Аннотация: Продолжение истории о добром полужелезном докторе
Он стоял в тени и только слабое пламя алой круглой свечи оживляло его бледное лицо. Руки его были сложены крестом, точно он защищался от так и не поступивших возражений. Каждый из тринадцати присутствующих был согласен с докладчиком. Наступал вечер. Под высокими сводами совещательного зала голос его казался голосом из иного мира. Но возможно так оно и было. Ведь молодой советник Анмир и был человеком другого мира- тем, кто чудом или ошибкой природы родился здесь. Посланцем далекого прекрасного будущего, коим грезили убеленные сединой мужи.
Вдоль стен висели лозунги:"Принудительная вакцинация! Стерилизация уродов! Расселение индивидов и селекция!". Стены и пол были выложены черным, гладким и блестящим как тонированное стекло покрытием, таким прочным, что небольшой планер мог бы преспокойно влететь сюда не поцарапав и не повредив ни одного сантиметра натертого до блеска пола. Но планер или любой другой ветроход сюда вряд ли бы залетел- окна были маленькими, и надобности в том не было никакой. Рассказчик был высок, светловолос и мрачен, если не сказать угрюм. То было нормальное его выражение лица и все уже давно к тому привыкли. Когда же шутил он, то черные как угольки большие глаза его чуть-чуть вспыхивали и губы складывались в мимолетную и совершенно недобрую улыбку. Он был меланхоличен, этот молодой советник, и виною тому были его врожденный дефект и собственные идеи, ставящие его из-за этого несущественного изъяна на одну нишу с теми, кого он в высокомерии своем считал лишь человеческим материалом. Конечно же, никто из присутствующих так не думал, а советник Анмир не допускал и мысли чтоб поделиться с кем-то своими горестными соображениями. Некоторые из его знакомых и служащих считали его нечеловеком и гением, некоторые- неисправимым трудоголиком и занудой, а больше половины советников, проголосовавших за него в этот день с искренней теплотой рассказывали об Анмире своим домочадцам. Одетый неизменно в черное, на каждом заседании он демонстрировал то новые разработки, то планы хорошо просчитанных и тщательно обдуманных проектов. Он был и стратегом, и движущей силой и разработчиком, хоть и не первым в Крае. Выдвинутая им на рассмотрение тема некоторых сперва повергла в шок. Но в процессе обсуждения, подкрепленная многочисленными материалами, многим показалась вполне разумной. И ему разрешили попробовать, приготовив напоследок очень приятный сюрприз.
-Именно поэтому, я настаиваю на селекции. Любовь? Господа, вы видели любовь? Что это? Это что-то осязаемое? Материальное? Ее можно зафиксировать? Она передается воздушно-капельным путем? Или быть может половым? Второе кажется мне вероятным. Тем не менее, никто из моих подопечных не смог обнаружить у инфицированных бактерию так называемой болезни любви. Ее вроде бы нет. Но все мы неоднократно видели мутантов и уродов, жертв этой так называемой любви. Заслуживают ли они тех мучений, тех страданий, на которые их обрекли, родив, движимые этой якобы любовью мужчины и женщины? Так почему же во имя этой любви ни один не желает воспитывать своих детей? Их кидают под забор, отдают государству, полагая что мы можем преспокойно заниматься их уничтожением и лечением? Помочь, скажем, одноногому разумеется дешевле. Но большинство младенцев, рожденных в результате так называемой любви(а по мне так просто случайной вязки) имеют более страшные дефекты или безобразия.-Советник Анмир включил диаскоп.
-Перед вами некоторые опытные образцы из моей личной коллекции. Сросшиеся близнецы трех лет и семи месяцев от роду. Они вполне здоровы и хорошо растут. Абсолютно обычные дети. За исключением, конечно, их общих конечностей. В следующем году мы с профессором Анторой попробуем аккуратно разделить их. Или вот, особенная пара- пятимесячные девочки, сросшиеся головами. Были разделены на прошлой неделе, отданы биологическим родителям, но находятся под присмотром врача главного госпиталя. Но это все лучшие и простейшие. Сиамские близнецы не редкость за эту пятилетку. Обратите особое внимание на следующие фотографии. Это- двуликий янус, мать которого подарила парня обществу едва достигнув пятнадцати, и не брезговала наркотиками между прочим. Она сдала сынишку в детский приемник и не пожелала назвать собственное имя. Камеры записали ее и теперь лицо безответственной мамаши транслируется по главному телеканалу.- Анмир щелкнул переключателем и перед присутствующими появился столь унылый снимок, что кто-то даже вздохнул в самом конце стола.-Этому синенькому красавчику тоже посчастливилось быть плодом так называемой любви. Однако отец его страдал пороком сердца, плюс алкоголизм. Мать вполне обычна. Но их ребенок, как мы видим, не имеет кистей рук. Это врожденный дефект. Родители обратились в Центр изучения наследственных болезней, дабы им подобрали соответствующий протез. Однако в процессе разговора они согласились отдать малыша на изучение. А это,- и он даже улыбнулся от гордости.-жемчужина моей коллекции. Человекоящер. Заспиртованный человеческий плод, восьмимесячный недоносок. Извлечен врачами главной городской больницы из тела какой-то пришлой проститутки и наркоманки с многолетним стажем. Если вам плохо видно, то можете подойти поближе. Как видите, у него развились две пары глаз, вторая на лбу. Обеими он великолепно видел. Отросток этот сходен с хвостом. Восемь пар ребер и зачаточный мозг. На спине его что-то похожее на круглые чешуйки, количеством семьдесят пять штук и по составу напоминают человеческий ноготь. Реагировал на свет и боль. Прожил в спецрастворе неделю. Халатность обслуживающего персонала убила младенчика. Хотелось бы вам, чтоб ваш ребенок привел домой такого друга?- и Анмир усмехнулся собственной шутке.- Это, само собой, не все. Эти и другие человеческие образцы можно увидеть на открытом доступе в зоне сорок пять в лаборатории семнадцать. Конечно же, вы как люди имеющие огромный жизненный и научный опыт, согласитесь со мной, что появление в нашем мире таких вот печальных последствий совершенно недопустимо. В современном мире, когда наука семимильными шагами движется к открытию тайны головного мозга, когда о вреде синтетики ежевечерне говорят на обоих телеканалах и вакцины против фатальных болезней теперь распространяются в любой больнице, находятся еще те, кто не думает о будущих поколениях. Те, кто тратят свою жизнь, не задумываясь о последствиях, при этом еще имея бесстыдство прибавлять неприятностей другим.
Советник Нарамин- высокий, совершенно седой и бородатый старец восьмидесяти лет- встал и кашляя(у него была неизлечимая болезнь горла и никотиновая зависимость), проговорил:
-Советник Анмир, ваш блестящий доклад убедил нас. Ваше место отныне никто не будет оспаривать. Более того, вы будете правителем Маноры. На один год. И если результаты окажутся столь же прекрасны, как и ваша речь, вы сможете управлять краем наравне со всеми нами. Вы понимаете степень ответственности? Вы согласны с назначением?
Анмир кивнул. Ни один мускул его лица не дрогнул.
-Манора- идеальный город. Процент преступности здесь все уменьшается с каждым годом по сравнению с Энидадом и Версой. Мы желаем видеть вас и дальше среди нас. Приведите в жизнь ваш блестящий дорожный проект и не обманите наше доверие.- присоединился к председателю советник Эльдж, симпатизирующий конструктору.
-Благодарю за доверие.- скромно склонив голову сказал Анмир.
Выходя, он вытер ладонью лоб. Все получилось. Хотя он и сомневался в назначении, ему очень хотелось получить этот ответственный пост. Он был всего лишь ученым- амбициозным, дальновидным и прогрессивным. Все его заслуги регулярно вознаграждались, и власть его была ограничена лишь территорией Седьмого Края. Он мог сам выбирать опытный материал, мог даже выписывать его из других частей света и распоряжаться им по своему усмотрению, вплоть до уничтожения. С его мнением считались академики прочих краев. Его называли будущим науки и ангелом в черном. Ангелом он действительно был, но только для тех безобразных существ, коим суждено было оказаться в его лаборатории и быть признанными негодными для дальнейших тестов. Ангелом смерти. Умерщвлять полулюдей было ему нетрудно, и даже кое-где приятно. Особенно если это были неизличимые, спятившие или генные уроды вроде тех, что стояли на полочках в его кладовых. Преступников- серийных убийц, насильников и прочий сброд, что попадал в его царство стали и стекла- молодой ученый подвергал воздействию электрошока, тестовых вакцин и наркотиков и наблюдал за ними, описывая эксперименты с точностью до минуты, а когда продолжать опыты с ними было уже невозможно, разбирал на биологический материал, что отправлялся потом в наполненных льдом сине-серых контейнерах с маркировкой- буквой "А" в главный госпиталь Маноры. Кроме того он предпочитал самостоятельно проектировать и собирать до винтика механические органы. В лицо его знали немногие, в основном лишь его подчиненные, советники и друзья по переписке. На двадцать шестом году его приняли в члены совета Края, удостоив таким образом высшей награды, что может получить биолог и врач. Он был самым молодым среди этих вершителей человеческих судьб и несомненно самым одаренным.
