Аннотация: Писался этот рассказ впопыхах на конкурс КЛФ 3. Пока что выкладываю его как есть, но потом буду править.
Александр Резов
Зеленка
Существо было ярко-зеленого цвета с желтоватым пузом и розовым язычком, свисающим из приоткрытого рта. Маленькие глазки оставались закрытыми, и зрачки мелко-мелко дрожали под тонкими, лишенными ресниц, веками. Ладони существа были покрыты темной короткой шерстью с запутавшимися в ней комьями грязи.
Танька, хихикнув, протянула руку и похлопала зверя по животу. Послышалось странное бульканье, чавканье, кваканье, после чего из ноздрей животного поднялись две тоненькие струйки дыма, моментально смешавшиеся с духами сгоревших блинов.
- Не смей! - сердито и в то же время испуганно закричала бабушка. - Слышь, кому говорю?! А ну перестань!
- Да не волнуйся ты, бабушка, - весело засмеялась Танька, - мы его на улице уже хлопали. Правда, тогда огонь был, а сейчас только дым идет.
- Огонь?! Господи, Боже мой! - бабушка изобразила обморок, но упасть не решилась и вместо этого перевернула очередной блин. - Вынеси эту гадость из дому.
- Но, бабушка! - вмешался Колька, выходя вперед. - Ему плохо, ты должна его вылечить! Ты ведь можешь, я знаю.
- Ничего я не могу, - не отступала бабушка. - Вот, блины я печь могу, пирожки, оладьи, сырники. Суп варить. А нечисть всякую лечить - и не просите.
Танька обиженно сжала губы и уставилась в пол перед собой, старательно сдерживая слезы. Она всегда была такой: могла бегать, играть, смеяться, а потом вдруг сесть и заплакать непонятно из-за чего. Хотя, сейчас все было абсолютно понятно. Колька и сам почувствовал дикую обиду, но вида не подал. Он только нахмурился, как обычно делал папа, когда не мог найти очки... или когда снова звонили из школы, чтобы высказать свое праведное негодование по поводу какой-нибудь очередной мелочи.
И первое, и второе случалось довольно часто, поэтому хмуриться Колька умел просто мастерски. Иногда даже казалось, что это папа подражает Колькиной манере сдвигать к переносице брови и медленно шевелить несуществующими усами.
Бабушка, казалось, не обращала на внуков никакого внимания и продолжала шкварчать маслом на сковородке... А, может, масло шкварчало само, и бабушка была тут ни при чем. В любом случае, ее внимание было целиком предано блинам, сковородке и маслу, и ничто не имело право нарушать сей творческий процесс.
- Ну, все, Танька, бери своего инопланетянина, пойдем отсюда, - пробурчал из-под нахмуренных бровей Колька.
- Это самый настоящий эльф, - возразила сестра, вмиг забыв о наворачивающихся слезах, - болотный эльф. Они всегда такие зеленые.
- Не выдумывай, болотных эльфов не существует! Бывают древесные эльфы, лесные эльфы, темные эльфы... и еще какие-то там эльфы бывают, а болотных нет.
- Нет есть! Я сама их видела, когда мы к лесу гулять ходили.
- В той луже?! Там только жабы водятся, да бутылки пустые плавают! Я как-то раз даже видел, как один дядька туда...
- Нет! Молчи, молчи, молчи, молчи! - Танька заткнула уши пальчиками и зажмурилась. - Я тебя не слышу, я тебя не слышу...
- Что, говорил уже? - удивился брат. - Тогда ты все сама знаешь.
- Ничего я не знаю. Знаю только, что никакой это не инопланетянин. У инопланетян пальцы длинные и светятся, а этот мохнатый какой-то. И грязный.
- И что, что он грязный? Ты же, когда грязная бываешь, все равно человеком остаешься. Чем инопланетяне хуже?
- Я грязной не бываю, - отрезала Танька и отвернулась.
Хорошее дельце, подумал Колька. Бабушка, как всегда, с головой в блины ушла, сестра родная (младшая причем!) о сказочных эльфах грезит, брата слушать отказывается. А инопланетянин тем временем лапы чего доброго протянет! И кто их знает созданий иноземных, как они умирают. Тут и взрыв случиться может, и любая другая гадость произойти! Но нам своих гадостей хватает. Вон, уроков сколько на завтра готовить. Если их готовить, конечно. Потом, обедать скоро предстоит - тоже дело не из легких. Это ж как брюхо набивать придется, пока бабушка в покое оставить соизволит! Часа два потом лежи без движения, отходи от садистских проявлений ее безграничной любви. Одна Танька, хитрюга, знай себе сладко посапывает после обеда, а мне и вздохнуть лишний раз - что носилки с кирпичами таскать.
Существо все так же тихо лежало на табуретке. Зрачки больше не дрожали, и дыхание с каждой минутой становилось слабее. Колька вспомнил, с каким трудом удалось отбить его у дворовых мальчишек, которые собрались было отнести зверя в живой уголок. Наплел им что-то про экзотическую африканскую обезьяну, которую отец привез из командировки. Про то, как она вырвалась из клетки, носилась по всей квартире, а затем выпрыгнула в форточку (благо первый этаж позволял), задав такого стрекача, что гнаться за ней никто бы, пребывай он в здравом уме, и не подумал. Папе в самом деле часто приходилось уезжать за границу, и совсем завираться Кольке не пришлось.
- Что будем делать? - подала голос сестра, когда они вышли в коридор. Зверек лежал у нее на руках, укутанный в старенькую пеленку, и только лицо зеленым пятном проглядывало сквозь сумрак прихожей.
- Хм... даже не знаю, - сказал Колька. - Наверное, уже ничего.
- Как? - не поняла Танька. - Что значит - ничего? Ты же...
- Да, я сам говорил, что его нужно лечить. Но теперь, кажется, поздно.
- Нет! Давай отнесем его куда-нибудь! Отнесем его к доктору! Мой эльф должен поправиться! - на ее глаза снова стали наворачиваться слезы, но Танька упрямо смахнула их рукой. - Придумай что-нибудь!
- Как ты не понимаешь, у нас никто его не возьмет. Была бы это собака или кошка, тогда другое дело. Тут и бабушка с радостью помогла бы. Ты видела, как она испугалась?
- Бабушка? Испугалась?
- Конечно. Даже еще один блин сожгла. А нам их в обед есть.
- Подожди, бабушка ничего не боится. Она раньше в школе работала.
- В школе инопланетяне не учатся.
- Не инопланетяне, а эльфы.
- Хорошо, эльфы. Их я в школе тоже не встречал.
- Коль, все равно придумай что-нибудь, ну пожалуйста! Неужели тебе его не жалко? Он ведь маленький совсем. Наверное, детеныш инопланетянина.
- Эльфа.
- Ну да, эльфа.
- Ладно, я подумаю.
Колька закрыл глаза и попытался уйти в себя. В такие моменты в голову не лезло совершенно ничего. Всплывали картинки из старых-престарых мультфильмов, фрагменты из слышанных когда-то надоедливых песен, обрывки случайно подслушанных разговоров, воспоминания мест, где некогда доводилось быть...
Даже с закрытыми глазами он чувствовал взгляд бедной сестры, которая пристально следила за ним, в тщетных попытках прочитать мудреные мысли брата.
- Я придумал! - воскликнул вдруг Колька и весело засмеялся.
- Говори, говори, говори! - нетерпеливо запрыгала вокруг него Танька, еще не зная ничего, но уже светясь от радости, покачивая в руках спасенного эльфа.
- Помнишь, в прошлом году у меня была грыжа? - принялся объяснять брат.
- Помню, конечно. Ты кирпичами на даче надорвался. Вы их с Димкой со стройки таскали, чтобы дом свой построить.
- Правильно. А потом меня срочно в город забрали. Хотели сначала в больницу везти, да узнали от соседки, что подруга ее или подруга ее подруги... не знаю точно... так вот, она умеет заговаривать ячмень и грыжу. Отвезли меня к ней (тут несколько остановок на автобусе, я точно помню), и уже через несколько дней грыжа пропала.
- Думаешь, у него грыжа? - Танька подбородком показала на зверя.
- Нет! Что ты! Когда я был у той женщины, я видел просто уйму забавных вещиц. Они были расставлены на полках, болтались на стенах, свисали с потолка. И почему-то мне кажется, что она обязательно вылечит нашего инопланетянина. Столько интересных штучек не может быть собрано в одном месте просто так.
- И правда, - согласилась сестра. - В чем мы его повезем?
После недолгих поисков из шкафа была извлечена коробка с новыми папиными ботинками. Ботинки тут же перекочевали на полку, а крышка немедля подверглась множественным ножевым ранениям, со стороны смекалистого Кольки. Теперь внутри можно было дышать.
Существо, все так же закутанное в пеленку, аккуратно переложили на дно и прикрыли сверху дырявой крышкой. Это ненадолго, шептала Танька, потерпи чуть-чуть, потерпи. Скоро все будет хорошо. Мы тебя вылечим.
По пути к остановке вдруг оказалось, что Колька совершенно не имеет понятия, на какой автобус садиться. Один из трех точно шел в нужном направлении, но который - оставалось лишь догадываться. Поэтому, особо долго не думая, решили сесть в первый попавшийся и ехать на нем пять остановок. Рано или поздно им должно было повезти.
В автобусе на них не обращали ни малейшего внимания, и только полная женщина с двумя огромными сумками, опасливо поглядывая на Танькину драгоценную ношу, поведала всем окружающим, что до смерти боится всякого рода грызунов, и нервно рассмеялась. На женщину взглянули, как на обычную сумасшедшую - с некоторой брезгливостью, снисхождением, немного - испугом, - и продолжили заниматься своими делами. Даже кондуктор не взглянул в их сторону, а проходя мимо лишь благосклонно кивнул головой, устремив мечтательный взгляд куда-то вглубь людской массы.
На счастье, автобус остановился у знакомой пятиэтажки. И если бы не превосходная Колькина память, неизвестно, сколько раз пришлось бы ездить туда-сюда, пристально вглядываясь в покрытые золотистым ковром осенние улицы.
Вырваться из душных недр многоколесного монстра удалось с огромным трудом. Механические челюсти захлопнулись за ними, как только Танька, запнувшись о стоящую на дороге сумку, кубарем выкатилась на улицу, прижав к себе бесценную коробку.
- Поднимайся, - сказал Колька, подавая руку сестре. - Вот, что значит общественный транспорт.
- Ух, как коленку ушибла! - всхлипнула она. - Пошли скорее к твоей как-ее-там.
- Мы уже почти на месте, - Колька огляделся. - Да, нам во-о-он туда.
Домик стоял посреди заброшенного яблоневого сада, окруженный со всех сторон девяти- и пятиэтажками. То, что некогда было забором, превратилось теперь в груду никому не нужных замшелых камней. Большая их часть была покрыта опавшими листьями, отчего казалось, словно огромный каменный змей медленно - десятками лет, веками - обходит вверенную ему территорию с упорством настоящего охранника.
Внутри, вопреки всем ожиданиям, оказалось весьма уютно. Глубокие мягкие кресла были расставлены полукругом перед невысоким дубовым столиком, на котором в полном беспорядке валялись разнообразные журналы. Крючки для верхней одежды находились справа от двери. Там же полагалось оставлять обувь, о чем говорила деревянная табличка, приколоченная чуть выше крючков.
Дверь здесь была всего одна, и Колька долго стоял в нерешительности, прежде чем повернуть ручку. И уже делая шаг в комнату, он вдруг вспомнил тот ужас, в который привело его первое посещение этого странного места. И снова со всех сторон на него уставились десятки уродливых масок. Маски скалились, пели, смеялись, кричали. Ничто в мире не могло быть страшнее подобного зрелища. Колька закричал и упал на пол...
- Вот он, - снова заговорила она. - Если еще не поздно. Пожалуйста.
Женщина аккуратно взяла существо и положила себе на стол.
- Это не... - начала она, но почему-то умолкла. - Ладно, я его вылечу, только, боюсь, как бы потом не пришлось мне пожалеть об этом.
- Спасибо! - захлопала в ладоши Танька. - Большое Вам спасибо! Вы не пожалеете!
- Спасибо, - пробурчал Колька. Он все еще злился на себя за тот глупый обморок.
- Но это займет много времени, - предупредила женщина, - часа два, не меньше.
- Мы подождем, - сказала Танька.
- Подождем, - кивнул брат и открыл глаза.
***
Ключ повернулся в замке, и дверь открылась.
- Андрей! Наконец-то! - Марина вышла навстречу мужу с журналом в руках. - Представляешь, что дети сегодня натворили?!
- Пока нет, но уже готов, - он снял пальто и повесил его в шкаф.
- Во-первых, растерзали твои новые ботинки...
- Что??? - глаза мужа полезли на лоб.
- Ой, ну не ботинки, а коробку из-под них. В общем, не важно... Во-вторых, из дома сегодня убегали. Часа четыре их не было, мама вся как на иголках сидела. Тебе, кстати, блины теперь доедать надо. Они, правда, подгорели немного.
- Так, понятно. А самое интересное ты, наверное, оставила на десерт?
- Угадал, - взмахнула журналом Марина. - Наши дети, - начала она медленно, чтобы муж ничего не пропустил, - притащили домой ужасную зеленую тварь! Какую-то африканскую обезьяну или нечто вроде этого. Но, Боже мой, как она напугала маму!
