Существенную часть информационного потока сегодня представляет гуманитарная информация. В "формате вслушивания" в те же СМИ, при тотальной обработке персональных данных, при неизбежном при обработке данных искусственным интеллектом требовании акцентирования в информационном потоке определенных событий и последующем вертикальном (через поколения) самоанализе неумолимо вспоминается школьная программа по предмету истории - и тогда осмысление истории движется согласно "слушным моментам", своего рода "моментам истины". Такие общественно-эмпирические знания даются не на "интеллектуальной улице", а скорее на "улице интернета", и в последнем случае человек как юзер интернета обретает свое личное "организованное историческое время", позволяющее прогнозировать свое будущее в рамках суверенного бытия. Программность - то, что свойственно современному, народному консерватизму, причем на входе - социально-научный запрос к политической системе, а на выходе - формирование общественного мнения, на основе системного гуманитарного образования и воспитания. Государство сейчас, как при Александре III, работает как "государство-справочник", по "списку" "слушных фактов", при этом заполняя пробелы в идеологии научно обоснованной программой, адресованной населению. Интересно, что холодное время года в России предполагает буквально взрыв дистанционного общения, и при тотальной обработке персональных данных общение с теми же голосовыми помощниками составляют целые сезоны виртуального общения (при этом возрастает и влияние рекламы на человека). Обилие "организованного живого исторического времени" на фоне "тотальной прокрутки" тех же "слушных моментов истины" (когда факт услышан большинством - но с наличием информационной окружающей среды) приводит к возрастанию роли гражданского лирики (социальные сети) - в форме возрождения облика России как великой, суверенной и самобытной страны. При Александре III формирование "мягкой силы" России также шло через "список фактов", через государство как "учебник-сборник", что возводило внутреннюю политику на ранг выше модернизации как определяющей, с точки зрения сегодняшнего историка, сущность этого периода правления в Империи. К тому же, "списки фактов" медленнее обрабатывались тогда - из-за информационной громоздкости, и на выходе все же "подмораживали" Россию. В определении "информационного момента истины" тогда (как и сейчас) лучшие материал имеет тот, кто способен проявлять в море информации наиболее квалифицированную интеллектуальную деятельность (за исключением показного академизма: вызубрить и "свалить" как экзамен). Сегодня и в девятнадцатом веке народ был хорошими учителем для профессионалов-гуманитариев, показавшим здравый смысл и понимание концепции сильной власти.
При Александре III имела, по мере экономии им "исторического времени, "живая история" и даже "организованная живая история", а "слушные моменты истины" представали как библиотечные "разделители", способные "подморозить" общественный климат в России. При тотальной обработке персональных данных при этом императоре происходил как бы "вертикальный самоанализ", выйти из которого можно было лишь "оттолкнувшись" - то есть совершив движение за пределы окружающей общественный интеллект среды - то есть войдя в environment of environment. В патриархальной и во в целом необразованной стране "среда среды" могла оцениваться как неизведанное, почти заграничное, и из-за интенсивной "прокрутки" персональных данных движение толкало на заказ, с целью приобретения "лучшего". Но, однако, "моменты истины" скользили по головам "по косой", и в конце девятнадцатого века политический градус был градусом образования, в народе происходила вещественная компенсация (путем вышеупомянутого заказа) необразованности и оторваанности в своей хозяйственной деятельности от власти. Представляется, что при этом сама власть тоже не могла не заказывать - но заказывала специалистов, о чем свидетельствует плеяда деятелей консервативной мысли в те времена. Несомненно, именно в ту эпоху возросло уважение к истокам, к истории.
В процессе тотальной обработки персональных данных, толкающей к "окружающей среде окружающей среды" люди-заказчики оказывались в ситуации, когда "приходили к себе". Именно "женская душа" России была гарантом частоты и даже разнообразия заказов, в том числе, и реже - интеллектуальных. Познание "заграницы" через самих себя, учитывая также влияние "протоматрицы" гражданского общества, также заставляло Россию "придти к себе". Последнее скорее всего означало то, что модернизация при Александре III была вполне органической и совсем не догоняющей - поскольку, по его расчетам, практически гарантировала существование беднейшим и многочисленнейшим слоям - некий жизненный комфорт, а "мягкая сила" будто бы "самозаказывалась". Лишь творческий умственный труд в России этого периода мог преодолеть тотальную обработку пенсональных данных, породить "организованную живую историю" и даже зачатки "организованного живого исторического времени" - и в результате безмобилизационную модернизацию. Родившая нынешние, "совместимые с народным" языки (СМИ), как это есть и сегодня, верховная власть в России конца девятнадцатого века внесла необыкновенный вклад в гуманитарную науку и культуру, определяя социокультурный вектор на грядущее, двадцатое столетие