Рак - это боль. Вы не поверите, как больно умирать, когда внутри тебя растет гниющая опухоль. С каждым мгновением она отбирает крупицы жизни, которые и так слишком быстро бегут вниз сквозь узкое горлышко твоих часов. Я всегда хотела уйти достойно и поэтому превратила свой дефект в величайшее достоинство. В отличие от другие актрис, умиравших на деревянных подмостках, я знала, какого это на самом деле.
Рак - это трагедия. Мой личный неотвратимый рок. Оды драматургов Эллады, и утекающее сквозь мои пальцы время, породили искусство, хрупкое в своей смертности. Каждый вздох - как последний шаг во тьму. В темноту, где меня уже ждали.
Каждый спектакль в то время выматывал меня до последней струны - я вся отдавалась искусству и действительно умирала, каждый раз, когда мои персонажи испускали последний вздох. Тем не менее, раз за разом оказывалось, что это лишь репетиция моего последнего выступления. Каждый раз, словно в последний. Именно в такой момент мое внимание обратили на королевскую ложу. Я стояла в свете софитов и пыталась разглядеть своего покровителя, хотя знала, что это невозможно. Не только из-за слепящего света - таинственный господин ни разу не показал своего лица никому в театре. Каждое выступление я чувствовала на себе тяжелый взгляд гостя и это придавало игре особый резкий надлом. Я знала, что он видит. Я знала, что он наслаждается моей смертью.
Меня пригласили после концерта лишь спустя несколько недель. Мне становилось все хуже, но я твердо решила, что умру лишь на сцене - нет для меня иного одра. Когда я нетвердой походкой вошла в королевскую ложу, через глаза молодого сеньора в белом костюме, на меня взглянула бездна. Тьма клубилась в его зрачках, тени оживали и оплетали меня изнутри. Я боялась, но меня уже давно наполнял ужас, по сравнению с которым - это было ничто. В тот день он предложил за меня выкуп Смерти и костлявая взяла свою оплату, оставив меня у его ног.
***
Я так долго жила болью, что начала упиваться ею. Антонио мог оставить меня сломанной куклой на белом мраморе своего поместья, но спустя вечность его запястье вновь касалось моих губ, оставляя алый след ярче любой помады. Боль - это внимание. Это легкие прикосновения его холодной руки к моему разбитому виску и нечто отдаленно похожее на нежность. Антонио ценил своих кукол.
Его главная игрушка была невероятно красива. Столь часто пившая его кровь, что сама приобрела этот неповторимый флер, в который ночь одевает ангелов Каина. Я считала, что никогда не смогу занять место за его левым плечом, пока этот нифилим сопровождает его сквозь тьму. Меня утешала мысль, что если бы ему было достаточно ее - он бы никогда не обратил внимание на меня.
Когда я добилась своей цели и, вытеснив нифилима, стала стала спутницей Антонио - я начала видеть одиночество пронизывающее всю его сущность. Падший светоч в окружении теней, вечно водивших хоровод вокруг него. Как человек зажегший фонарь во мгле - для него не существовало мира за пределами созданного им круга. Не смея ничего сказать, я лишь держалась его плеча в этом царстве ночи, молча предлагая свое тепло. И тогда он спросил меня: "Хочешь ли ты жить вечно?".
Хотела бы я? Мне казалось, что Антонио знал, что я давно умерла. Рак был всего-лишь всадником в бледном, возвещающим о приближении последнего акта моей пьесы, в театре которым владела Смерть. Антонио выкупил меня. И предложил места в королевской ложе. Безусловно я хотела этого, но боялась ответить неправильно и потерять не шанс, но оказанное доверие. Антонио не доверял никому.
Меня не оставляла мысль, что испив полную чашу крови Каина, я могла бы стать если не равной ему, то выше других. Тех, кому сегодня я не смела смотреть в глаза.
Я не знаю, когда именно он оступился, но братья Антонио обернулись шакалами, стоило ему проявить слабость. Я смотрела в лица одичавшей толпы. Каждый тянул черные руки к белым одеждам сеньора, желая поглотить его, а кровавые слезы все катились и катились по белому воску его лица, растекаясь багрянцем по ткани. Я уже забыла ощущение ужаса, но именно он сковал меня, когда, словно в трансе, я сделала неуверенный шаркающий шаг вперед. Вставая между толпой и своим сеньором.
Сквозь долю секунды, или целую вечность в моих глазах, меня потеснил союзник мессира и рык его зверя на мгновение заглушил вой толпы. Стая обещавшая поддержку осталась в стороне, наблюдая за действием с другой стороны баррикад. За спиной медленно поднялась долговязая тень в одеждах цвета собственной крови. Акелла промахнулся, но за ним осталась его гордость и он принял последний вызов.
*** Если бы я выжила...
... я бы бежала сквозь заснеженные улицы Турина прочь от особняка, где пировали ангелы Каина. Потеряв своего покровителя, из ладоней которого была готова испить чашу смерти до дна, я бы покинула город, в котором произошла эта цепочка событий. Город, в котором я умирала бессчетное количество раз. Город, в котором я едва не обрела бессмертие.
На протяжении всей жизни меня бы преследовали воспоминания о последней ночи в Турине. Ритуалы братания бессмертных, кровавые подношения в черепах и гротескные лица павших ангелов. В самые черные ночи, когда тьма, многократно отражаясь в себе, порождает бездну, в тенях мне бы слышался знакомый до боли голос, который шептал: