Рюриков Алексей Юрьевич : другие произведения.

Латинские королевства. Часть Iii

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.16*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть III. Альтернативы крестоносцев, 1174 - 1261 г.г.


Латинские королевства. Часть III.

  

"Формула "история не терпит сослагательного наклонения"

уже давно изжила себя, во всяком случае - применительно к истории науки.

И любопытно когда-нибудь задуматься над тем,

что могло бы произойти, если бы..."

Уваров П.Ю.

  

Глава I. Если не Балдуин IV - то кот?

   При выборе из двух сторон,
   За промах плата высока.
   Пусть примет прокаженный трон!
   Пока.
  
   Во II части настоящей работы, мы оставили Латинское королевство Иерусалима и Египта в 1174 году, в день смерти короля Амори I Великого, оставившего после себя значительно расширившееся и на тот момент спокойное государство.

***

   В окружающем мире смерть покорителя Египта прошла незамеченной, потому как миру было не до Заморья.
   Испанские королевства, не прекращая грызню между собой, отражали новый натиск мавров Юсуфа Альмохада. Накал антимусульманской войны в Леванте спал. Испания стала основным фронтом для крестоносного движения, в окружении папы римского муссировалась идея "Средиземного моря - христианского озера", вооруженным паломникам, выбирающим испанский маршрут, предоставлялись те же льготы, что и пилигримам в Святую Землю, военно-монашеские ордены развивали пиренейские филиалы, а Каир возвращал инвестиции спонсируя Реконкисту на другом конце моря.
   Император Фридрих I Барбаросса, до середины 1180-х годов делами вне Священной Римской империи вообще интересовался мало. Проведя семь лет в Германии, он в 1174 году вышел в пятый итальянский поход, кончившийся через два года сокрушительным разгромом немцев в битве при Леньяно и заключением мира с римским папой и перемирия с Ломбардской лигой. Вернувшись в Германию Барбаросса разгромил непокорного вассала Генриха Льва, хозяина мощного герцогства Саксонского, лишил его всех ленов кроме Брауншвейга и отправил в изгнание. В 1183 году, по окончании шестилетнего перемирия, Фридрих I подписал с итальянскими городами окончательный мир, на условиях "ограниченного сюзеренитета". Ломбардская лига признала власть империи, а взамен получила серьезные привилегии, на практике означавшие автономию. Еще через год Барбаросса договорился и с Вильгельмом II Сицилийским, скрепив "перезагрузку" браком тетки короля и сына императора.
   Во Франции Людовик VII третьим браком (его женой стала сестра королевы Иерусалимской, в 1165 году родившая давно желанного наследника) укрепивший союз с графами Шампани, уверенно внедрял вертикаль власти, а в 1173 году вмешался в ссору короля Англии с сыновьями, на стороне принцев. Война продолжалась четыре года и закончилась миром при посредничестве папы.
   На востоке, как отмечалось ранее, в Багдаде и Мосуле власть переменилась и до 1180 года заметной угрозы для латинских королевств Леванта эта граница не представляла.
   Внимание Византии оставалось прикованным к западным границам. После неудачного рейда на Сицилию и успешной войны с Венгрией, ромеи несколько лет восстанавливали силы, а в 1172 году, очень своевременно скончался король Венгрии Иштван III. Его брат и наследник Бела, как упоминалось, проживал в Константинополе в статусе заложника. Ценивший мадьярского принца василевс Мануил I планировал женить толкового варвара на своей дочери и сделать преемником, сохраняя трон в семье, пусть и по женской линии. Но в 1169 году императрица Мария родила сына, названного Алексеем, а Белу женили на Агнессе Антиохийской, проживающей при константинопольском дворе сестре императрицы по матери, дочери Рене де Шатильона, ныне князя Мармарийского. Молодые в ходе свадебного путешествия посетили Иерусалим и Антиохию, затем Каир и Александрию, где состоялось знакомство зятя с тестем, а по их возвращении в Византию, для Белы как раз образовался вакантный престол. Правда, скончавшийся предшественник оставил беременную жену, после смерти короля Иштвана III родившую сына. Но помехой это не стало, конкурент умер почти сразу после рождения. Окружающие, как водится, подозревали отравление и Иштвана III и его сына, виня в том греков. Доказательств история не сохранила, но мать Иштвана и Белы Ефросинья (дочь киевского Великого князя Мстислава Владимировича), среднего сына на троне видеть не пожелала, попытавшись при поддержке местных знати и церкви передать корону своему третьему сыну, Гезе. Попытка провалилась, поскольку экс-заложник вернулся домой во главе византийского экспедиционного корпуса и с кредитом от василевса, переворот подавил и в 1173 году короновался под именем Бела III. Геза отправился в темницу, бежал, еще дважды вместе с матерью пытался захватить трон, но проиграл.
   Бела III сохранял верность Мануилу I до его смерти, уже в 1176 году прислав венгерский контингент для похода на восток, но об этом в свое время. Пока отметим, что Византии тоже было не до Каира.

***

   В Египте, несмотря на кажущуюся стабильность, ситуация сложилась не простая. Амори I оставил законного наследника - Балдуина IV, чьи права на трон были неоспоримы. Но принцу исполнилось всего тринадцать лет, и он болел проказой. Первая проблема легко решалась назначением регента, вторая не решалась вовсе.
   Прокаженные жили недолго, наследника от принца ожидать не приходилось, да и сама болезнь, которую порой рассматривали как кару высших сил, смущала сеньоров. Мать Балдуина IV, королева Матильда Шампанская, энтузиазма по поводу коронации больного ребенка не испытывала. Монаршую работу она прекрасно представляла и считала, что жизнь прокаженному этот пост не продлевает. Другого приемлемого наследника, однако, не существовало. Ближайшими претендентами на трон выступали граф Триполи Раймунд III и старшая дочь Амори I Сибилла, ныне супруга Ги де Лузиньяна, графа Фаюма и младшего брата князя Фиванского. Общим у обоих наследников прокаженного принца оказалось отсутствие поддержки электората, к которому кроме рыцарей и клириков можно отнести в данном случае и коронные города. Амори I умирать молодым не собирался и к концу правления зачистил местную политику от конкурентов напрочь, в том числе успешно проведя внутренние войны именно с графом Триполи и князем Фиванским. Авторитетных для всего королевства фигур, кланов или партий, после смерти монарха не осталось.
   Наследование по женской линии в истории Иерусалимского королевства уже случалось. Но Сибилле было всего четырнадцать лет (мужу на год больше), отчего замена выглядела сомнительно, и вставал вопрос о супруге. При прошлой передаче короны по линии дочери, после Балдуина II королем стал знатный, влиятельный и состоявшийся Фульк Анжуйский, долго "входивший в должность" при предшественнике. Брат князя Фиванского в качестве кандидата на трон смотрелся несравнимо хуже. Что из такой конфигурации хотел извлечь прошлый монарх, не ясно, но на момент его смерти Ги в качестве наследника всерьез не воспринимался. Разумеется, при сильном желании, принцессе можно было подобрать другого мужа, но не сразу и не всякий в королевском окружении такой проект мог потянуть. Глава заморских Лузиньянов Амори Фиванский слыл опытным правителем и грамотным воином, что успел продемонстрировать в недавней двухлетней войне с королем. Но, как недавний выходец из Европы, не имел серьезных связей в элите страны и мог опереться только на свой домен, за пределами княжества его знали слабо. Врагов нажить князь тоже не успел, даже рыцари и горожане, недавно воевавшие с фиванцами на стороне короля, противниками Лузиньянов не считали - обычное дело, нормальная феодальная распря. Его брат Ги по молодости вообще никакой репутации и веса в обществе не имел. Оттого посадить Сибиллу на трон вместо прокаженного брата князь оказался не в состоянии, но и упускать шанс семьи не собирался. Первым делом, страхуясь от замены супруга принцессы, Амори вывез невестку из Каира в Минью, столицу княжества. В выделенном дворце Ги и Сибилла поспешно вступили в "фактические брачные отношения" (без чего брак легко расторгался), результатом в 1176 году стало рождение сына, в традициях королевской семьи названного Балдуином. Но это все произошло позже, а в момент смены власти, сил для претензии семьи на трон не имелось.
   Раймунд III Триполийский, наоборот, был человеком взрослым, опытным и известным. Но родство с покойным королем имел более отдаленное, приходясь тому кузеном, причем, опять же, по женской линии. Матерью графа была Годиерна, сестра королевы Мелисенды и третья дочь короля Балдуина II. Кроме того, граф в свои тридцать пять лет, оставался бездетным. В феодальных кругах он пользовался уважением и считался рыцарем без страха и упрека, но после поражения в междоусобице с королем и потери Хомса от политики отстранился, погрузился в дела своего домена и сблизился с соседней Антиохией. Отчего кроме собственных вассалов в моменте ничьей поддержкой не располагал. Зато преумножил врагов - к семье Ибеллинов и Дамаску добавился граф Хомса, опасающийся восстановления прав Раймунда III на фьеф. Как и Лузиньяны, в одиночку пытаться обойти прямого, пусть и прокаженного наследника, сил у графа Триполи не хватало, особенно с учетом личности регента.
   В другой ситуации в качестве регента королева Матильда смотрелась бы ничуть не хуже еще одной своей сестры, вдовствующей герцогини Бургундской, чье правление как раз закончилось совершеннолетием сына. Опыт руководящей работы имелся - во время завоевания Египта Матильда оставалась править в Иерусалиме, а кроме пары венценосных сестер, упомянутой герцогини и королевы Франции, даму всегда могли поддержать и братья - четыре французских графа и архиепископ Санса. Семья Шампанских славилась сплоченностью и обострять отношения с ее представительницей желающих не находилось даже за морем. Но все прекрасно понимали, что сын Матильды займет трон ненадолго. Потому на формирование серьезной партии в свою или Балдуина пользу, королева рассчитывать не могла. Вопрос в любом случае упирался в перспективу - в наследника. Кроме того, границы с мусульманами оставались опасными, на сохранение мира с Мосулом всерьез не рассчитывали, а с берберами на западе и племенами на юге война и не прекращалась. Женщина возглавить армию не могла, ей требовался "сильный человек у трона". Обычно таковыми становились фавориты регентш, но у Матильды любовника в нужный момент под рукой не оказалось.

***

   В этой ситуации Раймунд III выдвинул свою кандидатуру в короли и потребовал созыва Верховного Совета, вербуя союзников и агитируя сеньоров за смену прокаженного принца на графа в полном расцвете сил. Амори Фиванский в ответ поддержал прямое наследование, заявив, что Балдуину IV альтернативы нет, его единственной законной наследницей является старшая сестра, а свою кандидатуру - как представителя мужа наследницы, предложил в сорегенты Матильды. В принципе, такое практиковалось. Анна Ярославна, королева Франции, после смерти мужа делила опеку над будущим Филиппом I с Балдуином Фландрским, к примеру.
   Вдовствующая королева взяла паузу и попыталась найти защитника. Коннетаблем королевства служил шестидесятилетний Онфруа II де Торон, выходец из "старой" знати Иерусалимского королевства, опытный карьерный командующий армией. Самостоятельных ролей при прошлых королях он не играл, а ныне склонялся в пользу передачи трона графу Триполи. А вот сенешалем работал Миль де Планси, дальний родственник Амори I и преданный ему человек, недавно через брак с очередной вдовой ставший князем Заиорданским. Его Матильда и назначила было себе в помощь, одновременно одобрив созыв съезда лордов и назначив его на начало 1175 года. Де Планси активно принялся отстаивать интересы королевы, но во время поездки в Акру его зарезали прямо на улице, в традиционном ассасинском стиле. Убийцы скрылись, в версию с ассасинами никто не верил, мнения разделились лишь по поводу заказчика - называли как графа Триполи, так и князя Фиванского.
   В итоге, за время до Коронного Совета, позиции сторон поменялись. Раймунд III смог получить поддержку ряда высших сеньоров и канцлера королевства - патриарха Александрийского Вильгельма Тирского, а королева договорилась с Амори Фиванским. Сражаться за возможность править от имени сына у Матильды не хватало лидерских качеств и властолюбия, но и ухода короны из семьи она не хотела. Дочь, а еще лучше - ее возможный сын, в качестве наследников королеву устраивали, а временное царствование больного Балдуина IV давало возможность закрепить такой вариант. Лузиньянам пауза в несколько лет тоже казалась перспективной, а еще Амори заключил естественный союз с противниками конкурента, скрепив его браком с Эшивой Ибеллин, дочерью Балдуина, графа Хамы.
   Основная масса сеньоров и патрициат коронных городов, внятной позиции не имели. О болезни наследника ранее широко не сообщалось, и проказа, безусловно, смущала. Но у Амори Великого после его либеральных реформ была репутация защитника простых рыцарей, среди купечества он пользовался уважением, и это переносили на его сына и жену. От графа Триполи опасались возврата к прошлым законам, регентство королевы-матери и слабый король выглядели более безопасно. Тем более, серьезных войн королевство не вело. Наступательный порыв успел угаснуть, войн сеньоры не жаждали, им вполне хватало перманентных волн мобилизаций на защиту границ, по четыре месяца в году. Купцам новые потрясения тем более не требовались.

***

   На состоявшемся Совете, королева Матильда при поддержке Лузиньянов и Ибеллинов сходу заявила о неотъемлемом праве сына на трон и обвинила всех несогласных в измене. В конфликт вмешались патриарх Иерусалима, граф Эдессы и князь Рене де Шатильон Мармарийский, предложившие компромиссный вариант - коронация Балдуина и назначение Раймунда III регентом в пару королеве. Вопрос о наследниках они обошли.
   Предложение оказалось приемлемым для всех, не удовлетворив никого. Возможно именно потому оно и было не только принято, но и относительно мирно исполнено. Прокаженного принца короновали в Иерусалиме в феврале, под именем Балдуина IV.

***

   Раймунд III Триполийский оказался достойным и честным регентом. Следующие два года он разумно и осторожно правил вместе с Матильдой и на корону не посягал, что объяснялось маячащей перспективой престола. В Заморье часто умирали и вполне здоровые люди, так что вариант "честность - лучшая политика" выглядел для графа оптимально. Набирая популярность, он мог дождаться своей очереди, ничего не делая... если повезет.
   Лузиньяны сильно укрепили позиции после 1176 года, получив наследника престола своей крови. Но принцесса Сибилла, ставшая их "пропуском к трону", в княжестве оказалась в "золотой клетке". Ей ограничили свободу передвижения, холили, лелеяли и закономерно (тем более, после монастырского строгого воспитания) избаловали. Красотой девушка никогда не отличалась, телосложением пошла в отца и вскоре превратилась в тучную даму, склочную, вздорную и откровенно глупую. Сибилла родила еще двух дочерей, позже между супругами начались ссоры. Амори Фиванского развитие событий устраивало, а мнение ее мужа Ги никого не интересовало.

***

   Балдуин IV вырос толковым и развитым юношей, чему поспособствовал наставник - Вильгельм Тирский, и приглашенные им учителя. Несмотря на проказу принц неплохо овладел и боевыми навыками (обучавший мальчишку верховой езде араб-христианин, например, научил его управлять конем, используя только колени, а оружие держать левой рукой). В силу возраста, воспитания и времени, король был абсолютно уверен в своем неотъемлемом праве на трон и не собирался его уступать, но воспринимал и обязанность "быть хорошим королем", что подразумевало правление справедливое, в рамках существующих взглядов и обычаев. Еще одним важным постулатом для Балдуина IV всегда оставалось сохранение короны в семье и обеспечение наследования - о краткости своего жизненного срока он не забывал никогда. В целом прокаженный монарх подошел к трону достаточно честным и ответственным человеком, с нормальными рыцарскими принципами, хоть и без политического и управленческого опыта. Первые два года страной от имени несовершеннолетнего монарха управляли регенты, и прошли эти годы довольно мирно. С халифом Багдада и эмиром Мосула заключили мирный договор, а приграничные схватки с берберами на западе и бедуинами в Заиорданье, оставались в рамках обычного.

***

   Исключением стало лишь побережье Красного моря, где в 1176 году коалиция графа Луксора, баронов Идфу и Дарау и еще ряда сеньоров помельче, затеяла сначала торговую, а чуть позже и реальную частную войну с коронными городами Кусейрой и Береникой. Вопрос стоял о доходах сторон, а религиозная разница (в Красноморье почти все жители оставались мусульманами) придавала обычному для тех времен спору между феодалами и городским патрициатом характер очередного похода на неверных.
   Позиции регентов по этому поводу в первый раз всерьез разошлись. Раймунд III, ищущий союзников в рыцарской среде, ограничился предложением посредничества. Фактически это означало поощрение партии сеньоров - без поддержки противостоять их дружинам, города не могли. Партия Лузиньянов, в которую входила теперь и вдовствующая королева, терять генерящий денежный поток королевский актив, не пожелала. С южно-египетскими феодалами у Амори Фиванского отношения и без того традиционно не ладились, укреплять их, тем более, на пользу Раймунду III, не хотелось. Получив от Матильды соответствующий формальный указ, князь Фиванский вывел дружину на юг, а от Элефантины в поддержку миротворческой операции выступил отряд тамошнего королевского виконта. На стороне Лузиньянов и городов выступил также орден Госпиталя, имевший деловые связи с купцами Красноморья и базу под Айдабом.
   Сопредельный Фиванскому княжеству граф Асута в ответ примкнул к антиисламской коалиции и путь соседу заблокировал. В Каире патриарх Александрии Вильгельм Тирский, канцлер королевства и сторонник графа Триполийского, поддержанный партией Раймунда III, обвинил Матильду и Амори Фиванского в покровительстве неверным и почти вероотступничестве.
   Оказавшийся в центре событий - между Асутом и Луксором, граф Гирги, объявил нейтралитет, увлеченно торгуясь с обеими сторонами за участие.
   Последовал ряд стычек в Верхнем Египте, не принесший успеха ни одной из сторон, а Раймунд III потребовал созыва Высшего Совета и передачи дела на его рассмотрение, включая оценку попирания прав христиан королевой Матильдой и князем Фиванским. Граф-регент собирался нанести политическое поражение Лузиньянам, так что версия о том, что конфликт на Красном море изначально был спровоцирован его приближенными имеет право на жизнь.
   Феодалы Нижнего Египта в целом ситуацию воспринимали нейтрально, склоняясь к одобрению коалиции графа Луксора из чисто религиозно-корпоративной солидарности. Сеньоров Левантийской части тема, в сущности, не затрагивала, но там усмотрели в событиях смену коронной политики, а богатейший исламский анклав подходящий для аналогичных претензий здесь тоже имелся - коронный Дамаск. Потому партия графа Триполи приобрела в регионе массу сторонников. Их поддержал и патриарх Иерусалима Амори Неслийский, впрочем, не активно - скорее просто выбрав сторону единоверцев, чем из расчета. А вот орден Храма примкнул к Лузиньянам, по примеру иоаннитов. С Дамаском тамплиеры находились в прекрасных отношениях, менять которые интереса не имели.
   Граф Эдессы и княжество Антиохия в событиях не участвовали, будучи отвлечены куда более масштабными событиями на византийско-азербайджанской границе.

***

   Игра Раймунда III могла стать успешной, помешал Рене де Шатильон, князь Мармарийский. Первым делом, он пригласил в гости короля. Балдуин IV, по настойчивой рекомендации матери, приглашение принял, выехал в Мармарику, потренироваться в рыцарских навыках на берберской границе, но надолго там не задержался, выступив с князем Рене на юг. Они привели сильный отряд к Амори Фиванскому, затем союзники быстрым ударом взяли Асут. Граф Гирги тут же примкнул к победителям (и королю, конечно), которые пройдя через его земли объединенными силами осадили Луксор. В то же время иоанниты и виконт Элефантины, наняв в соседней Нубии отряды лучников, взяли Дарау, дружина которого осаждала Беренику.
   Король обратился к оставшимся противникам, напомнил, что приближается его совершеннолетие и полноправное вступление в должность, и предложил пока не поздно замириться по-хорошему. В Каире королева Матильда потребовала отложить Высший Совет до скорой передачи власти законному королю, чтобы разрешить вопрос с его участием. Позиция выглядела логично, Совет отложили. Мятежные сеньоры Верхнего Египта после этого "вернулись к лояльности", на условиях отказа от претензий к коронным городам и сохранении прежних ленов, на чем междоусобица закончилась.

***

   Победу в феодальной войне и преодоление интриги регента, с подачи хронистов принято считать первыми подвигами молодого короля. Фактически эти заслуги скорее следует отнести на счет Рене де Шатильона, но прокаженный монарх в боях с непокорными подданными продемонстрировал - несмотря на болезнь, неплохой уровень рыцарской подготовки. Его командование войсками, бесспорно, было номинальным, но в качестве стажировки при грамотных полководцах, князьях Мармарики и Фив, весьма полезным. В итоге у короля появился определенный авторитет в военной среде, ранее с ним практически незнакомой.
   В походе участвовал и муж наследницы престола - Ги де Лузиньян. Подвигами он не отметился, но прошел с Балдуином IV всю компанию без нареканий, заслужив если не дружбу, то хорошее отношение сюзерена. Князь Мармарийский тоже сблизился с королем, поставив на его правление, пусть недолгое, и став опорой трона на первое время.
   Возвращаясь, Балдуин IV задержался в фиванской столице Минье, общаясь с сестрой и ее мужем. Последнего старший брат уже два года усердно готовил к роли правителя. Ученик оказался человеком средних способностей, без особых талантов, но и без серьезных недостатков, обычный "юноша из хорошей семьи" своего времени, что, впрочем, по умолчанию включало навыки конных и пеших схваток и определенный уровень личной храбрости. С прокаженным королем у Ги сложились хорошие отношения, граф оказался куда лучшим собеседником, чем его супруга. Сибилла умом и ранее не отличалась, а живя в Минье, где старались исполнить любые ее прихоти, да еще сразу после родов, окончательно стала для брата неинтересной личностью. Но и упрекнуть Лузиньянов было не в чем - принцесса пребывала в восторге от мужа и его семьи, что способствовало благосклонности короля к клану.

***

   Ко дню совершеннолетия Балдуин IV вернулся в Каир в сопровождении отрядов Фив, Мармарики и ордена иоаннитов, так что передача власти прошла спокойно. После повторной коронации в Иерусалиме, король там же "обратил свое неудовольствие" на графа Триполи, благодарности за регентство не получившего, отрешенного от высших эшелонов и отъехавшего в свой домен.
   Власть прокаженного никто не оспаривал, а вот смерти его ждали многие. В стране сформировалось три партии. Лузиньяны и принцесса Сибилла, поддерживаемые вдовствующей королевой, чье влияние быстро шло на убыль, по итогам конфликта в Красноморье сильно потеряли в поддержке церкви и феодалов, приобретя авторитет в кругах купечества и сохранив среди врагов Триполи. Раймунд III Триполийский, наоборот, позиции укрепил, выступив честным, но несправедливо обиженным регентом, защитником веры и церкви и приверженцем прав сеньоров. Третьей партией стало окружение короля, считавшее, что несколько лет правления у него есть, а с наследником можно определиться чуть позже. Основой фракции стали княжество Мармарика, прямые вассалы короны, коронные города и часть мелкого рыцарства.
   К окончанию волнений, как раз подоспел очередной массовый заезд крестоносцев из Европы, возглавленный кузеном короля графом Филиппом Фландрским, сыном ветерана движения Тьерри Эльзасского и внуком (по матери) короля Иерусалима Фулька Анжуйского. Филипп Фландрский мог претендовать на статус еще одного наследника, но престол в Египте его не прельщал. Возможно, граф помнил о четырех провалившихся попытках отца заиметь домен в Святой земле, может по каким иным причинам - то нам неведомо, но от сделанного предложения он отказался и не погружаясь в тему отбыл в Антиохию, воевать неверных. На этом мы временно оставим Латинское королевство Иерусалима и Египта (которое далее будем именовать просто Египетским королевством), и обратимся к Византии.

***

   Пока император Мануил I занимался проектами в Италии и Венгрии, на его восточной границе скончались два правителя. В 1175 году умер эмир Азербайджана Шамс ад-Дин Ильдегиз, трон занял его сын Джахан Пехлеван. Джахан унаследовал мощное государство с прекрасной армией, за год утвердил власть, и задумался о приложении сил. Молодому правителю требовалось доказательство военной удачи. Как раз в этот момент в Мардине, небольшом мусульманском эмирате между Византией, графством Эдесса, халифатом Багдада и Азербайджанским эмиратом, тоже скончался правитель - Наджм ад-Дин. Его сын Иль-Гази II Артукид собрался было занять престол, но внезапно получил предложение от Джахан Ильдегизида о воссоединении с исламской державой - путем присоединения. Мардин был богатейшим торговым перекрестком и фактическим сателлитом Византии, отчего последние полвека практически не воевал. Приз выглядел заманчиво, ромеи заняты в Европе, у латинян - междоусобица за трон, как и в Багдаде с Мосулом, и заступиться за Мардин некому.
   Не получив согласия на мирное поглощение, Джахан немедленно захватил эмират, разгромив дружину Артукида в первом же бою и казнив самого Иль-Гази II "за измену исламу и покорность неверным". Сразу после победы, еще не закончив грабить Мардин, эмир Азербайджана сообщил окружающим суверенам, что в общем-то, ничего особо не изменилось. Мардин остается открытой торговой площадкой, безопасность караванов - гарантируется, пошлины даже снижаются, а сам эмир полон миролюбия и предлагает соседям дружбу. В Багдадском халифате шла очередная драка за власть и воевать с Азербайджаном было совсем не с руки, отчего и халиф, и эмир Мосула, предложение дружбы приняли. Каир промолчал.
   В Константинополе отреагировали иначе. События на востоке резко нарушили планы василевса Мануила I. В Азию его не тянуло, посадив на венгерский трон Белу III, император начал новый проект в Италии, выдав свою дочь Марию за старшего сына маркграфа Вильгельма V Старого Монферратского, авторитетного феодала Северной Италии, сторонника императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссы. Сына тоже звали Вильгельм, но кличка была другая: Длинный Меч. Прозвище дали по заслугам, молодожен отличался отвагой и неукротимостью в бою, считался толковым командиром, но, как это формулируют современные историки "обладал вспыльчивым характером и повышенной тягой к насилию" - что на тогдашнем, отнюдь не пацифистском фоне, означало полного отморозка. Притом Вильгельм Длинный Меч человеком был прямым и честным, чуждым хитростей и интриг, и не особо далекого ума. Прекрасный, то есть, инструмент в умелых руках.
   Но захват сателлитного эмирата, заставил василевса обратиться на восток, на удар следовало ответить. Мануил I, не обращая внимания на предложения Джахана о мире и переговорах, собрал армию и выдвинулся на восточный рубеж. Армию, впрочем, сформировали не лучшую. Кадровые части понесли серьезные потери в Европе, часть войск пришлось оставить на Балканах, контролировать покоренные земли и защищать берег от Венеции, так что основу экспедиционного корпуса составило прониарное ополчение, с добавлением союзных отрядов из Венгрии и Антиохии (последние возглавил брат князя Антиохии Балдуин). В походе, разумеется, участвовал и Вильгельм Длинный Меч. Ромейская армия наносила удар на Хлат, с выходом к озеру Ван и далее на юг, до границ Халифата, имея целью отрезать от Азербайджана немалую часть бывшего эмирата Шах-Арменидов. С запада Мардин атаковали союзные войска Антиохии и графа Эдессы, чьи правители тоже предпочитали прежних соседей. В общем, планировался разгром Джахана и демонстрация сил на будущее.

***

   План провалился сразу. Эмир встретил противника в горах, пропустил византийский передовой отряд, а когда в ущелье втянулись основные силы, сарацины открыли стрельбу из луков и после атаковали. Возглавляемый Балдуином Антиохийским авангард встретила наемная туркменская конница, связав боем. В ущелье ромеи понесли потери, началась паника, а выход, разнеся обоз, перекрыл резерв Ильдегизида.
   Император с зятем, проявившим свои таланты полевого командира, смогли восстановить боевой порядок, Вильгельм Длинный Меч собрал ударный отряд, прорвал блокаду с тыла, после чего византийцы вышли из ущелья обратно. Бросив отрезанный авангард, без подкреплений уничтоженный полностью, включая Балдуина Антиохийского. Сарацины подтянули конницу и окружили отступающие ромейские части. Сражение продолжалось еще два дня, византийцы "устроили укрепленный лагерь, который турки не могли взять". Джахан яростно атаковал, сам Мануил I получил ранение в голову, но оборона устояла.
   На третий день начались переговоры. Джахан согласился выпустить противника в обмен на уступку Манцикерта с Ани, и остатки имперской армии потянулись на родину.
   В Мардине сводный отряд Эдессы и Антиохии, усиленный крестоносцами Филиппа Фландрского, взял Амиду и двинулся к столице, но пришли вести о разгроме византийцев под Хлатом, после чего граф Жослен III Эдесский и князь Боэмунд III Заика Антиохийский немедленно вернулись в свои пределы. Оказалось - вовремя, поскольку эмир Джахан, оставив провожать ромеев небольшой отряд, бросился защищать новое приобретение. Латинян он не догнал, поэтому сходу вторгся на территорию Эдессы, атаковав сперва Каркар. Горная крепость устояла, эмир спустился южнее, к Эдессе, но в прочно укрепленной крепости сидели дружины Эдессы и Антиохии. После неудачного штурма, разграбив окрестности, эмир отошел в свои земли.

***

   Разгром ромеев был страшным, но не критичным. Уступленные по мирному договору города император передавать отказался сразу по возвращении домой, стянув при этом на восток подкрепления. Командование восточной армией получил Вильгельм Длинный Меч. В следующем году эмир Азербайджана попытался захватить обещанное, ударив одновременно на Манцикерт и Ани, но штурм не удался. После короткой осады, сарацины, разграбив окрестности повернули домой, но на подходе к границе оба отряда перехватили ромейские части и в классической византийской военной традиции, разгромили отягощенных добычей азербайджанцев наголову. После этого Джахан отвлекся на другие вопросы и до 1180 года граница оставалась спокойной.
   Потеря армии, расходы на ее восстановление и укрепление восточных рубежей, серьезно ударили по репутации Мануила I и повлекли кассовый разрыв в бюджете. Деньги продолжали поступать и через несколько лет финансы империи вышли на прежний уровень, но в моменте потребовались займы от Генуи и Пизы, получивших новые льготы и укрепивших свое влияние в Константинополе. "Засилье латинян", в свою очередь, вызвало протесты местного населения - что характерно, исключая кадровую армию, где Вильгельм Длинный Меч и ориентировавшиеся на него выходцы из Европы, по итогам серии восточных компаний, заслужили уважение. Новых проектов василевс, долго оправлявшийся от ранения под Хлатом, затеять не успел, поскольку в 1180 году умер.

***

   Филипп Фландрский по окончании войны с Азербайджаном транзитом через Константинополь вернулся в Европу, а граф Эдессы еще сильнее сблизился с князем Антиохии, на почве обороны от нового врага. В 1179 году Джахан Азербайджанский еще раз попробовал набег на Эдесское графство, вновь был отбит, хотя и с большими потерями у франков. А в Египте уже в 1177 году Балдуину IV выпал случай доказать воинские умения.
   Берберы на западной границе собрали ополчение нескольких племен и устроили большой набег по побережью Средиземного моря. По мнению позднейших хронистов, в рейде участвовали войска испанского халифа Юсуфа Альмохада, решившего "вернуть Египет исламу", но это явное преувеличение. Более вероятным представляется наличие среди кочевников дружин небольших эмиратов Средиземноморского берега, между Египтом и державой Альмохадов, но и это лишь версия. Тем не менее, орда собралась солидная, до 10 000 человек.
   Вассалы Мармарийского княжества честно исполнили свой долг, умерев в заслонах, но задержав берберов на несколько дней и отправив гонцов князю и в Каир. Рене де Шатильон собрал дружину и атаковал превосходящие силы с юга, успеха не добился, но нападающие снова потеряли время. Отогнав князя Мармарийского, берберы взяли небольшую крепость Саллум, разграбив ее двинулись на прибрежную королевскую Мерсу, но опоздали. Спешно собрав вассалов, Балдуин IV с пятью сотнями рыцарской конницы, тысячей туркополов и 3 000 пехоты, успел войти в Мерсу первым. Традиционно командующим операцией называется монарх, фактическое руководство лежало на сопровождавшем короля старом и опытном коннетабле Онфруа II де Тороне. Штурм крепости успеха кочевникам не принес, но помехой это не стало. Оставив небольшой отряд осаждать Мерсу, берберы вышли на Александрию, по пути разнося разрозненно подтягивающиеся отряды королевских вассалов.
   В это время в игру вернулся Рене Мармарийский. Обменявшись гонцами с Мерсой, он и де Торон скоординировали действия и ударили по осаждающим с двух сторон - князь с остатками дружины извне, король - выйдя на вылазку. Операция удалась, заслон берберов разбили, после чего армия отправилась спасать ведущий порт королевства, уже затворяющийся в осаду.
   У деревни Эль-Аламейн, на полпути между Мерсой и Александрией, кавалерия франков догнала кочевников и ударила с тыла. Атаке рыцарской конницы в удобных условиях противостоять мало кто умел, отчего берберы с самого начала понесли большие потери. Затем подтянулась пехота из Мерсы и гарнизон Александрии, навязанного правильного боя противник долго не выдержал. Кочевники попытались прорваться, латиняне отбили несколько атак, в одной из которых сражавшийся в первых рядах Балдуин IV потерял коня и чуть не погиб сам, но был спасен коннетаблем, получившим смертельные раны. После неудачных попыток прорыва, берберы начали разбегаться уже врассыпную, но уйти удалось немногим.
   Вернувшись на запад, франки освободили Саллум, на чем компания и закончилась. Король получил славу победителя, а западная граница передышку на некоторое время. Новым коннетаблем стал князь Амори Фиванский, резко усилив партию Лузиньянов.
   По некоторым источникам, Балдуина IV в походе сопровождал небольшой отряд прокаженных рыцарей, собранных в свиту товарища по несчастью. Эта версия, в свете дальнейших событий выглядит правдоподобно... но не будем забегать вперед.

***

   После битвы при Эль-Аламейне, король несколько лет разъезжал по стране, разнимая участившиеся междоусобицы вассалов. В отсутствие внешнего врага противоречия обострились, особенно в палестинской части, а волю монарха приходилось доказывать мечом. А затем наступил 1180 год. Очередной - и это хоть и загадочный, но полностью исторический факт - год смены фигур на шахматной доске рассматриваемого региона.
  

Глава II. Время молодых.

   От карпатских долин и до Тигра
   Мы идем по дорогам крутым.
   Не страшат нас опасные игры,
   Этот мир покорять молодым!
  
   Итак, 1180 год. В Европе скончался король Франции Людовик VII, памятный нам по 2-му крестовому походу. Наследовал ему пятнадцатилетний Филипп II Август, который вскоре рассорился со своими основными вассалами и получил мощнейший мятеж, занявший Францию на долгие годы.
   В Иерусалиме умер патриарх Амори. Балдуин IV и партия Лузиньянов с патриархами Иерусалима и Александрии были в разладе и шанс изменить ситуацию не упустили. Откровенно говоря, выдвинутый ими при поддержке орденов Тампля и Госпиталя епископ Кесарии Ираклий Овернский, не был образцовым клириком. Он славился корыстолюбием и тягой к слабому полу, жил с дамой из Наблуса, ничуть того не скрывающей и окружающими именуемой "мадам патриархесса", от которой имел дочь, и вообще аскетизмом не страдал. Впрочем, по тем временам, для епископа не самый скандальный имидж, встречались типы и покруче. Ираклий, при всем том, был неплохо образован, закончил юрфак Болонского университета, сделал церковную карьеру в Заморье, вместе с Вильгельмом Тирским участвовал за год до избрания в III Латеранском соборе, считался преданным сыном церкви, авторитетным иерархом и смелым человеком. Новый патриарх оказался еще и честным, со дня избрания он твердо ориентировался на Амори Лузиньяна и короля, затрудняясь с выбором лишь когда их позиции расходились.
   В следующем, 1181 году, отошел в мир иной и однокашник обоих патриархов Заморья по юрфаку, папа римский Александр III. Успев заключить мир с Фридрихом Барбароссой, подчинить короля Англии, даровать королей Португалии и Нубии, отлучить Шотландию и провести упомянутый собор.
   III Латеранский собор стал крупным событием. На нем Церковь закончила игры с антипапами, признав недействительными все их решения и обозвав проигравших еретиками, а впредь установив жесткие правила выборов понтифика двумя третями живых кардиналов, с автоматическим отлучением нарушителей процедуры. Всерьез почистили ряды клира и укрепили дисциплину, в том числе введя возрастной ценз (не моложе 25 лет для получения прихода, 30 лет - епископства) и запретив священникам брак. Поборолись с содомитами и ростовщиками, а заодно постановили отлучать за попытку собрать с церкви налоги и осудили излишнюю жестокость наемников, нарушающих "рыцарские законы войны". И - о чем мы еще поговорим, обязали светские власти давить катарскую и вальденскую ереси.
   Следующим папой стал на четыре года Луций III, вновь вошедший в конфликт с Германским императором и активно давивший катаров, его сменили недолговечные Урбан III и Григорий VIII, а интересен нам будет лишь занявший Латеранский дворец в 1187 году Климент III, но это произойдет позже.

***

   На востоке скончались эмир Мосула Сайф ад-Дин Гази II и халиф Багдадской версии аль-Мустади. В Мосуле к власти пришел брат покойного эмира Изз ад-Дин Масуд, быстро укрепившийся на троне и после нескольких лет лавирования между Багдадом и Азербайджаном, выбравший первый. К середине 1180-х годов, Мосул вернулся в лоно халифата в статусе вассала и самостоятельное значение утратил.
   Вот новый халиф, как и многие в этой смене караула молодой, двадцатидвухлетний Абу-Аббас Ахмад ан-Насир Лидиниллах, фигурой оказался куда более значительной. Умный, жесткий и энергичный правитель, он получил от отца довольно лояльный и обширный домен, а к титулу прилагалась, пусть теоретически, высшая религиозная власть над всем исламским миром. Основными соперниками на текущий момент, халиф считал не неверных, а мусульманских соседей. Эмиры Азербайджана все еще не оставили идеи возрождения сельджукского султаната, то есть отстранения халифа от светской власти с оставлением ему в виде постоянного занятия лишь "совершения намаза -- основы веры и лучшего из дел", чего по мнению Джахана Пехлевана Ильдегизида и его наследника, для Лидиниллаха было вполне достаточно, ведь "это истинное царствование, вмешательство халифа в дела временного царствования не имеет смысла, их надо поручить султанам". Да и мощный Хорезм, пусть временно занятый междоусобицей, внушал опасений куда больше, чем давно снизившие агрессивность франки. Потому в 1181 году халиф заключил с Латинским королевством и княжеством Антиохия перемирие на пять лет, с условием нерушимости границ. А чтобы границы стали совсем четкими, ан-Насир исполнил приравненную к джихаду обязанность мусульманина и совершил паломничество в Мекку. В сопровождении не менее ревностных правоверных халифского аскара в приличествующем количестве, по пути подчинив своей власти Аравию, с Меккой и Мединой, Йемен и Оман.
   Но основным в контексте нашей темы событием, следует назвать смерть императора Византии Мануила I.
  

Глава III. Имперская смута.

   Мечом и златом василевсу помоги.
   В тот страшный час, когда грозят ему враги.
   Лишенный трона примет деньги и клинки,
   А победив - оплатит все долги.
  
   Василевс заболел весной 1180 года, а в начале осени умер. За время, прошедшее с провала под Хлатом, он успел сделать три вещи, значимые для нашего повествования.
   В 1177 году, в ходе одного из рейдов в Азербайджан, греки захватили семью нашего старого знакомого, кузена императора Андроника Комнина. Андроник в очередной раз связался с Мануилом I, каялся, клялся в верности, получил прощение, наместничество в Пафлагонии и вернулся в элиту Византии, восстановив связи и авторитет - ему это всегда удавалось.
   В 1178 году, умер константинопольский патриарх Михаил III, сильный человек византийской церкви, верный сторонник императора и активный участник переговоров с Римом о преодолении межцерковного спора. Но его место василевс назначил не менее преданного и грамотного человека, выдвиженца Михаила III, бывшего наставника императрицы и церковного дипломата, выходца из верно служащей империи семьи Айюбидов, заведующего патриаршей канцелярией Иосифа Благочестивого, тоже нам уже встречавшегося. Иосиф I Благочестивый продолжил политику предшественника.
   В 1180 году, уже болея, император женил сына Алексея на дочери короля Франции. О браке вел переговоры еще в 1178 году возвращавшийся из Латинского королевства граф Филипп Фландрский, в Византию принцесса Агнесса, получившая здесь имя Анна, прибыла год назад, а лет ей на момент свадьбы было всего девять. Мужу, наследнику ромейской короны - одиннадцать. Кроме родного брата, с 1180 года короля Франции, у принцессы была масса сводных братьев и сестер, а еще имелся племянник, сын сестры матери, Латинский король Балдуин IV.

**

   Мануил I Комнин, оставил после смерти империю "не в полном порядке". Он смог сохранить восточные границы и преумножить западные, вернул контроль над Адриатическим побережьем Балкан, подчинив Хорватию, Сербию и Далмацию с городами побережья и превратил Венгрию в сателлита. Проекты в Италии не удались, но их нельзя считать полностью ненужными - поддержка антигерманских сил оттягивала внимание императора Священной Римской империи на Апеннины. Однако, к концу правления Мануила I, с востока усиливал напор эмират Азербайджана, а на западе продолжалась вражда с Венецией.
   Внутри страны расширилось число крупных магнатов, стремящихся доходы с земель оставить себе и уклониться от посылки воинов, а полученные держания закрепить за собой и наследниками. Войны, массовое строительство и роскошь двора подточили казну и снизили численность кадровой армии, а поток привечаемых Мануилом I европейских купцов и наемников, создал напряженность в столице, где грекам оказалось сложно конкурировать с понаехавшими. Нельзя сказать, что к моменту смерти василевса империя находилась в кризисе, но положение явно было неустойчивым. Все проблемы по отдельности могли быть решены, но в комплексе и в моменте, для этого требовалась сильная власть. Одиннадцатилетний Алексей II Комнин и регент, его мать Мария Антиохийская, такой властью не обладали.
   Византийская империя не то место, где трон может удержать ребенок. Традиции греков не предусматривали жесткой передачи престола по наследству, пост василевса считался сакральным, отчего почти любого, сумевшего получить и удержать корону признавали - смог, значит, одобрено свыше. Правда, последние сто лет правила династия Комнинов, из которых два последних получали власть по наследству. Но династия не обязательно означала наследование от отца к сыну и сразу после коронации Алексея II Комнина встал вопрос о реальной власти. Мария Антиохийская, вдова Мануила I, волей случая получившая регентство, была женщиной разумной и иллюзий на этот счет не питала.

***

   Хозяином империи со времен Алексея I фактически выступал не лично василевс, а весь клан Комниных и примкнувшие к нему новые фамилии. Именно они в первую очередь получали от короны деньги, должности и крупные поместья "в кормление" (прония), платя верностью престолу и роду. Вовне клан выступал единым строем, а внутри, до описываемого момента, соблюдал определенные правила, обходясь без присущей эпохи зверств в отношении членов группы.
   Если опору Комнинов в правление первого из них, составляли узкий круг наверху, и мелкая провинциальная знать с городами внизу, то спустя век ситуация изменилась. Комниных стало слишком много. Активов, которые престол выделял клану за поддержку, перестало хватать на всех принцев. Росло и число выдвигающихся заслугами "приближенных семейств", без которых управлять расширившейся империей оказалось невозможно. Но их поддержка тоже требовала оплаты, пусть пока в меньшем размере, чем родичам. Увеличивать расходы василевсы не желали, отчего расширение преференций высшему слою происходило, особенно в царствование Мануила I, за счет мелкой знати, горожан и крестьян, подрывая верность низов. Впрочем, все равно не хватало и лояльность понизилась вообще у всех. С каждым следующим поколением нецарствующие Комнины получали меньше, чем их отцы - и винили в этом императора. Его же считали ответственным за снижение доходов служилое сословие, купцы и крестьяне, а выдвиженцев в элиту задевала разница между их заслуженной наградой и более крупными пожалованиями даже полностью бездарным родственникам монарха.
   Добавляло противоречий расширяющееся присутствие выходцев из Западной Европы. Местные магнаты рассматривали Константинополь как рынок сбыта агропродукции своих владений, ведь доходы от пошлин с транзитной торговли шли в имперскую казну. Связь между последующим расходованием казенных поступлений на закупку, в том числе, товаров из греческих поместий, от них ускользала. Впрочем, как и от большинства населения, которое никаким анализом макроэкономики не занималось, а просто накапливало ненависть к "жирующим от разорения простых греков" своим магнатам и понаехавшим европейцам. В условиях малолетства императора и регентства его матери-латинянки, протестные настроения не могли не выплеснуться.

***

   Императрица Мария попыталась укрепить свое положение вполне традиционным способом - она нашла "сильное мужское плечо". В этой роли выступил еще один Алексей Комнин, внук императора Иоанна II и племянник Мануила I, опытный и влиятельный сановник, военный и дипломат (именно он привез в Византию невесту Алексея II из Франции, к примеру), с высоким титулом протосеваста (условный аналог европейского принца крови) и на должности протовестиария, то есть шефа императорской администрации, что включало как представительские функции, типа замены монарха на церемониях или руководство ими, сношений между правящими домами, так и управление личным доменом василевса и его частной казной - весомая в, но не самостоятельная и не силовая должность. Штатским Алексея, однако, назвать нельзя. Как почти все представители тогдашних элит, он воевал с юности и до похода 1176 года, в котором командовал отрядом прониарной кавалерии и в битве под Хлатом потерял брата. И он же возглавлял родовой совет Комнинов, так что выбор регентши нельзя назвать необоснованным. Отдельные летописцы намекают, что протосеваст стал фаворитом императрицы еще при жизни ее супруга, но то нам не важно.
   Существует мнение, что партия Алексея и Марии была пролатинской, но это не так. Пара, начавшая править от имени малолетнего василевса, никакой политической программы вовсе не имела. Вдова просто хотела сохранить жизнь и трон. Ее вполне устраивала сложившаяся система, менять она ничего не собиралась. Мотивы ее фаворита, возможно, включали претензии на корону через брак с регентшей, но тоже не предполагали реформ.
   Протосеваст быстро стал ключевым игроком, сконцентрировал в своих руках все финансовые потоки империи и властные полномочия, а в начале 1181 года оформил сорегентство, выпустив за подписью малолетнего василевса указ о недействительности любых императорских документов без письменного утверждения Алексеем Комниным. Фаворит уверенно шел к успеху, но тут вмешалась системная оппозиция.
   Претензии на власть, в традициях семьи выдвинула Мария Комнина, старшая дочь предыдущего императора, долго готовившаяся к роли наследницы и отстраненная рождением брата. В роли силовой поддержки выступал популярный в войсках супруг претендентки, Вильгельм Длинный Меч. Опять же, затею принято называть антилатинской и патриотической, и это тоже домыслы. К Марии Комниной примкнули недополучившие долю в семейных активах Комнины, в основном младших поколений, недовольные магнаты, часть столичных войск и руководство столицы. Программа партии была не многим сложнее, чем у регентов: поменять Алексея II на Марию с Вильгельмом и перераспределить пронии и должности в пользу членов партии. Чем и исчерпывалась. Менеджмент оставался за Марией Комниной, Длинный меч супруга обеспечивал ей безопасность, а в управленческих талантах он не замечался.
   Отметим, обе группы в лидерах имели по влиятельному выходцу из комниновского клана и франку, обе стремились лишь к трону, о планах реформ у обоих данных нет. Обычный верхушечный спор за наследство, не более.

***

   Весной 1181 года заговорщики подготовили тихий дворцовый переворот, с камерным убийством Алексея II и регентов и восхождением на трон наследницы. Но Византия была страной цивилизованной, а заговор многолюдным, в силу чего о нем, пусть не сразу, донесли Алексею Комнину. Регент немедля заменил эпарха столицы своим человеком - бывшим главой имперского финансового ведомства, поручив ему арест оппозиционеров силами столичной стражи. Новый эпарх с рвением взялся за дело, но информация просочилась и в этот раз, теперь к Марии Комниной. Которая под стражу не захотела и дворцовый заговор перешел в революцию.
   Нескольких заговорщиков задержали, принцесса с мужем подняли остальных, в их поддержку выступила часть гарнизона, а заодно восставшие обратились к населению. Лозунги о законности притязаний Марии, злобности протосеваста и чужеземстве Марии Антиохийской, вкупе с раздачей денег массам, быстро завоевали симпатии толпы. Получив народную поддержку Комнина потребовала отставки правительства, а Вильгельм Длинный меч, сколотив ударную группу из армейских сторонников и поддерживаемый бунтующим плебсом, начал штурм дворца.
   Верные регентам войска возглавил командующий одним из отрядов гвардейской тяжелой кавалерии, устроенной Мануилом I "на латинский манер", Юстиниан Айюбид, талантливый полководец и родной брат действующего патриарха Константинополя. По этой ли причине, или по иным соображениям, но патриарх поддержал регентов, признав свою бывшую воспитанницу и ее сына единственными законными правителями и призвав народ к прекращению мятежа. Некоторую сумятицу в ряды революционеров обращение главы церкви внесло, дав возможность частям Айюбида отбить нападение на дворец. Вильгельм, перегруппировавшись, осадил императорскую семью и послал отряд в резиденцию патриарха, собор Св. Софии, объяснить клиру политику партии. Патриарх Иосиф, человеком был благочестивым, но прагматичным, потому заговорщиков встретила охрана. Собор тоже осадили, но взять не смогли, как писал хронист "нападающих отогнали лучники, стреляющие с верхней галереи собора, которым патриарх дал на то особое благословление".
   Начались уличные бои, в одном из которых Юстиниан Айюбид получил ранение и на несколько дней выпал из событий. Противники спешно собирали резервы, а бунтующее население начало грабить особняки знати, мало разбираясь, кого поддерживают хозяева. Последнее отвлекло силы обеих партий, но свару не остановило. Мятежники собрали дружины магнатов из близлежащих владений, а протосеваст нанял итальянцев из охраны проживающих в Константинополе купцов, дав повод обвинить партию василевса в латинстве. Впрочем, не слишком обоснованно - на сторону Вильгельма перешли армейские европейские наемники, а его личную охрану составляли две сотни тех же итальянцев, из родных земель.
   Противостояние длилось неделю, а потом Алексею Комнину удалось подтянуть регулярные войска из нескольких провинций и снять осаду дворца и собора. Перевес склонился на сторону лоялистов.
   Сторонники Марии Комниной начали строить баррикады, Вильгельм Длинный меч, сражаясь в первых рядах, несколько раз успешно атаковал пытающиеся продвигаться по улицам императорские части и ситуация зашла в тупик.
   Патриарх под прикрытием бойцов брата прорвался во дворец и еще раз воззвал к миру, на сей раз удачно. Заговор, по сути, провалился, на победу в гражданской войне, не имея серьезной поддержки за стенами столицы, оппоненты не рассчитывали, а условия примирения стали предметом торга. Стороны практически договорились о прекращении междоусобицы, но тут в события вмешалась еще одна фигура. Пришли вести, что к столице движется с дружиной наш старый знакомый, Андроник Комнин, ныне наместник Пафлагонии. С целью, натурально, "защитить малолетнего василевса от недобрых советников и восстановить былую славу ромеев".

