ЦЕНА ДЕНЕГ

    Может, я и прошел бы мимо того старика в старом болониевом плаще, в резиновых сапогах и панаме неопределенного цвета, который смачно обсасывал стаканчик сливочного мороженого, но то, что он громко рассказывал двум похожим на него собеседникам, меня весьма заинтересовало. Дело было этим летом на Московском вокзале Петербурга. Я сделал вид, что тоже решил купить что-нибудь в ларьке, но не мороженое, а минеральную воду. В старике было что-то до боли знакомое: то ли в манере разговора, то ли жесты - он эмоционально иллюстрировал каждое слово, да так, что его слушателям приходилось буквально отскакивать от стаканчика с мороженым. Было ясно, что я и раньше не раз видел его где-то, но по лицу было трудно судить - возраст, скорее всего, сильно его изменил. Но в тот момент, когда старик произнес кодовое слово "Таллинн", я вспомнил - это был Эйно...

* * *

- В большинстве своём люди, это мелочные и ничтожные существа, - Ораторствовал Эйно - они никогда не ценят добро. Вернее, ценят, но только тогда, когда это добро - якобы добро - творят они сами! Да, да и не удивляйтесь! Хотя, в молодости я сам таким был - что греха таить? Вот я вам сейчас даже докажу свою правоту - вспомните, что было лет двадцать назад. Помните восьмидесятый?

И тут я подавился водой - еще бы! Как было не помнить? Хорошо, что Эйно не обратил на меня внимания, настолько он был занят доказательствами...

    Эйно Иванович ворвался в кабинет начальника экспедиции подобно тайфуну. Отчаянно жестикулируя конечностями, он от волнения путал слова на русском и эстонском. Начальник, а это был высоченный мужик по фамилии Пятницкий, даже привстал от удивления:
- В чем, собственно, дело, товарищ?
- Да вот тут ваши бюрократы придираются, орут, что я тунеядец! А я художник! Вы это понимаете? Ху-дож-ник!
- Да вы присядьте, товарищ, расскажите все по порядку.

Эйно присел и стал сбивчиво рассказывать.

* * *

    Тем жарким олимпийским летом восьмидесятого года, Эйно - свободный художник из Таллинна - решил спасти мир. После голодной прошедшей зимы он окончательно и бесповоротно уверился в мысли, что как художника его уже давно никто из таллиннской богемы не воспринимает, что было само собой разумеющимся - на это Эйно не обижался. Да и какого гения признают при жизни? Разве только Эйнштейна, а Эйно был эстонцем. Почти эстонцем - его отец по паспорту и матери считался русским, но в душе таковым не являлся. А дело-то как раз было в национальной идее. Следующая холодная эстонская зима грозила выкорчевать напрочь все высокое искусство в маленькой республике - художники, как известно, это люди с несгибаемой волей творить во благо человеческому роду, но при всей силе профессионального духа, они подвержены не менее профессиональным хворям. В силу особенностей выбранного жизненного пути, художники к определенному возрасту получают в награду ряд тяжких недугов, как то: артрит и подагра. И вот, в рамках программы по спасению элитного фонда, Эйно Иванович решил растоптать собственные амбиции и слегка сменить амплуа. Узнав от знакомого из Ленинграда, что в картографический отряд одной из геологических экспедиций требуется камеральный работник для выезда в поле, он приехал в Ленинград. Стоит отметить, что к этому делу, Эйно готовился тайно. Спасение эстонских художников должно было произойти внезапно и молниеносно. Сама гениальная идея спасения пришла ему в голову после просмотра телепередачи "В мире животных", из которой догадливый Эйно Иванович выцепил фундаментальную мысль: "Все гениальное - просто!". А оно и действительно было просто: для лечения и избавления то артрита необходимо сало барсука - об этом в телепередаче вскользь упомянул ведущий Н.Н.Дроздов, который был хорошим ведущим, но отнюдь не гениальным - всей глубины мысли Спасения он так и не осознал, что весьма обрадовало Эйно.

    Весь май месяц Эйно Иванович готовился. Через подставных лиц, тоже художников, он одолжил старинный, ржавый двуствольный "манлихер", с десятью патронами и болотные сапоги. Целых две недели он провел в публичной библиотеке, читая у русских классиков про охоту на барсука. Помимо ружья и сапог, обязательным условием охоты на барсука была охотничья собака типа таксы - это была проблема, поскольку ни у одного из знакомых таксы не было. Но Эйно, одержимый своей гениальностью, решился поступиться принципами и в один солнечный день отвязал замеченную собаку, похожую, на его взгляд, на таксу, около хлебного магазина. Эйно был честным и порядочным человеком, но этот поступок он воспринял, как вынужденную неизбежность, помня, что цель оправдывает средства, а цель была такая высокая и благородная, что кража собаки по сравнению с ней казалась даже не детской шалостью с отбиранием любимого совочка в песочнице, а невинным плевком с балкона на прохожего.

