Тесли : другие произведения.

Сердце Скал. Зверь. Глава 3. Оллария

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

Глава III. Оллария

17-19 дни Осенних Скал, 399 год Круга Скал. Оллария

1

Ненастным утром в самом начале осени весь двор и город собрались у столичного особняка Рокслеев, чтобы принести свои соболезнования Высокому Дому Скал.

Осиротевшая герцогиня Надорская, чей единственный сын недавно сгинул в Гальтаре, скончалась в Олларии в ночь с десятого на одиннадцатое число.

Король, поднятый с постели этим трагическим известием, поторопился прислать Рокслею своего личного хирурга. Совет подал кардинал Сильвестр: в естественных причинах смерти герцогини Окделл не должно было возникнуть никаких сомнений. Сердце несчастной матери не выдержало бремени горя, вот и всё. Она успела защитить имя сына, но нервное напряжение истощило её силы.

Королевский хирург и личный врач Рокслеев сошлись во мнениях: её светлость скончалась от сердечной слабости.

Дело шло к тому уже несколько недель. Герцогиня Мирабелла мужественно держалась вплоть до дня Большого Совета, состоявшегося двадцатого Летних Молний. Она явилась в Овальный кабинет, прямая, как палка, но страшно высохшая и почти совсем седая - за несколько дней она состарилась на двадцать лет.

- Мой сын отправился в Алат по приказу герцога Алвы! - громко заявила она королю, торжествующе предъявляя собственноручный приказ Первого маршала. - Паж моего сына может засвидетельствовать это!

Двенадцатилетний мальчишка, допущенный на Совет по распоряжению Первого маршала, шагнул вперёд.

- Я тоже свидетельствую это, - заявил сам Алва, неспешно поднимаясь и отвешивая поклон Фердинанду II. - Мой оруженосец выполнял дипломатическое поручение, которое я возложил на него ради пользы и блага моего короля.

Рокэ врал совершенно непринуждённо. Мирабелла сверлила его глазами, но молчала: ей хватало ума понимать, что Ворон льёт воду на её мельницу.

Сильвестр не спорил. Рокэ желает, чтобы его юноша ушёл в Закат в сияющих доспехах безупречного рыцаря? И пусть его. Герцог Окделл встретился с курией, чтобы очистить корону Талига от тяжких обвинений? Чу́дно, чу́дно. Вступил в переговоры с Робером Эпинэ, чтобы склонить его принять сторону Олларов? Превосходно!

- От Эпинэ мой оруженосец узнал важные сведения, касающиеся Гальтары. К несчастью, он решил лично поехать туда, чтобы выяснить всё на месте. Это, конечно, не входило в его задачу, но юного герцога легко понять, ваше величество. Он только что отличился на поле сражения. Он желал отличиться перед своим королём и на дипломатическом поприще.

Король кивал, как механический болванчик, не сводя глаз с яростной, как фурия мести, Мирабеллы. Опальная герцогиня произвела на него огромное, почти болезненное впечатление. Как и все слабые люди, он мгновенно ощутил исходящую от неё подавляющую силу и проникся каким-то школярским почтением к умирающей, но так и не сломленной старухе.

- Если мой сын не вернётся в течение трёх лет, - заявила она королю напоследок (лицо её при этом дрогнуло, но голос остался твёрдым и властным), - я желаю, чтобы Надор перешёл во владение мужа старшей из моих дочерей.

Она не сказала: "Я прошу". Она сказала: "Я желаю" и величественно опустилась в кресло, даже не прикоснувшись к руке капитана своей охраны, протянутой, чтобы помочь ей сесть.

Кардинал Сильвестр мысленно возблагодарил Создателя, что в течение всех предыдущих лет герцогиня Мирабелла сиднем сидела в своём Надоре. Эта фурия смогла бы возглавить и повести за собой целую партию. От зоркого взгляда кардинала не укрылось также, что новый герцог Валентин Придд, оправданный и введённый в права наследства на том же Совете, ни на шаг не отходил от старухи. После освобождения он вернулся к своему эру в особняк Рокслеев, где общался с надоркой каждый день. Кардиналу доносили, что по совету графа Рокслея он даже посватался к одной из её дочерей.

Новая оппозиция формировалась прямо на глазах. Ещё при входе во дворец кардинал заметил, как лиловые смешались с красно-чёрными, и от мужчин, составлявших свиту Скал и Волн, исходила явная угроза.

К счастью, расчёт кардинала на чувства Придда оправдался. После освобождения первый благодарственный визит он нанёс именно Алве, а не королю. Фердинанд, разумеется, заметил это, но ему было не до молодого Спрута.

Следствие над Катариной Ариго вошло в свою завершающую стадию.

- Устройте ей очную ставку с матерью Моникой! - потребовал король от вице-кансильера, трясясь, как в истерике, после чтения протокола допросов. - Устройте ей очную ставку в моём присутствии! Я хочу, чтобы она сама мне сказала, зачем оскорбляла своего супруга и государя!

- Ваше величество, - уговаривал его Колиньяр, - если вы сами придёте к королеве, она сочтёт это признаком слабости! Ведь ваше величество так привязаны к ней. Обвиняемая воспользуется этим, чтобы обмануть нас.

Сильвестр сильно опасался, что несгибаемая герцогиня Надорская сочтёт своим долгом выступить на защиту Катарины Ариго. Ему повезло: горе и нервное напряжение свели старуху в могилу. После Совета она продержалась на ногах только один день - и то из чистого упрямства. Двадцать второго она слегла, чтобы больше уже не подняться.

Прощание с забальзамированными останками началось тринадцатого числа. Тристрамы, Хаварды, Лоу, Ардены, Невиллы, Дрюс-Карлионы, Ловлейсы, - все вассалы Дома Скал, находившиеся в столице, прислали в особняк Рокслеев щиты со своими гербами и облачились в серое. Даже посол Гаунау отправил к гробу герцогини эмблемы своего повелителя: видимо, Хайнрих решил показать, что помнит, кто его сюзерен. Столичные эсператисты тоже гуськом потянулись на поклон к почившей герцогине. После Октавинской ночи в Олларии сложилась целая община обиженных, тайно подзуживаемая послами из Гайифы.

При дворе было объявлено, что бдение над телом состоится в ночь на восемнадцатое. Всенощную назначили в часовне святого Дени, древнего покровителя Кабителы, признанного и олларианской церковью. Ещё до заката гроб предполагалось торжественно вынести из Зала Чести и доставить к главному алтарю. Поэтому с утра семнадцатого числа Осенних Скал те, кто ещё не участвовал в прощании, и те, кто уже посетил Рокслеев хотя бы раз, сочли необходимым явиться на последние домашние службы.

Карета Фердинанда II въехала во двор особняка в половине второго. Короля сопровождали первые лица государства: сенескаль, вице-кансильер, тессорий, главный церемониймейстер, шталмейстер, государственный секретарь, три министра, кардинал Талига и, конечно же, Первый маршал. Появление Алвы, как всегда, произвело фурор. Граф Манрик даже высунулся из окна своей кареты, не поверив глазам: окна всех кэналлийских экипажей были задрапированы серым.

- Так делается только в случае смерти члена семьи, - шепнул он королю, едва сойдя со ступенек кареты.

- Мы помним этикет, господин тессорий, - сквозь зубы ответил Фердинанд и громко спросил у Алвы:

- Вы состоите в родстве с Окделлами, господин Первый маршал?

- Я состою в родстве с Карлионами, государь, - хладнокровно ответил Рокэ, кланяясь. - Через мою прабабку Раймонду.

- О. В самом деле. Мы забыли об этом.

- Что-то не припоминаю, чтобы он носил траур по убитому им Грегори Карлиону, - пробурчал сенескаль Миоссан на другое ухо короля, предусмотрительно понизив голос: сказать это громко в лицо Алве ему не хватало духу.

Джеймс Рокслей, как раз в это время пробившийся к королю через толпу придворных, преклонил колени на мокрую брусчатку двора: шёл мелкий осенний дождь.

- Ваше величество! Ваш милостивый приезд утешает нас в нашей скорби, - произнёс он.

- Мы скорбим вместе с вами, виконт, - печально проговорил король, подавая ему руку. - Её светлость была истинной эрэа! Увы! Таких больше нет.

- Ваше величество говорит истинную правду, - непринуждённо прибавил Алва, кланяясь Рокслею. - Герцогиня Окделл была образцом всех жён и матерей. В прежние времена, когда мужчины уходили в долгие походы, на неё можно было смело оставить дом: она соблюла бы и честь мужа, и его интересы.

Фердинанд II задрожал как от удара бичом. Королева Катарина ещё находилась во дворце, но до Багерлее ей оставалось недалеко. Перепуганная фрейлина Дрюс-Карлион после небольшого намёка Сильвестра принялась обвинять её величество во всех смертных грехах. Мать Моника была сдержаннее, но после того, как её пару раз растянули на "кобыле", благоразумно сочла, что своя жизнь дороже чужой репутации. По её наводке Колиньяру удалось схватить доверенных служанок, сопровождавших королеву на тайных встречах, а главное - прачек, стиравших запачканное бельё после блуда с покойными графом Васспардом и генералом Феншо-Тримейном. Даты встреч ставили под сомнение законность рождения кронпринца и младшей принцессы. Сильвестр счёл нужным заблаговременно осведомить об этом Рокэ.

- Будьте последовательны, друг мой. Неужели вы велели пристрелить Оскара Феншо-Тримейна лишь для того, чтобы посадить его ублюдка на трон Талига?

- Ваше высокопреосвященство говорит на основании слов нескольких перепуганных женщин?

- Подумайте сами, Рокэ! Если бы принц и впрямь был сыном короля, зачем бы тогда его мать стала прилюдно грешить с вами?

- У её величества, - неприятно усмехнулся Ворон, - превосходный аппетит.

- Вот именно, сын мой, вот именно! - подхватил кардинал. - Только блюдо под названием "власть" она предпочитает всем остальным. Будь она действительно матерью наследника, она не стала бы компрометировать себя с вами на глазах у всего двора, включая меня, грешного, и даже вашего прекраснодушного оруженосца. И признайтесь, Рокэ: вы бы сейчас и пальцем о палец не ударили ради спасения Катарины Ариго, не купи она вашу поддержку единственным имевшимся у неё способом.

- А разве король не может покарать и меня как прелюбодея? - приподнял бровь Алва.

- Вы прекрасно знаете, что нет. С вами Фердинанд связываться не станет. Тем более, что из кронпринца такой же Воронёнок, как из самого короля. Он просто не верит этой сплетне, распущенной вашей же Катариной.

Алва пожал плечами.

- А какая вам разница, ваше высокопреосвященство, чей сын наследник престола? Он был признан королём. Этого достаточно. Ведь у меня тоже нет наследника.

- А это уже ваша проблема, Рокэ. Мой преемник - вы. И я уверен: если вы и впрямь чего-то захотите, то сумеете сторговаться хоть с самим Создателем, хоть с вашим покровителем Леворуким.

Алва, видимо, отступил, но смирение было не в его характере. Он любил оставлять последнее слово за собой. Сильвестр настороженно впился взглядом в спокойное и немного насмешливое лицо, пытаясь разгадать, что задумал Рокэ.

Тем временем общество размеренным шагом, который приличествовал печальным обстоятельствам, двинулось в Зал Чести. Его соорудили в парадной зале особняка. Стены, сплошь затянутые серым сукном, терялись за множеством щитов с гербами вассалов Великого Дома. В дверях стоял капитан личной охраны Мирабеллы, Дональд Адгейл, одетый в цвета Дома Скал. Платье его было старомодным, но желание ухмыльнуться пропадало при первом же взгляде: Адгейл возвышался, как скала, от которой веяло первозданной мощью. Его солдаты охраняли зал. Всюду горели свечи. Забальзамированные останки герцогини Мирабеллы покоились поверх крытого серым бархатом катафалка, прямо под капеллой - так назывался роскошный балдахин, свисавший с потолка. В ногах катафалка стоял Ангерран Карлион, периодически прижимающий носовой платок к глазам. Неподалеку сидела его жена, графиня Алиса, со своей старшей дочерью, восьмилетней Мирабеллой. Из-за отсутствия в столице дочерей герцогини Окделл они оказались ближайшими родственницами семьи.

Увидев короля со свитой, графиня вскочила, присела в глубоком реверансе и, сунув в руки дочери кропило, подтолкнула её навстречу Фердинанду.

Тот приложил правую руку к губам, мимоходом ласково погладив ребёнка по голове.

- Моя кузина, моя бесценная кузина! - прорыдал граф Карлион в платок, низко кланяясь королю. Фердинанд неловко похлопал его по плечу и рассеянно взглянул на кропило в своей руке.

Графиня Алиса, поминутно приседая, поднесла его величеству чашу.

Медленно подойдя к катафалку, король четырежды окропил тело Мирабеллы Окделл святой водой, шепча при этом молитву Создателю. Затем он снова приложил пальцы к губам и, благоговейно пятясь, отступил к столу, поставленному, по обычаю, в центре Зала Чести. Хозяин дома ловко выдвинул кресло, и король сел во главе, знаком предложив Рокслею и Карлиону занять соседние места.

Это означало, что герцогиня Окделл, пусть и мёртвая, принимает его величество у себя как хозяйка, словно она ещё не покинула этот мир.

Король вполголоса завёл милостивый разговор с графами.

Малолетняя Мирабелла Карлион, растерявшаяся из-за наплыва придворных, вслепую ткнула отданное Фердинандом кропило свите. Колиньяр было ринулся вперёд, чтобы стать вторым после короля, но Алва движением плеча оттеснил его в сторону, и вице-кансильер отступил.

Рокэ внимательно осмотрелся. Свежеиспечённый герцог Придд с постной миной стоял за стулом своего эра. Он был полностью одет в серое.

Каков хитрец! Носить траур по герцогу Вальтеру и герцогине Ангелике было нельзя: они умерли, обвинённые в умысле на жизнь короля. Изменников не оплакивают. Но смерть Мирабеллы предоставила Спруту удобный случай облачиться в серое.

