Бич Петербурга начала века - хулиганы. До этого уличных безобразников в Питере именовали башибузуками, по названию турецких иррегулярных частей, знаменитых своими зверствами на Балканах. Позже появляется французское словцо "апаш". Не один из номеров "Петербургского листка" не обходился без рубрики "Проделки апашей" - так называли иногда столичных буянов по аналогии с парижскими. Термин "апаш", однако, не прижился. В обиход вошел англо-саксонский аналог - хулиган. Хулиганство - преступление, не имеющее цели: оскорбление, избиение или убийство чаще всего совершенно незнакомого человека. Сам термин к тому времени еще нов и моден. Он импортирован из викторианской Англии, где печальную славу приобрели злодейства неких братьев Hooligan.
Опасный город
Статистика преступности в Петербурге была пугающей - в 1900 году в Петербургском окружном суде в убийстве обвинялось 227 подсудимых, в разбое - 427, нанесении телесных повреждений - 1171, изнасиловании - 182, краже - 2197 подсудимых. В 1913 году перед судом предстали 794 убийцы, 1328 разбойников, 929 опасных драчунов, 338 насильников и 6073 вора. Но и на этом фоне рост хулиганства - беспричинных преступлений - поражал: за тринадцать лет число хулиганов выросло почти в четыре раза: с 2512 до 9512. В 1910 году в Петербурге (население около 2 миллионов человек) произошло 510 убийств, 989 случаев разбойного нападения, 4245 краж, 46 690 случаев мелкого хулиганства - больше, чем в какой-либо другой европейской столице. И динамика была, что называется, положительной. Число убийств, например, за первые десять лет века увеличилось в три раза, и большая часть из них была безмотивна.
К тому же из всех столиц Европы Петербург был самым пьяным городом. Недаром Достоевский хотел назвать свой ненаписанный роман из жизни Петербурга "Пьяненькие". Ежегодно в полицию попадал за пьянство каждый из 23 жителей. В Берлине - один из 315, в Париже за десять лет вытрезвлялось в полиции 1415 человек. В то же время в одной Спасской части Петербурга с 1905 по 1910 год принудительному вытрезвлению подверглось 47 785 человек. В среднем петербуржец выпивал полтора ведра водки в год. Больше всего пили на рабочих окраинах и вокруг рынков.
В Петербурге водку продавали в сотнях казенных ренсковых погребов (распивочно и на вынос) и в не меньшем количестве трактиров с продажей крепких напитков. Самыми пьяными улицами города считались Щербаков, Апраксин и Спасский переулки, на каждом из которых выпить можно было в десятках разнообразных заведений, которые были заполнены клиентами с утра и до поздней ночи.
Еще один бич столицы - беспризорность. Множество детей использовались преступными синдикатами как сборщики милостыни, проститутки, воры. Как и сейчас, существовали целые нищенские бригады, использовавшие детей для вымогательства денег у сердобольных горожан. В Себежском уезде Витебской губернии существовал специальный нищенский промысел - целые села отправлялись в столицу вместе с детьми, чтобы зарабатывать попрошайничеством. Десятки тысяч детей на окраинах оставались на весь день без присмотра родителей. У многих не было отцов, матери работали по тогдашним правилам по 10-12 часов на фабриках, в прачечных или в услужении.
В начале века на заводах начинают появляться поточные линии, при которых квалификация рабочего не играет той роли, что раньше. Поэтому все больше женщин находят места в промышленности. В результате семьи на Выборгской стороне, за Невской и Нарвской заставами, где работают оба родителя, уже не редкость.
Наконец, особый отряд беспризорников составляли ремесленные ученики, "мальчики" из трактиров, портняжных мастерских, парикмахерских. Не выдержав издевательства подмастерьев и рукоприкладства хозяев, они бежали на улицу, а в деревню, откуда они были родом, вернуться не могли или не желали.
Городские власти создавали для беспризорников приюты и детские дома, но население Петербурга увеличивалось слишком быстро (за первые пятнадцать лет ХХ века - с полутора миллионов до двух), чтобы проблема беспризорности, детской преступности и нищенства могла быть эффективно решена.
Насилие в молодежной среде, особенно на окраинах, было нормой. Вся повседневная жизнь промышленного рабочего с детства проходила в драках. Охтинские плотники дрались с крючниками Калашниковской пристани, солдатами, фабричными стеклянного и фарфорового заводов; на Невской заставе село Александрово билось с Фарфоровским; на Выборгской стороне рабочие меднопрокатного и патронного заводов регулярно молотили друг друга и ближайших деревенских сверстников; за Нарвской заставой "балтийская" сторона враждовала с "петербургской". Любимым зрелищем обитателей Семенцов и Рот были драки извозчиков со столярами на Измайловском проспекте. Большим событием в Ротах стали похороны знаменитейшего бойца - Мишки-Пузыря. На другом берегу Обводного канала были популярны бои на "трех бревнышках". Основное занятие тогдашних путиловцев, по словам мемуариста, "заливка несладкой жизни" и драки. Кулачные бои здесь шли улица на улицу в районе Горячего поля и на даче Лаутеровой.
Обычное сообщение "Петербургского листка" за 1903 год: "Между молодежью Большой Охты и Песков уже давно существует вражда, постоянно происходят драки. Охтинская молодежь отправляется в город не иначе как группами. 12 января в воскресенье на Большой Охте раздался крик: "Братцы, песковские пришли на Охту, наших бьют!" Толпа охтинцев бросилась на выручку нескольким парням, которые подверглись нападению сорока песковских".
Уличное насилие переносилось и на производство. Избиение заводского мастера считалось своеобразным лихачеством, необходимым элементом досуга рабочей молодежи: "Несколько человек внезапно хватали виновника недовольства, на голову его надевали мешок с суриком или с сажей... и с шумом и гамом вывозили за ворота завода". Рабочий Ижорского завода с гордостью вспоминал в 1920-е годы: "Мы, молодежь, били старших. Рабочие били мастеров, купали их в одежде в речке Ижора. При неполадке в заводской лавке разбивали стекла, били уполномоченных, устраивали обструкцию, бросали в ораторов стулья. Вмешивался полицейский - били и его". Да и вообще, "избить или даже убить полицейского считалось подвигом". После демонстраций, разогнанных полицией, естественно было заявление рабочих городовым, которые жили с ними в одном доме: "Если вы не уедете отсюда, то мы вас убьем".
Основной контингент хулиганов выходил из молодых людей, не обремененных ежедневной работой, как бы сказали сейчас, "до армии" - учеников в ремесленной мастерской, фабричных, не слишком дороживших местом у станка, гимназистов, выгнанных за пороки из гимназии. Заводилами были ребята городские, родившиеся в Петербурге. Участие в банде - способ самореализации молодежи в обществе, которому нет до нее дела и в которой нет для нее места. Банда дает подростку защиту, чувство принадлежности к некоей общности, возможность заявить о себе брутальным образом. В Петербурге Серебряного века бесприютных и фактически беспризорных юношей были десятки тысяч.
Заломанные фуражки-московки, красные фуфайки, брюки, вправленные в высокие сапоги с перебором, папироски, свисающие с нижней губы, наглый вид. Внимательнейшее отношение к внешности - челочка в виде свиного хвостика спадает на лоб, при себе всегда расческа и зеркальце. В кармане - финский нож и гиря, заменяющая кастет. Цвет кашне указывает на принадлежность к той или иной банде. Все давало понять многоопытным петербуржцам - перед ними сборище хулиганов, лучше держаться подальше.
Первопроходцы с Петроградской
Питерские тинейджеры сбивались в молодежные преступные группировки, контролировавшие целые районы. Самыми старыми и известными из них были "Роща" и "Гайда". Чуть позже появились "Колтовские". Все эти банды возникли на Петербургской стороне - районе, где в 1900-е годы шло непрерывное строительство и деревянная застройка соседствовала с фешенебельными шестиэтажными доходными домами, заселявшимися тогдашним средним классом. Население Петербургской стороны быстро менялось - в деревянных домиках с мезонинами доживали свое семейства мелких чиновников, торговцев с Ситного рынка. Ближе к Невкам селились рабочие с местных фабрик и заводов - Дюфлона, Семенова, Тюдора. Жилые массивы переходили в рощи, капустные поля, заброшенные сады бывших роскошных дач. Наконец необычайные возможности для потайной жизни давали Петровский и Александровский парки. В этом последнем располагался Народный дом с его дешевой антрепризой, аттракционами и танцульками.
Рощинские и гайдовские чувствовали себя хозяевами на Большом проспекте Петербургской стороны и прилегающих к нему улочках. Они жестоко расправлялись со сверстниками-чужаками, случайно забредшими в чужую часть города. Заметив идущих девушек, хулиган бросался с разбега между ними и хрюкал по-свинячьи или мяукал по-кошачьи. Зимой они буквально сбивали прохожих снежками. Взрослые буяны и подростки приставали к проходящим, особенно к дамам, вырывали ленточки из кос гимназисток, чтобы дарить их потом своим возлюбленным. Ночью по Большому ходить не решался никто - хулиганы могли безнаказанно избить, ограбить, надругаться. А стоило городовому сделать хотя бы шаг по направлению к рощинцу или гайдовцу, они мгновенно улетучивались через проходные дворы.
