Аннотация: Сентиментально-готический любовный рассказ в письмах
Письмо 1.
Милый Пётр, как я счастлива, что мы встретились. Ты озарил мою жизнь. Всё теперь здесь мне кажется постылым: убогая моя келья, лица сестёр-монахинь, пение матушки. Даже ежедневные молитвы не приносят мне былого спокойствия: все мысли мои теперь только о тебе. Смеюсь над собой, но не могу выбросить тебя из головы. Целый день вспоминаю наши свидания, твоё прекрасное лицо и сильные руки, сжимающие меня в объятиях. Считаю часы до встречи с тобой. И как только наступит полдень и можно будет отпроситься пойти в лес за цветами, внутренне ликуя, бегу я к тебе, чтобы разделить с тобой этот отпущенный мне час. Дорогой мой, одного боюсь и об одном молюсь - чтобы твоя военная часть не ушла так же внезапно, как и появилась неподалёку от стен моего монастыря. И, конечно, чтобы не разлюбил ты меня. Об этом даже думать боюсь.
Письмо 2.
Моя прекрасная Элоиза, моё сердце отныне принадлежит только тебе. Наш отряд останавливался во многих частях страны, я много повидал, но нигде не встречал существа прекраснее тебя. Я благодарен судьбе за то, что она позволила мне встретить такого ангела. Лёжа в своей палатке, я каждый день перед сном вспоминаю наши любовные минуты у того векового раскидистого дуба, страстные поцелуи и горячие объятия. Время от встречи до встречи ползёт так медленно, что мне хочется изо всех сил ускорить его и поскорее приблизить тот сладкий миг, когда вновь увижу тебя. Но когда мы нежимся в объятиях друг друга, час пролетает так быстро, как будто его и не бывало вовсе. О, время так несправедливо к влюблённым.
Дорогая моя, бесценная, не омрачай свой ум плохими мыслями. Я никогда не разлюблю тебя. И, если нужно, пойду на любые жертвы, чтобы сохранить нашу любовь.
Письмо 3.
Помнишь, как мы впервые встретились? В знойный полдень я вышла из монастыря, чтобы в лесу нарвать цветов. Я бежала по горячей зелени трав, улыбаясь солнцу и деревьям. Всегда строгая и кроткая в монастыре, здесь я отдыхала душой, давала себе волю быть собой. Села, распустила волосы и стала вплетать в них ромашки, лютики и васильки. А потом на радостях запела.
Как вдруг заметила, что кто-то смотрит на меня, спрятавшись за деревом. Это напугало меня. Я подумала, что это какой-нибудь разбойник. Но твой взгляд был ласковым и нежным. В его сиянии я чувствовала себя защищённо. Ты медленно подошёл ко мне. Я всего несколько раз в жизни видела мужчин, но они никогда ко мне не приближались, и твоё присутствие повергло меня в судорожное смущение. "Не бойся меня", - сказал ты. А потом спросил: "Как тебя зовут?" Но я не могла ответить: горло от волнения пересохло. А когда ты без слов взял мою руку, и я в первый раз ощутила теплоту мужского тела и грубость кожи, то была не в силах вынести внутреннее напряжение, и что было духа побежала обратно в монастырь. Дурёха, я бежала и плакала сама не зная от чего. То ли от того, что ты нарушил неприкосновенность моего тела, то ли от страха, что мне понравилось это.
Письмо 4.
Милая, я всё помню. В тот день я вышел из военной части, чтобы найти в лесу дрова для костра. Насобирав охапку брёвен и хвороста и собираясь возвращаться, я вдруг услышал прелестные звуки женского голоса. Это ангельское пение манило меня к себе, как песни сирен Одиссея. Следуя за мелодией, я пробирался сквозь кусты, пока не увидел тебя, сидящую в траве. Твои золотые волосы отливали глянцевым блеском, ты вплетала в них цветы, напевая, и была так прекрасна. Затаив дыхание и обнимая шершавый ствол, я как зачарованный глядел на это великолепие. Сколько времени прошло, не знаю - может миг, а может вечность - но ты почувствовала моё присутствие и обернулась. Как сейчас вижу: в солнечной дымке твоё лицо медленно поворачивается, непослушная прядь падает на щеку, глаза расширяются от страха перед незнакомцем, но продолжают внимательно и даже с интересом изучать его. Я немедленно вышел из укрытия, чтобы показать, что не представляю опасности, не имею злых умыслов. Приблизившись, я извинился и спросил твоё имя. Твой взор был опущен вниз, а щеки заливал пунцовый румянец. Не получив ответ, я присел рядом и взял твою руку. Но, будто обжёгшись, ты выдернула её, стремительно поднялась и побежала. Я подобрал букет цветов, оставленный тобой, ветел его в руках, вдыхал аромат и терзался, размышляя, чем же обидел тебя. Придя в лагерь, я поставил букет в вазу на прикроватной тумбочке и решил, что во что бы то ни стало должен встретить тебя вновь.
Письмо 5.
Весь вечер и половину следующего дня ты занимал мои мысли. Я гадала, кто же ты и придёшь ли сегодня на то же место. Это было необъяснимо, но я хотела увидеть тебя вновь. Потом злилась на себя за это грешное желание, пыталась выкинуть твой образ из головы, но ничего не могла с собой поделать: перед глазами стоял молодой мужчина с кудрявыми волосами и протягивал руку. На утрени, стоя в толпе хора, я была рассеяна, не могла собраться с мыслями и несколько раз ошиблась, что не скрылось от глаз матушки. "Здорова ли ты сегодня?", - спросила она после богослужения. "Всё в порядке", - ответила я, не подозревая, что сладкая болезнь под названием любовь уже пустила в моё сердце ростки.
После обеда монахини как всегда разошлись по кельям, чтобы несколько часов отдохнуть. А я отпросилась у матушки пойти в лес за цветами. Она спросила: "Может тебе отдохнуть сегодня, дочь моя? Ты бледна" - "Всё хорошо, матушка", - ответила я как можно беззаботнее. Как только я вышла за ограду монастыря, тут же побежала на то место, где была вчера. Мне хотелось быть для тебя краше, и я уже намеренно на ходу расплела косу и распустила волосы.
Когда я пришла на место, тебя ещё не было. Я села в траве, но собирать цветы не хотелось: всё моё существо дрожало в предчувствии встречи. Прошло примерно полчаса, и я начала было думать, что ты не придёшь. Я отметила про себя, что это начинает меня расстраивать, и тут же испугалась мысли, что действительно жду тебя, нетерпеливо ожидаю встречи весь день. "Что это такое?" - удивлялась я новому чувству. "Почему этот незнакомый человек стал нужен тебе?" Я не могла ответить на этот вопрос.
Через несколько минут я услышала хруст веток и обернулась: это был ты. В тех же военных штанах и расстёгнутой на груди рубашке с закатанными рукавами. На груди висел прямоугольный медальон, а лицо озарялось улыбкой, в лучах которой я сразу потонула. Ты сел рядом и взял мою руку. На этот раз я не смутилась и не вырвала её. Грубая шершавая кожа касалась моей ладони. В твоей руке ощущалась сила, которая передавала мне чувство комфорта и защищённости. Я смотрела в твои влажные серо-зелёные глаза, и их головокружительная глубина была так красива. "Меня зовут Элоиза", - промолвила я. "Элоиза", - повторил ты, как бы пробуя на вкус моё имя. "А я Пётр". Ты сел рядом и обнял меня, а я положила голову к тебе на плечо. Знаю, что это было безрассудно - сразу вот так доверяться незнакомому мужчине, но мне показалось, что я знаю тебя уже много лет, что ты родной для меня человек. Как только твои руки крепко обняли меня - я почувствовала себя так, как будто после долгого странствия наконец вернулась домой. Так уютно, тихо и покойно стало на душе. Как после ночи, проведённой в усердной молитве. Не помню, как мы слились в поцелуе. Я пришла в себя, когда твои губы уже окутывали мои, и под их ласковым нажимом я распахнула навстречу свои уста. Всё было как во сне. Я потеряла ощущение времени, забыла, где нахожусь. Под закрытыми веками темнота расцветала всеми красками радуги. Вокруг как будто образовался невидимый купол, изолировавший нас от всего мира. Лёжа на твоей груди, я как будто качалась на морских волнах, убаюкивающих меня мягкой нежностью. И вдруг я спохватилась: сколько времени прошло? Час, два, три? Как и в прошлый раз, я бросилась бежать. Но уже не от смущения и тревоги, а оттого, что опаздывала. "Когда я увижу тебя?" - крикнул ты мне вслед. "Завтра", - ответила я, не поворачиваясь. Спешно собрав по пути никудышный букет больше из трав, чем из цветов, я прибежала в монастырь, надеясь, что не слишком сильно задержалась. Оказалось, что меня не было три часа. Матушка сделала мне выговор. Мне пришлось соврать, что я случайно уснула на лугу. В первый раз в жизни я так откровенно солгала. Но это было необходимо ради безопасности нашей любви.
Письмо 6.
Я помню всё, милая Элоиза. Ведь с тех пор прошла всего какая-то неделя. Да и как забыть самые прекрасные моменты своей жизни? Эти семь дней были наполнены неудержимой любовью. Действительно: что могло удержать нас? Я уходил из военной части в назначенный час, ты покидала монастырь. И под сенью раскидистого дуба неподалёку от места нашей первой встречи мы каждый день по нескольку часов нежились в объятиях друг друга. Я изучал губами твое хрупкое, девственное тело и чувствовал себя первопроходцем, исследователем, Колумбом доселе необитаемого материка. Ты сладко вздрагивала от моих поцелуев и накручивала на свои длинные пальцы мои кудрявые пряди, тянула за них в моменты наивысшего напряжения чувств, переливающихся через край. Как удивительно прекрасна ты была, раскинувшаяся передо мной во всём блеске своей беззастенчивой наготы, разметав волосы по траве. На твоих припухших от моих страстных поцелуев губах бродила блаженная, хмельная улыбка. А вокруг нас, сплетённых воедино в любовном экстазе, кипела жизнь: сладко дышали горячим ароматом лесные травы, по стволу дуба бежали юркие муравьи, в небе резвились жаворонки. И мы были частью этого природного пиршества, детьми этого леса, который радушно предоставил нам свою постель на примятых травах. Мы не могли насытиться друг другом, нам было так мало этих нескольких украденных часов, впрочем, как и сейчас. Как наши губы не хотели отрываться и покидать друг друга, как ценили последние прикосновения, бережно расходовали минуты. До сих пор каждый миг расставания с тобой - мучение для меня. Одно лишь даёт надежду, ради которой и хватает сил отпустить, - что завтра вновь увижу тебя, милую, прелестную, замечательную.
Письмо 7.
Драгоценный мой Пётр, прости, что уже неделю не прихожу на свидания и не пишу. Ты наверно сходишь с ума, терзаешься и думаешь, что я разлюбила тебя. Нет, слышишь, это не так. Пока дышу, это сердце в груди будет биться для тебя и во имя тебя.
Случилось то, что рано или поздно должно было произойти. В монастыре узнали о том, куда я ходила каждый день. В последний раз за мной проследила монашка, и она всё видела. Милый, почему мы были так неосторожны, забыли обо всех предостережениях, презрели все запреты, нормы и правила? Неудержимая тяга друг к другу совершенно поглотила нас, затмила разум, сделала слепыми котятами, которые на ощупь ищут материнскую грудь. Теперь пришла расплата за то недолговечное, но насыщенное счастье. Меня заперли в башне, внутри которой есть только деревянная кровать, да крохотное окно с решёткой. Глядя в него, я целыми днями вспоминаю тебя. Мне чудится твой прекрасный образ в дымных облаках. И не богу я молюсь, глядя в небеса, а тебе. Потому что тебя люблю больше всего на свете. Ты моё счастье и защита. Только тебе служу я в своём скромном монашеском одеянии. Прости, спаси и помилуй меня, любимый.
После того, как матушка узнала о нас с тобой, она ругала меня последними словами, била и издевалась надо мной. Все девушки потешались, когда она остригла мне волосы и порвала на мне одежду. Шесть дней меня не кормили, и только сегодня ко мне прокралась подруга, которая из милосердия принесла мне еды. Я передала ей это письмо: надеюсь, что ты найдёшь его в трещине монастырской стены - нашем почтовом ящике. У меня совсем нет сил, но моя воля к жизни питается любовью к тебе, которую никто не сможет у меня отобрать - она спрятана глубоко в тайнике сердца.
Подруга рассказала мне, что в окрестностях монастыря происходят страшные события: на днях двух монахинь нашли растерзанными неподалёку от стен нашей обители. Третья монахиня спаслась и рассказала, что когда вечером пошла к ручью за водой, на неё из сумрака набросилось какое-то огромное волосатое существо, похожее на волка, только передвигающееся на двух ногах, как человек. Оно взвыло и бросилось на девушку, но той удалось сбежать. Она сейчас при смерти: ранение, нанесённое этим существом, очень тяжёлое. Мне страшно за тебя, милый. Не приходи на наше место, не жди меня там попусту. Я не знаю, сколько ещё просижу здесь. Но даже если меня простят и выпустят, монастырь пока закрыт: никому сейчас не разрешено выходить за его стены.
Письмо 8.
Любимая Элоиза, я так рад, что ты написала мне после столь долгого молчания. Для меня это время показалось вечностью. Я весь извёлся, думая, что с тобой случилось. Десятки раз приходил на наше место и сидел у дуба, трогая примятую нашими телами траву и вспоминая тебя. Как хорошо, что мои самые печальные опасения не сбылись, и ты всё ещё любишь меня. Прости меня за то, что через несколько дней после твоего исчезновения стал сомневаться в твоих чувствах: думал, что это конец. Теперь кляну себя за это малодушие. Как я мог подвергнуть сомнению силу нашей любви?! Милая, я должен спасти тебя, вытащить из башни и увезти отсюда. Не могу читать, как ты страдаешь. Если бы я мог разделить с тобой эти муки, то с радостью взял бы их на себя. Я обязательно придумаю, как проникнуть в башню и освободить тебя. Продержись ещё немного, любимая.
Ты писала о волке, который убил монашек. Я слышал о нём: в моей части все об этом говорят. Более того, нам поручено теперь день и ночь патрулировать лес, и в случае встречи с этим хищником, немедленно убить его. Сегодня я с сослуживцами ухожу в ночное дежурство. Обещаю быть осторожным и беречь себя: ведь теперь я принадлежу не только себе, но и тебе.
P.S. Я убил его, зарезал это существо. Только вот теперь не уверен, волк ли это был. До сих пор не могу прийти в себя после того, что случилось. Ночью, когда мы с приятелем шли по лесной тропе, освещая себе путь фонарями, в кустах послышался треск ветвей и шорох листвы. Мы направили свет в ту сторону, но ничего не рассмотрели. И вдруг в шею моего сослуживца впилась волосатая лапа и стала поднимать его над землёй. Он захрипел, ноги его заболтались в метре от земли. Внезапно из темноты вышло на двух ногах огромных размеров волосатое существо с волчьей пастью, полной острых белых зубов, с которых стекала слюна. Этот мутант был смесью человека и волка. Я выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в него. Он чудовищно взвыл и отбросил моего приятеля в сторону, а потом кинулся на меня. Но я резко увернулся за ствол дерева, и волчьи когти лишь полоснули кору. Я перегнулся и выстрелил ещё несколько раз в спину чудовищу, пока не услышал характерный щелчок, извещающий о том, что в магазине пистолета нет патронов. Волк медленно повернулся и, как мне показалось, оскалился на меня злорадной гримасой. Но где-то в его красных горящих глазах я уже прочитал намёк боли, расстилавшейся по его сильному телу. Переведя взгляд на его грудь, я заметил на шерсти сгустки крови. "Если у этого существа есть кровь, значит, оно уязвимо и его можно убить", - смекнул я, вытаскивая большой военный нож с лезвием длинной с ладонь. Он зарычал, увидев в свете полной луны блеск моего ножа. Я ждал. Он протяжно и жалобно завыл, подняв морду вверх к небу. Из его пасти струился пар. И вдруг он начал сердито рыть ногой землю. Потом весь ощетинился и бешено бросился на меня. Глядя прямо в красные глаза этому хищнику, я прочитал там его манёвр. Удар мой был быстр. Лезвие ножа рассекло ему лоб. Волк застонал почти человеческим голосом и яростно замотал мордой. Но хоть его глаза теперь застилала широкая волна крови, он опять ринулся на меня. В этот раз я не успел просчитать его движение: он воткнул когти прямо мне в грудь, но я успел вонзить нож ему в горло и провернуть лезвие. Он завыл, выбил нож, и всей тушей опустился на меня. Я боролся с ним на земле, пытаясь выдавить глаза, а эта тварь отчаянно извивалась и несколько раз укусила меня за руку. Впрочем, эти укусы были уже последним слабым сопротивлением агонизирующего существа. Мне казалось, что в этой схватке я сам постепенно превращался в лесного волка: я визжал как он, вдавливая пальцы всё глубже в глазницы этому чудовищу, которое всё сочилось кровью. Не знаю, сколько времени продолжалась схватка, но вскоре волк тяжело задышал и стал медленно обмякать, теряя силы. А потом замер. И вдруг начало происходить нечто совсем фантастическое: шерсть его стала слазить, а он - стремительно перевоплощаться до человеческого облика. Я отполз в ужасе. Через минуту на месте волкоподобного существа передо мной лежал голый окровавленный человек. Я перепугался, а потом меня охватила паника: теперь получалось, что я убил не волка, а человека - именно в его теле застряли пули моего пистолета, его горло и глазницы истекали кровью. Чтобы замести следы, я закопал это тело неподалёку от того места. Кто бы он ни был, в теле волка этот человек натворил много плохого: растерзал монашек, моего товарища, покусал меня, и заслужил справедливое наказание. Только вот я не могу никому, кроме тебя, признаться в содеянном: никто не поверит этой фантастической истории, и меня просто обвинят в человекоубийстве, да ещё и повесят на меня гибель сослуживца.
Письмо 9.
Милая Элоиза, ты опять ничего не пишешь, но теперь я не волнуюсь, зная, как тяжело тебе приходится в этой темнице. Я буду складывать свои письма в трещину монастырской стены. Там они будут ожидать тебя.
В последнее время со мной происходят странные перемены. По ночам мне хочется есть, от этого я не могу заснуть. Сижу перед казармой и смотрю в небо: месяц так красив, так манит меня. Я ощущаю, что у меня обострились все органы чувств: теперь по запаху я могу угадать любого человека, находящегося за десятки метров от меня; глаза стали видеть очень далеко и чётко, а ухо слышит даже копошение жучков в траве. К тому же я заметил, что стал физически сильнее: подтягиваюсь и отжимаюсь в два раза больше, чем раньше. Эти перемены пугают меня. Мне кажется, что они начали появляться с тех пор, как я убил этого волка.
Кроме, как тебе, я никому не поведал правду о том, что на самом деле произошло в ту страшную ночь. Прибежав в лагерь, я рассказал лишь, что волк убил моего напарника, а я всадил в чудовище всю обойму, потом вонзил в его горло нож, но оно скрылось и, скорее всего, погибло где-то в своей норе. Мне поверили, но обыскавшие вдоль и поперёк лес солдаты не нашли волчьего тела. В любом случае меня теперь считают здесь героем, потому что никто ещё, кроме меня, не выживал после встречи с этим хищником.
Я до сих пор гадаю, кем было это существо. Было в нём что-то неземное, магическое, как будто его не природа создала, а какие-то иные силы. По ночам я не сплю, сижу на улице и смотрю на возрастающую луну, ожидая от неё ответы на свои вопросы. Но она молчит. Прямо как ты. Хочу, чтобы ты поскорее ответила: мне важно, что ты скажешь по поводу всей этой истории. Прошу, только не осуждай меня: я просто спасал свою жизнь, которая, я знаю, небезразлична тебе.
Письмо 10.
Со мной происходят ужасные вещи. Уже второй день подряд я просыпаюсь в лесу голый рядом с разодранными, полусъеденными телами солдат, моих сослуживцев. На мне всюду их запекшаяся кровь: во рту, под ногтями, на лице и руках. Их тела растерзаны как будто диким зверем. И мне кажется, что зверь этот - я. Но я не могу вспомнить, что именно происходит ночью. Помню лишь смутными всполохами, как в темноте бегу между деревьев, ветки хлещут по лицу, дышу тяжёло и хрипло, потом останавливаюсь и... вою на полную яркую луну. Вою, как самый настоящий волк. Я бы принял это за сон. Но утреннее пробуждение рядом с убитыми товарищами наталкивает на мысль, что ночью я обращаюсь этим чудовищем и, не контролируя человеческий разум в зверином черепе, выхожу на охоту, чтобы насытиться. Элоиза, мне страшно. Что со мной происходит? Кем я стал? Я не могу возвратиться в военную часть, потому что у меня нет алиби, нет доказательств моей непричастности к убийствам моих сослуживцев. Я не смогу найти объяснение моего отсутствия две ночи подряд. На первое утро, проснувшись голый на месте преступления, я уже понял, что мне теперь не место в лагере. Узнав о том, что я натворил, меня бы там просто расстреляли без суда и следствия. Весь день я просидел на дереве, прячась от патруля своих товарищей. А на следующее утро ситуация вновь повторилась.
Теперь моё пристанище - лес, где я становлюсь по ночам охотником, а доверять я могу только одному человеку - тебе, милая, дорогая, бесценная Элоиза. Прости, что это письмо написано кровью на обратной стороне предыдущего моего послания, которое никто так и не забрал из монастырской стены, - чернил у меня нет, ведь я теперь бездомный.
Я много думал обо всём случившемся. И решил, что у меня два пути: либо оставить всё, как есть и убивать по ночам людей, либо покончить с собой. Если бы не ты, то я давно бы уже как-нибудь наложил на себя руки. Но я знаю, как ты любишь меня. И известие о моей кончине лишит твоё существование смысла или доставит много страданий. Я уже писал, что теперь моя жизнь принадлежит не только лишь мне, но и тебе. Так вот, я хочу спросить у тебя, любимая, драгоценная Элоиза: что делать мне? какой путь избрать? Я люблю тебя и хочу быть с тобой, но вряд ли тебе нужен хладнокровный убийца, жестокий монстр, ночной волк.
Прошу тебя, ответь мне. Прочти эти письма. Ибо мне больше не к кому обратиться за помощью. Ты одна мне надежда и опора. Реши мою судьбу и пусть будет так, как ты скажешь.
Письмо 11.
Дорогой мой, я так плакала, читая твои письма. Неужели это всё правда, и ты стал этим зверем, убивающим людей? Я просто не могу поверить в это. Неужели мы прогневали господа нашей запретной страстью, и он в отместку послал нам такое наказание? Горе нам, несчастным. Мне хочется сказать, что ты не убийца и не виноват не в чём, но не поворачивается язык. Всё-таки солдаты погибли от твоих рук, хоть ты и не отдавал себе в этом отчёта.
Милый, один раз ради любви к тебе я, монашка, призванная всю жизнь служить всевышнему, уже нарушила все обеты и согрешила. Я впустила в своё сердце грешную страсть, сломала печать целомудрия и предала себя пороку. Я научилась лгать и лицемерить. Сёстры-монахини покрыли меня бесчестьем и позором. Но за всё время этих испытаний моя любовь к тебе не угасла ни на миг. Каждый день я просыпалась с твоим именем на устах и засыпала с ним. Тебе я молилась сквозь слёзы, на тебя променяла миссию служения богу. Мне нечего терять, кроме тебя, а этого я никогда не допущу. Если господь наказал нас за нашу пламенную необузданную страсть, сделав тебя зверем и убийцей, то я разделю с тобой эту кару. Потому что мы едины, мы одно целое с тобой, любимый мой.
Сегодня будет полнолуние. Я жду тебя в своей башне. Если ты теперь так силён, то монастырские стены тебе не преграда, проберись ко мне ночью и укуси меня. Я не боюсь твоего волчьего облика - ведь под ним скрываешься ты, мой любимый. Мы отомстим монахиням за унижение надо мной, а потом разорим твою военную часть. Устроим кровавый пир в честь нашего воссоединения. И будем жить в этом пустом монастыре, пока смерть не разлучит нас. Пусть наша сверхчеловеческая любовь будет обагрена кровью ночных преступлений - она не станет от этого слабее.
Письмо 12.
Родная моя, прошёл уже месяц с тех пор, как мы живём в монастыре. Я вспоминаю, как было мило, когда мы познакомились, ходили на свидания и писали друг другу письма. Вот перед отъездом решил черкнуть тебе пару строк.
Особенно ярко вспоминаю твоё последнее письмо. Тогда оно наполнило меня таким восторгом и любовью. Ты вернула меня к жизни, с которой я уже хотел расставаться. Не знаю, любил ли кто-нибудь так же сильно, как ты меня. Ты совершила великую жертву - раздела со мной моё проклятие. Обещаю всю оставшуюся жизнь делать так, чтобы ты не пожалела, выбрав этот путь.
В тот роковой день перед твоим освобождением из башни я сидел на дереве, десятки раз перечитывая твоё послание, и обдумывал в деталях предложенный тобой план действий. Меня тревожило только одно: смогу ли я контролировать своё волчье существо, подчиню ли ночное животное голосу человеческого разума, сумею ли направить чудовищную силу в нужное русло. Даже если смогу направить волка в сторону монастыря и перепрыгнуть через стены, я боялся, что при встрече растерзаю тебя так же, как и своих предыдущих жертв, а на утро, проснувшись рядом с твоим окровавленным телом, не вспомню ничего. Тогда бы всё было кончено и со мной тоже. Страшно было даже помыслить об этом.
Тогда я решил не дожидаться, пока животное внезапно и полностью завладеет мной, а сам пойти к нему навстречу, медленно готовясь к перевоплощению. Дождавшись сумерек, я расслабился и стал концентрироваться на метаморфозах своего тела, полностью анализировать состояние. Сначала взор тянулся к небу в поисках луны, которая вот-вот, я чувствовал, должна была проступить на вечернем небе. Потом, по мере появления ночного светила, моё дыхание участилось, сделавшись грудным, тяжёлым, хриплым. В теле появилась тяжесть, тысячи иголок закололи в позвоночник и рёбра, по спине забегали муражки, а под кожей стали надуваться вены. Больно не было. Вдруг от очередного вдоха моя грудь стала шириться, расти вверх и в стороны. Я почувствовал, как внутри затрещали кости. Одновременно с этим руки и ноги стали покрываться серой шерстью, стремительной росшей из кожи. Меня медленно распирало, вытягивало вверх и в стороны. Ногти на пальцах сильно удлинились и заострились. Потом я ощутил движение челюсти: её как будто выталкивала вперёд какая-то сила. Во рту стало тесно от растущих зубов. Через минуту я прикоснулся лапой к лицу и ощутил, что оно уже волчье, продолговатое, щетинистое. Мускулы заиграли под кожей, а в теле появилась огромная сила, требующая выхода. Одновременно с этим я ощутил дикий приступ голода, сосущего желудок. Луна была уже в полном зените. Спрыгнув с верхушки дерева, я мягко приземлился на землю, набрал в лёгкие свежий ночной воздух, задрал голову к луне и крикнул: "Элоиза!", но услышал только торжественный вой. Я был в теле волка, жестокого ночного убийцы, но полностью осознавал, что происходит, и мог контролировать этого хищника. Его движения подчинялись моему человеческому мозгу. И мне это понравилось. Однако я ощущал и помехи моему рациональному руководству. Их создавал инстинкт, который распирал моё тело от чудовищной силы, требующей выхода, и был виновником зверского аппетита, просыпавшегося во мне. Я понял, что не могу стоять на месте, даже если мысленно прикажу это волчьему телу, которое жаждало охоты и крови. И я бросился бежать в сторону монастыря. Ощущения были просто невероятные: казалось, всё подвластно мне. Я стремительно нёсся по траве, перепрыгивая через кусты; ветер бил в лицо, и во мне просыпался азарт погони. Я знал, что если бы сейчас на пути встретил человека - немедленно разорвал бы его. И мой человеческий мозг осознавал эту неизбежность не как своё поражение в пользу животного инстинкта, но как приемлемую данность, в которой нет ничего страшного. В один прыжок я перелетел через монастырскую стену и побежал по двору к трёхэтажному зданию, увенчанному более высокой башней, в которой, я знал, была заточена ты, моя любимая Элоиза. Я не мог добраться к тебе по отвесной каменной стене, потому что мои когти не были предназначены для этого. Оббежав здание по периметру, я заметил на первом этаже открытое окно. Туда-то я и прошмыгнул. А дальше начался по твоему меткому выражению "кровавый пир": стремительно перемещаясь по коридорам, я врывался в монашеские кельи и разрывал полусонных девушек. Жертвы совсем не оказывали сопротивления, что было даже не интересно. Тем не менее, насытившись охотой, я поднялся по круговой лестнице в башню и выломал дверь. Услышав в здании крики монахинь и рёв зверя, ты знала, что я пришёл к тебе, а поэтому уже ждала меня. Ты увидела меня в волчьем обличье и испуганно отступила назад к окну, жестом изумления прикрыв ладонью рот. Я сказал: "Не бойся меня, это я, Пётр", но из пасти вырвался жалобный вой. Ты промолвила: "Если это ты, Пётр, и слышишь меня, то подойди и ляг рядом со мной". Подойдя, я свернулся клубком у твоих ног. Ты улыбнулась, присела и погладила мою шерсть, а потом обняла. "Милый, ты совсем не страшный", - сказала ты. Я положил свою морду к тебе на плечо и принялся облизывать лицо. "Ну, волчонок, будешь меня кусать? - игриво спросила ты. - Я готова". И подставила мне руку. Стараясь не причинить тебе много боли, я аккуратно прокусил кожу на предплечье. "Совсем даже не больно", - засмеялась ты, вновь обнимая меня. "Теперь мы снова вместе и навсегда", - сказала ты. "Да", - провыл я.
Потом я вернулся в коридоры монастыря и разделался с оставшимися монахинями, чтобы никто из них не покинул здание и не позвал помощь из военной части. Через пару дней уже вместе с тобой мы разорили и казарму. Теперь ты стала прекрасной охотницей, даже лучше меня. Тем не менее, я не хочу подвергать тебя опасности, а поэтому еду в город один. Там весьма многолюдно и никто не заметит пропажу нескольких особей. Обещаю к утру привезти отменный завтрак. Люблю тебя и целую. Твой Пётр.