***

   Андроник стал первым, у кого нашлась политическая платформа. Не то чтобы сложная, наоборот, с банальными лозунгами: поддержка отечественного бизнеса и среднего класса, разукрупнение проний и построение правового государства. Однако для горожан, мелких прониаров и крестьян, этого хватило - другие вообще ничего не предлагали. Отдельно обещалось награждать по заслугам, а не родству с Комниными, что привлекло на сторону "третьей силы" часть элиты, а пиарился Андроник в качестве почвенника и государственника, что с восторгом воспринималось чиновным аппаратом, одной из самых влиятельных внутренних сил империи.
   Вопрос был ли выход извечного мятежника экспромтом, или заговором внутри заговора, остается спорным, но вне зависимости от ответа на сторону нового игрока немедленно начали переходить из обоих ранее противоборствующих лагерей. В перевороте Марии Комниной участвовали два сына Андроника, тут же от принцессы отделившиеся и возглавившие Константинопольское отделение новой партии, в которую перебежала большая часть оппозиции и потянулись горожане.
   Мария Комнина сперва восприняла поход родственника как подкрепление, но быстро поняла ошибку. Андроник твердо - и это нравилось электорату, провозглашал законность малолетнего василевса, требуя лишь замены регентов, причем исключительно на себя. Сделать принцесса ничего не могла, отчего с мужем и оставшимися сторонниками бежала из столицы в Фессалоники, выделенные прошлым монархом Вильгельму в кормление.
   Протосеваст Алексей замену противника тоже осознал не сразу, а потом попытался бороться. Но почти весь высланный на подавление мятежа сводный отряд, включая командующего, переметнулся к Андронику и восставшие подошли к столице. На сторону революции тут же перешел флот и проигрыш императрицы Марии стал очевиден. Защищать Константинополь оказалось некем.
   Штурмовать защищаемый остатками лояльных регентам войск город Андроник не стал. Несмотря на личную харизматичность и замечательные лозунги, его войскам требовалась и реальная плата. Рассчитывать на имперскую казну было рискованно, за прошедшее время регент, как известный финансист, вполне мог деньги вывести. Оставались привычные времени трофеи, но отдавать на разграбление собственную, причем восторженно приветствующую освободителя столицу, выглядело как-то не совсем уместно. Константинопольцы ждали вовсе не тягот, а разбрасывания монет победителем. Тут очень удачно вспомнили про латинские общины. Они как раз на месте, зажиточные, но чужие, а часть вообще поддерживает регентов. По мнению Андроника, за счет латинян решалось сразу несколько проблем. Появлялся не только источник добычи, но и повод для сплочения вокруг нового лидера, с иллюстрацией "защиты отечественного среднего класса" и единственно правильной версии христианства. Последнее выглядело немаловажно, претендент в регенты уже знал, что патриарх поддерживает Марию Антиохийскую. По этой причине вождь революции засел в лагере у стен Константинополя и взял оперативную паузу.

***

   Его сторонники в городе "возмутили народ против латинской общины, обвиняя тех, что держат-де сторону протосеваста и кесарини и по этой причине враждебны ромеям", чего, отметим, до подхода Андроника не происходило. Раскачанная чернь начала громить лавки иностранцев, на волне беспорядков люди мятежника открыли ворота. Первой в столицу вошла личная дружина наместника Пафлагонии, ударившая по европейским кварталам, располагавшимся по древнему обычаю, обособленно на восточном берегу Златого рога. А потом начались резня и грабеж. Как отмечал греческий, негативно настроенный к латинянам хронист, "пафлагонцы в своей бездумной дерзости истребили большое зло посредством другого зла; войдя в столицу, они набросились на латинян в союзе с другими бунтарями, и обошлись с ними самым жестоким образом".
   Франкский летописец упомянул, что информация утекала и к европейцам, некоторые сумели спастись, а кое-кто даже с имуществом - "наши были предупреждены кем-то, кто знал о заговоре и на сорока четырех галерах, которые находились в порту, убежали от греков; другие, поместив на корабли, все свое хозяйство, избегли смертельной опасности". Оставшихся греки не пощадили, "ворвались в ту часть города, которую населяли наши, и остаток народа, который, когда другие уходили, либо не захотел, либо не смог бежать, буйствуя, перебили мечами". Естественно, купцы сопротивлялись, "кто был в состоянии взяться за оружие - сделали победу врагов небескровной", но нападавших было подавляющее большинство.
   Повышенную даже на тогдашнем фоне жестокость погрома, отмечают все, включая греческих авторов: "много труда потребовалось бы для описания всех ужасов, что довелось тогда пережить латинянам; огонь, пожравший ту часть их имущества, что не была разграблена; пожары на море от огня, который ромеи низвергали на тех, что желали спастись на судах. Люди Андроника нападали не только на вооруженных противников, но и на тех, кто по слабости своей заслуживал снисхождения. Ибо и женщин, и маленьких детей они избивали мечом. Уже и это было ужасно, но всего ужаснее, когда железо разверзало материнское чрево и извергало плод его. Они вошли в церкви, к убежищу которых прибегали латиняне и вместе с ними сожгли дотла святые храмы. Монахам же и священникам первым причинили несправедливость, и тех, кого нашли, жестоко убили. Тогда же погиб святой человек из латинян, лишившийся жизни не просто так, а в полном священном облачении, которое надел для защиты от оружия, предполагая, что тогда разбойники постыдятся его тронуть".
   В общем, резали всех, включая женщин, детей и священников, грабили и жгли, не разбирая лавку купца от церкви, а прибывшего по делам церковной дипломатии папского посланника, упомянутого в цитате кардинала Иоанна, обезглавили и голову привязали под хвост собаке. Поэтому тогдашнее мнение франков о ромеях, нельзя назвать необъективным - "нечестивый народ греков, порождения ехиднины, нравом подобные змее, пригретой на груди, и домовым мышам, отплатили злом своим соседям, ничего такого не заслужившим, ничего такого не боявшимся; тем, что отдавали им своих дочерей, внучек и сестер в жены и из-за долгого сожительства считали их своими родственниками".

***

   Перерыв на разграбление франков, дал шанс императорской семье. Во дворце осознавали поражение, растерянность прекратил патриарх, прекрасно понимающий, что после появления в столице Андроника, ему если и жить, то в далеком монастыре в заточении, и то недолго. Как, впрочем, и императрице. Протосевасту жизнь вообще никак не светила, да и насчет василевса с супругой имелись большие сомнения. Потому Иосиф сын Виссариона твердо заявил, что с потерей Константинополя не потеряна Византия, хотя звучало это сильной натяжкой - как правило, именно так и происходило. И предложил бежать. Алексей Комнин остался во дворце, прикрывать отход. Патриарх и императрица с сыном и его женой отплыли под покровом ночи и анархии на небольшой галере, в стиле побегов молодого Андроника. Одновременно, отвлекая возможных наблюдателей, едва оправившийся от раны Юстиниан Айюбид вывел на прорыв небольшой отряд своих катафрактов, среди которых везли несколько закутанных в плащи фигур. Отряд прорвался в западном направлении, получил на хвост погоню, через два дня был настигнут и разбит. Юстиниан смог уйти и позже переправиться в азиатскую часть империи, к тому времени расколотой гражданской войной.
   Протосеваст остался во дворце, а когда на следующий день дворец осадили части Андроника, гвардейская варяжская дружина, вяло посопротивлявшись, выдала регента мятежникам. Практично объяснив возмущенному финансисту, что нанималась защищать василевса - а его тут нету.
   Ставший лидером партии василевса патриарх вывез коронованное семейство в Анатолию. Напуганная Мария Антиохийская требовала транзита дальше, в родную Антиохию к брату. Но риски плавания на небольшой галере выглядели сами по себе немалыми, а Иосиф I занял иную позицию. Эмиграция равнялась сдаче, вычеркивая Иосифа Благочестивого и Алексея II из игры. Оставаясь же в Византии, глава Восточной церкви сохранял статус мощной фигуры и мог выбирать из многих вариантов. Умный, хитрый и опытный патриарх обладал огромным влиянием в церкви еще до назначения на высший пост, занимая, как упоминалось, должность хартофилакса - заведующего патриаршей канцелярией, в чьи обязанности входил надзор за дисциплиной клира и наказания нарушителей. Его родственники уже в третьем поколении занимали высокие посты в армии и пользовались там огромным авторитетом. На данный момент, кроме Юстиниана, высокую должность командующего гарнизоном Милитены занимал еще один брат, Константин, а дукой (губернатором) пограничной с Киликией небольшой провинции Селевкия служил кузен, Георгий Вуно, сын покойного Льва Вуно, знаменитого воина мануиловых времен. Да и личных связей с высшими чинами азиатских провинций у Иосифа хватало, так что перспективы контрреволюции выглядели оптимистично. Кроме того, с ним был совершенно законный император, "чудом спасшийся из лап мятежника". Это и народу всегда нравится, а коль провидение не позволило Андронику захватить предшественника, значит, оно на стороне законной власти, разве нет?

***

   Выждав несколько дней, Андроник триумфально вступил в Константинополь, обустроился во Влахернском дворце и начал вхождение во власть. В плюсе он имел верные части, лояльное население столицы, немалую часть казны, которую просто не успели никуда вывезти и бывшего главного финансиста империи, а по совместительству лидера императорской партии Алексея Комнина в темнице. Минусы, однако, тоже нашлись. Побег василевса и патриарха, автоматически лишил какой-либо легитимности вождя революции. Он, вообще-то, шел спасать императора от регентов и занимать их место, а не свергать законную власть. Отсутствие спасаемого сделало статус весьма неопределенным. Будь в наличии патриарх, вопрос решался бы коронацией, с объявлением предшественника мертвым или соправителем - дело техническое. Но патриарха не нашлось, отчего путь к короне затруднялся. Церковь в Византии являлась мощной и достаточно самостоятельной организацией. Даже для сильного и признанного василевса, смена главного клирика представлялась отнюдь непростой операцией. Ну а без традиционной церемонии, восхождение на трон выглядело слишком демонстративным самозванством. Проблему усугубляло отсутствие информации о судьбе беглецов. Что они ушли морем, установили без труда - вопрос был, где и когда они высадятся. И это заставляло действовать быстро.
   Андроник прекрасно умел принимать решения в острых ситуациях. Он заключил перемирие с отсиживавшейся в Фессалониках Марией Комниной, чем привлек на свою сторону остававшихся в ее партии принцев и магнатов. А затем сделал ход конем: опубликовал "указ императора Алексея II" об отстранении от регентства матери и назначении Андроника регентом и наследником. Указ был утвержден надлежащей подписью протосеваста Алексея Комнина, который будучи выведен в цепях на ипподром, подтвердил подлинность документа и долго каялся перед массами за "измену, попытку из любви к латинству, вместе с патриархом Иосифом и вдовствующей императрицей, скрыть указ и захватить власть и убийство малолетнего василевса, когда последнее не вышло".
   Не то чтобы в откровенный фальсификат все поверили, но новый расклад подтвердили Мария Комнина и несколько других принцев, а Андроник казался сильной стороной. Он принял должность и назначил нового патриарха, Василия II Каматира, при Мануиле I попавшего в немилость и ссылку, и благодарного за реабилитацию. Спустя пару дней, Василий короновал вызволителя в соборе Св. Софии, и в этот момент в Константинополь пришло сразу несколько новостей.
   Нашлись беглецы, причем активно действующие. Галера с патриархом и императорской семьей добралась до Анталии, чей губернатор встал на их сторону, откуда сушей перебрались еще восточнее, в Селевкию, под защиту дуки провинции Георгия Вуно.
   Тут патриарх, за время пути окончательно принявший решение вернуть трон своему протеже, первым делом отлучил Андроника Комнина от церкви. За измену, убийства невинных и прочие многочисленные злодейства. В отличие от Западной Европы, где отлучение считалось обычным инструментом, в Византии оно применялось редко, считалось крайне суровым наказанием и пока еще не обесценилось. Минус оказался в проигрыше темпа - за время плавания и переезда, "узурпатор", как теперь именовали Андроника противники, успел предпринять встречные шаги. Он заявил о неисполнимости отлучения, поскольку и патриарх заменен, и действие произведено невесть где, а не в патриаршем соборе, и вообще, коронованного императора отлучить нельзя. Определенная логика в этой казуистике присутствовала, но на практике, не углубляясь в каноническое право, вопрос чья позиция вернее решался нижестоящими церковниками и зависел далеко не только от норм. Василевса же, Андроник просто объявил подменным.
   В игре "узурпатор против подменыша", провинции принялись вдумчиво выбирать позиции, в спор вмешались внешние силы, и империя рухнула в смуту.

***

   В европейской части восстали Болгария и Сербия. Отрезав Хорватию и Далмацию, в которые с севера вошли венгерские войска, а с моря в прибрежных городах высадились венецианцы. Венеция, привычно проплатившая сербский мятеж, возвращала потери прошлого царствования, а в качестве неустойки прихватила и далекий остров Корфу, в условиях междувластия, серьезного сопротивления им там не оказали. Венгерский король Бела III, к месту вспомнил, что клялся в верности лично Мануилу I и его сыну, а Андронику ничего не обещал, поддержал финансово и организационно самоопределение болгар, ввел войска в Хорватию, Далмацию и Сирмий - его наследные территории, отторгнутые тем же Мануилом I, а заодно присоединил приграничные города по Дунаю и Мораве. Ромеи сопротивления практически не оказывали, но встретившиеся на побережье венгры и венецианцы, традиционно схватились за приморские города, особенно упоминавшуюся ранее Зару. После очередной двухлетней войны большая часть портов отошла морской республике, несколько небольших гаваней удержал Бела III.
   Возглавивший восстание в Сербии Стефан Неманя и лидеры болгарских борцов за независимость братья Асени, к успеху шли гораздо труднее. Их выступления укрепили влияние Андроника в европейской части Византии, где провинции, опасаясь сербов и болгар, предпочли сплотиться вокруг Константинополя. Но и вынудили направить войска на защиту от повстанцев. Вернуть регионы не вышло, но в результате череды стычек удалось остановить парад суверенитетов примерно в границах сербской и болгарской провинций. Эти операции оттянули часть сил Андроника от войны за корону с соперником, у которого, впрочем, тоже проблем хватало.
   После напряженных переговоров всех со всеми, на стороне Андроника кроме столицы оказались вся оставшаяся ромейской европейская часть страны и провинции Черноморского побережья, включая далекий Крым. За патриархом пошла остальная греческая Азия, где границу перешел эмир Азербайджана.
   Эмир Джахан Пехлеван летом 1181 года внезапным рейдом взял обещанные ему когда-то Манцикерт и Ани, а затем перегруппировавшись осадил Карс. Пограничные провинции, мобилизовав своих прониаров яростно сопротивлялись, но оборона исконно строилась на приходе подкреплений. Оставить их без поддержки патриарх не мог и отправил большую часть спешно собранного ополчения на восток. Эмир оставил небольшой отряд разорять окрестности Карса, совершил рейд к югу, где пополнил войска подошедшими вассалами, наемниками и гази, и нанес удар на Эрзрум, отрезая приграничные земли от метрополии.
   Взяв столицу бывшего эмирата Салтукидов, Джахан продолжил путь на север и вышел к границам Трапезунда, поддерживающего Андроника. Узурпатор в свое время долго гостил у эмира и теперь пользуясь старым знакомством быстро договорился о нейтралитете. Защищая верные провинции, он лишал территории противника и оттягивал на восток вражеские войска, а потеря некоторой части Азии в столь острый момент его не смущала.

***

   Иосиф Благочестивый тоже не пренебрегал связями с иностранцами. Первым делом, он заключил союз с князем Киликии Рубеном III. Армянам обещали признание независимости, фактически, впрочем, уже существующей, и прекращение поддержки прогреческой вооруженной оппозиции. Князь согласился, разрешил вербовку наемников и погрузился в установление контроля над своей территорией. Мать василевса с невесткой, патриарх отослал в Антиохию, к брату вдовствующей императрицы. Дабы не путались под ногами, не подвергались опасностям и с дипломатической миссией. Перед отъездом Марии Антиохийской Иосиф получил удостоверенный ею указ императора о возложении на главу церкви обязанностей регента, официально совместив посты главы духовной и светской власти. У партии появился формальный вождь.
   Князь Антиохии Боэмунд III, с почестями встретил свою сестру и сестру короля Франции, выделил дамам отдельный дворец и послал Алексею II отряд добровольцев в помощь. Вместе с желающими повоевать в Византии вассалами князя, в Селевкию отправился и мощный отряд госпитальнеров, числом в сотню братьев-рыцарей, а всего до тысячи воинов, включая наемников. Во время константинопольской резни, как выяснилось, греки разнесли тамошний иоаннитский госпиталь, перебив пациентов и персонал, в котором боевых братьев практически не было. Орден считал свои госпитали неприкосновенными и очень не любил, когда с этим мнением не соглашались. Кроме бойцов, отряд вез деньги, иоанниты предоставили патриарху солидный кредит. Естественно, процентный, но с возможностью возврата землей под командорства.
   А насчет Азербайджана в Заморье созвали срочную конференцию правителей, пригласив короля Балдуина IV, князя Антиохии, графа Эдессы и магистров обоих рыцарских орденов, а качестве представителя Византии императрицу. Джахан считался общей угрозой, поход на него выглядел полезным проектом, так что латиняне начали готовить коалиционную армию.
   В Европу Иосиф тоже направил послов. С возложением лично на мятежного Андроника и его присных ответственности за константинопольскую резню, указанием на его отлучение и пояснениями, что законные император Алексей II и патриарх тут вовсе не при делах, а наоборот, сами пострадали, скорбят и дружески настроены к франкам. Папа римский послание одобрил, приветствовал и рекламировал среди паствы, а также завязал с восточным коллегой деловую переписку, но помощи прислать не мог. Зато тоже анафемствовал Андроника, а Алексея II объявил законным монархом, поборником христианства и "мечом, карающим убийц невиновных", что репутацию ромейских лоялистов в Европе сильно улучшило. Король Франции ответил благосклонно, но поддержал тоже только словесными интервенциями.
   Дож много лет страдающей от разрыва торговых связей Венеции, мгновенно ухватился за шанс вернуть рынок. В обмен на признание "законным василевсом" возврата портов в Далмации (с чем до победы над сербами греки все равно поделать ничего не могли) и дарование торговых преференций - пусть и не монопольных, республика обязалась не заключать союза с Андроником и блокировать торговлю с Константинополем. Вопросы о Сербии и Корфу, стороны благоразумно опустили до лучших времен.
   В Генуе и Пизе послы Селевкии достигли большего. Там и без писем прекрасно знали, кто устроил погром их сограждан. Большинство погибших в Константинополе латинян были из этих двух городов и Сицилии - венецианцев, по причине давнего разрыва связей, к 1181 году в Византии практически не оставалось, а другие европейцы там вообще появлялись редко. Андроника и столичное население в морских республиках не жаловали и союз с их врагом заключили быстро. Генуя и Пиза брали те же обязательства, что и Венеция, но кроме того посылали отряды наемников, в обмен получая восстановление прежних торговых соглашений. Еще успешнее прошли переговоры на Сицилии. Вильгельму II Доброму, как и его отцу, хотелось занять своих буйных вассалов делом подальше от родины. Предшественник выбрал помощь Заморью, наследник - поддержку законного императора Византии и месть за Константинопольские события. Готовить набег поручили знакомому нам Танкреду де Лечче, имеющему опыт египетской компании, и в начале 1183 года сицилийцы, благословленные папой и поддержанные флотами Венеции и Генуи, высадились в Диррахии.
   На востоке имелось еще одно сильное государство - Грузия. Андроник и там имел прекрасные связи, долго жил при дворе, отчего ожидал поддержки от правившего третий десяток лет царя Георгия III, соправительницей которого в 1178 году стала юная дочь Тамара. Расклад спутала экспансия Азербайджана. Победы Джахан Пехлевана сильно озаботили грузин, которым мощный эмират на границе и без того не давал покоя. А с другой стороны, Георгий III счел, что кто бы ни победил в Византии, ему потребуется союз с Грузией на востоке в любом случае. Поэтому грузины пока заключили союз против турок с Алексеем II - в лице патриарха, разумеется.

***

   Отметим, что в начале 1182 года, поглядев на раздирающую "материк" смуту, еще один представитель клана Комниных, дука Кипра Исаак, выбрал свободу для себя и вверенного острова и провозгласил независимость. Которую тут же признала Генуя, имевшая там серьезные деловые связи и множество факторий. Андроник, которому флоты итальянских республик блокировали выход из Проливов, до Кипра дотянуться не мог, у патриарха флота просто не имелось, отчего финт удался.

***

   Пока происходили все эти интересные события, войска патриарха и узурпатора упорно сражались по линии Никомедия-Сивас-Трапезунд. В 1182 году Андроник смог взять Никею, а Юстиниан Айюбид разгромил крупный отряд противника под Анкарой, но в целом линия фронта осталась стабильной.

***

   Патриарх в целом - за исключением некоторых радикальных и религиозных моментов, одобрял программу Андроника, хоть судьба и развела их по разные стороны. Ничего странного в этом нет, проблемы империи были очевидны, а набор решений ограничен. Действия оппонентов потому выглядели похоже, но отличались в деталях, наглядно демонстрируя часто встречающуюся схему "вождь против администратора".
   Андроник был прекрасным вождем, умело поднял и повел за собой массы, а придя к власти начал обещанные реформы. Он попытался заменить пронии (право сбора налогов) неким аналогом европейских ленов (наследуемым владением с передачей земли владельцу), при этом раздавая сторонникам не только императорские земли, но и конфискованные имения репрессированных магнатов. Резко повысил жалование госаппарату, но ввел особый надзор за его деятельностью через специальных уполномоченных, собиравших жалобы и пересматривавших решения местных властей. Нескольких выявленных недобросовестных чиновников быстро и с большим шумом казнили. Все льготы европейским купцам отменили, что, впрочем, в отсутствие наплыва желающих посетить территории узурпатора, ни на что не повлияло. Блокада итальянскими республиками Проливов и греческого побережья, закрыла транзит в Средиземное море, болгары перерезали путь по Дунаю, патриарх - караванные дороги из Азии. Константинополю осталась черноморская торговля, но платежеспособный спрос на оборот товаров в столице, ставшей из торгового перекреста конечным пунктом, резко упал. Выиграли другие порты Черного моря, особенно Трапезунд, теперь граничивший с эмиратом Азербайджана и заменивший столицу в роли перевалочного терминала в торговле востока с Русью, Крымом и половцами, но доходы казны резко упали. Определенная доля грузов вместо Византии пошла через латинское Заморье и Волгу, что укрепило Волжскую Булгарию и Владимирское княжество.
   Проблема с доходами стала для Андроника главной. Коммерческие пошлины падали, переход налоговых сборов от магнатов к ленникам и наведение порядка в налоговой системе приносили деньги, но в условиях высоких трат недостаточные. Захваченная казна империи оказалась невелика. Хотя патриарх смог увезти немного, резервы в принципе были скудны и кончились быстро.
   А ко всему прочему, положение узурпатора не было устойчивым. Примирившаяся с родственником Мария Комнина, едва вернувшись в столицу, затеяла новый заговор. Его вскрыли на ранней стадии, и не желая раскола в опасный момент, пресекли келейно и точечно, отравив принцессу и Вильгельма Длинного меча. На партию принцев это впечатления не произвело, там просто сменили лидера и продолжили подготовку переворота. Новых лидеров заговорщиков публично ослепили, но профилактика все равно не сработала. Оставшиеся Комнины и старая знать, привыкшие к вседозволенности, чему при прошлом императоре лучшим примером был сам Андроник, расценили ответные меры как попрание устоев и нарушение общественного договора, и в добавок к очередным заговорам подняли несколько мятежей. Впрочем, осведомителей хватало, как и предателей среди мятежников, так что мятежи подавили, заговорщиков выявили. Но в этот раз начались казни, усилившие недовольство и влияние отличившихся в борьбе с оппозицией приближенных. В условиях противостояния с внешним и внутренним врагом, удержать репрессии в рамках Андроник не смог. Как писал очевидец, "неумолимый в наказаниях, он думал погибелью других утвердить свою власть, находя в том особое удовольствие".
   Отметим, однако, что эти часто описываемые как "неслыханный террор" события, включая ослепленных, затронули менее сотни аристократов. И даже когда начались казни рядовых оппозиционеров, их количество осталось невелико. Андроник, конечно, как отмечал тот же хронист "считал погибшим день, когда он не захватил или не ослепил какого-нибудь вельможу, или кого-нибудь не обругал, или, по крайней мере, не устрашил грозным взглядом и диким выражением гнева", но даже обвинитель упоминает кроме ослепления тюремное заключение, выговор и намеки, а казней не приводит в перечне вовсе. Народу ущемление элиты нравилось, но стабильности власти не прибавляло.

***

   За всем этим, с интересом наблюдал патриарх Иосиф. Вождем он не был, даром проповедника не славился, зато обладал огромным административным опытом, широчайшими знаниями - и не только в области теологии, изощренным умом и железной волей. Патриарх держал в руках светский и церковный - пронизывающий все слои общества аппарат, обеспечивающий контроль над вверенными землями, и умело этим пользовался. К Комнинам он пиетета ничуть не испытывал, с антиандрониковскими заговорщикам поддерживал довольно вялые связи и в союзы не вступал. Перебегающих на сторону лоялистов представителей клана неизменно направляли в действующую армию, на подчиненные верным людям посты. Не справившихся смещали, остальным становилось не до оппозиций, а их успехи демонстрировали, что "правильные Комнины - за василевса". Магнатов, не выразивших лояльности Алексею II - а таких оказалось большинство, неуклонно лишали имений, а в случае непокорности отправляли в ссылку или ослепляли ничуть не хуже Андроника, но без широкого освещения.
   Касательно реформ, находясь в позиции догоняющего, Иосиф, укрепив свой официальный статус, сделал очень эффективный ход. Он объявил "программу Андроника" испорченным вариантом плана реформ Алексея II. Который - правильный, неуклонно будет претворяться в жизнь. Это смутило колеблющихся, тем более патриарх действительно начал преобразования, а получалось у него лучше. Пронии остались правом требования налогов, но были разделены на небольшие наделы, ограничивающиеся размером собираемых податей. Доход прониара позволял выставить по мобилизации самого прониара и до пяти конных дружинников, а при увеличении поступлений, надел уменьшался. Должность стала наследственной, но прониар или его наследник обязывались лично ополчаться по мобилизации, а в мирное время по требованию дуки провинции участвовать в борьбе с бандитизмом и подавлении мятежей. На дук возлагалась обязанность проводить ежегодные проверки боеготовности, прониара, не прошедшего проверку или негодного к службе, бенефиция лишали. При этом прониар стал низовым чиновником администрации, но без права суда или нарушения имперского законодательства, включая увеличение податей. В сущности, получился некий гибрид европейской поместной системы и азиатского икта, пронизанный классической византийской бюрократией. Система вышла совсем не идеальная, но несмотря на минусы, устойчивая и по большей части работающая, а главное хорошо воспринятая обществом.
   Вторым звеном власти стал дука провинции со своим аппаратом - высокая и хорошо оплачиваемая, но должность. Не только не наследуемая - патриарх ввел еще и принцип ротации, согласно которому нельзя было получить внутреннюю провинцию не поруководив приграничной. Параллельно существовал аппарат центрального подчинения, куда входили судьи и перенятые у Андроника преторы - уполномоченные по надзору за законностью на местах, так что население получило возможность жаловаться на власть в свое удовольствие, и первое время к нему периодически даже прислушивались.
   Крупные землевладения попытались вообще искоренить. Полностью не вышло, в первую очередь из-за обширного императорского домена, но конфискованные у нелояльных магнатов и принцев дома Комниных земли дали возможность жаловать пронии достаточному количеству отличившихся сторонников.
   Выделим некоторые последствия реформы. Поскольку прониары считались всего лишь служивыми людьми, крестьяне остались в массе прямыми подданными василевса, а не местных дворян. Разукрупнение магнатских владений оживило активность торговцев в сельской местности, увеличило количество денежных расчетов и обмен между городом и деревней. Учитывая, что основными источниками непосредственно имперской казны, стали налоги с купцов и городов, развитие внутренних связей оказалось очень уместно.
   С деньгами у патриарха вообще было лучше, чем у соперника. Кроме упомянутых выше внешних займов и тех же податей, что и у Андроника, лоялисты сохранили часть транзитного грузопотока, за счет транзита из Багдадского халифата, Латинских доменов и Киликии через порты Средиземного моря итальянцами. Но еще у Иосифа оставались доходы по церковной линии. Большую их часть составляли "ставропигии" - деньги, отчисляемые отдельными монастырями и приходами не епископу, а непосредственно патриарху. Давний неписанный церковный обычай. Этот финансовый поток ослаб, но не иссяк, поскольку возведенного узурпатором в патриарший сан Василия Каматира, клир, за редким исключением, не признал. Андроник, надо отдать должное, воевать с церковью не стал, действовал путем уговоров, особенно педалируя тему склонности Иосифа Благочестивого к латинянам, что действительно имело место. На контролируемых Константинополем территориях сложился нейтралитет между властью и церковью, но финансовую дисциплину это не отменяло и деньги в Селевкию продолжали поступать.
   В целом, внутреннее единство среди сторонников Алексея II было гораздо крепче, чем у противника. Патриарх, все чаще вместо прозвища Благочестивый называемый Иосиф Халубос - Стальной Иосиф, правил рукой суровой и крепкой, жестко, пусть и без шума, карая неповиновение и так и не собрав императорский двор - рассадник интриг и заговоров. Молодого василевса сдали в обучение Георгию Вуно, дополнительно приставив учителей из священников. Наследник престола рос крепким бойцом и здоровым юношей, но впитывал не столько придворные, сколько солдатские мысли и навыки, причем не столько греческие, сколько многонациональной восточной границы. Доступ к василевсу жестко ограничивали, в управлении он не участвовал, а о зачистке сразу обоими лидерами воюющих сторон семейства Комниных и прочих репрессиях, пока и вообще не знал. Как выразился по этому поводу Иосиф Халубос "жалеть их не за что, а радоваться гибели - грешно". Свергать же патриарха выглядело затеей неперспективной, да и лидера такой затеи рядом не имелось.

***

   В начале 1183 года, Стальной Иосиф перешел в наступление по всем фронтам. На востоке эмир Азербайджана оперировал на линии Мелитена-Эрзинджан-Трапезунд, отбросив границу на полвека назад, ко временам Иоанна II Комнина. Не то чтобы Джахан Пехлеван полностью контролировал земли восточнее этой линии, до этого было еще далеко. Но и власти Византии там уже фактически не имелось. Многочисленные беженцы из потерянных провинций дали возможность ромеям сформировать высоко мотивированные части для попытки реванша, но греки нанесли удар последними. Начали наступления скоординированные удары грузинской армии с севера и сводного корпуса Латинского Заморья под командованием Ги де Лузиньяна с юго-запада. В Диррахии высадились союзники патриарха из Сицилийского королевства, поддерживаемые флотами Венеции и Генуи, а части Иосифа начали наступление на Константинополь.
  

Глава IV. Восточный фронт.

   Мы мечтаем брататься с победами,
   И решили проверить в бою.
   На дорогах, исхоженным дедами,
   Богатырскую доблесть свою.
  
   В Латинском королевстве, в 1182 году резко ухудшилось здоровье Балдуина IV Прокаженного. Король почти потерял зрение, у него отнялись ноги и приближенные ждали его смерти, отчего обострился вопрос о наследнике. Мать и коннетабль Амори Фиванский убеждали страдающего монарха внести определенность, но Балдуин IV цеплялся за жизнь, опасался потери короны - а с нею и внимания окружающих и требовал гарантий, в чем его поддерживала вдовствующая королева Матильда, всегда заботившаяся о судьбе сына. Компромисс нашел патриарх Иерусалима, предложивший королю новую должность. Около Иерусалима еще до 1-го крестового похода существовал монашеский (естественно, греческой церкви) госпиталь Святого Лазаря для прокаженных. История общины неизвестна. Возможно, это была ветвь братства Иоаннитов, но это в данном случае роли не играет. С приходом франков, эти монахи перешли под покровительство латинских клириков, чем приобрели немалое количество спонсоров в Заморье и Европе - проказа не обходила стороной никого. С появлением военно-монашеских Орденов Тампля и Госпиталя, в их уставы вошла норма о переводе заразившихся проказой братьев в общину Св. Лазаря, а чуть позже под крылом патриарха Иерусалима возник и Орден Святого Лазаря, с сетью лепрозориев в Святой Земле и филиалами в Европе. Патриарх Ираклий Овернский предложил ходатайствовать перед папой римским о переводе этого ордена в статус рыцарского. Военно-медицинского, по аналогии с иоаннитами, но в узкой нише, связанной с проказой. И кому стать первым магистром, как не прокаженному королю? Перейдя с суетного мирского трона на высокий церковный пост и в монашество, сохранив рыцарский статус и гарантировав себе внимание и заботу? Ас учетом неоспоримого мученичества при исполнении долга короля и затем христианина - тут и до причисления к лику недалеко.
   Перспектива выглядела отнюдь не иллюзорно, в том веке канонизация правителей стала популярной. За три десятка лет до описываемых событий в Германии признали святым императора Генриха II, двадцать лет назад в Англии - короля Эдуарда Исповедника, подобное случалось в Скандинавии и Венгрии... и выглядел бонус крайне привлекательно. Как с точки зрения статуса, так и в плане личного спасения души, чем в те времена мало кто пренебрегал. Психологически такое решение закрывало задаваемый тогда всеми болящими вопрос: "за что это мне?", причем ответ получался действительно королевским: "не за что, а для чего". Для возвышенного дела.
   Балдуин IV проконсультировался с еще одним экспертом, патриархом Александрийским и своим былым наставником, Вильгельмом Тирским. Для высшего клирика, в такой ситуации любой ответ кроме положительного вообще выглядел бы странно, а в данном случае вариант предлагался действительно неплохой, в том числе в плане облегчения страданий короля и определенных политических шагов. Потому Вильгельм идею поддержал. Торопиться с отречением, король, чья подозрительность с болезнью усилилась, не стал, но проект запустил. В Рим направили посольство с прошением об учреждении ордена и утверждении его первого магистра. Наследником короны стал сын принцессы Сибиллы и Ги де Лузиньяна, коронованный в соправители под именем Балдуина V. Два монарха одновременно в Заморье случились впервые, но в Европе такая схема встречалась, а в Византии считалась обычной практикой, так что никто не удивился. Регентом королевства назначили Ги де Лузиньяна, на время болезни старшего короля и до совершеннолетия младшего. Именно в этом статусе, зять и отец действующих королей возглавил поход против Азербайджана.

***

   В этом же году, князь Мармарийский Рене де Шатильон выдал младшую дочь Алису (от второго брака) за своего тезку, Рене Монферратского, младшего (пятого) сына маркграфа Монферрата Вильгельма V и брата Вильгельма Длинного Меча, уже нам известных. Как упоминалось, совместный с восточным императором Мануилом I проект Монферратов против императора западного, со смертью василевса и началом смуты в Византии провалился, Вильгельм Длинный Меч погиб, а его оставшимся без союзника родственникам на родине стало не комфортно. Оставив на хозяйстве не засветившегося в прогреческой деятельности третьего сына, Бонифация, глава клана Вильгельм Старый отъехал вслед за Рене в Святую землю, где получил лен в княжестве Мармарийском. Его второй сын, Конрад, успевший повоевать с Фридрихом I Барбароссой, тоже отправился на восток, но через Византию. Разумеется, через контролируемую патриархом Иосифом ее часть. У Иосифа Стального Конрад задержался на несколько лет, возглавив отряд франков, воюющий на восточной границе. Еще один (четвертый) сын Вильгельма V пошел по церковной линии, став епископом подконтрольной маркграфам Альбы.

***

   Но вернемся в Византию, где патриарх Иосиф и его союзники перешли в наступление.
   На востоке нанесла удар по эмиру Азербайджана Грузия. Грузины укрепили вертикаль власти и подготовились к экспансии, но сочли более выгодным для начала занять территории, недавно принадлежавшие Византии, с христианским населением, на чью поддержку можно было рассчитывать. Логика простая - войну с Азербайджаном можно продолжить и позже, а у греков земли потом не отнимешь. Поэтому грузинские части нанесли два удара. Первый отряд прошел по черноморскому побережью, до местечка Рисос, что восточнее Трапезунда, а затем на восток, осадив Карс. Второй удар наносился в направлении озера Севан, а затем западнее, на Ани. Кампания сложилась удачно, население действительно встречало грузин как освободителей, а укрепиться здесь турки толком не успели. Серьезное сопротивление оказали только Карс, где после месяца осады горожане открыли ворота единоверцам, и Ани. Последний осаждали полгода, отбив несколько нападений Джахан Пехлевана с целью деблокады, но в итоге взяли.
   К 1185 году, южная граница Грузии прошла по линии Рисос-Карс-Ани, включив в себя практически полностью бывшие ромейские владения. Как и рассчитывала царица Тамара, воевать за бывшие провинции с союзником патриарх Иосиф не стал. Часть войск эмира грузины на себя оттянули, полезную роль союз сыграл в ходе компании и требовался в будущем, а граница с Грузией выглядела предпочтительнее, чем с Азербайджаном. Но поведение соседа греки запомнили.

***

   На юге против эмира выступили франки Ги де Лузиньяна. Основу сводного корпуса составили дружины вассалов Латинского королевства, причем в походе участвовали многие ведущие сеньоры, такие как графы Раймунд III Триполийский и Жослен III Эдесский, братья Гарнье Готье Цезарейский и Рене Сидонский, братья Ибеллины и молодой Онфруа IV де Торон. мори Фиванский остался при Балдуине IV на случай скорой смерти монарха, Рене де Шатильон в поход отправил молодого зятя. К регенту присоединились князь Антиохии с войском, отряд тамплиеров (иоанниты, как упоминалось, воевали у ромеев на западном фронте) под командованием сенешаля ордена Жерара де Ридфора, небольшая команда от короля Нубии и очередной заезд паломников под руководством Готфрида III Брабантского. Армия выступила мощная и агрессивная, в отрядах сеньоров шло много рыцарской молодежи. Выросшее в спокойные, по сравнению с первой половиной XII века годы, на рассказах о боях с сарацинами новое поколение рыцарей Заморья, рвалось повторить подвиги первых крестоносцев.
   Проблемой стало командование. Поход собирался "под короля", новоиспеченный регент славой полководца и авторитетом среди знати не обладал. Конфликт произошел еще в Эдессе, на первом общем военном совете. При обсуждении выдвижения собранной армии, поступило предложение в отсутствие короля выбрать командующим коалицией князя Боэмунда III Антиохийского по кличке Заика. Вариант был со всех сторон разумный. Боэмунд III имел огромный боевой опыт, пользовался уважением сеньоров из всех доменов и занимал второе место среди правителей Леванта, а его отряд был вторым по численности после королевского. Регент уступать лидерство отказался. Ги де Лузиньяна поход интересовал лишь как рекламная компания и защита вассальной Эдессы, притом давно ведущей себя весьма автономно, но идти под руку соседнего монарха Ги не желал.
   Личный состав войск коалиции вышел в поход по мобилизации и целями считал набег на сарацин с рыцарскими подвигами, если повезет - трофеи и отличиться на глазах князя или короля. Ну, пусть регента, раз так вышло - он все равно предполагается правителем на следующий десяток лет. Сходные мотивы имели крестоносцы из Европы и нубийцы. Стратегических целей не преследовала и высшая знать, за несколькими исключениями.
   Князь Антиохии выполнял союзнические обязательства перед императором Византии, и собственных стратегических целей тоже не имел, отчего на принцип не пошел. От рейда он не отказался, первая за долгие годы серьезная экспедиция против неверных, выглядела мероприятием с обязательным участием, но от активной роли устранился.
   Раймунд III Триполийский поддержал кандидатуру Боэмунда III, отчего за регента немедленно выступили тамплиеры. Храмовники последние годы в Леванте теряли влияние и спонсоров. Их прежняя деятельность по охране дорог почти сошла на нет со стабилизацией положения, защита Пальмиры и тамошнего караванного пути свелась к стычкам с мелкими бандами бедуинов, так что "уставную деятельность" военно-монашеский орден вел в основном в Испании. Но действующий магистр ордена был очень стар, а сенешаль Жерар де Ридфор претендовал на его место и ему требовался успех именно в Святой земле, желательно с расширением поля деятельности. К тому же Ридфор враждовал с графом Триполи еще до вступления в орден (собственно, именно из-за ссоры он и сменил светскую карьеру на церковную), и поддерживать врага не собирался вне зависимости от обоснованности его доводов. Его поддержали европейские пилигримы, доверяющие репутации Ордена.
   Жослен III Эдесский оказался единственным заинтересованным в серьезном результате. Его домен граничил с землями Азербайджана и граф предпочел бы границу отодвинуть. При этом Жослена III не особо волновало, войдут ли отвоеванные территории в его удел, или станут чьим-то леном. Второе смотрелось даже выгоднее, суля долгую приграничную войну кому-то другому и роль "крепкого тыла" Эдессе. Оттого граф использовал все свои дипломатические таланты, не дав коалиции развалиться на этапе выдвижения и примирив ее лидеров. В полной мере это ему не удалось. Франки выступили как планировалось, но фактически армия разделилась на три отряда. С Лузиньяном и Жосленом III шли вассалы Латинского королевства, рыцари Эдессы и нубийцы. Боэмунд III Антиохийский и граф Триполи вели свои дружины, а отдельно выступали тамплиеры с примкнувшими к ним туристами Готфрида III Брабантского.

***

   Старт, тем не менее, вышел удачным. Латиняне вышли к Тигру и сходу взяли Дийабакир. Разграбив город подчистую и воодушевившись, армия двинулась по берегу на восток и осадила Хасанкейф, отрезая лежащую южнее лучшую часть бывшего эмирата Мардин, вместе со столицей, от земель эмира Джахан Пехлевана.
   Греки под командованием Константина Айюбида, еще одного брата Иосифа Стального, перешли в наступление из Мелитены в направлении Харпута, слева от франков. Прочной связи между армиями, не существовало, но действия союзники пытались координировать. Представителем ромеев обычно выступал командующий правым крылом греческих войск Конрад Монферратский, и именно тогда завязалось его знакомство с регентом и другими сеньорами, сыгравшее позже немалую роль в истории Латинских королевств.
   Эмир Азербайджана, собрав в Хлате вассалов и наемников, выдвинулся защищать Хасанкейф. У крепости Джахан Пехлеван разбил наголову отряд Онфруа IV де Торона, внука предыдущего коннетабля Латинского королевства, прорвал блокаду и отправил в город подкрепление, после чего с основными силами отошел севернее, к Майафарикину.
   Франки собрали военный совет, на котором разругались по поводу дальнейших действий. Рыцари рвались в бой, требуя штурмовать Хасанкейф или искать битвы с эмиром. Жослен III и де Ридфор опасались, что Джахан Пехлеван отобьет Дийабакир и перережет сообщение с Эдессой, отчего предложили не нести потери на приступах, но отойти и занять оборону у Дийабакира. Ги рисковать не пожелал и согласился с отступлением. Князь Антиохии обвинил регента в трусости и отказался отступать по разоренной войсками местности, на чем коалиция распалась.

***

   Боэмунд III, Раймунд III Триполийский и примкнувшие к ним пилигримы из Европы, отколовшись от основных сил, эмира, однако, искать не стали, а отправились к югу. Где взяли и разграбили богатый Мардин, а затем через Харран и Алеппо вернулись в Антиохию с победой, трофеями, чувством выполненного долга и малыми потерями.

***

   Ги с оставшимися войсками отошел к Дийабакиру, где действительно вскоре появились разъезды противника. Рыцари регента перешли к обороне, но недовольство армии росло - маневры и ожидание утомляли. А потом пришли новости с севера.
   Сдерживая латинян отрядами туркменской конницы, эмир основными силами нанес удар по наступающим ромеям. В битве неподалеку от Харпута, греки вернули азербайджанцам долг за разгром 1176 года, поймав и разбив Джахан Пехлевана на марше, после чего взяли Харпут. В сражении "взошла звезда полководца Константина Айюбида", как позже сформулируют историки, а авторитет Лузиньяна упал еще сильнее, ведь, как с характерным снобизмом отзывались о случившемся рыцари, "противника даже греки разбили".
   Под влиянием общественного мнения, пренебрегать которым он уже не мог, регенту пришлось вновь перейти в наступление. Франки двинулись на север, где столкнулись с перегруппировывающимися турками. Эмир внезапным ударом разгромил латинский авангард, но на выручку подтянулись главные силы и после упорной схватки, стороны разошлись, разбив лагеря друг против друга. Некоторое время продолжалась позиционная война с мелкими стычками, а выход из боковика вновь устроили греки, атаковав в северо-восточном направлении и заняв Эрзрум. Эмир, оставив против латинян небольшие заслоны, ушел воевать с Константином Айюбидом, но для нового наступления сил у Ги уже не нашлось. Рыцари разочаровались в компании, срок их службы истек, сказалась и нехватка продовольствия, особенно корма для лошадей, и отсутствие серьезной мотивации - упорно сражаться за Византию никто не рвался. На том поход и закончился, франки повернули в Левант, передав Дийабакир графу Эдессы и тамплиерам. Жослен III тут же договорился с Ридфором, Орден получил часть окружающих земель и половину крепости, где заложил мощную цитадель по образцу Пальмиры. Граф раздал оставшееся в лены вассалам, но с колонизацией не сильно усердствовал, считая обретенные земли оборонительным предпольем.
   В сущности, с чисто военной стороны, действия Ги де Лузиньяна выглядели успешными. Регент с небольшими потерями отодвинул границы вассальной Эдессы, выполнил союзнические обязательства перед Византией оттянув часть сил азербайджанцев, нанес некоторый урон эмиру. Но с общественно-политической точки зрения, операция оказалась провалом. В то время в феодальной среде осторожность в бою понимания в принципе не находила, считаясь поведением не рыцарственным и неприемлемым, с чем зачастую вынуждены были мириться и лидеры куда авторитетнее Ги. Серьезных трофеев рейд отряду Лузиньяна не принес, на личные подвиги экспедиция тоже оказалась бедна - какие подвиги во время маневров, а коль ни славы, ни добычи - так что это за война? Оттого вернувшись в начале 1184 года в Каир, Ги де Лузиньян попал в жесткий круговорот придворной политики.

***

   В это время, под влиянием успехов патриарха Иосифа на западе, на сторону "законной власти" перешли былые сторонники Андроника из провинций северного Причерноморья, включая Трапезунд. Получив существенное подкрепление из войск бывших противников, Константин Айюбид продолжил наступление и к середине 1185 года вышел к Карсу, на чем война закончилась и здесь. Граница прошла примерно по линии Харпут-Эрзрум-Карс, оставив за Джахан Пехлеваном часть его территориальных приобретений времен ромейской смуты. С Эдессой греки граничили почти у Дийабакира, так что и почти половина бывшего Мардинского эмирата покинула "землю ислама".

