Когда край заходящего солнца коснулся рыжих песков Асталуры, ящерица выползла из-под бледно-зелёного камня и сонные глаза тупо уставились на скудную растительность равнины. Внезапно, она резко повернула тельце к выходу тропы из балки. И тут же погибла под лапами грока. Но последний даже не остановился, чтобы полакомиться своим любимым блюдом. Семисотфунтовое сплетение мышц, покрытое полосатой шкурой, стремилось на запад со скоростью урагана. Не по своей воле. На спине у грока, пригнувшись к белому загривку животного, с трудом удерживаясь за кожаные "уши" седла, сидел всадник. Явно человек. Для гнома слишком высок, для эльфа широк, вообщем, стандартный людской нестандарт. Голова всадника была замотана чёрной тканью - на наречье астов, "таба" - лишь узкая прорезь для глаз позволяла ему ориентироваться в пространстве. Куртка и штаны тёмно-зелёного цвета были сшиты с запасом, так что сейчас парусились бутылочными волнами. Кожаные сапоги, также тёмно-зелёного цвета крепко сдавливали бока грока, шпор на них не было, но покрой с утолщенной внутренней стороной, говорил, что их шили для верховой езды. Что касается оружия, то, как не странно для этих мест, его у всадника не наблюдалось. Лук не был перекинут через плечо и меч не бился о бёдра, к седлу не был приторочен арбалет или дротик, на худой случай. Впрочем, возможно, человек надеялся на грока, скорость лёгкого бега которого превышала в два раза лошадиный галоп. Это могло уберечь от встреч с шайками местной степи, которые, в основном были конными отрядами людей вперемешку с гномами обедневшего Харрисвальда. Неприятности могли возникнуть в том случае, если бы в шайке оказался эльф-ренегат, перечитавший вестернов накачанного дурманящей алутой Д,айля и вдруг неожиданно ясно осознавший, что в мире нет цели выше и благороднее, как резать людишек на широких степных просторах. Говорят, что для лучников-эльфов не представляет различия, движется объект или нет. Говорят, что наполовину они живут в другом, параллельном мире, где все предметы недвижимы в золотистом аэре, а все явления представлены в жестко обнажённой сути. Так говорят.
Всадник явно торопился. О лёгком беге грока не было и слова, он ураганом пересекал равнину, стремясь к зубцам крепостных стен, всё более вырастающим в объёме. И было от чего, было. На юго-востоке, где перерезанная балками вдаль уходила степь, наступала ночь. Ночь была странная, она не охватывала прохладной дланью разогретую солнцем поверхность, она шевелилась. Тысячи ножек-щупалец выбрасывались вперёд и подтягивали за собой наступающую тьму. И ещё, ночь эта была шумна. Пока это был сливающийся фоновый шум, подобный ветру, несущему песок по степи. И хотя вас вряд ли взволнует ветер, от Этого Шума внизу живота всё стягивало тоскливой болью предчувствия. Это было предчувствие разрываемых дисков шейных позвонков, шлюпающего кровавой пеной отверстия под лопаткой или даже сладкого запаха горящей плоти.
В крепости это наблюдали уже давно. Ещё утром на вершине горы к северо-западу от башни Тромстольн взвился вверх огненный язык, питаемый просмоленной и промасленной вязанкой хвороста. Вслед за этим быстрые в движениях люди с сосредоточенными лицами кинулись с факелами к посаду, халупам бедного люда Асталуры, который как утопающий хватается за бревно, хватались за крепость Шторма, в защите от Великого Голода 144 года. Две трети деревень Асталуры, тогда, семь лет назад просто исчезли, их обитатели частью вымерли, а частью пребывали здесь, являясь дешевой рабочей силой для горнодобывающих партий департамента Шторм. Их дети десятками гибли в шахтах (гномы давно перестали лезть на рожон, они посылали в опасные штреки этих маленьких человечков, которые за горсть бобов и полдюжины ячменных лепёшек охотно рисковали своей жизнью), их взрослые заживо горели в цехах и кузнях, к 30 годам превращаясь в стариков, но они не уходили. Потому что помнили нечто худшее - Великий Голод. Помнили свербящую боль под ложечкой, помнили сладкий вкус мяса помершего ранее соседа (а то уже и схороненного). Да что там, многое помнили и поэтому тянулись к серым камням стен Шторма.