- Напугала? - удивился Андрей. - Интересно, интересно... А дети где?
- Спят, как сурки. Еще бы, такой насыщенный событиями день!
- Ладно, показывай мне свою обезьяну, - сказал муж, стягивая ботинки.
- Сам иди, посмотри. Она в комнате лежит. На диване. Спит.
Андрей вытащил из шкафа тапочки, надел их и осторожным шагом двинулся в сторону большой комнаты. Свет зажигать он не стал, боясь разбудить животное, поэтому, пристально всматриваясь во тьму, направился к дивану.
- Включай уж свет, хватит в потемках шастать, - раздалось из-за спины.
Андрей вздрогнул и, споткнувшись о стул, полетел на пол.
- Осторожно, задавишь же, - продолжал возмущаться невидимый собеседник.
Кое-как поднявшись, Андрей подошел к двери и щелкнул выключателем. То, что он увидел, не укладывалось ни в какие рамки: маленький зеленый человечек, покачивая ножками, уже сидел на диване, с упоением выпуская тоненькие струйки дыма из крошечных ноздрей. Одной рукой человечек поглаживал себя по желтому лоснящемуся пузу, а второй опирался о подлокотник.
- Присаживайся, - предложил он ошарашенному Андрею. - Дело к тебе есть.
- К-какое дело? - еле выговорил он.
- Да ты сядь сначала. Ну, как не свой, право слово!
С трудом совладав с собой, Андрей доковылял до дивана и рухнул на него, заставив человечка невольно подпрыгнуть.
- Теперь слушай меня, - сказал человечек. - Дело вот в чем. Все население вашей планеты подлежит немедленной ликвидации. Ваш вид был создан, как биологическое оружие, давно выполнившее свою функцию. Но теперь бактерии распространились и на саму планету. Болезнь прогрессирует.
- Какие бактерии? Какая болезнь? - не понял Андрей.
- Бактерии - это вы, человечество. А болезнь - медленное, но верное разрушение планеты, за счет действия вируса.
- Но, нельзя же так!
- Верно, поэтому мы и собираемся уничтожить бактерии, некогда созданные, как биологическое оружие. Ведь и в вас - в людях - живет множество бактерий! Вы же боретесь с ними!
- Подождите! Не надо нас уничтожать, мы сами скоро погибнем!
- Резонно, - согласился человечек. - Но уничтожить - это вернее.
- У нас так тоже говорят. А нельзя решить все как-то по-другому? Скорее всего, под страхом смерти люди изменят свою жизнь. Под страхом смерти можно заставить совершить все, что угодно...
- Не получится, - вздохнул человечек, - уже несколько раз мы пытались заставить вас жить по-иному. Именно под страхом смерти. Даже мировых войн было недостаточно. Эх, а что мы придумывали раньше...
- Войны - это не способ. Что если заявить во всеуслышание о грозящем катаклизме? Думаю, должно сработать.
- К вашему сведению, подобные заявления только усугубят положение. Люди разучились верить. И, кажется, разучили их мы... После подобного объявления никому не захочется начать новую жизнь. Все постараются дожить старую так, чтобы было что вспомнить на том свете. Тогда вы узнаете настоящий ад.
- А если, - Андрей пытался ухватиться за последнюю соломинку, - если... Если с гибелью человечества такая же участь ждет саму планету?!
- В каком смысле?
- Дисбактериоз. Вы слышали когда-нибудь такое слово?
- Да, но у меня не было времени разбираться во всех мелочах...
- В теле человека, как вы сами говорили, живет множество бактерий! - воскликнул Андрей. - Но не со всеми нужно бороться! Существуют жизненно необходимые человеческому организму бактерии, без которых наступает так называемый "дисбактериоз", то есть нарушение процесса пищеварения. И почему вы думаете, что человечество не может являться подобным видом бактерий для Земли?!
- Я... мне... Дьявол! - совсем по-земному выругался человечек. - У вас есть дома медицинский справочник?
- Есть, кажется. У жены спросить надо.
- Давайте, скорее спрашивайте, у меня времени мало осталось.
Глаза Андрея засветились:
- То есть, вы хотите сказать, у вас появились сомнения?
- Сомнения у меня появились, когда ваши дети меня спасли, - улыбнулся человечек, - а сейчас я просто пытался убедить себя в необходимости уничтожения вашего вида бактерий.
- Вы хотите сказать...
- Ну вас всех, - махнул он рукой. - Процедуру и перенести можно. И потом, мало ли у вас еще недостатков открыться может. Земля - она хрупкое существо быстро вредные привычки подхватывает.