- А сейчас, представляем вашему вниманию необыкновенный номер! Дамы и господа, встречайте! Эо, музыкант, который не нуждается в инструментах! - круглолицый лысеющий конферансье улыбнулся. Он произносил эти слова уже много вечеров подряд, и много вечеров подряд дамы и господа за столиками всего на секунду прекращали работать челюстями, откладывали свои орудия - вилки, ложки и ножи, ставили изящные бокалы и фужеры, да и вообще замолкали.
Конферансье удалился в правую кулису. Свет погас, не считая одного светло-жёлтого пятна, исходившего от единственного глаза огромного прожектора над сценой. Было тихо, не считая лёгких покашливаний, скорее от нетерпения, нежели от проблем с горлом.
И, наконец, на сцену, под аккомпанемент тишины, поднялся он, музыкант, не нуждающийся в инструментах. Потому что он сам был инструментом. Честно говоря, никто не был уверен, был ли это "он" или "она". Дело в том, что Эо был совсем не похож на обычного человека. Его импресарио говорил, что это просто редкое уродство.
Если бы вы попали на это представление впервые, то вам показалось бы, что большой, грузный мужчина, с цветном шёлковом жилете и с неизменной сигарой в зубах (хотя никто не видел, что бы он когда-нибудь курил), вывел на сцену очень бледного и худого ребёнка, завёрнутого в чёрный блестящий плащ.
Но, приглядевшись, вы бы заметили, что внешность у этого существа была совсем не детской, и тем более не человеческой. Его кожа отдавала голубизной и почти просвечивала насквозь. Он был безволос и необычайно худ. Голова его была удлинённой и слишком большой для человека. Рот, нос и подбородок были слабо выражены, особенно на фоне высокого лба и огромных глаз.
Вот только глаза... Вы видели, космических пришельцев часто рисуют с огромными чёрными глазами, такими холодными и безжизненными. Так вот, глаза Эо были совсем другими. Они были на самом деле громадными, чуть ли не на пол-лица, и радужка была светло-голубой, как горный поток. Белки глаз производили впечатление неплотных, водянистых, и отдавали той же голубизной, что и кожа. Но ведь никто и не говорил, что Эо - пришелец.
И вот, он вновь стоял на сцене, и вновь щурил свои огромные, но такие человеческие глаза. Казалось, что от яркого света они слезятся. Его импресарио (а человеком с сигарой был именно он) всё ещё по-отечески держал руки у Эо на плечах. Музыкант по-прежнему кутался в плащ.
Импресарио своими довольными поросячьими глазками оглядывал полный зал. Да, Эо делал кассу заведению, да и ему самому приносил огромные барыши.
Лёгким движением он сдёрнул плащ с Эо, и удалился. И то, что он услышал, уходя, заставило его улыбнуться.
Публика ахнула. Даже те, кто был на представлении не впервые, не могли сдержать возгласа удивления. Что уж говорить о тех, кто никогда раньше не видел Эо? Они были просто в шоке. И, конечно, и те, и другие, не преминули заесть и запить свой шок, но случилось это гораздо позже.
Что же так поразило почтенную публику? Этому была масса причин.
Существо было худым, кожа да кости, как у нас говорят. Его руки и ноги были непропорционально длинными и тонкими. Только пальцы на руках у него были сантиметров по пятнадцать, причём все одинаковой длины. Кожа его действительно просвечивала, и безо всякого рентгена было видно, что кости у него тонкие, белые и тоже полупрозрачные, как и тень, которая дрожала за фигурой Эо.
Но не это было самым удивительным. Дело в том, что там, где у нормальных людей находится грудная клетка, у Эо зияло круглое отверстие, пересечённое тонкими длинными хрящами. Хрящи располагались вертикально, но, зная желание человека отождествить неизвестное с известным, можно сказать, что это были всего лишь рёбра.
Всё вместе производило жуткое впечатление. Многие женщины сидели с открытыми ртами, прижимая руки к сердцу. Мужчины не показывали свои чувства столь открыто, поэтому просто сидели с напряжёнными лицами и сосредоточенными глазами.
В этот момент существо подняло тонкие руки и дотронулось до рёбер. Вы когда-нибудь видели, как играют на арфе? Так вот, было довольно похоже, только вместо струн были тончайшие хрящи.
Поэтому Эо не нуждался в инструментах.
Звук сначала был очень тихим, но постепенно пальцы Эо замелькали всё быстрее, хрящи вибрировали всё сильнее, и звук становился всё мощнее и ярче. Через несколько минут музыкант, казалось, так увлёкся, что закрыл глаза.
Каким же было звучание, спросите вы? Это довольно сложно объяснить. Представьте, что невесомость флейты соединилась с темпераментом скрипки, в каком-то невообразимом инструменте. Он был на сцене один, но создавалось впечатление, будто играет целый оркестр. Его пальцы сновали влево и вправо, вверх и вниз, как юркие молнии, а мелодия была столь причудливой, что никто не взялся бы записать её, тем более - повторить.
Говорили, что каждый вечер он играет другую мелодию, и никогда не повторяется. Музыка совсем не походила на классическую, хотя, без сомнения, унаследовала её стройность и гармонию. Это был и не джаз, хотя то, как развивалась мелодия, как в неё вплетались новые мотивы, заставляло вспомнить именно о джазе.
И если сравнивать с чем-то ныне существующим, то это был скорее нью-эйдж. Та же возвышенность, тот же полёт. Даже самые чёрствые сердца начинали биться чаще.
Музыка была, как парус, наполненный бризом, как крыло, парящее в небесах.
Эо всё ещё продолжал плести чудной узор, не давая публике опомниться.
Музыка, как дерево, имеет основательные тяжёлые корни, скрытые глубоко в земле, ствол золотой, опору для ветвей, и сами ветви, с листьями, тянущимися к солнцу. И то, что играл Эо, напоминало дерево без корней и ствола. Звуки мгновенно таяли, уносились вдаль, одним словом, исчезали без следа.
Но то, как он играл, заставило подумать о волшебстве. Когда его пальцы, тонкие палочки, касались струн лишь слегка, звуки получались то глубокими и плотными, то высокими и чистыми. Он будто бы дирижировал, а белые хрящи дрожали сами...
Люди сидели, как зачарованные, поэтому, когда Эо опустил руки и его струны издали последний, финальный аккорд, они не сразу заметили, что музыка прекратилась. Они всё ещё сидели, как во сне, когда импресарио бесшумно поднялся на сцену, набросил на плечи Эо плащ, и увёл его, осторожно поддерживая. Никто не видел, что за кулисами он подхватил ослабевшего музыканта, и нёс его, словно пёрышко.
Немного придя в себя, зрители аплодировали, и их восторг был неподдельным. И всё же, через несколько минут всё стихло. Вновь застучали бутылки и бокалы, задвигались сонные вилки и ножи. Люди за столиками оживлённо обсуждали что-то, возможно, и номер, так что голос конферансье тонул в нестройном хоре голосов. Он несколько раз кашлянул, стараясь привлечь внимание, и, когда люди немного отвлеклись, заговорил тем же доверительным тоном:
- Дамы и господа!..
Эо превратил почти убыточную забегаловку в модный ресторан. Деньги лились широким шуршащим потоком в руки хозяина заведения. И, разумеется, один из притоков реки был направлен прямо в карман импресарио Эо. В те времена, когда это происходило, телевидение не было так популярно, как сейчас, да и не так развито, поэтому разнообразные шоу были очень и очень востребованы. И если кому-то удавалось подняться выше уровня цирков-шапито и кабаре низкого пошиба, этот человек мог считать себя счастливчиком.
Простые обыватели, внезапно, захотели быть ближе к прекрасному, и готовы были платить за это.
Эо появился на сцене всего полгода назад, но уже приобрёл, поистине, бешеную популярность. Ни одна живая душа не знала, кто он и откуда, но шикарно одетые дамы и господа платили за божественную музыку, а остальное было не существенно.
Лишь один человек, не пропустивший ни одного представления за всё время, интересовался судьбой Эо. Он приходил каждый вечер, садился за один и тот же столик в глубине зала, тихо наблюдал за выступлением, а потом, стоило только Эо закончить номер, уходил. Вечер за вечером, всё повторялось.
