- Тю! - говорит бородатый рыжий мужик, замирая в дверях, - Баба!
Второй, невысокий жилистый блондин с большими черными глазами смотрит сквозь меня и спрашивает деловито:
- Где мужик-то твой?
Во! Приехали! Вот это охрана! Вот уж точно - никого не пропустят, ни комар, ни муха не пролетит. Супер!
- Какой мужик? - как можно вежливее спрашиваю я.
- Дура! Твой! - хамит блондин. А рыжий пожимает плечами и почесывает аккуратно подстриженную бороду.
Я частично немею и, откровенно говоря, теряюсь.
- Ты отвечать-то будешь? Чего молчишь? Мужик, говорю, где твой? - в третий раз спрашивает блондин, очевидно теряя терпение.
- Да чего с ней разговаривать-то, Арсен?! - презрительно цедит рыжий, отодвигает меня в сторону и входит в мою квартиру. Блондин следует за ним.
Не обращая на меня никакого внимания, они проходят в мою гостиную, совершенно забыв о моем присутствии. Я слышу, как рыжий восклицает:
- О, пивко! Это дело!
А блондин зовет неизвестно кого:
- Эй, хозяин! Ты где!
Я нажимаю красную кнопку вызова охраны.
2.
Охранники в количестве трех человек с пестиками и во главе с управдомом по имени Николай, появляются аккурат в тот момент, когда Арсен и рыжий возвращаются в коридор, так и не обнаружив в квартире "хозяина".
Николай спрашивает:
- Что-то случилось, Ирина Александровна? Какие-то проблемы?
Я делаю шаг чуть в сторону, чтобы гости были заметнее. А Арсен как ни в чем не бывало спрашивает у Николая:
- Че? Хозяина нет что ли? Только бабу свою поселил?
- Ни хера себе! - темпераментно бормочет рыжий, - В наш дом... надо же...
И смотрит на меня с беспредельным интересом, откровенно и ничуть не стесняясь.
Николай краснеет, а охранники сдерживают улыбки, стараясь сохранить на лице бесстрастность. Причем одному из них это дается значительно труднее, потому как он пристально разглядывает мои клетчатые семейные трусы. Просто глаз отвести не может.
Меня это начинает раздражать.
- Николай, объясните же! - требую я.
Николай, наконец-то, приходит в себя, быстренько спроваживает свой вооруженный отряд и поворачивается к Арсену.
- Видите ли, Арсен Георгиевич... - начинает он медленно и чрезвычайно вежливо, но в этот момент в дверях появляется еще один мужик.
Не обращая ни на меня, ни на Николая никакого внимания, он обращается к Арсену и рыжему:
- Мальчик за формой сам поехал, потому что эти ублюдки сказали, что эмблемы еще не готовы и что черных шнурков у них нет. Мальчик их оттрахает и тут же вернется. А Половник сейчас припрется...
- Да подожди ты с формой, Вась! - восклицает Арсен и снова обращается к Николаю, - Ну?!.
Николай продолжает:
- Ирина Александровна и есть хозяйка этой квартиры. Она вот сегодня въехала, и будет тут жить...
- Это я понял! Понял я! - продолжает нервничать бестолковый Арсен, - А где мужик-то ее?! Мужик где, спрашиваю?
Николай снова краснеет.
- Был у нас один Мальчик... А теперь у нас еще и девочка есть... - грустно резюмирует вновь прибывший Вася, оказавшийся на редкость сообразительным.
- Во, бля! Приехали! - с прежним темпераментом басит рыжий и чешет бороду.
- Чё бля?! Чё бля?! - беснуется Арсен, обращаясь к рыжему, которого, оказывается, так и зовут - Рыжий, - Ты чего, Рыжий, каркаешь?!!
- Тут каркай, не каркай - один черт, - ответствует Рыжий и чешет теперь уже свою задницу.
Классный дом... ничего не скажешь... Да уж, эта квартирка стоит денег, выложенных за нее...
- Ну, я, пожалуй, здесь не нужен, - бормочет Николай, которому - по всему видно - очень хочется свалить из моей квартиры да побыстрее. И удерживают его, похоже, только мои клетчатые семейные трусы.
- Да, да, иди отсюда давай, - гонит его Вася, - Сами разберемся...
И Николай бесшумно исчезает.
3.
Этим троим до моих трусов дела явно нет никакого, что несколько утешает. Впрочем, и до меня тоже.
Они тихо и грустно переговариваясь между собой, проходят в мою гостиную, не обращая на меня решительно никакого внимания.
- Чего делать-то будем? - спрашивает Рыжий.
- Не знаю, - пожимает плечами Вася.
Рыжий и Вася смотрят на Арсена, а Арсен снова на меня.
- У тебя мужик есть? - спрашивает Арсен, - Или хотя бы муж?
- Нет, - бодро отвечаю я и тут же добавляю с готовностью, - Но могу завести. Вам как быстро надо?
Вася беззвучно ржет, а угомонившийся было Арсен снова начинает беситься:
- Ты чего шутки шутишь? Чего шутки шутишь? Ты нам знаешь сколько проблем создала?! А мы тебя так ждали...
- Ну, почему же шутки? - возражаю я обиженно, - Я абсолютно серьезно. Вы дату только назовите, и оформим... в лучшем виде! Тем более что вы меня так ждали...
А что мне еще остается?
Арсен еще что-то хочет крикнуть, и даже открывает рот, но Вася его опережает - не дает сказать:
- Арсен, надо что-то решать!
- Я понимаю, - соглашается Арсен и сразу как-то никнет.
Да и вообще, выглядят они действительно не очень-то весело.
- Ладно, сейчас решим, - заявляет бодро неунывающий Рыжий, - Давайте хоть вон... выпьем...
И кивает на мой стол, на котором стоят три бутылки пива. Моего пива.
После чего они все дружно расстегивают свои брюки, а затем снимают их, оставаясь при этом, правда, в семейных трусах.
Не рано ли я отпустила охрану?..
У Арсена, между прочим, трусы, в точности как и у меня - в сине-зеленую клетку с тонкими красными полосочками. Только ноги у него значительно короче, чем у меня, да еще и волосатые.
Я смотрю, как он семенит своими ножками по направлению к моей спальне, потом вдруг останавливается, явно передумав, и направляется в коридор. Васька и Рыжий следуют за ним. На Рыжем трусы зеленые, трикотажные, в таких чудных розовых кроликах, зато на Ваське шелковые, темно-синие - в красных всадниках с клюшкой, как эмблема "поло". Самые красивые.
Я выглядываю в коридор. Мужики вешают брюки на крючки у входной двери, после чего также дружно возвращаются в гостиную. Рыжий на ходу успевает нажать желтую кнопку обслуживания и приказать в домоком:
- Пива принесите!
А Васька говорит, задумчиво глядя на мои трусы:
- Вам идет...
4.
У этих кабанов действительно проблема. Они хотят играть в футбол - дом на дом. Первая игра цикла с какими-то банкирами в ближайшее воскресенье. И им нужен шестой. Либо играют все шесть жильцов, либо они вообще не играют.
Шестой жилец - это я.
- Вы хотя бы приблизительно знаете, что такое футбол? - вежливо интересуется интеллигентный Васька.
А хамоватый Арсен бесится.
- Че ты ее спрашиваешь? Че спрашиваешь? Она же баба! - орет он Ваське, - Откуда ей знать! Откуда?!
Что такое футбол, я знаю. Но действительно лишь приблизительно.
Я смотрю на них с сочувствием, потому что мне их на самом деле жалко. Они совершенно искренне расстроены.
- Ну... примерно... - отвечаю я обнадеживающе, и оптимистично добавляю, - Как выглядит футбольный мяч, я знаю...
- Это радует, - с тоской отвечает Рыжий. И даже не ругается.
