Сегодняшняя историография (на уровне историко-публицистических работ) периода истории России в правление императора Александра III содержит признание того, что политика царя строилась на широко осмысленных для того времени консервативных устоях и постулатах. Последние часто выражались в официальных изданиях, что подкреплялось обращениями царя к народу, поездками его по России, и проч. В упомянутой сфере, сфере официальной публицистики, доступной по смыслу лишь "образованному обществу" (и подчас только дворянской элите), угадывалось единство взглядов - тех, кто опирался на свой творческий талант, а также на личные связи, кто из "неспециалиста" в короткий период становился профессионалом пера, пользовался работами единомышленников (по выражению В.П.Мещерского, царских "слуг-писателей"), повышая свой профессиональный уровень и глубину консервативной общественно-политической мысли в стране. Высокий уровень публикаций в официальных источниках, имея в виду то, что они тут же становились "мягкой силой" России, указывают на массовую ориентацию идеологем царствования Александра III, который сам всерьез воспринимал, на уровне чуть ли не научной категории, понятие "народного духа" и который создал так называемое "народное самодержавие". Знакомый с российской жизнью, император Александр III заботился об "улучшении быта", как говорилось в XIX веке, крестьян, получив вследствие своих усилий в области консервативной модернизации России прозвище "мужицкий царь". Самобытность и известная закрытость России от "тлетворных" западных влияний при императоре Александре III, во многом опиравшемся в своей внутренней политике на "наивный монархизм" подавляющей части населения (русского крестьянства), предопределили стабильность отношения народа к власти в период указанного правления, и своего рода "политическое письмо" народа (а также городской "улицы") не содержало массовых выступлений против правительства - особенно как правительства царя-Миротворца (эта позитивная вера в устойчивость власти и политики стала основным "народным трендом" того времени). Император заботился о том, чтобы его царствование было популярно в народе, и, сконцентрировав внутреннюю политику в пореформенной России именно на экономике, в рамках Министерства финансов (министры Бунге, Вышнеградский и затем Витте), на деле проводил идею "незыблемости самодержавия", создав из своего правления настоящую "живую традицию". При этом Александр III был настоящим императором и в сфере идеологии: "историческое время" России для правительственных нововведений словно бы "экономилось" с помощью создания обеспечивавшей безопасность режима традиционалистской, консервативной общественно-политической мысли, и известно, что, учредив господство официоза в той же прессе, царь "подморозил" Россию в плане развития прогрессивных социально-политических идей (что особенно выделялось в мире именно тогда, в конце девятнадцатого века). Однако, представляется, по-настоящему живое "историческое время" доставалось ему как "аванс" от верившего "в Бога, Царя и Отечество" русского крестьянина. В исторически короткий период царствования Александра III произошла, в рамках российской цивилизационно-государственной традиции, "встреча" еще двух традиций, объединенных идеей духовного воспроизводства: одной - связанной с "народным самодержавием", то есть политическим курсом царя, другой - "живым народным духом" крестьянского традиционного общества ("народный дух" исследователи того времени находили в пореформенной деревне). И это кажущееся "совпадение", в контексте новизны правительственного курса, заявленного еще "Манифестом о незыблемости самодержавия" 1881 г., было не случайно: историю России 1881 - 1894 гг. (годы правления императора) определяло именно развитие, развитие самой политической ситуации в направлении переосмысления всего опыта правительственной деятельности в XIX в. При Александре III в России наблюдалось почти что процветание - участие в мировой торговле (в значительной степени хлебом), а также бурное развитие промышленности, совершенствование финансовой системы. Очевидно, что курс власти на стабилизацию, а также прекращение либеральных нововведений содержал и ориентацию на массовые процессы - но в понимании самодержца и правительства. После Великих реформ Александра II, отца Александра III, в эпоху последнего наладилось социокультурное воспроизводство - и именно на народном уровне, с "народным духом" и в рамках политической системы царя-Миротворца. Политика Александра III уже при его жизни воспринималась как укрепление благосостояния, а также самой государственности - в рамках развития имперской традиции (например, выражаясь словами советских историков, его политику определяли "охранительство" и "русификация"). Можно также сказать о том, что тогда, в модернизационном ключе воспроизводилось и само "историческое время" - как залог на будущее развитие (как оказалось, вплоть до революционной ситуации 1905 - 1907 гг., первой русской революции), что обеспечивало царю успехи в его так называемой сегодня консервативной модернизации страны. Имея в виду то, что пореформенная деревня развивалась при фактическом господстве там помещика (крестьяне после 1861 г. были отягощены "отрезками" и выкупными платежами), а не как своего рода "народохозяйственный комплекс", интерес к быту крестьян, подавляющего большинства населения империи, часто мог носить научный и одновременно в чем-то "социально-адресный" характер - так как властная элита периода 1881 - 1894 гг. знала, что понимание социокультурных особенностей России, особенно на фоне ее внешнеполитических противоречий с западными державами - это "ключ" к пониманию как правительственного курса, так и перспектив существования собственного, дворянского сословия. Создание блистательного образа России в рамках тогдашней "мягкой силы", верхушечно созданная "интеллектуальная оболочка" страны (основанная на работах лично преданных императору официальных деятелей), обуздание революционных настроений в обществе и печати, вообще вся политика контрреформ были также "верхушечными" проявлениями, которые, тем не менее, опирались на стабильное политическое отношение деревни к власти - в условиях социокультурного воспроизводства, а также в условиях применения новых для династии Романовых методов управления самой, пестрой социокультурной средой России (последнее строилось на принципах унификации). Именно в этом смысле можно усматривать то, что именно интерес к массовому благосостоянию, понимание того, что именно массы могут выйти на передовую политической жизни, можно воспринимать и личную заботу Александра III об интересах России именно как империи, которая уже успела претерпеть грандиозные изменения после Екатерины II и Александра II - во внутренней структуре, социальной базе власти и методах стимулирования экономического развития. Консервативная модернизация страны Александром III шла в русле целенаправленной промышленной политики императора и правительства, и эта модернизация действительно состоялась - путем щедрых инвестиций, защиты внутреннего рынка и использования положительных знаний о состоянии именно народной экономики с ее социокультурной, как правило "русской", составляющей (причем здесь огромную роль сыграли знания обо всей России, доступные на правительственном уровне и часто неофициальные).
"Русский дух" царствования Александра III проявлялся и в том, что ему поступали сведения, повествовавшие, как же все-таки "русскость" нарушается - и прежде всего имея в виду влияние объединившейся Германии. М.Н.Катков, издатель "Московских ведомостей", близкий к К.П.Победоносцеву, известный на момент 1887 г. консерватор, обласканный властью, составляет записку императору Александру III о необходимости ограничить влияние Пруссии на ход балканских дел и на русскую политику на Востоке. Записка была направлена прежде всего против канцлера Германии О. фон Бисмарка и его заявления о том, что-мол русская дипломатия сама толкала Австрию на Балканы и "торговала народами". Германия, в понимании Каткова, в лице Бисмарка сама устраивала препятствия для России и сама же бросалась с предложениями России их устранить. "Немецкий дух" поэтому, в понимании Каткова, чужд русскому. Он писал: "Освобождение русской политики отнюдь не угрожает опасностью Германии, но Россия свободна в своих действиях ставить Германию на ее место, отрезвляет ее, освобождает ее от демона властолюбия, который столько же опасен для других" (ГАРФ, ф. 677, оп. 1, д. 477, л.1).
В 1885 году началась война между Сербией и Болгарией, чьими союзниками были, соответственно, Россия и Австрия. Франция стала поставлять оружие России, и Германия оказалась перед угрозой войны на два фронта, что, если бы это произошло, было равносильно поражению. Бисмарку пришли вести о том, что Генеральные штабы России и Франции начали разрабатывать планы войны с Германией. Началась тарифная война, связанная с поставками пшеницы и ржи в Германию. Российские активы были переведены из Берлина в Париж. 18 июня 1887 года Бисмарку удалось заключить Договор перестраховки с Россией. По условиям договора, обе стороны должны были сохранять нейтралитет при войне одной из них с любой третьей великой державой, кроме случаев нападения Германии на Францию или России на Австро-Венгрию. Народы Балкан, писал Катков императору в указанной записке, поверили в освободительную роль России, и одна из публикаций в "Московских ведомостях" приводила депешу, подписанную Н.К.Гирсом в должности статс-секретаря, 1873 года, из которой следует, что Россия никогда не торговала Востоком (Там же, л. 4 об.). Катков: "Этою выдержкой опровергается клевета Бисмарка, будто вопрос о присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии был решен до Берлинского конгресса и в то же время восстанавливается часть нашей политики во мнении народов Востока" (Там же). Катков также сообщал Александру III, что Бисмарк "ловит русских людей" в Берлине, чтобы найти через этих "представителей общественного мнения" доступ к высшим кругам власти в России. Само "общественное мнение" в лице Каткова будто бы заявляет: "Это временное зло, и оно не коснется тех основ, которыми Россия сильна на Востоке. Зло это исчезнет само собою как только в Европе выступит во всем величии, самостоятельная Россия, независимая от чужой политики и управляемая лишь своими, ясно сознаваемыми, интересами... Достаточно будет заявления очевидной для всех твердой решимости Вашего Величества сохранить полную свободу действий, при соответственном направлении нашей дипломатии" (Там же, л. 9 об.). Под конец записки интригой Бисмарка автор, называет отзыв французского телеграфного агенства Гаваса о публикации генералом Лефло в "Фигаро" некогда секретных документов по внешней политике исключительно его собственной волей, он докладывает императору, что это тоже было инспирировано германским канцлером, по мнению Каткова (Там же, л. 10).
