Королевский альбатрос Зума потянул ноздрями и сделал глубокий вдох. Солёный морской воздух проник в него, наполнив лёгкие прохладной свежестью, и слегка закружил голову. Это отвлекло его от грустных мыслей. Уже пятый день бессменно он сидел на гнезде и согревал единственное яйцо, из которого вот-вот должен был вылупиться долгожданный первенец. Его верная спутница Кусама, что означало на языке буревестников - Любовь, парила сейчас среди просторов океана, добывая им пищу. Вообще, раньше они летали по очереди, день-два это делал один, потом его сменял другой. Но в этот раз Кусама долго не возвращалась, и Зума разволновался, почувствовав, что с его любимой произошло что-то трагичное, а чутьё его никогда не обманывало.
Он ещё раз глубоко вдохнул прохладный воздух, и на глаза ему набежала, то ли роса, то ли слёзы. Зума умел охотиться, да что там умел, он охотился лучше всех в стае. Недаром его недавно выбрали вожаком. Он всегда приносил в гнездо много разных вкусностей, которыми потчевал свою Кусаму. Наевшись до отвала, они ворковали и нежились, и Зума чувствовал себя самым счастливым альбатросом на свете. А как он летал, как стремительно нырял в холодные струи Антарктики. В них было чем поживиться. У самой поверхности обитало много сладкого криля, чуть глубже ходила косяком солоноватая рыбёшка, а совсем глубоко, куда мог донырнуть только он, резвились упругие кальмары. Ночью, или перед бурей, эти твари поднимались к поверхности, и тогда добывать их было гораздо проще. Поэтому Зума, что означало Победитель, предпочитал охотиться на закате, или даже во время бури. Правда, он не советовал этого делать Кусаме, потому что любил её. Пусть уж лучше она охотится в ясную погоду и приносит им только криль или мелкую рыбёшку, ну и что с того. Ему так спокойнее, Зума непривередлив, хоть и гордая птица.
Его подруга была под стать ему, тоже гордая и с крутым характером. А ещё она очень красива. Когда Кусама расправляла свои трёхметровые крылья с воронёным отливом, подбирала под себя белый упругий живот, вытягивала в струнку оранжево-красный клюв, и взлетала высоко над океаном, он не мог на неё насмотреться. Краше птицы не было на всей Земле. Когда он впервые увидел её, то у него перехватило дух, сердце ёкнуло в груди, и он навсегда потерял покой. Но Зума был только рад этому, потому что отныне его жизнь обрела смысл.
Помнится, он сразу подлетел к ней и прикоснулся клювом к её оперению, на большее он тогда не решился. Потом Зума долго ухаживал за ней и делал это красивее всех. Он танцевал перед ней ритмичные танцы, распускал могучие крылья, при этом нежно и мелодично пощёлкивал клювом. Натанцевавшись, он поднимал голову и выпячивал грудь. В конце представления Зума нежно прикасался к её чудесному оперению и был абсолютно счастлив. Со стороны они выглядели почти одинаковыми птицами, может быть, Кусамма была чуть ярче, но зато он был чуть больше её. А вот сноровкой в охоте они не уступали друг другу, легко находили стаи рыб, скрывавшиеся в океане, стремительно ныряли за ними, и вытаскивали на поверхность добычу с любой глубины.
И вот теперь прошло уже пять дней, как её нет. Зума приподнялся в гнезде, встал на ноги и потрогал клювом яйцо. Изнутри послышалось лёгкое постукивание. Их первенец просился на божий свет. Долгих восемьдесят суток они с Кусаммой согревали эту драгоценную чашу, в которой зародилась новая жизнь, и вот теперь их сын просился наружу. Неужели с моей любимой что-то случилось, и она не увидит нашего первенца? Зума вытянулся во весь свой огромный рост и вгляделся вдаль. Холодные волны мерно накатывали на прибрежные камни. Те неохотно ворочались, скрипя и выпуская из-под себя буруны. Они словно жаловались:
- Зачем, ты тревожишь нас, океан? - спрашивали они, - что мы сделали тебе? Мы здесь уже миллионы лет.
Но океан не слушал их, камней много, а он один. Могучий, безбрежный, дающий жизнь всякой твари.
И тварь эта собралась сейчас внизу под скалами, где была образована небольшая бухта, и куда не долетал ветер, и собралась она на сходку. Это были императорские пингвины, возглавлял которых Чак, их с Кусамой хороший друг. На языке пингвинов его имя переврдилось, как Усмиритель. Чак был огромным, толстым и очень важным. Рядом с ним Зума увидел его непременную спутницу Юму и позавидовал им. Величавые птицы летать не умели, но плавали лучше многих рыб. Теперь они собрались обсудить накопившиеся проблемы и гоготали во весь голос на своём пингвиньем языке. Зума понимал их речь, но сейчас ему было не до пингвиньей сходки. Наступал новый день, а его возлюбленная всё не возвращалась.
Глава вторая
Бесшабашная Кусама
Надвигалась гроза. Косматые тучи носились над океаном, вспыхивая огненными стрелами. Иногда одна из стрел попадала в пучину, и тогда океан огрызался, вспенивался и бросал в небо солёные брызги. Они поднимались вверх и смешивались с брызгами туч. Два исполина, океан морской, и океан небесный уже в который раз ссорились. С ними это частенько случалось, они выясняли, кто из них главный правитель мира, не понимая, что они составляют единое целое. А потому, повздорив, как это случается с родными братьями, они потом всегда мирились. Ведь один не мог существовать без другого. И после ссоры, помирившись, братья опять жили дружно, а как же иначе. И небо потом прояснялось, и один океан улыбался, глядя в другой, и видел в нём своё отражение.
В это время Кусама парила над бездной. Она уже пять дней провела впустую. Летала и там и сям, ныряла в прозрачные струи, но не могла найти приличной добычи.
- Куда всё подевалось? - роптала она, - криль пошёл мелкий, невкусный, мой Зума не станет его есть, а какая подо мной рыба? Разве это рыба, меня вчера чуть не стошнило от её запаха. Хорошо, что скоро разразится буря, я наловлю тогда моему возлюбленному цветастых упругих кальмаров. Они поднимутся на поверхность и будут резвиться в бушующих волнах. Зума их любит.
Она улыбнулась, вспомнив о своём возлюбленном.
- Скоро нас станет трое, - размечталась она, - на свет появится наш мальчик, сынок. Мы назовём его Дак, что значит долгожданный. Я буду за ним ухаживать, но и Зума не уйдёт на второй план. Его я буду любить его по-прежнему и даже ещё сильнее. Ведь он отец, глава семейства.
С этими мыслями королевский альбатрос Кусама со свистом врезалась в предгрозовые потоки вечерней Антарктики. Воздух в них был почти твёрдым. Он, то поднимал её на невиданную высоту, зажав птицу в тисках восходящих потоков, то стремительно бросал её вниз, когда Кусама проваливалась в нисходящие струи. В этот миг она ничего не боялась. Бушующий внизу океан, только подзадоривал её. Огромные волны, одна другой выше, вздымались над его тёмной поверхностью. В такую погоду редко какой альбатрос решался поохотиться, разве только её бесстрашный Зума. Тот любил нырять в грозовые волны, иногда делал это даже ночью. Но ей он запрещал подобные трюки, потому что любил Кусаму. Но сейчас, даже вспомнив о его запрете, она решила поступить по-своему.
- Он высиживает нашего первенца, - думала она, - который вскоре у нас родится. А чем я их побалую?
Кусама вспомнила, как год назад познакомилась с Зумой. Ему в ту пору исполнилось десять, а ей минуло только восемь лет. Но самки взрослеют быстрее самцов, она это знала, женщины всегда мудрее своих возлюбленных, сколько бы им ни было лет.
- А как он за мной ухаживал, - стала вспоминать она, - как красиво выплясывал, щёлкал клювом, как смотрел на меня, когда открывал своё сердце. От одного его взгляда внутри у меня всё замирало, и в это мгновение я чувствовала себя самой счастливой птицей на свете. Даже наши друзья пингвины - Чак и Юма, чья колония находилась по соседству, завидовали мне. Толстый Чак, этот покоритель дамских сердец, - Кусама мысленно улыбнулась, - был отъявленным гулякой. Но Юма ему всё прощала, потому что была благородного происхождения. Ведь на языке пингвинов её имя так и звучало - Благородная. Хорошо, что у них с Зумой всё происходило иначе. А пингвины, даже императорские, не такие верные, как альбатросы.
Зума улыбнулась приятным воспоминаниям и пристально вгляделась в свинцовые волны океана. Внизу она заметила рыбацкую шхуну, за которой разматывался огромный трал.
- Вот они, двуногие монстры, вышедшие на свою охоту, - со злостью прошипела она, - но я их не боюсь. Сейчас в эту сеть набьётся тьма всякой всячины. Будет чем поживиться, выбирай, не хочу. Главное успеть, пока ловушка не захлопнется.