- В крайнем случае она может просто на площадке постоять, - осторожно говорит Васька, поворачивается ко мне и спрашивает как-то даже вкрадчиво, то ли просит, то ли уже уговаривает, - Вы ведь сможете? Правда? Ну просто выйти на площадку и все...
Арсен смотрит на меня с ненавистью. А Рыжий с надеждой.
5.
Банкиры приперлись на игру в сопровождении жен и даже детей. Их трибуна вопит и ликует, тряся самодельными флагами и полотнищем с лозунгом "Даешь победу!", неистово дуя в дудки и свистелки.
Наша, разумеется, пуста. Лишь шесть одиноких мобильников лежат рядком на скамейке. Холостяки, мать нашу...
Лысый Половник - хороший вратарь, но в защите только Мальчик. И я ему не помощник, совсем не помощник...
Арсен стоит двоих, да и Васька тоже. Им бы в нападение перейти - они б отбились. Потому что умеют играть явно лучше. Но их подавляют банкирские болельщики, и еще больше - мое присутствие. Они вообще стараются меня не замечать, словно меня и нет на площадке.
Чего не скажешь про банкиров. Которые толкают и пинают меня - случайно и нарочно, и я поминутно падаю, сбитая с ног. Особенно резвится их капитан - Камянов. Эту гадину я особенно ненавижу, потому что мы знакомы. Он хотел, чтобы я для него сыграла - на бирже. И пытался всучить мне в качестве залога состав с окатышами. Я, разумеется, отказалась. Теперь он злобствует. И периодически щиплет меня за задницу.
Унизительно. И очень больно. Но как от этого избавиться, я просто не знаю.
Если бы я умела плакать, я бы заплакала.
6.
Я старательно сторонюсь игроков, как чужих, так и своих. Просто прохаживаюсь по краю площадки, не заходя за черту. Полосатый судья поглядывает на меня недовольно, но не свистит. Да и зачем? Он ведь понимает, что происходит, поэтому и не вредничает. В общем-то я никому здесь не нужна, разве что мое присутствие... Другое дело - надо ли это мне? И если надо, то зачем?
...Мяч подкатывается к моим ногам. Я смотрю на него, потом поднимаю голову и обвожу взглядом одиннадцать замерших в ожидании мужиков... И вижу, как Камянов вдруг ухмыляется и делает шаг в мою сторону. Он приближается медленно и спокойно. Потом вдруг останавливается, чтобы поправить гольфы и подтянуть трусы. И поглядывает на меня, насмешливо улыбаясь. А я отчетливо слышу, как Васька яростно шепчет: "бей же! бей!"
Я еще медлю пару секунд, какое-то время изображаю на лице легкую наглую ухмылку, а потом замахиваюсь - и бью.
Я вкладываю в этот удар все - все свои удачи и поражения, все полученные красные дипломы, повышенные стипендии и двойки за поведение, все свое движимое и недвижимое имущество, все деньги, которые мне когда-либо удалось заработать и потерять, все свои тридцать лет прожитой жизни, - и все унижение, накопившееся за последние полчаса.
И я не промахиваюсь.
Мяч бьет Камянова по лицу, отскакивает и медленно закатывается в ворота банкиров...
Мои кабаны приходят в неописуемый восторг. Они кидаются ко мне и валят меня на пол.
Я лежу под ними на совершенно зеленом, словно летняя травка, покрытии, а они вопят, слюнявят и лапают меня во всех местах.
Я в общей радости участия не принимаю. Я просто лежу и терпеливо жду, когда они вдоволь нарезвятся, а затем все-таки слезут с меня. А они ревут хором нечто совершенно нечленораздельное, и все никак не угомонятся.
Вот оно! Вот оно - женское счастье! И зачем мне замуж? У меня и так все есть. И даже в несколько преувеличенном количестве.
И всего-то надо было квартиру купить и в футбол разок сыграть.
7.
- Арсен! - строго говорит Васька.
- А чего я? Чего я? - бесится Арсен, но Васька не умолим.
- Если хочешь, если конечно действительно хочешь, то я сам. Но капитан - ты.
