Это спасало его от скандалов. Страсти кипели без... него.
Он уходил до рассвета. Возвращался затемно. Не знал, что делала его жена. Он думал, что она была с ребенком. Не спрашивал, где его Юлия: когда он уходил и приходил, она всегда была в кровати.
"Делала ли она что-либо?" Ему это приходило в голову... не часто. А, если и приходило, то ему бросали на стол пустые тарелки, и жена немедля выходила из кухни.
Такой была... Виннифред.
Он знал, что что-то не так. Чувствовал это... кожей, глазами, по запаху. Одно, однако, знал твердо - "лучше не спрашивать".
"Не подбрасывай поленьев в огонь", - любил повторять слова умершей недавно матери.
Как-то вечером, взяв лампу, он спустился в спальню к Юлии.
Она тихонько посапывала. Поправил ей одеяло. "Да, грудь растет... присмотрелся он к ее телу. Красивая будет девка!" Он был уверен в своей крови. Отец был рослым, сухим и крепким.
Текст - рамка: читать вслух!
Юлия повернулась на бок и тяжело задышала.
"Наверное, видит плохой сон", - подумал он.
- Лампу надо заслонить. Слишком много света... вокруг.
Он уже пошел к выходу, но неожиданно вздрогнул.
"Что это? Что меня так насторожило?"
Его сердце сжалось от боли и страха за нее... кроху.
Он поспешно вернулся.
Неслышно отогнул одеяло и задрожал всем телом: на ее левой груди было огромное черное пятно. Это выглядело чудовищным ожогом.
Текст - рамка: читать вслух!
"Неужели целуется? Нет, этого быть не может".
"Так укусить человек не может... сопляк с улицы. Ушиблась?"
"Но это невозможно... слишком большой синяк".
-Удар? Кто может ударить девчушку - подростка... в грудь?
Его сердце остановилось. Он задохнулся на минуту.
"Да, это могла только она... сука", - он потерял равновесие и оперся о косяк двери. Покраснел от стыда и обиды: ему не удалось уберечь своего цыпленка... чадо. Он закрыл ладонью рот. Громко всхлипнул. Его женушка подняла руку на его плоть... полусироту ребенка.
Выйдя из комнаты, сел на пол.
Лампа стояла на ступенях, ведущих вверх в спальню... к ней.
Да, она принесла ему горе.
"Ах, Виннифред, Виннифред... душка, его опора".
Он был не в состоянии двинуться с места. Он смотрел на поверхность стекла.
Текст - рамка: читать вслух!
Голубой Бык съедал дневной свет.
Внутри его не было радуг.
Здесь не могло быть солнечных зайчиков.
Бык был сплошной чернотой.
Несколько рубиновых лучей дробили его сердцевину.
Его сердце налилось кровью.
Его глаза отражали пламя.
Они горели огнем... ненависти. Бык осудил животное в человеке.
- Ты тоже не спишь? Ты смотришь на меня изнутри сквозь это стекло? - несколько раз повторил он... для нее.
Он знал... она живет здесь. Он не мог просить о помощи умершую жену. Да, он не знал, что делать? У него была Юлия. У него был сын от ее мачехи. Он любил своих детей. Он был рад, что дочь... не на улице. У нее великолепная одежда, как и у их мальчика. Они накормлены... пока. Он вздрогнул. Но почему она всегда такая "голодная".
Ему говорили, что она постоянно бегает в лавку и... покупает хлеб.
Ему говорили, что она ест его под кустами у дороги... перед тем как прийти домой из школы.
"Ведь я хорошо зарабатываю... Неужели Виннифред экономит... на еде для Юлии?" - думал он и был прав. Они не любят друг друга. Но почему... так. Этого он не знал. Он обхватил голову руками и тихо застонал. Да, он не уберег своего цыпленка.
- Господи, какое горе!
Он посмотрел на Быка. Тот багровел кровью. Его тело пылало розово-алым. Свет от лампы переродил его. Это был не тот Бык, которым он его знал.
"Да, это все, что осталось... от его умершей жены. Юлия любит его. Ах... как она любит гладить и рассматривать... до заката солнца... Быка".
Да, он знал... что каждую субботу она здесь... плачет.
Он знал ее и ее мать. Они одинаковые... слезливые женщины.
Слезы текли по его пухлому лицу. Сердце мужчины было разбито!
Он все сидел и сидел... тоскуя.
- Господи, почему беда пришла в мой дом? В чем я провинился перед тобой... Виннифред? В чем?
Он опять всхлипнул. Это было второй раз в его жизни, после смерти жены... за сегодня.
- Но почему она так безжалостна? Нет... он не уберег своего цыпленка!
Текст - рамка: читать вслух!
Ведь в тайне он любит дочь больше жизни.
Он знал это. Поэтому он молчал.
Он никогда не мог сказать этого вслух.
Да, он был настоящим... из Хокклей.
Мужик из местечка Хокклей!
Виннифред лежала без сна.
Уже полночь... а он сидит на лестнице между двумя спальнями: ее и... своей дочери.
Она слышала, как он... чуть не упал в ее комнате.
Она чувствовала, что он... все знает.
Нет, ей не хотелось звать его к себе. Ей не хотелось притворяться. Она ненавидела эту... наглую девку. Ох, как она терпеть ее не могла. Нет у нее сердца! Нет, ничего нет у этой... стервы. Она убеждала себя в этом... снова и снова. Ложь рождала злобу и горечь.
- Подумать только, - шептали ее губы невнятно и полуслышно.
- Эта кобылица растет не по дням, а по часам. Она беспрестанно ест. Я ей даю кусок хлеба с маргарином и стакан чая утром... а ей все мало. Конечно, я ей насыпаю полторы ложки сахара, ведь я должна его экономить... На обед у нее... тоже кусок хлеба с маргарином. Она не уйдет в школу без него. Молоко я ей не даю по утрам. Какой толк, если в школе... она его получит бесплатно. Но ей все мало. Все мало! Я знаю, что я ее почти морю голодом... давно. Ну, хотя бы... немного. Но я не хочу, чтобы она быстро... росла. Все знают, как тяжело... со взрослыми девицами?! Опять же, тогда можно будет ходить в одной и той же одежде два... три года. Все так делают на нашей улице Орфорд! Разве я одна? А какая она воровка. Шоколад таскает из комода, где я его прячу... уже год. Но ведь это только для сына. А она повадилась каждую субботу, когда меня нет дома, шарить по комоду. Так и вижу... два кусочка отломано. И как она его находит? По... запаху, что ли, плутовка? Конечно... я не давала ей его никогда. А разве есть нужда... в этом? Она его таскает уже несколько месяцев. Я подкармливаю им сына около двух лет... а она таскает его и таскает... грязная воровка.
Виннифред не спалось.
Она дышала тяжело, нервно крестилась... на всякий случай. Мысли о содеянных грехах... не допускались до сердца. "Нет, у нее их не было. Сострадания к сироте? Не могло быть... нет, не могло быть".
- А, еще и этот... случай сегодня. Скверная... девка. Я всегда плачу ей, если она идет гулять с ребенком. Хоть бы раз отказалась и сказала:
"Не надо! Нет. Не зачем мне платить!"
- Но этого от нее не дождешься. Разве она пойдет гулять с сыном без денег? Никогда! - женщина перекрестилась.
- А что она делает с деньгами? Ведь я никогда не видела у нее никаких накоплений... в помине.
- Да, это была правда... суть Юлии. Она подумала и... тут поняла, что ничего нельзя сказать против девочки. Она поспешно перекрестилась... зевнула. Ведь, Юлька... чужачка. В семье проедает деньги...
- Она покупала... хлеб, сыр... сосиски.
- Все это она съедала в парке... посадив брата рядом. Он же никогда... не ел. Он был перекормлен. Он всегда смеялся над этим и рассказывал матери, что ела его сестра сегодня. "Ведь он уже большой ребенок!" Эти рассказы... бесили ее. Она давилась от гнева, хваталась за печень. "Нет, она ее доконает до смертного часа..." желчь так и бурдит... где-то.
- Как божий день ясно, что если ребенок идет в лавку... за неконфетами, то он голоден.
От самолжи она цепенела. Тайное было явным для всех соседей.
Ей становилось хуже и хуже.
Ее жлобские мысли - "заморить падчерицу голодом, но чтобы... никто не догадался" - были видны всем, кто хотел видеть.
- А соседки? Они, тоже все видели... Тайное становилось явным?!
Она настежь открыла окно.
- Но, это же неправда! - крикнула она бессознательно, всем вокруг.
- Разве не видно, что у Юлии... прекрасная одежда, как и у Кейта. Ведь так?
- Конечно, кто мог знать, что они с ней враги? Никто!
В церкви, по субботам... их семья была самой чистой, аккуратной и модно одетой.
Люди и без этого знали, что у них есть деньги.
Но... ей было надо, чтобы... в ней видели мать, а не мачеху. И ей это удалось.
Юлия исправно звала ее мамой в церкви и везде на людях.
Но... она предательски бегала есть за угол, когда у нее были деньги.
- Ах, как это... гадко!!!
- Ее затошнило.
- Ох... неужели? Я опять забеременела? О, нет... Слава Богу... отошло. Нет... нет! Не бывать больше этим... грязным родам. Нет, не бывать. Нет, скверная... девка! До чего же она противная!!! - убеждала она себя все с большим упорством.
- Вот, например, недавно, года два назад, - Виннифред перекрестилась, - закричала на улице как резаная: нашла двадцать центов. Ну и что?! Чего же тут прыгать и скакать? Да, еще прибежала ко мне и показывает... Что у меня... двадцати центов нет? А она веселится: вот, мол, какая я удачливая и счастливая. Ну, ударила я ее по руке. Вот монета так и улетела... неизвестно куда... то. Не переношу этих "удачливых" дураков. Вот уж поистине: дуракам везет! Я ни разу ничего не нашла. А ей удалось! Нет, не от Бога все это везение... не к добру. Так она еще расплакалась и убежала. Хотя нет, она никогда не плачет. Ничем ее не прошибешь, эту дрянь!
