1. О прикреплении и укоренении исторического материала в интернете.
Распределение тем исследования в научном коллективе обусловливает, с учетом структуры и популярности интернета, привыкание читателя к новому материалу - подобно тому, как привыкают во время языковой практики к иностранному языку. Учитывая, что интеллектуальная карьера в современной России как правило не приносит больших денег, то все равно исторический источник - это признанная энергетика гуманитариев всех специальностей, и опора на факты прошлого (часто в форме "дайджест-записок" из прошедшего периода новой истории и ее "золотого века", девятнадцатого) создают своего рода реставрационный строй в науке, за чем следует создание неофициальных институтов научных интересов. Следует отметить также, что так называемая литературоцентричность науки истории в последнее время спадает: факты прошлого накладываются на отношение к ним миллиардов людей в интернете, и так словно бы рождается историоцентричность науки истории - через ситуативность текущих событий, ускорение исторического времени и коррекцию языка межчеловеческого общения. Однако, специалисты в области истории и историографии, составляющие "архивные семейства" (в научном смысле), в связи с "продавливанием" сообразно текущей идеологической ситуации той или иной концепции, формируют площадки, и при этом как поддерживающая такие информационные площадки силы они становятся полноценным интернет-форматом, частью структуры интеллектуальной элиты. Так называемое правильное поведение "архивного семейства" неразрывно связано с идеологической и интеллектуальной безопасностью, а также пополнением интеллектуального бюджета - и в первую очередь в сфере образования, где культурно-исторический капитал именно девятнадцатого века неизмеримо и по-прежнему велик.
В настоящее время кровеносной системой истории становятся многие положения из политологии, во многом заменившей известную дисциплину история КПСС. Здесь, надо отметить, "архивные семейства" словно бы "питаются из единого котла", а также имеют совместные интеллектуальные траты - в виде приобретения литературы, организации издательств, и т.п. Но изменение материального положения упомянутых выше институтов научных интересов, учитывая обязательность "ответственности перед интернетом", возможна только при решительной смене социальной среды, и часто через сдачу экзаменов на социальную зрелость - вплоть до вызубривания цен в магазинах, налаживания культуры быта и локаций, и проч. К тому же, институты научных интересов не должны доводить интеллектуальный перегруз, сообщаемый ими интернет-сообществам, до состояния целого формата - и в этом учитывать то, что сами история и историография сегодня должны быть камерно-доходчивыми для интернет-пользователя. Упомянутые положения говорят прежде всего о том, что ученый должен заниматься "самоконспектированием", вести словно бы деловой дневник, чтобы уметь приобретать и тратить, иначе он превратится в совершенно несветского человека, отвлеченно рассуждающего, скажем, о бренности современного исторического процесса.
Учитывая обилие доступной информации в современном мире, можно сказать, что лаборатория гуманитария-историка - это главным образом претензия на освоение неких стримов-указателей поиска информации, часто неких "ссылок на ссылки", которые позволяют приблизительно вообразить, в первую очередь, неоглобалистскую картину мира. Тем не менее, реальная стоимость информации препятствует появлению нереальных, скажем, "зазеркальных" сносок (из имеющих научное значение) в интернете. Исследователь, "копая" материал, не может его "не тренировать", предварительно обрабатывая и с самого начала этой обработки предполагая поместить в ту же Сеть: так происходит откат, как представляется, от всевозможных ультрасовременных систем в методологии к так называемому "академизму", заложенному общественно-политической мыслью России еще в девятнадцатом веке. Подкрепляет указанное положение и то, что современное исследование, помещенное в интернет, обязательным образом предполагает приобретение учеников, а, учитывая природу Сети, сколько учеников - столько и "преподавательских ставок", и тем больше значение гуманитарного знания (что было характерно как раз для России девятнадцатого века с тогдашней социокультурной политикой государства по укоренению сильной власти и бюрократии в обществе). Некое воображаемое "зазеркалье", являясь во многом результатом ломки советского сознания, состоявшейся в 1990-е гг., на сегодняшний день перетекает в прикрепление интеллектуального источника к конкретному человеку, а, учитывая первостепенное значение науки истории для развития гражданского общества, такое прикрепление - само по себе формат, пусть даже учеба ученика из интернет-сообщества, учеба как "работа", идет в стол, пусть также идет своего рода игра с таким форматом прикрепления, когда его "запускают" в общество и он возвращается бумерангом с новым количеством подписчиков, и проч. То есть, высочайшая валентность науки с человеческим лицом как никогда обращает людей всего мира к прошлому, и история России говорит о том, что прикрепление как социокультурное явление было даже в девятнадцатом веке - с поднимавшей тогда голову общественной моралью, развитой элитой, социокультурными достижениями, и проч. Также следует отметить, что тот факт, что в девятнадцатом веке, и именно в общественном масштабе, историю страны произносили вслух, достаточно открыто обсуждали, говорит о ростках в ту эпоху гражданского общества, а также о превалировавших консервативно-церковных устоях, что было связано с элитарностью не сколько общественной структуры России, а самой идеологии (рухнувшей в конце концов под влиянием геополитических изменений, в начале двадцатого века). Современную российскую цивилизацию можно, как представляется, отнести к немолодым цивилизациям, поскольку ее развитие характеризуется (интересно, что так же, как и в девятнадцатом веке) известной автономностью, также культурной открытостью и нестандартностью подходов к решению социокультурных проблем, и в современном случае именно частная инициатива начинает играть заметную роль - в новом укоренении традиционных российских государственно-политических принципов.
2. О восприятии науки как текста и "комбосекретариате" интернета.
Пользование интернетом делает рабочий день, на первый взгляд, менее "разорванным", но все же мнения и представления о жизни, складывающиеся в течение такого дня, скорее подвластны информационным трендам, чем сухому научному анализу. Так что перед исследователем-гуманитарием, в частности, встает проблема интеллектуального выбора, а также проблема главного материала, своего рода "материала материалов", а также нормативного материала в виде учебника. К тому же, в связи с тем, что "интеллектуальной слежки" в науки становится уже не так много (в связи со стандартизацией представлений о человеке и его быте в мире) цивилизация часто кажется стареющей, богатой всякого рода интеллектуальными повторами и заимствованиями. В известной степени руководителями создания интеллектуального потока являются СМИ, создающие своего рода легкий жанр в науке, и "учебники", разработанные в таком легком жанре, неизменно проверяются "улицей" - притом не захватывая ее целиком и оставляя возможность, используя плюрализм всех интернет-материалов, составить собственное мнение (мол, "мы не глупее глупого"). СМИ, как представляется, являются системной категорией - поскольку в формате, скажем, познавательной лекции для широкой аудитории, они могут содержать справочные данные и таким образом даже являться аристократом информационного потока. В процессе усвоения информационного потока важным является то, что, при кажущихся растущих нагрузках, создаваемых интернетом (даже перерывы в работе - утыкание в интернет и еще большая мозговая активность), работа как труд освобождается от смыслового влияния Сети, становясь ближе к человеку и даже его семье. "Прикрепление" к информации, таким образом, возможно в первую очередь через смену научно-интеллектуальной среды человеком, и подготовка к такому прикреплению косвенно зависит от "репетиторской" роли средств массовой информации - для всей, самой широкой аудитории. Расширение тематики гуманитарного знания через пользование интернетом дает, в частности, расширение знания исторического и даже навыки сравнительного анализа человеком из России, скажем, истории века девятнадцатого с историей начала века двадцать первого.
Обтекаемый и рассчитанный на широчайшую аудиторию характер стримлайнов по истории в интернете как правило компенсирует известную смысловую размытость колоритным, ярким языком. Однако, как таковой нормативный учебник имеет большую, чем стримлайн, интеллектуальную скорость и способен даже "продавать будущее" - в смысле прежде всего рекламы "мягкой силы" той или иной страны. Так, общество неуклонно взрослеет, повышается ценность так называемых академических материалов, удерживается и утверждается конструктивно-воспитательная роль образования, а знания, тем не менее, часто получают почти что в долг (поскольку с "продажей будущего" связан особо мощный нажим государства на научные кадры, производящие научную информацию).