Их никто не предупреждал. Ветер дул с севера и огонь яркой дугой прокатился от стен крепости в степь. К полудню к крепостному рву приползли те, кто выжил. Они тонко подвывали и погружали в воду свои руки, покрытые пузырями ожогов. Их подобрали, накормили жидкой похлёбкой, заковали и отправили вглубь города - в те же кузни и цеха. Но на сей раз, volens nolens трудились они бесплатно, война-с.
Тогда же к полудню к крепости прибыли разьездные станицы, десятки конных всадников и несколько разведчиков на гроках в пропылённых одеждах с чёрными от пыли и загара лицами проследовали к помещениям гарнизона для доклада и долгожданного отдыха. Когда монахи становились на девятый час, с грохотом опустилась решётка Ворот Степи и каждый находившийся поблизости вздрогнул и невидяще посмотрел в направлении ворот и весть пошла по крепости и городу, по рынку, узким улочкам, притонам и харчевням непристопного Шторма. И весть эта была - Осада!
Двумя часами позднее приближавшийся с востока к Шторму всадник ни мало не беспокоился насчёт показавшейся опущенной решётки. Подъёмный мост был ещё опущен, остальное, видимо, не представляло для него преграды.
Неожиданно, грок издал звук, который характерен для человека, прочищающего горло. Два раза. Казалось ничего не изменилось в посадке всадника, но правый повод сместился на 2 дюйма назад и грок начал описывать изящную лёгкую дугу, отклоняясь от прямого маршрута к городским воротам.
Внезапно, на его пути песок, смешанный с пеплом сгоревшего посада встал маленькой бурей. Грок нырнул прямо в неё и буря огласила степь воплями. Маленькие фигурки вырастали из-под песка и падали отброшенные лапами зверя, представляя уже больше мешки с фаршем и мелко изрубленными костями. На башнях стены пришли в движение, забегали, раздались звуки горна. По крепости пронеслось "вормы" и каждый возблагодарил своего Господа за прошедшую рядом беду.
Привычка гарнизонов не поднимать мост до прибытия передовых отрядов противника (весьма, кстати, гуманная, в отношении близ живущих) стала хлебом насущным этого народца, обитавшего в асталурской степи. Легко продавая свою службу любому, кто хорошо платил, эти песчаные гномы подкрадывались к стенам под полуфутовым слоем песка и, перебив воротную стражу, ломали подъёмный механизм моста и решётки. После этого, крепости оставалось надеяться при штурме на дубовые ворота и завалы, сооружаемые на скорую руку. Обычно, нападение вормов следовало за несколько десятков минут до прибытия сил противника, поэтому, через час Шторм уже поднял бы свой мост. Хотя вряд ли.
Отряд вормов ушёл из вражеского лагеря три дня назад, они ползли через степь, изредка подкрепляясь мясом тушкана и глотая солоноватую воду из продолговатых бурдюков. В предыдущие месяцы их хлеб насущный начал отплывать от их маленьких острых зубок степных хищников. Хитрые обитатели груд камней, раскиданных по степи, начали закрывать свои убежища раньше. Два отряда были расстреляны перед городским рвом Малата, один был уничтожен заказчиком, заподозрившим измену. Поэтому, надо было менять тактику. Они должны были ударить раньше. Оставалось всего ничего, уже песок степи сменился пеплом посада. Уже стали видны черты лиц встревожено вглядывающихся в горизонт стражников за решёткой (опустили всё же! Ничего, главное мост). И тут полосатое чудовище прошло сквозь них, как лопатка сквозь пудинг, переворачивая их маленькие тельца и полностью вскрыв положение отряда. Вождь вскочил, забыв про опасность, на пути противника и развернув арбалет, прицелился во всадника. Тот лишь вскинул руку в тщетном защищающемся жесте, вывернув ладонь вперёд. Но из рукава его куртки со свистом (если его кто и услыхал в развернувшейся кутерьме) вылетело чёрное острие и во чёрнокожем морщинистом лбу вождя появилась маленькая, сочащаяся красным дырочка. Затылок был вырван напрочь.
Вождь ещё стоял и целился в пустоту, наполненную воплями его изувеченных одноплеменников, когда раздалось гудение. Оно длилось две секунды, после чего отряд вормов прекратил своё существование. Чёрная туча после звука рожка вылетела из-за крепостной стены, сделав кульбит в лучах заходящего солнца, и тысячами остриев ринулась вниз. Расстояние между древками стрел, вошедших в пепел и тела вормов было от 2 до 3 дюймов.
Всадник в последний момент успел выскочить из-под дождя смерти и лапы грока ударили по доскам моста. Из ворот неслись крики благодарности, но лица стражников были искажены болью. Старые вояки, они понимали что этот человек спас их. Они также понимали, что жить ему не осталось долго. Решётка была опущена по приказу премьер-майора Герница и до отхода противника её острия должны были быть погружены в красноватый песок Асталуры, а сам Герниц пребывал на вечерне. Глупец, осмелившийся изменить данное, был верной кандидатурой для тренировки в стрельбе отряда лучников (известные богопродавцы, они заключали спор на возможно большее количество стрел, вошедших в тело жертвы до её смерти, сиё искусство требовало как меткости, так и знания анатомии). Но всадник, легко спрыгнувший с грока, неуловимым жестом достал из складок куртки платок, отороченный красным бархатом и развернул его перед стражей. Их лица быстро меняли выражение от горестного сочувствия к безмерному удивлению, от удивления к страху.
Решётка вздрогнула и поползла вверх, всадник с гроком проследовали в помещение стражи. Путник, остановившись, с крайней осторожностью прижал к обмотанному лбу платок, бережно свернул его и спрятал в куртке таким же неуловимым жестом. Затем, двумя пальцами указав на языке пустыни "воды", стал медленно развёртывать табу. По помещению разнёсся пряный запах мелисты, слабого наркотика, в точных дозах повышающего предел чувствительности зрения, слуха и повышающего скорость реакции, "дар-эль-гарр" - "орлиная травка". Таба была пропитана им аккуратно, слой за слоем. Это говорило, что всадник был в пути не один день, что он был вынужден воспользоваться этим "Руххаль-датом", "костылём пяти чувств", чтобы побороть лихорадку степи, постоянный вид пустого горизонта во всех направлениях, вгоняющего в отупелость и депрессию.
Сзади с шумом вновь опустилась решётка и раздался тяжёлый вздох, затем скрип, быстро меняющий тональность. Поднимали мост. Шторм становился неприступной твердыней.
Последний слой ткани упал с лица путника и обнаружился тонкий нос с горбинкой, карие с чуть расширившимся зрачком глаза миндалевидного разреза, впалые щёки и странно контрастировавшие с военной обстановкой аккуратно подстриженные усы, закрученные кверху вензельками, а также щёгольская эспаньолка. Освободившись от давления табы в мочке левого уха закачалась серебряная капля серьги, признак того, что её обладатель когда-то прошёлся по тонкому лезвию "барр-ста-лаха" - "боя без правил" - запрещённого два года назад в связи с военным временем.
Щеголь взял из рук подбежавшего стражника узкий сосуд с родниковой водой (в подземельях Шторма были чудные ключи, описанные десятками поэтов) и задумчиво смочив губы набрал в рот не больше ложки влаги. От испытанного удовольствия он он шумно вдохнул и закрыл глаза. В тот же момент раздался шум и толпа вокруг нежданного гостя раздалась в стороны. От центрального Собора Святого Духа к воротам галопом несся всадник в серо-синем, как грозовое небо, плаще. Едва его конь замер у ворот - носки его сапог коснулись земли, едва носки коснулись земли - из-за спины со свистом вылетел 4-хфутовый меч. Премьер-майор Герниц, комендант Шторма и глава одноименного департамента был скор на расправу.
