Глава I. ОГНЕННАЯ НОЧЬ

5-6 день Летних Молний, 399 год Круга Скал. Граши́, Алат

1

Робер Эпинэ нашёл Жана-коновала у стен монастыря, где кипела оживлённая торговля свечами, освящёнными на сегодняшней утренней службе, - дешёвыми, по полгроша каждая, и подороже, по две деньги связка. Тут же покупали медные семисвечники, до блеска натёртые воском, и всевозможные кропила: жители Граши́ готовились встречать Огненную ночь.

- Семь свечей - две деньги! Семь свечей - две деньги! - кричали монахи, ловко принимая монеты и отсчитывая сдачу. Возле столов для милостыни суетились окрестные жители, щедро заваливая их корзинками со снедью и кувшинами с молодым вином. Гомон вокруг царил такой, что Робер почти не слышал собственного голоса.

Жан-коновал (ныне смиренный брат Янош) стоял напротив Иноходца, переминаясь с ноги на ногу, и с плохо скрытым нетерпением ожидал, когда господину наскучат бесполезные уговоры и он, наконец, отпустит своего собеседника восвояси. Через плечо раскаявшегося разбойника свисала вместительная холщовая сумка, набитая разнообразными свечами, а с пояса - монастырский кошель для сбора пожертвований.

Робер вздохнул. Он второй день убеждал Жана-коновала бежать вместе с ним в Эпинэ и почти изверился в согласии разбойника.

- Я дам тебе за помощь всё, что ты попросишь, - безнадёжно повторил он.

- Ничего мне не нужно, ваша светлость, - отвечал бывший бандит, не поднимая глаз, но твёрдым голосом. - Проклятые деньги едва не довели меня до погибели. Я дал обет отречься от них. Его преподобие принял меня в послушники и снабдил всем, чем нужно. Поэтому прошу вас: позвольте мне вернуться к моим обязанностям.

- Но я же не уговариваю тебя снова стать грабителем! - продолжал убеждать Робер. - Просто проведи меня через алатскую границу, вот и всё. Ты знаешь там каждую тропинку. А как только мы окажемся в Талиге, я отпущу тебя обратно и не стану чинить никаких препятствий.

Жан-коновал, по-прежнему не поднимая глаз, покачал головой.

- Ваша светлость вернётся домой и без меня, - ответил он. - Его преподобие поможет вашей светлости, если ваша светлость попросит о помощи. А я обещал богу повести остаток моей жизни здесь.

"Какой же я дурак!" - мысленно хлопнул себя по лбу Иноходец. Конечно же, всё дело в том, что бывший разбойник попросту не хочет попасться в руки эпинских властей: те наверняка не окажут никакого снисхождения гальтарскому грабителю, пусть и раскаявшемуся.

- Слушай, - сказал он, - я понимаю: ты боишься, что, если нас схватят по дороге, тебя повесят за старое. Но не тревожься: я обещаю, что в этом случае я сам поручусь за тебя, а как только мы доберёмся до Эр-Эпинэ, я дам тебе полное помилование. Ты ведь родом из гальтарских крестьян, не так ли? Значит, ты должен знать, что герцоги Эпинэ могут миловать своих подданных по собственному усмотрению.

Жан-коновал впервые поднял глаза на Робера. В них не было ничего, кроме покорности и смирения.

- Я знаю, монсеньор, - просто сказал он, - и благодарю вашу светлость за доброту. Но, не в упрёк будет сказано вашей светлости, вы больше не хозяин в своём доме. Если люди губернатора поймают нас, несдобровать нам обоим. Только вашу светлость, вероятно, просто арестуют, тогда как меня вздёрнут на первом попавшемся дереве.

Это была правда, и Иноходец промолчал, не найдя убедительного ответа.

- Ваша светлость сами изволите видеть, - продолжал Жан-коновал тихим рассудительным тоном, - вам нечем прельстить меня, а мне нужно только покаяние. Все деньги и ценности капитана Паганаччо я пожертвовал монастырю, а милости жду только от Создателя. Желаю вам здравствовать, ваша светлость.

Разбойник низко поклонился, собираясь удалиться.

- Постой, - удержал его Робер, - но ведь у тебя в Гальтаре наверняка осталась какая-нибудь родня или хотя бы... женщина? Разве ты не хотел бы помочь ей? Я обещаю тебе...

- У меня никого нет, ваша светлость, - перебил его Жан-коновал, не разгибая спины, и бочком тронулся в сторону монастыря.

- Нет, подожди, - опять удержал его Робер, - если ты переведёшь меня через границу, я не стану совать тебе деньги и помилование. Я дам тебе... Я подарю тебе корову. Это ведь не деньги, так? А ты сможешь отдать её кому захочешь перед тем, как вернёшься сюда, в монастырь.

Жан-коновал медленно выпрямился, неверящим взглядом уставившись на Робера. Корова! Мечта всякого бедного эпинского крестьянина, предел его благополучия! Бывший гальтарский разбойник, подавшийся на большую дорогу от нищеты, на секунду даже перестал дышать. Робер понял, что попал в цель, и тут же почувствовал себя последним мерзавцем.

- Ты выберешь её сам, - торопливо проговорил он, ощущая себя по меньшей мере Леворуким и мысленно обещая отдать корову семье Жана, даже если тот бросит его на полпути, - возьмёшь любую с моей фермы, хоть самую лучшую. А если ты боишься, что её сочтут краденой, я дам тебе дарственную за моей личной подписью и печатью.

Руки и губы Жана вдруг мелко задрожали, и он отшатнулся от Робера как от зачумленного.

- Грех вам так говорить, ваша светлость! - воскликнул он с неожиданной горячностью. - Когда вы были господином в Эпинэ, то, небось, и кувшина молока никому не подали! А теперь, когда вам пришла нужда в разбойнике... Эх!.. Корову сулите!

- Слушай, братец... - смутился Робер: он и в самом деле никогда не интересовался эпинскими крестьянами.

- Нет у меня родни! - выкрикнул Жан-коновал едва ли не с яростью. - Отец с матерью давно померли! А других и не было никого! Оставьте меня, прекратите, перестаньте мучить!

И новообращённый послушник чуть ли не бегом кинулся прочь за спасительную ограду монастыря. Иноходец тоскливо посмотрел ему вслед: на душе у него было мерзко.

Где-то в толпе промелькнуло знакомое сдобно-сладкое лицо, и Робер обернулся, вглядываясь: не почудилось ли ему, что виконт Валме здесь и наблюдает за ним? Однако обзор перекрыла телега, выезжающая с монастырского двора: Вицушка гордо восседала на корзинах, наполненных бурдюками с освящённым вином и белыми свечами. Поселившись в Сакаци, Матильда решила встретить Огненную ночь как полагается.

Молниеносно пригнувшись, Марсель сделал вид, будто ищет на земле оброненную монетку, спрятавшись за спиной у дородной горожанки.

- Вино святого Фю́лёпа! Вино святого Фюлёпа! - надрывались служки, наполняя кропильницы, которые наперебой подставляли им десятки рук одновременно. Осторожно выпрямившись, Валме стал подбираться поближе к той стене, за которой скрылся Жан-коновал. Откровенно говоря, Марсель не испытывал ни малейшего желания идти в монастырь - тем более в мужской! - однако Рокэ ясно потребовал, чтобы бывший разбойник был доставлен к нему для дачи показаний. Сам Марсель считал эту меру совершенно излишней. Увы! Мнение офицера по особым поручениям не интересовало господина Первого маршала.

Доставка разбойника в Олларию могла стать проблемой - аббат Олеций отнюдь не собирался выдавать в Талиг спасённую от погибели овечку. К счастью, молодой Эпинэ настойчиво искал встречи с бывшим гальтарским бандитом. Из-за стоявшего вокруг гвалта Марселю не удалось разобрать тему их беседы, однако было ясно, что Жан-коновал отнюдь ей не обрадовался и сбежал, едва представилась возможность.

Неужели Алва угадал, и со смертью юного Окделла действительно не всё так гладко, как казалось поначалу? Марсель приподнялся на цыпочки и, украдкой выглянув из-за плеча какого-то дылды, нашёл глазами молодого Эпинэ. Тот с похоронной миной принимал благословения настоятеля, вышедшего за ворота, чтобы лично почтить людей принцессы Ракан. Телега с вином и свечами тем временем уже поворачивала на проезжую дорогу: стало быть, что бы не связывало его с бывшим бандитом, Эпинэ собирался ехать обратно в Сакаци.

Путь был открыт. Марсель ловко протиснулся к свечным лавкам, поставленным прямо у монастырских стен, и, купив полгрошовую свечу - нет, он не скупердяй, но святой Фюлёп обойдётся, - уверенно направился к церкви святого Гермия. Набожные алатцы шли туда поклониться праздничной иконе. Было вполне возможно, что кающийся разбойник забился внутрь и замаливает прошлые грехи в одном из приделов.

Но, хотя в церкви толпилась тьма народу, серой послушнической рясы нигде не было видно. Поразмыслив, Марсель поставил свою свечку святому Фюлёпу, прося пособить в поисках. Чудотворец оказался своекорыстен и мстителен: не только не помог, но ещё и подгадил. Когда Марсель, прикинувшись погружённым в благочестивые размышления, попытался выйти через боковую дверь на закрытую территорию, какой-то монашек вежливо, но непреклонно, преградил ему путь. Марсель принялся путано объяснять на талиг, что хотел бы исповедаться местному аббату (благо тот был совсем в другом месте), но алатский варвар не понял ни слова. Он выпроводил Марселя обратно за ворота, что-то любезно и многословно объясняя - то ли правила монастыря, то ли местонахождение аббата. Вторично Марсель решил не рисковать.

Впрочем, дело шло к трём часам пополудни. Церковный ход начинался в шесть, и Жан-коновал должен был присоединится к нему вместе со всей братией. Тут-то и можно было бы улучить удобный момент и выхватить зазевавшуюся овечку из стада. Правда, лавры этого подвига придётся делить с кэналлийцами, выделенными Алвой под начало виконта Валме. До вечера они сидели затаясь: их характерная внешность слишком бросалась в глаза.

Тем временем расстроенный Эпинэ велел кучеру ехать прямиком во дворец. Прощаясь с аббатом, он едва не попросил отдать Жана-коновала себе во временное услужение, но тут же устыдился своей мысли: это была бы уже последняя подлость.

В Сакаци, куда телега прибыла через три четверти часа, царила предпраздничная суета. Матильда отдавала приказы, сойдя прямо во двор. В бытность её в Агарисе Огненную ночь отмечали скромно: обходили с освящёнными свечами дом, и только. Однако Сакаци всегда был провинциальным дворцом, жившим в ладу с окрестными земледельцами. Матильда, женщина просвещённая, знала, что некогда Огненная ночь являлась праздником первой жатвы. Поэтому сегодня нужно было позаботиться о вечерней процессии, об освящённом вине и свечах, об угощении, где главную роль играли плоды нового урожая. Знакомые с юности хлопоты вливали в Матильду новые силы.

Следом за принцессой робко выступала Мэллит, одетая в лёгкое платье алатского покроя. Её солнечные волосы были уложены в высокую причёску, искусно маскирующую их небольшую длину; тоненькую шейку обвивало жемчужное колье.

"Госпожа Мелитта Та́кози. Теперь её зовут Мелитта Такози", - напомнил себе Робер историю, сочинённую при активной помощи Матильды.

Юная госпожа Мелитта, очаровательно краснея, опиралась на руку Альдо, который вёл её по двору. Сюзерен крутил туда-сюда головой и строил забавные гримасы: местные обычаи были для него в новинку.

- Робер, хоть ты скажи мне, - шутливо взмолился он, когда Иноходец спешился, - неужели и у тебя в Эпинэ творилось то же самое?

- Конечно, творилось, - подтвердил Робер, чуть улыбнувшись недоумению друга. - Ведь мой дед был Повелителем Молний. Кто же, кроме него, мог возглавить процессию Истинного огня?

- Что?! Я должен буду возглавить сегодняшнее шествие?! - наигранно ужаснулся Альдо.

- Шествие поведу я, - добродушно вмешалась Матильда. - Тебе такое дело доверять нельзя: ещё затащишь нас всех в болото или в непроглядные дебри.

- А разве не в этом цель?! - легкомысленно воскликнул её внук и тут же схлопотал от бабки шутливый тычок.

- Гици принц притворяется, - проницательно заметила Вицушка, вылезая из телеги с корзинами, - гици принц всё понимает.

- Даю слово, что нет, - развёл руками "гици принц". - Зачем нам вечером обходить весь парк с зажжёнными свечами?

- Как будто ваше высочество не знаете!

- Расскажи, и я буду знать!

Вицушка вопросительно взглянула на Матильду, которая слушала эти пререкания со смеющимися глазами. Мэллит с застенчивым любопытством смотрела на служанку, но не посмела присоединиться к просьбе Альдо.

- Расскажи, - велела Матильда. - Мой внук вырос в Агарисе, а там другие обычаи.

- Ну, случилось как-то раз в одной местности в Золотой Анаксии, - несмело начала Вицушка, искоса поглядывая то на Альдо, то на Матильду, - что облюбовали её огненные демоны. За главного у них был колдун, служитель Астрапа, который раз в год, в самую жаркую ночь, созывал их резвиться на окрестные поля. А видом те демоны походили на огненных коней с пламенными гривами и хвостами, и там, где проходил их табун, начинался страшный пожар. В огне гибли и посевы, и люди, и целые деревни... И никакая вода не могла загасить колдовской огонь.

- Пирофоры, - неожиданно для самого себя брякнул Робер, заглядевшись на Мэллит.

Все с удивлением уставились на него. Он развёл руками и улыбнулся с извиняющимся видом.

- Кажется, так их звали. Простите, ваше высочество. Как-то само вырвалось.

Сюзерен с подозрением покосился на друга, но промолчал. Матильда только недоуменно приподняла брови.

- А дальше? - спросила Мэллит у Вицушки с детским любопытством.

- Да-да, рассказывай, милая, - оживился Альдо, не спуская глаз с Робера.

- Э-э... - несмело протянула сбитая с толку Вицушка. - Так вестимо, что дальше. Когда стало совсем невмоготу, жители пошли к одному отшельнику, верившему в нашего Создателя. Звали его Фюлёп. (Как и все алатцы, Вицушка выговорила имя святого на местный манер). И попросили его: избавь нас, Фюлёп, от губителей-демонов! Ведаем мы, что ты чтишь неизвестного нам бога, и обещаем: если твой бог окажется сильнее Астрапа, все мы перейдём в твою веру! И тогда Фюлёп, - продолжала Вицушка, указывая на свёртки со свечами, - велел каждому взять по семь свечей и освятил их перед алтарём. А в самую жаркую ночь приказал зажечь их и пошёл со всеми жителями туда, где как раз скакали демоны. А те, едва увидали шествие, сразу стали беситься, вставать на дыбы и бить копытами, но ничто им не помогло! Колдовской пожар сам по себе погас там, где проносили освящённый огонь. И погибли демоны, а все жители перешли в истинную веру. Так святой Фюлёп истинным пламенем одолел нечистое пламя, - закончила Вицушка, довольная тем, что ей дали закончить, не перебивая.

- То есть, зажигая эти свечи, мы спасаемся от огненных лошадей? - простодушно уточнил Альдо, переводя с Матильды на Робера невинный взгляд, лучившийся скрытым лукавством.

- Конечно, ты же сам только что слышал, - подтвердила Матильда.

- Тогда что же здесь делает целый Иноходец из Астрапова колена? - делано удивился принц, чувствительно пихая друга локтем под бок.

Робер неловко улыбнулся, Мэллит смутилась, а Матильда звонко расхохоталась.

- Дурень! - сказала она внуку. - Это оберег от летних пожаров. Так крестьяне просят святого защитить их урожай.

- Но это же глупо, Матильда! - запротестовал Альдо. - Ходить толпой с зажжёнными свечами, чтобы защититься от пожаров - это нелепо!

- Вот поэтому ты никуда и не пойдёшь! - объявила ему бабка решительным тоном. - Кому другому, а тебе и впрямь недолго спалить весь парк моего дражайшего братца!

- На твоём месте я бы тоже не ходил, - заговорщически сказал Альдо на ухо Роберу. - Повелителю Молний просто неприлично выступать против Астрапа заодно с Матильдой. Да она одна разгонит любой табун, хоть огненный, хоть обычный. Лучше помоги мне выбрать герб для Мелитты, - продолжал он уже обычным тоном. - Это подарок, и я хочу, чтобы он был красивым. Мне тут пришло на ум, что её герб должен соответствовать её имени. Меллит ведь означает "пчела"?

- Как будто бы, - подтвердил Робер, немного растерявшись от быстрой перемены темы.

- Отлично. Может получиться славная эмблема. Пчела на синем фоне - как тебе, а? Скромная, трудолюбивая и медоносная - точный портрет моей новоявленной родственницы.

Мэллит покраснела и пролепетала еле слышным голосом:

- Пусть решит царственная... Царственная знает...

- Пусть решит царственная бабушка, - строго перебил её сюзерен. - Запомни: если ты никак не можешь отучиться от своих гоганских штучек, то хотя бы прибавляй к ним правильные слова. Царственная бабушка. Первородный кузен. А что, неплохо! - оживился он. - Первородный кузен - звучит великолепно. Я, пожалуй, не откажусь так именоваться.

- А разве это не опасно? - с сомнением произнёс Робер. - Разве мы не решили, что Мэллит считается незаконнорожденной дочерью покойного барона Та́кози?

- Разумеется, решили. Но, раз уж Матильда взяла её под своё покровительство, слухи всё равно пойдут, - легкомысленно отмахнулся принц. - Досужие языки с радостью наболтают, что Мелитта - внучка Матильды от какой-нибудь юношеской интрижки с другом детства. Не расстраивайся, - ласково подбодрил Альдо окончательно смутившуюся гоганни, - для Матильды это пустяки, а для тебя так гораздо лучше: никто не догадается, кто ты есть на самом деле. Так что насчёт герба? - снова обратился Альдо к Роберу. - Я собираюсь подарить его Мелитте в честь сегодняшнего праздника.

- Пчела на синем фоне? - задумчиво протянул Робер, мысленно представляя себе геральдический щит и фигуру. - Чёрное с золотом?

- Только золото! - решительно возразил Альдо. - Чёрное не мой цвет.

- А не слишком просто?

- Благородное и должно быть простым, - заявил сюзерен решительно. - Впрочем, пойдём, я набросаю эскиз, и тогда решим, подходит ли он для Мелитты. А ты останься с Матильдой, - распорядился Альдо, высвобождая руку, которой до сих пор поддерживал гоганни: - тебе полезно поучиться, как госпожа ведёт хозяйство. Ведь теперь ты почти член нашей семьи.

Добив бедную гоганни этим заявлением, Альдо взял под руку Робера и потащил его в сторону дворца. Однако к обсуждению герба он так не вернулся: эскиз оказался всего лишь предлогом.

- Что-нибудь решилось с твоим отъездом? - спросил он, когда они отошли на приличное расстояние, испытующе заглядывая в лицо Роберу. - Тебе удалось договориться с аббатом Олецием?

- Мне было неловко его просить, - пробормотал Робер, застигнутый врасплох этим прямым вопросом. - Я думал воспользоваться помощью того разбойника... ну, помнишь, который сообщил нам о гибели Дикона.

- И что? - Альдо внимательно смотрел на Иноходца.

- Похоже, он уже принёс монашеские обеты. Боюсь, мне всё же придётся написать в Агарис кардиналу Левию, - признался Робер.

Сюзерен задумался.

- Может, это и к лучшему, - медленно проговорил он. - Я не рассказывал тебе об этом, но... У меня есть план нашего возвращения в Талиг.

- Совместного возвращения? - уточнил удивлённый Робер.

- Да, - после небольшой паузы подтвердил сюзерен. - Конечно, ты очень пригодился бы мне в Эпинэ, - почти сразу же признался он с извиняющейся улыбкой, - но провинция в любом случае подчинится тебе. А если ты будешь рядом со мной, - договорил он, пожимая Роберу руку, - я ни на секунду не усомнюсь в успехе.

- И что за план? - вяло поинтересовался Робер.

- Ты узнаешь о нём сегодня вечером, - пообещал Альдо. - Когда начнётся церковный ход, скажи Матильде, что останешься у себя, а как только все вернутся, спускайся в перголу на южной стороне дворца. Я буду ждать тебя там. То есть мы оба: я буду вместе с Мэллит.

- Мэллит? При чём здесь Мэллит? - воскликнул Робер, поражённый до глубины души.

- Увидишь. И предоставь вести переговоры мне. Кстати, всё-таки напиши сегодня кардиналу Левию, - задумчиво добавил сюзерен. - Поблагодари его за сообщение о смерти деда и за участие в твоей судьбе. Займись этим прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Агарисский голубок может нам ещё очень пригодиться.

И Альдо, дружески кивнув Роберу на прощанье, отравился догонять Матильду с Мэллит.

Робер уныло поплёлся к себе, но над письмом корпел недолго: условные вежливые фразы сами ложились на бумагу, хотя мысли витали очень далеко. Похоже было на то, что сюзерен действительно серьёзно озаботился возвращением в Талиг и задумал для этого целую операцию. Опять политические интриги, опять война с собственной родиной! Робер вспоминал Сагранну, Варасту, бириссцев и кагетов, и сердце его тревожно ныло. Эгмонт и дед уже мертвы, а поднятое ими восстание всё ещё продолжается, втягивая в порочный круг новые и новые жертвы. Вот теперь Альдо зачем-то решил использовать Мэллит. Неужели недостаточно мужчин, погибших понапрасну? Неужели мало того, что умер бедный Дик? Ну нет! Возможно, что в конечном счёте сюзерену и улыбнётся удача, но что, если их снова ждёт поражение? Что тогда произойдёт с Мэллит? Решено: он останется и попробует убедить Альдо отказаться от неведомой интриги, если она способна навредить девушке.

Придя к такому выводу, Робер запер незаконченное письмо в столе и спустился вниз. Во дворце суетились слуги, однако Матильда с Альдо ещё не вернулись с прогулки. На парковых дорожках толпился народ, собирающийся на праздничное шествие, и Робер замер на крыльце, пытаясь высмотреть высокое белое перо на шляпе сюзерена.

- Ваша светлость уже собрались в дорогу? - вдруг выдохнул прямо Роберу в ухо смутно знакомый хмурый голос.

Робер вздрогнул и обернулся: Жан-коновал в серой послушнической рясе как привидение стоял у него за спиной. Вместительная холщовая сумка, три часа назад набитая свечами, теперь была аккуратно завязана: судя по очертаниям, в ней лежал каравай хлеба и походная фляга с водой.

- Ваша светлость уже готовы идти? - по-прежнему хмуро поинтересовался разбойник, избегая встречаться с Робером глазами. - У нас есть ещё около часа на сборы.

- Я... э-э... передумал, - в замешательстве проговорил Робер, невольно отступая на шаг от послушника: его фигура почему-то показалась ему странно зловещей. - Не бойся: я больше не стану тревожить тебя напрасными уговорами. Ты можешь спокойно вернуться в монастырь.

Жан-коновал исподлобья взглянул на Робера пасмурными глазами.

- Ваша светлость пообещали мне корову, - напомнил он, - и дарственную за своей подписью и печатью, если я переведу вас через алатскую границу. Я согласен. Я ушёл из монастыря и мне больше некуда возвращаться.

- Я обязательно подарю тебе корову, - произнёс Робер, проклиная так некстати вырвавшееся у него обещание, - но... Не сегодня. Мы отправимся в Талиг завтра. Сегодня вечером я должен быть здесь...

- Мы отправимся сегодня или никогда, - угрюмо проговорил Жан-коновал, снова опуская глаза, - нынче церковный ход, и можно ускользнуть из монастыря незамеченным. Завтра я уже не смогу уйти с вами.

- Я попрошу аббата Олеция... - начал было Робер.

- Он не согласится, - перебил его бывший разбойник без всякой почтительности. - Завтра я должен принести монашеские обеты и провести ближайшие годы в строгом покаянии. Если вы взаправду нуждаетесь в моей помощи, я подожду ещё час, пока вы не соберётесь. А если вы просто посмеялись надо мной и посулили корову в шутку... Тогда пусть моя погибшая душа будет на вашей совести!

- Я готов идти, - признался Робер, сдаваясь. - Я собрался ещё два дня тому назад, когда говорил с тобой в первый раз.

Неудавшийся монах кивнул, словно это подтверждало его мысли.

- Тогда, ваша светлость... Проститесь с вашими близкими и седлайте коня, - произнёс он со спокойной решимостью. - Я взял в монастырской конюшне мула. Он привязан у северных ворот парка. Будет лучше, если мы выедем до начала церковного хода, чтобы не попасться на пути шествия.

- Хорошо, - согласился Робер. В конце концов он сам заварил эту кашу, так что нужно быть последовательным и радоваться: всё получилось так, как он хотел. - Жди меня с мулом у северного выхода. Я буду через полчаса.

Как неожиданно и не вовремя реализовалось его желание покинуть Сакаци и отправиться в Эпинэ! Найдя взглядом Матильду и Альдо на парковых дорожках, Робер сошёл с крыльца, мысленно намечая план дальнейших действий. Сначала он догонит Альдо и предупредит его о своём отъезде. А потом потихоньку попросит Матильду приглядеть за Мэллит. Принцесса взяла гоганни под своё покровительство и не позволит причинить девушке вред. К тому же, он почти наверняка неправильно истолковал слова сюзерена. Тот, скорее всего, не имел ввиду ничего серьёзного. Чем может помочь в восстановлении Раканов юная и неопытная гоганни?

2

Отыскивая Клемента (крыс гулял по дворцу в поисках угощения), Робер немного припозднился с выездом. До начала шествия оставалось не больше четверти часа, когда они с Жаном-коновалом вывели Дракко и монастырского мула за ворота парка. Бывший разбойник каким-то чудом успел хорошо изучить окрестности Граши; впрочем, вероятно, он бывал здесь прежде. Он уверенно повёл Робера окольной тропой, желая разминуться с праздничной процессией. Дракко, пофыркивая, ступал следом за мулом, однако его крысейшество, явно недовольный предстоящим путешествием, шумно возился в своей котомке и возмущённо верещал.

Дорога шла вверх, карабкаясь на один из пологих холмов, окружавших Сакаци. Взобравшись достаточно высоко, Робер как на ладони увидел людную процессию из дворни и окрестных арендаторов, которая толпилась у дворца, готовясь выступить на главную аллею со свечами и кропильницами. Короткий взмах рукой кого-то из монастырской братии - и снизу грянуло мощное пение сотни здоровых глоток.

Оглядываясь, Робер наблюдал, как церковный ход неуклюже тронулся вперёд, голося молитву на старогальтарском с забавным алатским акцентом. Такое же нестройное пение доносилось со стороны города и предместий, когда ветер менял направление.

Робер взглянул на Жана-коновала: тот угрюмо молчал, совершенно не интересуясь происходящим, и упорно направлял мула на запад. Заходящее солнце висело перед ними, как огромное блюдо, выставив огненный бок из-за холма, на который они поднимались. До сумерек оставалось никак не более часа.

- Послушай-ка, братец, - запоздало сообразил Робер, прикинув, что до полной темноты не так уж и далеко, - а может быть, нам стоило дождаться рассвета? Через три часа вокруг ничего не будет видно.

Жан-коновал не ответил. Роберу показалось, что бывший разбойник не расслышал его слов, целиком уйдя в свои мысли.

- Эй! - позвал он уже гораздо громче. - Где ты намерен остановиться на ночлег, братец?

Жан-коновал резко обернулся. Теперь он смотрел прямо в глаза, и Роберу вдруг померещилось, что под насупленными бровями и мохнатыми ресницами беглого послушника вспыхивает зеленоватое пламя. Но, конечно, это была лишь причудливая игра света и тени.

- Не извольте беспокоиться, ваша светлость, - глухо отвечал гальтарец странным ломанным голосом. - Ночи нынче ясные, и дотемна мы успеем ещё немало пройти. Там впереди, - и бывший разбойник указал куда-то на волнистую линию горизонта, - будет место, где нас примут как желанных гостей.

- Что за место? - спросил Робер чтобы поддержать разговор.

- Так, убежище, - после небольшой паузы отозвался Жан-коновал словно бы с трудом. - Мне приходилось хорониться там в былые времена. Не извольте беспокоиться, ваша светлость, - снова повторил он, силясь улыбнуться, отчего его как будто слегка перекосило, - я позабочусь о ваших нуждах как до́лжно. Вас ждёт сносный ужин и мягкая постель.

Глядя на метаморфозы, происходящие с лицом и голосом Жана, Робер запоздало усомнился в благонадёжности проводника. Что, если бывший разбойник решил взяться за старое и намерен заманить доверчивую жертву в ловушку? Однако Робер почти сразу отбросил эту мысль. Вероятно, беднягу просто терзали душевные муки, невольной причиной которых стал он, герцог Эпинэ. Богатый аристократ вынудил нищего послушника нарушить свои обеты и покинуть единственное место, где тот мог спокойно скоротать свой век, не боясь властей и прося милости у бога. Недостойно подозревать в преступных намерениях несчастного, у которого не было даже палки взамен оружия, тогда как у Робера имелись при себе и шпага, и кинжал, и пистолеты.

- Когда мы доберёмся до алатской границы? - поинтересовался он беззаботно.

- Скоро... - по-прежнему глухо отозвался Жан. - Очень скоро.

- Дней через пять или шесть, не так ли?

- Да-да... Я хорошо знаю дорогу и скоро доведу господина куда нужно.

- Ты собираешься провожать меня до самого Эр-Эпинэ? - спросил удивлённый Робер. - Разве ты не боялся того, что местные власти поймают тебя и повесят?

- Я... я передумал, - ответил бывший разбойник как давеча сам Робер, заметно ссутулясь под серой рясой.

- А! - сообразил Иноходец, припомнив их дневной разговор у монастыря. - Понимаю. Ты, должно быть, сам хочешь выбрать подарок, который я тебе пообещал, так?

- Т-так, - ответил Жан-коновал с запинкой. - С-сам.

- И кому же ты намерен отдать корову? - нарочито бодрым тоном спросил Робер, чтобы хоть немного развеять мрачное настроение проводника. - Должно быть, той женщине, которая ждёт тебя в Гальтаре? Жене?

Последовала небольшая пауза.

- Не жене, - наконец отозвался разбойник словно нехотя. - Сестре.

- У тебя есть сестра? - слегка удивился Робер. - А говорил, что не имеешь никакой родни, кроме покойных родителей.

- Можно сказать, что не имею, - равнодушно отвечал бывший бандит, отворачиваясь. - Были, верно, всякие родичи, но отец помер, и никого не осталось. - Он помолчал и пояснил: - Мы ведь бедные крестьяне, голытьба. Если некому землю пахать - значит, нет и семьи. Отец помер, а мать пошла замуж во второй раз. Вот и всё. Не знаю, что с ней сталось после.

- А как же её дети от первого брака? - спросил Робер, поражённый спокойной обречённостью, звучавшей в словах Жана.

- Кому нужны лишние рты? - безразлично спросил тот, слегка пожав плечами. - Небось раздали по рукам: сестёр в услужение, а братьев - в батраки.

- А ты?

- Меня отдали нищим - побираться на большой дороге.

- Тогда откуда же у тебя сестра?

- Она узнала меня, когда я просил милостыню в одной деревушке. Вспомнила - верно, потому, что сама вынянчила, - рассеянно объяснил бывший разбойник. - Глядите-ка, господин, - оборвал он сам себя, показывая рукой вперёд: - вон на склоне того холма виднеется дорога, которая нам нужна. Там ещё берёзовая рощица. Раньше здесь кругом стоял лес, да его давно повырубили. Часа через два мы доедем до ручья в низине. Нам бы только успеть перебраться через него, а там будет и убежище, о котором я говорил.

Робер, щурясь, посмотрел в указанном направлении: действительно, в лучах заходящего солнца виднелась белая полоса дороги, уходящая вверх, к берёзовой роще. За ней, вероятно, начинался новый спуск: вся Чёрная Алати состоит из таких низких пологих гор, кое-где покрытых лесом.

- Едем! - решил Робер. - И расскажи мне про сестру. Как её зовут?

- Анна... - ответил Жан-коновал, как показалось Роберу, с неудовольствием. - Анна Перье́.

- Она, конечно, старше тебя?

- Угу.

- Сестра забрала тебя к себе, когда узнала? - допытывался Робер, сам не зная зачем - может, на случай, если ему придётся отыскивать родню Жана.

- Хотела, - отозвался бывший разбойник угрюмо. - Она послала меня к местному кюрэ, чтобы я выучился грамоте. Думала, что со временем я тоже смогу стать кюрэ, а то и костоправом: отец Корнель знал толк в лекарском искусстве... Но нищие приучили меня воровать.

- И поэтому сестра выгнала тебя? - предположил Робер.

- Сам ушёл, - равнодушно ответил разбойник. - Она считала, что лучше дохнуть с голоду, чем брать чужое.

Бедная, но честная крестьянка! Робер в душе пожал ей руку. Но, внезапно подумал он, как же тогда гальтарский бандит сможет подарить ей корову?

- Разве твоя сестра примет подарок от тебя? - спросил он резко.

Жан-коновал безразлично кивнул:

- Ничего бы не взяла, но с вашей дарственной - возьмёт.

Солнце зашло. Теперь над волнистой линией горизонта проступала лишь алая кайма догорающего заката. Трава под ногами налилась густыми малахитовыми оттенками, воздух стал темнеть.

- ...моли-и-ись за нас! - вдруг дружно грянуло снизу, и Робер невольно обернулся. Далеко внизу церковный ход двигался вокруг Сакаци, похожий с такого расстояния на тонкую ленту, всю унизанную блёстками. Ветер, усилившийся к ночи, дохнул на путников молитвой и умчался прочь.

Жан-коновал поморщился.

- Уже зажигают свечи, - пробормотал он, указывая узловатым пальцем на блёстки. - Сейчас обойдут парк, и всё будет кончено. Пора, мой господин.

Робер машинально кивнул. Бросив случайный взгляд на небо, он заметил, что на востоке собираются тучи. Подсвеченные снизу последними лучами, они казались лиловыми скакунами с огненными гривами - как у тех демонов, о которых недавно рассказывала Вицушка.

- Собирается гроза, - бездумно бросил он. - Если пойдёт дождь, это не к добру.

Дождь в Огненную ночь означал, что святой Филипп не доволен людьми - так говорил ещё дед. Гневаясь, Филипп насылает ливень и гасит свечи грешников. Однако ещё хуже, если в Огненную ночь случается пожар: это означает, что святой отвернулся от чад своих.

- Грозы не будет, - поспешно возразил Жан-коновал. - А коли и случится, нам нужно постараться её опередить.

И он решительно пустил своего мула напрямик к дороге, на которую показывал с холма. Робер двинулся следом за ним. Клемент, было затихший в своей котомке, снова громко вознегодовал.

Сумерки надвигались стремительно: небо темнело, заполняясь тучами с востока, однако ни грома, ни молний не было. Только ветер швырял туда и обратно обрывки молитв и гимнов, которые пели в Сакаци и на юге, в предместьях. Теперь Робер отчётливо видел, как разгораются свечи, показавшиеся ему сначала блёстками, как тоненькие золотые ручейки текут по склонам холмов по правую руку от него. Когда-то он и сам шёл в голове подобной колонны, обходя свой замок и парк, а впереди, с толстою свечою в руке выступал одетый в алое с золотом дед...

Как давно это было! Теперь старик Анри-Гийом умер, и вымерла вся его семья. Остался только он, Робер, последний в роду Эпинэ.

Блеснула молния.

Она ударила в самую вершину холма, на котором они только что стояли - так, во всяком случае, показалось Роберу. Огромная и ослепительная, она сверкнула внезапно и бесшумно, озарив всё вокруг почти на хорну.

Грома не последовало. Зато из долины, где находился Сакаци, и с юга, где тянулись предместья, послышались испуганные вскрики. Золотые ручейки на мгновение замерли, а потом побежали опять, но уже гораздо быстрее.

Странное дело, но близкий удар молнии не встревожил Робера. Наоборот: его сердце забилось чаще и уверенней, а все сомнения разом исчезли. Он словно поменялся ролями с Жаном-коновалом: тот, напротив, боязливо втянул голову в плечи, внезапно став похожим на десятикратно увеличенного Клемента.

- Быстрее, мой господин! - лепетал он, едва шевеля губами от страха. - Нам нужно успеть до грозы!

Робер мимолётно подивился его трусости: бывший разбойник - и боится ненастья! Однако он пришпорил Дракко и, выехав на нужную дорогу, поравнялся с Жаном-коновалом.

Вторая молния ударила позади них. В её свете Робер неожиданно узнал места, по которым вёл его проводник. Это были горные тропы, пользующиеся у здешних жителей дурной славой. Немного левее и впереди должна была обнаружиться поляна с Белой елью. Судя по всему, Жан-коновал собирался обогнуть её и выйти к низине, отстоящей хорны на четыре к западу. Ручей, о котором он говорил, местные называли Лисьим.

- Разве за Лисьим ручьём есть жильё? - спросил Робер вслух, вспоминая рассказы Альдо, который гонял там лисиц пару месяцев тому назад, в самый несезон. - Я слышал, что в тех местах не останавливаются даже охотники. Ты говоришь, там есть дом?

Бывший разбойник повернул к Роберу совершенно белое, перекошенное от ужаса лицо, на котором лопатой стояла вздыбленная борода.

- Убежище... - отвечал он, едва не клацая зубами. - Только бы успеть, господин!

При виде его перепуганной физиономии Робер едва не расхохотался, но жалость удержала его.

- Ты так боишься молний? - удивлённо спросил он, подавляя неуместное веселье.

- Они накажут... Они хотят наказать меня! - невнятно забормотал Жан, трясясь как в лихорадке.

- Молнии? За что? - изумился Робер.

- Я должен... Я обязан вернуться! - в отчаянии выкрикнул несчастный гальтарец, однако не сделал ни единой попытки повернуть мула вспять, а наоборот, сильнее ударил его пятками.

- Ты боишься, что святой покарает тебя за нарушенный обет? - догадался Робер. - Успокойся, братец: это всего лишь гроза и больше ничего. Говорят, конечно, что дождь в такую ночь - недобрый знак, но ты же не настолько суеверен, чтобы бояться примет?

Утешение вышло так себе. Робер, мысленно выругав себя за недогадливость - конечно же, всякий эпинский крестьянин чрезвычайно суеверен! - предложил:

- Хочешь, я помолюсь за тебя? Ведь это по моей просьбе ты покинул монастырь. Будет только справедливо, если я возьму этот грех на себя. Serve Domini Philippe... - громко начал он.

Жан-коновал взвыл так, словно Робер ткнул в него раскалённым железом.

- Не зовите его! - неожиданно завопил он во весь голос. - Не надо! Не зовите его!..

Снова сверкнула молния. На сей раз её сопровождал гром: видимо, гроза приближалась вплотную к Сакаци.

- Да что с тобой? - поразился Робер: Жан-коновал вёл себя так, словно внезапно помешался. - Чего ты боишься?

- Это он! - простонал гальтарец, раскачиваясь туда-сюда на муле, которого, несмотря ни на что, продолжал усердно колотить пятками. - Это он развязывает их!.. Они скоро будут здесь!

- Кто? - непонимающе спросил Робер.

- Лесной пожар! - неожиданно выкрикнул бывший разбойник без всякой связи с предыдущим. - Мы должны спешить, иначе погибнем в огне!

Робер обернулся, чтобы переубедить Жана-коновала, и невольно вздрогнул: сзади разгоралось слабое зарево. Пока ещё неяркое, оно медленно ползло по склону, словно небесные тучи-скакуны слетели на землю и теперь бежали в высокой траве, стелющейся под ветром, как их ало-золотые гривы.

Робер пришпорил Дракко. Животные тоже почуяли неладное и выражали это каждое по-своему: Дракко хрипел и рвался, а смирный монастырский мул, которого погонял Жан-коновал, словно взбесился: он брыкался и бросался из стороны в сторону, пытаясь избавиться от своего всадника. Клемент безостановочно верещал и метался в кожаной котомке.

- Скорее, - бормотал Жан-коновал как в бреду, погоняя мула, - скорее! Мы должны успеть!

Они галопом пролетели через редкую берёзовую рощицу. Дорога опять незаметно пошла под уклон, облегчая животным бег.

Слабые сполохи легли на тёмную траву впереди, и Роберу почудилось, что за ними гонится какое-то живое существо. Он опять обернулся. Сзади, с пологого холма, на который они взбирались час тому назад, пламенеющим языком стекался тонкий золотой ручей. Неужели церковный ход ещё продолжается? - невпопад подумал Робер и тут же понял: это не церковный ход. Это действительно пожар, вспыхнувший от молний.

Нет!

Теперь Робер ясно увидел, словно внезапно прозрев: со склона холма вслед за ними спускался табун огненных лошадей - великолепных иноходцев, будто сотканных из света и пламени. Их длинные шелковистые гривы развевались на ветру, как огромные огненные языки.

- Пирофоры! - воскликнул Робер вслух, любуясь открывшимся зрелищем. Не осознавая, что делает, он остановил Дракко и как зачарованный повернулся лицом к огненным созданиям. Отсюда они казались крохотными, но Робер видел каждого из них совершенно отчётливо. Изящные и горделивые, они бежали, постепенно набирая скорость.

Но, праматерь Астрапэ, как же их мало, как мало! Один, два, три... Неужели их осталось всего чуть больше десятка?

За его спиной снова взвыл Жан-коновал.

- Не смотрите, господин! - заклинал он. - Не смотрите! Мы должны бежать!

Робер с трудом перевёл взгляд на своего проводника и поразился: в отсвете от далёких пирофоров грубые черты Жана как будто потекли - так текут от огня фигурки, сделанные из воска. Должно быть, на лице Робера отразилось замешательство и удивление, поскольку проводник торопливо закрылся ладонями. Монастырский мул выбрал именно этот момент, чтобы в очередной раз дёрнуться. Он со всей силы мотнул всадника, и существо, бывшее Жаном-коновалом, не удержавшись, полетело на землю. Густая копна рыжих, как львиная грива, волос, рассыпалась из-под свалившегося монашеского капюшона. Освободившийся мул, почти по-человечески вздохнув от облегчения, торопливо скрылся в темноте. Дракко всхрапнул и попятился.

Мнимый разбойник легко поднялся, став заметно тоньше и гибче. Это был не Жан-коновал, а девушка, высокая, стройная и рыжеволосая.

- Кто вы? - выдохнул поражённый Робер.

Девушка закрывалась ладонями, но сквозь разведённые пальцы на Робера глянули огромные зелёные глаза, светящиеся, как у кошки в темноте. "Лауренсия?.." - невольно подумал Робер. Он осторожно потянулся к ней и отвёл её руки в сторону.

На тонкой и гибкой девичьей шее сидела кошачья голова, обрамлённая львиной гривой.

Робер невольно отшатнулся назад. Клемент в котомке замер, словно и в самом деле почуяв льва, а потом принялся молча и остервенело грызть кожаные стенки своей тюрьмы.

Над Сакаци снова раскатился глухой гром. Нет, это не гром, а лошадиное ржание! Это пирофоры окликали Иноходца Эпинэ, призывая скакать им навстречу. Как он не понял этого раньше!

Робер оглянулся на приближающийся табун: пирофоры бежали, как бежит по земле пламя, текуче и стремительно, озаряя всё вокруг ало-золотым сиянием.

Кошачьеголовая девушка, едва не плача, с мольбой схватила Робера за руку.

- Прости, мой господин! - торопливо воскликнула она. Её собственный голос оказался мелодичным и немного грустным, как у Мэллит. - Я пришла к тебе тайно, но я хочу помочь тебе! Я должна отвести тебя в убежище!

Кто она? Роберу вдруг вспомнились агарисские храмовые росписи: Астрапа, демона молний, сопровождали человекоподобные существа с кошачьими головами. Фульги, вот как их звали! Только их глаза рисовали красными, как уголья, а глаза девушки светились зелёным, как болотные гнилушки.

- Послушай меня, господин! - повторяла девушка настойчиво. - Иначе погибнут все, кто тебе дорог!

- Погибнут? Почему? - Робер ничего не понимал.

- Ты не знаешь, но этот огонь, - она указала на пирофоров, - смертелен для всех - и для тебя и для меня! Ох, они вырвались на волю! Слуга отвязал их... Старый Повелитель умер, а у тебя ещё нет сил, чтобы с ними справиться. Если мы не убежим, сгорит всё, что ты любишь! Но я пришла, чтобы помочь тебе, мой Повелитель.

И девушка с голосом Мэллит и глазами Лауренсии порывисто поднесла руку Робера к губам и начала лихорадочно покрывать её быстрыми невесомыми поцелуями.

Это было похоже на сон, который так часто повторялся в Сакаци. В нём робкая и трепещущая от любви гоганни приходила к нему с неожиданным и сладким признанием, но внезапно оборачивалась смелой и равнодушной к всему агарийкой.

Воздух огласило громовое ржание.

- Не слушай их, господин! - молила девушка встревоженным голосом Мэллит. - Скачи! Мой мул убежал... О, если бы я могла добраться до убежища!.. Но ты успеешь, у тебя ещё есть время!

Робер машинально нагнулся с седла и подхватил кошачьеголовую девушку за талию.

- Дракко может нести нас обоих, - сказал он, помогая ей взобраться на стремя. - Я не позволю тебе погибнуть.

Девушка облегчённо вздохнула и прижалась к Роберу, обвившись вокруг него, как гибкий вьюнок. Робер почувствовал, что она дрожит всем телом.

Но Дракко как обезумел: он захрипел и заартачился, будто на него и впрямь посадили льва. Клемент, за считанные секунды разорвавший кожу котомки, воспользовался минутой и выскочил наружу. Не оглядываясь, крыс беззвучно шмыгнул в тёмную траву. Робер было дёрнулся, чтобы поймать ополоумевшего друга, но тщетно. Искать Клемента было уже бесполезно, да и некогда.

- Скачи! - попросила девушка голосом Мэллит, нежно обнимая Робера гибкими руками. - Спаси нас обоих, мой господин!

Решительно усмирив Дракко, Робер дал коню шпоры. Тот, прижав уши к голове, стрелой бросился вперёд. Всё происходило как во сне: ветер засвистывал в ушах, заглушая ржание пирофоров, в котором теперь почему-то слышалась жалоба. Дракко нёсся, не разбирая дороги, и Робер не удивился бы, если бы бешеная скачка окончилась тем, что они рухнули на землю бездыханными в десятке хорн от приснопамятного Лисьего ручья. Но каким-то чудом прямо перед ними сверкнула вода. Полузагнанный Дракко, весь в хлопьях пены, резко встал и попятился при виде спокойного зеленоватого потока, в котором отражался полумесяц. Роберу бросилась в глаза какая-то неправильность, но неуловимая мысль, едва коснувшись его сознания, тут же пропала.

- Быстрее, мой господин! - шёпотом взмолилась Мэллит у него под ухом. - Нужно переплыть этот ручей и тогда мы будем в безопасности!

"В Огненную ночь нельзя соваться в воду! - сурово сказал дед. - В это время в неё приходит зима. Всё в мире стареет, умирает и возрождается вновь. В Огненную ночь стареет и умирает вода. Тот, кто входит в неё в это время, теряет силы и становится добычей болезни и смерти. Ты же не хочешь заболеть и умереть, внук?".

- Ну же, любимый! - негромко воскликнула Мэллит почти со слезами в голосе. - Всего один последний шаг!

Робер, не задумываясь, дал шпоры Дракко. Конь вошёл в воду и, тяжело поводя боками, потащил свою ношу к противоположному берегу. Правда, Лисий ручей был мелким и к тому же изрядно пересох за лето: Робер даже не намочил сапог.

Ветер стих. Спокойный полумесяц сиял на небе, лишённом туч. Ночь была светлая и ясная, тёплая и недвижная, как стоячая вода. Дракко рухнул на подломившиеся колени, и Робер сполз с него, чувствуя себя совершенно обессиленным. Чьи-то нежные руки подхватили его, не давая упасть. Юная гоганни осторожно усадила Робера на траву и прикорнула с ним рядом, ласково обнимая. Её рыжие волосы почему-то пахли ландышами - головокружительно и одуряюще-сладко.

Робер прижал лицо к её прохладным рукам. Мэллит осторожно высвободилась, и разочарованный Робер закрыл глаза, не возражая. Нежные пальчики осторожно пробежались по его груди, ослабили шнуровку колета, сняли плащ и шляпу. Потом его губ коснулся край фляги, и Робер благодарно прильнул к нему: только сейчас он понял, какая страшная жажда его терзает.

Опустевшая фляга исчезла. Её тут же сменили мягкие, нежные губы: они благодарно мазнули Робера по влажному от воды подбородку, а потом осторожно скользнули по щекам, по вискам... Робер хотел потянуться им навстречу, но всё его тело налилось свинцовой тяжестью, и он рухнул навзничь в густую траву. Неподвижный тёплый воздух, одуряюще пахнущий ландышами, сгустился над ним. Он скользнул Роберу под рубашку, удобно улёгся на грудь, нежно перебрал разметавшиеся волосы. Робер хотел приоткрыть глаза, но не смог. Бесплотный тягучий воздух потёрся об него, как кошка, лизнул шею сухим горячим языком и прильнул к губам долгим мучительным поцелуем. Задыхаясь, Робер захлебнулся коротким стоном и приподнял руки, чтобы обнять юную гоганни. Её тяжёлые рыжие волосы легли в его ладони и показались ему лёгкими, как паутинка. Он попытался чуть сдвинуться, но они оплели его пальцы и спеленали его всего как тоненькие змейки, лишив воли и собственных желаний. И Робер отдался на милость жадным прикосновениям, лёгким, как крылышки ночных бабочек.

Горячие губы зашарили тут и там по его телу, как будто Мэллит вдруг оказалась не одна, а вместе с целым хороводом своих двойников. И каждая из них хотела урвать свою долю его ласки. С трудом приподнимая ресницы, Робер видел тени, метавшиеся вокруг него: обнажённые, густоволосые, они осыпали его поцелуями и безудержно льнули к нему со всех сторон. Их ласки становились всё бесстыднее. Они оплетали его гибкими руками и ногами, тёрлись об него, проникая повсюду своими юркими сухими язычками. Они наперебой пили его силу, словно не отдавались ему, а наоборот, брали его целиком. Он видел сквозь завесу тяжёлых ресниц, как они наливаются жизнью и плотью, он слышал, как они смеются - тихо, но заливисто: так звенят маленькие серебряные колокольчики. "Убежище, убежище!" - пели они. - "Наш господин с нами в убежище!".

Лёжа и полном изнеможении, Робер то и дело проваливался в жаркое забытье, где сотня Мэллит, разом став развратнее Лауренсии, попеременно извивались на нём, присосавшись к его беспомощному телу, выпивая его дыхание. Ему казалось, что он проваливается в безвременье, и, закрыв глаза, видел под свинцовыми веками, как высоко над головой, в по-прежнему безмятежном, как стоячая вода, небе, сияет холодный полумесяц, которому никогда не суждено смениться солнечным огнём.

3

Эрвин Ба́лажи, торговец тканями с улицы Суконщиков (двухэтажный дом под жёлтой вывеской с искусно нарисованными штуками цветного атласа и бархата) прибыл в Сакаци незадолго до заката. Никем не замеченный в царившей перед началом церковного хода суете, он обогнул дворец и скрылся из виду раньше, чем на него обратили внимание. Человек скромный и учтивый, он не желал мешать чужому празднику: ведь сам он не был эсператистом.

- Мы прибыли вовремя, - сказал он своим слугам, таким же незаметным и бесшумным, как и он. - Вы будете ждать меня в людской, а если спросят, за какой вы надобностью, отвечайте: так, мол, и так, принесли отрезы на платья для госпожи Такози по приказу его высочества.

Торговец тканями вошёл в перголу на южной стороне Сакаци как раз тогда, когда праздничное шествие тронулось от парадного подъезда. Сюда пение молитв почти не проникало. Двое слуг быстро поставили принесённые ими расписные ларцы на круглый стол и сразу же удалились.

Господин Балажи осмотрелся. Он бывал здесь и прежде. Пергола, в сущности, представляла собой лишь длинную деревянную террасу, тянувшуюся вдоль южной стороны дворца прямо под балконами второго этажа. Плоский решётчатый навес, служивший крышей, был весь оплетён хмелем, чьи светло-зелёные шишечки, только что созревшие, наполняли воздух горьковатым смолянистым ароматом. Густые побеги спускались и вдоль деревянных колонн, поддерживающих навес, выкрашенных в белый цвет, чтобы имитировать камень. Здесь хмель заботливо прореживали, благодаря чему между колоннами тянулись широкие просветы, открывавшие доступ солнечным лучам и тёплому ветерку. Когда-то давно тётка нынешней принцессы Ракан любила греть здесь свои старые кости, сидя в резном кресле у стола. И именно сюда ещё молодой Эрвин Балажи принёс образцы чёрного сукна и камлота для катафалка старухи, когда она умерла.

Здесь почти ничего не изменилось, только обветшало со временем. Великий герцог Альберт немного обновил дворец перед приездом сестры, но старая пергола осталась нетронутой: её облагораживали только ножницы садовника.

Со стороны южных дверей дворца донёсся лёгкий шум. Под навес хмеля неторопливо вступил высокий молодой человек, ведя под руку юную даму, с ног до головы закутанную в накидку. Лицо её было скрыто вуалью, словно она хотела остаться не узнанной. Увидев господина Балажи, дама слегка запнулась на пороге, и почтенный торговец (человек скромный и учтивый, как уже сказано), отошёл в сторону, низко поклонившись. Должно быть, это была незаконная кузина принца Ракана, госпожа Такози, гардероб которой послужил предлогом для встречи.

Сам принц оказался вполне светским молодым человеком лет двадцати пяти с воистину царственной осанкой. Усадив свою дрожащую спутницу в кресло возле стола, он приветствовал гостя с радушной улыбкой на родном для себя талиг:

- Добрый вечер! Вы достославный Тариоль, если я не ошибаюсь? Я рад принимать достославного в своём доме.

- О, ваше высочество, я уже давно стал алатцем! - ответил гоган на том же языке, низко склоняясь перед принцем. - Теперь я всего лишь торговец тканями Эрвин Балажи и покорный слуга вашего высочества!

- Достославный Енниоль рекомендовал мне вас как главу здешней общины, - мягко заметил Альдо Ракан. - Хотя вы нисколько не похожи на ваших собратьев из Агариса, - продолжал он, внимательно оглядывая торговца. - Признаться, я удивлён. Встреть я вас на улице, я ни за что бы не догадался, что вы гоган.

- Я и гоган, и алатец, ваше высочество, - почтительно отозвался Эрвин Балажи. - Мы так давно живём в этих краях, что Алати уже стала нам второй родиной. И, хотя мы чтим наши обычаи, мы не менее уважаем и традиции этой благословенной земли.

- Поэтому на вас коричневые штаны и зелёный камзол вместо чёрно-жёлтого балахона? - тонко улыбнулся принц, устремив на гогана проницательный, хотя и ласковый взгляд, в котором словно отразились косые лучи заходящего солнца.

- Именно так, ваше высочество! - подтвердил торговец, улыбаясь: молодой Ракан понравился ему. Принц казался человеком открытым, честным и разумным. - Я буду счастлив, если ваше высочество будет называть меня просто мэтром Балажи.

Принц негромко засмеялся.

- Что ж, мне это по душе! - признался он. - Я ведь и сам на четверть алатец, по моей бабке, урождённой Мекчеи. Стало быть, мы с вами, мэтр Балажи, можем болтать друг с другом совсем запросто, как добрые земляки.

- Ваше высочество окажет мне этим большую честь, - снова поклонился торговец и, немного поколебавшись, шепнул, нагнувшись поближе: - однако разумно ли говорить о важных вещах в присутствии госпожи Такози? (Молодая дама сидела за столом, низко наклонив голову, и внимательно разглядывала стоящие на нём расписные ларцы). Мы, гоганы, считаем, что женщины созданы для удовольствий и праздности, но не для дел.

- Мы, алатцы, считаем иначе, - живо возразил Ракан, но тут же добавил намного мягче: - пусть достославный не волнуется. Мы говорим на талиг, а моя кузина знает только алатский. Она, разумеется, способна разобрать пару-тройку слов, но не больше. Для неё это будет нечто вроде урока талигойского языка. К тому же, вы пришли сюда ради того, чтобы предложить ей ткани на платья. Пока кузина будет выбирать, мы потолкуем о деле.

И Альдо Ракан обернулся к девушке, знаком предложив ей открыть принесённые ларцы.

- Ваше высочество, там внутри не ткани, а золото, - вполголоса предупредил принца Эрвин Балажи. - Достославный из достославных распорядился передать вам двадцать тысяч на текущие нужды. Достаточно убрать верхний слой шелка и бархата, чтобы увидеть деньги.

- В какой монете? - негромко поинтересовался принц, не поворачивая головы. - В алатской или агарисской?

- Законными талигскими таллами чеканки Королевского монетного двора, - твёрдо ответил господин Балажи. - Это те средства, которые ваше высочество желали получить на устройство своей осенней охоты.

Принц коротко кивнул с задумчивым видом. Заходящее солнце сверкнуло в его волосах едва ли не ярче, чем привезённое талигское золото.

- Благодарю, - отрывисто сказал он. - Не волнуйтесь: моей кузине можно доверять. Она моя родственница и не проговорится о деньгах. Но, мэтр Балажи, признаться, ваши коричневые штаны немного сбивают меня с толку. Вы полностью посвящены в условия нашего договора с достославным Енниолем?

- Да, ваше высочество, полностью, - почтительно подтвердил торговец.

- Вам известно про ару? - живо спросил принц, искоса кинув на торговца пронзительный голубой взгляд.

- Известно, ваше высочество, - сдержанно ответил мэтр Балажи.

- Совсем недавно, - продолжал принц небрежным тоном, - я узнал, что ара, на которой я клялся в Агарисе, была разрушена при таинственных и трагических обстоятельствах (господин Балажи невольно вздрогнул). Но достославный Енниоль не сказал мне об этом ни слова, когда я покидал Святой город. Как мне понимать это, мэтр Балажи? Скажите откровенно, как земляк земляку: значит ли это, что моя клятва уничтожена вместе с арой? - При этих словах принц повернулся лицом к гогану и уставился на него с выражением любезного недоумения.

Эрвин Балажи слегка отступил. Голубые глаза Альдо Ракана лучились доброжелательностью, но под ней пряталось что-то тревожное, пытливое и лукавое.

"Этот человек очень хитёр", - быстро пронеслось в голове у торговца.

- Разве ваше высочество уже сожалеет, что принесли эту клятву? - медленно спросил он, соображая, куда клонит Ракан.

- О нет! Поймите меня правильно, мэтр Балажи: я просто хотел бы знать правду. Вы сами видите: я вполне откровенен с вами. Вы принесли деньги, - и Альдо Ракан махнул рукой в сторону ларцов, содержимое которых сейчас изучала его кузина, - а я согласен принять их и действовать согласно нашему уговору, что бы там ни произошло в Агарисе. Но я хочу открытости в наших отношениях. Надеюсь, что вы и сами скоро сможете убедиться: я всегда честен с теми, кто честен со мной, - договорил он многозначительным тоном.

- Если ваше высочество так откровенны, как утверждаете, - неторопливо произнёс гоган, мысленно взвешивая вопрос, который ему поручил задать достославный из достославных, - то, может быть, ваше высочество соблаговолите пояснить, зачем два месяца тому назад вы отправили в Гальтару герцога Окделла? Ведь Гальтара обещана нам.

Принц удивлённо отстранился, потряс головой в явном недоумении, а потом расхохотался в полный голос.

- Я вижу, что у гоганов в Алати есть свои прознатчики! А вы не теряете время даром, достославный мэтр! Но вам известно гораздо больше, чем мне. Я и не знал, что это именно я отправил беднягу Окделла в Гальтару. Мне казалось, что он поехал туда по приказу своего эра, герцога Алвы, а я тут совершенно не при чём.

- Разве молодой Окделл не ваш сторонник? - удивился Эрвин Балажи.

- Отнюдь. Вы и сами могли это понять, дорогой мэтр. Разве он погиб бы в Гальтаре так нелепо, если бы он служил мне, Ракану?

Эрвин Балажи опустил голову, задумавшись.

- Позвольте мне сказать вам, дорогой мэтр, - продолжал принц, дружески взяв торговца под руку, - что я не посылаю своих сторонников на смерть из праздного любопытства. Я знаю, кто я и чего хочу. Я обещал вашей общине многое, и я не отказываюсь от обещаний, но именно поэтому я не хотел бы, чтобы между нами возникали недоразумения. Я говорю вам искренне: я предложил герцогу Окделлу перейти на мою сторону, но он не пожелал отказаться от присяги оруженосца, которую принёс в Олларии. Он отправился в Гальтару без моего ведома - иначе я предостерёг бы его. Ведь он Повелитель Скал. Раканы не разбрасываются своими вассалами. Я ценю людей куда больше тех старых реликвий, которые просил у меня достославный Енниоль.

- Я передам ему ваши слова, ваше высочество, - почтительно заверил принца гоган.

- Вы можете навести дополнительные справки, - заметил принц. - Они подтвердят, что я говорю правду. Так что насчёт ары, мэтр Балажи?

- Она разрушена, это верно, - медленно подтвердил гоган. - Но, если ваше высочество спрашивает, была ли разрушена при этом ваша клятва, я отвечу, что нет. Обязательства, принятые перед лицом Четверых и Одного, могут быть уничтожены, только если Они сами аннулируют их.

В перголе заметно потемнело: солнце зашло, и на Сакаци стремительно надвигались сумерки.

- Тогда в чём же смысл ары? - настойчиво допытывался принц. - Разве нельзя принести клятву кровью без неё?

- Э-э... - замялся гоган, не ожидавший подобного допроса. - Насколько я знаю, ара была нужна, чтобы обеспечить ваше высочество защитой, своего рода магическим щитом...

- То есть разрушение ары повлияло только на защиту, а не на клятву? - мгновенно догадался принц. - Клятва кровью может быть принесена и просто словами, не так ли, мэтр?

- Э-э... Как бы сказать... Другой разъяснил бы вам это лучше меня...

- А вы попытайтесь!

- Не могу, ваше высочество. Я стою слишком низко в нашей иерархии, чтобы разбираться в подобных материях, - уклонился от ответа осторожный гоган. - Мне поручено передать вам золото и получить ваши указания, вот и всё.

- Разве в Алати нет другой ары, на которой я мог бы повторить свою клятву? - вкрадчиво спросил принц. Сейчас, когда погасли последние солнечные лучи, его лицо тонуло в тени, и казалось, что каждая его черточка лукаво подмигивает и усмехается.

- В повторной клятве нет надобности.

- Вот как? Кстати: а что случилось с той девочкой, которая стала моей защитой? - внезапно спросил принц, резко меняя тему.

Мэтр Балажи сокрушённо развёл руками.

- Она пропала, так же, как и вся её семья, - признался он.

- Пропала? Как? Разве её не искали?

- Искали, но безрезультатно, ваше высочество.

- Жаль, мэтр Балажи, очень жаль. Помнится, это была славная девчушка. Она помогла вылечить моего друга, маркиза Эр-При, нынешнего герцога Эпинэ. Так вы говорите, что я остался без защиты?

- Увы, да, ваше высочество. Но, если вас это беспокоит...

- Знаете, я даже рад этому, - перебил его Альдо Ракан беспечно. - Смешно мужчине прятаться под защитой девушки, да ещё такого ребёнка. Это всё равно как если бы я забился под юбку моей доброй кузины, пытаясь спастись от врагов. Но почему мы говорим в потёмках? Эй, огня! - крикнул он, повернувшись к выходу, а потом любезно предложил гостю: - Давайте немного прогуляемся, мэтр Балажи, пока слуги зажигают свечи. Мне нужно расспросить вас кое о чём.

Ливрейные лакеи - древние, как и всё в этом доме - засуетились, зажигая светильники. Альдо Ракан тем временем, дружески взяв господина Балажи под локоть, повёл его вдоль деревянных колонн.

- Что планирует делать дальше достославный Енниоль? - спросил он доверительным тоном. - Поскольку наш договор остаётся в силе, я хотел бы знать, какие меры предпринимает ваша община.

- Это как раз то, ради чего я пришёл сегодня, - заторопился гоган, внутренне вздыхая от облегчения, что неприятный разговор об аре завершён. - Достославный из достославных просил передать вам: в армии Талига есть много недовольных офицеров. Кого-то обошли назначением, кого-то орденом, кого-то деньгами... Некоему полковнику Люра, например, не позволили купить патент на доходную должность. Все эти люди готовы поддержать притязания законного короля из династии Раканов - разумеется, если их помощь будет щедро оплачена. За этим дело не станет. Достославный из достославных уверен, что к осени, когда значительные силы Талига будут переброшены в Ургот, он сумеет навербовать вашему высочеству войско, достаточное, чтобы захватить престол.

- И вы в это верите, почтенный мэтр? - насмешливо спросил принц Ракан. Гоган остановился, едва не споткнувшись от неожиданности: он не предполагал такой реакции.

- Я... я не политик, ваше высочество, - произнёс он осторожно. - Я простой торговец тканями. Но в слове достославного из достославных никогда не приходилось сомневаться.

- О, я нисколько не сомневаюсь в его слове! - легко воскликнул принц, взмахнув рукой, словно отметая подобное толкование его вопроса. - В прошлом году он обещал мне подкупить бириссцев и кагетов и сдержал обещание. Только что это дало? Алва одержал победу в Варасте, а казар Адгемар, ваш корыстолюбивый союзник, нашёл свой конец от слепой пули Ворона.

- В прошлом году герцог Алва действительно смешал все карты, - осторожно согласился гоган. - Но на этот раз его не должно быть в Талиге. Герцог Алва...

- А при чём здесь герцог Алва, дорогой мэтр? - перебил его принц самым любезным тоном. - Разве короля Талига зовут Рокэ Алва? Мне помнится, что его зовут Фердинанд Оллар.

Поражённый гоган снова остановился и даже приоткрыл рот от изумления. Ветер, усилившийся к вечеру, пронёсся по перголе, пригнул пламя в только что зажжённых светильниках и зашелестел побегами хмеля над головами у собеседников.

- Вы и правда не политик, а всего лишь торговец тканями, дорогой мэтр! Вам кажется, что достаточно нанять несколько сотен наёмников, и они - паф-паф! - быстро расчистят мне путь к трону. Но позвольте вам напомнить, что трон - это всего лишь кресло, и в настоящее время на нём сидят. Чтобы захватить трон Талига, нужно сначала убрать того, кто незаконно занял его.

- Убрать Фердинанда Оллара? - воскликнул гоган, едва поспевая мыслью за Раканом. Кузина принца, заслышав этот возглас, заметно вздрогнула, и гоган быстро понизил тон: - Но как это сделать, ваше высочество? Короля хорошо охраняют.

- Полно, мой дорогой мэтр Балажи, - невозмутимо улыбнулся принц: его правильное лицо в свете свечей стало ещё скульптурнее. - Вы же только что сами передали мне двадцать тысяч таллов законной монетой славного государства Талиг. А между тем считается, что гоганов в нём нет.

Господин Балажи поёжился на ветру, и покачал головой, показывая, что не понимает связи между талигским золотом и устранением Фердинанда Оллара. Принц пожал плечами.

- Всё очевидно, - проговорил он. - Не станете же вы отрицать, мэтр, что ваши общины процветают в Талиге, хотя официально они запрещены? И разве не от них достославный Енниоль получил те золотые таллы, которые вы любезно доставили мне?

- В-ваше в-высочество в какой-то степени п-правы...

- Разумеется. А теперь скажите мне, сколько ваших собратьев пострадало в результате Октавианской ночи весной этого года? Ведь среди талигских ювелиров, торговцев и судовладельцев немало гоганов, не так ли? Разве не их имущество жгли и грабили черноленточники господина Дорака, а?

- Ваше высочество прекрасно осведомлены, - наконец-то сориентировался Эрвин Балажи.

- Именно. Герцог Окделл, сам того не желая, оказал мне большую услугу, - согласно кивнул принц. - Он сообщил герцогу Эпинэ все подробности резни. Так неужели вы станете уверять меня, дорогой мэтр, что во всей столице не найдётся храбреца, готового отомстить Оллару за его вероломство? Неужели славные ремесленники и торговцы Талига намерены простить и забыть всё: грабежи, насилия и убийства? Неужели никто из обиженных не лелеет в душе планы мести?

- Насколько мне известно, - отозвался господин Балажи задумчиво, - среди гоганов таких настроений нет. Наша община не слишком пострадала...

- Но эсператисты пострадали серьёзно, - прервал его принц. - Судите сами! Преосвященный епископ Оноре по повелению самого Эсперадора приезжает в Талиг, чтобы примирить эсператизм с олларианством, а коварный король с еретиком-кардиналом устраивают в столице погром, резню и пожары! Кто способен смириться с таким злодеянием? Только последний трус. А я гораздо лучшего мнения о своих единоверцах, дорогой мэтр Балажи. Они не трусы.

Бесшумная вспышка молнии озарила парк. Принц и его собеседник невольно подняли головы. Сквозь пышный навес дрожащего на ветру хмеля ничего не было видно, но далёкие испуганные вскрики свидетельствовали о приближении грозы.

- Но, ваше высочество, но... - заговорил Эрвин Балажи, старательно подбирая слова. - Даже если какой-нибудь фанатик и убьёт Фердинанда Оллара, это ничего не изменит. У короля есть сын.

- Сын? - делано удивился Альдо Ракан. - Вы плохо осведомлены, мой дорогой мэтр. У королевы Катарины и правда есть сын - ублюдок Ворона или кого-то другого. Но у Фердинанда Оллара есть только развесистые рога, которыми он вскоре и похвастает перед всеми Золотыми землями.

Целомудренный торговец невольно смутился и замялся.

- Ваше высочество, - дипломатично отозвался он, - мне действительно приходилось слышать, что принц Карл не сын Фердинанда Оллара. Однако это нужно ещё доказать. В противном случае...

- Доказательствами, - спокойно ответил принц, - сейчас занимается кардинал Сильвестр, то есть Кантен Дорак, да укрепит его в этих намерениях сам Создатель! Разве достославному Енниолю не известно, что против королевы Талига готовится бракоразводный процесс?

- Ваше высочество знаете это наверное? - мгновенно оживился гоган.

- Да. Как я уже сказал вам, покойный герцог Окделл сообщил моему другу Эпинэ много ценной информации, - подтвердил Альдо. - Я проверил её по своим источникам... Всё сходится. Вы видите сами, любезный мэтр: кардинал Сильвестр играет нам на руку. Если какой-нибудь добрый эсператист зарежет Фердинанда Оллара во время суда над королевой, трон Талигойи освободится. Мы должны воспользоваться сложившимися обстоятельствами. Упустить их - большая ошибка. Передайте это от меня достопочтенному Енниолю.

Ударила вторая молния. Её сияние на мгновение залило собеседников мертвенным голубоватым светом. Ветер гудел и тряс колонны старой перголы, но принц и гоган уже не обращали на это внимания. Эрвин Балажи, получив желаемые распоряжения, поклонился:

- Я немедленно отправлю гонца к достославному из достославных, ваше высочество. Но как же быть с герцогом Алвой? Ведь по кодексу короля Франциска именно он должен стать наследником династии Олларов.

- Об этом предоставьте думать мне, - нахмурился принц. - Он Повелитель Ветра, то есть один из моих вассалов. Я сумею напомнить ему об этом. К тому же, - продолжал Ракан, ободряюще улыбнувшись, - всё, о чём я вам говорил, отнюдь не означает, что я считаю план достославного Енниоля излишним. Напротив: армия, которую он хочет сформировать, весьма пригодится мне при моём возвращении в Талигойю после убийства Оллара. Так что продолжайте вербовать сторонников. Поиск фанатика особых затрат от вас не потребует.

- А что будет делать ваше высочество до тех пор? - почтительно осведомился гоган.

Принц беспечно засмеялся в тон гуляющему по перголе ветру.

- Готовить осеннюю охоту, разумеется! - весело воскликнул он. - Я соберу в Сакаци всех своих друзей, - добавил он тише и уже серьёзным тоном. - Кроме того, вероятно, я съезжу в Агарис. Ведь я изрядно поумнел с тех пор, как встретился с достославным Енниолем в первый раз, - чуть заметно усмехнулся он. - Я понял, о каких старых вещах он вёл разговор. Ведь вы, гоганы, хотите, чтобы я отдал вам древнюю корону Гальтары, а также меч и жезл анакса, не так ли? Вот видите: я совершенно честен с вами, мэтр Балажи... Что ж, корона и меч находятся в Олларии, и вам остаётся только посадить меня на трон, предварительно освободив его от Оллара. Я закажу себе новые вместо этого старого хлама... Но жезл хранится в Агарисе у Эсперадора. Так вот: я обещаю достать его для вас, если, конечно, достославный из достославных исполнит свою часть нашего договора.

- Ваше высочество вполне может положиться на его слово, - заверил мэтр Балажи с загоревшимися глазами.

- В таком случае, не будем терять времени, - решительно произнёс принц. - Близится гроза, а вам ещё нужно вернуться в город. Я охотно предложил бы вам остаться на ночь в Сакаци, - прибавил он ласково, - но, боюсь, что это может показаться неу...

Раскаты грома заглушили конец фразы.

- Не извольте беспокоиться, ваше высочество: дождя нет, - ответил мэтр Балажи, вглядываясь в темноту парка. - Должно быть, это сухая гроза: они не редкость в наших местах в это время года. В них нет ничего опасного.

Старые колонны перголы недовольно задрожали, словно возмущённо опровергая это смелое заявление.

Почтенный торговец и сам, вероятно, не был согласен с собой: он заторопился и спешно откланялся принцу и его кузине, которая просидела весь разговор, не поднимая головы от ларцов. Его высочество соблаговолил оказать достославному высокую честь лично проводить его до самого выхода. Дождя действительно не было, а вот церковное шествие уже тянулось обратно во дворец, спугнутое признаками близкого ненастья.

Вернувшись назад, принц присел на край стола и устало потянулся.

- Ну, что ты скажешь о нашем разговоре, милая кузина пчёлка? - ласково спросил он. - Надеюсь, ты слышала всё?

- Ничтож... слышала, - тихо подтвердила девушка, по-прежнему не поднимая головы.

- Достославный Тариоль не сказал всей правды, не так ли?

- Нет. Достославный не был искренен с первородным... кузеном, - быстро добавила девушка, словно что-то припомнив.

- В чём именно? - деловито осведомился Альдо Ракан, настораживаясь.

- Кузен не утратил своей защиты, - медленно произнесла Мэллит и наконец-то подняла голову. - Уничтожение ары означает лишь то, что связь между ничтожной и блистательным стала нерасторжимой. Дочь моего отца уже говорила об этом, и слова её правдивы.

- То есть ты по-прежнему мой магический щит? - нахмурился Альдо. - Тогда в чём же смысл ары?

- Пока она оставалась цела, заклятие можно было разрушить, - печально ответила Мэллит. - Но сейчас клятва, данная перво... кузеном достославному Енниолю необратима.

- Мда... Это невесело, - хмуро пробормотал Альдо. - Я не могу отдать твоим сородичам гальтарские реликвии: кто знает, как они их используют! А мне они необходимы для того, чтобы обуздать Ворона, с которым не справиться без магии.

Колонны перголы снова недовольно заскрипели, а навес слегка затрясся, словно порывы ветра ожесточённо рвали с него хмель. Впрочем, уже через несколько минут всё успокоилось.

Мэллит снова низко опустила голову.

- Блистательный... кузен действительно намерен убить Фердинанда Оллара? - чуть слышно спросила она.

Расстроенный, Альдо соскочил со стола.

- Да! - откровенно ответил он и безнадёжно махнул рукой. - Не думай, что мне это нравится: у меня просто нет иного выхода. В прошлом году в Сагранне погибли тысячи людей, взявшие в руки оружие, чтобы отстоять мои права. Проклятый Ворон не постеснялся залить потопом долину Биры, где были только женщины и дети!.. Лучше убить одного человека, чем рисковать жизнью стольких невинных. А я обязан вернуться в Талигойю, иначе на Изломе может случиться непоправимое несчастье!

Мэллит склонила голову ещё ниже.

- Ничтож... я понимаю. А как же сын короля? - тихо спросила она.

- Ему ничто не угрожает, - горячо заверил её Альдо. - Я ведь не Ворон, чтобы воевать с детьми. Я обеспечу ему охрану и достойное будущее. Честно говоря, я предпочёл бы, чтобы он воспитывался в вере своей матери и избрал церковную карьеру, - продолжал Альдо, расхаживая туда-сюда. - Ему это позволило бы искупить грех прелюбодеяния Катарины Оллар. А я, как монарх эсператистского государства и первый защитник веры, способствовал бы его быстрому продвижению в церковной иерархии. Может быть, Эсперадором ему и не стать, но положение кардинала Талига я точно смогу ему обеспечить, - закончил Альдо, останавливаясь.

Мэллит подняла на него золотистые, чуть увлажнившиеся глаза.

- Перво... кузен очень добр, - произнесла она дрогнувшим голосом.

- Я знаю свой долг перед своими подданными, - просто ответил Альдо. - И перед тобой тоже, кузина пчёлка. Мне не нравится, что ты подвергаешь опасности свою жизнь из-за той дурацкой клятвы, которую я так неосмотрительно дал. Скажи: разве клятва, произнесённая в неведении, может считаться настоящей?

- Ни... я не сочла бы её такой, - искренне ответила Мэллит, - но все магические обряды были соблюдены. Кубьерта говорит: отданная кровь отдана.

Побеги хмеля над их головами громко зашумели: навес снова затрясся так, словно сам Повелитель Ветра решил прогуляться по трельяжу. Но раскатившийся гром перекрыл скрип решётки.

Альдо машинально посмотрел наверх и озабоченно взъерошил волосы.

- Итак, клятву на аре можно было разрушить, - пробормотал он вполголоса. - Стало быть, твои родичи имели намерение отказаться от своего слова втайне от меня... Но разве у них была всего одна ара? Разве нельзя найти другую и принести на ней новый обет, который изменит условия предыдущего?

- Доч... мне было известно только об одной, - ответила Мэллит. - Эту реликвию хранили веками в домах отцов моих отцов.

- Я помню: на ней был знак молнии, - проговорил Альдо задумчиво.

- Она была посвящена огнеглазому Флоху, - согласилась Мэллит.

- И она была сделана из золота, - добавил Альдо, - потому что золото - это цвет молний. Но ведь Молнии - только один из домов! А всего их четыр...

Навес угрожающе хрустнул. Альдо, замерев на месте, предостерегающе поднял руку, призывая Мэллит к тишине, и громко закончил:

- Впрочем, это суеверия. Древние легенды красивы, но толку с них никакого. Поговорим серьёзно, кузина, - прибавил он тише, хотя и вполне отчётливо. - Я позвал тебя сюда для разговора о том, что действительно важно. Я знаю, ты умеешь молчать. И, исключая Матильду, ты единственный человек, который близок мне... по крови, - нисколько не покривил он душою. - Я намерен поговорить с тобою о... М-м... Да! О Робере Эпинэ.

- О Робере? - непонимающе переспросила Мэллит.

Хмель, обвивающий трельяж, нетерпеливо задрожал, весь обратившись в слух.

- Именно. Ты знаешь, что он мой преданный союзник и, кроме того, близкий друг, - продолжал Альдо, обращаясь, по-видимому, к Мэллит, но глядя мимо неё и медленно продвигаясь в сторону. - А самое главное - он хозяин одной из важнейших провинций Талига. Я ещё не говорил тебе об этом, но его дед умер, и он стал наследным герцогом Эпинэ. Конечно, сейчас он изгнанник, - Альдо постепенно понижал голос, как будто приближался к самой сердцевине тайны, которую собирался поведать, - но природных прав не отнять никакой силой. Так вот. У меня есть план. Он касается Эпинэ, понимаешь ли ты меня, кузина? Эпинэ и всех нас - то есть тебя, меня, нашей бабушки Матильды. От его успеха зависит наше будущее, и я намерен осуществить его во что бы то ни стало. Я хочу... - Альдо перешёл на едва слышный шёпот, - я хочу...

Решётка навеса не выдержала интриги и оглушительно треснула. Сверху послышалось полузадушенное проклятие и прямо к ногам Альдо свалился щеголеватый молодой человек в тёмно-зелёном камзоле, с приятным лицом, пухлыми щеками и едва заметным округлым брюшком. Он сильно приложился копчиком о землю и самозабвенно взвыл, хватаясь рукой за пострадавшее место. Подмышками, под коленями и за ухом у кавалера торчали шишечки хмеля, живописно дополняя и без того любопытный облик.

Поражённая Мэллит непроизвольно встала из-за стола.

- Мой дорогой виконт Валме! - воскликнул Альдо, отступая на шаг и удивлённо расширяя глаза. - Вот уж не ожидал столь позднего визита! Вы не ушиблись, нет? Вставайте же, вставайте скорее, иначе вы застудите свою... э-э... спину. Я искренне рад, что это вы, а не наёмный убийца. Но позвольте всё же узнать: почему офицер Первого маршала Талига как вор лазает по навесу на четвереньках и является к непризнанному королю Талигойи... весь во хмелю?

4

Дела Марселя Валме шли вкривь и вкось с самого начала праздника.

Без четверти шесть он уже стоял у городской ратуши, вооружась кропильницей с вином и стараясь не попасться на глаза аббату Олецию, которого могло насторожить присутствие посланца герцога Алвы. Спрятаться было не трудно: на площади толпилось несколько сотен людей, которые суетливо выстраивались по ранжиру: впереди городская стража, потом монахи обители - сначала послушники, а за ними остальная братия, сам аббат в окружении местного духовенства, мэр города, члены совета и представители дворянства, а далее ремесленные цеха в порядке старшинства, призираемые городом сироты и бедняки и в самом хвосте - крестьяне из предместья. Жана-коновала следовало искать ближе к голове процессии, но на всякий случай Марсель распорядился, чтобы рей Ромеро затесался в середину, а рей Хенаро Гомес - в растянувшийся хвост. Оба кэналлийца, загораживая смуглые носатые физиономии увесистыми семисвечниками, нырнули в толпу, выполняя его распоряжения. Едва часы на ратуше пробили шесть, процессия тронулась с площади в сторону городских ворот, распевая гимны во славу святого Фюлёпа.

Жана-коновала не было нигде. Прикинувшись пьяным зевакой, Марсель врезался в ряды послушников монастыря, но, вопреки его ожиданиям, бывший гальтарский разбойник не прятался в их глубине. Поиски реев Ромеро и Гомеса также не увенчались успехом. Процессия уже вышла за городские стены, кропя поля освящённым вином и голося молитвы на старогальтарском, а офицер по особым поручениям терпел позорное фиаско.

Где мог скрываться бывший разбойник? В монастыре святого Гермия? Но ведь вся братия находилась на празднике, и новообращённый монах не имел уважительных причин отлынивать от исполнения своих обязанностей. А что, если неуловимый послушник отправился в Сакаци следом за Робером Эпинэ? Правда, утром Марселю показалось, что эти двое не нашли общий язык: скорбная мина Эпинэ как будто подтверждала это. Но... Разрубленный змей! У Эпинэ вечно был такой вид, словно он только что явился с собственных похорон. А вдруг они столковались? Что вообще было нужно приятелю Ракана от гальтарского разбойника? Он, офицер Первого маршала Талига, так и не сумел выяснить этого!

Марсель дёрнул себя за волосы, вдумчиво приложился к кропильнице, которую так и не использовал по назначению (вот ещё! впустую лить вино на землю!) и решился. Он оставит обоих кэналлийцев искать Жана-коновала среди участников городской процессии, а сам немедленно отправится в Сакаци, где наверняка идёт свой церковный ход, и порыщет там, не привлекая ничьего внимания.

Солнце уже садилось, когда Марсель вернулся в гостиницу, оседлал коня и пустил его галопом по направлению к Сакаци. От города до дворца было не больше сорока минут езды, но оскорблённый в лучших чувствах виконт добрался до парковой ограды уже через полчаса.

Коня он оставил у стены, через которую ловко перелез, не зацепившись ни за одну веточку. Сочтя это хорошим знаком, Марсель двинулся по парку наугад, пытаясь определить местонахождение здешней церковной процессии по пению гимнов. С заходом солнца поднялся сильный ветер: его порывы относили звуки в сторону на приличное расстояние. Быстро темнело; похоже, собиралась гроза. Пошатавшись по парку ещё минут десять, Марсель, наконец, набрёл на процессию и начал осторожно пробираться в её начало, надеясь заметить рядом с Эпинэ пропавшего разбойника.

Молния, сверкнувшая из набежавших туч и озарившая всё вокруг, пришла Валме на помощь. Он увидел так отчётливо, словно смотрел на сцену Золотого театра с самой дорогой (суан за вход) центральной галереи: во главе процессии величественно плыла принцесса Ракан - высокая колоритная дама, окружённая слугами и арендаторами. Однако ни её внука, ни его скорбного друга поблизости не наблюдалось.

Огромная бесшумная молния напугала эсператистов: послышались встревоженные вскрики и пронзительные взвизги. Мужчины и женщины задирали головы, опасливо поглядывая в нахмуренное небо; свечи заметно дрожали у них в руках. Принцесса Ракан прибавила ходу, очевидно, намереваясь поскорее вернуться во дворец. Марсель отстал от процессии, задумавшись.

Если Ракан и Эпинэ не участвовали в шествии, это означало, что они занимаются тайными делами, не терпящими лишних глаз и ушей. А для этих целей - что удобнее праздника, когда все ненужные свидетели шатаются за пределами дворца!

Офицер по особым поручениям всей кожей ощутил зуд охотничьего азарта. Скучные поиски Жана-коновала внезапно превращались в захватывающую интригу. Марсель потёр руки, предвкушая приключение. Нужно только проникнуть в опустевший дворец и найти там двух - точнее трёх, считая бывшего разбойника - заговорщиков. Конечно, Алва не поручал своему офицеру лазить в окна к Альдо Ракану, но, в конце концов, разве особые поручения заключаются не в этом?

Марсель крадучись приблизился к дворцу. В парадные двери соваться, разумеется, не стоило, а у входа для прислуги так и сновали поварята, готовившие праздничное угощение. Будь Марсель одет иначе, он попытался бы прикинуться посыльным или поставщиком... Но, кошки подери, дворянин он или нет?! Он, конечно, выбрал на сегодня самый неприметный костюм, но Валмону неприлично выглядеть как какой-нибудь торговец или ремесленник. Сапоги из дорогой кожи, шёлковый (по жаркой погоде) камзол - разумеется, тёмный и без вышивки, но отлично подогнанный по фигуре, тонкая рубашка, фетровая шляпа со страусиным пером и, главное, длинная шпага - даже последний дурак сообразит, что перед ним не слуга и не фермер. Придётся поискать другие двери. Сакаци - небольшой дворец, но у бокового фасада наверняка есть второй подъезд.

Марсель нырнул в подстриженные кусты и быстро перебрался на южную сторону. Молния снова помогла ему. В мертвенном свете змеевидного зигзага Валме заметил длинную, увитую зеленью террасу, тянувшуюся вдоль бокового фасада прямо под балконами второго этажа. Превосходно! То, что надо. Стоит добраться до одного из этих балконов, и он, считай, уже во дворце! Но когда молния погасла, вокруг сгустилась такая тьма, что Марсель на минуту перестал понимать, где находится.

К счастью, едва он осторожно выбрался из кустов, блеснул свет. Свет сочился между колонн, поддерживающих навес террасы. Похоже, там кто-то был, и не один: Валме рассмотрел фигуры двух мужчин, которые не спеша прогуливались вперёд и назад. Подобравшись чуть поближе, Марсель замер и даже протёр глаза от изумления: одним из собеседников оказался сам Ракан собственной персоной. Второй, заметно ниже ростом и старше, с виду представлялся богатым дельцом или торговцем. Эпинэ и пропавшего послушника поблизости не было, но Марсель решил, что их поиски он отложит на потом.

Увы! С того расстояния, на котором находился Валме, разговор Ракана с неизвестным совершенно невозможно было подслушать. Широкие просветы между колоннами и огонь на треногах, расставленных по всей террасе, не позволяли Марселю подобраться ближе. Единственный способ проследить за Раканом состоял в том, чтобы взобраться наверх по побегам хмеля и осторожно подползти к собеседникам по решётчатому навесу.

Отступив за самую дальнюю колонну, Марсель аккуратно закинул наверх шпагу, шляпу и плащ и храбро взял террасу на абордаж. Вражеский борт возмущённо заскрипел, но покорился. Вскарабкавшись по хмелю, как по абордажному канату, Марсель с облегчением рухнул на пышную зелёную подстилку, которая тут же мстительно засунула ему в нос свои одуряюще пахнущие шишки. Отфыркиваясь, Валме встал на четвереньки и осторожно пополз вперёд. Кошкин трельяж отчаянно трещал и шатался, над головой гремел гром и завывал ветер, а предательские побеги так и норовили вцепиться в волосы и ухватить за пояс.

Когда Марсель решил, что прополз уже достаточно, звуки голосов внизу смолкли. Неужели разговор закончен, и собеседники ушли с террасы?!.. Ну нет! С Валмонами не случается такого невезения! Марсель прополз ещё пару бье и к большому своему облегчению уловил интонации, которые могли принадлежать только Ракану - безапелляционные и самоуверенные. Более того, ему показалось, что Ракан произнёс: "Ворон"!

Валме дёрнулся и распластался по навесу, пытаясь прижать ухо поближе к решётке. Ракан говорил громко, но, к несчастью, порывы ветра постоянно относили его слова в сторону - или сам говорящий ходил туда-сюда по террасе. До Марселя долетали только отдельные слова:

- ...В Сагранне... проклятый Ворон... долину Биры... несчастье!

Ответ его собеседника Валме не уловил.

- Ему ничто не угрожает! - вдруг энергично воскликнул Ракан, однако тут же понизил голос. Далее удалось разобрать только обрывки фраз: - ...Избрать церковную карьеру... Я, как монарх-эсператист... Эсперадором не стать, но кардиналом Талига точно...

Кардиналом Талига? Это кого же Ракан прочит на место высокопреосвященного Сильвестра? Марсель выпростал ухо из хмеля и попробовал снова встать на четвереньки, но тут же понял, что проклятые побеги оплели его по рукам и ногам. Он энергично рванулся - трельяж протестующе затрещал. Разрубленный змей! Эта кошкина решётка и подгнила и рассохлась одновременно.

Виконт стиснул зубы и начал продираться вперёд, прокладывая лаз в зарослях хмеля, как гусеница - в сердцевине твёрдого яблока. Навес шатался, словно палуба корабля в бурю, ветер издевательски свистел прямо в уши, а трельяж ходил ходуном и стонал, как умелая шлюха под напористым клиентом. К счастью, раскаты грома перекрыли эту какофонию.

Марсель остановился отдышаться. Снизу раздалось бормотание Ракана - теперь он стоял очень близко, но говорил словно бы сам с собой, задумчиво и слишком тихо.

- Разве была только одна арка? - вдруг отчётливо спросил он. - Разве нельзя найти другую и принести новый обет?..

Арка?.. При чём здесь какая-то арка?

Снизу раздался женский голос, тихий и мелодичный. Марсель не разобрал ничего, кроме слова "реликвия".

Арка-реликвия? Что за бред?.. Любопытный виконт всем телом навалился на решётку.

- На ней был знак молнии, - произнёс Ракан.

Женский голос, по-видимому, выразил согласие.

- И она была сделана из золота, - продолжал Ракан. - Золото - цвет молний. Но Молнии - только один из домов! А всего их четы...

Проклятый навес хрустнул, и Ракан осёкся на полуслове. Марсель замер, стараясь не дышать, чтобы ничем не выдать своего присутствия. Похоже, ему это удалось, поскольку Ракан продолжал со вздохом:

- Впрочем, это суеверия. Древние легенды красивы, но толку с них никакого. Поговорим серьёзно, кузина. Я позвал тебя сюда для разговора о том, что действительно важно. Я знаю, ты умеешь молчать. И, исключая Матильду, ты единственный человек, который близок мне по крови. Я намерен поговорить с тобою о... О Робере Эпинэ.

Ага! Вот оно! Вот то дело, ради которого Марсель ползает по навесу, как кошка Леворукого. Виконт весь подобрался, дрожа от любопытства и вполне понятного нетерпения.

- Он мой преданный союзник и, кроме того, близкий друг, - продолжал Ракан тем временем. - А главное - он хозяин одной из важнейших провинций Талига... Его дед умер, теперь он наследный герцог Эпинэ. Сейчас он изгнанник, - Ракан постепенно понижал голос, и Марсель всё сильнее прижимался к перекладине, стараясь не проронить ни слова, - но прав не отнять силой... У меня есть план. Он касается Эпинэ и всех нас - тебя, меня, Матильды... От успеха зависит наше будущее... Я хочу... - прошелестел Ракан почти шёпотом, - я хочу...

Перекладина, к которой со всей страстью прижимался Марсель, не выдержала и треском надломилась. Виконт попробовал извернуться, но не тут-то было: побеги хмеля услужливо разошлись у него за спиной, и он полетел вниз, дёргаясь в безуспешных попытках за них уцепиться. К счастью, навес был невысок. Тем не менее Марсель весьма чувствительно приложился к земле задницей и непроизвольно взвыл благим матом.

- Мой дорогой виконт Валме! - воскликнул Ракан у него над головой. - Не ожидал столь позднего визита! Вы не ушиблись, нет?

В ответ бедный Марсель только замычал от боли, хватаясь за пострадавшее место. Ракан продолжал издевательским тоном:

- Я рад, что это вы, а не наёмный убийца, но позвольте всё же узнать: почему вы лазаете по навесу, как вор, и являетесь к непризнанному королю Талигойи весь во хмелю?

Ха! Да Марсель и не думал являться перед кем бы то ни было. Он с огромным удовольствием остался бы никому не ведомым на навесе. Но судьба обернулась против него.

Виконт попробовал сесть, но увы! Это оказалось положительно невозможно. Тогда он снова встал на четвереньки и неуклюже поднялся на обе ноги, оказавшись лицом к лицу с прелестной юной эрэа, смотревшей на него с плохо скрытым испугом.

Ракан стоял слева от неё. Он сиял радушной улыбкой, то есть, попросту говоря, ехидно скалился. Нужно было собраться с духом: принимать поражение следует с миной благородного достоинства.

Марсель попробовал изящно отставить ногу и отвесил принцу самый элегантный поклон, который только позволял отбитый зад.

- Ваше высочество, - галантно проговорил он, - мадам, - второй поклон достался перепуганной эрэа, - поверьте: я счастлив засвидетельствовать вам своё глубочайшее почтение.

Алатская дикарка продолжала таращить на Валме свои огромные газельи глаза - следует признать, очаровательные: золотые, как звёзды.

- Мы принимаем ваши уверения, виконт, - любезно ответствовал Ракан, улыбаясь во все зубы, - тем более, что вы рискнули жизнью, чтобы принести их нам. Даю вам слово: если бы вы просто вошли в наш дворец, вместо того, чтобы падать к нашим ногам, это нисколько не уменьшило бы нашей к вам благосклонности.

Несмотря на боль и потрясение от падения, Марсель тут же сообразил: с Раканом нужно играть в открытую. Его поймали на горячем: сам и виноват. Обезоруживающая откровенность и совсем чуть-чуть блефа в придачу - вот в чём его спасение. Быть может, он ещё сумеет выбраться из унизительной ситуации без особых потерь.

- Пусть благосклонность вашего высочества склонит вас к снисходительности, - учтиво произнёс Валме, через боль отвешивая Ракану второй поклон: каши маслом не испортишь. - Я должен признать с глубоким раскаянием, что имел намерение тайно подслушать беседу вашего высочества. Это дурной поступок, однако у меня есть оправдание, которое столь мудрый принц, несомненно, найдёт достаточным.

- Какое же? - поинтересовался Ракан, усмехаясь.

- Я услышал, как ваше высочество произнесли имя моего господина, - откровенно признался Валме покаянным тоном. - Не сомневаюсь, что друзья вашего высочества в такой ситуации поступили бы точно так же.

- Вашего господина? - повторил Ракан, мгновенно помрачнев и нахмурившись, и Валме испугался: не совершил ли он ложный шаг? - А я слышал, что все Валмоны сами себе господа. Однако не припоминаю, чтобы я говорил о вас или о ком-либо из вашего семейства.

- Я имел в виду герцога Алву, ваше высочество, - пояснил Марсель виноватым тоном. - Я имел честь поступить к нему на службу весной этого года.

- Ах да! - воскликнул Ракан. - Припоминаю! Вы же теперь офицер Первого маршала.

- Я хотел укрыться здесь от грозы, ваше высочество, - продолжал Марсель, слегка лукавя, - но, по несчастью, услышал, как вы произносите слово "Ворон". Я вообразил, что речь идёт о герцоге Алва, моём командире, и, как дурак, полез на этот гнилой навес, чтоб его Закатные твари разбили и сожрали вместе с этим треклятым кошкиным хмелем! - в сердцах добавил Марсель и принялся обдирать с себя настырные вездесущие шишечки.

Ракан снова развеселился.

- Вы так искренне извиняетесь, виконт, что на вас невозможно сердиться, - произнёс он самым сердечным тоном. - Я понимаю ваши мотивы, но Создателя ради, что вы себе вообразили? Чем я, простой изгнанник, способен навредить Первому маршалу Талига? Бросьте!.. Я всего лишь рассказывал кузине о подвигах герцога Алвы в Сагранне, когда вы так эффектно свалились нам на головы. Мелисса, это виконт Валме, - обратился Ракан к девушке, которая до сих пор не произнесла ни слова. - Тебе не стоит его бояться: он славный человек.

- Мадам, рухнуть к вашим ногам - это величайшее счастье для смертного! - галантно заверил даму Марсель, прижимая руки к сердцу.

Алатская дикарка не ответила, а только перевела свои огромные золотые глазищи на кузена.

- Ступай домой, Мелисса, - ласково отпустил её Ракан. - Мне нужно поговорить с виконтом Валме с глазу на глаз.

Юная эрэа ушла, так и не вернув Валме его поклона. Нет, положительно: все Раканы - самодовольные самовлюблённые невежи! Марсель осторожно потёр ноющий зад - его воспитание не позволяло делать это при даме, пусть даже такой неучтивой. Какая жалость, что сегодня на нём тонкий камзол, а не тот костюм, который он заказал к позапрошлогодним именинам короля! Марсель с нежностью вспомнил огромный бархатный бант, украшавший стратегические тылы и своей пышностью оттеняющий талию, тогда гораздо более объёмистую, чем сейчас. И за какими кошками его понесло на военную службу, а?..

- Вы слышали только имя герцога Алвы, виконт? - любезным тоном осведомился Ракан, возвращаясь к прежнему разговору после ухода своей кузины. - Неужели вы не уловили ничего другого?

Марсель быстро прикинул, стоит ли соврать, и так же быстро решил, что не стоит.

- Нет, ваше высочество, - почтительно признался он. - Я слышал кое-что ещё, но, признаться, ничего не понял.

- Расскажите, виконт, - благожелательно предложил Ракан. - Я хочу, чтобы вы знали: у меня нет никаких тайн от вас... и от вашего господина.

Марсель слегка замялся.

- Ваше высочество изволили говорить о какой-то арке... - произнёс он.

- Арке? - изумился Ракан.

- Реликвии, - пояснил Марсель. - Той, на которой высечен знак молнии.

Ракан посмотрел на него и расхохотался от всей души. Пока он веселился, Марсель уныло разглядывал обтрёпанные штаны и полы своего камзола: действительно, шпионский улов не стоил таких потерь.

- Простите, любезный виконт, - проговорил Ракан, успокаиваясь, - как я понял, наверху отвратительная слышимость. Мы с кузиной говорили не об арках. Мы говорили об алтарях.

Марсель, насторожившись, поднял голову.

- Об алтарях, ваше высочество?

- Да. В гальтарские времена верили в Ушедших богов и посвящали им алтари, на которых высекали символы стихий. Видите ли, кузина выросла в Алати, а здесь очень серьёзно относятся к древним преданиям. И это понятно: тут чуть ли не с каждым местом связана своя легенда. От иных просто кровь стынет в жилах... Моя кузина считает, что абвениатская магия и впрямь существует и что она подчинена мне, Ракану, как прямому потомку древних анаксов.

- И ваше высочество верит в это?

- Я?.. А что ещё остаётся делать моему высочеству, как не верить в абвениатские сказки, виконт? Я же не сумасшедший и прекрасно понимаю: вернуться в Талиг я смогу разве что только при помощи магии.

Валме внимательно всмотрелся в лицо Ракана, сейчас спокойное и даже немного печальное. Похоже, тот был вполне искренен.

- Но ваше высочество говорили ещё о Робере Эпинэ, - осмелился заметить он.

- Верно, - спокойно подтвердил Ракан и вдруг резко повернулся к Валме, словно сообразив что-то. - Проклятье! Да вы, никак, вообразили, что я намерен втянуть в политические дрязги мою бедную кузину, виконт? За кого вы меня принимаете?

- А разве речь шла не о политике, ваше высочество? - наивно поинтересовался Марсель.

- Нет, разумеется! - отрезал Ракан. - Я хотел поговорить о её будущем, точнее, о её браке. Робер Эпинэ наследный герцог, и он мой друг. Надеюсь, я ясно дал понять кузине, что мы с Матильдой держим его руку. (Марселя как обухом по лбу ударили). Кузина, конечно, ещё очень юна, но мне было бы спокойней, если бы она вышла замуж за человека, которому я полностью доверяю. Кстати, простите бедняжке её грубость, - неожиданно извинился Ракан с милой улыбкой, поразившей Марселя в самое сердце. - Она выросла в очень суровых условиях: отец держал её взаперти, и она не привыкла к обществу. Но она добрейшее существо и, если бы вы сегодня серьёзно пострадали, она не ушла бы, не оказав всей помощи, которая только была бы в её силах.

- Охотно верю, - пробормотал Марсель, потирая зад. - Так ваше высочество намерены женить Робера Эпинэ на своей кузине?

- Именно, - подтвердил Ракан. - Тогда со временем она смогла бы стать настоящей герцогиней Эпинэ.

- Как? - мгновенно насторожился Марсель.

- Бросьте, виконт! Разве герцог Алва послал вас сюда не за тем, чтобы предложить Роберу примириться с династией Олларов? Конечно, я мог бы сделать вид, что мне об этом не известно, но я предпочитаю подать вам пример откровенности.

- Меня? Рокэ? - поразился Марсель, выпучив на принца глаза.

- А кого же? Не бойтесь выдать его планы, виконт: я вполне их одобряю. Больше того: я всячески убеждал Робера не упускать этот шанс ещё тогда, когда покойный Окделл привёз предложение Алвы в первый раз.

Валме обалдел настолько, что и думать забыл о своём ушибе.

- Ув-веряю ваше в-высочество, что я никогда... - забормотал он, но тут их тет-а-тет грубо прервали.

На террасе послышался топот множества бегущих ног и задыхающиеся крики:

- Ваше высочество!.. Ваше высочество! Беда!..

Принц Ракан обернулся. В перголе появился растрёпанный управляющий, окружённый испуганными слугами.

- Беда, ваше высочество, беда! - воскликнул он. - Дурной знак! Извольте пожаловать во дворец к вашей бабушке!

Воспользовавшись суматохой, Марсель увязался следом за Раканом. В парадной столовой, где были накрыты столы, царил заметный беспорядок. Только величественная принцесса Ракан сохранила самообладание и пыталась успокоить гостей.

- В нескольких хорнах от нас случился сильный пожар, - пояснила она своему внуку в ответ на его расспросы. - В ночь святого Фюлёпа это очень дурной знак, а мы, алатцы спокон веков верим в знамения.

- Есть жертвы? - с тревогой спросил Альдо.

- Никаких, да там нет жилья. Всё случилось неподалёку от Белой Ели, - объяснила Матильда. - Пострадали только выгоны да какой-то пьяница, который перепугался до полусмерти и переполошил своими воплями всех, кого мог. Он уверяет, что видел огненных демонов, - добавила Матильда насмешливо.

- Это место нужно освятить, гици принц! - воскликнула Вицушка и старик-управляющий тут же энергично закивал в знак согласия. - Нужно послать за преподобным аббатом!

- Верно! Верно! - зашумели гости.

- А пожар? Он потушен? - спросил Альдо.

- Спроси, что полегче! - отозвалась принцесса. - Нас там не было. Но думаю, что вряд ли: дождь ведь сегодня так и не пошёл.

- Барон Таубер только что отправился туда со своими людьми, - оповестил принца один из присутствующих.

Принц Ракан кивнул и быстро взбежал на возвышение, на котором стоял хозяйский стол. Шум в столовой постепенно утих.

- Достойные господа! - громко произнёс принц, обращаясь к своим гостям. - Я думаю, нам нужно точно выяснить, что же произошло. Прошу мужчин пойти за мной. Если и впрямь случился пожар, мы погасим его, пока огонь не принёс беды. А если пожара нет, мы вернёмся сюда и продолжим пировать. Тем временем пусть кто-нибудь из слуг скачет в монастырь, да вот хоть ты, Имре. Освятить поганое место никогда не лишнее.

- Верно, верно говорите, ваше высочество! - нестройно зашумели гости, отодвигая стулья от столов: пара десятков крепких мужчин тут же окружила принца Ракана.

- Лошадей! Лошадей! - кричали они.

Валме смело затесался в их толпу, шёпотом попросив управляющего найти у парковой ограды его коня. Пожар и неведомые огненные демоны совершенно не пугали виконта. Но его насторожило то, что среди пирующих не было ни Жана-коновала, ни Робера Эпинэ.

Переполошивший всех пожар не пригрезился пьянице: в нескольких хорнах от Сакаци действительно полыхала трава, вероятно, загоревшаяся от молний. Огненный след длинным языком спускался с холма, постепенно суживаясь. В низине он образовывал нечто вроде петли, словно пламя, дойдя до определённой точки, отступило и развернулось обратно кружным путём.

К счастью, в воде недостатка не было, а выгоревшая трава уже не давала новой пищи огню. Ветер, недавно такой сильный, теперь полностью стих, сухая гроза прошла. Альдо Ракан толково и споро организовал тушение. Похоже, он удался в свою алатскую бабку, а не в безликих предков, четыреста лет сиднем сидевших в Агарисе. Он проявил смекалку и большое мужество: везде поспевал и первым лез в пламя. Марсель старался не отставать от него. Через час пожар залили и затоптали, а из монастыря святого Гермия примчалась целая миссия с аббатом во главе. Опять, как в начале вечера, зажгли освящённые свечи; аббат и монахи кропили выгоревшую траву вином и водой, распевая охрипшими голосами. Слуги сновали туда и сюда, поднося усталым господам питьё.

Марсель обнаружил, что стоит в самой низине, в центре потушенной огненной петли. Его костюм пришёл в окончательную негодность: сапоги были черны от копоти, штаны разодраны, а рукава камзола подпалены. Альдо Ракан нашёл его за унылым подсчётом убытков и дружески вручил свою серебряную флягу с вином. "А он, право же, славный малый", - благодарно решил Марсель и было опустился на ближайшую кочку, чтобы слегка передохнуть, но тут же со стоном поднялся обратно. Разрубленный змей, ну что за ночка!!! Святой Фюлёп явно решил сегодня припомнить ему все прегрешения разом. Что-то зацепилось за порванную штанину, и Валме машинально нагнулся, чтобы отодрать колючку от себя.

Цап! Острые зубы впились в палец едва ли не кости. Марсель коротко взвыл. Крыса, закатные кошки её сожри, огромная обезумевшая крыса! Марсель, корчась от боли и отвращения, пытался стряхнуть с себя злобного врага. Отважный принц Ракан тут же пришёл ему на помощь.

- Проклятие! - воскликнул он, снимая с Валме отчаянно вырывающегося крысёныша. - Да это же Клемент!

Оказавшись в руках у Ракана, крысёныш как будто признал знакомца и перестал кусаться. Помрачневший принц рассматривал его в свете освящённых свечей, плотно сжав губы.

- Ваш добрый приятель, ваше высочество? - осведомился Валме, морщась и со страдальческим видом зажимая раненый палец.

- Не мой, а Робера, - машинально поправил принц. - Как он здесь оказался? Это невозможно!

Откуда-то из темноты донёсся пронзительный нечеловеческий крик. Марсель вздрогнул, но тут же сообразил, что кричала скотина. Монахи, только что прекратившие водить в низине свой хоровод, что-то радостно залопотали по-алатски. Спустя минуту они вытащили на свет перепуганного мула: животное было измучено и скорбно болтало туда-сюда длинными ушами, чем-то напомнив Марселю повадки Робера Эпинэ.

Отец Канио, утирая пот, подошёл осмотреть скотину.

- Ваше преподобие, - внезапно обратился к нему Ракан, нахмурясь. - Вероятно, это тот самый мул, которого украл у вас беглый разбойник. Я должен покаяться перед вами: мой друг Робер Эпинэ убедил вашего нового послушника вернуться вместе с ним в Эпинэ.

Вернуться в Эпинэ! Так вот оно что! Вот почему ни разбойника, ни Эпинэ не было сегодня нигде! Марсель вытянул шею, чтобы не упустить никаких подробностей.

- Нового послушника? - недоуменно переспросил аббат на талиг. - Вы имеете в виду брата Яноша? Вы ошибаетесь, ваше высочество. Брат Янош не покидал сегодня обители.

- Как? А этот мул?

- Мул сегодня сбежал из конюшни, это верно. Но брат Янош здесь не при чём. К несчастью, ему стало плохо. С ним случился удар незадолго до начала праздника - должно быть, от чрезмерной жары и волнения.

Альдо Ракан потрясённо уставился на аббата Олеция, словно не веря своим ушам.

- Он умер? - спросил Ракан.

- К счастью, нет. Наш брат-лекарь - искусный врачеватель, ему удалось совершить чудо. Брат Янош лежит в лазарете монастыря, и ваше высочество можете сами убедиться в этом.

- Но кто же... Но кто же тогда... - пробормотал принц и вдруг решительно поднял голову. - Ваше преподобие, я намерен воспользоваться вашим предложением, - отчеканил он.

- Вашему высочеству достаточно всего лишь последовать за мной, - спокойно ответил отец Канио, но, взглянув на Марселя, который незаметно пристроился за правым плечом Ракана точь-в-точь как покойный Окделл за плечом своего монсеньора, добавил: - однако моё приглашение касается только вашего высочества.

Ракан обернулся и увидел Марселя в стойке верного оруженосца с прокушенным пальцем наперевес. Валме приготовился услышать вежливое предложение идти восвояси, однако Альдо Ракан снова удивил его.

- Прошу ваше преподобие, - почтительно произнёс принц, - из уважения ко мне сделать исключение для виконта Валме. Тем более, что виконт и сам нуждается в помощи вашего чудо-лекаря.

Отец Канио слегка поморщился, но, видимо, решил не возражать по столь незначительному поводу. Он сухо кивнул, приглашая Марселя идти за ними следом.

Было уже далеко за полночь, когда они вошли в лазарет монастыря святого Гермия. Помощники лекаря сразу же занялись укусом и ссадинами Валме; о более пострадавшем месте Марсель решил не распространяться. Жан-коновал трупом лежал на одной из коек - неподвижный и безгласный, но всё-таки живой. Марсель с первого взгляда понял, что это он: хотя борода разбойника вздыбилась, а лицо сильно осунулось, эти грубые черты невозможно было спутать ни с чем.

По-видимому, Ракан подумал то же самое.

- Он приходил в себя? - вполголоса спросил он у брата-лекаря. Аббат, любезно взявший на себя обязанности толмача, перевёл вопрос.

- Нет, но он говорил в беспамятстве, - озвучил отец Канио ответ. - Всё время повторял что-то о своей сестре и о корове.

- Странно... Он заболел ещё днём?

- Часа за два до захода солнца, ваше высочество.

- Он поправится?

- Надежда есть. К счастью, ему почти сразу же оказали помощь. Иначе бедный брат Янош уже сейчас был бы мёртв.

Ракан застыл у постели больного, с каменным лицом рассматривая его. Валме рискнул задать вопрос вместо принца:

- А этот бедняга говорил что-нибудь об Эпинэ или Талиге?

Отец Канио перевёл вопрос и ответ:

- Нет, он называл только сестру. Боюсь, господа, что брат-лекарь не может поведать вам ничего, кроме этого.

Принц Ракан учтиво изъявил аббату выражения своей признательности и почтительно испросил благословения. Марсель, как истый язычник, только хлопал глазами. Спустившись во двор аббатства он устало подумал, что пора бы вернуться к себе в гостиницу и успокоить кэналлийцев, которые, наверно, ума приложить не могут, куда это он запропастился.

Альдо Ракан был хмур и мрачен. Укусивший Марселя крысёныш, нахохлившийся так же, как его августейший знакомец, сидел в ракановском кармане.

- Вы поедете со мной, виконт? - спросил принц у Валме, едва они вышли из ворот монастыря.

- В Сакаци?

- Сначала туда. Едва рассветёт, я велю обыскать окрестности. Робер уговорил этого Жана-коновала служить ему проводником. Они уехали сегодня незадолго до праздника. А сейчас я узнаю́, что проклятый разбойник ещё днём слёг от удара! С кем же уехал Робер?.. Проклятье! Я не успокоюсь, пока не узнаю, что с ним!

Альдо Ракан сжал кулаки. Марсель искренне посочувствовал ему: похоже, этот принц был хорошим другом.

- Может быть, герцог Эпинэ поехал с другим проводником?

- Нет. Я точно помню: Робер сказал, что едет с Жаном-коновалом.

- В таком случае возможно... - задумчиво протянул Марсель, - возможно, что герцог стал жертвой нападения бывших приятелей этого недомонаха.

- Что было бы большой удачей, - хмуро бросил Альдо. - Разбойники Роберу не страшны: он способен постоять сам за себя.

- Тогда чего же опасается ваше высочество?

- Вы не знаете здешних мест, виконт, - мрачно ответил Ракан. - Вы здравомыслящий олларианец и не верите в существование нечисти.

- Ну почему же? - тонко улыбнулся Марсель. - Я же видел Вальтазара у нас в Олларии. Нечисть существует, это несомненно. Но я уверен, что она не способна причинить вред человеку из плоти и крови. Нечисть - это ведь только тень.

Ракан заметно оживился:

- Вы уверены в этом, виконт?

- Совершенно уверен, ваше высочество. Вполне вероятно, что на господина Эпинэ напали какие-нибудь проходимцы и вынудили его защищаться; но, если вы не ошибаетесь в ловкости вашего друга, он должен был успешно отбиться от них.

Ракан обдумал сказанное. Потом махнул рукой, призывая слуг, ждавших их чуть поодаль.

- Вы немного успокоили меня, виконт. К тому же, - продолжал он задумчиво, - если бы с Робером и впрямь случилась беда, я обязательно почувствовал бы это. Однажды он тяжело заболел, едва не умер. Если бы я не вызволил его с того света, плохо бы ему пришлось. Вероятно, это оттого, что я Ракан, как говорит Мелитта. Кстати, - оживился он, - замолвите перед Вороном словечко за Робера, виконт, когда будете писать вашему господину. Я хотел бы, чтобы мой друг мог вернуться к себе домой, пусть даже ценой примирения с Олларами.

- Ваше высочество говорит искренне? - удивился Марсель.

- От всего сердца, - подтвердил принц. - Так же искренне, как и то, что я ничего не замышляю против Алвы. Пусть я изгнанник, но всё-таки я Ракан. Я уже говорил вам, что верю в абвениатские легенды. Если я потеряю одного из Повелителей, я потеряю часть себя. Герцог Алва - Повелитель Ветра. Как я могу желать ему зла? Напротив, я прошу вас всячески беречь его, виконт. Я уже потерял бедного Окделла и до сих пор скорблю об этом. Я не могу позволить себе потерять ещё хоть кого-то.

Марсель исподтишка покосился на Ракана. Древние алтари, алатская нечисть, раканская магия... Неужели этот славный молодой человек и впрямь так суеверен, как хочет показать?

Альдо Ракан взялся на поводья подведённого к нему коня:

- Так вы едете со мной, виконт? Я всё-таки намерен обыскать окрестности.

- Я счёл бы за честь помочь вашему высочеству, - заверил Марсель, тронутый его дружеской тревогой, - но я должен как можно скорей вернуться к монсеньору. Утром я уезжаю.

- Что ж, в добрый путь. Впрочем... Вы ведь поедете в Талиг через Эпинэ?

- Разумеется. Это единственная дорога.

- В таком случае, не окажете ли вы мне любезность заглянуть к Роберу и посмотреть, благополучно ли он добрался до дома? Я понимаю, что не имею права просить вас, но всё-таки надеюсь, что вы не откажете мне в этом.

- Ва...

- Я не могу предложить вам в награду ни поместий, ни чинов, - с живостью перебил его Альдо. - Правду сказать, вам этого и не нужно: ведь вы много богаче меня, виконт! Единственное, чем я располагаю, - это моя благодарность. Если вы согласны принять её, то знайте: у вас всегда будет искренний друг там, где бы я ни находился - в Агарисе, в Сакаци или где-нибудь ещё.

И Альдо Ракан протянул Валме открытую руку. Марсель, немного подумав, принял её: симпатия этого славного принца польстила ему. Какая жалость, что Фердинанду II Оллару далеко до алатского изгнанника!

- Ваше высочество, я заеду в Эр-Эпинэ, - щедро пообещал он. - И даже передам герцогу письмо, если вы его напишите.

- О, в самом деле? Вы незаменимый друг, виконт! Я напишу небольшую записку и вручу её вам завтра утром - разумеется, открытой, чтобы вы знали её содержание. У меня нет тайн от вас, как вы уже могли убедиться. А пока... Позвольте моим слугам проводить вас до вашей гостиницы.

Марсель с благодарностью принял это предложение и вернулся к себе, когда уже начинало светать. Его костюм был разодран в клочья, шляпа, плащ и шпага так и остались на верху террасы в Сакаци, пострадавшие зад и палец болезненно ныли, но в глубине души он чувствовал глубокое удовлетворение собой.