудь и не мешай.
  
  Я покорно опустилась в кресло, краем глаза заметив, что девка подняла ботинок, сдула с него несуществующую пыль, встала на колени и обула торговца. Затем она все так же молча ушла и вскоре вернулась с подносом, на котором стояла полная бутыль, горшочек картошки и блюдо с горкой мелкой рыбы, переложенной луком. У меня аж в глазах помутнело - забросив все приличия, я ухватила самую жирную рыбку за хвост, оторвала ей голову и опустила целиком в рот.
  
  Пряная, соленая, с легкой кислинкой... Представляю, сколько такая стоит, тем более сейчас.
  
  Я зажмурилась. На кончике моего языка танцевали феи, в ушах пели птицы, а перед глазами сияла радуга. Какое-то время я существовала не в истерзанном неурожаями Литече, а в сказочном крае с холмами из специй, луковыми реками и деревьями, ветви которых ломились от рыбы, и из омута грез меня вытащил только насмешливый голос торговца.
  
  - Картошечки?
  
  Я сглотнула и принялась за трапезу, отправляя в рот рыбку за рыбкой обеими руками - плевать на правила приличия. Вальвес со скучающим видом наблюдал за тающими горками еды, изредка прикладываясь к бутыли, и молчал, чему я несказанно радовалась.
  От подноса я оторвалась, лишь почувствовав легкую тошноту и жажду. На краю тарелки сиротливо прижимались друг к другу три рыбешки в компании пары картофелин.
  
  - Спасибо, - я откинулась на спинку кресла, сыто икнула и прикрыла рот рукой, - я все.
  - Я тоже, - махнул пустой бутылкой Вальвес, - ты пожрать заходила или по делу?
  - По делу пожрать. Я не могу так работать, мне нужны хотя бы чернила, бумага и... И словарь. Я забыла кучу слов.
  
  Торговец насторожился.
  
  - Словаря нет. Насколько мне известно, его так никто и не написал, - он почесал бородку, - Без него совсем не можешь?
  - Могу выдумать. Пойдет?
  - Будут у нас вместо какой-нибудь брусники козьи ягодки? Если первая партия пойдет нормально, закажу побольше сена в следующий раз, добавишь вместо неизвестного компонента что-нибудь на свое усмотрение, лишь бы не потравились, а то знаешь, что нам за это светит...
  
  Я покосилась на картофелину. Оставлять жалко, но в меня уже не влезет, а через пару дней я опять буду готова на любое безрассудство ради еды. И как только местные нищие еще не померли... Хотя пока в городе есть всякие там винки, готовые последнюю рубаху пожертвовать...
  
  - Ладно, что-нибудь придумаю. Но вы... ты все равно должен обеспечить мне письменные принадлежности. И еду. И дрова.
  - Две трети.
  
  Я закрыла глаза и сосчитала до десяти.
  
  - С условием, что я не плачу за ингредиенты, еду, дрова, бумагу и чернила.
  - С тобой приятно иметь дело. Прости уж, но договоренность будет устной, сама понимаешь... Ты ведь уже уговорила свою маленькую кудесницу?
  
  Вот с этого и надо было начинать, но тогда меня бы не только не накормили, но и выпинали куда подальше. Хорошо, что уважаемый Засранец успел выпить.
  
  - Я над этим работаю, - уклончиво ответила я, собирая в платок остатки еды. Вальвес покосился на опустевший поднос, но ничего не сказал.
  
  К своему дому я подходила уже в хорошем настроении. Все еще капал противный весенний дождь, и промокшая холодная юбка подло хлестала меня по ногам, но мысль о том, что голодное время для меня закончилось, согревала. Под накидкой в узелке перекатывались картофелины, которые я чуть не решила пожертвовать Винке, жизнь казалась почти прекрасной...
  
  ...Пока я не заметила, что вода в лужах на дороге имеет красноватый оттенок.
  ...Пока я не увидела, что красные лужи ведут к черному входу нашего дома.
  ...Пока я не вошла и не увидела Винку, рыдающую над окровавленным телом своей матери.
  
  - Да простятся тебе грехи, Вирола Благая... - монотонно зачитывал Наставник по свитку, - да покажут тебе духи верный путь...
  
  Я слышала ее хриплое дыхание. Я видела, как часто вздымается ее грудь, я видела, как по опущенной на пол руке стекает струйка крови. Она жива, почему читают погребальную молитву...
  
  - ...и да защитит тебя Хранитель. Завтра утром пришлю похоронщика.
  
  Наставник привычным движением свернул свиток и взял из дрожащей руки Винки монеты.
  
  - Не плачь, дочь моя, ибо матери твой уготован лучший мир. Щедры были ее деяния... - Винка поспешно высыпала в его ладонь оставшуюся в кошельке мелочь, - ...и воздастся ей за веру. И тебе, дочь моя, тоже воздастся. Не забудьте, саван должен быть чистым...
  
  Живого человека хоронить?!
  
  Хлопнула дверь.
  
  - Винка! - заорала я, - давай, пошла! В моей комнате под столом кастрюля! Пошевеливайся!
  
  Сестра посмотрела на меня безумными глазами и белкой кинулась вверх по лестнице. Дура безрукая, Наставника-то позвать догадалась!
  
  Ну уж нет, мы так просто не сдадимся!
  
  Я повернулась к раненой и оцепенела от ужаса. Столько крови я еще нигде не видела... В стекленеющих глазах Виролы, обычно раздражающе добрых, теперь отражался только страх - какие там успокаивающие молитвы! Все слабее и слабее становилось дыхание, сквозь изрезанную рубашку виднелась кожа жуткого бело-кремового оттенка. Я опустилась на колени, и перед глазами моими возникла рукоять ножа, украшенная синими кисточками. Рукоять торчала из левого бока Виролы.
  
  - Ну- ка, куда умирать, думаете, отмолили, так можно уже и дух испустить? А вот нетушки! Сейчас вот мы что сделаем! - я вырвала из рук подоспевшей Винки кастрюлю с заживляющим зельем, - уж простите, будет больно. Винка! Давай, не ной, вытаскивай кинжал.
  
  Хоть в этот раз она послушалась.
  
  Зеленоватая жидкость влилась в зияющую рану, зашипела и задымилась. Плоть мерзкого серо- фиолетового оттенка перестала судорожно сжиматься, стянулись края разреза.
  
  Меня вывернуло прямо в опустевшую кастрюлю, и я без чувств повалилась на залитый кровью пол.
  
  
  Глава 3
  
  Церемониться со мной Винка не стала, так что очнулась я от весьма сильных пощечин. Я открыла глаза. Мутным облаком надо мной нависало бледное круглое лицо сестры в обрамлении мокрых от пота и слез золотистых волос. Во рту было кисло, в голове - туманно, запах стоял такой мерзопакостный, что я едва совладала с бунтующим нутром. Перед глазами плясали мелкие черные точки. Я сплюнула на пол и поморщилась.
  
  - Живая?
  
  Винка кивнула и подала мне трость. Я с трудом поднялась и поковыляла наверх - спать. После такого насыщенного событиями дня мечтать я могла только о подушке, а от мыслей о принесенной еде меня чуть снова не скрутило. Ну а Винка... Сама разберется, не маленькая уже, главное, что мертвеца на кухне и сопутствющих расходов мы избежали.
  
  Расходов...
  
  Я остановилась.
  