***

   Отметим еще одну военную кампанию. Вернувшись в ореоле славы в Антиохию, князь Боэмунд III тут же получил на рассмотрение интересный бизнес-план. Кипр, как упоминалось, под руководством Исаака Комнина отложился от Византии. Тягу Исаака к свободе организовала и оплатила Генуя, заинтересованная в базе в Восточном Средиземноморье, но через год между партнерами возникло непонимание. Комнин искренне считал себя суверенным борцом за независимость, пришедшим к успеху в союзе с генуэзцами, за который он расплатился обнулением транзитных пошлин, минимизацией торговых и местом под дополнительные фактории. Других обязательств перед морской республикой он за собой не числил. В Генуе же полагали, что посадили в мятежной провинции ставленника, должного сюзерену по жизни и навсегда, а сохранившиеся пошлины на ввоз и вывоз товара рассматривали как временные субсидии марионетке, на первое время.
   Правил Исаак островом деспотично, быстро настроив против себя население и транзитных купцов, отчего пользовался репутацией "тирана, преданного злу, изменника и предателя хуже Иуды и Ганелона". Но изменение тенденций на материке отслеживал, и под влиянием успехов патриарха Иосифа Стального, вступил с ним в тайные переговоры о возвращении Кипра в родную гавань, объясняя, что отложился он от беззаконного Андроника, а законного василевса готов признать - в обмен на сохранение власти над островом. Иосиф стремления Исаака поддержал, обещая все и еще немного сверху - в отсутствие флота и с учетом поддержки Генуи, взять Кипр своими силами он не рассчитывал, а терминал для восточного Средиземноморья был важнейший. Стороны торговались о гарантиях, когда об их переписке узнали представители Лигурийской республики. Воссоединение Кипра с империей влекло потерю генуэзцами всего полученного от Исаака, но присвоить остров "в белую" они тоже не желали, опасаясь потерять льготный торговый договор с Византией. Договор, конечно, основные выгоды приносил после освобождения Константинополя от узурпатора, но эта перспектива виделась уже близкой. Попытка быстро найти замену Исааку не удалась. Требовалась фигура, обладающая силовым ресурсом, позволяющим удержать Кипр вне Византии. На острове таких не имелось, в континентальной Византии, желающих стать открытым врагом Иосифа Стального не нашлось, суровый нрав патриарха там успели оценить. Купцы поискали среди вернувшихся из Мардина пилигримов, начав с Готфрида III Брабантского, но безуспешно - из знати оставаться в Леванте никто не планировал, а остальные войск не имели. Генуя предложила проект князю Антиохийскому, фигуре сильной и с хорошей деловой репутацией.
   Княжество включало мощные торговые терминалы и промышленные центры - Антиохию и Алеппо, но имело лишь один приличный морской порт - Лаодикею, сильно уступавшую Акре, Тиру или Триполи. Последний стал базовым для транзита через княжество, что давно привело к устойчивому союзу Антиохии и аллодного графства, но контроль над Кипром обещал качественный скачок. Остров служил ключевым перекрестком для морских путей Леванта и Египта, и хоть фраза "кто хочет владеть Востоком, должен держать в руках Кипр" будет сказана много позже, актуальность ее уже была очевидна.
   Князь тут же к месту вспомнил о давней претензии к ромеям. Много лет назад, отец Боэмунда III, проводя отпуск на землях Византии в помощи армянским сепаратистам, погиб в бою с отрядом родного дяди патриарха Иосифа. Это, конечно, случилось давно и отношениям много лет не мешало, но вспомнить никогда не поздно. Кроме того, аккурат после праздника по случаю триумфального возвращения из мардинского рейда, сестра князя и вдовствующая императрица Византии Мария Антиохийская, вместе с невесткой отбывали к сыну и мужу, для участия в близящемся возвращении в Константинополь. Лоббировать интересы греков и мешать изменению границ при дворе стало некому, а инструмент для того, наоборот, пока оставался под рукой. Даже два - не распущенные еще дружины вассалов и готовящиеся к отъезду пилигримы. Часть последних согласилась оплатить обратный проезд на генуэзских судах работой по наказанию мятежника и тирана, не очень вдаваясь в детали политики, и весной 1184 года экспедиционная армия на кораблях Генуи вышла из Лаодикеи.
   Через несколько дней флот высадил в двух портах Кипра десант, поддержанный на берегу мятежом генуэзской колонии и ее местных сторонников. Основные силы под командованием Боэмунда III взяли Лимасол, а небольшой отряд, возглавленный старшим сыном князя Раймундом занял Ларнаку. Дружину и флот Исаак Комнин имел слабые, поскольку на острове соперников не было, а в обороне с моря он полагался на Геную. Но и сдаваться смысла не видел. Отправив к Ларнаке небольшой заслон, он спешно вышел к Лимасолу и попробовал сбросить противника в море, одновременно отправив к порту несколько имеющихся галер.
   Галеры быстро захватила генуэзская эскадра, а на конные отряды Комнина, состоящие из греков и наемников, обрушилась рыцарская лава. Кони короткий переход и высадку в порту перенесли безболезненно, а прямой удар тяжелой кавалерии киприоты выдержать не могли. Исаак бежал в Никосию, к которой через неделю подошел Боэмунд III.
   Отряд Раймунда разделился на два и погрузился на суда Лигурийской республики, которые разделившись на две эскадры, отправились в разные стороны вокруг острова, почти не встречая сопротивления приводя к покорности прибрежные города и захватывая кипрские корабли. Встретившись у портовой крепости Кирения, на севере острова, войска наследника Антиохии вновь соединились и взяли город, захватив там в плен жену, сына и дочь Исаака.
   Правитель Кипра в это время, стянув войска к Никосии, дал франкам еще одно сражение, причем в бою Комнин лично схватился с Боэмундом III, убив под князем коня. Победы это не принесло, но Исааку вновь удалось уйти, прорвавшись на север, в горы. Там он занял укрепрайон из трех считающихся неприступными горных замков: Буффавенто, Святого Илариона и Кантара, неподалеку от Кирении.
   Никосия сдалась без боя, а патрициат острова начал приносить присягу Антиохии. Замки Комнина осадили, несколько приступов антиохийцам успеха не принесли и франки решили брать их измором. Исаак Комнин просидел в осаде полгода, после чего ввиду отсутствия перспектив и проблем с продовольствием, сдался. Был перевезен с семьей в Антиохию и вместе с сыном посажен в темницу, где их следы и потерялись навсегда.
   Супруга экс-владыки Кипра была родственницей правителей Киликии, отчего с ней обошлись более великодушно. Она прожила в Антиохии долго, без права выезда, но в "приличествующей ее званию роскоши", а дочь Исаака Боэмунд III выдал замуж в Европу.
   К началу 1185 года, Кипр полностью перешел под власть князя Антиохии, отчего последний начал интересоваться в Риме насчет получения королевской короны.
   Генуя получила освобождение от всех пошлин на десять лет, от транзитных - "на все времена" и обещание через десять лет минимальных местных сборов, кварталы в нескольких городах острова, а Лимасол и Фамагусту в лен целиком. У Антиохии своего флота все равно не имелось. Небольшой на тот момент порт, Фамагуста быстро поднялась на деньгах генуэзцев и заселении бегущих из Византии сторонников проигравшего Андроника.
   Часть европейских крестоносцев, традиционно решила остаться на востоке, получив лены на Кипре, но большинство феодалов составили выходцы из княжества, последние годы почти не воевавшего, отчего накопившего кадровые резервы. Феодализация все равно шла медленно, вынуждая Боэмунда III опираться на местный патрициат, делая правление мягким, а лояльность населения повышая.
   Патриарх Иосиф, разумеется, потребовал вернуть провинцию в лоно империи, получил ответ о победе над суверенной деспотией, бывшей "нашим и вашим врагом" и заверения в вечной дружбе. Регент Византии задал невежливый вопрос генуэзцам, те сослались на князя Антиохии, обиды, причиненные Исааком и эксцесс исполнителей на местах. Общих границ с княжеством, как и флота, у греков не нашлось, воевать с левантийцами выглядело совсем не ко времени, так что пришлось списать Кипр на потери от смуты и союзников, запомнив - не им первым, на будущее.
  

Глава V. Византийская реставрация.

   Много лжи в эти годы наверчено,
   Чтоб запутать ромейский народ.
   Раскрывай же Царьград нам доверчиво
   Половинки широких ворот!
  
   Весной 1183 года король Сицилии Вильгельм II, с одобрения папы римского объявил себя союзником законного василевса и при поддержке флотов Венеции и Генуи переправил армию под командованием Танкреда де Лечче на Балканы. Де Лечче в рейде, кроме декларируемых целей мести за константинопольский погром и помощи Алексею II Комнину против узурпатора, привлекала мысль отвоевать византийский трон или домен из части имперских территорий для себя лично, в традициях южно-итальянских норманнов. На сицилийский престол он не рассчитывал - действующему королю не было и тридцати лет, а наследник уже имелся. Вильгельм II возражений не имел, его результат экспедиции вообще интересовал чисто академически. Победа приносила земли и коронную часть добычи, поражение избавляло от части необузданных вассалов, создание домена родственником тоже устраивало.
   Войска Андроника сдерживали болгар и патриарха Иосифа, на юге Балкан гарнизоны оказались слабыми, а де Лечче удалось добиться внезапности. Оттого сицилийцы сходу взяли традиционные "ворота Византии" - Диррахий. Затем, почти не встречая сопротивления, сицилийский корпус пересек по все той же старинной трассе Via Egnatia Балканы и осадил с суши Фессалонику, второй после столицы город империи. С моря город блокировал союзный флот. Крепость оборонял небольшой отряд наместника и ополченцы, а осаждали свежие профессиональные части, воодушевленные первыми успехами. После нескольких недель штурма итальянцы ворвались в город, еще через день Фессалоника пала. Началась резня, ничуть не уступающая константинопольской. Победители, в рядах которых шли и беглецы от константинопольского погрома, как отмечал очевидец "не сдерживали своей жестокости", убивали и грабили ромеев без разбору, "не щадя даже храмов". Немногие беглецы добрались до столицы, где после их рассказов началась паника. Население знало, за что им мстят, и на снисхождение не рассчитывало, а в способности Андроника отразить нашествие разуверилось.
   После разграбления Фессалоник сицилийцы, передохнув и оставив в крепости небольшой гарнизон, направились через Фракию к Константинополю, а флот морских республик вошёл в Мраморное море.

***

   К этому времени, к столице приблизились войска патриарха Иосифа. Части законного императора перешли в наступление сразу после известий о высадке сицилийцев, но действия этого фронта принципиально отличались от остальных.
   На восточной границе и Балканах шла война с внешним противником. Мощная стратегическая операция греко-грузино-франкской коалиции в Малой Азии, где бои велись от Черного моря до Тигра, не предполагала особого вклада дипломатов Алексея II. Кстати, автор разработки этой компании, успешно проведенной союзниками и ставшей одним из образцов византийского штабного искусства, остался неизвестен. Поначалу эту славу приписывали Иосифу Стальному, после его смерти - юному василевсу Алексею II (что, впрочем, историки почти единодушно относят к верноподданническому увлечению придворных летописцев), из военных на лавры претендовал Георгий Вуко. Точного ответа нет, а для нас важно, что на Босфорском направлении ведущая роль принадлежала не мечу, а слову, потому как между регентом и Андроником схватка проистекала по законам войны гражданской.
   Регент неспешно выдвинулся к Босфору, части Андроника вышли навстречу, но решительных действий не последовало. Противники ограничились мелкими стычками на линии соприкосновения и активной пропагандой патриарха в войсках узурпатора. Андроник казнил двух своих выдвиженцев за сепаратную дипломатию. Не помогло, после известий из Фессалоники и появления итальянского флота в Мраморном море, его авторитет в армии, кроме дружин с северного Причерноморья, рухнул, и бойцы начали переходить на сторону Алексея II.
   Андронику пришлось воевать на два фронта. Для успокоения подданных и своего окружения, против де Лечче он отправил сына Иоанна, а внутренний фронт поручил сразу четырем командующим, страхуясь от измены. Страховка не сработала, летом 1183 года двое из назначенцев, Андроник Палеолог и Алексей Врана, вместе с войсками перешли на сторону патриарха.
   У Иоанна Комнина дела шли лучше. Он завязал бой с де Лечче под Амфиполем, не принесший решительного успеха никому, но задержавший продвижение итальянцев. Отдохнув сицилийцы продолжили наступление, под Мосинополем греки снова дали сражение, проиграли и отошли в город, тут же осажденный де Лечче.

***

   Регент тоже разделил армию. Правое крыло под командованием Юстиниана Айюбида, совместно с принятыми на службу частями Враны, нанесло удар на Никею и Никомедию, где противник бежал в самом начале битвы, и вышло к Черному морю, отрезав Андроника от верных ему провинций. Левое крыло, возглавленное Георгием Вуко и четырнадцатилетним императором, осадило Бруссу, взятую приступом через месяц, а затем прорвалось к берегу Мраморного моря, соединившись с союзным итальянским флотом. Остатки частей узурпатора, под началом евнуха Никифора отошли к Босфору.
   В это время в столице, сторонники патриарха и Алексея II, при мощной поддержке церкви (в первую очередь клириков Св. Софии), подняли мятеж. Правитель ввел в город состоящие из верных северян войска Никифора с азиатского берега. Бунт они совместно с варяжской гвардией подавили, но воспользовавшись их отсутствием, Юстиниан Айюбид занял весь азиатский берег пролива. Затем итальянский флот переправил части Вуко на европейский берег Босфора и Константинополь оказался в окружении.
   Последовало несколько неудачных приступов, а потом столичное подполье открыло ворота и отряды регента ворвались в город. После недолгих уличных боев Андроник с варяжской гвардией занял оборону в Большом дворце. На следующий день дворец взяли штурмом, но узурпатора там не оказалось. Андроник по своей давней традиции бежал, добрался до корабля и отплыл на север, но был перехвачен византийской галерой и доставлен Иосифу Стальному.

***

   Город достался армии. Патриарх к константинопольцам после 1181 года и своего бегства от толпы сочувствия не испытывал, да и, зная историю многочисленных столичных бунтов (характерных почти для всех европейских стран) и их опасность, похоже, решил преподать урок населению. Победители взяли под охрану лишь церкви, имущество короны и дома своих влиятельных сторонников. Прорегентским горожанам попроще выдали специальные "знаки милости василевса", которые, вероятно, в некоторых случаях спасали от бесчинств. Остальное оставили на милость солдат.
   По свидетельству очевидца "воины рассеялись во все стороны и стали отовсюду выволакивать богатую добычу; щадили только церкви, всё же остальное творили с бесстыдной дерзостью, не воздерживаясь от убийств; особенно усердствовали чужеземцы и даже франкские монахи". Под монахами тут явно понимаются братья-иоанниты, которые с завидной методичностью искали и убивали причастных к разгрому их госпиталя. Не отставали от них и выжившие в погроме 1181 года итальянцы, вместе с соплеменниками. Впрочем, как отмечал тот же свидетель "ромеи в жестокости не уступали варварам", в чем ничего удивительного нет - бойцам из азиатских провинций столичные жители близкими не казались.
   Разгул продолжался два дня, после чего на улицы вышли патрули из отборных частей и еще через несколько дней грабежи сошли на нет.
   Лишь после этого, в Константинополь въехал юный законный император с супругой и матерью.
   Андроника, как отлученного от церкви, сожгли на костре при большом стечении народа, а его родных тихо уморили в темницах. Бежать смогли лишь два внука, добравшиеся до Грузии и принятые родственницей - царицей Тамарой. Византия требовала их выдачи, но Тамара предпочла сохранить эти карты в запасе.
   Итальянцам вернули их кварталы и почти все привилегии, но число латинян в городе росло медленно. Иоанниты восстановили госпиталь и получили в счет возврата займа дома и наделы по пути паломников из Европы в Левант.
   Последними, уже после падения Константинополя, на сторону законной власти перешли провинции северного Причерноморья, оплот Андроника. Для подтверждения лояльности туда отправился Георгий Вуно с войсками, но серьезных репрессий не было.

***

   А в дворцовых подвалах, что интересно, отыскался Алексей Комнин, бывший протосеваст и фаворит вдовствующей императрицы. Изуродованный и ослепленный, но живой - казнить его в суете как-то не успели. Мария Антиохийская, что еще более необычно, былого друга не оставила, и совсем уж из рук вон - патриарх эту скандальную (по традиции, вдова императора уходила в монастырь) ситуацию одобрил. Правда, выслав спустя некоторое время трогательную парочку в возвращенную Фессалонику, где мать василевса не оставляя забот об инвалиде, занялась благотворительностью и помощью пострадавшему от сицилийцев населению. Алексей Комнин прожил несколько лет, после его смерти Мария основала в Фессалонике монастырь, куда и удалилась, скончавшись в середине 1190-х годов. Был то расчет Иосифа, или случайность - но "латинянка, ставшая гречанкой", трогательно заботящаяся о ромее и жертвующая немалые милостыни населению, приобрела огромную популярность в европейских провинциях Византии, что ненависть к франкам несколько успокоило и усилило авторитет василевса. Греческой церковью Мария Антиохийская канонизирована в 1198 году, римская церковь признала канонизацию в 1201 году.

***

   Это все случилось позже, а первым делом у Иосифа Стального возникли очередные проблемы с союзником. В этот раз с Сицилией. На Танкреда де Лечче возврат в столицу законного василевса, впечатления вовсе не произвел, и экспедицию сворачивать он не собирался. В поисках новых перспектив норманн завязал переговоры с противостоящим Иоанном Комниным, тоже оказавшимся в подвешенном состоянии. Стороны уже было пришли к соглашению о союзе и совместном походе на Константинополь, сажать на трон Иоанна, но и в этот раз агитаторы патриарха сработали лучше. Сдать Мосинополь наследник Андроника успел, но большинство его воинов после этого переметнулось на сторону Алексея II, в подоспевшую армию Юстиниана Айюбида. Теперь в осаде оказались сицилийцы, вместе с новым союзником. Сковав основные силы противника, Юстиниан отправил отряд под командованием Алексея Враны вдоль побережья, на Фессалонику. В городе при подходе ромеев, уцелевшее население восстало, благо гарнизон норманнов тут остался небольшой, и Врана быстро занял крепость. Осознав угрозу с тыла и возможность окружения, де Лечче начал отход. Отступать пришлось с боями, Юстиниан преследования не прекращал до Диррахия, но в этой ключевой - и потому хорошо укрепленной крепости, имеющей свободное и быстрое сообщение с королевством по морю, сицилийцы засели всерьез, выбить их греки не смогли.
   Регент империи продолжать войну не желал. Византия была обескровлена смутой, на западе продолжались нападения болгар, да и граница с отложившимися сербами проходила рядом с Диррахием. В ход снова пошла дипломатия. Патриарх, для начала, договорился с морскими республиками. За Венецией признали владениея Зарой (но не Корфу), Генуе забыли участие в кипрской затее, после чего король Сицилии остался без союзников на море. Но переговорная позиция Вильгельма II Доброго осталась сильной, отчего дело кончилось обменом Диррахия на два острова из Ионических - Закинф и Кефалонию, доставшихся в лен де Лечче. Иоанна Комнина выдали ромеям, у которых наследник узурпатора не доехал даже до столицы, скончавшись невесть от чего по дороге.
   К началу 1185 года, смута закончилась. На троне утвердился Алексей II Комнин, патриарх сохранил статус регента и "лица, принимающего решения", но Византия стала другой. Страна резко ослабла. Реформы Иосифа улучшили положение прониаров и крестьян, но заметно увеличили налоговый гнет горожан, хотя и способствовали развитию торговли. Болгары и сербы стали независимыми - и враждебными соседями, причем граница с первыми проходила не так уж далеко от Константинополя. Практически все союзники воспользовались гражданской войной для отторжения от империи территорий, что уверенности не добавляло.

***

   Ко всему прочему, в 1185 году патриарх тяжело заболел и слег в резиденции при соборе Св. Софии. Придворные ждали его смерти, императору стукнуло всего шестнадцать, и на пост "сильного человека у трона" заявился Георгий Вуко, воспитатель василевса и один из ведущих военных. Он начал заменять высшее руководство своими людьми, добился от воспитанника титула деспота (второго после императора), но к успеху не пришел - в начале следующего года поправился кузен Иосиф. По его выздоровлении, Георгий немедленно скончался от тяжелой, непродолжительной болезни, но его сын унаследовал все держания и привилегии (родственники патриарха, вообще заняли многие высокие посты, сформировав со временем два новых аристократических рода, Вуко и Халубос - бывшие Айюбиды). В отравлении никто не сомневался, а в дворцовых и военных кругах быстро устранили ставленников Георгия - в патриаршем стиле, казни были не публичными.
   В том же году, Алексей Врана вывел армию против болгар, разбил отряды Асеней в долине Дуная, а затем при поддержке войска, объявил себя василевсом и двинулся к столице, в стиле основателя династии Комнинов. Армии не понравились незаконные репрессии Иосифа, Врана получил серьезную поддержку, вышел к Константинополю и осадил город. Юстиниан Халубос стянул оставшиеся верными престолу части и мятеж подавил, лично заколов Врану в битве. По элите империи вновь прокатилась волна арестов, высылок и смертей - патриарх светскую власть терять не желал.
   Болгары воспользовались уходом греков с границы для реванша. Юстиниан сразу после подавления мятежа выдвинулся на запад, был разгромлен во встречном сражении, где и погиб. Иосифу пришлось договариваться и с Болгарским царством, поскольку ни свободных войск, ни надежных командиров в моменте под рукой не имелось. Да и казна не отличалась полнотой, восстановление после смуты обходилось дорого. Асеням отошла территория между Дунаем и Балканами - Мезия, часть Фракии и Македонии, берег Черного моря остался за ромеями.
   Некоторое время патриарх потратил на укрепление внутреннего положения и очередные дипломатические свершения, а в 1187 году, начался новый этап "большой византийской игры"... но сначала вернемся к основной теме - Латинским королевствам.
  

Глава VI. Войны регентов.

   Королевский путь пройду, и похвал ничьих не жду.
   Но прошу коль не понять, так запомнить,
   Что свой долг перед собой, что зовут ещё судьбой,
   Должен я любой ценой, но исполнить!
  
   По возвращении экспедиции Ги де Лузиньяна, случилось сразу несколько событий. Скончалась вдовствующая королева Матильда Шампанская, отчего клан Лузиньянов потерял весомую часть влияния на короля. А из Рима пришла санкция папы на учреждение военно-медицинского монашеского ордена для прокаженных, получившего в качестве покровителя Святого Лазаря, а также на пострижение в монахи и пост магистра ордена для Балдуина IV. Решение принималось нелегко, больных проказой числили примерно в статусе сегодняшних зомби - "уже практически мертвыми", отпевая при уходе в лепрозорий. Потому принять их в монахи, т.е. не просто признать "живыми людьми", но даже и членами первого сословия, духовными лицами (что, конечно, тоже считалось уходом от мира - но в несколько ином смысле), граничило с революцией взглядов. Но проказа не щадила никого. Простой люд легко вычеркнуть из живых и забыть. С клириками, рыцарями, да и просто воинами и даже солидными представителями третьего сословия, все обстояло сложнее. Их заболевание порождало массу проблем, а отправка в обычные лепрозории зачастую оказывалось не таким простым делом. Нагляднейший пример чего давал как раз латинский король. Урегулирование вопроса созданием "элитных лазаретов" под эгидой церкви, выглядело неплохим вариантом. Автономия социальной группы, когда "прокаженные заботятся о прокаженных", вполне отвечала представлениям европейского средневековья, клир демонстрировал заботу, влиятельные больные обретали приличествующий положению и происхождению статус, да еще и пользу приносили. А их семьи получали возможность не стесняться такого родства и пристойный вариант расставания с болезным.

***

   Балдуин IV от идеи не отказывался, заключил с регентом договор о ежегодной субсидии ордену в 10 000 безантов из бюджета и оплате строительства штаб-квартиры, а после вопрос с преемником переиграл. Королю как раз полегчало, остроты ума он и при обострении болезни не терял, а что регент утратил и до того слабый авторитет и доверие феодалов было очевидно. Пусть и по глубоко субъективной причине - объективно, повторимся, его действия в Мардинском походе выглядят вполне рационально.
   Сам Ги, как и глава клана Лузиньянов Амори, будучи "продуктами своего времени и класса", потерю лица тоже ощущали, отчего торопились и делали ошибки. Князь Фиванский форсировал перехват управления, заменяя чиновников своими людьми и настойчиво напоминая монарху о монашестве. А регента угораздило рассориться с королем из-за денег, предложив оговоренное пожертвование ордену Св. Лазаря на строительство резиденции, выплачивать не сразу, а позже и частями. Ги в очередной раз исходил из рациональных предпосылок. Орденский замок строить еще и не начинали, выделенный под него транш Лузиньян не себе забирал, а направлял в виде целевого трансферта на реконструкцию крепости в Дийабакире, в поддержку тамплиеров и графа Эдессы. В отличие от утихомиренной берберской границы, где планировалось разместить новый орден, атаки на Дийабакир действительно стоило ожидать в любой момент... хотя немаловажную роль играло и то, что магистр ордена Храма (которым только что стал де Ридфор) и Жослен III Эдесский оставались единственными сторонниками регента среди влиятельных фигур королевства.
   И снова обоснованное решение регента сработало против него. Короля изменения порядка исполнения бюджета немедленно и показательно напрягли. Это дало повод позднейшим историкам рассуждать о его "обостренной в связи с болезнью подозрительности", но вряд ли справедливо. Балдуина IV смущали отнюдь не иллюзорные потеря контроля из-за действий Амори и Ги Лузиньянов и выступление почти всех знатных сеньоров с обвинениями регента в трусости и несоответствии руководящей должности. Необходимости спонсировать Дийабакир, правитель вообще не видел. Корона со времен Амори I Великого пыталась подчинить храмовников. С учетом снизившейся роли Тампля внутри страны, король считал, что это богатый орден должен инвестировать в оборону Святой земли, а не трон в боевых братьев. Граф же Эдессы давно отстранился от дел Каира, сблизился с Антиохией, вел себя предельно независимо и укреплять его на казенный счет было несвоевременно. Прямой угрозы основной территории Латинской державы падение Дийабакира не несло - между ними лежали Эдесса и княжество Антиохийское. А коль так - пусть непосредственные интересанты и платят.
   По вопросу своего пострижения король созвал Верховный Совет, где с интересом выслушал массу нападок на регента, а затем объявил новую схему менеджмента. По просьбам молящихся и воюющих, регентства Ги де Лузиньян лишался и до совершеннолетия Балдуина V страной править назначался Раймунд III Триполийский, имеющий успешный опыт на позиции регента. Но граф Триполи получил лишь функции оперативного управления - опекуном малолетнего Балдуина V стал Рене де Шатильон. Князь Мармарийский страховал юного короля от попытки самого Раймунда III завладеть троном - для чего потребовалось бы убрать мальчика с дороги. А перспектива достижения им совершеннолетия под защитой Рене, наоборот, понуждала регента к надлежащему исполнению обязанностей. Интересы клана Лузиньянов тоже хеджировались. Первыми лицами королевства сейчас становились Раймунд III и Рене Мармарийский, но ведь всего через семь лет Балдуин V вступит в свои права, а родители оставались родителями. Всерьез задевать родичей монарха - пусть временно не правящего, затея рисковая. По тогдашним представлениям, достигнув совершеннолетия юный правитель был просто обязан отомстить их обидчику.
   Схема из "трех китов", поддерживающих престол, выглядела устойчиво и сбалансировано, отчего встретила горячее одобрение делегатов съезда, за исключением фракции Лузиньянов с немногочисленными сторонниками, и тут же была утверждена. Наследника трона оставили в Каире под опекой де Шатильона, власть принял граф Триполи. А Балдуин IV, закрыв Совет, принял постриг в Иерусалиме и пост магистра ордена Святого Лазаря.

***

   Резиденцию Ордену подыскали на берегу Средиземного моря, между Александрией и Мерсой, неподалеку от деревни Эль-Аламейн, памятной по принесшей в 1177 году славу прокаженному королю битве с берберами. Южной границей в Африке занимались госпитальеры, восток от турок в Пальмире и Дийабакире защищал орден Храма, а лазаритам выделили западный рубеж и берберские племена. Кочевники к тому времени натиск на христиан ослабили, противники постепенно приучались жить по соседству и возобновили взаимовыгодную торговлю, в том числе транзитную. Но мелкие набеги не прекращались, так что работа боевым монахам всегда находилась. Из Эль-Аламейна открывались тропы к пограничным Саллуму, оазисам Сива и Фарафра, так что место для резерва Мармарийского княжества подобралось удачное, а приморский климат на больных влиял успокаивающе.
   Братьями-рыцарями Ордена могли стать только прокаженные, на остальные позиции брали и здоровых, особенно не хватало священников и врачей (орден, напомню, стал военно-медицинским). Уставы Тампля и Госпиталя обязывали заболевших братьев переводиться под знамена Св. Лазаря, светских рыцарей в такой ситуации отправляли в новый орден священники, родня и общественное мнение. От остальных клириков, подхвативших проказу, Рим требовал того же, но на должности священников или простых монахов, а третье сословие могло выбирать между обетом, обычным лепрозорием (в Леванте быстро все они перешли в ведение лазаритов, но в Европе оставались и автономные) или рисковой жизнью бродяги в глухом капюшоне и с колокольчиком.
   Боевых братьев орден никогда много не имел. Максимальным количеством тяжелой конницы (включая сержантов) Св. Лазаря называют сто человек, но как правило это число не превышало двух-трех десятков - не все зараженные были способны сесть в седло. Но и им требовалось сопровождение - оруженосцы, стрелки, конюхи. На эти роли больных не хватало, а здоровые не шли, отчего пришлось воспользоваться опытом Мармарики с "боевыми колонами". У генуэзцев закупали годных к военному делу рабов из Причерноморья, крестили некрещеных, ставили в строй, выжившие и не заразившиеся через пять (позже - десять) лет службы получали вольную или право стать полноправным орденским сержантом.
   Рыцари с зеленым крестом (эмблемой Ордена) штатно составляли резерв Мармарики, высылая подкрепления на охрану границы от берберов, а также выставляли отряды для королевских походов. Они "наводили ужас на врагов, сражались бесстрашно, предпочитая смерть в бою мучениям", что неудивительно - самоубийство смертный грех, а тут прекрасная замена, к тому же болезнь резко повышала болевой порог. Обезображенные лица "походящие на львиные морды" внушали страх, неподготовленный противник принимал атакующих в открытых шлемах братьев за демонов (такое восприятие - правда, повлекшее неожиданные последствия, зафиксировано при столкновении с монголами, о чем в свое время). Впрочем, знающий, кто носит зеленый крест, страшился больше и бежал с поля быстрее. Лазариты представлялись "живым биологическим оружием", считалось, что схватка с ними несет риск заразы.
   Единственными кого прокаженные рыцари не пугали, оказались берберы. Во-первых, они вообще мало чего боялись. Во-вторых, часто сталкиваясь, быстро привыкли к соседям. А кроме того братья Св. Лазаря стали первыми миссионерами среди этих племен. Других желающих проповедовать кочевникам не нашлось, а прокаженные монахи и жизнь свою ценили мало, и пользовались в пустыне уважением как воины.
   Первое крещение приписывается лично первому магистру Балдуину. По легенде, узнав о создании ордена, в Эль-Аламейн явился заболевший проказой шейх одного из берберских племен, человек "славный доблестью" и авторитетный. Просто так помирать он не пожелал, лепрозориев в пустыне как-то не завели, а тут - свои ребята, прокаженные бойцы. Неверные, зато во главе с известным и боевым экс-королем. Вполне приличная компания для вождя из пустыни. Шейха магистр окрестил, бербер стал братом-рыцарем и публично (версий церемонии, правда, имеется несколько и очень разных) "вышел из племени и рода своих, сохранив почитание среди варваров". Насколько легенда правдива, историки спорят до сих пор. Факты крещения и вступления прокаженных берберов в орден документально зафиксированы лишь начиная с в XIII века, а первому магистру ордена Св. Лазаря времени на миссионерскую деятельность отпущено оказалось не много. Весной 1185 года, Балдуин скончался от своей болезни в строящемся орденском замке. Похоронили его в Иерусалиме, рядом с предшественниками.

***

   Схема Балдуина IV по передаче престола в траст начала трещать практически сразу. Мать короля потребовала совместного с ребенком проживания и отказать ей никто не решился, тем более ребенок рос болезненным. Сибилла поселилась с сыном в Каире. Запрет встреч с отцом тоже выглядел бы сомнительно, так что и Ги постоянно пребывал во дворце. Роль опекуна свелась к охране юного монарха и подбору учителей, влияние понизилось, и Рене де Шатильон быстро вошел в альянс с кланом Лузиньянов.
   Раймунд III помешать этому не мог. Его популярность вообще снижалась - в отсутствие серьезных внешних угроз, сеньоры немедленно задумались о феодальных вольностях и снижении сроков службы, а заодно занялись частными распрями. Регент вынужден был реагировать, честно пытался разбираться справедливо и в рамках тогдашних понятий, но рыцарей раздражал уже сам факт вмешательства.
   После похорон экс-короля и магистра лазаритов Балдуина, Лузиньяны увезли юного Балдуина V из Иерусалима в Минью, столицу Фиванского княжества. По его желанию пожить с отцом и матерью. Спустя еще месяц, был провозглашен подписанный еще в Иерусалиме указ девятилетнего короля, об отстранении от регентства графа Триполийского и назначении на этот пост принцессы Сибиллы - Ги оставался фигурой непопулярной. Волю короля удостоверили опекун мальчика Рене де Шатильон и патриарх Иерусалима Ираклий, так что определенной легитимностью документ обладал. Законность его остается спорной до сих пор, но смысл эта дискуссия имеет исключительно академический, поскольку Раймунд III решение не признал, а знать и клир королевства разделились на две партии и увлеченно начали междоусобицу, обычно называемую "войной регентов".
   Египет в основном поддерживал Лузиньянов, на их стороне оказались также патриарх Иерусалима, тамплиеры, почти все коронные города и часть сеньоров Палестины. За Раймундом Триполийским пошло большинство левантийских рыцарей, ряд феодов верхнего Египта, Александрия и ее патриарх Вильгельм Тирский, а еще помощь прислали князь Антиохии и венецианцы с генуэзцами, которым обещался доступ к Красному морю. Граф Эдессы, князь Дамиетты, ордена Госпиталя и Св. Лазаря придерживались нейтралитета. Боевые действия шли с переменным успехом, но летом 1186 года, в остающемся за Лузиньянами Каире, совершенно неожиданно скончался от болезни десятилетний король Балдуин V.

***

   Это круто развернуло ситуацию, кандидатов на трон в этот раз нашлось сразу четверо. Первыми традиционно стали дочери Амори I Великого - Сибилла и Изабелла, на тот момент уже четырнадцатилетняя и пребывающая в столице, у сестры. Не менее привычно заявился Раймунд III Триполийский, но возник и новый претендент, Балдуин Марашский. Сын сестры графа Эдесского Агнессы де Куртене и... вот тут крылась интрига. Официально отцом считался Рене Марашский. Но, как упоминалось ранее, Агнесса долго была фавориткой наследного принца, а затем короля Амори I Иерусалимского, которому отцовство ее сына молва приписывала уже в те годы, а позже подтверждала сама Агнесса. Теперь на этом основании Балдуин Марашский претендовал на трон, правда не имея серьезной поддержки. Скорее всего он действительно был сыном Амори I. По отзывам очевидцев, имелось сильное портретное сходство, да и окружающие в этом практически не сомневались. Но признавать права бастарда, да еще непризнанного, никто не спешил.
   Изабелла по неимению собственной партии поддержала сестру, к Раймунду III перешли Ибеллины с графством Хама, а сторону Сибиллы приняли князь Дамиетты (отрезавший Александрию от палестинских земель) и два ранее нейтральных военно-монашеских ордена, в боевых действиях, впрочем, практически не участвовавшие.
   Отряды Лузиньянов вошли в Иерусалим, где в августе 1186 года принцессу Сибиллу короновал патриарх Ираклий, при том "передав ей в руки вторую корону и предложив избрать себе короля и защитника". Свежеиспеченная королева тут же избрала Ги де Лузиньяна и возложила корону ему на голову, после чего патриарх помазал и его, а присутствовавшие принесли клятву верности новым монархам. В этом крылся подвох - теперь Ги стал законным, помазанным королем - пусть "по праву избрания", но лично, а не через супругу. Это сыграет роль позже, а пока отметим, что коронацию сторонники Триполи не признали, и война продолжилась.
   Осенью сторонники Лузиньянов в верховьях Нила собрали мощный отряд из местных баронов, ополчения городов Красноморья, нубийских наемников и нескольких рыцарей-иоаннитов, который двинувшись вниз по течению полностью очистил регион от оппонентов, а затем под командованием Вильгельма де Лузиньяна, графа Аскалонского и младшего из братьев, двинулся на Александрию. Поддерживающий графа Триполи город как раз потерял вождя - умер патриарх Вильгельм Тирский (версия об отравлении, естественно, появилась немедленно, как обычно). Установить контроль над всем Египтом, однако, не удалось, поскольку в игре появились несколько новых факторов.

***

   Первый ввел Ги де Лузиньян, спешно выдав принцессу Изабеллу за прибывшего из Византии Конрада Монферратского. Третий из Монферратов в Заморье входил в окружение Георгия Вуко и оставил службу василевсу опасаясь разделить судьбу репрессированного патрона. В Европу возвращаться было рано, в Леванте его отец и младший брат неплохо устроились в княжестве Мармарика, а в споре за трон поддерживали Лузиньянов. Конрад считался толковым воином и дипломатом, Ги знал его по Мардинскому походу и рассчитывал на преданность в обмен на возвышение. Уточним - преданность лично новому королю, а не его клану, главой которого оставался Амори Фиванский. Отношения между братьями Лузиньянами, конечно, оставались дружными, но, согласитесь, мало ли что случается? А Изабелле стукнуло четырнадцать - пора замуж. Новобрачному даровали в лен княжество Заиорданское, которое он и выехал приводить к покорности "законным королю и королеве". Появление еще одного Монферрата на политической арене, в текущем моменте особой роли не сыграло. А вот ходы другой стороны, внесли новизну сразу.

***

   В 1186 году истек срок перемирия Латинского королевства с багдадским халифом ан-Насиром, который закончил укрепление власти в своем домене и обратился к внешней политике. В Багдад отправился приверженец регента, граф Сидона Рене де Гранье, известный дипломат, прекрасно владеющий арабским и имеющий отличные связи в исламском мире, а заодно отчим Балдуина Марашского (третий муж его матери, уже два года покойной). Гранье просил помощи для сюзерена.
   Интерес Ан-Насира вообще был прикован к северным границам, велись зондажные переговоры с Византией и Хорезмом, но запрос из Триполи оказался очень к месту. Халиф все предыдущие годы воевал только с мусульманами, и ему в имиджевых целях давно требовалось исполнить заветы ислама совершив поход на неверных. Да и соседний король в должниках никогда не помешает, отчего к графу Триполи через занимающую дружественный нейтралитет Антиохию направили отряд наемных туркмен, а повелитель правоверных выступил в поход на Пальмиру.
   Осада крепости отвлекла от гражданской войны тамплиеров, запросивших поддержки у Амори де Лузиньяна. Пальмира имела мощные укрепления, но орден Храма в тот момент обустраивался в Дийабакире и сил не хватало. На помощь поспешил король Ги I (будем его так теперь называть) с дружиной и ополчением Дамаска, но на подступах к осажденному городу войска халифа экспедицию разгромили, и она отступила в Дамаск. Сарацины повели преследование, но у стен крепости попали в засаду, где часть их перебили, а уцелевшие вернулись к основным силам.
   Части Ан-Насира ворвались в Пальмиру и разграбили город, но гарнизон планово отошел в цитадель и укрепленный тамплиерский квартал. Взять внутригородской укрепрайон не удалось, хотя во время одного из приступов от шальной стрелы погиб магистр Жерар де Ридфор. Осада продолжалась еще три месяца, затем халиф отошел. Атаку Дамаска он обоснованно счел неперспективной, богатые трофеи взяли и в Пальмире. Рейд позволил повелителю правоверных заявлять о приверженности джихаду, а большая война готовилась им в другом месте.

***

   Кроме халифа, Раймунд III заключил союз и с Балдуином Марашским, признав его сыном Амори Великого. Балдуин поддерживал первенство претензий бездетного графа на корону, а взамен назначался его наследником - но только относительно королевства. С собой сеньор Мараша привел собственную дружину, добровольцев из Эдессы, Антиохийского княжества и наемников. Мнения о том, кто стоял за Балдуином - Жослен III Эдесский или Боэмунд III Антиохийский, разделились, но это и не принципиально. Важно, что в новом составе триполийцы, поддерживаемые с моря флотами итальянских республик, перешли в наступление. Коалиционный отряд Раймунда III и Балдуина Марашского обошел Тир, оставив осаждать город небольшой отряд и блокировав с моря, и вышел к Акре. Акра оставалась ведущим и богатейшим портом левантийской части королевства, а ее патрициат поддерживал Лузиньянов. Собрав все имеющиеся силы, включая подошедший отряд из Верхнего Египта, Амори Фиванский ринулся спасать ключевой порт, но в этот момент не признавшие короля Ги сеньоры Галилеи, Цезареи и Сен-Абрахама, атаковали Аскалон, отрезая путь в Египет и угрожая Иерусалиму.
   Пока лидер Лузиньянов в спешке определялся, что спасать в первую очередь, напряженности добавили вести с севера. Скончался Джахан Пехлеван, оставив четырех сыновей, из которых "старший Абу Бакр и младший Узбек были от наложниц, а другие двое от одной матери Инандж-хатун, дочери эмира". Наследником стал старший сын, а регентом (атабеком) его воспитатель и брат Джахан Пехлевана, Музаффар ад-Дин Кызыл-Арслан, у которого "детей не было, и Абу Бакр был для него как сын". Для сплочения рядов вассалов, Кызыл-Арслан решил провести "маленький победоносный рейд", выбрав целью франкский Дийабакир - налет на остальных соседей, Византию, Грузию, Халифат или Хорезм, маленьким не получался. Атабек "выступил, собрав войска Азербайджана и Аррана и большую часть войск Ирака", окружил крепость, блокировав там гарнизон тамплиеров и эдесских рыцарей, а остальными войсками нанес удар на Эдессу.
   Позже сторонники Лузиньянов нападение азербайджанцев тоже приписывали интригам Раймунда III, но эта версия вызывает большие сомнения - никакой выгоды партия графа Триполи не получила. В рамках черного пиара Раймунда III Триполийского и Рене Сидонского из-за тесных деловых контактов с мусульманами, и в принятии ислама обвиняли, но вокруг Дийабакира явно шла не их игра.
   Граф Жослен III Эдесский отправил послов за помощью к сюзерену. Эдесса, фактически давно став автономным сателлитом Антиохии, продолжала считаться вассалом Латинского королевства, трон которого пребывал в спорном состоянии. Но помощь Жослен III просил лишь у Ги I. Король в тот момент сдерживал войска халифа в Дамаске, и чтобы не играть "в испорченный телефон", послы сразу прибыли в ставку реального правителя, Амори де Лузиньяна. Амори честно признался, что людей послать не может и посоветовал держаться. Представители Эдессы напомнили о долге сюзерена - основе феодальных отношений, и обвинили - не князя, а сразу короля Ги, в нарушении вассального договора и клятв, посулив громкий скандал, разрыв отношений и переход на сторону Триполи. Но предложили выход - мирное размежевание, с признанием суверенности графства, которое тут же признает сюзереном Антиохию. Торговались недолго. Амори мог ответить, что Жослен III сам не исполнил долга вассала и не помог королю в борьбе с "мятежными вассалами", вроде графа Триполи, но от вынесения спора на публику Лузиньяны очевидно теряли больше. Упускать Эдессу было жаль, но в сущности это было всего лишь оформлением реальности. Князь Фиванский начал понимать чувства патриарха Иосифа, совсем недавно так же вот наблюдавшего как союзники откусывают земли охваченной смутой страны, но лучшего выхода не нашел.
   Жослен III получил освобождение от вассальной клятвы и тут же принес омаж за графство - разумеется, в статусе аллода, Боэмунду III Антиохийскому. Балдуин Марашский объявил, что долг племянника и вассала (за Мараш) Жослена III, а равно его же сюзерена (как претендента на трон в Каире, не признавшего соглашение с Ги), зовет под Эдессу. Потому что война с сарацинами превыше распрей. С ним ушли и добровольцы.
   В эдесское графство, не дожидаясь результата переговоров, уже прибывали антиохийцы. Соединенная дружина графства и княжества вышла навстречу атабеку Азербайджана, под небольшим городком Мартирополь (Хильван) потерпела поражение во встречном бою, и отошла в Эдессу. Кызыл-Арслан преследуя отступающих попытался взять столицу графства, не преуспел и разграбив окрестности отправился штурмовать Дийабакир. После месяца приступов, азербайджанцы ворвались в город, франки защищались в цитадели, но к крепости вновь двинулись пополненные отряды Антиохии (включающие вассальных уже эдесситов), а из столицы эмирата пришли новости о мятеже. На власть от имени сына Кутлуга претендовала вдова прошлого правителя Инандж-хатун.
   Разграбив взятую часть Дийабакира и снеся какие смог укрепления, Кызыл-Арслан вернулся в свои земли. Подавить попытку переворота он успел, а затем в Азербайджане началась демонстрация последствий "бурного роста без коррекций", и атабеку стало не до латинян.

***

   Амори Фиванский, успешно отстоял Акру и Аскалон, дождался освободившихся в Дамаске войск Ги I, и перешел в наступление в Галилее. Раймунд III Триполийский взял Тир, но больше ничего не успел, потому как заболел. Через два месяца он скончался в Триполи, успев назначить наследником графства старшего сына князя Антиохии, своего тезку и крестника Раймунда, теперь IV графа Триполийского. Княжество Галилейское унаследовал сын жены покойного от первого брака Гуго де Сент-Омер, а собственными детьми Раймунд III так и не обзавелся. Смерть лидера, подкосила его партию - цель войны явным образом исчезала. Следовало искать мира или нового кандидата в правители. Принцесса Изабелла с мужем поддерживали короля Ги I, оставался Балдуин Марашский, с его сомнительной легитимностью и небольшим авторитетом. Принц-бастард не замедлил явиться, но поддерживали его вяло. Боевые действия остановились, начались активные переговоры.
   Первым делом, Лузиньяны вновь столкнулись с творческим подходом к дипломатии и праву Боэмунда III Антиохийского. Князь по прозвищу Заика, требовал признать своего сына графом Триполи по завещанию, а получаемый домен - аллодом, обещая от нового сеньора вассальную присягу, а от себя лояльность Ги I и невмешательство в соседские распри. Продолжать междоусобицу Амори Фиванский не хотел, перспектива поддержки Балдуина Марашского отмобилизованной по штату дружиной Антиохии и вовсе выглядела кошмаром, оттого стороны договорились. Раймунд IV получил Триполи, но под разными предлогами омаж королю так и не принес, прагматично полагая, что воевать с ним пока по этой причине не станут, а спешить некуда.
   Балдуин Марашский, теперь чаще называемый "Балдуин Бастард", вновь ушел в свои владения. Наемный отряд туркмен через Алеппо вернулся в Багдадский халифат.
   Сеньоры проигравшей партии после приличествующих случаю переговоров, признали Ги I и Сибиллу, сложили оружие и получили амнистию. Патриархом Александрии стал Мишель де Корбей, выдвиженец Амори Фиванского и патриарха Ираклия Иерусалимского, без проблем утвержденный в Риме. Понесший огромные потери орден Тампля не мог выбрать магистра почти два года, а когда руки все же дошли, должность отдали главе испанского - ключевого на тот момент филиала, Жильберу Эрайлю.

***

   Отдельно следует упомянуть госпитальеров. Орден Св. Иоанна в гражданской войне почти не участвовал. Зато единственный продолжил латинскую экспансию, в 1187 году взяв в Красном море остров Дахлак, пиратское гнездо в одноименном архипелаге, и заложив там замок. Великий магистр Ордена погиб в бою с пиратами, остров назвали в его честь, а новым магистром выбрали Эрменгарда де Аспа.

***

   К 1188 году Латинское королевство, все чаще именуемое королевство Египет, вернулось к мирной жизни. Потеряв Эдессу и де-факто Триполи, но обретя короля и королеву. Не имеющих, правда, наследника мужского пола - в живых остались только две дочери. Королева Сибилла от политической жизни вновь отошла, поводя время в каирском дворце в неге и безделье. Ги I царствовал, а правил его старший брат Амори, князь Фив и коннетабль, но продолжалось это всего два года.
  

Глава VII. Возвращение в Азию.

   Среди зноя и пыли, мы с Текешем ходили
   На рысях на большие дела.
   По курганам горбатым, по речным перекатам
   Хорезмшахова слава прошла.
  
   Вернемся к Византии, оставленной нами в 1187 году. Продолжая править при императоре Алексее II Комнине, патриарх Иосиф последствия смуты изжил, добился полного контроля над империей и вернулся к внешней политике. Начал он с востока, с которым был связан происхождением и прошлым опытом, и где имел наибольшую поддержку.
   Сопредельный Азербайджан только что пережил - в том числе за счет междоусобицы греков, бурный рост, не подкрепленный кадровой и организационной базой. Эмират сильно расширился, но территории слабо контролировались центром. Щедрые раздачи наделов повышали лояльность вассалов, но дружин у свежеиспеченных администраторов для серьезного укоренения не хватало. Как и времени, войны и походы не прекращались. Зато прежний азербайджанский правитель умудрился задеть всех без исключения соседей, теперь уладивших внутренние дела и готовых к реваншу.
   Патриарх Иосиф ксенофобией ничуть не страдал, а Грузию и Антиохию, христианских союзников на восточной границе, всласть попользовавшихся временной слабостью империи, терпеть не мог. Оттого переговоры он повел с мусульманами, Багдадским халифатом и Хорезмом. Халиф и хорезмшах, тоже как раз выстроившие свои вертикали власти, сочли, что Ильдегизиды давно созрели для глубокой коррекции. Даже если часть прибыли от игры на понижение получат неверные. В конце 1187 года, коалиция перешла к делу.

