Что следует сказать о том, что, снимая окружающий мир, где большую роль играет интернет, становишься и "себяшкой", и также "себяшкой" как продавцом собственной интеллектуальной продукции - то есть "работаводом" своего рода (как, скажем, коневодом, овощеводом и проч.)? Можно в шутку даже сказать, что "наукопроводом" на улице большого города современной России является и своего рода "физическая сила науки": правильная ориентация людей в толпе, толпе как одномоментном сообществе друг друга, скажем, позволяет прохожим более-менее спокойно выносить контрасты в одежде и во внешнем виде вообще, связанные с имущественным расслоением постсоветского общества, одновременно страхуясь от всякой опасности (в том числе интернет-информационной) на уровне своей семьи, ее традиций в области воспитания. Работу с информацией, как представляется, не сколько контролирует, сколько обеспечивает рядовому труженику в России само государство, поскольку оно, будучи тесно связано с корпоративностью специалистов-управленцев, заинтересована в сохранении консервативно-организующей общество и его группы роли образования и просвещения - особенно в период, переходный от книжной (по характеру носителя) к электронной идеологии. Действительно, современные СМИ, часто с их "приколами", натужно-оптимистичным настроением, могут наводить на мысль о "сугубо женском" адресате такой информации, и, возможно, названный фактор присутствует на самом деле: ведь корпоративность управления (и образования) делают именно "кафедру/учительскую" фирменным знаком, своего рода законной расфасовкой и одновременно официальным дистрибьютером "мягкой силы" в лице образования. В обстановке, где властвует обыденность потребления, именно человеческий комфорт - признак устойчивости и зажиточности существования, составляющая самоменеджмента, поэтому так называемый академизм (то есть научное изложение и научная подача фактов - хотя бы как стиль письма) остается до сих пор, в обстановке информационного плюрализма, аналогом "вольной русской прессы", гарантируя незыблемые устои научно-практического освоения мира, и даже в начале XXI в. Кроме того, можно предположить, что, сидя "на удаленке" (во всяком случае, работая дома), человек, стремясь усадить себя за работу, заставить себя работать вне трудового коллектива, волей-неволей физически "качается", словно "втискиваясь" в пространственно узкий теперь мир, и поэтому, помня о том, что ум человека крайне разгружен в нашу эпоху интернетом (говорят, например: "мы тут дипломы выдаем", "мы тут деньги принимаем", "мы тут рецепты выписываем", и т.п.), следует отметить, что количество операций возрастает, при гиперусидчивости, - так, что же, это историческое время , именно в начале XXI - если в России, согласно опросам, получают по-прежнему немного и боятся "новых 1990-х годов"? И потом, "геополитика собственной квартиры", которая ориентирует тебя в том же мировом информационном потоке, дает человеку ключ к новому и часто именно гуманитарному материалу, из интернета, - но тогда этот материал обязательно должен подкрепляться окружающей жизнью, а сама жизнь, в свою очередь, во многом освежает социальные воспоминания, на почве которых возможен широчайший спектр престижной деятельности - от нахождения работы до часто самостоятельного приобретения нескольких образований.
Современна школа в России представляется "выделенной линией" в общеобразовательном процессе, которая "прокачивает" минимум миниморум для общения на интеллектуальные темы - так же, как простейшая электронная почта. Психология рекламы, которая навязывается обществу "из каждого утюга", обрекает их на новые траты, а та модель производства и потребления информации, которую можно было бы назвать "моделью/школой", может только усиливать "потребительский бум" - но уже на почве увлечения людей ультрасовременными "потребительскими технологиями". Здесь отметим, что многоформатность общества будет в большей мере наполнена моралью - поскольку верификация той же рекламы зависит от фактора общественной безопасности того или другого человека, и поэтому нарративность в смысле своего рода искусства изложения мыслей обретет новый социальный вес. Не превращая проектируемую современную школу в "аспирантуру для профессоров", тем не менее, можно сказать, что кампании в российских СМИ в первой половине 2022 г. представили пример скорее традиционно-психологического, бытового, а не экономико-аналитического освещения каждодневной жизни страны и мира, но, тем не менее, они стали учебником "серого чтения" по новейшей истории России в "серой" информационной зоне фейков и т.п. и еще долго пригодятся - как для домашнего, так и для офисного потребления. Однако, только "встроенная" в общество школа, как результат образовательных реформ (а они, учитывая особенности интернета, словно нанизываются одна на другую), может стать, в первую очередь, "книгоцентричным", гуманистически ориентированным, центром сбора и обработки информации, и информация при этом усилит свой социальный императив. Если процесс гуманизации образования и просвещения лишить "чувства ускоренного исторического времени", то останется хотя бы неповторимый стиль культуры человеческого бытия, своего рода инфраструктуры повседневной жизни - в окружении мира высоких технологий. Но главное - "качаться интеллектуально" в обществе не будет возбраняться ни в коем случае, и это будет возможно только совершенствуя русский язык, исходя из образцов XIX века как "язык служения", язык для начала XXI века классический. Что касается российских СМИ, то представляется, что не отмена грозит ценностям (в первую очередь духовно-идеологическим), а то, скорее всего, что компании в данной области станут высооплачиваемыми "репетиторами" друг другу - так же, как и "улица", отражающая быт сугубо потребительского, постиндустриального общества с его стандартизацией всей человеческой жизни в мире. Думается, что не коренная смена идеологической парадигмы приведет к оптимизации общества в России с приходом 2022 года, а то, что "лекции" из накопленной годами информации начнут читать сами люди, в кругу семьи, друг другу, а то даже первоклассная информация может стать тем, что называют "хороший сын - плохой муж", поскольку она - "сын" для Сети и "муж" - для семейного коллектива-потребителя, который в острое кризисное время перегружен и которому нужен эмоциональный выход (а не информационный "развод и девичья фамилия" или сериал как курсы хороших манер). Так, скорее всего, интеллектуальное творчество массы людей в интернете превратится в "продолжающийся магазин общения", который также станет ориентиром для разнообразной просветительской деятельности.
