О том, что Лиса подхватила на заброшке рак, к обеду знал весь офис. В родном отделе особенно беспокоились и на всякий случай протирали ее стул салфетками для монитора и брызгали освежителем воздуха. И обсуждали, конечно.
- Серьезно? - округлила розовый рот маркетолог Маша. - Я думала, такой болезни давно нет!
На нее посмотрели с неожиданным уважением. Маша обычно разбиралась в коллекциях кроссовок и упражнениях на верхнюю дельту, а медицину с биологией знала на уровне "два грамма белка на килограмм веса".
- Так она же в заброшку шлялась, там все есть, - таинственным шепотом сообщил начальник отдела Вова. - Говорят, даже радиация!
- Ой, ну радиация это сказки, совершенно неважно, кто у тебя первый,- тут же уронила авторитет Маша. - Но ведь рак можно подхватить только от бомжей каких-нибудь, зачем она с ними трахалась? Отвалится теперь нос, будет знать.
- Машенька путает рак с сифилисом, а радиацию с телегонией, - искусственно улыбаясь, поправила Дарья. - Но то, что Алиса поступила безответственно, это факт...
В других отделах разброс мнений был поскучнее, но почти все пришли к нелогичному решению пару недель даже в официальное прошлое на концерты и в кино не ездить и тут же рассердились за это на Лису. "Не могла как все, в заброшки не соваться!"
Обеспокоенные лица и тишина были только в бухгалтерии - там женщины не только помнили точно, что это за болезнь, но кое-кто успел сам с ней сразиться. В наши дни это все казалось застарелым кошмаром, нереальной страшной сказкой. Но новость о Лисе стала триггером - будто красные цифры на микроволновке во тьме кухни вдруг оказались глазами настоящего волка.
Молчали, старательно обходя тему стороной, но она висела плотным черным облаком посреди комнаты и все равно притягивала внимание.
- Мы решили отнести в клинику цветы и медведя с плюшевым сердцем! - засунулась в дверь розоволосая головка Маши. - Будете скидываться?
Тень страшной темы съежилась и побледнела. Медведь на странице интернет-магазина был желтым, сердце в его лапах - красным, цветы - сиреневыми и белыми, солнце - ярким, стены кабинета - бирюзовыми, занавески - зелеными, Маша - целиком розовой, начиная с аккуратно прокрашенной макушки до ногтей на ногах в золотистых босоножках. Никто ничем не болел уже почти двадцать лет, хотя все знали, где взять номер нелегального хронобомбилы и налазиться по заброшке до тошноты. Значит все будет хорошо. И с Лисой, и с ними. К медведю добавили бутылку шампанского - розового! И шоколадку с ромом.
За толстым стеклом махали цветами и беззвучно кричали коллеги: Маша смотрела куда-то наверх, Дарья обшаривала глазами все здание, Вова просто улыбался в пространство, обнимая гигантского медведя. Ватная тишина становилась плотнее от этого немого кино за окном. Лиса постучала по стеклу ногтями, но звук был глухой и сразу гас, словно безвкусный воздух палаты поглощал его волны.
Ее не было видно снаружи - темно-зеркальный фасад клиники не отражал даже солнечный свет. Обычная для центра высотка без вывески, неприметная, ненужная. Сначала от нее отводили глаза, потому что все в городе и без вывесок знали, что там. Потом - потому что все в городе забыли. Лиса улыбнулась и помахала - как будто в ответ. Отворачиваться от окна не хотелось: мальчика со сломанной рукой и женщину лет шестидесяти с гриппом в соседних боксах она уже рассмотрела во всех подробностях. Женщина все время плакала. Мальчик разевал рот как забытая в пустой квартире аквариумная рыбка. Наверное, кричал. Остальные боксы, насколько могла видеть Лиса, были пусты.
Медсестры в белых комбинезонах химзащиты и масках-фильтрах приходили несколько раз в день - делали уколы, выдавали протеиновые батончики и ставили бутылки без этикеток на стол. Вода в них на вкус была такой же безжизненной и теплой как и воздух. На этом фоне прессованный картон батончиков был просто взрывом ощущений.