***

   Хорезмшах Аладдин Текеш слыл суровым человеком и отличным полководцем. После смерти отца в 1172 году, он схватился за трон с братом и с помощью каракитаев, восточных соседей и давних противников Хорезма, взял столицу. Война наследников длилась еще до 1183 года, в процессе по приказу Текеша удавили его мать, поддерживавшую старшего брата Джелаладдина, затем достали и самого конкурента. После победы Текеш вернул власть над всеми родительскими землями, несколькими походами отбил у каракитаев охоту вспоминать оказанные услуги и искал применения силам. В рамках совместного проекта он выступил на запад первым, взял Нишапур, а затем Рей. Тут выяснилось, что лежащий южнее город Кум занят частями халифа и атабек Азербайджана Кызыл-Арслан отрезан от восточной части своего эмирата. Часть войск Текеш отправил занимать азербайджанские земли Ирана, а сам продолжил поход на запад, к столице противника Тавризу, имея справа южный берег Каспия. Кызыл-Арслан стянул мощный отряд в Ардабиль, сильную крепость восточнее столицы. Хорезмшах ликвидировал угрозу с фланга в ходе нескольких сражений и после недолгой осады взял Ардебиль, но к столице опоздал.
   Халиф Ан-Насир нанес удар немногим позже, основными силами взял Хамадан и Кум, где установил связь с союзными хорезмийцами, а потом поспешил наперегонки с хорезмшахом к Тавризу. Столицу пришлось осаждать несколько месяцев, после ее падения халиф продвинулся западнее, занял территории до озера Ван и закончил поход под Хлатом. Из Мосула под командованием вассального Багдаду местного эмира вышел отдельный отряд, быстро взявший Мардин, откуда атабек снял войска на византийский фронт, оставив слабый гарнизон. Затем мосульцы провели еще одну операцию, остающуюся в истории спорной и темной. Вторгшись на территорию княжества Антиохия, они отрезали Дийабакир от графства Эдесса. Укрепления франки после войны с Азербайджаном восстановить не успели и после нескольких дней непрерывных приступов, части халифа взяли город. А потом отступили, оставив крепость подошедшим византийцам. Очевидцы утверждали, что Дийабакир штурмовали греки, с применением осадной техники, а сарацины вошли позже, вырезали защитников, разграбили город и спокойно отъехали. Багдад и Константинополь эти инсинуации гневно отрицали. Халиф пиарил рейд как очередной джихад против неверных, а византийцы - как разгром исламистов и освобождение Дийабакира... то есть, исконно греческой Амиды, теперь город называли так.
   Князь Боэмунд III Антиохийский задумался о войне с халифатом, но ромейский посол сообщил ему о союзе Византии и Багдада, наличии у них договора о взаимопомощи и возвращении Амиды в родную греческую гавань. А на невежливые вопросы о деталях штурма, дипломат напоминал о незаконно удерживаемом ромейском Кипре. В те же дни, в Антиохию прибыло посольство из Багдада, предложившее версию эксцесса исполнителей из Мосула и заверения в незыблемости пакта о ненападении. Князь, погруженный к тому же в интригу вокруг Триполи, риск войны с двумя империями счел избыточным и дело замял. Патриарх Иосиф отметил начало уплаты соседям по долгам смуты.
   С орденом Тампля греки ссориться не стали. Тот же посол посетил командорство храмовников в Иерусалиме, где быстро и тихо договорился о пожертвовании из византийской казны и возврате братьям-рыцарям их филиала в Амиде под сенью императорской короны. Орден переживал тяжелые времена, оба предложения оказались к месту и конфликт сочли исчерпанным. Тамплиеры с энтузиазмом занялись своим прямым делом, охраняя границу и помогая зачищать на караванной тропе разбойников, а Восточная церковь приобрела опыт взаимодействия с еще одним католическим орденом. Несмотря на расхождения в теории, греки признали подчинение храмовников непосредственно папе, а не местным церковным иерархам, в Амиде проводились совместные богослужения, в итоге у патриарха появился еще один - после Иоаннитов, союзник внутри римского клира. Заодно на пути из Багдада в Византию через Мардин и Амиду, заработали финансовые структуры Тампля, что быстро оживило местную торговлю.

***

   Операция у Дийабакира являлась частной, главный удар ромеи нанесли вдоль реки на город Муш, неподалеку от озера Ван. Армию возглавил восемнадцатилетний василевс Алексей II, сопровождаемый Константином Халубосом. Последний из уцелевших видных родственников патриарха и герой прошлой коалиционной войны на востоке, дворцовых интриг сторонился и предпочитал роль военспеца, не претендуя на публичный триумф.
   Захватив Муш, император продолжил наступление и осадил Хлат, взятый спустя месяц и принесший "огромную добычу, потому что в город больше века не вступали завоеватели", как отметил хронист. Вспомогательные наступления греки провели из Эрзрума и Карса, где продвигались почти без боя - войск Кызыл-Арслана там уже не осталось.
   Хорезмшах, после победы при Ардебиле и новостей о продвижении союзников, быстрым рейдом прошел на запад, с налета взял Хой (на северо-западе от Тавриза, считавшийся границей между землями персов и армян), вышел к озеру Ван, отрезав север Азербайджана от партнеров по коалиции, после чего занял часть этих земель эмирата.
   Кызыл-Арслан погиб в бою с отрядом халифа у озера Ван, и в 1190 году война окончилась. Три империи взяли паузу, занявшись приведением захваченных территорий к покорности.
   Ромейская граница прошла по линии Амида-Хлат-Манцикерт-Ани. Халифат граничил с греками от Амиды до озера Ван, а далее на восток его рубеж пролег по линии Ван-Тавриз-Кум-Зарани, до границ с Синдом. Хорезм расположился по линии озеро Ван-Тавриз-Рей-Зарани (Тавриз и Зарани остались за халифом) до границ с Синдом, на западе от озера Ван до Валашкерта теперь граничил с Византией, а на севере, по линии Валашкерт-Двин-Ардебиль, с остатками Азербайджана, где к власти сумела прийти вдова прошлого эмира Инандж-хатун, от имени сына. Женщиной она была красивой, умной, хитрой и жестокой - la femme fatale своего времени. А ее правление - редким случаем в исламском мире, но сперва поговорим о другой даме.

***

   Царица Грузии Тамара все предыдущие годы разбиралась с супругом. В 1185 году она по настоянию грузинской элиты, не одобрявшей женского правления, но и не желавшей царице супруга из местных, вышла замуж за князя Юрия, сына великого князя Владимирского Андрея Боголюбского. Новобрачный был "юноша доблестный, вида совершенного по телосложению и приятного для созерцания", на момент брака в изгнании по причине внутрироссийских свар, и некоторое время всех устраивал. Он успешно провел ряд пограничных стычек с Азербайджаном, приобрел среди местных феодалов авторитет и определенную поддержку. Но затем Юрий Андреевич занял позицию приверженности средневековым обычаям, женской власти не одобрявшим, и попытался стать полноправным царем, совершив небольшой дворцовый переворот. Жену, однако, оставили живой и во дворце. Тамара с таким подходом не согласилась, сколотила вооруженную оппозицию, и ее партия принялась обвинять Юрия в непотребном поведении, включая алкоголизм, гомосексуализм и даже зоофилию. Князь сторонников феминизма за то репрессировал, "подвергая без причины избиению почетных людей и пыткам путём вырывания у них членов", но царицу поддержала мощная внесистемная сила - грузинская церковь (в связи с тем, что летописцами были почти исключительно монахи, черный пиар Юрия получил широкое распространение и надолго сформировал его имидж в истории, хотя предыдущая жизнь и последующая поддержка в Грузии, позволяют усомниться в правдивости этих источников). Перевес перешел к супруге, большинство знати встало на ее сторону, клирики оформили развод - довольно сомнительный с точки зрения церковного права, и в 1188 году Юрия выслали в Византию.
   Тамара недолго правила одна и в том же году вступила в брак с не отлучавшимся далеко все это время другом детства и аланским (осетинским) царевичем Давидом-Сосланом. Осетин оказался грамотным политиком и полководцем, но остался лишь консортом.
   Едва отыграли свадьбу, князь Юрий, при негласной поддержке Иосифа Стального и в сопровождении ромейских добровольцев, появился в западной Грузии, еще меньше десяти лет назад бывшей частью Византии. Князя поддержала часть грузинских феодалов, он занял Кутаиси и высылал разведку уже к Гори, но Сослан мобилизовал сторонников Тамары, получил в помощь отряд осетин, и в нескольких сражениях разгромил мятежников, взяв Юрия в плен.
   Бывший супруг царицы вновь получил прощение и с небольшой свитой из верных грузинских витязей отъехал за рубеж. В этот раз в остатки Азербайджанского эмирата, где правила Инандж-хатун. Дама как раз испытывала дефицит верных кадров. А кто может быть надежнее иноверца из далекой Руси, изгнанника на родине и врага сопредельной правительницы? В плюс пошли опыт руководящей работы и личное обаяние, так что князь Юрий быстро сделался фаворитом Инандж-хатун и наместником Аррана и Гянджи.
   Хорезмшах, закончив западную компанию, почти год устанавливал новую власть на захваченных землях, а перед отбытием в столичный Ургенч, решил сходить в набег на недобитый Азербайджан.
   Шансов против Хорезма Инандж-хатун не видела, потому не погружаясь в намерения и расчет сил Текеша, немедленно и без боя "изъявила ему покорность", предложила вассальную зависимость и новый бизнес-проект. Еще одну попытку Юрия взять власть в Грузии, с помощью хорезмийцев и их последующим сюзеренитетом. Для шаха в этом была идея. В поход он уже все равно вышел, князь пользовался поддержкой части грузин и по получении трона, оставаясь христианином, вполне мог удержать власть и обеспечить подчинение Хорезму. Кроме того, Текеш еще не проявил себя в джихаде. Война с грузинами стала бы неплохой рекламой в исламской среде, что на фоне начавшихся трений с халифом Багдада не мешало.
   В этот момент, царица Тамара, зная о нападении, но не о разрешении ситуации, ударила соседке в спину. На Ширван, имея целью обеспечить Грузии выход к Каспийскому морю. Дружины консорта Сослана с боями вышли к Шемахе, в городе их встретил усиленный гарнизон и сходу крепость взять не удалось, а через несколько дней грузины с удивлением обнаружили у себя в тылу хорезмшаха. Князь Юрий в то же время вывел аскары местных эмиров из Гянджи в Грузию, на Тифлис. Сослан потерял почти весь отряд, прорвался из окружения и вернулся в столицу, но падение Грузии казалось неизбежным. Наступление Юрия развивалось успешно, его войска, пополненные бойцами Хорезма, подходили к Тифлису. Посчитав, что проект вышел на финальную стадию, Текеш оставил вассалу половину своей дружины и отъехал в Ургенч. В этот момент в игре появилась Византия.

***

   Вообще, с просьбой о помощи царица Тамара обратилась в Константинополь сразу. Сражаться один на один с растущей мусульманской империей, в которой за тюркскими воинами старой родовой династии Ургенча стояли деньги Самарканда и отточенные методы Ирана, выглядело затеей не очень перспективной. Патриарх Иосиф к Тамаре относился холодно. Потому, во-первых, послы Византии потребовали выдачи внуков узурпатора Андроника, обретавшихся при грузинском дворе, а во-вторых люди Иосифа Стального отправились к Юрию. Которому предложили после возвращения на трон кинуть исламиста Текеша и принять сюзеренитет христианской Византии, обещав освобождение от клятвы нехристю и войска в помощь. Юрий оказался честным человеком и продавался только один раз, а может сыграла роль привязанность к роковой женщине Инандж-хатун, но посланцев патриарха он сдал хорезмшаху. Который реализовал их профессиональные риски путем повешения.
   В политике Константинополя был и третий момент. На западе Грузии вспыхнул мятеж. Не в пользу князя Юрия, а под лозунгом воссоединения с империей. С повстанцев часто мелькали греческие добровольцы, а ромейские дипломаты требовали уважать выбор народа. Население бывших ромейских провинций, за истекший век побывавшее под властью турок, ромеев, Азербайджана и грузин, к идее возвращения под руку василевса, изначально относилось вяло. Отсталое управление Грузии и патриархальная дань, выглядели, даже с учетом льгот приграничных ромейских провинций, менее обременительно, чем жесткая административная и налоговая система империи. Юрия, во время его попыток переворотов, тут поддерживали как альтернативного "старой метрополии" кандидата на трон, не более. Но во время подавления последнего восстания, грузины по-рыцарски и мягко - по классовой, так сказать, близости, обошлись лишь со знатными мятежниками. А вообще регион они прошли "огнем и мечом", оставив впечатления яркие, но весьма негативные. Оттого здесь идеи византийского мира теперь встречали больше понимания.
   Царица Тамара претензии послов отклонила. Ромеи прагматично заметили, что никуда не торопятся. Внуки Андроника могут победу Хорезма не пережить и без согласия покровительницы, да и при выходе к оппозиционному району мусульман, Византия может ввести туда свои войска для защиты единоверцев без того же согласия. Которое, может статься, и дать уже будет некому. Тамара держалась на переговорах стойко, но когда отряды Хорезма вышли к ее столице, а на помощь явилась лишь дружина осетин, пришла к выводу, что своя рубашка к телу ближе. Внуков Андроника передали грекам, и после пересечения границы о них больше никогда не слышали. Тут же выяснилось, что византийские земли, отбитые у Джахан Пехлевана, никто аннексировать не собирался. Просто не успели провести демаркацию границ. Граница прошла от крепости Гонио на берегу Черного моря до Ани, небольшая часть территорий все же осталась за грузинами.
   В Тифлисе очень быстро появился ромейский корпус воинов-интернационалистов. Соединив его со своими оставшимися войсками, Сослан разгромил Юрия и хорезмийцев на подступах к столице, после чего изгнал противника из пределов Грузии.
   Расстроившись от провала проекта, шах отнял у Инандж-хатун все земли, кроме Ширвана и Шемахи, куда она и отправилась вместе с Юрием.
   Война, периодически затихая, продолжалась до конца века, с переменным успехом и кончилась с преимуществом Грузии. Сослан взял Дербент, район между Двином и Ани и отодвинул свои границы на юг. В итоге граница установилась по линии Валашкерт-Двин-озеро Севан, далее севернее Гянджи и Ширвана до берега Каспия. Текеш, отвлеченный проблемами на других рубежах, до своей смерти в 1200 году в дальний северный угол своей империи не вернулся.

***

   Патриарх Иосиф финала затянувшейся войны не увидел, но установленные им границы с исламским миром не менялись долго. Византия получила на флангах восточного рубежа христианских союзников - Грузию и королевство Сирия (как стали называть княжество Антиохия после получения Боэмундом III монаршего статуса), а в центре две, пусть мощных, но быстро ставших враждующими мусульманские державы. Иосиф Стальной заложил в тех краях мощные укрепрайоны, опирающиеся против Хорезма на крепости Валашкерт, Манцикерт и Хлат, а против Халифата на Хлат, Муш и Амиду, и за исключением обычных в те времена мелких приграничных набегов, восток империи соседи не тревожили.
   Уже в 1194 году, Текеш, считая себя наследником Великих сельджуков, потребовал от Ан-Насира титул султана и передачу светской власти, халиф ответил приказом предстать перед владыкой правоверных, "обращаясь к нему как к слуге", за чем последовал разрыв отношений. Роль Византии в начале этой распри не ясна, некоторые летописцы считают ее решающей. В любом случае, в 1196 году началась война. Войска Хорезма разбили багдадское войско в Иране и взяли Исфаган и Шираз, Ан-Насир, сдерживая дальнейшее наступление противника, заключил союз с султанатом Гуридов, правивших в Индии и Афганистане, но все эти линии фронта пролегали далеко восточнее ромейских земель.
  

Глава VIII. Испанский вариант.

   Я замок покинул, пошел воевать,
   Испанию чтоб у ислама отнять!
   Прощайте родные, прощайте семья,
   Севилья, Севилья, Севилья, моя.
  
   В Европе к концу 1180-х годов росла популярность нового крестового похода. Церкви он требовался для расширения и укрепления влияния, за истекающий век немало выросшего. Феодальные массы, как раз формирующие одно интернациональное сословие, видели в этом атрибут "крутого рыцаря", привитую рассказами ветеранов и тогдашней развлекательно-информационной средой (в основном в виде песен) романтику дальних странствий, льготы, перспективу добычи и, что немаловажно - мощный идеологический, религиозный мотив. Тему поддерживали и ведущие монархи, препятствие заключалось в эксклюзивности двух прошлых акций. Крестовый поход в тогдашнем понимании - освобождение и защита Святой Земли. Но Иерусалиму не только ничто не угрожало, государства крестоносцев Леванта, наоборот, на зависть расширились и славились богатством, а риски паломничества в Левант снизились до уровня обычной турпоездки. Наступление на ислам там вели только госпитальеры в Красном море. На остальных границах латиняне перешли к обороне, осваивали завоеванное, интерес к экспансии утратили и крестовый поход принимать не желали. Собственно, и целей для него подходящих не имелось. Отдельных энтузиастов принимали в основном иоанниты. К ним поток "временных братьев", желающих провести пару лет в таинственных и загадочных землях, сражаясь в архипелаге Дахлак или рейдах в Эфиопию, не иссякал. Орден Тампля, на востоке предлагающий лишь пограничную службу в пустыне и Амиде, потерял в популярности значительно больше, а к светским правителям чаще обращались искатели не приключений, но фьефов, по какой-то причине не сумевшие или не пожелавшие устроиться на родине.
   К концу XII века, на католических рубежах из нехристей остались только язычники на севере и Альмохады на Пиренейском полуострове. Недолго подумав, клир выбрал Испанию. Прибалтика смотрелась вовсе уж непривлекательно, а тут и сарацины те же, и места богатые. Поначалу поддержки проект не нашел. Со Святой Землей и религиозной обязанностью он в понимании рыцарей вовсе никак не связывался, а внутри самой церкви возникла дискуссия по поводу девальвации крестоносного движения. Которое, все же, позиционировалось в первую очередь как духовный подвиг, вознаграждаемый духовными же благами, включая отпущение грехов. А тут - за что? Да и вручать настолько мощный инструмент папе в единоличное управление без ограничений по месту, опасались и светские, и церковные сеньоры. Найти компромисс удалось в конце 1187 года кардиналу Джачинто Баккарди (боковая ветвь знатного римского рода Орсини), ученику Абеляра и толковому политику. Он привнес в проект эксклюзив и идею. Испанию объявили "последним в Европе местом, где владычествуют сарацины", которые, разумеется, есть слуги дьявола и с Пиренеев весь христианский мир захватить хотели - с ними еще Карл Великий, Карл Мартелл и Ролланд бились, о том всяк от менестрелей слышал. И сейчас хотят, угроза глобальна и не искоренена. Но, коль анклав мавров последний, значит и крестовый поход в те края может стать последним... успевайте приобрести билеты по акции. Такой поворот успокоил оппозицию и зацепил целевую аудиторию. Стать последним крестоносцем стремился всякий, ведь шансов вписать в герб крест больше не будет. Минус идеи был в ее плюсах - запустить аналогичный проект в другом месте становилось совсем маловероятно. Но в окружении папы сочли, что потомки, если что, как-нибудь выкрутятся, а если стратегическая цель - "возвращение" правителей в вассалы понтифика будет достигнута, так и вовсе повтор не нужен, приказа сюзерена хватит.

***

   Обновленную рекламную компанию запустил новый, получивший тиару после смерти предшественника в 1187 году папа Климент III. Карьерный клирик и верный сподвижник упоминавшегося папы Александра III, сумевший вернуть под власть понтификата Рим. И основной тезис его буллы по этому поводу звучал как "мы и все христиане должны воспрепятствовать тому, чтобы та земля полностью пропала, и сила сарацин была бы обращена против других земель. Мы слышим отовсюду о ссорах и пререканиях между королями и князьями. Таким образом, настоятельно требуется, чтобы каждый осознал это и в соответствии с этим поступал и противился варварству и злобе наших врагов".
   Агитация шла успешно, под проект понтифик быстро примирился с императором Фридрихом I Барбароссой, добился мира между перманентно воюющими королями Филиппом Августом Французским и Генрихом II Английским и принятия ими креста. Прислать контингенты паломников обещали короли Вильгельм II Сицилийский и Бела III Венгерский, ведущие сеньоры Скандинавии и - впервые с востока на запад, "возвращая инвестиции Европы", князь Антиохии Боэмунд III, а также престарелый король Моисей-Георгий Нубийский (к тому времени, Нубия и Алва объединились).
   Еще одним новшеством стало участие Византии. Молодой император Алексей II связи с Римом поддерживал со времен борьбы за трон, во время которой "ища покровительства Святого престола для войны с Андроником, обещал принять участие в крестовом походе". Фактически, понятно, обещал патриарх Иосиф, который имея опыт церковной дипломатии и представляя теоретические воззрения Римской церкви, никаких рисков в том не видел, считая, что без угрозы Иерусалиму такая затея невозможна. Узнав, что творческая мысль католиков нашла выход, в Константинополе спорить не стали, но ограничились посылкой небольшого отряда под командованием Андроника Палеолога.

***

   У крестоносцев возникла проблема в самой Испании. В христианской части здесь имелось пять королевств, правили которыми соответственно Санчо I Португальский, Санчо VI Наваррский, Альфонс II Арагонский, Альфонс VIII Кастильский и Альфонс IX Леонский. Загвоздка заключалась в том, что эти пятеро дрались не столько с маврами Альмохадов, сколько между собой, а непосредственно в то время - все против Кастилии. Угрозами интердиктов и обещаниями крестоносной помощи, папа Климент III сумел добиться в Испании перемирия. Это стало огромной дипломатической победой Латеранского дворца, хотя местные короли, смирившись с приостановкой свар с соседями, ринулись искать двусторонних союзов с монархами Европы на предмет дележа земель еще неубитых мавров.

***

   Крестовый поход не стал единым, изначально распавшись на несколько почти не связанных операций. Это сыграло и положительную роль, заставив Юсуфа Альмохада, третьего халифа династии, раздергивать силы по разным фронтам, но и позволяло маврам бить пилигримов по частям.
   Первым выступил король Вильгельм II Сицилийский, отправив в 1188 году флот в набег на Балеарские острова. Весной следующего года на Сицилии собрались дружины с востока. Антиохийцами командовал старший сын князя Раймунд, ныне граф Триполи, а небольшим отрядом из Нубии тамошний наследный принц Василий, позже подтянулись византийцы Андроника Палеолога. Нубийцы участвовали просто в целях общего развития и с желанием посетить мир. У князя мотивы были более приземленные - в обмен на поддержку папской затеи, он выходил на новый уровень суверенности. Уже в 1190 году, легат Климента III короновал Боэмунда III в Антиохии, с присвоением титула "король Сирии". В домен нового монарха входили Антиохия, Алеппо и Кипр, подчинялась вассальная Эдесса, а графство Триполи считалось вассалом Египта.
   Лидеры коалиции посетили Рим, получив аудиенцию папы, а затем союзники, под общим командованием известного нам Танкреда де Лечче, погрузились на корабли и после недолгого перехода высадились на Балеарских островах. Традиционным промыслом островитян было пиратство, издавна досаждавшее каталонцам, сицилийцам и имперским портам от Марселя (Южная Франция, напомню, по большей части являлась территорией Священной Римской империи) до Пизы. Потому в морской блокаде архипелага принимали участие корабли всего христианского побережья. Островные города, в силу профориентации жителей, оказались серьезно укрепленным, но ценным призом, набитым ликвидными активами, стекавшимися сюда долгие годы. Здесь поход восточных контингентов и закончился. Укрепления личных связей с западными европейцами особо не вышло, поскольку следующие два года коалиция провела в жестокой и упорной войне на гористых островах и тяжелых осадах.
   В конце 1189 года, король Сицилии Вильгельм II Добрый, не оставив наследника скончался, и большая часть сицилийцев отбыла решать вопрос с преемником. На трон претендовал старший сын императора Фридриха I Барбароссы Генрих, женатый на дочери Рожера II Сицилийского Констанции, единственной законнорожденной наследницы. Танкред де Лечче, незаконнорожденный внук того же Рожера II, стал альтернативным кандидатом. Идея присоединения Сицилии к империи являлась кошмаром римских пап - Рим оказывался отрезан от внешнего мира, и Климент III сразу поддержал местного уроженца. В южно-итальянской элите сторонники Генриха оказались в меньшинстве, оттого после короткой схватки в столице де Лечче короновался под именем Танкреда I.
   Тут же вспыхнул первый за время владычества норманнов мятеж мусульман и восстание против нового короля баронов, к которым добавилось вторжение германского экспедиционного корпуса, так что к испанским делам Танкред I уже не вернулся, подчинить Балеары Сицилии не смог, отозвал остатки своих подданных, а руководство операциями в архипелаге и результаты завоевания передал королю Арагона Альфонсу II Целомудренному.
   С помощью арагонцев, крестоносцы к 1191 году завоевали Мальорку, Менорку, Ивису и Форментеру, четыре самых крупных острова Балеар, после полугодовой осады и упорных приступов, взяли ведущий город архипелага Пальму, после чего с богатыми трофеями и "осененные славой воинов Креста" отправились было по домам. Но во время остановки на Сицилии ввязались в еще один конфликт.

***

   Ставший после смерти отца, о чем мы поговорим ниже, императором Священной Римской империи Генрих VI, в январе 1191 года выступил в Италию, при поддержке северных городов достиг Рима, где был коронован новым папой Целестином III, а затем атаковал Сицилийское королевство, требуя восстановления законной, то есть своей, власти.
   Танкред I запросил помощи в союзной Византии и обратился к следующим транзитом на родину крестоносцам. В Константинополе патриарх Иосиф не преминул напомнить королю о его поведении во время ромейской смуты, но независимая Сицилия выглядела лучшим соседом, чем империя Запада, да и папа поддержал просьбу Танкреда I, потому договорились быстро. Отторгнутые нынешним просителем шесть лет назад острова Закинф и Кефалония вернулись Византии, а в Южной Италии высадился греческий отряд, перешедший под командование возвращающегося с Балеар Андроника Палеолога. Наследник короля Сирии Раймунд, потомок тех же южно-итальянских Отвиллей, в помощи давнему знакомцу тоже не отказал, а нубийцы просто присоединились к тренду.
   Объединив дружины верных вассалов с союзниками, король перешел в контрнаступление у Неаполя и к августу 1191 года выбил немцев из королевства. Сицилийский флот знаменитого адмирала Маргарита из Бриндизи разгромил союзных Генриху VI пизанцев на море, после чего император вернулся в Германию. При отступлении, в плен к сицилийцам попала императрица Констанция, брак с которой и породил претензии Гогенштауфенов. Рыцарственный племянник Танкреда I отправил было родственницу живой и невредимой в Мессину, но конвой пленницы в какой-то момент составили из ромеев, а люди патриарха благородных порывов не испытывали. До Сицилии Констанция не добралась, скончавшись "от внезапной, непродолжительной болезни" на борту судна шедшего в Мессину. В отравлении никто не сомневался, спорили только, был на то прямой приказ короля, или греки самовольно вопрос закрыли. В любом случае, детей в императорском браке еще не было и Генрих VI права на корону Сицилии утратил. Вернуться к теме император в ближайшие годы не смог, будучи занят борьбой с вновь воспрявшими Вельфами.
   После победы, демобилизованные окончательно крестоносцы Востока отправились по домам, а мы вернемся к крестовому походу, взглянув на запад Испании.

***

   Летом 1189 года, сводная эскадра крестоносцев из Германии, Дании, Фрисландии и Фландрии, общим числом больше полсотни кораблей, бросила якорь в Лиссабоне. Единого лидера отряд не имел, потому Санчо I Португальский принял пилигримов под командование и объединив со своей дружиной выступил на юг. Крестоносцы прошли побережьем и осадили на берегу Гибралтарского пролива Лагос. Осенью к осаждающим из Севильи подошли отмобилизованные части халифа, а в Лиссабоне высадилась вторая группа крестоносцев с севера. Понеся большие потери, крепость португальцы все же взяли. Первый успех оказался отмечен жестокой резней населения, весной 1190 года мавры отрезали Лагос от Португалии и в свою очередь осадили. Крепость продержалась до мая, а затем в Лиссабоне высадился император Священной Римской империи.
   Фридриха I Барбароссу сопровождал его второй сын, герцог Фридрих Швабский, а войско описывалось хронистами как огромное. Неудивительно - в поход вышли все основные вассалы, кроме герцога Леопольда V Австрийского и итальянцев, двинувшихся через Средиземное море. Претензии на верховную власть в христианском мире, которых император не оставлял, требовали закрепить взлет могущества империи репутационно, и крестовый поход выходил как нельзя кстати.
   Передовые части имперцев, сметая по пути сарацинские отряды, двинулись к Лагосу. Барбаросса, отдохнув в столице Португалии, вместе с королем Санчо I неспешно выехал следом, но почти на окраине Лиссабона, не то решив искупаться, не то форсируя водную преграду, утонул в реке Тежу.
   Германская армия немедленно развалилась. Немалая часть баронов вернулась домой, командование остальными принял Фридрих Швабский. Авторитетом молодой герцог не пользовался - собственно, за ним он в поход и отправился, потому следовал указаниям короля Португалии. Объединенные силы сняли осаду с Лагоса, взяли на побережье Силвиш, затем вернулись вглубь полуострова, осадив мощную крепость Бадахос. В этот момент к ним присоединился король Англии Ричард I.

***

   Как отмечалось, под влиянием папы и общественности, короли Филипп Август Французский и Генрих II Английский записались в участники III крестового похода. Обоим, однако, эта затея совсем не сдалась, отчего никто никуда не пошел. Взамен монархи начали очередную войну между собой, закончившуюся по причине смерти Генриха II летом 1189 года и подстегнутого Римом несогласия основных вассалов Франции с попыткой их короля откосить от крестоносного движения. Королем Англии стал Ричард I Львиное сердце, всецело разделявший тягу рыцарства к делу Креста, и после нескольких раундов переговоров и задержки в связи со смертью королевы Франции, летом 1190 года оба короля все же вышли в крестовый поход.
   Ричард I собрал приличную армию числом не менее 15 000 мечей и луков (из них до полутора тысяч рыцарей), с которой через родные Аквитанию и Гасконь прибыл в Наварру. Там его женили на дочери местного правителя, и крестоносцы двинулись дальше. Король Наварры Санчо VI Мудрый, отгуляв свадьбу дочери придал зятю небольшой отряд местных добровольцев, благословил и вернулся к домашним заботам. Новобрачную королева-мать - памятная нам по прошлому крестовому походу и авторитетнейшая дама Европы Элеонора Аквитанская, увезла в Лондон, где фактически взяла правление доменом сына в свои руки.
   Ричард I двинулся в королевство Кастилия. Правил здесь Альфонс VIII Благородный, а супруга его звалась Элеонора Английская и приходилась королю Англии младшей сестрой. Родственники объединили дружины в Толедо и обсуждали направление удара, когда выяснилось, что король Леона Альфонс IX Мокробородый начал свой, автономный от крестоносцев, поход.
   Европейских интернационалистов Леону по неудачности географического положения не досталось, но за событиями там следили внимательно. Узнав, что король Англии с кастильцами приближается к рубежам мавров, король Леона опасаясь остаться без призов, спешно выступил и осадил Касерес, одну из ключевых приграничных крепостей Альмохадов. Быстро взять хорошо укрепленный город не получилось, осада затянулась, но в Кастилии успели взволноваться дележом шкуры неубитого халифа и склонить Ричарда Львиное сердце к атаке в западном направлении, вдоль реки Гвадиана, на Бадахос. В стратегическом смысле операция позволяла отрезать от столицы Халифата Эстремадуру и выйти на соединение с португальцами, объединив силы. Но для Альфонса VIII Кастильского важнее было перекрыть доступ Леону к землям мавров, дабы не делиться добычей.
   Ричард I учел оба фактора, вывел свои войска с приданными местными рыцарями на запад, взял Мериду, часть гарнизона которой отбыла помогать Касересу, и вышел к осаждаемому португальцами Бадахосу. Король Кастилии задержался в Толедо поджидая не успевших прибыть по мобилизации вассалов и в Мериде появился уже после ее падения. Поскольку англо-португальских сил под Бадахосом хватало, а пропитания для бойцов и лошадей там оказался дефицит, союзники решили пока отправить Альфонса VIII Кастильского в набег на юго-восток, в направлении столицы Альмохадов Кордовы.

***

   Король Франции вышел в поход одновременно с Ричардом I, но войск вел значительно меньше, до 700 рыцарей и четыре-пять тысяч бойцов всего. Напомним, Франция в те времена суть понятие расплывчатое и более географическое. Реально Филиппу Августу подчинялась ее меньшая часть. Весь запад страны - Нормандия, Бретань, Анжу, Аквитания, Гиень, принадлежали Плантагенетам, в лице главы этого дома Ричарда Львиное сердце. Он, конечно, приносил за континентальные владения омаж королю Франции, но условность этой церемонии не являлась секретом. На юге графство Тулуза издавна лавировало между монархами сохраняя автономию. Предыдущий король Англии вынудил графа Тулузского признать вассальную зависимость, отчего граф немедленно стал искать дружбы с Парижем, но французской территория не стала, так что выхода к Средиземному морю и границ с испанскими странами Филипп Август не имел. Да и к морю Северному доступ открывался лишь через очень условно подчиняющиеся Фландрию и Булонь, да небольшое графство Понтье, между Фландрией и Нормандией. С востока к Священной Римской империи относились Дофине, часть Бургундии, Лотарингия, Намюр и Эно, а за Прованс шел спор между императором и королем Арагона, так что король Франции фактически правил не такой уж большой территорией.
   В крестовый поход Филипп Август отправился в Арагон. Тамошний король Альфонс II Целомудренный имел владения и в Южной Франции, где его интересы сталкивались с империей, Плантагенетами и Тулузой, а с Парижем почти не пересекались, отчего Филипп Август, коль уж не удалось отвертеться от проекта, решил помогать потенциальному союзнику. Пройдя через Тулузу, французы соединились с частями Арагона и не спеша выступили на мавров. Альфонса II Арагонского в те годы больше занимала борьба за юг Франции, но раз уж обстоятельства вынудили обратиться в другую сторону, пришлось играть на тех картах, какие сданы. Союзная армия заняла Валенсию, платившую дань то халифу, то Арагону, и сопротивления не оказавшую. Здесь к ним присоединились крестоносцы герцога Леопольда V Австрийского и Северной Италии, отправившиеся из Пизы и Генуи, и вместе они направились к югу, на город Мурсию.

***

   К этому времени халиф Юсуф Альмохад осознал масштаб проблемы и попробовал разбить ее на части, а затем по частям. Он сконцентрировал вассалов и наемников, подтянул подкрепления из Африки и объединенной дружиной сперва нанес удар по арагонскому флангу. Мавры атаковали франко-австро-арагонскую армию на марше и несмотря на ожесточенное сопротивление разгромили и обратили в бегство. Крестоносцы стянулись в Валенсию и приготовились к обороне.
   Халиф Юсуф, оставив здесь небольшой блокирующий отряд, повернул на запад. Пройдя половину полуострова, он внезапно атаковал Калатраву, пограничную крепость Кастилии, полвека как отбитую у мусульман и принадлежащую местному военно-монашескому ордену Калатравы. Большинство гарнизона ушло с королем, потому крепость пала через несколько дней. Разъяренный Альфонс VIII Кастильский, не дожидаясь союзников ринулся отбивать город. Юсуф Альмохад повторил прием с боем на марше и разгромил кастильцев наголову, испанцы разрозненно отступили в Толедо.
   В это время англо-португальский корпус взял Бадахос. Санчо I Португальский остался в городе, а интербригады Ричарда I Английского, немцев и северян, выступили на помощь Кастилии. Около Мериды к армии присоединился Альфонс IX Леонский, оставив Касерес в блокаде. На подходе к Калатраве, в армию крестоносцев вернулся Альфонс VIII Кастильский, с собранными после отступления отрядами, а еще пришло сообщение, что халифа здесь уже нет.
   Юсуф Альмохад, оставив в отбитой крепости гарнизон, совершил очередной бросок на запад. С Ричардом I мавры разминулись, зато не встречая сопротивления вышли к Бадахосу и выбили португальцев из крепости. Санчо I Португальский с остатками дружины отступил на юг, а халиф, дав армии короткий отдых, выступил против Леона.
   В христианском лагере вспыхнула яростная дискуссия о дальнейших действиях. Король Кастилии требовал возвращать Калатраву, король Леона - спасать осаждающих Касерес, а гонцы от короля Португалии призывали союзников к Бадахосу. Пока франки спорили, Юсуф Альмохад взял Мериду и двинулся к Касересу. В итоге, за весеннюю кампанию 1191 года, христиане потеряли все завоевания крестового похода кроме португальских, да еще и Калатраву, отчего, как отмечал хронист "воинов креста охватило уныние".

***

   Спас положение король Англии, продавивший идею не разбредаться и не размениваться на крепости, а скопом идти искать халифа и решающей битвы. Коалиция вернулась к Мериде и осадила город, оказавшись в тылу у халифа, а оправившийся от поражения Санчо I Португальский снова осадил Бадахос. Мавры сняли осаду с Кесареса, и попробовали обойти противника, направились к Бадахосу и по дороге разгромили идущие туда подкрепления из высадившейся в Лиссабоне очередной партии пилигримов. Но тут совпали два фактора. Ричард I, бросив Мериду и выгнав объединенную армию в поход, наконец-то нашел халифа. А у Юсуфа Альмохада случился кассовый разрыв в деньгах и людях, и на руках оказалась измотанная непрерывными боями и маршами дружина, часть которой, к тому же, пришлось раскидать по гарнизонам отбитых крепостей.
   Произошло грандиозное переломное сражение, кончившееся победой христиан и принесшее всеевропейскую славу Ричарду Львиное сердце, королям Кастилии и Леона и герцогу Фридриху Швабскому. Последнему - посмертную, герцог получил смертельную рану лично ведя в атаку левое крыло крестоносцев и скончался через день после победы. Франки понесли огромные потери, но мавров разгромили полностью, Юсуф Альмохад погиб в бою.

***

   Сразу после битвы, коалиция распалась. Альфонс IX Леонский, уведя сильно потрепанную дружину, занял Мериду и Кесарес - после разгрома и смерти халифа, воля гарнизонов к сопротивлению резко упала. Бадахос сдался португальцам. Ричард Львиное сердце умудрился рассориться с немецкими и скандинавскими крестоносцами, попытавшись после смерти их лидера Фридриха Швабского взять их под командование, отчего те частью отправились по домам, частью вернулись к Санчо I Португальскому. Воспрявший духом король Португалии, из Бадахоса повел наступление на Севилью. Оставшись вдвоем, Ричард I Английский и Альфонс VIII Кастильский, тоже решили повысить ставки и начали наступление на столицу халифата - Кордову.

***

   Филипп Август, Альфонс II Арагонский и Леопольд V Австрийский, получив воодушевляющие новости, тоже вернулись к экспансии, вновь заняли Валенсию, взяли портовый Аликанте и осадили Мурсию. Здесь Филиппу Августу надоело окончательно. Осаждать ненужную крепость было неинтересно, тянуло домой и отобрать что-нибудь у Плантагенетов. Король заявил, что ему нездоровится, климат некомфортный, пообещал не нападать на земли Ричарда I пока тот не вернется и еще 40 дней после, а затем отъехал в Париж, прибыв туда в декабре 1191 года. Небольшой контингент французов и австрийцы остались в Арагоне, который с их помощью овладел Мурсией, а затем захватил древний порт Картахена.
   На этом здесь крестовый поход закончился. Оставшиеся пилигримы с богатой добычей и славой разъехались по домам, некоторые, традиционно для таких туров, остались получив лены на отвоеванных землях. Альфонс II Арагонский зачистил бесхозную теперь прилегающую местность, на юге граница его королевства к 1193 году пролегала по линии Куэнка-Аларкон-Мурсия-Картахена, а отдельным владением стали Балеарские острова.

***

   На западе Ричард I с кастильцами осадили Кордову, а Санчо I Португальский - Севилью, павшую весной 1192 года, после чего португальцы набрали сил для последнего рывка и захватили ключевой порт испано-африканских сообщений, Кадис. На чем и остановились, установив границы с маврами по реке Гвадалквивир от Кадиса до Севильи, а с Кастилией - от Севильи до Бадахоса. Англичане и кастильцы после осады и приступов, "принесших много славы", летом 1192 года взяли Кордову, где, как отмечал хронист, случился "большой грабеж и обирательство, франки брали себе добро, и золото, и красивых девушек и дам". В это время к Ричарду I прибыл гонец с родины, сообщивший о мятеже брата Иоанна Безземельного, и Плантагенет засобирался домой. К осени 1192 года он прибыл в Лондон.
   Альфонс VIII Кастильский тоже решил заканчивать, его рубеж с маврами пролег по реке Гвадалквивир от португальской Севильи до границ Арагона, а с получившим меньше всех территориальных приобретений Леоном восточнее линии Мерида-Кесарес.

***

   Отметим, что вклад в победу христиан - и как бы не основной, внесла начавшаяся в Халифате традиционная война за трон. Спорили сын и брат покойного Юсуфа Альмохада, победил в междоусобице его сын Мухаммад, но к тому времени от владений в Испании маврам осталось немногое. Столицей халифа Мухаммада Альмохада стала Гранада, но возобновить войну в Испании он не смог до конца века, занятый подавлением мятежей в африканских владениях.
   В Испании вскоре после победы над маврами, местные короли снова затеяли войны между собой.
   Ричард I и Филипп Август вернулись к традиционным войнам между собой, перемежающимся перемириями. Но теперь из принцев Англии поддержать французов мог только Иоанн Безземельный, владел он разрозненными ленами, отчего сил и авторитета имел немного. В 1199 году Ричард Львиное сердце поймал случайную стрелу в мелкой стычке с непокорным вассалом, трон унаследовал его племянник, сын королевского младшего брата Жоффруа и герцогини Бретонской, двенадцатилетний Артур I. Наследника еще по возвращении из крестового похода король забрал у матери, воспитывался он при дворе, в основном бабушкой Элеонорой Аквитанской и Вильгельмом Маршалом, будущим графом Пембрук, известнейшим рыцарем того времени. Эти двое и стали регентами малолетнего короля.
  

Интерлюдия.

"Те, кто молится".

   Поговорив в предыдущих частях о сословиях воюющих и работающих, не оставим и сословие клириков. Ограничившись XII-XIII веками и Европой, то есть латинской и греческой церквями, а теорию и вопросы богословия пока опустим.
   Организационно церкви подошли к XIII веку с относительно устоявшейся структурой. Все церковные должности, что важно и для тех времен несвойственно, были ненаследственными, а высшие - формально всегда, а часто и практически, выборными. И в этом смысле церковь - исконный оплот демократии (пусть представительской), куда мощнее любых тогдашних республик. Исключения, разумеется, встречались, но расценивались как нарушение норм, хотя порой длились поколениями.
   Католиками руководил избираемый пожизненно папа римский, выбирало его "политбюро" в виде коллегии кардиналов. В предыдущие века пап назначал или утверждал император одной из Римских империй, но к XIII веку понтифики отвоевали себе суверенитет. Изначально папа считался лишь одним из самых авторитетных епископов, теперь его решения стали непогрешимыми и обязательными, а полномочия ничем не ограниченными. Фактически уровень исполнимости папских указаний даже внутри Церкви зависел от наличия у Святого престола сил для наказания непокорных, но и с тем власть пап была весьма велика.
   Отметим, что католическая Церковь, еще вовсе не была едина. Свои особенности (в обрядах, структуре, правовых нормах и порой даже теории) имели практически все крупные территориальные филиалы. Церкви Германии, Ирландии, Англии, Венгрии, Латинских королевств и Сицилии, отличались между собой и "генеральной линией", поддерживая последнюю в целом. Почти полностью совпадали с базовым вариантом клирики центральной и северной Италии, Франции, Скандинавии, Польши и Испанских королевств.
   В Византии главой Церкви называли себя и императоры, и патриархи, без согласия императора получить патриаршее кресло, избранный кандидат не мог, но и отрешить от должности уже назначенного императору становилось непросто. Сходным образом обстояло и с непосредственным управлением - василевсы вмешивались во внутрицерковные дела, но не всегда легко добивались успеха. А вот сплоченность греческой церкви оказалась заметно сильнее. Норму одинаково воспринимали в Византии, Руси, Болгарии, Балканских доменах и оставшихся приходах Леванта. Расхождения имелись с Грузией, но там и церковь считалась автономной. Споры о кандидатурах епископов со светскими правителями на местах тоже случались, но на право инвеституры (назначения епископа), в отличие от Западной Европы, здесь пока никто не претендовал, речь шла о конкретных лицах.

***

   Управляемый лидерами обеих версий клир, делился на "белое" и "черное" духовенство, к коим примыкал актив из сочувствующих и вольнонаемных мирян.
   Белое - это собственно, священники, несущие церковную службу, этакие "освобожденные партработники". Делились на малые чины (разного рода церковный планктон), диаконов (помощники священника), собственно священников (с правом совершать все обряды, кроме рукоположения - производства в священники) и епископов (высшая степень посвящения). Епископ и священник, кроме обрядовой деятельности, еще и выступали в роли менеджеров, провинциального и районного звена, соответственно.
   Епископу по церковной линии в его домене (епархии) подчинялся весь остальной клир, как белый, так и черный, за исключением монахов центрального, папского или орденского подчинения. И, что не менее важно, все церковные владения "в светском смысле", их головным сеньором по тогдашнему феодальному праву являлся епископ. Именно епископ распоряжался и клерикальными финансами подведомственного региона, в том числе отсылкой положенной доли в Рим. Здесь лежал один из основных поводов для "войн за инвеституру" папы и императоров с прочими правителями. В теории церковные владения пользовались иммунитетом от светских властей, отчего церковь представлялась интернациональной корпорацией, полностью суверенной. На практике, полного иммунитета не существовало никогда, автор фразы "жить в обществе и быть свободным от общества нельзя" еще не родился, но верной формула уже была. Все правители требовали от клириков так или иначе делиться, рассматривая их владения как вассальные фьефы. Уровень возможностей монархов и согласия епископов был разным, в Германии, скажем, иерархи церкви стали авторитетными феодалами, лично водящими в бой (минимум - в кампанию) дружину, воюющими с соседями и выбирающими императоров, в большинстве остальных стран только посылали деньги и людей, в некоторых итальянских республиках, со временем, роль епископов вообще снизилась. Но в любом варианте, пост оставался ненаследственным ключом к солидным ресурсам, а право назначать на него своего кандидата - ценнейшим активом. Это право и подразумевалось под инвеститурой, за что и воевали - и было за что.
   Кроме доходов с собственных владений, клирики собирали десятину - налог в 10% от любых доходов светских лиц. Не исключая рыцарского сословия, десятину отстегивали даже с выкупов за пленных и трофеев. А сверх того пожертвования, плата за службы (часть должна была вестись бесплатно, но деньги снимали и здесь, кто попросту, кто по принципу "обряд бесплатно - подготовка за деньги") и масса иных источников. Не то чтобы все епископы были одинаково богаты, в бедном регионе денег в принципе немного, но бедствующие прелаты оставались редкостью, за исключением зоны боевых действий или регионов, захваченных мусульманами.
   Встречались епископы без епархий, причины тут разные, чаще всего это промежуточная должность, кадровый резерв. И наоборот архиепископы - старший чин, руководящий церковью страны, несколькими епископами, крупным или особо выделенным регионом.
   В греческой Церкви, отличие заключалось лишь в том, что светских обязанностей епископ нес значительно меньше, представляя скорее параллельный аппарат управления, подчиненный василевсу.
   Священник - статус более многоликий. Он мог иметь собственный приход - т.е., храм или несколько, обслуживающий определенный район. Естественно, настоятель крупного храма в столице, руководящий коллективом священников, сильно отличался от единственного на приход кюре в нищей глубинке или замковой церкви (причем последних насчитывалось немало), но это пост солидный и самостоятельный. Священник мог быть и рядовым членом в коллективе храма, личным духовником сеньора, трудиться в аппарате епископа, папы или патриарха и занимать массу других постов.
   От епископа и выше требовался целибат, священники православной версии могли заключать брак, а в ряде католических регионов продолжали это делать несмотря на повторяющиеся с VII века запреты. В той же Польше, в очередной раз кардинал запретил священникам иметь жен в 1197 году, например.

***

   Черное духовенство - это монахи, люди полностью от мира отрекшиеся, погруженные в пост и молитву и принесшие особые обеты. Базовые - нестяжания, целомудрия и повиновения, к ним в зависимости от устава монастыря или ордена добавляли иные. Существовали монахи в форме отшельников и братств (монастырей), сперва всяк монастырь жил по-своему, затем появились типовые уставы, а потом ордена - сеть монастырей с едиными правилами.
   В XII веке, у католиков многие монастыри объединились в Клюнийскую конгрегацию (неформальный орден), возник ряд орденов, включая ранее разобранные военно-монашеские, и все эти компании вышли из-под контроля епископов. Что породило жесткий спор между белыми и черными, потому как монастыри как правило были местами зажиточными. По наиболее распространенному уставу цистерианцев, монах, кроме обычных занятий, должен трудиться и учиться, что с учетом немалой численности братьев и низкой оплаты их труда, приносило весомую прибыль. Военные монахи получали массу бенефициев, трофеев и прочие доходы, о которых мы писали, менее заметные ордена тоже не бедствовали, и все эти деньги текли мимо епископата. Добавим сюда конкуренцию - монастыри и ордена обычно располагали собственными священниками, порой имевшими славу "более правильных, чем белые", а некоторые и право служб в местностях под интердиктом (что работу остальных исключало), и накал борьбы станет совсем очевиден.
   Монахи подчиняться территориальным коллегам не желали и упорно добивались подчинения Риму, по прямой или орденской линии. Обычное дело для крупной корпорации или ведомства для наших времен, тогда оно работало так же.
   Византийские монахи отличались большим многообразием уставов, а монастыри патриаршего подчинения тут были скорее исключением, большинство курировали епископы. Зато существовали императорские монастыри, замыкавшиеся, минуя церковную иерархию, прямо на василевса. Определенные контакты с патриархией у них оставались, но в административно-финансовом и в большей части правовом плане, из системы клира они вышли, а поскольку императоры вмешивались в дела монахов редко, фактически стали автономны. Самыми известными императорскими стали монахи Афона, где возник некий аналог ордена.
   Отшельников существовало много видов, кто в земляке жил, кто на скале сидел (столпники), одни общались с проходившим мимо народом, другие избегали, но все они, в сущности, находились вне системы, хотя популярность порой имели огромную.
   Остальные делились на послушников (кандидатов), братьев (занимавших самые разные должности, кроме высших, и внутри себя порой делившихся на ранги), аббатов и магистров орденов (главы орденов именовались по-разному, но упростим терминологию - должность одинаковая).
   Аббат - это директор монастыря. Должность пожизненная и теоретически выборная из монастырских братьев. Реально, чаще всего в то время свободные выборы проходили только в императорских монастырях Византии (когда император был отвлечен, что случалось часто) и некоторых незначительных общинах католиков. В остальных обычно аббат определялся епископом или магистром. Пост сходен с современной практикой 100% собственника и директора в одном лице, поскольку снять аббата было редкой и сложной затеей. Опять же, монастыри случались всякие, в том числе бедные скиты в глухих чащобах, но основная масса представляла собой этакую финансово-промышленную группу, с солидным агросектором, промплощадками ремесел и доходной деятельностью в сфере обрядовых и финансовых услуг, в частности, как ранее указывалось, выступая в роли банка. Монастырь с точки зрения местного правителя являлся фьефом Церкви и должен был нести рыцарские повинности, делясь деньгами и выставляя бойцов. Как и епископы, аббаты такой правовой позиции часто не разделяли и пытались от церковно-государственного партнерства уклониться, что также выходило редко, а чтобы совсем так и почти никогда. Оттого аббаты порой тоже случались боевые и водили дружину в бой, иногда формируя отряд из братьев-монахов без всяких военно-монашеских орденов. Впрочем, это все же скорее исключения, обычно ограничивались наймом со стороны.
   Магистры орденов и были еще наперечет, поскольку орденов мало, и занимались прямыми обязанностями. Должность крайне почетная и авторитетная, но по новизне явления непростая и отнюдь не синекура.
   В XIII веке у католиков, не без влияния еретиков и для конкуренции с ними, появляются нищенствующие ордена - францисканцы и доминиканцы, чьи братья изначально не работали, а бродили по миру проповедуя и жили милостыней, а имущества наживать вовсе не могли. Продержались такие уставы не долго, даже до смерти основателей не дотянули, но в довесок к монастырям, в орденах "кочующие проповедники" прижились и стали заметной фигурой тогдашней жизни.

***

   В целом, монастыри и епархии "как хозяйствующие субъекты", были важным фактором тогдашней экономики и политики. Это источник налогов и дружинников для монархов, ведущая часть кредитно-банковской системы, "территории опережающего развития" в ремеслах и агросекторе, ряд орденов - распространители знаний и хранитель книг, пусть с определенным уклоном и цензурой. Плюс кадровый резерв пап и патриархов для реформ Церквей, надзора за белым духовенством, миссионерства и других интересных миссий, поскольку по умолчанию монах человек мобильный и дисциплинированный, "солдат Церкви" - в отличие от священника.
   Минусов тоже хватало. Клирики, все же, льготные налогоплательщики, вырванные из обычной феодальной экономики трудовые ресурсы и пожертвованные активы, состоящие в транснациональной корпорации, чьи цели отнюдь не всегда совпадали с национальными или правительственными интересами мест расположения. К тому же, к XII веку церковный аппарат (обеих версий), как белый, так и черный, разложился "нравственно и политически", от декларируемых норм отошел далеко, отчего имидж и авторитет в народе и власти у обеих Церквей упал до минимума. Высшее руководство проблему видело и пыталось корректировать, но получалось не всегда.
   Часто встречающееся представление о неграмотности клира, несколько однобоко. Среди священников (чаще белого духовенства) хватало людей образованных - как отмечалось ранее в тексте, в XII веке многие папы, патриархи и епископы имели классическое по тем временам университетское образование, причем часто кроме теологического еще одно, юридическое, например. Но - высшее образование тогда удел немногих в принципе, а заодно скоростной "карьерный лифт", отчего такие личности быстро взлетали в аппараты церковной власти или на высокие посты, где и вращались в более-менее своей среде. Низовой контингент, действительно составлялся из фигур куда более простых, образованием не блистал, включая знание догматов собственной религии, отчего на местах порой изрекались дичайшие перлы на богословские темы, а диспуты с еретиками проигрывались влет.
   Монахи тут белому духовенству в массе уступали, но некоторые ордена тоже пытались вводить догоняющее развитие - доминиканцы, к примеру, быстро учредили внутри фирмы закрытую партшколу.
  

Глава IX. Монополии Средиземноморья.

   Волна Адриатики яркой,
   Разбилась о борт корабля.
   Растаял в далеком тумане Сан-Марко,
   Родимая наша земля.
  
   В Риме, как упоминалось, появился новый папа. После смерти предшественника в 1191 году, тиару, под именем Целестин III, получил уже знакомый нам автор обоснования III крестового похода, кардинал Джачинто Баккарди.
   К этому времени влияние Церкви заметно выросло, понтифик контролировал Рим, но бойцов у него под рукой оказалось мало и защитить папу от нового императора Священной Римской империи Генриха VI было некому. Целестин III потому старался лавировать. В вопросах представительских, типа коронации или приравнивания к крестоносцам покоряющих язычников феодалов восточной Германии, папа не спорил, "пользовался выгодами покровительства" (например, император сдал папе германского союзника, город Тиволи), но твердо отказывал в делах принципиальных, опираясь на резко выросшую популярность и авторитет Рима в широких феодальных массах. Без серьезной причины и подготовки общественности, сменить или заточить папу в традициях прошлых лет, на волне успешно проведенного крестового похода и парада вассалитетов - когда омаж Святому престолу короли приносили один за другим, выглядело как-то неприлично и даже рискованно, потому приструнить папу император не смог. Нагляднее всего несговорчивость Целестина III проявилась в теме Сицилии.

***

   После поражения в Южной Италии и смерти супруги, император Генрих VI за несколько лет навел порядок в Германии, а в начале 1194 года умер король Сицилии Танкред I, оставив девятилетнего наследника Вильгельма. Регентом стала вдова короля Сибилла. На острове ее приняли, но часть феодалов на континенте затеяла мятеж, в который и встрял император, мотивируя правами на трон Сицилии доставшимися от погибшей супруги и местью за нее же. Папа римский, являющийся сюзереном Сицилийского королевства, прав Генриха VI невзирая на мощное давление не признал, отправил легата для коронации Вильгельма III и агитации в его пользу среди местных сеньоров, а еще отлучил союзного императору аббата влиятельного монастыря Монте-Кассино. Зато Генриха VI активно поддержали Пиза и Генуя, по такому случаю даже прекратившие перманентную драку. Остров, контролирующий центр Средиземного моря, приносил обладателю ключ к транзиту между его восточной и западной частями. И не только денежный поток с перевозок, но и возможность регулировать доступ к рынкам, что для морских республик в условиях роста активности конкурентов из Барселоны, Марселя и прочего западного побережья, смотрелось заманчиво.
   Еще более заманчиво это выглядело из Венеции. Ставший здесь в 1192 году дожем Энрико Дандоло, мощный восьмидесятипятилетний старик, немедля задумался над идеей блокады Восточного Средиземноморья для судов Средиземноморья Западного. Венеция потихоньку выкарабкивалась из кризиса, вызванного былым разрывом с Византией, но работала в условиях жесткой конкуренции. Республике насущно требовался рывок - пусть короткий, но позволяющий быстро закрыть убытки прошлых лет. В III крестовом походе венецианцы участия почти не принимали - западнее Сицилии их никто не ждал. Константинополь при патриархе Иосифе Стальном монополий избегал, практикуя равноудаленность торговых партнеров, в Леванте и Египте ситуация складывалась схоже, а с учетом генуэзского контроля над Кипром даже хуже. Мысль хотя бы на несколько лет перекрыть транзит конкурентов мимо Сицилии на восток, таила перспективы ни с чем не сравнимые. Риск ссоры со Священной Римской империей сочли приемлемым, и Венеция снова выступила защитником Сицилии. В этот раз в союзе с ромеями.

***

   В Византии в 1193 году скончался патриарх Иосиф Халубос. Как писал хронист "Болезнь его преуспела и из обители бренности вступил он в обитель спокойствия. Свет померк, и стало темно, когда угасло его солнце. Из имущества его обнаружились только простая одежда, и ничего более". Среди крестьян, мелкой знати и на восточных границах, о патриархе сохранялась добрая память, но горожане (на которых лег основной налоговый гнет) и аристократия запомнили его совсем с другой стороны. Элита сперва соревновалась за влияние на молодого императора, потом в лести ему же, и вспоминать сурового регента не любила. Оттого посмертной славы Иосифу Стальному досталось немного, да и та больше недобрая. К широкому восхвалению его деяний вернулись спустя почти полвека, затем популярность покойного росла и мифологизировалась, предпринимались попытки канонизации, но в итоге ограничились статусом местночтимого - уж больно фигура была неоднозначная.

***

   О восточной политике Византии сказано ранее, о правлении василевса Алексея II подробнее поговорим в своем месте, а пока отметим, что на западе приграничные войны с болгарами и сербами не прекращались. В 1192 году ромеи предприняли неудачный поход на болгар, а в следующем году успешно отбили набег сербов, но тут возник новый фактор.
   Сербский вождь Стефан Неманя, содержащийся Венгрией и Венецией в качестве прокладки между ними и греками, счел себя вовсе не номиналом, а продвинутым лидером, и затеял бурное общение со Священной Римской империей. У Барбароссы до Балкан руки не дошли, а Генрих VI, унаследовав хорошо структурированную империю и став самым могущественным монархом в Европе, темой заинтересовался. Сицилия и вассалитет Сербии с появлением там военной базы (переговоры о чем протекали в полном взаимопонимании), являлись лишь первым ходом. Влекущим одновременно и реализацию извечного кошмара Венеции - оба берега Адриатики в одних руках, и угрозу Венгрии с Византией, с доступом к враждебной обоим последним Болгарии. А дальше - как знать, может и возврат Константинополя в лоно "правильной" Римской империи. С болгарскими Асенями переговоры тоже уже велись, а сил на глобальную операцию у империи в этот момент хватало. В секрете задумка не удержалась. Собственно, раскрыл ее сам Неманя, угрожая соседям новым покровителем и подтверждая появлением в Сербии имперских баронов в роли советников. Но реакцию вызвал обратную.
   Византия и Венгрия к тому времени успели отринуть прошлые обиды и примириться, скрепив политический союз брачным - василевс Алексей II женился на дочери Белы III Венгерского, Маргарите. Брак выглядел несколько скандально и сомнительно с церковной точки зрения - матери супругов являлись единоутробными сестрами, хоть и с разными отцами. Но реальным правителям союзных стран очень хотелось символ дружбы, и патриарх Константинопольский (один из тех самых правителей) с папой Римским (ищущим поддержки ромеев), одобрили сделку. По сербам, получив новости о германском факторе, партнеры еще при патриархе Иосифе нашли общий язык, согласившись, что шантажистов надо учить, а не поощрять.

***

   Сицилийский расклад стал для Алексея II первым полностью самостоятельным проектом. Получив просьбу о помощи от регентши, дожа Венеции и секретную от папы Целестина III, василевс счел идею своевременной и продолжающей политику патриарха.
   Папа подтвердил дружбу и послал денег на экспедицию, правда немного. Сибилла Сицилийская терзалась раздумьями. С влиянием Венеции она готова была мириться, но обоснованно опасалась, что призванные греческие войска после победы никуда не уйдут. Владычество Византии, а тем более недавние экспедиции отца василевса, здесь прекрасно помнили.
   Ключевой фигурой проекта и управляющим партнером папско-венецианско-сицилийского товарищества, стал Дандоло. Дож гарантировал королеве-матери защиту суверенитета флотом Республики, а у ромеев просил помощи живой силой, взамен обещая прекращение поддержки сербов и блокаду их берегов. Намекнув, что Венеция, если что, и на сторону Генриха VI перейти может. Василевс логично ответил, что с сербами он и венгры как-нибудь сами управятся, венецианские города на Балканах давно хочет приобрести его венгерский тесть, договориться по Сицилии он и с коллегой-императором сможет, а с Генуей и Пизой и подавно. И обозначил желаемую плату: "Корфу верните". Удержать остров в случае падения Сербии представлялось нереальным, конфликта с ромеями дожу совершенно не хотелось, у германского императора все места заняли конкуренты, отчего переговорная позиция василевса выглядела сильной. Венеция согласилась.
   Корфу передали ромеям, с сохранением на острове мощной венецианской фактории, с правами самоуправления и беспошлинной торговлей. Особой разницы для венецианцев это не повлекло. Кроме них этим терминалом все равно практически никто не пользовался, власть на острове, при таком раскладе, на практике подчинялась более дожу, чем Константинополю, где Венецию в любом случае официально считали вассалом. Но для Алексея II такой возврат Корфу - "не двинув ни дромона, ни безанта", стал дипломатической победой, широко рекламируемой в Византии и укрепившей имидж молодого правителя.
   В Сербию летом 1194 года вторглись греческая и венгерская армии, побережье блокировала Венеция. Стефан Неманя отчаянно сопротивлялся, периодически заключая и нарушая перемирия, война продлилась до его смерти в 1199 году, во многом за счет помощи из Болгарии. Затем вспыхнула подогретая ромеями и венграми свара между его сыновьями, и еще через несколько лет Сербию окончательно поделили соседи. Большую часть получил василевс, поскольку Бела III в 1196 году скончался, а новый венгерский король Имре I отвлекся на гражданскую войну с братом. Зару и другие венецианские владения на балканском берегу, василевс взял под покровительство и помогал защищать от венгров, что в морской республике считали союзом, а в Константинополе еще одним возвратом территорий.
   А к Сицилии отправился венецианский флот, с ограниченным греческим контингентом на борту. Ришар Ачерра, брат вдовствующей королевы Сибиллы, получив подкрепление, смог удержать Неаполь и подавить мятеж вассалов - к тому времени под влиянием папы частью уже вернувшихся к лояльности. Объединенная эскадра Венеции и Сицилии, под руководством дожа Дандоло и знаменитого пирата, сицилийского адмирала Маргарита Бриндизского, разгромила сперва флот Пизы у Салерно, а затем и генуэзцев, блокирующих осажденный Неаполь, оставив германцев без поддержки с моря. Генрих VI армию сохранил и мог еще добиться перелома, но в Германии вспыхнула очередная междоусобица и ему пришлось вернуться на север. Укрепив власть дома он в 1196 году задумал прорваться на помощь сражающейся Сербии, сосредоточил войска на границе с Далмацией, одновременно угрожая Венеции, но в 1197 году помер от болезни. Наследника он не оставил и за германскую корону вспыхнула очередная война.
   Сохранившее независимость Сицилийское королевство на следующие десять лет попало под экономический контроль Венеции. Дож практически перекрыл доступ Генуе и Пизе в воды восточнее Сицилии, где республика Св. Марка получила монополию на перевозки в Европу, приобретя огромную прибыль. Сицилия при содействии Дандоло и руководстве адмирала Маргарита развивала флот скорее пиратский, а не торговый, промышляя на западе Средиземного моря и у берегов мусульманской Северной Африки.
  

Глава X. Троны Заморья.

   Незыблемость закона для страны
   Является основой силы трона!
   Но живы те, кто помнит вкус войны,
   И много претендентов на корону.
  
   Вернемся в Левант, оставленный в 1188 году при короле Ги I. Два года королевство жило спокойно, но в 1190 году в Каире вспыхнула эпидемия неведомой болезни, хронистами называемой то чумой, то попросту лихорадкой. Диагноз тут не важен, а важно, что от той болезни королева Сибилла и обе ее дочери скончались. Ги I Лузиньян остался жив, но в сомнительном статусе. Кровной связи с троном он не имел, стал королем благодаря браку, но, как мы отмечали, был коронован "по праву избрания" лично. Эта правовая неопределенность вызвала у окружающих живой интерес, суля новые впечатления от борьбы за корону, тем более итогами "войн регентов" не все остались довольны. Детей у Ги I и Сибиллы не осталось, что перспективы в любом случае делало туманными.
   Наследником трона стала сестра королевы Изабелла, супруга Конрада Монферратского, ныне князя Заиорданского. Детей у них пока тоже не имелось, зато клан Монферратов владел двумя пограничными и постоянно воюющими, княжествами, Мармарикой и Заиорданьем, отчего оба сеньора пользовались репутацией "первых защитников королевства", но были связаны управлением доменами и зависели от поддержки из столицы. Еще одним кандидатом выдвинулся король Сирии Боэмунд III, ранее известный как князь Антиохии. После Изабеллы он являлся ближайшим из находящихся в Леванте представителем правящей династии, будучи прямым правнуком короля Балдуина II Иерусалимского. В отличие от соперников Боэмунд III имел двух взрослых сыновей, что позволяло говорить о перспективах преемственности и разделе королевств между братьями. После недавних успехов на Кипре, король Сирии получил заслуженную славу удачливого сеньора и запас нераспределенных ленов на острове для оплаты союзникам, что дало его избирательной компании отличный старт - сторонники нашлись быстро.
   Доставивший много проблем Лузиньянам Балдуин Бастард, еще один претендент и вассал Боэмунда III, на сцену не лез, выжидая момента.

***

   Пока конкуренты готовились к дискуссии и обвиняли короля в отравлении супруги (совершенно безмотивно, но, повторимся, в то время - это общепринятое подозрение при любой ненасильственной смерти), в начале 1191 года скончался патриарх Иерусалима Ираклий, освободив еще одну из ключевых должностей Заморья. Интриги вокруг патриаршего престола отсрочили схватку за трон и дали возможность партиям Египта договориться. Новым патриархом стал Амори Монах из Корбизи, выходец из дворян Северной Италии, карьерный клирик и епископ Кесарии, по мнению летописца "человек честный и богобоязненный", а главное - компромиссная фигура. Амори Монах не был сторонником Лузиньянов, склоняясь к законности претензий Изабеллы и партии Монферратов, но и революционного пути старался избегать, а Боэмунда III Сирийского, известного конфликтами с патриархом Антиохии вплоть до папского интердикта, видеть на троне Египта совсем не желал.
   По королевскому престолу, партии сошлись на status quo и Ги I, но с официальным признанием его единственной наследницей принцессы Изабеллы и ее потомков, эту позицию утвердили патриархи Иерусалима и Александрии, а позже санкционировал формальный сюзерен Египта папа Римский.

***

   Соглашение, казалось, обеспечило спокойствие, но осенью 1191 года забеременела Изабелла и умер отец князей Монферратов, Вильгельм Старый. На похороны съехались его сыновья, князья Конрад и Рене, их сторонники и противники Лузиньянов - власть главы которых Амори многих задевала, и среди собравшихся "возникло убеждение, что король Ги сговорился о новой свадьбе, чтобы породить своего наследника и обойти Изабеллу". Хронист, правда, честно дополнил, что "а кто невеста короля, этого никто не знал", но рыцарей такой пустяк не смутил и сформировалась очередная вооруженная оппозиция, с банальной программой "Амори, дай порулить". Лозунги выдвигались простые: дополнительный лен наследнице (в лице ее мужа), в том числе для раздачи фьефов сторонникам, пост коннетабля - Конраду Монферратскому, доходы коронного Дамаска в кормление будущему наследнику - но уже сейчас, в лице принцессы-на-сносях.
   В принципе, требования не слишком выходили за рамки обычного, но удовлетворять их Амори Фиванский не собирался. Искали ли для Ги I невесту неизвестно, хотя вполне правдоподобно, но имен история не сохранила, а вот междоусобица стала фактом и перевес оказался на стороне Монферратов - просто по причине их перспективности.
   Некоторое время стороны вели переговоры и обменивались претензиями, затем пытались созвать Высший Совет, а весной следующего года перешли к силовым методам. Князь Мармарийский с примкнувшими сеньорами Египта вышел на Каир. Конрад вернулся в Заиорданье, собрал в столице княжества Кераке дружину и планировал занять Иерусалим для проведения коронации, но в апреле, по пути из сборного лагеря за городом в цитадель "его остановили двое ассасинов в одежде бедняков и ударили кинжалами". От полученных ран князь скончался. Одного из убийц охрана взяла живым и даже допросила, но показания не сохранились и вообще дело с ними темное. По одним источникам, задержанный киллер сообщил, что работал на Амори Лузиньяна, по другим назвал заказчиком Боэмунда III Сирийского, а архив патриарха Иерусалима вообще называет виновными настоящих низаритов, не приводя мотивов. Учитывая, что эти три версии вовсе не взаимоисключающи... впрочем, истину теперь не установишь, в любом случае мятеж остался без лидера.
   В Заиорданье власть перешла к находящейся на последних месяцах беременности принцессе Изабелле, которая знаменем быть могла, а вождем нет. В Кераке появился граф Хамы Балиан Ибеллин, младший и единственный к тому времени оставшийся в живых из братьев, авторитетный сеньор, унаследовавший все семейные фьефы, а заодно сторонник Лузиньянов и дядя супруги князя Фиванского. Разумеется, в сопровождении дружины, но "стремясь покончить с распрей миром". Рыцари княжества, оставшись без руководства и связи с лидерами восстания, практично оставили решение за вдовой. Вдове было не до политики и очаг мятежа оказался погашен.
   Изабелла, родив вскоре дочь, названную Марией, переехала в Каир, под опеку Амори Фиванского. Тут же начало возникать множество планов по выдаче ее замуж, по неучастию правителя королевства, впрочем, не реализовавшихся.
   Князь Рене Монферрат Мармарийский по причине потери перспектив воевал недолго, вскоре пошел на переговоры, затем примирился с Лузиньянами и к 1193 году междоусобица закончилась.

***

   Боэмунд III Сирийский поучаствовать в событиях не смог, отвлекся на войну с Киликией. В 1191 году, пользуясь отъездом отряда вассалов Сирии в крестовый поход и поддержкой Византии, князь Киликии Лев (Левон) II захватил пограничную крепость Баграс, контролирующую основной путь между Киликией и Сирией. Осадные орудия предоставили ромеи и большинство историков сходится, что атака была первым этапом очередной коалиционной компании патриарха Иосифа Стального по возвращению утраченного во время борьбы с узурпатором - напомню, экс-византийский Кипр оставался за Сирией. Но по причине упорного сопротивления франков, возвращения крестоносцев и смерти патриарха, развития операция не получила, сначала перетекла в вялотекущую приграничную войну, а затем в переговоры.
   На переговорах в 1193 году Лев II применил старый, но забытый королем Сирии трюк, захватив Боэмунда III с третьей супругой и младшим - тоже третьим, сыном, в плен. В качестве выкупа армянский князь просил признание Сирии вассалом, передачу Антиохии под власть Киликии, а заодно немного денег - как авансовый платеж по налогам.
   Боэмунд III согласился, армяне двинулись на Антиохию, предъявляя встречным рыцарям договор с их королем, но наследный принц Раймунд Антиохийский, ветеран-крестоносец и бывший граф Триполи, переданного его младшему брату Боэмунду, с таким подходом не согласился. Наследник при поддержке патриарха Антиохии Эмери Лиможского (занимавшего сей пост аж с 1140 года и вступавшего в регулярные стычки с Боэмундом III, вплоть до организации непокорному князю папского интердикта, но в тот момент находящегося в мире с непокорным монархом), а также брата, большей части вассалов и городских коммун, затеял "мятеж", указание законного короля и угрозу его жизни игнорировал, а отряды Киликии разгромил. Отбросив армян к Баграсу, Раймунд Антиохийский вступил с ними в переговоры, заодно заключив союз с Египтом.

***

   В Египте в это время скончался король Ги I. Детей он не оставил, так что трон без вариантов переходил к Изабелле. Сирийской ветви фамилии было не до Каира, зато в очередной раз попытался заявиться в преемники Балдуин Бастард. Сеньор Мараша плюнул на сиро-армянский конфликт, собрал отряд, нашел в египетском королевстве союзников, хоть пока немногочисленных, и перешел границу. Неподалеку от которой был атакован предупрежденными Раймундом войсками... сложно дать им формальное определение. Командовал отрядом граф Ибеллин, действовал он в интересах коннетабля королевства Амори Фиванского, а мнение Изабеллы никого не интересовало. С точки зрения права был в этом некий казус, но на итог он никак не повлиял - Балдуина Бастарда разгромили, незаконнорожденный принц попытался привычно уйти за кордон, и тут вновь возникает "темное пятно" в источниках. Не то люди наследника Сирии его не пропустили через границу, не то захватили и выдали соседям, а точно известно лишь, что этого рейда Балдуин Марашский не пережил.
   Это и стало платой Раймунда Антиохийского за союз. В ответ в его подчинение явился контингент рыцарей Египта, а Амори Фиванский выступил посредником в общении со Львом II Киликийским, направив послом уже известного нам выдающегося дипломата и былого противника Лузиньянов Рене де Гранье, графа Сидона. После нескольких раундов переговоров, киликийцы отпустили короля Сирии с женой и сыном, получив взамен Баграс и мир, закрепленный браком наследного принца Сирии Раймунда и племянницы Льва II Алисы, дочери предыдущего князя Киликии и Изабеллы Торонской, дамы из "старой" знати Латинского королевства. В 1195 году конфликт завершился.
   Принц Раймунд в 1197 году умер, оставив новорожденного наследника Раймонда-Рубена, который по тогдашним законам стал первым в очереди за короной Сирии.

***

   В Египте после смерти Ги I ситуация раскалилась. Законная королева имелась, короля и легитимного правителя не было, недовольных руководящей ролью Амори Лузиньяна хватало, а прошлая междоусобица только что закончилась. Страна балансировала на грани мощнейшей гражданской войны, но случилось несколько совпадений.
   Умерла супруга князя Амори, Эшива, в девичестве Ибеллин, незадолго до того родившая сына, названного в честь деда Гуго. Ее дядя Балиан Ибеллин приобрел свободное княжество Заиорданское, сохранив притом Хаму с прочими владениями и став самым влиятельным феодалом Египта после короля. А безутешный вдовец получил разрешение двух патриархов, Иерусалимского и Александрийского, на новый брак. С наследной принцессой Изабеллой. Разрешение требовалось по двум основаниям - сестра жены брата считалась родственницей, а после смерти жены до нового брака требовалось выждать время. Но в условиях высокой напряженности, церковь возражать не стала. Свадьба состоялась через несколько месяцев, после чего новобрачный короновался в Иерусалиме под именем Амори II, короля Египта и Иерусалима.
   В отравлении прежней княгини Фиванской супругом практически никто не сомневался, и в данном случае это выглядит вполне обоснованным, а передача ее дяде княжества - оплатой согласия. Решение жестокое, но рациональное - Амори II действительно был лучшей кандидатурой на престол. Без возмущения вассалов не обошлось, год новый король провел за подавлением разрозненных мятежей, но к 1196 году страна успокоилась.
   Первые годы после укрепления на троне Амори II Египетского, стали очередным "тучным" периодом для королевства. Гражданские войны предыдущего десятилетия, позволили феодалам выплеснуть нерастраченную энергию и освободили, вместе с неотъемлемыми от Леванта болезнями, достаточное количество фьефов для удовлетворения выживших. Знать желала передышки, тем более поводы для серьезной распри кончились, а экономика, наоборот, шла в гору и требовала мира, позволяя престолу его оплачивать.
   Начавшаяся серия войн между Багдадским халифатом и Хорезмом резко ухудшила торговые пути в Иране и Ираке. Северный, обходной маршрут хорезмийцев, через Каспий по Волге, обрезали войны князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо с Волжской Булгарией, оставив в качестве торговых партнеров на западе лишь Византию и Грузию, откуда товары шли через Константинополь либо Черное море. Но транзит в Европу из Черного моря по Руси, по причине перманентной драки за троны Киевского и Галицкого княжеств, тоже стал высокорисковым, а популярный еще недавно путь по Дунаю перекрыла враждебная ромеям Болгария, сама страдавшая (как, например, и византийский Крым) от спада торговли. Потому большая часть грузопотока из Хорезма, так или иначе проходила теперь через Константинополь, повышая финансовую мощь василевса и привязывая Хорезм к ромеям. У купцов Багдада выбор оставался большим. Их основными сухопутными трассами стали дорога через Мосул и Мардин, на ромейскую теперь Амиду, и далее все в тот же Константинополь, либо караваны через Пальмиру, а затем Дамаск или Хомс, к портам Египетского королевства. Транзит через Антиохию в порты Сирии или через Киликию "в греки" тоже существовал, но оборот здесь был значительно ниже. Традиционный морской путь в Красное море, затем Нилом к морю Средиземному, наращивал обороты, особенно после зачистки Госпитальерами тамошних пиратов.
   Амори II сохранял введенный своим первым тезкой протекционизм, не позволяя европейским купцам деятельность южнее Каира и ограничивая их операции за пределами портов Средиземноморья, отчего весомая доля транзитной прибыли оставалась местным торговцам, подпитывая остальные отрасли и казну - не только королевскую.
   Одним из следствий такой политики, кстати, стало на много лет вперед неприятие появляющихся проектов Суэцкого канала, в античное время существовавшего. Для Каира канал означал огромные вложения в строительство, лишающее значения путь по Нилу и заработка тамошнее население, с прямым допуском судов из Европы на рынок "большого Индийского океана", что короне совершенно не требовалось.
   Египет сохранил мощную дофранкскую промышленность - от хлопковой до сахарной, урожаи в долине Нила обеспечивали не только внутренний спрос, но и бурный экспорт в Византию и соседние африканские края, плюс немалую лепту в бюджет приносили паломники. Не только христианские, через Египет в Мекку проходили мусульмане Северной Африки, а по княжеству Заиорданскому - Азии.
   Увеличение доходов, повлекло рост спроса. Товары востока теперь, как при Фатимидах, шли не только транзитом, но и на местное потребление, роскошь завоевывала бывших крестоносцев. Впрочем, поколение смениться не успело и нравы оставались боевыми. Амори II успешно достроил линии крепостей на границах и укрепил замки в коронном домене, но в эти годы тем же занимались его вассалы. Конец XII века отмечен широким строительством замков - получая деньги, едва вышедшие из десятилетней гражданской войны рыцари, первым делом стремились прибыли защитить... за неимением на основной территории страны внешнего врага - от короля и соседей. Параллельно развернула стройки и Церковь, пожертвования отпускались щедро.

***

   Вести о купающемся в богатстве заморском рыцарстве позволили сохранить приток свежих кадров из Европы, но по сравнению с прежними временами пополнение резко снизилось. Часть оттягивала Испания, да и вспыхнувшие европейские войны удерживали сеньоров на родине. Третье сословие переезжало с большей охотой, но тоже в небольших количествах - затраты на проезд оставались велики. Тем не менее, число "франков" росло. Среди свыкнувшихся с климатом латинян снизилась небоевая смертность, мирные богатые годы повысили рождаемость, живо шла латинизация местных.
   Доступ к чинам, титулам и, в меньшей мере, деньгам, прямо зависел от статуса, а христиане латинской версии в Заморье независимо от сословия занимали места наверху. В Европе по избытку рыцарей пришлось вводить специальные ограничения для перехода в это сословие, на востоке хватало одного. Рыцарский фьеф теперь мог получить (кроме исключительных случаев и военных заслуг, отличившимся в бою, особенно в случае больших потерь, "золотые шпоры" раздавали десятками) не просто добрый христианин, но потомок христиан (католиков, конечно) - что разом отодвинуло желающих на одно поколение и повысило притягательность догматов Рима для думающих о перспективе. Численность сословия это заморозило, особенно при отсутствии внешних войн. Но укрепило статус "франка", дало бонусы эмигрантам и снизило противоречия в правящем слое, а с учетом общего повышения уровня доходов, положило начало движению активного населения в другие сферы. Итогом стал рост городского населения, купечества (где сказались еще восстановление торговли с Африкой и каботажного мореходства) и гражданского аппарата управления, напоминая тренды времен все тех же Фатимидов.
   Отдельно отметим увеличение числа наемных воинов. Местных бойцов, особенно "латинского образца" - тяжелой или близкой к ней кавалерии и арбалетчиков, охотно нанимали короли и сеньоры, города и монастыри - для исполнения воинской повинности, купцы в охрану караванов, а также соседние правители, от Нубии и Византии, до халифа и хорезмшаха.

***

   В Сирии, на закате правления Боэмунда III, латинизация шла еще быстрее. Мусульманских анклавов здесь не было, греки после всех прошлых событий и под грамотным влиянием патриарха Эмери Антиохийского обращались к Риму все больше, как и армяне после унии их киликийской церкви с папой. Сирийское королевство вообще выглядело уменьшенной копией Египта, в конце XII века здесь тоже наблюдался экономический бум. Пусть не такой бурный, по причине меньшего транзитного товарооборота, но и без коррекций в виде внутренних войн, с растущей промышленностью Антиохии и Алеппо, сильным аграрным районом Эдессы и портом Триполи, а главное - Кипром. Остров стал ключевым хабом для всего Леванта - здесь лежал самый удобный маршрут для судоходства местных портов. В открытом море, напомню, тогда плавали мало. Это позволяло подданным Боэмунда III спокойно относится к уходу восточных грузов в соседнее королевство, вывоз из которого (как и ввоз) все равно неминуемо шел через Кипр. Но на острове огромным влиянием пользовались генуэзцы, что после ограничения Венецией перевозок конкурентов из западного Средиземноморья, вызвало определенные проблемы. Впрочем, попытка дожа Дандоло установить монополию на морскую торговлю востока с Европой, сама по себе являлась проблемой, разговор о которой начнем с Италии.

***

   С 1195 года Сицилийское королевство попало под экономический контроль Венеции, фактически монополизировавшей морской транзит из Леванта и Византии в Европу. Особой новизны венециано-сицилийский консорциум не нес. Ранее описывались события 1160-х годов, когда республика Св. Марка точно так же спасла Сицилию от империи - в тот раз восточной. Взамен получив отказ сицилийцев от развития торгового мореплавания и лидерство в восточной части Средиземного моря, вытеснив оттуда в союзе с Генуей пизанцев. Сейчас санкции кроме Пизы получили и генуэзцы, но право плавания в Левант сохранили корабли орденов Тампля и Госпиталя (по два корабля в год) и набирающие влиятельность порты юга Франции и Испании, вроде Марселя и Барселоны - вассалы Арагона, Тулузы и Священной Римской империи. Последняя являлась и сюзереном Генуи с Пизой, но после смерти императора Генриха VI в 1197 году там началась схватка за трон между братом покойного Филиппом Швабским и Оттоном IV Брауншвейгским, Вельфом по папе и племянником Ричарда Львиное Сердце по маме. Война "двух императоров" вышла долгой и жестокой, Средиземноморье из сферы интересов обоих претендентов выпало. Тулуза серьезным игроком на море вообще не являлась, а вот Арагон сумел получить важную роль. В уходящем веке, упомянутые города юга обычно выступали союзниками Пизы, выращивающей конкурентов Генуе, но сейчас ввязываться в дискуссию о свободе мореплавания не пожелали. В левантийской торговле они существенной доли не имели, новыми правилами с удовольствием воспользовались, спокойно проходя к Сицилии мимо берегов не желающих дополнительных споров Генуи и Пизы и получая свой кусочек восточного пирога. Венеции заметного ущерба такие соперники не приносили, в Византии льгот и связей не имели, операций там почти не вели. Для итальянцев все оказалось сложнее. Генуя и Пиза воевали почти все XII столетие, а главной причиной вражды были именно торговые пути вдоль берега - но западного. Корабли пизанцев шли на запад мимо Генуи, а у той дорога на восток еще до Сицилии требовала прохода мимо Пизы и контролируемых пизанцами Корсики с Сардинией. За эти острова, открывающие доступ генуэзцам к Сицилии, а пизанцам - к Испании и Франции, и шла схватка.
   Для Арагона и Генуи расклад изменил III крестовый поход. Пиза, отвлекшись на борьбу на суше с Флоренцией и Луккой, в нем почти не участвовала, сицилийцы, быстро сошли с арены, заменой стали флот Каталонии и генуэзцы. По итогам похода, Арагон приобрел широкую полосу побережья с солидными торговыми портами, лишившимися мусульманских торговцев. Не использовать трофей по назначению было бы глупо, своих кадров не хватало, оттого Генуя получила от короля Альфонса II Арагонского льготы и кварталы в Валенсии, Аликанте, Картахене и на Балеарах. В обмен на союз и поддержку на море, где бежавшие из захваченных испанцами городов мусульмане, превратили окольные воды в пиратскую зону. Купцы Генуи и Арагона оказались скованы интересом в развитии торговли в Испании и Африке, причем каталонцы уступали партнерам и в оборотных средствах, и в кораблях, но выигрывали на местном рынке. Генуэзцы ориентировались на трансграничную перевалку, и довольно спокойно работали с мусульманами Африки, для которых прямые сделки с испанцами в моменте оказались весьма затруднены.
   Но если для остальных портов Генуя выглядела "сильной стороной", то среди ведущих итальянских морских республик она занимала пусть уверенное, но третье место, уступая Венеции и Пизе. Акцент на запад Средиземного моря занял весомую долю ресурсов Лигурийской республики, отчего там спокойно реагировали на венецианскую блокаду. Льготы в Константинополе и Леванте сохранялись, торговля в левантийских и греческих водах тоже, а для прямого сообщения с Генуей, блокада представлялась далекой проблемой. Сперва требовалось минуя Пизу попасть на саму Сицилию, ставшую богатейшим перевалочным центром, торговля с которым и сама приносила прибыль. Но прелести монополизма генуэзцы понимали ничуть не хуже Дандоло, и идея исключить Пизу из раскладов западной части моря, выглядела привлекательно. На руку играл и союз с Арагоном, чей король Альфонс II имел интересы на Сардинии. В Арборее - одном из тамошних суверенных доменов, правил его дальний родственник.

***

   На Сардинии, заметим, сложилась оригинальная система правления т.н. юдикатов. Правители там назывались "юдиксами" (судьями), будучи плодом развития византийского самоуправления, после завоевания маврами возглавленного кади (тоже судьи, с аналогичной системой власти мы встречались в рассказе о первых годах завоевания крестоносцами Леванта, в Триполи, к примеру), по обретении независимости фактически переродившимися в нормальных феодалов, сохранив название. Арборея располагалась на западном берегу Сардинии и была самым крупным феодом, а целями ставила покорение всего острова. Что резко расходилось с представлениями пизанцев и соседних юдиксов.
   У Пизы время для войны было неподходящим. Республика контролировала побережье Тосканы и монополизировала торговлю морем в центральной Италии, ведущие тосканские города (Флоренция, Пиза, Сиена, Лукка, Ареццо, Вольтерра) как раз поделили территорию бывшего маркграфства Тосканского, но результатом стала война с местными сеньорами и городами помельче, а параллельно споры между участниками конвенции о границах. Флоренция и Лукка, поддержанные новым папой римским Иннокентием III, получившим тиару в январе 1198 года, о нем мы еще поговорим, объединились с Генуей и Сицилией против Пизы и Сиены, ориентировавшихся на германских императоров, ныне, как выше сказано, отвлеченных от Италии.
   Борьба на суше разгоралась постепенно, а блокада морских путей лишала Пизу доходов сразу, отчего и реакция на нее оказалась быстрой. Уже весной 1196 года, пизанская эскадра атаковала Мессину, контролировавшую пролив между Сицилией и Италией. Порт взяли и разграбили, но подошедший венециано-сицилийский флот запер корабли противника в гавани, а рыцарское ополчение островитян ворвалось в город. После недели уличных боев, победу одержали хозяева.
   Как только вести о поражении Пизы достигли Лигурии, генуэзский десант высадился на Корсике, а на Сардинии дружина Гуга I Арборейского, усиленная добровольцами из Арагона и Генуи, приступила к покорению соседей. Пизанцам стало не до Леванта, пришлось перебрасывать флот и войска на более близкие острова.
   После смерти Альфонса II Арагонского в 1196 году, его наследник Педро II усилил арагонский контингент на Сардинии и Арборея успешно раздвигала границы, Гуг I принял титул короля Сардинии, пожалованный его отцу Фридрихом I Барбароссой, но утраченный. В 1198 году флот Пизы наголову разгромил генуэзцев у Корсики и вновь попробовал прорвать сицилийскую защиту. Удалось взять и разграбить Палермо, затем прорваться Мессинским проливом и осадить Бари, но вновь подоспели венецианцы и корсары сицилийского адмирала Маргарита, ныне графа Мальты, ставшей пиратским гнездом, в морском сражении одержавшие победу.
   К концу века, после укрепления позиций Генуи на Корсике и в Арборее - захватившей южный берег Сардинии, генуэзцы освоили через эти порты дорогу к Сицилии, где закупались для Европы товарами востока. Пиза, в промежутках между рейдами, использовала в качестве "оптового рынка" материковую часть соседнего королевства (в основном Неаполь), но республика превратилась в тупик. Везти товар на север сушей, через враждебные Флоренцию или Лукку, или на запад мимо Генуи, стало рисковой затеей при мощнейшей конкуренции, отчего товарооборот Пизы катился вниз.

***

   Венецианцы успешно воспользовались своим влиянием на Сицилии и войной в Западном Средиземноморье, став основным продавцом восточных товаров в Европе и покупателем в Леванте и Византии. Монополия позволила сбивать закупочные цены на востоке, породив недовольство местных купцов, но если у ромеев альтернативы не имелось, то Египет и Сирия таковую попытались найти. Торговцы Египетского королевства, с активным участием генуэзцев, возобновили плавания на запад вдоль африканского берега, к мусульманским портам Триполи, Махадии и Туниса, контакты с которыми увяли после завоевания Египта. Оттуда груз шел на Сицилию или дальше на запад, а затем в Испанию или на Балеарские острова.
   Король Сирии попытался использовать Кипр. Торговля острова оставалась под контролем генуэзцев. Перекрыть доступ соперникам по образцу Сицилии, никто не рискнул, опасаясь нарваться на войну с Египтом, но повышения транзитных пошлин и ограничения операций на острове от короля добиться удалось. Это стало прологом противостояния Венеции и Генуи в восточных водах и позволило вписаться в рынок еще одному игроку.
   Дандоло не стал затевать войну на Кипре, а нашел стоянки и базы в другом месте. Князь Киликии Лев II осознавал, что положение страны между франками и Византией дает возможность играть на их противоречиях лишь до поры. Недавний пример "офшорного" Мардина, прекрасно показывал неустойчивость такого положения. Потому он быстро предложил Венеции военно-торговый союз, кварталы в портах Киликии и налоговые льготы, а при посредстве дожа папе римскому - признание политического вассалитета и религиозную унию. Оба предложения были приняты. Венецианцы получили возможность обходить Кипр по пути в Египетское королевство. Киликия - развитие торговли, поддержку серьезного транснационального игрока и защиту с моря. И укрепление связей с Каиром - Амори II Египетскому, поползновения короля Сирии на контроль торговых путей нравились куда меньше венецианской монополии.
   Папа Иннокентий III, отправил в Киликию легата с роскошной короной, который в 1199 году, совместно с католикосом (главой Армянской церкви) Григорием VI Апиратом, короновал князя Льва II (в королях - Первого), с присвоением титула "король Армении". Вассальная зависимость от Рима королевства Киликия, четвертого в Заморье "латинского" после Египта, Нубии и Сирии, формально ограничивалась признанием сюзерена и небольшой данью папе, но фактически влекла изменение статуса. Киликия входила в "европейский мир" на стороне одного из конкурирующих в нем центров. Учитывая, что второй претендент - Священная Римская империя, в тот момент в игре временно отсутствовал по неопределенности с личностью императора, момент надо признать успешным. Не то чтобы новый статус решал все проблемы или приносил живые деньги. Но облегчал торговые и иные связи с Европой, лишал франкских противников (Сирию, в первую очередь) поддержки по умолчанию и позволял получить помощь против "чужих" - Византии в частности.
   В Константинополе этот нюанс мгновенно уловили, и василевс Алексей II тоже послал соседу "великолепную корону, украшенную золотом и драгоценными каменьями", а в сопроводительном письме посоветовал "не возлагать на свою голову корону латинян, но мою, ибо твое государство ближе к нам, нежели к Риму". Лишаться преференций от членства в "Византийском сообществе" король Лев I тоже не хотел, пытаясь усидеть на двух стульях. Потому провел еще одну коронацию, подтвердил верность союзническому долгу, и заявил, что сюзеренитет папы дружбе с греками вовсе не противоречит. Поскольку всех пока устраивала фактическая ситуация, королю предпочли поверить.

***

   С церковными делами, однако, ситуация складывалась неоднозначно. Последние полвека Армянская церковь вела переговоры и с Римом, и с Константинополем. С греками при императоре Мануиле I сошлись на том, что все проблемы теологии - это трудности перевода и догматические разногласия заключаются лишь в словах, а по существу обе Церкви исповедуют одно и то же, анафеме армянами древних противников Халкидонской версии христианства (часть их Армянская церковь и так считала еретиками, а остальных было не жаль) и признании греками некоторых обрядов коллег допустимой вариацией. С Римом диалог продвигался схожим образом. Ключевым расхождением латинян и ромеев - знаменитым Filioque (о котором мы отдельно поговорим), армяне вовсе не заморачивались, склоняясь к мысли, что "исповедание римлян верно", но и без него нормально. Еще в середине XII века они согласились внести формальные изменения в обряды по латинскому образцу, а тогдашний католикос принял от папы чин епископа.
   Тогда же в недрах Армянской церкви возникла легенда том, что, собственно, уния Церквей существует еще с IV века и уже заключена тогдашним католикосом и первым христианским царем Великой Армении Трдатом III с одной стороны, а императором Константином Великим и папой римским Сильвестром - с другой. Легенда ставила Армянский церковный престол в один ряд с Иерусалимским, Антиохийским и Александрийским, вежливо обходя Константинопольский, а католикосу в ней подчинялись церкви Грузии, все армянские и еще ряд восточных, уже не существующих. Византийцы эту идею с гневом отвергли, в Риме восприняли с огромным скепсисом, но периодически использовали в переговорах с Константинопольским патриархом - для наглядности запасных ходов.
   Основой же срыва переговоров, в обоих случаях служил вопрос о власти. Должность католикоса в Киликии в то время была фактически наследственной для влиятельной аристократической семье Пахлавуни. Что регулярно пытались изменить князья Киликии, для которых главы Церкви являлись не всегда удобным, но всегда слишком мощным партнером, обеспечившим себе лучшую преемственность и влияние за пределами княжества. Католикосы соглашались на унию на условиях равноправного слияния, а Византия и Рим настаивали на присоединении и подчинении армян, но схему предлагали разную. Мануил I был готов назначать католикоса "по выбору армян", рассчитывая заполучить стабильного союзника против мятежных князей, но не успел до своей смерти договориться о гарантиях клану Пахлавуни. Папа Иннокентий III ориентировался на светского правителя, соглашаясь посвящать в сан кандидата по представлению короля, по аналогии с епископами Германии. И при Льве I это сработало. Под его давлением, на приуроченном к коронации Соборе, Армянская церковь признала Римскую "матерью всех Церквей" и реформировала обрядную часть, позже заключив официальную унию, но фактически оставшись "вассальной" и во многом автономной Церковью. Такая снисходительность объяснялась продолжающимися активными переговорами Рима об объединении с Константинополем, которому демонстрировали пример мягкого подхода. Не все армянские клирики за пределами Киликии признали унию, но в следующем веке на трех местных Соборах позиция подтверждалась большинством и зависимость от римских понтификов нарастала, поддерживаясь королями.
   Король Лев I реформировал Киликию "на франкский манер", введя передовые феодальные отношения, закрепив расслоение крестьян на крепостных и свободных и раздав горожанам политические льготы, а вскоре попробовал практически применить латинское наследственное право в Антиохии, но об этом далее, а пока вернемся к Средиземному морю.

***

   К началу XIII века, Венеция успешно сохранила контроль над морской торговлей восточнее Сицилии. Западнее венецианские купцы и раньше почти не появлялись, и теперь не претендовали, перехват грузопотока и так принес республике огромные прибыли, сделав Дандоло влиятельнейшей фигурой. Роль Пизы резко упала. В западной части Средиземноморья доминировала Генуя, и ее взлет - по сути порожденный венецианской монополией, сулил следующий передел рынка.
   Другими последствиями, стало появление новых игроков в регионе. В те века регулярные ВМФ имели вообще немногие, а в Средиземном море только Византия и Фатимиды. Да и у этих двух стран военный флот периодически исчезал или приходил в непригодное состояние. Объяснялось такое положение не только высокой затратностью, но и отсутствием постоянных целей, без которых ВМС теряют смысл. В тех же итальянских морских республиках изначально военные эскадры формировали под каждый проект отдельно, по найму и мобилизации.
   К описываемому периоду, Венеция создала более-менее постоянную флотилию для охраны Адриатики, Фатимиды со сцены сошли, в Византии и Латинских королевствах Леванта для создания (или возрождения) флота пока не имелось серьезных причин, зато отряды боевых кораблей появились у Арагона и Сицилии. У первого - оставшись со времени III крестового похода и завоевания Балеарских островов, плавно перетекших к борьбе с их последствиями в виде всплеска исламского пиратства, у второй, наоборот, от поощрения собственных корсаров. И в обоих королевствах существовало развитое купечество, с интересом рассматривающее инвестиции в морскую торговлю, а необходимостью борьбы за эту нишу с итальянцами, ничуть не смущавшееся. Опять же, инструмент для соперничества - есть, а ВМС тоже искали свое место в жизни.
   В Византии и Леванте шли другим путем, там развивалось каботажное мореходство, но рост местных перевозок тоже подталкивал к выходу на дальние трассы. У греков, желающих поглощало практически "внутреннее" и безопасное Черное море, а у Египта - Красное и выход в Индийский океан, но в королевстве Сирия сообщение с Кипром уже в первой четверти XIII века почти полностью стало местным.
   На этом фоне, в первые годы XIII века ситуация в Заморье резко изменилась, а процветание кончилось.
  

XI. Новый век.

   Голод,
   По Леванту голод скачет,
   Голод,
   Сел на трон Египта мальчик...
  
   Рассказ о первых годах XIII века начнем с востока.
   В 1200 году скончался хорезмшах Аладдин Текеш. Трон свежесозданной империи унаследовал его сын, Аладдин Мухаммед II, проведший первые годы правления в войне на два фронта. С востока Хорезм атаковали Гуриды, используя время перемен, в тех краях обычно сопровождающееся междоусобицей. Несмотря на отсутствие последней, Гуриды успешно вели компанию, взяли Мерв и Нишапур, отбили контратаку хорезмшаха под Гератом и вновь перешли в наступление, осадив столичный Ургенч. На западе халиф Багдада быстро организовал "народное восстание" в потерянном недавно Ираке, заключил союз с исмаилитами и вышел с армией возвращать утраченное. Сдерживая халифа на западе, на востоке Мухаммед II вступил в союз с кара-китаями, разбил с их помощью Гуридов, но тут же вступил в конфликт с союзниками, считавшими себя сюзереном Хорезма. Потерпев сперва поражение, он стянул силы с запада и к 1210 году вырвал победу у кара-китаев в решающей битве у Сырдарьи. Поскольку кара-китаи оставались в основном язычниками, хорезмшах приобрел огромный авторитет среди мусульман, славу очередного посрамителя неверных и воина джихада, чем позже не преминул воспользоваться. Но для начала, в 1210 - 1215 годах он покорил распавшиеся владения Гуридов, завоевал Афганистан, вернул захваченные Багдадом территории и объявил себя "тенью Аллаха на земле", бросив вызов халифу. Как показывает история противостояний светской и религиозной власти - хоть на западе, хоть на востоке, логичным следующим шагом было назначение собственного религиозного лидера. И в 1215 году хорезмшах его сделал, организовав Собор имамов покоренных земель, постановивший популярного вождя мусульман признать султаном всего исламского мира, а халифа Ан-Насира от сана отрешить, заменив известным сейидом (потомком Пророка) Ала аль-Мульком. Стандартная европейская практика с "антипапами", в Азии, впрочем, по новизне затеи развивалась вяло - "антихалифа" признали даже не во всем Хорезме. Мухаммед II в 1217 году предпринял большой поход на Багдад - чтобы водворить там своего, правильного халифа, но потерпел поражение и понес огромные потери, отчего заключил перемирие с Багдадом. А потом Хорезму резко стало не до халифов, поскольку на восточной границе начались проблемы с новым соседом.