Если уже давно, имея в виду начало постсоветского периода, российскую цивилизацию во многих случаях стали называть славяно-православной, то теперь надо было бы и всю советскую историографию истории России назвать "тихой", слишком идеологизированнй и малоинформативной, - то есть "тихой" в смысле якобы отсутствующей в сегодняшнем образовательном мире (в том числе и в менеджменте образования). "Карьерой" современного по происхождению исторического источника можно считать и саму науку историю, и такой источник-нарратив, связанный в сегодняшнюю эпоху с интернетом, имеет формат, который позволяет ему быть "пересданным как на экзамене" кросскультурно - другим цивилизациям, но только если он будет обработан, препарирован в России, родине русского языка. "Неконъюнктурно пересдать" всю советскую цивилизацию с ее опытом общественной жизни (скажем, подрастающему поколению школьников, с прицелом на будущее) кажется совершенно невозможным, если в российсской историографии не победит аналитическая версия истории страны девятнадцатого века, века, конечно, имперского и монархического, а также если не возникнет умение рядового человека и главным образом школьника моделировать в голове поиск нужной информации в Сети - как на основе общей эрудиции, так и собственного, ориентирующего в жизни, опыта общения. Если сложится так, что банальный школьный опрос или контрольная работа со временем станут "анкетированием института образовательной школы на предмет уровня знаний" от лица государства и исходя из суперновых образовательных методик, то может появиться "обратная связь" исторической памяти всего мира: дети будут держать связь с реальностью лучше, а способность "делать нарратив" самим даст им возможность уже с детства копить деловые навыки и ориентировки - при растущей скорости развития науки. Без практических навыков в применении образования может возникнуть феномен "антиспециальности" или "не- специальности" (если уж считать проявление в массовом по структуре и назначению интернете интеллекта мерилом социальной искренности), а отрицание специальности здесь может привести к культу накопления простой совокупности знаний, из Сети главным образом. В кризисное время "пропущенные" через интернет жизненные, порой тяжелые эмоционально, примеры из "исповедей-лекций" обычных людей одновременно становятся как методичкой к "общению как виду спорта", так и рекламой - но тем не менее попадающие в интернет свидетельства коллективно-общественного разума позволяют "раззомбировать" новистику как отрасль исторической науки и сделать ее в первую очередь историей историософски автономной, даже имеющей революционное значение "моды для некрасивых" в контексте мирового стиля жизни и быта. Если социальные примеры становятся общественно значимой рекламой, то есть если сохраняется связь массового потребления с экономической программой правительства в кризисное время, то, значит, такие примеры "работают на прием и притяжение" новых социальных примеров, новых сведений о реальной и успешно реализуемой жизни - словно бы "детством в идеологии" страны были последние десятилетия XX века с их беззаботностью и предопределенностью, а "зрелостью в вузе" - собственно постсоветское время с ростом практицизма. "Модельное" или "серое" моделирование социально-политических событий и исторических процессов, то есть то моделирование, которое заведомо "протаскивает" в науку и прессу, и именно в привлекательной упаковке, действуя как обаятельный актер в театральном костюме, проходящий свободно с запрещенной ношей мимо охраны, эмпирически и теоретически несоизмеримые данные (хотя бы из области текущих событий), также является объектом воздействия со стороны военной этики как части контрпропаганды и делает из упомянутого "серого" моделирования "первокирпичики" для полноценного нарративного изложения в рамках российского цивилизационного поля.