За окном Маша перестала махать, села прямо на тротуар и распечатала шоколадку. Вова отставил медведя и стал открывать бутылку с шампанским. Дарья держала в руках пышный букет и переминалась с ноги на ногу. Компания уместнее смотрелась бы под окнами роддома. Кажется, они ждали, что Лиса с минуты на минуту выпорхнет к ним румяная и здоровая.
Вовка отхлебнул прямо из бутылки, шампанское пошло носом, он зафыркал как маленький жирный кит, и Лиса засмеялась. Смех тут же завяз в плотном воздухе, и стало жутко.
Лиса отвернулась от окна. Где-то внутри головы вытягивала щупальца маленькая черная дрянь, и от нее расползалась жидкая боль.
В машине на обратном пути из заброшки у Лисы пошла носом кровь. Сначала подташнивало, и Лиса даже легла на заднем сиденьи, пока Игореха выруливал из сплетающихся троп лесопарка. В голове густел туман, руки и ноги были как свинцовые. Лиса решила, что перегрелась на солнце.
- Игорех!
- Ась?
- А тебе нравится после перехода жить? Тогда же было интереснее. Кино всякое, дискотеки...
Игореха помолчал. Постучал о руль ребром ладони:
- Нравится, Лис. Что ни говори - нравится.
- А чего? Работа денежная?
- И работа тоже. Но ты ж мелкая была, года три, да? Вообще ничего не помнишь.
- Три с половиной.
- Ага. Чего там запоминать. А я пил, знаешь. Прям страшно пил. Бутылку водки каждый день и потом запои по неделе еще.
- Ни фига себе! - Лиса даже приподняла тяжелую голову с сиденья. - Это сколько ты в запое пил, если каждый день бутылку? И как водил потом?
- А вот так! - стукнул о руль кулаком Игореха. - Вечером выпил, утром за руль. Таксовал. Жена у меня была, дети. Честно сказать, даже две жены. У одной дочка, у другой близняшки. С одной я летом жил, а к другой на зиму перебирался.
- Что ж ты им врал?
- А ничего. Они сами себе врали. А потом вообще ушел, надоело, мелкие орут, бабы пилят. Допился уже до того, что печень под ребра полезла. И тут переход.
Лиса слушала с трудом. Лицо пылало, она даже уткнулась в холодную кожу сиденья, но та слишком быстро нагрелась. Тошнило все сильнее. Она села, наклонилась, обхватив живот руками.
- Эй, ты там чего? - обеспокоено спросил Игореха.
- Нормально все. И как ты потом?
- Ну пить бросил, видишь. Женился.
- На которой?
- На новой. Тех я искал-искал, не нашел.
- Плохо искал, значит.
- Хорошо прятались... Я бы и сам от себя прятался, - Игореха опустил глаза, рассматривая костяшки руки. - Сын у меня теперь. Хороший. Нравится!
Игореха обернулся к Лисе:
- Слышишь? Все мне нравится! - и тут же перепугался: - Эй, Лис, у тебя...
Лиса с ужасом рассматривала темную, почти черную кровь, сбегавшую струйками из носа.
- Мне, наверное, не домой... - пробормотала она и отключилась.
Впервые мама взяла Лису в прошлое, когда ей было тринадцать.
Ей не хотелось. Ей хотелось валяться на кровати и слушать музыку, чатиться с подружками, флиртовать с парнями. Мама собиралась на концерт и постоянно отвлекала Лису глупыми вопросами типа:
- Где мои сережки со снежинками?
- Не знаю, мам!
В коробке с бисером у Лисы под кроватью, конечно.
- Где помада герленовская?
- Да не брала я, отстань!
Поменялась с Майкой на хайлайтер.
Единственное, что утешало Лису - сейчас это закончится, мама сядет в хронотакси, и можно будет отдохнуть от нее часа три-четыре. Сожрать все груши, выпить банановое молоко, примерить мамины новые синие туфли с новой сумкой, накраситься и разослать селфи. В общем, заняться нормальной подростковой ерундой, которой никак невозможно заняться, пока мама дома.
Но вышло иначе. Мама появилась в дверях Лисиной комнаты, сразу нырнула под ее кровать, выволокла оттуда коробку и там нашла и сережки со снежинками, и серебряные кольца-недельку, и потихоньку украденные презервативы, и даже диетический имплант. Мама хладнокровно отделила это все от Лисиной косметики и бижутерии, только презервативы, поколебавшись, все-таки оставила, а потом поднялась и удивленно спросила:
- А ты-то что не одета еще?
- Зачем? - изумилась Лиса.
- Мы вместе едем. Когда еще ты увидишь концерт Кримсон блейдс.
- Никогда, и буду счастлива, - Лиса снова откинулась на подушку.
Мама ловким оттренированным движением выхватила у нее смартфон:
- Все, давай одевайся.
- Ну мам, я не хочу, - начала канючить Лиса.
- Потом мне спасибо скажешь. Говорят, скоро последние до перехода годы приравняют к заброшке, никого уже не пустят.
- Съезжу на ранних. Хотя вряд ли.
- Вот именно. Сейчас не заинтересуешься - потом вообще ничего не заинтересует. Марш одеваться.
Блейдсы оказались совершенно чумовыми.
Лиса смотрела на сцену сияющими глазами, оборачивалась к маме, одними губами говорила "ВАУ!" и снова впитывала музыку, свет, энергию. Мама улыбалась счастливо и даже немного гордилась.
- Мы еще вернемся? Вернемся сюда, мам? Я хочу на этот концерт еще раз! - дергала Лиса маму в хронотакси.
- Обязательно. В следующий раз на другой концерт сходим.
- Ой, - испугалась Лиса. - А на тот же нельзя? А то будет парадокс, и мы встретимся с самими собой?
- Где ты этих глупостей начиталась? - удивилась мама. - Когда мы вернемся к себе, отсюда мы полностью сотремся. Можно сколько хочешь ходить на этот концерт. Но другие тоже интересные.
И Лиса успокоилась. Потом она узнала, что в заброшке все иначе.
- Видишь тот дом? - показала мама в окно. - Я там в библиотеке работала до перехода. Даже пару раз брала тебя с собой, ты там играла в палисадничке. Оставить тебя не с кем было.
Веселый таксист улыбнулся Лисе и подмигнул:
- Смотрите, мамаша, во вкус войдет, начнет по заброшке шляться.
- Ой, - кокетливо запричитала мама. - Я ее еле на концерт вытащила, она такая нелюбопытная!
- Жизнь у нас хорошая, вот и нелюбопытная, мы-то другой похавали.
- Они сейчас все такие. Плата за благополучие - наши дети!
- Зато какие красавицы растут, а? Ни прыщей, ни сколиоза, у нас в институте только одна была красотка, а сейчас все как на подбор, - и водитель ухмыльнулся.
Мама все хотела оставить ему свой номер или взять его, но он сурово отвечал, что все через парк, по заявкам, он не какой-то там бомбила. А потом подкинул Лисе свою визитку и поцеловал руку. Она долго оттирала ее об одежду, а визитку выбросила.
Зря, потом с ног сбилась, пытаясь найти какого-нибудь бомбилу. Хорошо, с Игорехой познакомили.
Наверное, маме позвонили. Лиса бы ни за что не стала этого делать, Игореха не знал номера, значит, кто-то из больницы. Где-нибудь в базе прописаны экстренные контакты. Маму, к сожалению, пустили. Не в бокс, конечно, но разрешили поговорить через стекло. Она смотрелась странно среди плоских серых поверхностей и безликих медсестер: причудливая птица в ярком загаре, узкой юбке из блестящей чешуи, в сверкающей алой кожей куртке. Она тоже принесла огромный букет и теперь не знала, куда его деть. Стула ей не дали, пришлось топтаться на месте.
- Привет, мам, - сказала ей Лиса, и мама вздрогнула, когда хриплый динамик над дверью повторил слова Лисы.
- Привет, доченька моя! - мама попыталась найти ту заботливо-беззаботную интонацию, которой держалась во всех разговорах с Лисой, но здесь беззаботность глохла не хуже смеха.
- Спасибо, что пришла. Знаешь, я побывала в том парке, где ты...
- Нет-нет-нет, - мама заткнула бы уши и затопала ногами, если бы руки были свободны, а на ногах не острые стилетто. - Не говори мне про свои бандитские дела!
- Мам, но это же наше...
- Нет! - взвизгнул динамик - или мама.
- Ты знаешь, что они будут со мной делать? - смиренно спросила Лиса, закрыв тему.
- Не знаю, - мама оглядывалась по сторонам и чуть не плакала. - Можно я тебе цветы отдам? Я купила их в Глобусе, тут редкие ромашки, такой оттенок называется "марино".
- Мам, я не знаю, что происходит. Узнай, а? Тебе наверное расскажут.
- Мне сказали, что с тобой все будет хорошо.
- Мам!
- Я пойду... - мама наконец решилась положить букет прямо на пол. - Мне пора, доченька, у нас сегодня встреча с Никки, мы поедем смотреть на бразильский карнавал.
- Не бросай меня!
- Увидимся, когда поправишься! - прокричала мама, уже суетливо и быстро уходя вдаль по коридору. Ей наверняка хотелось бежать, но юбка, но каблуки...
Лиса прислонила ладонь к стеклу. Ни холодному, ни теплому. Никакому.
Слезы подступили к глазам, и букет расплылся, превратился в маленький разноцветный взрыв с преобладанием цвета "марино". Окружающее бело-серое пространство сворачивалось вокруг него, втягивалось, как в черную дыру.
В тот день Лису все бесило. Вещи разбегались от нее: куда-то спрятался спортивный термос и пришлось брать обычный, бьющийся. Кончился мед - насыпала в чай сахар, но это уже не то. Сначала не могла найти очки, потом ключи, потом положила их вместе, чтобы не потерять - и забыла куда. Писали приятели и звали на нелегальную дискотеку в заброшке. Писали бывшие сокурсники и звали на легальную дискотеку в обычном прошлом. Игореха задерживался, его номер не отвечал. Почему-то протухло молоко, которым она хотела залить шоколадные подушечки.
Под конец позвонила мама:
- Доченька, как твои дела? У меня все хорошо. Меня сегодня пригласили в театр, на "Анну Каренину". Что-то знакомое, никак не вспомню, что.
- Отлично, мам. Анна Каренина это книжка такая. Из школьной программы.
- Ой, ну ты же знаешь, я не читаю.
- Как же, помню. Я тебе в день рожденья привезла твоего якобы любимого Павича, прямо из заброшки, твоего собственного! Ты же рыдала, что здесь его кто-то взял почитать и не вернул.
- И что? - с интересом спросила мама. На заднем плане звенели бокалы и тарелки, кто-то болтал на французском.
- Вот и я спрашиваю - и что? Дочь твоя рисковала жизнью, а ты сказала так "ага!" и бросила ее на диване.
- Ой, ну я отвлекалась наверное. Потом ведь поставила на почетное место.
- Ты ее там забыла. В "Алых маках".
- Ну, глупости какие... Ладно, доченька, мне пора! Я прямо в розовом лимузине сейчас отправлюсь в прошлое! Такое теперь есть хронотакси, представляешь?
- А-бал-деть, - рассеянно отозвалась Лиса. Она нашла любимый термос и теперь очень аккуратно переливала в него чай из старого. - Повеселись там.
- Ой, ну конечно. А хочешь, - мама даже взвизгнула от радости. - Хочешь, мы доедем, а потом водителя за тобой пришлем?
- Я уже была с тобой в театре, я помню, как это бывает, - буркнула Лиса. - Вы ужираетесь шампанским и пирожными на балконе и на сцену даже не смотрите. Ах ты, б!..
Лиса случайно задела почти доверху долитый термос и тот опрокинулся. Весь горячий чай вылился Лисе на джинсы.
- Не ругайся, доченька, ты же у меня хорошая! Все, люблю-целую!
И мама отключилась. Лиса вздохнула. Чай было жалко, еще жальче коньяк в нем, но что-то она его так нанюхалась, что брать с собой перехотела.
Игореха снова не ответил.
Лису все бесило. И мама, которая все еще притворяется, что ей там в прошлом что-то интересно. Ведь все интеллигентные люди обязательно мотаются на хроно хотя бы раз в неделю, иначе придется признать, что ты такое же быдло, как все остальное население, которое перестало читать, писать, снимать, смотреть и играть. И сокурсники, которые даже не притворяются, что им интересен театр или кино, сразу на дискотеку. И друзья, которые вместо того, чтобы проникать в самые тайные уголки заброшки, нашли полянку побезопаснее и тусят там, делая вид, что опасные парни. И Игореха, который задолбал опаздывать! Каждый! Долбаный! Раз!
Взгляд Лисы упал на Павича на книжной полке. Тот самый, спасенный из "Маков". Она выхватила его с полки и швырнула в рюкзак. Заедет по пути в квартиру, вернет на место.
Тут запиликал телефон, одновременно с ним домофон и раздалось бибиканье с улицы - Игореха подъехал. Лиса закинула рюкзак и ссыпалась по лестнице, лифт сил ждать уже не было.
В спешке она забыла Пафнутия. Потом у нее было много-много времени подумать, что все пошло не так без него.
В квартире почему-то было темно, хотя стоял ясный день. Лиса прошла в комнату и открыла задернутые шторы. Она была в глубине времени, спустя несколько лет после того визита, когда забирала книжку. Интересно, кто их задернул? Может, она сама, но поздняя? Люди в заброшке тоже обнулялись, а вещи можно было перемещать.
Свет из окна все равно лился какой-то тусклый, нездоровый, словно солнце устало или забыло помыть иллюминатор, сквозь который выглядывает в мир. В этом свете были видны выцветшие обои, совсем немного пыли на полках, зияющая пустота на тех местах, откуда Лиса потихоньку таскала приметы своего детства и маминой цветной жизни. На этот раз она наоборот, пришла вернуть украденное, но томик почему-то не влезал на свое место в шкафу, словно вдруг растолстел. Лиса плюнула и положила его на полку сверху.
В коридоре скрипнули половины. Лиса вздрогнула и оглянулась.
Никого, конечно же, не было. Но она все равно прошла в коридор и включила там свет. Дверь в ее детскую комнату снова была закрыта, и ей почему-то было жутко ее открывать. Она хотела в туалет, но там электричества не было, и не хотелось заходить в тусклую темноту. Решила потерпеть до парка. Там никого нет, в кустики сходит. Лиса бросила последний взгляд в большую комнату - занавески снова были задернуты.
- Ты чего такая взвинченная? - Игореха выруливал из двора и летел по пустым дорогам к парку. Иногда Лисе казалось, что он скучает по возможности пособачиться с соседями по пробке.
- Да ничего...
- Может, домой сразу? Что-то ты не в настроении.
- Не, ну ты что! Когда у меня еще будет время-то?
- Ну как хочешь, - Игореха покосился на Лису.
- На дорогу смотри, а?
- Сам разберусь.
- Слушай... - Лиса выдохнула и немного пришла в себя, сердце больше не колотилось как бешеное. - Ты ведь часто наших возишь?
- Ну, - кивнул он.
- Тебе не рассказывали всякую крипоту про заброшки? Призраков, чудовищ?
- А как же, - оживился Игореха. - Вот, например, считается, что в брошенных домах, куда даже странники не ходят, заводятся Одиночки.
- Типа меня?
- Не, такие типа теней. Ну, в общем, они и есть тени тех, кто жил там. Квартиры не могут без жильцов, поэтому поселяют память о них. Одиночки ходят по комнатам, читают книги, спят в кроватях.
- Мамочки... - передернулась Лиса. - А еще?
- Еще есть Темные. Они живут там, где и в нормальное время никого не было: на старых заводах, в больницах, в закрытых школах. Они как бы перемножают одну заброшенность на другую и все, что про эти места рассказывали как легенды, становится правдой.
- Ага! - усмехнулась Лиса. - Легенда о легендах. Давай, трави дальше, меня уже отпустило.
- А что там случилось?
- Да ничего, просто... неуютно.