- Ах, как... я ее ненавижу!
- А монету я потом нашла... дня через два... в углу за шкафом. Черт бы побрал эти случайные деньги! Помню, отложила те деньги в копилку, но не для нее, а для своего сына на Рождество Христово.
- Нет, она явно издевалась надо мной, "отдав" эти уличные деньги в мои руки! Ехидна! Добрых мыслей я не могла от нее ждать. Ух, и сволочь! - Женщина притворно всхлипнула и вытерла сухой нос.
Текст - рамка: читать вслух!
Посмотрела на кусочек льна, но ничего не увидела.
Тогда она снова всхлипнула и... вытерла каплю... пота.
- А какая из нее будет мать, жена, хозяйка? Да, никакая! С пяти лет ходит в магазин за покупками, а денег сэкономить ума не хватает. А все потому, что пожрать любит, свою утробу набить! Вся сдача, какая остается, в животе оседает. В комнате я смотрела: ничего у нее нет. Все прожирает, так и живет! А ей через восемь месяцев четырнадцать стукнет. Кобылица здоровая! Дура! Набитая дура! Это ж надо? Не суметь отложить хоть немного денег! Идиотка. Да, я в ее годы, ух какой была расчетливой. Я и платье могла купить... если бы захотела. Но я не хотела... А складывала... денежку к денежке. Так что растяпой да дурой меня никто назвать не мог.
- А сегодня? Что... было! Да разве тут выдержишь? Попросила ее сдвинуть комод, так она его... как пушинку. И откуда столько силы? Я аж... взревела от бешенства: все мои усилия... прахом. А она стоит - груди вперед - и молчит. Ну... я и двинула ее кулаком... по этим наглым сиськам! Она аж зубы сжала от боли! Даже слезы у нее выступили! Первый раз, наверное... Но, высохли в секунды, пока она, змея, смотрела на меня. Кейт торопливо убежал... Он не любит, когда кто-нибудь... плачет. И этой стервы след простыл... уборку не закончила. Никакой помощи от нее в доме!
Текст - рамка: читать вслух!
Она ворчала, плакала, негодовала... на себя.
Все вокруг были виноваты.
"Особенно Юлька... дрянь девка!"
- А теперь этот дурак, муж... чурбан. И чего сидит на лестнице? Чего жечь керосин попусту? - думала она засыпая. Ее глаза слиплись. Она захрапела и повернулась к стене.
- Красивой она, эта Юлька... будет, - бормотала она сквозь сон. Ее рука ощупывала свое тело. Нет, она была плоская, как лист бумаги. У нее никогда не было грудей... не было... не будет... и не могло быть.
Стук входной двери разбудил ее: она так и не дождалась мужа.
Всю ночь, он просидел на лестнице, а утром ушел на работу.
- Ничего, это мы переживем, - закрыла она глаза. - Во всем виновата эта дрянь! Она разрушает... начала разрушать нашу семью! Вот... и муж не спит с тобой! Разве нет?
Ее мысли плыли, переплетались и набегали друг на друга, пока она снова не заснула. Сон был об одном... ей. Везде была Юлька. Она была в черном платье, без глаз, косая, без грудей... и почему-то... босая.
Текст - рамка: читать вслух!
Да, Виннифред не могла забыть о ней даже во сне.
Ей всегда снилось одно и то же.
Это был очень хороший сон:
"Юлька убежала из дома и больше не вернулась... в ее дом".
На улице лил дождь.
"Она рыдала, сидя в луже... говна".
- Господи! Неужели это произойдет когда-нибудь? - встала она потянувшись. На часах было девять утра. Ей так хотелось, чтобы сон был в руку. Но, увы... Девочка пришла к завтраку и съела свой маргариновый бутерброд.
Текст - рамка: читать вслух!
Вечером возвратился муж. В этот день все в доме изменилось.
Муж забрал подушку, матрац и одеяло.
Он больше не хотел спать с ней в одной спальне.
Она осталась одна... на несколько ночей.
На следующей неделе... она забрала Кейта к себе в кровать.
С этого времени мать и мальчик спали вместе.
Когда она увидела, что муж начинает ухаживать за другими женщинами, то устроила ему скандал, а потом... быстро разделась и легла в его постель... в другой комнате. В тот год сыну исполнилось семь.
Она не любила его. Нет, не любила... никогда. Но она не хотела, чтобы пошли разговоры.
Ведь у нее была типичная английская семья: муж - это одно, жена - это другое.
Она помнила свою мать, которая ей говорила:
"Помни Винни? Дети - это тот, кто приходит и уходит. Копи деньги. Люби мужа, если можешь... как-то. Когда он умрет... все останется тебе. У тебя будет все, как и у меня. Посмотри на меня, я счастливо живу! Пью чай, смотрю в окно, хожу в церковь. А, Фрэдда? Фрэдди... разве он уже, не тридцать лет лежит под крестом".
- Да, как она права! Как... права мама! Скорей бы... это все и ко мне пришло... завтра подумаю об этом подробно.