Но только он встретился взглядом с прибывшим, меч со звоном опустился на плиты сторожевого помещения, а из уст коменданта сорвалось несколько растерянное ругательство, уместное, пожалуй, лишь в забегаловках Торна. Гость ничего не сказав, лишь мягко кивнул, по его лицу пробежала доброжелательная улыбка, от чего вензели усов подпрыгнули вверх. "Ты", - пробормотал комендант: "Неужели всё так плохо?". "Плохо, Серж", сказал баритоном путник и улыбка исчезла с его лица.
Так на закате 26 марта 151 года Ящера в пограничную крепость Шторм прибыл Меч Королевства, чиновник высшего ранга, барон Корне, граф Блазира и Сонте, Виттор Д,Эстер.
Они стояли на ещё не остывших камнях Кормстольна - южной башни Шторма. Над асталурской степью раскинулось небо в россыпи звёзд. С рассвета на закат плыли в небесах созвездия Меч, Раненый Лучник, Дева (в простонародье - Шлюха), а внизу пылали созвездия костров. Передовые отряды Орды подошли к крепости на расстояние выстрела. Но никто не пытался спустить тетиву, ни осаждающие, ни осаждённые. Все понимали, первый бой прошёл, город закрыт в глухой обороне. Теперь следует оценить ситуацию, что выгоднее, идти на штурм или на переговоры. Попусту раздражать противника никто не решался. Асталура не терпит бесцельного пролития крови.
Лицо Витто отражало меланхоличную задумчивость, казалось, происходящее ничуть его не тревожит. Серж же наоборот, был как бы отражением пламени нижних костров, он то опирался на парапет, то складывал на мгновения руки на груди, то жестикулировал ими как цирковой клоун. Возможно, отчасти, это было связано с воздействием мали, местного креплёного вина, кварту которого он только что опустошил. Однако, для правдивости, надо отметить, что Витто выпил не меньше.
- Вит, это идиотизм. Они не ассасины-смертники. Это обычные кочевники, которые любят выпить своего перебродившего молока, нажраться баранины и завалиться с девкой. К чему им идти к иблисам или кто там ещё у них на том свете есть? Времена Гаримэ миновали, это простые грабители, - лоб Сержа покрыли морщины, обозначающие столкновение с достаточно сложной проблемой.
- Ты порочишь Академ-ля-Торн, старина. На том свете их поджидают лишь бесплотные духи их предков.
- Этот факт весьма помог в оценке ситуации, весьма, господин умник.
Восемьдесят три года назад, в 68-м, многотысячные орды Гаримэ, подобно морскому прибою, приступили к Шторму. Гаримэ, сын бедняка, прошел путь от стрелка до командующего Ордой, все и вся расступалось от напора его сверхчеловеческой наглости и жестокости. Истоки и той и другой надо искать в той облезлой юрте, где мальчишка Гаримэ был неоднократно избит и изнасилован собственным отцом. Подобное породило подобное и свыше того. Отсутствие какой-либо защиты заставило сознание мальчика создать могущественного Предка-защитника, утешителя и подателя советов. Взрослый Гаримэ как-то в шуме весенней песчаной бури услышал голос Предка, зовущего его к великим делам. С той поры у него не было преград...до Шторма.
Здесь, на равнинах Асталурии кончился Великий Конгурат Гаримэ. Дикость столкнулась с цивилизацией. Всё было так же как и при взятии крепостей иных народов, граничащих со Степью. Рывок к стенам, ров, лестницы...но тут началось нечто непонятное. Огненные шары проносились между мечущихся кочевников, сверху падали мелкие восьмигранные стрелы разрывающиеся в теле на мелкие осколки, лилась какая-то вонючая жидкость, прожигающая плоть до костей. Орда стонала. И Орда остановилась! И тут, казалось из самих стен начали появляться чудные воины в блестящих доспехах, плотно облегающих тело. С мечами в обоих руках, они заработали как жернова, постоянно передвигаясь прямо по головам обезумевших степняков. Это были искусные произведения Академ-ля-Торн - Мечи Империи. Обладая особой выучкой по координации в пространстве, пластикой и способностью осознавать несколько уровней схватки одновременно, они стали практически непобедимы в бою с холодным оружием. Один Меч мог с успехом разгонять сотни вооруженных солдат противника, а имея неограниченный лимит времени и уничтожать их. Но, как и говорилось, Асталура не терпит бесцельно пролитой крови.