- Еще есть истории про то, что чем дальше в заброшку, тем больше мутируют всякие болезни. Обретают разум, что ли.
- Ну вот они объединились и поджидают самых отвязных в глубине времен, прямо перед возвращением людей.
- А ты был там? - заинтересовалась Лиса. - Возьмешь меня?
- Чем дальше, тем тяжелее туда добираться, а еще тяжелее тормозить. Когда обратно в настоящее прыгаешь, помнишь этот момент, когда вырубает на секунду? Это когда обратный переход, люди возвращаются. Там сначала чернота, потом яркий свет, а потом камера ломается, - поделился Игореха. - Хороший регистратор был, еще со старых времен.
Они уже подъехали к парку. Лиса залезла в карты, покрутила их и велела ехать к западным воротам. Игореха послушно поехал:
- Может, подождать тебя?
- Я часа на два, - удивилась Лиса. - Ты со скуки сдохнешь. Тут даже радио нет.
- Почитаю что-нибудь, - пожал плечами Игореха. - Мне так спокойнее.
- Ну как хочешь, - ответила Лиса и выбралась из машины, громко хлопнув дверью. - Ой!
- По голове себе хлопни! - привычно взревело внутри.
Квартиры еще держались - парки дичали быстрее. Они почему-то не торопились захватить построенное людьми: павильоны и беседки, будки проката и лавочки не были оплетены вьющимися растениями, трава не разбивала стены и фундамент, мох не заползал неумолимо и упрямо. Зато природа отвоевала остальное. Стриженные газончики превратились в луга с травой выше головы, в пруду расплодилась рыба и выпрыгивала, посверкивая на солнце, между деревьями отрос подлесок и пробраться сквозь него было невозможно. При этом дорожки сверкали, словно их кто-то специально поддерживал в чистоте. Или - так показалось Лисе - словно трава брезговала касаться человеческих творений.
После обратного перехода парки почему-то перестроили моментально. Даже больницы и поликлиники сначала лет десять постояли пустыми, пока все привыкали, что они больше не нужны. Даже театры приспособили, превратили в музеи - постепенно, но безвозвратно. А парки перестроили в первые же годы. На месте этого теперь был стадион, Лиса там сдавала нормативы. Отсюда и до колеса обозрения. Колесо оставили.
Здесь, в заброшке, она предпочла обойти его по дальним дорожкам, но даже оттуда слышала как оно скрипит, раскачиваясь на ветру.
Мама рассказывала, что сначала беременная, а потом с коляской часто гуляла в этом парке, ела сахарную вату и мороженое, пережидала дождь в ажурных беседках и нюхала шашлык, который ей начисто запретили врачи.
"Первый раз ты меня толкнула у пруда, рядом со сценой. Там шел какой-то дурацкий конкурс, ведущий предлагал вспомнить как можно больше американских президентов и тут на Никсоне я вдруг почувствовала бабочек в животе".
Фанерная крыша сцены обвалилась, наверное, под тяжестью снега, но разноцветные, совсем не облупившиеся скамейки все еще ждали гуляющих. Пруд зарос осокой и камышом, тонкая полоска земли между ним и цепочкой фонариков, вмурованных в мостовую, ощетинилась колючими кустами, и Лиса не стала лезть, постояла у края. В середине пруда на островке распахивали могучие крылья белые лебеди.
"В мое время там уже были заброшенные здания, в основном в северной части парка", и Лиса пошла на юг. Дорожки петляли и разбегались, разворачивались и вновь бежали прямо. Наверное, чтобы не скучно было ходить. Лису это раздражало. Хотя с утра все раздражало.
"Я стояла у детской площадки с коляской и думала, как ты будешь копаться в этой горе песка".
Парк решил, что гора песка - его собственность. На нее вскарабкались голые колючки, переплелись и растопырились во все стороны. Зато к качелям вела тропинка между кустов малины.
А вот кафе "Оттепель" просто не было.
Лиса несколько раз перепроверила координаты, сверила паутину дорожек с бумажной картой, нашла остальные приметы - и беседку, и маленькую танцплощадку. Но на том месте, где должно было быть кафе, в котором мама ела пирожное "картошка", стояли могучие столетние дубы.