- Я вижу, что уход её светлости стал для вас большим горем, - заметил Алва, рассматривая Придда с головы до ног.

- В самом деле, - недовольно заметил король. - Разве вы в родстве с герцогиней Окделл?

- Я принадлежу Дому Скал, пока служу моему эру, ваше величество, - с поклоном отозвался Спрут. - Кроме того, я надеялся вскорости назвать герцогиню своей матерью.

- О, я слышал об этом! - заметил Алва. - После Совета её светлость говорила мне, что вы просили руки одной из её дочерей, не так ли?

Придд снова поклонился:

- Я надеялся обрести семью в лице герцогини. Её смерть - невосполнимая потеря для меня.

Холодная физиономия Спрута не выражала и следа эмоций. Впрочем, за своё освобождение из Багерлее он благодарил точно с такой же постной миной.

- Мы догадались об этом по вашему лицу, герцог, - буркнул король, морщась. - Прошу садиться, господа.

Присутствующие заняли места за столом: начиналась трапеза.

Прежде всего слуги подали воду для омовения рук. Как требовал древний ритуал, золотая миса была сначала предложена королю, а затем покойной герцогине - так, словно она всё ещё была жива.

Статс-дама герцогини протянула покойнице салфетку.

Затем внесли первую перемену блюд, и епископ Риссанский, служивший по покойной герцогине всё время прощания, встал, чтобы благословить пищу. Поскольку Мирабелла Окделл была весьма умерена в еде, ей поднесли её обычную чашку некрепкого бульона.

Фердинанд II любил хорошо покушать, но сегодня он явно утратил аппетит. Он ел, словно выполняя свой долг, оказывая покойнице последнюю честь, которую мог воздать угасающему Великому Дому.

- Государь, - негромко прошелестел граф Манрик, почтительно наклоняясь к королю над столом, - я бы посоветовал вашему величеству пока не торопиться решать судьбу осиротевших дочерей её светлости. Дела их дома запутаны, провинция разорена...

- Как опекун Ричарда Окделла, - громко перебил его Алва, - я одобряю союз герцога Придда с одной из этих леди. Герцог в том возрасте, когда пора позаботиться о наследниках. Помнится, его старший брат, покойный граф Васспард, серьёзно думал о браке. Но он был немножко паладин, если вы понимаете, о чём я, ваше величество. Он мечтал найти девушку, воспитанную в строгих правилах, чтобы принести ей в дар невинность, которую хранил до свадьбы ("Что за чушь? - удивился Сильвестр). К несчастью, при дворе не найти подобной девицы. Но дочери герцогини Окделл, несомненно, воспитаны как истинные эрэа. Я верю, что герцог Придд целомудрен так же, как и его брат, поэтому вполне достоин руки невинной девушки.

- Шестнадцать дохлых кошек! - непроизвольно ругнулся военный министр, от удивления даже позабыв, где находится. - Странно слышать, как вы рассуждаете о целомудрии и невинности, Рокэ! По-моему, они волнуют вас постольку, поскольку вы можете их лишить.

- Вы правы, барон! - отозвался Алва. - Я известный распутник, для меня нет ничего святого. Но граф Васспард таким не был. Он ценил целомудрие превыше всего на свете. Граф Рокслей, - обратился он к хозяину дома, - вы имеете что-нибудь против союза вашего оруженосца с одной из девиц Окделл?

- Отнюдь! - живо отозвался тот. - И я пользуюсь случаем просить у его величества разрешения на этот брак.

- Нужно подумать, - недовольно буркнул король: разговор о Спрутах явно был ему неприятен.

- Ваше величество, - продолжал настаивать Алва, - я покорнейше ходатайствую об этом от имени моего оруженосца.

- С каких это пор, кузен Алва, - желчно поинтересовался король, комкая салфетку, - вы стали таким сторонником брачных уз? И почему бы тогда вам не жениться самому?

- Мне жаль мою будущую супругу, государь, - искренне ответил Алва, разводя руками. - Я развращён с пятнадцати лет. Но я жестоко наказан за это.

- Наказаны? Чем же? - спросил Фердинанд II не без какого-то робкого ехидства.

- Это общеизвестно, государь. Ваша собственная супружеская добродетель неоспорима, и вы достойно вознаграждены за неё. Ведь ваше величество отец троих прекрасных детей. Я же не щадил ни своей, ни чужой невинности. И вам известно лучше, чем кому бы то ни было: я не способен ни одну женщину сделать матерью.

Фердинанд II замер, слегка позеленев. Придворные за столом украдкой переглянулись: по всему Талигу гуляли сплетни, что настоящий отец кронпринца и принцесс - Алва.

- Перед лицом смерти особенно чувствуешь, как ты одинок, - продолжал Алва среди полной тишины, бросая взгляд на катафалк. - Когда умираешь, ищешь опору в своём наследнике. Государь, по кодексу короля Франциска Алва тоже ваши наследники, но они покинут вас вместе со мной. Я последний представитель моего рода. Но у вашего величества есть сын. Он - будущее Талига. А я, хоть и являюсь властителем Кэналлоа, - засыхающая лоза, на которой сам Создатель не отыщет плодов.

Сильвестр так удивился аллюзии на Книгу Ожидания, что упустил момент. Епископ Риссанский мягко вмешался вместо него:

- Странно слышать слова Священного писания из ваших уст, герцог Алва. Но почему вы так уверены в своём бесплодии?

- Кэналлийскую породу не скроешь, ваше преосвященство, - усмехнувшись, ответил Алва. - Я столько грешил, что должен был населить бастардами целый квартал. Но проклятие Леворукого лишило меня даже незаконного сына.

- И потому вы спешите обеспечить потомством герцога Придда, устраивая его брак? - ласково ввернул кардинал Сильвестр.

- Его и его будущую супругу, ваше высокопреосвященство. Иначе граф Манрик силой вынудит девиц Окделл выйти замуж за его сыновей. Господин тессорий так любит путаться в делах Надора, - произнёс Ворон, повернувшись к графу и чеканя слова, - что не погнушался даже нанять разбойников, чтобы посягнуть на жизнь моего оруженосца!

Вино из бокала Манрика выплеснулось ему грудь.

- Это ложь, государь! - воскликнул он, багровея.

- Я говорю не голословно, государь! - возразил Алва, повышая голос. - Господину кардиналу известно: на моего оруженосца было совершено несколько покушений в Олларии. Кому это было выгодно, как не господину казначею, которому в день совершеннолетия Окделла пришлось бы дать отчёт об украденных у Надора доходах?

- Это ложь, государь! - завопили Манрики уже в два голоса: к тессорию присоединился его сын, главный церемониймейстер.

- Ваше высокопреосвященство? - Алва вполоборота повернулся к Сильвестру.

- Герцог Алва действительно говорил мне о покушениях, - признал Сильвестр. - Но кто стоит за ними неизвестно...

- Государь, Дом Скал требует расследования! - воскликнул граф Рокслей, быстро сориентировавшись. - Наш сеньор исчез при странных обстоятельствах. Душа нашей госпожи, чьё тело покоится в этом Зале, взывает к вам о справедливости!

- Судьба моего дорогого брата должна быть прояснена, - обронил Спрут: он говорил так, словно уже являлся членом семьи Окделл.

Вассалы Скал дружно зашумели. Король, не ожидавший скандала, вертел головой по сторонам, не раскрывая рта: он явно опасался, что его слова утонут в общем гаме. Водворить порядок вызвался вице-кансильер.

- Тише, господа! Тише! - зашикал он. - Вспомните, где вы находитесь! - и, повернувшись к Алве, поинтересовался: - У вас есть доказательства вашего обвинения, ваша светлость?

В его словах проскользнула какая-то неуловимая издёвка.

- О, доказательства - это уже по вашей части, господин вице-кансильер, - с тяжёлой иронией сказал Алва и добавил, чётко проговаривая каждое слово: - Королю известно, что вы большой мастер пытать служанок и доводить беспомощных женщин до самоубийства. Любой шулер позавидует вашему умению подтасовывать факты, а любой базарный фокусник - доставать из пустоты чужое грязное бельё!

Теперь побагровел и Колиньяр.

- Это оскорбление, герцог! - воскликнул он.

- Я дам вам удовлетворение! - презрительно бросил Алва.

- Кузен Алва! Кузен! - воззвал к нему король. - Вы забыли, что мы уже запретили дуэли.

- Герцог Окделл - мой воспитанник, государь, - заявил Алва. - У меня нет никого, кроме него, а у него, - он снова бросил взгляд на катафалк, - теперь нет никого, кроме меня. Тот, кто причинил зло ему, причинил зло и мне; тот, кто желает иметь дело с ним, будет иметь дело со мной! Ведь ваше величество понимает это лучше, чем кто бы то ни было. - Алва впился властным взглядом в короля. - Ведь вы отец, в чьём сыне заключено будущее всего государства. Если кронпринцу Карлу будут угрожать, это значит, что угрожают вам и Талигу; если кто-нибудь замыслит занести руку над его головой, значит, эта рука в первую очередь поднялась против вашей короны! И кто же встанет на его защиту, если не вы, его отец? Ведь жизнь и благополучие принца Карла - это ваша жизнь и благополучие. Так и я, государь, защищаю моего подопечного и говорю всем: если вы хотите причинить ему вред, берегитесь меня!

Фердинанд, побледневший и осунувшийся, медленно поднялся из-за стола. До него наконец дошло, что речь идёт не только о герцоге Окделле. Принц Карл! Алва сказал так ясно, как возможно: если Фердинанд откажется от сына, он и сам погиб. Сильвестр кусал губы: Алва сделал выпад, которого он не ожидал.

Ворон, как всегда, нанёс противнику максимальный урон. Было очевидно, что теперь партия тессория и вице-кансильера отложится от Сильвестра, поскольку он друг Алвы. Кэналлийцы казались слегка пришибленными: демарш их соберано стал для них неожиданностью. Всегда благоразумные эпинцы - Рафиано, Креденьи, Маллэ - смущённо переглядывались: их явно удивила солидарность Алвы со Скалами и Волнами.

Один епископ Риссанский не растерялся. Ещё полчаса назад Сильвестр не поверил бы, что будет благодарен этой эпинской гадюке за самообладание. Как опытный полководец, Луи-Поль поднялся вслед за королём и громовым голосом начал читать благодарственную молитву. Закончив, он подал знак другим отцам, сослужащим ему в этот день, и они дружно грянули:

Покой вечный даруй, Создатель,

И свет вечный да светит им,

К Тебе ушедшим в сады Рассветные.

К Тебе возносятся молитвы в месте святом,

Услышь моление наше,

К Тебе возвращается всякая плоть.

Началась панихида. Кое-какие придворные, решив, что скандал закончен, принялись потихоньку отступать из Зала Чести на лестницу, чтобы побыстрей раззвонить о произошедшем по городу. Бедный Фердинанд II, хрипло дыша, стоял перед катафалком со свечой в руке, явно не слыша поминальной службы и что-то тяжело соображая.

- Позвольте благословить вас, ваше величество, - скромно обратился к нему епископ Риссанский, дочитав молитвы. Король машинально склонил голову. Когда он поднял её, герцог Алва, уже натянувший перчатки, мягко подошёл к вице-кансильеру.

- Кстати, о доказательствах, любезный герцог. Мой офицер по особым поручениям скоро доставит сюда одного из гальтарских разбойников, которых вы наняли для убийства герцога Окделла. Так что ваша душа крючкотвора будет полностью удовлетворена представленными свидетельствами. Но прежде я хочу лично отблагодарить вас за вашу верную службу его величеству. Как родич короля, я не могу остаться равнодушным к вашим заслугам перед августейшим семейством. Так что примите первый знак моей признательности!

И Алва с кошачьей грацией влепил вице-кансильеру крепкую пощёчину перед самым носом у остолбеневшего короля.

2

Толпа придворных всколыхнулась. Стоявшие рядом с Колиньяром государственный секретарь Вейсдорн и экстерриор Рафиано невольно отступили назад; стоявшие позади Маркус Фарнэби и Теодор Килеан, напротив, шагнули вперёд, любопытствуя узнать, что творится. Эр Дональд Адгейл сорвался с места, чтобы насладиться видом мертвенной физиономии Колиньяра, на одной щеке которого, как у паяца, краснело неровное уродливое пятно.

Возмущённый супрем двора издал негодующий вопль:

- Ваша светлость! Герцог! Вы в своём уме?.. Это же оскорбление величества! Вы забыли, в чьём присутствии вы находитесь?

Онемевший Фердинанд II уставился на своего Первого маршала потрясённым немигающим взглядом.

- Бросьте, сеньор Фукиано! - небрежно отозвался Алва, отмахиваясь от супрема как от назойливой мухи. - Разве я оскорблю его величество тем, что отпихну с его дороги вывалявшуюся в навозе дворнягу? Это мой долг верноподданного.

- Вы... вы... вы... - забормотал Колиньяр вне себя от ярости, тщетно ища дрожащими от негодования пальцами перчатки, которые предусмотрительный Рафиано с ловкостью карманного вора вытащил из-за пояса их законного владельца.

- Собираетесь вызвать меня на дуэль? - полюбопытствовал Алва, наблюдая за страданиями вице-кансильера насмешливо сверкающими синими глазами.

- Оставьте его, мой друг! - громко воскликнул граф Манрик, гневно раздувая ноздри. - Вы же видите: он издевается над вами! Государь, ваше величество можете убедиться сами: герцог Алва потерял всякое представление о приличиях. Разве трезвомыслящий человек способен так забыться в присутствии своего короля? Герцог сошёл с ума!

Алва довольно оскалился, оглядываясь по сторонам и демонстрируя окружающим совершенно безумную ухмылку.

- Государь, герцог явно не в себе, - негромко заметил осторожный граф Рафиано. - Потрясение от последних прискорбных событий...

- Это следствие вынужденного бездействия, ваше величество, - вмешался кардинал Сильвестр, ощутивший укол дурного предчувствия от того, что вся кэналлийская свита Рокэ потихоньку стушевалась. - Господина Первого маршала оторвали от войны, которую он вёл в Фельпе, и поэтому он устраивает военные действия там, где в них нет нужды. Но как только ваше величество прикажет герцогу отправляться в Ургот...

- Что вы говорите, ваше высокопреосвященство?! - загремел разгневанный Манрик, прерывая кардинала. - Вы хотите поставить безумца во главе армии?!

Алва ухмыльнулся Сильвестру прямо в лицо и вновь обратился к своей жертве.

- А ваш сын был посмелее вас, - произнёс он, смерив вице-кансильера презрительным взглядом. - Он хотя бы взялся за шпагу.

Колиньяр дёрнулся всем телом, с усилием освобождаясь от медвежьих объятий барона Штаффена, повисшего сзади у него на плечах.

- Я... Я не стану драться с сумасшедшим! - ответил он свистящим шёпотом, дрожа от переполнявшей его злобы.

- Кузен Алва! Опомнитесь! - воззвал Фердинанд несчастным голосом.

- Государь, я не нарушу ваших эдиктов, - успокоил короля Алва. - Вам известен мой обычай. Я стреляю в трусливых тварей, когда они мешаются у меня на пути, вот и всё.

Сенескаль Миоссан неодобрительно застонал из-за спины короля, вероятно, опять припомнив Грегори Карлиона. Барон Йонеберге осуждающе покачал головой. Граф Рокслей незаметно подал знак Дональду Адгейлу, и тот, хотя и неохотно, распорядился пропустить вперёд отряд королевских телохранителей, которые уже пробивались к безумному Первому маршалу.

- Государь! - заявил сеньор Фукиано, едва дыша от негодования. - Подобное неуважение к священной особе вашего величества не может оставаться безнаказанным! Герцог Алва должен быть немедленно арестован и сопровождён в Багерлее!

- Ваше величество, конечно, помнит, - возразил Сильвестр, сохраняя самообладание, - что по условиям договора с Урготом нашими войсками должен командовать именно герцог Алва. Талиг нуждается в нём, в каком бы состоянии он ни был. Герцог Фома...

- Немного подождёт, - непринуждённо перебил его Алва, усмехаясь. - Право же, всё это не стоит выеденного яйца. Минуту терпения, ваше высокопреосвященство! Не тревожьтесь, ваше величество: я бью цаплю влёт. Юноша, пистолеты!

И Алва повелительным движением вытянул руку вправо. Сильвестр даже вздрогнул: на миг ему показалось, что справа от Рокэ стоит, усмехаясь во весь рот, бесследно сгинувший в Гальтаре Ричард Окделл.

К счастью, это был просто обман чувств. Справа от Алвы стоял только молодой Придд, холодный и невозмутимый, как всегда.

- Ваша светлость, я оруженосец графа Рокслея, - ответил он неторопливо, чуть склонив безупречную каштановую голову.

- И что? - недоуменно приподнял левую бровь Рокэ. - У вас нет пистолетов?

- Нет, ваша светлость.

Алва посмотрел на Придда с глубоким сожалением.

- Герцог, из вас никогда не выйдет хорошего военного, - заметил он. - У вас всегда должно быть то, что требуется, за пять минут до приказа!

- Я намерен идти в законники, ваша светлость, - ответил Спрут с тонкой улыбкой. - Но благодарю за совет.

Королевские телохранители, успевшие уже окружить Алву, ждали слова короля.

- Кузен Алва, - произнёс Фердинанд глубоко несчастным тоном, - мы вынуждены покарать вас за неподобающее поведение в нашем присутствии... и перед лицом смерти достойнейшей из эрэа. Ближайшие две недели вы проведёте во Флотской башне в Багерлее. Ступайте за капитаном Синьоретти.

Король махнул рукой, и Алва, равнодушно пожав плечами, вручил свою шпагу начальнику королевских телохранителей. Его вывели на улицу в окружении сразу восьмерых солдат: похоже, капитан Синьоретти всё-таки побаивался реакции кэналлийцев. Те стояли с надутыми чопорными физиономиями, словно это не Алва оскорбил присутствующих, а присутствующие оскорбили его.

Фердинанд II, скомкано попрощавшись с графом Рокслеем и вассалами Дома Скал, уселся обратно в карету под непрекращающимся нудным дождём. Униженный и опозоренный Колиньяр - его заботливо поддерживали под руки тессорий и главный церемониймейстер - потащился следом за свитой. Кардинал Сильвестр замыкал шествие, машинально ощупывая письмо, которое спрятал сегодня утром под сутаной на груди. В его голове теснились встревоженные мысли. Рокэ, как было понятно даже младенцу, не собирался выполнять условия их договора, которому сам Сильвестр неукоснительно следовал. Алва разыграл сцену мнимого безумия с явной целью оттянуть, а то и вовсе отменить свой отъезд в Ургот. Сильвестр представил себе, как пишет герцогу Фоме, что Первый маршал не может прибыть к войскам, поскольку неожиданно рехнулся, и поморщился, как от зубной боли.

- Ваше высокопреосвященство! Вы так и не благословили её светлость герцогиню Надорскую.

Сильвестр повернулся, остановленный на самом пороге Зала Чести. Прямо перед ним возвышался епископ Риссанский, держа в одной руке кропило, а в другой - сосуд со святой водой.

- Насколько я знаю, герцогиня исповедовала эсператизм, - сухо бросил Сильвестр, собираясь перешагнуть порог.

- Её светлость была сторонницей церковного союза, достойный брат мой, - с лёгкой укоризной ответил Луи-Поль. - Перед смертью она исповедалась мне, служителю нашей праведной церкви, и будет погребена по олларианским обрядам, как и её супруг. Но, если вы разделяете непримиримость и нетерпимость фанатиков Лиги, ваше высокопреосвященство...

Сильвестр медленно повернулся обратно, нехотя забирая из рук молодой эпинской гадюки кропило. Хорошо, окажем уважение Скалам. Если Рокэ собирается играть в свою игру, сыграем и мы в свою. Катарину Ариго придётся уничтожить. А её любовник пусть посидит недельки две во Флотской башне, хуже не будет. Только режим окажется чуть построже, чем ожидает за свою выходку синеокий красавец!

Сделав несколько широких шагов, кардинал оказался в паре бье от возвышения, на котором стоял катафалк. Сейчас возле гроба жалась только потерянная Алиса Карлион с дочерью: сам граф Ангерран, давно уже переставший рыдать в носовой платок, перешёл в маленькую комнатку за Залом Чести. Дверь была приотворена, и Сильвестр отлично видел как Карлион перешёптывается о чём-то с братьями Рокслеями и Дональдом Адгейлом. За их спинами возвышался небольшой алтарь с тяжёлым серебряным ящиком. Там, несомненно, находились сосуды с внутренностями умершей: по обычаю знати их хоронили отдельно от тела.

- Сердце её светлости будет погребено завтра в часовне святого Дени, - сказал епископ Риссанский на ухо Сильвестру, проследив его взгляд через плечо.

Да уж, для Олларии нет подарка лучше! Сильвестр готов был прозакладывать свои чётки и молитвенник, что с завтрашнего дня к часовне святого Дени потянутся все недовольные эсператисты столицы. Ещё один возможный очаг бунта...

Епископ Риссанский ловко подставил сосуд со святой водой, и Сильвестр, не глядя, обмакнул в него кропило. Сделав ещё шаг, он поднялся на ступеньку возвышения и вздрогнул. Лицо герцогини Окделл находилось прямо перед ним. Бледное и худое, оно, однако, не выражало и тени того горя, которое свело старуху в могилу. Напротив: оно сияло улыбкой радостного торжества и казалось неожиданно помолодевшим и посвежевшим.

Это был дурной знак. Сильвестр не считал себя суеверным человеком, но триумфальное выражение на лице противницы заставило его невольно поёжиться. Какой скверный сюрприз готовит ему мёртвая ведьма с того света?

Королевский поезд догнать не удалось. Сначала Сильвестра задержал епископ Риссанский, потом - граф Рокслей, изъявивший желание лицезреть его высокопреосвященство на завтрашней панихиде в часовне святого Дени. Сильвестр отговорился состоянием здоровья. Уже на возвратном пути дорогу кардинальской карете перегородила колымага, тяжело гружённая винными бочонками. Когда Сильвестр наконец-то ворвался в королевскую прихожую, Фердинанд II уже отпускал двор.

- Господин вице-кансильер, - напоследок обратился он к Колиньяру, лицо которого из мертвенно-бледного успело стать чудовищно багровым, - мы позволяем вам с завтрашнего дня покинуть нас и освобождаем от обязанностей службы. Отдых в ваших имениях пойдёт вам на пользу.

Несчастный Колиньяр вздрогнул всем телом.

- Ваше величество, - проблеял он, - нет нужды...

- Мы освобождаем вас, - повторил король неприязненным тоном и, повернувшись ко всем спиной, удалился в Каминный зал, где обычно отдыхал до вечера.

Двор раскололся на две неравные половины. Часть придворных осторожно обошла Колиньяра по дуге: прилюдное оскорбление само по себе было бесчестьем, но вдобавок оно достигло цели, раз уж за ним последовала временная отставка. Возле герцога сгрудилась только партия Манриков, не слишком большая, но внушительная: в их руках сосредоточилось много власти. Вокруг важных сановников увивался маркиз Фарнэби - слепень, жадный до чужих крови и слёз.

Кардинал не стал задерживаться возле них и вошёл в Каминный зал следом за королём.

Фердинанд II в полном расстройстве чувств метался по комнате.

- А, вот и вы, ваше высокопреосвященство! - встретил он Сильвестра. - Вы, конечно, хотите показать ещё какие-нибудь протоколы, которые не успел предъявить нам господин вице-кансильер?

Сильвестр развёл руками.

- Нет, ваше величество. У меня нет никаких протоколов.

- Тем лучше! Тем лучше! - слегка задыхаясь забормотал король. - Я уже устал от этих бесконечных наветов... Известно ли вам, что я просил господина Колиньяра устроить моей жене очную ставку с матерью Моникой в моём присутствии? А? И известно ли вам, что господин Колиньяр отказал мне в этом?

- Вероятно, вице-кансильер посчитал это несвоевременным? - мягко предположил Сильвестр.

Фердинанд II топнул ногой.

- Речь идёт о моей жене! А также о моём сыне, ваше высокопреосвященство! Разве вы не слышали того, что сказал кузен Алва? Если моя жена виновна, она должна отвечать передо мной, а не перед господином Колиньяром, методы которого вам хорошо известны!

- Ваше величество желает говорить с королевой? - невозмутимо спросил Сильвестр.

- Да! - упрямо воскликнул король. - Я пойду к ней прямо сейчас, и вам не удастся отговорить меня от этого!

- У меня нет такого намерения, ваше величество, - спокойно ответил Сильвестр. - Более того: я сам пришёл просить вас об этом.

Поражённый король остановился: он ожидал уговоров и противодействия. Сильвестр быстро пробежал в уме то, что должен сказать Фердинанду. Рокэ нарушил договор, и тактика в отношении Катарины Ариго должна была измениться.

Фердинанд II остановился напротив кардинала, чуть склонив голову, как бык перед нападением.

- Почему это вы вдруг захотели, чтобы я сегодня пошёл к жене? - требовательно спросил он.

- Государь, - ответил Сильвестр не торопясь, - вам известно, что бумаги покойных герцога и герцогини Придд были изъяты и доставлены ко мне. Недавно я обнаружил среди них письмо весьма любопытного характера. Её величество написала его графу Джастину Васспарду всего за пару месяцев до... его трагической гибели на охоте.

- И что же? - спросил король подозрительно.

- Это письмо у меня с собой. Не желаете ли взглянуть, ваше величество?

Фердинанд в недоумении развернул листок, поданный ему Сильвестром. Он был из плотной розовой бумаги, украшенной личным вензелем королевы - такие изготовлялись на заказ исключительно для её величества. Весь листок сверху донизу заполняли спотыкающиеся каракули Катарины, превосходно передающие рыдающий характер письма. Некоторые слова были смазаны, словно на них потоком пролились горячие слёзы.

- Я не понимаю... - пробормотал несчастный король, пытаясь вникнуть в бессвязный текст, почти непристойный в своей скандальности.

- В этом письме, ваше величество, - любезно пояснил кардинал, указывая длинным пальцем на строки, - королева упрекает господина Джастина Придда, что во время их последнего свидания в аббатстве святой Октавии - одного из тех, о которых нам поведала мать Моника, - он не смог сдержать страсти и овладел её величеством прямо на скамейке в саду. Звать на помощь её величество не стала. Она мужественно перенесла насилие, не издав ни единой жалобы, но по прошествии двух месяцев послала любовнику это письмо, поскольку у неё появились причины полагать, что у приключения будут последствия. Соблаговолите сопоставить даты, государь. Письмо датировано 12 Весенних Молний 396 года из Тарники, а тайное свидание имело место ещё до отъезда двора, то есть в месяц Весенних Ветров. Мне не нужно напоминать вашему величеству, что принцесса Анжелика родилась на следующий год ровно через одиннадцать с половиной месяцев.

Безвольные губы бедного Фердинанда посерели.

- Что, что, что это?.. - забормотал он бессвязно, тыча письмом в сутану Сильвестра.

- Именно этот вопрос вашему величеству и следует задать королеве.

Несчастный король, дрожа как в лихорадке, попытался прочитать письмо, спотыкаясь на каждой фразе. Когда ему это удалось, он тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками. Кардинал стоял над ним молча: в эту минуту он, пожалуй, даже сочувствовал августейшему рогоносцу.

- Кто ещё знает об этом письме? - наконец глухо спросил король.

- Никто, ваше величество. Я сразу изъял его, чтобы герцог Колиньяр его не увидел.

Фердинанд II отнял трясущиеся руки от лица.

- Благодарю, ваше высокопреосвященство. Вы истинный друг. Сожгите... Пожалуйста, сожгите это, - и король указал на розовый листок, брошенный им на стол, - в камине.

- Я бы так и поступил, если бы речь шла о простой супружеской измене, - возразил Сильвестр. - Но ваше величество - глава государства. Как пастырь Талига я не могу допустить, чтобы трон ваших отцов наследовали ублюдки Приддов или Феншо-Тримейнов.

- Но ведь в этом письме, - отозвался король, с усилием хватаясь за последнюю соломинку надежды, - в этом письме речь идёт о моей младшей... То есть о принцессе Анжелике. Мой сын и моя старшая дочь...

- Государь, я ничего не могу сказать о принцессе Октавии, - ответил кардинал откровенно. - Но принц Карл... Увы, государь. Мне доставили детские портреты братьев Феншо-Тримейнов. Вы сами сможете сопоставить их с внешностью престолонаследника. Он уже сейчас куда больше похож на своего дядю, епископа Риссанского, чем на ваше величество.

Король с трудом встал, хватаясь за ручки кресла.

- Что же вы советуете мне делать, ваше высокопреосвященство? - спросил он, пытаясь сохранить хотя бы видимость достоинства.

- Супружеская измена карается смертью, ваше величество, - твёрдо ответил Сильвестр. - И нам нужно поспешить. Вашему величеству нужен настоящий наследник престола.

Король кивнул с несчастным видом и спросил:

- А как же... Как же эти несчастные дети?

- Они невинные жертвы, ваше величество. Но грех матери падает на головы её потомства до третьего и четвёртого колена. Так говорится в Книге Ожидания, государь. Однако наша церковь милосердна и примет их в своё лоно на воспитание.

- Что ж... Тогда пойдёмте к королеве, - вздохнул король.

Катарина Ариго уже второй месяц содержалась в угловых апартаментах левого крыла дворца. Их охраняли отряды королевских стрелков: дворец стал королеве настоящей домашней тюрьмой.

В распоряжении подследственной оставили только три комнаты: столовую, спальню и молельню. Столовая, шедшая самой первой, была сейчас пуста; в спальне возилась кастелянша королевы - немолодая женщина с некрасивым лицом, которое ещё больше портило неприятное выражение цепкого любопытства. Кардинал вспомнил, что дама была вдовой лаикского капитана Арамоны, таинственно пропавшего год тому назад. Кастелянше помогала её дочь - молоденькая девушка, хорошенькая, как картинка. Впрочем, кардинал не питал иллюзий: не пройдёт и десяти лет, как очаровательную мордашку обезобразит то же холодное, липкое выражение, которое оставило отчётливые следы на лице матери.

Катарина Ариго находилась в молельне. Она сидела за маленьким столиком, полностью погружённая в Книгу Ожидания. Оставленная ей фрейлина, сеньора Фарни (всецело преданная Сильвестру), старательно вышивала алтарный покров, ловко орудуя иголкой. При виде короля она вскочила и присела в глубоком реверансе.

Катарина заметила визитёров не сразу, словно святая книга полностью поглотила её внимание. Шелест платья приседающей сеньоры заставил её очнуться. Королева вздрогнула и вскочила, едва не уронив с плеч тяжёлую шаль. На ней было простое белое платье без всяких украшений: подлинная эсператистская мученица, обречённая врагами на заклание. Узнав короля, она присела так низко, словно хотела встать перед мужем на колени.

Кардинал движением руки выставил фрейлину вон.

- Сударыня! - отрывисто сказал король, у которого при виде жены, должно быть, случилась мигрень: во всяком случае, рот его перекосился, а лицо сморщилось как печёное яблоко. - Известно ли вам, в чём вас обвиняют?

Катарина выпрямилась с кротким достоинством.

- Да, государь. Господин вице-кансильер допрашивал меня несколько раз. Я отвечала ему, поскольку полагала, что такова воля вашего величества. Но мне хотелось бы услышать обвинение из ваших собственных уст.

- Вас обвиняют в тайных встречах в аббатстве святой Октавии! - с трудом выговорил король. - С разными... молодыми людьми из числа наших подданных.

- Не буду отпираться, государь, - ответила Катарина, опуская глаза и теребя переплёт Книги Ожидания, за которую она схватилась как за якорь спасения. - Некоторые из встреч, о которых спрашивал меня господин вице-кансильер, действительно имели место...

- С какою целью? - спросил король запальчиво.

- Граф Штанцлер и мои братья... Они просили меня оказать покровительство, государь...

- Кому?

- Некоторым юношам, находившимся у вас в опале. Новому герцогу Придду... Несчастному Ричарду Окделлу... Ещё... некоторым другим.

- В их числе покойному графу Васспарду и покойному генералу Феншо-Тримейну, - вставил Сильвестр. - Вас не удивляет, дочь моя, что приходится так часто говорить "покойный", упоминая ваших бывших протеже?

- Ваше высокопреосвященство ошибается, - возразила королева, взглянув на Сильвестра ясными голубыми глазами. - Я никогда не встречалась с графом Васспардом или генералом Феншо-Тримейном наедине.

Щёки Фердинанда II дёрнулись.

- Не стоит лгать, дочь моя, - мягко ответил Сильвестр, ласково улыбаясь. - Его величество располагает вашим собственноручным письмом, которое полностью изобличает вас.

Катарина взглянула на кардинала с таким недоумением, что, не знай он её так хорошо, поверил бы.

- Письмом? Каким письмом? - спросила она.

- Вашим письмом покойному графу Васспарду, дочь моя. Его нашли среди бумаг покойной герцогини Придд.

И кардинал вручил королеве розовый листок, который только что показывал королю.

Катарина благоговейно положила Книгу Ожидания на столик. Пока она пробегала глазами собственные каракули, на лице у неё отчётливо проступало недоумение и брезгливость.

- Государь!.. Что это? - проговорила она совсем так же, как её муж недавно, протягивая письмо ему.

Фердинанд II отстранился, поджав губы.

- Это ваше письмо, ваше величество, - ласково ответил кардинал. - Разве вы не узнаёте свою руку?

- Но это не моё письмо, ваше высокопреосвященство... Почерк - да, почерк очень похож, но он не мой. Я не писала этого... Этого... Клянусь Создателем!

- И это всё, что вы можете сказать в своё оправдание?

- Что же ещё я могу сказать, как не правду, ваше высокопреосвященство? Какое другое оружие есть у меня? Граф Васспард мёртв, он не может изобличить подделку... Постойте, когда это написано? - спохватилась Катарина.

- Вы написали его три года назад, ваше величество. Тогда граф Васспард был ещё жив.

- Постойте! - лихорадочно воскликнула королева, жадно пробегая глазами бумагу. - Я, кажется, помню... Вот здесь говорится о переезде двора в Тарнику... Серьга с аметистом... Я потеряла её по дороге... Двенадцатый день Весенних Молний! Это правда, ваше величество!

Последние слова она произнесла с такой радостью, что кардинал едва не подпрыгнул. Король помрачнел.

- То есть вы вспомнили, как писали это? - ехидно поинтересовался кардинал.

- Ваше величество, умоляю вас, - с лихорадочным волнением обратилась Катарина к мужу, не обратив внимания на вопрос Сильвестра, - умоляю вас, напрягите вашу память! Это письмо, которое, кажется, так ловко состряпано вашими врагами, на самом деле способно спасти нас! Вспомните: три года тому назад, весной, мы собирались в Тарнику, как обычно... В день накануне отъезда мы с вами завтракали вместе - из-за строгостей этикета это случается так редко!.. Вы пожелали лично налить мне отвар из лепестков йернских роз, который, как вам известно, я люблю. Струя случайно плеснула мимо чашки и попала мне на руку... Вы помните это, государь?

Теперь и Фердинанд II проявил все признаки сильного волнения.

- Да... - забормотал он, - да-да, я вспоминаю! У вас на руке был сильный ожог...

- И капитан Савиньяк помог нам скрыть эту маленькую неприятность! - радостно воскликнула Катарина. - Никто ничего не знал, только на другой день в дороге я потеряла аметистовую серьгу и долго искала её. Здесь, - она показала пальцем на письмо, - здесь упоминается об этом! Должно быть, тот, кто написал письмо, услышал от камеристок о потере и решил упомянуть ради убедительности. Но он не знал, государь, того, о чём хорошо знаем только вы и я: из-за ожога я ещё неделю не могла держать перо в руках. Взгляните же: здесь есть дата!

Фердинанд II порывисто выхватил письмо из рук жены и, сияя, перечитал его, топчась на месте от восторга. Сильвестр почувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя одураченная цапля, когда уже почти схватив лягушку, убеждается, что та всё-таки успела нырнуть назад в болото.

Мёртвая мегера не зря сегодня смеялась над ним!

- Это правда, ваше высокопреосвященство! - воскликнул Фердинанд, ликующе тряся письмом. - Королева не могла написать этого! Клянусь вам!

Хитрая лживая кошка! Сильвестр нутром чувствовал, что во всём этом скрывается какой-то подвох, но не мог определить, где он.

- Но кто же тогда мог так хорошо подделать почерк её величества? - спросил он с плохо скрытой иронией.

- Я не знаю, ваше высокопреосвященство, - ответила Катарина с обезоруживающей простотой. - Ещё час назад я не поверила бы, что у короля есть враги, способные на такую подлость!.. Впрочем, - добавила она задумчиво, - есть человек, который умеет хорошо подделывать руку его величества. Я не обвиняю его...

- Штанцлер! - воскликнул король яростно.

- Возможно, он ни в чём не повинен, ваше величество, - тут же вступилась Катарина за беглого кансильера. - Я даже уверена, что он здесь ни при чём.

- Я охотно верю вашему величеству! - ядовито согласился Сильвестр. - Ведь граф Штанцлер всегда был самым горячим вашим сторонником. Зачем бы ему губить вас?

- Тот, кто предал короля, не может быть моим сторонником! - с достоинством осадила его Катарина, гордо выпрямившись. - Вы, кажется, сказали, что эта гнусность была найдена в бумагах герцогини Придд?

- Да.

- Подумайте, ваше величество, - обернулась Катарина к мужу, - зачем бы герцогине понадобилось хранить такое письмо? Ведь оно позорит её собственного сына! Не говоря уже о том, что вся эта интрига была явно нацелена против наших детей!

Фердинанд едва не хлопнул себя по лбу.

- Вы правы, дорогая моя, вы правы! - торопливо забормотал он. - Кузен Алва предупредил меня...

- Герцогиня Ангелика могла сохранить письмо, чтобы объяснить семье причины трагической гибели графа Васспарда, - сухо вмешался Сильвестр. - Но я готов согласиться с её величеством, государь. Все сторонники её величества, которых она так неосмотрительно поддерживала много лет, предавали её на каждом шагу - и всё это, заметьте, без какой-либо выгоды для себя. Но какой вес может иметь их слово против слова королевы? Государь, я решительно утверждаю: лгут все, и только её величество - она единственная - говорит святую правду.

Фердинанд II, уловивший тяжеловесную иронию, замялся на месте.

- Сударыня, с какой целью вы тайно ездили в аббатство святой Октавии? - спросил он снова, но уже гораздо мягче.

Катарина низко опустила голову и принялась нервно теребить концы своей шали:

- Это была моя ошибка, ваше величество. Я... Я слишком близко принимала к сердцу просьбы моих братьев... и графа Штанцлера.

- А они хотели, - ехидно вставил кардинал, - чтобы её величество оказывала покровительство только красивым юношам не старше двадцати лет.

- Это не совсем так, - почти шёпотом возразила Катарина, нервически дёргая шаль, - но я не хочу искать себе оправданий... Я виновата перед супругом, и готова принять любую кару, какую ваше величество соблаговолит назначить мне... Но ради наших детей, государь, ради наших детей молю вас верить: я скорее бы умерла, чем нанесла ущерб вашему величеству! Никогда я не позволяла себе забыть о долге, который накладывает звание супруги государя!

- Даже с герцогом Алвой? - не выдержал кардинал.

Говорить этого не следовало, но невероятное лицемерие эпинской кошки подействовало Сильвестру на нервы.

Король снова помрачнел.

- Да, сударыня, - произнёс он тяжеловесно. - До нас доходили слухи, что вы были непозволительно близки с нашим кузеном.

Катарина Ариго побледнела так, словно вот-вот лишится чувств. Из её глаз покатились крупные слёзы.

- Государь... Признаюсь перед вашим величеством как на исповеди перед самим Создателем... Я не раз испытывала искушение... в присутствии герцога Алвы. Увы! Это не могло укрыться от моего супруга. Женская слабость не пощадила меня... Но я королева, государь. Сознание моего долга всегда было для меня важнее всего. Клянусь вам спасением моей души, ваше величество: хотя соблазн и коснулся меня, я не поддалась ему.

Тьфу! Сильвестр поморщился с досады, вспоминая представление, некогда устроенное ему Рокэ и его августейшей шлюхой. Лживая похотливая кошка! Эта святая невинность, победившая соблазны, была весьма... впечатляюща.

- Вы не поддались или герцог Алва не соблазнился? - не удержался он.

Раздираемый противоположными чувствами король нечленораздельно замычал: шокирующие откровения матери Моники и девицы Дрюс-Карлион всё же не прошли бесследно.

- Я поверю вам только в одном случае, сударыня, - выдавил он из себя, уставившись на жену бесцветными рыбьими глазами. - Я поверю вам, если вы поклянётесь мне жизнью сына, которого ваше легкомысленное поведение поставило под удар.

Леворукий и его кошки! Какой простофиля! Бесхарактерный тюфяк! Сильвестр едва не скрипнул зубами с досады. Конечно, сейчас Катарина поклянётся в чём угодно!

- Клянитесь мне, - продолжал взволнованный король, - клянитесь мне его жизнью, что вы никогда - никогда! - не нарушали своего супружеского обета!

Катарина благоговейно опустилась перед мужем на колени и подняла сложенные как в молитве руки. Сильвестру показалось, что он стал участником какого-то дешёвого балагана.

- Клянусь вашему величеству, - произнесла Катарина прерывающимся от слёз голосом, - клянусь вами самим, кого я люблю больше всего на свете, и жизнью нашего дорогого сына, что я всегда была верна вашему величеству!

Теперь прослезился и Фердинанд. Он умилённо посмотрел на жену и протянул к ней руки, желая помочь ей подняться.

Сильвестра обожгло как кипятком. Нашего сына!

