|
|
||
Сборник рассказов. Альтернативное настоящее - пылающее "-... Улыбался вам, а сам мечтал об этом дне, когда вас всех начнут вешать на фонарных столбах. Мечты сбываются, Максим Валентиныч. Вот ты сейчас сидишь в своей конуре, трясешься от страха. Страшно без охраны, правда? Все, кончилось ваше время..." | ||
МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ!
Наше альтернативное настоящее - полыхающее
Павел Артемьев
Сборник рассказов
Содержание:
"Письмо президенту"
"Предатель"
"Осажденные"
"Бегство"
"У поля на краю"
"Мутанты"
Послесловие. "И причем тут мечты?!"
ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ
"Дорогой Владимир Владимирович!"
Никита закусил обгрызенный колпачок ручки и задумчиво посмотрел на висевший перед ним портрет. С обшарпанной стены с легкой отеческой укоризной на него смотрел сам президент России, недавно объявленный величайшим политиком XXI века. "Неужели он по-прежнему такой молодой?" - поразился Никита, приближая бледное худенькое личико к ясноглазому лику Отца всех россиян. И тут же одернул себя за эту глупую мысль. Ведь пару недель назад сам патриарх Алексий III объявил президента носителем Божественной Сущности и наместником Бога на территории Российской Федерации. А такие люди просто не могут стариться.
Настольная лампа отбрасывала тусклый скудный свет, и в полумраке временами казалось, что Он внимательно наблюдает за ним. Никита благоговейно вздохнул, и снова склонился над пожелтевшим листом, тщательно выводя буквы аккуратным каллиграфическим почерком.
"Пишет вам Никита Фомин, ученик 6 "а" класса школы поселка Малые Чугунки Глуховского района Екатеринбургской области. Прежде всего хочу выразить огромную признательность за то что благодаря вам моя жизнь и миллионов российских школьников улучшается каждый день. За то что мы растем в великой могучей стране которую уважает весь мир и в которой для молодежи открыты все дороги".
Тут Никита оторвался от письма, прислушался к доносящемуся из спальни звуку. Тяжело больная мама спала, тихо похрапывая, и лишь изредка что-то бормотала в горячечном бреду. Мальчик поежился - в квартире было довольно холодно. Несмотря на начавшийся декабрь, отопление им еще так и не включили. А обогреватель они не включали. Пряча влажные глаза, мама как-то объяснила Никите, что обогреватель тратит много энергии, которая стоит слишком дорого. А деньги им нужны на еду. За коммунальные услуги они не платили уже полгода. И мама нередко вздыхала, что им скоро отключат свет и газ, а потом придут судебные приставы - чтобы выбросить их на улицу...
Никита потер красные от недосыпа глаза, и снова склонился над желтым в свете лампы листом.
"И я и моя мама очень рады, что нашей страной уже двадцать первый год правит такой умный, добрый, сильный и смелый человек как вы, дорогой Владимир Владимирович. Настоящий национальный лидер стомиллионного народа России. И мне очень хочется..."
Тут Никита слегка нахмурился, вспомнив, как брезгливо морщилась мама при показе вечерних новостей. Изо дня в день телевизор рассказывал, как величайший из величайших принимал очередное судьбоносное решение. "Твари они там все", - однажды пьяно проронила однажды мама, опрокинув стопку дешевой водки. Тогда Никита еще поразился: как она может называть Его "тварью"? Человека, на которого мечтают быть похожим миллионы российских школьников?
"И мне очень хочется быть похожим на вас - быть таким же сильным, умным, храбрым и справедливым. Недавно я смотрел по телевизору фильм про вас - кажется он назывался "Дрезденский герой". Там вы еще в одиночку с пистолетом в руках обороняли советское посольство от наседавших агентов Запада. И теперь после школы я хочу пойти служить в ФСБ или разведку. Чтобы, как вы, верой и правдой служить России, и охранять ее от западных шпионов..."
В животе глухо заурчало - на ужин сегодня были сухари и чай без сахара. Никита вдруг вспомнил восхитительный вкус вареной колбасы. Последний раз он ел ее около года назад - когда отец прислал им деньги на новый год. Рот непроизвольно наполнился тягучей слюной. Лишь усилием воли Никита заставил себя вернуться к письму.
"Я знаю, что для этого мне надо будет много учиться, знать иностранные языки. Только пока не знаю как выучиться английскому. На прошлой неделе наша учительница английского умерла - говорят что от голода. И сейчас у нас на всю школу осталось пять учителей вместе с директором. А денег на учебники у нас нет..."
Тут тусклая лампа погасла - свет им все-таки отключили. Мальчик принес с кухни парафиновую свечку, чиркнул спичкой. Бледное пятнышко пламени едва освещало синие строчки - но Никиту это остановить не могло.
"Каждый день я смотрю телевизор. В новостях говорят, что наша жизнь становится все лучше. ВВП (не знаю что это такое) удваивается, денег в бюджете все больше, благосостояние россиян растет. И за это люди боготворят вас, Владимир Владимирович. За то что вы подарили нам уверенность в завтрашнем дне.
И я тоже очень благодарен вам за все. Хотя мы живем не очень хорошо. Работу у нас не найти, поэтому папа два года назад уехал в Москву. Там он работал строителем, и высылал нам оттуда деньги. Полгода назад папа погиб. Мама говорит, что его забили до смерти менты - за то что он отказался заплатить им денег..."
На пожелтевший лист упала одинокая слезинка. Никита вытер мокрые глаза, и продолжил писать.
"Дорогой Владимир Владимирович! Я вас очень прошу помочь найти убийц моего папы. Я знаю что все в вашей власти. Вы летаете на истребителях, сажаете олигархов и лично командуете уничтожением террористов. Понимаю что у вас много дел государственной важности. Ведь вы днем и ночью думаете как бы сделать нашу жизнь еще лучше. Но я очень прошу вас - помогите найти и наказать тех, кто забрал моего папу. А я взамен обещаю учиться только на "4" и "5", любить Родину и брать во всем с вас пример.
Надеюсь вы все-таки ответите на мое письмо. Или хотя бы прочитаете его..."
Никита вновь смахнул набежавшую слезу, и втиснул в оставшиеся пару сантиметров листа:
"Бесконечно благодарный вам за все,
ученик 6 "а"
Никита Фомин
05.12.2020 г."
Водя свечкой над письмом, Никита перечитал его три раза - и остался доволен. Лизнул край конверта, запечатал письмо, и аккуратными большими буквами вывел адрес:
"Москва, Кремль, президенту России Путину В.В."
Довольный собой Никита сунул письмо в рюкзак - чтобы завтра кинуть его в почтовый ящик. Посмотрел на часы - было уже полтретьего ночи. Глаза мальчика слипались, по телу разливалась приятная усталость, на душе было светло. Никита чувствовал, что только что сделал большое и нужное дело. И в глубине души зрела уверенность, что на этот раз Он его услышит. И непременно поможет.
Никита поднес догорающую свечку к портрету президента, впился умоляющим взглядом в проступающее из мрака моложавое лицо.
- Помогите нам, ну пожалуйста, - прошептал он.
И в неверном бледном свете трепещущего пламени мальчику на миг почудилось, что президент тепло, почти по-отечески ему улыбнулся.No Copyright: Павел Артемьев, 2008ПРЕДАТЕЛЬ
Желтый пятак ослепительного мартовского солнца обжигал взгляд. Сергей устало снял кажущийся каменным шлем, вытер взмокревший лоб и подумал, что в такой день не жалко и умереть.
- Мочи ментов, спасай Россию! - истерично выкрикнул из толпы бритый наголо паренек в зеленой "натовской" куртке. На тощей шейке голая головенка смотрелась комично. Сергей подумал, что мог бы сломать ее одним усилием. Но сейчас ему меньше всего хотелось побоища. Он лишь хотел, чтобы толпа мирно разошлась - без дубинок и резиновых пуль.
Паренек размахнулся и швырнул камень в черно - бронированную стену из омоновцев. Стена даже не колыхнулась.
- От сука... - зло процедил стоящий рядом с Сергеем сержант Доценко по прозвищу Хохол, низкорослый и квадратный, похожий на бульдога. - Ты смотри, че творит... Стопудов нацбол. Пустили бы меня туда - я б его, падлу, научил родину любить...
Сергей мрачно посмотрел на близкую к бешенству толпу, ощетинившуюся красными флагами, плакатами и транспарантами. От нее ощутимо веяло черной бурлящей ненавистью, похожей на сокрушительный мутный поток вышедшей из берегов реки.
Сергей ощутил, как вдоль лопаток пробежала скользкая змейка пота.
- И че, думаешь, помогло бы? - лениво поинтересовался он, снова застегивая ненавистный шлем. - Полюбил бы родину?
- А мне пох... - мрачно отозвался Доценко, скаля зубы, как настоящий цепной пес. - Все ребра бы переломал, зубы ботинком в пыль стер... Из-за таких сук страна разваливается. А мне обидно. Я этих мразей одними зубами рвать готов. Если б только пустили...
- Не боись, не пустят, - усмехнулся Сергей. - Московское начальство посчитало, что мы как местные будем им сочувствовать. Потому стоим в оцеплении. А работают отмороженные "зубровцы", которым по барабану, кого и где мочить.
- Не знаю, кто из наших им сочувствует, - буркнул Хохол. - Не я точно.
Сергей снова посмотрел на затянутых в черное московских омоновцев, на висящие на плечах АКСУ. И с холодком в груди подумал, что сейчас они со злым нетерпением ждут только одного - команды. Бить, ломать, рвать, тащить. Потому что иной программы у них нет. Потому что в этом и только в этом их смысл жизни.
- Граждане, соблюдайте спокойствие, - монотонно бубнил в мегафон пузатый краснолицый полковник - зам начальника Приморского ГУВД. - Прошу всех разойтись, ваш митинг не санкционирован городской администрацией. В противном случае сотрудники ОМОНа будут вынуждены применить силу...
- А ты ОМОНом не пугай, начальник! И так пуганые! - оскалился похожий на живого скелета худолицый работяга. Сергей подумал, что с такими улыбками штрафники шли на немецкие окопы. Встречая плюющуюся свинцом смерть веселой злой улыбкой. И даже когда тугой поток пуль опрокидывал их на спины, они продолжали улыбаться - торжествующей улыбкой Победителей - в холодное стылое небо. Сергей явственно видел эту картину, когда дошедший до Берлина прадед сбивчиво, надтреснутым голосом рассказывал о своих боях с фашистами.
Страшно было просто подняться, Сереженька...
"Сука я, дед. Ментовская сука. И нет мне прощения..." - тоскливо подумал Сергей, щурясь в пронзительную синеву весеннего неба. Если б года три назад ему сказали, что он станет омоновцем - он бы рассмеялся шутнику в лицо. Но после дембеля из спецназа ВДВ ничего лучшего в родном Владивостоке для него не нашлось.
- Господа! Товарищи! - мегафон взял лысый толстяк с масляными глазами, в дорогом кашемировом пальто. - Областная администрация в курсе вашего бедственного положения. Поверьте, мы принимаем все меры, чтобы нормализовать ситуацию и создать новые рабочие места. В настоящее время ведутся переговоры с представителями бизнеса. Но нам нужен кредит доверия, товарищи! Вы должны довериться и набраться терпения...
- Терпения?! - взвизгнула немолодая женщина. Горящие ненавистью глаза поразительно контрастировали с серым безжизненным лицом. - Сколько можно терпеть?! Мои дети уже больше года терпят, падают в обмороки от голода! Вы не пробовали так потерпеть, на хлебе и воде?! Вам давно пора! В тюрьмы! Всех! И вас, и Путина вашего!
Толпа зло загудела, как встревоженный пчелиный рой. Глядя на женщину, Сергей вдруг вспомнил Марию Степановну, одинокую соседку по лестничной клетке. Волокла двоих детей, без мужа, работала уборщицей на двух работах, подметала подъезды и дворы. Деньги ей перестали платить более полугода назад. С тех пор она перебивалась подачками от сердобольных соседей. Иногда заходила и к Сергею - сухпаек милиции давали исправно. Он торопливо всучивал ей хлеб, сахар и консервы, стараясь не смотреть в ее пустые глаза, стремясь, чтобы она поскорее ушла и освободила его квартиру от шлейфа жуткой, выворачивающей душу безысходности.
- Пу-тин, у-хо-ди! Пу-тин, у-хо-ди! - начали скандировать козлобородые молодые парни в первых рядах. - Россия без путинского ига! Нам нужна другая Россия!
- Граждане, прекратите выкрикивать экстремистские лозунги... - забубнил пузатый полковник. В воздухе мелькнуло что-то черное и стремительное, полковник тут же схватился за мясистое лицо, будто ужаленный. Когда он отнял ладони, Сергей увидел вместо лица красную маску. Толпа торжествующе взревела.
"Метко кидают", - подумал Сергей, мимолетно пожалев, что сам не мог сделать такое же.
- Щас начнется мочилово... - довольно процедил Доценко. И не ошибся.
Полковник поднес к губам рацию. Высокий плечистый майор - "зубровец" махнул рукой. Черная стена мгновенно ощетинилась автоматными стволами. Толпа испуганно ахнула, колыхнулась, как стадо африканских зебр, которых застало врасплох приближение льва. Кто-то тоненько взвизгнул.
- Что за херня... - онемевшими губами прошептал Сергей, чувствуя, как его вдруг окутал могильный холод. - Они че, стрелять в них собрались?
- И поделом, - буркнул Доценко. Хоть и было видно, что ему самому не по себе от этой картины. - Покушение на жизнь на полковника милиции - это тебе не хрен собачий. Можно спокойно грохнуть уродов - и даже дела не заведут.
- Нельзя же... так... - прошептал Сергей, в глубине души надеясь, что видит дурной сон и сейчас он вот-вот проснется.
- Ты че, совсем раскис? - скривил губы Хохол, поворачивая к нему свое жесткое квадратное лицо с глазками, похожими на пистолетные дула. - Слышь, ты кончай тут эти выбрыки. А то придется тебя грохнуть, как суку и контру. Не посмотрю, что три года бок о бок...
Сергей холодно посмотрел на сослуживца сверху вниз. Доценко был почти на голову его ниже, и килограмм на десять полегче. Но в рукопашке ему равных не было, и на спаррингах Сергей опасался выходить против него. Но сейчас его захлестнула волна жгучей злобы, на топливе которой было все равно, с кем драться.
- Ну, попробуй, - с ненавистью выдохнул он сквозь плотно сжатые губы.
Хохол пригнул стриженую голову, чем стал похож на готовящегося к атаке быка. Сергей быстро отшагнул, чтобы не пропустить удар головой в подбородок...
... и тут их внимание отвлек крик. Сергей посмотрел в сторону бушевавшей толпы и увидел седого растрепанного старика со впалыми щеками, едва переставляющего ноги навстречу плотному омоновскому строю. Его седые нечесаные волосы паклей развевались на холодном мартовском ветру. Со стороны он смотрелся утлым корабликом, пытающимся протаранить гигантский авианосец. Его лицо показалось Сергею смутно знакомым.
- Вы! - высоким тонким голосом крикнул старик, поднимая палку, будто нацеливаясь на омоновцев. - В кого стрелять хотите? В свой народ? Вы что, фашисты? Мы для того немцев били, чтоб свои же, русские, в русских стреляли? Позор вам! Вы не защитники наши, вы - псы цепные! А у кого хоть грамм совести остался - пусть опустит автомат! Или стреляйте в меня!
Он подошел почти вплотную к омоновцам и попытался стукнуть палкой по нацеленному на него АКСУ. Но промахнулся.
Холодно щелкнул затвор. Дуло здоровенного "стечкина" почти касалось стариковского лба.
- Дед, иди отсюда по-хорошему, - тонкие змеиные губы высокого майора едва шевелились, но в обрушившейся на толпу звенящей тишине Сергею показалось, что он стоит рядом совсем близко.
- Сопляк, кому ты угрожаешь, - сухо рассмеялся старик. - Я в атаки ходил под минометными обстрелами, когда на земле от воронок места живого не было. Думаешь, я твоего сраного пистолетика испугаюсь?
- Как знаешь, - равнодушно сказал майор. Пистолет дернулся в его руке, эхо выстрела черной птицей разнеслось над вскрикнувшей толпой.
Сергей на пару секунд зажмурился, до ломоты в скулах стиснув зубы.
А когда открыл глаза, то увидел, как лежащий на земле старик улыбался в бирюзовое весеннее небо. Из дыры в его лбу сочилась черная жидкость.
Сергей вдруг понял, что мертвый старик был поразительно похож на его умершего прадеда.
- Сука... Какая же ты сука, майор... - прошептал он, еще не веря в самое страшное.
Он почувствовал, как его тело каменеет, превращаясь в музейную статую. Как становятся холодными и неподвижными мышцы, как волна обжигающего холода прокатывается от пяток до макушки, замораживая внутренности, как все тренированное тело становится тяжелым и непослушным, и только эхо биения сердца настойчивым метрономом отдается в мозгу.
Страшно просто подняться, Сереженька...
И тогда он рванулся вперед - чтобы доказать себе, что все еще жив, что не превратился в холодный равнодушный камень.
Туго свистнул в ушах ветер. Мир, еще недавно такой цветной и необъятный, посерел - будто из него вытравили ненужные краски, оставив только черно-белую суть. Пространство сузилось до серого коридора с колеблющимися стенками, в конце которого тускло мерцала размытая высокая фигура майора.
Он был самим ураганом, и никакая сила в этом мире не могла его удержать. Оказавшиеся на его пути омоновцы отлетали от ударов, как осенние листья под порывами безжалостного северного ветра.
Рывок, удар - и автомат "зубровца" оказался у него в руках. Повернувшись, Сергей зло улыбнулся в расширенные глаза майора. Он видел, как тот снова поднимает пистолет. Но медленно, слишком медленно, чтобы остаться в живых.
Свинцовый поток расколол голову майора, как грецкий орех. Постояв пару секунд - будто раздумывая, стоит ли падать - он рухнул на асфальт задергался в конвульсиях.
- Твою мать... - выдохнул кто-то сзади.
Все так же улыбаясь, Сергей резко развернулся, орошая свинцовым градом прозрачные забрала черных шлемов. Взмахивая руками, омоновцы падали, нелепо подламываясь, как куклы из папье-маше. Когда патроны в рожке кончились, он прыгнул к ближайшему трупу, схватил автомат, перекатился и с колена полоснул короткими очередями по черным фигурам, жалея лишь об одном - что они не разлетаются кровавыми ошметками, как в компьютерных стрелялках.
Толчок... еще толчок...
Сергей вдруг ощутил, как автомат в руках стал очень тяжелым, словно внутрь кто-то залил бетон. Держать его больше не было сил, и Сергей разжал пальцы. Вяло громыхнув, автомат упал на асфальт.
Несмотря на накатившую слабость, он встал и даже сделал пару шагов вперед, не переставая улыбаться...
Снова выстрел.... Побелевшее лицо молодого омоновца, черный зрачок наведенного дула...
А потом кто-то выключил рубильник солнца, и мир рухнул во тьму. Остался лишь длинный тоннель с круглыми стенками, в котором он плыл, блаженствуя от необыкновенной легкости в каждой частичке своего нового существа. И где-то далеко впереди струился мягкий ласковый свет, такой родной и такой знакомый, обещая полное прощение за все совершенные грехи. И еще было пьянящее, захлестывающее душу ощущение свободы - от плена уже ненужной земной оболочки...
Сергей уже не видел, как озверелая толпа мощным безудержным потоком ломает омоновские кордоны, будто хлипкую плотину, как беспорядочными ручейками растекается по улицам, громя магазины, переворачивая машины. И только черные фигурки навсегда застыли на грязном весеннем асфальте, будто игрушечные солдатики, разбросанные наигравшимся мальчишкой.No Copyright: Павел Артемьев, 2009
ОСАЖДЕННЫЕ
Евгению Зубареву - с благодарностью за вдохновение
- Открывай, сука! Открой сам или хуже будет!
Бум! Бум!
Бронированная дверь снаружи снова затряслась от бешеных ударов ногами.
Максим отпрянул от глазка и вжался в стену прихожей. Поймал взглядом ужас в расширенных глазах супруги, замершей рядом соляным столбом.
- Ты че, падла, не втыкаешь? Думаешь зашкериться от нас? - не унимался хриплый голос снаружи. - Мы же тебя на куски порвем. И с бабой твоей как следует поиграемся. Обоих, блять, в землю закопаем.
Максим почувствовал подступающую к горлу тошноту. Да, пожалуй, именно так - ему было страшно до тошноты.
- Максим... они все равно нас достанут, - прошептала Анна. Ее лицо напоминало восковую маску. Из тех, что они видели пару месяцев назад в Лондоне, в музее восковых фигур мадам Тюссо.
- Закройся! - тихо, но зло процедил Максим. - Без тебя тошно.
Супруга обиженно всхлипнула и ушла в спальню. Наверно плакать, равнодушно подумал Максим, провожая взглядом ее располневшую фигуру. Он прислушался к звукам снаружи. Вроде ушли.
Чтобы успокоиться, Максим пошел на кухню, включил кофемолку, щелкнул пультом. Сейчас он ненавидел все - свою вечно ноющую жену, шикарную квартиру, превратившуюся в мышеловку, это пьяное и обдолбанное быдло, рвущееся в его двери, чтобы стереть его, Максима Фадеева, в порошок. Лишь за то, что он был богаче и удачливее их.
Но больше всего Максим ненавидел это мерзкое ощущение загнанной в угол крысы. Он привык чувствовать себя хозяином жизни. И на то были основания. Стать к двадцати семи годам коммерческим директором крупного строительного холдинга - это вам не хухры - мухры.
Железобетонную уверенность в завтрашнем дне подкреплял отец, занимавший пост вице-губернатора в городском правительстве, и по совместительству являвшийся держателем контрольного пакета акций холдинга. Папа же подарил пятикомнатную квартирку в элитном жилом комплексе "Серебряные озера" на Петроградской стороне.
С детства Максим привык иметь все, что душа пожелает. И иной жизни не мыслил.
А теперь вся сытая, размеренная жизнь с пугающей быстротой летела в тартарары.
От одной этой мысли Максиму дико захотелось швырнуть пульт в плоский экран висящего на стене телевизора. Усилием воли он подавил навязчивое желание.
