Усталый, измученный, вы вернулись из Константинополя на пароход, - и четыре призрака встают перед вами над этим пышным городом, тонущим в розовом сумраке заката.
В этих призраках прошлое, настоящее, будущее Оттоманской империи.
Во время осмотра города четыре образа поразили ваше воображение, захватили ваше внимание. Четыре образа султанов: Мемета, Сулеймана Великолепного, Абдул-Азиса, Абдул-Гамида.
На одной из колонн Айя-Софии, на высоте нескольких саженей вы увидите отпечаток руки, выгравированный на мраморе.
Это отпечаток руки Мемета.
Великого Мемета, Мемета-Завоевателя, Мемета, взявшего Царь-Град и, в благодарность, посвятившего собор Софии Аллаху, богу войны и победы.
Пали твердыни Царь-Града, и турки ринулись в город, избивая всё перед собой.
В ужасе жители бежали в собор Св. Софии, укрыться там, умереть у алтаря.
Собор был переполнен. Обезумевшие от страха люди взбирались друг на друга. Гора задавленных росла. Трупы во много рядов покрывали пол. Эта кровавая масса человеческого мяса выросла в несколько саженей. Тогда в храм ворвалась толпа янычар. Началась поголовная резня. Янычары вырезывали всё, что попадалось живого на этой горе трупов.
С площади донеслись клики радости, торжества, восторга!
Опьянённый победой, в собор на коне во весь опор влетел Мемет.
Брызгая кровью из-под копыт, словно птица, взлетел его конь на груду тел.
И сказал победитель Мемет, глядя на залитый кровью великолепный храм:
- Довольно!
И резня прекратилась.
- С этих пор Византия принадлежит правоверным, и этот храм я посвящаю Аллаху!
Мемет нагнулся с седла, омочил свою руку в тёплой крови и ударил ладонью по колонне.
На мраморе отпечаталась кровавая ладонь.
Это была печать Мемета.
Кинжалами, саблями и ятаганами янычары тотчас выгравировали на мраморной колонне отпечаток руки великого Мемета.
Таков был Мемет, истинный представитель воинствующего Ислама, Ислама, проповедующего священную ненависть к гяурам, пророчащего весь мир повергнуть к ногам Пророка.
Мечеть Мемета высится на одном из холмов Стамбула. Кругом неё расположена самая грязная, самая азиатская часть города.
Здесь теснота, здесь давка необыкновенная. На каждой квадратной сажени ютится несколько человек.
И над всей этой округой царит дух великого Мемета.
В его мечети целый день не прерываются гнусливые завывания софт, нараспев читающих Коран.
В двух шагах от мечети Мемета расположена семинария, - полу-училище, полу-монастырь, - самая фанатическая во всей Турции.
Недоступная совершенно для любопытствующих иностранцев, где софты встретят вас бранью и полными ненависти взглядами.
Здесь формируется всё, что есть самого непримиримого в мусульманском духовенстве.
Здесь эти будущие муллы, софты, изучают Коран, и распалённое воображение рисует им картины священной войны во славу Аллаха и его великого Пророка.
Дух великого Мемета витает здесь над всем.
Между мечетью Мемета и семинарией расположен фруктовый базар, грязнейший из базаров Стамбула, вечно переполненный толпой бедноты.
На этом базаре и был подан сигнал к резне армян. Здесь исступлённые софты призывали толпу фанатиков к избиению гяуров. Эта самая толпа ринулась в нижние кварталы Стамбула, в Перу, в Галату с криками:
- Смерть гяурам!
Это кратер того самого вулкана, на котором живут европейцы Константинополя.
Теперь кратер временно затих, - хотя патрули на каждом шагу говорят вам, что в кратере что-то клокочет.
Вокруг мечети Мемета, семинарии и базара сбегают с холма узенькие, кривые, извилистые улицы, по которым местами с трудом проезжаешь верхом.
Нигде иностранец не встретит столько враждебных взглядов, как здесь, в этих улицах, переполненных правоверными.
