Тесли : другие произведения.

Сердце Скал. Глава 2. Дуэль

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

Глава II. Дуэль

8-9 день Весенних Молний 399 год Круга Скал, Оллария

1

      Ранним утром 8 дня Весенних Молний на заднем дворе дома барона Феншо, ворота которого выходили на Старую Часовенную улицу, разворачивались две повозки. Первая благоухала свежеиспеченным хлебом, ароматными булочками и вафлями, только что доставленными прямо из пекарен; этот запах смешивался с более тяжелым мясным духом, шедшим от колбас и окороков, а также битой домашней птицы, сложенной в большие плетеные корзины в глубине подводы. Вторая повозка всего полчаса назад въехала в столицу через заставу Трех сержантов: она прибыла из фермы в Нейи́, где управляющий барона закупал свежие яйца, густые сливки в горшочках и превосходное масло. Сам управляющий, старик Одило́н Вуазе́ль, лично спустился во двор, чтобы осмотреть груз - несколько дней тому назад у барона поселились знатные гости, и Вуазелю не хотелось ударить в грязь лицом.

      Пока слуги разгружали телеги, Вуазель бегло осмотрел двор. Неприметный парень, спрыгнувший с первой повозки, перехватил его взгляд и поднес руку к шляпе, словно намереваясь снять ее в знак приветствия. Что-то в этом жесте вежливости привлекло внимание управляющего. Возможно, он просто узнал парня; во всяком случае, он тут же подошел к нему. Тот окончательно сорвал шляпу с головы и низко поклонился.

      - Якоб? Вы?..

      - Доброе утро, господин Вуазель! - отозвался Якоб елейным тоном. - Рад видеть вас в добром здравии. Тут дело вот в чем: папаша Огюстен попросил меня передать вам записочку. Это по поводу текущего счета. Не извольте беспокоиться: папаша Огюстен знает, что господин барон всегда платит аккуратно.

      И парень сунул в руки управляющему сложенный втрое листок довольно грязной бумаги.

      Трудно сказать почему, но письмо обеспокоило управляющего: едва кивнув Якобу на прощание, он заторопился обратно в дом и даже не остановился выбранить слугу, когда тот уронил корзинку с первой в этом году клубникой.

      Записка, переданная таким образом, мало напоминала обещанный счет; все ее содержание сводилось к трем строчкам:

      

      Дорогой друг!

      К сожалению, наша встреча невозможна: положение дел изменилось.

А.

      

      Получив записку, хозяин дома - а он, несмотря на ранний час, уже поднялся, заторопился к самому знатному из своих гостей. Барон Феншо всего месяц назад вернулся из провинции, где был полностью поглощен похоронами единственного сына: болезненный, хрупкий Этьен Феншо, чье здоровье стало предметом особой заботы отца с самого его рождения, умер в тридцать восемь лет в доме, специально построенном для него в приморской Эпинэ, оставив безутешную вдову и несовершеннолетнего наследника. Семейное горе избавило барона от лицезрения Октавианской резни и ее последствий; однако по возвращении старый вельможа немедленно предоставил свой дом в распоряжение графа Ариго, только что вышедшего из Багерлее.

      - Дурные новости, - хмуро сказал Ариго, пробежав записку глазами. - Прошу вас, барон, немедленно пошлите за Килеаном и графом Гирке. А я разбужу брата и капитана: нам нельзя терять времени.

      Солнце взошло не больше часа тому назад, но граф Ариго, так же, как и его хозяин, был уже на ногах, словно ожидал чего-то.

      Через полчаса в малой гостиной собралось избранное общество, состоявшее из семи Людей Чести. Барон приветствовал своих гостей, стоя на пороге, одетый в тяжелый не по погоде бархат: после возвращения из Эпинэ семидесятилетний старик все время мерз. Первым спустился капитан Феншо-Тримейн: он гостил у барона уже неделю и, несмотря на то, что находился в отпуске, так и не расстался с формой своего полка. Граф Килеан-ур-Ломбах, поднявшийся с постели раньше, чем рассчитывал, выглядел сильно невыспавшимся, отчего его постная физиономия казалась еще постнее. В отличие от него граф Штефан Гирке был, как обычно, строг и подтянут; только набрякшие веки придавали ему несколько нездоровый вид. Но самым нездоровым казался, разумеется, граф Энтраг: едва войдя в гостиную, он упал в кресло, словно ноги его не держали. После Багерлее бедняга сильно сдал; казалось, что из его спины вынули хребет, и он только чудовищным усилием воли ухитряется держаться прямо. Последним в комнату вступил его старший брат, по пятам за которым следовал оруженосец. Юный Эдуард Феншо был, как и полагается, облачен в глубокий траур по отцу, однако его алая перевязь, ярко выделявшаяся на сером фоне камзола, наглядно свидетельствовала о вассальной верности семейства Феншо опальным братьям королевы.

      Едва раскланявшись с Гирке и Килеаном - последний небрежно уселся в кресло перед холодным камином, а первый отошел к окну, словно его не касалось то, что должно было произойти - граф Ариго бросил загадочную записку на стол.

      - Прочтите это вслух, Тримейн, - попросил он.

      Артур Феншо-Тримейн с военной четкостью шагнул к столу, развернул скомканную бумажку и прочитал ее слегка охрипшим от волнения голосом. Смысл записки не сразу дошел до собравшихся. Однако капитан, весьма похожий на старшего брата, отличался сообразительностью и схватывал все так же быстро, как покойный Оскар.

      - Насколько я понимаю, - уточнил он напряженным голосом, - это означает, что граф Штанцлер бежал?

      - Вы очень проницательны, - ответил Ги Ариго, скривив рот, что, по-видимому, должно было означать ироническую усмешку.

      Килеан-ур-Ломбах грохнул кулаком по подлокотнику кресла и прошипел грязное проклятие: только уважение к приличиям не позволило ему выругаться в полный голос. Но Энтрагу хватило и этого: он вздрогнул, как слабонервная девица, и издал какой-то невнятный звук, средний между испуганным писком и мучительным стоном.

      Гирке даже не повернул головы от окна. Похоже, он один не лишился присущего Приддам самообладания.

      - Как бежал? - удивился барон Феншо, поеживаясь словно от холода. - Это же чудовищная глупость!

      - Позвольте мне объяснить вам, барон, - спокойно проговорил Спрут, переводя взгляд с окна на старика. - Вы же помните список, с которым господин кансильер ознакомил нас неделю тому назад? Граф Штанцлер счел себя способным противодействовать планам Дорака и принял... особые меры. Он рискнул и не преуспел.

      - Какие особые меры? - Феншо, нахмурясь, смотрел то на одного, то на другого: было очевидно, что ничего не знал только он сам да еще его юный внук, застывший у закрытой двери в гостиную как часовой на карауле.

      - Если сказать в двух словах, любезный барон, - ядовито проговорил Килеан-ур-Ломбах сквозь зубы, - то все зло на свете проистекает от женщин. Они навязывают мужчинам странные идеи, и, к своему несчастью, мужчины слушают их. Ее величество королева почему-то решила, что Ворон готов стать нашим верным союзником против Дорака.

      Старик Феншо вытаращил глаза:

      - Это шутка, граф?

      - Вы правы, дорогой барон, - нехотя вмешался Ариго, все это время меривший шагами комнату. - Это была чудовищная глупость. Но я не посоветовался с вами, поскольку дело касалось моей сестры. Вы же знаете, что Штанцлер пляшет под ее дудку, и я, к сожалению, тоже. Катарина убедила нас, - продолжал он, запуская руку в свои густые пепельные волосы, - что проклятый Ворон пойдет против Дорака, если узнает о планах развести ее с королем.

      - И ваша сестра, - холодно спросил Артур Феншо-Тримейн, - успела переговорить об этом с... кэналлийцем?

      - О да, - зло усмехнулся Ариго. - И он даже пообещал ей свое вмешательство и защиту. С одной оговоркой. Если - если, господа! Вдумайтесь только в это многозначительное словечко! - Дорак и впрямь начнет угрожать ей.

      - Но позвольте, - произнес барон Феншо растерянно, - мы все знаем, что Алва скоро отбудет в Фельп.

      - Вот именно! - сплюнул Килеан. - Поэтому у кардинала будут развязаны руки, а ваша сестра, любезный Ариго, не успеет и рта раскрыть, чтобы позвать своего любовника, как окажется во власти мерзавца Дорака!

      Пораженный старик Феншо повернулся к Спруту, который, бросив свою реплику, продолжал изучать пейзаж за окном.

      - И это вы называете "особыми мерами", граф? - спросил он. - Я еще могу понять, почему граф Ариго согласился на такой шаг, но вас-то не связывают родственные чувства!..

      - Нет, любезный барон, - ответил Гирке, наконец отрываясь от своего занятия и оборачиваясь лицом к присутствующим. - У кансильера была запасная карта в рукаве, да только эта карта бита!

      Феншо-Тримейн вздрогнул, Килеан очередной раз выругался, а граф Энтраг снова издал неопределенный стонущий звук. Граф Ариго кивнул с подавленным видом.

      - Штанцлер собирался подослать к Алве мальчишку, - негромко пояснил он, брезгливо морщась. - Кансильер полагал, что Алва привязался к щенку. Я тоже так полагал. Вы же помните эти странности: орден Талигойской Розы, епископ Оноре в особняке у Ворона во время резни, и, наконец, только его имя и отсутствует в списке! Штанцлер решил, что Алва верит мальчишке, тем более, что тот честен и прям, как его отец. Ворон вообще питает слабость к прекраснодушным идиотам... Он мог посмеяться над страхами моей сестры, но к повторному предостережению вряд ли остался бы глух. Во всяком случае, так считала Катарина. Она была уверена, что Алва насторожится. Однако, если бы расчет не оправдался... Если бы Алва не поверил своему ручному зверенышу, тот должен был отравить вино. Сопляк достаточно влюблен, чтобы пойти на это. Конечно, это не вполне в горских традициях, но кровная вражда, в конце концов, все стерпит. Мальчишка вышел бы из игры, а нам ни о чем не пришлось бы беспокоиться. Подобного удара Дораку не пережить. Но этот щенок, прости, Создатель!.. Этот щенок оказался не способен даже на то, чтобы подсыпать яд Ворону в бокал.

      - Сопляк погубил нас всех, - зло бросил Килеан хозяину дома. - Штанцлер предупредил, что в случае провала остается только попробовать взбунтовать Эпинэ.

      Старик Феншо зябко натянул на себя полу накидки.

      - Поэтому мы и не ставили вас в известность обо всем, дорогой барон, - спокойно заключил Штефан Гирке. - Хотя я предупреждал Штанцлера, что глупо надеяться на привязанности Алвы. У этого человека мыльный пузырь вместо сердца.

      - Мы знаем, что у вас есть веская причина так думать, Штефан, - заметил Ариго (они вместе учились в Лаик и поэтому называли друг друга по имени), - и я даже охотно соглашусь с вами, но все же ваш племянник не был оруженосцем Ворона.

      - Юстин считал его своим другом, - спокойно согласился Гирке. - Но дело же не в словах. Алва охотно принимает и службу и дружбу, однако когда приходится расплачиваться за них полновесной монетой, он выбирает то, что обойдется ему дешевле. Между кардиналом и оруженосцем выбор явно будет не в пользу оруженосца. Герцогу Окделлу очень бы повезло, если бы он успел вовремя понять это... Но вот в чем вопрос: кто еще, кроме самого Окделла, разумеется, ответит за то, что этот славный юноша ошибочно посчитал Алву благородным человеком?

      - Мы все, - криво усмехнулся Килеан, - по списку.

      Молодой Эдуард Феншо, до сих пор стоявший у дверей с отсутствующим выражением лица, как и подобает часовому, теперь таращил глаза на своего эра и беззвучно открывал рот от изумления.

      - Да-да, кузен Эдуард, - подтвердил Феншо-Тримейн, заметив это. - Речь идет о вашем однокорытнике.

      Ги Ариго повернулся к своему оруженосцу.

      - У вас есть что сказать, милый Эдуард? -спросил он нетерпеливо.

      - Если эр позволит мне вставить слово... - почтительно проговорил молодой человек, бросая извиняющийся взгляд на деда.

      - Разрешаю!

      - Я сказал бы, монсеньор, что Ричард Окделл и яд несовместимы.

      - И вы оказались правы, мой милый Эдуард, - грустно подтвердил Ариго. - Поэтому сейчас ваш однокорытник, скорее всего, уже в сидит Багерлее, и кто знает, что он наговорит, когда познакомится с арсеналом тамошних дознавателей.

      - Создатель! - только и охнул младший Феншо.

      - Скажите лучше: Леворукий, - поправил его Килеан. - Без него тут не обошлось. Молодой Окделл в Багерлее, а Штанцлер бежал в Эпинэ. Что скажете вы, Ариго? Что делать нам?

      - Бежать! - выдохнул вдруг граф Энтраг, о котором грешным делом все забыли. - Мы должны бежать в Гайярэ немедля! Пусть Штанцлер поднимает Эпинэ, мы вооружим замок!

      - О-о, братец, так вы тоже здесь! - со злой иронией воскликнул Ги Ариго, поворачиваясь к Энтрагу. Тот тут же испуганно съежился. - Признаться, я думал, что вы еще не проснулись.

      - Энтраг прав, - неожиданно вступился за беднягу граф Гирке. - В столице вам делать нечего. Едва Ворон окажется в Фельпе, как Дорак примется за вас.

      - Странно слышать такой совет от вас, Штефан, - возразил ему Ариго. - От моего брата я и не жду иного, но вы-то умный человек! Неужели вы не понимаете, что я даже не успею добраться до Эпинэ, как Дорак объявит меня мятежником, изменником престола и государственным преступником!

      - Это он сделает в любом случае, - хладнокровно заметил Гирке. - Но в Гайярэ у вас больше шансов дожить хотя бы до осени.

      Феншо-Тримейн презрительно фыркнул:

      - Неужели несколько лишних месяцев кажутся вам такими важными? - спросил он.

      Гирке не ответил и даже не повернул головы к капитану. Он внимательно смотрел на графа Ариго, который в раздумье ерошил волосы.

      - Дело не во мне, - сказал Ариго, как бы отвечая на немой вопрос однокорытника. - Со мной уже покончено. Если я побегу в Гайярэ, зимой меня обезглавят в Занхе. А хуже всего то, что тогда я, как камень, потащу за собой сестру и племянников. Дораку только того и нужно. Нет, разрази меня гром, если я позволю мерзавцу расправиться с ними! Это коронованное ничтожество, мой зять, безропотно отдаст их кардиналу. Вы же понимаете, Штефан: обвинив меня, Дорак состряпает королю развод, а Карла и девочек объявит ублюдками! Ворон бросил их, и, верите ли, друг мой, я даже допускаю, что у него были на то основания. Видит Создатель, я не слепой, и братская любовь не делает меня идиотом. Но, какой бы шлюхой ни была Катарина, она моя сестра, и Карл останется наследником трона, даже если мне ради этого придется сдохнуть в зловонной яме! И вам тоже! - бросил он брату.

      - Что такое вы говорите, Ги? - проблеял Энтраг. - Вы же маршал Юга! Всё Эпинэ...

      - Ваши сведения несколько устарели, братец, - издевательски перебил его Ариго. - Я отказался от командования, когда Штанцлера осенила блестящая идея похоронить Ворона в Варасте! Что тут скажешь! Идея столь же замечательная, как и мысль взбунтовать Эпинэ.

      - Постойте, господа! Что может сказать в Багерлее герцог Окделл? - вернул присутствующих к настоящему озабоченный барон Феншо. - Что он знает?

      - Ничего, - коротко отозвался Гирке. - Он был слишком близок к Алве, и Штанцлер держал его в неведении.

      - Пытки освежат ему память, - иронически возразил Ариго. - Поверьте, Штефан, он скажет все, чего захочет Дорак.

      - Что такое вы говорите, Ги! - снова возопил Энтраг. Ужас от недавних слов брата придал ему сил, и он даже выпрямился в кресле, где до этого бессильно полулежал. - Он же герцог Окделл! К нему не посмеют применить пытки! К нам их не применяли!

      - Похоже, вы не вполне понимаете ситуацию, братец, - вкрадчиво произнес Ариго, слегка наклоняясь к Энтрагу, отчего тот обратно распластался на сиденье. - Одно дело сомнительные подозрения против братьев королевы и совсем другое - доказанное покушение на особу Первого маршала со стороны его оруженосца! К тому же Дорак - человек церкви и не станет прибегать к дыбе. Окделлу за глаза хватит пытки бессонницей. И за это все, - Ариго в упор посмотрел на угрюмого Килеана, который молча грыз себе ногти, - мы должны поблагодарить вас, любезный бывший комендант Олларии!

      Килеан едва не подпрыгнул от неожиданности.

      - Не делайте меня ответственным за пороки вашего семейства! - злобно огрызнулся он. - Если вы стали заложником распутства вашей сестры, я тут не при чем!

      В светлых глазах Ариго зажегся недобрый огонек. Тонкие черты его породистого лица, слегка осунувшегося после Багерлее, внезапно приобрели фамильную хищную тяжеловесность. Медленным и плавным движением граф повернулся к Килеану. Глаза последнего даже расширились от невольного страха: видно, он только сейчас сообразил, почему на гербе Ариго изображен леопард.

      - На вашем месте я бы поостерегся так говорить, дорогой Килеан, - мягко сказал Ариго, неторопливо приближаясь к камину. - Сначала вы бежите к прекрасной Марианне с предостережениями, потом отпускаете Авнира с открытым листом Дорака на все четыре стороны, а затем сдаете на милость Ворону свой собственный гарнизон. Может быть, я уже покойник, мой милый, но вас я переживу!

      - Открытый лист вам ничем бы не помог! - воскликнул Килеан, живо вскакивая с кресла и пятясь назад.

      - Я другого мнения, - спокойно возразил Ариго, продолжая медленно наступать. - Во всяком случае о моей семье вы больше не скажете ни слова!

      - Довольно, господа! - скомандовал капитан Феншо-Тримейн, становясь между Ариго и Килеаном. - Вы подаете дурной пример. Не хватало нам еще перегрызться между собою!

      - Успокойтесь, господа, успокойтесь! - поддержал родича старик Феншо. - К тому же вы так и не сказали, что собираетесь предпринять, дорогой Ариго.

      Ариго остановился на месте как вкопанный и внимательно посмотрел на своего хозяина.

      - Я теперь опасный гость, дорогой барон, - сказал он задумчиво. - Возможно, мне следует отказаться от вашего гостеприимства.

      - Что за чушь! - рассердился барон. - Что бы вы ни сделали, я поддержу вас.

      - Так что вы решили, Ариго? - жадно спросил Феншо-Тримейн, подавшись всем телом вперед.

      - Я могу сказать, чего я не сделаю, - ответил граф. - Я не стану отсиживаться за стенами Гайярэ.

      - Вы отказываетесь от единственного шанса выжить, дорогой Ги, - заметил Гирке рассудительным тоном.

      - Нет, Штефан. Только выиграть пару-тройку месяцев. Поверьте мне: Эпинэ нам не поднять. Ворон выиграл войну в Сагранне, он теперь кумир армии, а без армии мы обречены, - ответил Ариго.

      - Не говорите обо всей армии, - желчно бросил Феншо-Тримейн. - В ней достаточно недовольных.

      - Вы судите по себе, дорогой Тримейн, - возразил Ариго. - Если бы Ворон относился ко всем своим офицерам так же, как к вашему покойному брату, я согласился бы с вами. Но сейчас я вынужден сказать вам, что вы пристрастны.

      - Умоляю вас, любезный Гирке, - пролепетал Энтраг, глядя на Спрута влажными глазами, - убедите моего брата бежать! Штанцлер найдет способ убить Дорака, а потом сестрица поможет нам вернуться!

      - О! - с иронией отозвался глава семьи. - Сестрица, без сомнения, поможет вам, братец, только сейчас это вы должны помочь ей!

      - Что же вы можете сделать, находясь в столице? - пожал плечами граф Гирке. - Убить Дорака? Это невозможно.

      - Но мы все еще можем убить Алву, - резко возразил Феншо-Тримейн. - Нас здесь пятеро мужчин, господа, и все мы умеем держать в руках шпагу!

      - Надеюсь, дорогой Артур, - испуганно вмешался старый барон, - вы не предлагаете устроить засаду на Алву?

      - Вы знаете мои намерения, кузен, - высокомерно посмотрел на него Феншо-Тримейн. - Я приехал сюда, чтобы вызвать кэналлийца на дуэль, и буду драться до тех пор, пока один из нас не умрет. Всем вам известно, господа, что мерзавец не просто расстрелял моего брата и опозорил его имя, он обесчестил всю армию, отдав чин Оскара какому-то смерду! Я олларианец, Ариго, - продолжал он, обращаясь к брату королевы, - и не страдаю вашими эсператистскими фанабериями. Я буду драться на линии. Но ведь вам тоже терять нечего, и вы оскорблены не менее меня. Пять поединков друг за другом, господа, пусть среди них будет всего одна линия, не выдержит даже Алва. Кто-нибудь из нас обязательно его достанет.

      - Это ваше предложение, капитан? - задумчиво спросил граф Гирке. - Что ж, оно не из самых худших...

      - И я принимаю его, - гордо заявил Ариго. - Я думаю, что дуэль послужит нам лучше, чем яд кансильера.

      - Я еду в Гайярэ! - взвизгнул Энтраг, о котором все опять позабыли. Но на сей раз старший брат даже ухом не повел.

      - А что скажете вы, Килеан? - холодно спросил он.

      - Я не говорю "нет", - осторожно ответил бывший комендант, на лице которого образовалась сложносочиненная мина. - Однако как мы можем быть уверены, что поединки действительно произойдут сразу друг за другом?

      - Как оскорбленная сторона, я имею право назначить время и место, - презрительно пояснил Феншо-Тримейн очевидное. - Граф Ариго и вы находитесь в таком же положении.

      - В самом деле, - насмешливо вставил Ариго. - Ведь вы, кажется, когда-то взяли себе в оруженосцы щенка Колиньяров? Несчастный юноша! Он пал от руки Алвы, а вы молча проглотили это оскорбление. До Алвы его отцу, конечно, не дотянуться, Окделл стал падалью для Дорака, но на вас, любезный Килеан, налетит вся колиньяровская свора. Ату, ату его! Эти псы, любезный граф, вцепятся вам в горло мертвой хваткой.

      - Я буду драться, если будут драться все, - угрюмо заявил Килеан.

      - Я еду в Гайярэ! - взвизгнул Энтраг еще громче и даже нашел в себе силы встать на ноги.

      - Вы останетесь в Олларии, - бросил ему брат, даже не оглянувшись. - Впрочем, я предоставлю вам выбор. Если вы не хотите драться с Вороном, братец, вы будете драться со мной!

      При последних словах Ги Ариго бросил яростный взгляд на Энтрага, и тот, слабо заскулив, снова мешком осел в кресле.

      - Нам нужно составить вызов, - деловито произнес граф Гирке. - И нам нужны секунданты, милый Ги. Делу необходимо придать самую широкую огласку, чтобы Дорак не мог вмешаться и добиться у короля запрета на дуэль.

      Старик Феншо, по-прежнему зябко кутаясь в накидку, посмотрел в окно на часы Старой часовни.

      - До малого выхода короля осталось чуть больше часа, господа, - заметил он. - Предлагаю вам позавтракать и отправиться во дворец, чтобы найти секундантов и обговорить с ними все условия. Я охотно предложил бы вам свои услуги, но, боюсь, что кажусь вам слишком старым для такого дела. Однако вы можете рассчитывать на меня абсолютно во всем.

2

      Большие часы Нового дворца едва отзвонили девять утра, когда главный камердинер короля, распахнув двери Парадной спальни, подал знак дежурным капитанам и церемониймейстеру, и последний, подавив неуместный зевок, возгласил голосом таким же хриплым и натужным, как у едва умолкшего часового механизма:

      - Король проснулся!

      Церемониймейстер ударил жезлом в пол и тут же посторонился: из-за огромных позолоченных дверей, как потревоженные мыши, выскочили слуги, в обязанности которых входила подготовка спальни к выходу короля. В широком камине уже весело трещал огонь, шторы были подняты, а оконные створки приотворены, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха.

      Самого короля в Парадной спальне не было. Несколько лет назад его величество проявил характер и наотрез отказался спать в огромном холодном помещении, в котором он не мог согреться даже в жаркие летние ночи. К тому же парадная кровать под затканным золотом пологом так и кишела клопами, помнящими еще, должно быть, Карла III. Дряблая кожа короля чесалась и воспалялась, и монарх взбунтовался. Кардиналу Сильвестру пришлось одобрить изменение церемониала и позволить Фердинанду ночевать в соседнем Ореховом кабинете - он все равно был королю без надобности. Вот и сейчас придворные, допущенные к участию в малом выходе, пересекли Парадную спальню из конца в конец и скрылись в противоположных дверях.

      Ги Ариго даже не посмотрел в их сторону, хотя всего месяц назад высокая честь подавать королю свежую сорочку принадлежала именно ему. Граф Энтраг, напротив, проводил исчезающие за дверями королевские штаны тоскливым взглядом и тихонько вздохнул. Если бы не интриги сестры и кардинала Сильвестра, он был бы Фердинанду самым преданным братом. Что ему было нужно? Ласковый монарший взгляд, брошенное вскользь слово, местечко у трона, право поднести августейшему зятю салфетку за обедом.

      Едва войдя в Зеркальную галерею - преддверие Парадной спальни - капитан Феншо-Тримейн поспешил к дежурным офицерам. Граф Гирке, в свою очередь, слегка прикоснувшись к плечу Ги Ариго, незаметно указал на Джеймса Рокслея, который вместе со своим оруженосцем Робертом Лоу стоял в амбразуре одного из окон и озабоченно высматривал кого-то в толпе. Увидев Людей Чести, он оживился и шагнул им навстречу.

      Впрочем, толпы в Зеркальной галерее не наблюдалось. В эпоху королевы Алисы здесь действительно было не протолкнуться: всюду теснились дворяне из лучших семейств королевства и среди них выделялись красавцы Эпинэ, представительный Окделл, благообразные Придды, импозантные Алва. Кардинал Диомид поспешал в Парадную спальню с чашей святой воды, а сам всесильный герцог Алваро не гнушался шикнуть на иного сиятельного нахала, которому пришло бы в голову оспорить право кэналлийца вручить юному королю носовой платок. В соседнем Зале для подачи прошений рябило в глазах от мантий видных судейских, депутатов Палаты сословий в черно-белых шапочках и одежд богатых откупщиков, охотно выдававших своих дочерей за младших сыновей аристократии; передняя же была полна блестящими офицерами. Теперь в ней толпились только дежурные, в соседней Зале переминалась с ноги на ногу горстка просителей, а набитая прежде до отказа Зеркальная галерея казалась пустой на две трети.

      Первые лица государства и двора блистали своим отсутствием. Кардинал Сильвестр, вероятно, сейчас вкушал первую чашечку шадди; главный тессорий наносил утренний визит своей возлюбленной казне; его сын, главный церемониймейстер, после назначения младшего брата на пост капитана королевской охраны, по-видимому, счел свое дальнейшее присутствие при дворе излишним. Бедным Фердинандом пренебрегли все, и на этом фоне отсутствие кансильера никому не бросалось глаза. Граф Штанцлер мог смело рассчитывать на два-три дня форы.

      Вместо вельмож в Зеркальной галерее толпились заезжие провинциалы, явившиеся в столицу поглазеть на дворцовый церемониал и завести полезные связи. Одетые по последней моде прошлого круга, они производили впечатление огородных пугал. Один из них неожиданно низко поклонился графу Килеану, которого придворные последнее время предпочитали не замечать. От удивления бывший комендант Олларии даже остановился и, поколебавшись с минуту, соблаговолил признать знакомство.

      Граф Ариго и Джеймс Рокслей с оруженосцами, граф Гирке и тащившийся у них в арьергарде граф Энтраг уединились в амбразуре окна, прихватив с собой и графа Тристрама. Вельможи тихо обсуждали картель, который намеревались отправить сегодня же герцогу Алва; их энергичный, хотя и сдержанный разговор возбудил невероятное любопытство у главного сплетника двора, маркиза Фарнэби. К несчастью, он находился при исполнении своих обязанностей мажордома, и никак не мог улучить момент, чтобы подобраться поближе к Людям Чести.

      Через четверть часа его невыносимых страданий дежурный камергер распорядился вновь открыть двери Парадной спальни. Это означало, что малый прием закончен и скоро начнется большой выход. Придворные тоненьким ручейком потянулись внутрь.

      Граф Энтраг, опасливо покосившись на старшего брата, осторожно отделился от него и стал бочком передвигаться к дверям. Завидев в нескольких шагах от себя виконта Мевена, он с восторгом окликнул однокорытника, видимо, радуясь случаю замаскировать свое отступление.

      В этот момент по галерее, как ветер, пронесся шепот. "Алва, герцог Алва!" - забормотали приезжие дворянчики, пытаясь переместиться обратно от Парадной спальни к Залу для подачи прошений. Король был забыт: они вытягивали шеи и старательно таращили глаза, надеясь высмотреть знаменитого Ворона.

      - Тише, господа! - взывал к порядку сеньор Филиберто Фукиани, супрем двора, в обязанности которого входило не допускать ссор и беспорядков во дворце. В образовавшейся толчее один провинциал, зазевавшись, наступил на ногу другому, и сеньор супрем, скользя по паркету в бесшумных туфлях, полетел успокаивать их.

      Граф Ариго, отвернувшись от Тристрама и Рокслея, тоже вытянул шею, а Феншо-Тримейн, подхватив под руку теньента полка королевских стрелков, стал быстро проталкиваться в соседний зал. Внезапно придворные расступились, и прямо на середину галереи выкатился, блистая, как новенький талл, кругленький, завитой, надушенный и сияющий улыбками виконт Валме.

      - Марсель! - охнул Энтраг, признав однокорытника. - Ты здесь!

      - Сбежали из родного дома? - шутливо подхватил виконт Мевен. - Давно ли в столице?

      Трое мужчин обменялись поклонами и рукопожатиями.

      - Я приехал только сегодня, - оживленно ответил Валме Мевену. - И представьте себе: первый, кого я встретил, был герцог Алва!

      Шепот в галерее усилился до легкого гула: герцог Алва действительно шел между рядами придворных вслед за Валме. Феншо-Тримейн едва не бросился ему наперерез, расталкивая неуклюжих деревенщин, но опытный капитан королевских телохранителей предотвратил скандал, встав на у него на пути. Он успел очень вовремя: церемониймейстер уже важно шествовал к дверям Малой опочивальни. Остановившись на положенном расстоянии, он опять ударил жезлом и провозгласил:

      - Его величество король!

      Двери бывшего Орехового кабинета с шумом распахнулись, и на пороге появился свежевыбритый и свежеумытый Фердинанд в затканном золотом халате и бархатных шлепанцах. Щурясь, он близоруко оглядывался по сторонам, а за его плечом виднелась унылая физиономия его духовника, отца Урбана, с сосудом святой воды. Придворные склонились в низком поклоне. Шаркая ногами по паркету, его величество король Талига прошествовал к камину и уселся на специально приготовленное для него кресло. За ним выступал дежурный гардеробмейстер барон Карлион с лакеями.

      Большой выход начался.

      Избранные придворные приступили к облачению короля. Остальные, повинуясь указаниям церемониймейстера, поочередно выступали вперед и сообщали свои имена капитану Манрику. Тот докладывал их дежурному камергеру, виконту Сэц-Гонту, а виконт, почтительно склонившись, нашептывал их в ухо короля. Поименованный таким образом дворянин отвешивал монарху предписанные этикетом поклоны и удалялся со сцены, если государь не изволил заговорить с ним. Но в это утро, как и во все предыдущие, Фердинанд II явно спал с открытыми глазами. Обычно он оживлялся только при появлении камердинера королевы, посланного справиться о его здоровье.

      Легко было заметить, что почтение королю выражалось крайне непочтительно. Герцог Алва, небрежно откланявшись, отошел обратно к капитану Манрику и отвлек того разговором. Капитан был так заинтригован, что тут же освободил себя от выполнения обязанностей, перепоручив их теньенту Лабонну. Граф Ги Ариго и Джеймс Рокслей вообще не пожелали войти и так и остались в Зеркальной галерее, о чем-то договариваясь с капитаном Феншо-Тримейном. И только граф Энтраг ел короля глазами, пытаясь протиснуться как можно ближе к королевскому креслу.

      Герцог Алва выглядел странно. Одетый и причесанный с обычным изяществом, он, однако, производил впечатление человека, еще не отошедшего от ночной попойки. На его обычно бледном лице ярко горел румянец, глаза лихорадочно блестели, а под ними явственно наметились темные круги. Держался он, впрочем, как всегда, непринужденно и слегка насмешливо.

      Граф Гирке подошел к нему.

      - Доброе утро, господа, - поздоровался он. - Герцог, ваш сегодняшний приход удивил всех. Я никак не ожидал увидеть вас на утреннем приеме. А где же ваш юный оруженосец?

      - Ему немного нездоровится, - небрежно ответил Алва, едва взглянув на говорившего.

      - Надеюсь, ничего серьезного? - проявил любезность капитан Манрик.

      - Сначала я так и подумал, - отозвался Алва. - Однако вчера он обедал у графа Штанцлера, а господин кансильер, как я вижу, сегодня тоже отсутствует. Это наводит на неутешительные размышления. Боюсь, как бы болезнь не оказалась коварнее, чем я предполагал.

      - Надеюсь, что нет, - спокойно ответил Гирке. - Иначе это было бы весьма печально. Взгляните: его высокопреосвященство кардинал Сильвестр тоже не отправляет сегодня службы, да и прочих государственных мужей не видно. Но так теперь принято. Кто же обсуждает дела королевства в доме у короля? Нынче это дурной тон. Вероятно, господин кансильер и господин кардинал нашли себе другое место для совещаний и сейчас наслаждаются обществом друг друга.

      - В таком случае, - насмешливо отозвался Алва, блеснув глазами, - я должен как можно скорее нанести визит его высокопреосвященству, чтобы зараза не проникла глубже.

      - А я посоветовал бы вам вернуться к оруженосцу, - возразил Гирке. - Как-никак, он последний из Окделлов. Подумайте, как будет неловко, если с сыном убитого вами герцога Эгмонта случится какая-нибудь неприятность, пока он находится у вас на службе.

      Синие глаза Алвы мгновенно превратились в два колючих кусочка льда.

      - В самом деле, - произнес он, в упор рассматривая графа Гирке. - Как жаль, что герцог Окделл происходит не из достойнейшего семейства Приддов. У наших милых Спрутов, - любезно пояснил он капитану Манрику, - так много щупальцев, что они легко могут пожертвовать одним из них и даже не почувствуют боли.

      - Вы так думаете, сударь? - невозмутимо спросил Гирке. - Хотя я не удивлен. Такова ваша собственная стратегия: легко жертвовать чужими головами.

      Алва не успел ответить: сеньор Фукиани уже учуял, что прямо у него под носом происходит нечто, подпадающее под его юрисдикцию.

      - Не забывайте, господа, - вмешался он, - что вы находитесь в присутствии его величества!

      Граф Гирке почтительно поклонился.

      - Прошу вас, монсеньор, давайте выйдем в галерею, - предложил Алве обеспокоенный Манрик. - Теньент Лабонн заменит меня у короля.

      - Господин родич Приддов, - произнес Алва, не трогаясь с места, - меня так увлек разговор с вами, что я намерен непременно продолжить его. Однако, как справедливо заметил сеньор Фукиани, мы находимся в спальне короля. Не хотите ли выйти вместе со мною?

      - Располагайте мной, как вам будет угодно, герцог, - отозвался граф Гирке самым любезным тоном.

      Его учтивость, однако, еще больше встревожила капитана Манрика, который счел необходимым ввинтиться между двумя вельможами. Ему на помощь неожиданно пришел виконт Валме, бабочкой порхнувший им навстречу под руку с виконтом Мевеном.

      - Сегодня прекрасная погода, не правда ли, господа? - жизнерадостно вступил он в беседу с самой банальной темы. - Вы примете участие в сегодняшней прогулке короля, герцог?

      - Милый виконт, сегодня у меня намечается другая прогулка, - насмешливо ответил Алва. - Но, если пожелаете, вы можете присоединиться ко мне.

      Умильная мина на лице Валме сменилась легким недоумением. Между тем бедный маркиз Фарнэби, вынужденный торчать за креслом короля, готов был грызть локти с досады, наблюдая весь этот спектакль.

      Церемониал большого выхода шел обычной чередой: дворяне королевской опочивальни уже подносили его величеству хлеб и вино. То была высокая привилегия, которую даровали только достойнейшим. Но что увидели глаза графа Энтрага, жадно следящие за королем? Серебряный поднос держал прыщавый Анатоль Мей, которого герцог Колиньяр пристроил в камер-пажи, когда никто из Лучших Людей не пожелал взять юнца в оруженосцы! Потрясенный таким неуважением к августейшей особе, Энтраг побурел и решительно шагнул вперед, словно намереваясь отшвырнуть мальчишку и самолично обслужить зятя. В это мгновение рассеянный взгляд короля, ищущий поднос, упал на опального родича. Сначала его лицо выразило недоумение: что делает на его утреннем приеме узник Багерлее? Однако, очевидно, припомнив недавно подписанный приказ, король успокоился и равнодушно отвернулся от брата королевы, протянув руку к угодливо изогнувшемуся Мею.

      Энтраг в одно мгновение из бурого стал серым. Он склонился, словно придавленный упавшей на него плитой монаршей немилости, и, пятясь, стал удаляться от королевского кресла. Вероятно, он так бы и пятился до самого выхода из дворца, если бы, по счастью, на его пути не встал Эдуард Феншо, посланный своим эром.

      Зеркальная галерея, куда вышла группа дворян, окружавшая герцога Алву, была сейчас почти пуста. Только в дальнем ее конце жались просители, перешедшие сюда из соседнего зала. Однако чуть ли не у самого порога герцога встретил Феншо-Тримейн в компании графа Ариго, графа Тристрама и Джеймса Рокслея.

      - А вот и вы, капитан! - преувеличенно громко сказал Алва, чопорно кланяясь обществу. - Как поживают офицеры Кремо́нского полка?

      - Офицеры Кремонского полка поживают неважно, сударь, - ответил Феншо-Тримейн в том же язвительном стиле, возвращая поклон.

      - Это печально. Но в чем же дело?

      - Дело в том, что они недоумевают: зачем Первый маршал Талига, посланный сражаться против бириссцев, вместо этого устроил западню своему собственному генералу?

      - Вы можете передать офицерам Кремонского полка, сударь, - сухо произнес Алва, - что генерал Феншо-Тримейн четырежды получал предупреждение не лезть в эту западню.

      - Я слышал другое, - возразил брат Оскара. - Я слышал, что генералы Савиньяк и Вейзель упрекали вас за то, что вы подталкивали своего командующего в ловушку, на что вы якобы ответили: "Пусть не подталкивается".

      - И я готов повторить вам то же самое, - холодно проговорил Алва.

      Феншо-Тримейн дернулся от гнева, но сумел сохранить самообладание.

      - А еще, герцог, меня и других офицеров удивляет, как вы могли назначить на должность командующего авангардом невежественного адуана только потому, что вам приглянулась его собака.

      - Я охотно объясню вам это, - хладнокровно ответил маршал. - Дело в том, что для командования авангардом необходимо иметь хоть какие-нибудь мозги, а даже у приглянувшейся мне собаки их было гораздо больше, чем у упомянутого вами генерала.

      - Очевидно, что собачье общество, - зло произнес Феншо-Тримейн, - подходит вам гораздо больше, чем общество людей. Вы подло заманили в западню и убили моего брата, монсеньор! Я знаю, что вы пользуетесь милостью кардинала и покровительством самого Леворукого, но я найду на вас управу. Я требую удовлетворения! - И он сильно толкнул Алву в грудь рукой, затянутой в грубую замшевую перчатку. - Я требую, чтобы вы дрались со мной на линии до смерти одного из нас или нас обоих!

      Алва даже не покачнулся и не утратил насмешливо-учтивого выражения лица.

      - Кажется, господа Феншо-Тримейны пребывают во вражде с вами, капитан? - спросил он у Манрика, слегка поворачивая к нему голову.

      - Совершенно верно, монсеньор, - подтвердил тот.

      - Тогда вы не откажетесь стать моим секундантом в этом маленьком деле?

      Манрик ухмыльнулся, сверкнув зубами.

      - Мой секундант - теньент Ми́квиц, - заявил Феншо-Тримейн, полуобернувшись к своему спутнику, но тут его перебили.

      - Постойте, дорогой Тримейн, - вмешался в разговор граф Ариго. - Я признаю, что герцог Алва глубоко оскорбил вашу семью и вы сейчас в своем праве, но дело в том, что мы с господином Первым маршалом, можно сказать, отчасти родственники.

      Рот Марселя Валме, до того слегка приоткрытый от веселого удивления, теперь окончательно округлился. Виконт Мевен, стоящий с ним под руку, оторопел, а граф Тристрам, напротив, смутился.

      - Простите? - со злой иронией переспросил герцог Алва.

      - О, это так понятно, - любезно пояснил Ги. - Разве не вы, ваша светлость, рискуя жизнью, залезли в мой объятый пламенем особняк, и попытались героически спасти мои ковры и сервизы? И разве это не свидетельствует о дружеских чувствах, настолько глубоких, что их можно считать почти родственными?

      - Несомненно, - иронически хмыкнул Джеймс Рокслей.

      - Довольно, Ариго! - гневно воскликнул Феншо-Тримейн. - Сейчас не время для шутовства!

      - Спокойно, дружище, - ответил ему Ариго, однако, не спуская глаз с Алвы. - Вы деретесь на линии, а линия - это случайность. Я буду в совершеннейшем отчаянии, если лишусь такого почти родственника, если вы убьете его раньше, чем мы уладим наши маленькие семейные дела. Вы же все равно не пострадаете из-за этого. Разве вам не известно, что герцог Алва прекрасный фехтовальщик? Позвольте ему сначала убить меня и моего брата. Если же удача или Леворукий отвернутся от него, то вы, дорогой Тримейн, будете всего лишь обязаны мне спасением души.

      - А! - сказал Алва. - Так вот в чем дело. Вы тоже хотите драться со мною?

      - Зачем же изъясняться так грубо? - вкрадчивым тоном спросил Ариго. - Я хочу всего лишь уладить небольшое недоразумение. Видите ли, когда мы с братом сидели в Багерлее, нам показали те бумаги, которые вы так мужественно спасли из моего дома. И знаете, что я обнаружил? Они действительно были написаны вами.

      - В самом деле? - В голосе Алвы послышался неподдельный интерес. Виконт Валме посмотрел на него с восхищением.

      - В самом деле. И я спросил себя: зачем бросаться в огонь, чтобы писать приказы коменданту, которого вы сами к тому времени уже отстранили от командования гарнизоном?

      - Могу уверить вас, любезный Ариго, - ответил Алва с обычной насмешкой в голосе, - что в вашем горящем особняке было решительно невозможно писать.

      - Я подумал то же самое! Следовательно, все представленные вами на Совете бумаги были написаны уже после. И меня стал мучить вопрос: зачем вам все это?

      - Разве это не очевидно, любезный граф? - ответил Алва, поигрывая герцогской цепью. - Разумеется, такой мерзавец, как я, искал только удобного случая, чтобы отправить в Багерлее воплощенную невинность и добродетель в вашем лице.

      - Это вовсе не очевидно, любезный герцог, - возразил Ариго. - Такой человек, как вы, не станет звать себе на помощь судью и палача. Покойный генерал Феншо-Тримейн тому свидетель. Почему бы нам не решить это дело тихо, по-родственному?

      Тем временем Зеркальная галерея мало-помалу снова заполнялась народом. Уход герцога Алвы с графом Гирке не остался незамеченным. Откланявшись королю, придворные поспешили вернуться назад, чтобы стать свидетелями разворачивающегося действа. Капитан Манрик с неудовольствием обратил на это внимание.

      - Господа, - вклинился он в разговор, - мне кажется, нам следует удалиться. Король скоро выйдет, чтобы отправиться в придворную церковь. Нам будет удобнее продолжить беседу у меня в комнате.

      Алва словно бы не услышал его.

      - Любезный граф, - задумчиво сказал он, - признаться, я не люблю, когда Люди Чести вроде вас набиваются ко мне в родственники. Вы и ваше очаровательное семейство способны опозорить любую родословную. Однако в этом деле я готов пойти вам навстречу, чтобы раз и навсегда избавиться от всех притязаний подобного рода. Насколько я понял, вы тоже желаете линии?

      - Нет-нет, - возразил Ариго. - Я хочу убить вас, это правда, но спасение своей души я ценю больше.

      - Это в высшей степени добродетельно. Дорогой Манрик, - Алва снова повернул голову к гвардейскому капитану, - мне помнится, что вы ненавидите этого господина. Не согласитесь ли вы поприсутствовать и на моем объяснении с ним?

      - Охотно, - ответил тот и добавил с тревогой, - но нам пора покинуть галерею.

      Действительно: камердинер королевы в сопровождении нескольких придворных уже входил в Парадную спальню короля. Это означало, что утренний прием близился к концу.

      - Вы забыли про меня, - неожиданно выступил вперед граф Килеан-ур-Ломбах, таща за собой на буксире давешнего провинциала в модном костюме огородного пугала.

      - О нет! - с комическим отчаянием воскликнул Алва, отшатываясь от этого явления. - Только не говорите, что и вы набиваетесь мне в родственники, Килеан! Я убью вас и за меньшее. Заведите себе, наконец, жену, или, по крайней мере, купите любовницу. От вынужденного целомудрия у мужчин портится характер. Или вы тоже хотите отомстить мне за брата, которому наследовали шесть лет тому назад? Что же, вы, как видно, очень основательно обдумывали свое решение!

      - Я считал, что вы не вполне утратили крохи порядочности! - прорычал взбешенный Килеан к явному удовольствию виконта Валме. - Я подчинился вашему приказу в Олларианскую ночь и стерпел многое, чего терпеть не стоило. Больше я не намерен мириться с оскорблениями! Вы оболгали меня перед Советом, вы опозорили меня перед моими солдатами, вы убили моего оруженосца, прикидываясь, что защищали от обиды своего! Но теперь я не верю ни одному вашему слову. Я требую удовлетворения!

      Провинциальные зеваки с восторгом вертели головами и с шумным одобрением встретили рев графа: каждое его слово было слышно во всех уголках галереи. Спутник же Килеана явно поздравлял себя с удачей: он прибыл в столицу прямехонько к дуэли века!

      Алва, пожав плечами, в третий раз повернулся к капитану Манрику.

      - Похоже, дорогой друг, мне все же потребуется еще двое секундантов, - сказал он.

      - Трое, - выдохнул граф Энтраг, доставленный в Зеркальную галерею заботами юного Эдуарда Феншо. Вид у младшего брата Ги Ариго был совершенно убитый.

      - О нет, зачем же! - живо возразил старший. - Всех нас вполне устроит господин Манрик в качестве арбитра. Ручаюсь, что у наших секундантов не будет к нему никаких претензий.

      Из Парадной спальни донесся приближающийся гул. Большой выход был закончен: король со своей свитой медленно двигался к дверям. Гвардейцы взяли на караул, а дежурные телохранители поспешили занять свои места вокруг его величества.

      - Герцог, вы пьяны? - осторожно спросил Алву виконт Мевен, воспользовавшись моментом, когда все были вынуждены отойти по сторонам галереи. - Их же уже четверо!

      - Пятеро, - живо поправил его тот. - Господин родич Приддов, а что скажете вы?

      Граф Гирке, стоявший в двух шагах от Алвы, рассеяно смотрел куда-то поверх его плеча.

      - Скажите, герцог, - спросил он таким тоном, словно разглядел на стене какую-то любопытную картину и намеревался поинтересоваться мнением Алвы на этот счет, - почему вы называете меня "господин родич Приддов"?

      Алва на секунду замер, а потом неожиданно засмеялся.

      - У вас слишком длинное и сложное имя, сударь, - откровенно признался он, разводя руками.

      - Граф Штефан-Фердинанд Гирке-ур-Приддхен-ур-Габенхавт, - учтиво представился Спрут.

      - Вы сами видите: это слишком запутанно, - ответил Алва. - Такое способен запомнить разве что придворный церемониймейстер.

      - А если я убью вас, сударь, - все так же рассеянно осведомился граф Гирке, - его, надо думать, запомнит не только придворный церемониймейстер?

      Глаза Алвы зло сверкнули.

      - Этого я не могу вам сказать, - ответил он с сарказмом, - но могу обещать наверное: если я убью вас, то его забудут все.

      - О! Не все, - улыбнулся Спрут, переводя взгляд на лицо своего собеседника. - Я позабочусь, чтобы вы не забыли его никогда. Может быть, вы и убьете меня, но я оставлю вам памятку.

      Свита короля пересекла Зеркальную галерею и повернула в направлении придворной церкви. Однако бо́льшая часть придворных задержалась, видимо, рассчитывая досмотреть конец представления. Виконт Валме, очарованный происшествием, снова подкатился к герцогу Алва.

      - Разрубленный Змей! - воскликнул он. - Вы премило проводите время в столице, монсеньор!

      - Вы находите, милый виконт? - повернулся к нему Алва. - А что решили вы сами? Последуете ли вы за его величеством или согласны присоединиться ко мне на назначенной этими господами прогулке?

      Марсель Валме, словно сообразив что-то, открыл было рот, но тут же захлопнул его с громким стуком. Этот звук как нельзя лучше соответствовал сработавшей ловушке, подстроенной герцогу Алва Людьми Чести.

3

      В половине одиннадцатого утра следующего дня пустырь перед заброшенным Нохским аббатством превратился в популярное место для гуляний. Еще на подходе к монастырю капитан Манрик раскланялся с десятком знакомых, которые делали вид, будто непринужденно прохаживаются в зарослях крапивы. Маяком, к которому устремлялись зеваки, служили два экипажа: черная старомодная колымага, украшенная гербом баронов Феншо, и элегантная карета супрема Талига герцога Придда.

      С тех пор, как Фердинанд II отменил эдикты против частных поединков, драться можно было хоть на Королевской площади, прямо под окнами Большого Совета. Однако дуэлянты по старинке предпочитали Ноху, где в прошлом укрывались от докучливых королевских гвардейцев. Место это никогда не пользовалось любовью ни у горожан, ни у придворных, так что благородные господа, приходившие сюда выяснять отношения, могли не опасаться огласки. Но все течет, все меняется, как сказал однажды древний мудрец. Нынешним утром Ноха могла посоперничать в популярности со Старым королевским парком или Заречьем с его театрами и медвежьими загонами.

      Все участники поединка уже собрались во внутреннем дворе аббатства. Граф Ариго, после Багерлее предпочитавший одеваться в темное, сегодня облачился в фамильные цвета. Его яркий алый камзол, золотое кружево и драгоценности производили бы внушительное впечатление, если бы граф Энтраг, одетый с той же роскошью, не казался карикатурной тенью своего брата. Бледный до прозелени, неуклюжий и мешковатый, бедный Жорам-Жоашен невольно служил злой пародией на высокого и изящного Ги. Килеан-ур-Ломбах был хмур и не вполне владел собой: на его лице так и ходили желваки. Граф Гирке, напротив, сохранял обычную для Приддов флегму. Только его оруженосец, виконт Шуленвальд, нервно переминался с ноги на ногу и бросал встревоженные взгляды на своего эра. Один Феншо-Тримейн, дорвавшийся до поединка, казался довольным.

      Дуэлянтов сопровождали их секунданты, барон Феншо прислал своего врача, а герцог Придд - слуг, чтобы держать лошадей и выносить с площадки убитых и раненых. Теньент Мартин Миквиц прихватил с собой солдата, который нес ларец со всеми принадлежностями для схватки на линии.

      Завидев капитана Манрика, Люди Чести и их секунданты обменялись с ним поклонами.

      - Однако мы полагали, что герцог Алва будет вместе с вами, господин капитан, - заявил от имени всех кавалер Анн-Эмон Дарави, одетый, паче чаяния, в скромное современное платье и державший под мышкой пару длинных шпаг. - Разве не вы должны привести его к месту дуэли?

      Манрик ругнулся про себя. Закатные кошки подери провинциальное нахальство! Он неспешно извлек из кармана часы.

      - Сейчас только без четверти одиннадцать, кавалер. Живи вы в столице, вы знали бы: герцог Алва не нуждается в сопровождающих, чтобы дойти до места дуэли.

      Обиженный Дарави поджал губы.

      - Тогда сравним наше оружие, господин капитан. Граф Килеан-ур-Ломбах предлагает вниманию его светлости вот эти клинки, - и он продемонстрировал Манрику два тяжелых, широких райтшверта, предназначенных больше для рубки, чем для дуэли. С первого же взгляда становилось ясно, что Килеан собирается сделать ставку на силу, а не на ловкость.

      Манрик вторично ругнулся про себя. Закатные кошки его подери! Алва вчера уполномочил его согласиться на любые условия своих противников, но душа капитана не могла вынести такого нарушения дуэльного кодекса. Если пославшие вызов могли выбирать место и время, то принимающему принадлежало право выбора оружия. Манрик не собирался уступать это право без боя.

      - Вчера мы договорились, что поединок состоится на шпагах, а сегодня вы предлагаете вертелы, кавалер, - насмешливо произнес он. - Герцог Алва прислал мне вечером пару клинков, которые стоят того, чтобы на них взглянуть.

      Он повернулся к лакею и приказал ему развернуть принесенное оружие. Это были кэналлийские эспады - чудесные трехгранные шпаги, тонкие и в меру упругие, с прекрасным эфесом и гардой в виде небольшой плетеной корзинки, защищающей кисть.

      Во взгляде Дарави мелькнуло восхищение, однако он постарался скрыть его.

      - Позвольте, господин капитан, но это не шпаги, а зубочистки, - заявил он.

      - Да будет вам известно, кавалер, - снисходительно бросил Манрик, - что герцог Алва готов сразиться с графом Килеаном на чем угодно - хоть на вертелах, хоть на зубочистках. Но вы секундант, и должны заботиться о том, что будет полезнее для вашего доверителя. Взгляните, - и он взял одну из шпаг у лакея, - этот клинок почти такой же длины, как ваш, но значительно легче, что немаловажно во время дуэли. Он прекрасно сбалансирован, и им можно как рубить, так и колоть. Рукоять чрезвычайно удобна, а о том, что чаша великолепно закрывает кисть, можно даже не говорить: это очевидно.

      Во время этой демонстрации к ним подтянулись остальные секунданты. Джеймс Рокслей даже взял второй клинок, согнул его, проверяя упругость и прочность, попробовал на носке сапога и, резко рубанув воздух, сделал пару выпадов.

      Дарави повернулся к Килеану-ур-Ломбаху. Тот отрицательно мотнул головой.

      - Все, что вы говорите, правда, господин капитан, - учтиво согласился провинциал, - но эти клинки - кэналлийские. Они хорошо знакомы герцогу Алва, что создает преимущество для его светлости. Как секундант, я не могу с этим согласиться. Боевое оружие, разумеется, тяжелее, зато оно должно одинаково прийтись по руке и господину Первому маршалу и господину коменданту Олларии.

      Кавалер Дарави любезно опустил слово "бывшему".

      Что ж, если осел уперся, добром его с места не сдвинуть. Манрик уступил:

      - Будь по-вашему.

      И он отдал эспаду, которую все еще держал в руке, барону Карлиону, секунданту графа Ариго: тот жестом попросил показать ему оружие. Старший брат королевы явно оценил его по достоинству.

      - Кэналлийцы, конечно, мерзкий народец, - сказал Ги вполголоса Штефану Гирке, осматривая лезвие, - но оружие они делать мастера. Я не отказался бы от пары таких клинков.

      - Дело за малым, дорогой Ги, - спокойно ответил Спрут. - Убейте Ворона - и они ваши.

      Граф Ариго криво усмехнулся.

      - Какой соблазн, - пробормотал он.

      В этот момент часы на далекой колокольне церкви святого Андрея отзвонили одиннадцать.

      Манрик оглянулся на кареты Людей Чести, которые перегораживали вход во внутренний двор Нохи, пытаясь высмотреть между ними черно-синие ливреи. Ливрей не было, однако из пролома в ближайшей стене прямо на него внезапно вынырнул Марсель Валме.

      - Здравствуйте, господа! - оживленно поздоровался он со всеми. - Надеюсь, я не опоздал?

      - Я полагал, что герцог Алва с вами, виконт, - сказал Манрик, обмениваясь с ним рукопожатием.

      - Я уехал к Капуль-Гизайлям, - признался виконт. - Хотел затащить туда и Алву, но он сослался на какие-то неотложные дела.

      Вид у Валме был ослепительный - еще ослепительнее, чем у Ги Ариго. Его округлое брюшко обтягивал лиловый атласный камзол, украшенный кружевами и обильно усыпанный зелеными бантами, тонкий гипюр пенными волнами спускался с отворотов его сапог, а на заботливо завитых локонах лихо сидела новомодная шляпа с длинным нефритовым пером. Вокруг виконта, словно вокруг свежераспустившегося куста сирени, витало облако ароматов, в которых разборчивый нюх легко опознал бы запах гайифской пудры и лавандовой туалетной воды.

      Джеймс Рокслей, секундант графа Гирке, шагнул к Валме и тут же поморщился, словно у него засвербело в носу.

      - Прошу вас осмотреть со мною шпаги, виконт, - произнес он, слегка отворачиваясь в сторону. - Надеюсь, вы захватили с собою ваш комплект?

      Было совершенно очевидно: если виконт и захватил с собою что-нибудь, это была исключительно пара надушенных носовых платков.

      - О! - воскликнул неунывающий Валме. - Я совершенно полагаюсь на вас, сударь! Ведь вы - Человек Чести. Признаться, сам я вчера допоздна засиделся за тонто и забыл о кое-каких мелочах.

      Рокслей скривился еще сильнее, но промолчал: то ли не нашелся с ответом, то ли побоялся чихнуть не вовремя. Взамен он сделал шаг назад и жестом подозвал своего оруженосца Роберта Лоу, стоявшего чуть поодаль с двумя шпагами, завернутыми в плащ.

      - Било одиннадцать, господин капитан, - опять завел свою шарманку кавалер Дарави, - однако герцога Алвы все еще нет.

      - Не тревожьтесь об этом, кавалер, - сухо бросил ему Манрик. - К тому же эти господа, - он широким жестом указал на остальных секундантов, - пока не определились с оружием.

      Граф Ариго кивнул на эспады: видимо, у него и впрямь возникла бредовая идея завладеть кэналлийскими клинками.

      - Мы выбираем оружие герцога Алвы, - чопорно произнес Карлион, повинуясь этому жесту. Граф Тристрам присоединился к нему, уловив что-то вроде подтверждения со стороны Энтрага, хотя, возможно, тот всего лишь порывисто вздохнул.

      - Поединок на линии проводится на колишемардах, если они имеются, - возразил теньент Миквиц. - Я уведомил вас вчера, капитан, что у нас есть это оружие.

      Манрик не успел ответить: его опередил Рокэ Алва. Никем не замеченный, он стоял у бреши в стене заднего двора Нохи, и, вероятно, уже некоторое время прислушивался к разговору. Вид у него был странный: без шляпы и без плаща, бледнее обычного и с отсутствующим взглядом.

      - Прошу извинить за опоздание, господа. Я пришел слишком рано и решил прогуляться по аббатству. К несчастью, внутренний переход разрушился, и мне пришлось поискать брешь.

      Его сапоги и впрямь были в пыли. Ни лакея, ни врача с ним не было.

      - Где ваши слуги, монсеньор? - вполголоса спросил его встревожившийся Манрик: по правилам все явившиеся на место дуэли должны были находиться на виду.

      - Со мной только Пако. Я велел ему держаться поодаль, чтобы Моро не напугал лошадей этих господ.

      Люди Чести переглянулись, а кавалер Дарави даже не поленился прогуляться до бреши, чтобы проверить, нет ли на заднем дворе хитрой кэналлийской засады. Видимо, зрелище запустения успокоило его.

      - Итак, господа, - продолжал Алва, все с тем же отсутствующим видом обращаясь к своим секундантам, - с кем я дерусь первым?

      - Мы ждали только вас, чтобы начать жеребьевку, - с поклоном ответил Карлион. - Согласно предварительным условиям, капитан Феншо-Тримейн дерется последним, поскольку настаивает на линии. Остальные готовы сражаться с вами в произвольном порядке.

      - Не будете ли вы так любезны, виконт, - обратился Рокслей к Валме, приятно улыбнувшись, - одолжить нам на минуту вашу шляпу?

      Валме с куртуазным полупоклоном вручил Рокслею требуемый предмет. Тот перевернул его тульей вверх и поднес к графу Гирке, подметя роскошным пером всю пыль с каменных плит площадки. Спрут ленивым движением стянул с пальца аквамариновый перстень и кинул его внутрь шляпы. За аквамарином последовали алая ройя графа Ариго, шерла Энтрага и изумруд Килеана. Рокслей встряхнул их и передал шляпу Карлиону. Барон церемонно понес это украшение головы виконта обратно к герцогу Алве. Тот, не глядя, небрежно опустил руку, и, вынув первое кольцо, бросил его Манрику.

      Это был изумруд. Граф Килеан слегка посерел, но принял его назад твердой рукой. За изумрудом показались аквамарин, ройя и шерла: порядок схваток был определен.

      Граф Килеан и герцог Алва сразу же сбросили камзолы: по условиям поединка драться предстояло в рубашках. Манрик обернулся к своему визави, ожидая, когда тот вручит оружие дуэлянтам, чтобы дать сигнал к началу схватки.

      Но кавалер еще не исчерпал таящихся в нем сюрпризов.

      - Мы должны проверить, - важно изрек он, - нет ли на ком-нибудь из противников кольчуги или доспеха.

      Закатные кошки дери этого наглеца! Манрик едва не вспылил, но Алва внезапно и безрадостно рассмеялся.

      - Как это похоже на Людей Чести! Такая похвальная щепетильность! Готов признать: когда имеешь дело с подобными господами, никакая скрупулезность не будет лишней.

      Он распахнул рубашку: под ней не было ничего, кроме родового медальона Повелителей Ветра (на Килеане обнаружилась серебряная эспера).

      Дарави выпучил глаза.

      - Это нарушение правил! - воскликнул он потрясенно, тыча пальцем в медальон. - Капитан Манрик, противники не должны иметь при себе магических амулетов!

      Манрик все-таки не выдержал:

      - Не говорите ерунды, кавалер! Это не амулет, а знак Дома Ветра. Мы же не требуем от графа Килеана снять эсперу. Или вы хотите заявить, что знак Создателя слабее какого-то фамильного старья?

      Дарави собирался запротестовать, но Килеан досадливо махнул рукой:

      - Бросьте, Дарави. Герцог Алва может оставить при себе свой знак или что это там еще. Пусть все видят, кто сильнее: Создатель или Леворукий!

      На сей раз Дарави уступил.

      - Я буду удовлетворен, - сказал он, косо посматривая на медальон, - если господин капитан даст мне слово, что эта вещь не содержит в себе магии.

      - Даю вам слово, кавалер, - сказал обозленный нелепой сценой Манрик. - Магия - вздорная выдумка для невежд. Я клянусь вам, что этот медальон совершенно безобиден.

      Дарави отступил, побежденный, но не убежденный. Он принял у лакея райтшверты и протянул Алве оба клинка эфесами вперед. Тот взял первый попавшийся; второй достался Килеану. Граф мгновенно принял боевую стойку, подняв свой клинок на уровень глаз. Алва, напротив, остался стоять, как стоял, почти опустив острие вниз, словно тяжесть оружия оказалась непомерной для его руки.

      Они застыли всего на пару секунд, но Валме показалось, что прошли минуты. Виконт едва успел отряхнуть перо на своей шляпе, но замер, так и не донеся ее до головы. Килеан первым сдвинулся с места, медленно замахиваясь райтшвертом. Ворон даже не поднял своего оружия, чтобы парировать удар. Он легко уклонился назад и в сторону и ушел с линии атаки. Килеан повторил маневр - Ворон повторил свой. Капитан Манрик злорадно усмехнулся: Килеан явно перехитрил самого себя, выбрав тяжелый клинок. Замах, требовавшийся для удара, заранее предупреждал Алву о его направлении. Ворон двигался почти лениво, словно показывая своему противнику: времени для отхода у него достаточно.

      Граф Килеан-ур-Ломбах дураком не был. Он быстро сообразил невыгоды своего положения и попробовал пойти на обман. Нацелив райтшверт Алве в голову, он нанес сильный удар, одновременно поменяв его направление.

      Клинок рассек воздух. Килеан, не ожидавший этого, едва удержал равновесие. Алва, уклонившись, неожиданно оказался совсем близко от своего раскрывшегося противника, но, даже не попытавшись атаковать, снова отступил. Он двигался легко, словно танцевал какой-то смертельно опасный танец.

      Вспотевшему от волнения Валме почему-то вспомнились (вероятно, из-за болтовни Дарави об амулетах) странные небылицы, шепотом передававшиеся когда-то в Лаик. Говорили, будто с полсотни лет тому назад в Кэналлоа жил непревзойденный учитель фехтования. Он якобы утверждал, что владение шпагой - это особая разновидность магии, и он постиг ее законы. Рассказывали, будто безумный учитель чертил на полу своего класса магический круг, показывая избранным ученикам, как правильно передвигаться по его секторам. Шептались о том, что прошедшие тайное обучение могли справиться с любым противником, уклониться от любого удара и атаковать из выгодной позиции без всякой опасности для себя. Весь фокус якобы заключался в правильном движении по магическим хордам. Дикость. Нелепый бред. Детские сказки. Но сейчас Валме воочию видел, как Алва переходил с места на место, почти не поднимая своего оружия, словно очерчивая его острием тот самый несуществующий магический круг.

      Килеан быстро понял, что с ним играют, как кошка с мышкой. Он стал удерживать руку при ударе, чтобы ненароком не подставиться. Лоб его заливал пот, на губах выступила пена. Он уже начал задыхаться, но сдаваться не собирался. С неожиданным для него проворством он подобрался к Алве на короткую дистанцию и почти без замаха нанес удар снизу вверх, придержав, однако, согнутую в локте руку на тот случай, если хитрость не удастся. Ворон разгадал его тактику. На сей раз он чуть приподнял свой райтшверт и сильно ударил им по клинку противника. Килеана, судорожно вцепившегося в рукоять, повело влево. Это словно прорвало плотину его бешенства.

      - Если вы будете уклоняться от боя, герцог, - прорычал он, - я ударю вас шпагой плашмя!

      В расширившихся глазах Алвы полыхнула такая ненависть, что Валме невольно поежился. Ворон вдруг поднял свое оружие на вытянутой руке, принимая какую-то необычную боевую стойку. Пораженный то ли яростью, разбившей прежнюю маску невозмутимости, то ли тем, что его требование было услышано, Килеан попятился на два шага назад, изготовив свой райтшверт для защиты или нападения.

      То, что произошло дальше, Валме - фехтовальщик довольно посредственный - почти не понял. В первое мгновение Килеан подобрался и, подняв шпагу почти горизонтально, бросился на противника, как змея. Валме с перепугу показалось, что клинок пронзил Алву насквозь и тот упал, но в следующее мгновение Ворон опять стоял в боевой стойке, а Килеан пучил глаза, и на губах у него пузырилась пена, но уже не белая, а красная. Райтшверт графа со звоном вывалился из его руки. С опозданием Валме сообразил, что под подбородком у того торчит клинок Алвы, конец которого сидит прямо в горле.

      Алва шагнул назад и выдернул оружие. Килеан согнулся пополам, словно собираясь отхаркнуть кровь, но, так и не разогнувшись, стал заваливаться набок. Кавалер Дарави кинулся подхватить его, однако то, что он поймал у самой земли, графом Килеаном-ур-Ломбахом уже не было. Валме с содроганием отметил скрюченные пальцы и изогнутое под неестественным углом тело бывшего коменданта Олларии.

      Врач барона Феншо констатировал очевидное: смерть. Герцог Алва, опять обретя невозмутимость, вытер клинок пучком травы и вложил его в ножны. Капитан Манрик, недобро усмехаясь, подобрал райтшверт Килеана: трофей, конечно, не из лучших, но уж что есть, то есть.

      Эмоции Людей Чести можно было читать, как по открытой книге. Граф Ариго заметно побледнел, граф Энтраг - почернел, а капитан Феншо-Тримейн, очевидно, поздравлял себя с тем, что дерется на линии. К нему Алва не мог применить подобной тактики. И только следующий по очереди граф Гирке смотрел на лужицу крови, натекшую на плиты двора, с таким видом, словно боялся испачкать в ней свои сапоги.

      Фридрих Шуленвальд перехватил этот взгляд. Он быстро вытащил из кармана свой носовой платок и осушил им кровь. Вероятно, ему стало не по себе при мысли, что эр может поскользнуться на влажном камне.

      - Виконт. - Джеймс Рокслей с поклоном повернулся к Валме, и тот вздрогнул, вспомнив, что в следующем поединке секундантом является он.

      Штефан Гирке, не торопясь, расстегнул камзол. Валме подошел проверить, что граф чист, исключительно из чувства справедливости - он был уверен, что на Спруте нет ничего, даже эсперы.

      Рокслей протянул Алве принесенное оружие. Придд выбрал новейшие талигские шпаги, прозванные "дворянками": простые и элегантные, они имели шестигранное лезвие и небольшую блюдцеобразную гарду.

      Граф Гирке встал в позицию, однако Алва, как и в прошлый раз, остался стоять, опустив острие клинка вниз. Спрут также замер, не двигаясь с места и не нападая. Секунды шли, но ничего не происходило. Все присутствующие затаили дыхание.

      - Мы подождем, когда вы будете готовы, любезный герцог, - флегматично произнес, наконец, Спрут, не меняя позы. - Времени у нас достаточно.

      Ворон усмехнулся и сделал шаг вперед, поднимая шпагу, и в то же мгновение оружие противников скрестилось. Гирке немедля атаковал, Ворон, не парируя, уклонился. Однако теперь этот эффектный маневр ему не удался. Спрут неожиданно сделал длинный выпад, и кончик его шпаги чуть-чуть распорол широкую рубаху Алвы. Тот опять усмехнулся, будто ловкость противника его позабавила, и в свою очередь бросился в атаку, одновременно увеличивая скорость движений.

      Спрут взял защиту, без видимых усилий переходя на новый темп. Он действовал так спокойно и методично, словно бы дрался в фехтовальной зале, давая урок своим племянникам. Движения его шпаги стали мельче и точнее; лезвие кружило и скользило вдоль клинка Ворона, словно хотело змеей обвиться вокруг него. Алва слегка оживился: его глаза посветлели, в уголках губ появилась еле заметная улыбка: похоже, он был не прочь поиграть с сильным противником. Обеспокоенный Валме невольно прищелкнул языком, досадуя на его легкомыслие: нашел время развлекаться! Признаться, самого виконта тревожило спокойствие Придда. Можно было подумать, что в жилах у Спрута течет не кровь, а колышется то же самое студенистое желе, что и у его гербового животного. К тому же капитан Феншо-Тримейн смотрел на схватку слишком жадно: он явно собирался воспользоваться случаем изучить технику Ворона. Ох, не напрасно Люди Чести поставили его последним!

      Атакуя, парируя и контратакуя, дуэлянты немного поменяли исходное положение, и граф Гирке неожиданно оказался недалеко от Валме. Тому бросилась в глаза гибкая кисть, изящно державшая эфес "дворянки". Гирке чуть-чуть нажал на рукоять пальцами, словно музыкант, касающийся струн драгоценного инструмента, и кончик его шпаги как будто запел, с тихим сладострастным всхлипом впиваясь в запястье противника. Валме и Манрик вскрикнули одновременно. Клинок Спрута вошел в правую руку Алвы и, пройдя ее насквозь, как нож масло, выскочил немного пониже локтя.

      Марсель Валме едва не вцепился пятерней в заботливо завитые волосы. Дурак, безмозглое ничтожество! Он был так беспечен, что не обговорил заранее условия на этот случай! Честно признаться, он просто был уверен, что с Алвой подобного не произойдет. Теперь же Спрут получил полное право прирезать противника, не дав тому времени переложить оружие.

      Каким чудом Алва удержал шпагу в раненой руке? Лицо Ворона стало мертвенно-бледным, а губы слились в одну линию. Почти без паузы он атаковал слегка замешкавшегося Спрута и опередил его. Лезвие его клинка выписало в воздухе какой-то замысловатый танец, Гирке с трудом отбил выпад и попытался отступить, но не успел: Алва нанес ему удар квартой снизу вверх. Шпага Ворона проникла Спруту в живот и выскочила из правого плеча. Теперь вскрикнул Фридрих Шуленвальд.

      Граф Гирке, очевидно, не понял, что произошло. Он запоздало попробовал парировать, но изо рта у него хлынула кровь. Оруженосец кинулся к своему эру, наплевав на законы дуэли; Джеймс Рокслей отстал от него всего на полшага. Следом за ними подбежал и врач барона Феншо. Но Валме и не думал возражать: он во все глаза смотрел на совершившего чудо Ворона. Алва, тщетно пытаясь побороть невольную дрожь, отступил на два шага, и шпага со стуком выпала из его руки. Ее эфес, как и рукав рубашки Ворона, был совершенно красным.

      - Платок! - прошипел Алва сквозь зубы лакею Манрика.

      Валме, путаясь в бантах, торопливо вывернул свои карманы, благословляя Создателя за то, что платков-то у него вдосталь. Вместе с подбежавшим Манриком они туго перетянули Алве руку, пытаясь остановить кровотечение. Рана была неопасная, но болезненная. Роскошные манжеты виконта в один миг намокли и порыжели.

      Врач барона Феншо поднялся навстречу подошедшему графу Ариго. До Алвы и его секундантов отчетливо донеслось:

      - Легкое пробито насквозь... Ничего нельзя сделать... Не доживет до завтра...

      - Граф Гирке не может продолжать бой, - заявил Рокслей, с вызовом глядя в лицо Алве. Виконт Шуленвальд, стоящий на коленях подле своего эра, посмотрел на Ворона с ненавистью, и та же ненависть читалась на лицах у Приддовых слуг, столпившихся рядом. Было яснее ясного: вся эта свора кинется на кэналлийца, если Ворон воспользуется своим правом добить противника.

      Алва приблизился к Гирке, который захлебывался собственной кровью.

      - Мы условились сражаться до смерти, граф, - сказал он угрюмо, - но в настоящее время это невозможно. Предлагаю перенести нашу встречу на более поздний срок. Мы продолжим, когда вы поправитесь и будете здоровы.

      Гирке слабо двинул рукой, что, вероятно, выражало согласие. Выражение глаз Фридриха Шуленвальда переменилось: он посмотрел на Алву с признательностью.

      Слуги тут же засуетились, готовясь переносить своего хозяина в карету супрема. Ги Ариго, знаком подозвав к себе врача, распорядился ровным тоном:

      - Вы поедете вместе с графом Гирке.

      - Но, ваше сиятельство, - возразил тот, - мои услуги еще могут понадобиться здесь!

      - Вы поедете вместе с графом, - мертвым голосом повторил Ариго, словно не слыша возражений.

      Врач беспомощно оглянулся на молодого Эдуарда Феншо: тот растерянно кивнул, словно признавая невозможность спорить с эром. Врач поспешил следом за раненым.

      Немного спустя карета супрема тронулась в путь, и место у ворот Нохи освободилось. Зеваки, до сих пор смотревшие в просветы между экипажами, теперь, не таясь, обступили внутренний двор аббатства.

      Ги Ариго размеренным движением снял свой роскошный алый камзол и отдал его оруженосцу. Манрик, рассчитывая позлить врага, осмотрел графа с оскорбительным тщанием, но ничего не добился. Ариго оставался безучастным.

      Ворон принял эспаду левой рукой.

      Схватка вышла короткой. На сей раз Алва решил не медлить и сразу же атаковал противника. Тот оказался умелым фехтовальщиком, но левая рука Ворона явно стесняла его. Он медленно отступал, хотя и не позволял пробить свою защиту и, очевидно, выжидал удобного момента для нападения. Через пару минут он остановился, упершись каблуками в землю, и перешел в наступление.

      Сделав ложный выпад, он поймал парирующую эспаду Алвы своим клинком и попробовал вытолкнуть ее с линии боя. Это ему почти удалось. Шпага Ворона отклонилась влево, и Ариго тут же воспользовался этим. Он шагнул вперед, одновременно нанося режущим краем эспады сильный удар под колено.

      Это был подлый прием - прием, которым слабый способен победить сильного. Если бы Ариго перерезал Алве сухожилия, тот беспомощно рухнул бы на плиты двора. Тем не менее, удар не считался запрещенным. Манрик рванулся вперед, чтобы остановить поединок на свой страх и риск, но неожиданно споткнулся о Дарави: кавалер давно оставил тело Килеана в карете Феншо и теперь маячил за спинами дуэлянтов, путаясь под ногами у барона Карлиона.

      К счастью, Алва обошелся без вмешательства секунданта. Уклонившись в сторону, он вывел свою эспаду из захвата и выполнил фруассе. Его клинок скользнул вдоль клинка противника и сильно толкнул тот острием в гарду. Рука графа на секунду опустилась, и Алва, не мешкая, нанес удар в голову. Лезвие вошло Ариго в левый глаз и на добрую треть утонуло в глазнице.

      Ги Ариго осел на плиты двора, даже не вскрикнув. Граф Энтраг, по-бабьи взмахнув руками, подался вперед, безумным взглядом уставившись на стекленеющий правый глаз брата. Эдуард Феншо судорожно вцепился зубами в свои замшевые перчатки. Валме, заметивший этот жест, внезапно вспомнил, что юноша недавно потерял отца. Вероятно, гибель эра оказалась для него последней каплей.

      Похоже, барон Карлион подумал о том же самом. Он сочувственно похлопал молодого Феншо по плечу и подал знак слугам помочь ему поднять тело. Серый, как эсператистская ряса, Джон-Люк Тристрам повернулся к Энтрагу, делая приглашающий знак рукой. Тот не сразу понял это движение, но уяснив, что имеется в виду, попятился так, что едва не уперся спиной в стену заднего двора Нохи.

      - Нет... Я не могу... Нет... - забормотал он.

      Манрик не смог удержаться от злорадства. Энтраг был жалким человеком, не стоящим ненависти, но Манрик на дух не выносил всю эту семейку.

      - Что это значит, граф? - поинтересовался он, смакуя каждое слово. - Значит ли это, что вы готовы принести герцогу Алве свои полные и исчерпывающие извинения?

      Энтраг затравленно посмотрел на него.

      - Я... Да... Нет...

      - Деритесь, ваше сиятельство, - грубовато посоветовал ему Дарави. - Деритесь не сомневаясь. Вы же видите: его светлость уже полутруп.

      Манрик бросил обеспокоенный взгляд на своего доверителя: Дарави, конечно, щедро преувеличил, но кое-какие основания для подобного заявления у него имелись. Повязка на правой руке Ворона, наспех сооруженная из платков Валме, уже покраснела и набухла; черные волосы Алвы влажно блестели от пота. Он стоял вполне спокойно, но по тому, как поднималась и опускалась его грудь, можно было понять, что дышит он тяжело. Сказывались три схватки и немалая потеря крови. Конечно, Энтраг слабак и трус, но загнанная в угол крыса может стать опасной...

      Прикинув все это, Манрик взглянул на Энтрага с оптимизмом голодной цапли при виде лягушки, и улыбнулся во все тридцать два зуба, порядком напугав этим виконта Валме:

      - Итак, мы ждем ваших извинений... граф Ариго.

      Титул, обладателем которого он стал минуту назад, окончательно добил Энтрага. Он тоненько взвизгнул и кинулся к ближайшему пролому во внешней стене, путаясь в собственной портупее. Дарави едва не плюнул с досады. Алва, стоявший до сих пор совершенно неподвижно, внезапно прыгнул, как тигр, наперерез врагу. Энтраг попытался руками поймать летящее ему в лицо лезвие, но Алва сделал финт и вспорол графу живот. Тот с воплем повалился на землю, корчась в предсмертных судорогах. На лицах всех свидетелей - и секундантов, и зрителей - появилось отвращение, но Манрик не смог бы сказать, к чему оно относилось: к бегству Энтрага или к поведению Алвы.

      Впрочем, было одно исключение. Капитан Феншо-Тримейн воспринял произошедшее совершенно равнодушно. Он даже не пожелал тратить время на ожидание, пока граф Энтраг перестанет биться в последних корчах.

      - Прошу вас обозначить линию, господа, - обратился он к секундантам, словно не слыша стонов своего предшественника.

      Теньент Миквиц, не торопясь, выступил вперед. Он церемонно обнажил оба своих колишемарда и продемонстрировал их Манрику. Тот небрежно кивнул. Миквиц приложил острие одной шпаги к эфесу другой и опустил клинки на землю недалеко от внутренней стены Нохи, подальше от луж крови. Солдат, пришедший вместе с ним, подал открытый ларец. Оба секунданта, взяв специальные деревянные молоточки, вбили между полуразрушенными плитами двора длинные колья, каждый со своей стороны шпаг, отметив тем самым необходимое для поединка расстояние.

      Противники одновременно шагнули вперед, ставя ведущую ногу на линию. Глаза Алвы рассеянно блуждали по стенам аббатства, тогда как Феншо-Тримейн в упор смотрел на него с такой ненавистью, что этот взгляд был равносилен смертному приговору. Манрик и Миквиц тем временем опутали ноги противников ремнями, накрепко зафиксировав каждого на своем месте.

      - Его светлости конец, - вполголоса сказал Дарави на ухо Валме. Кавалер был доволен: еще бы, он вытащил из колоды своей судьбы козырной туз! Нынешним же вечером все столичные гостиные откроют свои двери для безвестного провинциального дворянчика. Дарави явно предвкушал сенсационный рассказ о гибели храбрых Людей Чести и не менее храброго Первого маршала Талига.

      Марсель помрачнел. Феншо-Тримейн был свеж и полон сил, тогда как силы Алвы уходили вместе с кровью. Валме вообще считал линию извращенной формой самоубийства, но ему было ясно: Тримейн явно готов к нему, при условии, что оно будет взаимным. Даже если Алва ударит первым, Ворон все равно останется пришпиленным к земле, как бабочка к обоям, и Феншо-Тримейн, даже умирая, успеет утащить его за собою в Закат.

      Секунданты отступили. Дуэлянты, нагнувшись, подняли колишемарды с земли. Манрик, лицо которого заметно посуровело, подал знак начинать.

      Феншо-Тримейн не стал "ощупывать" своего противника, как говорят фехтовальщики: сегодня он видел достаточно. Он бросился в атаку с такой яростью, что, не будь Алва привязан, ему пришлось бы отступить. Ненависть удесятерила чутье капитана Кремонского полка, и его защита была такой же безупречной, как нападение. Он сделал ложный выпад, целя Ворону в бедро, сделал финт и со всей силы ударил Алву в грудь тонким, как игла, клинком колишемарда.

      Раздался глухой стук, звон и пронзительный человеческий вопль.

      - А-а! - вопил кавалер Дарави в ужасе, подняв руку.

      Свидетели, подавшиеся было вперед, теперь шарахнулись назад. Манрик едва не разинул рот от изумления. Дарави показывал прямо на медальон Повелителей Ветра, болтавшийся в проделанной шпагой прорехе рубахи.

      Фамильный знак только что спас жизнь своему хозяину.

      Феншо-Тримейн, покачиваясь, будто он стоял не на земле, а на палубе корабля, в полном недоумении смотрел на обломок колишемарда в своей руке. Валме удивился, почему Алва не атакует, и только тут заметил, что из спины капитана торчит острие клинка. Ворон так и не выпустил эфес, словно не мог держаться на ногах без этой опоры.

      В этот момент Феншо-Тримейна качнуло вперед, и он начал падать прямо на своего убийцу. Алва попытался отступить назад, забыв про опутывающие его ноги ремни. Оступившись, он тяжело рухнул на землю, успев при этом только инстинктивно подхватить труп своего противника.

4

      Покидая опустевший Новый дворец, кардинал Сильвестр буквально кипел от противоречивых чувств. Надо же было так глупо попасться! Насмешники наверняка назовут сегодняшний день Днем Одураченного кардинала. О, он никогда не был пугливым человеком, напротив: ощущение опасности всегда подстегивало его. Однако сейчас он с трудом удерживался от того, чтобы не пуститься бегом по обезлюдевшим дворцовым коридорам, подхватив полы сутаны. В голове билась единственная мысль: Алву следует отправить в Фельп, как только он протрезвеет!

      Двор напоминал разгромленный птичник, в котором похозяйничал матерый волк. Хищник затаился где-то недалеко: кардинал даже спиной чувствовал на себе его пристальный взгляд. Но куда сильнее страха была злость на себя. О чем он думал вчера, Леворукий и его кошки?! Должно быть это шадди ударил ему в голову, что он так благодушно отмахнулся от известий о дуэли! Велика важность, говорил он себе, если Рокэ прикончит пару-тройку Людей Чести. Их поголовье давно пора сократить. Слепец, ротозей, простофиля!.. Не иначе как он заразился наивностью от Агния.

      По счастью, в пустом дворце Сильвестру встретился Маркус Фарнэби. Благослови Создатель сплетников! Маркиз всегда отличался исключительным чувством самосохранения, поэтому и не ринулся на Старую Часовенную улицу вместе со всем двором. Он скромно дождался кардинала. Приятно видеть, что дальновидные люди еще не списывают тебя со счетов, как поторопились сделать ослепленные враги...

      Фарнэби в подробностях описал Сильвестру сцену, произошедшую сегодня в Старом парке во время прогулки короля.

      В час дня, в полном соответствии с этикетом, его величество под руку с ее величеством в сопровождении придворных дам и кавалеров степенно шел по главной аллее, когда на ее противоположном конце показался барон Жан-Филипп Феншо в глубоком трауре и с еще более траурной гримасой на морщинистом лице.

      Старик не появлялся во дворце со времени своего отъезда в Эпинэ по случаю смерти сына, поэтому король приветствовал осиротевшего отца милостивым жестом.

      - Мы соболезнуем вашей утрате, барон, - сказал он, жалуя Феншо руку для поцелуя.

      - Благодарю вас, ваше величество, - ответил старик гулким голосом, словно у него был заложен нос. - Видит Создатель: никто не оплакивал своего сына так, как я! И все же я был бы готов потерять его снова, если бы это избавило меня от горя принести страшную весть вашим величествам.

      Удивленный король одернул руку.

      - О чем вы?

      - Весть эта не столько для вас, государь, сколько для ее величества, - ответил Феншо, горестно опуская голову, словно не осмеливаясь взглянуть королеве в лицо.

      - Говорите же, дорогой барон! - порывисто воскликнула Катарина, подавшись вперед и судорожно сжимая руку мужа словно в поисках опоры...

      Лицемерная кошка! Сильвестр готов был прозакладывать душу Леворукому, что она уже знала новость: дуэль закончилась больше получаса назад, и королеву наверняка успели известить. У нее было время ко всему приготовиться. Сильвестр поклялся бы, что это она сама и надоумила Феншо отправиться в парк, чтобы разыграть перед королем слезливую сцену...

      - Государыня! - произнес Феншо, и его выцветшие глаза влажно заблестели. - Простите меня, что я прихожу к вам вестником несчастья! Но я верный вассал вашего брата, который был так добр, что называл меня своим другом, и великодушно согласился считать мой дом своим. Я не мог не выполнить обещания, ставшего для меня священным. Крепитесь, ваше величество. Ваши братья, граф Энтраг и его сиятельство граф Ариго дрались сегодня на дуэли с господином Первым маршалом. Они отстаивали свою честь и честь всей вашей фамилии... И погибли.

      Катарина вскрикнула и без чувств повалилась на землю к ногам короля. Бедный Фердинанд весь затрясся от ужаса и неловко нагнулся, чтобы поднять жену.

      Свита загудела как встревоженный улей. Фрейлины кинулись на помощь ее величеству, придворные дамы поднесли носовые платки к глазам. Вызов произошел вчера в присутствии множества свидетелей, о нем знали все, но новости о том, чем закончился поединок, еще не успели распространиться при дворе. Возбужденные мужчины столпились вокруг барона Феншо, совершенно позабыв о приличиях.

      Минут через пять Катарина Ариго соблаговолила, наконец, открыть глаза. Опираясь на руки своих приближенных, она поднялась с земли, но только для того, чтобы снова рухнуть к ногам короля - на сей раз на колени.

      - Ваше величество, мой возлюбленный государь! - воскликнула она, плача в голос. - Клянусь вам: мои братья не были виноваты в том, в чем их обвинили! Вы видите сами! Они предпочли кровью смыть подозрение в измене вашему величеству! Эта мерзкая клевета... Она довела их до отчаяния!

      И Катарина, рыдая, принялась ломать себе руки.

      - Государь, граф Ариго прожил у меня в доме свои последние дни, - вставил барон Феншо. - Я знаю: только извращенный ум мог заподозрить его в намерении подстроить резню своим единоверцам!

      - Но господин Первый маршал обнаружил в его доме компрометирующие бумаги... - робко забормотал король, испуганный истерикой жены.

      - Полно, ваше величество! - возразил барон. - Неужели вы всерьез верите, что, вывезя ковры и мебель, граф мог бы оставить в доме такие бумаги?.. О нет, государь! Мой добрый сеньор говорил вам правду и повторил ее судьям в Багерлее: он получил анонимное предупреждение, что люди его высокопреосвященства планируют нападение на его дом. Опасаясь ложного навета, граф всего лишь принял необходимые меры предосторожности.

      Королева с мольбой протянула руки к мужу. Ее лицо было залито слезами.

      - Государь! - воскликнула она. - Вы видите: Октавианская ночь продолжает убивать! Мои бедные братья не смогли жить с клеймом предателей. Они бросили вызов тому, кого считали виновником своих бед. Но их убила не шпага Первого маршала, а происки тайных врагов! Клеветники держатся в тени, как подлые убийцы, но их злобные наветы отравляют воздух вокруг вас! Они лишают вас самых лучших слуг, самых близких друзей!.. Ни один Человек Чести, государь, не станет терпеть обвинения во лжи и предательстве! Ни один Ариго не снесет подозрения в неверности своему королю!.. О, мой возлюбленный супруг! Если бы меня заподозрили в измене вашему величеству и ваше величество усомнились бы во мне... я предпочла бы умереть, как мои братья!

      Бедный муж-рогоносец! Если б все было так, Катарина умерла бы уже тысячу раз. Впрочем, может быть, король понимал супружескую верность исключительно в высокодуховном смысле?..

      Фердинанд, едва не плача сам при виде горя жены, протянул к ней руки, желая помочь ей подняться. Королева, так и не встав с колен, обняла венценосного супруга, словно надеясь обрести утешение у него на груди. Придворные дамы рыдали навзрыд, причем Дженнифер Рокслей трубила носом, словно загонщик в охотничий рог. Вся главная аллея наполнилась вздохами и судорожными всхлипами. Барон Феншо лил слезы, не скрываясь. Мужчины делали вид, что растроганы, кое-кто из них даже извлек из карманов носовые платки. Если бы эту мизансцену видели актеры Золотого театра, они удавились бы от зависти.

      Немедленно вернувшись во дворец, король вызвал к себе секундантов сегодняшнего поединка. Но явились не все: виконта Валме Манрик успел отправить с докладом к кардиналу, а Джеймс Рокслей остался в доме герцога Придда у одра графа Гирке, который был еще жив. Супрем прислал во дворец посыльного с обещанием сообщать его величеству о состоянии здоровья раненого брата.

      Те, кого королевские гвардейцы доставили в Большой зал на допрос, были немногословны, кроме некого кавалера Дурави. Провинциальный эпинский дворянчик оказался чрезвычайно красноречивым субъектом. Из его слов прямо вытекало, что герцог Алва заключил договор с Леворуким и расправился с пятью благородными вельможами (двое из которых к тому же были родственниками короля) при помощи нечестивой магии своего мерзопакостного покровителя. Клинок Артура Феншо-Тримейна, разлетевшийся как стекло от удара о медальон Повелителя Ветра, произвел на собравшихся неизгладимое впечатление. Даже Манрик не нашелся что возразить.

      Словом, дело принимало скверный оборот. Ее величество, заламывая руки и периодически пытаясь упасть в обморок (придворные дамы тут же хлопотливо подносили ей соли и обмахивали веерами), твердила, что дуэль была отчаянной попыткой Людей Чести спасти свое доброе имя от интриг коварных недругов. Недругов по имени пока не называли, но чувствовалось, что до этого недалеко. Вся оппозиционная партия пела с ней в унисон. Король беспомощно крутил головой, пытаясь найти и не находя кардинала, за которым он тоже послал. Но все было предусмотрено. Гонца задержали королевские стрелки.

      Сильвестр был вынужден признать, что сильно недооценил покойного Ги Ариго. Тот, разумеется, был мерзавцем, но отнюдь не был ни трусом, ни дураком. Алва выдержал пять дуэлей сряду, но победив противников, проиграл. Граф Ариго оставил на руках у королевы такие козыри, что с ними можно было завершить всю партию в пользу Людей Чести. Искусная сестрица, вполне достойная своего брата, разыграла комбинацию наилучшим образом.

      Виконт Валме не успел ни о чем предупредить Сильвестра. Его высокопреосвященство задержали два Луи: старый граф Феншо-Тримейн и его третий сын, епископ Риссанский.

      Это стало для кардинала неприятным сюрпризом. Он полагал, что преосвященный Луи-Поль пребывает в своем наследственном Ла-Риссане, ради которого он согласился принять священнический сан. Однако оказалось, что капитан Феншо-Тримейн прибыл в столицу не один: отец и брат последовали за ним спустя несколько дней. Его кровь еще не успела высохнуть на плитах Нохского аббатства, как молодой епископ в сопровождении отца и целого выводка святых отцов с ходу взял дом кардинала.

      - Я помчался следом за Артуром как только узнал от отца о его намерениях, - утверждал Луи-Поль не краснея. - Я был готов остановить дуэль даже ценой собственной жизни! Я думал о примирении и покаянии... Но что я услышал здесь, монсеньор! - патетично восклицал юнец. - Вы, вы, глава нашей святой церкви, знали о вызове и не сделали ничего, чтобы остановить смертоубийство! Вы, имеющий влияние на герцога Алву больше, чем кто-либо другой, даже не попытались отговорить его! Я потрясен, ваше высокопреосвященство! Кровь моего брата и других несчастных на ваших руках!

      Потрясение двадцатидвухлетнего епископа Риссанского нисколько не тронуло бы кардинала, если бы оно не означало потрясения всех церковных кафедр Эпинэ: эта семья имела большое влияние.

      - Ваше поведение наводит на мысль, ваше высокопреосвященство, - ядовито прошипел граф Феншо-Тримейн, - что герцог Алва действовал по вашей указке!

      - Как я могу убедить мою паству, - продолжал молодой епископ со слезами на глазах ("а он далеко пойдет..."), - как я сам могу теперь поверить, что Октавианская резня состоялась не по вашему благословению, ваше высокопреосвященство?..

      Отец и сын выматывали кардиналу душу больше двух часов. К тому моменту, как они покинули его, королева уже успела уговорить супруга отправиться вместе с ней в особняк барона Феншо, чтобы проститься с ее погибшими братьями.

      Фердинанд поехал. Счастье еще, что у него хватило ума сделать это неофициально. Тем не менее, почти весь двор кинулся следом за ним.

      Тела Килеана и капитана Феншо-Тримейна также доставили в дом к барону Феншо. Сильвестр не сомневался: молодой епископ Риссанский вместе со своим отцом прямо от него помчались науськивать короля перед красноречиво молчащими трупами.

      Алву пока не трогали. Сильвестр заехал в особняк на улице Мимоз прежде чем отправиться во дворец. Господин Первый маршал был пьян до беспамятства: то ли праздновал победу, то ли поминал души убитых противников. Он накачивался кэналлийской "кровью", словно намеревался восполнить ею свою собственную. Поговорить с Рокэ толком не удалось; тем не менее, из его слов выяснилось нечто такое, что внушило Сильвестру твердую надежду отыграть сегодняшнее поражение... Но Алву следовало отправить в Фельп завтра же! Его рука заживет по дороге.

      - Ваше высокопреосвященство!

      Сильвестр, который уже вышел из дворца на площадь и садился в карету, оглянулся. К нему со всех ног поспешал герцог Жоан-Эразм Колиньяр.

      - Ваше высокопреосвященство! Я слышал о дуэли, о вызове... Правда ли то, о чем мне поведал мой зять, супрем Фукиано?

      - Если вы имеете в виду дуэль герцога Алвы с пятью Людьми Чести, то правда.

      - Какое несчастье для ее величества королевы! Какое несчастье!.. Однако же Фукиано сказал мне, что при вызове упоминалось имя моего дорогого погибшего сына?

      Сильвестр внимательно посмотрел на собеседника сверху вниз. Чего хочет Колиньяр? Урвать свой кусочек от Рокэ, раз уж представилась возможность? Или.. что у него на уме?..

      - Садитесь, герцог, - любезно пригласил Сильвестр, похлопав по сиденью рядом с собой. - Мы поговорим по дороге.

      Колиньяр дал знак своим людям и легко запрыгнул в кардинальскую карету. Кучер тронул лошадей, и они неспешным шагом двинулись в путь.

      - Печальные события, дорогой герцог, - вздохнул Сильвестр, внимательно оглядывая вице-канцлера Талига.

      - Вы правы, ваше высокопреосвященство, - согласился тот, сокрушенно кивая головой.

      - Боюсь, эта злосчастная дуэль окончательно рассорит старую и новую знать нашей бедной страны, - продолжал кардинал. - Здравомыслящие люди, такие, как мы с вами, герцог, должны сделать все от нас зависящее, чтобы воспрепятствовать этому.

      - Увы, ваше высокопреосвященство. Не скрою от вас: со стороны герцога Алвы это было уже слишком. Убить двух братьев королевы, одного из которых, как я слышал, он просто зарезал как теленка... И это не говоря о Приддах и Феншо-Тримейнах!

      - Я полагаю, что герцога Алву спровоцировали, - доверительным тоном сообщил кардинал. - Вы знаете, он привык решать все дела с помощью шпаги, как и положено Первому маршалу... Признаюсь вам откровенно: я боюсь, что это дело связано с его оруженосцем.

      Колиньяр заметно насторожился.

      - С его оруженосцем?

      - Да. Но вы хотели о чем-то спросить меня, герцог?

      - О да. Мой зять Фукиано утверждает, что ныне покойный граф Килеан упоминал в качестве причины для вызова моего несчастного сына Эстебана?

      - Это правда, - подтвердил Сильвестр. - Во всяком случае, насколько мне известно. Покойник, разумеется, безнадежно опоздал, но все же он попытался отомстить за юного маркиза Сабве. Не его вина, что он не преуспел. Полагаю, что вы и ваша семья более не таите зла на беднягу.

      - О, ваше высокопреосвященство, я ни на кого не таил зла из-за той злополучной дуэли! Мой сын был виноват не менее других, а если погиб только он, значит, на то была воля Создателя. Я понимаю, что герцог Алва вступился за слабейшего. Лучшим доказательством моих слов служит то, что я никогда не пытался мстить ни его светлости, ни герцогу Окделлу...

      Ну, до Алвы тебе было не добраться, а насчет Окделла... Уж не Колиньяры ли стоят за теми покушениями, о которых Рокэ как-то рассказывал кардиналу?..

      - Вы снимаете огромную тяжесть с моей души, - признался Сильвестр, вздыхая с видимым облегчением. - Я глубоко привязан к этому юноше, хотя сам он ошибочно считает меня своим врагом.

      - Но вы сказали, ваше высокопреосвященство, что герцог Окделл как-то связан с сегодняшней дуэлью?

      - К несчастью, да. Как раз накануне того вызова, о котором мы с вами говорим, юноша рассорился со своим эром... и герцог Алва отказался от его услуг.

      Колиньяр остолбенел.

      - То есть как - отказался от его услуг? - осторожно спросил он.

      - Если называть вещи своими именами, то герцог Алва выгнал бедного молодого человека, - пояснил Сильвестр. - Первый маршал пришел к выводу, что он больше не нуждается в оруженосце.

      Колиньяр весь подобрался на сиденье, словно охотничья собака, унюхавшая дичь.

      - Алва отправил Окделла обратно в Надор? - деловито уточнил он.

      - О нет. Я сказал: выгнал. Бедный юноша оказался предоставлен самому себе, а Надор, как я понял, его не прельщает. Честно сказать, герцог, я очень боюсь, как бы, оказавшись на свободе, молодой человек не сделал неправильный выбор.

      - Что вы имеете в виду, ваше высокопреосвященство? - спросил сбитый с толку Колиньяр. - Разве герцог Окделл сейчас находится в особняке у старика Феншо?

      - Нет-нет. Я же вам говорю: ссора произошла раньше вызова. А вчера утром - хотя точнее сказать, ночью, так как дело было еще до восхода - герцог Окделл покинул столицу.

      Колиньяр смотрел на кардинала со все возрастающим недоумением.

      - В каком направлении?

      - Видите ли... - протянул Сильвестр, с трудом сохраняя на физиономии сокрушенную мину и удерживаясь от желания потереть руки, - сначала это было неясно... Мне не сразу доложили о произошедшем, иначе бы я, конечно же, воспрепятствовал такому легкомыслию... Но сейчас можно сказать с полной уверенностью: молодой Окделл отправился в сторону нашей юго-западной границы.

      Колиньяр едва не присвистнул.

      - Похоже, сын собирается повторить ошибку отца, - произнес он.

      - Именно. Вы понимаете, герцог, как я встревожен. Ведь вам, как вице-кансильеру Талига, известно, что так называемый принц Альдо недавно был выдворен из Агариса в Алат. Но если герцог Окделл, следуя советам ложных друзей, тоже приедет в Алат, он погубит себя и весь свой род! Оставить Талиг без разрешения его величества и присоединиться к Ракану значит стать государственным преступником. Его лишат титулов и состояния, у него отнимут дворянство, которому больше тысячи лет, а его мать и сестер ждет незавидная участь семьи изменника.

      - Однако он сам не может не понимать этого, - рассудительно заметил Колиньяр.

      Хм... Вряд ли волчонку сообщили маршрут. Во всяком случае, кэналлицы высадят Окделла именно на алатской границе. Интересно, что это было со стороны Рокэ? Обида? Недомыслие? Изощренная месть?

      - Он еще слишком юн... Я без промедления послал бы за ним, чтобы удержать от такого необдуманного поступка, но события сегодняшнего дня не позволяют мне остаться без кого-либо из моих людей.

      - Кстати, об этих событиях, - встрепенулся Колиньяр. - Не кажется ли вам, ваше высокопреосвященство, что партия королевы может потребовать от его величества созыва обеих Палат?

      Сильвестр поморщился. Какого труда ему стоило разогнать эти Палаты восемь лет тому назад! Впрочем, Колиньяр произнес "партия королевы"... Отлично. Может быть, ему и хотелось бы куснуть Рокэ, но навозник здраво оценивает свои шансы. Алва ему не по зубам, а Люди Чести никогда не примут его в свой круг. К тому же у него перед носом замаячила возможность разделаться с Окделлом...

      - Полагаю, что мне удастся переубедить его величество, - сказал кардинал таким уверенным тоном, словно двор еще находился в Новом дворце, а его величество, как и положено в этот час, вкушал обед, а не обвинительные речи врагов его высокопреосвященства. - В конце концов, у нас есть Генеральный прокурор.

      - Маркиз Орилья́н кэналлиец, - словно мимоходом заметил Колиньяр.

      - Прежде всего маркиз Орильян слуга закона, - тонко улыбнулся кардинал. - А закон един для всех. Поединки дозволены королем, и сегодняшняя дуэль прошла честно.

      С глупыми слухами о магии разберемся позже...

      - Но если герцог Окделл имеет отношение к произошедшему, - настойчиво продолжал Колиньяр, - он должен дать показания перед Генеральным прокурором и Большим Советом.

      - Таков его долг, герцог. И это еще одна причина, которая заставляет меня жалеть, что я не могу поспешить следом за этим юношей... Его свидетельство могло бы оказаться неоценимым.

      - Я готов услужить вам в этом, ваше высокопреосвященство, - предложил Колиньяр. - Я сам сегодня же отправлюсь к границе и обещаю вам гнать лошадей не жалея.

      - О, дорогой герцог, вы истинный друг! Вы чрезвычайно меня обяжете. Догоните этого славного молодого человека и ради Создателя объясните ему, на какую долю он обрекает себя и свое семейство!.. Впрочем, в том маловероятном случае, если меня ввели в заблуждение и герцог не движется к Алату, все равно постарайтесь нагнать его и убедить вернуться.

      - Я сделаю все, о чем вы говорите, - заверил Сильвестра Колиньяр. - Однако не исключено, что он отнесется к моим словам с недоверием. Кроме того, невзирая на все мои старания, он может пересечь границу раньше, чем я нагоню его. В этом случае, ваше высокопреосвященство, я отказываюсь его покрывать. Должен предупредить заранее: если Окделл поедет в Алат к предателю-Ракану, я не стану молчать и сообщу его величеству об измене, как и велит мне мой долг верноподданного.

      - Упаси меня Создатель, герцог, уговаривать вас покрывать изменника! - ужаснулся кардинал. - Нет, никогда! Вы поступите так, как должно. Если герцог Окделл выберет ложный путь, пусть последствия падут на его голову. Но я надеюсь, что до этого не дойдет. В противном случае... Признаюсь вам откровенно, герцог, я питаю к этому юноше такую отеческую привязанность, что предпочел бы видеть его скорее мертвым, чем опозоренным!

      Герцог Колиньяр и кардинал обменялись многозначительными взглядами. В конце концов, эпинэц всегда поймет эпинца.

      - Я понимаю вас, как никто, ваше высокопреосвященство, - сочувственным тоном проговорил Колиньяр. - Если бы нечто подобное могло произойти с моим собственным сыном, я сказал бы то же самое!

      Ну, с Окделлом покончено. Сильвестр почувствовал себя таким взбодрившимся, словно он только что выпил чашечку шадди. Об этом, кстати, стоило подумать... Если заменить одну чашку на одного врага... положительные последствия для здоровья очевидны.

      Однако Колиньяра не грех и подстегнуть. Месть, конечно, прекрасное чувство, но у таких людей, как любезный герцог, она может основательно подостыть, прежде чем он выберет удобный момент для решительных действий. Охотничья собака должна знать, что после удачной травли она получит сытную, сладкую косточку.

      - Я надеюсь, вы внушите герцогу Окделлу, что вернуться в Олларию не только в его интересах, но и в интересах его сестер, - продолжал Сильвестр. - Старшей из них уже семнадцать, пора подумать о ее замужестве. Юная леди Айрис могла бы составить прекрасную партию какому-нибудь молодому человеку, своему ровеснику. Разумеется, он не может происходить из Людей Чести. Поймите меня правильно, дорогой герцог: все эти внутриклановые браки только разделяют Талиг. Мы должны объединять государство посредством счастливых союзов. Но, с другой стороны, справедливость требует, чтобы столь знатная девушка не теряла при замужестве своего высокого титула. А поскольку ее будущий супруг будет так же молод, как она сама, за ним должна стоять преданная королю влиятельная семья, способная принести процветание в многострадальный Надор... Простите, герцог, что болтливый старик обременяет вас своими заветными думами... Но вы способны понять меня как никто другой. Ведь ваш брат Фернан, нынешний маркиз Сабве, так прекрасно справляется с обязанностями губернатора Эпинэ... Кстати, прошу вас поздравить его от моего имени с успехами вашего старшего племянника. Отрадно видеть, что сыновья столь верной королю семьи заканчивают Лаик лучшими из лучших.

      Герцог Колиньяр, жадно следивший, куда клонит кардинал, едва не облизнулся.

      - Благодарю вас, ваше высокопреосвященство. Фелипе-Луиш еще при поступлении обещал мне не посрамить памяти моего дорогого сына, своего кузена. Вам ведь известно, что виконт Эммануилсберг, главный церемониймейстер двора, пожелал взять его себе в оруженосцы?

      - Прекрасное начало карьеры, - любезно кивнул кардинал.

      - Конечно, он еще мальчик, ему всего семнадцать, - продолжал любящий дядя, - но он предан королю и Талигу так же, как я и мой брат. Со временем, если будет на то воля Создателя, именно он станет следующим герцогом Колиньяром.

      - Создатель не допустит, чтобы прервался род, четыреста лет безупречно служивший династии Олларов, - горячо уверил его Сильвестр.

      Сколько же сорняков еще придется корчевать!

      - Вы не останетесь выпить со мною чашечку шадди? - спросил кардинал, когда карета остановилась и лакей открыл дверцу.

      - Благодарю за честь, ваше высокопреосвященство. Но важная миссия, возложенная вами на меня, не терпит промедления. С вашего позволения я сегодня же оставлю столицу.

      Сильвестр вышел из кареты, опираясь на заботливо подставленную руку Колиньяра, оттеснившего слуг. Едва ступив на землю, кардинал торжественно возложил ладонь на голову своего собеседника.

      - Благословляю вас, сын мой. Да пребудет с вами милость Создателя нашего.

      Колиньяр, низко поклонившись, поцеловал кардинальский перстень. Затем, подозвав своих людей, он вскочил на коня и покинул двор.

      Сильвестр поднялся в кабинет, чувствуя себя таким бодрым, словно только что от души напился шадди. Если ему удастся завтра же отправить Рокэ в Фельп... Превосходно! Большой Совет соберется, и Генеральный прокурор безупречно выполнит свои обязанности. Только рассматривать он будет не жалобы Людей Чести, а государственную измену герцога Окделла.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"