    Собрав все необходимое оборудование, Эйно с трудом одолжил денег, купил билет на поезд и приехал в Ленинград в начале июня. Собаку с вооружением, он оставил у знакомого поэта на квартире и поехал устраиваться на работу. Тут-то и случилась первая неприятность - последним местом работы значилась должность дворника, да и то после этого прошло пять лет. По всем понятиям выходило, что Эйно прошедшие годы благополучно тунеядствовал. Отдел кадров был неприступен. Оставалась единственная надежда на прямое распоряжение самого главного - начальника экспедиции.

    Разговор с начальником Пятницким длился несколько часов - если бы не природная эстонская настойчивость и воля к победе, то не известно еще, как бы в последующие десятилетия развивалась вся мировая история, но об этом позже. Скорее всего, товарищ Пятницкий обладал недюжинным даром предвидения и, в конечном счете, его имя когда-нибудь занесут в число национальных героев Эстонии. Эйно взяли на сезонную работу.

    Оформившись с победоносным видом в отделе кадров, Эйно получил подъёмные и билет на поезд до Ачинска, который уходил уже следующим утром. Чтобы оценить весь гений эстонского художника, необходимо сказать, что и само место будущих полевых работ не было случайным - тут сказывалась глубокое изучение специальной литературы в публичной библиотеке Таллинна. Из умных книг по географии и зоологии Эйно узнал, что в Красноярском крае до сих пор водятся барсуки, которые живут в норах.

    На остаток денег, занятых в Таллинне и средств, дополнительно привлеченных у ленинградского знакомого поэта, Эйно купил еды для собаки и портвейна для себя. Глядя на собравшегося героя, знакомый поэт пустил скупую мужскую слезу и перекрестил отъезжавшего. Окрыленный Эйно выглядел настолько внушительно, что у него самого дух захватывало: огромный плащ типа "палатка", болотные сапоги размером "про запас", рюкзак на плечах с разобранным ружьём и такса на веревке. И Эйно поехал на подвиг.

    Трое суток до Ачинска, где нужно было встретится с прочими участниками экспедиции и пересесть в машину для доставки на место работ, Эйно попивал портвейн и вел допросы с пристрастием попутчиков на предмет охоты на барсука. Но попутчиками в вагоне были в подавляющем большинстве люди далекие от прекрасного, поэтому Эйно большую часть пути учил собаку теоретическим основам охоты на барсука сам. А собака была внимательным и чутким учеником.

    На Ачинском вокзале Эйно встретился с тремя своими коллегами, которых вычислила наученная собака - скорее всего по запаху. Познакомились и нашли общий язык новоявленные геологи очень быстро. Эйно, уверенный, что его поймут правильно, рассказал о своих планах спасения эстонских художников, а вид разобранного "манлихера" с патронами и собакой убедил коллег в серьезности намерений.

    Через пару часов пришла обещанная машина - УАЗ-"буханка", чтобы их отвезти к месту, и они поехали. Всю дорогу Эйно Иванович рассказывал о трудном положении эстонских художников в свете предстоящей зимы. Каждое слово он иллюстрировал наглядными жестами и доказывал очередным глотком из бутылки. Эти веские аргументы действовали на троих рабочих и час за часом, вера в победу над артритом росла и росла. Через восемь часов машина остановилась перед небольшой, но быстрой речушкой - за ней стояло несколько десятков палаток. На всякий случай водитель попросил пассажиров вылезти и в случае чего подтолкнуть - речка хоть и мелкая была, но уж больно шустрая.

    УАЗ сдал назад метров на сто и рванул к броду. Когда казалось, что машина уже почти выскочила на другой берег, под одно колесо попал неудачный камень, автомобиль крутануло, повалило на бок и течением развернуло вдоль берега. Шофер, страшно ругаясь, вылез наружу. Из лагеря уже подбегал народ.

    Автомобиль вынули из реки с помощью грузовика. Но после осмотра выяснилось, что внутри не оказалось эйновского рюкзака с взятым напрокат "манлихером". Это был значительный удар судьбы, который Эйно Иванович принял слишком близко к сердцу. Он совершенно не представлял, как можно жить дальше. Чаяниями трех его новых друзей местный начальник отряда выделил литр спирта для сглаживания ситуации, но даже этот широкий жест не мог загасить пламя сожаления, бушевавшее в душе Эйно.