  - ВИНКА?!
  - Да? - пискнула сестра.
  - Откуда деньги? Те, которые ты отдала Наставнику?
  
  Лицо сестры медленно бледнело - казалось бы, куда уж дальше.
  
  - Папа прислал... Матушка пошла встретиться с посыльным, и на обратном пути к ней привязался грабитель, - Винка задрожала и закрыла лицо руками, - она... Она добежала до двери и упала прямо здесь, успела... И он в бок ее пырнул, я закричала... Он испугался стражи и сбежал.
  
  Я застонала и села на ступеньки.
  
  - И... - продолжила Винка, - наша соседка услышала и... Сказала, что приведет Наставника, потому что мама...
  - Только не ной, пожалуйста, только не ной!, - взвыла я, - все же хорошо получилось... Кроме того, что ты выкинула на ветер последние деньги. И не смей трогать мою картошку.
  
  Вот картошку-то надо было перепрятать, но сил на это уже не оставалось. Ладно, сожрет так сожрет, добуду еще что-нибудь где-нибудь... Жаль, остатки заживляющего отвара продать уже не выйдет, а ртов-то не убавилось. Одни убытки от этой парочки.
  
  Надо было, конечно, помочь Винке перенести ее мать наверх, в кровать, помочь убрать кухню, как-то подбодрить - в общем, сделать кучу вещей, от которых я, в силу статуса несчастной калеки, успешно отбрыкивалась. Собственно, так я поступила и в этот раз, заваливаясь на кровать прямо в одежде. Стоило, конечно, снять хотя бы грязнющее платье, но сама мысль о том, что придется извиваться и гнуться во все стороны, доставая крючки на спине, казалась преступной.
  
  Надо срочно заработать денег и нанять служанку... Вот прямо сейчас встану и пойду дальше заниматься Советником... Вот прямо сейчас... Сейчас...
  
  ***
  
  Если бы в мое окно не пролезли нахальные лучи весеннего солнца, я так бы и валялась до обеда - вчерашние события, кажется, выпили из меня все жизненные силы, хоть я и пострадала только имущественно. Какое-то время я таращилась на потемневший потолок, не осмеливаясь слезать с нагретой кровати, и размышляла о том, что я скажу Вальвесу, когда партия трав прибудет, а я не смогу ни расплатиться, ни сделать что-то, что окупит все затраты. Я уже начала строить планы побега из города - и где-то до пункта 'найти достаточный источник дохода' они казались весьма исполнимыми, а на пункте 'найти кого-нибудь, кто будет меня содержать' я даже мечтательно улыбнулась и представила себе уютную комнатку с дыркой в полу и шест посередине, чтобы не спускаться с тростью, а просто сползать вниз. С синими-синими занавесками, конечно же, как тот диван в лавке Вальвеса...
  
  Из домика с занавесками и дыркой в полу в полупустую пыльную комнатку на втором этаже меня вернуло только урчание в животе. Кажется, пришло время свидания с моей дорогой Картошечкой - если, конечно, чьи-то шустрые пухленькие лапки не успели добраться до заветного узелка...
  
  Я накинула передник в тщетной попытке скрыть пятна крови на юбке, привычно съехала по перилам на кухню и едва не свалилась, ослепленная солнечным зайчиком от сияющего бока кастрюли. Винка сидела у окна, задумчиво надраивая днище щеткой, и ни на что больше не обращала внимания. Виролы в комнате уже не было - неужели Винка ее сама отнесла?
  
  - Такой солнечный день сегодня... - протянула она, откладывая кастрюлю в сторону и поворачиваясь ко мне, - я уже хотела тебя будить.
  
  Да, светит сегодня знатно. А вот сестрица выглядит совсем не солнечно - бледная, глаза краснющие, под глазами же - темные мешки. Завернуться в чистый саван, о котором так любезно напомнил Наставник, и на погост ползти.
  
  Я отмахнулась и оглядела кухню в поисках вчерашнего узелка с картошкой. На столе не наблюдалось ни еды, ни тела, ни каких-либо следов пребывания оных, и я уже начинала волноваться.
  
  - Матушка сейчас придет, - продолжила Винка, - представляешь... Она встала и пошла.
  - Как - встала и пошла?
  - Ногами встала. И пошла, - в голосе Винки слышалась какая-то жутковатая отстраненность.
  - А ты что?
  - А я кастрюлю чищу...
  - Вон оно что, - пожала плечами я.
  
  Ни пятен крови, ни содержимого моего желудка на полу не наблюдалось - да и вообще, на кухне было так уныло чисто, словно ее всю ночь драил отряд боевых горничных. Судя по состоянию Винки, роль отряда горничных исполняла единолично она - вот человеку делать нечего!
  
  - Я тут немного помыла... - как бы отвечая на мои мысли, сказала Винка, - Я не могла заснуть. Ты знаешь, я подумала и...
  
  В дверь постучали, и Винка тут же замолчала. Я вздохнула и похромала к двери - ладно уж, все равно стою.
  
  В открытую дверь ворвался совершенно весенний воздух, через секунду сменившийся запахом то ли трупнины, то ли духов, то ли разбитых мечтаний о долгой и счастливой жизни. На пороге обнаружился скучающего вида толстый тип в темной одежде - конечно же, это был наш долгожданный похоронщик, визит которого нам обеспечил дорогой и уважаемый Наставник...
  
  - Выносите, - монотонно начал он, - могу позвать своих молодцев, сами вынесут, дорого не возьму, такая трагедия, такая трагедия... Отличный денек сегодня, не правда ли? Саван могу уступить за золотой, отличное качество, чистый, гарантирую, что не от гробокопателей, усопшей понравится, да согреет Хранитель душу ее.
  - Ей уже лучше! - я потянула дверь на себя.
  
  Тип сунул голову в комнату и повел носом.
  
  - А где... - начал было он, но тут его взгляд остановился на мне. - БАБА ЗАМОРСКАЯ! ВЕДЬМА!
  
  Ой. Кто-то на букву 'Р' забыл платок.
  
  - ...За пару золотых я готов очистить ваш дом от скверны, - вновь забубнил тип, - ведьму очистить по обряду...
  - Я и так моюсь регулярно - в отличие от некоторых! - запротестовала я
  - Что-то непохоже, - хмыкнул он, поднимая двумя пальцами мой передник, - ну так что, заказываем?
  
  Я угрожающе подняла трость, не задумывась о последствиях.
  
  - Ваши услуги не требуются.
  - Вот! Видите! - вспылил ритуальных дел мастер, резко вырывая трость у меня из рук, - до чего страну довели! Бабы с палками на мужиков бросаются! Сказано в Святой Книге - жена мужа да не ослушается, ибо мужу опорой и главой семьи быть дадено! Задать бы тебе сейчас этой палкой, но уж из уважения к усопшей... Кстати, где она?
  
  Я еле удержалась на ногах, но вовремя уцепилась за дверной косяк. Где-то позади послышался испуганный вздох Винки - надо же, переживает за меня!
  
  - Я же сказала. Ей уже лучше, она отдыхает. Верните калеке палочку, дяденька, ведь сказано в Священной Книге что-то там про помощь сирым и убогим.
  
  Похоронщик почесал затылок, отчего его бархатная шапочка съехала набок, открывая моему взору бесформенные коричневатые пятна за ухом.
  
  И я вспомнила...
  
  - ВОН ОТСЮДА! - завопила я, отскакивая от двери, - ВООООН! НЕМЕДЛЕННО! СЕЙЧАС ЖЕ!
  
  Похоронщик попятился, словно испугавшись сумасшедшей девки. Я же воспользовалась ситуацией и быстро захлопнула дверь и заперла ее на засов. Плевать на трость, плевать на все - я буквально сорвала с себя платье и передник и кинула их в печь, и едва тлевшие угольки радостно вгрызлись в изношенные тряпки.
  
  Чего еще он касался? Двери? Порога? Я ведь не пускала его в дом...
  
  Я в ужасе прижалась к стене, чувствуя холодок камней через тонкую нижнюю рубашку. Похоронщик стучал в дверь моей же тростью, а Винка смотрела на меня... Нет, не как на умалишенную.
  
  Она знала.
  
  - Мне тоже надо?
  
  Винка указала взглядом на печь. Я покачала головой в ответ и села на пол. Передо мной вновь проносились ужасные картинки из прошлого - двое постояльцев в нашей с мамой комнате, странные пятна на коже, неделя лихорадки с печальным концом, сожженные вещи и ужасное ожидание. Каждый миг я боялась найти на своем теле те самые жуткие отметины, но мне, очевидно, очень повезло. В Литече той осенью умерло несколько человек, и хоть до масштабного мора не дошло, я стала подозрительно относиться ко всем массовым собраниям народа, будь то ярмарка, гуляния или казнь очередного преступника. Именно из-за страха перед болезнью мы сожгли каждую вещь, к которой прикасались больные. В какой-то момент мне казалось, что последней вещью, летящей в костер, буду я, и я даже готова была сама прыгнуть в огонь - что мне ждать от жизни в чужой стране, в чужой семье... Если бы тогда Винка не сжимала мою руку до боли крепко, я бы так и поступила, но думаю, что уже через миг я бы выскочила из огня с диким визгом и нырнула бы в ближайшую бочку с дождевой водой. Если бы успела, конечно.
  
  - Винка? - тихо позвала я.
  - Да?
  - Согрей воды, пожалуйста... Мне нужно вымыться. И... Ты ведь что-то хотела мне сказать?
  
  Винка помолчала с минуту.
  
  - Если я... Если мое тело может как-то помочь... Можешь делать с ним, что хочешь. Я согласна делать с тобой снадобья.
  
  Я бы обняла ее, если бы не опасалась того, что похоронщик все же меня заразил.
  
  ***
  
  ...Как и ожидалось, ученица из Винки вышла примерно никакая, а учитывая то, что я и сама едва понимала тему, дело у нас шло тяжело. И начали мы, конечно же, даже не с азов подготовки трав, которых у нас пока не было, а с банальной грамоты. Да, несмотря на прошлую состоятельность ее семьи, читать Винку так и не научили, и я подозреваю, что было это (не) сделано с подачи Виролы. Оно и верно: зачем будущей храмовой служительнице читать что-то в возрасте, когда все вокруг кажется таким интересным - то заморский купец на ярмарке предложит расписную книжку о дивных похождениях в дальних странах, то ученый муж начнет разглагольствовать о светилах небесных, а то и затащит к себе в лабораторию, то подлая сестричка начнет подбивать на богопротивные вещи.
  
  Не сказать, что Винка не старалась, но я отчетливо чувствовала, как часть ее противится обучению, а часть все же жаждет воспользоваться собственной силой для помощи ее любимым сирым и убогим, к коим она почему-то весьма редко причисляла меня. Я же торопилась обучить ее хотя бы читать, ежеминутно вспоминая о том, что надо мной, возможно, уже склонился черный меч бога смерти, и дни мои практически сочтены. О том, что я легко могу заразить Винку, я и думать боялась, стараясь сперва по возможности не касаться ни ее самой, ни ее вещей, хоть это, наверное, сестру бы не спасло. Однако с каждым днем я боялась все меньше, ведь если бы я заразилась от похоронщика, симптомы бы проявились достаточно скоро, но ни пятен, ни лихорадки, ни тошноты я не замечала, и с каждым днем мысли о скорой кончине появлялись все реже.
  
  Вирола постепенно выздоравливала, а о происшедшем после нападения практически ничего не помнила, и я не знала, как к этому относиться. С одной стороны, ее религиозный фанатизм вполне мог мне сильно помешать, а то и стоить жизни, с другой - если бы она вспомнила, что именно колдовское (по ее мнению) снадобье спасло ее от неминуемой гибели, возможно, что-то бы и изменилось. Мы же пользовались тем, что большую часть суток Вирола мирно спала и восстанавливала силы, и готовились к нелегкому разговору. Пришлось, конечно, распотрошить приданое Винки, чтобы купить еды для больной, но это было меньшей из всех ожидающих нас проблем.
  
  Нечего было и думать, что мать Винки обрадуется нашим занятиям - более верующей женщины во всем городе, наверное, было не сыскать. В моей голове совершенно не укладывалось, как такой мужчина как Энке мог жениться на подобной личности, но вполне понимала, почему он при любой возможности захаживал к моей покойной матушке. К счастью, меня Вирола никогда не пыталась обратить в свою веру, да и вообще предпочитала лишний раз не замечать, что нас обеих устраивало. Ситуация меня страшно беспокоила, ведь мне совершенно не хотелось представать перед Судом Наставников - я и так заранее заклеймлена статусом чужеземки-безбожницы. Винку по какой-то причине то ли и впрямь мало тревожила будущая реакция матери, то ли она умело это скрывала.
  
  Через несколько дней под покровом ночи торговка из лавки Вальвеса доставила нам здоровенный тюк разнотравной мешанины. Я опасалась, что мы получим в лучшем случае мешок неправильно собранной серебрец-травы и медвежьей мяты, но мои опасения совершенно не оправдались. Кажется, Вальвес нашел более или менее опытного человека - в тюке оказалось всего понемногу, и материалы, по большей части, были пригодны для использования. Многие травы казались мне незнакомыми, но запах некоторых я явно встречала совсем недавно, что могло значить только одно: кое-что можно найти и здесь.
  
  Следующие три ночи мы посвятили приготовлению на пробу нескольких отваров - немного заживляющего, затем снадобье для Вальвеса (по моим расчетам, его запасы должны были подходить к концу), 'похмельный чай' и успокаивающие капли. К концу этого зельеварения мы обе еле на ногах держались: у меня вообще с этим сложно, а привыкшая спать по ночам Винка к такому ритму жизни была явно не готова. Я даже волноваться за нее начала. Сестра все чаще отказывалась от еды и жаловалась на головную боль, а на лицо ее порой и смотреть было страшно - прежде пышущее здоровьем в любые тяжелые времена пухлое личико как-то заострилось, а под глазами появились мешки. Несмотря на это, она все так же старалась улыбаться и не теряла присутствия духа.
  
  В какие-то моменты я совершенно не узнавала Винку, которую всегда считала глуповатой простушкой. Да, память у нее была отвратительная, а рецепты она читала с трудом, но прилежание ее меня поражало и даже внушало уважение. Казалось, я разбудила доселе дремавший в сестре интерес к чему-то новому, прежде усердно подавляемый наставниками. Все реже можно было заметить ее стоящей на коленях в молитве, а про посещение храма она и вовсе не упоминала. Признаться, это меня пугало, но после получения очередного отвара я даже мысленно поблагодарила грабителя, черное дело которого подтолкнуло мою идею к воплощению в жизнь...
  