Вскоре хулиганские банды появились и в других районах города. Рощинцы и гайдовцы роптали: новички, говоря нынешним языком, совершенно "отмороженные", живут не "по понятиям". По словам родоначальников питерского хулиганства, ножи и гири они применяли только в стычках с соперничающими группировками, не промышляли сутенерством, а вот те, кто пришел им на смену, были горазды на любое беспричинное преступление и использовали своих возлюбленных как товар.
Действительно, после 1905 года хулиганство охватило весь Петербург. Главными местами для прогулок хулиганов считались Вознесенский проспект, Садовая за Сенным рынком, Фонтанка, Шлиссельбургский проспект, район Нарвских ворот, Пески, Лиговка и особенно Холмуши - район нынешнего клуба "Грибоедов".
В любом мегаполисе мира есть так называемая красная или фронтовая зона. Она примыкает к крупным транспортным узлам, расположена невдалеке от центра. Здесь кончается район банков и офисов, дорогих магазинов и ресторанов. Зажиточные горожане предпочитают селиться от нее подальше. Но и рабочий класс здесь редок - фабричные окраины в стороне от красной зоны. В этом квартале селятся люди без корней - случайный, наплывной, рисковый народ. Тут сомнительные бары, дешевые гостиницы, воровские малины, притоны наркоманов. Путеводители советуют обходить это место стороной. Такой была нью-йоркская Гринич-вилледж, берлинский Кройцбург, одесская Молдаванка, московская Марьина Роща. В Питере фронтовой зоной с середины прошлого века считалась Лиговка at large от Коломенской и Боровской до рельсового пути Николаевской железной дороги, от Невского проспекта до Волкова кладбища, периферия Петроградской стороны и Васильевского острова, Выборгская сторона.
"Васинские"
Население Петербурга в 10-е годы растет с необычайной скоростью. Темпы жилищного строительства не поспевают за количеством потенциальных новоселов. В то же время Питер не Рио-де-Жанейро, никакие бидонвилли в нем появиться не могли, на территории столицы любые здания возводились с разрешения строительного отдела городской управы.
В результате городские бродяги и деклассированные элементы жили на двух огромных городских свалках - Горячем поле напротив Новодевичьего монастыря и поле Гаванском, находившемся на месте нынешнего Дворца культуры Кирова. Полиция исправно пыталась выкорчевать бродяг, как говорили тогда, персонажей, достойных пера Максима Горького, из их шалашей и нор, для этого нередко использовались любимцы публики полицейские собаки Атлет и Ахилл, специально для этого натренированные. На Гаванском поле городовые однажды обнаружили пожилого оборванца, бывшего чиновника, который ежедневно проводил там ночи, ловко закапывая себя в мусор. В канаве с мусором около Крестовского моста собаки разыскали убежище двух странных субъектов, которые сказали, что они внуки дедушки с Луны, и отказались от малейших объясне-ний.
Все эти оригинальные горожане доставлялись в сыскное отделение для удостоверения личностей через антропометрическое бюро.
Типичная история с Васильевского острова. В конце июня 1913 года в районе Гаванского поля двое хулиганов - Иван Веселов, 21 год, и Николай Щербаков, 22 года, - встретили рабочего Карла Рыймуса, находившегося в состоянии глубокого алкогольного опьянения. Рыймус был прилично одет - на нем были две сорочки, пиджак и сапоги. Он возвращался мимо злосчастного Гаванского поля домой. Веселов и Щербаков, при-метив его, уговорили продать одну сорочку, а вырученные деньги пропить. Рыймус легко согласился. Сорочку продали за 50 копеек, выпили вместе, после чего пролетарий заснул.
Бродягам стало жалко, что пропадают остальные части костюма Рыймуса, и они проломили ему голову булыжником. Выяснилось, что сапоги продать нельзя - они были дырявые, сорочку забрызгали кровью, а вот за пиджак выручили 1 рубль 50 копеек, которые пропили с местными чудовищными проститутками.