***

   Багдадский халиф провел эти годы в роли спарринг-партнера Хорезма и поиске врагов для Мухаммеда II, с франками Леванта и Византией поддерживая мир. Неверные могли подождать, пока не определится лидер ислама. Заодно халиф укрепил власть в провинциях, далеких от фронта и договорился с исмаилитами. Ассасины, чьим имамом в 1210 году стал Джалал ад-Дин, признали (во всяком случае, внешне - учение, напомню, дозволяло обман в благочестивых целях) суннитскую версию ислама и первенство Аббасидов, получив статус системной оппозиции. Сподвигли их к тому спад популярности, уменьшение числа сторонников при предыдущем вожде и усиление халифской администрации на местах. Батиниты стали верными союзниками Ан-Насира, тем более в Хорезме с ними переговоров не вели, а при поимке изобретательно казнили. Халиф широко пользовался убийцами секты, убравшими по его заказу ряд противников и оппозиционеров, мятежного эмира Мекки, к примеру. Но не пренебрегал и пропагандистами, особенно поддерживая их проникновение на территорию Заморья, где исмаилитам удалось воспользоваться природными катаклизмами и укрепиться.

***

   О Леванте начнем со смерти в 1200 году графа Жослена III Эдесского. Сыновей он не оставил и вассальный королю Сирии домен унаследовала старшая дочь Беатриса, мужем которой являлся младший брат короля Амори II Египетского, Вильгельм Лузиньян, ставший графом Эдесским, сохранив лены в Египте. Королю Боэмунду III Сирийскому такой беспокойный вассал не нравился, но затевать спор он не стал, а вскоре, весной 1201 года тоже скончался. И Сирия получила свою войну за наследство.
   Законным наследником являлся трехлетний Раймонд-Рубен, потомок Раймунда - старшего сына короля, умершего в 1197 году и племянницы короля Киликии Льва I, Алисы. Раймонд-Рубен родился уже после смерти отца и мать быстро увезла принца в родную Киликию, подальше от тлетворного влияния франков и возможных покушений. Боэмунд III, которому брак наследника был навязан, невестку и внука видеть не хотел, а к трону приблизил младшего сына, тоже Боэмунда, занимающего пост графа Триполи. Вот граф Триполи, по смерти отца, Антиохию и захватил, провозгласив себя королем Сирии. Малолетнего армянского принца многие в королевстве опасались, разумно полагая, что реальным правителем от его имени на долгие годы станет Лев I Киликийский, отчего претензии Боэмунда IV (под таким именем он вошел в историю) поддержала часть рыцарей, нобилитет Антиохии и Алеппо, Кипр и генуэзская община.
   Однако немалое число вассалов поддержало законного наследника, а патриарх Антиохии Петр Ангулемский, в прошлом епископ Триполи, конфликтовавший с графом еще с прежнего места работы, короновать рейдера отказался. На стороне Раймонд-Рубена выступили король Киликии и почуявшие шанс укрепиться в Сирии венецианцы, которые быстро добились подтверждения сюзереном и Сирии, и Киликии - папой Иннокентием III, прав Раймонд-Рубена (в чем сомнений и так ни у кого не было), а заодно посылки в Левант специального легата, в помощь легитимистам. Легатом стал Петр Капуанский, известный церковный дипломат, имевший в активе успешные миссии в Польше, Чехии и Франции и экс-представитель Рима в Трехсторонней контактной группе по имплементации мирного плана Филиппа II и Ричарда I Львиное Сердце, в 1198 году (протокол группы предусматривал перемирие на 5 лет, но его условия практически сразу нарушили оба заявителя).
   Боэмунда IV мнение папы не впечатлило, легат и патриарх отлучили его от церкви, но потом рассорились между собой. Лев I Киликийский, поняв, что дипломатия не работает, в 1202 году выступил на Антиохию и в Сирии началась открытая гражданская война, местами переходящая в сиро-киликийскую. Византия в распре не участвовала, в очередной раз погрузившись в "болгарский вопрос", а Египту стало не до соседей.

***

   1200 и 1201 годы, в Египте выпали неурожайными, вызвав серьезный голод. Не то чтобы это было невиданным явлением - такие катаклизмы случались регулярно, несколько раз за век. Но в мае 1202 года на Левант обрушилось мощнейшее землетрясение, с эпицентром в районе гор Ливана и цунами в прибрежной зоне. Трясло от Сицилии до Ирана и от Константинополя до египетской Элефантины (Асуан), наибольшие разрушения получили Тир, Акра, Дамаск, Хама и Триполи, огромный ущерб понесли Кипр, Эдесса и Египет. В последнем об урожае снова пришлось забыть, а массовый голод стал абсолютным бедствием. По мнению хронистов, за 1202 год в королевстве Египет вымерло до трети населения, а за весь период (1200 - 1204) до половины. В крупных городах такая смертность, с учетом гибели от землетрясения, действительно фиксировалась - умерших хоронили тысячами в месяц, сотни трупов просто бросали непогребенными. На селе гибли меньше, более реалистичные оценки дают общую убыль населения около 20 процентов - но и это огромная цифра. Голод и разрушения опустошили страну, мусульманский путешественник отмечал, что по египетской части "можно ехать несколько дней, не встречая ни одного человека", а в Каире и Фаюме численность населения восстановилась лишь к середине 1240-х годов.
   Естественно, голод породил конфликты. Летописи обрывочны, но по всей стране происходило примерно одно и то же - бунты крестьян и горожан, мятежи и войны феодалов, многочисленные разбойничьи банды на дорогах, всплеск суеверий и религиозного экстремизма. В Каире жгли ведьм десятками, в Верхнем Египте копты рушили латинские храмы, франки в Александрии - коптские, в портах Леванта громили мусульман, а мусульмане на Красноморском побережье почему-то коптов. В Дамаске толпа мусульман и христиан совместно сожгла и разграбила иудейский квартал, но тут хотя бы присутствовала прагматичная подоплека - купеческая исламская верхушка и сросшиеся с ней финансисты ордена тамплиеров, пользуясь случаем устраняли конкурентов. В остальных случаях логику найти сложно, суеверия мешались с бытовыми обидами и практическими мотивами самым причудливым образом.
   Одним из заметных последствий, стало укрепление исмаилитов. В латинских королевствах к ним относились равнодушно. Мусульмане-сунниты составляли подавляющее большинство подданных в Леванте, в Египте их с шиитами к концу века стало примерно поровну. Зная, что исмаилиты малочисленны и враждебны обеим основным исламским партиям, франки не считали секту опасной, скорее даже, помня о прошлых союзах, полезным меньшинством. Периодически, после приписываемых ассасинам убийств, интерес к ним просыпался, но ненадолго.
   Но в начале XIII века совпал ряд факторов. Исмаилиты получили легальный статус в халифате, а кризис и начавшиеся столкновения мусульман с христианами в землях франков повысили спрос на сплочение общины - исламской в данном случае, организацию самообороны и как обычно создали почву для религиозной мистики, сект и проповедников. Батиниты прекрасно вписывались во все эти запросы, имели организационную базу, опыт, известность и подходящие навыки, быстро завоевали популярность среди местных мусульман, особенно во все еще слабо латинизированной сельской местности графств Хомса и Хамы. Из кризиса секта вышла не просто с массой сторонников, но и с двумя собственными крепостями Масьяф и Аль-Каф, в скалах на стыке границ Хамы, Хомса, графства Триполи и королевства Сирии. Мусульманские крепости в королевстве Египет для того времени уже исключение и без союзника среди латинян появиться не могли, но в союзники современники записывали практически всех окружающих лидеров. В покровительстве исмаилитам обвиняли королей Льва I Киликийского и Амори II Египетского, графа Триполи Боэмунда IV и графа Хамы Филиппа Ибеллина, нобилитет Дамаска, орден Тампля и даже патриарха Иерусалима. Истину установить уже невозможно, тем более, союзник мог быть не один, вплоть до всех перечисленных разом или последовательно. Крепости исмаилитов формально признавали сюзеренитет Каира, став данником короны, благополучно отразили несколько нападений соседних сеньоров, и по окончании кризисных лет стали экзотичным и легендарным, но на самом деле относительно спокойным вассалом, а заодно стандартным обвиняемым в политических убийствах, возможно, и впрямь поставляя боевиков на заказ или по дружбе.

***

   В остальных областях страны серьезных успехов исмаилиты не добились, хотя обстановка и там была не лучше. Голод и последствия землетрясения погрузили государство в анархию, король Амори II с трудом контролировал столицу и ключевые города своего домена, но на его трон никто не посягал, у остального дела шли еще хуже. Княжество Мармарийское, например, жившее закупками продовольствия и королевским завозом, пострадало не только от голода, но и от набегов мгновенно сориентировавшихся берберов, доходивших в рейдах до предместий Александрии и Миньи. Торговые караваны обходили королевство стороной, собственное производство тоже падало, цены на зерно били рекорды. А потом пришли эпидемии.
   Если в первые голодные годы, Египет закупал пшеницу в Эдессе, то в 1202 году там тоже переживали последствия землетрясения, как и в азиатской части Византии. Сицилию и южную Италию задело значительно меньше, но урожай оттуда ушел к грекам, где транспортное плечо было короче, а цены тоже выросли, в том числе за счет потери экспорта из Египта. Это, кстати, стало началом прекращения монополии Венеции в Восточном Средиземноморье. Король Сицилии Вильгельм III, достигший семнадцати лет и взявший власть в свои руки, вовсе не собирался дарить разницу цен венецианцам, вступившим в картельный сговор для скупки сицилийского продукта по обычным ценам. В рамках антимонопольного регулирования, Вильгельм III открыл транзит любым кораблям, готовым возить зерно или покупать его по цене предложения, и в это окно, отложив вражду, хлынули купцы Генуи и Пизы, в плаваниях к греческим берегам сопровождаемые сицилийским флотом. Венецианцы еще несколько лет встреченных конкурентов старались топить, но враждовать с королем Сицилии, держащим в руках один из берегов у выхода из Адриатики, не хотелось, отчего схватка за владение морем со временем переместилась к берегам Киликии и Кипра.

***

   На борьбу за трон Сирии природные явления повлияли мало. Осаждающий Антиохию Лев I Киликийский по причине землетрясения отошел домой, но уже в следующем году вернулся. Королевство раскололось. Боэмунда IV поддерживали рыцари Кипра и коммуны Антиохии и Алеппо, но даже в собственном графстве Триполи вспыхнул мятеж сеньоров. Вильгельм Эдесский выступил на стороне законного наследника - знать графства давно стала франко-армянской, а у старшего брата графа, Амори II Египетского, к Боэмунду IV и его отцу имелась масса вопросов. В 1203 году части Льва I ворвались в Антиохию, но не смогли взять городскую цитадель. Боэмунд IV при помощи генуэзцев высадил в киликийском Тарсе десант с Кипра, заставив противника вернуться, после чего отплыл в графство Триполи и осадил собственную мятежную столицу. В начале 1204 года, город пал. Боэмунд IV шел на приступ в первых рядах и потерял в схватке глаз, получив прозвище Одноглазый на всю жизнь и больничный на полгода.
   Воспользовавшись его отсутствием, в Сирии армяне и сторонники законного принца захватили столицу, Раймонд-Рубена короновали примирившиеся патриарх и папский легат (отъехавший затем в Европу), а регентом стал король Киликии. Боэмунд Одноглазый заключил с соперником перемирие и с него сняли отлучение, но в продолжении игры никто не сомневался.

***

   В апреле 1205 года, в Каире скончался король Амори II, вместе с супругой Изабеллой, двумя дочерями и тремя младшими сыновьями. Причиной смерти называют пищевое отравление "белой кефалью", которую семья неудачно съела на ужин, версии с ядом, разумеется, тоже были популярны. Этот Лузиньян оказался плодовит, оставив солидное число выживших потомков. Старшая дочь пребывала замужем в Европе, еще одна уже вышла замуж в Египте. При дворе остался одиннадцатилетний сын от первой жены - Гуго и дочери от второй супруги - Алиса, Сибилла и Мелисенда. Кроме того, у королевы Изабеллы имелась дочь от первого брака, Мария, тринадцати лет. Почему они не отравились с остальными - неизвестно. Может, рыбу не любили.
   Мария как раз и была законной наследницей доставшейся королю по браку короны, а сторонним претендентом мог выступить Боэмунд IV Сирийский. Но страна отходила от голодных лет, смерть короля оказалась внезапной, и у трона оказались только братья Ибеллины, князь Жан Заиорданский и граф Хамы Филипп, наследники Балиана Ибеллина. Они и приняли решение, выдвинув кандидатом в короли сына Амори II и своего родственника по матери, Гуго. Созвав для одобрения смены династии Верховный Совет и мотивируя принадлежностью к фамилии Лузиньянов двух предыдущих королей, а также практичным доводом, что еще одной девушки на троне, поиска ей мужа и разборок регентов с наследниками, королевство может не пережить. Особенно в условиях жесткого кризиса, пик которого считался пройденным, но гарантировать этого никто не мог. Гражданские войны предыдущих десятилетий все помнили, пример Сирии был перед глазами, собрать оппозицию Ибеллинам желающих не нашлось, а идею поддержали граф Эдессы Вильгельм Лузиньян, патриархи Иерусалима и Александрии, ордена Храма и Госпиталя, коронные города и союзники Ибеллинов из старой знати. Осенью 1205 года, король Гуго I был коронован в Иерусалиме.

***

   Спор, как обычно, возник о личности регента. Вильгельм Эдесский, хоть и был ближайшим родичем Гуго, от поста благоразумно отказался, сославшись на занятость в Сирии. Собственных сторонников он в Египте не имел и разумно опасался регентствовать недолго даже в случае избрания. Оставались родственники по матери, они же инициаторы проекта. Вот Жан Ибеллин, князь Заиорданский и коннетабль королевства, регентом и стал, а в помощь ему выдвинули патриарха Иерусалимского Альберта Авогадро, будущего святого и бывшего легата папы, занимавшего должность третий год. Патриарх Александрии, тоже ставленник папы, Энрико Гаэтани, получил опеку над принцессой Марией, остающейся "козырем в рукаве" и возможной заменой юного короля.

***

   На коронации присутствовал Боэмунд IV Одноглазый. Он принес омаж новому монарху за графство Триполи, хеджируя возможное поражение в борьбе за корону Сирии гарантией графского домена в Египте, сделал официальное заявление об отказе от претензий на трон Египта за себя и потомков, после чего был признан королем Сирии и по окончании праздника отъехал сопровождаемый сильным отрядом добровольцев из египетского рыцарства. Сделка удалась, при поддержке соседей и перешедшего на его сторону графа Эдессы, Боэмунд IV Одноглазый выбил противника из Антиохии, Лев I смог удержать лишь часть пограничных с Киликией земель. Патриарх Антиохии вновь отлучил Боэмунда IV от церкви, в этот раз заодно добавив интердикт на всю Сирию, кроме районов, признающих законного короля. Особого впечатления это ни на кого не произвело, а самого патриарха узурпатор вскоре отправил в темницу, где прелат в 1208 году и помер. Война продолжалась долго. В 1211 году отношения Киликии и Рима охладились, и новый патриарх Антиохии все же короновал Боэмунда IV. В 1216 году, в результате поддержанного киликийцами переворота, на трон вернулся повзрослевший Раймонд-Рубен, вновь потерял престол через три года, бежал к армянам и воевал с конкурентом до своей смерти в 1221 году, заняв Сирию на все эти годы и существенно подпортив ее экономику.
  

Глава XII. Испанский дневник.

   Война за веру шла не споро,
   Но вот конец и ей самой.
   Три года замок без сеньора,
   Бери доспех, пошли домой!
  
   Европу первые годы XIII века занимали темы далекие от Леванта. После смерти Ричарда Львиное сердце в 1199 году, корону получил его племянник Артур I, мальчик воспитанный бабушкой - все той же знаменитой Элеонорой Аквитанской, ставшей, по малолетству внука, регентом королевства вместе с известным и популярным self-made-man Вильгельмом Маршалом, пришедшим к успеху из низовых рыцарей, в основном за счет успехов в спорте и гражданских войнах.
   Артура I лояльно приняли бароны Англии и Нормандии по его неоспоримой законности, Бретань была его исконным леном по матери, Аквитания родовым владением Элеоноры, а остальные вассалы просто не видели альтернативы. Выбор попытался оспорить брат покойного и дядя нового королей, последний оставшийся в живых сын Элеоноры принц Иоанн Безземельный, но в Англии его сторонники оказались в явном меньшинстве, а в материковых владениях поддержки он вовсе не имел. Мятеж быстро подавили. Королева-бабушка традиционно получила для сына прощение и новые лены в Англии - в утешение, после чего Иоанн отправился на границу с Уэльсом, завоевывать соседей и усмирять уже покоренных.
   Малолетнего короля в 1200 году срочно женили на Изабелле Ангулемской, единственной наследнице богатого континентального графства Ангулем. Брак перспективный, но ради него пришлось кинуть другого вассала короны, графа Ла Марш Гуго IX Лузиньяна (племянника короля Египта Амори II), с чьим наследником Изабелла была помолвлена с детства. Лузиньяны обвинили регентов в похищении невесты и апеллировали к королю Франции, сюзерену английских королей в их материковых владениях. Филипп Август вызвал Артура I для разбирательства и принесения вассальной присяги, регенты заявили, что по малолетству король явиться не может и просили отсрочки, в чем французский король отказал, лишил Артура всех континентальных ленов и атаковал Нормандию. Решение немедленно признали Лузиньяны и немногие другие вассалы Анжуйского дома, но большинство поддержало регентов. Сводная армия анжуйцев, под командованием Вильгельма Маршала, оборонялась на севере, на юге успешно действовал Вильгельм Длинный Меч, еще один в нашем повествовании с таким именем, в этот раз граф Солсбери и бастард позапрошлого короля Англии Генриха II. Война продолжалась три года, потом заключили быстро нарушенное перемирие, а мир подписали только в 1206 году. По его условиям, Артур I потерял Овернь, Ла Марш и Турень, но сохранил остальные владения, так и не принеся за них омаж Филиппу Августу.
   На успехи анжуйцев повлияли два весомых фактора. Лояльность их баронов проистекала из занятой регентами позиции невмешательства во внутренние дела вассалов. До совершеннолетия короля, целью ставилось сохранение королевства, крупных проектов не затевалось, расходы сокращались, что в сравнении с правлением Ричарда I и Генриха II выглядело невиданным либерализмом и повышало поддержку рыцарей и горожан. Переход под власть Франции в такой ситуации стал малопривлекательным, а споры с короной утихли. Минус тоже имелся. Усиление власти на местах снижало возможности центра, возвращая государство в плане единоначалия на век назад и в целом раскалывая страну. Но это пока было лишь теорией. Вторым фактором стало заметное количество вассалов Филиппа Августа, не желающих в моменте ставить ни на лилии, ни на леопардов, а стремящихся "пересидеть в кэше". Некоторые имели владения в обоих королевствах и избегали выбора стороны, не желая терять ни одного лена. Другие, как например, графы Фландрии и Блуа, при Ричарде I всерьез подумывали о переходе под его руку, у третьих имелись иные мотивы. Проблема заключалась в том, что поводов для отказа от мобилизации существовало немного, а для мятежа эти рыцари тоже не созрели.
   Прекрасный выход вновь нашелся в Испании.

***

   По окончании III крестового (испанского) похода, местные короли провели серию войн между собой, кончившихся незначительными изменениями границ, а в начале XIII века в игру вернулись мавры.
   Халиф Мухаммад Альмохад привел к покорности африканские земли, оставил там авторитетного наместника и собрав мощную армию в 1200 году вернулся в Испанию, где на завоеванных христианами землях вспыхнули многочисленные восстания мусульман. Кастилия и Арагон, как раз в это время вторглись в Наварру, король Леона Альфонс IX вступил против них в союз с королем Санчо VII Наваррским, по прозвищу Сильный, а заодно с Альмохадом. Португалия от вражды с единоверцами смогла уклониться, но под удар мавров попала первой, быстро потеряла Севилью и часть территорий западнее, а оказавшийся в тылу наступающего Альмохада Кадис затворился в осаде.
   Арагону пришлось отозвать контингенты с Сардинии. Пиза и Генуя в те годы совместно крушили венецианскую монополию в восточном Средиземноморье и от войны удержались, но присутствие генуэзцев у берегов Испании снизилось, отчего на море сарацины за пару лет очистили от христиан воды от Лиссабона до Аликанте, совершив несколько набегов на Балеарские острова. На суше войска Альмохадов в 1203 году освободили Кордову, на востоке вышли к Мурсии и отрезали Картахену, блокированную с моря и попавшую в долгую осаду. Флот на несколько месяцев захватив Ибицу, откуда мавров удалось выбить с огромными потерями.
   Обострение "исламской угрозы", пришлось очень к месту папе римскому Иннокентию III, осваивающемуся в роли самой могущественной фигуры в Европе. IV крестовый поход планировался подтверждением тезиса "папа - верховный правитель христианских стран", а потому интернациональным, с централизованным финансированием и под руководством исключительно понтифика, а не монархов.

***

   Получив тиару в 1198 году, Иннокентий III, выходец из итальянской знати, изучавший богословие в Париже и право в Болонье, а после сделавший карьеру в центральном аппарате, казалось, добился разрешения спора пап и императоров в свою пользу, став вершителем судеб в католической части мира. Во время войны за трон Священной Римской империи Иннокентий III, поддерживаемый союзной Сицилией, расширил свой личный домен, т.н. Папское государство, включив в него Анконскую марку, герцогства Сполето, Радикофано и Романью. Поддерживаемый папой и королем Англии претендент на имперскую корону Оттон Брауншвейгский, признал первенство церкви в вопросе о власти и указ папы, гласящий, что избирать короля Германии и императора будут, конечно, немецкие князья (тем более часть из выборщиков являлись вообще-то епископами), но утверждать победителя в должности станет непременно папа римский. Имеющий право кандидатуру отклонить, и назначить перевыборы или, в ряде случаев, императора по своему усмотрению. В союзниках или признающих сюзеренитет папы числились короли Сицилии, Англии, Венгрии, все правители испанских и скандинавских стран, королевств латинского Леванта, а также Польша и Венеция. С Византией вновь наметилось сближение и велись активные переговоры об унии, совместных действиях против еретиков и согласованном отношении к монофизитам.
   Оппозицию Риму в этот момент возглавил король Франции, поддерживающий в схватке за корону империи Филиппа Швабского. Но и он, получив в 1200 году интердикт на Францию (официально за двоеженство, поскольку еще в 1196 году законную супругу выгнал и женился на Агнессе Меранской, дочери одного из имперских герцогов), предпочел со Святым престолом примирился.

***

   В империи, как упоминалось, после смерти Генриха VI в 1197 году, за корону схватились брат покойного и наследный лидер гибеллинов герцог Филипп Швабский и Оттон Брауншвейгский, сын давнего противника Гогенштауфенов Генриха Льва и Матильды Плантагенет, сестры Ричарда Львиное сердце. Оттон по причине проигрыша своего отца в междоусобицах, вырос в эмиграции при английском дворе, активно воевал в дружине Ричарда I с французами, за что получил солидные титулы и славу рыцаря, хотя и лишенного наследства, а теперь возглавил гвельфов. Каждая партия провела собственные выборы, избрав, натурально, всяк своего короля. Филипп короновался в нетрадиционном Майнце и не тем архиепископом - зато с подлинными регалиями империи, а Оттон - в Аахене архиепископом Кельна, что соответствовало процедуре, но корона и прочие атрибуты были не форменными. Первого поддержала Франция, второго Англия и папа, уступать никто не собирался, и империя рухнула в затяжную гражданскую войну.
   Забегая вперед отметим, что двоецарствие продлилось десять лет, пока в 1208 году Филиппа Швабского не зарезал пфальцграф Баварии Оттон VIII Виттельсбах, по совершенно частному поводу - убитый обещал убийце дочку в жены, но не отдал. Наследников мужского пола у Гогенштауфенов не осталось, лидера у гибеллинов не имелось, а война всех утомила, отчего Оттона Брауншвейгского признали единственным королем, а в следующем году папа короновал его в Риме в императоры.
   Став императором, Оттон IV женился на дочери (и причине смерти) своего покойного конкурента Беатрисе, попытавшись соединить кровные претензии на престол, а в 1210 году отказался от подчинения папе римскому и потребовал вернуть Италию в лоно империи. Но это случилось позже, а в первые годы века, победа папы казалась совершившейся, но политические успехи следовало закрепить, для чего крестовый поход подходил наилучшим образом. Проверить возможность собрать и направить независимый боевой кулак, выглядела явно нелишней, а причину повоевать где-нибудь подальше от родины, искали рыцари не только Франции, но и империи.

***

   Оттого папа провозгласил крестовый поход, разослал клириков для его рекламы и ввел экстраординарный налог на оплату крестоносных расходов - 2,5% от доходов всех священнослужителей. Естественно, деньги просили и со светских лиц, но это было делом привычным. А вот внутри церкви, идея встретила мощное противодействие, клир обоснованно полагал сие нарушением канонов и традиций, ссылался на непрозрачность расходования собранного и подозревал тут исключительно желание Рима подоить дочерние организации. Подозрения, кстати, оправдались, спустя некоторое время налог стал более-менее регулярным, но в тот момент недовольство Иннокентий III подавил, собрал денег и множество заявок на участие от рыцарей, но с этого момента проект начал жить своей жизнью.
   Основу крестоносцев составили вассалы короля Франции и императора (по тем же причинам, что и французы). Большинство французских рыцарей происходило из Шампани (чей граф только что умер, титул перешел к родившемуся после смерти отца сыну, а правила вдова), Блуа и Фландрии. Эти три графства считались основными вассалами Франции после английского короля (за материковые владения) и герцога Бургундского, а их отъезд хоть и лишал французского монарха резервов, но и снимал риск перехода этих доменов на сторону противника, так что противодействия проект не вызвал.
   В империи крест взяли несколько германских епископов и графов, частью пребывающих под интердиктом папы, по причине поддержки Филиппа Швабского, и немалое количество рыцарей Северной Италии. Остальные страны серьезного вклада не внесли.

***

   Единого похода снова не вышло. Пилигримы севера очень условно объединились под командованием графа Балдуина Фландрского, из традиционно связанного с крестоносным движением рода, и разрозненными группами начали прибывать в Португалию. Транзит частично оплачивал Рим, запретивший пилигримам высаживаться в не прекращающих войну Кастилии и Леоне. Выбравших южный сухопутный маршрут, возглавил маркиз Бонифаций Монферратский, из уже известной нам фамилии, брат погибших в Византии Вильгельма Длинного Меча и в Трансиордании - Конрада, а также проживающего в Египте князя Рене Мармарийского. Этот турпоток через Прованс и Тулузу попадал в Арагон, к Педро II Католику. Сицилию, Геную и Пизу втянуть в проект не удалось, по занятости на востоке и нежелании рвать едва наладившиеся торговые связи с мусульманами Северной Африки.
   Отряды крестоносцев укрепили силы Португалии и Арагона, последний и Кастилия при посредстве папы заключил мир с Наваррой (но не Леоном). Христиане перешли в контрнаступление, но первые попытки успехов не принесли. Рыцарям выпала "неправильная война" - не столько сражения, сколько подавление мусульманских восстаний и борьба с партизанами, множество мелких стычек и постоянные марши по стране, огромные потери и разочарование. Погибли Балдуин Фландрский, Бонифаций Монферратский и иные представители высшей знати, в 1204 году португальцы потеряли Кадис, а мавританский флот окончательно блокировал порт Лиссабона. Педро II Арагонскому удержал Картахену и Балеары, но путем потери практически всего флота.
   В 1204 году, папе все же удалось добиться мира между Кастилией и Леоном, на условиях возврата к прежним границам. Леон погрузился во внутренние дела, а в Кастилию перенаправили транзит пилигримов, и король Альфонс VIII получил возможность сосредоточиться на маврах.
   Мухаммад Альмохад продолжал получать подкрепления из Африки, его флот господствовал на море, но Эстремадуру от сарацин очистили. Бои сместились в Андалузию и Мурсию, где испанцы, при поддержке интернациональных бригад крестоносцев, следующие два года выдавливали противника к прежним рубежам.
   К 1207 году, Арагон вернул почти все утраченное, кастильцы взяли Кордову, а фронт остановился по линии Кордова-Бежа-берег Атлантики. Потери Кастилии оказались невелики, большая часть отвоеванных халифом территорий пришлась на Португалию.
   На этом война кончилась. Крестоносный порыв в Европе иссяк, силы испанцев и мавров тоже, стороны заключили перемирие на десять лет, граница прошла по линии фронта.

***

   Халиф Мухаммад вернулся в Африку, разбираться с очередными волнениями, а Испанские королевства принялись восстанавливать народное хозяйство, после репрессий и бегства местного мусульманского населения, заметно обезлюдевшее.
   В Европе IV крестовый поход считали провалом, поскольку ярких побед в нем так и не случилось, потери оказались огромны, а славы и добычи он не принес. Реноме римскому понтифику неудача заметно подпортила, но влияния не убавила. Папа убедился, что мобилизовать рыцарей Рим может, а управлять стратегической операцией - нет, сделал выводы, и следующий поход, в рамках компании против еретиков, готовил локальный, хоть и увязывая с дружественной Византией. В 1205 году, вспыхнула очередная война Генуи с Пизой. Выиграли поддержанные королем Вильгельмом III Сицилийским и папой генуэзцы, Корсика досталась им полностью, а Сардинию поделили между Генуей, Сицилией и местным королем Гугом I Сардинским, бывшим юдексом Арбореи.
  

Глава XIII. Болгарский поход.

   В степи зарница разгоняет ночь,
   Блеснула саблей рыжая луна.
   Мы повторим с ромеями точь-в-точь
   Чему учила прежняя война.
  
   В первые годы XIII века, после раздела Сербии, у императора Византии оказались развязаны руки, на руках армия, а на повестке дня болгарский вопрос. С армией, впрочем, не все обстояло гладко. Войска ромеев к тому времени по большей части формировались за счет ополчения прониаров, хотя ядром еще оставались императорская гвардия и регулярные части - таксиархии, да и набор наемников из варваров не прекращался. Но кадровые части, понесшие потери в предыдущих компаниях не успели обучить пополнение, а измотанные мобилизациями прониары нуждались в передышке. Срочное покорение болгар, потому, энтузиазма в войсках не вызывало, особенно в наиболее лояльных Алексею II Комнину прониях азиатской части страны.
   Император вырос при действующей армии, его личность формировалась под влиянием потери отца в нежном возрасте, бегства из охваченной мятежом столицы, гражданской войны и авторитета патриарха-регента после победы. Полную власть Алексей II получил в 24 года, после смерти в 1193 году Иосифа Халубоса и оказался здравомыслящим человеком средних способностей, в силу воспитания известным военноначальником (затем репрессированным заговорщиком) Георгием Вуко и опеки монахами из окружения патриарха Иосифа Стального - прекрасным бойцом, наездником и "твердым в вере", хотя ни к тонкостям богословия, ни к светским искусствам, тяги не проявлял. В личной жизни василевс, как писал современник, "не был ни аскетом, ни распутником, и ему было все равно, что у него на обед и окружает его роскошь дворца или войлок палатки". Единственное, что его отличало - отношение к детям. Обеспечить преемственность, Алексей II, похоже, считал одной из главных задач, отчего его супруга рожала много и постоянно. Только доживших до совершеннолетия детей насчитывалось семеро - четыре дочери и три сына, из которых первенец (тоже Алексей), родился уже в 1186 году, когда его отцу стукнуло 17, а матери 16 лет. Воспитанию наследников уделялось огромное внимание, и образование они получили куда более широкое, а старшего сына к участию в управлении привлекать начали с 14 лет.
   В политике император продолжал линию Иосифа Стального, и первые годы, пока окружение оставляли выдвиженцы патриарха, это работало. В армии император имел имидж "отца солдатам" и грамотного командира, разбирался в проблемах прониаров и крестьян, но к горожанам относился недоверчиво. К столичным, по памяти о бунтах его детства, особенно.

***

   Вернув утерянные в годы смуты Корфу и часть Сербии, василевс обратился к Болгарии. В Константинополе ее продолжали считать лишь бунтующей провинцией, а реальных претензий имели две. Болгары перекрывали транзит в Европу по Дунаю, ранее наращивающий обороты и альтернативный Средиземному морю, причем в отличие от последнего находящийся в руках ромеев начиная от "внутреннего" моря империи - Черного. А еще через территорию царства в земли греков регулярно совершали набеги половцы, союзные болгарам до степени симбиоза. Как водится, половецкие ханы считали царей Болгарии вассалами, а болгары их - федератами, половцы получали не то дань, не то плату за найм (в зависимости от точки зрения), переходили на службу царям и роднились с местной элитой. Половчанка стала женой царя Калояна, а ее брат Манастр - его полководцем, к примеру. И со времен обретения суверенитета, болгары, в случае опасности всегда призывали союзников из степи, получая перевес на поле боя. Не то чтобы греки по этому поводу ничего не предпринимали. Первый независимый правитель царства, Иван Асень I, в 1196 году погиб в результате поддерживаемого Константинополем заговора, его преемника Петра IV через год постигла та же участь, но царем стал младший из братьев Асеней, Калоян. Отразив несколько нападений Византии и Венгрии, он продолжил поддерживать сербов и мятежи в ромейских провинциях, активно используя союз с половцами.
   Поскольку заговоры успеха не принесли, греки замыслили коалиционную войну, в стиле восточных компаний патриарха Иосифа, с участием Византии, Венгрии и князей Руси. После раунда активной дипломатии, альянс сложился и выступление назначили на весну 1204 года. Без Иосифа Стального, однако, глобальный проект начал разваливаться сразу.
   Первой из игры вышла Венгрия, где весной против короля Имре I поднял очередной мятеж его брат Андраш, поддержанный знатью. Перевес склонялся на сторону оппозиции, отчего действующий король совершил поступок в романтически-рыцарском стиле - в одиночку, в парадной королевской форме и короне, заявился в лагерь мятежников и потребовал соблюдать закон и порядок. Злые языки поговаривали, что этому предшествовал тайный торг, но то нам неизвестно. Факт в том, что Андраш не менее рыцарственно раскаялся, восставших распустил и после недолгой отсидки в комфортной темнице, вышел на свободу в статусе второго лица королевства. Имре I короновал было сына, но вскоре помер от неизвестного заболевания, назначив регентом брата Андраша. Сын покойного стал королем Ласло III, и регент тут же взял подопечного с матерью под стражу - исключительно для их же безопасности, разумеется. Вдова, Констанция Арагонская, смогла бежать с сыном к герцогу Леопольду VI Австрийскому в Вену, где шестилетний Ласло III в мае 1205 года и умер - излишне упоминать, что подозревали отравление. Регент стал королем Андрашем II, но в поход на болгар венгры опоздали.
   Князья Роман Мстиславич Галицкий и великий князь Владимирский Всеволод Большое Гнездо, напротив, обязательства выполнили. Выйдя походом в апреле, Всеволод Большое Гнездо с союзными рязанцами разорил зимовища половцев на Дону, а Роман Галицкий, с Рюриком Киевским (на то время это уже слабое княжество) и сыном Всеволода Ярославом, на тот момент князем Переяславским, нанесли удар в направлении Черноморского побережья.
   Тут надо отметить, что половцы, безусловно, кочевники, но термин этот очень расплывчатый. Арабы, правившие халифатом от Франции до Индии - тоже, в широком смысле, кочевники, как и сельджуки, построившие султанат на базе Багдадского халифата. Некоторые основы племенного деления сохранялись у арабов и турок довольно долго и после перехода в статус "элиты новой империи". К XIII веку половцы ближе именно к этим образцам, это не племена пастухов, живущие перегоном скота в дикой степи, но вполне структурированное общество, имеющее систему управления и города, как собственные, так и вассальные. Не "примитивные города-зимовища", как принято их называть в соответствующей литературе, а по тогдашним меркам вполне обыкновенные.

***

   Отвлекаясь, отметим, что сложившаяся терминология исторических работ, в этом смысле вообще субъективна. Ранние, к примеру, испанские общества, типа Астурии и Наварры, принято называть "королевствами" - а не "племенами" оседлых горцев и кочевых скотоводов, хотя они совершенно аналогичны таким же обществам экс-окраины Римской империи в Северной Африке. Да и те же венгры - признанное королевство, еще по поводу событий конца XII века, удостаивались оценки "угры - христиане по имени, но все еще полудикий народ". Про "городища" древней Руси, "зимовища" половцев и - ничем не отличающиеся от них "города" Венгрии, Болгарии, той же Испании, бурги Германии или борги Скандинавии, тема вообще давно известная.

***

   В общем, возвращаясь к половцам, племенами они на рассматриваемое время были примерно в том же понимании, что и племена франков во времена потомков Хлодвига или испанцев при королях Астурии. Часть половцев успела уже и креститься, отчего в начале века возникло епископство Кумания, активно сотрудничающее не только с Константинополем, но и с Римом.
   Важно понимание ситуации у половцев, вот почему. Северная граница Болгарии проходила по Дунаю, район между Дунаем и Прутом часто менял хозяев и считался "неурегулированным пограничьем", но севернее реки Прут земли прочно закрепились за половцами, как и берег Черного моря, севернее устья Дуная. И торговые города этого побережья, от Килии в устье Дуная, через Белгород (античная Тира) и Маврокастрон (Черниград) в устье Днестра и дальше до Днепра, были "половецкими", то есть признавали сюзеренами ханов и платили им дань. Города служили посредниками между Степью, Русью и Византией, накопили под половецким крылом немало активов и представляли лакомую цель для князей южной Руси - как в плане добычи, так и в смысле прибрать к рукам. Тем более, поддержка греками с моря была гарантирована.
   Грекам, однако, оказалось вовсе не до морских операций, поскольку их наземная операция с самого начала пошла не по плану. Не то узнав о готовящемся вторжении, не то реализуя собственное, царь Калоян призвал половцев "неисчислимых, словно муравьи", и весной 1204 года вышел походом на ромеев. В приграничных провинциях империи вспыхнул мятеж, активную роль в котором играли богомилы, широко распространенное в тех краях движение еретиков, местная ветвь христианской ереси, в Европе известной под названиями катары и альбигойцы, подпольный центр которой находился как раз в Болгарии. Богомилы в тот момент ориентировались на Болгарию, правители которой относились к ним снисходительно.
   Войска василевса Алексея II, сопровождаемого видным полководцем Константином Халубосом, подоспели на границу как раз к моменту соседского вторжения и восстания. Греки быстро подавили мятеж, поскольку, получив донесения об армии противника, Калоян решил выждать, после чего император решил попытаться все-таки реализовать основной план и двинулся в Болгарию. У Филиппополя противники встретились. Половецкая конница атаковала лагерь греков, отступила, выманив тяжелую конницу прониаров в преследование и в классическом степном стиле вывела под удар основных сил. На следующий день битва продолжилась, болгары прорвали строй таксиархий, состоявший из воинов, не слишком хорошо знавших ратное дело и к концу дня ромеи потерпели полный разгром. Василевсу, лично водившему гвардию в атаку, удалось спастись бегством, отделавшись легким ранением, а Константин Халубос погиб в бою, вместе с большей частью войск. Преследовать византийцев болгары не решились, оставшись без союзника - половцам пришли вести с родины.

***

   Князь Роман Галицкий со товарищи, не встречая заметного сопротивления, поскольку степняки ушли выполнять союзнический долг к болгарам, вышли к Черному морю, взяли несколько городов и осадили Килию. Деловые партнеры Галича из устья Днестра отделались скромным выкупом, зато их конкурентов южнее и встречных степняков, русские грабили подчистую, взяв огромную добычу и множество душ христианских отполони. Килия осады не выдержала, пав через несколько недель, но еще через день, вошедшие в город князья узнали о приближении главных сил половцев из Болгарии. Вступать в битву, отягощенным трофеями дружинам не хотелось, цель операции в рамках альянса потеряла смысл, да и риск разгрома далеко от собственной территории имелся, отчего князья приняли решение возвращаться. Отходить пришлось с боями, но после потерь в битве под Филиппополем и спешного марша, половецкие отряды находились не в лучшей форме, потому отступление прошло успешно.
   Роман Галицкий спустя год погиб в схватке с поляками, на Руси началась очередная княжеская междоусобица, в которую ввязались венгры и половцы.
   Болгары в 1205 году атаковали Византию, но были отбиты войсками под командованием Феодора Ласкариса, восходящей звезды ромейской армии, и стороны вернулись в привычный режим затянувшегося конфликта. Масштабных компаний Алексей II несколько лет избегал, формируя новые регулярные части и дав отдых прониарам, но к тайной дипломатии вернулся. В 1207 году царь Калоян повторил судьбу предшественников, погибнув от рук заговорщиков, которые тут же схватились за трон. Победителем стал Борил. Из других претендентов, Иван Асень II сын Ивана Асеня I, бежал сначала к половцам, затем на Русь, Стрез - в Византию. Алексий Слав объявил себя царем Болгарии, захватил крепость Мелник в Родопских горах и при поддержке греков, удерживался там до 1209 года, когда василевс и папа римский начали скоординированные крестовые походы против еретиков, папа Иннокентий III - в Лангедоке, а император Алексей II в Болгарии.
  

Интерлюди.

Еретики и пастыри.

   Про религиозные войны XIII века всем памятны альбигойские крестовые походы и прочий Монсегюр, инквизиция и катары на кострах, а некоторым даже и богомилы. Но стоит отметить ряд нюансов и следствий.

***

   В середине XII века в Европе набрала силу оппозиция официальной Церкви (как римской, так и константинопольской версий, которые, напомню, тогда еще не размежевались толком), названая ересями. Сразу остановимся.
   Тогдашнее антицерковное движение не было едино, представляя, как часто встречается в истории, конгломерат совершенно разных общин, сект и партий, расходящихся в конкретных пунктах программ, но объединенных противостоянием с генеральной линией Церкви. Напоминая 1 и 2 Интернационалы, левое движение начала XX века или социалистическое подполье в царской России, а позднее - троцкистско-бухаринский блок (лево-правую оппозицию) по версии НКВД. При всем том, еретики довольно четко делились на два направления по сходной "в базе" идеологии.

***

   Начнем с движения вальденсов, приняв такой термин для условного общего обозначения всех групп сходной идеологии, которых хватало помимо последователей Петра Вальдо и названий у них было много. Объединяет их то, что еретиками в прямом смысле слова они вообще не были, догматы официальной церкви не оспаривали и даже порулить не просили, а хотели лишь реформ внутри католицизма. Причем мягких, понятных, и многими, в том числе среди духовенства с монашеством, поддерживаемых. В общем, предтечи будущей Реформации, причем сравнительно с Лютером весьма умеренные. Фракция предлагала возврат к апостольским нормам и очищение рядов клира от вполне официально осуждаемых нарушителей партийной дисциплины - стяжателей, коррупционеров и прочих любителей мирских благ. Для того требовали ввести бедность клира путем регулярной раздачи неимущим всего нажитого духовенством, за исключением прожиточного минимума, реализовать для всех клириков ставший к тому времени формальным запрет монахам иметь собственность, перевести Библию на национальные языки, дозволить мирянам свободно читать первоисточники и проповедовать окружающим. Собственно, в основе это все. Радикалы требовали еще права мирянам совершать таинства, от крещения до брака и исповеди, умеренные ограничивались критикой нарушений действующих уставов.
   Важно отметить, что практически все лозунги ранних вальденсов, по тем временам "вариант нормы". Реформа Римской церкви шла уже век и борьба с "омирщлением" была одним из главных официальных лозунгов. Превращение церковного аппарата и монастырей в мощные административно-хозяйственные субъекты несло массу плюсов для экономики и светских правителей, но идеологически выглядело сомнительно, смущая умы как прихожан, так и самого клира. Нарушения обетов бедности и обязательной благотворительности давно стали всеобщими, коррупция - обычным делом. Перевод источников тоже удивления не вызывал. Обе Церкви, кроме латыни, греческого и древнееврейского, давно признали в качестве языка богослужений церковно-славянский, допустив переводы на него Библии, и внятных аргументов для непризнания еще нескольких языков не имелось. Запрет на чтение догматов считался нововведением и не по всей Европе соблюдался, а проповедь мирян вовсе не выглядела вопиюще - как справедливо отмечали критики генеральной линии "апостолы сана не знали". Даже вопрос о таинствах общепризнанного ответа не имел. Ни католики, ни православные, еще не сформулировали их четкого перечня (в канонах упоминаются вообще только два - крещение и причастие, позже официально стало семь). По всему тому, идеи вальденсов в той или иной мере разделяли не только в третьем сословии, но и многие клирики. Среди рыцарей тема популярности не получила, но их реформы и касались мало.

***

   В 1179 году, вальденсы - еще не еретики, а легальные участники внутрипартийной дискуссии, изложили свои тезисы папе римскому Александру III. Папа реформаторов не поддержал, счел идеи излишне радикальными и запретил фракционную деятельность. Вальденсы пропаганду не прекратили, следующий папа за нарушение дисциплины отлучил их от церкви. Снова остановимся.
   В течение следующего полувека, многие лозунги вальденсов церковь фактически приняла, хоть и в более мягких вариантах. Идеи св. Франциска и уставы орденов францисканцев с доминиканцами, например, формировались под заметным влиянием вальденсов (и катаров, но о них ниже). Кстати, второе тогдашнее еретическое направление - катаров, вальденсы в начале пути (а умеренные и позже), активно громили вместе со сторонниками генеральной линии.
   Но после папского запрета вальденсы раскололись. Многие посчитав миссию выполненной, вернулись в лоно Рима, благо их еще считали "уклоном", а не противником. Те же "нищенствующие ордена", стали более чем приемлемой заменой для умеренных реформаторов.
   Радикальное крыло заявилось непримиримой оппозицией, выработало более жесткую доктрину, ушло в подполье и активизировало проповеди на улицах и распространение агитматериалов для грамотных. В ответ получило репрессии и подтверждение отлучения на Латеранском соборе в 1215 году. Противостояние раскручивалось. Церковь давила экстремистов - вальденсы радикализировались, в итоге в подполье организационно объединились с катарами и создали в глухих углах Швейцарии, Франции, Италии и Чехии сеть общин, напоминающих российских старообрядцев. Где и просуществовали, несмотря на преследования, до эпохи Реформации, когда большинство ушло в протестанты. Имеются относительно обоснованные версии насчет "вальденсовского следа" в проектах протестантов и связей с сектой Лютера и Кальвина. Ряд постулатов действительно схож, исключать участие вальденсов или творческое использование их доктрин нельзя, но и доказательств нет. Сюжет "Реформация - заговор вальденсов" неплох, но остается пока конспирологией.

***

   Второе направление ереси, действительно стало конкурирующим проектом. Оно тоже не было единым, состояло из сети расходящихся в деталях общин, называли которые разнообразно. Единого самоназвания история не сохранила, назовем их условно катары, для Восточной Европы употребляя термин богомилы и считая эти два бренда синонимами.

***

   Богомилы появились в X веке в балканских провинциях Византии и представляли альтернативную официальной церкви концепцию, в полном смысле ересь. Авторство идеи числится за выдающимся деятелем X века, болгарским попом Богомилом, фигурой уровня Лютера или Кальвина. Богомил сформулировал оригинальную трактовку христианства, далекую как от генеральной линии, так и от тогдашних ответвлений, вроде монофизитов, армян и несториан. В основе лежал Новый завет, Ветхий отвергался, добавилась идея умеренного дуализма, очень отдаленно схожая с манихейством - творец один, добрый, злым духом стал его старший сын... по этому поводу уже в следующем веке богомилы распались на несколько течений, а позже катары трансформировали тему еще более разнообразно. И все эти тезисы понимались не прямо, а глубоко аллегорически, с щедрой долей мистики, отчего всяк слушатель находил в учении для себя нечто притягательное. Погружаться в тонкости теории не будем, тем более достоверных работ Богомила не сохранилось, хотя современники упоминают о плодовитости автора, выделим практический аспект - идеология получилась привлекательной, несла уместный заряд эзотерики, резко упрощала христианскую обрядовость, требовала аскетизма в духе ранних христиан и учила "всему хорошему против плохого".
   А еще Богомил оказался (или нашел среди адептов) не только выдающимся теоретиком, но и менеджером. Он смог создать под свою идею организацию. Вышла секта, не тоталитарная, а вполне открытого типа, сетевая по структуре, напоминающая политический "единый фронт" из схожих партий (общин). Быстро выделились "освобожденные партработники" - "совершенные", то есть богомильские и катарские священники, носители тайных знаний, проповедники, организаторы и вершители обрядов. Кроме агитации, полемики с конкурентами и совершенствования догматов, совершенные руководили общинами, порой объединявшимися на уровне "церквей" региона. Известно о четырех катарских чинах - епископ (глава общины и старший по региону), его старший и младший братья (замы), дьякон (резиденты на местах, старшие территориальных ячеек). На Балканах этому соответствовали дед, старец, гость и стройник. Есть данные о верховном руководстве движением, но они довольно противоречивы и отрывочны. Вероятно, на первом этапе, во главе богомилов стоял "папа" с "коллегией кардиналов", называвшихся 12 апостолов, есть версия, что должность "папы" существовала и в XIII веке, но подтверждений нет. Ступень ниже - "верующие"", актив из мирян, соблюдающий обряды по возможности и поддерживающий совершенных, деньгами в том числе. Ну и "слушающие" - участники сходок и кандидаты в партию, сочувствующие, в общем.

***

   В очередной раз остановимся. Несмотря на жестокое противостояние Церкви и катаров, даже ярые борцы с ересью признавали, что противник проповедует вполне библейскую этику - молиться, поститься, слушать... в этом вопросе разногласие имелось, слушать предлагалось строго совершенных, официальные священники резко отвергались - но, согласимся, это разногласие всего лишь организационное. Совершенные всерьез воспринимали (и требовали от паствы) евангельские заповеди, не терпели обычных пороков, жили бедно, не клялись, не крали и не убивали... последнее, впрочем, с оговоркой. Катары изначально считали страшным грехом убийство не только человека, но и животных, за одним исключением. Змей убивать дозволялось, как причину первородного греха и аллегорию дьявола, а то и просто исчадий ада. Когда началась вооруженная борьба с оппонентами, еретики быстро приравняли противников к змеям, а соответственно к нечисти, которую истреблять не только можно, но и нужно. Заодно, что интересно, богомилы уважали труд, не сильно жалуя нищих, предвосхитив тем в чем-то протестантов и привлекая массы третьего сословия. Иными словами, непримиримая борьба Церкви с катарами - схватка конкурентов. Разногласия имелись по поводу глубокой теории и административного подчинения, но проповедуемые моральные нормы обеих партий были одинаковы, а соблюдались оппозицией значительно строже. Впрочем, как показывает история, для войны расхождений более чем достаточно (раскол католиков и православных, вообще вытекает из спора об одном слове), а соблюдение уставов у подполья и победителей имеет обыкновение резко отличаться. Что бы выросло из катаров, стань они легальной идеологией уровня протестантов мы не знаем, если мыслить аналогиями... однако это уже уход в альтернативы, вернемся к реальной истории.

***

   В XI веке движение охватило массы. С Балкан богомилы распространились по всей Византии, создав заметную общину даже в Константинополе, затем идею завезли в Европу. Когда василевс Алексей I Комнин начал в отношении богомилов репрессии, часть их эмигрировала на земли католиков, отчего в XII веке катары резко усилились и на западе. В 1167 году прошел большой сходняк катарского подполья, с участием представителей всей Европы, от Германии до Константинополя, на котором авторитеты попытались объединиться, но данных об этом всем мало. Известно, что к концу XII века секта имела филиалы в Германии, Испании, Франции, Италии, Венгрии, Византии... в общем, почти везде, вплоть до Руси. Нет данных, разве что, о Польше (пребывавшей в лютой раздробленности, где возможно было просто не до катаров) и владениях крестоносцев в Леванте (там религиозных течений было столько, что катары если и имелись - терялись).
   Наибольших успехов, катары добились в регионе Средиземноморья. Обычно вспоминают Южную Францию с альбигойскими войнами и болгар, но это лишь раскрученные эпизоды. В Арагоне катаров, когда церковь взялась за них всерьез, запретили - но кроме экономического центра страны, Барселоны. Там к еретикам примкнули солидные господа из торгового нобилитета, спорить с которыми королю Педро II, что интересно, носящему кличку Католик, не хотелось. Да и сам король, выдающийся борец с маврами, погиб в 1213 году в Лангедоке, в бою с крестоносцами, воюя на стороне катаров. Пусть еретиков Педро II поддержал не из склонности к их учению, а просто потому, что это были "его еретики", но тем не менее.
   В Италии ересь нашла немного сторонников в королевстве Обеих Сицилий и морских республиках, зато бурно расцвела в мешанине мелких государств севера, от Рима до Милана. Тут официальная церковь часто играла и роль светской власти, отчего катары стали не столько религией, сколько политической партией, к которой порой примыкали и мятежные прелаты. А вот призвать крестовый поход сюда, в сферу своих прямых светских интересов - но формально территорию Священной римской империи, папы римские опасались. Отчего давить грубой силой оппонентов вышло некому и катарские общины почти легально существовали в Италии до XIV века, куда дольше тех же альбигойцев.
   Схожая ситуация сложилась в Бельгии и Нидерландах, на то время пограничных между империей и Францией владениях, формально вассальных императору. Катары там были сильны, церковь, не без влияния прошлых пары веков войн за инвеституру - слаба, а силовые операции проводить никто не хотел, дабы политическое равновесие не нарушать.
   В остальной Германии, наоборот, сильнее оказалась церковь, часто выступая коренным светским сеньором. Отчего еретики там фиксировались, но быстро отлавливались и еще быстрее ликвидировались.
   В Византии в начале XIII века бурных событий хватало и без ересей, но на Балканах, мало затронутых проблемами Константинополя и отстаивающих независимость, богомилы процветали. В их веру перешло одно из семейств князей Боснии, масса знати, почти вся верхушка средиземноморских городов вроде Зары, Дубровника и Сплита, им симпатизировали цари болгар и некоторые епископы.

***

   Разумеется, увеличение роли конкурирующей фирмы, повлекло реакцию Церкви. Поначалу и Рим, и Константинополь, пытались вести дискуссию. Быстро выяснилось, что в прениях генеральная линия проигрывает. Большинство совершенных и активистов ереси, действительно были твердокаменными катарами, натуральными аскетами и подвижниками, грамотными полемистами, да и вообще грамотными (катары, кстати, с XII века посылали свои молодые кадры в зарождающиеся университеты - изучать врага изнутри и овладевать знаниями). Это выгодно отличало отборных миссионеров новой веры от конкурентов. Клир официальных церквей, для начала, был массовым - что само по себе резко снижало требования к кандидатам. Их посты давно стали выгодными, где меньше, где больше - но в любом случае, безопасными. Соответственно, и с аскетизмом, и с грамотностью, у духовенства объективно имелись проблемы, снижающие репутацию всей корпорации. Помимо общей тенденции к омирщлению, клирики повсеместно исполняли ряд светских функций, от экономических до судебных, а в Византии и вовсе стали де-факто частью административного аппарата. Для общества в целом, такая ситуация оценивается скорее позитивно, о чем мы упоминали, но фигуру священника (а к XII веку и монаха) заметно десакрализировало, даже независимо от личных качеств клира.
   Осознав упущения, Церковь перешла к иным формам борьбы. Тут следует отметить, что основной формой стали вовсе не контртеррористические операции (крестовые походы), но "война идей" и сыск. Всем известные альбигойские войны, как и менее известные попытки Рима организовать антибогомильский крестовый поход на Балканах - лишь небольшая часть долгой религиозной войны. Локальные операции, из которых удачной оказалась единственная, в Лангедоке, где церковь имела для того силы и возможность. Безусловно, она сыграла огромную роль, позволив выжечь один из ключевых для катаров регионов и послужив наглядным средством устрашения, а заодно поводом и полигоном для административных мер, но движение катаров вовсе не искоренила. Даже не принесла неприемлемого ущерба.
   Организовать же войсковые операции во всех охваченных ересью доменах не имелось никакой возможности, политической в первую очередь. Юг Франции стал исключением, поскольку там КТО затрагивала в основном независимое, в моменте лишенное покровителей и союзников, графство Тулузское. Прилегающие мелкие домены, формально вассальные разным коронам, оказались в том же положении - Священной римской империи и Англии было не до захолустья сомнительной лояльности по внутренним причинам, французы поддерживали крестоносцев. А монарх Арагона, единственный у которого нашлись желание и возможность поддержать вассальных еретиков, как отмечалось, несмотря на почетное прозвище Католик, повел дружину против крестоносцев вместе с общеизвестными катарами из лангедокской знати. И, заметим, едва не угробил затею папы - в решающем сражении перевес оказался на его стороне, сторонники церкви выиграли за счет тактики. Аналогичные попытки Рима на Балканах провалились, по большей части, правда, из-за развала Византии.
   Пришлось искать иные ответы. Основным стало продолжение реформ, направленных на улучшение имиджа и системы Церкви, на первые роли выдвинулось обновленное монашество, но тут пути запада и востока разошлись.

***

   Православная ветвь взялась за теорию, духовное совершенствование, усиление монашеского аскетизма и роли мистики в программе, творчески оживив давние практики исихазма. Центром стали монастыри Афона, к XIV веку окончательно сформулировав мощную глыбу теологии, ничуть не уступающую богомильской в эзотерическом плане, но более привычную и проработанную, а главное - заложившую фундамент устойчивости православия в сфере влияния Константинопольского патриархата на века вперед и несмотря на все последующие поражения православных стран. О тонкостях исихазма как-нибудь позже, нам важна его частная задача, которую нынче принято пропускать по глобальности вклада в дальнейшую историю. Не споря с фундаментальными вещами, отметим, что в XIII-XIV веках, распространение богомильской ереси исихасты остановили, сведя к небольшим локальным общинам, примерно в тот же срок, что и их западные коллеги. Окончательно задавить противника, впрочем, Константинополь не смог, подполье осталось, радикализовалось, еретики периодически активизировались еще несколько веков, но серьезным конкурентом уже не являлись.

***

   Рим пошел путем административно-политическим. Первым делом, под шумок КТО в Лангедоке, Рим провел норму о праве понтифика лишать домена сеньоров, не только уличенных в ереси, но и ненадлежаще с ней борющихся. Передавая феод по своему усмотрению любому согласившемуся принять лен католику. И тут же применил ее на практике. Кейсы по разным причинам признали короли Англии, Арагона (наследник Педро II) и Франции, претендующие на сюзеренитет над наказанными сеньорами, отчего норма получила весомый статус сдерживающего фактора для рыцарей и королей. Обратной стороной успеха, стала настороженность монархов к папе. Война за веру, конечно, дело доброе, уклонистов наказывать следует, но практика папского распоряжения доменами чужих вассалов королям не понравилась. Возможно став тем перебором, с которого начался спад могущества римского понтифика - самый влиятельный в истории папа Иннокентий III, оказался и последним из реальных претендентов на правление всем христианским миром.
   Следующим шагом, стало появление монашеских орденов "нового строя". В начале XIII века, у католиков появились двое святых - Франциск и Доминик. Оба были странствующими проповедниками, подвижниками и аскетами ничуть не хуже катарских совершенных, блестящими пропагандистами и верными сторонниками генеральной линии.
   Франциск вышел из зажиточной семьи третьего сословия, начинал в Италии, затем посетил ряд стран, вплоть до Египта, успешно демонстрировал "новое лицо Церкви" и распропагандировал толпы народа.
   Доминик происходил из испанских дворян, в Южной Франции полемизировал с катарами, бродя в самых еретичных районах и личным примеров доказывая святость католических монахов. По преданию, на вопрос сторонников оппозиции "а что если мы тебя - того?", Доминик ответил "буду умолять вас не убивать меня сразу, а отрубать мне руки и ноги одну за другой, чтобы продлить мучения, пока я не превращусь в обрубок с выколотыми глазами, плавающий в собственной крови - тогда я заслужу венец мученика!" Чего в ответе больше - фанатизма или испанской дворянской гордыни, вопрос не ясный, но смирения тут совсем не видно, а мужество отрицать нельзя. Позже он участвовал в альбигойских войнах, расследуя дела оппозиции и пропагандируя нормы Рима, но в отличие от коллеги св. Франциска, вовсе не проявляя к еретикам милосердия и не отрицая пользы репрессий. С перековкой вальденсов дела шли неплохо, с катарами заметно хуже, отчего Доминик заявил им однажды, что "где бессильно благословение, сработает палка. Мы поднимем против вас князей и прелатов, а они - увы! - призовут народы, и многих покарает меч. Разрушат башни замков, снесут стены, и вы окажетесь в рабстве. Вот пример, до чего может довести насилие, если кротость потерпела поражение".
   Оба монаха были личностями выдающимися и крайне своевременными, отчего оба получили разрешение сформировать по новому ордену. Ордена стали нищенствующими, их монахи аскетами и миссионерами, живущими в бедности, кормясь милостыней - в общем, представляя собой католический вариант катарских совершенных или актива вальденсов. С двумя существенными отличиями - абсолютным подчинением папе и преданностью генеральной линии. Еще одной новеллой стало придание монахам орденов сана священников, дающее возможность бродячим пастырям совершать крещения, принимать исповеди и нести остальную службу. При том от предложения замещать высшие церковные посты нищенствующими братьями, высказанного папой, оба святых наотрез отказались, опасаясь сращивания с "обычным" аппаратом. Возможно правильно - в Византии веком позже, подобная практика исихастов привела к серьезной внутренней междоусобице.
   Чуть позже, странствующим проповедникам кроме полемики с оппозицией и пропаганды, вменили в обязанность сбор информации о еретиках и участие в расследованиях их деятельности, цензуру и разработку доктрин.
   Францисканцы ориентировались на миссионерство, изначально делая уклон более на подвижничество и личный пример "святой жизни", чем на богословские доводы. Да и омирщление в этом ордене шло быстрее, устав либерализовался уже при жизни основателя.
   Доминиканцы заняли более интересную нишу. Св. Доминик оказался не только блестящим проповедником и образцом миссионера, но и классным организатором. Он создал орден, сочетающий аскетизм со знаниями, дабы воевать с катарами "на их поле" - суровым апостольским образом жизни и научным методом одновременно. В университеты монахов не посылали, но завели внутреннюю партшколу, а жить братьям определили в отдельных (обычно монахи жили гурьбой по казарменному типу) кельях, чтобы учебе и творчеству не мешать. Проект удался, из ордена вышло много выдающихся личностей, от Альберта Великого и Фомы Аквинского до Савонаролы, а влияние внутри церкви было огромным. Отметим, доминиканцы вполне допускали совмещение проповеди и силовых операций, для которых основатель создал при ордене "боевое крыло" - "милицию Иисуса Христа", добровольные дружины и информаторов на местах. Через несколько десятков лет религиозной войны, доминиканцы составили костяк инквизиции.

***

   Споры об инквизиции идут посейчас, взгляды на нее разнятся от "кровавой машины бессмысленного террора" до "правового учреждения". Всю историю рассматривать не будем, ограничимся временем катаров и вальденсов. Безусловно, инквизиция - возникшая в том виде, в котором мы ее знаем и любим в 30-е годы XIII века, была этаким "католическим ВЧК", карающим мечом церкви и органом расправы... не то чтобы совсем внесудебной, но по упрощенной процедуре. Но первый век существования главной ее задачей была борьба с реальным, сильным и хорошо законспирированным противником.
   Собственно, задач было две. Инквизиция выступала обычной тайной полицией, разве что не государства, а наднациональной корпорации. С обычной функцией политического сыска и целями вскрыть реальное катарское и вальденсовское (позже объединенное) подполье, отловить их лидеров и актив, выявить связи и общак. Ну и профилактика "склонных к ереси", создание сети информаторов и прочие присущие подобным ведомствам вещи. Подчеркнем, речь шла о реальном противнике, липовые еретики по малочисленности штата инквизиторов только мешали.
   Во-вторых, служба имела право выносить приговоры. Тут существовал нюанс - по тогдашним, пришедшим из римского права нормам и обычаям, осудить человека можно было лишь на основании очных показаний свидетелей, прямо как сейчас у нас требуют. Причем показания многих лиц, как-то недругов обвиняемого, его родственников, слуг, вассалов или работников, отлученных от церкви, еретиков и обесчещенных (уголовников, проституток, актеров и т.д.), вообще во внимание не принимались. В таких условиях, судебное преследование катаров, особенно совершенных, выглядело затруднительно - информаторов требовалось засвечивать, а свидетелями почти всегда могли быть только другие еретики. Да и те часто молчали на допросах. Отсюда и растут корни так называемого "инквизиционного процесса", когда в основе обвинения лежит признание обвиняемого. Арест еретика по наводке информатора или показаниям другого еретика, допрос, показание, в том числе полученное под пыткой - и дело можно передавать на рассмотрение трибунала. Впрочем, даже под пыткой ломались не все, отчего инквизиция ввела известную и сегодняшнему законодательству многих стран, включая УПК РФ, практику засекреченных свидетелей, которых не предъявляли подсудимым, а заодно стала принимать показания всех лиц, кроме известных врагов обвиняемого, для исключения оговоров.

***

   На новую политику церкви, сочетающую направление обученных нищенствующих агитаторов "в народ" и операции инквизиторов, катары и богомилы ответили радикализацией движения. Сопротивление активизировалось, конспирация подполья усилилась. Выявлять еретиков стало сложнее, а миссионеры, инквизиторы, боевики церкви, бойцы светских правителей и информаторы несли боевые потери. Но официальные власти оказались сильнее. Переход на нелегальное положение влек сужение социальной и финансовой базы, а заодно и проблемы со связью. Вести агитацию и восполнять потери стало совсем сложно, поддерживать контакты с единомышленниками - опасно, а денег требовалось больше. Раньше движение финансировалось спонсорами из актива и сочувствующих, завещательными отказами и доходами с контролируемой собственности. Число спонсоров упало, собственность катаров (перешедшая к общине и управляемая активистами) тщательно выявлялась и изымалась, а завещания в пользу секты всегда были неформальными, соблюдаясь лишь в силу обычая и уважения к наследодателю. Теперь монахи старались методично проверять каждое наследство и уважение наследниками воли усопшего стало не только невыгодным, но и опасным.
   Созданная силами нищенствующих монахов и инквизиции система контроля населения, естественно не была всеобъемлющей, но по тем временам новой и эффективной. В первую очередь искали и выбивали совершенных, для которых единственным шансом избежать костра стал переход на сторону противника, и то не всегда работало. Восполнить ряды оказалось сложно, число фанатичных сторонников всегда ограничено, особенно если сужаются возможности для пропаганды.
   Отметим, что казнь вовсе не была основным наказанием. Массовыми для актива из мирян и сочувствующих стали гласный надзор и покаяние (с ношением спецзнаков и отмечанием у кюре), а также приговоры к паломничеству, в Испанию, Святую землю, Рим и т.д. Довольно суровое наказание, поскольку эти путешествия были долгими, опасными и нелегкими. Но мягче казни или тогдашней тюрьмы, зато отрывало сторонников еретиков от родных мест, разрушая подпольную сеть, обеспечивало профилактическую и исправительную роли наказаний.
   К началу XIV века катары в католическом мире были разгромлены, по-видимому полностью. Есть недоказанные версии о существовании подпольных групп в дальнейшем, упоминания о тайных обществах, использующих некие катарские формулировки или схожие ритуалы, но толком о них ничего не известно. В любом случае, конкурент католиков исчез.

***

   Итоги войны оказались противоречивы. Единственное, что бесспорно - официальные церкви победили. Но за век войны произошли глобальные изменения в светской политике, неотъемлемо переплетенные с жизнью церкви и изменившие ее куда больше, чем еретики. Церкви вышли из схватки обновленными и структурированными, но и больше зависящими от светских правителей. С укрепившейся организационно-идеологической базой, но ослабленным руководством. Авторитет клира вырос - но корпорация стала нишевой, внушая кроме уважения страх, что порождало меры противодействия... в общем, единого ответа тут нет.
  

Глава XIV. Европа. Ереси и войны.

   Не раз спасая веру от беды, катаров видя в двух шагах,
   В себе преодолеть был должен ты, сомненья и страх.
   Лишь только тот, кого нельзя согнуть, способен мир от зла спасти.
   Ты сам однажды выбрал этот путь. И должен идти.
  
   Вернемся в Европу, оставленную в первом десятилетии XIII века. Как упоминалось, Англия и Франция в 1206 году заключили мир, с потерей Артуром I Английским приграничных графств. Анжуйский дом сохранил Нормандию, Анжу, Аквитанию и Бретань, которые Филипп Август продолжал считать своими вассальными владениями, добиваясь от английского коллеги за них омажа. Под властью короля Англии оставалась и Гасконь. На нее претендовал король Кастилии, которому эти земли обещали в качестве приданного супруги (тетки Артура I), но как-то заиграли.
   Возглавивший в 1209 году Священную Римскую империю Оттон IV, в 1210 году разошелся с папой Римским Иннокентием III по привычному итальянскому вопросу и отправился в традиционный итальянский поход, запустив новый виток напряженности в Европе.
   Годом раньше папа организовал крестовый поход против катаров. К тому времени Иннокентий III уже лет десять добивался от сеньоров Южной Франции борьбы с ересью, в 1207 году отлучил за уклонение от нее графа Раймунда VI Тулузского, но дипломатией ничего не достиг и решил попробовать силовой вариант. Крестовый поход в Испании уже закончился, а у Рима нашелся компаньон. Император Византии Алексей II созрел для реванша на Балканах, где под влиянием успехов болгар вновь вспыхнули восстания в Сербии и Далмации, а богомилы набирали популярность и в суверенной Болгарии, и в ромейских провинциях, активно поддерживая антигреческие силы. О Византии поговорим отдельно, в Прованс папа успешно навербовал рыцарей из Франции, континентальной части Англии и южных доменов Священной Римской империи, а в лидеры выдвинул Симона де Монфора, ветерана IV крестового похода, знатного и авторитетного феодала и вассала сразу двух (за разные лены) королей - французского и английского.

***

   К 1215 году крестоносцы подчинили регион, взяли ключевые города и разбили основные силы противника, в том числе армию короля Педро II Арагонского, выступившего на стороне катаров, поддержав как своих исконных вассалов (известных еретиков либо близких к ним), так и попытавшегося найти у соседа защиту графа Тулузского. Педро II погиб в битве, Раймунд VI Тулузский бежал в Англию, а Монфор получил от папы Тулузу в качестве лена.
   Как отмечалось, во время крестового похода на катаров Римская церковь ввела норму о праве понтифика распоряжаться доменами еретиков и им сочувствующих. В отношении графа Тулузы окружающие монархи этот финт поддержали, тем более Монфор устраивал всех, но опасения затаили. Следующими жертвами новеллы в феодальном праве чуть не стали император и король Англии... но об этом ниже.
   В 1216 году, после IV Латеранского Собора, в Тулузу вернулся Раймунд VI с сыном, регион восстал, вновь вспыхнула война, продлившаяся почти полвека. Монфор погиб при очередном штурме Тулузы, позже его феод и руководство крестоносцами перешли к королям Франции. К середине 30-х годов французы подавили основное сопротивление, остатки еретиков загнали в горные замки, где зачищали до 1255 года. История "альбигойских крестовых походов", однако, отнюдь не центральный эпизод тех лет, светская политика куда важнее, к ней и вернемся.

***

   Когда Оттон IV вторгся в Италию, папа отлучил его от церкви. Впечатления это не произвело, поскольку в отношениях императоров и пап давно считалось обычным делом. После недавней гражданской войны, внятного ответа на вопрос "если не Оттон IV то кто?" не нашлось, отчего германская знать против монарха не выступила, но потребовала привилегий. Ради поддержки в Италии, в Германии Оттон IV пошел на формальное ограничение прав короны, признал за вассалами ряд неотъемлемых прав, почти полный суверенитет князей в своих владениях и приоритет перед городами, заключив на этот счет в 1212 году "Гарцбургские конституции" (по названию замка, где они были дарованы и положив тем начало многовековому спору историков о приоритете конституций, оспариваемом англичанами с их хартией вольностей от 1218 года - затрагивающей более широкий круг вопросов и расширяющей права третьего сословия, а не только лишь рыцарей).
   Определенные успехи такая политика принесла, на трон никто не покушался, но поддерживали монарха все равно вяло. Северные домены погрузились в войну с датчанами, в обмен на помощь императору в войне за трон захватившими берег Балтики от Голштинии до Ливонии, южные дрались между собой. Тем не менее, армию Оттону IV собрать удалось, а северная Италия при появлении германцев в очередной раз раскололась на гвельфов и гибеллинов - партии папы и империи. Сильные в тех краях общины катаров, кстати, поддержали императора, и хоть особой взаимности не нашли, но Рим тут же обвинил противника в склонности к ереси. Единственное, что помешало папе передать имперский трон в другие руки - отсутствие подходящего кандидата.
   Иннокентий III для защиты собственного домена призвал сицилийцев. Тоже в русле обычной политики прошлого века. Король Сицилии Вильгельм III к тому времени привел вассалов к покорности (в чем главную роль сыграло превращение королевства в мощный торговый терминал и резкий взлет доходов казны) и усилил городское самоуправление. Поддерживаемый короной баланс между патрициатом городов и рыцарями, позволил создать сильный флот и начать экспансию на Сардинии, постепенно выходя на первые роли в Средиземном море. Император в таком раскладе представлялся фигурой явно лишней, да и папе Вильгельм III был многим обязан, отчего отправил дружины на север.
   А пока папско-сицилийские войска сдерживали немцев в мешанине враждующих северо-итальянцев, в игру на стороне Рима вошел король Франции. Филипп Август убедившись, что отнять у Англии континентальные домены не получается, переключился на восток. К империи у него претензий тоже хватало, одна Бургундия, разделенная на французский и имперский домены чего стоила. Французская армия нанесла удар в Бургундии и Дофине - естественно, исключительно ради спасения Святого Престола от отлученного покровителя еретиков и защиты веры.
   Артур I Английский, имея целью поддержку дружественного императора и реванш за прошлую кампанию, в союзе с графом Фландрии Фердинандом Португальским (получившим титул по браку и уже несколько лет находящимся в вооруженном споре о границах домена с королем Франции), а также имперскими сеньорами Брабанта и Голландии, выступил против Филиппа Августа на севере, из Нормандии. Папа тут же отлучил его вслед за Оттоном IV, освободил англичан от присяги сюзерену, континентальные феоды передал королю Франции, а островную корону предложил французскому наследному принцу Людовику, имевшему на нее отдаленные (как муж внучки Генриха II Бланки Кастильской) права.
   На этой новости в тему вписались кастильцы, вторгшиеся в Гасконь, чтобы получить наконец от англичан приданное своей королевы.
   В итоге, к 1214 году коалиция гвельфов, состоящая из папского домена, Франции, Сицилии, Кастилии и примкнувших к ним итальянцев, воевала с гибеллинским союзом Священной Римской империи, Англии, Фландрии и итальянцев, выбравших эту сторону.
   Конфликт оказался широким, но недолгим. Оттон IV быстрого перевеса в Италии не добился, ушел отбивать границы от французов, но летом 1214 года был разбит Филиппом Августом под Греноблем. Не преследуя побежденных, французы двинулись по имперским землям на север, где осенью под Камбре встретили англо-фландрско-имперскую армию. Герцог Генрих Брабантский, по прозвищу "Смелый", смело переметнулся к противнику, а остальных Филипп Август разгромил в сражении.
   Собственно, война на этом кончилась. Артур I и Оттон IV ринулись искать мира с папой и быстро нашли. На следующий год Иннокентий III созывал Вселенский Собор, приглашения рассылали уже два года и действо намечалось грандиознейшим слетом клира за последние века, отчего продолжение войны понтифика прельщало меньше, чем изъявление покорности ведущими монархами. Французы отстояли Фландрию, графа которой на всякий случай на долгие годы закрыли в темнице, а у Оттона IV отхватили большую часть Дофине и имперской Бургундии. Тема с владениями и короной Артура I, правда, сошла на нет, но успехи и без того велики. Англичане еще год воевали с Кастилией и в итоге остались при своих на всех границах.

***

   В сентябре 1215 года папа Иннокентий III торжественно открыл Латеранский Собор, четвертый в этом месте и XII Вселенский по версии католиков, крупнейшую конференцию церкви по сравнению со всеми предыдущими и многими последующими. Участвовала почти сотня патриархов и архиепископов, около пятисот епископов, более тысячи аббатов и приоров, масса клириков рангом ниже, представители светских правителей. Делегацию Константинополя возглавил патриарх Федор II Ириник, в нее входили клирики из Болгарии, а от Руси приехал только что рукоположенный глава только что образованной Владимирской епархии Симон. Что интересно, на Соборе присутствовали наблюдатели от коптов и яковитов (сирийских монофизитов), но об их позиции данных не сохранилось.
   Собор подтвердил осуждение феодалов Прованса, связанных с катарами и принял сразу 70 канонов. Первым делом делегаты признали Православную ветвь церкви не еретиками, но заблуждающимися единоверцами и увещевали "воссоединиться с Римской Церковью". Стороны официально согласились, что существенное расхождение в теории имеется лишь по одному вопросу - о filioque, еще одно административное о подчинении папе, а все остальные суть вторичны и могут быть урегулированы в рабочем порядке. Воссоединения не достигли, но с первенством Рима делегация ромеев согласилась, на условиях официального главенства "в христианском мире" пяти патриархов и второго места среди них для Константинополя, за которым шли Иерусалим (что исторической правде не соответствовало, но требования момента оказались сильнее), Александрия и Антиохия.
   Съезд единодушно осудил еретиков, но под давлением светских дипломатов по вопросу фьефов сдал назад, введя отлучение только после предупреждения, а для отлученных год "испытательного срока", лишь по истечении которого лицо, буде не раскается, считалось злостным еретиком и могло быть лишено лена или отправлено на костер.
   Далее следовал ряд административных и правовых реформ (первые греки не голосовали, считая внутренним делом Рима, вторые - с повышением транспарентности канонического права и его подведомственности, поддержали), потом нормы против омирщления, симонии и коррупции, заодно ввели приоритет уплаты церковных налогов перед любыми другими податями и осудили схемы ухода от обложения десятиной.
   Сильным ходом стал полный запрет духовенству присягать мирянам, тут удар наносился по Священной Римской империи и Франции, где оставались мощные церковные лены.
   Решения Собора надолго стали базовыми, а мероприятие огромным вкладом в единство церкви и великолепным рекламным проектом.

***

   Через год после Собора умер папа Иннокентий III, новым понтификом стал главный финансист церкви, под именем Гонория III продолживший политику предшественника, но не обладающий его волей и склонный к более мягкому стилю управления.
   В том же году, в Англии вспыхнул мятеж баронов, начавшийся на острове и перекинувшийся на континент. После года междоусобицы начались переговоры, кончившиеся принятием хартии вольностей, довольно короткой и нормативной, несколько ограничившей королевскую власть и закрепившей ряд прав для сословий.
   Как раз перед принятием английской хартии, весной 1218 года, в Германии умер Оттон IV. Детей он не оставил, его старший брат авторитета не имел, отчего за трон империи немедленно вспыхнула война. Первым претендентом стал протеже короля Франции герцог Генрих Брабантский, муж дочери Филиппа Августа и тесть Оттона IV, поддержанный югом империи и некоторыми князьями центра. Оппозиция выдвинула своего кандидата. Северные домены и большинство германских епископов, поддержанные Артуром I Английским, выступили за графа Голландии Вильгельма, прозванного Отморозком (обычно переводят как Сумасшедший, но в контексте так будет правильнее) за безоглядную храбрость в битвах и стычках, которых граф всячески старался не пропускать. Священная Римская империя вновь погрузилась в гражданскую войну, продлившуюся четыре года и кончившуюся со смертью Вильгельма Отморозка. В 1222 году герцог Брабантский стал королем Германии Генрихом VII, еще через год получил в Риме императорскую корону и следующие годы провел укрепляясь в должности и воюя на севере и востоке. Умер он в 1235 году, империю получил его сын Генрих IX Великодушный.
   Филипп Август Французский последние годы занимался внутренними делами разросшегося королевства и скончался в 1223 году. Его сын Людовик VIII активизировал операции в Провансе и успешно повоевал с Англией, но в 1226 году тоже помер, оставив двенадцатилетнего наследника Людовика IX, при регентстве вдовы, Бланки Кастильской, внучки много раз упоминавшейся Элеоноры Аквитанской. Бланка успешно подавила мятежи вассалов и сохранила трон для сына, который по совершеннолетию закончил присоединение графства Тулузского и окрестных земель.
   Король Англии Артур I продолжил воевать с французами и вассалами, а в 1233 году скончался. Его сын Генрих III, короновался как король Англии, герцог Аквитанский, Нормандский. Бретанский и Анжуйский - вовсе без упоминания вассалитета в отношении Франции.
   В Испании корона Наварры перешла к графу Тибо Шампанскому, родственнику предыдущей династии и фавориту Бланки Кастильской, Кастилию и Леон в 1230 году объединил король Фернандо III по схеме личной унии, в Арагоне по причине малолетства нового короля Хайме I, наследника погибшего Педро II, почти двадцать лет бушевали междоусобицы.
   О делах новых монархов мы поговорим позже, а пока обратимся к делам ромеев.
  

Глава XV. Балканы. Войны и ересь.

   Пусть говорят, что василевс жесток.
   Мы знаем - хор уродов и кретинок,
   Лишь прикрывает ереси росток.
   Но их раздавит катафрактовый ботинок!
  
   Восточную империю мы оставили в 1209 году, со стабилизировавшейся экономикой и восстановленной армией, восстаниями в Сербии с Далмацией и богомилами, активно проповедующими на Балканах, как ромейских, так и суверенных - Болгарии и Венгрии.
   В последней еретиков преследовали, но вяло - местный епископат погрузился в политику. Пришедший к трону в 1205 году Андраш II нуждался в поддержке и щедро жаловал сторонникам фьефы и деньги, но активов было мало. В стране сперва возникла очередь в королевскую партию, а потом оппозиция из тех, кому не хватило. Прелаты приняли в этой постэлекторальной гонке живейшее участие, отчего пыл в борьбе с ересью утратили и на фоне аскетичных богомилов имиджево проигрывали. Король о дефиците бюджета знал и пытался решить вопрос захватом сопредельных земель, получив разом и свободные фьефы, и увеличение налоговых поступлений, и - даже в случае неудачи - занятие вассалов делом. Потому с самого начала правления Андраш II вмешался в междоусобицу в соседнем Галицко-Волынском княжестве, где по смерти упоминавшегося ранее князя Романа обострился вопрос о власти. Первые десять лет правления, походы на Русь и заговоры (жертвой одного из них стала его жена Гертруда), занимали короля полностью.
   В Болгарии, напомним, после успешного переворота с убийством царя, корону получил Борил. Из других кандидатов два эмигрировали (Иван Асень II на Русь, Добромир Стрез в Византию), а третий - Алексий Слав, в приграничных Родопских горах создал самопровозглашенное княжество, никем не признанное, но поддерживаемое Византией. Невзирая на полученную Болгарией четверть века назад независимость, местная церковь сохраняла подчинение Константинопольскому патриархату, оставаясь со времен патриарха Иосифа Стального греческим агентом влияния, а зачастую и действия. Не удивительно, что все болгарские цари в качестве противовеса лояльно относились к богомилам. Еретики занимали жесткую антицерковную - что в тех условиях означало антивизантийскую, позицию, пользовались авторитетом в народе и поддерживали болгарский суверенитет, а с ним и трон. Борил исключением не стал, фактически легализовал еретиков, позволив им проповеди и открытые диспуты с официальным клиром, приглашая ко дворцу и никоим образом не преследуя. Взамен получил поддержку, связи (в том числе торговые) с Европой через катаров и лояльность богомильского подполья в приграничных землях Византии. Собственно, очередной волне восстаний в Сербии и Далмации, способствовали именно богомилы, поддерживаемые Борилом.
   Сложившаяся ситуация стала причиной упоминавшегося соглашения папы Римского и василевса Алексея II Комнина об одновременном подавлении центров ереси. Хотя у греков идея крестовых походов признания не получила, войны с еретиками были делом привычным. Религиозные кампании V века покрылись туманом истории, но в VIII--IX веках ромеи сражались с сектой павликиан (христианская ересь, возможно один из источников богомилов), создавших собственную непризнанную республику в Приевфратье и успешно воевавших с ромеями, доходя до Эфеса. Республику сокрушили в IX веке, но павликиане боролись еще с Иоанном Цимисхим, который в итоге предпочел переговоры и переселение согласившихся сложить оружие еретиков в Болгарию, на условиях религиозной автономии. Соглашение, отметим, греки в основном соблюдали. Алексей I Комнин пытался вернуть павликиан в лоно православия, успеха не добился, кампанию свернул, и былые непримиримые враги к XIII веку превратились в лояльное империи меньшинство. В общем, войсковая операция против ереси, пусть не именуемая крестовым походом (термин и в отношении европейских аналогов, напомню, тогда не употреблялся), ромеям была не внове.

***

   Повторяя предыдущие проекты и пользуясь дипломатической помощью папы Римского, Алексей II попытался создать по этому поводу коалицию с венграми. Андраш II Венгерский в свое время обещал "принять крест", с поездками в Испанию у него как-то не сложилось, а теперь Рим про клятву напомнил. Королю идея нравилась, но мешали собственные хлопоты и экономика. Болгары держали в руках устье Дуная, контролируя транзит между Черным морем и венгерским участком реки, приносившим, несмотря на снижение оборотов, неплохой доход. Исключить посредника между купцами Византии и Венгрии, конечно, выглядело заманчиво, но в моменте денежный поток оказался важнее, и король от альянса уклонился.
   На Руси бушевали княжеские междоусобицы, так что союзников, кроме непризнанного князя Слава, василевс не нашел. Зато в Константинополе прозябал претендент на болгарский трон Стрез, имеющий в царстве сторонников, недовольных Борилом. Потому Алексей II решил начать со спецоперации, а борьбу с ересью - с обещанной римскому союзнику зачистки побережья Адриатики, а заодно пограничных с болгарами районов. В 1209 году василевс двинул собранную армию на Балканы, а Слав совершил набег на царский Филиппополь. Борил отражал набег своими силами, сочтя призыв союзных половцев слишком разорительным.
   Слав при появлении противника начал отступление, болгары увлеклись преследованием, но у крепости Цепина встретили отдельный корпус ромеев под командованием Феодора Ласкариса, разбивший царскую дружину наголову. Царь собрал уцелевших в Филиппополе, греки и Слав отошли на границу непризнанного княжества, откуда вскоре Ласкарис увел отряд на соединение с основными войсками в Сербию.
   В болгарской Македонии в это время объявился Стрез, с отрядом греческих отпускников из регулярных таксиархий. Опираясь на местных сторонников, он быстро овладел регионом до реки Вардар, где объявил еще одно самопровозглашенное княжество, а себя истинным царем Болгарии.
   Следующий год Борил провел в стычках с князьями-сепаратистами, а затем перешел к дипломатии. Он договорился со Стрезом, осознавшим, что поход за короной провалился и разочаровавшимся в Византии, явно ненамеренной сохранять независимую Болгарию, даже в виде вассала. Стрез получил статус второго лица в государстве, его княжество вернулось в царство на правах автономии и расширилось на восток, до границы со Славом, а греческих добровольцев вырезали "предательским образом застигнув врасплох и доверяющих еще былому союзнику, обратившемуся к измене". Слав остался верен империи.

***

   Ромейские войска в это время втянулись в контртеррористическую операцию против богомилов и сторонников независимости от империи - множества пересекающиеся, но не всегда совпадающие. В основном мятежи сербов, хорватов и боснийцев подавили за год. Непримиримые сепаратисты привычно ушли пересидеть в горы, но василевс нарушил традицию и вместо очередного принятия покорности и выкупа от местного нобилитета, назначения наместника и возвращения ситуации на круги своя, остался в регионе. Войска блокировали горы, районы скопления антиромейских формирований планомерно зачищались, взятых в плен боевиков поголовно объявляли еретиками и казнили. Знать переселяли в восточные провинции на границу с Хорезмом и Багдадским халифатом, ее место занимали лояльные прониары из азиатской части и местные провизантийские выдвиженцы. Репрессии дали двойственный эффект. Большая часть крестьян и горожан, особенно купеческая верхушка с побережья, за век непрерывных восстаний и войн устала и предпочла империю. Города получили в награду признание самоуправления и льготы, крестьяне - перспективу мира и прекращение рейдов по селам, хотя было ли это на тот момент бонусом, сказать затруднительно. Активная оппозиция кристаллизовалась, и тем позволила ее разгромить, но эти операции заняли еще три года. На провозглашенную причину похода - богомилов, кампания повлияла слабо. Арестованных лидеров еретиков, конечно, сжигали, проповедникам вырезали языки, а сочувствующих высылали, но большую часть казненных, по-видимому, составлял не столько актив секты, сколько проведенные как отступники боевики сепаратистов. Часть богомилов бежала в Болгарию или Италию, оставшиеся вернулись к нелегальным методам, и греки зашли в тупик. Проповеди продолжались, бороться с подпольем армия не умела, да и население, склонявшееся к лояльности имперской светской власти, гонения на "апостольского образа жизни" богомилов воспринимало гораздо хуже антипартизанских рейдов. Одинаковые вызовы порождают одинаковые ответы, и Константинопольский патриархат с василевсом пошли по тому же пути, что и Рим - борьба с ересью перешла в руки церкви.
   Инквизицию, правда, создавать не стали - для Византии такое новшество было перебором, но подключили монахов с Афона, где существовала "Афонская монашеская республика", конфедерация монастырей, объединенная общепринятыми правилами, вольностями пожалованными прежними императорами и взглядами на теологию. Фактически Афон был православным "Орденским государством", вассальным василевсу, под управлением аналога католического ордена, организационно сходным с цистерианцами, включал в административном плане и отшельников, и лавры (объединение отшельников), и монастыри привычного латинянам типа - с коллективом монахов и обязательным привлечением к труду. Монахи Афона на описываемое время отличались склонностью к духовному совершенствованию и исихазму (мистический христианский аскетизм, на основе пути человека к единению с богом через психофизический самоконтроль, медитация на основе молитвы Иисусовой и глубоко эзотерическая теория), требуемыми моментом подвижничеством и трудолюбием (нищенство богомилы и их паства не одобряли), поддержкой научного поиска и интернационализмом. Там и в XIII веке продолжали существовать монастыри разных наций (русский, грузинский и даже итальянский - "Амальфиканский"), а братья делились не по этническому признаку или подданству, а по языку, что в те века вполне логично, поскольку с национальным и государственным определением было весьма расплывчато, отчего, к примеру, католический рыцарский орден Иоаннитов эту практику позаимствовал. В отличие от белого православного духовенства Афон придерживался позиции единой с католиками церкви, несмотря на расколы, отлучения и войны католиков с православными. Республика подчинялась патриарху лишь в ряде вопросов, в остальном самоуправлялась, формально контролируясь василевсом, отчего в ответственные за борьбу с ересью подходила наилучшим образом.
   Византийское монашество, как и римское, выдвинуло на передний край святого. Савва Неманич, как и его западный коллега Доминик, кроме знания теологии, стремлений к подвижничеству и таланта проповедника, обладал организаторскими способностями, а кроме того являлся сыном упоминавшегося Стефана Немани, ныне покойного сербского вождя и борца за независимость. Савва в юности сбежал от отца и мирской жизни на Афон, ушел от высланной погони, принял постриг, когда преследователи уже стояли под стенами монастыря, вел суровую жизнь отшельника и монаха в коллективе, молился, трудился и разделял воззрения исихастов. Затем примирился с Неманей и основал сербский монастырь на Афоне, потом еще один в Сербии, слыл человеком строгих правил и образа жизни, твердым сторонником Византии и православия, беспощадным к врагам церкви, но признающим единство с Римом. Савва успешно провел ряд дипломатических миссий, приобрел известность и популярность в Сербии и обладал неплохими связями в Константинополе, как во дворце, так и в патриаршей резиденции, а заодно разбирался в каноническом праве. Вот этот обладатель многих талантов, и возглавил идеологическую борьбу с богомилами. Он получил пост архиепископа Охридского, затем надзор за епископами всех Балкан, включая спорное побережье Далмации (оно традиционно относилось к итальянскому - и католическому, епископату Бари, что во времена расколов порождало регулярные споры).
   Впоследствии Савва стал самым почитаемым святым на Балканах, а в текущем времени провел успешную, хоть и долгую, компанию против богомилов, реформировал местный клир, создавал монастыри, организовал перевод канонических источников на церковно-славянский, не пренебрегая, как и св. Доминик, сотрудничеством со светскими правоохранительными органами. Кроме того, архиепископ во время двух паломничеств в Святую землю выполнил ряд дипломатических поручений к тамошним патриархам и лидерам монофизитов, активно работал с католическими соседями, в том числе встречался со св. Домиником и св. Франциском. По мнению историков, именно им была заложена традиция прямых, минующих белый клир и официальные каналы "горизонтальных связей" между православными монахами Афонского устава и католическими францисканцами, и доминиканцами, сыгравшая немалую роль в будущей церковной политике.

***

   Но к политике светской. В 1214 году, василевс и Андраш II от внутренних дел отвлеклись и вернулись к болгарскому вопросу. Соглашения о совместном походе достигли быстро, уже летом начались военные действия. Венгры, собрав мощную армию, после недолгих осад взяли Белград и Браничево, а затем двинулись на Видин.
   Добромира Стреза в его приграничной крепости посетил св. Савва с двухдневным пастырским визитом и посланием от Алексея II Комнина. О чем велись переговоры неизвестно, а только в ночь после отъезда архиепископа, Стрез погиб при таинственных обстоятельствах. Византийские источники объясняют его смерть чудом и карой нераскаянному, даже после увещеваний святого, изменнику от руки специального ангела, болгарские намекают на менее метафизический вклад Саввы и завербованного им телохранителя. Истина нам неведома, но уже через несколько дней в автономное княжество вошли ромейские части Феодора Ласкариса, а с востока из своего непризнанного домена ударил Алексий Слав. Потерявшая вождя дружина покойного серьезного сопротивления не оказала, провинция пала за две недели.
   Затем подошел василевс с основными силами греков, и армия разделилась. Ласкарис двинулся на запад к Нишу, а Алексей II на восток, взял Филиппополь и продолжил наступление на столицу, Тырново.
   Борил обратился к половцам, с которыми отношения у царя, все время правления избегавшего их дорого обходящейся помощи, были прохладными. Степняки медлили, зато у стен Тырново объявился Иван Асень II, с отрядом наемников из Руси и претензиями на трон в качестве законного прямого наследника Ивана Асеня I. Где претендент достал дружину, неизвестно. В Галицком княжестве, где он проживал в эмиграции, в те годы шла схватка за трон между венграми, поляками, местным боярством и наследником князя Романа Даниилом, так что свободные бойцы имелись, а чем занимался и чью сторону в тех распрях принимал болгарский изгнанник, истории неведомо. Мог сформировать свой вольный отряд, есть версии о его финансировании венграми или ромеями, не исключено, что переворот организовали половцы - нам важен итог. Столицу взяли, Борила ослепили и судьба его далее неизвестна, а Болгария получила нового царя, быстро - в условиях угрозы внешнего вторжения и с учетом реальных прав на корону, сплотившего вокруг себя знать.
   К нему на выручку (по некоторым источникам - раньше, участвуя в свержении Борила) явились половецкие отряды, с которыми Иван Асень II бросился навстречу василевсу.
   У реки Тунджа состоялось сражение, в котором болгар разгромили наголову. Но на исходе битвы один из половецких отрядов прорвался к ромейской ставке, где в скоротечной схватке погиб император Алексей II. Наследник трона Иоанн сопровождал отца командуя отрядом гвардии и на результат сражения смерть василевса не повлияла, но поход пришлось сворачивать.
   Соперников у двадцатичетырехлетнего Иоанна не имелось. Оба брата не достигли совершеннолетия, более дальних родственников зачистили еще при Иосифе Стальном, к правящей династии за полтора века византийцы как-то привыкли и права старшего сына никто не оспаривал, но откладывать возвращение в столицу и коронацию все равно представлялось нарушением традиций и ненужным риском. Потому наследник отбыл в Константинополь, сопровождая тело отца и прихватив с собой гвардейцев. Полевая армия, возглавленная Ласкарисом, воевала еще год и к 1216 году болгаро-византийская граница прошла от крепости Месемврия на черноморском берегу, через оставшийся за греками Филиппополь до Скопье. Наместником присоединенных (греки считали их возвращенными) земель стал Алексий Слав, положив начало очередному притоку славянской знати в ромейское чиновничество и армию.
   Иван Асень II, оправившись от разгрома и пользуясь паузой на ромейском фронте, поспешил к осажденному Андрашем II Видину. Крепость удалось удержать, в Венгрии вновь начались внутренние распри и после еще полугода небольших стычек, король заключил с Болгарией мир. Граница прошла по линии фронта, от Видина на восток, до рубежей Византии.

***

   Византийский наследник, как и ожидалось, спокойно короновался в столице. Иоанна III Комнина уже десять лет готовили к трону, отчего заметных последствий смена правителей не имела и политика Византии не менялась. Конфликт с Болгарией продолжался, несколько лет ромеи провели в приграничных стычках и отражении возобновившихся половецких набегов, затем в 1219 году новый император совершил успешный поход, отодвинув границу до Средеца и Ниша.
   Венгрия вновь погрузилась в междоусобицы, король попеременно и скопом враждовал с сыновьями, знатью, местными епископами и папой Римским, отбивался от герцога Австрийского, болгар и степняков, продолжал воевать за престол Галича.

***

   В 1222 году, воспользовавшись перерывом в венгерских распрях и отвлечением половцев на восток, где появились монголы, Иоанн III и Андраш II предприняли 2-й болгарский крестовый поход. Венгры вновь осадили Видин, а развернутые и отмобилизованные части греков двинулись на Тырново. Союзников Иван Асень II не нашел, после разгрома на Калке, половцам было не до войны с империей. Несмотря на это болгары ожесточенно сопротивлялись два года. Полностью окруженное Тырново пало лишь после года осады, в последнем сражении прижатая к Дунаю царская дружина положила две трети ромейской армии, в том числе Феодора Ласкариса и брата императора Исаака, но потерпела поражение. Царь попал в плен, где вскорости и скончался. Граница Византии вернулась на Дунай, по линии Видин-Ниш-река Дрина соприкасаясь с Венгрией. Болгария еще долго оставалась мятежной, вынуждая василевса держать там войска. Естественно, в покоренных землях преследовали богомилов и сепаратистов, переселяли знать с горожанами в азиатские фемы и раздавали пронии грекам, по светской и церковной линии шла эллинизация, но горячей точкой эти территории оставались еще многие годы.
  

Глава XVI. Прорыв в океан.

   Любому безрассудству есть предел,
   Не стоит королю чинить расправы!
   А наши методы судить никто не вправе,
   В сто раз страшней остаться не у дел!
  