  ***
  
  Я заткнула очередную бутылку пробкой. На кухне уже просто дышать было нечем от наших трудовых подвигов: печь была заставлена разнокалиберными кастрюлями и ковшиками, извлеченными из самых дальних углов, стол мы завалили записями и ингредиентами, и даже на спинках стульев висели ободранные веники из трав. До полноты образа ведьминой хижины не хватало только пары дохлых ворон и банок с какой-нибудь мерзостью - у нас даже имелась и сама носатая и лохматая ведьма в лице меня, и девственница для жертвоприношения в лице раскрасневшейся Винки, которая полулежала на скамье у окна и обмахивалась передником, усталая, но довольная. Сегодня она выглядела значительно лучше, чему я была несказанно рада, ведь еще вчера вечером я боялась, что она от слабости свалится в ближайший котелок.
  
  - Как думаешь... - начала Винка, наматывая на синеватый палец зелено-бурый локон, - сколько еще мы сможем вот так работать?
  - Пока травы не кончатся.
  
  Я пожала плечами и отставила корзинку с мелко нарезанными корнями лопуха в сторону.
  
  - Рауха, мама уже практически не нуждается в помощи. Если честно, я удивлена тому, что она еще не просит отвезти ее к Наставнику, ведь прежде мы бывали в храме каждый день. Я не могу вот так просто взять и сказать ей... Ты понимаешь.
  - Можешь. В конце концов, теперь у тебя есть что почитать, кроме молитв.
  
  Винка хихикнула.
  
  - Я не очень хочу туда возвращаться, - шепнула она.
  
  О? Это что-то новенькое... А я ведь уже просчитывала, что мы будем делать, когда Винку снова затащат кланяться Хранителю...
  
  - Что так? - поинтересовалась я, падая на скамью рядом с ней. Винка тут же замялась, но отодвигаться не стала.
  - Мне кажется... Мне кажется, что... - Винка склонилась к моему уху, - там делают неправильно.
  
  Она зажмурилась и раскраснелась еще сильнее - ни дать ни взять послушница, случайно очутившаяся в публичном доме.
  
  Что это на нее нашло? Всего полторы недели назад ее невозможно было из храма вытащить, да что там - она ведь уже давно готовилась посвятить свою жизнь служению этому их Хранителю и сторонилась любых 'соблазнов'. В ее (и мои) годы большинство девушек уже успевали родить по четыре ребенка (и попутно помереть при родах), Винка же старательно избегала встреч с противоположным полом, учебы и бытовых излишеств, искренне считая все радости жизни греховными. Мне казалось, что в Литече религиозность горожан достигала уж каких-то совсем заоблачных высот, потому что никто из приезжих подобной веры не демонстрировал, а требования к будущим послушницам предъявлялись совершенно, на мой взгляд, дикие. Ну где это видано, чтобы нормальная девка, тем более, такая сочная, как Винка, на двадцать втором году жизни ни разу с парнем за ручку не подержалась...
  
  С этими мыслями я привычно оставила уборку на Винку и поднялась к себе. Я с удовольствием бы завалилась спать, благо на небе уже загорались первые звезды, но меня уже дожидалась потрепанная книга в темной обложке и стопка бумаги. Я уже не переживала о том, что мне будет не на чем писать, но это меня развращало - такая ценная прежде бумага покрывалась уже не буквами, а чертежами воображаемой лаборатории и постыдными картинками, которые я даже не пыталась прятать от Винки. Авось, проникнется.
  
  Дурманящий настой.
  
  Применяется для успокоения особо шумных больных. Позволяет внушить больному необходимость лечения, в больших дозах используется как крепкое сонное зелье, в точности похожее на знаменитое верейское. Пары снадобья также действенны и могут вызвать легкое безумие при вдыхании большого количества.
  Побочные эффекты включают...
  
  Я укусила кончик пера.
  
  ...заторможенность, бессознательную речь, галлюцинации. При постоянном применении вызывает привыкание...
  
  Я откинулась на спинку стула.
  
  ...отличается долгим действием, у особо худых больных и на следующий день заметны признаки приема...
  
  Я задумалась и почесала в затылке.
  
  'Сварить бы эту гадость, напоить Виролу, сказать ей, что вера в Хранителя - бред...' - пронеслась шальная мысль.
  
  Состав у снадобья оказался весьма занятным и не включал особенно редких трав, да и из ястрадских в нем присутствовал только Девичий Стыд - мелкие красные цветочки, лепестки которых облетали при самом легком прикосновении. Мне всегда казалось странным это название, какой уж там стыд, если растение вечно стояло 'обнаженным', сверкая пушистыми желтыми серединками цветка. Впрочем, Снадобников только серединки и интересовали, и вот их-то заботливый сборщик-контрабандист положить не поленился, за что я его мысленно поблагодарила.
  
  Я вздохнула и закрыла Справочник. Нет, Вальвесу такое средство давать на продажу не стоит. Хоть я и не моралистка, но торговец явно не постесняется применить это снадобье в гнусных целях.
  
  Все было бы куда проще, будь у меня своя лавка, ведь тогда я смогла бы отслеживать движение сильнодействующих лекарств. Правда, тогда я бы стала одной из тех, кто слишком много знает. Жить мне, несмотря на все трудности, еще не надоело, да и привлекать внимание Наставников (Баба! Ястрадка! Продает странные зелья! Мужика нигде не наблюдается!) мне тоже не особо улыбалось.
  
  Моя мать могла работать в лавке Энке только потому, что официально все дела вел он. Мне же такой роскоши не полагается, ибо оба мужчины в нашей семье свалили в столицу, и только благопристойность святош Виролы и Винки хранит нас от косых взглядов. Нет, конечно, многие вдовы работали сами на себя, занимаясь чисто женской работой - как же обойтись без швей, прачек и горничных - но самостоятельная торговля специфическим товаром вызовет слишком много вопросов, даже если и обеспечить себе статус вдовы. Я даже вполне допускала мысль выйти замуж за какого-нибудь смертельно больного бедолагу, если бы меня даже такой рискнул взять...
  
  - Что ж, придется временно сдаться на милость Вальвеса... - пробормотала я, забираясь на постель, пахнущую сыростью.
  
  Развалившись поверх одеяла, я погрузилась в планирование будущей лаборатории, под которую я собиралась переоборудовать пустующую торговую комнату на первом этаже. Нельзя же постоянно занимать кухню, в конце концов, она и так уже провоняла всем, чем только можно. Еще немного, и соседи начнут проявлять интерес к нашим действам.
  
  Надо бы занавески прикупить поплотнее... И что-то сделать с Виролой.
  
  Из кухни слышалось пение Винки, мои волосы пахли медвежьей мятой. Я потихоньку проваливалась в сон, продолжая обдумывать свои дальнейшие действия на поприще снадобничества, и чуть было уже не заснула, как вдруг меня осенило...
  
  Знакомый запах некоторых трав. Запах от волос Винки в ту ночь, когда мы с Вальвесом ее... уговаривали.
  
  Позволяет внушить больному необходимость лечения. При постоянном применении вызывает привыкание.
  
  Моя бедная Винка, такая глупая и благообразная до зубовного скрежета - сначала больная и обессиленная во время наших первых экспериментов, и такая бодрая и даже чуточку дерзкая (на ее взгляд) сегодня...
  
  Запрет на травничество и колдовство...
  
  Ну что же еще могло быть причиной такой слепой веры в Литече?
  