- Да ладно, - тянет недовольно Арсен и направляется к Камянову.
- Если ты, сука, еще раз ущипнешь ее за жопу, мы снимем вашу команду с игры, - шипит Арсен.
- Так ведь надо будет протокол составить и занести все в него... - лыбится Камянов.
- Давайте позовем судью? Он и составит, - миролюбиво предлагаю я, глядя Камянову прямо в глаза.
- В другой раз, - цедит Камянов и машет своим рукой.
Больше они меня не трогают.
Впрочем, мы все равно проиграли. Ну, хотя бы не в сухую.
8.
- И много у тебя денег? - спрашивает Арсен.
- Все относительно... - философски отвечаю я. Или он и вправду ждет, что я начну исповедаться?
А Мальчик твердит как заведенный:
- Женщины не могут играть на фондовом рынке! Это слишком сложные операции, слишком точная и быстрая реакция должна быть... А еще и финансовый дилинг!
Я не спорю. Я равнодушно пожимаю плечами и просто отвечаю:
- А я играю. И ничего.
- Ну, и как у тебя компания называется? - не унимается Мальчик.
Я называю.
- Не ври! - орет Рыжий, - Там мужик президент. У него еще еврейская такая фамилия...
И он морщится и чешет у себя за ухом. Видимо, вспоминает.
- Альтшиц, - подсказываю я.
- Точно! Альтшиц! - радостно ревет Рыжий, - Альтшиц! Мы ему каждый месяц присылаем "Хастлер"!
- Ага, - киваю я, - В подарочной упаковке...
Сообразительный Васька начинает беззвучно смеяться.
Рыжий растерянно чешет задницу и бормочет:
- Ни хера себе...
А Васька продолжает ржать, теперь уже, правда, в полный голос. Мальчик и Половник радостно вторят ему.
- Так у тебя денег больше, чем у меня! - восклицает изумленно Арсен, и впервые за весь вечер смотрит на меня внимательно и совсем без ненависти.
Деньги. Это они понимают.
- Слушай, Рыжий! - стонет Половник, - Отдай ей карточку...
- Ага, Рыжий, отдай, - подхватывает Мальчик, - Она вполне в твой контингент вписывается...
И они ржут еще громче, хотя, казалось бы, куда уж громче. И даже Арсен начинает им подхихикивать.
Рыжий с абсолютно красной физиономией приподнимается в кресле и достает из заднего кармана брюк серебристо-голубую пластиковую карточку.
- На что ли... - бурчит он недовольно и кивает на мужиков, - Такие у них только... и у меня...
Я вежливо говорю "спасибо" и разглядываю карточку, которая свидетельствует, что ее владелец является почетным членом элитного стрип-клуба.
Ну что ж... Футбол, пиво по субботам, стрип-клуб опять же... В общем, все хорошо. По-взрослому так, по-настоящему...
9.
- Милая... - слышу я чей-то то ли шепот, то ли стон.
Голос, между прочим, женский.
Фу, гадость какая! Это я говорю? Или это мне говорят?
Вчерашняя певичка из клуба смотрит на меня испуганными глазами и говорит тихо:
- Слава Богу, а то я не на шутку испугалась...
И вздыхает облегченно.
Я оглядываюсь по сторонам, смотрю на плотные синие шторы, на стеллажи с книгами и замысловатый эстамп на стене, и понимаю, что это не гостиница.
- Где я? - спрашиваю я.
Певичка улыбается - чуть-чуть, лишь краешком губ, и отвечает вполне серьезно:
- У меня. Я побоялась, что вам... тебе... не хватит денег расплатиться за номер, и сочла за лучшее перевезти тебя домой...
Батюшки! Какой слог! Словно я подцепила ее не в стрип-клубе, а в консерватории. Или в Литературном музее.
- Какое сегодня число?
- Пятое... - отвечает певичка.
Зачем мне число?... Я встаю и начинаю одеваться.
- Может, съешь что-нибудь... я бульон сварила... голова болит?