- ...Сегодня утром толпа погромщиков атаковала Смольный и телецентр на Чапыгина, - испуганно тараторил с экрана молоденький очкастый диктор. Даже толстый слой грима не мог скрыть бледность на его лице. - Сейчас в окна телецентра бросают бутылки с горючей смесью. На призывы сотрудников милиции погромщики не реагируют. Жестоко избили и нашу съемочную группу, отправившуюся снимать беспорядки у Мариинского дворца. Наш корреспондент и оператор госпитализированы с сотрясениям мозга и множественными переломами. Массовым нападениям подверглись и граждане. По последним данным, погромщиками убито около сотни выходцев с Северного Кавказа и Средней Азии...
"Куда катится этот гребаный мир?" - с тоской подумал Максим. Вкуса едва теплого кофе он не ощущал. Совсем недавно его жизнь была простой, четкой и ясной, как полоса немецкого автобана. С высоты своего статуса можно было смотреть свысока на тех, кто сейчас бесновался под его окнами. На этот серый, грязный, неуютный мир, который раньше был лишь фоном в тонированном окне его "Мерседеса".
А сейчас этот проклятый мир с животной яростью рвался в его квартиру.
Максим подавил желание выглянуть в окно. Он заранее знал, что увидит - обгоревший дотла железный остов. Все, что осталось от его "мерседеса" за двести тысяч евро.
- Твари! Мрази! Выблядки! - Максим грохнул волосатым кулаком по столу. Остро захотелось напиться до беспамятства, до белой горячки. Чтобы уроды за окном исчезли, растворились, как дурной сон. Чтобы в их огороженном дворе снова все было чисто, уютно и безопасно. Чтобы в будке у входа снова приветливо улыбался толстомордый охранник Коля, трусливо сбежавший еще неделю дня назад, как только запахло жареным.
А вот он, Максим, уехать не успел. Думал, все рассосется.
Не рассосалось.
Более-менее умные знакомые смотались за границу еще на прошлой неделе. Соседи по лестничной клетке, чета Бузыкиных, в прошлую пятницу улетели на ПМЖ в Австралию. Сейчас, небось, смотрят по спутниковому ТВ российские новости, улыбаются друг другу и радуются, что их здесь нет.
А ведь он тоже мог успеть. Если б не был так самоуверен.
При этой мысли Максим заскрипел зубами.
Сейчас в доме оставалось всего пять - шесть семей. В основном бизнесмены средней руки и топ - менеджеры строительных компаний, которые, как и Максим, вовремя не прислушались к голосу разума. Некоторые из пустовавших квартир разграбили мародеры. Периодически в подъезде слышались визги "болгарки", которыми взламывали замки бронированных дверей. Оставшиеся жильцы держали оборону своих апартаментов поодиночке, кто чем мог.
Теперь у Фадеевых оставалась одна надежда. Отец пообещал прислать каких-то своих людей и вывезти их к границе. Но как им прорваться через улицы, полные хаоса - Максим не знал.
На столе мелко завибрировал мобильник. Фадеев схватил его с отчаянием утопающего.
- Максим, с тобой и Анной все в порядке? - пророкотал в трубке солидный бас Валентина Евгеньевича.
- Отец... я... мы тут... - от негодования Максим задыхался. - Ты должен был еще вчера позвонить, черт возьми!
- Не кипешуй, - оборвал его отец. - Я улаживал кое-какие дела. Я высылаю за тобой вертолет. Он доставит вас в Финляндию. Оттуда паромом доберетесь до Дании.
- Вертолет? - тупо переспросил Максим.
- Вертолет, - спокойно повторил отец. - Он должен вечером приземлиться на крыше вашего дома. Вы должны до этого времени продержаться. Ты меня понял?
- Понял... - внутри Максима черной волной вскипала злоба. Он вдруг с пронзительной ясностью понял, кто виноват в случившемся. Чертовы чиновники. Проклятые лживые чиновники. И его отец был одним из них.
- Папа... - Максиму было трудно говорить, в горле стоял жгучий комок ненависти. - Скажи мне, куда подевалась ваша блядская стабильность, о которой вы бодро трындели с экранов?
На том конце ненадолго повисла тишина.
- Держись, за вами скоро прилетят, - сказал наконец Валентин Евгеньевич. И отключился.
Максим сжал трубку телефона так, что она жалобно затрещала.
Он тяжело поднялся, подошел к окну, с опаской открыл створку. Закурил сигарету и окинул хмурым взглядом пейзаж погруженной в сумерки Петроградки.
На улицах было все по-прежнему - тишина и запустение, изредка нарушаемые пьяными воплями и автоматными очередями. Машин и людей не было. Лишь горы мусора на газонах и пешеходных дорожках. И обуглившиеся трупы сожженных авто.
Город будто вымер. И в этом новом городе, насмешливо глядящем на него окнами серых панельных многоэтажек, не было места для него - успешного и благополучного человека, честно зарабатывающего своим трудом.
Власть черни - вот самое страшное, что может случиться. Эту фразу он услышал от отца двенадцатилетним мальчишкой. И хорошо так запомнил - потому что при этих словах по спине потянуло вдруг чужеродным, мерзким таким холодком.
Наверно, это и была интуиция. Но почему она, черт возьми, молчала - когда надо было сматывать удочки из этой проклятой страны?
- Кто тебе звонил? - сзади неслышно подошла супруга, прижалась к нему. Голым плечом Максим ощутил ветерок ее дыхания.
- Отец, - буркнул он, затушив "бычок". - Обещает прилететь за нами... Вертолет за нами послал.
- Значит, мы выберемся отсюда?
Максим резко повернулся и внимательно посмотрел в полные мольбы и надежды глаза супруги.
- Мы выберемся, - отчеканил он ледяным голосом. - Мы обязательно отсюда выберемся. С нами все будет хорошо. Все, что от тебя требуется - не истерить. Ты поняла?
Анна часто закивала и прижалась к нему. Он неуклюже обнял ее, и что-то непривычное затеплилось в его душе, пустило ростки...
И оборвалось с резким стуком в дверь.
- Кто там? - выкрикнул Максим, подкравшись к двери. - Убирайтесь, мрази!
- Это я, Коля! - донесся из-за двери знакомый сиплый голос. - Охранник ваш! Откройте, пожалуйста!
Максим замер в нерешительности. С одной стороны, открывать дверь было страшно. Мало ли кто там прячется. А с другой, лишние мужские руки не помешают, тем более при отходе к вертолету...
- Пустите ради бога, Максим Валентиныч, а то меня здесь убьют! - истерично заголосил снаружи охранник.
- Да заткнись ты! - прошипел Максим. - Сейчас пущу, только орать перестань...
Он с минуту вглядывался в глазок с объемным обзором. Но ничего, кроме широкого потного лица с затравленными глазами, не увидел. Максим с тоской вспомнил висящую над дверью телекамеру, благодаря которой гостя можно было разглядеть с монитора компьютера.
Вчера ее отломали мародеры.
Он взял в левую руку биту, начал медленно отпирать замки.
Один... другой... третий...
Когда Максим осторожно, на пару сантиметров приоткрыл внешнюю дверь, она вдруг мощно рванулась из его рук. Так, что кисть чуть не вывихнулась.
- Открывай, падла! - взревел нападавший.
Максим почувствовал, как его желудок провалился куда-то вниз. Всем девяностокилограммовым весом он потянул назад. Но закрыть дверь мешала волосатая татуированная рука, успевшая пробраться внутрь, и теперь нагло шарившая по обшивке из мореного дуба.
Максим тонко, по-бабьи взвизгнул и изо всех сил ударил битой по лапе.
Раздался отвратительный хруст, а вслед за ним - не менее отвратительный вой.
- А-а-а!!! Сука, падла, блядь!! - неистово матерился неизвестный снаружи.
Максим подался назад всем весом и все-таки захлопнул дверь. Трясущимися руками закрыл замки и задвинул все засовы. И лишь потом осел по стене, истерически смеясь. Сидя на корточках, он ощутил дикое опустошение внутри. Душу будто выжгли каленым железом.
Внезапно он поймал себя на мысли, что просто устал бояться. Ему до ломоты в скулах хотелось отпереть замки, выйти с битой на площадку и расколотить всем мародерам их ублюдочные черепушки к долбанной матери.
На шум из спальни выбежала жена.
- С тобой все нормально? - испуганно спросила она, склоняясь над Максимом.
- Ага, нормально, - криво усмехнулся он. - Уроды к нам прорваться хотели. Но я их проучил... - он слабо махнул битой.
- О господи, - выдохнула Анна.
Максим привстал, прислушался к наступившей тишине. И каким-то шестым чувством ощутил, что Коля все еще здесь.
- Почему, Коля? - громко спросил он. - Тебе что, мало платили? Почему ты стал продажной паскудой, тварь ты сучья?
- Эх... да что с тобой разговаривать, - печально вздохнул Коля. Резкий переход на "ты" слегка покоробил Максима. - Что ты можешь понять? Живешь в своей элитной квартирке, прячешься за жопу папочки - депутата, или кто там он у тебя... И насрать тебе на остальных. Мы для вас - лишь быдло, мусор под ногами. Думаешь, я этого не видел?
- Да по херу мне, че ты там видел! - заорал Максим. - Если такой правильный - чего здесь делал?! Пиздовал бы себе на стройку, и там бы вкалывал, а не здесь бы жопу грел!
За дверью повисла недолгая пауза.
- Так ничего другого не умею, - неохотно сказал охранник. - Самому порой тошно было, но деньги нужны были... Я же не в "золотой" семейке не родился. Приходилось у вас, цепным псом. Улыбался вам, а сам мечтал об этом дне, когда вас всех начнут вешать на фонарных столбах. Мечты сбываются, Максим Валентиныч. Вот ты сейчас сидишь в своей конуре, трясешься от страха. Страшно без охраны, правда? Все, кончилось ваше время.
- Ты за меня не бойся, Коля, - Максим старался говорить спокойно, но внутри черной волной вскипало бешенство. - Мое время еще вернется. Ты за свою шкурку лучше побеспокойся. Ведь эта же херня - ненадолго. А как порядок наведут - я ж тебя, Коля, найду и лично закопаю, предварительно расчленив по кусочкам. Пиздец тебе, Колюня.
- Посмотрим, кому из нас пиздец, - из-за двери послышался короткий смешок, затем послышались удаляющиеся шаги. Максим заглянул в глазок - на лестничной площадке было чисто. Вроде бы.
- Нет, ну какая мразь, а?! - возмущался он позже за столом, когда они ужинали бутербродами с чаем. - И ведь в лицо, сука, улыбался, преданно так... А сам, паскуда, только и ждал, как бы в спину нож всадить.
- Максим, это такая страна, - лицо жены было серым и усталым, как низкое питерское небо за окном. - Я давно тебе говорила, что отсюда надо уезжать. А ты мне что? Бизнес, бизнес... Что, в Европе ты бизнес не сделал бы, с деньгами отца?
- Много ты понимаешь, - пробурчал Максим. - Нигде больше нельзя так дела решать, как здесь. Молчи лучше, женщина, за умную сойдешь...
Щеки Анны пунцово вспыхнули. Но она предпочла промолчать.
Максим снова щелкнул пультом. В теленовостях продолжали крутить хронику погромов.
- ...Уже третий день банды мародеров бесчинствуют в городе, - взволнованно говорила молоденькая накрашенная дикторша. - Уже подверглись разграблению "Рамстор" на Савушкина, "Лента" на Пулковском шоссе, "Матрица" на Торфяной дороге. Недавно толпа погромщиков из 150 - 200 человек попыталась взять штурмом здание ГУВД на Суворовском. Милиция была вынуждена открыть огонь по нападавшим. По последним данным, около пятидесяти человек получили ранения разной тяжести, около десятка - убиты на месте. Уже известно, что сегодня в город должны прибыть части специального назначения МВД...
- Дожили, - мрачно обронил Максим, переключая канал на MTV. - Какая-то рвань диктует свои условия в городе. Надеюсь, военные этой мрази задницы надерут...
- И еще одно срочное сообщение, - скороговоркой сказала ведущая, заглянув в лежащий перед ней листок. - Буквально час назад нападению погромщиков подверглась войсковая часть в Колпино. Как сообщили в пресс-службе Ленинградского военного округа, со склада части похищено двадцать два реактивных гранатомета "Муха"...
- Охренеть, - пробормотал Максим. В этот момент свет на кухне погас. Экран телевизора - тоже.
- О боже, - пробормотала Анна и стиснула руку мужа своей маленькой холодной ладошкой. - Они и до подстанции добрались...
Максим как ужаленный подскочил со стула.
- Суки! Падлы! Мрази! - бешено заорал он. - Чтоб вы все передохли!!
Будто в подтверждение его словам с улицы донеслось победное улюлюканье, перемежаемое ружейными выстрелами.
Мысли со скоростью центрифуги забегали в голове Максима. Если погромщики со своими ружьями и обрезами пойдут на штурм - им обоим конец. Из оружия в квартире - лишь травматическая "Оса". Но что может сделать эта жалкая пукалка против кучи стволов в руках пьяных и обдолбанных ублюдков?
Максим закрыл глаза. Ощущение бессилия было почти невыносимо.
В наступившей тишине он услышал тихие слова молитвы.
- Господи, спаси и сохрани, спаси и сохрани нас, Господи, - бормотала жена. В сгустившейся темноте кухни ее лицо было похоже на очерченный мелом круг.
В одиннадцать вечера они легли в постель. Тусклый свет от единственного еще не разбитого фонаря разливался по спальне.
Максим лежал с широко открытыми глазами, тупо глядя в зеркальный потолок. Он чувствовал, что жена тоже не спит. Но разговаривать не хотелось.
Хотелось лишь оказаться где-нибудь за тысячи километров от этих холодных и враждебных улиц.
Распаленное воображение рисовало, как хищные тени крадутся в темноте подъезда, поднимаясь этаж за этажом. Наводят ствол на замок, нажимают курок...
Максим зажмурился. Сердце захолонуло диким ужасом, бешено загрохотало в груди.
С улицы послышалось какое-то назойливое жужжание. Оно приближалось, становилось все явственнее, пока Фадеев с радостью не опознал в нем шум вертолетного двигателя.
- Ты слышишь это? - он рывком сел на постели.
- Слышу, - каким-то тусклым, неживым голосом, проговорила жена. - Это за нами?
- Да, за нами. За нами, черт возьми! - заорал Максим. От восторга ему хотелось высунуться по пояс из окна и заорать на весь квартал. - Давай, бери самое необходимое - и сваливаем!
Они наскоро собрались. Из вещей Максим взял лишь документы и все хранящиеся в доме наличные - тысяч пятнадцать долларов. Анна запихнула в чемодан часть дорогого гардероба, купленного во время последнего путешествия по Франции.
- Ты бы еще кухонный гарнитур взяла, - зло процедил Максим, наблюдая за суетливыми сборами жены. - На кой хрен тебе эти чертовы шмотки? Другие купим.
Но жена настояла на своем.
Минуты через три вертолет завис прямо над их крышей. Максим вышел на балкон, открыл тяжелую стеклянную створку, помахал зажженным фонариком. Еще через минуту к нему на тросе спустился плечистый человек в черном комбинезоне, на шее у него болтался короткий автомат. На конце троса висела небольшая одноместная люлька, какими пользуются маляры и мойщики окон.
- Максим Фадеев? - отрывисто прокричал он, ловко спрыгнув на балкон и втянув за собой люльку. - Собрались? Отлично. Залезайте.
Они послушно уселись в люльку. Незнакомец сноровисто пристегнул их креплениями.
- Готовы, - коротко сказал он по рации.
Люлька вздрогнула, тяжело поползла вверх.
Как только они вывалились за перила, Анна в ужасе прижалась к мужу, уткнулась лицом в его плечо.
- Максим, я высоты боюсь... - всхлипнула она.
- Ну все, все, - Максим неловко погладил ее по голове. - Скоро все кончится. Мы улетим далеко - далеко отсюда. И никакая мразь нас там не достанет...
Он задрал голову. Прямо над ними белело овальное брюхо вертолета. От шума вращающихся лопастей закладывало уши. Но Максим был готов вытерпеть и не такое - лишь бы поскорее улететь отсюда. Подальше от этого страшного неуютного города, от этого разъяренного стада, готового разорвать его на мелкие кусочки.
- Твою мать! - внезапно заорал автоматчик снизу. Холодея, Максим увидел, как от крыши соседней высотки отделилась огненная струя, хищно устремившаяся к вертолету.
Один... два... три...
Рядом с ухом леденяще - пронзительно закричала Анна.
За миг до того, как геликоптер превратился в огромный огненный шар, и они полетели в ночную бездну, Максим успел окинуть взглядом освещенную редкими огнями Петроградку. И даже со странным спокойствием подумать, что они так и не завели детей...
- Вот это фейерверк! - удовлетворенно крякнул крепыш в "натовском" камуфляже, отбрасывая уже ненужный тубус "мухи". - Видал, прям как в Голливуде, ептыть!
- Да, нехило, - хмыкнул второй, круглолицый здоровяк, брезгливо глядя с края крыши на пылающие обломки. - Понторез ты дешевый, Вася. Грохнул бы его из "снайперки", когда он на балкон выходил. И все дела.
- Много ты понимаешь, - презрительно скривил губы крепыш. - Ну, влепил бы я ему пулю в лоб. А потом мудись с "болгаркой", замки их взламывай... А тут - вот она, готовенькая добыча. Уже поджаренная, - коротко хохотнул он, заглянув вниз. - Там небось куча бабла и стволов. Пойдем скорей, пока местные не налетели...
- Ну пойдем, - меланхолично пожал плечами Коля.
Мужчины неспешно двинулись к черному зеву выхода с крыши.No Copyright: Павел Артемьев, 2008БЕГСТВО
Оконное стекло сухо хрустнуло, и камень бодро покатился по полу, замерев у ног Егора. Он наклонился, поднял увесистый камешек. Развернул привязанный к нему листок в клеточку, с коряво выведенным "Тебе пи... ц сука буржуйская". На его губах застыла холодная злая усмешка.
- Что там? - с дрожью в голосе спросила Лена. В полутьме ее круглое лицо приобрело жутковатый сине-белый оттенок и казалось ожившей восковой маской.
- Как всегда... понты кидают, - скривился Егор. Внешне он старался хранить спокойствие. Но на душе скребли черные кошки, порождая поганое, давящее на грудь предчувствие. Вчерашний заряд дроби в ногу Федьки, деревенского бездельника и пропойцы, должен был заставить задуматься всех желающих разобраться с ним. Но он чувствовал, что они не угомонятся. Пока не спалят его дом дотла.
- Они снова придут к нам, - почему-то прошептала Лена. И этот ее шепот напомнил ему много раз виденные сцены из дешевых ужастиков, которые они любили смотреть тихими докризисными вечерами. А теперь электричества не стало. Кончилось вместе со спокойствием и предсказуемой размеренностью их деревенской жизни российских бюргеров. Царивший в стране хаос с каждым днем набирал обороты, перемалывая людские судьбы чудовищными жерновами, превращая еще вчера здоровающихся сквозь зубы деревенских соседей в жаждущих твоей крови беспредельщиков. Лишь за то, что ты имеешь деньги, которые честно зарабатываешь.
Егор ощутил, как в нем глухо заворочался Чужой, требуя кровавого жертвоприношения.
- Плевать, - скрипнул он зубами, давя поднимающуюся к горлу черную, застилающую глаза злобу. - Пусть приходят. Я им, сукам, покажу, где раком зимуют. Все тут полягут. Удобрениями на грядках...
- Ты что... - она смешно поднесла ладошку ко рту, глаза ее стали двумя блюдцами. - Собрался всю деревню пострелять?
- Да хоть и всю... Свинцовых гостинцев на всех хватит.
- Не надо, Егорушка... - она умоляюще посмотрела на него, положила ему на руку свою прохладную ладонь. - Прошу тебя. Давай завтра уедем отсюда, найдем место поспокойней...
- Какое на хрен спокойное место? - взорвался Егор, перегибаясь через стол, приблизив свое лицо с бешеными глазами к ее лицу. - Ты соображаешь, что говоришь? Где ты его найдешь в России - место спокойное? Везде стреляют, грабят, насилуют и убивают! Ты этого хочешь? Или ты хочешь оставить все, что мы своими руками сделали? Хочешь этим ублюдкам оставить наш участок? Ради кого мы спину гнули? Ради этих упырей, что ли? Хер я им что отдам! Свинцом подавятся!
Она ничего не ответила. Лишь карие глаза влажно заблестели.
- Прости, - буркнул он, усаживаясь обратно и хмуро уставившись в выщербленную крышку стола. - Не сдержался. Нервы...
- Ничего, - она шмыгнула носом, отвернулась к окну. - В Финляндию могли бы поехать... Там на фермах с руками нужны...
- Классно, - мрачно сказал Егор, тоскливо глядя в сгустившуюся за окном сентябрьскую темень. - Был сельским фермером - бизнесменом. Стану мальчиком на побегушках. А работать будем за ночлег и еду. Нет уж. Хрен куда отсюда тронусь. Это моя земля. Моя страна. Хрен они меня отсюда выкурят.
- Господи, какой же ты упертый, как баран...
- Думать надо было, когда замуж выходила, - Егор резко встал из-за стола, грохнула упавшая табуретка. - Все, разговор окончен. Спать пора.
- Сейчас... посуду вымою.
- Утром вымоешь, как посветлеет.
- ...временное правительство принимает все меры для стабилизации ситуации в стране, - тихо бормотало со столика работающее на батарейках радио. Батарейки уже садились, и голос диктора кровожадно хрипел. - В частности, ужесточено наказание за незаконное хранение оружия. Теперь расстрел на месте полагается даже за хранение охотничьих ружей...
Они погасили керосиновую лампадку и легли в холодную постель. Раздеваться Егор не стал - только сапоги снял. Елена уснула быстро. А он долго лежал без сна, напряженно прислушиваясь к шорохам снаружи. Темнота обнимала его липкими щупальцами, навевая жуткие видения. Иногда они становились настолько явственными, что ему хотелось схватить стоящее рядом ружье и засадить в пляшущих перед глазами оскаленных монстров из обоих стволов. Лишь усилием воли он сдерживал себя, погружаясь в зыбкую, полную кошмарных видений полудрему.
Елена заворочалась, прильнула к нему теплым телом, положила руку на грудь. Он погладил ее и позавидовал ее крепкому детскому сну безгрешного ребенка. Сам он уснуть не мог. Пружина внутри сжалась в дурном предчувствии и не давала расслабиться ни единой части тела.
Ожидание хуже смерти.
Он лежал, вытянувшись на кровати, окутанный удушающей мертвящей тьмой, с широко открытыми глазами. И думал, что всего неделю назад на полу он видел ромбовидное пятно света - от подвешенной на проволоке лампочки за окном. Теперь деревня была погружена в темноту - видно, где-то перерезали провода.
Он лежал и пытался вспомнить - с какого момента его жизнь покатилась под откос. Быть может, с того дня, когда разгромили оба его магазина? И хотя магазины находились в разных деревнях, случилось это в один день, три недели назад. Участковый лишь беспомощно развел руками - мол, время сейчас такое, сам хожу, верчу башкой вокруг, чтоб не грохнули... Неделю назад его нашли в канаве с десятком ножевых ран. Табельный "ПМ" разумеется, исчез.
Тогда прозвенел последний звоночек. Тогда надо было брать манатки в зубы и сваливать отсюда, как можно дальше. Подальше от этой деревни. Подальше от полыхающего Питера. Вообще подальше от людей, в одночасье превратившихся в лютых хищников, грызущих друг другу глотки.
Но нет. Остался. Для чего? Кому и что он хочет доказать? Что не из тех, кто сдается? Что крепок духом?
Херня. Все равно скоро достанут. Нельзя одному воевать против целой деревни. Он ведь не Рэмбо какой-то.
Говорил же отец десять лет назад - не глупи, Егорушка, не суйся в деревню. Не для тебя эта жизнь. Каким бы крепким ни был - в порошок сотрут, в пепел превратят...
Он вдруг испытал странную смесь бешеной злобы и жалости к себе. Ему хотелось выскочить на улицу с ружьем, врываться в дома и стрелять, стрелять, стрелять в ненавистных соседей, которые только и умели, что пить водку, выклянченную в долг в его магазине, а потом шушукаться между собой - вон, буржуй, какие хоромы построил... на наши деньги.
Но если раньше это скрывалось за обменом приветствиями сквозь зубы, то теперь Хаос сбросил ненужные маски. Теперь они хотели его крови. Его дома. Его женщины. Теперь они собирались припомнить ему все.
"За что? - с горечью думал он, чувствуя, как щеки прожигают две горячие мокрые дорожки. - За что нам все это? Почему я, нормальный работящий мужик для них - как прокаженный? Почему в этой стране нельзя честно работать и не бояться за себя и свою семью?"
Елена глубоко вздохнула, обняла его еще крепче. И стыд обжег его горячей волной. Что он, суровый с виду, тертый с виду мужик, плачет как баба. Опора, называется...
И тут Егор услышал неясные шорохи снаружи. В висках бешено застучали молоточки. Похолодевшие пальцы легли на ложу ружья. Он весь превратился в слух.
Кто-то неуклюже перелезал через забор, тихо матерясь.
Он осторожно снял руку жены с груди (она даже не проснулась), вдел босые ноги в обрезанные сапоги, набросил куртку, взял ружье, сунул фонарик в карман, медленно двинулся на веранду. У порога предательски скрипнула половица. Егор застыл, чувствуя, как бешено колотится сердце, как бежит по спине мерзкая мокрая струйка. Ему казалось, что стук его бьющегося сердца ясно слышен даже за стенами.
Наконец он сделал еще три тихих шага. И замер у двери, напряженно вслушиваясь.
Вскоре скрипнуло крыльцо, за дверью кто-то переговаривался вполголоса. Егор медленно взвел оба курка, стиснул двустволку во взмокревших ладонях...
Потом донесся тихий металлический скрежет - кто-то возился с замком. Через минуту замок щелкнул, дверь начала медленно, с омерзительным скрипом открываться...
Отшагнув, Егор со всей силы врезал по ней ногой. Дверь стукнулась обо что-то снаружи, отскочила назад. Кто-то ойкнул, по крыльцу загрохотало. Распахнув дверь и шагнув вперед, он разглядел в паре метрах от себя две неясные тени - словно это были не люди, а сгустки концентрированной тьмы. Еще одна черная уродливая фигура отползала от ступенек, суча ногами и шипя что-то матерное.
- Ты че, бля... - изумленно - обиженно пробасила тень слева смутно знакомым голосом.
Закончить неизвестный не успел - заряд картечи отбросил его на пару метров назад. Секундой позже Егор разрядил ружье во вторую фигуру. Коротко вскрикнув, неизвестный свалился на землю, несколько раз судорожно дернулся и затих.
"Я убил их... я только что убил", - пронеслось лихорадочное в его голове. Трясущейся рукой он достал фонарик, мазнул лучом по неподвижным телам. У одного грудь была разворочена, у второго отсутствовало пол-лица. Он с трудом сдержал тошноту, дрожащей рукой перевел луч на третьего, еще живого.
- Ты че, Егор... - забормотал отброшенный дверью грабитель, выставив перед собой ладонь. Он с трудом поднялся, осторожно поднял руки над головой, зажмурившись. По пропитому лицу с жидкой спутанной бороденкой катились горошины пота. - Не надо. Мы же ничего такого не собирались...
- Ну здравствуй, Федя, - сказал Егор, тяжело подходя к нему. - Соседушка ты мой ненаглядный. Что ж ты опять сунулся-то? Мало дроби в ногу было? Еще захотел? Э, а это что?..
Луч фонарика выхватил валяющееся на траве блестящее лезвие топора. И канистру, в которой переливалась прозрачная жидкость.
- Ах ты, сука... - тихо сказал Егор, сатанея от ярости.
Прежде чем Федор успел что-либо сказать, он с выдохом всадил приклад ему в нос. Сосед коротко хрюкнул и упал, как подрубленное дерево.
- Боже, что ты наделал... - услышал он тихое сзади.
Егор резко обернулся. Лена стояла в дверях веранды, в одной ночнушке, трогательная и беззащитная. В глазах ее стоял первобытый ужас. При одной мысли, что они могли бы сделать с ней, его замутило.
- К нам гости, - мрачно бросил он, закинув разряженное ружье за спину. - Одевайся. Бери документы, деньги и самое необходимое. Мы уезжаем.
Он снова посмотрел на бесчувственное тело Федора, крякнул, поудобнее примерился. И потащил его за ноги в дом. Голова соседа моталась из стороны в сторону, как у сломанной куклы.
- Ты чего с ним делать собрался? - обеспокоенно спросила жена, глядя, как сноровисто Егор стягивает веревкой бесчувственное тело на стуле.
- Посмотрим... - процедил он, связывая тому ладони мертвым узлом. - Щас разберемся...
Отойдя на пару шагов, он полюбовался своей работой. Затем набрал из ведра пол-литровую кружку воды, с размаху плеснул соседу в окровавленное лицо. Тот застонал, веки задергались. Потом Федор открыл глаза, заморгал, обвел погруженную в полумрак комнатку мутным взглядом, быстро наливающимся помесью злобы и испуга. Из сломанного носа бежали ручейки крови, заливая грязную, неопределенного цвета рубашку. В неверном свете лампадки кровь казалась черной.
"У таких нелюдей она может быть только черной", - почему-то подумал Егор, ощущая, как с каждой минутой все яростнее ревет внутри него Чужой, раздирая изнутри его тело своими острыми когтями - бритвами, требуя, чтобы он довел дело до конца...
- Егор, ты чего... - робко начала Лена.
- Помолчи, - тихо, но веско сказал Егор. - Я с ним поговорю. Просто поговорю. Я хочу узнать, что заставило наших соседей прийти к нам с топором и канистрой керосина. За что они хотели нас убить и сжечь наш дом. Мне это очень интересно.
- Да не собирались мы вас убивать... - скривил губы Федор, хлюпнув сломанным носом. - Так... припугнуть хотели.
- Значит, лишь припугнуть, - нехорошо улыбнулся Егор, приближаясь к нему. - Значит, зря я твоих корешей там положил... Вы же ничего дурного не хотели, да?
Неожиданно он пыром сапога ударил соседа в лицо, тот вместо со стулом повалился на пол. Жена взвизгнула, повисла на нем сзади. Он оторвал от себя ее руки и оттолкнул так, что она отлетела в угол. Егор поставил сапог на щеку соседа, сильно надавил. Федор отчаянно захрипел, засучив ногами.
- Ты эти сказки будешь детишкам своим рассказывать, - холодно сказал Егор, глядя на лежащего сверху. - Вы перелезли через мой забор, ночью, пока мы спали. Взломали дверь в моем доме. У вас был топор и канистра бензина. А теперь расскажи мне - как вы собирались нас этим пугать? Помахали бы топором над головами? Понарошку облили бы нас бензином? А? Отвечай, мразь!
Он надавил ногой еще сильнее. Федор лишь завыл, засучил ногами еще сильнее.
- Егорушка, миленький, ну пожалуйста, не надо... - всхлипнула Лена сзади. Егор убрал ногу, поставил стул с соседом. Приблизил свое лицо к его лицу. Федор снова тихо завыл, как умирающий пес - и обмяк, уронив подбородок на грудь.
- На меня смотри, сучонок, - Егор залепил ему короткую, но сильную пощечину. - Терять сознание потом будешь, когда разрешу. А мы с тобой еще не добазарили. Итак, зачем вы ко мне приходили - я понял. Остался лишь один вопрос - почему? За что вы хотели нас убить? Что я плохого вам сделал? Магазины мои вам не нравились? Что денег много? Что работаю, а не пью целый день? Что? Что я вам сделал?
Федор приподнял голову, исподлобья посмотрел на Егора. В его маленьких, глубоко посаженных глазках блеснуло нечто, похожее на ненависть.
- Жил бы, как человек... Никто бы к тебе и не цеплялся, - просипел он.
- Как человек, значит... - усмехнулся Егор, разгибаясь. - Значит, я должен был стать деревенской швалью, чтобы меня все любили, да? Чтобы не завидовали, не шептались за спиной, не делали подлянки... Надо было с вами водку жрать да под заборами свиньей валяться. Так, да? Это, значит, по-человечески?
Федор мрачно молчал, хлюпая разбитым носом.
- Слышь, отпустил бы ты меня... - выдавил он наконец, поерзав на стуле. - За мной ведь придут мужики, и камня на камне не оставят...
- А это мы еще посмотрим, - по лицу Егора катнулись желваки. - Кто кого. Пусть приходят твои мужики. Картечи на всех хватит...
- Всех не перебьешь, - усмехнулся разбитыми губами сосед. - Придут, на вилы тебя подымут, и дом твой спалят, и с женой твоей побалуются... Так что лучше отпусти. А я за тебя словечко замолвлю... Конечно, за Данилу и Игната спросить строго могут. Тут уж не обессудь - сам виноват. Неча стрелять было, не разобравшись...
Егор снова ощутил, как его с головой накрывает волна нечеловечески лютой злобы. Сидевший перед ним человек - избитый, беспомощный, связанный - в эту минуту воплощал для него все самое омерзительное, что он видел за десять лет жизни в деревне. Ему вдруг остро захотелось раздавить этого человека. Наступить каблуком на ненавистный рот и давить, давить, давить, кроша зубы, сминая череп в кровавую кашу...
- Знаешь, - сказал он внезапно охрипшим голосом. - Когда я сюда десять лет назад приехал из Питера, отец сказал мне, что я дурак. Что я здесь не выживу, что сломают меня тут. А мне хотелось доказать, что он не прав. Что тут жить можно. Что в деревне живут нормальные люди. А город мне надоел, задыхался я в нем. Два года мы жили почти впроголодь, чтобы отдать кредит за товар. Дом свой построили, хозяйство подняли... И я думал, что это навсегда. Что я - хозяин своей жизни, и все зависит только от меня. Но вот такая мразь, как ты, приходит в мой дом, чтобы убить меня, чтобы сжечь все, что я строил на свои, честно заработанные деньги. Такие мрази, как ты, напоминают мне, что я - не хозяин своей жизни. Что должен быть как все. Жить как все. А я не хочу как все! Понял? Не хочу! - закричал Егор. Ноздри его раздулись, в глазах разгоралось бешенство.
- Егор... - слабым голосом сказала жена. - Не надо. Пожалуйста. Остановись.
Несколько секунд он стоял молча, шумно дыша, теребя в руках ружье. Федор, не отрываясь, смотрел на него с ужасом.
- Вот я и подумал, - сказал наконец Егор обманчиво спокойным голосом. - Если ты пришел от всей деревни - почему бы тебе не ответить за всех своих дружков, желающих меня спалить? Это будет справедливо. Как считаешь, а?
Прежде чем Федор успел что-либо ответить, он сделал пару быстрых шагов и с коротким замахом воткнул оба ствола ему в рот, резко вздернул ружье - так, что тому пришлось запрокинуть голову. Мерзко хрустнули зубы. Щелкнул взводимый курок.
- Ну все, конечная, - ласково сказал Егор, глядя в выпученные глаза соседа. - Следующая станция - вечность. Молитву какую-нибудь знаешь? Тогда молись, соседушка. И боженька, может быть, не отправит тебя в ад. Хотя говнюк ты, конечно, порядочный. И вряд ли господь зачтет мне это в грехи...
- Егор! - взвизгнула жена, снова повисая на его руках. - Егорушка! Не надо! Пожалуйста, ради меня, не надо!
- Ну вот, - разочарованно сказал Егор, вынимая стволы из его рта. - Везунок ты, Федя. Баба моя за тебя впряглась. Русские бабы - они вообще ужасно добрые. Жалеют всяких засранцев когда надо и не надо... Ты все вещи собрала? - обернулся он к жене.
- Н-нет еще... - выдавила она, отступая и испуганно глядя на него.
- Так чего ты ждешь? - заорал он. На лбу его блестела испарина. - Бегом давай! Все самое необходимое! И грузи в автобус! Тебе десять минут на сборы!
Елена кивнула, ушла в другую комнату, обиженно всхлипывая. Плечи ее мелко тряслись.
- Иногда с бабами иначе нельзя, - вздохнул Егор, оборачиваясь к пленнику. - Впрочем, по вашим деревенским обычаям я еще джентльмен. За двадцать лет жизни вместе ни разу не поднял на нее руку. А ты, Федя?
Федор лишь мрачно зыркнул на него. И сплюнул на пол выбитый зуб, вместе с кровавым сгустком слюны.
- Да, ты, Федя, точно не джентльмен, - печально заметил Егор. - Харкаешь в гостях, как у себя дома. А может, у себя дома ты ссышь и срешь по углам, а, Федя?
В ответ было лишь налитое злобой молчание.
- Ну ладно, - губы Егора растянулись в нехорошей усмешке. - Ты тут посиди еще, подумай над жизнью своей грешной. Попроси прощения у всех, кого обидел. А я пойду собираться...
Он вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью прохладный воздух, напоенный сладковатыми ароматами яблонь и цветов. Прищурившись, посмотрел в усеянное светлячками звезд ночное небо. У него было странное ощущение шага в пропасть - когда ты уже вроде как шагнул в темную бездну, и хотя второй ногой еще на твердой земле, но ничего уже изменить не можешь...
Он еще раз тоскливым взглядом оглядел свой ухоженный участок, очертания которого смутно угадывались в нависшей осенней тьме - парники, грядки, цветочные клумбы. Все, что они с Еленой выращивали и строили своими руками почти десять лет. Теперь этому всему суждено было пропасть, зачахнуть, зарасти бурьяном...
- А-а-а! Помогите! Лю-ди! Я тут!!
Егор вздрогнул, метнулся в дом. В прыжке влепил заходящемуся в крике Федору ногой в лицо. Тот грохнулся на пол и зло оскалил окровавленные зубы:
- Тебя достанут... тебя все равно достанут, потрох сучий...
- Обязательно, - заверил Егор. Он достал из ящика стола скотч, отрезал кусок ножом и сноровисто заклеил рот Федору. Затем взял в руки канистру с бензином и открутил крышку.
- Ну что, паскуда, у всех попросил прощения? - поинтересовался он, глядя в выпученные глаза соседа, в которых лютая злоба стремительно сменялась ужасом. - Нет? Ну и ладно. Бог простит.
Насвистывая "Широка страна моя родная", он плеснул пару раз на отчаянно извивающегося Федора, затем принялся щедро поливать пол и стены дома - пока не опустошил всю канистру. Все это время сосед мычал и бился на полу обезумевшей ящерицей.
Напоследок Егор затащил оба изуродованных трупа в комнату, аккуратно уложил их рядом с мычащим соседом.
- Знаю, Феденька, что ты хочешь сказать, - сказал он, вытирая ладони ветошью. - Ты наверняка хочешь, чтобы я тебя пристрелил. Но я подумал, что для тебя это было бы слишком просто. Поэтому перед смертью ты хорошенько почувствуешь, как пламя сжирает твою никчемную проспиртованную плоть. Знаешь, Федя, по местным меркам ты парень неплохой. Но когда таких как ты становится слишком много, нормальным людям приходится уезжать из этой страны. Вот в чем штука. И этого я тебе никогда не прощу. А теперь гори в аду, сраный выблядок.
Он чиркнул зажигалкой, бросил ее рядом с Федором, выбежал из дома, распахнул ворота и запрыгнул в кабину "газели", где уже сидела бледная неподвижная Елена. Пустыми глазами она смотрела куда-то перед собой.
- Ты их всех... - дрогнувшим голосом спросила она.
- Там оставил. Пусть позагорают, - холодно сказал он. Завел мотор и бросил взгляд на окно. Внутри уже вовсю отплясывало пламя, бросая на стекла багровые отсветы.
"Будь проклято, будь оно все проклято", - с ненавистью думал он, до белизны в костяшках стискивая руль. Мощные лучи фар рассекали чернильный мрак, нависший над пустынной дорогой. И не было ни одного автомобиля навстречу. Казалось, в этот час они остались одни в целом мире.
Там, впереди, их ждала неизвестность. Но думать об этом ему не хотелось.
Он покосился на глядящую перед собой пустыми глазами жену. И понял, что она думает о том же.No Copyright: Павел Артемьев, 2009У ПОЛЯ НА КРАЮ
Кризису и Дмитрию Глуховскому - с благодарностью за вдохновение
- Деда, расскажи, как мы жили раньше, - попросил Тема, вяло ковыряя ложкой серую липкую массу овсяной каши.
- Как жили раньше? - переспросил Игорь Николаевич, оторвавшись от пожелтевшей газеты, испещренной китайскими иероглифами. На пару секунд он задумался. Густые брови сдвинулись в одну линию, резче обозначились провалы морщин на лбу. - Раньше мы жили неплохо. Не хорошо и не плохо. Стабильность в стране была, нефть рекой текла... На всех, конечно, не хватало. Но ничего, жили, не жаловались. Кто хотел - зарабатывал... м-да.
Он немного помолчал, пожевав тонкими губами. Теме показалось, будто в тусклом свете свисающей с проводка лампочки дедовы глаза засветились чуть ярче обычного.
- А ты кем был? - нетерпеливо спросил Тема, пристукнув ложкой по столу.
- Ты ешь давай, дружок, - усмехнулся дед. - А то какой с тебя работник будет... А был я ведущим менеджером по продажам сотовых телефонов. Приехал в Москву из Тверской области, пробивался, пахал, вертелся, потихоньку откладывал на квартиру... А квартиры знаешь сколько тогда стоили? Ого-го! Лет двести пахать надо было без еды и воды, чтоб на московскую квартиру заработать... А потом пришел кризис и все рухнуло.
- Этот кризис один все разрушил, да? - приоткрыв рот, спросил Тема. В его воображении тут же встал злобный великан со свирепым лицом, рушащий дома могучими кулачищами.
- Все, все он разрушил, - кивнул дед, и на миг за стеклами его очков проблеснула печаль. - Кризис нам был послан Богом в наказание - за нашу жадность и мещанство. За то, что думали не о спасении души, а о новом мобильнике да телевизоре с большой диагональю... Вот и поплатились. Многие, очень многие тогда остались без работы. Меня тоже уволили, когда совсем туго стало. И пошел я в простые водители, газеты по ларькам развозить...
Дед снова замолчал, прижал ладонь к груди, почувствовав, как закололо сердце. Тема терпеливо ждал.
- Жить страшно стало, - продолжил Игорь Николаевич каким-то тусклым голосом. - Безработица сплошная пошла, много гастарбайтеров без работы осталось... Ну, эти, приезжие с юга, у нас за копейки на стройках пахали... Повыгоняли их отовсюду... А что, будут они в аулы свои возвращаться? Стали кормиться как умели - воровством да грабежами... Порой страшно было выйти вечером до продуктового магазина... Никогда не знал, вернешься ли домой живым - здоровым. Я постоянно нож таскал... Так, на всякий случай.
Он нахмурился, встряхнул седой до белизны головой, словно отгоняя надоедливых мух.
- А дальше? - спросил Тема, не отводя блестящих глазенок от сурового, будто вырезанного из дуба лица деда.
- А дальше... - Игорь Николаевич тяжело вздохнул. - Дальше беспорядки начались. И гражданская война. Грызлись меж собой, как запертые в бочке крысы. Каждый был сам за себя, один Бог за всех... Весь Арбат был трупами усеян. Били витрины, грабили магазины. Мародерство вовсю процветало, соседи квартиры друг друга грабили. В город военных ввели, расстреливали бунтовщиков из бэтээров... это машины такие железные, на колесах. Не помогало. Все горело, взрывалось, стреляло... Вот так пожили мы с твоей бабушкой покойной пару недель - и махнули сюда, в Красноярский край, от взбесившейся столицы подальше...
Старик осекся, испытующе посмотрел на Темино лицо. Глаза мальчика были широко распахнуты, рот приоткрыт. История одной жизни целиком захватила его воображение. Игорь Николаевич мысленно ругнул себя - зачем ребенку такое рассказывать? И тут же оправдал себя - пусть слушает и учится. Чтобы никогда, никогда не повторять наших ошибок...
- Поселились мы тут, купили готовый дом... - Игорь Николаевич усмехнулся, вспомнив свое минутное желание сорваться и вернуться обратно. - Трудно было городскому, руки не из того места росли... Да бабушка твоя, царствие ей небесное, постоянно ворчала. Давай, мол, вернемся, не жизнь тут, а унылое существование... Сам часто думал об этом. Деревенский-то может вписаться в городскую жизнь, а вот городскому в деревенскую, да еще на четвертом десятке... Но поборол себя, свыкся. И еще что-то будто держало изнутри, - дед выставил перед собой кулак. - Вот так всякий раз сердце сжимало, когда собирался за билетом в Москву... Потом прекратились... боли фантомные. Хозяйством обзавелись, огородом, курами, парой коров... Даже торговали молочком потихоньку... Пока добрые люди коровник не спалили. Мир ведь не без добрых людей. А потом узнал от местных, что нет больше Москвы, - тут дед замолчал, уставившись невидящим взглядом куда-то поверх Темы. - Нет ее больше... - эхом повторил он, и чем-то запредельно жутким повеяло от этих трех простых слов. В доме словно разом похолодало, несмотря на уютно потрескивавший в камине огонь. Тема зябко поежился.
- На Москву ракеты упали... - тихо сказал он. - Нам учительница рассказывала...
- Точно, ракеты, - кивнул Игорь Николаевич. Он снял очки, и, насупившись, зачем-то стал их протирать платком, хотя стекла были чистыми. - Теперь уже толку нет искать, кто прав, кто виноват, кто первым нажал кнопку, а кто защищался... За несколько минут не стало ни Москвы, ни Питера... Можешь себе представить? Десять миллионов в городе... ну, может поменьше, многие разъехались... И бац - нет огромного города. Нет ни людей, ни машин на улицах, а от домов одни обугленные развалины остались... кое-где. Не любил я Москву никогда - хищный город, пожирал человеческие души. Вечная суета, все торопятся деньги зарабатывать... и в воздухе ощутимо злоба людская витает. Едешь так в метро и пропитываешься ей насквозь... Но никогда не думал, что всего этого в одночасье не станет. И когда узнал, подумал, что все к лучшему. И что уехал я оттуда вовремя - тоже к лучшему. Кого Господь хотел сохранить - тому подсказал верную дорогу. А кого не хотел - отнял у него разум. И все сгинули там, в бесконечной грызне ...
Он строго посмотрел на мальчика. В его молодых и ясных глазах отражались искорки каминного пламени.
- Я что сказать хотел. Все люди должны жить друг с другом в мире. Если не любить, то хотя бы уважать друг друга. И везде, в любых условиях оставаться людьми. Как бы трудно не приходилось. А если одной злобой да завистью жить - все погибнем. Понял?
- Понял, - кивнул Тема, смешно насупившись. - А если... меня кто-то обижает? Я его тоже уважать должен?
- Ты должен уметь давать сдачи, - улыбнулся глазами дед. - Но в меру. Так, чтобы осадить обидчика. А не уничтожить. Отчего в мире все войны? Оттого, что пастухи одного народа решают, что они богоизбранные, и имеют право очистить планету от другого народа. Хулиган в твоем классе бьет тех, кто меньше и слабее. А президент целой страны нажимает красную кнопку. И оба уверены, что только они правы и выше других. А нельзя так.
Он протянул жилистую руку и шутливо растрепал соломенные волосы Темы.
- Деда... а папка скоро вернется? - спросил Тема после недолгого молчания.
- Скоро, Темка, скоро... - Игорь Николаевич посмотрел в окно, за которым гигантским чернильным пятном разползлась сибирская ночь. - Вот дорубит свою норму - и вернется... Давай-ка спать ложиться, дружок. А то папка твой уставший придет и расстроится - чего это его сынок не спит, сил не набирается? И мне, пню старому, пару ласковых скажет - совсем, мол, внука распустил...
Старик долго сидел у проржавевшей дужки кровати, глядя на безмятежно - чистое лицо спящего мальчика. В его голове черно - белой пленкой документальной хроники пролетали кадры из прошлой жизни. Суетливая шумная столица... фырчащие автомобили, серые лица с тусклыми глазами в качающемся вагоне метро... черные остовы сожженных авто и зияющие голой пустотой витрины разграбленных магазинов... И мертвый город с опустевшими улицами и оплавленным асфальтом... и мрачные безмолвные скелеты высоток, гнилыми зубами ощерившиеся под угрюмым низким небом... Словно бросающие ему вызов.
Последнего Игорь Николаевич никогда не видел. Но ему часто снились мертвая Москва. И он неизменно просыпался, ощущая соленое жжение на щеках. Хотя этот город так и не стал ему родным, но с его гибелью словно погибла частичка его самого. Словно навсегда умерло нечто неуловимое, но бесконечно важное. То, что уже никогда не реанимируют самые искусные хирурги.
"Жизнь прожить - не поле перейти", - отчего-то вспомнилось ему. Он уже почти перешел свое поле, и стоит у самого его края. За которым начинается... пустота?
Резкий стук в дверь бесцеремонно оборвал его неторопливые воспоминания.
Старик накинул телогрейку, неторопливо вышел в горницу, отпер тяжелый замок, приоткрыл дверь. И ощутил, как в сердце беззвучно вонзилась раскаленная игла, а грудную клетку беспощадно сжало стальным обручем. В сгустившейся темноте белело невозмутимое лицо Лю Байши - помощника их хозяина.
С Денисом что-то стряслось.
- Денису ногу деревом придавило, - ровно, словно рассказывая о поломке машины, сообщил китаец. - Открытый перелом. Отвез его в районную больницу. Лечиться долго будет. Людей мало, в бригаде работать некому. Выйдешь завтра?
Игорь Николаевич несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Обруч понемногу разжимался.
Денис жив - и слава Богу.
- Выйду, - ответил он на ломаном китайском, холодно глядя в узкие щелки ничего не выражающих глаз. - Бензопилу еще держать умею. Это все?
- Все, - китаец удовлетворенно кивнул, повернулся и шагнул с крыльца, призраком растворяясь в ледяной черноте сибирской зимы.
Старик, прищурившись, посмотрел ему в спину - как наведенными зрачками охотничьей двустволки.
- Такую страну просрали... эх-х-х... - досадливо пробормотал он, сплюнул на схваченное ледяной коркой крыльцо и затворил дверь.NoCopyright: Павел Артемьев, 2008МУТАНТЫ
В Тверской области неизвестные люди закидали камнями высокоскоростной поезд "Сапсан",
следовавший из Москвы в Санкт-Петербург. Милиция ищет злоумышленников.
Сайт Newsru.com
Нынешнее поколение дорогих россиян ожидает ни больше ни меньше
как реставрация сословного государственного устройства.
Игорь ДудинцевЖелезное чудовище стремительно надвигалось на него, слепя страшными желтыми глазами, заполняя собой гулкое пространство. Ему казалось, что испускающий свет дракон вот-вот взмоет в темный сырой воздух и обрушится на него, такого жалкого и крохотного, всей своей многотонной массой. Раздавит, разотрет, размажет в кровавый блин... нет, даже следов от него не останется.
Так же, точно так же боялся его далекий предок сто лет назад, когда поднимался во весь рост из окопов с гранатами перед бронированными мордами фашистских танков. И он не осрамит память предков.
Человек зарычал, накачивая себя остервенелой яростью, выдавливая остатки парализующего страха, выпрямился во весь рост. И, когда чудище поравнялось с ним, со всей силы швырнул камень в его стальное брюхо...
***
В обтянутом красным бархатом купе "тройной гиперлюкс" царил уютный полумрак. В фарфоровой чашке с эмблемой Императорских Железных Дорог мелодично позвякивала серебряная ложечка. Скоростной экспресс "Рамзан" мчался сквозь холодную осеннюю ночь со скоростью почти двести километров в час.
Графиня Ксения Собчак - Рублевская откровенно скучала и не знала, чем занять свой пытливый ум. На столике стоял затянутый в розовый плюш "макбук", маня к себе черным экраном. Но френдленту ей читать не хотелось. Она знала, что там про нее пишут сплошные гадости. Тема про ее перепалку с графиней Канделаки - Тбилисской в ток-шоу "Кто здесь сосет?" уже вторую неделю держалась в топе Яндекса.
"Тупая болтливая мразь. Миньетчица ебаная", - мстительно подумала графиня, с удовольствием вспомнив, как в финале высокоинтеллектуальной беседы выдрала у соперницы прядь прекрасных черных волос и безжалостно растерла их каблуком по полу студии.
Графиня встала, со страхом посмотрела на себя в зеркало на двери. Ее лицо, четверть века назад такое миловидное, превратилось в высохшую пергаментную маску, как когда-то у ее маман, покойной ныне сенаторши и телезвезды. Гримерам удавалось скрыть проступающие морщины, да и ежегодные подтяжки в швейцарских клиниках помогали. Но старость неумолимо брала свое. С каждым эфиром становилось все заметнее, что она стареет. И с каждым разом гримерам все кропотливее приходилось работать над ее лицом, дабы скрыть от зрителей безобразные следы распада плоти.
Ч-черт... завтра же ей вставать в шесть утра, на съемки фильма "Богиня гламура", посвященном ее 55-летию. И журналисты, въедливые суки, не забудут указать ее возраст в своих ублюдочных заметках.
- Стадо пидорасов, чтоб вы все на Володином хую вертелись, - злобно пробурчала графиня. Из неприятных мыслей ее вырвал бесцеремонно резкий стук в дверь.
- Кто там? - пугливо вопросила Ксения.
- Это я, Михаил, - произнес мужественный баритон.
Надев на лицо радушную улыбку, графиня щелкнула замком. Дверь купе почтительно отодвинулась, впуская сиятельного князя Прохорова - Куршевельского - высокого статного красавца с военной выправкой и многомиллиардным счетом на Каймановых островах. Общество князя было ей безусловно приятно.
- Тоже не спится? - непринужденно спросил князь, опускаясь на итальянский кожаный диван. Одет он был демократично - в рваные джинсы и длинный шелковый халат на голое тело. В разрезе халата проглядывалась мощная гладко грудь с рельефной мускулатурой.
- Ах, вы знаете, я никогда не сплю в поездах. Бессонница-с, - улыбнулась графиня, опускаясь в кресло напротив. Сладкая истома змейкой проползла по низу живота. Князь Прохоров всегда был интересен ей как мужчина. Об его амурных подвигах ходили легенды. Ходили слухи, что на прошлой неделе он склонил к близкому общению очередную подругу князя Абрамовича - Чукотского. А наутро после ночи плотских утех голой выгнал на Рублевку, подгоняя ударами кнута. "Я сделал это ради лулзов", - так объяснил граф свой поступок в блоге, собрав более тысячи восторженных комментов от титулованных френдов.
- Я вот тоже не сплю, даже снотворное не помогает, - от графа мощно пахнуло ароматом элитного французского коньяка. Он достал из заднего кармана плоскую фляжку с фамильным гербом, отвинтил пробку. - Лучшее из Франции. Двадцать штук евро за бутылку. Будете?
- Ах, оставьте, - кокетливо сказала Ксения, смущаясь, и сделала пару больших глотков. Щеки ее запунцовели, мысли приобрели отчетливо эротический оттенок. Но напрямую сказать о своих желаниях она не могла - честь родовитой семьи была для нее превыше всего.
- По каким делам в Петербург? - дружелюбно спросила графиня, как бы невзначай закинув ногу на ногу. Разрез платья обнажил гладкое золотистое бедро.
- А вы не в курсе? - Михаил удивленно воззрился на графиню, скосил глаза вниз и сглотнул. - Бал на крейсере "Аврора". Светлейший князь Матвиенко - Прибалтийский устраивает, в честь покупки седьмого шведского острова.
- Только от вас узнала, - с видом оскорбленной добродетели ответила графиня. Злая обида кольнула ее сердце - ее, королеву красоты, богиню гламура не позвали на vip-тусовку! Куда катится Россия? - И кто же там из гостей?