  Глава 4
  
  - Красное?
  - Не-а. Чуть коричневеет, а так...
  - Hett nalap! - я впервые за долгое время позволила себе выразиться вслух на родном языке. Тот самый дурманящий состав, который, как я подозревала, использовали храмовники, у нас никак не выходил, и это была последняя попытка и последняя ложка Девичьего Стыда.
  - Что?
  - Ничего. Не слушай меня вообще, тебе нельзя. Оно хоть густеет?
  - Не-а. Может, муки добавить?
  - Во-первых, муки у тебя нет. Во-вторых, ты что, сдурела?
  - Я в соус всегда добавляю!
  
  Я шлепнула себя ладонью по лбу. Нет, Винка, конечно, делает определенные успехи, но без моего руководства у нее вместо чая из тысячелистника от чесотки вышли бы щи, причем отменные. Эх, сейчас бы щей...
  
  На кухне воняло так, что нам пришлось замотать носы тряпками. Дышать стало тяжелее, а вот от запаха это помогло мало. Я уже подумывала открыть окно, наплевав на всю осторожность, в конце концов, сейчас во многих домах стоял смрад от варки чего угодно - некоторые оголодавшие и особо бедные уже дошли до поедания ботинок. Честно говоря, мы и сами уже готовы были кору грызть и спасались только хвойным отваром. Купленные несколько дней назад продукты, как мы ни старались их растянуть, все же подошли к концу, в основном, из-за больной Виролы, которую мы откармливали как на убой. Оставалось надеяться только на деньги от продажи снадобий, и сегодня мы спешно добивали остатки ингредиентов - Вальвес обещал забрать товар уже этой ночью.
  
  Мы в последний в этом месяце раз устроили на кухне полный хаос, стремясь выжать из привезенных травок все. Я бы с куда большим удовольствием занялась снадобьями с добавлением металлов (были в Спутнике Снадобника и такие, хотя бы то же заживляющее), но нужного оборудования у нас не было. Зато мы заняли своими отварами не только собственную, но и соседскую посуду. Уже чего-чего, а всевозможных кастрюль, котелков и железных мисок в городе было в избытке - сказывались ближние шахты и слава города кузнецов. В Травячках у мамы, помню, был отличный алхимический комплект и даже украшенная форма для пилюль. Между прочим, все истской работы, привезенное за какие-то совсем уж сумасшедшие деньги. Жаль, что мы смогли взять с собой все необходимое, а сейчас все наше добро в лучшем случае перепродано, а в худшем - и от Травячек осталась лишь моя память.
  
  От обилия травяного пара и жаркой печки становилось уже совсем дурно, и полуденное солнце прохлады не добавляло. Еще немного - и мне самой понадобится что-то восстанавливающее, вот только рецепта лекарства от долгого пребывания в тесном распаренном помещении я в книжке еще не видела. Чуть более привычная Винка держалась молодцом, позволив себе только подвязать подол и распустить ворот рубашки. Как только ее хватает выполнять все эти храмовые предписания... Я бы повесилась.
  
  - Девочки мои, что у вас творится? Смердит нещадно даже здесь! - послышался сверху голос Виролы.
  
  Сестричка встрепенулась и испуганно посмотрела в сторону лестницы.
  
  - Готовить учимся, матушка! - откликнулась я и тут же поймала укоризненный взгляд Винки, - Ну что? Где я соврала?
  
  Этих праведниц что, специально учат такому взгляду? Не удивлюсь, если они часами сидят и тренируются.
  
  - Надо ей все же как-то объяснить, Рауха. Это ведь против закона и против бога.
  - А дурью вас опаивать не против... чего угодно?
  - Какой дурью? - опешила она.
  
  Я помолчала. Однажды мне придется все объяснить, но так не хотелось это делать прямо сейчас! Подготовиться бы, доказательства собрать. В конце концов, сходить в храм самой и понюхать, что им там дают. Впрочем, возможно, именно сегодня и лучший момент. Пока Вирола не уволокла доченьку биться лбом об пол перед статуей.
  
  - Сядь, - махнула рукой я.
  - Убежит же!
  
  Содержимое кастрюльки предупреждающе булькнуло. А, ну его, все равно не вышло!
  
  - Если все еще не покраснело, можешь уже выливать. Видать, травки уже выдохлись. А может, это я неправильно перевела, почем знать... Я уже и язык-то потихоньку забываю.
  
  Винка послушно выплеснула в ведро неудавшееся снадобье и уселась напротив меня.
  
  - Скажи-ка мне, сестричка, - начала я, - как пахнет в храме и как проходит ежедневная утренняя молитва?
  - Пахнет медом и немножко специями. Помнишь, папа раньше покупал какой-то дорогой коричневый душистый порошок? Кажется, что-то ореховое... И Арника как-то раз его просыпала, вот крику-то было! Ты знаешь, я недавно видела ее, худющая...
  - Давай ближе к делу.
  - Ну, мы вместе с Наставником Баданом возносим молитву Хранителю и благодарим его за очередной день жизни, просим его помочь нуждающимся и наградить тех, кто в поте лица...
  
  Я закатила глаза. Стоило только завести разговор о храме, как Винка садится на любимого конька и превращается в проповедницу.
  
  - А потом мы беремся за руки, и Наставник дает нам испить благословленное Хранителем вино... Ну, это не вино, конечно, вино дорогое. Потом слушаем Наставника, Ты бы послушала, как рассказывает Наставник, так хорошо на душе становится...
  - Стоп. Что за вино? Цвет, запах?
  - А вот как те цветочки пахнет. Красное, прозрачное. Ты знаешь, - Винка хихикнула, - Только ты не говори никому! Мне иногда кажется, что статуя Хранителя мне улыбается. Наставник сказал, это значит, что на меня Его благодать сходит.
  - Это не благодать, это галлюцинации. Вас опаивают ястрадским дурманящим настоем, который мы сейчас пытались сварить. Смотри же, - я раскрыла Снадобник, - При постоянном применении вызывает привыкание.
  
  Винка прижала пальцы ко рту и замотала головой.
  
  - Плоховато ты себя чувствовала последние дней десять, а? А сейчас-то получше стало... Дурман выходит, потому и молитвы у вас каждодневные. Так, на всякий случай. Вирола... То есть, матушка, тоже лежнем лежала, и не из-за раны - она, конечно, премерзкая и гадости добавила, но это все из-за недостатка той дряни. Вот тебе и благодать. Что, не веришь?
  - Так пойдем, скажем им, что так делать нельзя! - Винка вскочила и расправила подвязанную юбку, - Вот прямо сейчас пойдем! Это же не угодно Хранителю, это не истинная вера!
  - Никуда мы не пойдем. Ни ты, ни Вирола, ни я. Жить мне еще не надоело, я, может, только потому и жива, что приспосабливаюсь под ваши дурацкие обычаи. От тебя я хочу только одного: сделай так, чтобы твоя... ладно, наша, не смотри на меня так ...мать не посещала Храм или хотя бы не пила там и не ела. И не дышала. И не трогала никого, ты ведь видела, что у похоронщика было за ушами. Я не знаю, как, хоть ногу ей сломай. И если этого не сделаешь ты, это сделаю я.
  - Я думала, ты добрее, - тихо ответила Винка.
  - Добрее? Послушай, я просто пытаюсь наладить нашу жизнь. Отец уехал - и все пошло наперекосяк, мы так и живем от подачки к подачке. Я даже не знаю, вернутся ли они вообще, может, оба уже нашли в столице по хорошей бабе, да и осели там. Ты же не думаешь, что учеба Ларуса требует постоянного присутствия отца, его что, за ручку надо водить? Я могу только надеяться, что это работа. И нам с тобой придется как-то вертеться самим, тебя замуж уже никто не возьмет - ты перестарок. Мне замужество тем более не светит, кому я такая нужна. И если ты думаешь, что мы сможем перебиться рукоделием, то спешу тебя разочаровать, у горожан нет денег не то что на салфеточки, они пожрать себе не могут найти. Ну что ты на меня так смотришь? Благодати не будет. Я бы предложила свалить из Литеча, но нас нигде никто не ждет.
  
  В комнате повисла зловещая тишина. Наконец, Винка вздохнула и молча начала собирать готовые снадобья в подготовленный ящик, так ничего и не отвечая, и еще несколько минут я провела, бездумно вслушиваясь в позвякивание бутылочек. Она прикрыла ящик вышитым полотенцем и ушла наверх. Как я понадеялась - разговаривать с матерью.
  
  Лучше бы шмякнула свое очередное 'Воздастся тебе'. К этому я хотя бы была готова.
  
  Мне, наверное, стоило пойти за ней, но без трости, потерянной из-за похоронщика и моей вспыльчивости, я старалась избегать лишних подъемов.
  
  Я скинула ботинки - правый нормальный, левый на неуклюжей платформе - и разлеглась на скамье. До вечера занять себя было абсолютно нечем, кроме Справочника, но на сегодня с меня уже хватило травничества.
  
  Эх, занять бы сейчас себя обедом...
  
  Мысли о еде настроения мне не прибавили, и я уже подумывала навестить Вальвеса раньше обозначенного времени, а заодно и выпросить у него еще картошечки в счет аванса, но нечего было и рассчитывать донести тяжелый ящик без помощи. Очень надеюсь, что эта его баба притащится без телеги, я хоть посмеюсь.
  
  Проблемным в этом раскладе было все - начиная с явно устаревшего Снадобника и заканчивая мутными делишками Вальвеса. Я даже не представляла, сколько денег я ему уже должна и сколько я получу, а ведь в мои планы входило и переоборудование нашей старой лавки под настоящую лабораторию с котелками и бутылочками, как у самых настоящих алхимиков. Больше всего меня волновала свежесть трав и их правильный сбор. Хоть первая партия и прибыла в достойном виде, мы умудрились запороть дурманящее зелье, да и в качестве противочахоточного настоя я не была уверена. Некоторые рецепты Снадобника предусматривали использование латуни и железа, которые достать можно было без особых проблем, а вот с золотом и серебром придется повертеться. Не то чтобы золотые монеты не были в ходу, но даже мы (между прочим, весьма успешные когда-то лавочники!) в лучшие времена рассчитывались максимум кучей серебра по курсу с золотыми, а золотая 'Птичья лапка', которая мне так удачно попалась под руку, Винке досталась вообще в наследство. В Ястраде с мамой рассчитывались едой, медью и бронзой, а серебро я встречала разве что в виде мелких нарезанных кусочков на дне очередной бутылочки со снадобьем. В общем, я не могла выбрать для снадобничества более неподходящего места и более неподходящего исполнителя.
  
  Отметив для себя необходимость в знакомстве с местными алхимиками, я села, подтянув колени к подбородку, и принялась вслушиваться в происходящее на втором этаже. На широкомасштабный скандал я не рассчитывала, но и к полной тишине была не готова - либо Винка не стала ничего говорить, либо все прошло гладко. И в этом я сомневалась куда больше...
  
  Через несколько минут я уже совсем было решилась присоединиться к обсуждению, ведь Винка могла все испортить, но тут в дверь кто-то настойчиво постучал. Держась за стену, я потащилась открывать, ругая Вальвеса на чем свет стоит - больше я никого не ждала.
  
  - Странный какой-то у вас вечер, - буркнула я, пиная дверь.
  
  Лучше бы это был Вальвес. Но нет, передо мной стоял любимый Наставник Винки. Кажется, Бадан его зовут?
  
  Ох, давно я не встречала таких ярких карих глаз. В Исте чаще всего встречались серо- и голубоглазые, а Бадана можно было принять за ханвейца или моего земляка. Если, конечно, не обращать внимания на светлые, как у Винки, волосы, коротко остриженные по храмовому обычаю.
  
  - Благословит тебя Хранитель, убогая дочерь Виролы Благой, - спокойно поприветствовал меня он. Хоть на том спасибо, визит похоронщика был куда менее приятным.
  - И вас так же.
  - Слышал я, что у вас тут чудеса творятся. Мертвая воскресла, ночью явилась к похоронщику и выпила из него всю кровь. В храм не является, подати не платит. Поведай мне, дочерь, уж не Разрушитель ли ее повел, не злой ли дух вселился?
  
  В бархатном низком голосе Наставника слышалась откровенная ирония, от которой мне становилось все неуютней. И этот жуткий тип нравится Винке? Но красивый, конечно, куда симпатичнее угловатого Вальвеса. И не воняет, что немаловажно. И в дочери я ему уж никак не гожусь!
  
  - Скажете тоже... Ее ранили, а ваш коллега немного поторопился. Мы смогли ее спасти с божьей помощью. Но она еще слишком слаба.
  - Позволишь войти?
  - Вы так говорите, как будто у меня есть выбор.
  - У тебя, дочерь, всегда есть выбор - впусть в дом и в душу свою слово божие или же жить во тьме вечной.
  
  Спорить мне не хотелось. Я неуклюже отошла от двери, впуская Бадана внутрь вместе с его словом божьим, но вопреки моим ожиданиям Наставник не отправился к Вироле, а молча сел за стол. Нижний край длинной коричневой рясы растекся по усеянному остатками травинок полу. Вот и оставляй уборку на последний момент...
  
  - У вас тут хорошо пахнет, - многозначительно молвил он.
  
  Как я и полагала. Запах на кухне выветриться не успел, и глупо было надеяться, что привычный служитель храма не распознает любимый дурманящий настой и остатки Девичьего Стыда на полу. Может, его визит поначалу и имел другую цель, но сейчас разговор пойдет совершенно не в нужную мне сторону, и я уже так просто не отделаюсь. Если вообще отделаюсь.
  
  - Соседка принесла букет выздоравливающей... - ляпнула я, отворачиваясь. Стоило придумать что-нибудь поправдоподобней, причем как можно раньше. Ох, что теперь будет...
  - Красивый, наверное, букет? - Бадан понимающе и очень тепло улыбнулся. Вот только от этой улыбки у меня кровь в жилах застыла.
  - Да, очень, - нашлась я, - правда, пришлось выкинуть. Винка от него чихать сильно начала. И чесаться.
  - Вот как? А лекарю вы не говорили?
  
  Вот, значит, как? Пытаетесь со мной играть, дорогой Наставник? Неужто нас выдал запах, а не один жадный торгаш?
  
  - Ну что вы... Никому не говорили, зачем людей тревожить.
  
  Наставник встал и посмотрел на меня сверху вниз. Ну и длинный же он, однако!
  
  - Дочерь моя, ты уж скажи своей соседке, чтобы она тщательней выбирала цветы для букетов. Мало ли, что опасное попадется. И сама в храм заглядывай на вечернюю воскресную службу. Делай пожертвования Хранителю за здравие матери своей и сестры, и воздастся вам за деяния благие.
  