Представляется, что с возможностью опубликовать свое мнение, оценку, суждение в социальных сетях обычный человек повышает свойство науки - не открывать, а скорее скрывать научные факты. В основе "пирамиды" современного, информационного общества - как раз такой, обыкновенный человек, который уже, думается, приспособился к высокой информационной скорости системных по своей природе СМИ и также делает интеллектуальную "мини-карьеру", и его публикации в соцсетях могут быть и публикациями прогресса с использованием своего рода, через интернет, "теле-" и "радиобумаги". В связи со свободой выражения мнения в интернете повышается значение учебника как своего рода методички: как себя вести, где границы дозволенного и что идет, что не идет в жизни тому или другому лицу нравственно и политически. Можно добавить, что нормативная учебная литература сегодня формирует научные интересы - даже обычного человека, неинтеллектуала, дает ему "живую методологию" библиотеки как центра интеллектуальной деятельности. Профессиональные же интеллектуальные центры, в частности кафедры, "на выходе" имеют историографические циклы, даже если это и не кафедры истории - в связи с тем, что гуманитарное знание в народе постоянно накапливается и систематизируется, постоянно давая ученым новые площадки для позиционирования в обществе.
Наилучшие, как представляется, научно-методологические материалы сегодня - это так называемые спецкурсы, поскольку они заведомо создаются с учетом нескольких поколений студентов, они к тому же, в студенческой "обработке", словно бы возвращают преподавателю-автору весь материал на экзаменах. Так возникают аналитические циклы в историографии - имея в виду науку историю. Развитие студенческой мысли ведется, конечно же, через интерпретацию: не случайно преподаватель советует перед экзаменом писать шпаргалки, а потом благополучно "забыть их дома". В пределах аналитической историографии той же истории России, с учетом приоритетов государственного сектора образования в стране, крупная научная тема тоже может принять форму "шпаргалки" и легко дойти до студенчества, которое, казалось бы, еще далеко до фундаментальных исследований и находится пока что в своего рода полузакрытом "интеллектуальном стационаре". Современное образование может и в дальнейшем иметь фундаментальный характер, поскольку способно уложить принципы и навыки обучения многим предметам в целостную педагогическую систему, тесно связанную с мыслью о прогрессе как идеей неуклонного развития (то есть здесь видится преемственность с общественно-политическими идеями девятнадцатого века).
Стоит заметить шутки ради, что если относительно автономная российская цивилизация способна подробно рассматривать евроатлантическую цивилизацию, и наоборот, евроатлантическая цивилизация - российскую, то, находясь в поле зрения друг друга, с учетом фактора качества жизни сегодня, люди и там, и здесь вынуждены "социально одеваться только по фигуре", то есть только в дорогостоящем месте - ателье. Так, можно сказать, что принцип заведомого удешевления товаров и услуг через комбинирование (см. тот же "комбо", то есть комплексный обед в закусочной, и т.п.) мог на этом фоне стать принципом подстраивания российского общества под общемировые - не то, чтобы правила, но вкусы. "Комбометодология" может явно выступать и как быстрый способ "разборки" интернет-материалов, поскольку формирует универсальные взгляды человека на неуклонно поступающие к нему данные мирового информационного потока (которые часто даже имеют форму источника-версии). Умение обрабатывать информацию становится сегодня особенно элитным качеством: так, работающий с несколькими классами учитель - это целый "комбосекретариат", если можно так назвать, при этом он обязан и работать, и воспитывать, и даже обеспечивать безопасность, словно бы дежуря. Также можно пошутить насчет того, что покупая книгу в интернете, ты словно бы создаешь себе временный участок работы с информацией, влияя на историографические аналитические циклы. Работая для других, таким образом, человек, часто сидящий в соцсетях, участвует в развитии системы безопасности, и часто он - интеллектуальный центр для нескольких своих знакомых и даже учитель (а учитель в сегодняшней России как правило женского пола). Если же у гуманитарной составляющей знания сегодня социальный характер - "по преимуществу женский", то можно говорить о совершенно адекватном восприятии обществом проблемы безопасности и о том, что здесь укрепляются консервативные тенденции (в том числе области потребления), а также о том, что циклы развития все больше и больше находят свое аналитическое применение в методологии управления и руководства обществом со стороны элит.
3. Академическая классика и панкуха: был ли идеологический рынок в советское время?
В начале XXI века имеют место замороженные процессы и в частности то, что многие из населения Земного шара, думается, сидят на "замороженной" политической диете - так как те же гибридные войны ломают некогда привычную картину, когда четко разделены внутренняя и внешняя политика государств. Именно аналитика является одним из средств, которые помогают расставить все по своим местам, и аналитика научная. Комбометодология (комбинированная методология - и в том числе в сфере анализа) может действовать только в условиях развернутого светского общения населения мира, и в частности в социальных сетях. В интернете также неумолима встреча с преподавательской инициативой, поскольку стремящиеся убедить людей в чем-либо пытаются прежде всего воздействовать на семью, воспитание и вообще существование в ее пределах. Представляется также, что "натренированный" на почти любых виртуальных соблазнах глаз рядового потребителя отрезвляет его, оттачивается укоренение в реальной жизни, представление о ней, и в результате аналитическая составляющая жизни возрастает. Также интересно, что то, что служит "разделителями" (как в библиотечных каталогах старого образца) мирового информационного потока, это своего рода "окна", которыми "читают" информацию - и здесь могут быть форматы телевидения, радио, и даже уже готовые диссертации, а также целые университеты. Новый интерес к тому же быту (здесь: искусству жить обыденной жизнью) настраивает научные работы именно "на прием" и делает их выводы во многом доходчивыми - как, например, прокручивая их через ТВ, своего рода интеллектуальный стационар. В современную деловую матрицу вписывается и то, что человек крайне осовременивает исторические источники (скажем, по памятным на сегодняшний день эпохам Сталина или Хрущева), словно бы мониторя их сквозь существующие аналитические циклы историографии исторической науки. Широко известный в педагогике так называемый "внутренний диктант" (записывающего материал и про себя его проговаривающего ученика) уже не так влияет на освоение человеком мирового информационного потока, который предстает в электронном виде, и здесь стоит большого труда освоить бумажный учебник с привычным некогда конспектированием содержания и отдельных тезисов. Для научного исследования, тем не менее, наступают времена, когда оно, скажем, в виде монографии, будет представлять собой целый "роман для интеллектуалов" - поскольку лишена творческого влияния на себя со стороны достаточно случайно подобравшихся членов "рабочей тусовки".
Деловая матрица организует, как кажется, взаимопроникаемость научных школ и исследований, считаться с ней - повышать наукоемкость человеческой деятельности (даже романтические направления в тех же исторической науке и политологии "укладываются" в форматы, а эти форматы обусловлены "от" и "до" структурой современного, информационного общества). В деловой матрице люди будто бы отрабатывают вложенные в тебя же, читателя интернета, деньги, и вот - обязательность дресс-кода на той же московской "улице" 2023 года, при этом соблюдение при этом многих приличий, что свидетельствует о сбитой общественно-политической температуре общества. Общественная температура, безусловно, касается и научно-интеллектуального процесса: так, классическая кандидатская диссертация по истории может стать "переводом" научной литературы, а вот уже докторская диссертация по истории - это уже "творческий пересказ" с анализом (и обе модели диссертаций укладываются в тот формат политологии, который доминирует с конца 1990-х гг. как переходный, в социально-философском смысле).
Сегодняшнего человека в России словно бы "протаскивают" через целый ряд фирм и цен; такой человек, даже при восхвалении предоставляемого ему сервиса, не остается один, ибо вынужден чуть ли не каждый день сравнивать, анализировать потребительский рынок - и все через "потребительскую анфиладу" (пользуясь выражением "анфилада комнат" в архитектуре). Так что вписаться в ту же российскую "улицу" - это уметь общаться (притом на особенном, современно русском "языке в языке"), и при таком общении надо еще уметь учиться/работать субъектом и объектом общения. Таким образом, учитывая деловую матрицу, человек может вообразить, что находится внутри "ожившего" курса истории современной (и не только современной) истории России, и здесь "чтение окнами" может давать ему прежде всего научно-гуманитарные ориентиры в освоении живого материала.
В во многом формализованном существовании постсоветского человека внутри деловой матрицы проглядывает интерес к советскому прошлому. Последнее многими воспринимается в фокусе доверия к той силе страны в масштабах целого мира, которая в советское время не подвергалась сомнению. Персонифицирование же тех, кто, согласно мифологизированному современному сознанию постсоветского общества, "украл" величие (в частности, "тусовок" из СМИ), все же не дает людям "закрыться" от мирового информационного потока и его идеологических школ, побуждает их продолжать дальнейший анализ событий и пополнять свою социальную активность. Предполагаем, что на место "рабочих тусовок" со временем встанут квалифицированные кадры из числа академических ученых, чье живое преподавание будет лучшим фирменным знаком для того или иного вуза, и чьи работы будут учить читающую публику "читать как качаться" (то есть прилагать труд). Пока хорошие, содержательные тексты в СМИ - это почти что роскошь, хоть из них, через третьи руки, "делают" материал на потребу дня, и можно здесь сказать, что обмирщение (возвращение в светскую жизнь как жизнь миллионов) научного творчества снова пойдет по идеологической дороге - ведь еще в советской "идеологической матрице" не мог не присутствовать интерес к интеллектуальной продукции, а вместе с ним и целый идеологический рынок. Советская "скрепа", думается сегодня, существовала как предшественница большой научно-интеллектуальной революции в умах трудящихся людей, и при этом тот факт, что государству "отдавали долги" покорным слушанием материалов пропаганды, был тесно связан с социальной инициативностью масс, стремящихся сохранить (как и сейчас) прежде всего свои семейные ценности.
4. О перспективах "репетиторского научно-исследовательского института".
Интересно, что в современных российских магазинах с неплохой деловой репутацией выдают своего рода "творческую правду" - в зависимости от ситуации в работе с клиентом. Так, у покупателя, да и у другого человека, может возникнуть "идея персонала", а также "идея отличника" (что может быть связано с высокой оценкой пиара того или иного торгового и производственного заведения, и прежде всего в Сети). Учитывая то, что потребитель вольно или невольно делает "социальные пробы", можно сказать, что он таким образом "цепляется" за современную историю, и его собственная аналитическая работа остается серьезным следом в истории последних поколений. В обыденной жизни, тесно связанной с Интернетом с его громадным ресурсом информации, в фокусе обычного человека остается, думается, так называемая классика - этическая и эстетическая, что указывает на то, что человек находит в Сети другого, то есть прежде всего живое общение. Во многих случаях, представляется, наличие полноценного живого общения - это как национальность и национальная традиция, особенно при правдивой визуализации визави (в той же Сети). Если этическая и эстетическая классика в конечном итоге связаны с эмпатией, растущей близостью людей, то понижение теоретического уровня того же гуманитарного знания, замена его (скажем, в науке истории) "чистой фактологией" не разобьет, а только усилит функциональную роль этой науки в обществе - так как в указанном случае придется максимально быстро перестраиваться в мыслительном процессе и все больше и больше обращаться за помощью к другому человеку. К тому же, если советским людям был присущ определенный интеллектуальный аристократизм (культ высшего образования, и проч.), то постсоветские люди - скорее специалисты, им прежде всего нужна "ремеслуха", и только потом бакалавриат и магистратура. И все же понятие образования сегодня шире, чем понятие менеджмента - в смысле способа и инструмента добывать деньги: государство России не может не заботиться о том, что нужно давать людям "государственные" (в смысле "нечастные") уроки информационного характера - в связи с растущей централизацией официальной политической мысли и ее проникновением в массы людей. Возможно, в ближайшем будущем сама "улица" станет другой, возникнут новые взаимосвязи внутри постсоветского общества - так как "политический угол" будет испытывать на себе все большее воздействие официальной власти и возрастет интерполяция политических трендов.
Несомненно, что люди в той же Москве живут в своего рода "формате календаря": в их аналитической работе, связанной с освоением окружающей, быстро меняющейся жизни, рубежными пунктами становятся даты, в первую очередь озвученные в официальных СМИ. Но "отработать" информационную дистанцию, чтобы прикоснуться к самому событию, отмеченному в виде даты во всей его реальности, все же трудно - даже при содействии Сети. Так что можно предположить, что существуют социальные аналитические циклы, когда проблема или факт (даже в виде фейка) циркулируют в самом обществе, на уровне живого общения (но, конечно, не без Интернета). Возможно, в данном случае начинают "тянуть" информацию - как "тянут" материально собственную семью, и сетевой опыт общения, в частности, оседает в поколениях. На этом фоне очень перспективным представляется получение информации обычным школьником: на уроке его готовят к тому, чтобы он готовился дома (то есть делал уроки), и даже, несмотря на отвлекающую роль смартфона дома, он так или иначе готов - то есть, действительно существут некий стандарт дозированной информации в настоящее историческое время. Если интеллектуально-аналитические дела, связанные с информацией из Интернета, "набегают", то "набегает" и репутация человека в собственных глазах: он задается целью построить отношения с воображаемым собеседником в Сети и может даже стать лидером, и даже непрофессиональным аналитиком, преодолев некий "зазеркальный формат", в который его погружает, в частности, виртуальная реальность.
Существует мнение, что развитие гуманитарных наук в постсоветское время, на собственно российской методологической основе, прекратилось. Однако, своего рода "окрестности" гуманитарных наук, существование которых обуславливалось накоплением "неучтенного", попридержанного научного материала, были, полагаем, подобны тому, что данным способом в России охватили, "отжали" и освоили знание, полученное из-за границы. Таким образом, "положив заграницу в карман" (как диплом, сертификат, и проч.), открыли путь к все большей популяризации того же исторического знания в широких массах, в тех же так называемых книгах для народа. Если аналитический момент в историографии и, в свою очередь, народное восприятие истории, стали уже трендами, то, на фоне возрастающего интереса к той же истории политической (у нескольких поколений) так называемая академическая литература - уже не ведущая часть историографии, а вот внутри народной историографии (которая больше, скажем, воспитанна и реалистична, чем академическая), под давлением многих политических факторов могут возникнуть аналитические циклы. Своего рода "вольная русская литературоцентричность" в тех же СМИ в ряде случаев входит в противоречие с аналитической грамотностью масс людей: слишком абстрактен в восприятии СМИ слушатель и зритель, который "отвлекается" от них на тот же Интернет. Можно также добавить, что в "кусте" абонентов интернета (в соцсетях) происходит информационная "архивация" человека, которая позволяет воспитывать его собственное мнение и даже политическую позицию - уж не говоря о многоформатной и многоплановой "архивации" российского студента, то есть будущего как науки, так и производства. Представляется, что при умеренном в материальном отношении уровне жизни в России граждане еще не стали образцовыми потребителями, поэтому им свойственна скорее не потребительская психология, а тип деловой романтики. К тому же, при тяге к живому общению с использованием невиданных до 1990-х годов информационных ресурсов (Сети) люди все больше и больше разговаривают друг с другом предметно, в обществе растет репетиторская традиция. "Фактологизм" и "функционал" в науке истории, похоже, тоже стали трендами, а их смысловая близость говорит о том, что в государственную практику проникают традиции исторического или даже гуманитарного вообще научно-исследовательского института (НИИ). Думается, что на этом фоне следует избегать "секретарского революционного движения" в форме штампованных, "дежурных" материалов, которые выкладываются в СМИ якобы от лица государства - тем более что пока рядовой человек позиционирует себя в Интернете через списывание у таких же, как он, а не у высокоорганизованных профессионалов. Однако, в итоге следует признать, что квалификация профессионала и социализация любого человека в России тесно связаны, и эта связь обусловлена в первую очередь государствообразующими факторами - такими, как этнические традиции, культура и стиль языка, приоритеты семьи в социальной жизни, а также доверительное отношение масс людей к государственным образовательным структурам.
5. Самопозиционирование: с кем работать в Сети?
В современном мире, управляемом интернетом, научный рост представляется неким интеллектуальным сценарием, а элита - сообществом отличников. Сама же наука может проявляться как некий "статист", включая в себя разделы идеологии как темы. Тем не менее, именно в интернете заключена идея "общей библиотеки" - поскольку по трудновыполнимости задачи доподлинного поиска нужного тебе лица интернет похож на нелегкую, перегруженную заботами ту же российскую "улицу".
Тема в современной гуманитарной науке истории сегодня, несомненно, взрослеет (становится объемнее за счет смежных дисциплин и по адресату аудитории - серьезнее). В идеале такая тема могла бы составить обратную связь с неким рекламным рядом, который делает всемогущий в социальном сознании пиар. Пожалуй, именно в учебном (в первую очередь университетском) цикле такая обратная связь очевиднее всего: там, в курсе всемирной истории, например, панорамность меняется, и с этим меняются сроки выемки современной информации из Сети (вместе с заработками исследователей). Циклы исследовательской и преподавательской работы продолжают существовать - на фоне кажущегося исчезновения фундаментальной гуманитарной науки. Однако, современной гуманитарной науке свойственны как авторский задел, так и коллективизм в исследованиях: выемка исследовательской задачи, то есть ее определение (с учетом необходимости работы именно с Сетью) зависит от престижа научного учреждения и даже, можно сказать, научной стилистики последнего. Если язык (особенно научный) - мерило интеллекта, то можно сказать также, что девятнадцатый век российскую историографию до сих пор "не отпускает", создавая здесь иной раз тоску по "сильной руке" в интеллектуальной области.
Гуманитарная наука сегодня представляется делом молодых: с появлением массового интернета в 1990-е гг. за материал из Сети платили только полную цену, и все равно работали, и сейчас так же работают - следовательно, на освоение Сети были брошена немалая научная энергия. Так что неизвестно, кому из современных действующих ученых значащие научные работы - "дети", а кому - "внуки", тем более что интернет ставит практически неограниченные задачи для собирания и обработки материала. В то же время, ученый-гуманитарий может являться своего рода "гувернером" интернета (учитывая обратную связь), его в этом качестве нельзя переманить деньгами, а можно только выгодно обменять, особенно учитывая его чувство исторического времени и ситуативность сегодняшнего исторического процесса. Известно также, что именно интеллектуальная периферия дает многое для научного мейнстрима (если так можно выразиться): если концепция "отъезда" овладевает ученым, то, естественно, например, для него могут открыться перспективы работы в "политологии как формате истории" и "истории как формате политологии". Здесь следует упомянуть даже то, что "крутиться" в интернете для специалиста-гуманитария - это создавать весомость обычных книг по истории для народа, придавая им большое пропагандистско-политическое значение (а сами авторы таких книг становятся деловыми людьми от науки и педагогами).
Присутствие автора-гуманитария в Сети требует от него повторов информации, при том, что часто "гуманитарная лирика" с интеллектуальной периферии словно бы перемещается в центр гуманитарной столицы, то есть прежде всего университетского центра. Если вспомнить новейшую историографию России 2000-х годов, то она указывала на переходный период в развитии страны, и оправданно казалось, что наконец-то само чтение вводится в систему (во всяком случае, систему многоформатного восприятия информации). Если говорить о роли СМИ начиная с 2000-х годов, то они усилили значение именно самопозиционирования (в интернете) - поскольку сохраняли известный разнобой в области политических трендов и подаче политического и экономического материала. Интеллектуальное развитие гражданского общества пошло не по пути "кто на кого работает", а "кто у кого работает": так традиционная русская интеллигентская традиция словно бы обрела креативно-демократическую оболочку - опираясь тем не менее на суверенную и поддержанную большинством населения идеологическую традицию. Современная "библиотека трендов", таким образом, именно в России представляет собой многоформатную библиотеку концепций гражданской истории (и даже многоформатную библиотеку историографических циклов) - независимо от того, какой области гуманитарного знания касается та или иная исследовательская проблема.