- Говорят, приедет сам император, - тут князь интимно понизил голос. - Младшой... то есть вице-канцлер будет по-любому. Ожидается присутствие сиятельного князя Кадырова - Северокавказского, князь Миллер - Таврический обещался быть всенепременнейше. Граф Колесниковъ обещал почитать главу из нового романа князя Суркова - Дубовицкого "Околорубля". Граф Плющенко - Ванкуверский грозился показать шестерной "тулуп", которым он выиграл зимнюю олимпиаду в Могадишо. Плюс всякая беспонтовая пидарасня вроде Билана и Моисеева.
- Этот блеющий козел в белой маечке? Глаза б мои его не видели, - нахмурилась графиня, вспомнив недавнюю перепалку с графом Биланом - Рудковским на кремлевском балу в честь окончания Евровидения - 2035, когда легендарный певец занял почетное сорок первое место. Тогда Ксения ядовито заметила, что графу пора бы сменить свою затасканную белую маечку ("а то уже завонялась поди") и перестать скакать по сцене молодящимся козлом - ибо европейцев уже раздражает. Граф не менее ядовито предложил графине участвовать в подтанцовке, чтобы он мог поскакать на ее упругом крупе. "Я надену белый мундир и буду генералом Скобелевым. А вы, Ксюша, будете моей верной лошадью", - и мерзко рассмеялся ей в побелевшее лицо.
- Натуральный козел. Если б вы только знали, сколько он за корпоративы заламывает! - князь картинно закатил глаза к потолку. - Приходится соглашаться. Бомонд-с, в грязь лицом ударить нельзя-с, сами понимаете-с...
Внезапно в окно что-то ударило, раздался мерзкий хруст, по стеклу зазмеилась извилистая трещина. Графиня вскрикнула и закрыла лицо руками. Князь неуловимым движением подскочил к окну, по-звериному ощерился, вглядываясь в заоконный мрак. В этот момент Михаил напомнил Ксении киношного вампира, сосущего кровь из зазевавшихся жертв. "А вдруг он и впрямь вампир?" - пробежало в голове. По нетронутой радикулитом спине графини пробежал мерзкий холодок.
- Кажется, опять мутанты камнями бросаются, - сообщил князь, усаживаясь на диван и как будто стыдясь проглянувшей звериной сущности. - Все им неймется. Впрочем, учитывая ужасающую разруху в провинции, в чем-то я их понимаю...
- Вот мрази, а, - графиня стиснула кулачки до белых костяшек. - Гребаные лузеры. Они ненавидят нас за то, что мы богатые и успешные, да?
- К чему вопрос, ответ на который очевиден? - тонко улыбнулся князь Прохоров. - Это же мутанты, одичавшие люди. Вообразите себе пещерного человека в двадцать первом веке. Только вместо шкур мамонтов он облачен в давно истрепавшиеся обноски с китайского рынка.
- Неужели они так стремительно деградировали? - нахмурила графиня тщательно выщипанные брови. - Должны же там остаться хоть какие-то... нормальные люди.
- Все нормальные люди успели перебраться в мегаполисы до Великого Раскола, - покачал головой князь. - По данным императорской канцелярии, массовый голод в начале двадцатых выкосил до девяноста процентов населения. Немногие выжившие - настоящие мутанты с примитивными мыслительными функциями. У жителей провинции уже двадцать лет нет никакой работы. Вся промышленность в глубинке стоит. Им нечего есть, нечем кормить детей. Они давно одичали, их ненависть слепа, как их разум. Они нерентабельны - и потому пожинают свою участь. Им просто не повезло родиться вне Москвы и Петербурга.
Графиня мимолетно подумала, что стало бы с ней, угоразди ее родиться в нищей семье шахтера из какого-нибудь Усть-Пиздюйска - и внутренне содрогнулась. "Нет, ни за что я бы там не родилась... Я же не лузерша какая-то..." Внезапно она представила себя плененной грязными вонючими мутантами в драных китайских куртках - и на нее накатил страх. Ей стало страшно до дурноты, к горлу подкатила съеденная за ужином фуа-гра.
- С вами все в порядке? - заботливо спросил Прохоров, внимательно глядя на ее лицо.
- Д-да... - выдавила графиня. - Я просто подумала, как ужасно будет, если эти провинциальные мутанты ворвутся в мегаполисы. Страшно представить, что они с нами сделают...
- Исключено, - снова покачал головой князь. - Мутанты каждый год пытаются прорваться к силовым экранам, но самонаводящиеся пулеметы отстреливают их за километр. Кому удается прорваться - те подрываются на минном поле. Князь Нургалиев мамой клялся, что до силовых экранов еще никто не добирался.
- Техника может подвести, - тихо сказала Ксения, кивнув на треснувшее стекло. - Князь Якунин - Первозванный утверждал, что во всех вагонах экспресса пуленепробиваемые стекла...
- Князь Якунин соврет - и недорого возьмет, - усмехнулся князь Михаил. - Они ж там, суки, воруют по-черному. У самого Якунина - настоящий бронепоезд с настоящими бронестеклами. Как у самого императора. А на нашу с вами безопасность ему, пардон, хер положить. Вот и меняют бронестекла на обычные. Помнится, в прошлом году он громогласно обещал, что всех террористов, замеченных вблизи железной дороги, будут вычислять ГЛОНАССом и уничтожать лазером со спутника. Вот вам, пожалуйста, результат, - и князь кивнул на треснувшее окно, за которым мелькал размытый мрак российской глубинки.
- Позвольте, князь, - вопросила графиня. - Но если экспрессы так часто обстреливают камнями - что мешает поставить поверх стекол обычные решетки?
- Ну вы, графиня, сказанули, - хохотнул Михаил. - Забыли, в какой стране живете? Сегодня ты на коне, а завтра под конем - пардон, в говне. Кому из вип-пассажиров захочется перемещаться в зарешеченном вагоне? На неприятные мысли, знаете ли, наводит...
- Действительно, - смущенно пробормотала графиня. - Может, тогда лучше летать самолетами? Или вертолетами?
- Летайте - если жить надоело, - ухмыльнулся князь. - Последним, кто отважился пролететь над провинцией на личном вертолете, был покойный князь Барков - Лукойловский в тридцать третьем году. Перед вылетом его вертолет проверяли раз двадцать с металлоискателями и без. И все равно рухнул в лесах Рязанщины. От аномальных зон спасения нет.
- Неужели их никак не обнаружить приборами? - бледнота вновь проступила сквозь толстый слой пудры на лице графини.
- А вот никак. Ученые говорят, что аномальные зоны перемещаются, подобно воронке смерча. Есть даже версия, что эти зоны порождены так называемым народным гневом, и засасывают в себя исключительно самолеты и вертолеты высокопоставленных лиц. Кстати, эпидемия падений vip-вертолетов началась еще в конце "нулевых", задолго до Великого Раскола.
- Воронки, порожденные гневом мутантов? Бред какой-то, - пробурчала Ксения.
- Бред не бред, а проверить эту версию на практике нет возможности. У нас уже лет двадцать не летают авиалайнеры с простыми смертными. А все "випы" боятся летать по вышеозначенным причинам.
В купе надолго повисла неловкая тишина. Прислушавшись к своим ощущениям, графиня поняла, что уже совсем не хочет князя.
- Долго еще ехать? - охрипшим голосом спросила она.
- Да вроде как уже в Ленобласти, - князь изящно отогнул запястье, взглянул на свои "брекеты", инкрустированные бриллиантовыми яйцами князя Вексельберга. - Где-то через часик должны быть на Московском.
- Спасибо, - она выдавила любезную улыбку. - Знаете, князь, я бы хотела... немного вздремнуть.
- Пардон, а как же... - растерянно сказал Михаил.
- Пардон, не сегодня, - графиня мягко, но настойчиво вытолкала князя Прохорова за дверь (на прощание он неловко стукнулся затылком о косяк), заперла ее на замок, промокнула платочком выступивший на лбу пот. Села на кушетку, стукнула по клавише дремавшего в режиме ожидания "макбука", вошла в свой "живой журнал", притронулась к клавиатуре длинными ухоженными пальцами - будто пианистка, готовящаяся к виртуозному соло.
"Сегодня я многое поняла, - записала Ксения. - Россию спасут только тактические ядерные фугасы, сброшенные на провинцию..."
Она хотела развить свою мысль - но ее сморил короткий нервный сон. В этом сне графине парила в воздухе сказочной птицей. Императорская железная дорога серебряной нитью разрезала погруженные в осенний сумрак леса. Извиваясь гигантским стальным василиском, по рельсам мчался императорский экспресс с горящими желтыми фарами. Время замедлилось, картинка скакнула в глазах - точно цифровой зум - и графиня отчетливо увидела зарешеченные окна в вагонах. Вцепившись в решетки высохшими пальцами с желтыми когтями, в купе выла и бесновалась она сама вместе с князем Прохоровым. От былой красоты аристократки не осталось и следа - высохшее как у мумии лицо разрезала жуткая усмешка, рот щерился вампирскими клыками, а глаза горели демоническим огнем. Таким же оборотнем выглядел князь за ее спиной, вспарывая волчьим воем осенний вечер. По обеим сторонам железной дороги стояли высокие красивые мужчины и женщины - ухоженные, чисто одетые. Их дети были златокудры, розовощеки и похожи на маленьких херувимов. Они смеялись, показывали пальцами на мчащийся экспресс и швыряли в него камнями. "Смотрите, смотрите - мутанты едут!" - кричали они.
Графиня проснулась в холодном поту, с трудом оторвала гудящую голову от клавиатуры. Детские крики эхом отдавались в воспаленном кошмаром мозгу.
- Гребаные мутанты, когда же вы все передохнете, - с тихой ненавистью сказала она. И, притронувшись к лицу, поняла, что плачет.
Но она не могла позволить своему лицу распухнуть от слез. Через два часа у нее были съемки.NoCopyright: Павел Артемьев, 2010Послесловие.
И казалось бы - при чем тут мечты? Так ведь... они разные бывают!
Композиция сборника определилась, когда я дочитал до фразы, вынесенной в анонс: "сам мечтал об этом дне, когда вас всех начнут вешать на фонарных столбах. Мечты сбываются, Максим Валентиныч...". До этого я бы не взялся определить, чем зацепили некоторые рассказы автора, обнаруженные в сети благодаря сообществу " Коммунистическая фантастика ". Почему - и чем! - пробрали до глубин моей начитанной души. Какой бешенной энергией залиты по самое заглавие...
Заряжены бурлящей ненавистью? Присутствует таковая. Но не определяет! А вот напряжение мечты, надежда несостоявшейся жизни... Будь то последняя надежда школьника или посмертный рывок к справедливости омоновца. Мечта мажора о вечной халяве или фермера поневоле о достойной жизни...
Пожалуй, эта идея более полно отражает суть альтернативной России, в которой живут - и умирают! - герои Павла Артемьева. И - вот ведь какой интересный круговорот получается! Разбившиеся, как стекло в скоростномбронепоезде "Рамзан", мечты одних - воплощение мечтаний других. Так что... Бойтесь "сбычи мечт"!Редактор-составитель reCensor , "Альтернативная Россия" , СПб, 2010
Размещено с разрешения автора 19.03.2010 г.
Текст сверен по авторским версиям на Проза.ру
Журнал автора: Сам Себе Колумнист
|