И она, безрассудно и радостно закричав, ринулась вниз.
Глава третья
У берегов Антарктики
- Давай, заводи трал ещё раз, - приказывал капитан Рюу первому помощнику Такеши, - треска пошла, как на подбор, есть экземпляры в четверть центнера. Такая удача редко случается, надо не упустить её.
- Всё будет в лучшем виде, - весело отвечал помощник, поблёскивая узкими злыми глазками, - только бы нам не опрокинуться. За бортом шторм начинается, а у нас холодильники под завязку.
- Разве там рыба, - усмехнулся капитан, - там морской мусор, который ничего не стоит. Рыба только сейчас пошла. И запомни, ничего и никогда не бывает под завязку. Не боись, не потонем, и в не таких переделках бывали. Меня мой бог бережёт.
- Может это и не бог вовсе, - съязвил помощник.
- Всё может быть, - задумчиво ответил капитан, - но он мне всегда помогает.
Получив приказ, Такеши надвинул капюшон непромокаемой куртки на голову и проследовал на корму дрифтера. Там его уже поджидала команда из четырёх матросов, готовых в любой момент сбросить трал по слипу. У Такеши был скверный характер, не зря ему дали такое имя, что в переводе с японского означало жестокий воин. Но он уже давно был не воином, скорее безжалостным хищником, хладнокровно убивавшим беззащитных жертв...
А в это время в капитанской каюте в отгороженном небольшом помещении шестнадцатилетний юноша, племянник Рюу, по имени Итиро, вытаскивал из клетки дохлого попугая. Этот громадный попугай Макао* по кличке Пиччи только-только испустил дух. При жизни Макао был умной, здоровой птицей, с крепкими когтями, мощным клювом, но он не выдержал жестоких условий плаванья. Почему он сделал это именно сейчас, когда до конца навигации (окончания путины) оставалась пара недель, парнишка понять не мог. У него и так на душе кошки скребли, а тут совсем стало скверно.
Дело в том, что два с половиной месяца назад, отплывая из Осаки, Итиро обещал своей подруге, что это будет простая прогулка.
- Так, небольшой вояж, - говорил он, пытаясь сохранить уверенность в голосе, - через три месяца я вернусь с полными карманами денег.
Но его школьная подруга Эйка в это не верила. Она переживала за судьбу безрассудного юноши. До этого они почти месяц не расставались. Итиро безумно влюбился в эту хрупкую девушку, песню любви, как он её называл, и как на японском языке звучало её имя. Всё последнее время он только о ней и думал. На уроках не слушал учителей, мечтал, писал стихи, и как результат - провалил зимние экзамены. Японская школа непростая штука, в своей основе жёсткое заведение, если не сказать жестокое. Недаром некоторые ученики кончают жизнь самоубийством, если плохо сдают экзамены. Но Итиро не был таким, он любил жизнь, боготворил свою Эйку, а потому решил бросить школу и в следующем году поступить в технический колледж. В какой именно, для него не имело значения. Главное, чтобы после его окончания он быстро нашёл работу. Тут-то и подвернулся родной дядя со своей шхуной. Парень напросился к нему на три месяца подзаработать. Тот уплывал на дрифтере в Антарктиду на ловлю трески. В это время там как раз было лето. Но в порту Осаки дул пронизывающий ветер, Итиро стоял, съёжившись, и виновато смотрел на Эйку.
- Я ненадолго, - оправдывался он, - подзаработаю немножко, и сейчас же обратно. Это совсем не опасно. Но зато, когда я вернусь, мы заживём по-другому.
Эйка слушала его и не верила, женское сердце не обманешь. Она считала эту авантюру безрассудной и очень опасной.
- Не надо никуда уплывать, - говорила она, утирая лицо то ли от слёз, то ли от капель влажного ветра, - деньги не так важны. Главное, что мы любим друг друга.
Ей было легко рассуждать. Её семья принадлежала к древнейшему роду Камму Хэйси, и была достаточно обеспеченной, а он родился в бедной семье. Его родителями были простые люди, проживавшие в провинции Вакаяма недалеко от бухты Тайдзи. Однажды летом Эйка напросилась к нему в гости, и он согласился её принять. Решил познакомить её со своими родителями, но лучше бы он этого не делал. Такой жестокости, с которой ей придётся столкнуться на его родине, девочка больше не увидит нигде. Поездка полностью изменит её взгляды, изменит характер и ляжет тяжким грузом на её дальнейшую жизнь. С этой поездкой для неё закончится детства, и она уже никогда не сможет беззаботно веселиться. Хуже всего, что злодеяния, которые она увидит, будут творить её соплеменники, японцы.