Дело было раскрыто главой петербургской сыскной полиции Владимиром Филипповым за один день. Но оно представляло собой лишь эпизод в той вакханалии насилия, кото-рое происходило ежедневно на Васильевском острове, где издавна противостояли друг другу молодые люди с Голодая - "железноводские" и собственно "васинские". Смоленка считалась границей зон влияния, и переходить ее не рекомендовалось. "Железно-водские", возглавляемые Васькой Черным, резали "васинских", как только те оказыва-лись на их территории - севернее Малого проспекта Васильевского острова. Самим же "железноводским" было смертельно опасно заходить в Соловьевский садик, где собирались "васинские" во главе с Колькой Ногой.
У Народного дома
3 октября 1910 года на Собачьей аллейке Петровского парка собралось несколько десятков подростков и молодых людей, при появлении которых гуляющих с собаками словно сдуло ветром. Сходбище хулиганов на Петровском острове было необычным. Здесь присутствовали участники и главари обеих василеостровских банд, обычно находившихся в смертельном соперничестве. Сейчас обе банды пересекли Тучков мост и перешли на Петербургскую сторону - в вотчину "ждановских", "рощинских" и "дворянских". В другой раз они бы за это жестоко поплатились. За полгода до встречи "ждановец" застрелил "васинского" у Медного всадника. Но сегодня "Роща" и "ждановские" принимали посланцев василеостровских банд для важного разговора.
Между хулиганами существовало соглашение, согласно которому Александровский парк вокруг Народного дома императора Николая II был своего рода нейтральной территорией. Здесь можно было бить и резать гуляющих, приставать к девицам, привлеченным в Народный дом танцами, кинематографом и дешевыми представлениями, но друг с другом сражаться было не принято. Украденное продавали скупщикам, а деньги пропивали с девицами в гостинице для приходящих "Россия" на углу Большого и Шамшевой. "Дворянские" нарушили эту идиллию, порезав Ваньку Котла - "васинского" хулигана. Решено было двинуться в Народный дом, а оттуда на Троицкую аллею и раз и навсегда научить "дворянских" хорошим манерам.
У Народного дома было, как всегда, много народа. Двери вот-вот должны были открыться, и у входа стояла огромная толпа девиц и молодых людей. Среди них были и два рядовых команды военной электротехнической школы Волков и Блоцкий. Четверо "железноводских" оказались рядом с ними. 19-летний Казаков - вожак банды по кличке Васька Черный - в толкучке залез Волкову в карман. Это заметил второй солдат, Блоцкий, и, сказав товарищу "Внимание налево", схватил Ваську Черного за руку. Тогда другие хулиганы начали кричать: "Товарищи, Ваську Черного солдат схватил. Надо выручать". Семнадцатилетний Аксенов достал кинжал и ударил Волкова в шею, перерезав ему сонную артерию. Со словами "Дышать нечем" солдат умер на месте. "Железноводские" бросились врассыпную.
Хотя жертвами хулиганов и прежде становились невинные люди, но, как правило, они убивали себе подобных. Убийство солдата всколыхнуло Петербург. Началась облава на хулиганов по всей столице. В полицейских обходах пригородов и трущоб принимали участие собаки из полицейского питомника. Собак спускали в нежилые помещения, на дачи, стога сена и другие места, где имели обыкновение скрываться столичные апаши. Удалось арестовать несколько чрезвычайно опасных хулиганов и воров. Задержаны были и вожаки "железноводских".
26 ноября убийц судили. По делу шло четверо подсудимых: старшему - 19, младшему - 17. Выяснилось, что, узнав о гибели Волкова из газет, Аксенов сказал приятелям: "Убил, ну и ладно". Аксенова приговорили к повешению, остальные получили разные сроки каторги. Васька Черный отбыл свои полтора года каторги, вернулся в Петербург, чтобы быть зарезанным "васинскими" 5 августа 1912 года.
Гангстеры с Выборгской стороны
На Выборгской стороне "фризовские" жестоко соперничали с "сампсоньевскими". Чуть что - дело доходило до ножей. Но и здесь общее дело подчас объединяло хулиганов воедино.
Весной 1907 года столица была взбудоражена серией грабежей, как писали тогда в газетах, "произведенных в чикагском стиле". 3 апреля группа из 13 человек по сигналу вожака (он свистнул в свисток) ворвалась в кассу Петербургского университета. Они вытащили пистолеты, предводитель крикнул посетителям и служащим кассы: "Руки вверх, смирно!" После того как руки были подняты, грабители забрали всю наличность и потребовали провести их в комнату-сейф. Однако сторож Воробьев, услышав шум, заперся в сейфе и отказался его открыть. Тогда вожак произнес: "Как сказано". Грабители выбежали и исчезли с места ограбления. Всего унесено было 1730 рублей.