Также антинемецкие настроения содержатся в записке за подписью "Патриот", сохранившейся в фонде Александра III в ГАРФ, под заголовком "Немцы и выскочки при русском дворе" (датируется 1890-ми годами). Автор пишет: "Россия - страна, своим подъемом обязанная знати, и только ей одной она обязана своей славной историей; новые же веяния, наоборот, ведут к ослаблению аристократии и как следствие - Романовых" (ГАРФ, ф. 677, оп. 1, л. 2). Автор пишет, что Александр III учредил Дворянский банк, провел аграрную реформу (вероятно, имелся в виду перевод бывших крепостных крестьян на выкуп). Но, пишет автор записки, при дворе существует сильная "немецкая партия", в центре которой - великая княгиня Мария Павловна, супруга брата царя, великого князя Владимира Александровича. Он называет членов этой "партии" - генерала Вердера, графа Редерна, сенатора Проффа, пастора Дальтона, генерала Розенбека, а также пишет, что Мария Павловна знает всех остзейских баронов и что вообще предпочитает говорить не по-русски, а по-немецки (Там же, л. 3). В заключение, после пассажей, связанных с безнравственным поведением некоторых Романовых, автор настоятельно советует императору выйти наконец из гатчинского уединения, так как в стране, в самых ее верхах, созрела опасность - вследствие засилья выскочек и в особенности иностранцев (Там же, л. 12). Противодействие всему иностранному, безусловно, входило в круг интересов Александра III, поэтому записка "Патриота" была бережно скопирована на пишущей машинке, сохранилась в его личном архивном фонде.
Проблема "укоренения" в ментальном плане - важная часть приведенных выше исторических документов. "Русский дух" в царствование Александра III должен был опираться, имея в виду главного адресата политики царя, то есть русский народ, на правдивые источники, и "сцепка" излагаемых в ту эпоху исторических и философских мыслей с текущей реальной жизнью была обязательна. Так, "опредмечивание" понятия, если можно так выразиться, национального колорита предполагало собирание фактов и самой истории царствования, этой "живой истории", в содержательно-предметном смысле подававшей идеологию, притом становясь ближе к источникам информации вообще. Если все "нерусское" осуждалось открыто, то тем более "нерусским" явлением считались революционные (анархические и др.) настроения. И это тоже касалось всего народа - даже если разговор шел об отдельном инциденте. Так, в 1887 г. в руки императора поступила записка о необходимости изменения системы народного образования и о мерах борьбы с антиправительственными настроениями в среде университетов, краткие пометы к которой сделал личный друг царя князь В.П.Мещерский. Этот документ появился после того, как на Невском проспекте в Петербурге были арестованы "бомбисты", среди которых были студенты Петербургского университета. Записка была издана печатно, по распоряжению Министерства Народного Просвещения. Основные мысли ее эмоционально выдержаны, автор (или авторы) высоко оценивают значение Петербургского университета как самого главного в Российской Империи, но источник преступности против правительства и царя, по мысли записки, находится в пестром социальном и даже национальном составе студентов. Отдельные мысли текста записки настаивают, чтобы устав 1884 года был дополнен новыми распоряжениями о чистке рядов студентов и полицейском (и даже общественном контроле) за ними - начиная с гимназической скамьи. Главная мысль записки - что именно царь, глава самодержавной страны, дает благо образования, а не кто-нибудь другой, и в этом угадывается доктрина "народного самодержавия", предполагающая обязательные "социальные лифты" после прохождения гимназического, а затем и университетского курса. В документе значится: " Личный страх перед безумием так же мало должен быть мотивом бездействия, как опасность от угрозы маниаков в больнице - влиять на решения доктора, признанного законом и его совестию к врачеванию их, и особенно к предохранению здоровых от бешеной заразы" (ГАРФ, ф. 677, оп. 1, д. 588, л. 3). В записке также подчеркивается, что необыкновенное значение Петербургского университета как кузницы образованных кадров для России, кадров, которые будут трудиться для державы и всего общества, диктует необходимость как