- Позвольте, ваше величество, - с лёгкой улыбкой обратился он к королю (Фердинанд повернулся к нему, недоуменно моргая, вследствие чего Катарина так и осталась стоять на коленях с воздетыми руками), - я сыграю здесь роль Генерального атторнея. Господин Флермон иногда слишком придирчив, но он в совершенстве знает закон... Он указал бы вам, государь, что клятва её величества не имеет силы. Ведь королева поклялась вашим сыном, а следствие как раз призвано доказать, что кронпринц Карл действительно является сыном вашего величества. Но что, если он - дитя прелюбодеяния? Тогда её величество клянётся жизнью того, кого просто не существует, государь! Поэтому я смиренно прошу ваше величество убедить вашу супругу повторить за вами, не меняя ни одного слова: "Клянусь жизнью моего сына, что я невиновна в супружеской измене".

- Это одно и то же, ваше высокопреосвященство, - возразила Катарина, не вставая с колен. - Я уже поклялась. Неужели... неужели дошло до того, что ваше величество готовы отказаться от собственных детей?! - воскликнула она с ужасом, поворачиваясь к королю.

Король замялся.

- Ваше величество, - настойчиво повторил Сильвестр, - суд не примет подобной клятвы.

Фердинанд сморгнул застывшие в глазах слёзы и неловко обратился к жене.

- Сударыня?

- О! - воскликнула Катарина, поднимаясь в приступе праведного негодования. - Теперь я вижу, кто мой враг, ваше высокопреосвященство! Вы готовите мне и королю низкую ловушку! Вы, вы, служитель церкви, задумали совершить преступление перед лицом Создателя! Увы! Мой супруг, естественный защитник жены, поддался на ваши уловки. Но не рассчитывайте, что ваши интриги легко осуществятся! Я - мать, и я до последнего вздоха буду защищать своих детей!

- Почему её величество угрожает мне, государь, когда она так легко принесла свою первую клятву? - вкрадчиво спросил Сильвестр короля, не теряя присутствия духа.

- Прошу вас, мадам... - залопотал совершенно удручённый Фердинанд. - Умоляю вас! Я полностью вам поверю...

- Какие интриги, дочь моя, вы усматриваете в том, чтобы повторить вашу клятву с заменой одного местоимения? - спросил Сильвестр, пожимая плечами. - Это же в ваших интересах.

Катарина смерила его презрительным взглядом:

- Я не знаю, как вы хотите использовать мою клятву. Может быть, как признание вины?.. О, если бы речь шла только о моей жизни, я не стала бы противиться вам. Я приняла бы любую несправедливость, ибо Создатель посылает нам испытания, чтобы проверить нашу стойкость. Но ради детей... Государь, возлюбленный супруг мой! Ради спасения наших бедных детей, я не стану делать того, к чему меня понуждают враги! - И Катарина поникла, словно лишившись сил от избытка переживаний.

Испуганный Фердинанд кинулся к ней на помощь. Однако Сильвестр, совершенно уверенный, что бедная страдалица быстро придёт в себя, едва они выйдут за порог, кликнул фрейлину и служанок. Поручив бледный гиацинт их заботам, кардинал увёл короля назад в Каминный зал.

- Не стоит сегодня больше тревожить вашу супругу, - сказал он Фердинанду. - Ей нужно как следует отдохнуть... в преддверие процесса. И помните, ваше величество, - добавил он, многозначительно помолчав, - что королева так и не поклялась жизнью своего сына.

Нанеся этот удар, Сильвестр счёл необходимым откланяться. Однако король окликнул его, прежде чем кардинал успел открыть дверь.

- Постойте, - сказал он словно через силу. - Пришлите мне протоколы допросов матери Моники и этой... девицы Дрюс-Карлион. Я хочу... Да, я хочу сам разобраться в этом.

- Все протоколы, ваше величество? - уточнил Сильвестр деловито.

- Да! Все.

Сильвестр поклонился согбенной королевской спине. Что ж... Это было неплохо. Возвращаясь домой, он подумывал о том, что, пожалуй, заслужил сегодня одну чашечку шадди.

- Ваше высокопреосвященство! Ваше высокопреосвященство! - задыхаясь, окликнул его один из его прознатчиков, когда Сильвестр вышел из кареты у своего особняка. - Важные новости! Мне удалось узнать, - вполголоса продолжал отец Игнасий, подбежав к кардиналу почти вплотную, - что сегодня днём в особняке Рокслеев...

- Случился скандал, и герцог Алва дал пощёчину герцогу Колиньяру! - воскликнул кардинал, не совладав с собой. - Благодарю покорно, но мне об этом прекрасно известно. Я сам при этом присутствовал.

- Но, ваше высокопреосвященство, - с удивлением глядя на патрона ответил отец Игнасий. - Я собирался сообщить не об этом... Я хотел сказать, что молодой герцог Окделл, который якобы пропал в Гальтаре... Он жив!

Сильвестр круто остановился и уставился на своего прознатчика - серого и неприметного, как ему и полагалось.

- Откуда это известно?.. Это слух? Сплетня?..

- Нет, ваше высокопреосвященство, я ручаюсь. Я сам слышал, как об этом говорили в прихожей у Рокслеев после отъезда короля. Граф послал надорцев на северный тракт, чтобы те встретили герцога у заставы. Говорят, его ждали ещё вчера вечером, поэтому и назначили прощание на сегодня. Неделю назад он прислал в столицу своего гонца.

- Гонца? - переспросил Сильвестр, не веря собственным ушам. - Почему об этом никто не знал?

- Всё держалось в строжайшей тайне, ваше высокопреосвященство. Как я понял, об этом знали только капитан надорской стражи, граф Рокслей да сама герцогиня Мирабелла, которая тогда была жива. Говорят, она не выдержала радости, узнав, что её сын невредим... Она велела отправить людей навстречу герцогу. Но, когда вчера он не приехал, граф Рокслей переполошился, и тайна просочилась наружу.

Сильвестр ожесточённо закусил губу. Неужели оруженосец Рокэ жив?.. Какое неуместное чудо!

- Эти сведения чрезвычайно важны, - сказал он, нахмурясь. - Вы ручаетесь за их достоверность?

- Ваше высокопреосвященство, я собственными ушами слышал, как надорский капитан велел удвоить дозоры у заставы, - доверительным шёпотом ответил отец Игнасий. - Говорят, что гонец на прошлой неделе привёз собственноручное письмо герцога и получал приказы лично от него.

Леворукий и все его кошки! Так вот почему покойница на катафалке улыбалась так, как не приличествует убитой горем матери! Она знала. А Колиньяр оказался не таким уж надёжным инструментом... Но что делать с надменным неубиваемым юнцом, если он и впрямь окажется в столице? За прошлый месяц его обелили до состояния невинного агнца, а он воскрес так некстати! Колиньяр и Манрики, конечно, поспешат отделаться от него... Но нет! Кардинал злорадно усмехнулся. Нет! В умелых руках этот мальчишка - сильный козырь. Пока господин Первый маршал сидит во Флотской башне, его оруженосец сам идёт к Сильвестру в руки. Юнца нужно обработать, как следует, и пользоваться им как манком для Ворона. Очень удачно, однако, что Рокэ отправился в Багерлее именно сегодня.

- Благодарю, отец Игнасий, - любезно произнёс Сильвестр. - Сегодня вы оказали Талигу огромную услугу. Но вы можете оказать ещё одну - лично мне.

- Слушаю вас, ваше высокопреосвященство! - с готовностью отозвался прознатчик.

- Я хочу, чтобы вы отправились на ту заставу, где ждут герцога Окделла... Вы ведь знаете его в лицо, не так ли?

- Да, ваше высокопреосвященство. Я видел герцога вместе с Первым маршалом на торжественной встрече после Варасты.

- Чудесно. Тогда отправляйтесь на ту заставу, и, если герцог проедет её... то есть когда он её проедет, я хочу сказать... передайте ему, что я нижайше прошу его светлость... Слышите, отче? Нижайше прошу... посетить меня как можно скорее... в связи с арестом его эра.

Мальчишка, конечно, пропустит это приглашение мимо ушей и первым делом поедет к Рокслеям. Там он узнает о Большом Совете прошлого месяца и о сегодняшнем аресте Алвы. Дальнейшее предсказать не трудно: Окделлы всегда отличались глупейшим прекраснодушием. Узнав о роли Рокэ в решении его судьбы и о его заточении в Багерлее, Окделл тут же примчится к ненавистному Дораку.

Забавная штука жизнь! Мальчишка станет хлопотать за убийцу своего отца! Однако он поступит именно так, это несомненно.

- Возвращайтесь сюда, когда поговорите с Окделлом, - добавил Сильвестр уже собравшемуся бежать на заставу отцу Игнасию. - Когда бы это не произошло, понимаете? Не бойтесь меня разбудить, если это случится поздно.

3

Как и предвидел Сильвестр, граф Манрик опередил герцога Окделла. Тессорий Талига явился к кардиналу на следующий же день после скандала: выразить протест поведению Первого маршала. Оскорблённый Колиньяр отсиживался в своём особняке, лелея поруганную гордость.

Правду сказать, Сильвестр вовсе не сердился на Рокэ из-за пощёчины: от Колиньяров в любом случае нужно было избавляться. Рокэ начал травлю раньше времени, но что случилось, того не воротишь. Гораздо больше кардинала волновало то, что Рокэ отвратил от себя умеренных эпинцев. Они охотно возвели бы на трон непревзойдённого полководца, но объявить королём столь неуравновешенного человека? На такое они не пойдут. К тому же Алва не напрасно настаивал на собственном бесплодии. Кому нужна новая династия без потомков? Следовательно, когда принца Карла объявят ублюдком, эпинцы предпочтут следующего за Алвой наследника - герцога Ноймаринена, а ещё точнее, его старшего сына, маркиза Ноймара. Он ближайший родич Олларов, ведь его мать - сестра Фердинанда II. По её линии он родной внук Франциска II, каким полагалось бы быть кронпринцу. Он молод, женат и уже имеет двоих собственных сыновей, в законности которых никто не сомневается. Если не Карл, то Людовик - намёк Рокэ был понятен. Только в отличие от Рокэ из Людвига Ноймаринена получился бы никакой король.

- Я ни в коем случае не оправдываю герцога Алву, дорогой граф, - заверил Сильвестр возмущённого Манрика, соображая, сколько ещё времени придётся считаться с тессорием: два месяца? Три? Дольше? - Вы же не считаете меня причастным к случившемуся! В Алве, к несчастью, взыграло его фамильное безумие. Увы! Военный гений в его семье часто соседствует с неуравновешенностью. Лучшее, что можно сейчас сделать - это удалить его из Талига. Умственное расстройство не мешает ему побеждать, и, возможно, оно найдёт себе выход на поле боя.

- А вы уверены, ваше высокопреосвященство, - спросил тессорий недовольным тоном, - что герцог не воспользуется военной силой против вас?

- Полно, граф! Алва безумен, но не настолько, - возразил Сильвестр.

- Кто знает, ваше высокопреосвященство! - ответил Манрик, хмуря брови. - На вашем месте я не стал бы ручаться за сумасшедшего. Он обвинил меня Создатель знает в чём!.. Я полагаю, что после Багерлее герцога следует отправить в изгнание в Кэналлоа, пока не пройдёт его... фамильная болезнь.

- И я бы последовал вашему совету, граф, но условия герцога Урготского не оставляют нам выбора. Вы сами знаете, что сейчас творится в Эпинэ. Если мы оставим без хлеба королевский домен, волнения могут перекинуться и на Олларию.

- Тем не менее, я настаиваю на своём, - поджал губы тессорий.

Ещё бы! Ведь Алва заявил ему в лицо, что он обворовывает Надор!

- Хорошо. Мы вернёмся к этому после освобождения герцога из Багерлее, - уклончиво согласился кардинал. - Но сейчас нам нужно договориться о назначении нового супрема. Герцог Придд скончался, граф Штанцлер сбежал, а вице-кансильер получил отпуск по повелению его величества. Судебная власть в Талиге фактически обезглавлена. При таких условиях расследование против королевы не может продолжаться.

- У вас есть кто-то на примете? - насторожился Манрик, разом встав в стойку.

- Я полагаю, что новый супрем не должен быть дворянином, граф. Нам нужен простой исполнитель, хорошо знающий процедуру и законы... Не отдать ли нам эту должность ректору Колледжа Короля Франциска, что в Юридической корпорации? Что вы скажете?

- Ректору колледжа? - удивился Манрик: он никак не ожидал такого предложения.

- Да. Помните: он произносил приветственную речь во время прошлого визита двора в Корпорацию? Позже я имел случай и удовольствие обсудить с ним кое-какие интересные кодексы позапрошлого царствования... Он произвёл на меня превосходное впечатление. Доктор Голдштейн замечательный знаток законов, он благоразумен и лоялен и при этом весьма далёк от политики.

Тессорий задумался. Должность супрема во многом была чисто декоративной; значение она приобретала лишь временно, в связи с отсутствием канцлера и вице-канцлера.

- Я сегодня же нанесу визит в Колледж Короля Франциска, - проговорил Манрик степенно. -Если дело обстоит так, как говорит ваше высокопреосвященство, с моей стороны возражений не будет. На этом месте требуются главным образом знания.

Сильвестр удовлетворённо кивнул. Голдштейн был нейтрален ко всем; будучи родом из Придды, он не поддерживал тесных связей с родиной. Кабинетный учёный и книжный червяк пользовался всеобщим уважением и казался идеальной кандидатурой.

Сильвестр, разумеется, не стал распространяться о том, что лет десять тому назад выхлопотал для почтенного доктора (без всякого шума) превосходный бенефиций в Шапель-ан-Ли, и Питер Голдшейн не забыл оказанной ему милости. Теперь его благодарность найдёт себе применение, а когда Лионель Савиньяк станет кансильером, Сильвестр позволит своему ставленнику вернуться обратно в alma mater с наградой в кармане и обещанием отказать кардинальскую библиотеку Колледжу Короля Франциска в качестве завещательного дара.