Этот человек, назовём его С., пытался выяснить у завсегдатаев и хозяина, кто такой Эо, но никто не смог дать ему вразумительного ответа. Они говорили одно:
- Какая разница? Шоу выше всяких похвал, не важно, кто он.
- И приносит хорошие деньги, - сболтнул однажды подвыпивший хозяин.
С. обычно сидел в одиночестве, и не разговаривал с людьми за соседними столиками.
И вот, в один чудесный летний вечер, С. пробрался незаметно за кулисы, как раз после того, как Эо ушёл.
Он встречал их в узком коридорчике за сценой. Импресарио нёс хрупкое тело Эо, будто марионетку.
- Что с ним? - спросил С., и в его тоне слышалось беспокойство.
- С дороги, - прошипел импресарио. - Не видишь, малыш просто спит, - но сказал он это так неуверенно, что С. насторожился.
- Спит? Скорее, он болен, - С. не давал им пройти.
Эо медленно открыл глаза и посмотрел на С.. С. почудилась в его детских глазах мольба.
- Что Вы с ним сделали? - взревел он.
- Ничего, - импресарио всё ещё пытался обойти С.. - Малыш устал, ему нужно отдохнуть, - и он наконец-то миновал С., который всё ещё продолжал вглядываться в бесцветные глаза существа. Эо повернул голову, и тоже продолжал смотреть в глаза человека.
С. всё ещё смотрел им вслед, когда они почти уже подошли к чёрному ходу.
- Скажите, он человек? - негромко спросил С.
- Он - дар небес! - ухмыльнулся импресарио и вышел. Дверь за ними захлопнулась, и он остался один.
С того разговора прошла неделя. С. не появлялся всю эту неделю, но никто этого не заметил.
Было душно и накурено. Зал вновь был полон, и С. вновь сидел на своём месте. Только сегодня он был как-то особенно мрачен. Люди за столиками смеялись и разговаривали, изредка поглядывая на сцену.
И вот, наконец, наступила кульминация шоу. Вышел конферансье и, демонстративно поправив красную бабочку, сказал, пытаясь перекричать зал:
- Дамы и господа! Прошу вашего внимания! А сейчас, гвоздь нашей программы, тот, кто не нуждается в представлении и инструментах! Эо, наш волшебный музыкант!
Зал взорвался аплодисментами, которые стихли, только когда маленькое существо вышло на сцену. Он был меланхоличен и грустен, как фиалка.
Из зала на него смотрели десятки пар глаз: свинячьих, собачьих, кошачьих и коровьих, но только одна пара человеческих.
Эо нашёл С., и несколько секунд просто смотрел ему в глаза.
Потом представление началось. Эо вновь извлекал чарующие звуки из своего фарфорового тела. Сегодня он был особенно лиричен, заставив нескольких дам прослезиться.
И вот, когда мелодия подбиралась к высшей точке, чтобы потом расцвести опадающими цветами, раздался выстрел.
А дальше всё было как в тумане.
Зал вздрогнул и ахнул. Последняя нота застыла в воздухе. Эо бессильно взмахнул руками и упал. В зале началась паника, мужчины вскочили со своих мест, женщины кричали.
К скрючившейся фигурке подбежал импресарио и, прежде чем кто-нибудь успел заметить, унёс пришельца за кулисы.
Охрана подбежала к С., но он не сопротивлялся. Конферансье вызвал полицию, но когда они приехали, импресарио и странное существо исчезли. Никто не видел, как они уходили.
С. молчал на допросах, и, поскольку Эо не был ни человеком, ни животным, да и тело не было найдено, его отпустили. Он заплатил лишь штраф за хулиганство.
Импресарио тоже больше никто не видел.
А модный ресторан навсегда опустел и вновь стал второразрядным заведением, куда захаживает лишь сомнительная публика.
Прошла пара лет, и об Эо забыли все, даже те, кто восторгался им, сидя в маленьком уютном ресторане.
И только чудесная музыка, которую он дарил им, вечер за вечером, продолжала жить где-то невообразимо далеко, и живёт, наверное, до сих пор.