...Я так устал. Лишь может быть во сне, с прозрачными сияющими крылышками
феи,  опутают  голову  мне. Облаками бабочек волшебных, осыплют звоном
ручейков  прохладных,  звеня  серебряными  бусами  из утренней росы, с
которых сыплется волшебная пыльца...

Сижу. Качаюсь в кресле из лозы смородины добротной, укутавшись теплом.
В  руке держу я кофе ароматный, в чашечке почти на дне. Допью, смакуя.
Потягивая его в прикуску с сахаром, вытягивая к трещащему камину ноги,
в  котором  играют  угольки. И может быть, рассеявшись, пыльца согреет
этот  серый  мир,  и  я  забуду  о  суете  и боли головной, которые не
расстаются так давно со мной.

Достану  трубку  из  дерева вишневого, любимую свою, набью ее отменным
табаком,  наполнив  комнату, ароматом чернослива и прикурю, от веточки
сосновой  взятой  из  камина, которая источая аромат сосны, сольется с
ароматом  табака  и  листьев  чернослива,  и кофе маслянистым запахом,
того, что я держу в руке.

Прислушаюсь.  И  звуки тишины, прислушайтесь хоть раз и Вы, она звучит
по-разному  всегда. И теребить начну, все самые нежные и теплые места,
-  своей  души.  И  напевая незатейливый мотив, то старое, но теплое и
близкое,  что  в  детстве  пели  мне,  когда никак заснуть не мог, как
непоседливый  мальчишка...  Я  буду  думать, слышит и ее, узнает, и на
мгновение  забудет,  что я всего лишь, тот, кто ищет сон, покой, устав
от жизненных сует, горести, страданий.

Присела. Сидит на спинке кресла и свесив босы ножки, слилась со звуком
безмятежного,  безоблачного  детства...  Из глубины доносится мотив. Той
песни...  Начнет  лишь  петь  ту  песню,  что  пела Мать мне на ночь в
детстве,  и  от  бессилия, усталости безмерной я голову кладу свою, на
нежные  и теплые колени. И будто в ней вся нежность мира, как в Матери
моей, и к ней сильнее я прижмусь, желая все тепло впитать, своей давно
щетинистой  щекой.  Лишь  рук  тепло, овеет нежными волнами волосы мои
слегка,  как  теплый  ветер  в  мае  овевает,  лицо смотрящего на море
моряка.

Я  забываю  и  о  серости  земной, и предо мной, вновь образ Мамы. Она
сидит,  я  рядом  с ней, лишь голову склонив к коленям, прижался к ней
так  сильно, как будто знаю, что скоро, буду я скучать по Маме. Лежу в
коленях  у  неё,  ее  тепло  от  рук  вдыхаю, и свет волос ее, глазами
поглощаю, но детство кончилось мое, и лишь смотрю я вдаль с уныньем, и
сквозь  года  стучусь  я  к  ней, и как дойти не знаю. И лишь не много
погодя,  я  слезы  утирая,  могу  понять,  что  я,  не тот, кто спит в
объятиях  у Мамы. И мне вновь хочется кричать, мне хочется взорваться,
но  не  могу, и лишь припав к стеклу, я продолжаю спать, смотря сквозь
годы времени и расстоянье.

Звонок...,  вдруг  небо  тучами заволокло, звонок..., раскаты грома слышно
близко,  звонок...,  но  что  это никак я не пойму..., звонок, вдруг ветер
ледяной  и  град...  Но  нет, я здесь, вскочив, проснулся, не пойму, что
сердце  так  колотит быстро, лишь страшный гул в ушах, и градом пот со
лба  струится,  и  света  не  найдут глаза. Опять проклятый телефон, -
несется  реактивно в мыслях, опять проклятый телефон, уже мне слышится
сквозь тиканье настенных...