    Последующие три дня он пил. Пил все, что удавалось найти и выклянчить. Пил, несмотря на жару, мух и насмешки - он думал. Думал и планировал, не взирая на слова коллег о том, что в здешних местах за последние три года работ никто ни разу не встретил даже дохлого барсука. Единственным верным другом оставалась собака, которая в отличие от остальных Эйно не подкалывала.

    Прошло почти два месяца. Эйно с трудом втянулся в реальную жизнь, но по вечерам, после работы, сидя у костра, продолжал мечтать и строить планы. Но в жизни всегда и все расписано заранее, настолько заранее, что мы подчас даже и подумать боимся об этом. Эйно Иванович догадывался, что все произошедшие события и перемены в его жизни не случайны, но понял все величие судьбы только утром первого августа.

    Да, да именно ранним утром, кажется около шести, первого августа 1980 года, когда Эйно, вставший раньше всех, сидел у кухонной палатки и пил вчерашний холодный чай, послышался лай. Хлебнув из кружки, Эйно краем глаза заметил двух собак, пробегавших метрах в пятидесяти. "Собаки", подумал Эйно и уронил кружку на колени. Наблюдение было верным лишь отчасти - одной из бегущих действительно была его собака, но вторая...

    Эйно заорал так, что через секунду, разрывая брезент, изо всех палаток вывалились практически все. Никто поначалу ничего не понял, но Эйно твердой рукой указывал на преследуемого собакой барсука. Ничего не соображая, народ в чем был, в том и сорвался в погоню. Хорошо еще, что бежать надо было не очень далеко - что-то около километра вниз по реке. Барсук скрылся в норе. Тут же вычислили еще несколько входов в нору и выставили боевое охранение. На импровизированном военном совете было решено блокировать все входы и выходы барсуку, сбегать в лагерь, взять несколько ломов, загнать собаку в нору и выгнать зверя наружу. Сказано сделано. Через полчаса приготовления были закончены. Эйно лично с дубиной встал у одного из выходов. Остальные блокировались другими добровольцами с железной арматурой - шутка ли - сбылось!

    Думаю, что догадливый читатель понял, чем все закончилось. Да - бедная собачка - барсук оказался умнее и предусмотрительнее, чем охотники - в норе было не шесть, а семь выходов. А что же Эйно? Эйно уже к ужину ушел в глубокое похмелье. Это была полная катастрофа! Справедливости ради, нужно отметить, что коллеги участливо отнеслись к удару, постигшему Эстонию - к Эйно с работой никто не приставал.

    Целую неделю Эйно Иванович пил все подряд. На седьмой день, а это было воскресенье, сидя около холмика, под которым покоился прах его четвероногого друга, прихлебывая спирт из кружки, он вдруг дернулся от одной мысли...

* * *

    Через двадцать с лишним лет, на Московском вокзале, слушая его рассказ, я понял, что это была за загадочная мысль, с которой Эйно так и не поделился тогда ни с кем. Действительно, чтобы постигнуть весь его гениальный план, нужно было прожить его жизнь и выпить столько же портвейна. К концу своей речи на вокзале Эйно даже зарыдал, повествуя о собственной логике. Бедный и несчастный, никем не понятый, но великий Эйно в течение двадцати с лишним лет тащил на своей добрейшей душе клеймо истинного Иуды.

Наблюдая за тем, как он поднял, как бы произнося тост, практически съеденный вафельный стаканчик, я услышал, наконец, всю правду. Горькую и светлую одновременно.

А что бы было, если бы Эйно привез тогда в Эстонию запас барсучьего сала? Его друзья-художники обязательно бы выжили. Но что в этом плохого? А то, что те друзья были друзьями Эйно - скажи мне, кто твой друг и я скажу, кто ты. В 1991 году, когда независимое государство Эстония решила сделать собственную национальную валюту, кто бы её рисовал? Эстонские художники! Даже не просто художники, а спасённые художники - друзья Эйно, которые, используя национальную настойчивость истинных друзей Эйно, обязательно бы добились от правительства этого заказа. А вы представляете себе, что бы они нарисовали? Эйно прекрасно себе это представлял и совершил подвиг. В итоге правительство независимой молодой Эстонии разместило заказ за рубежом, где не пьют портвейн, и получило, в конечном счете, на радость людям - настоящую, качественную и красивую национальную валюту - крону.

Эйно Иванович докушал остатки вафельного стаканчика, стряхнул со стола крошки, поднял большую сумку с пола и молча, не оглядываясь, пошел по направлению к выходу из вокзала. Гений не может просто жить - гений всегда думает о людях, и, скорее всего, Эйно шел спасать очередной мир.