Народ на тайном форуме странников иногда жаловался, что пропадали здания или даже целые дороги. Нечасто, и в основном это списывали на ошибки позиционирования, спутники-то не ловились, но было, было.
Зато через метров двести нашлось здание, которого на карте не было. Может быть, это какая-то трансформаторная станция? Но рядом стояли мусорные баки с надписью "Кафе Минутка". Впрочем, вывески не было тоже.
Лиса обошла здание со всех сторон и так и не смогла определить, где у него фасад. Входа было два, оба на торцах, маленькие узкие дверки, заколоченные досками. Окна закрыты резными ставнями с ярко-синими петухами на них. И только уже разворачиваясь, чтобы уйти, Лиса заметила, что одна из ставень висит криво.
Она пробралась к этому окну, осторожно, стараясь не нахватать заноз, открыла ставню - стекла под ней не было, только решетка, а за ней темнота. Лиса решила сфотографировать то, что там внутри. Включила вспышку и навела телефон, прислонив к просвету в решетке.
В тот момент, когда телефон щелкнул и моргнул ослепительным диодом, изнутри на Лису резко пахнуло холодным и влажным ветром, словно что-то вырвалось оттуда наружу. Она отшатнулась, вдруг охваченная иррациональным страхом. Призраков не бывает. Все это просто байки. Вдруг почему-то заболела голова и защипало глаза. Аккуратно отступая, стараясь не поворачиваться к темноте спиной, Лиса вернулась на дорожку. Ей было зябко, кожа покрылась мурашками. Черный провал окна следил за ней. В галерее телефона была абсолютно черная фотография, как будто вспышка не сработала. Лиса покрутила контраст и экспозицию, но фон был совершенно ровный. Такого эффекта можно добиться только закрыв камеру.
Лиса еще раз оглянулась на окно. Чудовища, Темные, Одиночки и прочие ужасы оттуда не вылезали. Но настроение гулять как-то окончательно пропало.
Она для очистки совести прошлась еще по двум памятным точкам - футбольное поле, заросшее сейчас маками, и горка, с которой еще бабушка каталась, когда тут и города еще не было. На горку удалось взобраться, но скат с нее вел в ярко-зеленое, маняще похожее на чудесную полянку болото.
Мурашки так и не прошли, не смотря на яркое солнце. Еще и в горле запершило. Будь Лиса постарше, она бы узнала это ощущение начинающегося гриппа.
Снова пошла кровь. Лиса сглатывала ее, сколько могла, но потом начала захлебываться и темные густые капли стали падать на серый пол. В голове что-то пульсировало, окрашивая мир то в черный, то в красный, то в пронзительно-белый. Хотя белый наверное был местный.
Ей казалось, что внутри ее головы ворочается кто-то угловатый, устраивается там жить, неаккуратно поворачивается и рвет сосуды своими шипами. Но потом сращивает их обратно, вживается внутрь, раскидывает щупальца и ждет... И кровь перестает течь, но ощущение неестественного чужого тела в голове никуда не пропадает.
В глазах как будто песка насыпали. Лиса моргала, пыталась заплакать, но становилось все хуже. Белый цвет вокруг резал глаза, комфортнее было сидеть зажмурившись. Раз или два над головой сидящей Лисы мелькали тени, но она даже не оглядывалась. Внутри рос страх. Черный и с щупальцами.
Когда очередная тень задержалась, Лиса с трудом обернулась к стеклу - теперь песок скрипел и в суставах, а глаза заливало мутной пеленой. Но Игореху она признала по сверканию бритой башки. Улыбнулась кое-как. Это не мама, ему не поплачешь.
- Скучаешь? - он пошевелил ногой букет цвета "марино" на полу.
- Я забыла тебе заплатить? - забеспокоилась Лиса. - Слушай, позвони Владу, скажи, я ему потом верну.
- Ты дура, что ли? - почти искренне удивился Игореха. Он нервно вертел в руках брелок с ключами и незаметно оглядывался.
- Прости... - Лиса, цепляясь липкими ладонями о стекло, кое-как встала. - А как тебя пустили? Народ с работы так и не сумел...
- Дохлые вы пошли, вялые. Ни здоровой наглости в вас, ни смекалки. Одно любопытство, и на том спасибо.
Лиса, подтверждая его слова, вяло и дохло помахала рукой.
- Спасибо, что зашел. Не знаю, когда я выберусь в следующий раз.
Игореха кашлянул.
Лиса посмотрела на него - он держал кепку в одной руке, а другой поглаживал бритый череп и лицо у него было сложное.
- Что такое?
- Я тут поспрашивал своих. Может, кто такую же дрянь в заброшке подхватил.
- Классно, мне в голову не пришло. Хотя все равно телефон отобрали. И как?
- Ну, ты Алеся и Катер знаешь? Твоих лет ребята?
- С Алесем как-то встречалась, про Катер только слышала, она крутая, - с завистью вспомнила Лиса. Катер очень любила эти "заброшки в заброшках", облазила Ховринскую больницу с первого дня после перехода до последнего перед обратным. Потом являлась в достроенные в настоящем корпуса, переделанные в офисы, и пугала маркетологов:
- Вот в этом самом месте там стояла капельница с черной кровью! А здесь - здесь лежали гнилые смирительные рубашки!
Никому и в голову не приходило, что больница в прошлом недостроенная, откуда там капельницы.
- У них так же началось. Как грипп, потом еще и кровь пошла, потом обморок и сюда. Знаешь, когда их выпустили?
- Ну? - Лиса уже поняла.
- Никогда. Год назад забрали Катер и три месяца как Алеся.
- А родители?..
- Звонил.
Игореха впервые посмотрел Лисе прямо в лицо:
- Говорят, да, давно что-то не созванивались, наверное, дел много.
Лиса уронила руку, которой чуть не процарапала насквозь стекло. Ее мама будет отвечать так же.
- Думаешь, они где-то здесь?
- Не знаю, Лис. Я пока сюда шел, кроме тебя видел только этих, - он кивнул на соседей Лисы. - И двух девчонок мелких. Не похоже, что тут дефицит места.
- Может, спросить?
Игореха хмыкнул и отвернулся. Лисе сложно было думать. Перед глазами все расплывалось, что-то внутри головы шевелило щупальцами и из носа снова потекла струйка. Она запрокинула голову. Не особо их лекарства помогают. Хотя что она знала о медицине, она последний раз болела еще до перехода - ветрянкой.
- Думаешь, я подхватила эту дрянь, про которую байки сочиняют? Слушай, а если остаться в прошлом и снова пройти переход, может, эта штука убьется? Кто-нибудь так делал?
Из-за мути в глазах она не увидела, что у Игорехи даже плечи распрямились:
- Машина у задней двери, - быстро сказал он. - На заднем кусок брезента. Укройся.
Он развернулся, пнул букет и быстро пошел к выходу.
Лиса пыталась протереть глаза, что-то сообразить, хоть как-то разогнать буксующий мозг. Сгребла протеиновые батончики и запихала в задний карман джинсов.
Тут взвыла пожарная сигнализация, и двери боксов медленно поползли вбок, открываясь. Лиса поморщилась - от воя внутри головы взрывались атомные бомбы - и побежала по указателям к выходу.
Игореха кубарем скатился с крыльца клиники. Дверь за ним захлопнулась. Сирена стихла. Он отряхнулся, поправил кепку и оглянулся - из открытого окна коридора на него смотрели две бледные девочки-близняшки. Он помахал им, сел за руль и поправил брезент. Лисе стало некуда подглядывать.
- Сиди тихо, пока не выберемся.
Машина рванула со двора клиники.
Тогда она три дня ходила кругами, открывала фото с номером хронобомбилы, записанном почему-то краской на полуобвалившейся кирпичной стене. Это было не совсем легально, совсем неприлично и по ушам от родителей. Это было... в конце концов, до нее даже дошло, что номер записан там, в заброшке. Продрало льдом позвоночник. Почему-то это сразу ее убедило, и Лиса настучала в мессенджер: "Привет. Хочу в заброшку", молясь, чтобы крипточаты были реально такими защищенными, как о них говорят.