Жила-была жемчужная раковина. Звали ее Эа. Все вокруг наперебой твердили, что она очень красива, хоть и мала, и не должна стесняться этого. Подружки уверяли, что внутри неё должна находиться непременно редкая жемчужина, потому что у такой доброй и застенчивой другой и быть не может. Родители же неустанно наставляли, советуя раскрыться лишь самому лучшему, тому, кого выберет ее сердце.
Малышка-раковинка сильно смущалась, слушая комплименты. Сочные красноватые блики пробегали по перламутровой спинке, делая её ещё более привлекательной. Многочисленные поклонники, крутившиеся вокруг и вызывавшие покорную зависть подруг, не интересовали Эа. Нет, она не воображала. Просто они ее не волновали.
Время шло, просачиваясь сквозь песчинки морского дна.
И вот однажды, после продолжительного шторма, взбаламутившего даже их спокойное существование, к ним опустилась огромная необычная раковина. Она переливалась всем радужным спектром, притягивая взгляды женской части обитателей лагуны и сея разлад в плотных мужских рядах. Эа с замиранием в сердце рассматривала незнакомца, не решаясь приблизиться. Это сделали шустрые подружки, мгновенно окружив новичка. Лон оказался очень общительным, рассказывая потрясающие истории о далеких краях, в которых ему довелось побывать. "Ах, ах!" - дружно восклицала благодарная публика, - говори еще!"
Невидимая паутинка протянулась между ней и Лоном. Словно сотканная из самых тончайших водорослей, за гибкими движениям которых так любила наблюдать Эа, стоило ловкой стайке рыб пронестись мимо, едва задев их. Ее неумолимо тянуло к сияющему красавцу. Постепенно тонкие нити превращались в крепкие путы, сковывающие все ее движения и мысли в ожидании чего-то еще более удивительного и прекрасного, чем эйфория, в которой Эа купалась дни напролет. "Влюбилась... наконец-то", - констатировал, задиристо смеясь, ее верный друг, маленький морской конек. Приятный голос скромной раковинки не раздавался больше, как раньше, отскакивая задорным заливистым молоточком от морских камешков. Она всегда тихонько лежала поодаль, мечтательно глядя на неутомимого рассказчика.
Все давно заметили, что случилось с Эа и считали это правильным. Лон, вероятно, тоже это понял, потому что как-то вечером оказался с ней наедине. Он, как обычно, фонтанировал целым набором длинных витиеватых фраз и двигался без конца, чертя замысловатые зигзаги. Но Эа ничего не слышала. Все изменилось для нее в одно потрясающее и острое до боли мгновение. Песчаное дно вдруг окрасилось в фиолетовый, а водоросли стали золотисто-оранжевыми... . Сотканное её мечтательностью полотно, превратившееся за столько дней томительного ожидания из легкого и невесомого в тяжелое и плотное накрыло маленькую раковинку с головой, почти лишив возможности дышать.
Звуки едва касались ее слуха, с трудом пробиваясь через густую пелену. Эа не слышала Лона, а лишь следила за движением его губ, которые так хотела поцеловать.
Они встречались много ночей подряд. Красноречие сверкающего оратора поражало молчаливую слушательницу, и в голове ее иногда проносилась мысль: "И зачем он столько говорит?" Но все равно слушала, ни о чем ни спрашивая. Достаточно было уже просто находиться рядом, разглядывая смену цветов его восхитительного свечения.
И вот, наконец, Эа решила, что настал тот самый важный момент в жизни, когда она должна открыться тому, кого выбрало ее сердце. Она распахнула свою раковину, показав мерцающую голубую жемчужину. Вся лучась от счастья, Эа попросила Лона о том же. Он долго не решался, что-то торопливо бормоча в ответ. Когда же его огромная раковина наконец-то поддалась, открывшись с легким скрипом, Эа увидела тусклый белый шарик, затерявшийся в дальнем уголке ее охваченной паникой любви.