23 мая 1907 года та же шайка напала на 34-е почтовое отделение на Тучковом переулке. В отделение внезапно ворвались десять человек с револьверами и приказали: "Руки вверх!" Пытавшегося поднять тревогу чиновника пристрелили на месте. Было украдено 1500 рублей.
30 мая восемь грабителей ограбили 11-е отделение санкт-петербургского частного ломбарда. Все посетители подняли руки вверх, грабители перемахнули через стойку и выгребли наличность в размере 1700 рублей. У стойки стоял трамвайный кондуктор Александр, только что получивший за заложенное пальто 14 рублей 75 копеек, деньги он отдать бандитам отказался и немедленно был застрелен. Между тем управляющий ломбардом сумел вылезти на улицу через окно задней комнаты и закричал: "Нас грабят, помогите!" Налетчики стали уходить по Саратовской улице. Появилась полиция, и началась погоня. Грабители разделились. Отстреливаясь, они убили четырех человек и восьмерых ранили; троих преступников застрелили полицейские, двоих арестовали, трем удалось скрыться. Следствие производило Санкт-Петербургское жандармское управление, и вначале оно буксовало, арестованные показаний не давали.
Наконец жандармам повезло, начал давать показания некий Александр Кузов. В действиях шайки он непосредственного участия не принимал. Его арестовали в феврале 1907 года за убийство собственной невесты - Александры Пупковой. Будучи безработным, Кузов не мог содержать Пупкову, и они решили покончить жизнь самоубийством (страшная мода на двойные самоубийства была тогда в самом расцвете). 6 февраля 1907 года они заняли отдельный номер в гостинице Полозова на Нижегородской улице. Двумя выстрелами из револьвера Кузов убил наповал свою возлюбленную, а затем выстрелил себе в рот. Но рука дрогнула, и пуля, пробив щеку, нанесла ему лишь легкую рану. Следующий выстрел дал осечку. В исступлении Кузов стал щелкать курком, но, кроме еще одной раны в ногу, никакого повреждения нанести ему себе не удалось. В марте 1909 года суд приговорил Кузова к заключению на восемь месяцев.
В 1907 году после двух лет революции владельцы заводов составили так называемые черные списки, куда вошли участники забастовок. Их уволили с предприятий и не брали на другие заводы. Положение их было безнадежным. Но за многими стоял опыт уличной жизни. Голодные безработные, бывшие хулиганы, решили добывать себе пропитание грабежом.
Группу возглавил рабочий Тимошечкин, водивший знакомство с революционными студентами Политехнического института, то ли эсерами, то ли максималистами. Во всяком случае, свою банду Тимошечкин назвал "Группа максималистов с Выборгской стороны". Бандиты успокаивали свою совесть тем, что они грабят не из собственной корысти, а для дела революции. Но студентов вскоре арестовали, и никаких связей с подпольем у гангстеров с Выборгской стороны не осталось.
По показаниям Кузова были задержаны все оставшиеся в живых участники банды. Любвеобильный Кузов к тому времени уже позабыл убитую им Пупкову и женился на работнице с Выборгской стороны. Узнав, что он предает товарищей, жена объявила, что бросает его. На свидании, данном ему с супругой в присутствии жандармского генерала Иванова, Кузов перерезал ей горло специально припасенной бритвой. Его судили второй раз, за несколько дней до процесса над участниками шайки экспроприаторов, и приговорили к пожизненной каторге.
1 марта 1911 года петербургские газеты опубликовали материалы о "Деле 29-ти", процессе, на котором перед судом предстало 29 участников бандитской шайки Тимошечки-на. Перед Петербургским окружным судом предстали рабочие Латкин по кличке "Макс", Бузинов - "Васька Москвич", Дмитриев - "Колька Химик", Астанин - "Васька-железнодорожник" и их сообщники. Все они были приговорены к различным срокам каторги.
Питерские рабочие составляли только одну десятую часть населения Петербурга. Но именно они решили судьбу Российской империи и ее столицы. Сен-Жерменским предместьем города, местом, откуда на Петербург надвигались забастовки и бунты, была Выборгская сторона, где на относительно небольшой территории находились десятки машиностроительных заводов, а рядом на Большом Сампсониевском проспекте и пересекавших его улочках жили почти исключительно рабочие по металлу и их семьи. Опыт насилия, приобретенный сызмальства, делал здешних рабочих авангардом любого мятежа. "Рабочая молодежь" наряду с матросами в октябре 1917 года привела большевиков к власти.