- Я посоветовал бы герцогу Колиньяру, - многозначительно заметил кардинал, провожая Манрика во двор до его кареты (сейчас казначея следовало задабривать всеми способами), - на время уехать в Эпинэ. В его отсутствие вчерашняя история забудется гораздо скорее. Не говоря уже о том, что его брат, губернатор Сабве, нуждается в его помощи. Если герцогу удастся отличиться при подавлении мятежа, он вернётся в Олларию героем.

Если только его не убьют мятежники, прибавил Сильвестр про себя, на что, сказать правду, он очень рассчитывал. Семейку Колиньяров в Эпинэ ненавидели все, а учитывая, что в провинции сейчас мутил беглый Штанцлер, приоритеты бунтарей были очевидны.

Манрик принял совет к сведению и откланялся. Сильвестр торжественно благословил его у самой подножки экипажа. В руках у тессория находился самый надёжный козырь - деньги. К счастью, нет финансиста без упрёка, и Манрика в конечном счёте придётся поймать на злоупотреблениях в Надоре. Но подобную операцию следует проводить с крайней осторожностью, чтобы тессорий узнал об официальных обвинениях уже после того, как окажется в Багерлее за казнокрадство.

Честно говоря, кардинал предпочёл бы Занху.

Едва карета Манрика выехала за ворота кардинальского особняка, как внутрь галопом влетел целый отряд, сопровождающий герцога Надорского. Пятеро горцев в полном вооружении, оба брата Рокслея и эр Джон Арден - внушительная свита! Сильвестр, всё ещё стоявший во дворе, не успел отступить обратно в дом. Всадники спешились и, заметив хозяина, четверо из них - сам Окделл, Рокслеи и капитан горской охраны, сняв шляпы, подошли к его высокопреосвященству.

Сильвестр отметил, что воскресший оруженосец Рокэ выглядел весьма неважно. Похудевший и осунувшийся, словно после тяжёлой болезни, он казался потрясённым свалившимся на него горем. Глаза его покраснели, лицо опухло, губы были искусаны в кровь. Видимо, ему ещё не успели сшить траур: он носил фамильные цвета, которые только подчёркивали его нездоровую бледность.

Сильвестр изобразил на лице мину самого глубокого сочувствия.

- Примите мои соболезнования, сын мой! - сказал он вместо приветствия. - Нет ничего горестнее в этой жизни, чем утрата матери!

Юнец хмуро поклонился, стараясь не слишком гнуть шею, и тут же, как вепрь, ринулся в атаку.

- Мне передали, что вы просили меня о встрече, господин кардинал, - резко перешёл он к делу, выпрямляясь. - Что вы хотите сообщить мне о судьбе моего эра?

Сильвестр, не отвечая, благословил братьев Рокслеев и неведомого ему горца (те восприняли оказанную им милость весьма кисло).

- Я рад приветствовать вас, дети мои, - благодушно изрёк кардинал, - и вас, граф, и вас, виконт, и вас, сударь! Благоволите подождать конца нашей беседы в моём доме. А мы с герцогом покамест прогуляемся по яблоневому саду, подышим воздухом и потолкуем.

- Но, ваше высокопреосвященство, - надменно возразил граф Рокслей, - герцог Окделл предложил нам быть свидетелями вашего с ним разговора. Монсеньор, к несчастью, ещё не достиг совершеннолетия. Вы ведь понимаете: в отсутствие опекуна его светлость нуждается в советах тех, кому он полностью доверяет.

- Вы правы, граф, - безмятежно отозвался Сильвестр, не дав уже раскрывшему рот Окделлу вставить словечко, - но свои дела герцог Алва не стал бы обсуждать вместе с вами. Между тем разговор пойдёт именно о нём - об опекуне герцога Окделла. Вы, сын мой, - Сильвестр повернулся к юнцу с отеческой улыбкой, - вольны решить сами: или остаться, чтобы потолковать со мной о вашем эре, или уйти.

- Монсеньор! - воскликнул молодой Джеймс Рокслей с преувеличенным возмущением. - Нам следует удалиться немедленно! Это оскорбление!

Но Окделл, упрямо сжав рот, покачал головой.

- Прошу вас подождать меня, господа, - сказал он негромко, повернувшись к своей свите.

- Это неосмотрительно, монсеньор! - предупредил старший Рокслей, недобро посматривая на кардинала.

Окделл нетерпеливо возразил, сердито блестя покрасневшими глазами:

- Я приехал сюда, чтобы поговорить о моём эре. Я не уеду отсюда ни с чем!

Рокслеи сдались и, бросая на Сильвестра злые взгляды, ретировались к своим лошадям в сопровождении молчаливого надорца, так и не сказавшего ни слова. Расторопный Агний выбежал к визитёрам, настойчиво приглашая их от имени его высокопреосвященства войти в дом и отведать свежесваренный шадди.

Сильвестр, не теряя благодушия, повернулся к юному Окделлу.

- Спустимся в сад, герцог, - предложил он.

Оруженосец Рокэ нахмурился, но последовал по пятам за кардиналом.

Сад был разбит позади особняка. Несмотря на пасмурную погоду дождя сегодня не было, но после надоедливой вчерашней мороси дорожки ещё не успели обсохнуть, а созревшие яблоки глянцевито блестели боками. Их свежий аромат остро ощущался под влажными ветками, и Дик невольно поднял голову, принюхиваясь к знакомому запаху. Скоро крестьяне в окрестностях Окделла начнут делать сидр, и матушка тоже распорядится готовить бочки... На глаза навернулись слёзы, и Дик сердито закусил нижнюю губу. Сильвестр ласково посмотрел на него.

- Я знаю, что вы истовый эсператист, сын мой, - сказал он тем же ласковым отеческим тоном, - но позвольте мне всё же благословить вас.

Он протянул руку, но Окделл шарахнулся назад так, словно кардинал попытался вероломно ударить его кинжалом.

- Вы намерены благословить того, кого собирались убить, господин кардинал?! - с вызовом спросил он, саркастически кривя губы.

- О чём вы, сын мой? - изобразил удивление Сильвестр, не опуская благословляющей руки.

- Разве это не по вашему наущению по моим следам всё время шли убийцы - и в Агарисе, и в Алате, и в Гальтаре?

Сильвестр вздохнул и не спеша сложил руки на груди.

- А разве вы сами, сын мой, не пытались убить своего эра, за которого сегодня приехали просить?

Дик подозрительно уставился на кардинала, Сильвестр так же неторопливо и внимательно изучал юного надорца. В душе он чувствовал неприятное удивление. Покойный Эгмонт почему-то всегда напоминал кардиналу дремотный замшелый камень, но его сын походил на свежий слом скальной породы, только что вышедший из-под земли и ощерившийся острыми гранями. Юнец так изменился или был таким всегда?..

- О чём вы говорите, сударь? - поинтересовался Дик сдержанно, испытующе глядя на собеседника. - Я вызвал герцога Алву на дуэль, и он обещал дать мне удовлетворение по окончании срока моей службы.

- Да, но вы решили упредить события, не так ли? - мягко отозвался кардинал. - Я знаю, что до отъезда из Талига вы пытались отравить вашего эра.

Дик опустил глаза.

- Это эр Рокэ сказал вам об этом? - спросил он негромко.

- Нет! Ваш эр не выдал вас.

- Тогда на каком основании вы обвиняете меня, сударь? - не без вызова поинтересовался Ричард, снова упираясь тяжёлым взглядом в кардинала.

- А на каком основании вы, сын мой, обвиняете меня в том, что я якобы направил убийц по вашему следу? Разве у вас есть доказательства этому? - осведомился Сильвестр по-прежнему ласково.

- Я знаю ваши методы, сударь! - вскинул Дик подбородок.

- А я знаю прямоту вашей натуры, - усмехаясь, парировал Сильвестр. - Дадите ли вы слово чести, что никогда не бросали яд в вино вашего эра? (Юнец засопел). Позвольте же мне предложить вам мирный договор: я буду молчать о своих догадках, а вы, в свой черёд, не станете распространяться о своих. Поверьте мне, герцог, так будет лучше для вас самого. Вам выгоднее иметь во мне союзника. Да ведь я и вовсе не враг вам.

- Вот так новость, господин кардинал! - отозвался Ричард с отчётливым сарказмом. - А я полагал, что только враги обкладывают побеждённых контрибуцией. Те налоги, которые по вашему приказанию дерут с Надора, иначе, как контрибуцией, не назовёшь.

- Ваш отец поднял восстание против короля, - напомнил Сильвестр поучительным тоном терпеливого наставника. - Вы должны понимать: мятежникам нельзя оставлять средств, чтобы они не устроили новый бунт.

- Я понимаю, сударь, что из ограбленных и голодных людей получаются дурные подданные, - холодно отрезал Окделл. - Вы разогнали Надорские штаты, вы попрали права и привилегии всех сословий Надора! Чего вы ждали взамен? А Государственные Палаты, которые вы распустили?.. Месяц назад я проезжал Эпинэ, парламенты которого вы тоже разогнали. Знаете ли вы, что эта область негодует против вашей тирании?

- Вы были в Эпинэ? - переспросил Сильвестр задумчиво. - Припоминаю, что с месяц назад там как будто видели бунтовщиков-северян. Кажется, они разгромили какой-то трактир, после чего бесследно исчезли.

- Мои люди просто беспокоились обо мне. Мне пришлось отлучиться... э-э... на задний двор, - покраснев, объяснил Дик. - К несчастью, мой телохранитель решил, что меня похитили.

Сильвестр добродушно засмеялся.

- А вы опасный человек, герцог! - заметил он, всё ещё смеясь. - Как-нибудь у вас случится несварение желудка, а в стране из-за этого произойдёт революция.

- Не преувеличивайте, господин кардинал, - сухо возразил Окделл. - Обычные трактирные беспорядки. Я приказал моим людям возместить убытки. А вот вы даже не думаете об ущербе, который наносите.

- Надорские штаты, парламенты Эпинэ, обе Государственные Палаты... - улыбаясь, перечислил кардинал. - Вы ставите мне в вину то, что я отстранил их от дел, не так ли? Когда вы станете старше, юноша, вы поймёте, что таким государством, как Талиг, должны управлять не палаты и ассамблеи.

- Вы можете говорить мне "ваша светлость", господин кардинал! - надменно вскинув голову произнёс Окделл. - Кто же, по-вашему, должен управлять Талигом? Вы?

"А у нас есть зубки!" - едва не умилился Сильвестр.

- О, я простой смертный, ваша светлость, и я уже стар! Талигу нужен мудрый правитель, преданный интересам государства, - тоном снисходительной ласки отозвался он.

- Почему-то мне кажется, что этот мудрый правитель в вашем понимании отнюдь не король, - заметил Ричард, с досадой отбрасывая носком сапога камешек, попавшийся ему на дороге.

- Вы ошибаетесь, ваша светлость, - ответил Сильвестр, усмехаясь про себя: Рокэ пока не король, но обязательно им станет.

- А не путаете ли вы интересы Талига со своими собственными, господин кардинал?

- У меня нет своих интересов, ваша светлость, - развёл руками кардинал. - Я не женат и бездетен, и даже вы вряд ли сможете упрекнуть меня в покровительстве родственникам. Я хлопочу только о тех, кого считаю важным для блага государства. Например, о вас. Если вы обещаете мне, что Надор никогда не станет лезть в сепаратные договоры с Гаунау, Дриксен или кем-нибудь ещё, а вы сами сохраните верность герцогу Алве при любых условиях, я предложу вам союз, которым вы наверняка останетесь довольны.

Окделл остановился и посмотрел на кардинала неожиданно холодным и спокойным взглядом. Впрочем, может быть, так просто казалось из-за льдисто-серого цвета его глаз.

- Союз, господин кардинал? Мне?

- На определённых условиях. Вы же понимаете, что смерть вашей матери оставила беззащитными ваших сестёр (Окделл заметно подобрался). Вы ещё несовершеннолетний, как только что справедливо заметил граф Рокслей, и не можете стать их опекуном, а ваш эр, который мог бы помочь вам, сидит в Багерлее. На кого вы думаете опереться?

- Мой родич Ларак... - начал было Дик.

- Слишком стар и к тому же слишком далеко, - перебил его кардинал. - При дворе найдутся люди более влиятельные и близкие королю, которые позаботятся о том, чтобы удержать опекунство за собой. К тому же две ваши сестры уже достигли брачного возраста, не так ли?

- На что вы намекаете? - спросил Дик напряжённым голосом, останавливаясь.

- Я не намекаю, я говорю прямо. Что вы предпримете, если граф Манрик - а он финансист, то есть человек весьма влиятельный - попросит для своего сына руки леди Айрис, а губернатор Сабве - руки леди Дейдре для своего наследника?

Ричард в ярости отступил на полшага и, сжав кулаки, прошипел сквозь тесно сжатые зубы:

- Это угроза? Как вы смеете!..

- Я? - искренне удивился кардинал. - А при чём здесь я, ваша светлость? Неужели вы думаете, что граф Манрик или губернатор Сабве станут советоваться со мною там, где они и без меня прекрасно понимают свою выгоду?.. Нет! Но я могу не благословить подобный брак, если меня об этом попросит мой союзник. То есть вы.

Окделл со свистом выдохнул и невидящим взглядом скользнул по яблокам, висящим прямо перед ним. Стать союзником Дорака!.. Он встряхнул головой и ответил с горечью:

- Эр Рокэ был вашим союзником, а сейчас он сидит в Багерлее. Разве на вас можно хоть в чём-то положиться?

- О, Рокэ попал в Багерлее за придворную провинность и выйдет оттуда через две недели! - небрежно отмахнулся Сильвестр. - Впрочем, - продолжал кардинал, не удержавшись от желания вставить шпильку, - если бы он знал о вашем скором приезде в Олларию, он вёл бы себя гораздо осмотрительнее. Видите, юно... ваша светлость: вы и здесь подвели своего эра.

- Я попрошу аудиенции у короля, - негромко заметил Дик, словно говоря сам с собой.

- И о ком же вы собираетесь говорить с его величеством: о себе или о своём монсеньоре?