На второй день по приезду они пошли к морю, Эйке захотелось искупаться. Точнее, она захотела, чтобы Итиро увидел её в новом купальнике. Девочка недавно начала взрослеть, и непонятные мысли, одна другой необычнее, бродили в её голове. Они медленно шли, держась за руки, говорили-говорили, ничего вокруг себя не видя, так и подошли к бухте, в которой уже творилось неслыханное.
Первой душераздирающие крики услышала Эйка. Она даже не поняла, кто может так кричать. Итиро хотел повернуть назад, потому что вспомнил, что творится в этом богом проклятом месте. Он попытался ухватить девушку за руку и потащить её за собой подальше отсюда, но было поздно.
- Там кто-то тонет, - заволновалась Эйка и рванулась к воде. Протянутая рука Итиро повисла в воздухе.
- Сейчас она всё увидит, и мне конец, - подумал он, и побежал за девушкой, - её надо хотя бы успокоить.
Но как успокоить человеческую душу, когда в бухте Тайдзи творилось что-то невообразимое и происходило это каждый год, словно по расписанию. Рыбаки из ближайшей деревни охотились в ней на дельфинов. Сначала подручными средствами они создавали шумовую завесу и гнали к берегу перепуганных животных. А потом... потом.... животными в этом чудовищном преступлении были скорее люди, чем дельфины.
В этот раз кровавым процессом руководил Такеши, который потом окажется на шхуне первым помощником, и с которым потом Итиро придётся провести лицом к лицу целых три месяца. Пока же будущий помощник с сотоварищами загонял две сотни дельфинов в бухту. Люди, а, точнее, нелюди, шумели, кричали, напирали своими лодками на спины беззащитных тварей и гнали их к берегу. Чтобы те не могли ускользнуть, пути для отступления перекрыли сетями.
И вот разумные животные заперты в бухте. Для начала нелюди стали отбирать самых молодых и резвых особей, чтобы погрузить их в подоспевшие суда и продать в рабство в дельфинарии по всему свету. Потом началось самое ужасное. Оставшихся дельфинов загнали на мелководье и с помощью ножей, крюков и копий стали убивать всех до одного. При этом многие дельфины умирали далеко не сразу. Они стонали, бились в конвульсиях, пытались выброситься на берег. Но всё было тщетно, через пару часов всё было кончено.
Помнится, Итиро потом долго не мог успокоить Эйку. Девочка металась по берегу и кричала так, будто убивали её, а не беззащитных созданий. Потом они долго брели по колено в окровавленной воде, и Итиро корил себя, что не уберёг любимую от ужасных страданий.
В школе она начала рассказывать одноклассникам о том, что творится в заливе Тайдзи. Но оказалось, что никого это не волнует, многие ученики отнеслись к рассказу девочки равнодушно, а некоторые высказали мысль, что это национальная японская традиция, и не стоит её отменять.
Итиро вспомнил об этом, когда прощался с Эйкой в порту Осаки. Она ещё притащила туда своего попугая Макао по кличке Пиччи, которого и вручила отплывавшему другу.
- Будет тебе обо мне рассказывать, - улыбнулась она, - заодно за тобой присматривать, чтобы ты не сошёл на берег, где не следует. Смотри, береги его.
Он взглянул на неё виновато, взял в руки тяжёлую клетку, поцеловал влажные губы возлюбленной и вскарабкался по трапу на борт шхуны. Потом он ещё долго смотрел на толпу провожающих, пока красный капюшон её куртки, не растворился в ней.
И вот теперь попугай издох. Что он скажет его хозяйке в своё оправдание?
Пошатываясь, Итиро побрёл по скользкой палубе, держа в руках тяжёлую дохлую тушу. Дойдя до борта, он размахнулся и бросил почившую птицу в холодные волны.
- Покойся с миром, - произнёс он и отправился на корму. Там уже находились четверо матросов, и грозный Такеши, которые в любую минуту готовы были начать вытаскивать трал.
- Не сидится в каюте? - Такеши презрительно сплюнул и сощурил узкие глазки, отчего они превратились в полоски, - или дядя прислал тебя нам на помощь?
- Не ваше дело, - огрызнулся Итиро, и в этот момент боковым зрением заметил, как что-то большое и грациозное спикировало прямо в центр поставленного трала.
