Рястас Юрий Хансович : другие произведения.

Рыбацкий хлеб

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

Рыбацкий хлеб

  
  
  

[]

  
  
  
  

Первопроходцам седой Атлантики посвящается.
от автора

  
   Если сейчас в Таллине подойти к любому прохожему и спросить: "Где, когда и как ловили жирную, крупную сельдь?", то девяносто девять из ста посмотрят на вас с недоумением, некоторые, возможно, сделают известное движение пальцем у виска, а кто-то и в чисто одесском стиле спросит: " Послушай сюда, ты сам пойдешь или тебя послать надо?" Люди этого не помнят и не знают. Теперь, к величайшему нашему стыду, мы потребляем сельдь, привезенную из Норвегии, ту самую сельдь, которую когда-то ловили в Норвежском море сами.
   История рыболовства уходит корнями в века, но в открытый океан рыбак вышел, получив надежное мореходное судно. Этим судном явился великий труженик моря-- СРТ.
   Впервые в истории рыболовства эстонские рыбаки вырвались на океанические просторы из тесной Балтики в 1955 году. 3 июня в 21. 00 капитан СРТ -- 4244 Вайно Матвеевич Ноор скомандовал: "Отдать-концы!" С этого момента начался отсчет времени океанического рыболовства в Эстонии. Чихнув запускаемым трехсотсильнымдвигателем, выпустив шапку едкочерного дыма, СРТ дал ход и вышел в неизведанные просторы Северной Атлантики навстречу жестоким штормам, туманам и снежным зарядам...
   Тысячи безвестных и бескорыстных бойцов "сельдяного фронта" совершили на просторах седой Атлантики свой скромный трудовой подвиг, который вызывает восхищение. Среди рыбаков, беззаветно преданных морю, были люди многих национальностей, для которых море было домом: русские и эстонцы, украинцы и белорусы, латыши и литовцы, грузины и молдаване. В труднейших гидрометеорологических условиях вели они океанический промысел.
   О рыбаках известно мало. Все деятели искусства, рядовые и заслуженные, все вместе и каждый в отдельности в неоплатном долгу перед рыбаками, о которых не написано ни одной правдивой книги, не снято ни одного фильма, не написано ни одной песни. Правда о жизни рыбаков или вообще замалчивалась, или намеренно искажалась.
   0 рыбаках говорили тенденциозно, с черной завистью, презрительно цедя сквозь стиснутые от злости зубы: "Рыбаки деньги получают мешками и пьют ведрами. Пьяницы несчастные, алкаши проклятые". Рыбаков превратили в своеобразный жупел, которым готовы были пугать детей. Некоторые шарахались от рыбаков, как от прокаженных. Их считали последними бродягами. Даже трезвого рыбака, идущего вразвалку, ибо тело его еще не успело адаптироваться к земным условиям, норовили отнести к потенциальным клиентам медвытрезвителя. Этот незаслуженно навешанный ярлык долгие годы украшал рыбаков.
   Дрифтерный лов был эпохой в истории рыболовства Эстонии, достойной многотомного исследования, которого уже, к сожалению, никогда не последует. Своими скромными записками я отдаю дань уважения мужеству эстонских рыбаков. Ни в коей мере не претендую на полноту изложения всей эпохи дрифтерного лова, что одному человеку физически не по силам. Написал, как умел. Мне хотелось бы, чтобы тот, кто прочтет эту книжку, вспомнил свою рыбацкую молодость, а кто не прошел длинными дорогами седой Атлантики, узнал где, когда и как ловили сельдь.
   Автор дал своим героям вымышленные имена, поэтому просил бы среди них не искать себя, друзей и знакомых. Совпадение имен может быть только случайным.
   Завершив работу, я хочу принести глубокую благодарность всем, кто поделился со мной своими воспоминаниями, которые использованы в настоящей книге и будут использованы в дальнейшем. Без их помощи не было бы этого скромного труда. Буду признателен всем, кто пожелает выразить свои отзывы, но особо дороги для меня будут замечания и полезные советы тех, кто прошел дорогами Атлантики.
  
   В тесном окружении своих собратьев, скромно прижавшись к причалу, стоял СРТ.
   В 1948 году крупнейшее в Европе предприятие по строительству рыболовных судов "Фольксверфь -- Штральзунд" построило первый СРТ, приспособленный к работе с дрифтерным порядком и тралом.
   СРТ имел стальной сварной корпус с кормовым расположением главного двигателя
и надстройкой. Носовая часть судна была свободна для операций с орудиями лова и размещения промысловых механизмов. СРТ имел основные характеристики:
  
Длина -- 39,2 м
Ширина -- 7,3 м
Осадка в грузу -- 2,97 м
Водоизмещение -- 430 т
Мощность главного двигателя -- 300 л.с.
Скорость хода -- 9,5 узлов.
Численность экипажа -- 27 человек.

[]

  
   Для ведения дрифтерного лова СРТ имел дрифтерный шпиль. Никакого
технологического оборудования на судне не было. Холодильник отсутствовал. В носу -- шестиместный матросский кубрик, в корме одно -- и двухместные каюты комсостава. Салон, камбуз, умывальник, душевая, гальюн типа "толчок". Камбузная плита отапливалась каменным углем.
   СРТ имел неограниченный район плавания, был добротно сработанным судном, великим тружеником и неутомимым пахарем голубой целины.
   Теперь СРТ нет. Последний из них давно переплавлен на "иголки", но добрая память о нем сохранилась в натруженном сердце рыбака...
   А тогда, вернувшись после тяжелого рейса из Северной Атлантики, где чугунные волны основательно помяли ему бока, СРТ временно отдыхал, залечивая синяки и шишки, набираясь сил, чтобы вновь сразиться в смертельной схватке с жестокой стихией и победить ее.
   СРТ поправлял свое временно пошатнувшееся "здоровье" на старейшем судоремонтном предприятии Балтики, основанном самолично Петром Первым в 1704 году, который заложил первый кирпич в стену литейного цеха. Первоначально завод назывался шкиперскими мастерскими, а за 290 лет своей славной истории сменил много названий. В последнее время он назывался Таллинским судоремонтным заводом и специализировался на ремонте среднетоннажного рыбопромыслового флота и китобойцев, которые, по указанию Министерства, ремонтировались вне очереди. Это был малый и компактный завод, оснащенный уникальным оборудованием. На заводе были мастера экстракласса. В Главном управлении судоремонта МРХ СССР завод был на хорошем счету, а среди рыбаков он пользовался доброй славой. Один известный поэт даже посвятил заводу стихи:
  
И он ласкал в тиши завода
Ее мозолистую грудь...
  
   Как и на всех заводах, на нем была рабочая столовая, где питались члены экипажей ремонтирующихся судов. Хотя пища и желала быть лучше, ее ели и терпели -- рыбацкие желудки привычны ко всему. Когда были деньги, молодые штурмана судов предпочитали заводской столовой ресторан "Таллин-Балти", где подавали вкуснейшие солянку или куриный суп-лапшу и натуральный шницель величиной с подошву курсантского "гада".
   Были на заводе свои "маяки" и передовики производства, новаторы, рационализаторы и изобретатели, что отнюдь, не исключало работников с багровыми лицами и сизыми носами, на которых выделялись сине-лиловые прожилины, как Беломорско -- Балтийский канал на географической карте.
   Теперь того завода нет, он варварски уничтожен. По его бывшим производственным площадям бойко снуют престижные иномарки, за рулем которых восседают бритоголовые парни, обвешанные мобильными телефонами, как матрос Железняк пулеметными лентами. Глубочайшая ошибка, но сделанного не исправить...
   Несведущему в судоремонте трудно понять, а тем более уяснить себе все нюансы его проведения. Судоремонт, как Восток -- дело тонкое. До постановки судна в ремонт составлялись ремонтные ведомости, представляющие собой перечень большого количества самых разнообразных ремонтных работ. Ремонтные ведомости установленной формы готовились по корпусной и механической частям отдельно. В ремонтную ведомость по корпусной части обязательно вносились разделы: подготовка поверхности под окраску и окраска судна.
   В день постановки в ремонт судна прибывал строитель, так на судоремонтных предприятиях называли заводского прораба, ответственного за организацию ремонта. Он уточнял проведение работ по ремонтным ведомостям, а наутро следующего дня появлялись рабочие. Одни спускались в машинное отделение, другие рассредоточивались на палубе, разнося шланги и разбирая палубные механизмы. Заводские рабочие, как заправские эскулапы, разрезали и удаляли пришедшие в негодность части корпуса и зашивали сварочным швом электросварки, образующей праздничный фейерверк горячих искр. Со временем трудовой энтузиазм угасал и наступал день, когда на судне не было ни одного рабочего. Не появлялся и строитель. Единственным напоминанием о ремонте служили стальные листы, деревянные брусья и резиновые шланги, да детали механизмов на палубе, по которой страшно ходить без риска поломать ноги. И тогда слабонервные старпомы и стармехи, демонстрируя свое оперативно-розыскное искусство, бросались на поиски строителя, натирая на пальцах мозоли от безуспешного "хождения по мукам". Строитель был неуловим, как Фигаро.
   Наконец, наступал день, когда на судне появлялся строитель, а с ним рабочие. Эго означало, что начинается штурмовщина и обязывало судовую администрацию утроить бдительность по контролю за ходом ремонта в целях предотвращения заведомого брака. Если судовая администрация рассматривала окраску судна в качестве способа защиты его от коррозии, то некоторые "новаторы" судоремонта считали это приданием судну временного опрятного внешнего вида. Из истории судоремонта известны случаи, когда "подготовка поверхности под окраску" была только в рабочих нарядах, а краску наносили на метастазы ржавчины, разъедающей металл. При выходе из ремонта судно блестело, как огурчик, а через некоторое время бурело, как помидор.
   Обычно утром последнего дня ремонта на судне появлялся строитель и просил капитана подписать акт об окончании ремонта...
   Авторские размышления о судоремонте и экскурс в его историю никоим образом не должны вызвать у читателя мнения, что на Таллинском судоремонтном заводе применялись такие, достойные осуждения "передовые" методы судоремонта. Развитие мощностей ремонтных предприятий значительно отставало от бурного роста флота и со временем судоремонт превращался в самое "узкое" место. Проведение планово-предупредительного и межрейсового ремонта требовало увеличения заводских мощностей. Поэтому у заводских причалов суда ютились в два -- три корпуса, что создавало определенные неудобства, а людей перебрасывали с судна на судно.
   СРТ сверкал на солнце чернью кузбасс-лака. На черном фоне бортов контрастно выделялись крупные цифры 42..., нанесенные белилами.
   Срок ремонта подходил к концу, а по судну было еще много недоделок. Решение всех вопросов по окончанию ремонта легло на плечи старпома, который с утра крутился, как белка в колесе, бегая между цехами в поисках строителя.
   Вряд ли можно сыскать в "великом и могучем" языке слово, способное объять проблемы последнего дня ремонта на судоремонтном заводе, которые решал старпом.
   Совершенно неожиданно большую помощь старпому оказал судовой боцман Юрий Алексеевич Копылов, который в свое время был заместителем начальника цеха на одном из флагманов промышленности республики и еще не успел позабыть царившие на заводах порядки.
   На любом судне боцман -- фигура ответственная, он - правая рука старпома, руководитель палубной команды. Если на судне настоящий боцман, старпому никогда не придется краснеть перед капитаном, а капитану перед проверяющими. Любой опытный проверяющий начинает обход с гальюна, а поднявшись к капитану, скажет:
   -- Послушай, мастер, у тебя на пароходе порядок (или бардак, в зависимости от чистоты судового туалета).
   Боцман должен безупречно знать свое дело, иметь железную хватку и уметь ладить с людьми. С таким боцманом старпом, как за каменной стеной. Исстари боцмана на флоте называют "дракон", но это совершенно не означает, что боцман тупорылый детина с лицом цвета остывающего металла и выхлопом, словно с утра принял душ из первака, в совершенстве владеющий русским матерным языком, когда из пяти сказанных слов семь -- матерные.
   Юрий Алексеевич был хорошо сложен физически, немногим за тридцать. Спокойный, выдержанный, требовательный, но справедливый. У таких боцманов всегда порядок. Большого пристрастия к спиртному он не питал, матерным языком не злоупотреблял, хотя и мог вполне прилично объясниться на нем без словаря.
   Благодаря энергии старпома, заводские закончили все недоделки, но продолжал барахлить вспомогательный двигатель. Старпом, которого на всех флотах мира называют "чиф", был непреклонен: пока не будет сделано все, подписи не будет тоже. В том, что заводские рабочие не могли закончить ремонт и завести вспомогательный двигатель, была своеобразная закономерность. Морякам известно, что еще ни одно судно не могло с первой попытки вырваться с завода. Имели место случаи, когда суда возвращались после ходовых испытаний для исправления выявленных неисправностей.
   Старпом Сергей Викторович Соколов по возрасту был моложе многих членов экипажа. Он был широколиц, крепкого телосложения с квадратной челюстью боксера. Настоящий моряк, которым он хотел стать с детства, начитавшись увлекательных книг Жюля Верна. Закончив среднюю школу, родившийся в казахстанских степях юноша приехал в один из южных городов и поступил на судоводительское отделение мореходного училища, после окончания которого по направлению прибыл в Таллин. Сделал рейс матросом, получил рабочий диплом штурмана малого плавания и начал ходить в море на СРТ штурманом. Теперь он старпом с массой обязанностей, среди которых затерялись его скромные права.
  
   Около десяти часов на борт поднялся долговязый парень с черной копной вьющихся волос. Это рейсовый третий помощник капитана Георг Юханнесович Рятсепп. На флоте отсутствует специальное название третьего помощника и для краткости его называют "третий". Поставив в каюту свой видавший виды потертый чемодан, он поднялся на мостик, а вскоре из рубки раздалось весьма складное словосочетание, от которого чайки, мирно дремавшие на судовых реях, начали замертво камнем падать на давно неубранную палубу. В своем заведовании рейсовый третий обнаружил авгиевы конюшни или, проще сказать, в заведовании третьего конь не валялся и никто ничего не делал. А до выхода в рейс карты и пособия должны быть откорректированы по последнему "Извещению мореплавателям". Третий представил, как перед выходом придет инспектор портнадзора и, обнаружив этот "кабак", напишет в акте: "Заведование третьего помощника к отходу в рейс не подготовлено" и тогда все. Найдя "Извещение мореплавателям", пузырьки красной и зеленой туши, он лихорадочно принялся за дело, которого никогда в жизни раньше не делал. Он так увлекся этим новым для себя занятием, что не заметил, как в штурманскую рубку кто-то вошел.
   -- Что Вы здесь делаете? -- спросил вошедший...
   -- Корректирую карты, -- ответил третий.
   -- Я старпом, будем знакомы, -- и протянул третьему руку.
   -- Что ты мучаешься? -- перешел на "ты" чиф. Сходи в навигационную камеру, попроси девчат, чтобы сделали, передай от меня привет.
   Послушавшись старпома, третий собрал два огромных рулона путевых карт и поехал в навигационную камеру.
   Собираясь уходить с завода, боцман решил взять с собой одну из бродячих собак, -- как-никак живность в рейсе! Решение боцмана поддержал третий, стоявший суточную вахту. В собаке он видел несомненное благо, способное спасти вахтенного от назойливых вездесущих проверяющих, казалось, способных проникнуть на судно и через якорный клюз.
   Проверяющие из бывших капитанов проникали на судно только им известными путями, минуя задремавшего матроса и тогда вахтенного штурмана ожидали неприятности.
   Третий хорошо помнил, как не выходя в море, успел получить замечание по службе. В то время был установлен порядок проведения контрольных проверок несения вахтенной службы на судах, стоящих в ремонте. Проверяющий проник на судно, минуя вахтенного, дремавшего у трапа. Вахтенного помощника он легко обнаружил по храпу, похожему на рычание уссурийского тигра. Войдя в каюту, проверяющий сразу заметил нарушение устава: вместо того, чтобы отдыхать в своей каюте, не снимая одежды, помощник был одет по форме N "0", как спали в свое время в мореходке.
   Однако вернемся к истории с псом. Прямо скажем, пес был не первой свежести, отбившийся от человеческих рук, давно немытый дворняга. Но этот безвестный, без роду-племени доходяга, покорил боцмана своей скромностью. Боцман терпеть не мог наглости и боролся с ней всеми доступными методами, включая запрещенные.
   На одном дыхании уничтожив из металлической чашки все, что в ней было,пес с чувством глубокой благодарности посмотрел на боцмана, но... добавки не попросил и боцман проникся к нему уважением. Посмотрев на пса с высоты своего роста, третий сказал:
   -- Алексеич, отмой дворнягу, пока вода дармовая! (в то время по действующему закону во всех портах страны вода стоила 32 копейки за тонну).
   Не откладывая дело в долгий ящик, благо, что стояли только из-за вспомогательного двигателя, судовой боцман приступил к действию. Жидкого мыла на мытье пса не жалел, хорошо хоть хлорку не применил, а то бы песик поблек, как курсантский гюйс после помывки. Пес изменил свою серо-буро-малиновую окраску на желто-рыжеватую. Боцман не переживал, ведь более половины женщин имеют такую же окраску, а поди узнай, какая она на самом деле.
   Ради такого случая боцман и домой не пошел. Он занялся проведением ревизии в своем хозяйстве и откопал весьма сносную фуфайку, которой суждено было стать подстилкой для пса.
   Сон сморил всех: спал у трапа вахтенный матрос, спал в неудобной койке третий, скривившись, как велосипедная педаль, и давал такого храпака, что даже стальной корпус СРТ нервно вздрагивал. Крепким сном уставшего человека спал боцман, чутким сном спал старпом. Рядом с боцманом на армейском ватнике первый раз в своей беспризорной жизни лежал чистый и сытый пес. Должно быть, он размышлял во сне о своей собачьей судьбе, которая чем-то смахивала на судьбу человеческую.
   Однажды, в славном городе Ростове, что стоит на берегу Дона и город тот в уголовном мире называют "Папой", с одной из его соплеменниц произошло трагикомическое приключение, в результате которого несчастной собачке ничего не оставалось, как броситься в объятия этого самого Дона. А событие развивалось следующим образом.
   При Ростовском мореходном училище прижилась приблудная собачка, которую нарекли Рындой. До поры до времени жилось ей вольготно и весело. Однажды в училище прибыл новый начальник и, обходя владения, приказал завхозу повесить в нужном месте рынду. И, хотя приказание нового начальника училища никоим образом не касалось маленькой, прихрамывающей на заднюю лапу дворняжки, на ее долю выпали непредвиденные тяжкие испытания.
   Училищный завхоз, отставной майор Советской Армии, построил дежурное отделение бритоголовых первокурсников и приказал: "Повесить Рынду!" У многих от жалости слеза на глазах навернулась, но приказы не обсуждаются.
   Любое животное, как и человек, чувствует приближение смерти. Почувствовала это и Рында. Она резво снялась с насиженного места и подалась в бега. Отставной майор организовал преследование, но Рында начала борьбу за жизнь всеми четырьмя конечностями. Со стороны смотреть -- смешная картина: по улице Седова двигалась весьма странного свойства процессия. Впереди маленькая прихрамывающая дворняжка, а за ней начинающий полнеть лысый отставной майор, замыкали процессию семеро остриженных курсантов.
   Рында выжимала из себя последнее. Сложные виражи и крутые повороты привлекли всех на берег Дона. И когда, казалось, что беглянка наверняка будет схвачена и смертный приговор будет приведен в исполнение, маленькая измученная бегством собачонка, спасая жизнь, совершила бессмертный подвиг -- прыгнула в воду.
   Наутро начальник училища строго спросил завхоза:
   -- Почему не повесили рынду?
   -- Она прыгнула в Дон! -- ответил завхоз.
   А наш песик чувствовал себя, как у Христа за пазухой. Он знал, что сильный и добрый боцман его всегда защитит. И дал себе пес собачье слово верой и правдой служить боцману, другим мужикам нести вахту у трапа.
   Обе стрелки судовых часов на переборке в машинном отделении перевалили за двенадцать и пошли дальше, а заводские рабочие не могли запустить вспомогач. Расположение стрелок на судовых часах не на шутку расстроило старшего механика -- судового "деда", который вместе с заводскими рабочими безвылазно сидел в машине. Он знал, что начались сутки ввода судна в эксплуатацию, а это означало начало рейса. Согласно рассчитанному, согласованному, утвержденному и подписанному рейсовому заданию, рейс начинается после ввода в эксплуатацию за два дня до фактического выхода в море. За эти два дня нужно было погрузить соль и тару, промвооружение и снабжение, продукты, забункероваться топливом и водой, принять ГСМ, открутить на рейде девиацию, предъявить судно властям на предмет годности и готовности к плаванию. Эти два дня были кошмаром для судовой администрации, после которого отходили, кто до Зунда, а кто и до самого промысла. Знал молодой "дед" и о том, что на флоте существуют такие флотские порядки: не разобравшись врежут по кумполу, а уж потом начнут разбираться, устанавливать, а иногда и назначать виновных.
   Судовые часы показывали уже более шести часов, когда двигатель затарахтел. Опытный боцман телом почувствовал его работу. Старпом, как по боевой тревоге, вскочил с койки и помчался на мостик. Третий проснулся от шума работающего двигателя и только песик продолжал спокойно посапывать, ощущая тепло фуфайки. Двигатель работал ровно.
   Старпом принял решение перейти в порт и встать под погрузку к рабочему причалу. Все делалось спокойно, без лишней суеты. Убрали трап, третий отдал концы,.боцман встал за руль, "дед" в машине на раверсах. Незадолго до начала рабочего времени старпом буквально "притер" СРТ к третьему причалу Купеческой гавани.
   Утром на судно прибыли капитан, второй помощник, дрифмастер (дриф), три матроса, кок и юнга. Морское судно должно быть укомплектовано экипажем таким образом, чтобы его состав обеспечивал безопасное плавание и надлежащую эксплуатацию. Условия комплектования судовых экипажей определяется международным правом, а также законодательством государства, под флагом которого судно плавает. К комплектованию судов экипажем предъявлялись высокие требования, а в соответствии с Кодексом торгового мореплавания "никто из лиц судового экипажа не может быть назначен на судно без согласия капитана". К сожалению, на практике это выглядело по-другому, по крайней мере, в отношении рядового состава.
   Кадровики форсировали комплектование рейсового экипажа. В те времена, о которых идет речь, шло бурное развитие рыболовного флота республики. Эстонские рыбаки получали десятки СРТ, которые следовало укомплектовать и в буквальном смысле этого слова "вытолкнуть" в рейс. Особенно трудно было летом, когда кадровики отлавливали загулявших матросов в окрестностях "Армянской библиотеки", как называли "Арарат", и пивной, в географическом центре Таллина, называемой в народе "фонбоковкой". Благо, что эти две питейные точки находились в сотне метров от Управления сельдяного лова, расположенного по улице Вана Пости, 7.
   В то время был актуален сталинский лозунг "Кадры решают всё". Представляется, что даже теперь, когда и сталинизм и все, что связано с ним, предано анафеме, лозунг остается актуальным, особенно, когда видишь современных некомпетентных горе-специалистов.
   Рыболовный флот республики рос настолько быстрыми темпами, что кадров хронически не хватало. Теории психологической несовместимости еще не было и в помине, поэтому кадровики отлавливали любого матроса, способного пройти медицинскую комиссию и выпихивали в море на первом отходящем судне. Источником пополнения командных кадров в то время был Таллинский рыбопромышленный техникум, который начал работать 17 сентября 1945 года в помещении школы по улице Вене, 22. Но кадров не хватало. В сложившейся ситуации было принято единственно правильное решение: проводить подготовку кадров по сокращенной программе, в течение 6 месяцев, для чего была создана сеть учебно-курсовых комбинатов (УКК). Лиц, окончивших УКК, на флоте называли укакашниками. Они внесли существенную лепту в развитие океанического рыболовства. Самые яркие звезды Атлантики вышли из укакашников.
   Источником комплектования кадров были также уволенные из военно-морского флота офицеры. Это были высокообразованные судоводители, имеющие богатый опыт. Пополнялся флот и выпускниками средних мореходных училищ Министерства морского флота, которым был установлен план направления выпускников на укрепление Министерства рыбного хозяйства. Была сделана ставка на молодежь. На рыболовном флоте Эстонии самые молодые капитаны были в возрасте 23-х лет. Рекорд принадлежит мурманчанам: капитану одного СРТ было девятнадцать лет! По возрасту капитаны распределялись следующим образом, чел.:
  
до 25 лет -- 6
25 -- 26 лет -- 26
30 -- 35 лет -- 45
35 -- 40 лет -- 9
45 -- 50 лет -- 4
свыше 50 лет -- 2
  
   Эта статистика убедительно и наглядно показывает насколько тяжек рыбацкий труд и какая нервная нагрузка была у капитанов. В возрасте свыше 45 лет их были считанные единицы.
   Непросто было с рядовым составом, который набирали из числа отслуживших в армии и флоте, за счет практикантов из мореходных училищ, а также жителей близлежащих областей, особенно из Псковской. Выручало Эстонское морское пароходство, которое любезно предоставило нарушителей дисциплины и мелких контрабандистов, не подпадающих под статью Уголовного кодекса.
   Капитану Владимиру Григорьевичу Толкачеву было 26 лет. Он выше среднего роста, строен. Смуглая кожа лица выдавало его южное происхождение. Черные вьющиеся волосы, посеребренные у висков ранней сединой, говорили о том, что,несмотря на молодость, он уже кое-что повидал в жизни. Матерным языком, широко распространенным в рыбацкой практике, КЭП (на всех судах капитана за глаза называют КЭП) не владел. Тяжела капитанская ноша на промысловом флоте. Наряду с oгромной ответственностью за людей, за сохранность судна и имущества, за строгое соблюдение правил и норм, действующих в мореплавании, на плечи капитана промыслового судна тяжелым грузом давил план по добыче рыбы. Если капитан ловил хорошо, команда прощала ему все, даже мат и хамство; если не ловил -- в море никто ничего сказать не мог, зато на берегу рыбаки за рюмкой скажут: "Ты с этим не ходи, на гондоны не заработаешь. Он только сети мочит". И это была самая уничтожающая характеристика капитану-промысловику.
   В соответствии со статьей 43 "Устава службы на судах флота рыбной промышленности СССР" капитан обязан организовать работу так, чтобы ни одна тонна рыбы не была выловлена, перегружена в море и доставлена в порт с нарушением требований безопасности мореплавания, режима плавания и промысла в водах, прилегающих к побережью иностранных государств. На судне действовали десятки инструкций, наставлений, положений, приказов, рекомендаций и формуляров, которые капитан обязан неукоснительно исполнять и требовать их исполнения подчиненными. Но была на судне одна неписанная инструкция, состоящая всего из двух пунктов:
  
1. Капитан всегда и во всем прав.
2. Когда капитан не прав, смотри пункт N 1.
  
   От умения капитана разумно исполнять эту инструкцию зависели его отношения с командой.
   Специфика рыбного промысла наложила свой отпечаток на отношения капитана с командой, которые значительно отличались от отношении на больших транспортных судах и белоснежных пассажирских лайнерах, где капитан отделен от команды кают-компанией, капитанским салоном и апартаментами. На СРТ всё значительно проще: капитан постоянно в гуще команды. Команда обычно уважительно называла капитана по отчеству -- Андреич, Борисыч, Егорыч и т.д. К сожалению, среди капитанов были и такие, кто воздвиг между собой и командой стену отчужденности. Они избегали разговоров на бытовые темы, считая, что это может ослабить дисциплину. По их ущербной философии это подрывало их авторитет. Свою духовную нищету и узость взглядов они сполна компенсировали грубостью и хамством. Их высшим интеллектуальным пределом был мутный поток площадной брани, для человеческого восприятия которого нужен был переводчик. Эти капитаны постоянно занимались упражнениями в сквернословии. Вряд ли такой капитан мог пользоваться у команды уважением и авторитетом. 0 какой капитанской чести и культуре вообще можно говорить? За глаза таких капитанов команда называла хамлом или быдлом, терпя от них оскорбления и унижения. Можно только представить себе, как мог измочалить за рейс команду такой капитан! Возможно, кто-то, читая эти строки, воскликнет: "Так это про нашего КЭПа написано!" Успокоим читателя тем, что среди многих десятков капитаны-самодуры были в единичных экземплярах.
   Виталий Иванович Самусенко, так звали второго помощника капитана, был маленького роста и хилого телосложения. На рыболовном флоте вторых помощников называли ревизорами, но на эстонском флоте "ревизор" не прижился и вторых помощников просто называли "вторыми". Второй по року судьбы оказался среди эстонских рыбаков, а виноват во всем "волосан тропический" -- начальник мореходки. На втором курсе в мореходном училище, где он учился, шло распределение. Когда он вошел, начальник училища спросил:
   -- Куда хатытэ?
   -- В пассажирский флот Черноморского пароходства.
   -- А на Колыму ти нэ хочэшь?
   -- На Колыму не хочу.
   -- Тогда пойдешь к рибакам. Надо, понимаешь? Новую отрасл укреплят цэнними кадрами.
   -- Я к рыбакам не хочу.
   -- Ти пойдешь к особым рибакам, к эстонским. Ти хоть знаэшь, где находится этот чудесный край, где очэн рэдко свэтит солнце?
   Где находится Эстония второкурсник не знал. С географией у него была напряженка.
   -- Согласэн? -- спросил после небольшой паузы начальник училища.
   -- Нет, не согласен! -- ответил курсант.
   -- Тогда нэ откроэм вызу, -- отрезал начальник.
   -- Согласен! Где подписать?
   Секретарь комиссии подала бумагу, которую он подмахнул не глядя. Выходя из кабинета начальника училища, он подумал про себя:
   "Волосан тропический!" Так и пристало к нему это выражение, которое он употреблял по делу, а чаще всего, без дела.
   Начальник училища слово сдержал, ему открыли визу и попал он на сухогруз, который в одном из южных портов под покровом ночи что-то грузил. На судно пришли военные и запретили членам команды болтаться без дела на палубе. Когда он утром вышел, груз был укрыт брезентом. Судно пришло в одну арабскую страну и встало к причалу. На палубе появились смуглокожие рабочие и стали расчехлять груз: под брезентом на палубе ровными рядами стояли новенькие танки, размалеванные камуфляжной краской. В этом южном порту будущий второй помощник прошел урок пунктуальности: когда танк застропили, кран поднял его над палубой, танк завис, грозно водя стволом, вращаясь на крановом гаке-вертлюге. Старший помощник капитана, отвечающий за палубный груз, выскочил в тропических шортах на палубу, демонстрируя свои белые, кривые и волосатые ноги, проклиная крановщика одновременно во все дыхательные, глотательные и нюхательные органы. Подняв вверх кулак, он закричал:
   -- Ты, Абхинак хренов, чурка с глазами, макака долбаная! Отводи!
   Но танк продолжал вращаться по азимуту, не меняя положения. Из кабины крана сначала показались огромные усы чернее кузбасс-лака, за ними что-то темное. Правой рукой это темное постучало по стеклу огромных часов на левой руке и изрекло:
  
   -- Коfее Time!
  
   К сожалению, став вторым, бывший практикант стал злоупотреблять пунктуальностью, приобретенной в свое время у друзей, и сменял на вахте третьего далеко за полночь (смена вахт в 00.00). В остальном он был хорошим парнем.
   Дриф был высок, малоразговорчив, а в рейсе выяснится, что он вообще не владел рыбацким языком, что в его положении было явным недостатком. Любому рыбаку известно, что ни одна тонна рыбы не выловлена без смачного дрифовского мата. Некоторые дрифы матерились настолько виртуозно, что хоть пиши с них "Практическое пособие по матерному языку для рыбаков".
   Матрос первого класса Елиферий Корнеевич Криворотов был щуплый, маленького роста, степенен, нетороплив в движениях, давая всем понять, что цену он себе знает и постоять за себя умеет, несмотря на малый рост. 0 таких людях говорят: "Маленький, да удаленький". С именем ему явно не повезло. Когда-то отец придумал ему замысловатое имя. В молодости его даже называли для простоты Ефим. Настоящее имя было для паспорта и судовой роли, в обиходе его звали важительно Корнеичем.
   Другой матрос огромный и плечистый с добродушной улыбкой на широком лице. Его длинные руки заканчивались невероятных размеров кулачищами. Звали его Александром, но никто его по имени не называл. Все звали его по прозвищу Ченч, прилипшему к нему с давних времен. У него был серьезный физический недостаток, из-за которого он сильно страдал. На его широком лице изуродованный нос казался пипеткой. Он был настолько изуродован, что в профиль вообще не просматривался. Еще в молодости кто-то, не одолев его медвежьей силы, саданул ему колом промеж глаз и буквально всадил переносицу вровень со щеками. На первых порах некоторые острословы пытались пошутить: "Ченч, у тебя щеки нос зажали", но, испытав на своих носах свинцовые кулаки Ченча, шутить переставали. Со временем к этому его недостатку привыкли. В команде его всегда любили за доброту, за готовность помочь товарищу и уважали за огромное трудолюбие. Казалось, его мог любой обидеть, он выглядел каким-то беззащитным. Но, если его раскочегарить, он был способен наломать много дров, как рассвирепевший индийский слон.
   Третий матрос по имени Виктор был высок и строен, с коротко остриженными черными волосами.
   Шеф был тощ и очень длинен, чем напоминал дождевого червя. Его узкое длинное лицо изображало улыбку, обнажая две светящиеся коронки с левой стороны челюсти. 'Шефа звали Людвиг Людвигович. Его сподвижник и помощник судовой юнra-уборщик был полной противоположностью своего шефа, с трудом доставая ему до пояса, Ходил он в армейском бушлате со следами споротых погон. Звали юнгу Борисом.
   А тем временем в свой первый рейс готовился матрос второго класса Иван Калистратович Пупкин, пару дней назад окончивший трехмесячную подготовку в мореходной школе одного из приморских городов. Гербовая печать на его документе, удостоверяющем то, что он действительно матрос, а не молотобоец из родильного дома, не успела еще высохнуть, как кадровики уже начали за ним "охоту". Только Пупкин успел войти в кадры, как инспектор, напустив на себя начальственный вид, сразу с порога прихватил его, как будто он был становым хребтом всего сельдяного флота, а не матросом второго класса:
   -- Пупкин, где тебя черти носили? Обыскались. Все дело стоит, выход СРТ срывается. Немедленно на комиссию!
   Отставному капитану третьего ранга с незапамятных времен были известны слова легендарного защитника Севастополя адмирала Нахимова: "... Матросы есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют". Он любил матросов трудолюбивых, умных и находчивых.
   Вырулив из кабинета задним ходом, Пупкин, развернувшись, помчался на остановку трамвая, который подвозил прямо к поликлинике водников, где следовало пройти комиссию по полной схеме, т.е. пройти всех врачей. До этого ему доводилось только однажды проходить комиссию в райвоенкомате. Пупкин вспомнил, как парни, раздетые донага, обходили врачей. Молодая, с копной рыжих волос, с большими коленями, торчащими из-под халата, невропатолог огрела его молоточком по левому колену, нога резко прыгнула вверх и зависла в воздухе. "Смотри сюда!" -- сказала доктор, показывая куда-то в сторону. Поскольку до этого ему никогда в жизни не приходилось так закатывать глаза, он посмотрел на пухлые колени докторши, на что она сказала: "Не туда смотришь!" и профессионально добавила: "Годен! Следующий!"
   Стуча и громыхая на стыках, трамвай довез Пупкина до поликлиники водников, Не теряя времени, Пупкин начал обходить врачей. "Личная санитарная книжка" Ивана Пупкина заполнялась, по мере посещения им врачебных кабинетов, квадратными, прямоугольными и треугольными штампами, во всех стояло "годен" и подпись. Оставалось пройти одного единственного врача-терапевта, когда матрос почувствовал легкое головокружение и учащенное сердцебиение. Чтобы сердце не выскочило из организма, Пупкин двумя руками держался за левую половину груди. В таком положении и застал его один из посетителей, который участливо спросил: "Мотор? Кого осталось пройти?" Пупкин показал тому санитарную книжку. Собеседник, со знанием дела, бегло пробежав по свежим штампам, сказал: " Остался терапевт и заключение. Ты сейчас к нему не ходи. У терапевта инструмент страшней войны, тонометр называется. Если ты сейчас пойдешь, этот хитроумный аппарат враз зашкалит и амба тебе. Сядешь на берег, не ведавши моря. Давай я схожу, дело привычное, но рисковое. Нельзя нарываться на знакомого врача, а то у них зрительная память, как у шпионов. Могут сказать: "В прошлый раз у тебя была другая фамилия...".
   Взяв у растерянного Пупкина санитарную книжку, он скрылся за дверью кабинета терапевта. Матрос второго класса Иван Пупкин "академиев не заканчивал", теории относительности великого Альберта Эйнштейна не знал и ко времени относился равнодушно, хотя помнил, когда еще работал в колхозе, что днем время тянулось медленно, а вечером, когда гулял с Настей, которую любил тем самым прыгающим внутри "мотором", время летело неумолимо быстро.
   И вот, наконец, открылась дверь, из которой улыбаясь, вышел его таинственный спаситель.
   -- Плавай, все хоккей! -- сказал он, подавая счастливому Пупкину его санитарную книжку, в которой была внесена запись "Терапевт, годен" и неразборчивая подпись, а чуть ниже: Годен в плавание матросом", скрепленное треугольным штампом поликлиники и тем же коротким росчерком.
   -- Спасибо, дружище! -- чуть не плача, сказал Пупкин.
   -- Не стоит. Плавай на здоровье, хотя это просто для красного словца. Море калечит, но рвутся туда многие.
   Пупкин еще несколько раз поблагодарил парня и начал, извиняясь, уходить:
   -- Меня комплектатор ждет, сущий зверь!
   -- Кто зверь? Дядя Паша? Брось ты травить. А то я не знаю дядю Пашу! Эго золотой человек, сколько он нашего брата спасал! Дядя Паша настоящий флотский мужик. А вот начальника ОК бойся, как огня, на глаза старайся не попадаться, иначе сотрет в лагерную пыль.
   Начальник отдела кадров Василий Васильевич Владимиров был полковником НКВД в отставке.
   Они распрощались, как давние добрые друзья...
   По молодости лет Пупкин не знал, что при прохождении комиссии к услугам дублера следует прибегать в исключительных случаях и только к терапевту. На одном СРТ произошел досадный случай. Как-то утром в каюту начальника радиостанции вошел парень.
   -- Я практикант радиста, -- представился он.
   -- Тебя прямо бог послал! -- воскликнул судовой маркони, пытаясь оторвать от подушки отяжелевшую от беспробудной пьянки голову, -- Пройди за меня медкомиссию.
   У парня обнаружили гонорею и радиста уволили с работы.
   Сияющий от счастья Пупкин стремительно ворвался к комплектатору дяде Паше и истошно закричал: "Годен!"
   -- Да не ори, ты, оглушишь. По роже вижу, что годен. Я вас насквозь вижу, тараканы, мухи навозные! Жрете стаканами, а потом сердце бьется, как заячий хвост и аппарат зашкаливает. Комиссию, небось, за бутылку прошел?
   -- Не..., -- смутился Пупкин.
   -- Марш на судно! -- скомандовал дядя Паша, улыбаясь.
   Но у начинающего матроса Ивана Пупкина было свое видение этой проблемы. Теперь некуда торопиться, судно -- не волк, в лес не убежит. В маленькой голове Пупкина созрел большой и дерзкий план: вместо судна пойти к Фон Боку. Так называли директора пивной, что в центре города напротив Главпочтамта, за поразительное сходство с немецким генерал-фельдмаршалом Федором Боком:..Направляясь к пивной, матрос Пупкин нещадно перевирая мотив великого Легара, напевал себе под нос: "Иду к Фон Боку я, там ждут меня друзья..." И, хотя друзей у него не было и никто'его не ждал, Пупкин купил два металлических жетона, нацедил из автомата в разумных пределах разбавленного водопроводной водой пива, а к пиву порцию огромных, до неприличия возбужденных сарделек. Он смаковал, пытаясь сохранить во рту горьковатый привкус пива на весь рейс.
   Попив пива, Пупкин помчался в порт. Его приход практически оказался незамеченным. Не успел он подняться на борт, как какой-то огромный верзила с изувеченным носом схватил его за шкирку и опустил в сетевой трюм:
   -- Укладывай сети! -- так гаркнул верзила, что у Пупкина едва не полопались барабанные перепонки.
   С утра начали погрузку соли в бочках и бочкотары под рыбу с автомашин и к обеду закончили.
   С началом рабочего дня на отходящее в рейс судно началось паломничество, как по праздникам в Мавзолей. Кого здесь только не было!? Кто их гнал? Шел сплошной поток проверяющих, инспектирующих, обеспечивающих и просто любителей выпить на дармовщину. Появились инспекторы Регистра, портнадзора, службы мореплавания, техники безопасности, отдела кадров, групповой диспетчер, групповой механик, инструктор по физкультуре, инспектор отдела культуры, представители отдела снабжения и бухгалтерии, председатель общества "Знание", представители общества ДОСААФ, Красного Креста и Полумесяца и страховой агент. Особо, озираясь по сторонам, пряча в высоко поднятый воротник плаща бульдожью рожу с сизым носом, поднимался на судно куратор КГБ, чтобы шепнуть капитану за кем надо присмотреть.
   Все устремились на борт. И, если уж не каждого, то обязательно каждого второго, нужно было угостить. Правы специалисты, утверждающие, что нет такого производственного вопроса, который нельзя было сдвинуть с мертвой точки с помощью спиртного. Основная масса проверяющих шла к старпому. Бедный чиф крутился, как белка в колесе, уж в третий раз, послав матроса за водкой, которую проверяющие уничтожали с неимоверной легкостью.
   К обеду привезли промвооружение, закончили его погрузку, после чего Пупкина определили в носовой кубрик на второй ярус с правого борта. Кто не помнит этого места под дрифтерным шпилем, который гнал масло? Многие ныне известные капитаны прошли свои "рыбацкие университеты" именно в этой койке.
   Пупкину ночью не спалось, он вышел на палубу, подышал свежим воздухом и решил попить, но, подойдя к камбузу, отчетливо услышал рычание тигра, раздающееся из каюты третьего и второго помощников, живущих вместе.
   -- Что за чушь? Зоопарк какой-то, -- подумал Пупкин, -- тигры, собаки...
   Во время утреннего чая, улучив момент, Пупкин спросил у Корнеича:
   -- Зачем на судне тигр?
   -- А-а, тигра, знамо для чего, для ченчу. Мы, значить, пойдем в Норвежское море сельдь ловить, а имям за энто тигру. У их одни скалы, тайги нет и тигры нет.
   -- Корнеич, а почему тигр в каюте второго? -- не унимался Пупкин.
   -- Знамо, почему. Второй помощник, значить, грузовой помощник, а тигра есть живой груз.
   -- А как третий? -- продолжал допытываться Пупкин.
   -- А что третий? Он известный укротитель, всю жисть тигров в тайге укрощал, -- объяснял Корнеич доверчивому Пупкину, -- он его по ночам на вахте второго на прогулку водить.
   -- Вот бы посмотреть! .. -- мечтательно произнес Пупкин.
   -- Мечтать не вредно, но тигра дикая, как увидит -- клока волос не оставит.
   С утра, закончив бункеровку топливом, СРТ вышел на рейд крутить девиацию, а когда вернулся и привязались к причалу, оказалось, что на судне нет юнги. Второй помощник с проворством молодой обезьянки исползал на брюхе все судно от клотика до киля, пока не обнаружил своего подопечного в кают-компании под банкой.
   -- Что же ты здесь делаешь, волосан тропический? (крепкие выражения предусмотрительно опущены) -- спросил второй юнгу.
   -- Когда мы вышли в море, мне стало очень плохо, -- с трудом выдавил юнга.
   К борту подошли две машины с продуктами, которые команда очень резво носила. Да это и понятно: второй может спросить потом:
   "А ты, волосан тропический, носил продукты? Хрен тебе, а не колбасы!"
   К вечеру привезли почту, ее быстро сносили в кают-компанию. Теперь все готово к отходу.
   После окончания всех работ команду отпустили домой попрощаться с семьями, но были и такие, кто ни дома, ни семьи не имел...
   К указанному времени все начали собираться, некоторые шли с женами и детьми.
   СРТ готов к выходу, но КЭП был чем-то озабочен. Оказалось, что на борт не прибыл Рыбкин. Ни одному капитану не нравится, когда кто-то из членов экипажа не является к отходу, а здесь отсутствовало все технологическое оборудование судна.
   Настало время прощания. Рыбак прощается просто и скромно: обнимет любимую, неумело чмокнет губами, потом мягко и незаметно для постороннего глаза, оттолкнет от себя. Подростков погладит по голове и накажет слушаться мать и бабушку, только маленьких будет долго целовать и прижимать к себе. Не любил рыбак прощаться. Другое дело -- встреча.
   Редкий ручеек провожающих начал покидать борт. Все ждали прибытия комиссии. На борт поднялся групповой диспетчер и зашел к капитану. Профессионально вылив в себя граненый стакан водки и вытерев рукавом рот, он протянул капитану руку:
   -- Ну, Григорьич, вэт самое, счастливого плавания!
   Групповой крепко потряс капитану руку, резко повернулся и вышел. "Вэт самое" за глаза называли сослуживцы группового за его присказку. Капитан улыбнулся вслед мощной фигуре группового и лицо его вновь стало серьезным.
   А по причалу уже громыхал старенький пограничный "ГАЗик". Догоняя его, на большой скорости к борту приближалось такси. Водитель открыл заднюю дверь, из которой вывалилось тело Рыбкина. Сильные матросские руки подхватили его и перебросили на палубу. Одновременно с его припалубением место у трапа занял молодой солдат-первогодок в зеленой фуражке с автоматом: граница закрыта.
   Рыбкин был единственным членом команды, не рассчитавшим своих сил в борьбе с алкоголем. Выражаясь научным языком, он допустил недоперепитие: выпил меньше, чем хотел, но больше, чем мог. Остальные члены команды выглядели нормально. Никто не хотел рисковать. Дело в том, что при выходе судна в рейс, на нем до прихода комиссии находился представитель отдела кадров, который не в меру весёлых брал "на карандаш".
   Из истории рыболовного флота известны интересные случаи, происходившие при выходе.
   Один СРТ уходил в свой первый рейс. На борт прибыла комиссия. Команду собрали в салоне, старший наряда спросил у капитана:
   -- Товарищ капитан, где Ваши люди?
   -- На судне...
   -- Так, давайте их сюда.
   -- Но они не могут...
   Семерых членов экипажа, не способных сидеть и произнести свое имя, вынесли и уложили на крышки трюмов, на вторую -- четверых, на первую троих.
   -- Товарищ капитан, -- с мольбой в голосе обратился капитан СРТ к капитану-пограничнику, -- выпустите их в рейс, ведь все они наши, советские люди...
   Бывали случаи, когда никто из матросов не был в состоянии стоять на руле и тогда до самого Зунда за них стояли штурмана. Во избежание подобных случаев ввели практику обеспечивающих отход.
   Команду собрали в салон для оформления. Капитан-пограничник по отходной судовой роли называл фамилию члена экипажа, а тот должен был назвать свое имя и отчество. Произошла заминка. Пупкин то ли от испуга, то ли еще от чего долго не мог вспомнить имени человека, по чьему недоразумению явился на свет божий такой болван, как он. У одного матроса отчества вообще не оказалось -- он был сыном Альмины.
   Капитан-пограничник встал, привычным движением одернул гимнастерку под портупеей, пожал руку капитану, пожелал счастливого плавания и вышел из салона.
   Третий подготовил свое заведование к отходу. Карты и пособия откорректированы по последнему "Извещению мореплавателям", путевые карты подобраны по каталогу и сложены в верхний ящик штурманского стола. На столе -- карта таллинского рейда N 420, прокладочные инструменты: транспортир и параллельная линейка. В подставке -- остро отточенные карандаши и циркуль-измеритель. Все нехитрые инструменты, которыми будут пользоваться штурмана, ведя СРТ в Норвежское море, чтобы внести достойный вклад в развитие рыбной промышленности страны.
   Комиссия покинула борт. Объявлен аврал. Убран трап, отдан носовой швартовый. Чихнул трехсотсильный двигатель,СРТ на кормовом конце начал разворачиваться носом на выход. Отдан кормовой. СРТ судовым тифоном дал один протяжный звук ( прощайте, мои дорогие!). Вахтенные помощники всех стоящих в порту судов впереди собственного визга помчались на мостик и начали звонить в машину, чтобы срочно дали воздух на тифон. И вот, над портом раздался сначала жидкий, а потом все нарастающий мощный разноголосый вой судовых тифонов. Собратья провожали уходящий СРТ в его путь навстречу жестоким штормам, туманам и снежным зарядам Атлантики. Отходящий СРТ поблагодарил флот одним коротким, флот ответил. Выпустив шапку едко-черного дыма, СРТ рванулся с места и "побежал" на промысел...
   На вахте третий помощник. Это его первая ходовая вахта. Кто из моряков не помнит своей первой вахты?
   На руле уже известный читателю матрос Иван Пупкин.
   Третий чувствовал себя весьма неуютно, как человек, не умеющий плавать, которого бросили в воду. СРТ сделал поворот влево и лег на створы Виймси, курс на выход по которым -- 263R 6. Когда легли на створы, капитан по-дружески положил руку на плечо третьего и сказал: "Езжай!", а сам нырнул вниз. У третьего шевелюра дыбом поднялась, как металлическая щетка, когда он увидел, что Иван Пупкин вознамерился на водяной глади Таллинского залива расписаться судном. Третий вспомнил, как на учебном паруснике второй помощник любил говорить, оглядываясь на кильватерную струю: "За нами гонится змея". СРТ, вероятно, догонял самый главный змей -- Змей Горыныч. Кто из моряков не знает того, что судно нужно успокоить и не гонять его рулем вправо-влево по 10R? Пупкин стоял на руле первый раз в жизни. Пока третий "едет", а Пупкин "рулит", есть возможность ближе познакомиться с обитателями носового шестиместного кубрика, который иногда называли гадюшником. И он весьма убедительно оправдывал свое название.
   Самым старшим по возрасту был матрос Корнеич, маленького роста и хилого телосложения. Но в нем чувствовалась какая-то внутренняя сила. Все его существо излучало энергию и непоколебимую уверенность. Этот маленький на вид, но очень жилистый матрос много повидал на своем веку. Служил в Калининграде в стройбате, когда ещё срок службы был три года. Имел огромный успех у женщин. Отсидел на гарнизонной гауптвахте 365 суток. Ходил в первую экспедицию в Северную Атлантику от Калининграда, брал богатую рыбу, слышал настоящий рыбацкий мат и сам в совершенстве владел этой разновидностью фольклора. Было у него еще одно, в прямом смысле, огромное достоинство и любил Корнеич потравить байки, которые сыпались из него, как из рога изобилия. Он рассказывал случаи из жизни и умел так закручивать сюжет, что у молодых дух захватывало. Забавные небылицы, в которых в действительности имевшие место события умело переплетались с удивительной выдумкой. Обычно матросы, шедшие впервые в море, терялись в догадках: верить или не верить?
   Другим обитателем носового кубрика был огромный матрос Ченч, казалось, что воздушного пространства носового шестиместного матросского кубрика ему одному было мало. Этот добрый здоровяк тоже хватил лиха. С четырнадцати лет начал он бороздить море юнгой на старой "Кабоне". Плавал матросом в морском пароходстве. По своей душевной простоте обменял за границей какую-то безделушку, настучали, закрыли визу и подался он на заработок к рыбакам, а прозвище "Ченч" с тех пор пристало к нему, что ничем не отмыть, даже хлоркой. С годами он привык к этой кличке и не обижался, хотя ему бы больше подошла другая, Кувалда, например.
   Третьим обитателем кубрика был маленького роста матрос, которого все называли просто Славкой. В Атлантику он выходил впервые, хотя до этого плавал на судах пароходства.
   Четвертым был длинный белобрысый моряк с Сааремаа -- сын Альмины. С детства живший в ста метрах от моря, он хотел стать моряком. Еще мальчишкой испытал море, когда дед взял его с собой на рыбачий баркас. Затем в паре с отцом рыбачил на одной лодке. Но его тянуло изведать дальние моря, поскольку мечтал повидать экзотические страны и выучиться на штурмана. По-русски он почти не говорил, но не требовал, чтобы с ним говорили по-эстонски. В рейсе он научился говорить по-рыбацки (этот язык несколько отличался от литературного русского, который исповедовали классики великой русской литературы).
   Пятым среди матросов был Виктор. Этот симпатичный молодой человек родился и вырос в Таллине (по нынешним временам не постоянный житель), окончил среднюю школу, отслужил срочную службу на минном тральщике. Начитанный, эрудированный парень.
   Замыкал шестерку Иван Пупкин. Его в рейсе мужики ласково будут называть "пупок". Прослышал он, что рыбаки деньги получают мешками, и решил податься на заработки в Атлантику. Не знал тогда парень, что есть на белом свете пролив Скагеррак, Северное море в придачу с Норвежским, где волны выше здания сельсовета, а еще Лофотенская гряда и снежные заряды Норвежского Заполярья.
   В кубрике раздался один короткий -- вызывали матроса на руль. Корнеич встал, привычным движением поправил достоинство в левой штанине брюк и вышел из кубрика. Спросив разрешение у третьего сменить на руле Ивана Пупкина, Корнеич встал на руль. Третий, посмотрев на кильватерную струю, убедился, что руль находится в надежных матросских руках. Многое должны уметь делать эти руки. Рыбак должен уметь вести борьбу с огнем и водой, управлять шлюпкой, должен прийти на помощь товарищу, но самое главное, что должен научиться делать рыбак -- это держать в руках металлическую чашку с супом и не выплеснуть на себя её содержимое, не обварить грудь, ноги или, боже упаси, нежнейшее место мужского тела. Рыбаки осваивали это искусство и в конце зимнего рейса в Атлантике свободно могли сойти за эквилибристов.
   Однажды Женя Нигородов, Витя Дурнев и Вольдемар Пикат в ресторане "Ранна Хооне" продемонстрировали такую филигранную технику владения суповой тарелкой,что местные приняли их за приезжих артистов цирка.
   Из истории дрифтерного лова известен случай, когда во время обеда на одном СРТ в ноябре у острова Ян-Майен чашка с перловкой оказалась на голове Рыбкина, а каша на его огромной рыжей бороде.
   Третий постоянно смотрел на большую стрелку судовых часов, которая, как вкопанная, стояла на месте. Если бы часовая стрелка могла понять, сколько в ее адрес было сказано добрых и ласковых слов, она бы мчалась, как бешенная. И все же настал момент, когда обе стрелки встретились у цифры "12", что значило начало новых суток и конец первой ходовой вахты третьего, но смены не было. Теперь с большой стрелкой произошло что-то непонятное, возможно, до нее дошли мольбы третьего, и она резво побежала вперед! На мостик поднялся боцман. Увидев стоявшего на вахте в неурочное время третьего, он спросил:
   -- Почему стоишь?
   -- Смены нет...
   -- Я его сейчас принесу, -- сказал боцман и спустился вниз
   Через некоторое время на мостик с третьей космической скоростью влетел второй и чуть не вылетел за счет инерционных сил через открытое лобовое окно на палубу.
   Сдав вахту, третий записал события в судовой журнал, скрепил их своей подписью, пожелал второму спокойной вахты и спустился вниз, почувствовав огромное облегчение. Он разделся, забрался в койку и вскоре задавал такого храпака, что заглушал шум работающего главного двигателя, а ночью, идущий на руль Пупкин вновь принял храп третьего за рычание тигра.
   СРТ шел на промысел по спокойной Балтике, мужики сидели в кубрике. Въедливый и ершистый Славка зацепил Виктора. Началось обсуждение извечно важного для моряков вопроса: кто из моряков самый главный? Диспут шел в нормальном русле. Каждый доказывал свою значимость. И здесь вспылил Корнеич:
   -- Заглохните, салаги! Рыбак -- дважды моряк! И зарубите, значить, энто себе на носу! Тоже: мне, мореманы хреновы. "В далеком Ирбенском проливе! .. Гуль-Антрепкин, дядя Флис, ковры-гобелены? Херня все энто! Вот войдем в Северное море, через рот, значить, испражняться начнете, а будить в Норвежском по тонне на сетку, "мама" кричать будете. Превратитесь вы, значить, в верующих и на коленях будете молить: "Дуй, родной, дай выходной!" Мать вашу душу...
   Ченч добродушно улыбнулся на слова Корнеича, а сын Альмины серьезно изрек:
   -- О, курат, Корнеевиц, таёшь!
   Зунд проходили на вечерней вахте третьего. Особого восторга у мужиков замок Гамлета не вызвал. Это был чужой для них мир.
   После прохождения Зунда СРТ дал на берег радио: "Таллин Рыбрадио Диспетчеру Узкости прошли благополучно зпт продолжаем следовать промысел тчк Судну ФБ тчк КМ".
   После прохождения узкостей на судне одновременно кончился запас хлеба, полученного в магазине "Торгмортранс", и запасы спиртного. Искусство хлебопечения должен был демонстрировать шеф. Дальнейшие события показали, что Людвиг Людвигович этим искусством не владел и он стал обладателем рыбацкого Оскара, за получением которого ехать в далекую Америку не следовало. Приз вручался на судне в день прихода в порт.
   Для Людвига Людвиговича премьера в искусстве хлебопечения оказалась полнейшим провалом -- корка напоминала черную резиновую подметку курсантского ботинка, а внутри было недопеченное тесто, из которого мужики принялись лепить статую шефа. Скульптуру хранили до момента вручения в порту. Ученым не удалось подсчитать, сколько недопеченного теста, прошедшего по судовой отчетности по графе хлеб, переварили рыбацкие желудки.
   Вместе с шефом свое искусство начали демонстрировать виноделы-любители. Зелье, которое они изготавливали, на флоте получило название "Коньяк Лорда -- две кости и морда" или "Кофейный ликер". Технология его изготовления проста: в чайник выливалось три бутылки денатурата и засыпалось пачкой кофе. Содержимое, постоянно помешивая, доводили до кипения. Чайник через носик извергал ядовито-лиловый пар смертельно убийственного запаха. Если бы на судне был инспектор по технике безопасности, он обязательно бы потребовал надеть винокурам противогазы. По технологии напиток должен был пройти стадию охлаждения, однако, некоторые напрочь отмели эту стадию и пили в горячем виде, как кофе.
   Через некоторое время СРТ дал на берег радио клинописью: "Имеющиеся на борту эстонские классики прочитаны зпт первым отходящим судном срочно дошлите полное собрание сочинений Горького".
   Пройдут годы, спишут на иголки все СРТ, а Горький будет долгие годы служить ключом к рыбацкому шифру. Однажды в районе ледового Лабрадора, матрос принес первому помощнику РДО для визы (был такой порядок). Завизировав РДО, помполит спросил:
   -- Почему Вы других русских классиков не читаете?
   Проходя Каттегат, провели профсоюзное собрание, избрали председателя судового комитета и ревизионной комиссии. Мужики все были членами профсоюза и с их заработка регулярно удерживали один процент взносов. Мужики смеялись: "Двести -- власти, двести -- Насте, остальное в профсоюз, а сам с хреном остаюсь".
   СРТ прошел Каттегат, обогнул мыс Скаген, лег на чистый вест, а через некоторое время начал отвешивать поклоны волнам Скагеррака. Юнге Борису сразу стало плохо и он не находил себе места, но место он все же нашел... Вопреки логике и рекомендациям хорошей морской практики юнга передислоцировался в ... спасательную шлюпку левого борта, где его и обнаружил второй помощник, имеющий определенные навыки по розыску юнги.
   -- Ты что, волосан тропический, опять в бега подался? -- возмущался второй.
   -- Да я и двигаться не могу, не то что бегать, -- с трудом выдавил юнга.
   -- На кой хрен тебя занесло в шлюпку? Бегай по всему судну, ищи его, -- продолжал распекать второй. Неужели твоя дурная голова не соображает, что чем выше поднимешься, тем сильнее болтает? Ты залезь на топ мачты и будешь, как на гигантских качелях справа-налево, -- воспитывал второй юнгу.
   По мере продвижения на запад поклоны становились с каждым часом все ниже и ниже, а якоря конструкции английского инженера Холла все яростней и нещаднее били, казалось, по голове, минуя борта судна. СРТ зарылся носом глубоко в волну и начал валиться вправо. Нок мачты коснулся гребня волны и привязанная к вантам фок-мачты говяжья туша ушла в зеленую воду. Казалось, нет в природе силы, способный вернуть судно на ровный киль, но СРТ выровнялся и начал заваливаться на левый борт. Мужики, идущие в Атлантику в первый раз, начали проходить процесс оморячивания и познания прелестей морской романтики.
   СРТ задрал вверх корму и винт начал бешено рубить воздух, а мужики в носовом кубрике почувствовали, как детородный орган втягивался куда-то вовнутрь, а все внутренние органы, обгоняя друг друга, стремились оставить организм. Когда СРТ выбрался носом на волну, как молодая лошадь, пытаясь сбросить седока, мужики, словно на качелях, взлетали наверх, ощущая неповторимое блаженство полета. Еще не отойдя окончательно от имевшего место на выходе недоперепития, на палубу вышел Рыбкин. Ему бы сейчас кружечку, в разумных пределах разбавленного водой пива, чтобы ощутить горьковатый привкус. Во рту же у него было так, будто все бродячие кошки Таллина, включая заводских, сходили к нему по большой нужде одновременно.
   Рыбкин поднялся на шлюпочную палубу, зачерпнул из закрепленной под шлюпкой бочки с квашеной капустой кружку рассола, залпом выпил, крякнул, смачно выругался и подставил ветру три дня небритое лицо: "Берегитесь, братья-славяне! Ох и врежет мордотык!"
   Вот, как описал прохождение Скагеррака известный писатель Ю. Смулл: "Ведь нельзя же требовать от человека, чтобы он сидел за столом, когда все качается, скрипит, гремит, когда ванты гудят, когда в салоне от тебя уезжает тарелка с супом, а возвращается к тебе тарелка без супа, когда стекла иллюминаторов все время залиты зеленой водой, когда на палубе скользишь от поручней к поручням на той самой части тела, при посредстве которой в детстве учили уму-разуму. Молодые моряки, впервые проходившие через Датские проливы, позеленели с лица".
   Боцман загодя предупредительно натянул с мужиками штормовые леера для безопасного передвижения из носового кубрика в надстройку. Когда матросы шли на руль или с руля, вахтенный штурман включал палубное освещение, прожектор, следя за волной и подавая команду, когда надо бежать, чтобы волна не накрыла.
   СРТ, зарываясь носом в волну и заваливаясь с борта на борт, упрямо шел вперед. Наконец, траверз Кристиансена. СРТ прошел пролив Скагеррак и вошел в Северное море. По расчетам третьего до района промысла осталось 829 миль.
   Северное море расположено на пути перемещения циклонов, которые вызывают сильные ветры. Зимой, в центральной части моря может наблюдаться ветер более 45 м/сек., а около 50 м/сек. -- один раз в 50 лет. Ветер, в свою очередь, создает достаточно высокие волны. При очень сильных и длительных штормовых ветрах, волны могут достигать высоты 11-13 метров.
   Волны Северного моря, как стая голодных волков, набросились на СРТ, пытаясь разорвать его на части, но СРТ держался с достоинством, принимая на себя удары многотонных волн. Немецкие конструкторы и корабелы потрудились на славу, создав самый мореходный тип судна такого класса, которое спасло от неминуемой гибели жизни многих рыбаков в жестокой схватке со стихией.
   Мужики, пристегнувшись в койках, совершали невероятные кульбиты, которые не способен воспроизвести на экране ни один компьютер, а на бумаге ни один художник, даже остепененный.
   Теоретически судно испытывает три вида качки: продольную (килевую), поперечную (бортовую) и вертикальную. На практике вертикальная качка отдельно не ощущается.
   В природе нет организма, который не реагировал бы на качку. Другое дело, как организм ее воспринимает и переносит. Симптом морской болезни весьма разнообразны. Одних тошнит, выворачивая наизнанку, другие не могут есть, третьи заболевают обжорством, четвертые спят мертвецким сном, пятые не могут спать сутками, у шестых уходит "крыша" и т.д.
   Шторма не любит никто: ни зеленый юнга, ни опытный капитан. О любви к шторму охотно пишут люди, сами никогда не испытавшие качки.
   Матрос Пупкин почувствовал приближение бога морей за данью. Он от кого-то слышал, что северное полушарие отделено от южного по экватору красной лентой. Когда судно приходит к экватору, оно останавливается, из воды выныривает Нептун, поднимая трезубцем ленту, из-под которой появляются члены свиты. О том, что впервые идущий в море после прохождения Зунда обязан уплатить дань Нептуну, Пупкин узнал и почувствовал на себе при входе в Северное море. Он пытался поделиться с Нептуном из мешка, который заработает в Северной Атлантике, но старик оказался несговорчивым и денег не захотел. Не то, что некоторые на берегу -- только покажи. Нептун же конкретно потребовал покормить рыб.
   Пупкин вылез из своего лежбища, обулся и пошел на палубу отдавать дань...
   -- Пупок, ты, значить, с подветренного борта страви сразу две смычки (смычка -- кусок якорь-цепи, длиной 25 метров) и водички попей, чтобы следующий раз было чем травить, -- по-отечески посоветовал Корнеич.
   Сделав все, как учил Корнеич, Пупкин почувствовал облегчение. Подставив ветру лицо и глядя прямо вперед на набегавшую волну, он почувствовал себя несколько лучше. Войдя в кормовую надстройку, Пупкин снова услышал рычание тигра.
   -- Тоже, наверное, укачался, ревет бедный. Когда он только спит? -- подумал Пупкин о тигре.
   СРТ нещадно качало и казалось, что у него три степени свободы: вправо -- влево, вверх -- вниз и еще куда-то, как угодно и как попало... Однако, все было по законам физики и моря.
   Когда Пупкин уже после третьей кормежки рыб вернулся в кубрик, Корнеич решил его поддержать и успокоить.
   -- Ты, Пупок, того-энтого, значить, не горюй, все перемелется! Ты посмотри, вон лежит шкаф трехстворчатый и волосья на своих кулаках подсчитываить. А знаешь какой конфуз с им однажды приключился? -- показывая на лежавшего Ченча, который спокойно рассматривал свой внушительных размеров кулак, спросил Корнеич.
   -- Пришли мы, значить, с рейса, получили приходный аванс. Зашли на Таллин-Балти и выпили малость за приход. Обычно, если водка пойдеть, Ченч выпить много можить, ну считай, значить, трехлитровую банку или чайник. А тут, как на грех, окаянная не пошла, значить, радость наша! Так и сказал: "Корнеич, не пошла что-то..." Вышли мы и собрались ехать в Копли. Транвай качаить, а у Ченча амплитуда качки большая и его, натурально, закачало, как в Северном море. Перед им стоял маленький мужик с огромной лысиной. Чувствуя, что больше не удержать, Ченч начал его от себя отталкивать, значить, чтоб на лысину не угодить. Старик тот оказался ершистый и начал, значить, выяснять отношения. Повернулся к Чончу и спрашиваить: "Что Вы себе позволяете?" И в энтот момент... Ченч вытравил ему, значить, две смычки на лысину. Старик разошелся не на шутку. Ченч долго молчал, а потом и спросил: "Какого хрена ты выступаешь, ты лучше на себя посмотри..."
   Выслушав рассказ Корнеича, Пупок сделал попытку улыбнуться, но его маленькое личико перекосила гримаса, говорившая о необходимости очередной кормежки рыб.
   -- Пупок, -- обратился к Пупкину Ченч, -- а как ты думаешь, можно из белого человека зараз негра сделать?
   -- Не..., -- с трудом выдавил из себя Пупкин.
   -- В один момент, -- заверил его Ченч и продолжал рассказывать:
   -- Плавал я на "Ляянемаа", был такой легендарный плавучий гроб, который только на краске держался, поэтому его все время нужно было красить. Перед самым выходом кадры прислали молодого матроса. Пришли в Выборг и боцман приморил молодого борт кузбасс-лаком красить. Все чин-чинарем организовали: беседку завели, за борт смайнали, помощника ему выделили. Сидел он и красил, а дело к обеду подошло и помощник ушел рубать. Короче, докрасился наш работяга до того, что загудел вместе с кандейкой с кузбасс-лаком в воду. Пока он до грунта дошел и, оттолкнувшись ногами, начал всплытие, кузбасс-лак покрыл воду плотным черным слоем. Через этот слой, выныривая, и прошел белый человек. Покричав для порядка, он начал барахтаться в краске. Выбравшись, наконец, на причал, он подошел к трапу и начал подниматься на судно. В те времена с неграми дружбу еще не водили и их в глаза никто не видел. А тут вахтенный, увидев поднимающегося по трапу, завыл благим матом и побежал прочь в кают-компанию, крича на ходу: "Herp! Негр!"
   Однако старания опытных матросов на Пупкина не действовали. В арсенале Корнеича оставался последний шанс -- женский вопрос, к обсуждению которого обычно приступали ближе к окончанию рейса, с началом набора последнего груза.
   -- Ченч, расскажи, как первый раз с бабой был! -- обратился с просьбой Корнеич.
   -- Неприятно мне это все в памяти ворошить, -- нехотя отозвался Ченч.
   -- Ну, чё ты все из себя целку корчишь? -- возмутился Корнеич.
   -- Рассказывай! -- поддержали мужики.
   -- Стояли мы в Локса, -- нехотя начал Ченч. -- Ребята все ушли в поселок, а мы с КЭПом вдвоем на судне остались. Наш старик очень любил чай. Наварит, бывало, чая и уплетает с гречневой кашей. Ночью вернулись ребята и баб с собой привели. "Проснись, салага! Мы тут тебе девочку привели! -- орал над ухом боцман, расталкивая меня. Протерев глаза, посмотрел я на ту "девочку" и вся моя растительность дыбом встала. Я бабки своей не помню, но то, что эта "девочка" по годам старше моей мамы -- это точно! Решил я от нее матрацем закрыться, да куда там! Не успел глазом моргнуть, как она уже была на втором ярусе. Перегаром дышит, металлическими зубами лязгает, как roлодный шакал, а сама уж мне кальсоны расстегнула. -- Тетенька, я боюсь! -- кричу. А акула полового разбоя навалилась на меня впалой грудью, со сморщенными, как у ежа нос, сосками, затряслась, как сететряска на холостом ходу: "Молчи, -- говорит, -- задушу!"
   -- Так она тебя снасильничала? -- участливо спросил Корнеич.
   -- Я ничего не помню, враз сознание вырубилось, -- завершил рассказ Ченч..
   Пупкин продолжал лежать на койке без явных признаков жизни, глядя на мужиков мутно-остекленевшими глазами.
   -- Ему сейчас однохерственно, хоть на нос повесь, баба на дух не нужна, как им порой нас, -- вступил в разговор Виктор. -- У меня случай был. Стояли мы на седьмом заводе в Таллине на ремонте. Заводские маляры красили все корабельные помещения. Понравилась мне из них одна голубоглазая. Выбрал я момент, когда она узкий тамбур красила, и решил к ней по корме ошвартоваться. Посмотрела она на меня и сказала: "Послушай, парень, мне твоя любовь, что тебе политзанятия!" -- Пупкину сейчас ничего не надо, -- заключил Виктор.
   -- Правду говоришь, паря, -- согласился Корнеич.
   А Северное море беспощадно швыряло и бросало обессиленное тело матроса Пупкина, решившего заработать в Атлантике мешок денег. Оно, то ставило беднягу "на попа", то укладывало его плашмя, устраивало Пупкину изуверскую пытку.
   Наконец, траверз Бергена справа, Шетландские острова слева. Вдоволь накувыркавшись в североморской толчее, СРТ входил в проклятое рыбацкими вдовами и любимое морскими скитальцами Норвежское море -- это их "нежный и ласковый зверь". Норвежское море умеет заставить уважать себя, поэтому рыбаки к нему относятся со всем уважением и только на "Вы".
   Площадь Норвежского моря 1383 тысячи квадратных километров, наибольшая глубина 4850 метров. На его огромных просторах в зимний период дуют юго-западные ветры 8 -- 20 м/сек., раз в 50 лет -- свыше 45 м/сек. Летом наблюдаются северо-восточные ветры до 8 м/сек. Самым штормовым периодом является ноябрь-март, самым спокойным июнь-август. Зимой вдоль берегов Норвегии наблюдаются местные ветры, называемые "ОНО" и "Эвельгуст". Этот ветер достигает наибольшей силы недалеко от берега, где "вода волнуется в виде вихрей и миниатюрных смерчей, а наблюдателю трудно стоять на палубе". Сильные ветры создают поля интенсивного волнения. В зимние месяцы волны могут достигать 16 метров.
   Сельдь Норвежского моря была исследована учеными еще до начала второй мировой войны, но из-за отсутствия судов для организации экспедиционного лова Норвежское море не стало тогда районом рыболовства.
   В 1948 году из Мурманска и Калининграда в Норвежское море вышли СРТ и плавбазы "Тунгус" и "Омега". Это была первая Исландская сельдяная экспедиция. Начался новый этап рыболовства - океанический экспедиционный промысел. На широких просторах Норвежского моря от острова вулканического происхождения Ян-Майен, получившего свое название в честь голландского капитана, открывшего его, и до скалистой гряды Лофотенских островов начался лов крупной, жирной норвежской сельди дрифтерными сетями. С целью рационального ведения рыболовного промысла и сохранения рыбных запасов ряд государств признавали необходимость введения международных правил лова, обязательных для всех рыбаков. С этой целью 24 января 1959 года в Лондоне представители 16 европейских стран-участниц собрались, "желая обеспечить сохранение рыбных запасов и рациональное ведение рыбного промысла в северо-восточной части Атлантического океана и прилегающих водах, представляющих для них общий интерес"...
   Что такое дрифтерный лов? Дрейф дрифтерного порядка под действием морских течений вместе с промысловым судном называется дрифтерным ловом. Дрифтерный лов являлся одним из важнейших видов промысла. Учитывая то, что лов обеспечивал добычу ценной рыбы, он имел огромное значение для страны. Со временем дрифтерный лов стал одним из ведущих видов промышленного лова, занимая после тралового, второе место. Благодаря освоению ресурсов Северной Атлантики, на дрифтерный лов приходилось 12% всей добычи рыбы. Дрифтерный лов -- наиболее трудоемкий способ добычи. Однако, при малой концентрации рыбы, он более эффективен, так как позволяет охватывать большие площади.
   Дрифтерная сеть представляла собой прямоугольное сетное полотно, посаженное на верхнюю и нижнюю подборы из сизали. Для прочности полотно снабжалось по кромкам узкой полосой более толстых ниток, которая называется опуткой. Размеры сети в Атлантике 30х12 метров с ячеей 26, 28, 30, 32, 36 мм. Сети были из капроновой, иногда из хлопчатобумажной нитки. Дрифтерные сети компоновали порядок. Порядок состоял из сетей, поводцов, буев и вожака. Основой порядка служил вожак -- растительный трос окружностью 150 мм, к которому с помощью вожаковых поводцов длиной 10 метров и окружностью 65 мм привязывали сети. Для поддержания сеток на плаву к ним, с помощью буйковых поводцов подвязывали буи, которые были изготовлены из прорезиненной ткани. Обычно на буи чернью наносился номер судна. Горизонт порядка регулировался длиной буйковых поводцов. Максимальная длина поводцок 120 метров. Окончание порядка обозначалось концевым буем, отличным от других буев порядка. Если не удавалось поймать оранжевого иностранного буя, концевой буй или ярко раскрашивали, или изображали на нем крупную комбинацию из трех пальцев. Порядок крепился к судну стальным; стояночным вожаком длиной 200 -- 250м. В месте соединения стального и растительного вожаков подвязывали двойные буи-"яйца". Количество сетей в порядке зависело от промысловой обстановки и погодных условий. Обычно в порядке было 100 -- 110 сетей, но бывали случаи, когда метали порядок по 150 сетей.
   Процесс дрифтерного лова подразделялся на четыре связанных между собой самостоятельных цикла: поиск, выметка, дрейф на порядке и выборка с одновременной подготовкой к очередной выметке, обработкой выловленной рыбы и уборкой ее в трюм.
   Поиск обычно длился около трех часов. Во время поиска на мостике находился капитан, вахтенный помощник и рулевой матрос. Найдя рыбу и приняв решение о выметке, капитан объявлял "аврал". Матрос отпускался с руля, вместо него становился штурман. Судно включало рыболовные огни, разворачивалось по ветру, с мостика подавалась команда "Пошел буй!" и огромная фига бросалась в объятия моря. Выметка осуществлялась на малом ходу. Эго очень ответственный момент. Для капитана -- чтобы не "промазать" и положить порядок на рыбу, а для рулевого -- чтобы не намотать поводцы на винт. Заканчивая выметку, стопорили ход и последние сети шли по инерции.
   Судно начинало выходить на вожак. Вначале ложилось лагом к волне, а потом выходило носом на ветер. Команда начинала поднимать из трюма бочки с солью и бочкотару, которую заливали заборной водой, после чего команда уходила с палубы. На мостике оставался вахтенный помощник.
   Наиболее спокойный цикл дрифтерного лова -- дрейф, но он требовал большого внимания от вахтенного помощника, особенно в плохую погоду, постоянно нужно было следить и за погодой, и за порядком.
   Из практики известны случаи утери порядка.
   С рассветом, выбрав сиротливо болтающиеся "яйца", судно начинало поиск утерянного порядка. Бывали курьезные случаи, когда вместо своего порядка находили чужой.
   Обычно дрейф продолжался до 12 часов. Находясь на воде продолжительное время, порядок вылавливал не только густые косяки, но и разреженную рыбу и даже единичные экземпляры. Известно, что сельдь находится постоянно в состоянии сна и только вечером и утром поднимается в поисках пищи.
   Выборка порядка -- самый трудоемкий цикл дрифтерного лова. Выбирая шпилем вожак и подрабатывая машиной, держа судно строго против ветра, выбирали порядок со скоростью 15 метров в минуту. Создавалось впечатление, что судно с помощью шпиля подтягивало к борту сети, фактически судно подтягивалось к дрейфующему порядку.
   Вожак подавался к шпилю с правого борта, на барабан накладывалось несколько витков-шлагов, а затем сбегающий конец укладывали в канатный ящик или на палубу судна.
   Сети складывались на левый борт, буи отвязывались и складывались в "курятник" перед рубкой.
   При уловах 500 кг и свыше на сетку, скорость выборки падала до 5 м в минуту. На палубу вызывалась подвахта. Это значит, что весь экипаж был занят выборкой. Капитан брал порядок, "дед" на раверсах в машине. Самой тяжелой работой при выборке считалась тряска сетей и выборка буйковых поводцов. Вначале никакой механизации не было. Рыбаки вручную вытряхивали рыбу из сеток и вытягивали буйковые поводцы общей длиной до 12 тысяч метров.
   При больших уловах выборку порядка приостанавливали и, отделив выбранные сети, стравливали вожак назад, дрейфуя с оставшейся частью порядка. В промысловой практике приостановку выборки называли "обрезание". Известен случай, когда СРТ выбирал порядок трое суток.
   Норвежское море встретило СРТ шестью баллами и судовой шеф Людвиг Людвигович приступил к исполнению своих прямых обязанностей. Когда второе блюдо было готово, мужики отказались его есть. Слыхано ли, чтобы на судне кто-то отказывался от приема пищи? Ведь это бунт!' Второй "Потемкин", правда, без зачинщика. На лицах мужиков было написано, что они готовы сначала сожрать тощего шефа вместе с потрохами, чем прикоснуться ко второму, приготовленному им. Как известно, бунт на "Потемкине" возник из-за тухлой солонины. На СРТ говядина была свежая. Туша бывшей колхозной Буренки привязана к вантам, ее обдували ветры со всех сторон, а не позже, чем вчера, тушу продезинфицировали зеленой морской водой, жары нет и никаких тварей на ней нет.
   И вот, на суд явился шеф. Вид его убил мужиков наповал: на голове красовался накрахмаленный, белее девственного снега,поварской колпак. Шеф был психологом. Колпак служил для него индульгенцией и бронежилетом одновременно -- бить при исполнении не будут! Хотя Ченч одной левой мог превратить худое тело шефа в двойной рыбацкий штык (морской узел). Кому из рыбаков неизвестно, что ни один кок никогда колпака на голову не надевал? Колпак служил для отвода глаз санитарного врача, который оформлял отход. Колпак Людвига Людвиговича загипнотизировал всех, как Мессинг Сталина вместе с охраной. Даже воинственно настроенный второй вместо традиционного "волосан тропический", вежливо спросил у шефа:
   -- Людвиг Людвигович, скажите, пожалуйста, как называется блюдо, которое Вы приготовили?
   Словно ожидая подобного вопроса, судовой кок, изобразив улыбку на узком лице, выстрелил:
   -- Ром-бом-6ольс.
   Дорогой читатель! Не ищи это таинственное блюдо в справочной книге Е. Молоховец, его там нет и быть не может, поскольку изобретено оно безвестным шефом безвестного СРТ в Норвежском море при волнении в шесть баллов. Блюдо это было действительно уникальным, рецепт которого автору удалось узнать по большому секрету: в котел высыпались все имеющиеся в судовом запасе крупы, включая рис, добавлялись куски говядины, отделенные от ребер, и листы капусты, которая хранилась в деревянном ящике под шлюпкой рядом с бочонком квашеной капусты.
   -- Как-как? -- переспросили мужики.
   -- Ром-бом-больс! -- еще внятней и тверже повторил шеф.
   В кают-компании произошла немая сцена, как в известной комедии Н. В. Гоголя, а через некоторое время разразился такой смех, что шеф своей печенкой почувствовал, как корма начала отделяться от корпуса судна. Такого дружного смеха салон еще не слышал с момента выхода в рейс и это было добрым предзнаменованием. Теперь хохот будет раздаваться всегда после окончания работ, кроме дней перехода к плавбазе, когда мужики будут отсыпаться, и во время шторма -- организм устает и мужикам не до травли.
   Корнеич обратился ко второму помощнику:
   -- Ревизор, ты сильно не убивайся и в голову не бери. Научится кашевар жратву готовить. Вот, когда я от Калининграда ходил, прислали кадры шефа. Хрен знает, откуда они его откопали, но энто ископаемое, падла, не мог отличить, натурально, гречку от риса. Жаль, что про энтот конфуз мы узнали, когда всю водку, натурально, выжрали и хлеб, значить, кончился. И провел он над нашими организмами чудовищный научный эксперимент, который я с ужасом и до сих пор вспоминаю... Мабуть, он фершал был или какой-нибудь доцент, но имел познания в том, что внутренние стенки кишечника, значит, покрыты попавшими туда материалами. По данному вопросу доктор Ламур пришел, значить, к выводу, что основной причиной 9/10 тяжелых болезней, от которых страдает человечество, является запор и задержка фекальных масс, которые должны бы выводиться из организму. И решил, энта вошь подкожная, изверг роду человеческого, из нас энти массы, значить, вывести. Медицинская наука рекомендуить перед их выводом подготовить организму и размочить. Рекомендуется мокрый пар или сухая сауна. Где ты, на хер, возьмешь мокрый пар на СРТ или сухую сауну? Хошь за борт прыгай. И приступил энтот мудак к научному эксперименту без всякой подготовки... При приготовлении первого блюда он опустил в котел вместо соли натриевой соль английскую. И процесс пошел... Вначале одиночно и парой, как фигуристы, затем тройкой и пятеркой, как хоккеисты, а потом всей командой. В гальюне толчок один. И принял наш КЭП единственно правильное гениальное решение: отбежали от флота, зажгли аварийные огни -- два вертикально красных "Не могу управляться", разделил экипаж на две смены, как под тралом, и организовал парное соревнование по выводу энтих масс из организму. Смена выходила на палубу, держась за планшир с наветренного борта против ветра, начинала "вывод". Скатывала палубу и к делу приступала другая смена... Мы всей командой молитву творили, чтобы, ради истинного, никто не увидел, тогда все -- суши весла! Засмеють и пароход назовут "Засранец", а КЭПа нарекуть "Дрислик". Люди брали рыбу, а мы выводили массы... Наше инкогнито раскрыли бакланы, которые, как отбомбившиеся "летающие крепости" садились на палубу, интересуясь происходящим. Они, натурально, наводили ужас, когда с открытыми клювами находились, значить, в непосредственной близости от... Того и гляди, яйцо облюбують...
   -- Корнеич, а где во время "вывода" находился твой конец? -- язвительно спросил Виктор.
   -- Знамо где, на палубе! -- просто ответил Корнеич, а мужики дружно заржали, представив кусок пожарного шланга на палубе, но Корнеич продолжал:
   -- Штурмана тогда из досок аварийного запаса начали, значить, делать устройство для "вывода" прямо с крыла мостика. Люди набрали груз, пошли к базе, а мы все еще "выводили"... Первым почувствовал неладное начальник экспедиции. Голос нашего КЭПа с кажным днем слабел в эфире. И однажды, когда во время утреннего капитанского совета он при докладе: "Ремонт главного двиг..." потерял от истощения сознание, начальник экспедиции дал указание капитанам поисковых судов приступить к нашему поиску. Наконец, процесс остановился, а потом пошел вспять. После двухнедельного поноса начался затяжной запор, от которого у мужиков началось пучеглазие, а животы надулись, как у эхинокока. Долго еще мужики мучились. Так безвестный судовой кок внес свой скромный вклад в развитие отечественной медицины и увековечил свое имя на рыболовном флоте. Набрали мы тогда груз, ошвартовались к базе. Начальник экспедиции вызвал КЭПа на базу. Зашел в каюту, поздоровался. Начальник экспедиции налил ему стакан водки, поставил на край стола и сказал: "Ну, партизан, говори правду и выпьешь!" Капитан посмотрел в глаза шефа, потом на стакан и сказал: "Энтот стакан тогда бы, да с солью". Начальник экспедиции моряк и сразу все понял. Он так громко захохотал, что стакан завибрировал и начал медленно двигаться к краю стола. КЭП взял стакан и лихо его осушил.
   -- А что стало с шефом? -- спросил кто-то из моряков.
   -- Решили его вместо буя на выметке за борт выбросить, да пожалели. Он ведь вместе с нами выброс производил. Гречку он потом неплохо готовил, а что касалось первого блюда, он натурально боялся соль в котел сыпать и энто всегда делал юнга.
   -- Я про размачивание организма слышал, -- вступил в разговор Славка, -- На одном мурманском РТ буфетчица пошла в баню, а мужики заперли ее, открыли мокрый пар и сами ушли рубать, про нее забыли...
   Пыхтя двигателем и извергая из трубы сноп искр, СРТ шел на промысел. Отойдя от качки, мужики вышли на палубу и начали набирать дрифтерный порядок, а тем временем начал прослушиваться промысел, каждый вызывал на связь, каждый предлагал "помолотить на пеленг", чтобы первым получить почту. Казалось, один старался перекричать другого. В эфире стоял плотный слой смачного рыбацкого мата, отраженного от острова Ян-Майен.
   Получение почты -- огромный праздник для рыбака в море, а сама передача почты -- своеобразный ритуал. Закон моря: почту в любую погоду и в любое время суток. В свежую и штормовую погоду почта передавалась в бочке. Под верхний обруч поддевался сизальский конец 1,5-2 метра длиной, с другоro конца привязывалась клепка от бочки для того, чтобы удобней поддеть багром. Передающий почту заходил на волну и по сигналу выбрасывал бочку за борт, за ней следили десятки глаз с обоих бортов. В ночное время бочку вели прожекторы.
   Рыбак ждал почту, ждал весточку из дома. К сожалению, иногда приходила тяжелая весть о смерти матери или отца. Уединялся тогда рыбак и ему старались не мешать. Он размазывал скупые слезы загрубевшей рукой по бороде и обветренным щекам, мужественно перенося тяжелую утрату.
   Особое дело -- посылки. О посылке тепло и с глубоким знанием дела написал великолепный моряк и прекрасный человек, безвременно ушедший из жизни капитан дальнего плавания Дмитрий Тихонов, оставивший память о себе в стихах и, в частности, стихотворением "На промысле":
  
Нам доставили посылку
И по радио тайком
Намекнули на бутылку
С ереванским коньяком.

Подойти друг к другу трудно:
Ветер, ночь, волна крута.
Раскачала оба судна,
Воду черпают борта.

Но ребята не ударят
Перед нами в грязь лицом:
Бочку новую бондарят,
Обвязав ее концом.

Вот она летит в пучину
И в бушующей ночи,
Повели её, как мину
Двух прожекторов лучи.

Вот она уже у борта.
Взять ее совсем легко.
Где багор? Какого черта
Вечно прячут далеко!

Вот уже багром задета...
"Прямо руль! Машина -- стоп!"
В голубом потоке света
Бочка поймана за строп!
  
   СРТ прибыл в район промысла, КЭП доложил начальнику экспедиции. В районе промысла флот подчинялся начальнику экспедиции. Всякие люди бывали в этой должности: известные капитаны -- промысловики и абсолютно некомпетентные люди, не видавшие в жизни как выбирают сети. Один из таких потребовал однажды выметать сети строем "каре".
   Флот выбирал сети. Никогда еще третьему помощнику не доводилось видеть такого количества судов. Это была целая армада, как в битве при Гравелине (в морском сражении при Гравелине в августе 1588 года английский флот наголову разгромил Великую армаду испанцев, в которой было 130 тяжелых кораблей, множество малых вспомогательных судов), в которую входили архангельские, калининградские, клайпедаские, ленинградские, мурманские, петрозаводские, рижские и таллинские суда.
   Никогда не видел до этого третий помощник и такого несметного количества бакланов, которые, буквально закрывали мрачное темно-серое небо. Над промыслом стоял их неприятный противно режущий слух крик, с которым они пикировали за выпадающими из сеток особями крупной сельди.
   Закончив передачу почты, СРТ начал поиск. На мостике находились КЭП, чиф и дриф, на руле Корнеич. Самописец писал плотные показания на широкой площади.
   На судне действовал принцип единоначалия. Решение о выметке принимает капитан. Безусловно, он спросит у своих помощников: "Ну, что? Бросаем?" Решение о выметке очень серьезное дело, если промажешь и утром мужики потянут пустыря, на палубе язвительно скажут: "Капитан помочил сети". Капитан видел, как один из СРТ, словно демонстрируя показательные выступления по фигурному катанию, лихо развернулся на волне, включил рыболовные огни и начал сыпать сети. Решение о выметке принято. Колоколом громкого боя команду вызвали на палубу. Корнеич отпущен с руля, его место занял старпом. На палубе появились мужики, облаченные в рабочую одежду и замерли в ожидании долгожданной команды: "Пошел буй~" и огромная белая фига полетела за борт.
   Выметали 100 сеток с поводцами по 110 метров, что означало: кому-то из мужиков утром придется вытянуть из-за борта 11 километров мокрых поводцов.
   СРТ лег лагом к волне, а затем начал выходить на порядок носом на ветер. Мужики сразу открыли трюма и начали поднимать бочки с солью и пустую тару для завтрашней рыбы. На каждой бочке осаживались обручи и она заливалась заборной водой.
   КЭП еще раз включил эхолот, посмотрел на записи и спустился с мостика.
   Окончив подготовительную работу, команда покинула палубу.
   Дрейф на сетях. Удивительное ощущение. Покой. Окончен рабочий день рыбака, теперь в самодельном календаре можно зачеркнуть день.
   С приходом на промысел установился промысловый реiM организации труда и распорядок дня: подъем в четыре утра, начало выборки в пять и до окончания. После выборки сетей рыбу убирали в трюма, после чего палубу скатывали водой. Команда покидала палубу, переодевалась и шла обедать. После выметки сетей готовили тару. После этого ужин, кино или вечерние посиделки и травля. Иногда в силу каких-либо объективных причин, этот режим мог меняться. С приходом на промысел устанавливался язык из полутора десятка специальных производственных терминов и язык общения, густо разбавленный сочным рыбацким матом...
   Воспоминания о жизни моряков, об их неисчислимых трудностях и физических лишениях сохранила потомкам записная книжка сподвижника Магеллана по кругосветному путешествию итальянца Пиффагена: "Сухари, которые мы должны были съесть, представляли собой уже не хлеб, а пыль вперемежку с черявями и мышиным калом. Питьевая вода протухла и сильно воняла. Из-за столь скверного питания начались среди нас своеобразные болезни. Десны распухали настолько, что закрывали зубы, и больной не мог принимать никакой пищи..."
   Из истории мореплавания известно, что тяжелая матросская работа, подавленность от постоянного недоедания и жажды, когда воду выдавали строго по рациону, кровоточащие от цинги десны и гноящиеся ссадины на руках вызывали у людей раздражительность, получившую название "корабельного психоза", когда моряки заводились с полуоборота и хватались за ножи. Властями принимались меры борьбы с этим, получившим широкое распространение на флоте, явлением. Ричард Львиное сердце первым применил наказание за убийство. Если один матрос убивал другого, убийцу привязывали к жертве и в присутствии всей команды выбрасывали за борт.
   Вряд ли разумно проводить какие-то сравнения или параллели между матросами парусников XIX века и рыбаками. Как у тех, так и других были свои лишения, но представляется, что шансы рыбаков все же выглядели предпочтительнее. Несмотря на то, что рыбаки жили в носу и во время шторма их нещадно качало, на судах не было никаких проблем с питанием и питьевой водой. Не зафиксировано случаев цинги. На СРТ до полного комфорта, безусловно, было далеко: отсутствовал холодильник и говяжьи туши привязывали к вантам фок-мачты. Не было на СРТ телевизора, а голос московского диктора был редким гостем в жилых помещениях. Не было на СРТ женщин, тайно прихваченных с собой и святого отца для вливания успокоения в матросские души. Не было и бочонка с ромом. Это единственное, о чем приходилось сожалеть. На СРТ с выпивкой было туго -- не положено. Думается, что после продолжительной выборки не плохо бы было принять вовнутрь для "сугреву". Отсутствие спиртного компенсировали заменителем. Вначале была "Березовая вода", мягкий и бархатный вкус которой был бальзамом для натруженного рыбацкого сердца. Со временем какой-то каптенармус задался вопросом, анализируя отчеты плавбаз: "Почему в Атлантике употреблялось столько воды для бритья?" На всякий случай "Березовую воду" запретили -- береженого бог бережет. В число фаворитов вошли "Тройной" и одеколон "Эллада". В рейсе рыбацкие почки перегоняли через себя напитки разной степени крепости и ядовитости вплоть до зеленоватого экстрапротивного "Шипра" и духов "Пиковая дама". Я прошу своего читателя очень объективно отнестись к этой информации. Не следует понимать так, что рыбаки больше ничем не занимались, кроме распития одеколона. Подобная оценка тяжкого рыбацкого труда будет не объективной.
   Более века назад пьяные матросы горланили:
  
Вперед, парни, вперед!
Рвемся мы в Калифорнию,
Калифорния вся из золота!
  
   У парней на СРТ аппетиты были более скромные, они просто вышли за большими деньгами. Среди новичков были легковерные люди, которые надеялись после прихода получить мешок хрустящих сторублевок. Могу заверить читателя, что ни один рыбак не обогатился.
   В районе промысла порой сутки напролет, а бывало и дольше, рыбаки выбирали сети. Случалось, что даже самые сильные и здоровые мужики не выдерживали этой адской работы, выматывающей все силы. Тогда обрезались и выходили на вожак, но рыбу с палубы убирали всю до единого хвоста, майнали бочки в трюм, после чего скатывали палубу заборной водой и только тогда шли отдыхать.
   Откуда же рыбаки брали силы? Известно, что физические силы восстанавливает отдых, а моральные...
   Голь на выдумку богата. От психологической усталости лучшим средством являлся здоровый рыбацкий смех, от котороro иногда корма начинала вибрировать, того и гляди, отдалится. Ведь трактаты о пользе смеха написаны две тысячи лет назад. Общеизвестно, что издавна моряки любили безобидные розыгрыши, интересные рассказы и невероятные приключения. Интересно, что ни в одной кают-компании, ни в одной столовой команды, ни в одном матросском кубрике никогда не рассказывали анекдотов, а только правду и только правду. Чаще всего, особенно в конце продолжительного рейса, говорили о женщинах и не всегда лестно. Рассказывали смакуя, грязно и пошло. Подобные рассказы очень нравились холостякам, которые с наслаждением наблюдали, как дергались женатики, будто им яйца в слесарные тиски зажали. В салоне рассказано много интересных историй, например, о Екатерине Великой и Мата Хари, как о женщинах с неуёмным сексуальным аппетитом, об их слабостях и любовных утехах. Многое слышали стены салонов того, чего, возможно, императрица сама о себе не знала.
   На вечерних посиделках иногда устраивались конференции, семинары и дискуссии на тему женской неверности и обсуждался вопрос "Почему жена профессора изменяет ему со слесарем?" Это, отнюдь, не исключало других тем. Каждый был волен говорить, что знал и что хотел. У всех равные права без привилегий и ограничений. Но больше всего в продолжительных рейсах рыбаки говорили о доме, о семье, о девушках. Эта тема извечна. Воспоминание о доме вызывало непреодолимую грусть по родным и близким.
   Прав был французский писатель и летчик Антуан де Сент-Экзюпери, когда писал: "Самая великая роскошь в нашей жизни -- роскошь общения".
   Оторванные от всего земного, небритые и порой немытые, окруженные водой, подстерегаемые штормами и туманами, ограниченные площадью палубы и небольшого салона, мужики черпали силы и снимали стресс в общении.
   На судне 27 совершенно разных человеческих организмов, но никто не мог противопоставить себя большинству, некоторым приходилось поступиться принципами и собственной гордыней во имя дружного и доброжелательного общения...
   Сейчас ученые пришли к выводу, что "значительная продолжительность плавания приводит к выраженному утомлению и нервно -- психическому истощению плавсостава". Тогда все была проще. Рейсы по 110 и 135 суток, позднее придумали 110 + 110 (спаренный). В то время на судне было шесть заезженных до невозможности старых фильмов. Объективности ради нужно отметить, что со временем голод на кинофильмы прошел. В море появились многочисленные узкопленочные копии отечественных фильмов: "Дело N 306", "Дело пестрых", "Дело Румянцева", "Карнавальная ночь", "Свадьба в Малиновке", "Три плюс два" и многих других.
   В судовой передвижной библиотеке было около 250 книг. Вместе с такими яркими представителями соцреализма, как "Мать", "Чапаев", "Как закалялась сталь" и "Молодая гвардия" были сочинения русских и иностранных классиков. Но с книгой в руках рыбака можно было видеть редко. Кинофильму и книге рыбак предпочитал захватывающий рассказ, веселую байку и здоровый смех.
   На мостик поднялся третий. Это его первая промысловая вахта. Чиф рассказал ему все, на что он должен обратить внимание, после чего, пожелав спокойной вахты, покинул мостик.
   Оставшись один, третий периодически включал прожектор, рассматривая мирно болтающиеся на воде "яйца", как челнок сновал с крыла на крыло, опасаясь увидеть буи чужого порядка у борта, но все было спокойно и первая вахта не вызывала никаких отрицательных эмоций у начинающего третьего. Он смотрел в открытое лобовое окно рубки и вспоминал свое далекое военное детство -- такое же далекое от моря, как небо от земли. Сколько себя помнил, он всегда хотел стать моряком!
   Босоногим мальчишкой услышал он старинную матросскую песню:
  
Тельняшка грудь мою сдавила,
Шинель на плечи мне легла.
Фуражка с лентой и кокардой
Мою свободу отняла.
  
   До боли в костях и жжения в глазах тянуло его море. Он рочел все книжки про моряков из сельской библиотеки. Он мечтал о дальних, трудных морских походах и удивительных приключениях. Еще в детском возрасте был определен жизненный путь. Он дал себе слово: "Дерзай! В морях твои дороги!"
   Эти дороги лежали в морях и океанах, они манили сопливого мальчишку своей неизвестностью и романтикой.
   Очень трудным и тернистым был его путь к морю, но он не свернул с этого пути и добился исполнения своей детской мечты, окончил мореходное училище и стал штурманом. Третий улыбнулся, вспомнив, как за 6666 километров приехал "становиться моряком" с огромным деревянным чемоданом, в котором одиноко ютился кусок соленого свиного сала, а на чемодане угрожающе висел огромный амбарный замок.
   А в салоне тем временем события развивались следующим образом.
   После ужина мужики остались в салоне. По доброй рыбацкой традиции в каждом салоне был ведущий, который руководил вечерними посиделками и поддерживал порядок, что-то вроде председателя профсоюзного собрания. Как-то само собой произошло, что у дирижерского пульта судового собрания оказался Корнеич. Когда мужики успокоились, Корнеич, пользуясь положением старшего, обратился к присутствующим:
   -- Прежде, чем вы начнете обивать свои языки об оставшиеся во рту зубы, нам, значить, надо решить два очень важных вопроса: окрестить пса и перевести сына Альмины из одной веры в другую.
   Первый вопрос решился быстро. Никто не оспорил того факта, что боцман посвящал воспитанию пса много времени и вкладывал в это дело всю душу. Кроме того, пёс очень был привязан к нему. Решили назвать пса Боцманом.
   Мужики были согласны со вторым предложением Корнеича, но никто из них не знал о том, можно ли из одной веры переходить в другую? Ведь все они были безбожниками самой высокой пробы, вспоминающими Господа Бога только при выборке сетей.
   По морскому законодательству о каждом случае рождения на судне ребенка или смерти капитан обязан составить акт в присутствии двух свидетелей, а если на судне имеется врач или фельдшер, то и в его присутствии. Он также обязан сделать запись в судовом журнале об этом происшествии. В обязанности капитана входит также удостоверить составленное на судне завещание, а о проведении крещения ничего не сказано, поскольку крещение -- обряд религиозный, а религия отделена от государства. Поэтому искать в судовом журнале СРТ, хранящемся в архиве, запись о том, что такого-то числа такого-то года в 20.27 в Норвежском море на Лофотенской банке матрос 1 класса Корнеич в салоне в присутствии матросов по прозвищу Ченч и Пупок, а также судового боцмана, Рыбкина и дрифа окрестил судового рыжего пса и перекрестил белокурого сааремааского парня -- затея бесполезная, такой записи нет. Но находчивый Корнеич решил вопрос просто.
   -- Мужики! -- сказал он, -- посколь у нас на судне, значить, резервуара, куда его можно окунуть, нет -- принимаем, значить, решение называть его Альминович, а в миру он будет сын Альмины.
   Все мужики согласились, а сам вновь окрещенный коротко прокомментировал:
   -- Один куй, как мне будете свать!
   На этом процедурные вопросы повестки дня были исчерпаны.
   Пупкину было известно, что на всех собраниях последним пунктом повестки было "разное", но никак не мог предположить, что во время первых судовых посиделок вопрос коснется и его персоны.
   Переведя дыхание, Корнеич посмотрел на Пупкина и на -- Вот, смотрю, значить, на тебя, Пупок, и зависть мене береть... Не успел, значить, "шмоньку" закончить, а уж почет и уважение. Сам Павел Иванович его ждёть и направление на пароход выписываить. Благодать! У него, значить, койка, чистое белье, жратвы до отвала, какие ни есть деньги. А что имели мы? Мне, значить, страшно вспомнить, как я начинал. Судов еще не было, денег нет, жрать нечего. Скитались по общежитиям и стройкам, как бродячие собаки. Спали в клоповниках, утром встанешь -- одежда вся в крови, как будто, значить, ночью смертоубийство совершил. У "бичей" даже свой гимн есть:
  
Голодный бич страшнее волка,
А сытый бич смирней овцы.
И в кадрах, не добившись толка,
Голодный бич отдал концы.
  
   -- Корнеич, -- вступил в разговор Виктор, -- тебе-то грех на судьбу жаловаться. Не жизнь -- малина! Жил среди вербованных женщин, как кот у сметаны.
   -- Энто уж точно, я их конопатил, а они мене, значить, кормили.
   Улыбнувшись, Корнеич ушел приятными воспоминаниями в калининградский период жизни, а Пупкину сказал:
   -- Давай, салага, травани чё-нибудь!
   -- Я не умею травить, -- признался Пупкин.
   -- Бубкин, у тебе паба ест? -- спросил перекрещенный Альминович.
   -- Ну, есть...
   -- Ковори про свой паба.
   -- Что о ней говорить?
   -- Как ты ему телал?
   -- Ничего я ей не делал...
   -- Тода травани чё-нибудь интересное, -- выручил Пупкина Корнеич.
   -- Это другое дело, а то подавай ему подробности, вобла сушеная. Я расскажу случай, который произошел в нашей деревне. Благодаря ему нашу деревню на всю страну прославили. Этому случаю даже центральные газеты внимание уделили. А было дело так. Пришел однажды дед домой выпивши и говорит бабке:
   -- Налей ещё!
   -- Не дам, супостат проклятый! -- встала на дыбы бабка.
   -- Не дашь?
   -- Нет, анчихрист! Когда ты только свою глотку зальешь?
   -- Не дашь -- жизни себя порешу! -- пригрозил дед.
   -- Давай, скатертью дорога, надоел, старый хрыч!
   Старик вышел, изготовил себе из веревки что-то наподобие беседочного узла подмышки, а другую веревку на шею одел. Привязал их к огромному металлическому штырю в потолочной балке и повис.
   Старуха, войдя в амбар, увидела висячего старика и запричитала:
   -- Соколик ты мой ясный! На кого ты меня оставил? -- и побежала звать на помощь.
   Первой прибежала бабка-соседка. Увидев, что старик висит в петле, она сняла крышку с кадушки с салом и выбрала самый большой кусок. Старик заметил: "Положь сало!" Бабка испугалась и бежать, но споткнувшись о порог, сломала в двух местах правую ногу.
   Прибежал сельский детектив, молоденький лейтенант милиции и начал резать веревку, на которой висел старик.
   -- Не ту режешь! -- изрек "повешанный". Милиционер отпрянул, наткнулся на бочку с салом и сломал два ребра с левого бока.
   Общими усилиями старика из петли вынули и состоялся суд, который приговорил его за мелкое хулиганство на 15 суток.
   -- Молодец, Пупок, для начала совсем неплохо! -- похвалил Корнеич. -- До того, значить, как пойти мне от Калининграда в Атлантику, был я матросом на пожарно-дегазационном катере "Набат" порто-флота Калининградского рыбного порта, -- продолжал Корнеич. -- Старпом у нас был бывший музыкант, в оркестре на трубе играл, в морском деле, значить, натурально ни хрена не смыслил. Однажды, надравшись, как скот, врубаить все три двигателя и мы летим, значить, по Калининградскому каналу на 23, нет, на 24 узла.
   -- По каналу? -- перебил его кто-то из слушателей.
   -- На 24 узла? -- переспросил другой.
   Но Корнеич не ответил на эти вопросы и продолжал:
   -- ... и вдруг, он командуить: "Поворот ни 270R!"
   -- Как на 270R? -- хором спросили матросы.
   -- Чё вы мене спрашиваете? Спросите у старпома, -- oгрызнулся рассказчик, продолжая, -- выскакиваем мы, значить, из канала и прямо на патронный завод, его еще немцы строили. Думаю: не увижу больше свою, значить, деревню и жену свою, звиздец мне, натурально, наступаить. С огромным трудом отвернули мы от патронного завода и, значить, снова, натурально, в канал угодили, а корма как задрожить... Говорю старпому: "Что-то корма дюже дрожить!" Посмотрел он на мене отсутствующим взглядом водянистых глаз и говорить: "А ты что хотел? Ведь у нас вместо винтов одни култышки остались!"
   -- Через три дня приходит, значить, капитан и говорить: "Давай за продуктами! " и переводить ручку телеграфа на "Ход вперед". Дали ход -- корма как задрожать... У капитана от вибрации изо рта искусственная челюсть вывалилась и упала за борт. Начал он мене дюже пытать, ну я и рассказал, как мы со старпомом атаковали патронный завод, который еще немцы строили...
   С видом тореадора, выигравшего бой, Корнеич посмотрел на мужиков, а в салоне установилась гробовая тишина...
   Виктор, выдержав тяжелый взгляд Корнеича, начал свой рассказ:
   -- Служил я на минном тральщике, стояли в ремонте на седьмом заводе в Таллине. Вышли из ремонта, дали ход. На Таллинском рейде в корме что-то страшно загрохотало и раздался скрежет металла. Я стоял на руле. Пришли в район Осмуссаара. В то время действовал приказ, в соответствии с которым после каждого ремонта нужно было определять маневренные элементы корабля. Командир решил приступить к исполнению приказа и перевел ручку телеграфа на "Стоп", а корабль продолжал идти вперед. Батя у нас был мужик боевой. В мирное время провел сотни боевых тралений, подрывался на минах и полностью лишился волос. Это был человек стальной воли и железной выдержки, награжденный в мирное время орденом Боевого Красного Знамени. Посмотрев за борт, командир перевел ручку телеграфа на "Ход назад", а корабль шел вперед. Я видел, как шапка на голове командира начала подниматься вверх. Теряя самообладание, командир в бешенстве завопил: "Отдать оба якоря!" Боцман молниеносно исполнил приказ и плюхнул в воду сразу два якоря, но корабль шел вперед! Вытравив цепи до самых жвака-галсов, корабль нехотя остановился. Командир, утирая холодный пот с побледневшего лица и уходя в состояние легкого обморока, прошептал: "Спустить водолаза! "... Снарядили легкого водолаза, спустили под корпус. Через некоторое время подняли, у него лицо перекошено от страха, а глаза, как звезда Давида. С трудом разжав сведенные от страха челюсти, водолаз, заикаясь доложил: "Т-т-товарищ к-командир! У нас в-винта н-н-нет...
   -- Как винта нет? -- не поняли мужики.
   -- А так! Нет винта... Его потом водолазы нашли вместе с валопроводом на таллинском рейде. Большое флотское начальство назначило тогда для расследования причин комиссию, которая установила, что пьяные слесари-ремонтники не закрепили крепежные болты валопровода, а "наживили" только одну гайку, которую сорвало, когда дали ход, а у командира на голове волосы выросли, причем, значительно гуще, чем были до облысения.
   Среди мужиков раздались голоса одобрения и теперь Виктор смотрел с видом победителя. У Корнеича заклинило речь, он не мог вымолвить и слова, а про себя подумал: "Вот салага, дает! Эдак он мене перебрешет!"
   Собрав всю волю и несколько отойдя после полученного от Виктора нокдауна, Корнеич продолжил дуэль:
   -- Шли мы, значить, на промысел. Старпом на вахте, я на руле. Старпом сказал: "Держи по курсу!", а сам нырнул вниз. Я держал, значить, по курсу и вдруг...! -- гроза средь ясного неба: трах! бах! С полного хода врезались мы, значить, в Фарерские острова и вошли в них, как палец в задницу, по самый шпиль! Старпом прибежал на мостик, глаза красные, как у колхозного быка. Я ему доложил: "Товарищ старший помощник капитана, курс закончился!"
   Ребята наши спали в кубрике, но все они родились в холщовых кальсонах и их всех, значить, через носовой кап от удара выбросило и уложило на палубе рядовой укладкой, как сельдь в банке. Я промеж их опосля оказался, мне лететь дольше, да надо было чину обстановку доложить.
   -- Когда же ты на палубе оказался? -- полюбопытствовал Пупкин.
   -- Как все свои обязанности в рубке исполнил, -- спокойно ответил Корнеич.
   -- Опосля удара? -- продолжал допытываться Пупкин.
   -- Опосля...
   -- От чего же ты летал? -- не унимался Пупкин.
   -- По собственной инициативе, не мог же я, значить, отрываться от коллектива в экстремальной ситуации.
   -- Не может того быть! -- сомневался Пупкин.
   -- Как не может? Ты что, не веришь мне? -- возмутился Корнеич.
   -- Верю, но...
   -- Тогда смотри. Видишь шрам на лбу? Энто память о том, как я лбом разбил лобовое стекло рубки. А сели мы тогда основательно. Судовой корпус пошел в скалу, как нож в масло и застрял, как топор в суковатой чурке. Подергались мы, значить, подергались, да куда там! Что наши 300 лошадиных сил могли противопоставить цельному острову? Подошел, значить, к нам спасатель "Стремительный", у него машина МАН в 1250 лошадей и винт, значить, реверсивного шага. Потянул-потянул и тоже ничего! Спасательных буксиров больше не было, а звать, значить, англичан очень накладно. Им, эксплуататорам долбаным, надо платить в стервингах, валюта у них, значить, такая. Куковали мы тогда долго, пока, значить, буксиры "Рамбинас" и "Стерегущий" из новостроя из Финляндии не подошли. И решили они, значить, наш СРТ вытаскивать в строгом соответствии с рекомендациями хорошей морской практики. А где она, практика? За шесть тысяч лет мореплавания подобного случая, значить, не было. В морской практике известна буксировка и все ее, значить, расчеты. Их академик Крылов произвел в 1924 году. Очень культурный человек был. Кажный раз, как, значить, в транвай войтить, калоши сымал. Из практики снятия судов с мели известны сопротивление, коэффициент трения и давления корпуса судна о грунт. А какое тут, значить, давление и сопротивление -- одному Богу ведомо. Приступили они, значить, к операции, вроде мы на мели сидим. Завели, значить, концы и обвешали нашу корму, как телеграфный столб проводами и начали тянуть, но результатов не получили. И тогда, посоветовавшись, капитаны решили тянуть СРТ, как зуб, в раскачку. По звуковому сигналу один тянул вправо, затем другой -- влево. А потом все вместе назад. Корпус судна издал жалобный комариный писк и нос судна остался, значить, в острове, как голова клеща в заднице. Оторвало нам нос по самый шпиль и оказался, значить, наш дракон в один момент безработным, поскольку лишился всех своих причиндалов. В скале остались брашпиль и оба якоря вместе с цепями. Наш корпус представлял ужасное зрелище и походил, значить, на сифилитика последней стадии с провалившимся носом. Наварили нам тогда, значить, на пробоину листы и приступили мы к промыслу, а среди флота прозвали наш СРТ "Обрезанный". Гремели мы, значить, на всю Северную Атлантику. Идем, бывало, а нас все привечають, дорогу, значить, уступають. Найдуть показания, зовуть выметать. База постоянно для нас свободный борт держала. Другие по две -- три недели, значить, фильму "Человек с ружьем" вверх ногами крутили, а мы у базы, значить, кадушки катали. Про нас иностранцы хорошо знали, кажный день, значить, их самолеты совершали облеты, чтоб зафотографировать наш СРТ. Когда мы возвращались, значить, в порт, на эскадре НАТЫ объявили тревогу, нам, значить, хотели даже организовать "салют нациев". Но ихи снабженцы, значить, промашку допустили и снаряды не завезли.
   Мужики с недоверием смотрели на Корнеича.
   -- Корнеич, -- заикнулся было Виктор.
   -- Что Корнеич? -- спросил рассказчик, -- Не веришь что ли? Про энтот случай весь флот, почитай, знаить. Хватить травить, завтра сети брать!
   На судне верующих не было, но все рыбаки по-своему суеверны. Если первый дрейф принес пустыря -- это очень плохая примета. Поэтому у всех, начиная от капитана и кончая юнгой, только одна мысль. что даст первый дрейф? Настоящую рыбу или пустыря?
   А матрос второго класса Иван Пупкин, лежа в своей неудобной койке, расположенной под судовым шпилем, мыслями своими был за три с половиной тысячи километров от Лофотенской банки, в родной деревне.
   Корнеич, понимая состояние рыбаков, впервые вышедших в Северную Атлантику, успокаивал их: "Вы, энто самое, значит, успокойтесь и спите. В четыре часа вставать и топтаться, значить, на палубе до конца выборки, а не языком болтать, дело тяжелое. Еще и в первый раз".
   Второй помощник и второй механик вахту стояли вместе. Во время спокойной вахты они могли переговорить на мостике, куда поднимался второй механик. Их также волновал вопрос утренней выборки. Они не увидят начала выборки, поскольку, погоняв чаи после вахты, будут отдыхать. Но опытные рыбаки -- они телом сквозь сон почувствуют рыбу: если сети будут брать ходом, значит, пустырь. А если толчками -- значит, хорошая рыба.
   Утром старпом поднял мужиков. Наспех попив чаю, они покурили, переоделись и вышли на палубу.
   Дриф распределил всех по местам и мужики замерли в ожидании команды "Пошел вожак!". И вот, долгожданная команда. Нудно загудел шпиль, начала свой бешеный танец сететряска и на рол пошла долгожданная сетка.
   Трудно описать чувства, которые переживал рыбак при виде сеток, идущих на рол. Это нужно испытать на собственной шкуре, от кончиков ногтей, до корней волос. Особенно приятно наблюдать за белым жваком, идущим на рол с крыла мостика. Даже теперь приятно об этом вспомнить!
   Однако Норвежское море обмануло надежды рыбаков, которые ходом выбирали "генеральского" пустыря. В сетях сиротливо висели одиночные особи норвежской стаи. Рыбкин "размочил руку", засолив из порядка полторы бочки. Обычно рыбаки в случае неудач искали виновника, у которого на заднице рыжий волос. До этого дело не дошло, но мужики чувствовали себя отвратительно.
   На вахте второго снова начали поиск, эхолот снова давал хорошие показания, самописец изображал показания широкой площади. Очень заманчивыми казались эти записи и капитан принял решение вновь выметать на них сети, а сам, каким-то шестым чувством, не питал к ним особого доверия.
   Утром, выйдя на палубу, мужики увидели ровный ряд мирно болтающихся на воде буев, что означало -- рыбы нет. Молча начали выборку и опять ходом выбрали сети. Рыбкин насолил две тонны. Разве это рыба? Но другие суда флотилии тоже взяли не более двух тонн. Капитан переживал неудачу, связывался с другими судами. Капитаны судов, у которых были особо плохие результаты по уловам, подтверждали, что метали на отличные показания. Прослушав совет мурманчан, которые стабильно брали по 10 тонн и не зарились на эти показания, капитан понял причину. Рассеянную по морю сельдь эхолот показывал, как большое скопление, а фактически ее было мало. Нужно было искать маленькие, но плотные косяки. В рыбной ловле, как в любом деле, нужна сноровка. Сельдь держалась на глубине, а в определенное время суток поднималась вверх, совершая вертикальную миграцию за калянусом (микроорганизмы, которыми питается рыба). Поэтому нужно было точно рассчитать, чтобы попасть на косяк. Для этого нужно знать время подъема, течение, направление ветра и ветровой дрейф. У каждого капитана-промысловика свои секреты. Один известный капитан метал на градиент температуры воды, а другой, не менее известный, метал на "... твою мать".
   На вахте второго снова начали поиск. Теперь капитан искал плотное скопление сельди. Самописец изображал на бумаге жирные штрихи. Капитан сказал старпому и дрифу:
   -- Это то, что надо. Сыпем! -- и объявил "аврал".
   Судно вышло на порядок, капитан включил эхолот, ещё раз посмотрел записи, выключил эхолот и молча покинул мостик. Спустившись в каюту, он долго ломал голову. Калянус..., о нем много говорили на капитанских советах, на палубах и в матросских кубриках. Калянус -- союзник и верный помощник рыбака.
   И вспомнил капитан случай, когда в бытность свою вторым, решил разыграть старпома. Старпом в свое время окончил военно-морскую академию с золотой медалью, но про калянус ему там не говорили. Он поднялся на мостик:
   -- Доброе утро!
   -- Доброе утро!
   -- Как обстановка?
   -- Обстановка нормальная.
   -- Что по вахте?
   -- По вахте ничего. Ничего... А, чуть не забыл! Капитан приказал определить калянус...
   На волевом лице чифа не дрогнул ни один мускул, он делал хорошую мину при плохой игре. Ему приходилось выворачиваться перед пацаном в два раза моложе себя.
   -- А... Ясно! А как бы это побыстрее? Давно было...,-- спросил чиф.
   -- Проще простого, -- ответил второй, сдерживая приступ смеха. -- Возьмите ведро, поставьте в рубке. Сверху повяжите марлей. Возьмите пожарное ведро, зачерпните из-за борта воду и выливайте в ведро, если на марле будут блестки, значит, есть калянус.
   Второй кубарем скатился с мостика, довольно потирая руки, торопясь рассказать об эксперименте второму механику. Выждав некоторое время, старпом спустился вниз, взял на камбузе ведро, зашел к себе в каюту, отрезал кусок марли из медицинских запасов, поднялся на мостик, поставил ведро, повязал марлю, открыл дверь рубки, зачерпнул из-за борта ведро воды и через марлю вылил воду в камбузное ведро. Начался величайший научный эксперимент по процеживанию воды Атлантического океана, за которым старпома застал капитан:
   -- Что Вы делаете?
   -- Оптимальным вариантом определяю калянус.
   -- Кто Вам приказал?
   -- Ваш приказ передал на вахте второй...
   -- А, хорошо. Идите поднимайте людей, начнем брать сети.
   Истории неизвестно, сколько заборной воды успел переносить тогда старпом.
   А пока рыбалка явно не складывалась и нужно было что-то делать. Над тем, что делать ломал свою голову капитан в каюте, а в это время в салоне шел нелицеприятный разговор, который, к удивлению видевших виды Корнеича и Ченча, начал Пупкин:
   -- КЭП не умеет ловить, надо собирать профсоюзное собрание.
   Корнеич буквально подскочил, словно сел голой задницей на раскаленную плиту:
   -- Ты что, салага, охерел? Не успел вылупиться, а уже чирикать! Ты чей-то, паря, дюжа разговноершился? Не торопись митинговать. Ты ещё, натурально, плакать будешь и справлять малую нужду прямо в рыбу на палубе. Поймаить тебе КЭП столько рыбы, что ты хошь и неверующий, а на коленях, значить, Господа Бога просить будешь: "Подуй, родной, дай выходной!" Когда я от Калининграда ходил, наш КЭП хреново ловил. Так мы ему прямо на палубе, на самом рабочем месте митинг протесту организовали и вотум недоверия объявили.
   И хотя все сидящие в салоне понимали, что, если бы он организовал "митинг протесту", его могила давно была бы обозначена столбиком с номером на кладбище 35-й зоны Пермской колонии политзаключенных, слушали внимательно.
   -- Запустили тогда двигатель, часа три скакали по волнам, как молодой мустанг по прерии, лихо развернулись на волне и высыпали мы, значить, сети, -- продолжал Корнеич, уже немного успокоившись. -- Как-то нехотя вывирали соль, залили бочкотару и с тяжелым чувством ушли отдыхать. Поднял нас утром старпом, сам как-то ехидно улыбался и попросил поплотнее позавтракать. Я тогда говорю: "С утра не естся, вот потянем очередного пустыря, тогда и порезвимся", на что старпом, улыбнувшись, молча вышел из салона. Ой, и отоспался на нас тогда КЭП, на всех оптом и на каждом в розницу! Все расписал, как по нотам, как в рыбацком гимне. Не слышали небось, салаги?
  
Я в море вышел, охерел:
Три дня не спал, не срал, не ел.
В порядке сеток до хера-
На рол поставили меня...
  
   -- Погоняли мы чаи, оделись и вышли на палубу, а буев нет, -продолжал рассказ Корнеич.
   -- Как нет? -- спросил Пупкин.
   -- Они есть, но их нет..., -- пояснил Корнеич.
   -- Такого не бывает, -- возразил снова Пупкин.
   -- Очень даже бывает. Обычно выходим, а они, натурально, лежать себе, отдыхають на воде, родимые. А здесь пришли, буев, как таковых, нет. Кончики из воды торчать, как у деревенских девок грудки...
   -- Что? -- переспросил кто-то.
   -- Грудки... Так вот, торчать они, значить, как у деревенских девок грудки. Все приготовились... И вдруг: "Пошел вожак!" Выбрали "яйца" и вот, идеть первая сетка... Тебе бы на нее, натурально, посмотреть, у меня это до сих пор стоит перед глазами: на рол шел сплошной белый жвак. Сететряски тогда еще не было, а я стоял на верхней подборе. Выбрали мы, значить, семь. сеток, забили палубу, обрезались и вышли на вожак. Перекурили, сходили по малой нужде, убрали рыбу с палубы, а с мостика опять: "Пошел вожак!" Я было замолвился засчет обеду, КЭП мне персонально, значить: "А ты у меня теперь пообедаешь, когда всю рыбу из порядка вытрясешь, смайнаешь в трюма и палубу скатишь!" Понял я, что обиделся КЭП на меня дюжа за митинг протесту. Но КЭП ошибся. Не выбрали мы тогда порядок. Брали трое суток...
   -- Как трое суток?
   -- Вот так! Брали и трясли, -- Корнеич движением рук показал, как трясли. От бессилия мужики начали падать на палубу лицом в рыбу. Дриф подскакивал к упавшему: "Вставай, падло! Симулянт херов! Пидор вонючий". Но призывы дрифа уже не помогали, люди засыпали. Ты знаешь, как энто происходить? Такое ощущение, будто палуба вращается вокруг тебя, сначала медленно, потом все быстрей и быстрей, пока не уйдеть из-под ног и ты упадешь. Обрезались мы тогда. Последние сети начали, натурально, тонуть, рыба уснула в сетях. Капитан зоветь на помощь. Подошел СРТ с другого конца и выбрал наши пятнадцать сеток, а мы со страшным перегрузом ушли к базе. Пошел я будить друга на руль, а он лежать на спине и руками трясеть. У мене у самого дрожать руки по ночам, натурально, трясуться, но я их тогда под голову закладываю, чтобы не тряслись. Вот, так вот, паря, а ты -- сразу митинговать. Я с тех пор больше не митингую, -- подытожил свой рассказ Корнеич.
   Не могли себе представить молодые матросы, откуда эти простые люди брали духовные и физические силы, чтобы выбирать сети больше трех суток подряд?
   -- Да мы готовы, но капитан не ловит, -- пытался оправдаться Пупкин.
   -- Поймаить тебе рыбу КЭП, поймаить. Неужели ты думаешь, что КЭП меньше тебя за рыбу переживаить? -- успокоил его Корнеич.
   Утром старпом поднял мужиков. За чаем ершистый Славка съязвил:
   -- Снова потянем пустыря...
   -- Не бреши, типун тебе на язык, -- резво оборвал его Корнеич.
   Тему никто не поддержал, мужики молча вышли на палубу и заняли места. Первая сетка принесла килограммов 50, но рыбаки знали, что она "рыскает" вместе с судном и обычно в ней рыбы меньше. Все новички с радостными лицами смотрели на сети с сельдью, а Корнеич и Ченч улыбались. Рыбкин крутил руками, обваливая в соли рыбу, как заправский цирковой фокусник.
   Третий первый раз в своей жизни выбирал сети. Правда, старпом, сменившись с вахты, остался на мостике. Он в любую минуту готов был придти на помощь третьему.
   В торговой мореходке, где учился третий помощник, промысловое дело не изучали и теперь он осваивал его с помощью старпома, который в свое время прошел "рыбацкие университеты" у известного капитана Ю. А. Камренко.
   Выборка сетей -- большое искусство. Судно нужно постоянно держать строго против ветра. И стоило только начинающему третьему помощнику "завалить", уйти под ветер, как с палубы раздавалось: "Куда ты, на хер правишь, мудак?"
   Выборка сетей -- трудоемкий процесс не только для палубной команды, но и помощника капитана, выбирающего сети, и механика в машине на реверсах. Особенно тяжела выборка в свежую погоду. Обычно, сбросив с себя штурманский полушубок, а иногда и рубашку, штурман, как заведенный, метался в майке с крыла на мостик, от рулевого колеса к телеграфу, обливаясь потом. Всюду нужно было поспеть: посмотреть за борт на сети, поспеть вовремя перевести телеграф на "стоп" или дать ход, посмотреть на флюгер и переложить руль, чтобы не завалить и не получить с палубы порцию отборного мата. Порой и пятки потели, поэтому штурмана изобрели облегченную модель обуви, обрезав задники ботинок для подачи свежего воздуха на пятки.
   Рыбкин засолил десять тонн. Мужики смайнали рыбу, скатили палубу и пошли обедать. В салоне было тихо, а Пупкин лихо орудовал алюминиевой ложкой в железной миске. Вероятно, его мучили угрызения совести.
   СРТ выметал сети. После ужина Корнеич распорядился:
   -- Всем спать, неча языки обивать. Завтра, значить, будет богатая рыба.
   -- А ты откуда знаешь? -- спросил Славка.
   -- От верблюда. У меня своя рыбацкая примета.
   -- Какая? -- спросил Пупкин.
   -- Когда левое яйцо чешется, энто к рыбе.
   -- А когда правое? -- поинтересовался кто-то.
   -- Тогда к ветру, -- улыбнулся Корнеич.
   Третий сквозь сон слышал, как начали выборку, но проснулся от зловещей тишины. Первая мысль, которая промелькнула в голове: намотка! Намотка при выборке сетей -- явление весьма редкое, но чем черт не шутит? Больше лежать в койке он не мог. Одевшись, поднялся на мостик, где увидел улыбающихся капитана и старпома. Увидев третьего, КЭП сказал:
   -- Ты на вахту не поднимайся, мы тут с чифом управимся. Иди помоги мужикам на палубе.
   Выглянув в окно, третий все понял: СРТ обрезался и дрейфовал на порядке, а вся палуба от борта до борта была завалена крупной норвежской сельдью. Третий переоделся и вышел на палубу. Теперь настал черед показывать свой класс и творить чудеса трудового героизма Рыбкину, руки которого заменяли технологическое оборудование СРТ, от скорости движения рук Рыбкина зависел ход выборки. У него единственная задача -- обвалять в соли каждую особь и всю пойманную рыбу вместе. Его дело только солить. Ему подкатят и разбондарят бочку с солью, подадут рыбу на стол -- только соли: чем быстрее, тем лучше. Интересно наблюдать за руками Рыбкина с мостика. Единственно, что мог позволить себе Рыбкин -- смахнуть с лица обильный пот проолифленным нарукавником.
   Когда в очередной раз обрезались, из машины выскочил одуревший от реверсов "дед", подставив потное лицо ветру. Мужики закурили и только Рыбкин не мог позволить себе такой роскоши. Кто-то из мужиков вставил Рыбкину в рот горящую сигарету, которую он жадно выкурил буквально в несколько затяжек, не прекращая засолки. Смахнув пот с лица и поправив на голове шапку, Рыбкин солил, солил и солил до последнего хвоста. Засолив всю рыбу, он снял шапку, голова запарила, как кратер вулкана, стянул с рук перчатки, вытер лицо и закурил. Теперь он курил медленно, с наслаждением. Рыбкин мог отдыхать, пока мужики майнали бочки в трюм. Он сходил на камбуз, попил водички, еще раз закурил, натянул перчатки и приготовился снова солить.
   По морской традиции ни один член палубной команды не оставлял своего рабочего места пока на палубе оставался хотя бы один рыбный хвост. После засолки мужики убирали рыбу в трюма, скатывали палубу и только после этого шли переодеваться и обедать. Но это при одном условии, если были силы...
   Продолжительная выборка сетей -- тяжелый и изнурительный труд, которого иногда не выдерживали физически крепкие люди, даже опытные, привыкшие к этому. Особенно тяжело было новичкам, которые падали в изнеможении на палубу. Прежде, чем упасть на палубу, у человека начинала кружиться голова и создавалось ощущение, что вокруг вращалась сама палуба, все быстрей и быстрей.
   Возможно, кто-то задастся вопросом: "Зачем добровольно подвергать себя подобному истязанию?"
   Но это объективная необходимость, о которой знает любой рыбак. Рыба, находящаяся в сетях, засыпала и теряла плавучесть, кроме того, во время дрейфа в сети еще могла попасть рыба и тогда сети могли встать на "панер" -- вертикально. В промысловой практике не было случая, чтобы рыбакам удалось выбрать из-за борта вертикально находящиеся сети. Каждому рыбаку известно это и потому они делали все, чтобы такого не произошло. В подобном случае оставалось только обрубить вожак и порядок уйдет на грунт. Гибель порядка огромные убытки и моральная травма для экипажа. Во избежание гибели порядка привязывали двойные буи для поддержания сетей на плаву и вся команда выбирала сети. Капитан на мостике, старший механик в машине и вся команда, включая радиста, на палубе. Подвахта -- великая сила.
   Ни один капитан не стал героем, орденоносцем, депутатом или большим Членом без подвахты. Да и ни один рейс не выполнен без нее. Это не значит, что на каждую выборку вызывалась подвахта, но когда шла рыба, ее нужно было брать. Когда шла рыба, у мужиков было хорошее настроение и только, насытившись рыбой по горло, некоторые начинали просить: "Дуй, родной, дай выходной!"
   Закончили выборку, после которой с палубы ушли штурмана и механики. Один из штурманов сменил на мостике капитана, а механик -- "деда" в машине.
   Третий забрался в койку и дрожащей рукой внес в самодельный рейсовый календарь, вставленный в рамку "Судовых тревог", цифру "324", что означало: дрейф дал 27 тонн. Прекрасный улов!
   При расчетах на промысле принимали 12 стодвадцатилитровых бочек с рыбой за одну тонну.
   В районе промысла проводились капитанские советы два раза в день. Утренний обычно совпадал со временем выборки сетей. На советах капитаны докладывали о действиях судна, количестве выметанных сетей, улове. На капитанских советах выделялся своим веселым нравом и юмором Юрий Алексеевич Камренко, которого на флоте звали Камро.
   -- Так, считаю себя в Норвежском море, -- обычно начинал он. -- Вчера начал щупать Зину, но она не дала, перебежал к Марине -- обещала, лег на нее, а кончаю на Людмиле...
   В действительности это означало, что начал поиск в промысловом квадрате с литером "3", не найдя показаний, перешел в квадрат "М". Найдя показания, выметал сети, а заканчивает выборку в квадрат "Л", куда его снесло течением во время дрейфа.
   Это был рыбак божьей милостью, один из плеяды ярчайших рыбацких звезд Северной Атлантики. Однажды, выгрузившись у базы, СРТ под командованием Камро следовал в район промысла, явно опаздывая ко времени выметки, хотя механики выжимали из двигателя все, на что он был способен. Вызвав на мостик дрифа, КЭП сказал: "Будем метать!"
   -- На что? -- спросил дриф.
   -- На твою мать..., -- ответил капитан.
   Сыграли аврал и выметали сети. Утром начали брать и брали свыше полутора суток подряд. Засолив 65 тонн (полный груз), СРТ развернулся в район баз. Когда он начал просить "добро" на швартовку, его никто серьезно не воспринял, зная его шуточки. С большим боем он прорвался к борту базы под выгрузку.
   Эффективная эксплуатация промыслового флота невозможна без должного гидрометеорологического обеспечения, которое состоит из оперативного гидрометеобеспечения, вспомогательного извещения о действительных или прогнозируемых на будущее погодных условиях, и справочных данных, характеризующих гидрометеорологический режим в районе плавания. Так вот это самое прогнозирование на будущее погодных условий хромало иногда на все четыре ноги. Когда синоптики давали усиление ветра, он, как назло, утихал; когда давали ослабление, он усиливался. На изучение погоды и моря выделялись огромные средства, целая флотилия судов погоды, самолеты и спутники, а прогноз напоминал сборник одесских анекдотов. Это позволяло острословам утверждать, что "ураган, назначенный на 19 и 20 октября, не состоится". Некоторые радисты принимали прогноз иностранных станций.
   Опытные капитаны-промысловики каким-то шестым чувством, особым нюхом предчувствовали приближение шторма. К сожалению, иногда капитаны становились жертвой необьективного прогноза. Однажды мурманчане выметали сети, когда остальные суда работали "носом на волну". Третий слышал радиопереговоры двух мурманчан: на одном из них во время разворота на выметку волной смыло с палубы трех рыбаков. Больше всех по этому поводу сокрушался боцман: на всех были новые яловые сапоги. Такова цена рыбацкой жизни...
   Самое страшное остаться на сетях в передрейф во время шторма. В сложившейся ситуации необходимо либо значительно увеличить длину стального вожака, привязав буи с длинными поводцами, либо попытаться выбрать порядок.
   Дрифтерный лов утомляет своим однообразием, каждый день одно и то же: выборка, поиск, выметка, дрейф -- так день за днем, дрейф за дрейфом.
   СРТ после выметки сетей лежал на дрейфе. Салон пустовал -- мужики отсыпались. Утром старпом, выбирая сети, понял, что по такой рыбе они забьются и снимутся к базе.
   Выбран концевой буй, капитан скомандовал: "К базе!", перевел ручку телеграфа на "полный" и задал третьему, стоящему на руле, курс. Прогретый на выборке двигатель резво начал набирать обороты и вскоре ровно запыхтел, выбрасывая из трубы сноп разлетающихся на ветру искр.
   Рыбкин досаливал рыбу, мужики майнали бочки в трюм. За дрейф засолили 25 тонн, забив трюма бочками и закрыв их. Мужики перекатали 48 бочек в правый шкафут. Закончив уборку рыбы, окатили палубу и ушли переодеваться. После обеда одного из них вызовут одним коротким на руль.
   Плавно заваливаясь и черпая бортами воду, СРТ бежал в район баз, на вахте третий помощник капитана. Всматриваясь в кромешную тьму, от которой, казалось, можно глаз сломать, он представил, как по его широким плечам и спине, напоминающей взлетно-посадочную полосу полевого аэродрома, потекут упругие струйки вожделенной воды. Третий улыбнулся, вспомнив где-то слышанное "пусть моется тот, кому лень чесаться". О чудодейственной силе воды говорил еще отец медицины Гиппократ, а пастор Себастьян Кнейп написал книгу "Мое водолечение", в которой описал, как будучи студентом, заболел туберкулезом и, оказавшись на грани смерти, вылечился водными процедурами.
   Жизнь несправедлива к рыбакам. Как сапожник без сапог, так и рыбак без воды. Парадокс жизни: постоянно находясь в окружении воды, испытывать ее отсутствие. Ограниченный судовой запас пресной воды позволял использовать ее только для питья, приготовления пищи и умывания. Рыбак всегда испытывал дефицит пресной воды. Когда рыболовные сейнеры перегоняли Северным морским путем из Архангельска на Дальний Восток, экипажи принимали на себя социалистическое обязательства: "Не мыться пресной водой два месяца". На СРТ помывка только после базы. В целях экономии запасов воды опытные старпомы организовывали помывку членов экипажа, не занятых грузовыми операциями, еще во время стоянки у борта базы, чтобы увеличить запас воды. После швартовки к базе сразу начинали прием воды, механики "гоняли" котел, а свободные от работы мылись.
   Улыбка сошла с лица третьего, когда он вспомнил про носовой "гадюшник" со спертым смрадом рыбацкого пота, терпкого запаха немытых мужских тел и специфического запаха половых органов. Ученые утверждают, что первобытный человек, окажись он в современных условиях, погибнет. Интересно было бы провести научный эксперимент, через какое время погибнет баклан, если его поместить в носовой кубрик. А погибнет точно!
   Еще мальчишкой в глухой таежной поселке третий слышал частушку на эту тему:
  
Я ходила на базар
И купила соловья.
Посадила между ног,
Он нанюхался и сдох.
  
   Третий был коммуникабельным парнем, ко всем относился уважительно и ровно. Сам он вырос из самой матросской гущи. Еще до училища ощутил на губах соленый привкус обильного матросского пота на севере. Во время учебы плавал на учебной парусной бригантине, на Черном море на пассажирском судне и в Атлантике на плавбазе "Урал", вдоволь покатал бочек с солью и соленой рыбой. Ему нравилось выходить на палубу на подвахту. На флоте говорят: "Круглое катать -- плоское кантовать". Он делал все: подкатывал бочки с солью к "рыбоделу" (стол, на котором Рыбкин солил рыбу), откатывал и забондаривал бочки, укладывал их в трюм. Это нравилось ему делать в паре с огромным Ченчем, который буквально жонглировал стодвадцатилитровыми бочками, свыше сотни килограммов весом.
   Третьему где-то довелось читать характеристику, в которой было сказано, что матрос в работе робок, а в пьянке лют. Про Ченча можно было сказать, что он лют в работе.
   Третьему нравилось, когда на руле у него на вахте стояли Корнеич, Ченч или Виктор. И не только потому, что они были травильно-баечным костяком команды, а за то, что они были Матросами с большой буквы. В совершенстве владея искусством рулевого, Корнеич мог попутно "значить, травануть чё-нибудь", хотя на руле говорить запрещено. Мог и Ченч, но его для этого нужно было предварительно разогреть, как судовой двигатель.
   Виктор был очень исполнительным матросом. На руле стоял спокойно и внимательно, как его научили на минном тральщике. Его очень интересовало штурманское дело и он задавал много вопросов третьему по навигации, на которые тот охотно отвечал и советовал Виктору обязательно поступить учиться на заочное отделение мореходки.
   Всматриваясь в кромешную тьму, третий прикрыл глаза, переносясь в мыслях в далекий сибирский поселок. Ему вспомнилась колхозная плотина с лежащими в грязи свиньями, коровами, стоящими по колено в воде и люто размахивающими хвостами, разгоняя гнус; голозадые мальчишки, ныряющие в мутную теплую воду. Так же однажды, будучи семилетним мальчишкой, нырнул он и застрял головой между корнями огромного кедрового пня. Соседская девчонка на три года старше, вытащила тогда его за ноги. Будучи старше, на этой плотине он совершил свое первое плавание. Смастерив с мальчишками плот, он вышел в плавание, а плот развалился и он оказался в ледяной купели, после чего его стали называть моряком.
   На вахте второго пришли в район баз. Вахтенный помощник крупной сельдяной базы сообщил по радио, что на швартовку их вызовут. На сей раз СРТ крупно повезло, как любителю скачек, когда лошадь, на которую он сделал ставку, пришла первой.
   Был пик дрифтерного лова, баз не хватало. Десятки промысловых судов собирались в район баз и неделями бесцельно болтались в дрейфе в ожидании подхода. Вынужденное безделье -- страшнее пытки. Любители горизонтального положения наживали на давно не мытой спине и пятой точке опоры огромные пролежни, а любители травли набивали на языке кровоточащие язвы и не могли есть, ограничиваясь кружкой ежедневного рыбацкого компота.
   Спустя четыре часа база вызвала на связь: "СРТ швартуйтесь в район трюма N2". Почему-то принято считать, что это самое удобное место стоянки у базы. В промысловой обстановке суда швартовались к базе, стоящей на якоре, лежащей в дрейфе или имеющей ход. Швартовка в открытом море на ходу -- наиболее сложный и ответственный маневр, когда капитан должен учитывать влияние ветра и волнения моря на оба судна. В помощь капитанам разработаны, согласованы и утверждены положения, инструкции и наставления, но между теоретическим изложением основ маневрирования при швартовке и успешной практической швартовкой лежал период познания искусства швартовки и выработки личных качеств капитана.
   Судно мягко навалилось носом на висячий кранец, подан и закреплен носовой конец. С базы подали металлическую сетку, на которую встал Рыбкин. Обычно в рейсе на сетку становились второй помощник и Рыбкин. У них были разные цели: второму нужно было получить продукты и, в первую очередь, картофель и брикет "тройного", а Рыбкину -- сдать груз первым сортом. Но это был первый груз. СРТ недавно вышел из порта, и второй принял решение на базу не подниматься. Безусловно, это свое решение он согласовал с капитаном. Никто из команды, кроме Рыбкина, на базу не поднялся.
   Стоянка у борта базы, что ад кромешный, но это и луч света в темном однообразии темного промыслового царства.
   Рыбаки получали почту, кинофильмы. Иногда удавалось встретить однокашника или соплавателя и переброситься парой слов. А после отхода от базы -- помывка.
   Команда работала слаженно, как единый механизм, быстро, без лишних движений, экономя силы. Мужики катали бочки на металлическую сетку, зацепляли за гак и строп уходил на базу. Вахтенный штурман исполнял роль счетчика груза -- тальмана и после каждого подъема проставлял палочку в черновом журнале. Судовые счетчики груза были уже на древнегреческих судах.
   Справедливости ради отметим, что на базе люди тоже зря не ели свой рыбацкий хлеб. На обработку траулера у борта планировалось 16 часов. На базах делалось все, чтобы сократить время обработки судов у борта и время стоянки в районе промысла.
   В трюмах баз вместе с рыбообработчиками бочки катали подвахтенные кочегары, культурники и фельдшера, а младшие помощники капитанов стояли на лебедках. Известен случай, когда плавбаза "Ян Анвельт" обработала за 90 .часов двенадцать промысловых судов, что составляет 7,5 часа на судно.
   Выгрузившись и получив снабжение, СРТ снялся в район промысла. В районе промысла выметал сети и дрейфовал на порядке, а мужики сидели в салоне и травили. Поскольку на СРТ помполит отсутствовал и утвержденного плана ППР не было,
   Корнеич на общественных началах взвалил на свои худые плечи проведение просветительно-воспитательной работы среди экипажа, став своеобразным председателем судового отделения общества "Знание". Он умело организовал работу и проводил тематические вечера, привлекая в качестве лекторов членов команды, независимо от образования и должностного положения. Активистами просветительной работы были Ченч, Виктор, набирал темпы третий помощник, у которого была хорошо развита травильная железа, только неудобное время вахты не давало полностью раскрыть его таланты.
   В тот вечер рассматривался вопрос о НТР. С коротким вступительным словом выступил Корнеич:
   -- Мужики! В последние годы на рыбопромысловом флоте проведена научно-техническая революция, которую вы, салаги, ощущаете на собственном животе. Если раньше не было рола и сети тянули грудью через борт, то теперь их тянут сетеподъемные машины. Если мы, в свое время, рыбу вытряхивали вручную, то теперь придумали сететряску. Недалеко то время, когда на судах установят поводцововыборочные машины.
   С краткой информацией о НТР на морском флоте выступил Ченч:
   -- Научно-техническую революцию на флоте мы ощутили, когда начали получать новые теплоходы, на которых вместо старых гальюнов засверкали девственной белизной судовые туалеты с фаянсовыми унитазами. К сожалению, многие не могли так быстро перестроиться и по-старинке становились ногами на края унитаза. В науке такая посадка называется "сесть орлом". Однажды теплоход "Фергана" шел Северным морем лагом к волне. И, как на грех, одного джигита прижало по нужде. Войдя в туалет, он уселся орлом, совершенно забыв, что находится не в вонючем станционном сортире, а в белоснежном судовом туалете и, что судно, между прочим, имеет свойства совершать определенные эволюции под воздействием многотонных североморских волн.
   Получив сильный удар справа, "Фергана" начала крениться влево и края унитаза начали уходить из-под ног джигита. Падая, он обломил края унитаза, поранив об острые обломки окорочную часть тела и свои мужские прелести. Кровь из него хлестала, как из горного барана. А судовой эскулап, соскучившись по серьезному делу, сразу приступил к операции, забыв про анестезию. Ассистировала ему старшая буфетчица, повидавшая на своем веку превеликое множество больших и малых мужских инструментов. Когда доктор зашивал по живому телу задницу, пострадавший глухо стонал, но когда врач перешел к другому упомянутому органу, джигит начал издавать такие крики, что все вражьи станции Североморского побережья приняли доселе неизвестный сигнал, а старшая буфетчица тайком утирала слезы. Она опасалась, что молодой парень никогда не сможет ощутить себя настоящим мужчиной.
   Но самое смешное началось потом, после прихода судна в порт. Бедный старпом замучился писать объяснения во все инстанции. Истребовали объяснения и от пострадавшего. После окончания расследования по пароходству был издан приказ "О случае получения тяжких телесных повреждений при отправлении естественных надобностей матросом... на теплоходе "Фергана". В соответствии с этим приказом всем капитанам предписывалось разработать и утвердить инструкции по умению пользования судовыми туалетами и старпомам предписывалось провести практические занятия с личным составом.
   С информацией о НТР в животноводстве было предложено выступить третьему помощнику.
   -- НТР охватила все отрасли народного хозяйства страны, в том числе и сельское хозяйство, особенно животноводство. Сверху поступила установка отказаться от услуг быков и покрывать коров искусственным путем, с помощью длинной стеклянной трубки, -- начал свое повествование третий. -- Раньше коровам раздолье было, продолжал он, -- если с первого раза не понесла, бык мог все исправить во второй раз, а здесь -- ширнули трубкой под хвост и отваливай! После этой рационализации коровы начали катастрофически терять зрение, да оно и понятно: бычьего члена лишили, а титьки каждый день щупают. Одновременно с НТР пришло указание из района готовить одну доярку на ВДНХ. Председатель у нас -- три класса церковно-приходской школы имел, а ума был необыкновенного. Приехал на ферму, собрал всех доярок и говорит:
   -- Девчата, райком приказал готовить одну из вас на ВДНХ. Если вы все вместе одной поможете, она вытянет на медаль, а в следующий год другую будем готовить и скоро вся ваша ферма будет лауреатской. Потом и завфермой представим "Зa подготовку мастеров рекордных удоев". А чтобы у вас никаких недоразумений не было, тяните промеж себя жребий, кому первой медаль ВДНХ надевать.
   Жребий пал на Аньку косоглазую. И начали девчата roтовить ее к ВДНХ. Собрали ей в группу самых лучших коров со всего колхоза. Одни кормили, другие поили, третьи доили, четвертые из плотины на себе воду носили, а пятые этой водой молоко разбавляли. Получился настоящий бригадный подряд.
   Повезли Аньку в Москву на ВДНХ показывать, да о рекордных удоях рассказывать, а оттуда вернулась она с призом -- вручили ей автоматический доильный аппарат.
   Колхозный клуб в убранстве: шутка ли, в колхозе медалист ВДНХ. Под бурные аплодисменты на сцене появилась Анька. Подошла к трибуне, выкатила свой раскосый глаз, обвела сельчан единственным здоровым, выставила левую грудь со сверкающей медалью, вдохнула воздуха и заговорила:
   -- Товарищи! Дорогие мои односельчане! Не так-то просто стать хорошей дояркой, да и хорошие коровы не рождаются сразу высокоудойными..., -- на этом запас ее красноречия иссяк.
   Не успела Анька сойти с трибуны, как на нее забрался председатель. А на столе президиума стоял новый доильный аппарат. Никто не знал, как его включать. А из зала, как назло, сволочи старухи знай кричат: "Включай агрегату!" Особо усердствовала бабка Ульяна. Эта старая стерва совала свой длинный нос повсюду. На всех торжествах в президиуме сидела. Она, видите ли, колхоз родила! Хорошо ей однажды Иван по пьянке рубанул: "Лучше бы ты аборт сделала, дура старая!"
   Доильный аппарат оказался с секретом: пока бак не наполнится, автомат не отключится. На следующий день попробовали его на корове. На глазах у всех у нее начали выделяться ребра, как шпангоуты у судна, прошедшего тяжелый лед.
   Обмывать первую медаль ВДНХ приехало большое начальство из области и района на трех "ЗИМах", привезли с собой городских пташек. Пили, ели, веселились, а под утро укатили.
   Наутро председатель колхоза сказал моему брату: "Поезжай, посмотри -- баня-то хоть цела?"
   Приехал он и видит: сидит там молодая девушка, ноги в воду опустила, голову руками подперла, а взгляд грустный, как у коровы, когда быка хочет. Подошел, поздоровался. Она не ответила. Он спрашивает: "Вода холодная?"
   -- Я блядь, а не термометр, -- не изменяя позы и не глядя на него, ответила девушка.
   -- Как Вы здесь оказались? -- продолжал допытываться брат.
   -- Привезли из города. Полночи не слезали, а потом укатили, а меня оставили.
   -- Это мы сейчас исправим...
   -- Вы меня сразу будете или потом?
   -- И не сейчас, и не потом. Не до тебя, меня коровы ждут.
   Посадил он ее позади себя на старенький "Ковровец" и покатил в райцентр на автовокзал. Приехали, посмотрели расписание.
   -- А у меня денег нет, -- виновато сказала девушка.
   Брат купил ей билет, посадил в автобус, она помахала ему ручкой и уехала.
   Он вернулся и доложил председателю, подробно рассказал обо всем.
   -- Трахнул? -- спросил председатель.
   -- Нет...
   -- Почему? -- удивился председатель.
   -- Некогда, коровы ждут.
   На следующий день колхозный кассир сообщил брату:.
   -- Тебе председатель премию выписал, -- и читает: "За поддержание чести колхоза премировать в размере 100 рублей".
   Жалостливый у меня брат, пожалел девку. Зачем ей смолоду дейдвудную втулку размочаливать? У него концевой вал только на два сантиметра короче, чем у Корнеича.
   -- Слава о нашем колхозе росла день ото дня, -- продолжал третий. -- Стал он вроде, как опорно-показательный: шли, ехали, плыли и летели со всех сторон. Передовики и новаторы производства, мастера высоких удоев, корреспонденты и студенты-практиканты -- все спешили перенять передовой опыт. Об одной из таких, стремящихся ко всему передовому, очень долго потом вспоминал брат. В то время у него уже был новый М--72, на котором он постоянно объезжал свои владения. И прикрепили к нему приехавшую практикантку из сельхозакадемии. Он сажал ее в коляску и вместе колесили они по фермам. Едут однажды, она и говорит:
   -- Что это Вы, все о коровах да о коровах, а обо мне совсем не думаете...
   Пришлось подумать основательно и сделать правильные выводы из критики... три раза. Практикантка к этому делу отнеслась очень серьезно и строчила задом, как швейная машинка "Зингер". Садятся утром в мотоцикл, а она и говорит: "Коровы могут подождать". И ждали. Однажды подъехали к скирде и так увлеклись своим занятием, что не заметили, как с другой стороны подъехал колхозный бригадир. Их ноги упирались друг в друга...
   И снова "Пошел вожак!". Снова выборка, поиск, выметка, дрейф. Скукота однообразия, а в салоне обсуждается вопрос о значении иностранных языков. Первый по обсуждаемому вопросу выступил Корнеич:
   -- Тогда все было по-другому. Ну, что сейчас? С начала рейса настоящего мата, натурально, не слышали. Тогда многие капитаны и штурманы были укакашниками. Такие были ухари, что другой Солнца от Луны отличить не мог. Определялись, значить, по хрену, приставленному к сизому носу. А какие моряки были! А какую рыбу брали! А матерились как виртуозно! Заслушаешься. Серенада! И где их тока такому искусству учили?! Тебя бы, паря, поставить сейчас на подбору без рола и сететряски на трое суток и подвергнуть мостико-палубному облаиванию, у тебя бы, натурально, из ушей говно потекло, когда капитано-дрифовский мат, как электрическим током тело насквозь пронизываить. У нас дриф, падла, до чего лют до мата был! Сам, значить, маленький, метр с шапкой, а хавальник раззиваить, орет на всю Северную Атлантику: "Тяни! В господа бога, Иисуса Христа, Пресвятую деву Марию, в двенадцать апостолов всех вместе и кажного в отдельности, в печенки-селезенки, душу мать! Тяни! Что вы ползаете по палубе, как беременные сороконожки по известному органу? Тяни!" У молодых, значить, уши стручками заворачивались, а потом отпадали прямо на палубу. И решил я ему, натурально, возражение организовать. Только он рот, значить, для очередного богослужения открыл, я ему: "Колистратыч! Язвы желудка пока не наблюдаю, а печень, значить, дюжа поражена", -- вызвав тем самым огонь на себя. Подскакиваить он ко мне: "Склифасовский херов! Да я тебя в ротик, в носик, в глазик и в попу разик и маму твою тожа..." И тут я взорвался. Осерчал, натурально. Бросил подбору, подскочил к дрифу: "Ты, обрубок! Жертва неудавшегося аборта! Если ты в своей поганой жизни еще раз мою маму вспомнишь, я тебе так вломлю -- насерешь больше лошади. И запомни, пенек обоссаный, кишкодрал вонючий, что моя мама тебе в голодный год за сто блинов не показала бы, не то, чтобы дать! А теперь отвали и не ори дюжа, а то цыплята из яиц вылупятся". И что вы думали? Мы с ним потом скорешевались...
   -- Сейчас другое дело, -- немного помолчав, продолжал Корнеич. -- Ты посмотри на наших отцов-командиров: некому настоящим матом выругаться. Капитан, значить, выдержан, старпом -- интеллигент. Остается только второй. Правда, третий в совершенстве владеет матерным языком, но ему рано прихватывать. Да, русский мат -- это целая наука, определенная разновидность фольклора. Сквернословие, значить, известно на Руси испокон веков. О происхождении мата мнения ученых разделились. Существует версия, что русский мат -- наследие, значить, татаро-монгольского нашествия, происходить из тюркских языков. Другие ученые считают, что ругательства являются по происхождению исконно славянскими. Мы должны гордиться, что весь мир, значить, матерится по-русски. А во всем виноваты бабы. Они, стервы, уважения требують к себе и внимания. Я своей старухе после кажного рейса, значить, приношу ибукану...
   -- Чё-чё? -- перебил его Ченч.
   -- Цветы, деревня!
   -- Не ибукану, а ибикану, -- поучительно заметил Ченч.
   -- Ченч, ты -- тайга непроходимая! Не ибикану, а экибану, это слово японское, -- поправил Виктор.
   -- Я по-японски очень плохо шпрехаю. Единственно, что знаю: иппуку симасё (давай закурим), иппэйно мимасё (давай выпьем). И вообще с этим языком охренеть можно, -- продолжил разговор Ченч. -- Входили мы на "Амате" в итальянский порт Савону. Я стоял на руле. Лоцман-красавец отдавал команды, а сам от смеха давился. Посмотрел, а на берегу толпа, как у нас на первомайской демонстрации. Ведь там набережная и нет никакого забора, ВОХРа с проходной и тети Моти с незаряженным револьвером системы бельгийского оружейника Нагана. Толпа стояла и, как Ленин, руку вперед протянула в направлении нашего судна. Капитан с лоцманом спустились к КЭПу в каюту, где жгучий южанин отведал холодной "Столичной". Капитан у нас был заслуженный, повидавший всего на белом свете: сидел при немцах и при наших. Пришел на мостик чернее тучи: "Боцман, срочно на мостик!" Прибежал боцман.
   -- Возьмите матросов и немедленно закрасьте на всех местах наименование судна, -- приказал капитан.
   Я со своей колокольни ничего не мог понять.
   -- Что тут понимать? -- вмешался Корнеич, -- пароход назван в честь какой-нибудь известной революционерки, ведь у нас есть "Роза Люксембург", "Клара Цеткин". Может, она комунибудь личный враг номер один, как Александр Иванович Маринеско Гитлеру был.
   -- Роза Люксембург была революционеркой и в личной жизни, -- вступил в разговор Виктор, -- в 35 лет она влюбилась в 21-летнего сына своей "боевой подруги" Клары Цеткин.
   -- Когда я ходил в школу, -- продолжил Корнеич, -- учитель истории говорил: "Ребята, достаньте учебники, откройте страницу, выкалывайте глаза врагу народа". Столько оказалось врагов, что не успевал выкалывать. Особенно хорошо получалось циркулем. Так всем и повыкалывали. А историк потом повесился.
   -- Нет, дружище, ты не прав. Амата скорее лучший друг, нежели враг, -- возразил Ченч. -- Амата -- по-итальянски означает женский половой орган.
   Итальянцы заявили тогда по линии иностранных дел решительный протест, даже грозились разорвать дипломатические отношения с нами. Но это от их горячего темперамента. Ну, стоит ли из-за женской половой щели разрывать дружеские отношения? Портовые власти договорились с нашим капитаном, что по радиотелефону не будет засорять эфир этим названием, а позывной будет по фамилии капитана. Так и был назван пароход по имени капитана -- "Капитан Вооленс".
   -- Да это сплошь и рядом, -- сказал Виктор. -- На корабле поступравления торпедными стрельбами -- ПУТС, а в миру -- "амата" по-эстонски.
   -- Ты говоришь про половую щель, -- вступил в разговор Славка. -- У нас такая хохма произошла, один жилец написал заявление начальнику ЖЭКа: "Прошу заделать половую щель у моей соседки сверху, потому что, если у нее вечером течет, то у меня утром капает".
   -- Итальянский язык очень коварный, -- вступил в разговор третий помощник. -- Об этом рассказывал старый матрос на плавбазе "Урал". В молодости он плавал под голландским флагом и ходил в Италию. Однажды шестеро матросов пошли в бордель, но наличности не хватило и старая бандерша, войдя в их положение, предложила обслужить всех шестерых. Последним был молодой матрос. Старуха снизу кричит: "Темпе!" Салага крутился на ней, как судовое динамо, а она знай одно твердит: "Темпе!". Пришли на судно, посмотрели в словарь, оказалось, что старуха кричала: "Мимо!"
   Мужики заржали. Корнеич возмущенно сказал:
   -- Вот стерва, теперь вы видите рыночные отношения и капиталистическую систему на практике. Ей, значить, только деньги подавай, а где конец, ее мало волнуить. Здесь налицо явное преимущество социалистической системы: наша двумя руками заправить и говорить не надо. У нас в деревне старик молился: "Укрепи и направь!", а старуха с печи: "Пусть только укрепит, направим сами!"
   Мужики отреагировали на замечание Корнеича раскатом громового смеха.
   -- Судьба подарила мне лично знать полиглота, знавшего 18 языков, -- вступил в разговор Виктор. -- Когда я служил на минном тральщике, был у нас старшина команды мичман дядя Ваня.
   -- Вместе с матерным? -- перебил его Корнеич.
   -- Точно так, -- сказал Виктор.
   -- А еще какие?
   -- Языки пятнадцати республик, финский и немецкий.
   -- На кой хрен они сдались? -- недоумевал Корнеич.
   -- А ты у начпо спроси, он знает, -- посоветовал Виктор. -- Приехал мичман в Таллин в конце войны и начал в районе Копли проводить "боевые траления", весточка о которых со временем дошла до начальника политотдела. Вызвал он мичмана на беседу. Мичман вошел, доложил. За столом сидел маленького росточка, плотного телосложения капитан первого ранга, державший в руках Конституцию СССР. Посмотрев из-под бровей на мичмана, каперанг начал:
   -- Имею неопровержимые доказательства того, что Вы всех (при этом каперанг открыл Конституцию и начал по порядку читать все республики, входящие в состав СССР, добавив финок и немок)... -- Это правда?
   -- Так точно, товарищ капитан первого ранга!
   -- Вы что, полиглот?
   Мичман, вероятно, не поняв вопроса, продолжал глазами пожирать высокое начальство маленького роста.
   -- Вы что, знаете все эти языки? -- пояснил каперанг.
   -- Нет, не знаю...
   -- А как же ты с ними договариваешься?,
   -- Так це ж просто: переводчика в руки и весь разговор...
   Устроил тогда каперанг мичману хорошую головомойку!
   Прошли годы. Мичман вроде бы остепенился. Однажды на пляже в Пирита познакомился с женщиной и вскоре женился. Но не пошла у него семейная жизнь и начал он свою супружницу воспитывать не педагогическими методами. А маленького роста каперанг за это время успел съездить на Север за "пауком" и стал адмиралом. Женщины посоветовали супруге мичмана обратиться в политорганы, было такое: японка держит мужа гpa цией, а русская парторганизацией. Адмирал встретил ее очень приветливо и обещал провести с мужем соответствующую работу. Политработники отличались вежливостью и изысканностью. Воспитанность из них перла через край. Вызвал он мичмана, а когда тот явился, они сразу узнали друг друга.
   -- А... старый знакомый! Полиглот! Ты что же, в твою душу и всех святителей мать, до сих пор не угомонился? Что же ты, скотина, над человеком изгаляешься? Кто тебя, мудака, учил этому? Отвечай!
   Времени на размышление не было и мичман показал на огромный портрет создателя коммунистической идеологии Карла Маркса:
   -- Вот ён!
   Маленький адмирал аж вприсядку пошел вокруг мичмана:
   -- И как же он тебя учил?
   -- Он написал: "Бить не определяет сознание", -- не растерялся мичман.
   Покурив, мужики разошлись отдыхать, в четыре часа старпом снова поднимет их, а после чая и перекура снова нудно загудит шпиль и начнет свой бешеный танец сететряска...
   Второй груз набрали в тяжелых муках. Промысловая обстановка скисла и рыбацкое счастье отвернулось. От неудач настроение команды падало,но капитан находил в себе силы подбадривать людей и у них росла уверенность в успехе. Старые рыбаки всегда уверены в успехе и верили в него до последнего дрейфа, до последней кружки промыслового компота. Как написал рыбацкий поэт:
  
Кто-то сказал за обедом:
"Кончатся черные дни,
В порт мы вернемся с победой,
Голову только не гни".
  
   Груз набрали за четырнадцать дрейфов. Закончив выборку, снялись в район баз. Начальник экспедиции разрешил сдать только палубный груз на плавбазу "Украина", которая снималась в порт. На базе удалось обменять кинофильмы, среди которых оказалось великое творение отечественного кинематографа -- "Самогонщики" и прекрасная лирическая кинокомедия "Три плюс два".
   Отойдя от базы, СРТ валялся в дрейфе 28 суток в ожидании выгрузки! (Возможно это рекорд). Это были кошмарные дни томительного ожидания. Продолжительное вынужденное бездействие предрасполагает к сумасшествию. Единственным утешением в этом мрачном безмолвии оказались "Самогонщики". Во время первого просмотра шерсть у Боцмана встала дыбом и он бросился к простыне, служившей экраном, на своего соплеменника Барбоса, но позже подвывал ему, сидя рядом с боцманом.
   Мужики крутили "Самогонщиков", от смеха готовы были развязаться пупки и разойтись послеоперационные швы, а корма норовила оторваться от корпуса. Три рыцаря кинематографа своим неподражаемым мастерством спасали мужиков от психушки. Крутили "Самогонщиков" по-рыбацки: вперед -- назад -- вперед. Неописуемую радость вызывал просмотр вверх ногами. Узколенточный киноаппарат клокотал и шипел, как самогон в котле.
   Наконец, Корнеич не выдержал:
   -- Мужики! Имеете вы совесть? Набросились, значить, как на бабу, три раза не вынимая! Послушайте, аппарат гудить, как самогонный.
   В перерыве между просмотрами, когда аппарату, раскаленному до бела, давали остыть, мужики обсуждали фильм. Корнеич недоумевал от изменения цвета носа у Балбеса. Как самый просвещенный в вопросах культуры Виктор объяснял, что это секретные приемы киношников. Например, когда снимают кошек, а нам кажется, что это тигры.
   Остывший узкопленчатый аппарат "Украина" снова застрекотал и зажужжал, как шмель, мужики смотрели "Самогонщиков", оказавшись в пьянящих парах самогона, глотая слюну. Со временем мужики знали фильм наизусть и были готовы дублировать: Корнеич -- Балбеса, Ченч -- Бывалого, Пупкин -- Труса, а Боцман -- Барбоса.
   Так прошли 28 суток томительного ожидания подхода к базе. Наконец, СРТ получил добро на швартовку к клайпедаской базе "Советская Литва". Мужики сразу сникли. Сдача на чужую базу не сулила ничего хорошего: обязательно обжулят на сортности, дадут плохую бочкотару, а продукты -- чтобы они их сами до конца жизни ели. Что касается выпить, тут и думать не могила брикет экстрапротивного "Шипра" такую компенсацию заломят, что до конца рейса будешь давиться манной кашей, сваренной на воде. Не любили рыбаки выгружаться на чужие базы.
   Закончили выгрузку. Рыбкин вернулся чернее тучи, его обжулили на сортности. Срочно отошли от борта.
   За тарой подошли к калининградской базе. После приема соли начали брать тару. Боже милостивый! Что это была за тара? Набор старья разного калибра от соток до стодвадцаток. Рыбкин заикнулся было о таре, но его просто послали на хер, а потом намекнули, что, если тара ему не по душе, может отойти от борта. На базе хорошо знали, что ему некуда было деться, никто ему хорошей тары не даст. Рыбкин принял разумное решение и попросил мужиков тару рассортировать: стодвадцатки в один трюм и сотки в другой. На калининградских базах обычно ассортимент продуктов был плохой, а мяса не было вообще. Получив соль и тару, СРТ отошел от борта. Продукты получили на клайпедаской базе "Марина Мельникайте", на "Пятрас Свирка" получили тушу говядины, привязали ее к вантам и "газу до отказу" -- поплыли в район промысла.
   Нормальному человеку трудно логически осмыслить сколько нервных потрясений перенес капитан и команда за это время. Подумать только -- за один груз потеряло свыше месяца и совершено пять подходов к базам! Сплошные нервы, много нервов, которые были натянуты, как гитарная струна.
   СРТ прибыл в район промысла и выметал сети.
   Теперь, чтобы выполнить план, должно было совершить ся чудо: шли сорок седьмые сутки рейса, а выловлена только одна треть планового задания. Капитан осунулся, почернел с лица, седины на висках прибавилось, воспаленные от бессонницы глаза. Было от чего переживать, чернеть и седеть -- СРТ был в пролове

Начали мы с неудачи,
Скуп что-то стал океан.
Месяц впустую потрачен,
Медленно движется план.
  
   Словно в благодарность морякам за все пережитые неудачи сельдь пошла, да так, что СРТ за два дрейфа набрал груз. Мужики еле держались на ногах, но на их обветренных лицах сияли счастливые улыбки -- рыбацкое счастье не изменило им.
   Ситуация с базами временно улучшилась и СРТ получил добро на швартовку. Когда ошвартовались к базе и подали сетку, второй решительно встал на нее, чтобы подняться на базу и попытаться достать картофеля, а возможно, и "тройного". Мужики уже начали забывать вкус картофеля, а любители выпить -- вкус спиртного.
   Поднявшись на базу, второй пошел к начпроду дяде Васе, как его называли на флоте:
   -- Дядя Вася, дай картошки, -- взмолился второй.
   -- Не могу. Картофель -- номенклатура директора, сходи, он дает "добро", -- сказал дядя Вася.
   Делать нечего, пришлось идти. 0 капитан-директоре плавбазы на флоте среди рыбаков ходила добрая слава. Во время первой экспедиции эстонских моряков в Северную Атлантику он был старпомом на СРТ. Молодой, но совершенно седой человек. Выслушав просьбу второго, он позвонил дяде Васе по телефону и разрешил выдать два мешка картофеля. Придя к начпроду, второй начал обрабатывать его:
   -- Дядя Вася, к свинине с картофелем не мешало бы...
   -- Понял тебя. Если директор дал два мешка картофеля, дам две упаковки "тройного". Да возьми флягу сметаны, пусть шеф сварганит жирную сельдь "по-польски под сметаной". У второго чуть не сорвалось с языка: "Волосан тропический! На хрен мне твоя сметана сдалась!", но сдержался:
   -- Не умеет наш шеф рыбу готовить, у него свое хорошее блюдо есть...
   -- Что за блюдо? -- поинтересовался начпрод большой сельдяной базы.
   -- Рем-бом-больс, -- ответил второй.
   -- Я что-то о таком блюде раньше не слышал.
   -- И не услышишь, его в поварской книге нет и не будет. Это блюдо европейское.
   Переносив полученное к борту, второй загрузил все на сетку и переправился на борт СРТ, где шеф и юнга сразу переносили продукты, а две упаковки второй унес к себе в каюту.
   Не успел второй вернуться на борт, как его пригласил капитан:
   -- Получил?
   -- Получил.
   -- Сколько?
   -- Два брикета.
   -- Какого?
  -- "Тройного".
   -- Если кому-нибудь дашь, немедленно спишу...
   Капитан и старпом были злейшими врагами парфюмерного кайфа, сами никогда не употребляли и строго спрашивали за злоупотребление, но в душе понимали, что после помывки в душе мужики примут в организм по капельке. Ведь среди экипажа были удивительные личности, способные пить все, что горит и трахать все, что шевелится.
   Третий попробовал одеколон один раз в жизни в носовом кубрике плавбазы "Урал", когда был на практике. Его повергло в страх, когда при добавлении одеколона в стакан воды, образовалась белая смесь, извергавшаяся из стакана, как ядерный гриб. Отпив из стакана глоток, он ощутил во рту огонь, как будто взял в рот горячий уголь. После этого он дал себе слово никогда в жизни не брать в рот этой гадости:
   -- Лучше я буду пить мочу колхозной кобылы, чем это.
   На что один из матросов сказал:
   -- Ты, салага, не знаешь вкуса напитков, это во сто раз лучше ихних висок.
   Возможно, это от нахлынувших патриотических чувств: "Тройной" как-никак отечественный, а виски -- капиталистический.
   После потребления одеколона в гальюн невозможно было войти.
   Учитывая, что сметана -- продукт скоропортящийся, второй дал указание шефу немедленно приступить к ее массовому уничтожению. Второй в душе корил себя за слабохарактерность, но осознавал, что фляга сметаны была в нагрузку за картофель и "Тройной". О практике нагрузок второму было известно. Третий рассказывал, что у них в сельмаге в нагрузку давали балалайки и даже хомуты.
   Первым отведал сметаны Боцман, которому юнга от щедрот своих нацедил полную пятикилограммовую жестяную банку из-под сельди спецпосола.
   Отойдя от борта базы, СРТ лег курсом в район промысла набирать груз, а мужики, во рту которых за время стоянки у базы и маковой росинки не было, помывшись и переодевшись, собрались в салоне. Первое, что они увидели, была огромная чашка со сметаной, стоявшая в центре стола.
   СРТ следовал в район промысла.
   Утром, перед вахтой третий пошел в гальюн, но не успев открыть дверь, начал терять сознание, как будто попал в эпицентр применения нервно-паралитических отравляющих веществ. Из курса гражданской обороны третьему было известно, что отравляющие вещества имеют запах, но чтобы такое!? Жаль, что ученые не открыли единицу запаха, а конструкторы не изобрели прибора для его замера. Мертвецки удушающий запах, исходящий 'от носков первой категории его соседа по койке в курсантском экипаже, был неповторимым благоухающим запахом французских духов "Шанель" в сравнении с запахом продукта перегона одеколона через человеческий организм.
   СРТ пришел в район промысла, провел поиск и выметал сети. И снова потянулись однообразные промысловые дни.
   На каждый чай, обед и ужин была сметана. Мужики буквально объедались ею, а из фляги, казалось, она не убывала. Наконец, благодаря активному участию в уничтожении сметаны судового пса, она закончилась, но не закончились хлопоты второго, связанные с ней. Не успел юнга вымыть флягу после сметаны, как фляга загадочно исчезла. Поиски, организованные вторым с привлечением шефа и юнги, закончились безрезультатно. Второй терялся в догадках: кому она мешала?
   Фляга не мешала никому, а наоборот, пригодилась. Если бы второй тогда сделал правильный вывод из информации Людвига Людвиговича: "Товарищ второй помощник капитана, моторист воровал сахар, я его выследил!" "На чай!" -- подумал тогда второй. А теперь проклинал всех святых, а зло срывал на своих нерадивых подчиненных, которые стояли перед ним навытяжку с лицами белее той злополучной сметаны.
   -- Куда дели флягу, волосаны тропические? Как просрали, так и ищите! -- распекал он их. -- Чтобы к приходу в порт фляга была!
   Загадочное исчезновение фляги нанесло второму огромную моральную травму. Он как-то сразу преобразился. Всегда веселый и остроумный, он замкнулся в себе, стал серьезным и даже во время стал менять на вахте третьего, что тот отнес к приятным переменам во втором.
   СРТ набирал очередной груз. Теперь положение с выполнением плана стабилизировалось: прошла ровно половина рейса, выполнение плана составило 56,7 %.
   Промысловая обстановка в Норвежском море стала стабильной, что давало реальные шансы на выполнение рейсового задания.
   Вечерами за ужином и после него мужики обсуждали не только вопросы тематического плана Корнеича, но и судовые дела и ход выполнения плана добычи под руководством капитана, который был душой этих обсуждений. Команда доверяла своему капитану, мужики всегда слушали его внимательно и с уважением. Капитан платил команде тем же, он был уверен в них:
  
Я в это верю. Я знаю
Мужество этих ребят.
Пусть неудача шальная
Будет хоть месяц подряд.
  
   И вновь СРТ дрейфовал на сетях...
   Старпом очень редко принимал участие в вечерних посиделках и никогда на них не выступал. Не было у него травильного таланта, но это не мешало ему смеяться до слез, если доводилось присутствовать на интересном обсуждении. В последнее время он, сменившись с вахты, оставался на мостике или поднимался на мостик после ужина. Если вахта была спокойной и не нужно было отрабатывать от чужого порядка или "работать" на свой, чтобы не потерять, старпом и третий беседовали на мостике без свидетелей. Чаще всего разговор между ними касался личности Сталина. Родной дядя третьего был известным большевиком-ленинцем, называвший когда-то Сталина по партийной кличке Коба. Когда арестовали его сестру с тремя маленькими детьми, старый революционер ленинской гвардии поехал к бывшему товарищу по борьбе, но после этого его никто уже никогда не видел. Мощная машина уничтожения бесследно унесла большевика-ленинца.
  
   Обычно с середины продолжительного рейса у рыбаков происходил какой-то внутренний надлом. Мужики становились впечатлительными и сентиментальными (чего о рыбаках не скажешь), душа становилась мягче и нежней, хотя доводилось читать и слышать, что в продолжительных рейсах душа черствеет. В отдалении земли птичка, севшая случайно на мачту, вызывала умиление, а мурманский петух, кричавший по утрам в рыбацком эфире, был,бальзамом на рыбацкую душу, истосковавшуюся по живности. Когда человек долго находится в море, для него дорого все земное. И этой радостью для всей команды был Боцман. Поэтому, вероятно, мужики, оставшись в салоне, вели разговоры о всякой живности и, в первую очередь, о собаке, как о лучшем друге человека. Славка, как большой любитель и знаток собак, рассказал о собачьей верности:
   -- Мы стояли на линии Калининград-Остенде-Бремен, возили костру. Был у нас на судне маленький песик по кличке Шарик. Его любила вся команда, но особенно души в нем не чаял боцман. Однажды пришли в Остенде, спустили трап и Шарик первым сбежал на причал. По носу у нас стоял огромный западный немец, а на нем крупная сука рыжей масти. Полюбовались они для приличия, потом Шарик взял рыжую на буксир и поволок вперед кормой вдоль причала. К отходу судна проказник не появился. Все были расстроены, особенно боцман, не находивший себе места. Но ничего не поделаешь -- линия. На борт поднялся высокий костлявый лоцман и вышли мы в море без Шарика. Каково же было наше удивление, когда входя в очередной раз в Остенде, увидели на причале нашего любимца! Как только трап коснулся бетона, Шарик прыгнул на трап и помчался к боцману, а того аж слеза прошибла. Прижал он Шарика к себе и начал выговаривать ему: "Как тебе не стыдно? Показал рыжей немке Кузькину мать? Поди, до сих пор под хвост заглядывает? Молодец!" Шарик слушал боцмана, зажмурив глаза или от стыда, или от удовольствия.
   -- А я расскажу о собачьем вероломстве, -- продолжил собачью тему Ченч. -- Мы стояли на ремонте в Германии. Старпом был душа-человек, но слыл непревзойденным знатоком горячительных напитков иностранного производства. Однажды, возвращаясь из города, он услышал рычание. Зная, что между нами дружба навеки и внезапное нападение не последует, чиф ткнул указательным пальцем в морду собаке: "Что ты разлаялась, фашистская гадина?" В айн момент немецкая овчарка женского рода ампутировала ему палец без анестезии. Пришли в порт. Вызвали его в партком, инкриминировали ему попытку подрыва вечной дружбы, вкатили строгача и закрыли визу.
   -- Говоря о лучшем друге человека, нельзя забывать о братьях наших меньших и постоянных соплавателях -- судовых клопах и тараканах, -- начал третий. -- Когда я плавал на "Урале", самой большой "достопримечательностью" на пароходе были клопы, особенна много их было в "гадюшнике" -- носовом матросском кубрике. Из 2,5 тысяч разновидностей, это были самые кровожадные паразиты -- постельные клопы. Они были всюду: справа и слева, на подволоке и даже на палубе. Но больше всего их было в матрацах, которые из бело-голубых становились бордовыми. Меры проводимой с ними борьбы не давали ощутимых результатов. Знаменитый ДДТ не оказывал на них никакого устрашающего действия. Клопы издевались над нами, отфыркиваясь от дуста, как скаковые лошади после прохождения дистанции. По примеру "тараканьих бегов", проводимых в армии Соединенных Штатов, мы организовали бега клопов, правда, скорости другие. Каждый отбирал и отлавливал себе клопа. Один из матросов ложился на спину, а на грудь, желательно без растительности, насыпали слой дуста, называемый "линией Маннергейма". Чей клоп первым преодолевал полосу препятствия, тот и победитель! Был на "Урале" и другой отряд насекомых -- тараканы, которые нам не докучали, поэтому я долго не знал о том, что тараканы кровожадные твари. После окончания мореходки два моих однокашника попали на пароход "Шаумян" Дальневосточного пароходства. Приняв к перевозке продовольственный груз и бакалею, "Шаумян" вышел из Владивостока и взял курс на бухту Угольную, где расположен поселок Беренговский. "Шаумян" прибыл на рейд, началась выгрузка на плашкоуты, а друзья, отработав смену и прихватив с собой выпивку, сошли на берег. Они пошли в женское общежитие, где жили вербованные, приехавшие со всех концов страны за длинным рублем. К сожалению, должного гостеприимства они кавалерам не оказали. Выпив спиртное, они буквально вытолкали их за дверь, накликав тем самым беду на все население поселка. Мужики рвали и метали, кипели от возмущения, готовя план мести.
   Придя на судно, они попросили у дока марли, сшили из нее два мешочка и срочно начали отлов тараканов. В следующий сход они зашли в общежитие и высыпали тараканов. Почва оказалась благодатной... Агрессивные тараканы, кроме пяток, проявили нездоровый интерес и к другим специфическим местам женского тела. Жизнь в Беренговском стала невыносимой.
   В следующую навигацию пароход "Казань", на котором были селекционеры, шел в Угольную. За 12 миль до якорной стоянки к пароходу ошвартовался портовый буксир и на судно поднялся капитан порто-пункта. Вид его был подавленным. Поднявшись на мостик, он спросил капитана: "У вас дуст есть?"
   -- Сколько-то есть, -- ответил капитан.
   -- Дайте сколько можете, поселок постигло страшное бедствие, тараканы уничтожают все, -- чуть не плача, сказал капитан порто-пункта.
   Матросы, узнав о плодах своей "деятельности", катались от смеха, однако, придя на рейд Угольной, в целях самосохранения, на берег не сошли. Можно только представить, какую кару могли придумать им разъяренные женщины...
   После собаки самым большим другом человека является... свинья,-- перешел к другому повествованию третий. -- Сам видел. Судно, на котором я тогда плавал, зашло на ремонт в Ждановский судоремонтный завод. После окончания рабочего дня мы шли к пивной, которая находилась недалеко от проходной завода. У будки всегда было много народу всякого сословия. Но запомнился один мужик. Он всегда приходил со свиньей. Пока сам пил пиво, она мирно стояла рядом. Как только хозяин надирался до состояния, напоминавшем спутницу и укладывался на землю, она начинала облизывать его лицо. Если это не помогало, свинья галопом неслась от пивной и через некоторое время появлялась дородная особа, которая пропитым боцманским голосом кричала: "Паразит, опять, как свинья нажрался?"
   Известный английский естествоиспытатель Чарльз Роберт Дарвин в молодости совершил многолетнее кругосветное путешествие на судне "Бигл" под командой капитана Фицроя. Позже он подарил человечеству не имеющий себе равных труд, в котором доказал, что человек произошел от домашних животных и может в них снова превращаться.
   -- Не может такого быть! -- резко возразил Пупкин.
   -- Очень даже может, -- парировал ему третий, -- у нас в поселке бабка Цепенчиха превращалась то в свинью, то в лошадь. Вот как это было: в поселке по ночам начала ходить по огородам свинья. Сын местного охотника вонзил ей в живот трехрожковые вилы по самую ручку, а утром у бабки Цепенчихи в животе зияли три дырки. Через несколько недель по деревне начала бегать белая кобылица. Ребята ее поймали, отвели в колхозную кузницу и подковали. И снова утром у Цепенчихи на руках и ногах красовались подковы. Человек может превратиться и в собаку, но без хвоста. Такую собаку я сам видел. Смотрит на тебя человеческими глазами, а хвоста нет...
   К середине рейса Альминович довольно сносно освоил рыбацкий язык и, хотя на тематических вечерах не выступал, но однажды, катая на палубе бочки, он все же зацепил Славку:
   -- Послусай, Славка, ты снаес, сто такой сакон Ома?
   -- Иди ты вместе со своим Омом, -- огрызнулся Славка.
   -- Ты сказы: снаес или нет?
   -- Вали, только не в штаны...
   -- Сакон Ома сначит, сто тебя сдесь, а зену тома.
   Во второй половине рейса у некоторых началась самая страшная для рыбака напасть -- бессонница, которой обычно страдали мужики постарше, обремененные семейными проблемами. Молодежь от бессонницы не страдала.
   Когда не нужно было выходить на подвахту, третий помощник давил сквозняка от вахты до вахты. Крепким здоровым сном спали Альминович и Пупкин. Иногда рыбаку снились сновидения. Обычно о родных и близких. Третьему снилась мама, согнувшаяся в сорок лет от непосильного труда и рано поседевшая. Снился старший брат и одноклассники.
   В ту ночь Пупкину приснился сон: СРТ возвращался из рейса. На причале огромная толпа встречающих, среди которых в ярком цветастом платье и с огромным букетом Настя. Кругом улыбки и цветы. И вот, грянул военный оркестр, майор -- грек так махал руками, того и гляди, взлетит над портом. Закреплены концы и подан трап, по которому поднимается начальник управления, ему капитан отдает рапорт о результатах рейса. Начальник в приветственном слове сказал, что рыболовный флот республики гордится такими, как Иван Калистратович Пупкин, что это маяк, по которому должны равняться другие. Это ценнейший кадр нашего флота и только благодаря его личному вкладу СРТ успешно справился с выполнением рейсового задания! Передовику производства, отличнику социалистического соревнования Ивану Калистратовичу Пупкину -- Слава! .. Были громкие овации и рукоплескания. После окончания митинга Настя подошла к нему и вручила цветы. Пупкин нежно обнял ее и поцеловал на глазах у всех, а Ченч, Виктор и Альминович, которых никто не встречал, готовы были лопнуть от зависти. На судно принесли приходной аванс, Пупкин получил деньги и пошел с Настей в зоопарк, где он любовался уссурийским тигром: "Вот ты какой красавец! Наслушался я тебя за рейс, а вижу впервые". И вот, на псковском поезде едут они в деревню. Поезд остановился. Из вагона вышел сияющий Иван с огромной окладистой бородой в широкополой форменной фуражке с кокардой старшего комсостава и с брезентовым мешком, наполненным огромными сторублевыми купюрами. На привокзальной площади выстроилось все население деревни и духовой оркестр заиграл марш. К нему подошел председатель колхоза в парадной адмиральской форме при кортике и орденах. Он приветствует Пупкина: "Дорогой наш земляк, Иван Калистратович, милости просим! Мы гордимся тобой!". Одноногий председатель сельсовета зарегистрировал их брак с Настей и начался пир на весь мир! Трое суток гуляла вся деревня, отмечая свадьбу своего знаменитого земляка. Выпили, не считая водки и других напитков, целую двухсотлитровую бочку денатурата. По установившейся традиции на свадьбе зарезали двоих. После окончания свадьбы начнутся поминки по зарезанным. Гулянье позади. Иван, уставший, но счастливый, остается со своей ненаглядной наедине...
   В этот момент старпом зашел будить мужиков, чтобы в очередной раз начать выборку сетей.
   Пупкин, выйдя на палубу, пытался представить себе Настю, но наяву он видел болтающиеся на волне "яйца" и буи, выстроившиеся в ровный ряд. И снова нудно гудел шпиль и исполняла свой бесконечный танец неутомимая сететряска.
   После выметки сетей мужики обсуждали по тематическому плану Корнеича вопрос о запретной судовой любви.
   -- Ченч, расскажи мужикам, как в пароходстве насчет любви было, -- предложил Ченчу Корнеич.
   -- В пароходстве в то время существовал строжайший запрет на судовую любовь, -- начал, не спеша, Ченч. -- Моральные устои социалистического бытия запрещали заниматься любовью, поскольку официально утверждалось, что у нас секса нет. Поэтому на судах, где были женщины, помполиты вели целенаправленную работу по пресечению судовой любви, особенно среди рядового состава. Такие случаи рассматривались, как ЧП, сродни столкновению, посадке на мель или пожару. На судах велась борьба за здоровый быт и высокую нравственность. На флоте появились крупные специалисты по заглядыванию в замочную скважину кают, где проживали женщины, и чувствовавшие грехопадение по терпкому запаху любви, как тренированные собаки наркотики. Поэтому люди, вместо кают, занимались любовью в душевых, спасательных шлюпках и даже в судовой трубе. Конечно, в грех впадала не только молодежь, но и убеленные сединой командиры производства.
   -- Любви все возрасты покорны, -- вставил Виктор.
   -- Энто уж точно! -- подтвердил Корнеич. -- На одной базе произошел случай, значить, морально-сексуальный конфликт. Пятидесятишестилетний судовой "дед" связался с девятнадцатилетней камбузницей. Рождение энтого комсомольско-пенсионного тандема быстро стало достоянием гласности всей, значить, команды. Сопливая девчонка разболтала про свои отношения с "дедом".
   -- Совершенно верно, -- снова вмешался Виктор. -- Поведение женщин порой не поддается осмыслению. Оказавшись в постели с человеком, стоящим выше в служебной иерархии, начинают афишировать близость. Психологи не рекомендуют исследовать вопрос, которого наука не знает. Поэтому непредсказуемость женской логики до сих пор является задачей для ученых. Женщины не могут сохранить в себе тайну, так и выпирающую из них наружу. Уместно привести одну притчу о сохранении тайны, давно известную морякам.
   После трехмесячного плавания капитан, потянувшись в кресле, мечтательно сказал старпому: "Сейчас бы бабу!"
   -- Женщин нет, мой капитан, могу предложить китайца-поваренка.
   -- Ты что? -- взревел капитан.
   После шестимесячного пребывания в море капитан сказал старпому: "Чиф, ты что-то говорил про китайца..."
   -- Привести? -- спросил чиф.
   -- Веди! -- решительно махнув рукой, согласился капитан.
   -- Но имейте в виду, что назавтра об этом узнает вся ком аида.
   -- Знать будут три человека: я, ты и поваренок, -- уточнил капитан.
   -- Нет, мой капитан, пять.
   -- Кто те двое?
   -- Два матроса, которые будут держать поваренка, уж очень ему эта процедура не нравится.
   -- "Дед" на судне был человеком старше всех по возрасту и, натурально, дважды дедом, -- продолжал Корнеич, выслушав Виктора. -- Товарищи по судовой партийной организации слегка пожурили "деда" за шалости и ограничились, значить, обсуждением. С приходом в порт его вызвали в партком. Тяжело пришлось "деду", учитывая, что большинство членов парткома были уже импотентами, а им посмаковать про любовь, что вшивому баня. Любили, значить, говно пожевать. Особо усердствовали двое: бывший председатель военного трибунала, отставной полковник, лично расстрелявший не один десяток сопливых юнцов, убегавших от немецких "пантер" и "тигров", и отставной мичман, который говорил, будто пережевывал во рту кашу. Его интересовал не сам факт связи, а его подробности. И когда парткомовцы,.значить, перекрестным допросом дожали "деда" и перекрыли ему кислородную трубу, он изобразил на лице смертельно-страдальческую гримасу и сказал:
   -- Товарищи члены парткома, е..., а сам плачу!
   -- Тебе никогда не приходилось плакать? -- поинтересовался Виктор.
   -- Никогда. Бабы, бывало, плакали, но энто были слезы радости, -- с гордостью отпарировал Корнеич.
   Разговор продолжил третий:
   -- На рудовоз "Никитовка" Азовского пароходства прислали девятнадцатилетнюю буфетчицу. И развернулась девка на полную катушку, ее поимели все, кроме тех, кто не хотел и кто уже не мог. Даже судовые дамы, которых земля-матушка уже не способна была носить, и те за голову взялись. Бесилась девка, пока своего не нашла. На судне был котельный машинист удивительного человеческого свойства. Это был Ченч с агрегатом Корнеича, и он ее так отходил, что девка к нему пристала, пылинки с него сдувала. Мужики говорили, что она ему после вахты по обычаю горцев ноги мыла и воду выпивала в знак любви и верности.
   Пароход стоял на линии Жданов -- Поти. Глухой каботаж, помполита не было. Поэтому весточка о жрице любви в партком поступила с опозданием, что спасло капитана от выговора, которых у него было, как на паршивой собаке блох. Тогда свирепствовал вопрос морали. Много хороших людей сложили свои полномочия по этой причине.
   Вызвали капитана на заседание, проект решения уже был заготовлен -- выговор. Капитан, горевший по женскому вопросу, находился на "золотой" линии, как в ссылке. Начали кацо к стенке прижимать, а он битый: "Товаришы, аморалка называэтся, когда эё вэсь экипаж, а когда одын -- крэпкая советская сэмья", -- и от выговора отвертелся.
   -- Еще нет такого человека, который бы описал судовую любовь, -- сказал Виктор. -- Если такой найдется, он сразу получит Нобелевскую премию по литературе и имя его будет внесено в книгу рекордов Гиннеса, а томов той книги будет больше, чем в Большой Советской Энциклопедии.
   -- На одном из БМРТ любовь переросла в остросюжетный детективный роман с драматическим эпилогом, -- продолжал третий. -- Мой однокашник плавал на том судне и рассказывал. Орденоносный капитан любил снять стресс в обществе буфетчицы. Буфетчица была не первой молодости и свежести, но сохранила свою прелесть и ее дивная красота еще не поблекла. Она была высока, стройна, с копной длинных, спадающих на плечи, вьющихся каштановых волос. Открытое лицо с голубыми глазами и длинные стройные ноги, которые начинались, казалось, от самой шеи. Когда она шла по судну, то вызывала у мужиков дрожь от страстного желания, у них начинали томно ныть корни давно удаленных зубов, они раздевали ее глазами, что она чувствовала спиной.
   Капитанская каюта была для нее пыточной камерой, откуда она выходила угнетенной и подавленной, униженной и оскорбленной, и ... неудовлетворенной. За мучения в капитанской каюте она получала компенсацию с лихвой и море удовольствия в матросской каюте с молодым рыбодобытчиком. Она нежно и страстно полюбила молодого матроса. Только в его объятиях она чувствовала себя наверху блаженства, ее чувства захлестывали здравый смысл, она задыхалась в сладкой истоме, стремительно бросая вверх свое стройное тело навстречу любимому. В экстазе она изнемогала от наслаждения, издавала сладостные стоны и чувствовала, как от удовольствия на больших пальцах ног начинали отставать ногти. Казалось, в порыве страсти она готова была белой голубкой взлететь ввысь и гордо реять над мрачным безмолвием ледового Лабрадора. В первый свой заход в иностранный порт купил матрос на свою скудную валюту два одинаковых перстня и подарил один буфетчице на память об их страстной и пылкой любви.
   Она не могла больше делить ложе с капитаном и, начитавшись детективов, пошла на рисковый эксперимент, на который способна только безумно любящая женщина. Лежа рядом с буфетчицей, капитан обратил внимание на перстень, красовавшийся на пальце буфетчицы.
   -- Нравится? -- спросила она.
   -- Очень. Откуда он у тебя? -- поинтересовался капитан.
   -- Таких перстней в природе два: у меня и резидента...
  -- ???
   -- Да, да! Я не та, за кого меня принимают, я -- агент империалистической разведки, -- доверительно сообщила она.
   Капитан вырос в эпоху постоянно нагнетаемой шпиономании, но живого шпиона в своей жизни он видел впервые.
   Он действовал в строгом соответствии с "Уставом службы на судах флота рыбной промышленности СССР", статья 55 которого гласит: "Капитан вправе задержать лицо, подозреваемое в совершении преступления, до передачи его соответствующим властям в первом порту СССР, в который зайдет судно". А в соответствии со статьей 56... капитан вправе поместить это лицо в особое помещение и содержать его там вплоть до прихода судна в первый порт СССР. За незаконное содержание в таком помещении капитан несет установленную законом ответственность. Буфетчицу из капитанской каюты передислоцировали в судовой изолятор, на иллюминатор которого наварили металлическую сетку.
   Капитан послал на берег радио: "Число, часов, минут, в координатах -- широта, долгота на судне обезврежен агент разведки недружественного государства. Изолирован. Соответствии 54 статьей устава службы производим дознание. КМД". Написав текст криптограммы, капитан занес его первому помощнику для зашифровки. Зашифровав, первый отнес ее для передачи радисту, а сам зашел к капитану.
   -- Как она, сволочь, могла пойти на такое? -- возмущался помполит. -- Интересно, кто, где, когда ее завербовал? Красивые бабы -- все враги. Ты тоже хорош, связался со шпионкой, а тебя, ведь, на героя готовили. Представляешь, что они с тобой сделают? Теперь все. Не дадут. Хотя, ты можешь получить боевой орден за поимку шпиона. Плохо, что баба. Был бы мужик...-- размышлял помполит.
   -- Но тогда я его бы не обезвредил. Случилось, ведь, по женскому делу, -- возразил капитан.
   -- Если скажешь им, что по женскому делу разоблачил, они тебе аморалку пришьют и пойдешь ты в береговые матросы концы принимать. Сколько хороших промысловиков на этом завалили? Ведь партком называется "рыбопромыслового флота", а в его составе нет ни одного рыбака, все старые пердуны во главе с отставным мичманом. Разве они тебя поймут? Вызовут на партком и спросят: "Спал? Спал..." А какой-нибудь отставной полковник прошамкает: "Как?". Им же давай подробности. Короче, сейчас составим легенду. Про отношения ни слова. Сама пришла. Я тебя не продам. Вспомни, сколько женских дел мы с тобой за время совместного плавания решили? Вспомни, как на выходе стали на якорь и баб делили, а диспетчеру дали сводку: "Ремонт главного двигателя". Пока бабам не запретят плавать, мы с тобой этих акул полового разбоя.... Их надо всех пороть, как врагов народа, а ты связался с врагом народа, -- закончил помполит.
   -- Я скоро не смогу, -- с сожалением сказал капитан.
   -- Как не сможешь? Посмотри на свою шайбу, у тебя рожа шире, чем у нашей поварихи задница, а ты не сможешь!
   -- Живот мешает, -- продолжал сокрушаться капитан. -- Я скольжу и не могу удержаться на бабе, каждый раз надо звонить в машину, чтобы отопление отключили. Не удовольствие, а сплошные муки.
   -- Точно, как в Одессе, -- вставил помполит. -- Прекрати кочегарить -- клиент скользит. Ты должен отказаться от рабочекрестьянского способа любви и применять передовые технологии, распространенные на диком Западе. В следующий заход закажи агенту учебное пособие. Учти, что эта литература дорогая и у нас запрещена, пусть в дисбурсментский счет укажет русско-английский разговорник для моряков.
   Помполит вышел из каюты, а капитан лег на койку, не раздеваясь, поверх одеяла. Он чувствовал себя плохо, из рук вон плохо. Он был одинок и это его угнетало. Но капитан представил себе, как с приходом в порт судну будет организована торжественная встреча, как после доклада о результатах выполнения рейсового задания, он доложит: "Во время рейса обезврежен и доставлен в порт шпион недружественного государства". Капитана интересовало: каким же орденом его наградят? Орденом Боевого Красного Знамени или Красной Звезды. Представить себе трудно, что рядом с орденом за труд будет орден боевой, за поимку шпиона. Приду на новое судно, экипаж скажет: "У нас капитан -- мужик геройский!" Размышления капитана прервал вызов на мостик....
   Изоляция продолжалась до прихода в порт, куда прибыла бригада из пяти сотрудников ведомства, занимающегося отловом агентов иностранных разведок. На этом закончился звездный путь орденоносного капитана...
   Закончив рассказ про безответную любовь капитана, третий вышел из салона под дружный смех мужиков, поднялся на мостик и принял вахту. СРТ мирно дрейфовал на сетях.
   -- Юханнесович, будь предельно собран и смотри в оба, штормяга может налететь, -- сказал чиф, покидая мостик.
   Оставшись на мостике, третий достал анемометр, вышел на крыло мостика, замерил скорость ветра, вроде бы ничего не предвещало беды, но третий знал, что турбулентный поток воздуха, называемый ветром, двигающийся относительно земной поверхности в направлении от высокого давления к низкому, способен взволновать поверхность моря, превратив его в огромные последовательно идущие волны, достигающие в Норвежском море высоты 15 метров. Третий улыбнулся, вспомнив преподавателя метеорологии и океанографии Акакия Акакиевича, ходившего в 1926 году штурманским учеником на учебном барке "Товарищ" в Монтевидео и Буэнос-Айрес. Акакий Акакиевич рассказывал о памперо:
   -- Смотрю в бинокль -- летит корова, докладываю капитану
   -- Протрите стекла, -- говорит капитан.
   Протер, смотрю -- летит лошадь. Пришли в Буэнос-Айрес, агент принес газету, читает: "Памперо унес в море стадо крупного рогатого скота".
   Многие веселые байки Акакия Акакиевича вспомнил третий: про свитера на "Ермаке", как на том же "Ермаке" серебряный чайник украли и пьяные кочегары кингстоны открыли, как на "Товарище" во время шторма летели паруса и реи, мачты и шлюпки, а замыкал шествие сам Акакий Акакиевич, про купание в Амазонке и стук челюстей крокодила. Да разве можно было упомнить все, о чем рассказывал добрейший Акакий Акакиевич? От воспоминаний у третьего на душе потяжелело, что касается памперо, то это холодный штормовой южный ветер в Аргентине и Уругвае, иногда с дождем, связан с вторжением антарктического воздуха, зарождается на восточных склонах Аидов и, пролетая через пампасы, от которых он получил свое название, разражается с особой силой в устье реки Ла-Платы. Памперо бывают местные и общие. Местные длятся недолго и небо при них остается синим. Общие памперо приходят со шквалами и обычно продолжаются трое суток. Однако имели место случаи, когда памперо свирепствовали по двадцать суток, дули с огромной силой и увлекали все, что встречалось на их пути, срывая с якорей суда, стоявшие на якорях, и даже переворачивали малые суда. Сила ветра при памперо не уступает силе вест-индийских ураганов. При памперо ветер имеет неизменное направление от юго-запада.
   Третий вновь произвел замер скорости ветра, обратив внимание на его усиление и изменение направления, что было первым признаком приближения шторма. Третьего не покидало какое-то внутреннее чувство тревоги.
   На мостик поднялся второй. Сдав вахту, третий спустился вниз, заглянул в салон, но любители потравить уже разошлись. Раздевшись, третий скойлал свое длинное тело на койке. Сквозь сон он слышал, как привычно чихнул главный двигатель и загудел винт. Под мерный гул винта третий погрузился в неспокойный сон, ему снилось, как он в детстве с одним своим ровесником пас молодых бычков, на которых они катались верхом, а те, лихо подпрыгивая, пьггались их сбросить. Третий проснулся, но его тело наяву продолжало трясти, будто он ехал в телеге с квадратными колесами. Окончательно отойдя от сна, третий понял, что утерян порядок и его пытаются найти.
   Утеря порядка -- явление само по себе распространенное. Кто не терял порядка? Вместе с тем поиск порядка в штормовом море и в кромешной тьме не намного перспективней, чем поиск иглы в стоге сена. После того, как второй начал подрабатывать на порядок, на мостик свистнул капитан и в переговорное устройство спросил у второго о погоде, а через несколько минут поднялся на мостик.
   -- Иваныч, подними дрифа, думаю, надо будет брать порядок, чтобы спасти сети, -- спокойно сказал КЭП.
   Буквально через несколько минут на мостик поднялся как всегда спокойный дриф.
   -- Ветер крепчает, будем брать сети, -- сказал КЭП, -- предупреди людей, чтобы были максимально внимательны, дурная волна может накрыть с любого борта.
   Когда выбрали стояночный стальной вожак и подняли на палубу сиротливо болтающиеся "яйца", стало ясно, что порядок, который решили спасти, утерян.....
   -- ... твою душу мать, штурмана потеряли порядок! -- выругался дриф.
   Это был первый всплеск эмоций у дрифа с начала рейса.
   Капитан внешне был спокоен, лицо сосредоточено. Известно, что раздражительность и нервозность в экстремальной обстановке плохие союзники. Здесь нужен трезвый ум и точный расчет. Капитан свистнул в машину и предупредил второго механика, стоявшего на вахте: "Начнем поиск порядка".
   Когда дали ход, судно так затряслось, что казалось, от тряски изо рта выпадут здоровые зубы.
   Второй водил прожектором направо и налево, освещая поверхность моря. После трех часов поиска порядок был найден. Теперь оставалось за него зацепиться. Боцман на волне умело подсек кошкой буй и, зацепив поводец, начал подтягивать его к борту. Выбирая поводец, мужики подтянули сложенную в жвак сетку, за ней дошли до вожака, который обнесли на шпиль. И началась выборка, какой никто из мужиков, кроме Корнеича, в своей жизни никогда не видел.
   Ветер продолжал усиливаться. Норвежское море зашумело и загудело, посылая вперед все новые и новые ряды зеленовато-серых волн, которые с грохотом и ревом обрушивались на СРТ, заливая палубу и находящихся на ней рыбаков. После каждого приема холодного душа мужики произносили слова, достойные украсить программу Одесского конкурса острословов, а некоторые могли реально претендовать на пьедестал почета названного выше конкурса.
   Никто из мужиков не бросал укоризненных взглядов на мостик. Каждый делал свое дело, зная, что капитан и старпом предпринимают все зависящее от них. Было у моряков магическое слово "надо", во имя которого люди делали все, преодолевая себя, чтобы выстоять в любом испытании. Ведь, недаром говорят, что море слабых не любит. Никто из рыбаков не думал о том, что выполняет какую-то особо трудную и опасную работу. Все понимали, что это обычная рыбацкая работа.
   Облегчение наступило после того, как Виктор выхватил из-за борта концевой буй с огромной фигой. Убрав все на палубе, закрепив по-штормовому и натянув штормовые леера, мужики покинули палубу и пошли переодеваться.
   Волны со страшным ревом и рокотом обрушивались на судно, которое то проваливалось в глубокую пропасть между волнами, то птицей взмывало ввысь:
  
Корабль то в глубокой яме,
То долетает до небес...
  
   Норвежское море оправдывало вывод специалистов о том, что воды Северной Атлантики по суровости условий плавания и повторяемости штормовых погод считаются на первом месте. Норвежское море является наиболее бурным по сочетанию штормовых ветров и волнения.
   0 шторме написано много, при этом авторы использовали самые страшные слова. Сами моряки старались шторма не замечать, занимаясь своим делом: штурмана и механики несли вахту, матросы по очереди стояли на руле, боцман появлялся на палубе, осматривая хозяйским глазом все ли в порядке.
   Действительно, шторм в тягость всем. Тело обвисало плетью, мысль о еде вызывала тошноту. Лучший рецепт против шторма -- воля. Найти в себе силы заставить работать и есть, несмотря на огромные перегрузки, испытывающие организм. Особенно тяжело капитанам, которые мучились, наблюдая, как огромные волны испытывали на прочность их суда и нервную систему команд, а они бессильны что-либо сделать. Тяжело в шторм судовым кокам, главная проблема которых заключалась в том, как устоять у плиты. Некоторые привязывали себя куском сизальской подборы к плите. Людвиг Людвигович этого сделать не мог по причине нерациональности своего устройства. Он мог привязать себя в коленях. И мотался он по маленькому камбузу от переборки к переборке, как огромный маятник Фуко. В рыбацкой иерархии "шеф", как называли кока, на судне второй человек после капитана: один ловил, другой кормил. Капитан и царь, и бог, и воинский начальник, а шеф-отец родной, судовой кормилец. Колбасу, сыр или ветчину к чаю мог порезать и подать на стол юнга. После того, как все поедалось, подавался печеночный паштет, который рыбаки называли "пашкет". Святая обязанность шефа вкусно приготовить обед и ужин. Ему доверены рыбацкие желудки, которые он обязан сохранить в целости и сохранности, чтобы там никакой язвы не появилось. И, хотя на флоте были превосходные коки, язва желудка являлась наиболее распространенной болезнью моряков. Некоторые непросвещенные в медицине, не знавшие, что язва желудка болезнь "нервная", обвиняли судовых коков, в чем они не были виновны. Из истории рыболовного флота известны случаи, когда во время выборки сетей шеф лепил для команды пельмени. Людвиг Людвигович о подобных рекордных высотах не помышлял. Его радовало уже то, что он освоил секреты хлебопечения и в его коллекции будет только один рыбацкий Оскар.
   Во время шторма салон пустовал, посиделок не проводили. Мужики качались на сатанинских качелях в койках, изнывая от безделья и шутя: "Рыбу стране, деньги жене, а сам носом на волну". Каждый думал о своем...
   Корнеич вспоминал свою "старуху". Его суровое, истерзанное жестокими ветрами лицо, подобрело, узкие глаза потеплели и он ушел в воспоминания... Давно это было. Корнеич уже был признанным половым авторитетом в Калининграде, когда однажды увидел маленькую и хрупкую девушку, которая при виде грозы калининградских девчат, скромно потупила взгляд. Корнеич подошел к ней и молча взял за руку, она покорно пошла за ним и идет уже два десятка лет. Корнеича после этого словно подменили и он больше никогда на стороне не применял своего грозного "оружия", хотя заявок было много: устных и даже письменных. Корнеич улыбнулся, вспомнив, как девчата приходили вызволять его с гарнизонной гауптвахты.
   Ченч вспоминал матросскую юность на стареньком "Кабоне".
   Альминович вспомнил деда, потомственного рыбака, который брал его с собой в море.
   Пупкин проводил время с Настей в родной деревне, рассказывал ей про страшные штормы и свирепые ветры.
   Виктор, улыбнувшись, вспомнил молоденького лейтенанта на минном тральщике, который жаловался старшему офицеру: "Никак не могу выспаться: сойду с корабля, электричкой приеду домой, сходим с женой в кино, туда-сюда и уже пора вставать..." "Отставить туда-сюда и будешь высыпаться", -- порекомендовал ему командир, умудренный жизненным опытом. "Сюда нашего лейтенанта, выспался бы", -- подумал Виктор. Он вспомнил, как на бригаде траления проводили строевой смотр. Строевые офицеры замеряли линейкой ширину матросских брюк, а замполит маялся от скуки и вдруг его осенило: подойдя к правому флангу строя, на котором стоял двухметрового роста старшина второй статьи Акулов, замполит спросил его:
   -- Товарищ старшина второй статьи, где в настоящее время находится товарищ Н.С. Хрущев?
   Слабый электрик сильного тока в тот момент занимался подсчетом в уме количества компотов, которые осталось ему выпить до дембеля, ничто другое на белом свете его серьезно не беспокоило. Увидев безразличие рядового члена общества к своему лидеру, замполит с железом в голосе, чеканя каждое слово, выдал перл:
   -- Товарищ Н.С. Хрущев находится на отдыхе в Коралловых Водах!
   Строй замер...
   Четырнадцать суток в море свирепствовал жестокий шторм, четырнадцать суток огромные зеленовато-серые волны яростно, как кувалдой, били по корпусу, заливая палубу и трюмные люки, четырнадцать суток СРТ удерживался носом на волну и четырнадцать суток Норвежское море беспощадно бросало обессиленные матросские тела в носовом шестиместном кубрике.
   На утренней вахте, которую на флоте в шутку называли "пионерской", третий обратил внимание на ослабление ветра. Начался процесс затухания ветровых волн, они становились менее агрессивными.
   -- Что ты здесь организовал? -- спросил второй, поднявшись на мостик.
   -- Успокоил ветер, -- улыбаясь ответил третий.
   Как только ветер убился и волна несколько успокоилась, флот приступил к поиску и сразу ожил две недели молчавший эфир.
   На вахте второго в рубку поднялся капитан. За время шторма он несколько осунулся, лицо побледнело, на висках прибавилось седины, а мешки под глазами говорили о бессонных ночах.
   -- Иваныч, начнем поиск, -- спокойно сказал он и перевел ручку телеграфа.
   СРТ начал поиск. Дело это трудное и мало перспективное, учитывая двухнедельный шторм, который разметал сельдь по всей площади Норвежского моря: попробуй найди, а потом поймай!
  
Рыба плавает по дну,
Хрен поймаешь хоть одну...
  
   Рассчитывать на хорошую рыбу после шторма сродни тому, что тыловику, всю войну проспавшему с женой фронтовика, искать себя в списках награжденных, но надо. Его Величество План тяжелым грузом давил на плечи капитана и он искал рыбу. Ведь, главная радость рыбака -- рыба!
   Когда СРТ шел по волне его трясло, как на кочках, когда шел лагом к волне, переваливался с борта на борт, отвешивая низкие поклоны, черпая бортами воду. Стоявший на руле второй, в мыслях жалел капитана: "При чем тут КЭП? Ведь против стихии не попрешь. Но волосаны тропические за невыполненный план спросят с него. Ведь некоторые горячие головы идею взять от природы все, с садов переносят на Атлантику".
   На вахте старпома СРТ выметал сети и дрейфовал на порядке, а мужики быстро покинули палубу, зная, что утром тянуть пустыря. Поужинав без аппетита, покинули салон.
   Утром старпом поднял мужиков. Выбрали сети, Рыбкин засолил две тонны, что после такого шторма было даром божьим.
   В тяжелых трудах и великих муках СРТ набрал груз и снялся в район баз, но базы не принимали. Капитан решил укрыться и отстояться во Фьордах. В соответствии с Женевской конвенцией о территориальном море суда имеют право на стояику и остановку в территориальных водах, если они необходимы вследствие непреодолимой силы. При нахождении в иностранных территориальных водах все суда обязаны строго соблюдать законы и правила, касающиеся мореплавания, издаваемые прибрежным государством. Все формальности, предусмотренные в данном случае, были соблюдены.
   При заходе заметили СРТ, вышедший встречным курсом. Вот он завалился на борт, коснувшись волны топом мачты и исчез в пучине, затем стал медленно возвращаться, чтобы встать на ровный киль и завалиться на противоположный борт. Жуткое это было зрелище. Если кто-нибудь наблюдал со стороны за СРТ, у него возникли бы точно такие же ассоциации. Перед морем все равны и качает всех одинаково.
   Вошли во Фьорд. На глазах произошла умопомрачительная метаморфоза: грозно рокочущее огромными волнами море, сменилось почти зеркальной гладью поверхности воды. После продолжительной, казалось бесконечной болтанки мужики блаженствовали. Шутка ли, можно спать без аккомпанемента становых якорей, спокойно поесть, не опасаясь обвариться, не хватаясь руками за воздух! И было у мужиков настроение, как будто каждый из них поимел английскую королеву.
   Корнеич не замедлил воспользоваться благоприятной обстановкой:
   -- Мы стояли, натурально, на энтом самом месте. Три СРТ зашли тогда укрыться от шторма под самый Новый год. Привязались друг к другу геркулесом и начали, значить, провожать старый год. Напровожались мы тогда изрядно, а наутро, значить, не обнаружили начальника судовой радиостанции. Перевернули суда вверх килем, а радиста, значить, нет. Кто-то из мужиков заметил: "Как в воду канул". Все сразу протрезвели и вышли, значить, мы из укрытия. Капитан приказал третьему помощнику энтот конфуз записать в судовой журнал, что тот и сделал: "Шквалистым порывом ветра сдуло за борт радиста". Пришли, значить, в порт и начала работать комиссия. При расследовании оказалось много "очевидцев": одни, значить, в подробностях рассказывали, как его ветром, натурально, подхватило и понесло; другие поведали в каком положении он, значить, летел; третьи говорили, что он кричал по-татарски (радист был татарин), но они ничего не поняли. Подобная версия выглядела вполне убедительно, поскольку научно доказано, что во время родов женщина кричит "мама" на родном языке, а почему бы при падении за борт не делать то же самое?
   Комиссия, значить, пришла к выводу, что экипаж действовал решительно и смело, грамотно и умело, но непреодолимые силы природы не позволили спасти радиста. В результате, значить, пятерым детям радиста от трех расторгнутых браков установили, значить, пенсию в связи с потерей кормильца.
   Прошло три года... Утопленник, натурально, воскрес и предстал перед нашим консулом, которому все рассказал и оказалось, что он, натурально, вывалился за борт, значить, и стал кричать, звать на помощь, но вопли о помощи оказались гласом вопиющего в пустыне. Оказавшись в ледяной воде и помня о том, что спасение утопающих -- дело рук самих утопающих, он срочно переквалифицировался в скалолаза и поднялся по крутому склону на берег. Органы тогда, значить, зашевелились, потом как-то обмякли и дело замяли. КЭП наш, значить, стал орденоносцем, депутатом и большим членом, которого голыми руками не беруть. Радиста не стали обвинять в измене, а судили, как злостного неплательщика алиментов. И во всем виноваты эти бабы, сучье племя, -- подытожил Корнеич.
   -- Ты прав, Корнеич, -- сказал третий. -- На одном СРТ произошел такой случай с радистом. Пришли в порт. Стали на короткий межрейсовый ремонт. Радист оставил адрес и уехал к женщине в Питер. Вышли из ремонта, а маркони нет. Начальник отдела связи дал радио: "Судно на выходе -- выезжайте". Наутро получили ответ: "Деньги на исходе -- высылайте". В Питер пошла разгромная депеша в 396 слов, конец которой гласил: "Судно на простое ваш счет". На следующее утро поступил ответ: "Ваш N ясно вижу. Деньги закончились, выхожу пешком, предполагаемое время прихода Таллин ...". И во всем виноваты женщины! -- согласился с Корнеичем третий. -- Один старпом был вынужден уйти с флота из-за ослиного упрямства своей жены. Пришли они однажды после шестимесячного рейса. Жена встречала. Зашли в каюту, сладостно и страстно поцеловались. Обоим невтерпеж: ей -посмотреть шмутки, которые он привез, ему -- удовлетворить зов матушки-природы. Вместо того, чтобы по-человечески в койку, они стояли посреди каюты, открыв дискуссию:
   -- Покажи, -- настаивала она.
   -- Дай, -- упорствовал он.
   -- Пока не покажешь вещи, не дам.
   -- Пока не дашь, не покажу...
   Зная упрямство своей жены, о таких Адам Мицкевич писал, что она даже мертвая плывет против течения, чиф решил достичь согласия, предложив жене оптимальный вариант: совместить приятное с полезным. Поставил он открытый чемодан на диван, а ее в позу женщины, моющей полы. Но в порыве страсти старпом забыл зашторить иллюминатор и продемонстрировали они первый отечественный порнофильм всему экипажу Когда старпом сходил со злополучным чемоданом с судна, вахтенный у трапа нахально-вызывающим взглядом осмотрел чемодан, а потом старпома. От этого взгляда чиф готов был бросить за борт чемодан и следом за ним прыгнуть самому между бортом и причалом.
   -- Баба по натуре хищница, агрессор, -- распалялся Корнеич, -- и самая большая обида для нее, когда ее, значить, не трогають. Тогда она способна на все, вплоть до самой, значить, низменной подлости. В серьезную переделку попал наш КЭП, когда после рейса получил назначение на плавучую базу старпомом, надо было, значить, большой диплом набирать. Пришел на базу, а буфетчица койку застилаить. По неписанному морскому уставу он должен был удовлетворить ее половую потребность, а он не тронул и жестоко за энто поплатился. Пришел однажды домой, а евонная жена, алкашка, в поисках заначки обнаружила у него в кармане женские трусики, пачку презервативов и шпильку для волос. Не долго думая, стукнула она его по голове, а когда он упал, потеряв сознание, она легкий массаж лица произвела когтями до самых, значить, костей. Голову зашили, лицо зашнуровали, как футбольный мяч и в срочном порядке пришлось ему паспорт моряка менять. Его изуродованное лицо ни один пограничник не мог идентифицировать с фотографией в паспорте: настоящий уголовник, бандит с большой дороги. А вообще мне довелось с уголовниками плавать. Был, значить, в моей биографии такой конфуз. Решили тогда эксперимент провести и послать в Атлантику зэков. Бежать некуда, кругом вода. Привели их на пароход шестнадцать душ. И старпом с ими, здоровый такой, под два метра ростом, и кувалды, как у Ченча. Где-то в Клайпеде устроил дебош и намотали ему срок. Собрали нас всех вместе и капитан речугу толкнул:
   -- Мужики! Вы идете на большие деньги, но все должны хорошо работать. Хочу вас честно предупредить, если кто-нибудь из вас решится на измену социалистической Родине, у меня одно противоугонное средство -- судовой винт. Я без страха и сумлений врублю задний ход и превращу любого из вас в форшмак!
   То ли слова капитана, то ли водяра возымели действо, но когда проходили Зунд, ни одна пьяная рожа даже не удостоила замка Гамлета своим вниманием. На палубе они появились, значить, когда всю водяру выжрали и Северное море, значить, натурально врезало нам по зубам. Попробуй посиди в кубрике, когда якоря все время по мозгам стучат!
   Поначалу чудно было. Садились за стол, у них старшой, "бугор" назывался, так "шестерки" ему мясо в чашку подкладывали, но энтот конфуз капитан ликвидировал на месте.
   Пришли, значить, на промысел, капитан приказал все колющие, режущие и рубящие инструменты убрать от греха подальше. Им энта рыбалка была, как рабам плантация. Многие из них валялись на палубе после выборки сетей и говорили: "На хер нам энтот курорт сдался? Лучше в зону, там харч послабее, зато работать не надо и не качаить. А тут жрешь от пуза и все время на качелях, а жратву за борт!"
   Отработали мы тогда рейс, пришли в порт, получили приходной аванс и тут они, родимые, натурально конфуз opraнизовали. Получили деньги и ударили все по бильдям, как их в Калининграде называють, а наутро никто из них на пароход не явился. Говорили, что их в ментовку похватали, но больше я энтих славных бойцов сельдяного фронта не видел. А мы, хошь разорвись, не размагнитились, в яйцах цыпляты пищали. Надо было груз сдавать, снабжение, промвооружение, а некому. И опять эти бабы виноваты! С грехом пополам сдали все, рассчитались за рейс. Решили мы с корешом моим Калистратычем прошвырнуться, значить, в город. Вышли через проходную. У ворот стояли две малолетки и так ругались, что у самого профессора русского матерного языка Калистратыча уши начали сворачиваться стручком.
   -- Доченьки, что же вы так ругаетесь? -- поинтересовался дриф.
   -- Отвали, козел вонючий, Макаренко долбаный! -- сказала малолетка, по-блатному плюнув через зубы.
   -- Ты его хоть в натуре видела? -- спросил наивный дриф.
   -- Я на нем была больше, чем ты на свежем воздухе, а, если все, что я видела на тебя иовесить, ты будешь, как ежик, -- вызывающе сказала малолетка.
   -- Эти малолетки очень опасная публика, -- заметил третий;когда грань между городом и деревней начали стирать, в поселке появилось два такси. Работы у них особой не было и они стояли против конторы. Однажды в одну сели две девчонки и попросили отвезти их на могилку бабушки за 26 километров. "Какие хорошие внучки!" -- подумал водитель. Когда приехали на кладбище, малолетки заявили: "Денег у нас нет, возьми натурой". Немолодой уже водитель ответил: "Доченьки, у вас ведь еще не обросла", на что одна из них сказала: "Ты, дяденька, из-за нас не переживай! Пока у тебя подымется, у нас обрастет!"
   Хохот потряс салон.
   -- У меня еще один конфуз был, -- продолжил тему Корнеич. -- Я тогда от Калининграда ходил и решил в Таллин перебраться. Написал письмо. Получил ответ, просили прислать документы. Собрал, отправил, значить, все необходимые бумаги. Началось томительное ожидание. Придя из рейса, написал письмо, в котором интересовался насчет документов. Через неделю получил, значить, ответ: "Ваши документы в порядке, мыши еще не съели", а через некоторое время получил вызов. Приехал, значить, в Таллин, прописали меня по отделу кадров и стоял я на вахте. К тому времени уже, значить, "Океаны" начали получать. И так, значить, стою на вахте у трапа. Около трех часов над гаванью раздался душераздирающий крик, похожий на сигнал "воздушной тревоги", от которого, значить, проснулись все вахтенные у трапа, вахтенные помощники в каютах и жильцы домов, прилегающих к порту. Прибежали на крик и видим, значить, натуральный конфуз: молодая женщина торчать, значить, из люминатора. Не знаю, что там произошло, но решила она натурально покинуть судно через люминатор. И когда, казалось, что полоса препятствий успешно преодолена, она застряла в ем своим тазобедренным устройством. Злые языки утверждали, что те, кому не досталось, ее уже потом поимели, когда она, значить, в люминаторе кверху задницей торчала.
   -- Корнеич, если бы ты ее отходил, она бы, как пробка из бутыли выскочила, -- заметил Виктор.
   -- Много она, стерва, публики собрала, того и гляди, парохода оверкиль организують, -- продолжал увлеченно повествовать Корнеич. -- Кажный высказывал собственное мнение, как ее, значить, вызволить. Один предложил смазать мылом, чтобы лучше, значить, скользила, другой предложил принести ведро отстоя из-под пойол в машине и вылить, значить, на её, а третий предложил дюжа напугать, говорят, скелет в два раза сокращается.
   Утром пришел капитан, а вахтенный помощник доложил, что девка заканчиваить, значить, шестичасовую смену в сверхтяжелых условиях. Пошел капитан к директору завода: "Товарищ директор, нужно, значить, срочно вырезать люминатор
   -- А эта работа включена в ремонтную ведомость? спросил равнодушно директор.
   -- Нет, конечно! -- пожал плечами капитан.
   -- Когда представите дополнительную ремонтную ведомость, мы, значить, отдефектуем, прокалькулируем, подсчитаем объем трудозатрат, стоимость материалов и тогда вырежем, -- невозмутимо продолжал настаивать на своем директор.
   -- Пока вы, значить, будете калькулировать и подсчитывать, она может погибнуть! -- взорвался КЭП, -- только вы ей можете помочь!
   -- Кому?
   -- Женщине...
   -- Какой?
   -- Той, что в люминаторе...
   -- Каком люминаторе? -- недоумевал директор.
   -- Противоположного от причала борта, -- начал выходить из себя капитан.
   -- Да, но у нас нет ацетилена...
   -- Что??? -- взревел КЭП и грудью пошел на директора, обнажив зубы, как-будто хотел сделать ему, значить, старый самурайский прием харакири. Выставив вперед руки, директор дрожащим голосом залепетал:
   -- Хорошо! Для такого случая мы ацетилен найдем и выделим самого лучшего газорезчика завода! Только получите разрешение на проведение огневых работ.
   Пошел, значить, капитан искать пожарника, нашел, а тот уже с утра, значить, как колун и никак в толк не возьмет, зачем нужно вырезать люминатор. Короче, взял, значить, капитан всю ответственность за огненно-спасательную операцию на себя. Через час прибыл газорезчик, который толкал перед собой тележку с огромными железными колесами, на тележке были два баллона с газом и резиновые шланги На судне, значить, беседка уже была заведена, с большими трудностями лучший газорезчик завода взобрался на беседку, подали ему, значить, шланги, а горелку зажечь он не могеть, руки его "тустепь" танцують. Тогда строгий порядок был установлен: жизненный эликсир, значить, начинали давать с 11:00, а до энтого у работяг руки чечетку исполняли. Зажгли ему горелку.
   -- Не, вырезать не буду, она расплавится, вырежу кусок борта, -- испуганно сказал газорезчик.
   Приварил он, значить, к борту из десятимиллимитровой катанки два рыма для гака и выхватил кусок борта размером 2х2 метра. Зацепили, значить, стропом за рымы и подняли заводским краном на тележку. Привез, значить, газорезчик ее в цех, а там лучшие заводские слесари-виртуозы начали ее вызволять. Вид она имела страшный, как окунь: глаза налилась кровью, а язык вывалился изо рта. Между левой ляжкой и рамкой люминатора протолкнули кусок жести и полотном ножовки по металлу начали пилить. Когда пленницу освободили, она, значить, долго без движения сидела, пока кровь из головы в ноги не перекочевала. Потом встала, сделала три шага, как на протезах, а уж потом врубила, значить, "самый полный" ход, что ее на мотоцикле догнать не могли. Хотели, значить, фамилию узнать для истории. Ей хотели даже рекорд присвоить, да партком возражение, значить, выразил: не нашей, мол, системы она и работаить по другому профилю.
   -- Не присвоить, а внести ее имя в книгу рекордов Гиннеса, -- уточнил Виктор.
   -- Мне однохерственно, что "присвоить", что "внести". Девка, значить, побила все рекорды, почитай, семь часов провисела вверх задницей, а рекорд Джахарлала Неру -- четыре часа на голове, -- закончил рассказ Корнеич.
   -- Ты, как всегда, Корнеич, прав, -- продолжал Виктор, -- действительно, премьер-министр Индии Джавахарлал Неру занимался по системе йогов. А кто из вас знает, что такое оргазм по системе йогов?
   -- Я не знаю, -- признался Пупкин.
   -- Теперь будешь знать, -- ответил Виктор, улыбаясь. -- Оргазм по системе йогов, когда член кладут на наковальню, а сверху бьют молотком.
   -- А в чем кайф? -- поинтересовался Пупкин.
   -- А кайф -- когда промажешь..., -- пояснил Виктор.
   -- Те, кто предлагал ее напугать, были абсолютно правы, -- вернулся к разговору о случае с девушкой третий, -- от испуга в человеческом организме происходят интересные эволюции. Однажды в Шереметьеве горел самолет и второй пилот выскочил через бортовой иллюминатор пилотской кабины. Когда пилоту сказали, как он покинул самолет, тот не поверил -- его плечи были в три раза шире иллюминатора.
   -- У нас произошел интересный случай, -- продолжал третий. -- За длинную зиму прилавок сельмага удручающе пустел. Уставшие от изобилия отсутствия, все с нетерпением ждали начала навигации. После ледохода привели паузок и причалили к берегу. Сделали сходню из толстых досок. Все, кто мог двигаться и что-то на себе носить, подались на заработки. Оплата труда -- "на бочку". На берегу ставили бочку вверх дном, за которую садилась дородная тетя. При выходе по сходне на берег, она вручала выносившим картонные бирки красного и синего цвета. Красная стоила три рубля, синяя -- один. Красная бирка выдавалась за мешок с сахаром и рисом весом 101 кг, мешок с мукой -- синяя бирка. В разгар выгрузки паузок освятила своим присутствием богомольная древняя старуха, которая по сходне вниз съехала на пятой точке опоры, а в трюм по трапу спустилась на карачках. Голова у старухи пошла кругом при виде изобилия. Чего тут только не было?! Деревянные ящики с хозяйственным мылом, коробки с папиросами "Беломор-канал" и "Север", мешки с сахаром, мукой, рисом, солью, гармошки-двухрядки, хомуты и балалайки. Но в дефиците был дефицит: негашеная известь и часы-будильники Ереванского часового завода на 11 камнях. Таких часов в поселке было двое: у коменданта Ивана Ивановича и директора школы Александра Дмитриевича. В высохшем от времени мозгу старухи созрел дерзкий план экспроприации дефицита. Задрав подол длинной холщевой юбки, она насыпала себе в панталоны килограммов пять извести, положила часы и начала восхождение на берег. Успешно преодолев препятствие, она поравнялась с дородной тетей. На траверзе бочки будильник предательски зазвенел. От испуга у бабули произошло самопроизвольное мочеиспускание и в штанах началась химическая реакция по переходу извести из одного вида в другой. Реакция сопровождалась обильным выделением тепла и пара, от которого редкая растительность на клинообразном лобке старухи мгновенно покинула штатное место. Обезумев от страха и истошно крича, старуха бежала по малолюдной улице, а из штанов колоколом громкого боя раздавалась трель будильника и шипелабурлила химическая реакция. Редкие очевидцы говорили, что, если бы засекли ее результат, она побила бы мировой рекорд в беге на короткие дистанции.
   -- Вот, смотрю на эти отары бесчисленных овец, -- третий указал в сторону островов, -- и вспоминаю, как мой друг Виктор Воинов чуть не стал владельцем огромного стада северных оленей. Плавал он тогда матросом на ТХС "Оханск", который возил из Магадана в бухту Павла продукты. Пошли они однажды со старпомом на шлюпке купить у оленеводов оленьей печени. Подошли к магазину, там стояли два чукчи, для которых был установлен сухой закон. Один из них взмолился:
   -- Болшой морака, купи бутылка водки для маленький морака!
   Купили. Пошли дальше. Зашли в гости к бригадиру-оленеводу. Расселись и началось застолье. Мой друг не увлекался спиртным, что не ускользнуло от узких глаз хозяина. Он удалился, а через некоторое время вернулся со свертком в руках:
   -- Женись на моей дочери, вот деньги, много денег!
   От такого оборота дела Виктор даже растерялся.
   -- Зачем мне деньги? -- спросил.
   -- Не хочешь деньги -- бери стадо оленей, -- не отставал гостеприимный хозяин, видимо, уж очень приглянулся ему Виктор.
   -- Чем вас угостить в следующий раз? -- спросил он, прощаясь.
   -- Приготовь котлет из оленятины, -- попросил старпом.
   Бригадир слово свое сдержал. Когда они пришли к нему снова, то, войдя в ярангу, увидели сногсшибательную картину: шесть старух сидели рядком и жевали мясо, а готовую продукцию аккуратно складывали в большую алюминиевую чашку.
   -- Что они делают? -- шепотом спросил старпом.
   -- Готовят фарш для котлет из оленьего мяса, -- с гордостью ответил хозяин.
   Ссылаясь на дефицит времени, старпом вежливо отказался от обеда, забрали печень, расплатились и постарались побыстрее уйти. Не состоялся из моего друга оленевод-кочевник, -- завершил свой рассказ третий.
   Мужики захохотали. Корнеич сказал:
   -- Надоть второму сказать, чтобы кашевар, значить, нам котлеты по-чукотски сварганил. Пока мы сети берем, он яйца все одно чешет. Пусть корову "подоить" и жуеть.
   В отношении рекомендации Корнеича "подоить корову", автор, чтобы читатель понял, должен дать пояснения. Как обычно, на вахте третьего помощника, на палубе появлялся шеф с тазом в руках, подходил к говяжьей туше, привязанной к вантам, ставил тазик на палубу и начинал отрывать от костей мясо движением рук, напоминающим движения при ручной дойке.
   -- Чукчи очень добрые, доверчивые, исполнительные, честные и очень принципиальные люди, -- продолжил Ченч. -- Был такой случай. Пришел на судно чукча и предложил за спирт покрасить корпус судна. Чиф согласился, ударили по рукам, но чукча предложил заключить договор на покраску.
   -- Якорь мне в глотку, -- распялялся чиф, -- ты что, мне не веришь? Слово джентльмена!
   -- Я тебе верю, но давай заключим договор, -- настаивал чукча.
   Заключили договор о покраске: "Настоящий договор заключен капитаном теплохода с одной стороны, чукчей с другой...".
   Чукча приступил к работе. Когда работа была закончена, пришел к старпому. Проверяя работу и увидев, что один борт не окрашен, чиф изверг из себя весь запас красноречия, что на чукчу не произвело устрашающего действия.
   -- Чукча ходил в школу и чукча умный, -- сказал он невозмутимо, -- в договоре черным по белому написано, что судно красит капитан с одной стороны, а чукча с другой.
   -- Юханнесович, травани-ка еще чё-нибудь, -- попросил Корнеич третьего, -- ты редко принимаешь участие в наших заседаниях, а выступаешь еще реже.
   -- Почему ты считаешь, что я травлю? Все, что я рассказывал -- сущая правда, до единого слова. Я рассказываю истории, происшедшие со мной или моими знакомыми, -- возмутился третий, -- я, как ты, Корнеич, говорю только правду. Вахта у меня такая, во время посиделок торчать на мостике надо. Вот, выбьюсь во вторые, буду травить от вахты до вахты...
   -- Энто уж точно, на челюсти ты в детстве не падал и травильная железа у тебя развита нормально, -- сказал Корнеич.
   -- У нас в поселке случай произошел, когда старик себе яйца ящиком стола защемил, -- начал третий.
   -- Не может такого быть! -- возразил Пупкин.
   -- Пупкин, ты Фома неверующий, ты ничему не веришь. Ему мешал живот и кто-то посоветовал ему, что надо это делать на столе. Пришел он как-то домой, посадил бабку на стол, но в преддверии интимной близости потерял напрочь бдительность, не заметив, что ящик стола не закрьгг до конца, куда яйца и провалились, а когда он уперся, то задвинул ящик ногами до конца и яйца оказались зажатыми между ящиком и столом, как плавучий кранец между бортами.
   -- Ты травишь, -- сказал Пупкин.
   -- Я травлю? -- вспылил третий. -- Сейчас проведем следственный эксперимент. Подымимся в рубку, я открою верхний ящик штурманского стола, ты опустишь яйца, после чего я закрою ящик, а ты будешь так орать, что Настя в деревне услышит
   От участия в следственном эксперименте Пупкин отказался.
   -- Примерно такой случай произошел у нас, -- начал Ченч, улыбаясь, -- мы стояли в ремонте на Таллинском судомехе. У нас моторист был, веселый парень, но слишком много уделял внимания антигрустину и на этом изъяне нравственности его подловил боцман.
   -- Мотыль, -- обратился боцман к мотористу, -- выпить хочешь?
   -- Обижаешь, дракон. Кто это не хочет выпить? -- ответил моторист.
   -- А ты яйца в пробочное отверстие просунешь? -- спросил боцман.
   -- Запросто!
   -- Поспорим?
   -- Поспорим!
   -- На что?
   -- На ящик водки...
   Заключили пари и назначили независимого судью. Принесли бочку. Моторист приспустил штаны и весьма быстро просунул яйца в бочку. Рядом боцман облизывал пересохшие губы, сжался весь и дрожал от напряжения. Независимый судья дал отмашку -- трюк исполнен. Моторист, как штангист, взявший рекордный вес, вскинул вверх руки и хотел подпрыгнуть, но в нем мгновенно произошла неожиданная метаморфоза и его улыбающееся от радости победы лицо перекосила страшная гримаса мучительной боли -- яйца застряли в отверстии. Лицо моториста напоминало сумасшедшего: бледнее, чем полотно, с дергающейся в нервном тике щекой и струящимся по лбу потом, а сам орал, будто его резали несколькими ножами одновременно. Секрет трюка заключался не в том, как яйца в бочку просунуть, а как их оттуда вытащить. В бочку он их заправил по одному, а обратно они устремились вместе, для чего узкое отверстие явно не было приспособлено. Теперь настал черед торжествовать победу боцману, который понял, что самостоятельно моторист яиц из бочки не достанет. Боцман корил себя за неконкретную формулировку условия спора. Он спорил на "просунуть", что он и сделал. Если бы боцман спорил на условиях FOB, то обязательно бы выиграл пари. Теперь боцману приходилось сыграть с мотористом фифти-фифти. Боцман предложил мотористу помощь.
   -- Послушай, мотыль, -- сказал боцман. -- Ты выиграл ящик водки, но тебе в жизни не суждено больше увидеть своих яиц, как собственных ушей! У тебя два выхода: либо попросить шкерочный нож и обрезаться, либо носить на яйцах бочку, как овца возит тележку под курдюком. Третьего тебе не дано.
   -- Распилить бочку, -- сказал моторист.
   -- Да, но это спасательная операция. А как тебе известно, -- продолжал боцман, -- спасательный договор по проформе МАК "Без спасения нет вознаграждения". Ты подвергаешься реальной опасности, после положительного результата по твоему спасению у меня возникает право на получение справедливого вознаграждения, которое предлагаю установить в ящик водки. По морскому праву стороны могут договориться о размере спасательного вознаграждения.
   -- Я согласен, только сделай скорей что-нибудь! -- взмолился моторист.
   После заключения спасательного контракта боцман выпилил в бочке отверстие, просунул руку, состворил яйца моториста с просветом отверстия и тот, к своей неописуемой радости, извлек их целыми и невредимыми из чрева бочки. Эта история со временем обросла всевозможными подробностями. Рассказывали, что моторист очень боялся щекотки и при каждом прикосновении боцмана, он дико орал и подпрыгивал, отрывая бочку от палубы.
   От души насмеявшись, мужики продолжали травить. Ченч своим рассказом вернулся к воспоминаниям о своей матросской юности, проведенной на старом маленьком пароходе "Кабона":
   -- Я начинал плавать на старой "Кабоне". Команда жила в носу. Матросы в центральном шестиместном кубрике, а с правоro борта была малюсенькая каюта, в которой жил и кок, и буфетчица. Кокша была огромного роста секс-бомба, ноги у нее росли из-под самых грудей, а буфетчица маленькая, как Дюймовочка. Они были тезки, поэтому их называли большая К и маленькая К. По штату кок должен спать на нижней койке, но наша тетя-ферма в нижнюю не помещалась, ноги некуда было девать. И спала она на верхней койке, выставив ноги по колени в открытый иллюминатор.
   Капитан у нас был старенький, жалостливый человек. Швартуемся, бывало, в Рооммасааре, вызывает на мостик боцмана:
   -- Сходи, разбуди большую К, пусть ноги уберет, не дай, Бог, костей наломаем.
   Большая К к интимному делу огромное пристрастие имела и выбирала себе мужиков маленького роста...
   -- Правильно делала, ваша стропила знала толк в энтом деле. А что толку с вас, амбалы? Токмо на свой вес надеетесь, по губам поводите и начинаете бабу в прокат превращать. Возьми тебя: из любой, натурально, фольгу готов сделать, -- заметил Корнеич. -- Как любила говорить моя бабка: "За большой пень хорошо ходить по большой нужде -- не видать"! Я бы вашу арку так отходил, она бы по пароходу цаплей ходила. Запомните, если за дело взялся маленький, дело будет исполнено в наилучшем виде. Бабе нужен хрен, чем больше, тем лучше. Если бабу хреном не надерешь -- яйцами не нашлепаешь, -- заключил Корнеич.
   Ченч продолжал:
   -- Однажды боцман дал нам задание: с правого борта краску подновить у клюза. Завели беседку, закрепили концами. Залез я на беседку, напарник на штерике кандейку с кузбасслаком смайнал и подал кисть на штоке. Только приготовился было добросовестнейшим образом приказ выполнить, как в иллюминаторе появились ноги и каким-то странным образом задергались. Сначала я думал ей ступни ног покрасить, но передумал и попросил напарника принести металлическую щетку. Привязал ее к штоку и давай ей поочередно пятки чесать. Она ногами дергает, а убрать не может...
   -- Ну, ты и мудак сраный! -- возмутился Корнеич. -- Ты, значить, бабе, почитай, всю кайфу испортил, рационализатор херов. Тебе с твоим почином в БРИЗ, а ты к бабе!
   -- Зато она -- единственная женщина в мире, которой во время полового акта щекотали пятки металлической щеткой и это рекорд, достойный внесения в книгу Гиннеса, -- не сдавался Ченч.
   -- Ты лучше расскажи, как ты у рыбаков оказался, -- задел за живое Корнеич.
   -- По причине борьбы с идеологическим противником, -- начал Ченч. -- После ченча лишили меня визы и я три года пахал на одном гвардейском шипе, который из Ленинграда возил дрова. Потом открыли мне визу и пошли мы на Англию. Кадровый помполит ушел в отпуск и вместо него в рейс вышел инструктор горкома, сморчок -- соплей перешибешь. Пришли в Англию, стою я утреннюю вахту у трапа. К борту начали подъезжать английские рабочие на машинах. Улучив момент, я подбросил помполиту вопросик на засыпку:
   -- Почему они на машинах на работу приезжают?
   А он сам ни хрена никогда не видел и понес:
   -- От безысходности.
   -- ???
   -- Ты вчера в городе был?
   -- Был...
   -- В магазины заходил?
   -- Заходил...
   -- Цены на обувь видел?
   -- Видел...
   -- Не может английский рабочий покупать себе такую обувь, поэтому вынужден ездить на автомобиле, -- философски заключил он.
   Случайно слышавший наш разговор капитан зашипел на помполита:
   -- Замолчи, дурак!
   Пойти с группой в город помполит отказался и увязался с капитаном пить пиво.
   Когда он вернулся из рейса, горкомовские женщины спросили у него про заграницу.
   -- Заграница -- сплошная реклама, -- сказал инструктор.-- Не успели войти в бар, как на колени уселась полуобнаженная девица...
   -- Что ты почувствовал при этом?
   -- Я сразу догадался, что это мой идеологический противник.
   -- У этой гниды все были идеологическими противниками, -- зло заговорил Ченч, -- он, сволочь, написал про мой вопрос в политдонос и оказались в моем деле два прокола. Поставили меня на "мертвый якорь" и направили в бессрочную командировку поднимать рыбную промышленность. Вот и поднимаю...
   -- Пупок, -- обратился Корнеич к Пупкину, -- сколько суток человек могить спать?
   -- Ну, трое суток, -- ответил Пупкин.
   -- Трое суток человек могить не спать и это предел, значить, человеческих возможностей, а спать могить месяц, ровно месяц. Пришли как-то из рейса, получили, значить, приходной аванс, выпили малость у дяди Саши, но показалось мало, проложили мы, значить, со своим корешком курс на "Арарат". Во время перехода я дружка свово, значить, потерял. Пришел я утром в контору, а он уже объяснительную записку сочиняить. Произошел с им конфуз: заснул он во время перехода от конторы до "Арарата" на улице, а проснулся утром в медвытрезвителе. Он, значить, всю эту историю изложил на бумаге: пришел с рейса, получил аванс, выпил малость, не хватило, пошел, уснул, проснулся... Все, как на духу. Теперь настал черед сочинять кадровикам приказ о его наказании. Констатирующая часть приказа гласила: "Придя в порт 19.02.57, матрос первого класса получил приходной аванс и выпил. Направляясь продолжить употребление спиртных напитков, он вознамерился пойти в "Арарат", при следовании куда заснул на улице и был препровожден в медвытрезвитель, где пришел в себя 20.03.57.
   Из проекта приказа явствовало, что мой корешок проспал в общей сложности ровно месяц. Начальник управления приказ не подписал, а резолюцию наложил, значить, такую: "1. Нач.ОК, кто из вас пьян? 2. Сколько же ты спал, родимый?"
   -- Заснуть на улице никакого геройства не составляет, -- продолжил Ченч. -- Однажды слесарь-ремонтник заснул в картере главного двигателя.
   -- Не может быть такого,-- засомневался Пупкин.
   -- Очень даже может. Он росточком еще меньше тебя был. Мне про этот случай начальник ОТК завода рассказал. В 1952 году на Таллинском заводе N36 стоял в ремонте теплоход "Юкан". Заводские долго возились с восьмицилиндровым главным двигателем завода "Русский Дизель". Судовой "дед" для подмазки нацедил ребятам спиртику. Перед проворачиванием вскрыли крышку, а он спит, родимый!
   Корнеич, вероятно, специально завел разговор о сне. Далеко за полночь мужики разошлись-отдыхать, а утром, выбрав якорь, СРТ снялся в район баз.
   СРТ ошвартовался к базе. Как только с базы подали сетку, второй и Рыбкин встали на нее. Поднявшись на базу, второй прямым ходом направился разыскивать боцмана. Найдя его, второй взмолился:
   -- Николаич, выручай. Эти волосаны тропические...
   Боцман по старой дружбе (второй матросом плавал с боцманом на базе) решил выручить второго. Открыв форпик, он долго ползал на карачках среди бочек, фляг и кандеек, пока не извлек флягу, которая сверху сияла на солнце всеми цветами радуги. Открыв крышку фляги, второй заглянул вовнутрь и почувствовал, как палуба огромной сельдяной базы пошла у него под ногами -- внутри фляги было несколько явно выраженных слоев краски: белила, слоновая кость, киноварь, кузбасс-лак...
   -- Возьми, подтверждения не надо, презентую по старой дружбе, сказал боцман. -- Сколько осталось рыбачить?
   -- Один груз, -- ответил второй.
   -- Не хватит времени. Не успеют, -- сказал боцман. -- Собирайте собрание и просите продлить рейс еще на 110 суток на запад под трал, тогда шеф с поваренком успеют довести флягу до кондиции.
   С первой сеткой второй вернулся на борт и зашел на камбуз, поставил флягу на палубу и решительно сказал:
   -- Чтобы до прихода в порт блестела, как у кота яйца, -- и вышел. '
   Поручение второго по очистке фляги для юнги было подобно изобретению вечного двигателя. Юнга сходил к боцману и взял у него все инструменты для выполнения задания. Вооружившись этим множеством различных инструментов, юнга принялся за работу. Он отбивал, откалывал, сострагивал, соскабливал и счищал остатки краски, а конца ее не было видно.
   Непомерное потребление сметаны явилось стимулом роста для судового пса Боцмана, который рос не по дням, а по часам. Все свободное от работы время судовой боцман уделял своему четвероногому тезке, лаская и гладя его. Пес отвечал своему доброму хозяину собачьей взаимностью, не отставая от него ни на шаг. Во время выборки сетей он сидел на баке, во время посиделок в салоне удобно устраивался на коленях хозяина. Со временем боцман начал его обучать. Первое, что пес научился делать -- это становиться на задние лапы и класть передние на плечи мужикам. Вначале Корнеичу, Пупкину и Славке, а позже -- Виктора, Ченчу и Альминовичу.
   Сдав груз и получив тару, соль и, пополнив запасы пресной воды, СРТ отошел от борта и направился в район промысла. Мужики, помывшись, отсыпались. В конце вахты второго на подходе к району промысла он услышал по "Урожайке": "Говорит СРТ-Р..., говорит СРТ-Р.... Кто меня слышит? Прошу ответить". Второй ответил:
   -- Я СРТ-Р... третьи сутки выбираю сети, по тонне на сетку, забит по трубу, сети начинают тонуть...
   Второй попросил поработать на пеленг. Запеленговавшись, второй изменил курс и лег к СРТ-Р, к которому подошли уже на вахте старпома. Зацепились за порядок с другого конца и начали брать сети. Никто из матросов, кроме Корнеича и Ченча, ничего подобного не видел в своей жизни. На рол шел сплошной белый жвак. Выбрав семь сетей, обрезались и вышли на вожак. Засолив и убрав с палубы бочки с рыбой, продолжили выборку. Всего из порядка СРТ-Р выбрали и засолили 15 тонн. Убрали рыбу в трюма. Капитан, посоветовавшись со старпомом и дрифом, принял решение выметать сети на этом самом месте. Дальнейшие события показали, что КЭП поступил очень мудро. Утром старпом поднял мужиков и начали выборку сетей.
   Прошли сутки, как СРТ начал выборку сетей...
   Приходилось удивляться и восхищаться выдержке рыбаков. Во время выборки сетей люди были до предела напряжены и не замечали времени и усталости. Моральным стимулом, поддерживающим их на ногах без сна и отдыха, была богатая рыба.
   Выборку сетей закончили в конце вахты третьего. Не успел Виктор выбрать из-за борта концевой буй, как Пупкин от изнеможения рухнул на палубу буквой "Т", как подкошенный.
   -- Паря, вставай, не раскисай, -- мягко сказал Корнеич, -- еще немного, значить, потерпи, побегим к базе, тогда отоспишься.
   Пупкину было очень трудно, но он нашел в себе силы подняться. Качаясь от усталости, Пупкин стоял на уходящей из-под ног мокрой палубе, пытаясь открыть глаза. Это была победа над самим собой. Так становятся рыбаками, ведь рыбак -- дважды моряк!
   А Рыбкин засолил 48 тонн. В стихотворении "48" поэт написал:
  
Таких показателей не знали мы давно
И вот, как наказание, в сетях полным-полно!
А за бортом со стонами идет за валом вал.
Селедка валит тоннами, на палубе завал.
Наш траулер качается в минуту двадцать раз,
А сети не кончаются уже тридцатый час.
  
   Вот оно, рыбацкое счастье!
   Набрав груз, СРТ снялся в район баз. Еще 63 тонны! Все хорошо, что хорошо кончается. Недаром у рыбаков была добрая примета:
  
Если утром рыбы было мало,
То рыбак вещает, как мудрец:
"Ну и что ж! Неважное начало--
Значит, будет радостным конец!"
  
   СРТ бежал к базам, а уставшие, но счастливые рыбаки майнали в трюм последние бочки с сельдью.
   На вечернем совете капитан попросил у начальника экспедиции "добро" на подход к базе.
   -- Вы только что отошли от базы!
   -- У меня на борту полный груз...
   -- Когда вы его успели набрать?
   -- Более тридцати часов команда выбирала сети, люди буквально валились от усталости с ног...
   Динамик замолчал, затем начальник экспедиции бросил в эфир: "Добро".
   И снова, в который уже раз, подход к базе. Мужики катали бочки, а третий проставлял палочки в черновой журнал. Сданным на базу грузом СРТ выполнил рейсовое задание.
   СРТ лег курсом в район промысла. Настроение у мужиков было приподнятое. Шутка ли, в таком сложном, изматывающем нервную систему, рейсе выполнить рейсовое задание! Теперь СРТ шел, чтобы приступить к набору последнего груза, с которым пойдет в порт.
   На вахте третий помощник, на руле Ченч, заросший смолянисто-черной бородой. Всматриваясь в непроглядную тьму и наблюдая за движением коровьей туши в такт качке, третий помощник улыбнулся, вспомнив где-то прочитанное: "Комиссией установлено, что туша коровы сдана на склад полностью, за исключением передних ног, которые ушли налево".
   -- В нашем случае такое невозможно, -- размышлял третий, -- если корова уйдет, то только направо и полностью. Надо просветить этих посидельщиков по коровьему вопросу. Ни хрена не соображают в этом деле. Целую неделю давились сметаной, а вряд ли знают, откуда она берется.
   Как обычно, зарываясь носом в волну и переваливаясь с борта на борт, великий и неутомимый пахарь голубой целины -- СРТ шел на промысел. Под мерный рокот волн каждый думал о своем доме, жене или невесте, рисуя в мыслях картину долгожданной встречи. И как бы моряк не грустил о доме, придя в порт и побыв непродолжительное время на берегу, загрустит по морю. Оно снова потянет его в свои объятия. И сколько бы жены и невесты ни уговаривали моряка оставить или "завязать" с морем, он никогда не сделает этого. Так и будет ходить, а жена будет ревновать его к ненавистному ей морю, в котором моряк обрел свое счастье. Недаром один прислал в отдел кадров письмо: "С морем знаком и даже готов умереть в морской пенящей пучине".
   Придя в район промысла и найдя показания, СРТ выметал сети и лежал в дрейфе, а в салоне сидели располневшие бородачи. У многих мужиков появилась жировая прослойка или не в меру развитая грудная мышца. Как известно, на флоте все, что выше брючного ремня, считается грудью. Относительно бурного развития грудной мышцы выступил второй помощник:
   -- Волосаны тропические! Только бы жрать! Жрут, как бакланы! На выходе -- сплошные дистрофики, под конец рейса, как беременные вши, заросшие щетиной, на карачках по палубе ползают. Только бы жрать, бездельники!
   Но не по злобе это говорилось, для красного словца. Второй сам отведал горького матросского хлеба и знал, что если надо, эти бородатые парни будут уродоваться на палубе по 72 часа подряд и никогда не спросят у старпома, сколько часов он проставил им в табель рабочего времени.
   Второго поддержал Корнеич:
   -- Шайбы нажрали на дармовых харчах, "ревизора" в недостачу введете, а тут еще вчерась, значить, всё повидло пожрали. Посмотрите на Ченча, у него до сих пор по бороде полбанки повидла размазано, как высохнет, в порту придется бороду вместе с кожей сымать,съязвил в отместку на колкости Ченча Корнеич.
   -- Да, Ченч, ты попал в очень тяжелую ситуацию: если бы план не выполнили, тебе в порт возвращаться было бы бессмысленно, -- с умным видом изрек Виктор.
   -- А что это так? -- не понял Ченч.
   -- Для того, чтобы побрить твою уголовную рожу на раз тебе потребуется пять лезвий. Где же ты такие деньги возьмешь без плана?
   -- Ничего, Виктор, управимся ножницами для стрижки овец.
   В салоне сидели бородачи. К сожалению, бороды были разные: от окладистой черной купеческой бороды Ченча, до безобразной порнографической пародии на бороду у Пупкина. Если Ченч и Рыбкин могли гордиться своими бородами, то великому маэстро морской травли Корнеичу клинообразная бородка доставляла много неудобств, поскольку она являлась объектом едких насмешек. Его бороду сравнивали с козлиной и не только... Больше всего за свое убожество переживал Пупкин, у которого только на подбородке торчало четыре волосины, которые он пытался уложить в семь рядов.
   На вечерних посиделках с краткой информацией выступил третий.
   -- Флот всегда славился бородачами, -- начал он. -- Бороду носил самый популярный адмирал Российского флота Степан Осипович Макаров, известный кораблестроитель академик Алексей Николаевич Крылов, исследователь Арктики академик Отто Юльевич Шмидт и многие другие. Бороды на рыболовном флоте появились в 1955 году, когда эстонские рыбаки вернулись после первой Северо-Восточной Атлантической экспедиции, за время которой отпустили бороду В. Ноор, В. Старостенко. Бороду носил в море легендарный рыцарь Северной Атлантики Иван Агеев и капитан Виктор Меркулов. Постоянно носит бороду боцман-писатель Вельо Анслан. Борода имеет чудодейственную способность до неузнаваемости изменять внешность человека. Один старпом в рейсе отпустил бороду и стал похожим на Карла Маркса. Когда он стоял рядом с портретом великого мыслителя, никто не мог отличить -- где настоящий Маркс, а где двойник. Пришли в порт, ошвартовались. Капитан-пограничник, прибывший оформлять приход, при виде чифа взял под козырёк и поприветствовал:
   -- Здравия желаю, товарищ Маркс!
   А жена, обняв его, сказала:
   -- Дорогой Карл, здравствуй! И называла его так, пока он не сбрил бороду.
   -- Вы посмотрите на Виктора -- вылитый Георгий Апполонович Гапон, а Славка -- хан Золотой орды -- Батый.
   -- Действительно, Пупок, твоя борода мало выразительна и о ней у нас в поселке спели бы частушку:
  
Ох, теща моя,
Тетушка Лукерья.
Нету шерсти на...
Навтыкала перья!
  
   -- Но ты не убивайся, -- успокаивал третий Пупкина, -- только время тебе способно помочь и это я беру на себя. Мне известен рецепт стимуляции роста волос. У нас на втором курсе один начал катастрофически лысеть на любовной почве и умный волос покидал его дурную голову клочьями. К кому он только ни обращался, какими мазями ни смазывал лысеющую голову -- ничего не помогало, он продолжал лысеть. Глубоко переживая потерю волос, он потерял интерес к жизни. В полузабывчивом состоянии смотрел на мир отсутствующим взглядом, ничего не понимая. Однокашники переживали за него. Вопрос облысения товарища был обсужден на комсомольском собрании, это несколько раз бурно обсуждалось и на самоподготовке, но товарищ продолжал лысеть.
   Гордиев узел его мучений решил разрубить ярославский парень, который был большим знатоком народной медицины, таившей в себе неиссякаемые возможности. Он порекомендовал несчастному Ромео смочить голову раствором куриного помета сильной концентрации....
   -- И помогло? -- спросил Пупкин.
   -- Еще как! Процедуру нужно проводить трижды. После первого раза волосы напрочь покинули голову, которая заблестела, как надраенная рында у входа в училище. После второго раза на голове появился мелкий пушок, как у вылупившегося из яйца цыпленка, а после третьего раза выросли угольно черные волосы, как у меня.
   -- Это правда? -- снова спросил Пупкин, не спуская восторженного взгляда с рассказчика.
   -- Сущая. У тебя вырастет черная борода и будешь ты походить на Павла Дыбенко. Его за бороду дипломат Александра Коллонтай полюбила, а то, что она была на семнадцать лет старше своего возлюбленного - это ерунда! Вот, в Чили жена архитектора Антуана Эспинози красавица Бианка старше своего мужа на 63 года и разменяла вторую сотню лет, а они нежно продолжают любить друг друга... У тебя, Пупок, все впереди! Огромные возможности.
   -- Зачем мне старуха? Я люблю Настю, мне бы только бороду для солидности, -- возразил Пупкин.
   -- Борода у тебя будет непременно, -- продолжал, вошедший в раж третий.
   -- Как только перейдем поближе к Исландии и водолеи будут туда ходить за водой -- будет у тебя борода. На "Виру" у меня два однокашника, третий помощник и матрос. Закажем -- привезут два мешка удобрения, на всю деревню хватит. Как известно, Исландия занимает первое место в мире на душу населения не только по добыче рыбы, но и производству высокоурожайного удобрения из птичьего помета. На мурманском СРТ есть петух, но петушиный помет слабый, обязательно нужен помет женской особи. Главное, чтобы борода не была рыжей. Обладатели рыжей бороды иногда попадают в очень неприятные ситуации. Когда я плавал на "Урале", стояли мы на ремонте на Балтийском судоремонтном заводе, что в Копли. Однажды решили с товарищем съездить в ресторан Таллин-Балти покушать. Как там кормили -- всем известно. У моего друга была прекрасная борода лопатой огненно-рыжего цвета, являлась гордостью "Урала" и всей Эстонской Северо-Атлантической экспедиции! Вошли мы в трамвай и встали на заднюю площадку, а на остановке "Ситси" через заднюю дверь вошли молодая красивая особа с пышной прической морковного цвета и мальчишка лет пяти-шести с коньками, перекинутыми через плечо. Окладистая борода сразу привлекла внимание огольца и стала объектом внимательного изучения, после чего он изрек: "Мама, посмотри, у дяди борода, как твоя писька!" Лицо женщины мгновенно стало красней бороды моего товарища, а он, разъяренный, как уссурийский тигр, выскочил на ходу из трамвая, не доехав до своей остановки. Сначала жадно хватал воздух, потом разрядил себя очередью смачного мата и только тогда сказал возмущенно: "Чтобы мою бороду сравнивали с чьей-то ...? Это уж слишком! ..".
   -- Будет у тебя борода, Пупок, -- продолжал третий. -- Но она, возможно, не спасет тебя. Когда ты поедешь в свою деревню в широкополой форменной фуражке с кокардой старшего комсостава и огромным с брезентовым мешком с деньгами, тебя могут обвинить в фальшивомонетничестве, то есть в изготовлении поддельных денежных знаков. Пойдешь по деревне, а навстречу милиционер: "Что в мешке?" -- спросит. "Деньги!" "Откуда взял столько денег?" -- поинтересуется сельский детектив. И амбец тебе, загудишь под фанфары. У меня так один однокашник погорел. Стояли они в Игарке, грузились лесом на Англию. После вахты он пошел любоваться прелестями северной природы, а когда вернулся, ребята сказали, что на судне была выдача зарплаты. Пошел он к третьему, а тот говорит: "Бумажных денег нет, могу предложить только мелочь". И получил мой однокашник горбом своим заработанные мелочью. Третий пересчитал мелочь, высыпал в брезентовую сумку с клеймом "Банк СССР" и вручил ему.
   На следующий день вечером пошли они с товарищем в ресторан "Полярный", где он намеревался несколько облегчить содержимое брезентовой сумки. Сделали заказ. Когда девушка-официантка принесла счет, однокашник достал сумку и начал считать мелочь.
   -- Что Вы делаете??
   -- Считаю деньги.
   -- Откуда Вы взяли столько мелочи?
   -- Начеканили, -- ответил товарищ.
   На выходе из ресторана к нему подошел сержант милиции:
   -- Гражданин, пройдемте.
   Посадили его в камеру. А утром вывели на допрос. Красномордый старший лейтенант положил на стол госбанковскую сумку и рыкнул:
   -- Ты изобличен, запираться бессмысленно. У нас неопровержимые вещдоки. Что ты на это скажешь? Где ты взял сумку?
   -- На судне получил.
   -- Рассказывайте все, как было.
   -- Я отстоял вахту, пошел в город полюбоваться природой севера; пришел на судно, третий выдал мне зарплату мелочью и ссыпал все в сумку.
   -- Кто может подтвердить твою версию? -- спросил старлей.
   -- Третий помощник капитана нашего теплохода.
   Вместо того, чтобы вызвать третьего через диспетчера оперативно, красномордый был большим законником и выслал ему официальную повестку по почте. Получив повестку, третий прибыл давать свидетельские показания и подтвердил, что выдал зарплату мелочью в сумке.
   -- Чем Вы докажете, что выдали зарплату мелочью?
   -- Я получил сумку с мелочью в местном отделении Госбанка.
   -- Кто это может подтвердить?
   -- Очевидно, банк.
   -- Я Вашим показаниям не верю, -- изрек красномордый,
   -- Вы пытаетесь выгородить злоумышленника.
   Старший лейтенант составил запрос в местное отделение Госбанка, в котором просил сообщить подробности этого дела и представить акт технической экспертизы на предмет подлинности мелочи, которой мой однокашник оплатил ресторанный счет.
   Учитывая, что экспертиза продукции Госбанка СССР -- дело государственной важности, старший лейтенант не мог поставить свою подпись под таким документом. Его мог подписать только самолично начальник городского отдела подполковник милиции Доматырка, который в то время был с друзьями на охоте в тундре. О времени его возвращения никто не знал, ибо зависело оно от успешной охоты и от количества спиртного, взятого с собой. А пока подполковник милиции Доматырка охотился в тундре, а запрос-ответ ходил по почте, мой однокашник сидел в камере предварительного заключения. Судно, закончив погрузку, стояло на рейде в ожидании решения вопроса.
   -- Но ведь это произвол! -- возмутился Пупкин. -- Как они могли?
   -- Они все могут. На Севере тайга -- закон, а медведь -- прокурор. Спорить с властью, что писать против ветра.
   -- Ну, и кто-нибудь за это безобразие ответил? -- спросил Славка.
   -- Ответил. Экипаж. Судно простояло семь суток на рейде и не выполнило квартального плана грузоперевозок и, естественно, экипаж лишился премиальных. Вот так-то, Пупкин, эмиссия -- дело опасное,-- заключил третий.
   -- И ополовинить могут, -- вставил Ченч.
   -- Как ополовинить? -- не понял Пупкин.
   -- Очень просто, с помощью вязальной спицы. Была в УСЛ кассир, которая приспособилась с помощью спицы "накручивать" из банковских упаковок купюры. Никому неизвестно, сколько она "накрутила", пока её разоблачили.
   -- Пупкин, куда деньги девать будешь? -- поинтересовался Славка.
   -- Знаю куда. На подарки, на свадьбу,...похороны.
   -- Какие похороны? -- удивился Славка.
   -- У них обычай такой. Свадьба -- не свадьба, если двоих не зарежут, а похороны за счет жениха. Это вроде ритуала, -- вставил Виктор. -- Вот, к примеру, на Соломоновых островах существует свадебный ритуал, в соответствии с которым после провозглашения пары мужем и женой, девушка ложится на землю и ей камнем или палкой без всякой анестезии выбивают зубы.
   -- Ну и порядки! -- возмутился Славка.
   -- У каждого свои порядки. Хорошо, если сразу зарежут, а могут ведь в котел с кипящей водой смайнать, а потом сожрать за милую душу -- и такие обычаи существуют, -- заключил Виктор.
   -- Милиционеры на севере злее, -- заметил Ченч.
   -- Нет, не злее, а глупее, -- сказал Виктор. -- На севере, наоборот, люди добродушнее, но от холода происходит затвердение мозга и его функция затормаживается, поэтому они сначала делают, а потом думают.
   -- Ты прав, так и было, -- сказал Ченч. -- Мы пришли после леса из Англии в Архангельск и встали на непредвиденный ППР к плавмастерской. Старпом сошел на берег и угораздило его зайти на городской базар, да "жадность фраера сгубила". На том базаре продавали ковры-гобелены, куртки и штаны по цене выше, чем в Таллине. Решил наш чиф сделать бизнес и посидеть в одном из архангельских ресторанов. Пришел на судно и сагитировал ребят пойти с ним на базар. Любителей оказалось пятеро. Мы все лето болтались между Арктикой и Европой, коечто собралось из шмоток. Пошли они на базар, начали раскладывать ковры, куртки, мохер, наборы "неделька" и коммуфляжные бюстгальтеры с чашечками, как пушечные ядра. За этим нехитрым занятием и накрыла их милиция. Им предъявили обвинение в групповой спекуляции товаром иностранного производства и корячился реальный срок. Предъявленные справки о выдаче валюты и декларировании личных вещей воздействия не имели, поскольку имел место факт спекуляции. Руководство пароходства не на шутку обеспокоилось, нужно было вытаскивать незадачливых бизнесменов. Организовали жалобную бумагу с просьбой взять на поруки. Еле выкрутились из этой истории...
   Мужики разошлись отдыхать; набор последнего груза всегда тянется долго, как будто время остановилось.
   Утром старпом вновь поднял мужиков. И снова "пошел вожак!". Старпом начал выборку сетей, но капитан, который к началу каждой выборки поднимался на мостик и любил выбирать сети, на мостик не поднялся. Первое, что пронеслось в гoлове старпома -- капитан заболел. Когда на мостик поднялся третий помощник, капитан свистнул в переговорную трубку и попросил зайти старпома. Когда старпом вошел в каюту капитана, тот сидел за столом с усталым видом.
   -- Я немного приболел, -- сказал капитан, -- командуй сам. На совете скажешь, что занемог.
   Недомогание капитана стало предметом обсуждения во время обеда.
   -- Что теперь будет? Пока нового капитана пришлют, рейс закончится, -- выразил свое мнение Пупкин.
   -- Мужики, поверьте моему опыту -- КЭП здоров, он, значить, начинаить натаскивать старпома. Рейсовое задание выполнено. Конечно, капитан чертовски устал, но он здоров. Каждый капитан готовит своего старпома. Я знаю, когда во время швартовки капитан взялся за левую половину груди, сказав старпому: "Швартуйся!" Уйдя с мостика, он продолжал наблюдать за действиями старпома. А когда привязались, он, как ни в чем не бывало, подошел к старпому: "Молодец, действовал правильно!" Так что, Пупок, не переживай, КЭП здоров, а при таком, значить, чифе он может, действительно поболеть. С планом у нас, значить, все в порядке.
   Таково было мнение Корнеича.
   На вахте второго на мостик поднялся старпом, перевел ручку телеграфа и сказал:
   -- Начнем поиск.
   Вызванный на руль многоопытный Корнеич обратил внимание, что старпом сосредоточен, не расстроен или испуган, и никакой суеты.
   -- Как заправский КЭП, из энтого парня будет толк! -- размышлял бывалый матрос, наблюдая за действиями старпома. Старпом нашел показания и СРТ выметал сети.
   После ужина, вопреки установленной традиции обсуждения тематического вопроса, вновь шло чрезвычайное заседание, связанное с болезнью капитана. Каждый изложил свою точку. Краток был Альминович:
   -- Тарпом оросий барень.
   Корнеич никого не перебивал. Когда все высказались, он сделал короткое заключение:
   -- Мужики, я, значить, не намерен никого переубеждать, но знаю, что наш КЭП уйдеть на повышение. Он молодой энергичный человек, прошел рыбацкие университеты в Атлантике у самой яркой звезды из созвездия капитанов-промысловиков. Ему нужен рост, для него, значить, мостик СРТ не предел и старпом дошел, он готовый капитан.
   -- А ловить он умеет? -- с сомнением спросил Пупкин.
   -- Завтрашний день покажет, -- спокойно ответил Корнеич.
   -- А завтра рыба будет? Как твоя примета? -- не унимался Пупкин.
   -- Приметы нет, недавно от базы отошли, но рыба, значить, будить.
   -- Я предлагаю рассмотреть один вопрос, -- предложил третий помощник. -- Один начинающий писатель-маринист, командуя зимой отстойным судном, писал книгу о моряках и по главе отправлял в редакцию. Однажды получил письмо, в котором редактор писала: "Получила присланную Вами главу. Должна Вас огорчить: в ней совершенно не чувствуется времени, а в стране происходят грандиозные события, например, в корне меняется структура сельского хозяйства. Неужели Ваши герои этого не заметили? Где вехи времени?"
   -- Возим мы бывшую колхозную корову на мачте по морю. Обдувает ее ветер всех румбов, омывают ее волны и обсыпают снежные заряды Заполярья, а вы знаете, сколько у нее при жизни было сисек и с какой стороны ее доили?
   -- Наш колхоз был отстающим, -- вступил в разговор Пупкин, -- и попросился к нам председателем ушедший в отставку адмирал. При утверждении на бюро райкома доярка-рекордсменка спросила его: "А Вы знаете сколько у коровы сосков?" "Нет, -- ответил кандидат в председатели. -- Точно знаю, что у женщины два, а сколько у коровы не доводилось изучать". Он потом колхоз в передовые вывел.
   -- Я расскажу вам об одной вехе времени в сельском хозяйстве, -- продолжал третий. -- Шла эпоха общей кукурузации страны. Колхозам приказали сеять кукурузу. Мой старший брат был тогда бригадиром полеводческой бригады. Однажды из Москвы приехал корреспондент посмотреть и написать очерк об опыте сибирских кукурузоводов. Выбор пал на брата. Повез он корреспондента в поле, где кукуруза с трудом доставала до голенища кирзового сапога брата.
   -- Это и есть кукуруза? -- поинтересовался корреспондент. -- Почему она такая низкая? Ведь она должна быть выше человеческого роста!
   -- Должна, но это не Краснодарский край, а Сибирь. Вам, что нужна кукуруза выше человеческого роста? -- спросил брат.
   -- Да, -- ответил корреспондент.
   -- Тогда, давайте, я лягу, а Вы фотографируйте, -- предложил брат.
   -- Нет, так не пойдет, -- возразил корреспондент.
   -- Есть выход! -- воскликнул брат.
   Они съездили в поселок за штыковой лопатой, брат выкопал яму и встал по грудь. Корреспондент уехал, а через месяц брат получил почтовый перевод -- гонорар на сумму 84 рубля. Тогда еще в моде были стихи:
  
Не за то люблю, что стан твой узок
И глаза с оттенком голубым
А за то, что сеешь кукурузу
Ты методом квадратно-гнездовым.
  
   -- Я хоть и родился в сельской местности, но особливо в сельское хозяйство ничего существенного, значить, не внес, -- продолжил тему Корнеич. -- Дерево я уже посадил, когда на моем, значить, послужном счету свыше трехсот суток аресту было. Был я на гарнизонной "губе" своим человеком и человекообразные ефрейторы надо мной, значить, дюжа уже не лютовали. Однажды на утреннем разводе мне говорять: "Корнеич, пойдешь на огородный участок коменданта города картошку сажать". Дали мне в напарники салагу-первогодка, посадили в машину и повезли. Была весна и нашего охранника-первокурсника из военного училища враз развезло и он малость вздремнул. Мы, значить, выкопали с напарником яму и высыпали в нее, значить, два мешка картошки! У добрых людей картошка взошла, а у коменданта одна трава на участке. Он три раза на день ездил смотреть всходы. Весь лимит на бензин израсходовал. Мне энтот мичуринский метод боком вышел. Приехал, значить, комендант на участок и видеть, что в центре неизвестное до сей поры растение взошло множеством отростков. После энтого самолично приехал за мной, врубил от души на всю катушку и отвез, значить, на губу.
   -- А выросло что-нибудь? -- поинтересовался Виктор.
   -- Не знаю, меня на уборку урожая не пригласили. Видно, комендант на мене дюжа осерчал.
   В ходе обсуждения вопроса было установлено, что среди членов экипажа есть еще люди, причастные к сельскому хозяйству. Один впервые имел женщину на картофельном поле между бороздами; другой, будучи в отпуске, переспал с дояркой на сеновале.
   Когда утром старпом вошел в кубрик будить матросов, никто уже не спал. Искренне уважая старпома, мужики переживали за него. Всех волновал вопрос: будет ли рыба?
   Ждать ответа на волнующий всех вопрос осталось не долго. Мужики, облачившись в проолифленную робу, вышли на палубу и заняли свои места. Уже первая сетка показала, что сельдь в порядке есть. Бросая на мостик довольные взгляды, мужики работали, как часовой механизм. Закончив выборку сетей, старпом спустился к капитану. Тот сидел и что-то писал.
   -- Над чем трудишься? -- спросил чиф, здороваясь.
   -- Пишу характеристики, -- ответил капитан. -- Ты молодец, ловишь не хуже меня. Привыкай. Команда тебя любит. С этими ребятами ты горы свернешь. Я дал на берег радио о твоем выдвижении в капитаны. А второго старпомом. Я не болен. Получил предложение поехать на приемку из новостроя крупного траулера старпомом. Нужно немного вспомнить теорию, особенно теорию корабля. Ты сам знаешь, какие зубры сидят в службе мореплавания. Да вот надо характеристики написать.
   Капитан должен был с приходом в порт представить на команду характеристики, которые подшивались кадровиками в личные дела, заведенные на каждого. Исправный кадровик толк в бумаге знал: "Бумага не трость, но опереться можно". Машинки на СРТ не было и капитан писал от руки. Конечно, если взять характеристики на матросов, то они отличались только фамилиями и годами рождения. И все же, характеристики, как и капитаны были разные. Были такие, что не только в Атлантику, а на Колыму не пустят. Приведем ниже для взыскательного читателя образчик литературного творчества одного капитана:"... характер у Ш.М.М. энергичный, принципиальный, к работе относится добросовестно, требователен к себе и сослуживцам, за что в коллективе уважением не пользуется. По характеру общителен, грубый и наглый, допускает нецензурные выходки. Порой бывает замкнут. Не устойчив к спиртным напиткам.
   Политику партии и правительства понимает правильно. Был исключен из рядов КПСС. Брак с женой расторгнул"...
   Получив такое "наследство" от любимого КЭПа, имярек надолго оседал на ремонте. И только получив с ремонтирующихся судов две-три положительные характеристики, которые наглухо закрывали ту, "перловую", имярек летом начинал собирать чемодан, зная, что людей нет и кадровики обязательно вспомнят о нем, комплектуя в спешке экипаж -- судно нужно в срок "вытолкнуть" в рейс.
   Капитан, уверенный в старпоме, на мостике практически не появлялся, "видя бой со стороны". Судно ловило.
   У старпома оказался особый нюх на рыбу, а это одно из главных качеств, которым должен обладать капитан промыслового судна.
   Когда мужики собрались в салоне, Корнеич приступил к своим обязанностям:
   -- По доброй рыбацкой традиции мы приступаем к обсуждению вопроса "За женщин".
   Обычно, истосковавшиеся по женщинам бородачи, вспоминали свои бывшие любовные похождения или рассказывали случаи из моряцкой жизни, весьма далекие от темы "0 женщине бедной замолвите слово".
   Если повнимательнее присмотреться к участникам научно-технической конференции на тему о женской неверности, то становится ясным, что холостяки решили нанести женатикам сокрушительный удар.
   В салоне сидели готовые к бою Ченч, Виктор, Пупкин, Славка и Альминович, предвкушающие легкую победу. Противную сторону представляли Корнеич, ведущий собрание, второй механик и Рыбкин. В качестве публики присутствовали чиф, дриф и судовой радист, которые никогда не участвовали в дискуссиях.
   Первому Корнеич предоставил слово Виктору. Он был настроен решительно. Громким голосом задал тон обсуждению:
   -- Вопрос, который мы сегодня обсуждаем, имеет огромное научно-теоретическое и практическое значение, играет важную роль и вносит существенный вклад в дело выполнения планового задания и дальнейшего увеличения добычи рыбы. Тема актуальна и многогранна, поэтому считаю, что все участники нашего собрания выскажут своё видение обсуждаемой темы. Проблема женской неверности волновала человечество задолго до появления семьи, а о женской ненасытности ходят легенды.
   Корнеич, услышав вступление, подумал про себя: "Тебя на следующий рейс надо выбрать председателем судкома -- говоришь дюжа складно". А Виктор, между тем, продолжал:
   -- Обсуждаемая проблема имеет два аспекта: физический и моральный. Какой из них важней? Рыбак спокойней, когда у него прочный тыл, когда домашние дела не отвлекают от основы его жизни -- рыбалки. Тогда рыбак будет творить чудеса трудового героизма и бить рекорды дальневосточников по добыче рыбы. Женщина -- радость нашей жизни. Она создана для любви и наслаждения. Когда женщина удовлетворена по полной схеме в соответствии с последними достижениями отечественной науки и техники, она буквально порхает, как мотылек, как бабочка. А, если женщина не удовлетворена? Тогда ее преследуют сплошные недуги: расстройство психики, частые головные боли, зуд по всему телу, жжение между большими пальцами ног и косоглазие...
   -- Ты что, на фершала учился? -- перебил его Корнеич. -- А косоглазие-то почему?
   -- Потому что часто косит глазами на посторонних мужчин, -- ответил Виктор.
   Корнеич подумал: "Ишь, как славно рассказывает! Во дает! Настоящий гигант мысли! Он превзошел ораторское искусство Троцкого и Вышинского вместе взятых. Молодец, салаra!" А Виктор продолжал:
   -- Скажите мне на милость, что должна делать "старуха" Корнеича? Заняться зимним плаванием и круглый год сидеть задницей в холодной воде? Находясь в законном браке и имея живого мужа, она имеет удовольствие два раза в год. А она, быть может, хочет два раза каждую ночь. Придет Корнеич с полугодового рейса, осчастливит ее с прихода. Пока она отходит от полученного удовольствия, Корнеич уже в обратном направлении Зунд прошел и "кофейный ликёр" варит, идя в полугодовой рейс. Но разве это нормально? Я вас спрашиваю! Кому это нужно?
   В прениях первым выступил Ченч.
   -- Когда я плавал на "Кабоне", жена одного матроса ему подвахтенного нашла и так хорошо сработались... муж в рейс - тот к жене. Однажды какая-то хреновина в машине сломалась, отпустили домой. Муж дома. Вдруг, по стеклу камушек. Открыл окно и спрашивает:
   -- Какого хрена?
   -- У тебя совесть есть?
   -- При чем тут моя совесть?
   -- Ты почему в рейс не ушел?
   Мужики захохотали. Затем слово взял третий.
   -- В одной эскадрильи служили два лейтенанта, жили они в одном финском домике. Один уходил на ночные полеты, другой говорил жене: "Иду на боевое дежурство", а сам -- к соседке. Ночью пошел по нужде и, потеряв в темноте ориентировку на местности, зашел к себе домой в одних трусах. Жена спрашивает: "Ты что-то быстро отлетался?" Вообще в жизни случаются удивительные вещи. С моими однокашниками произошла почти анекдотичная история, когда они встретились при не совсем обычных обстоятельствах. Работая на Дальнем Востоке, один познакомился с женщиной, к которой заходил в каждый свой приход. Однажды позвонил, дверь открылась и к величайшему его удивлению, он увидел своего однокашника. Гость на мгновение от растерянности лишился дара речи, но, взяв себя в руки, бурно поприветствовал хозяина квартиры:
   -- Здорово!!!
   -- Привет! Какими судьбами?
   -- Да вот, пришли, дай, думаю, забегу на огонек!
   -- Проходи, старик. Выпьем за встречу.
   Хозяин представил гостя жене.
   -- Познакомься, в мореходке вместе учились.
   Однокашники были рады встрече. Выпили за тех, кто в море и за прекрасных дам на берегу.
   -- У нас был старпом, прекрасный человек, -- продолжил разговор Ченч, -- жена -- красавица. Провожает, бывало, плачет, в любви клянется. Не успеет тот отойти, она на другое судно. Пока муж в море, она, стерва, по судам шлындает. Из порта ногой не ступит.
   -- Это совсем неплохо, -- заметил Виктор. -- У племени балуба в Заирской провинции Шаба она сошла бы за первый сорт.
   -- Какой там сорт? -- возмутился Ченч. -- Когда дерут ее, как Жучку, с вечера до утра.
   -- У них ценность женщины определяется по количеству мужчин, владевших ею, -- пояснил Виктор.
   -- Вот суки! -- Ченч так заскрипел зубами, что Корнеич поморщился.
   -- За что ты так люто ненавидишь баб? -- поинтересовался Виктор.
   -- Есть причина...
   -- Ты был женат?
   -- Был..., -- потупив глаза, грустно сказал Ченч. -- Пришел как-то с рейса. Все, как положено: выпили за встречу, поговорили. А когда легли спать, я руку протянул, а у нее там прическа под Котовского, -- выпалил со злостью Ченч.
   -- Ну и что из этого? -- спросил Корнеич.
   -- А ничего! Снял я ее со всех видов довольствия, включая половое, и четвертый год жду, когда у нее там коса вырастет.
   -- Однажды мы пришли из рейса, -- продолжил третий. -- Привязались пятым корпусом. Мужики, собрав свои пожитки, разошлись по домам, а мы со старпомом правили службу. Часа через два на судно вернулся матрос. На мой вопрос он ничего внятного не ответил, а когда спросил старпом, он ответил:
   -- Пришел домой, а там эбир.
   Мы с чифом тогда были холостыми и ничего толком не могли понять.
   -- Энто такой маленький, но очень мерзопакостный, наглый и паскудный зверек с огромной шишкой, -- пояснил серьезно Корнеич, чтобы и другим было ясно.
   -- А однажды мы пришли в порт перед самым Новым годом,-- продолжал третий. -- Я познакомился с девушкой. Когда расставались, я спросил у нее о следующей встрече. Она достала из сумки записную книжку, долго листала назад-вперед и сказала: "21 февраля"! Это означало, что в обозримом будущем только этот вечер у нее был свободен.
   -- И ты с ней встретился? -- поинтересовался Славка.
   -- Нет, я не мог ждать почти два месяца, ушел на СРТ в рейс. Еще был такой случай, -- продолжал третий. -- Мы шли на "Урале" с грузом в Таллин, но нас завернули в Пярну. Пришли, нам привезли аванс, многие, в том числе помполит, уехали в Таллин. Был день моего рождения, я сходил в магазин, отоварился, никакого запрета на пронос спиртного на территорию порта в то время не было и после работы решили выпить. Сходил к судовому начпроду. Кузьма Егорыч был душа-человек, дал мне в качестве презента три 350-граммовых банки свиной тушенки. Со стаканами была напряженка, пили из консервных банок. Собрались в носовом "гадюшнике" и, как положено, разговор шел вокруг "этого" и, чем больше пили, тем больше было желающих выступить. Это не то, что на судовом профсоюзном собрании, где выступающих назначали. Конечно же, лошадиная доза выпитого на некоторых сильно подействовала. Выступал матрос-рыбообработчик по имени Васька, который, в частности сказал:
   -- В одну стоянку у меня была бесподобная женщина...
   -- Как зовут? -- поинтересовались в несколько голосов.
   -- Раиса, -- ответил Васька.
   -- Где живет?
   -- На Пая (Паэ)...
   Не принимавший участия в обсуждении серьезный матрос по имени Сашка, услышав название улицы, стал еще серьезнее. Когда рассказчик назвал адрес, Сашка стал с лица мертвецки белым, подался к Ваське, взял его за грудки и прошипел осипшим голосом:
   -- Откуда ты знаешь мой адрес, гнида?
   Дальше уже можно догадаться, что было...
   -- Альминыч, ну-ка травани чё-нибудь, -- попросил Корнеич. Не мог крестный отец матроса не предоставить ему слова при обсуждении женского вопроса.
   -- Когда я уцился на морекодная скола, -- несколько стесняясь, начал Альминович, -- отин нас барень посол на паба. Посвонил, твер открыл пяный музык.
   -- Какого куя продис? -- спросил.
   -- Сдрастуйте. Свините, посалуста, Марья Ивановна тут сывут?
   -- Нет стес никакого Марья Ивановна, -- скасал музык. Потом долго тумал и скасал: "Та, стес".
   -- А он тома?
   -- Ох, как жал, как жал...
   -- А сто ты отел?
   -- Я его отел...
   Каждая рассказанная история хлестала Корнеича в лицо жестоким норд-вестом. Он нервно дергал головой в ярой ненависти ко всем неверным женам.
   -- Да я бы их всех за ноги перевешал.
   -- Не поможет, Корнеич, -- многозначительно заметил Виктор. -- У древних эстов измена считалась самым страшным преступлением. Супружеская неверность считалась действием, караемым огнем. Неверного мужа сжигали живьем, а жену закапывали по шею в землю и переезжали плугом. Если бы эту практику продолжить сейчас, суда на прикол бы встали, да и промышленность остановилась бы, особенно легкая, где работают, в основном, женщины.
   -- Я где-то читал, что в старину на Бирме неверных баб затаптывали слонами, -- сказал Славка.
   -- А где столько слонов взять? -- поинтересовался Виктор. -- Ведь слоны у нас в дефиците, как тигры в Норвегии...
   Заговорил доселе молчавший второй механик.
   -- Мужики, -- начал он.
   Корнеич замер. Сейчас все зависело от этого серьезного человека, обычно редко вступающего на посиделках в разговор.
   -- ... ведь вы рубите сук, на котором сидите. Если вас послушать, то все женщины бляди, проститутки и шлюхи, -- продолжал возмущенно второй механик. -- А кто же их...? Инопланетяне что ли? Как-то раз шли мы со своим закадычным другом по Невскому, а впереди девушка, так и пишет задом, что мой горячий друг начал подпрыгивать на месте и жадно хватать воздух. Прицокивая языком, он сказал: "И кто-то же ее имеет...!" Девушка оказалась не из робкого десятка. Оглянулась и спокойно заметила, даже не покраснев: "Точно такой же дурак, как ты!" А ведь вы тоже придете в порт и будете делать с ними то, за что их сейчас осуждаете. Где же ваша логика? Я не исключаю, что среди женщин есть такие, и это подтверждает печальный опыт уважаемого Ченча, но нельзя же всех под одну гребенку! Известный немецкий ученый, создатель Берлинского университета Вильгельм Гумбольдт утверждал, что нравственность народов зависит от уважения к женщине. Где ваша нравственность?
   И вдруг неожиданно для всех присутствующих заговорил Рыбкин.
   -- Все вы безбожники, но побойтесь Бога! Ведь вас всех женщина родила, мать...
   По его лицу можно было видеть, что это было самым длинным его выступлением.
   После выступления Рыбкина Корнеич подумал: "Молодец, Рыбкин! Хорошо сказал, осадил этих кобелей вонючих -- прут, как на буфет, не остановить".
   Думал о Рыбкине и Виктор: "Замечательная речь. Краткая и убедительная. Плевако, настоящий Плевако!" Он знал эту нашумевшую в свое время историю про известного русского адвоката А. Плевако, который защитил попа, пропившего свой приход, "на контрастах". Государственный обвинитель шельмовал беднягу три с половиной часа, а он менее минуты, попросив судью отпустить его грехи, которые поп своим прихожанам отпускал в течение тридцати лет.
   -- Что вы все женщин шельмуете, расскажите лучше о себе, - продолжал Рыбкин.
   -- Дельное предложение, -- поддержал Ченч. -- Однажды в рейсе наш помполит читал доклад на тему: "О моральнопсихологическом состоянии работников транспорта" из которого явствовало, что на первом месте по мужской неверности стояли авиаторы, затем моряки и железнодорожники.
   -- А автомобилисты? -- спросил кто-то.
   -- Им некогда заниматься этим, они все время в пути, -- пояснил Ченч и продолжал. -- Токарь после доклада спрашивает, почему мы на втором месте? Я в жизни своей жене не изменял!" Боцман вскочил и возмущенно закричал: "Вот, из-за таких мудаков мы первенство авиаторам уступили".
   -- У нас старпом был, -- продолжал Ченч, -- крупнейший знаток женщин. Он всегда работал в режиме "активного поиска". По службе побил все рекорды долголетия, пробыв в должности 17 лет. Из-за своего увлечения его не утверждали капитаном. Курсанты, бывшие у него когда-то на практике, уже командовали белоснежными лайнерами, а он все тянул беспросветно старпомовскую лямку. Убедившись, что он "вечный второй", чиф подался в науку и многое в ней преуспел. Пока стояли в Питере на ремонте, чиф защитил при Ленинградском университете кандидатскую диссертацию на тему: "Хороший левак укрепляет брак". Его научная концепция состояла в том, что женщина должна быть в два раза моложе мужчины и весом легче пятидесяти килограммов, он их вес на глаз определял. Шли однажды по улице. Навстречу нам приближалась красивая девушка. Старпом говорит: "Пятьдесят килограммов женской прелести. Давай у нее спросим". Поравнялись, он извинился и спрашивает: "Я врач команды, а это старший тренер. Скажите, пожалуйста, сколько.Вы весите?"
   -- Для чего это Вам?
   -- Для науки!
   -- Сорок девять с половиной килограммов, -- сказала девушка и пошла дальше.
   Мужики захохотали. А Ченч продолжал:
   -- Однажды третий механик отмочил хохму. Причипурился и поехал в город. Склеил чувиху на Варшавском вокзале и с важным видом под ручку с ней дефилировал по перрону. Подошел поезд. Из вагона вышла;... его жена и столкнулась с ними нос к носу. Никто из них не выразил бурных эмоций от неожиданной встречи. Первым на судне появился он. Думаю, что расстояние от проходной завода до борта судна он покрыл в рекордно короткое время, чему могли бы позавидовать именитые темнокожие чемпионы по бегу. В два-три прыжка он оказался на палубе, переведя дыхание, показал рукой в сторону проходной: "Жена... Я в машине", -- и скрылся.
   Через несколько минут по трапу поднялась жена.
   -- Где третий механик? -- спросила она.
   -- В машине.
   -- Давайте его сюда живого или мертвого, лучше живого, -- скомандовала она и я почувствовал, что должно состояться представление, все шло к этому.
   Спустившись в машину, третий зачерпнул из-под пайол пригоршню и размазал по лицу, но переусердствовал. Когда он вышел встречать жену, по его щекам стекали обильные масляные струйки. Отвесив мужу увесистую оплеуху, жена изменила движение масляных струй, они с его лица перенеслись на переднюю переборку надстройки и я уже начал думать, как их смыть.
   Где ты был, гад полосатый, полчаса назад? -- завопила она.
   Отвесив очередную оплеуху так, что струйки масла с другой щеки оказались за шиворотом у матроса, красившего борт нашего легендарного судна, жена схватила супруга за левое плечо и начала движение в сторону каюты, отвечая на свой вопрос:
   -- Полчаса назад ты, подонок, шел под ручку с лырвой по перрону Варшавского вокзала.
   -- Побойся Бога, ни на каком вокзале я не был, -- пытался защищаться третий механик, -- я уродуюсь в машине в поте лица своего.
   -- Я тебе, супостат проклятый, с твоей нахальной морды пот этот вытру, -- гремела жена.
   -- Да не был я, спроси у вахтенного.
   -- Вахтенного говоришь, да ты посмотри на его рожу, ему на ночь три бабы нужны, -- не унималась благоверная.
   В разговор вступил Корнеич, внимательно слушавший рассказ Ченча.
   -- Да, Ченч, для твово третьего механика наступила тяжелая минута, но не смертельная. Ее надо было так отходить, чтобы она трое суток не могла пошевелиться, токмо так он мог себе рибилитировать. Я бы ей организовал веселую жисть "от Москвы до самых до окраин..."
   -- Мужики, а вы знаете как поступают таиландские женщины в случаях мужской неверности? -- заговорчески спросил Виктор. -- Они не знают пощады: берут режущий инструмент и отрезают у спящих мужчин орудие блуда. Случаи подобной мести зарегистрированы в Австралии, на Тайване и в Японии. У них даже появилась специальная хирургия по пришиванию отрезанных членов. Поточный метод -- одни отрезают, другие пришивают. Баба ночью отрежет, завернет в тряпку и неотложку вызывает: его несут и обрубок с ним.
   -- Какие дуры энти бабы, ведь они без хрена, как без рук, -- заметил возмущенный Корнеич.
   -- Корнеич, не могу себе представить, чтобы твой инструмент ампутировали и какое для этой цели нужно орудие производства, тут, как минимум, двуручная пила нужна.
   -- Мне не отрежут, я чист перед своей старухой.
   На следующий дрейф старпом снова доказал, что КЭП не зря прочит его в капитаны, а вечером довольные мужики продолжили обсуждение женского вопроса.
   -- Есть женщины, которые хотят почти всех мужчин, -- продолжал развивать тему Виктор.
   -- Так это же у которых матка сумасшедшая, -- заметил перебивая его Корнеич. -- Энти стервы все время хотят. Я таких встречал, чертово племя, сама умирает, а все хочет.
   -- Ты, Корнеич, не путай божий дар с яичницей, -- сказал Виктор. -- Есть, которая всех хочет, а есть, которая все время хочет, даже на ходу. У некоторых оргазм наступает даже перед смертью.
   -- Но есть женщины, которым на дух не надо, -- вмешался в разговор третий. -- Их у нас называли клоподавками. Лежит, падла, под мужиком, а сама клопов на стене давит...
   -- Примером женщины с ненормальной сексуальной страстью служат Екатерина Вторая и Мата Хари, -- продолжал Виктор.
   -- Шпиенка, что ли? -- спросил Корнеич.
   -- Да, она действительно была расстреляна за шпионаж французами в 1915 году в Венсенском лесу. Мата Хари -- ее сценический псевдоним, что в переводе с малайского языка означает "свет зари". Она была танцовщицей и ее полное имя Маргаретта Гертруда Целле Маклеод. Она обладала дивной красотой и сексуальной привлекательностью.
   -- Танцовщица. Что с ней делать? Об ее кости член сломать можно, -- заметил Корнеич.
   -- Вот здесь, Корнеич, ты глубоко заблуждаешься, -- парировал Виктор. -- Да, она была танцовщицей. Вышла замуж в 19 лет за голландского армейского капитана Рудольфа Маклеода, у которого, если верить ей, был "громадный инструмент, который свисал почти до колен. Это был инструмент, который сделал бы честь любому жеребцу".
   -- Да они привыкли все рекламировать, -- заметил Ченч, -- не было у них настоящих хренов и нет в помине. Это больше для понта. Крепче русских хренов в истории не было. Возьмите Луку Мудищева, Петра Первого, я его хрен видел в Кунсткамере, заспиртован. Или, вот, у нас в пароходстве второй был, я с ним плавал. Маленького росточка, с трудом доставал подбородком до лобового окна рубки. Для увеличения дальности видимого горизонта становился на ящик из-под макарон, который приносил на мостик. Вначале он оставлял ящик на мостике, но чиф, приходя на вахту, выбрасывал его за борт: "Мостик превратил в тарно-ящичную базу". Когда за борт улетел последний макаронный ящик, судно оказалось на вахте второго в опасном положении: он не видел горизонта и не мог определиться по маякам, поскольку не доставал до пеленгатора, чтобы взять пеленги. Тогда судовой плотник сделал ему ящик-подставку, с которой он не расставался до конца своих дней, плавая капитаном. Он имел неимоверных размеров член. Память о нем в пароходстве осталась не как о специалисте, а как о втором с огромным членом. Или, возьми, в Локса я на ремонте стоял. Там местную жрицу любви никто утешить не мог. Обратились к нашему старпому, он ее так отходил, что она под ним сознание потеряла.
   -- У нас в поселке случай был, -- вступил в разговор третий помощник. -- Шла война, мне было лет семь. Я возил копны во время сенокоса. Тетя Марфа брала целую копну на деревянные вилы и метала на стог, а на стогу -- дед Моргунок. Прислали нам однажды помощников из МТС, и был среди них моторист-немец. Про него шел слух, что он обладатель члена страшной величины. Как-то во время перекура сидел он под стогом. Подошла к нему Марфа, вилы наставила и говорит: "Показывай!" Он задергался, а она: "Показывай!" Деваться ему было некуда, все знали на что была способна Марфа. Расстегнул он кальсоны, две руки подложил, а он у него, как пожарный рукав во время учебной тревоги, из штанов вывалился. Я тогда плохо что соображал. Но помню слава о нем гремела. Однажды он дежурил, к нему пришла бабка Ячмениха с чугунком, мол, донышко прохудилось. Принесла ему покушать, она поваром в столовой МТС работала. И на себя его затащила. Он сначала кричал: "Наин, найн", а потом все получилось. Ячмениха до конца 1949 года с тем чугунком к нему ходила. Мужики говорили, что измеряли у него: семь спичек длиной. Он пошел купаться, разделся, а они ему кальсоны до колен намочили и завязали узел. Тогда замер и состоялся, как яхты перед олимпийской регатой.
   Надумал немец жениться. Нашел себе Валентину и женился, а ночью случилась беда. Валентину без сознания уложили в сено в походную мастерскую и увезли за сорок пять километров в районную больницу, где ей всю систему трубопровода заменили, а ему кранцевую защиту прописали из двенадцати сушек, в поисках которых мужики метались по всему району.
   -- Чудно в жизни получается, никакой логики, -- рассуждал Корнеич. -- Живеть баба с мужиком и рядом любовника имеить. Ей что, стерве, одного мало? Или размеры у другого больше устраивають? -- Размеры здесь не причем, -- вступил в разговор Виктор. -- Наградил тебя господь инструментом, ведь твоим карданом чертей в озере глушить, а не женщин радовать. Да, кстати, когда он у тебя подымается, ты сознание не теряешь от оттока крови? -- через край хватил Виктор.
   Но Корнеич в долгу не остался и предрек молодому весьма мрачную будущность:
   -- Ты, красавчик, женисси, значить, на молодой сексуально озабоченной потаскухе и будить она за ночь требовать от тебя исполнения мужских обязанностей по семь раз. Однажды ты очнесси в морге, куда тебя привезуть без признаков жизни, заместо покойника.
   -- Женщинам нравится мужская сила, но вместе с тем, они не любят, чтобы с ними обращались только с позиции силы, они хотят видеть мужчину ласковым и нежным. Женщину нужно готовить к половому акту, а ты, деревня, все с налета, как наш капитан на хорошие показания, сразу сыпешь. Женщины очень подготовку любят. Ученые называют ласку "любовной игрой, предшествующей половому акту". Случалось, что у женщин во время ласки происходит разрыв сердца, -- заключил Виктор.
   -- Подо мной ни одна стерва до конца не сдохла. Отлежится недельку-другую и снова, значить, о встрече помышляить. Я в нашей деревне всех, значить, баб перепробовал и на мене, значить, ни одна в жисть зла не держала.
   -- Ты, Корнеич, лесоруб, а женщину иметь и лес рубить -- относительно разные вещи. Если хочешь, я тебя научу, не все тебе меня учить, -- предложил братскую помощь Виктор.
   -- Ты, салага, мене учить? Да ты хошь знаешь, когда я, значить, служил в стройбате на спор на ем ведро воды, натурально, держал? А ты мене учить! Из-за мене бабы петушиные бои устраивали, волосьев друг друга напрочь лишали, а ты мене учить? Да ты знаешь, как бабы мене с губы вызволять, натурально, приходили? Начальнику, значить, говорили:
   -- Если Корнеича не отпустишь, на лысину нассым. А ты мене учить...,-- не унимался Корнеич.
   -- Корнеич, не кипятись, я тебе дело говорю, -- настаивал Виктор. -- Сделай своей старухе по приходу подарок. Не набрасывайся на нее, как воронье на падаль, не торопись. Сходи с ней в ванну, помойте друг друга. Известно, что чувствительность мокрой кожи увеличивается в семь раз. Поласкай груди, поцелуй. После этого отнеси в постель, поцелуй ее в интимное место, она под тобой такую чечетку отпляшет, что братьям Русаковым во сне не снилось.
   -- Тфу, срамота какая! -- возмутился Корнеич.
   -- Но приятно!
   -- Если моя старуха опустится, значить, до такого паскудства, я ей самолично пасть до ушей порву.
   -- Ничего ты не порвешь, будешь орать, как голодный ишак в пустыне и извиваться, как кобра в лапах мангуста. Не пей, алкоголь снижает эрекцию и притупляет чувство удовлетворения. И знай, что Атлантика лишится одного доблестного бойца сельдяного фронта -- она тебя в рейс больше не пустит. Скажет: "Суши весла, приплыли!"
   Это последняя запись автора по женскому вопросу.
  
   Последний дрейф. После выборки СРТ снимется в порт. На переходе переборки салона начнут краснеть от услышанного, а воспроизвести сказанное на бумаге не предоставляется возможным. Вернее сказать, невозможно перевести на литературный язык. Получится сочинение, напоминающее текст письма запорожцев турецкому султану.
   Старпом последний раз в этом рейсе вошел в матросский кубрик, чтобы разбудить мужиков. Все матросы не спали. Последняя ночь перед снятием в порт самая длинная. Мужики спят плохо. Каждый думает о своем.
   Мужики начали выборку. Выбирая сети, старпом думал о них. Прав капитан. С такими ребятами, действительно, можно горы свернуть Молодец, Корнеич, он возится с ними, как наседка с цыплятами. Правильно-баечную работу организовал лучше любого помполита. Ребята его уважают. Корнеич -- эталон рыбака. Все ребята молодцы. Словно о них писал поэт:
  
Гвозди бы делать из этих людей,
Не было б в мире крепче гвоздей!
  
   Мужики работали с особым настроем, а старпом любовался их работой. Самый волнующий момент, когда Виктор буквально выхватил из-за борта концевой буй с огромной фигой.
   И, хотя у каждого из них потом будет много рейсов и дрейфов, этот для них в этом рейсе был последним. Мужики радовались, как дети и трудно описать детскую радость взрослых мужчин. Каждый рыбак пережил эту радость при окончании промысла. На палубе шло ликование: шапки и зюйдвестки летели в воздух, а потертые рабочие рукавицы -- за борт. Рыбкин досаливал сельдь. Мужики смайнали в трюм последние бочки улова, а СРТ развернулся лагом к волне и начал отмерять первые кабельтовы по направлению к дому. Всё убиралось с палубы и крепилось по-походному.
   Прощаясь, как сын с любимой матерью, СРТ отвешивал Норвежскому морю низкие поклоны направо и налево. Своим натруженным, обшарпанным и блестящим в местах трения о такелажные цепи плавучих кранцев плавбаз корпусом, СРТ разрезал неспокойную воду Норвежского моря. СРТ спешил домой, чтобы прижаться своим бортом к причалу в родном порту, где не будут обрушиваться на его корпус многотонные агрессивные волны. В порту он может немного отдохнуть.
   На вечернем совете капитан попросил "добро" у начальника экспедиции сняться в порт в связи с окончанием промысла. Начальник экспедиции поблагодарил капитана, пожелал счастливого плавания и успехов экипажу.
   Капитан написал радио для передачи диспетчеру: "Снялись порт. Координаты. По судну всё благополучно". Во время ночного радиообмена радист принял РДО: "СРТ. Капитану. Прошу сообщить фамилии членов экипажа достойных присвоения почетного звания "Ударник коммунистического труда".
   Натруженный корпус СРТ устал от продолжительной качки. Теперь он не зарывался носом в волну и не валился с борта на борт. С честью выполнив свой рыбацкий долг, он стремился скорее залечить полученные в рейсе "синяки и шишки" от ударов многотонных волн и во время стоянок у баз.
   СРТ шел по ровной глади Датских проливов, а механики выжимали из двигателя все, на что он был способен, и над трубой постоянным нимбом висел сноп красных искр. Все, кому это было положено, занимались бумаготворчеством -- деятельностью, которая относится к ненавистным для рыбака.
   Капитан заканчивал писать характеристики, которые должны быть готовы к приходу. Старпом писал ремонтную ведомость по корпусной и палубной частям, стармех -- ремонтную ведомость по механической части. Внимательно посмотрев на бланк ремонтной ведомости, "дед" первым пунктом работ записал: "Труба прохудилась, того и гляди вот-вот отвалится".
   Дриф составлял отчет по использованию промвооружения, а второй помощник -- отчет по продовольствию. Юнга заканчивал работу по доводке фляги. Отчет по продовольствию у второго не шел, несмотря на многократные проверки, в результате получалась разница на 360 рублей 65 копеек. До окончательной доводки фляги нужна была наждачная бумага, за которой второй решил сам сходить в машину. До этого он в "сердце" СРТ был несколько раз и после одного случая дал себе слово -- в машину без надобности не спускаться. В бытность свою третьим помощником на СРТ стоял он суточную вахту. Судно стояло на Таллинском судмехе и черти принесли на судно пожарного инспектора Он сидел в каюте старпома с очередной рюмкой в руках, счет которым уже потерял. Старпом не новичок в деле приема пожарных инспекторов и знал известную шутку о стремлении представителей этой профессии выпить количество спиртного, равное по объему огнетушителю "ОП -- 5".
   Старпом смотрел на водянистые, уже ничего не соображающие глаза пожарника, и думал: "С тобой, старый хрен, надо завязывать. Попрошу матросов, чтобы завернули в брезент и вынесли с судна. Не дай, Бог, угодит между причалом и бортом...".
   И когда старпом уже готовился вызвать матросов, произошло непредсказуемое. Держа в руке очередную рюмку, пожарник тупым взглядом остекленевших, как у покойника, глаз посмотрел на старпома и выдавил, пытаясь встать: "Ч -- ч -- чиф! У тебя в машине к -- к -- кошма есть?" "Есть, есть", -- замахал двумя руками чиф, читая мысли пожарного инспектора.
   -- А огнетушитель?
   -- Два огнетушителя...
   -- Почему два? Не положено. Пойдем, покажешь...
   Старпому инспектор изрядно надоел, да и машина -- заведование "деда". В душе старпом еще надеялся, что инспектор не осуществит своих зловещих намерений, но ошибся. Инспектор с большими трудностями поднялся и, сильно качаясь, вышел из каюты.
   На СРТ довольно крутой трап в машинное отделение и для пьяного пожарного инспектора "угол атаки" оказался слишком большим. Как заправский прыгун с вышки, он повибрировал над люком и нырнул в него вперед головой. "Дед", увидев припалубение инспектора левой половиной лица на рифленую палубу машинного отделения, с космической скоростью на контр-курсе взмыл вверх. Вылетев на палубу, он помчался к старпому, как к исполняющему на судне обязанности врача.
   Механики извлекли из машинного отделения инспектора и уложили на крышку второго трюма. Левая сторона лица его представляла сплошное кровяное месиво...
   Второй нехотя спускался в машину, то, что он увидел, помрачило его сознание. Под подволоком за трубами висела его фляга. Второй не смог сдержать прилив нахлынувшей энергии и выпустил весь пар наружу:
   -- Волосаны тропические! Маслопупые! Ворье проклятое! Свиньи немытые! Жертвы аборта! Недоноски, зачатые мягким членом!
   В Балтике старпом объявил аврал. Обитатели жилых помещений начали наводить порядок. Каждый брал свой матрац, выносил на палубу и начинал остервенело бить по нему деревянной ручкой от лопаты, выбивая несметное количество соленой пыли.
   Гидрометеорологи многих стран Балтийского моря после аврала сообщили в прогнозе погоды о приближении неопознанного облака. Просили не выходить без надобности на свежий воздух без головных уборов и не выпускать на улицу детей дошкольного возраста.
   Второй, вдоволь поиздевавшись над своим матрацем, свернул его и понес в каюту. Когда он начал раскладывать матрац на место, у изголовья увидел какую-то бумажку. Развернул и подпрыгнул от счастья. Это была накладная на 360 рублей и 65 копеек. Теперь отчет сходился тютелька в тютельку!
   Застелив постели, мужики убирали из рамок судовых расписаний по тревогам самодельные календари и фотографии любимых.
   С приходом в порт опять начнутся всевозможные проверки. На борту опять будет целая армия инспектирующих и проверяющих. Каждый с важным видом будет заниматься в свое рабочее время своим делом, демонстрируя при этом полнейшее безразличие к людям, которые вернулись из тяжелого рейса. При этом не следует забывать того, что многие из этих проверяющих еще совсем недавно вернулись из продолжительных рейсов и их нещадно изматывали многочисленные проверяющие, демонстрирующие свою значимость.
   Наконец, на горизонте показался долгожданный Таллин. Капитан связался с диспетчером, который дал добро на швартовку и сообщил, что за большой вклад в увеличение добычи рыбы судну организована торжественная встреча.
   Возвращение после рейса -- самый радостный момент для рыбака. СРТ подходит к причалу. Команда на палубе и верхнем мостике. На причале встречающие, цветы, счастливые улыбки и слезы радости.
   Грянул оркестр. СРТ ошвартовался, подан трап. Как только трап лег на причал, первым по нему сошел на берег Боцман, а поднялся начальник управления.
   Капитан был взволнован, он просто не ожидал такой торжественной встречи. Как только начальник управления поднялся на борт, капитан приложил руку к фуражке, скомандовал: "Смирно!" и начал рапорт:
   -- Товарищ начальник управления! СРТ вернулся из рейса, задание выполнено на...!
   И в тот самый момент над портом раздался душераздирающий человеко-собачий крик. Оказалось, что в числе встречающих стояла жена "деда", держа под шубой маленькую комнатную болонку. Боцман по пеленгу вышел к ней, встал на задние лапы, положив передние на плечи жены стармеха. Та истошно закричала, закрыв лицо руками, собачка выпала и настал черед кричать ей.
   В коротком приветствии начальник управления сердечно поздравил экипаж с возвращением и поблагодарил за отличную работу, пожелал всем крепкого здоровья и благополучия в семьях.
   По трапу начали подниматься встречающие с цветами. Объятия, поцелуи, рукопожатия...
   Истосковавшиеся друг по другу, обнимались и целовались не скрывая слез радости и не стесняясь посторонних.
   Увидев на трапе свою старуху, Корнеич подумал: "Ох, и отхожу я тебя сегодня по полной схеме, предложенной Виктором. Ты еще моложе станешь. Я тебе еще и мальчонку организую на старости лет. Все по науке".
   Чуть позже жена Корнеича сидела в тесном носовом кубрике СРТ. Ее всегда угнетал суровый быт рыбаков и вид неуютного кочевого жилья Корнеича и его товарищей.
   Члены экипажа, кроме вахты, собрав свои немудреные пожитки, начали покидать борт. По установленной традиции суточную вахту стоял тот помощник, на вахте которого пришли в порт. Виктор подошел к Корнеичу и сказал:
   -- Какого хрена ты сидишь в этом гадюшнике? Сматывайся домой!
   -- Мне на вахту.
   -- Сматывайся, я отстою твою вахту. Сам скажу третьему, он возражать не будет.
   -- Тяжело будет...
   -- Сети брать тяжелее. Выполняй мои приказания, я какникак старшина второй статьи, а ты -- рядовой необученный.
   -- Энто уж точно, -- улыбнулся Корнеич. -- Раньше у меня служба натурально пошла. Нацепили, значить, мне ефрейтора. Но закончил я бесславно. Пьянки и самоволки. Почитай, за службу 365 суток губы оттянул, энто очень высокий показатель. В Калининград, значить, баб завезли много, а мужиков нет. А я парень симпатичный и как проконопачу!...
   -- Ты симпатичный? -- вступила в разговор до сих пор молчавшая жена Корнеича.
   -- Они мне покоя не давали, -- продолжал Корнеич.
   -- Не болтай ты, старый! Когда ты только угомонишься? Все про женщин, да про женщин своих...
   -- Не мои, но они мене дюжа, значить, любили.
   -- Нет, о женщинах Корнеич говорил не все время, а только при наборе последнего груза, -- заступился за Корнеича Виктор.
   -- А до этого про поворот на 270R о полете судового радиста, русском мате и зеках?
   -- А откуда Вам это известно? -- удивился Виктор.
   -- Так он с этими байками дома надоел. Давай, говорит, мать, расскажу тебе про полет радиста. Байки -- его стихия.
   Супруги вышли на палубу. Жена обратила внимание на какие-то внутренние перемены, произошедшие с мужем. Он как-то очень нежно проводил ее по трапу, очень мягко подсадил в трамвай...
   После длительного отсутствия Корнеич вошел в свою квартиру. Он не набросился на жену, как делал это раньше. Придет, бывало, бросит в угол свой видавший виды чемодан, шапку и, не раздеваясь, остервенело набрасывался на нее. Ей всегда было больно и близость с мужем превращалась в пытку, принудиловку.
   На этот раз он вошел, чинно поставил чемодан, повесил на вешалку шапку, осторожно помог жене раздеться, разделся сам и подошел к жене.
   -- Ну, здравствуй, мать! -- обнял ее и жадно, одновременно нежно поцеловал в губы. Его правая рука держала ее, а левая совершала доселе неведомые ей движения, от которых по телу пробегала дрожь, а голова начинала слегка кружиться, но приятно.
   -- Пойдем...
   -- Нет, мать, теперь мы энто будем делать по науке!
   -- Ты что, с ума сошел?
   -- Нет, я излечился, а то долгие годы был дураком. Наливай воду! -- весело командовал Корнеич.
   -- Ты что, давно не мылся? -- все больше удивлялась жена.
   Когда вода налилась, он подошел и сказал ей:
   -- А теперь пойдем, родная!
   -- Совсем рехнулся, дурак старый..., -- отступала жена.
   Ей непривычен был ласковый голос мужа, мягкость в обращении и какая-то неведомая сила повлекла ее за ним. Раздевшись и забравшись в ванну, он пригласил ее под теплые струйки воды, осторожно привлек к себе и начал нежно гладить истосковавшееся по нему тело. Маленькая стройная фигурка жены податливо прижалась к нему. Целуя в губы, в мочки ушей и плечи, он дошел до ее упругих миниатюрных грудей. Начал нежно целовать соски. Ее голова упала на его плечо и она начала терять сознание от удовольствия. Корнеич выключил воду, вытерся сам, вытер ее, взял на руки и отнес в кровать. Лег рядом и начал осыпать ее поцелуями. Она привлекла его к себе, бессвязно пробормотала:
   -- Иди ко мне, милый!
   Никогда в жизни ей не быЛо с ним так хорошо. Они слились в экстазе. Немного остыв от пережитого наслаждения, она сказала:
   -- Мне никогда не было так хорошо! Где ты этому научился! Может, туда заходил? В бордель?...
   -- Нет, мать, в борделе я никогда не был. Но теоретическую подготовку прошел с помощью одного хорошего человека.
   -- Тогда спасибо ему! Ты, действительно, был шахтером со своим отбойным молотком. А теперь я еще подумаю, отпускать тебя в море или нет, -- ласково глядя на мужа, сказала она.-- Я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной. Я хочу тебя... Иди ко мне, родной...
   И они вновь сладостно и страстно отдались друг другу.
   Утром Корнеич начал собираться на работу, но жена обвила его шею своими тонкими нежными руками и умоляюще проговорила:
   -- Не уходи, побудь еще немного со мной. Поцелуй меня, обними. Ты стал таким необычным, желанным.
   Корнеич остался. Она обратилась к нему с неожиданной просьбой:
   -- Я хочу иметь ребенка!
   Немного растерявшись, Корнеич не сразу нашел, что ответить.
   -- В таком возрасте не каждая женщина решится стать матерью, тем более впервые. Ведь тебе скоро сорок три...
   -- Я решусь. Это мой последний шанс, потом будет совсем поздно. И, конечно, ты должен оставить море.
   -- Сейчас я не могу этого сделать. Да и в последнее время я уже перестал помышлять о возможном появлении наследников...
   Корнеич встал, прошел в ванную и сбрил свою козлиную бородку. Когда вошел в спальню, жена спала. На лице ее выступил приятный румянец и застыла полудетская улыбка. Корнеич хотел выйти, но она открыла глаза.
   -- Ты уже уходишь?
   -- Да, родная, мне пора.
   -- Обними меня еще раз!
   Обнимая ее разгоряченное после сна тело, Корнеич почувствовал, как легкий озноб пробежал по спине. Он вспомнил блаженные минуты их вчерашней встречи и снова не смог оторваться от нее. Через рубаху почувствовал, как начали твердеть соски ее маленьких грудей, тело ее затряслось и их снова охватило желание обладать друг другом. Впервые в жизни эта женщина испытывала счастье от близости с любимым человеком, ее мужем, которого знала много лет, но впервые узнала его таким.
   Встав с постели, Корнеич почувствовал, как пол пошел под ногами и комната начала вращаться перед глазами, как палуба во время продолжительной выборки сетей. Когда он выходил, жена сказала ему вдогонку:
   -- Другу твоему привет передай, пригласи его в гости, приготовлю пельменей.
   -- Да, пельмешки ты варганишь вкусные. Я тебе потом расскажу про новый способ приготовления фарша, будут еще вкуснее.
   -- Какой такой новый?
   -- Чукотский. В рейсе третий помощник рассказывал.
   Корнеич вышел из дома уставшим, но довольным. По дороге он мысленно рассуждал: "Как в воду смотрел Виктор. Всегда холодная и безответная, вдруг, натурально затряслась, как Мата Хари. Как мало нужно женщине для полного счастья. До чего, стерва, переменчивая, как хамелеон. Бывало, более раза именем Иисуса Христа не допросишься, а теперь: "Иди ко мне". Ежели мы так гнать будем фильму, не токмо пацана, а цельную футбольную команду настрогаем, а я у них заместо тренера буду. Гавриил Качалин, значить. Шутка ли сказать, три раза за ночь. В позвоночнике свистит, как ветер в вантах, но на сердце приятно и сладостно. Молодец, Виктор. Дело подсказал. Куплю ему "Кофейный ликер"!"
   Прибыв на судно, Корнеич узнал от Виктора новость -- капитан уходит на крупнотоннажное судно старпомом, а старпома назначают капитаном, второго -- старпомом.
   -- Совершенно правильно, -- согласился Корнеич. -- Из чифа будет хороший капитан, из всех, значить, необходимых качеств, у него есть одно очень важное -- человечность, любовь и уважение к нам, матросам. Я приветствую назначение чифом второго, наконец-то, началось на флоте возрождение настоящего рыбацкого мата, которого мои уши давно не слышали.
   -- Ты прав, Корнеич, что касается возрождения эпохи смачного рыбацкого мата, то полагаю, она не состоится. На судне капитан -- и царь, и бог, и воинский начальник. Как поведет себя капитан, так и будет. А второй не только мат, он и "волосанов тропических" забудет. В наше время площадная брань не делает никому чести, команда оценивает капитана не по умению виртуозно материться, а по другим качествам. Время капитанов-волков прошло.
   С утра начали выгрузку рыбы на машины. Дриф сдавал пришедшее в негодность промвооружение. Второй вывозил тару. Была сдана и фляга, исчезнувшая в свое время при загадочных обстоятельствах.
   Во время обеда в салон вошел старпом. Поздоровавшись и пожелав мужикам приятного аппетита, сказал:
   -- Как вам уже известно, наш капитан уходит на прием из новостроя большого морозильного траулера. Я назначен капитаном. Хочу знать, кто из вас желает со мной выйти в следующий рейс?
   Все, сидевшие в салоне мужики, как школьники, хорошо выучившие урок, подняли вверх руки.
   -- Спасибо... Я верил в вас, -- сказал, волнуясь, старпом и его лицо озарилось доброй улыбкой.
   Впереди был очередной рейс и длинная, длинная дорога... Если тебе, мой дорогой читатель, доведется встретить бравого моряка Ивана Пупкина, спроси его, как СТАНОВЯТСЯ моряками, он с удовольствием расскажет, причем, сделает это значительно лучше, чем удалось автору...
  
  
   Примечания:
  
   СРТ - средний рыболовный траулер.
  
   Ресторан "Таллин-Балти" - привокзальный ресторан, почитаемый моряками и рыбаками за прекрасную кухню.
  
   Дрифтерный шпиль - вертикальная однобарабанная лебедка с электроприводом.
  
   Сын Альмины - в свидетельстве о рождении ребенка не был указан отец.
  
   Женя Нигородов, Витя Дурнев и Вольдемар Пикат - реальные фамлии и имена однокашников автора по Таллинскому мореходному училищу.
  
   Судовая лебедка с двумя барабанами на горизонтальном валу для подъема якорей или для швартовки.
  
   Рол - полый металлический цилиндр диаметром 325 мм, длиной 2220 мм, массой -- 360 кг. Приводится в движение от сетевыборочной машины. Способствовал выборке сетей и уменьшению их истирания при переходе через борт.
  
   НТР - научно-техническая революция
  
   Дисбурсментский счет - перечень расходов, произведенных судном в иностранном порту
  
   Геркулес - комбинированный проволочно-пеньковый трос
  
   Условие FOB - это наиболее распространенное условие по погрузке -- выгрузке в договоре морской перевозки груза -- свободен от расходов по погрузке и выгрузке.
  
   Дыбенко Павел Ефимович (1889 -- 1938). Бывший матрос Балтийского флота. Советский военачальник.
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"