Порой мне кажется, что женщины ничего не чувствуют, что в них нет никаких мыслей. Они подчиняются лишь инстинктам, как животные. Но когда я вижу, как Вероника выходит из супермаркета, передает пакет мужу-Валере, вижу ее осмысленный печальный взгляд карих блестящих глаз, то понимаю, что не прав. Страдание - убивает инстинкты.
Я знаю, что в пакете среди цветных упаковок с пельменями, спагетти, крекерами и прочей снедью лежат памперсы. Вероника покупает их уже в течение четырех лет. Нет у нее не больной диареей ребенок, у них с Валерой его просто - нет. Не может быть. Покупка памперсов, всего лишь обреченная сублимация. Из-за этого, взгляд у Вероники не такой, как у других покупательниц, которые, одурев от навязчивой музыки в чреве супермаркета, отоварились, довольные спешили домой, зажав как птицы в клювах пакеты с провизией, спешили к своим детям, во все времена нуждающимся в пище.
В который раз я вижу, как Валера обнимет жену, шепчет ей, что нужно купить собаку, что тогда станет легче, в который раз Вероника закусывает губу, и ее боль достигает моего сердца. В окружении безликих покупателей, продавцов, охранников, Вероника и Валера стоят на крыльце еще одну долгую секунду, а потом вдруг вспоминают, что нужно садиться в машину, хлопать ее дверцами, выжимать сцепление, трогаться с места, ехать домой, варить спагетти, смотреть телевизор - жить.
Сегодня Валера не встречал жену - он был в командировке.
Вероника вышла на крыльцо, - в руках белый пакет с продуктами и упаковкой памперсов, в глазах влажная от осеннего дождя печаль, которая так оживляла весь ее облик. Без этого взгляда - Вероника всего лишь органическая, сексуально привлекательная особь; длинные ноги, хороший маникюр...
У входных стеклянных дверей, топтался бомж неопределенного возраста. Он был настолько безлик, что сливался с асфальтом, и охранники его не замечали, игнорировали. Спускаясь, Вероника вдруг почувствовала его спиной, и будто что-то внутри ее приказало обернуться, распахнуть лакированную сумочку, достать сотню долларов и протянуть бомжу. Тот сощурился, взял купюру, вдруг всхлипнул и начал бормотать:
- Ради Христа, спасибо, дай тебе Бог. Дай всего.
- Всего? - горько усмехнулась Вероника, защелкнула сумочку и отвернулась. - Да вроде у меня все есть...
Бомж перестал бормотать. На темном его лице пронзительно блеснули глаза.
- Разве, матушка, все? А зачем же тебе памперсы?
Вероника, уже спускавшаяся к машине, вдруг резко остановилась, лицо ее вспыхнуло алым, она вопросительно посмотрела на бомжа. Тот бережно сложил стодолларовую бумажку, спрятал ее в своих темных, мокрых одеждах и проговорил:
- Ты помогла убогому, матушка, я тебе тоже помогу. Хочешь?
От бомжа неприятно пахло, казалось, что его черные густые волосы шевелятся от вшей. Вероника поморщилась.
- Ты матушка не смотри что снаружи, ты внутрь смотри.
Вероника сделала робкий шаг навстречу.
- Ты меня не называй матушкой. Как ты мне поможешь?
Бомж приблизился к Веронике, аккуратно взял ее за локоть черными пальцами и глухо вымолвил:
- Как же, мне тебя матушкой-то не называть? Ты, душа моя, родишь скоро богатыря, красавца сына, и расти он будет не по дням, а по часам, как в сказке.
Вероника смутилась, и не обращая на вонь исходившую от собеседника взволновано проговорила:
- Но это невозможно. Но, врачи, сказали, что...
- А ты матушка, не слушай врачей, ты меня слушай. Пойдем со мной, я тебе скажу, что делать надо.
Бомж легонько подтолкнул Веронику и она поддалась, пошла с ним.
- Вот, что скажу тебе я, матушка. У кого-то рождаются дети, у кого нет. У кого-то слишком их много рождается, а у кого-то не рождается совсем. Не справедлив Бог скажешь?
- Не справедливо, - поддакнула Вероника уже не пытаясь отстраниться от бомжа и, лишь стараясь не угодить в черные лужи новыми туфлями с острыми каблуками.
- То-то, не справедливо! Но, ведь, Божья справедливость есть?
- Есть.
- То-то, душа моя, есть! Вот мы и найдем сейчас божию справедливость.
Бомж с Вероникой зашел во двор, в котором ровными грязно-желтыми прямоугольниками были расставлены совдеповские хрущовки, подвел ее к мусорным контейнерам, у почерневших от времени мокрых сараек. Там, в перевернутой картонной коробке сидела одноглазая кошка, с пятью котятами. Мать и ее отпрыски были покрыты розовыми пятнами, а местами уже кровоточащими хрунами, лишая. Увидев бомжа кошка зашипела, котята плотнее прижались к ней.