Вполне вероятно, что решающую роль в выборе нового мэра сыграли его цинизм и неподкупность. Рано или поздно кого-то назначили бы вместо помешавшегося Салливана. Так пусть же это будет он. Далеко не самый плохой стратег и совсем не гедонист. А о его безукоризненном плане перестройки четырех артерий- главных дорог Маноры- известно половине советников. Ему дали новую возможность проявить себя. Значит он нужен и ценим. Анмир потер руки. Волнение и радость не проходили. Как хорошо все-таки, что выбрали его. Он разберется с повстанцами и сделает наконец из Маноры совершенный город Земли. Эта новая должность наилучшим образом скажется на его доходах, что в современном мире имеет не последнее значение. А потом приступит к воплощению своей юношеской мечты. Он шел по длинному коридору. Что-то чапало позади. Анмир оглянулся, дивясь что же это такое может быть. Следом, шлепая резиновыми ступнями, шагал робот-секретарь. Всего лишь шесть тысяч микросхем, девяносто три диода, пять сапфировых лазеров, центнер хромосплава и семь тысяч проводов-нервов. Машина, преданная ему до последней лампочки. Одно из сотни его шуточных творений на досуге.
Вечер заглянул в высокие, во все стены окна, и грустной чернотой повис на непробиваемых стеклах. Анмир вздохнул. Вот сейчас он выйдет в дождь и все произойдет как обычно. Возвращение домой, что займет двадцать минут. Мимо всей этой странной неостанавливающейся шумной жизни, мимо горящей вечерними огнями величественной Маноры, мимо простоты и понятности пятнадцати с чем-то тысяч смертных душ. Седьмая трасса, пятый поворот, четвертый километр, после которого начнется первый пропускной пункт- члены совета хорошо охраняются, а уж светило кибертроники и биологии особенно. Въезд за въездом, шлагбаум за шлагбаумом- это парадный вход. О существовании черного никто не знает. И перед ним предстанет пустой огромный дом. Никто не встретит его, разве что робот-эконом поторопится закончить уборку и в последний момент поскользнется на какой-нибудь ерундовине. Старичок стал совершенно рассеянным. Научился каким-то образом читать. У него даже появилось свое мнение. От нечего делать он вяжет крючком, вскрывает письма и проверяет счета хозяина. И еще зачастил к нему с какими-то глупостями, жалуясь что после каждого подсчета столового серебра становится все меньше и меньше, а никому не нужные скатерти проели голодные мыши. И он, любимый и безответственный хозяин, должен обратить внимание, что в кладовой сигнализации нет, а значит скоро не останется ни одной даже самой поганенькой чайной ложечки. И когда обруганный Анмиром робот-эконом тяжко проскрипит, изображая вздох, то непременно заденет дверь тяжелым ящиком со столовыми приборами, который он, как уже повелось, унесет в свою каморку, сторожить от несуществующих воров.
И повсюду будет темно, и только алые вечерние огни пьянящей как власть Маноры засияют перед его зимними глазами. Ему опять покажется, что не хватает воздуха. Ветер завоет в неплотно прикрытых ставнях. Он откроет окно, оборачиваясь на скрип половиц под собственными же ногами. Вечерняя горечь и одинокая темнота подкрадутся сзади и обнимут, перетащив в душную бессонную ночь Маноры, залезут в бьющееся сердце и вывернут негасимой болью. Он будет лежать в густой темноте, периодически глотая бесполезные таблетки от мигрени, потея под тонким одеялом и ворочаясь с боку на бок, а с восходом солнца примет ледяную ванну, смажет масляным раствором руку и под мерный стук оживающих датчиков криокамер войдет в лаборатории, полуподземные бункера, смежные с нелюбимым домом, где в легкой прохладе забудет о себе. И так он будет жить последующие несколько дней, пока приказ о подтверждении с его именем, красиво выписанным старым каллиграфическим шрифтом, спущенный сверху и одобренный Хранителем, не опустится в почтовый ящик главы совета четырнадцати. Но и там, проходя через какие-то непостижимые процедуры и бюрократические проволочки, он задержится до начала зимы. А зимою Анмир и получит этот самый дорогой подарок на день рождения. Но на год всего лишь. Он вздохнул, крутя белую как мел прядь. Год это ведь по сути триста шестьдесят пять дней. Это очень много дней. И кто знает, вдруг с некоторыми из его коллег что-нибудь случится? Ничего страшного, так, обыкновенный сердечный приступ. Сердечный приступ это прозрачно-желтая как искусственный янтарь жидкость в стеклянном шприце, что хранится в восьмой лаборатории, в холодильной камере номер два, на третьей полке, за коробками с запасными ушами, замороженными в кубиках чистейшего сухого льда и обещанными первой городской больнице.
Анмир любил точность и порядок во всем и прекрасно помнил, где у него что лежит. Так же он любил когда его считали правым. А у кого-то, кто посчитал его бессердечным мизантропом, машиной и маньяком, анонимно проголосовал против его старого дорожного проекта за четыре года до этого чудесного дня и благополучно забыл обо всем этом, аплодируя ему, совсем плохая наследственность. Вот только советник Анмир не забыл ничего- такова уж его наследственность.
Домой. Работать. Или до рассвета под бледно-розовой лампой проверять чертежи, или искать что бы перечитать в старой давно выученной библиотеке. Нет, не сегодня. Хватит издеваться над собой. Пора и отдохнуть наконец, не вечно же ему считать, изобретать и планировать? Он человек все-таки, хоть и упрямо отрицал это с того дня, как услышал первое обидное слово от сверстников. То было много-много лет назад, в приюте куда его подкинула какая-то подлая неизвестная женщина, имевшая сомнительное счастье быть ему биологической матерью. А теперь он могущественен. И те, кто смеялись над ним, испуганно молчат, узнавая. Или делают вид что не узнают и подобострастно кланяются ему. И он, жалеючи, совсем не "узнает" их, лишь окидывая презрительно-строгим взглядом будущего бога. Вот так справедливость торжествует. У него никогда не было друзей. Зачем? Чтоб выпытывали секреты и кормились с его работ? Свита поющих мадригалы не ходила за ним- он был резок в словах и не понимал, зачем ему любезничать с нулями. Он жил изобретениями и мечтами, хоть и ласкали его слух заслуженные похвалы и благодарности.
Нашел в кармане таблетки от головной боли и запасные ключи от аэрокара и быстро вышел прочь. За окном луны медленно и неотвратимо превращались в дождь. Темь заскреблась под желудком, там, где он на прошлой неделе обнаружил неожиданный источник незнакомой допрежде боли, мало сходной с физической. Проверив свой организм всеми доступными средствами, он так и не нашел болячки. Призывно горящие огни Маноры зажгли в его сердце надежду и он вспомнил, как катался в городе вчера, любуясь уличными цветами под стеклянными крышами теплиц. Город, где сны становятся явью и любое, даже самое извращенное человеческое желание облекается плотью. Нужно только знать имена и пароли, и тогда прекрасный и чистый город приоткроет свое порочное нутро. Хрустально-белый фасад, долгие стены и яркие огни замысловатых фонарей. В некоторых его частях светло почти как днем, а в некоторых, где жизнь попроще, есть и закоулки, и тупики.
Он вывернул на четвертую линию, самую странную- тут всегда трескался асфальт. Это было словно проклятье какое-то, каждую весну одно и тоже- асфальт разрушался, его счищали, заменяли новым, покрывали закрепителем, проходил год...
Анмир свернул на втором повороте, раздумывая оставить ли аэрокар на подземной стоянке и не пройтись ли пешком- воздух был свеж. Удивился этой идее. Как могло ему прийти такое в голову- разгуливать пешком по улицам Маноры? Чтоб привлечь излишнее внимание? Он был уверен- его здесь мало кто знает в лицо. Не всех членов совета знали. Но его одежда, его внешний вид несомненно вызовут ненужное любопытство. Дождь то кончался, то плакал опять. Зонта с собою конечно же не было. Он сбавил скорость, подтянул перчатки, взглянул на себя в зеркало. "Ты, друг, давай завязывай хандрить."- с укором сказал он себе. Вот она, непредсказуемая человеческая натура. Казалось бы, знаешь себя столько лет, думаешь выучил себя, ан нет. Хочется еще чего-то, чего-нибудь нового и необъяснимого. Как осенний дождь. Порой ему даже хотелось погулять под дождем, без зонтика, как в детстве. Идея была глупа и опасна: в соседнем Крае случилась авария на нефтеперегоняющей станции, в речку стекало все, что только могло вытечь, испарялось и с небес лилась теперь всякая дрянь, а рисковать своими светлыми волосами- предметом особой гордости- он не желал.
Заметив два ряда перегоревших фонарей на трассе, Анмир сделал в бортовом компьютере заметку- написать Эльджу, пусть отправит ремонтников. В другой день плевать б он хотел на эти фонари, ну поцелуются два аэрокара(ишь, разгонялись чертовы аристократы), ну погибнет парочка лихачей, глядишь и сэкономят люди на электричестве, и дураков меньше станет. Но теперь это был его город.
Проехал мимо памятника Хрустальному столетию. Лысый, бесполый и совершенно голый человек на черном постаменте. В левой руке, поднятой к солнцу, на квадратной ладони блестел граненый хрустальный шар. То был памятник веку неограниченных возможностей и силы человеческой мысли. Шар в руке нагого гиганта символизировал разбитую на округа, поделенную на края планету. Но Хрустальный век подходил к концу. Если б советника Анмира спросили, что последует за ним, то он с уверенностью ответил бы- Золотой век. Век всемогущей науки, век новых открытий и стремительного объединения всех частей Земли. Его, великого Анмира, время.
***
День неуклонно превращался в вечер. Стыли роботы-модели в витринах вечерних магазинов, неторопливо поворачивая и грациозно поводя руками блестели искусственным шелком и россыпью старых самоцветов. Застывали фарфором хорошенькие продавщицы, вышедшие подышать и тайком от директора предаться постыдной привычке- курению. Трепыхались деревья, упираясь ветками в уродливые серые, оклееные каким-то бумажным лоскутьем стены, пытаясь пробиться на волю, вон из своих железных тюрем- кадок, где их корням уже тесно. Стены и дороги были кругом, но иногда еще встречались кусочки земли- огороженные, покрытые стеклянными колпаками клумбочки и клумбы. Наступал еще один вечер.
Неразборчивое, какое-то замазанное и безликое лицо взирало на окружающую выверенную красоту с черно-белых плакатов. Люди содрали все листки новостей, все объявления о концертах, некоторые даже попытались снять со стен то, что никому вроде бы и не нужно- портрет бывшего главы Совета четырнадцати и мэра-неудачника, пьяницы и весельчака, помешавшегося от любви к малолетнему племяннику и удачно скрывавшего свою постыдную страсть несколько лет. Всегда облаченный в металлические доспехи полустарик и получеловек, он не занимал своего поста, и о нем уже начали сочинять анекдоты один похабней другого. Люди с нетерпением ждали, кто же будет теперь управлять Манорой и о ком теперь можно будет почесать языком. А ей, девушке полных семнадцати и неполных восемнадцати лет, было как всегда наплевать на политику. Сменят кнут на веревку, и ладно. Лишь бы всегда дождь и вечер.
-Вейста! Прости меня!- прокричал кто-то. Кто-то проскочил мимо, задев ее плечом и она едва удержалась чтоб не выругаться. Она просто шла и шла, и шла себе вперед. В такой вечер тяжело на душе, особенно одному. В такой вечер в лужах отражаются желтые огни, а палые листья клена скользки и похожи на брошенные тряпочки. Сквозь слезы свет такой размытый и горячий, как маленькое ночное солнце под каждым стеклянным колпаком. Ей очень хотелось хотя бы вислоухого щенка. Но тетя не знала, где его раздобыть. У соседей, например, был еж. Не стародавний конечно же, а так, новая мутация- холодный и складчатый абсолютно голый мешок жира и костей с длинным, увенчанным кожаным шариком носом. И совсем без иголок. У подруги вон ярко-лиловый голубь срал на верхнем этаже и бился в чердачное окно. А ей так хотелось выгуливать и воспитывать щенка. Пускай тоже селекционного, совсем короткохвостого и с маленькими не острыми зубами. Из тех, что давно позабыли как лаять и умеют лишь приносить хозяину тапочки, да тихо спать в ногах. Такой симпатичный живой придаток для одинокого сердца.
Чей-то черный аэрокар вдруг с шумом приземлился прямо в конце пешеходных полос. В этой части Маноры запрещено было подниматься в воздух более чем на два дюйма от земли. Нарушение правила фиксировалось электронным постовым. Номер записывался автоматически и хулигану присылалась повестка в управление по транспорту вместе с квитанцией штрафа.
Восемь фосфоресцирующих отметин обозначили право ходящего по земле останавливаться на этом отрезке дороги. Это не было грубым нарушением правил- горел зеленый свет.
Но она перестала удивляться таким делам. Только подумала с презрением:"Какая зараза!" и тотчас выбросила из головы. Вечером все не так как утром, с этим можно смириться, этим можно даже наслаждаться. А утром всегда холодно. Теперь еще и мокро. Все же лучше, когда не хочется спать и когда вода попадает в ботинки. И ты идешь по дороге и хлюпаешь, хлюпаешь без конца. И горький вечер так незаметно переходит в ночь. В такие вечера хорошо быть не дома. Главное в такие вечера не сидеть в тепле и не смотреть как полуживой город, темнеющий, мигающий оранжевыми огнями медленно превращается в единое бурчащее чудовище, как шумят ночные фабрики и суетятся последние автобусы. А ты- озябший, усталый, и от всего этого чуточку счастливый, оттого что ты существуешь. И не принадлежишь этому чудищу, городу городов, серой сталебетонной стеклянной Маноре с глазами цвета повялых апельсинов. Маноре- городу всеобщего одноликого счастья и якобы процветания. И ты против всего города, хоть и говорят что в такие темные минуты ты с ним наедине. Это как нежеланная свиданка с неприятным, но неизбежным типом- и хочется смотаться, и некуда.
И так хочется купить щенка. Где же купить щенка? Возможно через год, когда выпустится из школы. И пойдет работать. Там, где есть деньги, всегда найдется допрежде закрытая дверца. И она откроется, и чьи-нибудь руки подадут ей щенка. Какого-нибудь покрытого канареечным пухом спаниеля, пахнущего, как тетя болтает, молоком или даже зефиром. И они, двое таких самых умных и яростно-красивых, будут ходить по этим улицам, смеясь и в дождь, и на рассвете. А она пробудит в нем зов гордых предков, возможно даже волчьих, и его сказочный яркий голос будет раздаваться повсюду, где пойдут они вдвоем.
Какой-то аэрокар мягко прошуршал посадочными подушками и поплыл в нескольких шагах от нее. Тащился по земле как древняя машина.
-Что ты гуляешь в плохую погоду?- раздался голос. Анни скосила глаза- человек в аэрокаре обращался именно к ней. Это было что-то новое. Никто прежде не останавливал ее.
-Плохой погоды не бывает.- ответила она и отвернувшись прибавила шагу. Ей было нанесено оскорбление- почувствовала она. "Ездят тут всякие, мешают думать, вообще стыд потеряли."
Анни шла быстро, слушая как в лужах чапают воздушные колеса и гудит мотор. Аэрокар двинулся-таки за ней. Незнакомца не испугал старый асфальт.
-Да стой ты! Чего боишься?- сказал человек. Голос был сильный, благозвучный и мягкий.
-Ничего не боюсь, просто не люблю, когда меня отвлекают.- ответила она. Ей действительно было нечего бояться. О маньяках-убийцах теперь могли не думать- въезд каждого в Край строго фиксируется, приезжие проверяются. Собственных маньяков пересажали.
-Не люблю.- протянул он.-Надо ж какая.- в его голосе сквозило разочарование.
-Не нравится, не заговаривай!- рассвирипела Анни. Ее ужасно рассердил прилипчивый незнакомец. Она не заметила, как остановилась, аэрокар тормознул тоже. И тут, под столбовым светом ночного фонаря Анни разглядела кое-как своего преследователя. Обычный, как все люди. Назойливый конечно. Просто парень. Темные блестящие глаза, хитрая улыбка, прямой нос. Одет в черное. Он ей совсем не понравился. Человек. Могут ли ей нравиться человеки? Люди Маноры, сыны чудовища. Ледоглазые горожане с какими-то невразумительными речами и плоскими цифрами в голове, копошащиеся день ото дня, снующие туда-сюда от дома до своих работ, занятые устройством якобы какой-то гармонии, псевдокрасивой кукольности, люди, живущие по линиям и имевшие бессовестный страх забыть, что в природе все непропорционально и неоднородно. Люди, убивающие природу, имеющие наглость корректировать природу и учить ее, Анни Реос, жизни.
-Может, нравится!- ответил упрямый незнакомец. И открыл дверцу аэрокара.-Залезай, до дома подброшу.
-Не хочу.
-Ноги наверняка мокрые.- с жалостью сказал он.-Или тебе просто идти некуда?
-Тебе что за печаль? Может, я из принципа пешкарем хожу.
-Глупенькая. Тебе добро, а ты...- сказал незнакомец. Но лишь на несколько секунд лицо его погасло, а затем вспыхнуло вдруг таинственным огнем, и обозначило лукавство. Глаза у него были отвратительно темными, какого именно цвета было неясно- возможно карего, а может быть и темно-зеленого. Анни всегда нравились голубые, или серые, как у нее.
-Маньяк!- проворчала Анни, но с места не двинулась. Уж очень было интересно, что дальше будет.
-Маньяков нет.- наставительно сказал незнакомец.-Глава совета очистил город от преступности.
-Да плевала я на твоего главу!- ответила Анни и, круто развернувшись, побежала через улицу, в сторону коммерческих многоквартирных домов. В середине дороги, там где нужно было пройти через парк, аэрокар появился снова. И преградил ей дорогу. Она взмахнула руками, закрываясь от света- настойчивый преследователь включил нижние ярко-синие фары. Сверкнула гладкая чернь краски и посеребренные дворники. "Какой пафос. Дорогой и вместе с тем вульгарный."- подумала Анни. О богачах она думала с легким презрением- но все же не настолько, чтоб не хотеть самой стать чуточку состоятельней. Анни обежала незнакомца и направилась обычным маршрутом. Следом за нею неотступно шуршал колесами темный аэрокар.
-Ну так сядешь? Или будешь ругаться?- сказал незнакомец. Дождь становился сильнее. Городская сильфида меж тем сбавила шаг- хороший знак. Анни уже побоялась, что ее силой затащат внутрь. Но судя по всему навязчивый незнакомец и не думал затаскивать ее туда. Она остановилась, спрятала покрасневшие от холода руки в карманы короткой курточки. Он просто ждал, смотря на нее так прямо и пристально, точно не разглядывал ее ноги и сиськи, как все другие парни, но словно бы изучал и оценивал ее недостатки и возможности. Это было неожиданно, необычно и даже в какие-то миги(Анни сама себе удивилась) интересно. Словно бы незнакомец не пялился на ее фигуру, пытаясь угадать что там под одеждой, а пробовал предугадать ее следующие шаги. Пока он ждал, открыв дверь, Анни оценивала его. Ожидание это и переглядывание длилось несколько минут. Наконец Анни сдалась. Ей пришла в голову предосудительная мысль- посмотреть, как же там внутри, в скорее всего набитом самой современной электроникой салоне. И в отместку за такое она незаметно и больно прикусила себе губу.
-Идет!- проворчала Анни.-Имей в виду- я громко ору и кусаюсь. И щипаюсь больно.
-Чудесненько.- сказал незнакомец с улыбкой. Анни отметила- улыбка у него была что надо.
Сорока минутами погодя он высадил ее прямо у двери. Мог бы пораньше, но она все хитрила, не желая называть свой адрес и выбираться из теплого места. Да и система управления машиной оказалась интересной и незнакомой. Дядюшка чинил аэрокары и Анни были любопытны некоторые технические новинки. Незнакомец, похоже, и сам не торопился заканчивать этот вечер. Рука его, левая, покоящаяся на руле, была в плотно облегающей перчатке из черной замши. На второй, красивой и белой, покрытой вязью голубоватых вен и мелкими шрамами, блестело кольцо с квадратным черным камнем.
-Благодарю.- мрачно сказала она.-Я сойду, если позволите.
-Это?- сказал он с усмешкой. Домишко оказался как и сотня ему подобных- обычный, более чем скромный и однотипный. Вот только на серо-зеленой крыше какая-то страшная куча переплетеных кружком веток. Зачем? Ответ бы не пришел ему в голову никогда. А это было самое обычное гнездо аиста. Вот только аисты, вымершие сто с чем-то лет назад, не желали появляться на крыше маленького дома. Но Анни с этим никак смиряться не хотела, потому и сплела гнездо, иногда залезая наверх и проверяя, не завелся ли там кто-нибудь. Но там, к ее огорчению, не завелся даже обычный мусорный воробей- дикое кислотно-зеленое и грязно-бурое через пень-колоду летающее или вернее, парящее и прыгающее создание, что обитает на каждой нечистой помойке.
-Завтра снова приеду.-ответил на прощание незнакомец и завел двигатель. Аэрокар фыркнул как высокомерное избалованное детище и пустил воду из-под мягких колес.
-Вот еще! Буду ждать, не нарадуюсь!- крикнула Анни ему вослед. Но гнев ее исчез куда-то вместе с темноглазым незнакомцем. Это было приключение, не особо запоминающееся, но все же приключение. А то что это оказался не маньяк, ее даже удивило.
Кого-кого, а маньяков Анни точно не боялась. Какие-то они совсем не страшные остались, эти маньяки, что по всему городу в том году шатались. Бывало, выскочит перед тобой кто-то. И раскроет одним движением плащ, а под плащом... а ничего примечательного под ним не будет: вспухший огурец, заросшие сливы. Тебе-то никак, а мужичку в радость- трясун он и на том краю земли трясун. Смех с ними, с маньяками, да и только. Ну остановит тебя кто-нибудь суходрочник, ну затащит в неосвещенный тупичок, ну всунет в руки свою колотушку и чего, кричать будешь? Так это же глупо.
***
Теплом дома повеяло на нее. Анни переступила порог, сняла куртку и кое-как повесила. Вечер был бесповоротно испорчен. Отдохнуть и поразмыслить о своем месте в этом мире ей не удалось. Хотя она давно знала, что со своими мыслями в этот мир не вписывается. На кухне горел свет.
-Ну и кто этот парень?- спросила, разливая чай тетя.
-Парень? Если это и парень, то явно перезрелый.- сказала со злостью Анни. Переступила порог, пнула низенькую табуретку.
-Тебе-то женихов перебирать грех! Всех согнала!- жаловалась тетя. Удачно пристроить замуж привередливую мечтательную Анни было ее главной заботой. Тетя боялась, что слишком смелая на слова и поступки девушка так и не найдет своего счастья.
-Тоже мне женихи. Срамота, а не женихи.- сказала Анни. Для нее счастье заключалось в свободе и ни в чем ином. Она боялась представить, что кто-нибудь глупый, наглый и надоедливый запряжет ее в кабалу быта. И нескончаемый круг: работа- плита- работа, сгубит ее молодую жизнь.
-А новый знакомый?
-Мне таких знакомых не надо. И вообще,- сказала Анни, пригубив чуть-чуть горячего напитка.-Старых не люблю. Тьфу гадость! Опять эта химия? Что, обычного чаю не купить уже?
-А сколько ему?- настаивала тетя.
-Может сорок, может тридцать. Или меньше. Я в таких вещах не разбираюсь.- пожала она плечами. Разбираться-то она разбиралась не хуже доброй и ограниченной тети, но надо ж было напомнить еще раз о своей индивидуальности, и праве быть не как все.
-А надо б разбираться уже.
Анни фыркнула в разрисованную ромбами и звездами лиловую кружку. Чайные брызги полетели во все стороны. Анни вытерла лицо, размазав помаду.
-Купился на мои косточки.- и со смехом потерла круглые коленки.-У меня везде одни кости.
-Вот видишь, а ты говорила- не носи коротких юбок...
Тетка лишь плечами пожала. Молодежь она в любое время молодежь- непослушная, растрепанная и дикая. Анни Реос не была в этом исключением- так думала добрая тетушка, и была бы очень удивлена, узнай что за мысли бегут сейчас в голове ее миловидной племянницы. А мысли были вовсе не о незнакомце в черном аэрокаре. Анни действительно была не как все простые и, несомненно, добропорядочные девушки города. Последние месяцы она мечтала уехать, сбежать из города, затеряться в других, менее благоустроенных городах, посмотреть мир и выучиться чему-нибудь.
Небо было хрупким как льдинка, солнце светило ярко. Была самая обычная осень. Анни осенью родилась, но чувствовала себя в это время года грустней чем обычно. Лето ей нравилось больше- тепло, да и солнечный день такой длинный. Особенно радовало, что можно носить короткие юбки и не бояться заболеть. Ноги у нее были что надо- длинные, и не толстые совсем. Потому-то и оборачивались на нее все, кому нечем заняться. И льстило и раздражало конечно. Ей хотелось, чтоб посмотрел только один- кто-нибудь особенный, сильный, красивый, умный, мужественный и незнакомый, а не последний придурок с соседней улицы. А старых козлов ей не надо, даже с большой доплатой. Старые они не особенные нисколечко- просто старые козлы. Даже если они из себя что-то представляют, то дома на кухне они все равно становятся обычными старыми козлами.
Анни шла в школу, чтоб отмучившись там, несколько часов погулять после в городском саду и прийти вечером- усталой, голодной и прожившей еще один день как надо- с теми же мыслями, сомнениями и страхами. Дождя не было, что не могло не огорчить ее.
Вечером, несмотря на ее отчаянные молитвы, все же случилось неизбежное: постучали в окно. Тетя кинулась к занавеске. Анни- к двери. Никого не было. Но черный аэрокар стоял на площадке у разбитых качелей и хромоногой скамьи. Анни раздосадованно прикусила губу. Она так надеялась, что незнакомец не приедет. Но тот, вопреки ее чаяниям, вовсе не пошутил тогда. Чтоб еще не дай бог не начал сигналить и тем самым не опозорил еще и перед соседями, она сунула ножки в ботинки, крутанулась перед зеркалом оценивая вид, осталась довольна собой, схватила с вешалки короткую курточку, накинула не застегивая и вышла на улицу. Старым он ей не показался- иначе б и не заговорила вчера. "А вот есть ли в нем что-то козлиное, я узнаю сегодня."-с усмешкой подумала она. Той части души, что просыпалась иногда и которую Анни давила в себе как слабость, было приятно его появление.
-Назола!- сказала Анни, проходя мимо. Назола лишь открыл дверь. Анни пожала плечами и вернулась. Все же было немного любопытно. Она себя красавицей не считала, но и уродом тоже. Знакомились с ней не часто, а таким способом впервые. Это был хороший повод поднять себе самооценку, которая при ее гордыне была такой низкой, что девушка скрывала свои сомнения даже от близких подруг. "Привлекательной посчитал.-ухмыльнулась про себя она.-Вот мужичье пошло, глупое, голодное, разнесчастное. Совсем в девушках не разбираются. Или это внезапный гон?" На прошлой неделе одна из одноклассниц вышла замуж, хотя ничего из себя не представляла ни умом ни лицом. Зато жених еще как представлял. Полкласса- девочки- шипели от зависти и давились слюной. Анни усмехалась, высокомерно и презрительно посматривая на счастливицу, делая вид что совсем не понимает ни женскую подлость, ни мужскую слепоту.
Эльм включил радио. Кто-то тошнотворно пел о разбитом сердце и выброшенной жизни. Выключил, сморщившись.
-Спасибо.-сказала Анни.
-А?
-Ненавижу ширпотреб.
-Я тоже. Никакой идеи, все о какой-то любви.
-Муть в полосочку, а не музыка.
Он засмеялся.
-Что смешного?-обиженно спросила она.
-Ничего-ничего.
-Не знаешь слова "муть"?
-Знаю. Но "чушь", например, звучит лучше.- подсказал он.
-Хрень. Мутата.-продолжила Анни.
-В общем, как гэ не обзови, гэ оно и останется.-подытожил он. Спускаться до обсценной лексики ему не хотелось. И переключил на какую-то неизвестную станцию. Но и там ничего стоящего не было: кто-то вновь рвал глотку, выводя переделанную старинную балладу: "Я хочу быть любимой тобой."
-Сволочуги.-сказала девушка и он отрубил радио совсем.
-Это какая-то навязчивая идея в последнее время.