И смотрит с искренним сочувствием.
Я начинаю нагло разглядывать ее и с удовлетворением отмечаю, что не испытываю никаких отрицательных эмоций. Мне она даже нравится. Талия такая тонкая, грудь опять же... Бедра, впрочем, слегка тяжеловаты, но они ее не портят...
"Вообще-то я хотела снять мужика," - ухмыляюсь я про себя, и тут же ловлю себя на мысли, что мне очень даже нравится, что сняли на самом деле меня.
- Маруся, стало быть! - веселюсь я, игнорируя ее реакцию.
- Вам звонила какая-то Гетя... Она просила заехать... Документы какие-то подписать...
И добавляет чуть тише:
- Я сказала, что вы болеете, а я медсестра из поликлиники...
Я равнодушно пожимаю плечами. Медсестра так медсестра...
10.
- Хочу замуж, - громко заявляю я и поднимаюсь с табурета, чтобы продемонстрировать полную готовность к замужеству.
- Так выходи...
- Не могу найти подходящего персонажа...
- Тебе нужен мужчина с деньгами, солидный... состоявшийся во всех отношениях... и вообще...
Что именно "вообще" Гетя не поясняет, да я и не настаиваю. Просто потому что не успеваю вдуматься в то, что она сказала. А сразу возражаю:
- Зачем это мне мужчина с деньгами? У меня у самой их столько, что девать уже некуда!
- Займись благотворительностью...
- Не хочу, - я отрицательно мотаю головой, - Нет, не хочу. Потому что не люблю...
- Это почему же? - любопытствует Гетя.
- Мне кажется, что благотворительность - это как-то противоестественно...
- Что же в этом противоестественного? - искренне удивляется Гетя, и поясняет, - В том, чтобы людям помогать?
- Ага, - киваю я, - Вот когда все есть, тогда и можно помогать. А у меня есть не все...
- Чего же у тебя нету-то?
- Мужа, - категорично заявляю я. И Гете нечего возразить.
Вместо нее возражает Марыся, которая вот уже минут пятнадцать стоит в дверном проеме и обозревает разворошенное блюдо с зеленью, лохматый остов курицы и три пустых бутылки "Долгорукого".
- О муже заботиться нужно, ухаживать... - говорит Марыся, - Они сами по себе не могут...
Я аж задыхаюсь от возмущения, но Марыся ласково гладит меня по плечу, приговаривая:
- Успокойся, деточка, успокойся. Вовсе ты не педик, - и поворачивается к Гете, - Гетушка, ну разве так можно?
11.
- Ты должна выглядеть так, словно у тебя все есть. И тебе нечего предложить.
- У меня и так все есть, - возражаю я. Но несколько противоречиво. Помнится, минут десять назад я заявила, что у меня все же есть не все...
- Да, но ты так не выглядишь, - возражает Гетя.
- А зачем? - интересуется вдруг Марыся.
- Тогда, если она будет выглядеть, как женщина, которой нечего предложить, потому что у нее все есть, ей предложат себя.
Марыся пожимает плечами и тихо бормочет:
- Вот уж не факт...
12.
- Ненавижу бисексуалок! - кричу я.
- Что это вдруг? - равнодушно удивляется Гетя.
- Это противоестественно! Нельзя одновременно любить и мужчину, и женщину! Чувственность - ее не обманешь! Против нее не попрешь!
- Эту песню не задушишь, не убьешь, - тихонечко напевает Марыся.
- А ты-то откуда это знаешь? - интересуется вдруг Гетя, - Или ты любишь женщин?
- Нет! - категорично отвечаю я. Только, пожалуй, чуть быстрее, чем следовало бы, - Я люблю мужчин.
Марыся внимательно смотрит на меня.
- А я женщин... - мечтательно произносит Гетя и зажмуривается от удовольствия, словно даже говорить о том, что она любит женщин, ей чертовски приятно, - Ах, как я люблю женщин...
И добавляет совсем уже не мечтательно, а как-то очень деловито:
- Особенно женские ноги. Выше колен.
Я не знаю, что на это возразить. Или хотя бы ответить. Да и надо ли?
А Гетя вдруг вскакивает на табуретку и начинает громко и выразительно, а главное - очень прочувствованно декламировать. Так прочувствованно, что у меня даже мурашки начинают бегать по спине и вообще по всему телу.
- Любите ли вы женские ноги? - вопрошает Гетя и тут же, не дождавшись ответа, продолжает, - Нет, любите ли вы женские ноги - так, как люблю их я? То есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость,
жадная и страстная до впечатлений изящного? Тысячи глаз устремлены на один предмет! Тысячи сердец бьются одним чувством, тысячи грудей задыхаются от одного упоения! тысячи "я" сливаются в одно общее целое "я" в гармоническом сознании беспредельного блаженства...
Марыся краснеет и говорит укоризненно:
- Гетушка, это же Белинский... и вообще о театре...
- Но как сказал! Как сказал, паразит!.. - не унимается Гетя, спрыгивая с табуретки, и тонкие хрустальные рюмки в буфете дрожат и позвякивают.
И продолжает:
- Я люблю женские ноги. Люблю больше, чем женские лица. Это женское естество, женская сущность. Над лицом потрудились, его приукрасили и улучшили. Ноги же, скорее всего, оставили так, как есть. Вернее, так - как было. Лицо легкодоступно, его подставляют каждому. Ноги берегут для близких!
Марыся улыбается и краснеет еще больше.
А я думаю: а вот я - что больше люблю: женские ноги? Или женскую грудь?
И я представляю себе ту самую певичку из стрип-клуба Рыжего. Представляю по отдельности сначала ее грудь, а потом ее ноги. Голые. Выше колен. И только потом лицо.
Пожалуй, Гетя все-таки права. Женские ноги лучше, чем женские лица. Хотя грудь у певички ничего себе... маленькая... в ладошке умещается... с таким мягким розовым соском... который так быстро твердеет в моих губах...
В общем, это... хм... грудь конкуренцию ногам составить может.
13.
- Полный дом холостяков, - ржет Гетя, - А она ни одного снять не может! Чем тебе Арсен, например, не подходит?
Не знаю. Мне как-то в голову не пришло этих кабанов в разноцветных семейных трусах рассматривать как потенциальных мужей.
Тем не менее, подумав, я отвечаю:
- Он горластый. Кричит все время и слова повторяет.
- Как это - повторяет? - не понимает Гетя.
- Ну, так, - говорю я, - Скажет предложение и тут же снова его произносит. И вообще он нервный. Он мне по психо-физическому складу не подходит.
- По психическому складу - понятно, - говорит Марыся, - А по физическому-то почему?
- А он маленький! Шибздик такой, - перебивает меня Гетя, - Он ей по плечо, наверное...
Марыся одобрительно качает головой.
- Они все там такие?.. мелкие? - осторожно спрашивает она.
- Нет, - отвечаю я, - Только Арсен. Остальные высокие. Половник и Рыжий с меня ростом, а Мальчик и Васька выше. Только Мальчик младше меня. Лет на пять, наверное. А у Рыжего - сеть стриптиз-клубов. И вообще он толстый.
- Только не Половник! - кричит Гетя, - Я его знаю. Он тупой. Богатый, но тупой. И лысый.
- А Васька? - спрашивает Марыся.
- Васька да... Васька хороший... - соглашаюсь я, - Но он... как бы это сказать...
- Ну, а этот-то чем не угодил? - снова спрашивает Марыся и смотрит на меня очень внимательно.
- Он волосатый. У него руки и ноги все в шерсти, - и добавляю после паузы, - И грудь...
- Деточка, не волосатых мужчин не бывает, - говорит Марыся как-то уж слишком сочувственно, - Все они в каком-то смысле... с шерстью... Не нужно себя в этом обманывать.
- Бля! Так бери бабу! - вдруг предлагает мне Гетя, - У них на груди шерсти нет!