- Вот они. Видишь? - прошептал бомж Веронике. - Видишь, вот она. У нее пять детей у тебя ни одного.
Веронику внезапно стал душить кашель. Бомж похлопал ее по спине.
- И что? - спросила Вероника, доставая платочек из сумки.
- Нужно вернуть равновесие, - ответил бомж. - Ты должна убить котят.
Лицо Вероники исказило выражение брезгливости. От дождя, или от того, что у нее глаза вдруг стали слезиться, черная тонкая струйка туши потекла вниз по щеке.
- У меня аллергия на кошек, - сказала Вероника и аккуратно приложила платочек к глазу. - Может ты убьешь? Я заплачу.
- Это хорошо, матушка, хорошо... - сказал бомж, достал из одежд мутную бутылочку со спиртом и приложился к ней. - Могу - я, коли заплатишь.
- А это точно поможет?
- А как же, душа моя, - бомж спрятал бутылочку, крякнул, и метнулся к кошке. Та подпрыгнула, выгнула шею и громко заурчала. Бомж пнул ее, схватил одного из котят и стал душить. Кошка подпрыгнула, вцепилась нападавшему когтями в кисть. Бомж блеснул глазами, всрикнул, отшвырнул бездыханное тело котенка к забору, обтер руку о штаны и наклонился за следующей жертвой. Кошка мгновенно среагировала и прыгнула, целясь когтями в глаза бомжу. Но у нее ничего не получилось, ее противник резко выпрямился и сказал Веронике:
- Ты б матушка подержал эту бестию. Мешает мне. Тоже хочет видимо своего равновесия получить, раз у ней глаза нет, что ж и мне хочет его выцарапать?
- Она защищается, - тихо проговорила Вероника. - Да и как я ее удержу? У меня же аллергия.
- Понимаю, понимаю... - сказал бомж, и вдруг опустил тяжелый ботинок на хребет кошки. Внутри ее тела раздался тихий хруст и она больше не могло помешать убийце. Кошка молча открывала розовую пасть, и смотрела одним глазом, как бомж душит ее детей.
- Сволочь, что ж ты делаешь!? - вдруг раздался пронзительный крик. К бомжу бежала сгорбленная старуха в розовом халате, которая подкармливала кошку и ее детей. Старуха размахивала костылем как копьем. Бомж тянувший руки к последнему котенку резко обернулся, старуха бросила костыль и он вращаясь в воздухе полетел в убийцу и вонзился острым концом, с шипом прямо ему в лоб, между глаз. Получилось это совершенно случайно, старуха, на ходу, ойкнула от неожиданности. Бомж молча рухнул на землю.
- Вот ведь, сволочь! - тяжело отдуваясь сказала старуха испуганной Веронике. - Убил ведь, котят убил! Это они их едят, бомжи проклятые! Нет бы работали! Работы щас всякой много, па они кошек убивают и едят!
Бомж не двигался.
- Ишь, разлегся, сволочь, - не унималась старуха. Она подошла к бомжу, и легонько пнула его синеватой от вздувшихся вен ногой в зеленой стоптанной тапке. - Не двигается... Эк же я его приложила! Уж больно зда была. Сильно видать ему попало. Уж не помер ли? - старуха обратилась к Веронике: - Милая, глянь-ко, у меня уши-то плохо слышат, а очки я дома забыла. Уж не помер ли он?
Вероника зажала руками рот, что б не вскрикнуть от отвращения и, не обращая внимания на лужи, побежал не разбирая дороги прочь, между деревьев, на которых местный сумасшедший Петя, развешивает мертвых голубей.
***
Рано утром, пока все спят, Петя отстреливает голубей из самодельного дробовика, привязывает к их лапам веревки и развешивает на деревьях. Глаза его при этом светлы, выстрел точен, руки проворны. Что он при этом думает и чувствует для меня тайна. Я лишь могу сказать, что очень полезное это для меня занятие, я предпочитаю свежее мясо, а не подачки навязчивых старух, в виде завалявшейся колбасы и прочих прелестей. Лучше уж залезть на дерево и отведать свежей голубятины.
Зря я конечно про старух так... Ведь, именно благодаря старухе мне удалось выжить. Бомж и правда умер, возможно удар в лоб спровоцировал сердечный приступ, или еще что-то. Известное дело, здоровье у бомжей ни к черту. Точнее, оно у них не такое, как у простых обывателей. Некоторые вещи они могут переживать стойко, а от некоторых мрут как мухи.
Старухи я больше не видел во дворе, возможно, ее осудили. Наверняка много не дали, но все равно, - вряд ли я теперь с ней встречусь. Мне тоже уж недолго осталось - лишай для котов, все равно, что для людей СПИД. Мне б только дотянуть, дожить еще месяцев девять-десять. Мне б только дождаться, когда Вероника выйдет с коляской на улицу, улучить момент, запрыгнуть к ее сыну и потереться о него. Младенцу, надеюсь, этого будет достаточно, что бы заразиться...
А что вы думаете? Каждый по-своему представляет равновесие и справедливость.