-Это когда весной гормоны в подчерепную полость лупят.-хихикнув сообщила Анни. Она затолкала в рот солидный пласт жвачки, от которой незнакомец безмолвно отказался.
-Или кровь отливает от мозга не туда. Но это же просто чушь, если разобраться. Сейчас ведь не весна.
-Ага. А во всем виноват, знаешь кто?
-Кто?
-Он.-с загадочным видом прошептала Анни, указывая назад. Как будто в машине был кто-то, кто мог их услышать.
-Кто? Механический полицейский?- удивился Эльм.
-Не-ет. Тот мухомор, плешь злостная. Бывший мэр. Угу.- и надула огромный пузырь.
-Кто тебе такую чушь сказал?
-Все знают. Это ж по его хотелочке в городе дома терпимости находятся. Ему ж денежку отстегивали.
Он смолчал, не собираясь поддерживать эту тему. Все что девушка говорила, было правдой. Бывшего мэра додержали в городе уже так, из жалости, чтобы с позором не выгонять раньше осени. Анмир вспомнил, как уводили его длинными коридорами Центра изучения головного мозга, куда он был принудительно госпитализирован в связи с распространившимися слухами о его болезни, и где был арестован по приказанию совета четырнадцати. Анмир увидел упирающегося высокого старика, одержимого преступной любовью к юноше- странной, загадочной болезнью, а по мнению Анмира, так просто редкостной мерзости извращением. Эльм даже не смеялся от радости- старик был просто нездоров. Его следовало бы не везти под конвоем к правителям семи краев, а уничтожить как биологическую ошибку. Но кто бы послушался молодого советника? Бывший мэр искал глазами того, кто мог бы ему помочь. Солдаты пихали его в спину, перебрасываясь шуточками, коих не позволили бы себе, будь Салливан мэром. Над развенчанным королем глумились грязно и безжалостно. Встретившись случайно со взглядом Анмира, он побледнел- те кто не были знакомы с Эльмом близко, порою чувствовали его властолюбивую и бескомпромиссную природу. Разумеется тогда лишь, когда этот задумчиво-печальный, почти архангельской внешности парень не был погружен в свои разработки. Отвернувшись презрительно от павшего, Эльм ощутил что наступает время, когда выскользнувший из ослабевшей руки меч необходимо поднять. И сделать это как можно скорее. Или потом кто-нибудь более хитрый и менее ленивый, чем этот бородатый развратник, сделает из Маноры вотчину. Вечером того же дня Анмир написал дружеское письмо с ничего не значащими сочувствиями и разостлал родным Салливана и кое-кому из советников, находившихся с помешанным в приятельских отношениях.
-Согласись, что идея хороша.- пробормотал он, переключая скорость. Девушка углубилась в какие-то странные рассуждения, в которых порицала уличную любовь и расчет в частности.
-Впринципе любовь не может стоить больше идеи. Если два человека, разумеется равноценно умных, не имеют общей цели, общего пути или мысли их враждебны, им никогда не быть вместе.- сказала Анни.
-Но ведь один может убедить другого.
-Убеждай. Но лично я, например, ради мыслей могу пожертвовать самым дорогим.- заявила Анни.
-Тебе нечем и незачем жертвовать.-сказал он.
-А если я полюблю того, с кем мне нельзя будет жениться?-спросила она. Это была смелая мысль. Уже три года как никто не женился, не получив на то разрешение в Центре изучения наследственных болезней. Те, кому жениться не разрешили, жили так.
-Я не знаю, что это за слово такое, любовь, но по моему скромному мнению, это что-то сказочное и старое, никогда не существовавшее или изжившее себя за ненадобностью.- сказал он, опять вспомнив трясущегося в крепких солдатских руках Салливана. Как омерзительно выглядел потерявший уважение старик!
-Ты глуп как дикари!- заявила Анни.-Чем ты вообще занимаешься с такими идеями в голове?
Он поморщился, но решил не реагировать на грубость- девчонка совсем, что с нее взять?
-Да так, имплантантами занимаюсь.- сказал он. Это было частью правды.
-Доктор что ль?
-Именно.
-Неплохое занятие.- смягчившись сказала Анни.-Все же лучше, чем управляющий завода синтетических колбасок.
Он фыркнул, развеселившись сравнению.
-А ты гуляла с управляющим завода синтетических колбас?- спросил он.
-Ни в жисть! Он толстенький- у него пузо до колена и изо рта воняет гнилыми зубами. Такие опята внизу торчат. А сверху искусственные, блестящие.-рассказала Анни.-И он всех молодых девок за ляжки щиплет. Он к нам в школу приходил, вооть.- объясняла она.-Рассказывал, чего-то рассказывал, пытался найти себе...- и она смущенно фыркнула.-Извини, это страшная пошлость.
-Продолжай, это интересно.
-Угу. Страшный хрыч. Абсолютно неприятный. Говорил, что вербует к нему на фабрику работать, тех кому после школы делать нечего, а сам глазами по нам елозил, сволочундра. Я вообще старых боюсь и ненавижу.
-И меня?
-Не-е. Ты не такой старый, чтоб тебя бояться. Но ты конечно не мой ровесник.
-Благодарю.- сдержанно рассмеялся Эльм.
Дул ветер. Шуршал гравием, сбивал шапки с прохожих. Осень не желала быть продолжением лета. Полил какой-то вымороченный дождь. Аэрокар ехал по усеянным мусором, выстланным брусчаткой узким улицам. Улицы те ощерились страшными домами с острыми крышами, укрытыми старинной жестью, длинными шпилями и пальцами башенок, в которых верно еще жил домовой дух. Улицы обхватили половину неба. Дома то обступали их, то открывались вдруг, где-нибудь, в неведомом идущему, непредсказуемом месте, или появлялся крошечный переулок, который вполне мог оканчиваться тупиком. Анни знала все секреты Маноры. И сердце ее вздрагивало, когда аэрокар, сигналя суетливым цветным пешеходам, выбирался на ровные части дороги. Они не висели в воздухе из-за ограничительных знаков. В сердцевине Маноры еще сохранились останки старого города и это не могло не радовать ее. Его же напротив раздражала такая, как он пару раз сказал, неухоженность. К своему удивлению Анни открыла для себя второй выезд за пределы города. Там не было никаких пропускных пунктов, ни одного постового. Это был просто обрывок дороги, начинавшийся где-то в начале района Герии и выходивший на непомеченную на три километра вперед трассу. Фактически вникуда. Анни испугалась поначалу- о похищениях всегда было много слухов- но переведя взгляд на спокойного, даже чем-то довольного спутника отбросила эти мысли. Он был совсем не похож на маньяка, на психопата или торговца чем-то недозволенным. Вряд ли кто-то из бандитов обнаглел бы до такой степени, чтоб ездить по улицам Маноры на дорогом аэрокаре, причем исключительно по освещеным дорогам, а не в полуметре над землей, как обычные люди и при этом с трехзначными номерами. Такие номера нечасто встретишь. И просто так их не добудешь. Дорога была свободной и он прибавил скорости. Анни с удивлением оглядывалась- Манора позади казалась огромной, изогнувшейся змеей, сползающей с холма, змеей чье темное тело было усеяно оранжевыми пятнышками огоньков. Из дома город напоминал ей чудовище, что уставилось на нее и еще на сотни таких же незначительных человечишек, словно выискивая себе поживу. Жертвы Маноре приносились каждый день- автобусные линии были зоной повышенной опасности. Простых автобусов осталось мало. Модернизированные, они порой развивали такую скорость, что не успевали притормозить и врезались в остановки. Поэтому в центре, где казалось уж ничего не может случиться из-за обилия ночного освещения, роботов-инспекторов и дорожных знаков, не составляло труда "поймать" задницей аэрокар какого-нибудь пьянчуги. Штрафы были огромны, лишения прав и тюремные сроки не отбивали у лихих водил желания "прокатиться с огоньком", сбив при этом точно кегли парочку зазевавшихся мирных пешеходов.
"Нет, что-то с ним не то. И улыбается как-то чудно, не по-козлиному. Уж лучше б козел оказался, а не непоняток. И не дебильный совершенно, одно слово- доктор." Врачей Анни боялась- считала их какой-то особенной, циничной и жутковатой породой. Она не понимала, что же толкает их копаться каждый день в крови, гное, внутренностях, выдранных зубах и прочих неаппетитных вещах. Если б заработок, то это объяснимо- некоторые зарабатывают больше чем управляющий завода синтетических колбасок. Но когда они, умные, непробиваемые и сильные люди в белых, каких-то пугающе-стерильных одеждах говорят о призвании, стремлении и прочих высоких материях, тут уж совсем туши свет.
-Мы куда направляемся?-спросила она, стараясь не выдать волнения. Но голос дрогнул.
-Погулять на свежем воздухе. Не бойся.- он положил руку ей на макушку.
-Я и не боюсь. Просто место незнакомое. И глухое.
-Ага. Безлюдное. Расслабься. Я тебя насиловать не планирую.
-Спасибо на добром слове.
-По крайней мере сегодня.-и засмеялся как после хорошей шутки.
Анни вздохнула, рассматривая пейзаж. Здесь она не была. Остановился около какого-то реденького лесочка. И вышел. "Наше Мрачество!"- фыркнула она, выбираясь следом. Он беззвучно смотрел, как солнце соскочило с верхушек елей и стали они черными. Желто-рыжее, припекающее светило повисло в средних ветках точно немытый фонарь, обжигая вечерней тоскою. Был седьмой час пополудни. Теплая меланхолия охватила сердце Анни. Она не знала, чувствует ли он то же самое, но ей было приятно так стоять рядом с ним, плечо к плечу, смотря вместе на гаснущее солнце.
-Красиво.- проговорил он вдруг, поворачиваясь к ней.
-Верно.- согласилась Анни.-Гораздо лучше Маноры. Ты видишь то же, что и я вижу?
-Да. Потому-то привез сюда.
Анни спрятала ехидную ухмылку и сказала:
-Редкий парень вывезет девушку погулять на природу. Скорей он будет лапать ее где придется. Значит ты, несмотря на ортодоксальные взгляды, из того потрясающего вымирающего рода зацикленных на сказочных историях неудачников.
Он поморщился, точно крысу дохлую увидел.
-Интересные типы тебя потаскали.- сказал он, точно выплевывая слова.-И сколько их было в твоей жизни? Пять? Или восемь?
-Да как ты смеешь!- вспыхнула она.
-Полегче. Я не позволяю подшучивать над собой.
-А ты полагаешь, я должна позволить думать обо мне как о шлюхе?- возмутилась она.
-Ты не знаешь, что о тебе может думать другой человек, во-первых. И во-вторых, почему действительно не попробовать себя на этом древнем поприще?- он был рассержен и не собирался останавливаться. Что ж, если она думает хамить, он ей этого не спустит, каков бы ни был в этом деле его шкурный интерес.
-Чтоб тебя бог наказал! Говорить обо мне такое! Как будто я...я..- и не выдержав она расплакалась. Он опешил от такого поворота событий и мягко похлопал ее по плечу. От прикосновения к ней вся его злость прошла.
-Нет. Ничего.-сказала Анни, отстраняясь.-Ничего-ничего, это так. Бывает.
-Кто ж ты такая?- вкрадчиво спросил он.
-Во-от, с этого и надо было начинать.- вытирая ладошкой глаза проговорила она.
-Бедная перепуганная душа.-сказал он, прижав ее к себе.-Прости меня. Хорошо?
Она не вырвалась. Не пошевелилась. Не произнесла ни слова.
-Простила уже.-сказала девушка по истечении нескольких минут. Потом подняла глаза в небо и стала любоваться уходящим солнцем. Небо было светло-лиловое, алый огонь пронзал гряды пышных облаков, а за горизонтом багровело дневное светило, разливаясь слепящим горьким золотом.
-Древние египтяне верили, что бог солнца путешествует по небосводу в лодочке, а вечером уходит в подземное царство.
-Он там сражается с каким-то недобрым типом.-вспомнил Эльм.-И каждый час стража солнца сменяется.
Анни улыбнулась.
-По законам жанра я должна тебя поцеловать. Но поскольку я девушка приличная, целовать тебя будет ветер.-и легко высвободившись пошла вперед, туда где угасали дымные лучи солнца. Он легко обогнал ее и встал спиною к закату. Опалив его черную одежду, позолотив алым белокурые волосы, солнце точно вычертило его наново.
-Стоп.- сказал он и преградил ей путь рукою. Он казался грозным архангелом, охраняющим невидимые врата Эдемского сада. Анни протянула к нему свою руку и чересчур быстро отдернула. Его левая рука была сухой и неестественно прохладной.
-Прости.- стыдясь своих вылетевших слов сказала Анни.
-Да что уж.
-Прости, правда. Это был ожог, да?
-Типа того. Ладно, пойдем?
-Пешком?- удивилась Анни.
-Да, неплохо и ноги размять. А ты, верно, быстро привыкаешь к хорошему?
Анни пробурчала что-то неразборчивое. Слова его показались ей обидными. И вовсе она не такая!
Он шел впереди, шагал быстро. Анни едва поспевала за ним. Вдруг он остановился и стал спускаться куда-то. И Анни увидела что это старая деревянная лестница, вроде тех, что еще сохранились в поселках соседнего края. Они сходили по этой лестнице высотою в добрую сотню ступенек. Анмир вел ее в самое прекрасное из мест за чертой Маноры- ровно в семистах метрах от места, где огороженные высокой бетонной стеной и колючей проволокой с пропущенным по ней током начинались его владения, расположился город в миниатюре, одна из его главных отдушин и самая дорогая причуда.
Придерживая за руку, он помогал ей спуститься. Она остановилась, пробуя разглядеть, что там прячется, в голубых огнях, точно выросших впереди. Лестница кончилась. То, что открылось ее глазам, вызвало невольный вздох. Восхищенная девушка отцепилась от его руки. Он про себя называл это вечернее местечко садом огней святого Эльма. На прямоугольной площадке длиною в двадцать шесть и шириною в тринадцать метров располагалась оросительная система и крохотные парники закаленного стекла замысловатой формы, блестящие точно горный хрусталь. Огни, подсвечивающие их, невольно слепили глаза. Девушка не отрываясь рассматривала все это великолепие, и видно было что никогда прежде не встречалось ей что-то подобное. Миниатюрные теплички над клумбами на улицах города были грубым убожеством по сравнению с этими крохотными цветочными домиками.
-Надо ж!- пробормотала она, наклоняясь над конусом высотою ей до плеча, в котором, закрыв лепестки спали гладиолусы. В соседнем- похожем на остроглавый кристалл контейнере- росли капризные карликовые розы, пробиваясь через стальные сплетения паутинок-труб. Бледно-желтые, крошечные бутоны тонули в кружеве зеленоватых листьев и тонких иголочек. Розы казались искусственными и капельки влаги на их темно-зеленых листьях сверкали бриллиантовыми осколками.
-Непростой сюрприз.- сказал он, меняя влажность в настройках на еле заметном пульте парника.
Анни кивнула, поспешила вперед, жадно разглядывая содержимое и наклоняясь над каждой маленькой теплицей. Он шел следом, довольный ее реакцией. Девушка ахнула восторженно, прижимаясь лицом к прокаленным стеклам, рассматривая цветы. Бутоны алых роз были еще закрыты и маленькая стальная трехпалая лапка методично подбирала опавшие листья с земли. Эльм положил руку на затылок Анни.
-Кто ж эту красоту сотворил-то?- оглянувшись, взволнованно проговорила она.-Ты?
Он тихо рассмеялся, удовлетворенный произведенным впечатление.
-Да ты гений. Гений и мастер.- шептала она, возращаясь к маленькому царству неведомой науки, работающей на детей природы. Крошечные лапки измеряли температуру и влажность земли, иногда подавая сигнал и леечки, закрепленные под потолком, поворачивались в нужную сторону и орошали выбранный участок. Некоторые теплицы могли вращаться и наружное освещение, проходя через отполированное до звездного сияния стекло, окрашивало бледные розы в причудливые цвета- от нежно-розового до салатового. Почти все цветы были белыми. И чего тут только не увидела Анни. Ее искушенный глаз опознал карликовые лилии, и даже миниатюрное цветущее деревце черемухи под ромбовидным колпачком. Очевидно температура там была выше чем на открытом воздухе. Они сели на скамеечку.
-Кем будешь-то, школьница?
-Кем-то. Главное- человеком.- сказала Анни. Взгляд ее был странен- она блуждала где-то в слабо светящихся стеклянных колпачках, в ореолах синего света, в неглубоких лужах и разноцветных камнях, выложенных по краю неприкрытой жирной земли.
-Все вокруг люди.- сказал он и вернул ее сюда.
-Ах, нет, это не люди совсем. Это жертвы селекции.-отозвалась она.
-А ты видимо нет?
-Не знаю. Думаю, нет. Хотелось бы чтоб нет.-менее уверенно сказала она.
-И что будешь делать, человек?
-Все равно. Петь, танцевать, пить, резать вены, нюхать серый порошок. Просто выхода нет.- с горечью сказала Анни.
-Откуда?- удивился он. Столько боли и отчаяния было в ее голосе. Такого прежде он не встречал ни у кого, разве у тех сумасшедших, что иногда привозили в центр, у тех безумных бунтовщиков, что обитали где-то за городом, никому не хотели добра и пытались сопротивляться действующим законам.
-Откуда?- продолжала она.-Хочется спросить, откуда ты такой свалился? Ты газеты читаешь? А передачи смотришь? Селекция, улучшение видов, евгеника, отбор- везде одно и то же. Долбанное правительство. Нам промывают мозги, пытаются научить чему-то противоестественному и псевдоверному. А в природе все хаотично, непредсказуемо и честно. Природа сама правит и создает, а они, люди, пытаются ставить себя выше ее. Забывая что природа это и бог, и мать, и особенно высшая совесть. Неужели никто кроме меня этого просто не может или не хочет понимать? А что тут сложно, скажи мне?
-Ого как!- изумился он.-А ты б лучше этот вопрос решила?
-Какой вопрос?
-Люди болеют, человечество умирает. Необходимо сохранение вида.- отчеканил он.
-А как же законы эволюции? Выживает сильнейший.- возразила Анни.-Если природа так решила, значит вместо людей она создаст кого-то более сильного и разумного.
-Это такую белиберду в твоей школе преподают?- поинтересовался он.
-Это надо книги читать.- ответила Анни.
-Откуда у тебя такие книги взялись?
-Были, теперь нет. Но я все заучила.- поспешно сказала она.
Она сидела на оградке и качала ногами. Правую положила на левую. Он хотел было сказать ей, что так сидеть нельзя- портится позвоночник, но поглядев подольше на ноги решил не вступать в бессмысленные пререкания. И вновь мужчина в нем перевесил ученого.
-Мы так и не познакомились.-вспомнил он.
-Это ничего. Бывает и хуже. Свяжут себя узами законного ****ства именуемого браком и живут годами, а все равно познакомиться не успели. Меня вообще Анни зовут. Анни Реос. Я особенная.
-Меня Эльм.-с удивлением промолвил он.
***
Место второй встречи он выбрал наугад. Им оказался городской парк. Был шестой час пополудни и довольно безлюдно. Анни это нравилось. Они сперва молча бродили по выложенным битым желтым камнем дорожкам, потом ей приспичило во что бы то ни стало посмотреть на золотых рыбок в фонтане- грандиозном уродливом сооружении, украшенном фигурами голых до пупа мужиков с хвостами селедок, присобаченных кое-как по краям круглой мраморной чаши. Эльм поморщился, глядя на эту рухлядь- бронза позеленела, а на трезубцы в руках этих мифических королей неизвестный шутник повесил рваные пакеты. Статуи были вытащены явно из какого-то прикрытого властями музея-пылесборника. Очевидно Салливан разрешил манорцам и эту глупость- фонтан в центральном парке. Не найдя рыбок, девушка огорчилась.
-Выловили на зиму смотрители.- объяснил Эльм. Куда на самом деле делись рыбы, он не знал. Ему было глубоко наплевать на рыбок, фонтаны и прочую детскую чушь. Единственное что его в этот трагический для романтика-Анни момент интересовало, так это ее бедра. Он рассчитывал сегодня же свернуть охотничью кампанию и довести дело до финала. Слишком много было у них несовпадений во взглядах. Что конечно же нисколько не помешает в постели. Размышляя подобным образом, прикидывая какие же дальнейшие действия и слова скорее приведут его к желаемому результату, охотник-Эльм был несказанно удивлен, когда добыча-Анни вдруг ускользнула у него из-под носа, оказавшись в безопасной для нее досягаемости. Он чертыхнулся, но лицо удержал. Девушка влезла в фонтан и пробежав по темно-зеленой и серой от грязи и склизких водорослей воде, уселась на хвостовом плавнике рыбьего короля.
-Вот бы мне снова ребенком стать!- крикнула она и высунула кончик языка.-Детей любишь?
-Я детей не люблю.- сказал он. Перегнувшись через оградку и болтая правой рукой в мутной лужице, что совсем недавно была огромной, рассматривая свое отражение, Эльм понял- все оказалось куда труднее. Отражение грустно улыбнулось ему из замыленных водорослей.
-Значит ты злой.- подытожила Анни.
-Нет, совсем нет. Просто не понимаю их.
-Моя тетя говорит, что все их любят, когда они свои.
-У меня своих нет.
-Потому что тебе запретили?- съехидничала Анни.
-Потому что детей делают не в пробирке.- поморщившись ответил Эльм.
-Ничего, наше прекрасное правительство скоро до этого дойдет. Непонятно вот только, зачем тогда нужны будут люди?
"Началось."- тяжко вздохнул Эльм.
-Я смотрю, ты вообще власть держащих не любишь.
-Все верно.- кивнула девушка.-Иди сюда, зануда. Тут интересно.
Что же там интересного, он знать не хотел. Минута за минутой озорная девчонка разбивала его мелкие чаяния. Он не двинулся с места. Анни одиноко сидела, обняв покрытого патиной тритона.
-Самой хочется?- подмигнул он.
-Мне?- возмутилась Анни и хорошенький носик ее сморщился.-У меня что, дел других нет? Я всегда найду чем руки занять и голову. А они- нет. В том-то и разница.
"Все страннее и страннее. Неужели такие бывают? Или это какая-то генетическая ошибка? Разум, неиспорченный предрассудками. Душа, не знающая покоя. И какие-то старые лживые книги. А тебе всего семнадцать лет. В семнадцать я получил платиновую медаль школы. И все равно, мне хотелось смеяться и танцевать."- подумал он. Не с кем было танцевать- его побаивались и считали занудой. И шутки его находили злыми. И, верно, никому и в голову не приходило, что он тоже хочет веселиться. И что его одиночество это не нормальное, а вынужденное состояние. Последняя его девушка была симпатичным, но абсолютно безмозглым созданием. Обычно ему попадались до некоторой степени умные, но хитрые и расчетливые стервы. Они лгали в глаза, думая что он должен безмерно радоваться присутствию хоть кого-то в своей непростой жизни, а худо-бедно поселившись в уголке его сердца, с молниеносной быстротой начинали обнулять счета. Этого он вынести не мог. Разочаровавшись в женщинах, он вновь погрузился в науку. Анни ему понравилась в первые же минуты- глаза добрые, серые какие-то строгие умненькие блестяшки, лесенкой стриженная темно-каштановая грива, челка закрывает брови, губы капризно поджаты. Вечная спорщица. Девушка-дождь. Но голова работает, и даже есть свое мнение. Сильная девушка. Она сказала:"Я особенная " и это была сущая правда.
-Это не мир, а большой бордель.- заявила она, растирая розовеющие от холода щеки. Анни перебежала к нему и не касаясь, словно избегая его, выбралась из фонтана. Эльм догнал ее неспеша, пока она- дитя свободы- сидела на корточках перед отапливаемой клумбой и шевелила лапкой куцые кустики декоративных цветов. По сравнению с миниатюрным садом Эльма эта клумба выглядела чересчур простой.
-Что тебе здесь не нравится? Чисто, безопасно.
-Вот-вот. Стимула нет. Многим просто ничего делать не хочется. Зачем стремиться, рассуждает средний человек, если все перед носом поставят, принесут. Недочеловеки, а не люди.
-Жестокие слова для семнадцати лет.- заметил он.
-Извини, лгать не люблю и не буду.- упрямо сказала она.
-А тебе в таком мире плохо?
-Мне никак. А вечером- страшно. Для чего я родилась? Страшно прекратить думать, страшно ложиться спать, потому что страшно проснуться все здесь же. Зачем такая вот загнанная в угол, расчерченная и предсказуемая жизнь?- и тряхнула головой. Густая грива упала на лицо- белое, нежное, с розовым пятном острого маленького носа. Это был крик ее души и не иначе. Ему вдруг представилось, как эта худенькая необычная девушка гуляет вечерними улицами, оглядываясь длинными тенями и останавливается чтобы погреться и погаснуть в неживом и желтом свечении уличных огней. Одинокая, но не отягощенная одиночеством. Это ее спасение от доминирующих идей.
Он не долго думал над ответом- все верные ответы он давным-давно знал.
-Чтобы внести свой вклад в устройство Маноры. Оглядись. Эту дорогу выложили люди. И эти деревья и цветы посадили тоже люди, твои недочеловеки. И кованые фонари- их бы уже давно заменили на современные, но жители любят красивое и правительство пошло им навстречу. Нашлись средства, отыскались образцы. Люди любят Манору и делают все для красоты. Разве тебе не стыдно?
Он коснулся белых хризантем и острые как лучики звезд лепестки защекотали живую ладонь. Цветы он любил сильно- вот что пожалуй он не хотел изменить в природе. Цветы радовали, украшали и были беззащитны. Порою ему хотелось чтоб их жизнь не была такой короткой, но этого он изменить не мог.
-Это- внешнее. Домики, цветочки, лампочки.Ты меня извини, но ты слеп.- сказала Анни, кутаясь в вечерний ветер. Он пожал плечами и не попрощался. Анни молча ушла домой- сероглазый мятежный дух прошедших столетий. Он не стал ее провожать- слишком много было возражений. Отражение Эльма в мутной воде грустно мигнуло. Он кинул камешек- по воде побежали круги, размывая его двойника.
***
Третья встреча повторилась лишь через двенадцать дней.
Анни сидела у кухонного окошка и поминутно отодвигала желтую занавеску. Она взволновалась не на шутку, когда он исчез. Прошло так много дней и вечера стали длиннее. Выходить на прогулку уже не хотелось.
-Неужели все закончилось?- она обхватила руками голову.-Разве так может быть?
Появление его на тупиковой улице, сигнал его аэрокара вызывали радостное волнение и Анни спешила на встречу с ним. Но все вдруг кончилось, неожиданно, быстро, и что-то стало мучать ее. Послеобеденное вечернее сидение затянулось. Все черно-желтые узоры стали ненавистными. А любой звук, любой гудок хоть немного похожий на ожидаемый, заставлял ее вскакивать и отодвигать занавеску. Или опрометью нестись вниз по лестнице, с чердачной комнаты в которой Анни очень любила мечтать, и смотреть в кухонное окно. Ей так хотелось встретиться с ним снова. Наконец она сняла трубку и набрала привычный номер. Подруга на том конце приветственно прощебетала что-то, готовясь слушать.
-А еще он такой...такой...- со вздохом сказала Анни.-Я не знаю какой он. Я с ума съеду если он не приедет, говорю тебе. Он какой-то не такой, не как все эти козлы, точно тебе говорю. Мне нужно его увидеть. Это как потребность в кислороде. Я хожу по улицам и высматриваю его с каждого угла. А его нет. И я даже не знаю, где мне его искать. Я, верно, рехнулась. Пускай рехнулась. И за каждым черным мало-мальски похожим аэрокаром плетусь, рассматривая номера. А недавно меня обогнал парень. Очень похожий со спины. Я не ждала этого совсем, шла из магазина в своих мыслях, а он вышел из-за угла. Я, представляешь какая, вот история, глупее не придумаешь. Я его обежала- не он. Ну хоть тресни, не он! Я едва не заплакала с досады. Парень мне стал что-то говорить утешительное, а я ушла поскорей. Потом пришла домой и прорыдала весь вечер. Спятила ли я? Скорей бы, скорей бы его увидеть. А увижу ли? А вдруг нет? Мне просто необходимо его увидеть. Это радостно, так, точно кто-то бьется в твоей груди, когда видишь что-то похожее. И страшно, вдруг не увижу больше никогда. Скажи, я верно с ума сошла?