сохранение этого учреждения, так и проверку студенческой среды - и в первую очередь очистку ее от "пролетариата" (бедных студентов без стипендии, бегающих по урокам, подрабатывающих переписчиками, и др.), а также иногородних, переведенных из других университетов (которые должны учиться в максимально недалеко от места проживания). Предполагалось оставить только треть студентов - и это позволило бы, как написано, оставить наиболее способных и одновременно эффективно вести наблюдение над ними со стороны государства и полиции. В записке значится, что лучшее для Петербургского университета - это превращение его в "профессорский институт", где отобранные студенты будут рассматриваться как будущие научно-преподавательские кадры. Также говорится, что чистка студенческой среды должна быть в руках Министерства народного просвещения, которое также должно очистить от нежелательных элементов реальные училища и гимназии, учредить новую квоту для евреев, а также изменить правила приема девушек на высшие женские курсы (Там же, л. 16). Признание образования благом, которое должно даваться прежде всего благополучным подданным Александра III - это модель возможного, будущего "укоренения" представителей "общественности", которые должны были составить фундамент идеологии и внутренней политики его правления. Гражданственность понималась, судя по этой записке, как благожелательный контакт с верховной властью, а также щедрая отдача и благодарность, и как раз в прямой зависимости от социального происхождения и успехов на ниве интеллектуального труда - будто царская милость дает идею иметь большие социальные возможности в пределах России, а "оформление" этой идеи будет зависеть от человека, скажем, учащегося Петербургского университета, его друзей и родственников (во вполне цивилизованных рамках, с признанием важности для населения России особой миссии по-настоящему образованного человека).
Представляется, что акцент на социокультурных компонентах в идеологии, сделанный "в русском духе" и в царствование Александра III, усиливался по мере того, как помимо императорской власти, носитель "русского духа", крестьянство, становилось подобием "третьей силы" во внутренней политике - то есть, таким образом обнажались прежде всего пореформенные противоречия крестьянства с дворянством. На вершине власти считали, что Россия вся "выжата" Великими реформами Александра II и что ей нужна стабилизация и развитие. Так, сама политическая ситуация развивалась при Александре III в направлении консервативных реформ (контрреформ), а также на фоне переосмысления почти столетнего опыта модернизаций. В это царствование был заложен краеугольный камень в здание практического российского политического консерватизма, программа которого базировалась тогда на воле самодержца. Однако, в отличие от времен основателя консерватизма, Э.Берка, это мировоззрение при Александре III было лишено романтического ореола, превратившись в политическую идеологию. Если и был источник романтизма (прежде всего для политической сферы и политической деятельности), то его черпали в недрах русского народа и находили в виде различных проявлений "народного духа", подстраивая под это понятие даже внешний облик и практические шаги самодержавной власти. Обращает внимание сочетание во внутриполитической линии царя политического романтизма (если его источник считать массовым, народным) и светскости (она пронизывала жизнь "верхов" - дворянства во главе с императором). Думается, что сочетание политического романтизма и светскости определяло особый вес в правление Александра III науки истории, которая подавалась тогда как классический консервативный базис для понимания закономерностей отношения власти и большинства населения страны, причем движущей силой истории считался именно союз царя с народом - то есть делался акцент на массовых корнях, опоре самодержавия, прозванного при Александре III именно "народным". Национальная идея России смогла служить "первой силе", самодержавию, еще долго - почти до конца царствования Николая II, и социокультурное своеобразие страны, в том числе в виде идеологии "народного самодержавия", окончательно было отвергнуто "диктатурой пролетариата", пришедшей к власти в лице большевиков в октябре 1917 года.