Хотелось бы мне сказать, что, при игре в карты, я обладал определённым преимуществом, благодаря своей возможности чувствовать чужие эмоции... Только вот Саня сразу придумал, как использовать это преимущество против меня, начав "накручивать" себе ещё в первой же партии. И я не мог понять: правда у него такие плохие карты или - сплошные козыри, но он просто "изображает панику". Как выяснилось, появились у меня и определённые слабости. Когда я нервничаю, мои уши становятся кошачьими. Это я уже принял. Однако, выяснилось, что я ещё и начинаю подёргивать ушами от волнения (Юрка объяснил, когда мы закончили первую партию). Следовательно - ни о каком демонстративном спокойствии не могло быть и речи: уши меня выдавали. Вторая моя слабость - вкус азарта... Он напоминал шампанское. Выражение "пьянящий азарт" я слышал. Слышал и понимал, что это - образное выражение. Но теперь азарт (пусть и чужой) опьянял меня в буквальном смысле, хоть и не очень сильно.
***
-Ладно. Давайте, пока не началось, сходим к Михаилу Кузьмичу. Посмотрим, что за кентавр ему помогал доски таскать, - предложил Саня после очередной партии.
Переглянувшись, мы с Юркой согласились. Мне, честно признаться, было любопытно посмотреть вблизи на потустороннего. Или, вернее сказать: на другого потустороннего? Не получалось, с ходу, перестроить своё мышление и принять-таки, что я - больше не человек.
***
Михаил Кузьмич - довольно интересный дядька. Когда-то он работал сторожем на комплексе рядом с нашей деревней. Когда в девяностых пошли "разброд и шатания" и комплекс прикрыли, Михаил Кузьмич как-то сумел, что называется, прихватизировать и сторожку, и одно из хозяйственных помещений. В сторожке он организовал себе, скажем так, летний домик, а в хозяйственном помещении - столярную мастерскую. На моей памяти он всегда сооружал какую-нибудь мебель в своей мастерской. Что-то (за символическую плату) отдавал деревенским, а что-то возил на рынок в соседнем посёлке. Хоть коровники и не были "прихватизированы", в них он порой хранил доски (на что все, в принципе, закрывали глаза).
Периодически я слышал краем уха, как его называли завидным женихом даже в его сорок с небольшим. В принципе, оно и понятно: делал мебель, безвозмездно помогал с ремонтом, пил в меру. Однако, Михаил Кузьмич был убеждённым холостяком. Поговаривали, что причина была в том, что невеста не дождалась его с армии, после чего он и решил осесть у нас (благо - в деревне была его дальняя родня) и жить потихоньку.
***
Когда мы подошли к бывшему комплексу, из мастерской Кузьмича доносились звуки работы ни то фрезы, ни то лобзика. Я бы ничуть не удивился, если бы выяснилось, что Михаил Кузьмич сейчас работает вместе с кентавром. Не знаю уж, каким именно "хозяйственным помещением" была нынешняя мастерская (как я уже сказал, на моей памяти, там всегда была мастерская), но здание было довольно высоким и с довольно большими дверями. Туда бы смог заехать человек на коне. Или кентавр.
И я не ошибся. Когда мы, в нерешительности, остановились в нескольких метрах перед мастерской, звуки работы прекратились, открылись двери и на улицу вышли дядя Миша и кентавр. Холка лошадиного тела переходила в поясницу человеческого. На человеческой части тела был надет видавший виды пуховик (видимо, Кузьмич поделился частью своей одежды). Лицо кентавра украшали опрятная борода и густые брови. Его волосы (хотя, возможно, лишь из-за длины и густоты) больше напоминали лошадиную гриву. Роста от копыт до макушки у кентавра был около двух метров.
-Здорово, молодёжь! - махнул нам рукой Михаил Кузьмич.
-Приветствую, отроки. Имя мне Григориос. Со вчерашнего дня я живу здесь и помогаю Микаэлу в благодарность за то, что он даровал мне кров и еду, - представился кентавр. Нам оставалось только кивать с открытыми ртами.
-Гриша, ну что ты моё имя переделываешь на свой пафосный греческий манер? Зови меня просто: Миша. Или вовсе - Кузьмич, - попросил Михаил Кузьмич, доставая пачку "Тройки"
-Я понимаю, что так проще. Поэтому, ты переделал моё имя. Но в определённых случаях требуется, чтобы имя впечатляло, - ответил кентавр, протягивая руку.
-Всё с тобой ясно... Капля никотина, если что, убивает лошадь, - заявил уже закуривший Кузьмич, кладя на протянутую руку пачку сигарет и зажигалку.
-Хоть я и схож с лошадьми, но лошадью не являюсь... А перекур во время перерыва - символичен. Ибо, когда работаешь, как конь, требуется убивать иногда лошадь внутри себя.
Я не знал: смеяться мне над словами кентавра или где-нибудь записать, как сакральную мудрость. Ребята, судя по неоднозначному вкусу их эмоций, прибывали в схожем состоянии.
Вдруг, из мастерской вышла женщина. Даже не так: Женщина. С большой буквы. Коренастая, мускулистая... Ростом она была чуть ниже Юрца (а его рост - полтора метра), но каким-то образом смотрела свысока даже на кентавра. Коня на скаку остановить? Пожалуй, она смогла бы остановить и табун коней (или даже кентавров). Войти в горящую избу? Изба бы мигом погасла под её холодным тяжёлым взглядом.
-Тааак. На безопасное расстояние отошли. Раз уж я здесь работаю, то буду следить, чтобы все соблюдали технику безопасности, - с порога отчитала она Кузьмича и Григориоса.
-А вы, детвора, кто такие? - поинтересовалась она у нас. Её взгляд, при этом, стал чуть теплее.
-Мы к Михаилу Кузьмичу в гости пришли, - выдавил я. Пацаны закивали.
Женщина покачала головой и ушла в мастерскую, но вскоре вернулась с тремя лепёшками в руках, которые раздала нам. Теперь она даже улыбалась и выглядела, как заботливая тётушка.
-Ну, милости просим. У нас, правда, сегодня работы много. Так что, впредь, лучше заранее предупреждайте. А если кто-то подмастерьем решит стать - будем рады. А вы двое с перерывом не затягивайте: работы ещё много. Ты, Кузмасон, сам утром всё распланировал, - сказав всё это, она вновь вернулась в мастерскую.
-Кто это был? - только и смог сказать Саня.
-Брунгильда из клана Кипящего Котла, - произнёс Михаил Кузьмич, глядя на дверь. Его эмоции напоминали по вкусу персиковую наливку (никогда такого не пробовал, но вкус персиков и вкус алкоголя выделить могу). Похоже, дядя Миша влюбился в эту Брунгильду.