Здесь чаще, чем где-нибудь, перед вами мелькает зелёная чалма человека, побывавшего в Мекке. Фанатичный, исступлённый, - он видел, приближаясь к Каабе то, чего нет, чудеса, которые создало его воспалённое воображение, - и рассказывает эти чудеса народу. Здесь верят всему этому.
Только здесь, - да ещё в Мекке, - продолжают верить, что мир будет принадлежать правоверным, и что во всех храмах всего мира будут раздаваться гнусливые завывания софт.
Здесь живут величайшие политики Стамбула. Восточные люди любят заниматься политикой, - им не нужно для этого газет: им достаточно слухов. И тысячи слухов ходят в этом самом фанатическом уголке Стамбула.
- Паша такой-то продал Турцию грекам.
- Паша такой-то бросил Ислам и в тайне исповедует христианство.
И их сердца переполняются ненавистью к правоверным, кидающим Ислам, и к гяурам, совращающим правоверных слуг Пророка.
Вой муэдзинов, призывающих к молитве с минаретов мечети Мемета, - похожий на вой голодных шакалов, - кажется им голосом неба.
Им кажется, что это небо воет, как голодный шакал, давно не видевший крови.
Европа напирает со всех сторон. Всё, что есть мало-мальски просвещённого, цивилизованного в Константинополе, бежало из Стамбула в Перу, в Галату, на берегу Босфора. Сам Стамбул подаётся под натиском Европы, и нижние улицы его делаются всё более и более европейскими.
И только здесь ещё на этом холме остались правоверные, исповедующие истинный, воинствующий Ислам.
Сбившись в каре вокруг мечети великого Мемета, они стойко выдерживают натиск Европы, не сдаются и мечтают о победе правоверных над гяурами и подчинении мира Пророку.
Дух великого Мемета, истинного слуги Аллаха витает над ними и благословляет их грёзы.
. . .
Всё дышит великолепием в этом месте последнего упокоения султана, прозванного Великолепным.
В этой часовне-гробнице, которую Сулейман построил для себя, стены выложены разноцветными фарфоровыми плитами.
Сулейман отдыхает вечным сном под пёстрым куполом-шатром, среди причудливых рисунков которого сверкают, искрятся, горят крупные бриллианты.
Горят?.. Вероятно, горели. Страна, когда-то дававшая Великолепных султанов, давным-давно, наверное, "пустила в оборот" крупные бриллианты, украшавшие потолок гробницы Сулеймана, - и в наш век фальсификации, в потолке давным-давно уж, конечно, словно звёзды горят... фальшивые бриллианты.
Мог ли думать об этом султан Сулейман, прозванный Великолепным?
Лавры Юстиниана не давали ему спать.
И Айя-София стояла упрёком перед честолюбивым султаном.
Как? Лучшая из мечетей Аллаха, предмет изумления целого мира, построена чужестранцами?
Разве он не могучий повелитель великого народа? Разве несметные сокровища, лучшие художники Востока, десятки тысяч рабочих рук не в его распоряжении? Разве слово его не всесильный закон?
И он не может превзойти славы Юстиниана?
Стамбул не может затмить блеском Византии?
НЕТ!
Мечеть Сулеймана - это роскошный, фантастический сон, приснившийся восточному владыке. Это сказка Шахерезады в линиях и красках.
Стройно несутся вверх огромные пёстрые колонны, и, словно огромный шатёр из разноцветных персидских ковров, высится над ними колокольный купол. Гигантские колонны-монолиты; тёмно-красного мрамора поддерживают портики, отгороженные причудливыми золотыми решётками, словно золотая лоза вьётся по узорной ограде.
Эти колонны привезены из Баальбека, из его храмов, великолепнейших в Мире.
. . .
Таковы мысли, которые навевают эти четыре призрака, встающие над пышным городом, тонущим в розовом сумраке заката.
Таково прошлое, настоящее, будущее Оттоманской империи.
Когда вы едете по Константинополю, вам покажут жёлтое, потрескавшееся, готовое развалиться старое здание министерства иностранных дел и скажут его позвание: