Не припомню, когда в последний раз утро начиналось так же отвратительно? Ладно, орущий будильник, ладно, недовольно царапающий торчащие из-под одеяла ноги кот, требующий, чтобы его покормили, ладно, паршивое настроение и совершенное нежелание что-либо делать и вообще вставать с постели - это мы уже проходили, и не раз. Но вот губа, нечаянно закушенная во время спонтанного выпадения в коридор ввиду очередного спотыкания о порожек и оттого начавшая крайне неприятно саднить, увиденный в зеркале красивый фингал под глазом, достаточно яркий и приметный, несмотря на вчерашние 'реанимационные меры', плюс часы, ехидно показывающие без двадцати восемь - это уже попахивает вставанием не с той ноги и, как следствие, угрозой еще одного неудачного дня. Господи, за что ж ты так меня 'любишь'-то?
Никогда я еще столь быстро не собирался. Наскоро почистив зубы, поплескав в лицо холодной водой, одевшись, побросав в портфель тетради и сыпанув в плошку Графу толику корма - просыпав притом половину на пол, - я пулей вылетел и квартиры, чуть не забыв запереть за собой дверь. Не дожидаясь лифта, сбежал вниз по ступенькам и рванул на остановку с такой скоростью, какую обычно развиваю при сдаче нормативов по физкультуре. К счастью, судьба сегодня решила проявить каплю благосклонности, послав мне автобус, прибывший на остановку одновременно со мной, но народу в том транспортном средстве набито было от души, как сельди в бочке. Что поделаешь - утро четверга, рабочее и учащееся население спального района едет в центр.
Сегодня я твёрдо решил держаться как можно ближе к выходу. Мёртвой хваткой вцепившись в вертикальный поручень, я чувствовал, как меня настойчиво пытается смести встречный-поперечный поток людских тел, и невольно сравнивал себя с терпящим кораблекрушение во время шторма. Хотя точнее было бы привести в сравнение мельницу с ее перемалывающими жёрновами... Впрочем, ироничные мысли мгновенно покинули мою беспутную голову, стоило мне мимоходом порадоваться, что на сей раз не приходится сплющиваться, стараясь не соприкасаться лишний раз с пыльным стеклом. Сразу же вспомнилась вчерашняя поездка. И тело, вплотную прижатое ко мне. И прерывистый поток теплого воздуха, щекочущий макушку - чужое дыхание. И...
Нет, такие воспоминания не для поездок в общественном транспорте! Какой чёрт вообще меня тогда дёрнул предложить прогуляться в парке? Знал ведь прекрасно, что в такое время в автобусах не продохнуть - и нет же, специально устроил так, чтобы преподавателю с его братом было как можно более дискомфортно. О себе с Артёмом как-то подумать и не удосужился... И в итоге получил. По полной программе. Ну, Тёма-то, может, и ничего - для него поездка прошла незаметно и даже увлекательно, а вот для меня... За что боролись, на то, следственно, и напоролись. Воистину.
'Удачный' день продолжился вполне закономерным образом - я опоздал. Так что теперь стоял перед дверью, раздумывая, стоит ли вообще заходить. И то, что сейчас шла история, совсем не добавляло мне уверенности. Даже наоборот. Почему-то то, что вчера мне довелось довольно плотно пообщаться со своим преподавателем в неформальной обстановке, сегодня выглядело уж совсем неприглядно. Возможно, потому, что даже за эти несколько часов я стал воспринимать Януария не как постороннего взрослого мужчину, а как равного себе. Да и как иначе-то - после разделенной на всех поровну потасовки и дальнейшего лечения. А еще все эти поездки, чаи и сахарницы... Это одновременно не только снимало множество блоков в общении, но и привносило определенные трудности. Как, например, в данный момент. Странно было понимать, что вчера так просто улыбающийся мне мужчина сегодня посмотрит строгим взглядом и отчитает за опоздание. Двойственность сбивала с толку. Но... было интересно. Да. Именно так.
В коридоре, на удивление, не было ни единой живой души, так что тишину почти ничего не нарушало. Благодаря ей до меня доносились отзвуки голоса Януария Аполлинариевича. Судя по звучанию, он ходил по аудитории. Так что иногда я мог разобрать отдельные слова и словосочетания, а потом голос удалялся, превращаясь в неразборчивое бормотание. Еще раз с сомнением глянув на экран мобильного, узнавая время, я все же негромко стукнул в деревянную створку, тут же открывая ее и убеждая себя, что двадцать минут - это еще не смертельно.
- ...они вместе с Никоном входили в 'кружок ревнителей благочестия', возглавлявшийся царским духовником, протопопом Благовещенского собора в Кремле, Стефаном Вонифатьевым, и оказывали заметное влияние на церковную политику. - Когда я вошел, преподаватель и не подумал прерваться, договаривая фразу до конца, при этом глядя на меня. Почему-то в его глазах мне почудилась добродушная усмешка, хотя никаких эмоций на лице не отразилось. - А вот и еще один опаздывающий. Вам тоже пробки не позволили вовремя появиться на лекции?
- Простите? - Переход был таким резким, что я опешил, чем заслужил еще одну смешливую искру в темных зрачках.
- Говорят, сегодня на дорогах редкий ажиотаж. Вы уже четвертый пострадавший. Или Вас задержало что-то другое?
Подобным образом я не чувствовал себя, наверное, со времен младших классов. Отчаянно захотелось сказать правду, что проспал, опустить очи долу и извиниться. Попутно я ощущал, как щеки медленно заливает краской то ли стыда, то ли смущения. Взгляд преподавателя чувствовался почти физически - теплой вязкой тяжестью.
- Извините за опоздание, могу я пройти на свое место? - Глаз я все же не опустил и оправдываться не стал.
- Проходите, Рокланов. - Уже не обращая на меня внимания, он спокойно продолжил лекцию:
- Однако реформа, начатая Никоном, превратила бывших друзей в непримиримых врагов...
Я с ходу определил, о чем идет речь, и начал торопливо записывать, мысленно поставив себе галочку вечером прочитать параграф из учебника. Начало хотя бы. Терпеть не могу опаздывать и конспектировать урывками, но с нашим дорожным движением для такого сурка, как я, возможность в будний день попасть на лекцию вовремя близка к нулю. C'est la vie, как говорят наши французы.
Януарий, пока я искал место, некоторое время стоял у кафедры, ни на секунду не прерывая повествование. Когда же я, найдя местечко за третьей партой второго от окна ряда, наконец, сел, мужчина продолжил хождение. Но основная траектория его движения теперь почему-то пролегала именно в проходе между средним рядом и первым от дверей, причем амплитуда 'челночного шага' постепенно сокращалась. Так что к концу лекции преподаватель фланировал строго между первыми и пятыми партами, постоянно проходя мимо меня, так близко, что я мог бы протянуть руку и тронуть его бедро, и меня постоянно обдавало приводимым им в движение прохладным воздухом. Это отвлекало, не говоря уже о том, что я перманентно чувствовал на себе его взгляд - именно его, я в том был уверен. И, как ни убеждал себя в том, что это просто излишнее тщеславие, мнительность или даже небольшая мания преследования - все мы немного психологи, не так ли? - оторваться от записей и взглянуть на него хотя бы раз на протяжении всей пары я так и не решился.
Но, несмотря ни на что, полтора часа прошли удивительно быстро. Так, что я даже удивлённо сверился с часами, когда по ушам резанул громкий звонок. Теперь у меня было пятнадцать минут, чтобы преодолеть небольшое расстояние до соседнего корпуса, где должно было проходить занятие по литературе. Уже выходя из аудитории, я не удержался и оглянулся. Януарий склонился над столом, что-то читая в тетради моего одногруппника. Тонкая черная прядка волос выбилась из шевелюры и падала ему на лоб. Он еще не успел надеть пиджак, который снял во время лекции, и светлая рубашка натянулась на плечах, подчеркивая мышцы. Я поймал себя на мысли, что не отказался бы снова увидеть это тело без одежды. Желательно, даже полностью обнаженным. Поняв, что думаю о чем-то не том, я спешно решил уйти и, не глядя, налетел на кого-то спиной.
В этот момент, словно почувствовав мой взгляд, преподаватель поднял глаза, безошибочно находя меня ими. Уже во второй раз за сегодняшнее утро я почувствовал, что начинаю краснеть. Одарив меня широкой улыбкой, мужчина вновь вернулся к обсуждению каких-то учебных вопросов со студентом. А я, наконец, вывалился в коридор.
Прохладный ветер на улице немного остудил голову. Так что теперь мне даже казалось странным собственное поведение. Я вполне осознавал, что историк привлекательный мужчина, но ведь это совсем не повод впадать в ступор от одного его вида. А уж 'запасть' на собственного преподавателя было бы верхом глупости.
Уговаривая себя подобным образом, я быстро дошел до соседнего здания. Теперь надо было только подняться на третий этаж, но время еще было, так что я остановился на пороге немного подышать свежим воздухом.
Мимо меня проходили люди. Кто-то стремился на пары - грызть гранит науки, а кто-то - наоборот, выбегал из дверей Альма-матер и уходил, не оглядываясь.
- Привет. Ты на литературу, да? - Очнувшись от созерцания, я с удивлением обнаружил перед собой немного помятого Артёма.
- Ага. А ты чего вялый такой? Вчера же должен был выспаться.
- А я и выспался. - Последовавший зевок на фоне фразы был весьма забавен.
- Я и вижу. - Не удержавшись, я насмешливо фыркнул.
- Хронический недосып не лечится. - Мой бывший парень ехидно улыбнулся. А я вдруг вспомнил, как он вчера целовался в туалете с братом Януария. Раздраженный тем, что сегодня мне все время лезут в голову разные глупости, я резче ожидаемого спросил:
- Ты идешь?
- Ну, да. У меня фил-ах... - На середине слова он опять зевнул. - ...софия.
На лестничной площадке второго этажа мы разбежались, отправившись каждый в свою аудиторию. Надеюсь, хотя бы античная литература выбьет из моих мыслей всякую дурь.
Как тут же выяснилось, рано я понадеялся. Преподаватель античности - блёклая светловолосая худенькая женщина бальзаковского возраста, - почему-то именно сегодня решила преподнести нам оформленные в краткую лекцию свои мысли относительно Аристофана, причем на примере одного произведения, выбор которого лежал целиком и полностью на ее совести - вряд ли программа предусматривала именно эту комедию для подробного разбора. Быстро и нудно продиктовав основные данные об авторе, которые мы должны будем выучить к зачёту, дама с воодушевлением перешла к 'Лисистрате'. Нет, справедливости ради следует признать, что идеологический аспект произведения был тщательнейшим образом разжёван и распространённо обсуждён, но когда дело дошло непосредственно до сюжета...
Преподаватель восторженно зачитывала целые куски наизусть, сопровождая их игривыми комментариями, заставляющими девушек в аудитории постоянно оглядываться на немногочисленных представителей сильного пола, давящихся от беззвучного смеха, и глупо хихикать. Торжественная клятва женшин-делегаток в отказе от ублажения мужей с подробным перечислением, чего именно они не будут делать, была зачитана прямо из книги, чтобы, как пояснила женщина, 'ничего не забыть и не перепутать'. А во время сцены, в которой Клеоника дразнит своего мужа и в итоге ничего ему не дает, однокурсники корчились так, что казалось - еще чуть-чуть, и количество студентов на факультете романо-германской филологии сильно сократится. Несколько чересчур возбудимых девушек ухитрились попадать со стульев. Мне даже пришлось подать руку моей соседке-француженке.
Но смех смехом - понятия не имею, кто там что себе воображал, - а вот лично мне при упоминании ног, поднятых до потолка, и коленно-локтевой позы, высокопарно названной в исходном тексте 'львиной', представлялись такие видения наяву с участием отнюдь не абстрактных людей, а вполне конкретных лиц, что лучше бы я не обладал столь образным воображением!
С лекции народ расходился приятно раскрасневшийся, но мне было жарко вовсе не от смеха...
Остаток учебного дня прошел монотонно и спокойно, если не считать растущего раздражения по поводу слишком объемных домашних заданий - звереют преподаватели, определенно, - но по дороге домой, сидя в автобусе и рассеянно глядя на проносящиеся мимо витрины магазинов, мне несколько раз пришлось одёрнуть уходящие в определённую степь мысли и напомнить себе, что я теперь один. Что просить помощи у того же Артема для получения эмоциональной разрядки уже нельзя. От осознания этого одиночество ощущалось как никогда остро. И настроение, и без того не особо радужное, медленно, но верно портилось.
***
Я выпрыгнул из автобуса, закинул рюкзак на плечо и неторопливо пересёк дорогу, игнорируя неуклюже тормозящие при моем приближении машины. Хотелось идти как можно медленней, чтобы хорошенько проветриться, прежде чем доберусь до дома.
Вот только прогулка по знакомым переулкам и дворам никак не способствовала улучшению душевного состояния, тем более что начало холодать и, кажется, собирался дождь. Но домой по-прежнему не хотелось. Лениво переставляя ноги, я размышлял, чем бы порадовать себя любимого, чтобы жизнь стала хоть немного приятнее. Раз уж привычные плотские утехи мне теперь недоступны.
Из небольшого магазинчика мне навстречу выскочила довольно привлекательная девушка, замотанная по уши в яркий оранжево-желтый шарф. Это цветовое пятно невольно притягивало к себе взгляд. Пока я рассматривал шедевр текстильной промышленности, барышня увлеченно шелестела оберткой шоколадного батончика, пытаясь добраться до сладкого. А что, это идея...
Пока я раздумывал, старания незнакомки увенчались успехом, и она довольно впилась зубами в шоколадку. Она жевала ее с таким аппетитом, что я только уверился в правильности пришедшей в мою голову мысли. В этот момент я был удостоен подозрительного взгляда. Видимо, слишком откровенно разглядывал девицу, и ее это смутило. Решив не накалять ситуацию дальше, я позволил себе подмигнуть сладкоежке и быстро вошел в минимаркет.
Внутри я еще какое-то время обдумывал, чего же именно мне хочется, но потом решил не мучиться и просто набрал множество разных конфет, в итоге добавив к ним еще килограмм цитрусовых. Оригинальный, однако, у меня сегодня намечается перекус.
На улице я не удержался и все же залез в пакет со сладостями. Как это ни странно, но шоколад действительно доставил удовольствие. И даже настроение слегка улучшилось. Уже не такой мрачный, я легким шагом продолжил путь домой.
Машину Януария Аполлинариевича я заметил на подходе к подъезду. Металлический черный зверь угрожающе крался со стороны другого выезда в город. Подумалось, что авто очень подходит хозяину. Несмотря на небольшую скорость, автомобиль меня все же опередил, заняв свое обычное место перед входом в дом. Почти одновременно открылись обе передние двери. И если со стороны водителя показались знакомые и в чем-то даже привычные мне плечи историка, то вот пассажирское место явно занимала женщина - с легким удивлением я смотрел на стройные ножки, обтянутые тонким капроном, выглянувшие из чрева машины.
Вот спутница моего преподавателя полностью покинула салон, захлопнув за собой дверь. Воистину прекрасная представительница нежного пола. Почему-то на первый взгляд, когда она повернулась к автомобилю, чтобы достать с заднего сиденья сумочку, показалось, что это зрелая дама не моложе тридцати пяти, очень ухоженная и элегантная. Но, приглядевшись, я уже не был так уверен насчет ее возраста. Казалось, я мог ошибиться лет на десять.
Короткая стрижка позволяла любоваться длинной шеей, выглядывающей из распахнутого ворота кожаной куртки. Косая чёлка, с одной стороны небрежно нависающая над глазом, с другой открывала вид на высокий лоб и темную бровь с небольшим надломом. Легкий загар гармонировал с естественно чёрными волосами - краска дает иной цвет, если судить по девушкам из моей группы. Броский темный макияж придавал глазам приподнятую к вискам удлинённую форму, но сами по себе они были большими и широко распахнутыми, светлыми - с такого расстояния разобрать их цвет было невозможно. Рот - небольшой, аккуратный, сочного вишневого оттенка, - кривила легкая усмешка, заставляющая вспомнить определение 'улыбка в себя'.
Она непринужденно подхватила Януария под локоть, позволив себе опереться на его руку, хотя вряд ли нуждалась в этом. Во мне вдруг начала зарождаться ревность. С удивлением я прислушивался к этому уже почти позабытому чувству. А ведь самое неприятное - это то, что никаких прав ревновать у меня нет. И вряд ли когда-нибудь будут.
- Эмиль! - заметил меня преподаватель. Неприкрытое тепло в его голосе меня приободрило, и я, поборов неизвестно откуда взявшееся замешательство, приветственно улыбнулся.
Они остановились передо мной, и женщина, внимательно посмотрев мне в глаза, с еле слышным шумом глубоко втянула в себя воздух.
Я же был более чем заинтригован. Сначала в профиле незнакомки мелькнуло что-то смутно знакомое, а затем, когда она под ручку с Януарием приблизилась ко мне, я смог, наконец, разобрать, что глаза у нее восхитительно зеленые, а нос... нет, не сам нос, но этот разрез ноздрей, трепещущих, словно у чутко принюхивающегося зверя... Боже, как я сразу не понял? Она точно его родственница, причем достаточно близкая - сходство так и бросается в глаза: цвет волос, форма носа, даже скулы, по-моему, те же.
Осознав этот факт, я, как это ни нелепо, здорово обрадовался и даже отчасти проникся к этой красавице, кем бы она моему... преподавателю ни приходилась, теплыми чувствами.
- Здравствуйте, - ляпнул я первое пришедшее на ум, начиная подозревать, что выгляжу идиотом. Не первый раз ведь видимся за день. Пытаясь исправить положение, добавил: - Еще раз.
- Привет. - Историк улыбнулся, словно видел все мои мысли. А потом повернулся к своей спутнице: - Родная, это мой студент. Эмиль. Любит опаздывать, но конспектирует прилежно.
Уверенность в собственном идиотизме крепла. Но как побыстрее выйти из неудобного положения, я не знал.
- Очень приятно. Велена. - Негромкий женский голос, слегка растягивающий 'р', вернул меня к реальности.
- Взаимно, Велена... - интонацией я попытался показать, что неплохо было бы сообщить мне еще и отчество. Несмотря на то, что женщина выглядела очень молодо, я все же понимал, что не мне обращаться к ней только по имени. Или, по крайней мере, не сразу.
- Велена Истиславовна, если ты так хочешь. - Собеседница улыбнулась, став еще более похожей на Януария.
Как вести себя дальше, я не слишком понимал. Развернуться и уйти сейчас в подъезд было бы откровенно невежливо. Но о чем разговаривать с малознакомыми людьми?..
Положение спасла дама.
- Яр, может, ты все-таки позволишь всем нам попасть в дом? Мне очень надоела дорога. Да и молодому человеку, думаю, не доставляет радости стоять на улице.
К моему удивлению, мужчина смутился.
- Да, конечно, пойдемте.
Лифт опять не работал. Пришлось считать ступеньки ногами до пятого этажа. Я шел первым, и мне было крайне неуютно. Я мог бы поклясться, что меня внимательно изучают. Пытаясь хоть как-то успокоить разыгравшуюся паранойю, я даже пару раз аккуратно оглянулся. Но это мне ничего не дало. Велена почти всю дорогу пыталась что-то отыскать в недрах своей сумочки, а Януарий вел себя совершенно обычно, как любой поднимающийся по лестнице человек. Разозленный собственной реакцией, я скомканно попрощался на своей лестничной площадке и с облегчением нырнул в квартиру, тут же закрыв за собой дверь на щеколду.
***
Граф вёл себя непривычно взбудораженно: царапал дверь, громко мяукал, носился туда-сюда по квартире и явно просился на улицу. Довольно странно для кота, всю свою короткую жизнь проведшего в тёплой квартире и никогда не выказывающего сколько-нибудь интереса к уличным прогулкам. Еще более странным его поведение казалось на фоне давней стерилизации и того, что на дворе, в общем-то, отнюдь не март.
В который раз уже отвлекшись от выполнения домашнего задания, я выскочил в коридор, услыхав утробный вой - ушам не верилось, что такие звуки может издавать обычный персидский кот, однако глаза бесстрастно подтвердили: вот он, валяется кверху брюхом у порога и орёт благим матом.
- Да что с тобой такое??? - Кот, когда я взял его на руки, не сопротивлялся, продолжая голосить. А я, по правде говоря, здорово забеспокоился. И дело не только в том, что моему любимцу, возможно, стало плохо - нос, которым Граф тыкался мне в шею, был, как ни странно, влажным и прохладным, - а в том, что я в свое время наслушался и начитался историй о том, как животные тщетно пытаются предупредить хозяев о надвигающейся опасности, и стремление выйти из дома или подача голоса - самые верные признаки. Но о таком варианте мне даже думать не хотелось, поэтому я набрал номер знакомого ветеринара, который принимал на дому. Мы познакомились пару месяцев назад в связи с какой-то желудочной инфекцией у Графа, и молодой мужчина всегда был со мной очень... хм, мил.
Обрисовав ситуацию и получив в ответ приглашение заехать и заверение, что мне будут очень рады, я быстро оделся и, посадив кота в корзину для транспортировки, запер квартиру и отправился к автобусной остановке. Вениамин Сергеевич жил на полпути к центру города.
К моменту, когда я добрался до ветеринара, Граф уже успел уснуть, уютно свернувшись клубком в корзине. Почему-то он успокоился почти сразу же, как только я вышел из дома. И сейчас мне было неловко, что я отвлёк занятого человека от дел из-за такой ерунды.
Но врач так не считал:
- Без причины шуметь он бы не стал. Так или иначе, я его осмотрю. Проходите пока, на кухне свежесваренный кофе - наливайте, не стесняйтесь.
- Спасибо, Вениамин Сергеевич...
- И, Эмиль, я же просил называть меня по имени - не настолько я старше Вас! - мягко упрекнул он меня, доставая ворчащего кота из корзины.
Через пятнадцать минут хозяин присоединился ко мне на кухне, заверив, что ничего серьёзного у Графа нет, только лёгкий авитаминоз и блохи...
- Блохи??? Отк-куда? Он же не ходит на улицу! - поперхнулся я горячим напитком. - Это из-за них он так буйствовал?
- Возможно. Что касается улицы... Вы не на первом этаже живёте? Он мог выбраться через форточку и через нее же залезть обратно. А если нет, - добавил он, когда я отрицательно мотнул головой, - то, быть может, к вам приходили гости со своими животными?
- Нет... - Тут я вспомнил одно животное, которое приходило ко мне в гости, и снова подавился. Неужто от него???
Вениамин Сергеевич заботливо похлопывал меня по спине, пока я пытался прокашляться, и рассуждал:
- Откуда бы ни появилась эта неприятность, Вам нужно купить антиблошиный ошейник; а здесь я написал названия наиболее эффективных шампуней и мазей, а также витаминов.
Я взял аккуратно свёрнутую бумажку и сунул ее в карман, попутно призадумавшись, почему его ладонь все еще у меня на спине, хотя я больше не кашляю? Он же не спешил ее убирать, продолжая что-то говорить о лекарственных и бытовых методах выведения паразитов. А я вдруг по-новому взглянул на своего знакомого. Весьма привлекательный мужчина интеллигентного вида, физически неплохо развитый, с приятной улыбкой и глубоким голосом. А ладонь у него такая тёплая, уютная...
Ладонь шевельнулась, и поглаживающее движение пальцев послало волну будоражащих мурашек вдоль позвоночника. Я невольно поёжился, потянувшись к чашке с остывающим кофе. Что бы это ни означало, я решил занять выжидательную позицию - честно говоря, я просто не знал, как отреагировал бы, окажись непринужденные касания действительно заигрыванием.
Еще через пару секунд мужчина отошел и сел напротив. В выражении его лица мне почудилось легкое разочарование. Но я решил сделать вид даже перед собой, что ничего не заметил. С облегчением допив кофе, я уложил расслабившегося Графа в корзину и поспешил откланяться, получив напоследок приглашение заходить еще. Можно просто так. По дороге домой я обдумывал, шалит это мое восприятие вещей, или мне действительно только что сделали несколько тонких намеков. А если второе - не стоит ли воспользоваться предложением...
Квартира встретила меня тишиной и одиночеством. Передернув плечами и переложив сонного кота на диван, я вернулся к учебе. Но выполнение заданий не шло. Я все время отвлекался, думал о чем-то постороннем, и в результате не выдержал, захлопнув книги. Продолжу когда-нибудь потом. Завтра, например.
Послонявшись по квартире еще с полчаса, я решил, что пора ложиться, раз уж не могу придумать себе достойного занятия. Нельзя сказать, что меня прельщала холодная кровать, но хоть отдохну.
Завернувшись в одеяло, подумал, что надо что-то делать с личной жизнью. А то прошли только сутки, как я остался один, а настроение уже ни к черту. Вызвав в памяти образ ветеринара, я представил, что целую его. Вот только черты лица вдруг поплыли, и передо мной оказался мой преподаватель истории. Чертыхнувшись, я выбросил из головы глупые мысли и незаметно для самого себя уснул.
***
Темно и жарко. Я пробую пошевелиться, но тело не слушается. Чувствую, как в кожу врезаются гладкие шнуры. Где я? Напрягаю все органы чувств, но слышу лишь собственное дыхание, а скользкий шелк подо мной не может многого сказать.
По обнаженной спине вдруг тянет потоком прохладного воздуха. Контраст с общей температурой слишком велик, так что я не могу удержать дрожи. Хотя, может, это нервное. Мне кажется, что за спиной кто-то мягко делает шаг ко мне. Сознание охватывает непонятное предвкушение. Я ёрзаю на покрывале, стараясь найти удобное положение. Но связанные за спиной руки значительно уменьшают свободу действий.
Легкий поцелуй в затылок заставляет дернуться от неожиданности, но тут же по телу разливается приятное чувство. Губы скользят дальше, по спине. Язык считает позвонки, а дыхание холодит влажный след. Поддаваясь удовольствию, я выгибаюсь под прикосновениями. А то, что от меня ничего не зависит, только будоражит.
Кожа быстро покрывается мурашками. Кажется, что с появлением незнакомца, сейчас целующего мне спину, стены, удерживающие душное тепло, истончились и начали стремительно растворяться. Неважно, где я находился или кто он был, но если до его прихода я плавился от жары, то теперь кожу мягко лизали потоки ощущающегося поначалу ледяным воздуха, постепенно смешиваясь и остужая окружающее меня пространство.
Наконец, к губам присоединяются пальцы. Их подушечки нежно гладят кожу, но, когда я расслабляюсь, резко царапают ногтями в самых чувствительных местах. Тогда из горла вырывается крик, а ровное тепло в теле сменяется вспышкой жара. Немного страшно, но в то же время хочется, чтобы прикосновения стали смелей.
И, словно в пику моему желанию, теплые касания прекращаются. Несколько мучительных немых секунд, наполненных напряженным ожиданием - и упругая шелковистая поверхность подо мной прогибается, принимая на себя чьё-то значительно более тяжелое, нежели у меня, тело. Тело, от которого исходит жар, невесомым пухом щекочущий мой правый бок. Мгновение спустя я осознаю, что это действительно пух. Или очень мягкий мех.
Моего уха касается что-то влажное и холодное, и у меня перехватывает дыхание, когда прижимающееся ко мне тяжёлое и пушистое создание вдруг заходится в рыке. Тихом низком рыке, в котором будто бы смешались отдаленные раскаты грома и шорох гальки под морской волной...
И я узнаю этот звук.
Горячее дыхание обжигает шею, и на ней тут же смыкаются опасно острые зубы. Я невольно вздрагиваю, но не от страха, нет. Наоборот, меня накрывает волна восторга, и я чувствую себя в полной безопасности, так как уверен, что клыки этого зверя не причинят мне вреда. Потому что я знаю его, и он знает меня. Потому что это - мой зверь.
- Здравствуй, - шепчу я, и существо размыкает челюсти, приветствуя меня громким мурлыканьем, настолько густым и интенсивным, что от него вибрирует даже воздух и атласная постель под нами. Мурлыканье не прекращается, когда зверь и влажно дышит мне в щеку и ухо, когда зализывает места соприкосновения своих зубов с кожей шеи, когда старательно выглаживает широким языком-тёркой мои плечи, руки, спину...
Когда зверь добирается до связанных кистей рук, он замолкает и начинает молча щекотать дыханием мои пальцы; а я, отвлечённый ощущениями, пропускаю момент, в который язык животного сменяется мягкими губами человека, а я вдруг необъяснимым образом оказываюсь лежащим на спине с заведёнными вверх руками. Я больше не чувствую пушистого меха - теперь меня греет обнаженное тело, горячее... Возбуждённое.
Путы вдруг ослабевают, и тонкие верёвки бессильно соскальзывают с освобождённых запястий, но место искусственных оков тут же занимают тиски из плоти, удерживая руки в прежнем положении, а мой рот накрывают уже знакомые телу губы.
Желание плетью обжигает тело. В стремлении получить больше, я прикусываю ласкающий меня рот, слыша в ответ глухой рык. Я больше не могу лежать спокойно, поэтому ворочаюсь, трусь всем телом о чужую кожу, с упоением ловя новые ощущения. Крепкие руки стараются удержать меня на месте, и я слышу тихий довольный смех:
- Такой нетерпеливый.
Потом губы любовника пускаются в исследование по моему телу. Не торопясь, но и не мучая чрезмерно. Но я все равно в предвкушении вскидываю бедра, когда язык начинает выводить вензеля вокруг моего пупка. Момент, когда рот накрывает головку члена, тянется для меня вечность. Тело звенит натянутой струной. Я не могу расслабить непослушные мышцы. Тогда чуткие пальцы, играя, пробегают по коже, порождая негу. Я сосредоточиваюсь на том, что в данный момент испытываю, уже не пытаясь бороться с собой.
Я почти ничего не вижу, только очертания рельефных плеч и размытый контур склоненной над моим пахом головы. Я практически ничего не слышу, только свое рваное дыхание и пошлые звуки, с которыми мой член погружается в чужой рот. Я только всем своим существом чувствую партнера, который отдает всего себя, взамен забирая частичку меня. Все эти ощущения свиваются в гибкий жгут наслаждения, все крепче обвивающий мое тело, проникающий под кожу, вплавляющийся в мышцы.
В какой-то момент я не выдерживаю, и удовольствие захлестывает меня с головой, переполняет слишком маленькое для него тело, выплескивается криком. Ломаемый оргазмом, я изгибаюсь в чужих руках, но они не дают вырваться. Через какое-то время наслаждение сходит на нет. Оно, как морской прибой, тихонько оставляет меня на берегу спокойствия. Уставший, полный приятной лени, я смаргиваю каплю пота, скатившуюся на ресницы.
Темнота сереет. Из нее проступают знакомые очертания моей квартиры. В недоумении я приподнимаюсь на локтях и понимаю, что... проснулся.