Анмир погрузился в опыты, стремясь улучшить эффективность новой вакцины. Да и забыть эту странную девушку. Их непохожесть огорчала его- он надеялся что обретет в ее лице хотя бы приятельницу, но и этим чаяниям, казалось, не суждено сбыться. Она была так непосредственная, мила и раскованна, что не могла спрятать камня за пазухой. И как она улыбалась, ему нравилось не меньше ее ног.
Вспоминая ноги, он перепутал седьмую и девятую колбы и влил что-то в шестнадцатую. Что-то вспыхнуло и зашипело, остывая. И только новая реакция вывела его из блаженной задумчивости. Предполагаемая бледно-алая жидкость была отчего-то ядовито-синей и пузырилась. Он обратил рассеянный взгляд на электронные индикаторы и поняв свою рассеянную ошибку, громко проклял тот час, когда он решил доделать это безнадежное снадобье. Слив в раковину четыре никуда не пригодных вонючих как болото раствора, Эльм рассовал все по шкафам и вышел из лаборатории, забыв даже полюбоваться новым в его коллекции ногтекожим уродцем человеческого плода, что купил по каталогу. На третьем, жилом этаже своего дома, он отыскал робота-секретаря, проржавевшего и полупарализованного неделю назад после встречи с кастрюлей горячего супа. Несчастное творение Эльма пало жертвой зависти механического эконома, утверждавшего что ни в чем не повинный собрат его таскает из кладовки бесценные чашечки в виде бутонов пиона из старинного алого стекла. Доказательств подлому обирательству Эльм не нашел, да и не рвался, а вот устроить еще одну взбучку грустно ездящему взад-вперед с кастрюлей киселя эконому он не смог из-за никак не желающих выходить из головы ног той девушки. Поковырявшись во внутренностях ахающего и охающего секретаря, конструктор тщательно запер дверь в кабинет- чтобы ревнивый эконом, скучающий от недостатка хозяйского внимания не растащил соперника на болты. Все валилось из рук и было бессмысленно говорить себе: "Работай. Ничего это дело не стоит." Эльм плюнул, бросил все к чертовой матери, спустился в нижнюю гостиную, зажег два стилизованных под старину светильника, а не семь как обычно, побродил кругами, наступая ровно в белые бутоны на безобразном ковре. Ничего в голову не шло, кроме этой девчонки, черт бы ее драл, такую скверно умную и ногастую. Хотелось уйти. Не просто умчаться из дома, а убежать в город. "Катись оно все к такой матери!" Взял куртку и вышел вон. Пробежал весь двор под недоуменным взглядом начальника охраны- прежде хозяин никогда не бегал, он лишь быстро ходил.
-Вы же в подземный гараж переставили.-напомнил тот.
-Ах да. Спасибо.- и опрометью бросился за шлагбаум. Вот подземная лестница. Девять ступеней. Ощупью, забыв включить свет, нашел дверцу. Эльм приложил кольцо к замку. Замок пикнул, открываясь. Эльм скользнул внутрь, завел мотор. "Я спятил? Ах, все верно. Я не в себе. Болен чем-то. И почему-то мучительно счастлив. Нужно увидеть ее снова. Понять в чем тут дело." Щелкнули, открываясь, ворота. Под землей, что занимала усадьба, находился подземный тоннель, ведущий на трассу в город. Эльм почти не пользовался им. Семьдесят секунд в кромешной тьме, свет впереди и вновь свет. Уже вечер, солнце угасло и небо затянуло фиолетовой темнотой. И только столбы разметки с фонарями освещают путь. Владения уже позади. Эльм посмотрел на себя в зеркало и чуть не расхохотался. Зрелище было просто ужасным- запавшие лихорадочно горящие глаза, пуговицы кое-как застегнуты через одну, идиотская улыбка на лице. Нечего сказать, красота неописуемая. И в таком виде он бегал по двору. Неудивительно, если среди этой безмозглой обслуги опять начнутся какие-нибудь шуточки. Надо ж такому случиться.
Вот и город. Громадная земля, что скоро будет в его подчинении. И эти милые полуголовые людятки, что будут сначала восхищаться им, выпевать дифирамбы и по собачьи заглядывать в глаза, а потом ворошить его грязное белье. Выискивая на чем бы обточить раздвоенные языки, они выучат его имя как Отче Наш, или как некий извращенный символ власти. Они пропустят общие сведения о нем через мясорубку своих испорченных недоумов и приукрасив для интереса какой-нибудь особенно грязной гадостью, начнут рассказывать друг другу как достоверную правду. Вот чем отличаются людишки от него. И от этой прямодушной девушки. Необъяснимым чутьем он понял, что она не из их породы. А через год ровно, когда закочится его успешное правление, совету ничего не останется как продлить срок- он уже сделает Маноре столько хорошего, что можно будет не задумываться и делать в грядущем все что заблагорассудится. Но это- не сейчас. Сейчас нужно вспомнить хотя бы, где она живет, эта смелая девчонка с живым умом и едва прикрытым задом.
-Какой же твой дом, маленькая волшебница?-сказал он, выискивая в бортовом компьютере карту перестроенной Маноры. Адреса он не знал, лишь помнил как проехать до ее домика. Какие-то придурки вклинились в сеть и отрубили электричество по всему городу, о чем так верещал час назад по видеофону Эльдж. Он, само собой, об этом и не думал- просто не слушал приятеля. Обесточенная Манора- опасное место. Сейчас здесь могло происходить что угодно.
Ехать в полной темноте, не считая собственных огней, конечно непросто. Удовольствие сомнительно- ползти по правилам, рискуя при этом столкнуться с чьим-то наземным брюхоходом. Последний раз такое приключилось прошлой осенью. Придурок всего лишь притормозил об его старенький аэрокар. Ничего особенного не стряслось, только краску ободрал. Эльм зарекся ездить в Манору на собственном аэрокаре и сам же слово нарушил.
Фонари здесь все же горели, хоть и два только- угловой, на перекрестке и чей-то у окна. А в распахнутом окне, за откинутой блескучей занавеской торчал омерзительно длинный любопытный нос . Нос видимо нагревался над желтой свечкой и был до страшного похож на сучок. И Анмиру захотелось подойти поближе и открутить этот сучок совсем. Ненавидел любопытных.
Миновав четыре перекрестка, вспомнив злым словом мифического бога в необъятных небесах, бывшего педераста-мэра не позаботившегося о разделенной сети освещения и тех неведомых остолопов, коим показалось смешным рубить электричество в разгар осеннего выходного вечера, Эльм понял что так ездить бессмысленно. "Сколько же мне еще плутать по Маноре? Я окажусь там если не ранним утром, то поздно ночью, когда нормальные люди не выходят из теплых домов." Он поглядел на часы- было одиннадцать минут восьмого. Термометр показывал десять по Цельсию. "А ты нормальный? Плутаешь по обесточенному городу, следуя неясному зову подлой человечьей природы. В этот час нужно сидеть дома и подсчитывать убытки, нанесенные этими профанами от науки государственным лабораториям, дабы не пришлось делать невинные глаза и изображать непроходимо тупого перед этим Нарамином, у которого в черепной коробке находится лишь калькулятор. Стыдись."
-Пойти что ль девочку снять?-задумчиво проговорил он и рассеянно задел рукавом запасные кнопки на панели управления. Включились третьи и четвертые фары- серебристо-белые. Отчего-то вдруг завыла сирена на обесточенном электронном постовом. Именно это спасло того, кто решил перебежать дорогу по выключенному светофору. Кто-то выбежал ему настречу и встал как вкопанный, услышав рев сирены. Анмир едва успел остановиться.
-Эльм!-раздалось вдруг неподалеку.
Он вздохнул, быстро убирая руку дабы не нажать от волнения что-нибудь еще ненужное.
-Анни, а знаешь ли ты, что я тебя чуть не убил?- сказал он, не видя ее, но по-привычке открывая дверь. Датчики мигом показали сорок девять килограммов. Теплое тело прижалось к его боку.
-Тебе чего дома не сидится?
-Дома? А что я там забыла, дома?- взволнованно, в голосе радость и удивление.-Печеньки кончились.-и потерла кончик носа.
-А купила сигареты.-усмехнулся он, отбирая пачку.-Сейчас я тебя верну.
-Неа, я все равно уйду. Из дома.
-С теткой что ли поссорилась?
-Неа. Просто не пойду туда и все тут.
-Хочешь куда-нибудь?
-Все равно куда.-она выудила у него сигареты и спрятала во внутренний карман курточки.
-А я вчера контрольную провалила.-довольно сообщила Анни.
-Что так?- нахмурился Эльм. Провалить контрольную для него было что-то из ряда вон. Школьную программу на этот год он знал хорошо. У знакомых, в семье советника Раэлиса, подрастали пронырливые парнишки. Неизменно обнимая его при встрече, ребята упрашивали Анмира проверить решенные задания- оба мечтали стать химиками. Поддавшись их льстивым речам, Эльм сдавался, даже кое-что объяснял.
-Я ж троечница. Зашла, отсидела и ушла. К выпускным экзаменам и так нарисуют- не держать же им меня вечно в своей дурацкой школе?
Бывший отличник усмехнулся. Железная логика.
-Ну да, на черта тебе вообще эта школа сдалась. Ты ж исключительная. -и выразительно посмотрел на ноги. Юбка на ней была еще короче, чем в прошлую встречу. Анни не сконфузилась.