Но кровь сражения 68-го года была пролита неслучайно. Лаборатории Соул-факультета Академ-ля-Торн моделировали напряжённость фанатичности степняков. Увы, дело Гаримэ зашло слишком далеко, выход смирения степи был один - резня. И была резня.
К исходу того памятного дня, из ворот Шторма выехало 120 повозок, на которые были поставлены странные цилиндрические бочки. Это были печи, изготовленные в Физик-факультете. Печи для трупов противника. Используя колебания давления и температуры внутри топки, печи могли сжигать до 10 трупов в час. Они горели больше недели. Пепел засыпали в плотные мешки и таскали на прорезанный каналами участок степи. Сейчас, через 68 лет после тех событий, к западу от Шторма покачивал ветками Гарденвик - Сад Победы. Каждый иностранный посол, прибывавший в королевство, был обязан посетить Сад и вкусить ароматные плоды его деревьев в течении первого года пребывания. Это тоже было смоделировано в Соул-факультете. С-бакалавры допустили только одну ошибку, после посещения Гарденвика, посол вновь образованного Союза Кочевьев повесился на шёлковом шнурке.
В стане противника раздались негромкие хлопки ладоней и шорох лагеря смолк. Лишь костры мягко потрескивали в бархате ночи. Наступил час полуночной молитвы - "харрел" - "встречи с предками". Каждый обитатель степи застывал в трансе и всеми фибрами души пытался услышать Их голоса, Голоса Ушедших Поколений. Большинство слышало. Протяжные песни, ругань, рассказы о царстве снов, редко - советы, очень редко - подходящие к ситуации. Но это было то, что соединяло людей в этой голой равнинной территории, это было своеобразное лекарство от "лихорадки степи".
- Сожгут к утру все деревяшки и уберутся - уверенно сказал Серж - На удачу шли.
- Без сомнений, друг мой.
Грубое лицо Герница приняло вид крайней задумчивости. Было очевидно, что премьер-майор пытается применить те ростки искусства анализа, которые вдалбливали в него в Академии. Д,Эстер с улыбкой смотрел на друга.
- Опять заговор в Торне? Крысоеды никак не угомонятся?!
- Серж... Анри мёртв.
- Б..дь!
- Да, вероятно, яд. Впрочем, уже не важно. Северные провинции выдвинули на трон Кругольца.
- Б..дь!!
- Запад - маршала Лайена, а Восток перерезал коммуникации, видимо, решили создать своё маленькое царство.
- Б...дь!!!
- Твоя оценка отличается высокой точностью, дружище. Это слово последний месяц не смолкает на перекрестках и в барах. Ты знаешь что будет.
Серж Герниц знал. Перед его глазами стояли растрёпанные соломенные волосы его 9-летнего сынишки. В лицо он тогда смотреть побоялся. Дрожащей рукой он гладил и гладил его наклонившуюся вперёд голову. Трупик висел на балке входных ворот, он был как бы приглашающей вывеской в усадьбу Герниц. Усадьбу полную тропов семейства и дворни. Серж опоздал всего на сутки. Шла Смута, однако благодаря группе вставших плечом к плечу дворян - Мечей Королевства, новоизбранный король Анри контролировал большую территорию пораженного лихорадкой государства. О движении отряда Ноздри на Герниц Серж узнал от лазутчиков 5-го полка. За сорок часов бешеного галопа он домчался до усадьбы и вот стоял, не имея сил войти в свой двор. Волосы сына зашевелились и чёрный жучок посеменил по локону к правому виску. Серж отдёрнул руку и с каменным лицом зашагал к своему отряду. "Сжечь, всё сжечь", - сказал он стоявшему изваянием ординарцу.
- Я знаю, что будет Серж, знаю.