- Альбатрос нырнул за рыбой, - мелькнуло у него в голове, - но ведь он наверняка запутается в сети, и ему несдобровать.
Такеши тоже скосил свои узкие глазки, словно что-то почуял, а потому ещё презрительнее посмотрел на взволнованного парня.
- Ладно, все по местам, - приказал он, - начинаем выборку трала. А ты тут не торчи без дела, - сказал он уже более мягко, обращаясь к Итиро, - если пришёл, давай помогай. Будешь за борт выбрасывать всё несъедобное. Понял?
В это время один из матросов включил небольшой вспомогательный движок, стропы трала натянулись, и выборка началась.
Когда трал оказался на палубе, и раскрыли его куток, крупная треска, шевеля жабрами и выпучив глаза, заскользила по жёлобу в специально раскрытый люк. Из него она падала в трюм, и двое матросов, отправившихся туда, распределяли рыбу по почти забитым под завязку холодильникам.
И тут среди скользящей по жёлобу трески Итиро заметил раненую птицу. Она была ещё жива, но оба её крыла были сломаны. Королевский альбатрос, огромный, с воронёными крыльями и белой грудью всё ещё трепыхался на скользком жёлобе, пытаясь противостоять неизбежному. Юноша ухватил израненную птицу, прижал её к груди и помчался в каюту.
- Вроде никто не заметил, - лихорадочно думал он, - все были заняты ловлей рыбы. А там, как знать.
*Во всем мире ценятся высокий интеллект и сочное оперение этой птицы. Имеет рост до одного метра и выше.
Глава четвёртая
Рождение Дака
С первыми лучами солнца Зума открыл глаза. Холодный тусклый диск, едва оторвавшись от горизонта, заскользил по небесному своду. Океан морской не противился этому, сегодня он был спокоен.
- Пусть солнце поплавает в небесном океане и посмотрится в мою незамутнённую гладь, а мой братец порадуется, - решил он. Два исполинских брата сегодня снова были дружны.
Зума приподнялся в гнезде и расправил затёкшие крылья. К утру он совсем замёрз. Красноватые ноги отдавали синевой, в них почти не двигалась кровь. Всю ночь ему снились кошмары. То ему привиделось, что его прекрасная Кусама упала в воду и не может выбраться, то вдруг показалось, что её схватили двуногие монстры и посадили в клетку. Во сне она кричала и звала Зуму на помощь. Королевский альбатрос дёргался, вскакивал, пытаясь вызволить свою возлюбленную, но у него ничего не получалось.
Всю ночь он промучился и к утру проснулся совершенно разбитым. Альбатрос осторожно помахал крыльями, чтобы восстановить кровообращение, и посмотрел на яйцо. Слава богу, ночные кошмары на нём не отразились, оно осталось целым.
- Там новая жизнь, - подумал он и легонько постучал по скорлупе. Изнутри тут же раздался ответный стук, бойкий и нетерпеливый. Потом стук усилился, кусочек скорлупы отвалился и упал на дно гнезда. На свет выбирался Дак, их с Кусамой малыш, родная кровиночка.
Зума не выдержал и стукнул по скорлупе сильнее. И тут вдруг яйцо раскололось надвое, и из него вывалился мохнатый птенец. Он удивлённо посмотрел на папу и раскрыл в нетерпении клюв. Зума понял, что малыш хочет есть.
- Как же мне быть, - заволновался новоиспечённый папаша, - как слетать за добычей? Оставить птенца одного в гнезде? Но он может замёрзнуть или вывалиться, пока я буду охотиться. По крайней мере, надо подождать до полудня, когда солнце поднимется и хоть немного обогреет скалы.
И тут Зума вспомнил про двуногих монстров, которые в прошлом году поселились на острове. Их было всего восемнадцать особей, но менее, чем за год, они загадили всю прибрежную территории. Понастроили огромных гнёзд, из которых то и дело слышались странные звуки, имея ноги, перемещались по острову в странной лязгающей посудине, после которой на оттаявшем грунте оставались незаживающие раны. А ещё они привезли с собой прожорливых серых тварей, которые расплодись по всему острову и стали терроризировать местную живность. Эти мерзкие существа были ещё гаже своих хозяев. Они стали делать набеги и воровать у пингвинов яйца, а недавно насмерть загрызли двоих малышей. Хорошо, что они пока не добрались до наших гнёзд. Видно, боятся лазать по скалам, но это пока.