  Я вытерла со лба ледяную испарину. Хорошо же в Литече храмы дела ведут.
  
  - И почем у нас нынче воздаяния?
  - Не пристало девушкам так громко разговаривать, - покачал головой Наставник и тут же перешел на шепот, - Треть. Никакого обсуждения.
  - Вы с ума сошли, Наставник. Это неразумно, вы оставляете меня ни с чем... Мне еще семью кормить! - воскликнула я.
  
  Спокойствие Бадана пугало куда больше его слов, а от его ответа у меня подкосились ноги, и я едва успела ухватиться за край стола. Дело было даже не в словах и не в смысле, а в интонациях, внушающих то доверие и надежду, то страх и желание оказаться как можно дальше от этого человека. Змей, самый настоящий змей, разве что язык не высовывает.
  
  - Никакого обсуждения цены, дочерь моя. Ни-ка-ко-го. Поверь, это очень мало. За твою жизнь, за жизнь твоей сестрички... Если не ошибаюсь, это ведь не твоя работа, а ее?
  - Как вы догадались?
  - У тебя волосы короткие и пальцы не изрезанные. Ах да... Я запрещаю вам варить храмовое вино, если ты понимаешь, о чем я.
  - Понимаю. Что-нибудь еще?
  
  Наставник побарабанил пальцами по столу, словно раздумывая.
  
  - Молчание. Может быть, о чем-то хочешь попросить ты? Может, у тебя есть лучшее предложение? Мы все еще можем обсудить некоторые вопросы.
  - Ничего мне от вас не надо, - зло ответила я, - вы забрали у меня все, вот и подавитесь на здоровье. Вы опаиваете весь город дурью, из-за вас последние деньги моей семьи уходят в ваши карманы. Вы мне отвратительны.
  
  Сверху послышался звон разбитой посуды. Неужто дошло до скандала? Не ожидала от этой парочки, мне казалось, что их ничем не вывести из равновесия. Впрочем, как оказалось, прежде я не была знакома ни с трезвой Виролой, ни с трезвой Винкой, откуда мне знать, на что они способны.
  
  - Я думал, ты умнее, - снова улыбнулся Бадан, - может, выслушаешь? У меня не так много времени, но чисто из уважения к твоей смелости я могу кое-что для тебя прояснить.
  
  Я усмехнулась и расположилась за столом напротив Наставника.
  
  - Валяйте. Извините только, нечего предложить вам выпить, кроме средства от поноса, мы что-то много наготовили.
  - Ценю твое чувство юмора. Видишь ли, дочерь моя, ты думаешь, что Храм - зло, и я могу тебя понять, ведь ты воспитана в язычестве. Нет-нет, не надо со мной это обсуждать, просто прими это как факт. Ваши боги, как и Хранитель, защищают тех, кто нуждается, но всегда ли им это удается? Так много людей просят их милости, так много больных и бедных, неужели тебе не хотелось бы немного помочь всевышним? Конечно, если душа твоя не очерствела, ты протянешь ближнему руку помощи. Но часто ли ты это делаешь? А ведь наш Храм кормит бездомных и дает им кров в непогоду. Ты знаешь, дочерь моя, что бы они сделали, если бы в их животах не плескалось храмовое вино и бесплатная похлебка? Они бы вошли в дом твой и надругались над тобой, и забрали все, чтоу тебя есть ценного. Нашими руками Хранитель оберегает тебя от лихих людей и от дурных мыслей. Пожертвования не отправляются в наш карман, они отправляются на спасение. Посмотри на мою одежду - она лишь укрывает стыд, и ты не увидишь на ей золотых цепей и кружев, обвивающих грудь королевы, да продлятся дни ее. Разве плохо, что мы делаем людей немного добрее и отзывчивее? Тебе и самой бы не помешало...
  - Хватит! - воскликнула я, - довольно ваших речей, я знаю, к чему вы клоните и что вы пытаетесь сделать. Я знаю, как южные лекари-шарлатаны гипнотизируют людей, а потом грабят их... Вы ведь и мою Винку так околдовали, да?
  - 'Мою Винку'? О, бедная девочка так молилась, чтобы сестрица впустила ее в свое сердце. Она всегда хотела, чтобы ты приняла ее. Видишь, как Хранитель исполняет искренние желания? Но, как я полагаю, вы сблизились только из-за ее чудных талантов?
  
  Со второго этажа донесся вопль 'ЕРЕТИЧКА! БЕЗБОЖНИЦА!'. Я вздрогнула и умоляюще посмотрела на Наставника - неужели он ничего не предпримет? Ведь в случае чего я не смогу разнять драку, а он все же мужчина, надеюсь. Но нет, Бадан всем видом показывал свое безразличие к происходящему. Казалось, его волновали только мои слова, а творящееся над ним же потенциальное смертоубийство никак не тревожило его святую головушку.
  
  Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Бадан уважительно молчал, и на губах его играла самодовольная улыбочка, какую нечасто увидишь в сочетании с псевдобогоугодными речами. Да, сволочь еще та, да и остались ли еще в этом городе действительно благонравные люди?
  
  Кстати, о сволочах... В самом деле, а что я теряю? Две трети моей жизни находятся в коготках Вальвеса, треть - в загребущих лапках храма. Даже осужденному на казнь предоставляют последнее желание, а я-то чем хуже?
  
  Я облизнула пересохшие губы и сжала край передника.
  
  - У меня есть встречное предложение.
  
  Лицо Наставника приобрело такое довольное выражение, словно ему только что в жертвенную чашу отсыпали пару мешков золота. В слитках, без маркировки королевского двора.
  
  - Я слушаю, дочерь моя.
  - Мы не будем платить. Но мы будем варить храмовое вино. Только для вас, не продавая его никуда и никогда. А вы не будете нам мешать вести свои дела.
  
  Бадан удивленно поднял брови и уставился мне прямо в глаза, и я в кои-то веки не стала отводить взгляд. На несколько секунд в комнате воцарилась тишина, и даже со второго этажа не слышно было ни звука - ни шагов, ни падающих предметов.
  
  - Нагло, - наконец ответил Наставник.
  - Ну перестаньте, вы ведь не просто так сюда пришли. Нас что-то выдало, и если бы действительно хотели только денег, вы бы не стали меня слушать. Ну что, права я?
  - Вот теперь умная девочка. Правда, я думал изменить свои условия немного позже, как только начнет цвести Девичий Стыд. Думаю, ты уже убедилась, что лучше использовать свежие ингредиенты, если, конечно, ны не наврала, что у вас ничего не вышло.
  
  Я провела носком башмака по полу, задевая остатки травинок. Хрустнул сушеный стебелек укропа.
  
  - Вы ведь не скажете, что нас выдало?
  - Увы. Тайна исповеди, дочерь моя. Да и зачем это тебе, все равно ты уже ничего не сделаешь, - Бадан поднялся и вежливо поклонился, - так значит, ты согласна, как ты выразилась, опаивать большую часть города ради общего блага?
  - С одним условием, Наставник. Общее благо не должно касаться моей семьи.
  - Разумное решение. Хочешь, чтобы я что-то с этим, - он ткнул пальцем в потолок, - сделал?
  - Пожалуйста. Если сможете, - я обезнадеженно опустила голову на сложенные на столе руки.
  - Я-то смогу, - ответил Наставник, - а вот ты... Ты старайся.
  
  И я старалась.
  
  Под охи и вздохи Виролы мы (Винка, пара нанятых мальчишек и мои ценные рекомендации) застелили пол в бывшем торговом зале старым тряпьем, натаскали земли и посеяли нашу первую грядку травок. Погода в Литече не позволила бы нам заниматься посадками прямо во дворе, но я надеялась, что под крышей капризные растения, привыкшие к теплым холмам и долинам Ястрада, все же выживут. Семян у нас было немного, так как нам приходилось рассчитывать только на случайные остатки, которые попадают в контрабандные тюки от Вальвеса, и что-то подсказывало мне, что не стоит пока сообщать торговцу о том, что его услуги вскоре могут стать ненужными.
  
  Через несколько месяцев наша маленькая полянка в доме успешно зазеленела, и мы с радостью переложили уход за ней на плечи Виролы, которую Наставник Бадан все же убедил в богоугодности нашего дела. Все, что могло цвести и пахнуть, включая плесень на стенах, тем и занималось, а если и не занималось, то усиленно к этому готовилось.
  
  Денег выходило совсем немного, куда меньше, чем я рассчитывала, но в нашем доме снова завелись румяные булочки по выходным, а похлебку мы все чаще варили на мясном бульоне, сдабривая ее лично выращенными травками. Я перестала походить на обтянутый кожей скелет, и мир уже не казался мне таким враждебным. После особо удачной партии лекарств Вальвес, избавленный от недуга, подарил мне новенькую трость из какого-то прочного дерева, мы смогли купить мне пару новых платьев, так что пребывала я в на редкость приятном расположении духа, прямо как Винка после праздничной молитвы.
  
  А уж сама Винка успела развернуться! Память у нее по-прежнему была отвратительная, но с моей помощью она вполне справлялась даже с самыми сложными снадобьями. За смешные деньги мы приобрели у заезжих южных купцов целую батарею различных сосудов и отгородили половину кухни под наши эксперименты, во внутреннем дворике на зависть соседям булькал перегонный куб, и вскоре наш ассортимент лекарств пополнился спиртовыми настойками для поправки здравия как физического, так и духовного. Больше всего им обрадовался, конечно же, Вальвес, но радость его была недолгой - настойки хоть и исправляли его паскудное настроение, но попутно возвращали как боль в животе, так и запах. К чему скрывать, что в душе я каждый раз злорадно хихикала, сгружая ящик с настойками на телегу...
  
  Бадан особо не зверствовал - да ему и по статусу не положено проявлять какую-либо агрессию. Я нагло пользовалась тем, что Вальвес в травах не разбирается, и варила церковное вино из того, что исправно попадало в привозимые мешки 'с сеном', понемногу понижая дозировку отчасти из-за недостатка исходных материалов, отчасти из-за личного нежелания содействовать литечскому храму в их мерзких делах. Рано или поздно мне за это может прилететь, но чувствовала я себя уже намного увереннее. В самом деле, не станет же Наставник душить курицу, несущую золотые яйца? Дурман все еще работает, пожертвования исправно носят, богадельня полна этими его... сирыми и убогими. Что там еще для счастья надо?
  
  Но как бы удачно ни складывалось наше маленькое предприятие, меня волновали вещи, от меня никак не зависящие. От границы с Ястрадом начали прилетать недобрые вести о мелких стычках, казалось, что война пошла на новый виток, и все чаще я слышала о надвигающемся призыве, грозившем, в первую очередь, моему отчиму и сводному брату. Пусть и нельзя назвать мою семью благополучной, но и Вирола, и Энке всегда относились ко мне как к родной дочери, а Ларусу, с которым я общалась куда меньше, я была признательна уже за то, что он всегда был готов при необходимости защитить меня. Не то чтобы я в этом так часто нуждалась, будучи вечно вооруженной тростью и редко выходя на улицу, но я никогда не чувствовала себя ненавистной чужачкой во многом благодаря знанию о том, что за моей спиной всегда будут стоять те, кто принял нас с мамой в семью, несмотря ни на что. О том, как они отреагируют на то, что я превратила их дом в подпольную лабораторию под 'крышей' из храма и скупщика, а мать и сестру - в своих пособников, мне думать не хотелось, но кто меня вынудил-то? Нельзя так просто бросить семью, пусть и по благородному поводу, и надеяться, что три женщины смогут прожить на скромные подачки, большая часть которых, как выяснилось, уходила совсем не в том направлении.
  
  Что для может быть страшнее войны, лишившей меня дома и родной страны? Только то, что унесло последнего кровного родственника (не считая неизвестного отца, если он еще жив). Лихорадка, убившая мою мать, и, как оказалось, похоронщика, и не думала затихать, как в прошлый раз. Пока что изредка я замечала на улице людей с коричневатыми пятнами на коже, а Наставник при каждом визите сетовал на то, что некому ухаживать за больными - некоторые добровольцы просто боятся заходить даже к тем, кто сравнительно безопасен для окружающих. Винка то и дело порывалась пойти помочь, уже не из-за действия церковного вина, но из-за собственной доброты, и мне стоило множества усилий просто удержать ее дома. Пусть Бадан косо смотрит на меня, сколько ему влезет - у нас пока нет средства от этой болезни, и подвергать мою золотую сестричку напрасному риску я не намеревалась.
  
  Я запретила Винке и Вироле выходить на улицу без особого повода и старалась ничего и никого не касаться. Я начала безуспешно копить деньги на переезд из Литеча, который имел все шансы быть выкошенным коричневой лихорадкой. Я была готова заколотить дверь и оставить лишь маленькую дырку для передачи продуктов и выдачи товара, я была готова ко всему.
  
  Ни в одной главе Спутника Снадобника коричневая лихорадка и соответствующее лечение не описывались. Возможно, в новых изданиях что-то добавилось, но никакого способа достать хотя бы один экземпляр у меня не было - из-за напряженной ситуации на границе даже наши поставки исходных материалов порой срывались. Выращенных нами трав пока почти ни на что не хватало, разве что на самые базовые вещи, которые я могла готовить без участия Винки, но и это спасало в те дни, когда нам было просто не из чего варить наш обычный ассортимент. В угоду Бадану и его богадельне мы налегли на противорвотные лекарства и общеукрепляющие отварами, конечно, в ущерб требованиям Вальвеса, но не теряли надежды найти что-то, что действительно сможет помочь.
  
  Втайне я надеялась, что Вальвес и Бадан начнут действовать если не сообща, то хотя бы вместе, ведь запросы у них были совершенно разные. Хоть Бадан и обещал не вмешиваться в то, что мы варим для Вальвеса, он не упускал случая пристыдить нас за то, что часть наших лекарств, хоть и небольшая, предназначалась для продажных девок (изводить плод и не допускать собственно появления), пьяниц (от похмелья и для протрезвения) и преступников (усыпляющие настои для жертв и заживляющие для попавшихся). Нам и самим не слишком нравилось то, чем приходится заниматься, но я верила в то, что посаженный мной уголок с чисто ястрадскими сильнодействующими растениями скоро дозреет, и мы сможем переползти под крыло Бадана и делать средства, спасающие жизни, а не помогающие творить зло, пусть и не из благородных побуждений. В конце концов, какая разница, что заставляет нас делать добро, если мы все равно его творим?
  
  И если бы Вальвес не вошел во вкус окончательно и не начал требовать все больше нужных именно ему лекарств, я бы никогда не решилась снять уголок для продажи того, что нам с Винкой действительно всегда следовало готовить.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"