Ричард поджал губы, но через минуту всё же ответил с вызовом:

- Я скажу королю, что как оруженосец герцога Алвы я обязан разделить его наказание!

Кардинал громко расхохотался. Воистину: устами младенцев глаголет истина! Наивный юнец, сам того не подозревая, нашёл самое правильное решение. Получив назад своего оруженосца, Рокэ, без сомнения, выйдет из Багерлее на следующий же день, а сам Сильвестр утратит удобный инструмент, чтобы вертеть Вороном. Нет, Окделлу нечего делать в Багерлее!

- Я вижу, что вы действительно преданы своему монсеньору, ваша светлость, - заявил Сильвестр, отсмеявшись. - Это всё, что мне требуется. Храните верность герцогу Алве, не лезьте в политику, и я обещаю защиту интересов и вашей семьи, и вашей провинции... Впрочем, вы, может быть, считаете, что заключать со мной сделку так же опасно, как с Леворуким? - добавил он с иронической вкрадчивостью.

Юнец окинул кардинала таким серьёзным взглядом, словно ему уже приходилось договариваться с Леворуким и теперь он пытался определить, сто́ит ли Сильвестр врага рода человеческого.

- А что будет мне гарантией вашего слова, сударь? - спросил он.

- А вы не верите в мою честность? - насмешливо удивился Сильвестр. - Ну что же... Я готов подписать соответствующее обязательство в присутствии тех свидетелей, которых вы сочтёте заслуживающими доверия.

- Я ещё не совершеннолетний, сударь, - напомнил Окделл, - и не могу подписывать никаких обязательств.

- Вам и не требуется, - отозвался Сильвестр спокойно. - Вам я поверю на слово. Письменные гарантии будут только с моей стороны.

Ричард задумался, опустив голову.

- Я должен посоветоваться с моими друзьями, - произнёс он.

- Ну да, с господами Рокслеями, Карлионами и с кем там ещё! - воскликнул кардинал с намеренно подчёркнутой досадой. - Они спят и видят, как бы влезть в политические интриги, причём за ваш же счёт, ваша светлость! Неужели пример вашего отца ничему не научил вас?.. Хорошо-хорошо, советуйтесь с кем хотите, я не могу запретить вам делать это. Но помните: я хочу получить именно ваш ответ, а не мнения ваших честолюбивых вассалов. К тому же у вас нет времени на долгие раздумья. Три дня - это максимум, который я могу вам дать.

- Вы получите мой ответ, - ответил Окделл, гордо задирая голову. - Итак, каковы ваши условия?

Сильвестр мысленно потёр руки. Прежде всего, юнца следовало выставить назад в Окделл.

- Вы их уже знаете, - ответил он неторопливо. - Вы не станете искать себе союзников на стороне, вне Талига, и вы останетесь преданы вашему эру в любых обстоятельствах. Далее: вы не станете протестовать против того опекуна для ваших сестёр, которого я посоветую, и примете в Надоре нескольких моих людей. О судьбе сестёр не беспокойтесь: граф Маллэ, которого я вам рекомендую, благоразумный человек и не станет ничего решать относительно их брака без вашего одобрения. Это я вам гарантирую. Что до моих людей, они должны прибыть в Надор незаметно и собрать все свидетельства о злоупотреблениях властью, какие совершались со стороны казначейства. В обмен на вашу лояльность в этих вопросах я добьюсь для вас разрешения проводить гроб с телом вашей матушки в Окделл и похоронить её, как должно, в вашей фамильной усыпальнице. Вы сможете лично утешить и поддержать ваших сестёр. Вы проведёте с ними, скажем... э-э... два месяца. Я понимаю, что это важно для вас (Окделл порывисто вздохнул). По истечение этого срока вы вернётесь к своему эру, вероятно, в Ургот, и продолжите свою военную карьеру.

Двух месяцев вполне хватит, чтобы уничтожить Катарину Ариго и объявить ублюдком её сына. Потом будет видно, что делать с Окделлом. В принципе, его можно и оставить в покое, если Рокэ так настаивает на том, чтобы сохранить Повелителей Стихий. Юнец норовист, но, похоже, по-своему предан Алве на некий ворчливо-надорский манер. Связанный словом, он несколько присмиреет. А Рокэ поневоле начнёт вести себя благоразумно, когда узнает, что его доверчивый оруженосец дал обязательства сидеть смирно в своих замках в отдалении от эра. А вот за его жизнь кардинал отнюдь не ручался!

- Я хочу, чтобы с Надора были сняты налоги, - напомнил Окделл.

- Как только мой управляющий закончит расследование, весь ущерб, нанесённый господином Манриком, будет возмещён, - заверил кардинал. - У вас есть ещё какие-нибудь пожелания, ваша светлость?

Ричард передёрнул плечами, словно поёжившись, и усмехнулся.

- Боюсь, что главное моё условие вы не в силах выполнить, ваше высокопреосвященство, - сказал он, впервые произнося титул Сильвестра и выделяя его голосом. - Я потребовал бы от вас честности, но, по-видимому, это единственное во всём свете, чем вы не располагаете. Судите сами: вы пригласили меня к себе, чтобы поговорить о моём эре. Вы даже повторили это графу Рокслею, когда мои друзья пожелали присутствовать при нашей беседе! Однако вы торгуетесь со мною уже битый час и за всё это время не сказали о монсеньоре ни слова!

Сильвестр криво улыбнулся, поняв, что его подловили. Юнец не так глуп, как казалось!

- Вы правы, - признал он сухо. - Однако я сделал то, что уже давным-давно следовало сделать вашему эру. Я поговорил с вами о вас самих.

Окделл, как истинный вепрь, нерешительно потоптался на месте, роя каблуками землю и полной грудью вдыхая яблоневый аромат. Наконец он произнёс:

- Сударь, прежде чем я дам вам ответ, я хочу получить знак открытости ваших намерений. Устройте мне встречу с королём. Я должен дать ему отчёт о моей поездке в Алат и встрече с принцем Раканом. А ещё я обязан попросить его величество за своего эра, так как вы сами, по-видимому, вовсе не собираетесь этого делать!

Сильвестр немного подумал. Мальчишка прост, хотя и не дурак; однако он не интриган, не политик и не дипломат. Его встреча с королём вряд ли возымеет серьёзные последствия. Немного досадно, что Фердинанд способен усмотреть в нём не только наследника бунтовщика-Эгмонта, но и сына Мирабеллы Окделл, этой "достойнейшей эрэа". Но не беда, пускай. Тем более, что, получив отказ, Окделл наверняка надуется и ускользнёт от Сильвестра.

- Хорошо, ваша светлость. Я исхлопочу для вас аудиенцию у короля. Будьте завтра во дворце к половине одиннадцатого: его величество примет вас до своей утренней прогулки.

4

Король принял герцога Окделла в своём рабочем кабинете, который обычно редко использовал по назначению. Но сегодня личный секретарь Брезе́ усердно скрипел пером, а сам Фердинанд II, заметно кривясь, листал какие-то бумаги, кипой громоздившиеся на его столе.

Дик не в первый раз видел Оллара вблизи и сейчас поразился произошедшим в нём переменам: толстое, рыхлое тело короля обрюзгло, лицо осунулось, щёки обвисли, а водянистые рыбьи глаза смотрели раздражённо и загнанно.

- Государь... - начал Ричард, поклонившись.

- А, герцог Окделл! - перебил его король отрывистым и визгливым тоном, поднимаясь из-за стола и не отвечая на поклон Ричарда, - хорошо, что вы пришли сами. Выйдите, Брезе.

Секретарь мышью выскользнул из кабинета в приёмную.

- Государь! Я приехал просить ваше величество...

Король оборвал речь Ричарда досадливым взмахом руки. Затем он побарабанил пальцами по кипе бумаг, которую только что читал, и неожиданно спросил неприязненным тоном:

- Известно ли вам, герцог, что мать Моника из монастыря святой Октавии обвиняет вас в тайных встречах с королевой?

Дик так удивился этому вопросу, что совершенно растерялся.

- Отвечайте! - взвизгнул нелепый король, топнув ногой. - Известно ли вам это?

- Я... я ничего не знаю, - пробормотал Дик, недоумевая, что могло так обозлить короля.

- То есть вы никогда не бывали в аббатстве? - поинтересовался тот, нехорошо прищурясь.

- Я... я бывал там, если ваше величество спрашивает, - ответил Ричард, не понимая толком, как ему следует себя вести.

- Зачем?

- Граф Штанцлер... То есть её величество приглашала меня туда, чтобы переговорить со мной, - честно признался Дик.

Встречи с королевой, конечно, следовало держать в тайне, но раз уж король всё знает...

- Зачем? - повторил Фердинанд. - Что именно хотела сообщить вам королева, чего она не могла сказать во дворце при всех?

- Э-э... Её величество... Сначала, то есть в первый раз... пожелала дать мне совет, как держаться.... с моим новым опекуном и эром, - сбиваясь, ответил Дик, стараясь не слишком углубляться в опасные воспоминания. - А во второй... Её величество сказала... э-э... Она оказала мне честь лично объяснить, почему не может принять мою сестру Айрис в штат своих фрейлин... по моей просьбе.

- Это всё? - тяжело спросил король.

- Государь, её величество дала мне только две аудиенции.

- Вы лжёте, герцог Окделл! - заявил Фердинанд гневно. - Ради того, о чём вы рассказали, королеве незачем было уединяться с вами в монастырском саду! Говорите правду, или мои палачи вытащат её из вас раскалёнными щипцами! Что вы делали в аббатстве вместе с подследственной Катариной Ариго?

Подследственной?.. Создатель! Вот до чего дошло! Проклятый Дорак добился-таки своего! Значит, это не аудиенция, а высочайший допрос? Дик почувствовал, что начинает закипать. Аббатство? На что намекает эта злобная дряблая туша? Неужели Оллар желает превратить его, Ричарда Окделла, в орудие гибели несчастной, ни в чём не повинной королевы?

- Я Человек Чести и никогда не лгу! - запальчиво ответил он, гордо вскинув голову. - Если её величество предпочла увидеться со мной тайно, это только потому, что она не хотела вызвать ваше неудовольствие своим участием к сыну Эгмонта Окделла!

- Ну разумеется! - воскликнул Фердинанд, перекосив рот словно бы в усмешке. - Что от меня скрывают, то меня не расстроит! Но только до тех пор, герцог, - прибавил он, багровея, - только до тех пор, пока я обо всём не узна́ю! Довольно отпираться! Мать Моника рассказала всё - можете прочитать сами!

И король, схватив со стола несколько листов, швырнул их прямо в лицо Дику. Поражённый юноша машинально удержал один, видимо, самый первый, поскольку наверху страницы было выведено чётким каллиграфическим почерком профессионального писца:

Дело о супружеской неверности королевы Катарины Ариго

Ужаснувшись, Дик выпустил листок из рук, и он упал на пол следом за остальными.

- Видите? - задыхаясь, спросил король. - Видите? Лгать бесполезно!

Святой Алан, какая гнусность! Невиданная подлость! Этот тюфяк-король, эта снулая рыбина, этот явный выродок и позор династии Олларов пошёл на поводу у Дорака и намерен погубить женщину, даже волоска на голове которой он не стоит? Обвинить её в измене? И каким же образом? Поставив ей в вину великодушное и невиннейшее участие к судьбе последнего герцога Окделла?!

Ричард, содрогаясь от негодования, отступил на шаг.

- Я не стану мараться об эту грязь! - проговорил он срывающимся голосом, гневно сверкая глазами. - Пусть в ней пачкаются те, кто её создаёт! У вашего величества есть палачи - так прикажите, чтобы они пытали меня, вздёрнули на дыбу, жгли калёным железом! Но и тогда, - воскликнул он с глубоким воодушевлением, - но и тогда я объявлю всему миру: её величество чиста как сама святая Октавия!

Фердинанд II помялся на месте, как медведь, соображающий, с какой стороны лучше напасть.

- Мать Моника уверяет, что вы по уши влюбились в королеву, - бросил он нарочито презрительным тоном.

- Любой благородный дворянин полюбит её величество, едва увидев! - открыто признал Дик, вызывающе задрав подбородок. - Я Человек Чести и чту Создателя. Всякий, у кого есть душа и сердце, признает её величество живым воплощением Его доброты и чистоты!..

- Она принимала вас наедине...

- Только низкие душонки усмотрят в этом дурное! - яростно возразил Дик. - Её величеству и в голову не приходят те мерзости, которые измышляют её подлые враги! Все её поступки исполнены благородства и великодушия. Я верю, что Создатель послал её на землю как пример истинного достоинства. Да будь я последним подлецом, способным забыть об уважении к моей государыне, я даже мысленно не мог бы оскорбить её. В её присутствии законченный мерзавец - и тот отречётся от своей низости и смиренно опустится перед ней на колени!

Лицо короля дрогнуло и его дряблые щёки мелко затряслись. В волнении он приоткрыл рот, словно намереваясь что-то сказать, но Ричард не заметил этого. Его словно подхватило порывом вдохновения, и он с глубоким чувством процитировал свои любимые строки из трагедии Дидериха:

С какой врождённой царственной свободой,

Чужда и легкомыслия пустого

И чёрствости заученных приличий,

Без дерзости, зато и без боязни

Она легко идёт стезёй неторной

Достоинства, не видя и не зная,

Что все боготворят её!.. -

На последних словах его дрожащий голос оборвался от избытка чувств.

- "Хоть, право, и скромной похвалы она не ждёт" 1, - неожиданно подхватил король глубоко растроганным тоном. - Как это точно сказано! Как верно!.. Вы любите Дидериха, герцог?

- Да! - подтвердил Дик, вздыхая во всю силу своих лёгких. - Особенно эти его стихи: они словно были написаны о её величестве.

- Вы правы, герцог, клянусь честью, вы правы! - воскликнул король, суетливо взмахнув руками и забегав туда-сюда по кабинету. - Я думал то же самое!.. Я вижу, что вы способны глубоко понимать поэзию! У вас есть сердце! Жаль, что я не знал этого раньше... Разумеется, - продолжал король, успокаиваясь, - юноша ваших лет не может не любить Дидериха, если только он от природы прям и честен. Только негодяй останется глух к прекрасному... О, эти проклятые Придды! Скользкие интриганы и предатели, - пробормотал король сквозь зубы.

- Ваше величество! Молодой герцог немного странный, это правда, но он не так уж и плох. К тому же он только что потерял родителей, - рискнул заметить Дик.

- Оставим это, - сказал король, останавливаясь. - Оставим это... Я помню, что шесть лет тому назад королева просила за вас после злосчастного восстания вашего отца.

- Я никогда не забуду об этой милости! - заверил короля Дик.

- Снисходя к её просьбе, я позволил вам наследовать владения и титул вашего отца. Однако же недавно вы согласились поехать в Алат для встречи с Альдо Раканом, - строго промолвил король.

- Государь, вы напрасно подозреваете меня в измене, - ответил Дик с обычной своей прямотой. - У меня не было намерения отречься от династии Олларов. Я хотел только склонить моего друга Робера Эпинэ к примирению с короной Талига, вот и всё.

Фердинанд II пытливо вгляделся в лицо Дика.

- Вы говорите правду, герцог? - спросил он.

- Я уже имел честь сказать вашему величеству, что никогда не лгу, - повторил Дик с гордым достоинством настоящего Окделла.

Король постоял минуту, не отводя взгляда от его лица, а потом удовлетворённо закивал головой.

- Вижу-вижу, герцог: вы честный человек, - сказал он. - Тогда объясните мне со всей откровенностью: почему шесть лет назад ваш отец восстал против меня?

- Вы сами виноваты в этом, государь! - заявил Дик не обинуясь. - Наш дом преданно служил Олларам четыреста лет. Мой предок Джаред III был кансильером у вашего пращура. Герцог Льюис Окделл стал героем Двадцатилетней войны. А мой отец Эгмонт I честно проливал за вас кровь как генерал вашей армии. Но служить Олларам не значит служить господину Дораку, ваше величество! Зачем кардинал разогнал Надорские штаты? Зачем обложил провинцию грабительскими налогами? Наши крестьяне мрут с голоду, а арендаторы не вылезают из долгов! Зачем вы позволили подлому интригану распоряжаться всем от вашего имени? И что теперь? Вы сами видите: он дерзко поднял руку на саму вашу супругу!

- Клянусь честью, вы правы, герцог, вы снова правы, - пробормотал король, морщась, как от зубной воли. - Я слишком многое ему позволял.

- Так остановите его, ваше величество! - воскликнул Ричард с горячностью. - Возьмите власть в свои руки! Пусть кардинал читает свои молитвы и не лезет больше в государственные дела!

- А вы-то сами, герцог? Разве вы не лезли в государственные дела, когда выступали перед агарисской курией без нашего соизволения? - ввернул король.

- Государь, - ответил Дик с достоинством, - я счёл возможным уверить кардиналов, что это не король Талига отдал приказ уничтожить в Олларии всех эсператистов. Я сам эсператист. И я не понаслышке знаю, как кардинал преследует моих единоверцев. Если в этом ваше величество заодно с Дораком, отдайте меня в руки ваших палачей прямо сейчас.

- Нет-нет, герцог! - мягко возразил его король. - Я сторонник церковного мира. Эсператисты такие же мои подданные, как и олларианцы. Знаете: епископ Риссанский советовал мне заключить союз с Эсперадором.

- Я не могу что-либо советовать вашему величеству, - отозвался Дик с поклоном, - но полагаю, что его преосвященство мудрый человек, хотя он лишь немногим старше меня.

- А граф Штанцлер, бывший нашим кансильером? - ласково спросил Фердинанд. - Что вы скажете о нём? Ведь вы, кажется, были очень близки?

Дик опустил голову, закусив губу от стыда, который неизменно вызывало в нём имя кансильера.

- Прошу простить меня, ваше величество, - негромко выговорил он через силу. - Эр Ав... Граф не был вполне правдив со мною. Прежде я сказал бы вам, что он достойнейший человек. Но теперь мне нечего ответить вашему величеству.

- О, вы действительно честный человек, герцог, - заметил король с чувством глубокого удовлетворения, легонько погладив Ричарда по плечу. - Жаль, что мы не поговорили так откровенно раньше. Но я исправлю свою оплошность. Теперь вы постоянно будете при мне: пусть вы ещё молоды, но вы - глава одного из Высоких Домов Талига. Я желаю знать ваше мнение обо всём, что происходит. Кстати: что вы думаете о семействе Феншо-Тримейнов?

Ричард с удивлением уставился на Фердинанда. Король собирается продолжать разговор о епископе Луи-Поле? Неужели ему понадобилась рекомендация от герцога Окделла?.. Что за нелепость!

- Я не могу сказать вашему величеству ничего определённого, - ответил Дик, не понимая, чего от него хотят. - Я знал близко только генерала Феншо-Тримейна... которого герцог Алва распорядился расстрелять.

- Он был вашим другом? - живо спросил король.

- Он хотел стать моим другом, - ответил Дик, - но мне не нравилось его бахвальство.

- Вот как?

- Да. Человеку его происхождения пристало держаться скромнее, - произнёс Дик, с неудовольствием припоминая самоуверенные разглагольствования Оскара.

Король заметно помрачнел.

- Генерал был дерзок?.. Видите ли, герцог, я спрашиваю об этом не из праздного любопытства. На допросе мать Моника показала, что покойный Феншо-Тримейн часто встречался с нашей супругой в аббатстве святой Октавии. И что эти встречи пятнали... доброе имя королевы.

- Это ложь, государь! - с горячностью воскликнул Дик. - Я хорошо знал Оскара. Он никогда не упоминал даже имени её величества, а если разговор касался королевы, выражал лишь чувство глубочайшего почтения!

- Вы можете поклясться в этом, герцог? - быстро спросил Фердинанд, словно торопясь поймать Ричарда на слове.

- Да, государь, клянусь честью!

Фердинанд II посмотрел на Дика влажными бесцветными глазами, и юноше показалось, что он читает в них самую искреннюю признательность.

- А памятью вашей матушки... Вы могли бы поклясться в этом памятью вашей прекрасной достойной матушки? - пытливо спросил король.

Дика охватило глубокое волнение.

- Клянусь вашему величеству, - ответил он дрожащим низким голосом, - памятью моей дорогой матери, которая научила меня любить правду превыше всего на свете, что генерал Феншо-Тримейн ни разу не сказал ни слова о её величестве, которое позволило бы заподозрить простое знакомство между ними!.. Оскар любил бахвалиться, государь, но я уверен, что он вообще никогда не видел королеву иначе как на официальных приёмах.

- Слава Создателю! - проговорил король с видимым облегчением. - Вы и представить себе не можете, как я рад вашему свидетельству, герцог! Мне так не хватает честных людей! Открытых, правдивых людей!.. Господин кардинал окружил меня одними трусами и подлыми доносчиками. Ваши слова, герцог, могут спасти мою супругу!

- Я с радостью отдам жизнь за её величество! - воскликнул Ричард с глубокой искренностью. - Но неужели всё настолько далеко зашло?

- Увы! - ответил король печально. - Прочтите протоколы допросов, - и Фердинанд указал пальцем на валяющиеся на полу бумаги.

- И не просите, государь! - с омерзением отшатнулся Дик. - Я знаю правду и не нуждаюсь в гнусной клевете слабодушной женщины, из страха предавшей свою госпожу!

- На вас мать Моника вовсе не клеветала, - вяло возразил король. - Она показала, что ваши встречи с королевой носили вполне... невинный характер. Но что касается этого Феншо-Тримейна...

- Государь, - твёрдо произнёс Ричард. - Что бы ни говорили вам другие, я прошу вас верить только своему сердцу. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: у её величества возвышенная душа.

- С сегодняшнего дня мы будем часто видеться, герцог, - решительно постановил король. - Я желаю, чтобы вы знали всё, о чём рассказали на допросах мать Моника и эта проклятая девица Дрюс-Карлион. Только представьте себе: со слов каких-то двух мерзких баб кардинал Сильвестр совершенно уверился, что мои дети вовсе не мои! Мои - и не мои, как вам это понравится?!

"Наглая ложь!" - хотел было воскликнуть Дик в запале, но внезапно замер с открытым ртом, как громом поражённый. Ведь королева говорила ему... Сама королева говорила ему, что Фердинанд II не мужчина! Вторая встреча в аббатстве святой Октавии, о которой давеча расспрашивал король, встала перед мысленным взором Ричарда как живая. Катари - такая хрупкая и такая сильная духом! - жаловалась ему на мучительные ночи с мужем... На лекарей, не то двух, не то четырёх, которые пытались помочь бессильному Фердинанду зачать наследника... Но тщетно, всё тщетно! Фердинанд Оллар не способен иметь детей. Он не мужчина! И тогда Дорак предложил королю герцога Алву - чистокровного жеребца, способного успешно покрыть эту кобылу, Катарину Ариго...

- Герцог? Почему вы молчите, герцог? - испуганно спросил король, просительно заглядывая в глаза Ричарду.

- Но, государь... Разве вы... Разве вы не...

"Не импотент?" - хотел договорить Ричард, но вовремя прикусил язык.

- Я... Что? - спросил король, побледнев до синевы и разом став похож на большую дохлую рыбину.

Создатель и святые угодники! Да ведь он полагает себя вполне способным произвести потомство! Он думает, что это он отец всех детей, рождённых королевой! Как такое возможно? Разве это может быть?.. Нет! Чушь!.. А если да?.. Но тогда почему королева... Почему тогда Катари...

- Но, государь, её величество сама призналась мне... Что вы не имеете ничего против, чтобы герцог Алва... То есть вы сами настаивали, что бы эр Рокэ...

Как же это сказать, Создатель? Наставил вам рога? Обрюхатил вашу жену? Святой Алан, что за нелепость! А ведь Катари поведала об этом так, что это казалось святым подвигом!

Ричард взял в себя в руки и договорил твёрдо:

- Простите, государь, но всему Талигу известно, что принц и обе принцессы - бастарды герцога Алвы.

Король побледнел ещё больше, хотя, казалось, это невозможно.

- Как? - полузадушенным голосом спросил он. - Королева говорила вам это?.. Она говорила, что я... Что я... А! - воскликнул он, словно внезапно сообразив что-то. - Так вот о чём вы беседовали в аббатстве святой Октавии! Вот чего она не могла сказать вам при всех во дворце!

И король, круто повернувшись на каблуках, снова нервно зашагал по кабинету.

Ричард опомнился.

- Простите, государь! - воскликнул он в приступе жалости и раскаяния. - Я, должно быть, не так понял её величество!

- А Алва? - сипло спросил король, не обратив внимания на последние слова Ричарда. - Он хвастал вам? Он хвастал, что он с моей женой... Да?.. А! Нет! Такой не станет!.. Но вы видели его вдвоём с королевой, когда они?.. Да? Конечно! Иначе зачем эти откровения?.. О, вы знаете, герцог, вы всё знаете! Я вижу это по вашим глазам! Вы застали их вдвоём наедине? Вы ведь видели их, не так ли? Говорите! - спрашивал король, наступая на пятившегося в полной растерянности Ричарда. - Вы своими глазами видели, как моя жена и герцог Алва... позорят своего короля?..

Ричард хотел отрицательно замотать головой, но у него не хватило сил. Сцена в будуаре невольно воскресла в его памяти во всех подробностях: Катари, как последняя шлюха оседлавшая колени Алвы, с расшнурованным корсетом и задранной юбкой... сам Алва - без камзола, с бесстыдно расстёгнутыми штанами. "Не лучшие яблоки Талига!" - "Он снова намерен набить мне брюхо!". Ричарду казалось, что король видит эту сцену в его глазах так же ясно, как видел когда-то он сам.

Король резко остановился и замер на месте как вкопанный. Несколько минут он тяжело дышал, видимо, пытаясь взять себя в руки. В конце концов ему это удалось.

- Вы действительно никогда не лжёте, герцог, - отрывисто сказал он сиплым голосом. - Мы благодарим вас за правду... какой бы она ни была. А теперь... - и король сделал неопределённый жест рукой, - мы отпускаем вас. Аудиенция закончена. Вы можете покинуть наш кабинет.

- Ваше величество, - пролепетал Ричард, чувствуя себя совершенно раздавленным и жалким, словно это он сам подло и исподтишка унизил короля. - Ваше величество... Мой эр...

- Вы можете покинуть наш кабинет, - механически повторил король и, сделав несколько шагов к двери, громко крикнул: - Брезе!

В кабинет тут же протиснулся личный секретарь Фердинанда II.

- Пишите приказ, Брезе, - бесчувственным тоном сказал Оллар, указывая секретарю на его место у стола. - Его следует отправить в Багерлее немедленно. Мы повелеваем сегодня же перевести герцога Алву из Флотской башни в каземат для государственных преступников.

- Государь! - в ужасе воскликнул Ричард, потрясённый до глубины души. - Это моя вина! Мой эр...

- Он вам больше не эр! - выкрикнул король во весь голос, багровея от злости. - Мы снимаем с вас присягу верности этому негодяю! С сегодняшнего дня вы поступите под надзор Блюстителя нашей опеки. Идите, герцог! Вы получите наши указания позже.

- Государь, это моя вина! Я просто... Я просто наслушался сплетен! Клянусь, когда однажды я повторил их при эре Рокэ, он отругал меня и заявил, что отцом являетесь вы - и только вы!

Король засмеялся странным скрежещущим смехом.

- И правда! - воскликнул он. - Кому же лучше знать об этом, как не ему!

- Прошу вас, государь!.. - безнадёжно воззвал Ричард, осознавая, что всё испортил.

- Вон! - взвизгнул король. - Сыну вашей матери не пристало просить за этого прелюбодея!.. Мы отпускаем вас с миром, герцог. Уходите, иначе мы вызовем стражу, чтобы она выпроводила вас из кабинета.

______

1Ф. Шиллер. Дон Карлос, инфант Испанский. Действие 2, явление 15. (перевод В. Левика).


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"