   Вернемся к Латинским королевствам. Вот, короли Сирии и Киликии провоевали между собой первые два десятилетия XIII века, а в 1221 году победил Боэмунд IV Одноглазый, просто пережив короля Киликии Льва I и второго претендента на трон Сирии Раймонд-Рубена, потеряв в войне старшего сына и получив истощенную страну.
   Киликия к тому времени два года пребывала в поисках правителя. Лев I скончался двумя годами ранее, оставив наследницей двухлетнюю дочь Изабеллу. Регентом стал один из самых влиятельных вассалов короны, князь Атом Баграсский, хозяин побережья, тесно связанный с венецианцами. В следующем году его убили исмаилиты. Версий о личности заказчика имелось много, потому что трон у малолетней королевы не оспаривал только ленивый. В ходе скоротечной схватки "всех против всех", новым регентом стал Константин Пайл, кузен прежнего монарха из князей Хетумидов, чей домен располагался в горах Тарса. Константину помогал отряд армян из Эдессы, вассальной королю Сирии, отчего в 1222 году, в целях укрепления мира между странами, королеву Изабеллу выдали замуж за Филиппа Сирийского, младшего сына Боэмунда IV. Филипп с новыми подданными не сошелся. По официальной версии "нарушил обещание править по обычаю", а фактически поскольку опираясь на свиту из сирийских рыцарей пытался отстранить от власти регента и запустить в порты королевства генуэзцев. Затея не удалась, в 1225 году он был схвачен сторонниками Хетумидов и убит.
   Укрепившийся Константин Пайл выдал малолетнюю коронованную вдову за своего тринадцатилетнего сына, ставшего королем Хетумом I Киликийским и остался править до его совершеннолетия.

***

   Латинский Египет в те годы оставался, пожалуй, наиболее спокойным государством. С 1205 и до 1210 года, при малолетнем короле Гуго I Лузиньяне регентом служил Жан Ибеллин, князь Заиорданский и коннетабль. Страна отходила от кризиса, урожаи вернулись к норме - там, где осталось кому их собирать. С прекращением внутренней смуты и началом войн монголов в далекой Азии активизировался транзит товаров, в первую очередь из Индийского океана. Египет вернул себе роль торгового посредника, доходы до экономического бума времен Амори II не дотягивали, но росло внутреннее потребление. В королевстве продолжали лояльно относится к иноверцам, что диктовалось повышенным после голодных лет спросом на рабочие руки вообще и нехваткой франков в частности, а заодно растущей торговлей с мусульманским миром. Последняя резко усилила позиции мусульманских анклавов Красноморского берега и Дамаска, поскольку заменить тамошних купцов, встроенных в систему восточных поставок было некем, а их отчисления в казну росли. То же самое происходило с коптами, составляющими большинство крестьян и солидную долю горожан Египта. Латинизация армян и сирийских монофизитов шла быстрее, а обратный процесс "истернизации" франков затормозился.
   Европейцы с легкостью перенимали местные бытовые привычки и обычаи, носили "одежды на восточный манер", жили в "мавританских домах", учили арабский и заключали браки с местными, но сохраняли базовые ценности - по практическим соображениям. Вера, язык, правовые и сословные нормы выделяли латинян в элитную группу населения, чему способствовали тесные связи с Европой, пусть даже поток переселенцев резко уменьшился. Рыцарский стиль войны и вытекающая из него система фьефов в отсутствие насущного врага не требовали реформ и обеспечивали понятное функционирование власти, франкское купечество и ремесленники, преобладающие на севере страны, тоже не имели серьезных поводов перенимать местные практики.
   Церковь не могла требовать репрессий против монофизитов и иноверцев по объективной причине - латиняне оставались меньшинством, даже вместе с православными. Религиозные бунты Египет видел во время голода, и провоцировать подобное сейчас, означало серьезный, а главное - не нужный конфликт со светской властью. Латинский клир сохранял и приумножал ведущую роль возводя храмы, замыкая на себя финансовые потоки и монополизировав окормление элиты, но и конвергенция идеологий в нем шла заметнее. Получив доступ к греческим, арабским, монофизитским, иудейским и всем остальным богословским материалам, грамотная часть духовенства расширила кругозор и не могла держать его в себе. Даже опровержения или критика воззрений конкурентов, давали пищу для внутрицерковных дискуссий, сделав Александрию, Иерусалим и Антиохию новыми центрами теологии - порой сомнительных с точки зрения Рима взглядов.
   Серьезного внешнего врага не имелось, Сирия и Багдадский халифат оставались дружественными. В приграничных княжествах Заиорданье и Мармарика, конечно, не прекращались мелкие стычки с бедуинами и берберами, но серьезной угрозы они не несли.
   Внутренняя политика тоже развивалась стабильно. Рыцари, клирики и городской патрициат сохраняли лояльность трону. Несколько выборных королей и усилившаяся во время выборов и регентств роль Высшего Совета, занесли в умы элиты тему представительности, ограничения монархии законом и депутатами Совета, снизив - в общем европейском тренде, сакральность коронованной особы. Если вы получаете корону от электората - святость титула пропадает, остается концепция "первого среди равных". А с учетом влиятельности в Египте городов и патриархов, бонусов требовало не только рыцарское сословие. Ассизы предыдущих королей, от Балдуина II до Амори I, теперь толковали именно как "общественный договор", связывающий монарха мнением Высшего Совета. Не то чтобы предыдущие законодатели, покровительствуя рыцарям и горожанам и прессуя высшую знать, имели в виду именно это, но нормативная база существовала, последние несколько десятков лет превратили учет позиции электората в обычай, а к традициям тогда относились серьезно. Плюсы тоже нельзя отрицать - именно активное участие депутатов в судьбе наследника престола позволило ему дожить до совершеннолетия и получить власть. Регенту не светила корона и смысла убирать подопечного не имелось. Но внезапно выяснилось, что править самодержавно Гуго I уже не может. Наказания сеньоров и даже горожан требовалось проводить через "суд равных", подати и условия вассальной службы мог менять только Совет, а собственной команды у короля к шестнадцати годам просто не сложилось. Впрочем, и оппозиционных партий не существовало - пока соблюдались новые правила игры.
   Последним важным делом регента и Совета перед совершеннолетием Гуго I, стал его брак. В целях преемственности и укрепления вертикали, короля женили на принцессе Марии Монферрат-Арденн-Анжуйской, дочери Конрада Монферрата князя Заиорданского и прошлой королевы Изабеллы - прямой наследницы предыдущей династии. Покойные отец короля и мать невесты, правда, были супругами, но в повторных браках, кровного родства между новобрачными не имелось. Невеста была старше на два года, что для династического брака статистическая погрешность, мнения молодых никто не спрашивал и оно нам неизвестно, а свадьбу сыграли в 1210 году, как раз к полноправному вхождению Гуго I в должность. Королева Мария родила двух дочерей и в 1217 году сына, объединившего в себе старую династию с Лузиньянами, при родах которого и скончалась. Мальчик при этом выжил и получил традиционное династическое имя Балдуин.

***

   Юный Гуго I оказался правителем нерешительным и вздорным, как отмечал хронист, он "часто впадал в гнев, но быстро прощал виновных". Но правление оставалось стабильным, как и экономика. Попытки монарха вернуть полноту власти в одни руки заканчивались едва начавшись, отчего традиция ограничения власти законом лишь укрепилась. Через год после совершеннолетия, к примеру, король обвинил бывшего регента Жана Заирданского в расхищении казны опекаемого, лишил должности коннетабля и попытался было взыскать денег и отнять лен. Жан обвинения отвергал, семейство Ибеллинов и их многочисленные сторонники выступили за родича и потребовали рассмотрения дела в Высшем Совете. Правитель отступил. Слушание хоть и состоялось, но шло вяло и кончилось оправданием. Продолжения не последовало, а пост коннетабля занял младший брат обвиняемого, граф Хамы Филипп Ибеллин.
   Гуго I совершил несколько походов против береберов и бедуинов, а в 1215 году провел совместно с нубийцами и госпитальерами кампанию на юге, окончательно очистив от немирных мусульман египетско-нубийскую границу. Собственно, именно дела ордена Госпиталя, которому король всерьез покровительствовал, его правление и прославили, но сперва коснемся Нубии.

***

   После ассоциации с Римской церковью и латинским миром, получения местным правителем короны от папы и монахов в советники, Нубия, как мы упоминали, объединилась, совместно с египетскими франками очистила от мусульман приграничье и побережье, а ее рыцари приняли участие в испанском крестовом походе и ряде компаний в Леванте. С 1199 года здесь правил король Василий I, сын предыдущего и ветеран войны в Испании, сторонник прогрессивного феодализма, лично знакомый с папой римским и несколькими коронованными старшими коллегами из Европы - в большинстве, правда, уже покойными. Границы королевства простирались от египетской Элефантины до Собы (близ современного Хартума), а на берегу Красного моря до Суакина. Подданные Латинского короля пользовались в стране привилегиями, причем несмотря на упорную борьбу с неверными, египетские купцы, получившие квартал в Суакине, и контролирующие нубийскую торговлю, исповедовали все тот же ислам, что и изгнанные, что никого не смущало.
   Несмотря на признание Нубии королевством, к XIII веку феодализм здесь складывался своеобразный. Традиционно для Африки, население делилось на общины, включавшие главный и обширный род и примкнувших к нему с течением времени соседей, вольноотпущенников и прочих зависимых лиц, формируя клан. Самый мощный клан, понятно, возглавлял монарх, назначавший наместников в провинции. Наместник собирал с кланов некоторые деньги и бойцов по мобилизации, а если кто сотрудничать не хотел - укреплял вертикаль своей дружиной (частью внеклановой, частью из лояльных общин), а если не хватало, вызывал федеральные силы. Мобилизованные главным бонусом от подданных и считались, а доходы наместника и короны в основном формировались от пошлин с торговли, трофеев и отчислений собственного клана.
   Кланы, соответственно, особой пользы в короле не видели, кроме времен войны с внешним противником - которого как раз не стало. В подобных случаях страны чаще всего распадались, но Нубию связывала общая, получившая подъем вера, получившие титулы графов наместники больше зависели пока от центра, чем от подопечных, да и в кланах пошло расслоение. Благополучно избежав землетрясения 1202 года, Нубия неплохо заработала на голоде соседнего Египта, а у выросшего при отсутствии набегов охотников за рабами населения появилась перспектива в эмиграции. Переселенцев легко принимали египетские сеньоры на обезлюдевших землях, нубийских лучников нанимали от Эфиопии и иоаннитского острова Демулен (Дахлак) и до Византии, да и походы на юг укрепляли единство.
   Южнее Нубии, располагалась Эфиопия. Правил здесь негус Гебра Лалибела, но контролировал он лишь часть территории, а на остальной располагалась невообразимая мешанина князьков и эмиров разных племен и вер, включая, кажется, даже уцелевших с позапрошлого века иудейских правителей. Негус перманентно воевал со всеми окружающими, а с востока, с побережья Сомали, надвигался султанат Ифат, образованный арабами и исламизированными местными племенами. Вот на северные земли эфиопов и обратил внимание король окрепшей Нубии, подбирая их под свою опеку.
   Эфиопы - к очередному удивлению европейцев, тоже с давних пор исповедовали христианство, но в трактовке близкой к коптам. Местная церковь издавна подчинялась коптскому патриарху, с появлением в Египте франкского королевства начала активные контакты с латинянами и Византией, одновременно требуя у лидера коптов автономии, но выбирать сторону не спешила. Включить в орбиту еще одно древнее христианское королевство, хотелось всем участникам, для войсковых операций всем же выходило далековато, так что Эфиопия могла позволить себе вольнодумство. В полосе эфиопо-нубийского приграничья случались стычки, споры о границе кипели, но до войны не дошло. Выход предложил орден Госпиталя.

***

   Магистр иоаннитов Гарен де Монтегю, выходец из левантийской ветви рода и брат магистра тамплиеров Пьера де Монтегю, искал для Ордена новые горизонты и резиденцию. Остров Дахлак братьев не устраивал малым размером и расположением. Пригодный для пиратского логова, на роль морского форпоста архипелаг на подходил. Главным противником Эфиопии выступали султанат Ифат и мелкие исламские эмираты, а основой их экономики была торговля через побережье. Ключевым портом мусульман являлась Зейла, город на африканском берегу Баб-Эль-Мандебского пролива, близ земель негуса. При этом, купцы Зейлы и остальных портов региона, являлись первыми конкурентами египетских торговцев. Отметим, что египетские купцы Красного моря, на то время являлись мусульманами, либо в редких случаях иудеями, а христиан среди них вовсе не имелось. Но это были "королевские неверные", лояльные подданные Лузиньянов из коронного домена, вполне довольные ситуацией. Их города получили автономию по типу Дамаска, с самоуправлением под формальным руководством виконтов, четко фиксированными выплатами в казну и выставлением определенного числа воинов. Выплаты не пересматривались уже лет двадцать, поскольку меняющимся в Каире королям было как-то не до споров с исправными плательщиками, а с регентами купцы умели договориться. Наемники городов чаще действовали при иоаннитах, зачищая окрестные воды от пиратов, что улучшало экономический климат и обременительным не считалось. Оттого с единоверцами из соседних, враждебных франкам эмиратов, подданные Гуго I в позициях давно разошлись и с интересом рассматривали перспективу их вытеснения, для чего орден Госпиталя и эфиопы представлялись прекрасным инструментом. С иоаннитами у купечества давно сложились прочные деловые связи, поскольку снабжать братьев-рыцарей в архипелаге Дахлак, кроме египтян было некому.
   Аравийский берег в качестве объекта экспансии не рассматривался - задевать халифа, бывшего сюзереном Аравии и спокойным нынче соседом Египта в планы Каира не входило, да и вообще поход в район Мекки сулил резкое обострение отношений с исламом. А контроль над входом в Красное море и порт напротив Адена выглядели заманчиво.
   Этот проект иоанниты и предложили негусу с нубийцами. В обмен на союзный договор и демаркацию эфиопской границы на севере в пользу Нубии, король последней Василий I предоставлял дружину соседям. К ней присоединялись госпитальеры, пополнив силы братьями из других филиалов, добровольцами, искателями приключений, подкреплениями от короля Иерусалимского и наемниками за счет купцов. Коалиция отправлялась в локальный крестовый поход на султана Ифата, основной целью имея захват Зейлы и очистку побережья - передаваемого негусу, на условиях привилегий купцам Египта и квартала (возможно, близлежащего города) ордену Св. Иоанна. Эфиопы выступали в роли лидера и заказчика проекта.

***

   В 1217 году африканский поход начался, и поначалу развивался успешно. Союзники дошли до Зейлы, к тому времени осажденной десантом с моря и блокированной орденскими галерами. Эфиопы в это время основными силами сковывали противника на западе. Зейла быстро пала, город несколько дней методично грабили, вырезая население, но потом к порту подошла дружина султана. Что произошло в суматохе нападения, не совсем ясно, но Зейлу сарацины заняли почти без боя, нубийцы и франки разрознено отошли из города на запад, а иоанниты вышли в море в полном порядке. Не то осажденные коллективно договорились с противником, не то - как следует из версии эфиопов, Госпиталь бросил союзников, но с негусом у магистра вышла ссора и непонимание, а пути армии и флота разошлись.
   Светские крестоносцы с боями отошли к границе, понесли большие потери, но вывели преследователей на успешно наступающий отряд негуса Гебры Лалибелы. Соединившись, христиане перешли в контрнаступление и спустя несколько месяцев вернули Зейлу. Война свелась к стычкам небольших отрядов и через год завершилась победой Эфиопии, установившей границу от Зейлы до слияния рек Дауа и Гебеле, надолго ставшую рубежом продвижения христианства в Африку.
   Купцам Египта пожаловали оговоренные привилегии, а с иоаннитами негус долго пребывал в розни. Примирились стороны через несколько лет, и владений орден на завоеванных землях не получил, но к тому времени и надобность отпала.

***

   Отступивший из Зейлы флот госпитальеров, "не претерпев ущерба от неверных" отплыл на восток. Причины и мотивы теряются во мраке истории, но после короткого плавания, рыцари ордена высадились на острове Сокотра. Как упоминалось, жили там потомки греков, исповедующие несторианство - христианскую ересь, признанную таковой и сторонниками Халкидона, и монофизитами, а подчинявшуюся патриарху в Багдаде. Промышляли они пиратством, ловлей рыбы и небольшой торговлей растущими здесь благовониями.
   Иоанниты остров захватили быстро, нападения никто не ждал. Около года орден осваивал новые владения, включая еще два обитаемых островка архипелага, причем с еретиками не церемонились. Выбор местным, не успевшим сбежать морем в Африку или более далекую Аравию, предоставлялся небогатый - латинизация или рабство, активных противников колонизации безжалостно казнили. Расположенная у берега Сомали и напротив Аравии, Сокотра позволяла контролировать весь транзит из Восточной Африки, вход в Красное море и частично путь к Адену. Захват ключевой точки стал первым - и очень успешным появлением владения европейцев в Индийском океане. Никому, кроме военно-монашеского ордена, такой проект был не под силу. Сокотра не обеспечивала себя (тем более сильный гарнизон) продовольствием, крепости тут строили из привозных материалов, отчего требовалось мощное и постоянное внешнее финансирование, а заодно регулярный приток пополнения и организация снабжения. Всем этим госпитальеры располагали, в плюс пошли доступ к африканской древесине (с чем всегда испытывал трудности Египет), дешевым рабам для галер, поступления от пошлин за транзит с арабских и арабизированных купцов и трофеи от непрекращающихся стычек с пиратами, прибрежными эмирами, не признающими латинян и - безусловно, торговцами, не желающими платить неверным. Уже в 1219 году, на остров совершил нападение флот Адена - богатого и влиятельного в то время торгового центра, но безуспешно. Следующие полвека иоанниты, при поддержке со всей Европы, укрепляли рубеж христианского мира, их галеры наводили ужас на всех окружающих побережьях, а столица Ордена заслужила репутацию самого надежного банка в этой части света. Красное море и окрестности практически очистили от пиратов, а египетские купцы получили почти монопольное право транзита между Красным морем, Восточной Африкой и Азией, оспариваемое лишь аденцами, лишенными, впрочем, поддержки халифа по причине занятости его монголами.
   С Сокотры и из Эфиопии, в Африку и Азию двинулись миссионеры, в основном из ордена францисканцев, но заметных успехов в XIII веке они не добились. Побережье Восточной Африки, Ближнего и Среднего Востока осталось исламским. Вдали от моря в Африке сохранялось язычество, хотя небольшие колонии крещеных аборигенов или эмигрантов, в портах Индийского океана начали появляться. Наиболее заметным успехом монахов стали, скорее, путевые заметки - описания миссионеров позволили Европе узнать об Африке, Аравии, Индии и даже Китае.
   Отдельно отметим конфликт епископов Нубии и патриарха Александрии. Нубийцы, ранее подчинявшиеся патриарху, после поездок в Европу и укрепления дипломатических связей, занялись своим имиджем и попросили у папы Римского собственного архиепископа, с подчинением напрямую Риму - закрепляя суверенный статус. Патриарх, разумеется, активно возражал, спор длился долго, но кончился в пользу Нубии. Архиепископа она получила в 1254 году.

***

   Но вернемся в Иерусалимское королевство, к правлению Гуго I. Итога поддерживаемой им экспансии госпитальеров, король не увидел. В 1218 году монарх объявил ревизию доменов, проверку мобилизационной готовности вассалов и подсчет, кто сколько за прошлые годы в строю отбыл. Проверяемый сочли эти действия ущемлением прав знати, а предпринять по этому поводу Гуго I ничего не успел, поскольку скончался. От тяжелой непродолжительной болезни. Естественно, подозревали отравление, но мстить за неуравновешенного правителя оказалось некому, отчего разбирательств и выводов не последовало. Наследник на сей раз имелся самый что и на есть законный - принц Балдуин, менее года от роду. Регентом оставшемуся без родителей ребенку Высший Совет избрал коннетабля королевства графа Хамы Филиппа Ибеллина. Однако, слухи о причинах смерти Гуго I, растущая активность электората (рыцари, высший клир и патрициат коронных городов) и опасения насчет слишком усилившихся Ибеллинов, привели к повторению "разделения опеки", по схеме, примененной в малолетство Балдуина V. Регент получил функции оперативного управления королевством, а опекуном будущего Балдуина VI и его двух сестер стал, как и в прошлый раз, князь Рене Мармарийский, только не Шатильон, а его преемник Монферрат - дядя, напомню, матери принца.
  

Глава XVII. Балдуин VI. Начало правления.

   Мы пока не знаем, надолго ли, обрели этот общий дом...
   Королю неизвестно многое, всё отложено на потом.
   У сеньоров затеи прежние - уж такие, какие есть...
   Безмятежность - удел мятежников, риск удел сохранивших честь.
  
   Князь Рене Монферрат Мармарийский получил под контроль Александрию, занявшую к тому времени место ведущего торгового центра страны, куда короля и принцесс как раз и переселили - поближе к опекуну и под присмотр патриарха, подальше от регента и столичных заговоров. Доходы с города позволяли "достойно содержать опекаемых", а заодно служили мотивацией для Рене, поскольку немалая часть оседала в его кармане и укрепляла приграничное княжество. Клан Ибеллинов опирался на собственные обширные владения и подвластный регенту королевский домен. Сравнимых по силам и влиянию соперников у сплоченной регентской семьи не существовало, а правил Филипп Ибеллин разумно. Во внешние авантюры не лез, фамильные владения расширял умеренно и в рамках правил, прибыль предпочитал извлекать из доходов короны - что никого не задевало и было практически не проверяемо, а элиты получили, наверное, максимальную свободу за все время существования королевства. Единственное, что пресекалось дружиной регента - частные войны феодалов. Войны Чингиз-хана, перекрыв торговлю северными маршрутами, увеличили товарооборот Леванта с Индийским океаном и Багдадским халифатом, поднимая доходы Египта в целом и регентской казны в частности.

***

   В 1223 году умер Рене Мармарийский. Князю было за шестьдесят, наследник Конрад давно замещал отца в походах и имел собственных детей, отчего в домене смена власти прошла спокойно, но на опекунство нашлись альтернативные претенденты. Основным соперником выступил граф Сидона Балиан де Гранье, авторитетный сеньор, сын ранее встречавшегося в нашем повествовании знаменитого дипломата, участника войн регентов и борца с Лузиньянами. Что в моменте еще важнее, матерью графа была сестра Филиппа и Жана Ибеллинов. Последние претензии поддержали, но немедленно встретили сопротивление - правление Ибеллинов элиты признавали лишь в качестве временного. Практически сразу появились и слухи о готовящемся браке старшей сестры короля (и его наследницы) принцессы Марии с одним из младших Ибеллинов. Марии исполнилось восемь лет, прецеденты замужества в таком возрасте имелись, а в стремлении регентской фамилии закрепить трон за собой, никто не сомневался... как и в судьбе короля после свадьбы сестры. Насколько слухи верны, неизвестно. У обоих лидеров Ибеллинов имелись подходящие по возрасту сыновья, но брачных планов клан не признавал, а поддержка зятя в притязаниях на опекунство могла иметь целью лишь концентрацию власти в одних руках. Но истина уже никого не интересовала. На стороне Конрада Мармарийского выступили практически все влиятельные силы королевства - знать, оба патриарха, ордена Тампля и Госпиталя, коронные города. Исключением, кроме Балиана Сидонского, стали тесно связанные с регентской семьей графы Хомса, Кесарии и Луксора, а также Акра - королевский город, проигрывающий Александрии в конкуренции за основной транзитный терминал и ориентирующийся на регента. Внезапное формирование широкой оппозиции, вытолкнуло молодого князя Мармарийского в лидеры антиибеллиновской партии. Формально участники объединялись отстаивать именно его интересы, и несмотря на наличие у противников Ибеллинов массы иных, собственных мотивов, князь Конрад в любом случае служил связующим звеном.

***

   Острый момент возник в самом начале, когда у стен Александрии появился регент Филипп с группой поддержки. Выглядело его появление вполне законно, отряд состоял из рыцарей княжества Фиванского (личного домена Лузиньянов), а целью заявлялась передача королевской семьи под охрану их родовых вассалов до решения спора об опеке. Остановить Филиппа в городе было некому. Конрад Мармарийский и патриарх Александрийский в этот момент проводили съезд своей партии в Бильбейсе, охрана королевской резиденции спорить с регентом сил не имела, да и четкой уверенности в своей правоте не испытывала, формальная логика в действиях приезжих наличествовала.
   Что на самом деле затевал граф Хамы, впрочем, так никто и не узнал, поскольку в политику, единственный раз за всю историю, вмешался рыцарский орден Святого Лазаря. Оказавшийся в городе с небольшой свитой магистр лазаритов Готье де Невшатель занял дворец, выставил охрану, и вежливо сообщил подъехавшему регенту, что к монаршему семейству доступ закрыт. Временно, но для всех. До появления законного опекуна. Прокаженные братья-рыцари имели серьезную репутацию не только из-за коронованного основателя и ужасной болезни, но и по причине постоянных боев с берберами. А их туркополы, набиравшиеся, напомню, аналогично мамлюкам прежних султанов, из крещеных рабов, считались полнейшими отморозками и "людьми, вообще не имевшими страха", поскольку кроме схваток в пустыне наравне с ищущими смерти рыцарями Св. Лазаря, годами жили в окружении прокаженных, что в людей того времени само по себе вселяло мистический ужас. Рыцари Филиппа Ибеллина в бой с лазаритами не рвались, перспектива победы, несмотря на численное превосходство, выглядела отнюдь не очевидно, а без шума и скандала обойтись не выходило никак. Потому регент отступил.
   Ибеллины еще обвиняли магистра в угрозе здоровью королевской семьи через контакты с прокаженными, но это случилось потом и последствий не имело. Пугать братьев Св. Лазаря было занятием бессмысленным, да и будоражить тему александрийского заезда партии регента не хотелось. Но появление прокаженных рыцарей возле короля и его наследниц ускорило созыв Верховного Совета. Де Невшатель кроме проверенных слуг не подпускал к подопечным никого, хоть и, как позже выяснилось, их контактов с братьями не допускал, но само присутствие прокаженных в королевской резиденции вызывало среди элиты истерику, слегка смягчаемую лишь авторитетом Ордена.

***

   На спешно созванном соборе, Ибеллины, оценив ситуацию, от обострения конфликта отказались и Конрад Мармарийский получил опекунство. Но делегаты съезда приняли еще два решения. Во-первых, до совершеннолетия короля, брак его сестер допускался только с санкции Совета, а до 12 лет или с лицами "некоролевской крови" запрещался вообще. Во-вторых, обществу понравилась идея независимой охраны. Лазариты, конечно, выглядели слишком рискованно, но в контроле церкви идея была. Оттого решили завести дворцовых мамлюков, а закупать рабов и готовить из них гвардейцев поручили тамплиерам. Влияние Ордена Храма на тот момент в Заморье снижалось, но базовая крепость в Пальмире имелась, а для тренировок тамошняя пустыня и стычки с бедуинами подходили не хуже берберской границы, как и храмовники в качестве инструкторов. С 1225 года, короля и принцесс стали охранять дворцовые (или королевские) арбалетчики (основной задачей считалась оборона резиденций, а вероятным противником - мятежные рыцари) из крещеных рабов, руководил которыми патриарх Александрии. На этом кризис закончился.

***

   В 1227 году скончался регент, его пост без особых споров получил брат покойного, князь Жан Ибеллин Заиорданский, вновь ставший коннетаблем, а заодно регентом еще и при племяннике - новом графе Хамы и своем тезке.
   В 1232 году пятнадцатилетний Балдуин VI стал полноправным королем. В историю он вошел под прозвищем Толстый, а правление начал свадьбой с Анной Комниной, младшей дочерью императора Византии Иоанна III. Ни один из их детей не прожил дольше нескольких лет, в 1249 году королева умерла очередными родами.
   Первые годы правления Балдуина VI Толстого королевство фактически оставалось в руках бывшего регента, поскольку монарх, по словам хрониста, "испытывал себя в битвах". Он совершил несколько рейдов против берберов и бедуинов, поход на дальнем юге в эфиопское приграничье, с посещением принадлежащего иоаннитам острова Сокотра, громкой славы не стяжал, но навыки рыцаря и командира продемонстрировал, укрепив репутацию. А в 1236 году, угроза пришла из княжества Мармарийского.

***

   Король и его сестры воспитывались вместе с детьми опекуна, князя Конрада Мармарийского. Его старший сын Рене был на год старше принцессы Марии и детская дружба плавно перешла в более серьезные и тесные отношения. Балдуин VI о происходящем знал, и когда в 1235 году у него родился сын, дал на радостях согласие сестре и наследнику княжества (а также дальнему родственнику, мать короля и невесты, приходилась кузиной отцу жениха) на брак. Свадьбу сыграли быстро, а сын короля прожил лишь несколько месяцев и Мария вновь оказалась наследницей трона.
   На этой новости, у Конрада и Рене Мармарийских возник план прихода к успеху. Быстро организованный заговор был хорош своей простотой. Для получения Рене короны, не требовались ни сторонники, ни влияние, ни даже участие принцессы Марии - только смерть Балдуина VI. Собственно, весь заговор состоял из князя с сыном, оставалось лишь найти исполнителей, которых подобрали из закончивших службу туркополов ордена Св. Лазаря. Крещеные рабы провели по десять лет в боях и обществе прокаженных, получили свободу, но без уверенности, что не заражены. Теперь они хотели денег, умели убивать, принципов не имели вовсе, а по причине службы в закрытой организации, знали их за пределами Ордена обычно немногие. Единственный риск заговорщиков заключался в вербовке. Привлекать посредников не пожелали, решив сохранить тайну, потому заказ делал лично князь Конрад. Покушение планировалось на дороге в Мерсу, город Мармарики, куда король выехал на встречу с князем, а страховкой служила группа княжеских боевых колонов, высланная с приказом перехватить "ассасинов", под которых традиционно работали киллеры и о появлении которых якобы донесли лазутчики. Успех был почти гарантирован.
   Не повезло в самом начале - князь Жан Ибеллин Заиорданский скончался в Каире через несколько дней после отбытия Балдуина VI. Получив печальное известие, уже миновавший Аламейн монарх тронулся в обратный путь. Трое бывших лазаритов, до засады которых он не доехал, пустились в погоню, благо по плану все равно собирались отступать в Александрию, где их должен был ждать заказчик с остатком денег. Они обогнали королевский отряд и собрались было выполнить заказ, но тут произошла вторая накладка. Киллеров, двигающихся по пути запланированному для отхода, перехватили бойцы князя и честно попытались убрать. В скоротечной схватке, однако, победителем вышел один из "ассасинов", успевший допросить недобитого противника.

***

   Крещеным боевым рабам, по сложившейся традиции, давали имена из старинных. Несостоявшийся убийца получил имя "Виктор" (в истории чаще употребляемое в итализированной форме - Витторио), откликался на прозвище Кутуз, по одной версии, был безродным половцем, по другой - поддерживаемой впоследствии им самим, сыном сестры и дяди хорезмшаха Джалал ад-Дина. Купили его десять лет назад у купцов, торгующих с монголами и правда о его происхождении теряется во мраке, но нам важнее другое. В ордене Витторио Кутуз считался умелым и авторитетным бойцом, а человеком был умным.
   Осознав, что оставлять его в живых заказчик не собирался, а после провала будет искать с еще большими усилиями, Кутуз, как и многие его коллеги во все времена в подобной ситуации, отправился спасаться у жертвы. Программ защиты свидетелей еще не придумали, но принцип древний. Витторио дождался короля на трассе, и здесь владыкам Мармарики не повезло в третий раз. Их наемник смог попасть к Балдуину VI и поделиться наболевшим. Судя по дальнейшему, король ему поверил.

***

   Дальше везение кончилось и начался детектив. Разумеется, весомых доказательств против князя Конрада не имелось. Хуже того, монарх в тот момент вообще не имел лично преданных людей, кроме охраны из дворцовых арбалетчиков и десятка рыцарей собственного эскорта. Кто еще из авторитетных в королевстве фигур замешан в заговоре, Балдуин VI не знал. Доверять в такой ситуации он мог только бывшему регенту - но его труп остывал в Каире. Специалистов в расследовании у него тем более не было.
   Молодые рыцари, включая короля, выросли в Египте, на арабских сказках и историях о ночных похождениях Гаруна аль Рашида. По этой ли причине, или по иному мотиву, но следующим шагом монарх с охраной, частью свиты и Кутузом пропали, а несколько оставшихся рыцарей объявились в Александрии. Где донесли патриарху и князю Мармарийскому, что подверглись нападению ассасинов, а король исчез, и его ищет свита.
   Одновременно, князь Конрад получил записку от Витторио Кутуза. С сообщением, что наемники похитили монарха и перебили княжеских ликвидаторов - за что несколько обижены, но обиду легко можно смыть повышенным гонораром. В противном случае, Кутуз, натурально, обещал возвращение короля подданным, с приложением показаний "ассасинов". На переговоры князя приглашали в тихое место за стенами города, ночью и одного. Поскольку данные рыцарей и письма совпадали, заговорщик им поверил. Собственно, за рядом досадных, но на вид некритичных сбоев почти все выглядело планово. Корона почти в руках у сына, доплатить за нее не жалко... а коль наемники уже сумели не попасться, так и их смерть становилась не столь насущной. Даже если попадутся - сразу без короля им не поверят, а после коронации Рене и вообще наплевать.
   Ночью Конрад Мармарийский явился на встречу, Кутуз с блеском провел оперативный эксперимент, засевшие вокруг король с вассалами услышали подтверждение слов перебежчика... после чего детектив тоже кончился, а началась жестокая реальность.
   Балдуин VI теперь точно знал, что заговор есть, а вот кому можно доверять, все еще оставалось загадкой. Возможность доказывания вины Конрада в законном порядке оставалась умозрительной, да и позволить князю уйти было бы в принципе неверно. Потому королевские арбалетчики повязали заговорщика прострелив ноги, после чего вельможу долго и с применением подручных средств пытали на месте, вовсе не вспоминая про процессуальные нормы. Кутуз во время службы у лазаритов развязывал языки даже кочевникам пустыни, охрана короля и его рыцари тоже успели повоевать, так что молчал допрашиваемый недолго. Итог допроса монарха несколько успокоил. Заговор оказался хоть и в ближайшем круге, но малочисленным, а значит на верность непричастных можно было рассчитывать. Тем не менее, проблема формальных доказательств оставалась, как и вопрос о публичности - воевать с дружиной Мармарики, решись та защищать сеньора или его наследника, не хотелось. Князя Конрада Мармарийского потому зарезали и закопали прямо на месте, а король все так же инкогнито двинулся в Каир. В столице он связался с канцлером, графом Амори Бармаком, выходцем из известной на весь восток фамилии, о которой мы ранее упоминали в связи с отцом графа, вице-канцлером короля Амори I. После встречи с Бармаком, былым сторонником регента, получившим шанс войти в доверие монарха, история быстро и профессионально пришла к финалу.

***

   Балдуин VI вернулся из пропавших и был объявлен спасенным. Прибывшие в столицу на похороны Жана Ибеллина наследник князя Мармарики Рене и его супруга, принцесса Мария, скончались от яда в день прибытия. По официальной версии, отравились сами, узнав, что король спасся и осознав провал заговора. Князь Конрад был объявлен убитым при личном нападении на монарха, лен конфискован, оставшиеся в живых родственники высланы в Италию. Рыцари, участвовавшие в спасении короля, получили солидные фьефы и стали доверенными людьми сюзерена. А Витторио Кутуз стал рыцарем. Фьеф ему назначили для начала богатый, но денежный, потому как по новой должности командира королевской гвардии, отлучаться из дворца не следовало.
   От идеи мамлюков, правда, при дворе отказались. Охрану теперь формировали из служащих на регулярной основе, по византийскому образцу, младших сыновей мелких феодалов и прочих не имеющих лена рыцарей. Но оснащение арбалетами оставили, отчего в последующем этот отряд получил имя "Королевские конные арбалетчики" и считается одной из старейших регулярных гвардейских частей мира, уступая лишь гвардии Византии. Стрельбой с седла гвардейцы, правда, не увлекались, представляя собой хорошо обученное рыцарское подразделение, то есть тяжелую кавалерию, на манер отрядов рыцарских орденов. Арбалеты неоднократно использовались в обороне резиденций королей, в том числе во время битв, но в пешем строю. Назначение в командиры элитной части бывшего туркопола лазаритов, конечно, вызвало недовольство и опасения. Если вопрос происхождения отбивался славой спасителя монарха, то угроза заражения проказой, чего нельзя было исключать, несла риск заболевания для окружающих. Переубедить Балдуина VI, однако, не удалось. Для человека, чьи воспоминания раннего детства включали, как известно из хроники "защиту добрыми демонами" (лица рыцарей Св. Лазаря, действительно... запоминались), риск проказы выглядел меньше пользы от поднятого из низов и осыпанного милостями, проверенного в деле, не имеющего связей и ставшего верным лично правителю бойца.

***

   Король прочно занял трон. Правду о событиях, безусловно, пытались скрыть. Но при Балдуине VI находилось слишком много людей и слухи о том, как дела обстояли на самом деле, разошлись быстро. На удивление, это сыграло лишь на пользу правителю. Сеньоров волновала не расправа над семьей князя Мармарийского, а нарушение феодальных прав. Понимание того, что речь шла о реальном покушении, их скорее успокоило. Ну а упоминание о захвате врага и его экстренном допросе, никого не смущало - конечно, со знатью так обращаться нельзя, но... всяк точно знал, что на месте короля "так поступил бы каждый". Былые сторонники князя Конрада принялись демонстрировать верность трону. Лидерами Ибеллинов стали сыновья Жана и Филиппа, но влияние семьи упало - новые князь Заиорданский и граф Хамы были старше короля всего на несколько лет. Граф Бармак, кроме внушительных материальных бонусов, получил пост сенешаля, третий (после короля и коннетабля) в штатном расписании страны. Теперь он управлял коронным доменом и финансами страны, фактически руководя всеми гражданскими служащими, а еще замещал его величество в Высшей курии. Коннетаблем стал граф Гуго Тирский, потомок русских князей, известный военачальник, далекий от политики и партий.

***

   Последним следствием заговора стала озабоченность Балдуина VI браком оставшейся сестры, Изабеллы. Девушке исполнилось двадцать и теперь она стала наследницей трона. На случай смерти короля, муж ей не помешал бы, но с учетом предыдущего опыта требования к кандидату усложнились. Король и его окружение искали жениха равного происхождения, без связей в Заморье, без авторитета... как ехидно отмечал хронист "чтобы он был королевской крови, но не мог быть королем". Что интересно, такой нашелся. Король Франции Людовик IX предложил своего младшего брата Карла, по кличке Постум (postumus -- посмертный, традиционное прозвище для родившихся после смерти своего отца, Карл был именно таков). Претенденту исполнилось всего десять лет, но такая разница в возрасте для сделок в этой сфере, в те времена никого не смущала, а условиям принц отвечал. Конечно, от французской короны он стоял далековато - последние два года четвертым, а до того, до смерти двух братьев, вообще шестым, но родовитостью превосходил невесту. В силу возраста, конкуренции Балдуину VI кандидат составить пока не мог, а дальнейшее зависело от самого шурина. С точки зрения французов, место наследника трона Святой Земли, огромного и богатого королевства, плюсом к чему на переговорах удалось получить для принца княжество Мармарийское в лен и Александрию в апанаж Изабелле, тоже выглядело более чем привлекательно, заставив мгновенно забыть о происхождении невесты "из наших вассалов".
   В 1238 году Карл Постум прибыл в Египет, свадьбу играли в Иерусалиме. Мнением невесты, как водится, никто не интересовался, но брак оказался на удивление спокойным. В любом случае, главные события тех лет разворачивались намного восточнее, где в 1219 году Чингиз-хан начал войну с Хорезмом.
  

Глава XVIII. Смерч с востока.

   Мы к Хорезму приближались, нас ловили на прицел.
   И с высоких стен смеялись: "Удирай, покуда цел!"
   Но насмешки не спасают - есть приказ, ведет нас хан...
   А исход войны решает управленческий талант.
  
   Как известно, в начале XIII века Чингизхан сплотил монголов, завоевал окрестную степь, затем большую часть китайской империи Цзинь (при поддержке другой державы Китая - Сун), параллельно покорил еще ряд соседей, а в 1218 году Кара-китайскую державу. Последнюю монголы поделили с западным союзником, хорезмшахом Аладдином Мухаммедом II. Затем между партнерами возникли разногласия по поводу дальнейшего сосуществования и в 1219 году Чингизхан двинул войска на Хорезм.
   Хорезм имел на границе с монголами сеть мощных крепостей, в которых развернул кадровую армию, предполагая в случае нападения сковать противника в приграничье, провести в тылу мобилизацию и перейти в наступление. План, по тем временам и представлениям о набегах кочевников, был грамотный, но не сработал. Противник подвел.
   Чингизхан, собственно, ничего нового не изобретал. Ни в вооружении, ни в системе власти или стратегии с тактикой, ни в логистике - все применяемое монголами, было известно степнякам, как и их противникам от Китая до Европы уже века. Но он был, не побоюсь этого слова, гениальным организатором и управленцем, отчего смог сделать две несложных на словах, но почти невозможных в реализации, вещи. Хан ввел среди подданных железную дисциплину, в том числе в армии - чего в то время в масштабах страны не удавалось никому (да и пробовали немногие). Еще он собрал придуманное до него, да и внедрил сразу в комплексе. Но на том не остановился, а все полезное, о чем он узнавал - а его живой пытливый ум позволял узнать немало, Чингиз бережно перенимал. Порой вместе с носителями опыта и навыков, которых пригоняли в качестве рабов или принимали на службу, вплоть до высших постов, зависимо от специальности. В сочетании с богатым людским ресурсом кочевников, успешный менеджмент превратил племена в передовое централизованное государство, а монгольские орды в не менее передовую армию. Мобильную, дисциплинированную, с качественным техническим оснащением и умеющую воевать несколькими корпусами в разных регионах по единому плану.
   По численности, опыту и оснащению, войска противников были схожи, но противопоставить монгольской организации Мухаммеду II оказалось нечего. В ходе двухлетней компании, монголы разгромили хорезмшаха, города региона были взяты или сдались, но после неизбежной резни и грабежей в большинстве уцелели, сохранив роль торговых центров и транзит по Шелковому пути. Шах с частью армии, преследуемый тремя туменами противника, отступил к Каспию, где на одном из островов в начале 1221 года помер. Трон получил его сын Джелал ад-Дин.
   Осенью 1220 года, в игру вступил и багдадский халиф Ан-Насир Лидиниллах, договорившийся с Чингизханом о взаимном нейтралитете, благо общей границы еще не существовало. Отряды халифа нанесли удар в южной Персии, пользуясь отсутствием там войск хорезмийцев отбили потерянные четверть века назад Исфаган и Шираз, а затем вышли к Зарани и границе с Синдом, вернув Ан-Насиру контроль над побережьем Персидского залива.
   Джелал ад-Дин успешно провел схватку за престол с родственниками, попытался контратаковать монголов, не преуспел и отступил в Афганистан, а затем в Индию. Там он собрал остатки дружин Хорезма и других противников Чингизхана, с переменным успехом сражался с монголами, а затем прорвался в западные регионы Хорезма. Несмотря на потерю половины страны, молодой хорезмшах контролировал немалую территорию. Восстановив армию, он оттеснил монголов к Нишапуру, а у Ан-Насира отбил Исфаган, и к 1225 году граница Хорезма (правда, без самого Хорезма) с халифатом пролегла по линии озеро Ван-Тавриз-Рей-Исфаган-Зарани, а с Чингизханом от южного берега Каспийского моря, через Нишапур и Герат, причем последние остались монголам.

***

   Гонявшиеся за прежним шахом тумены, во главе с Джэбэ и Субедеем, после смерти Мухаммеда II продолжили рейд вглубь вражеской территории. В 1221 году они взяли и разграбили хорезмийские Ардебиль и Нахичевань, потом приграничный грузинский Двин. Царь Грузии Георгий IV Лаша, к тому времени развернул войска и по примеру халифа как раз планировал расширить территории за счет разгромленного соседа. Это, возможно, и вызвало нападение на Грузию со стороны Джэбэ, логично считавшего все земли хорезмшаха добычей своего хана. В любом случае, вместо аннексий грузины выдвинулись к Двину, где были наголову разгромлены монголами, царь тяжело ранен и через два года скончался.
   Джэбэ и Субедей направились к берегу Каспия. Гянджа откупилась, Шемаху и Ширван монголы взяли и разграбили, а затем через Дербентский проход двинулись на Северный Кавказ. Здесь они разгромили мелкие кавказские княжества, столкнулись с союзом аланов и половцев, которых "раскололи хитростью" и разбили порознь, после чего вышли на оперативный простор Дешт-и-Кипчак, Великой Степи.
   Половцы противостоять организованным частям монголов не могли. Часть примкнула к победителям, часть разъехалась подальше. Остальные сплотившись вокруг авторитетного хана Котяна Сутоевича, бросились искать помощи у князей Руси - и на беду последних, нашли. Защищать соседских, привычных степняков от залетных, выехала команда представителей почти всех княжеств Руси. Владимирский князь от рейда уклонился, но дружину мобилизовал. В конце мая 1223 года, у реки Калка, русско-половецкая сборная встретила тумены Субедея и спустя несколько дней сражения была разгромлена наголову. Несколько князей с остатками бойцов смогли уйти, остальных монголы окружили и частью перебили в бою, частью взяли в плен и перебили позже. Русские потери оцениваются примерно в 90% участников, монгольские как средние, а половцы никак не оцениваются, кто их там считал?
   Субедей и Джэбэ попробовали еще набег на собственно Русь, но к границам подтянулись свежие войска Владимирского княжества, связываться с которыми монголы не стали. Возвращаться через Грузию и Хорезм, где их помнили и ждали они тоже не рискнули, а направились в обратный путь вдоль Волги, общеизвестным торговым путем через Волжскую Булгарию. Булгары, однако, потрепанный корпус попытались добить. Прорываясь с боями, монголы понесли тяжелые потери, погиб Джэбэ, но остатки туменов Субедей вывел к Каспию, в земли подконтрольные старшему сыну Чингизхана, Джучи.

***

   Первая монголо-хорезмская война на западных соседей впечатления не произвела. Латинским королевствам было вообще не до них, разве что, увеличение товарооборота за счет приостановки движения через Хорезм сказалось. В Византии и Халифате привыкли, что хорезмшах воюет с кем-то на востоке и воспринимали монголов как еще одних степняков. В перспективе, может, и опасно, но в моменте - надо использовать. Взгляд недальновидный, но традиционный.
   Халиф воспользовался случаем отторгнуть земли у Хорезма и активно пытался наладить с Чингизханом дипломатические отношения, добился нейтралитета и торговли, а потом ввязался в долгую войну с Джелал ад-Дином. Последний к 1226 году укрепил власть на оставшейся территории и занялся соседями. Первым делом он ударил по Грузии, после прохода Субедея все же занявшей часть земель хорезмшаха. Вернув границы к прежним, Джелал ад-Дин в 1227 году разгромил попробовавших продолжить завоевания монголов у Рея, отбросив к границе, но продолжать реконкисту не рискнул, а отправился отвоевывать провинции у халифа. Бои шли с переменным успехом, пока в 1229 году, уже после смерти Чингизхана (в 1227 году) и воцарения нового хана Угедея, монгольский полководец Чормаган атаковал хорезмшаха с серьезными силами и намерениями. После четырех лет Второй монголо-хорезмской войны монголы вновь одержали победу. Джелал ад-Дин погиб летом 1232 года, все его земли занял Чормаган, кроме доставшегося халифу Исфахана. В 1233 году монголы вышли к границам Грузии и Византии, хотя на подавление мятежей в захваченных провинциях и приведение бывших хорезмийцев к порядку, потратили еще пару лет.
   Греки тогда и обеспокоились. Ранее они ничуть не огорчались проблемам воинственного соседа, а рейд Субедея в Константинополе восприняли с восторгом. Ну еще бы - монголы нанесли поражение Грузии, до того постоянно демонстрировавшей суверенность, а теперь резко умерившей апломб. Затем оттянули на себя половцев, позволив василевсу успешно завершить 2-й болгарский крестовый поход, да еще прошлись по Волге, повысив риски конкурирующего торгового пути из Азии в Европу. В 1229 году монголы вновь начали войну с Волжской Булгарией, протекавшую правда, вяло. Но в любом случае, изменение византийской политики повлекла только битва на Калке.
   Русь давно входила в "византийский мир", но после возврата Болгарии в греческую гавань значение связей с русскими княжествами резко возросло. Граница Византии прошла по Дунаю, за которым начинались владения половцев. Кроме них, по суше греки граничили в Европе с Венгрией и на небольшом участке побережья Адриатики со Священной Римской империей. Последняя василевса Иоанна III Комнина пока не беспокоила, а вот против венгров - для равновесия, и особенно половцев, которые оправившись от разгрома монголами немедленно вернулись к рейдам в Болгарию, союзник требовался. И кроме князей Руси искать его было негде.

***

   На Руси к тому моменту сформировались два основных центра.
   Наиболее мощным являлось Владимирское княжество, с вассальными Муромским и Рязанским князьями, зависимым Новгородом, ослабевшими и все больше подпадающими под влияние Владимира Великого Смоленским и Полоцким княжествами. Князь Юрий II Владимирский покорял мордву и спорил о границах с Волжской Булгарией, вел активную политику в Смоленске и Полоцке, и с половцами придерживался линии мирной, а предложить ему грекам было совершенно нечего. К тому же, получая доход с волжского транзита, в развитии дунайского пути, князь интереса не имел.
   Вторым центром, выступало княжество Галицко-Волынское. Как и Владимирское, оно извлекало доходы из транзита в Европу, только по Днестру, Бугу и окрестным рекам. Эти трассы хоть и конкурировали с Дунаем, но их оборот шел почти целиком из Черного моря.
   Если у Владимира серьезных противников на собственных границах не имелось, то у Галича и Волыни они были всегда и отовсюду - половцы, венгры, поляки, литовцы, очередной владыка Киева... Обратным процессом была активная вовлеченность Галицко-Волынского княжества в политику и экономику Восточной Европы и Степи, дающая преимущество в развитии сравнительно с Владимиром Великим, где связи и с востоком, и с западом, имелись хоть и плотные (эмигранты из Германии и Франции строили соборы, а восточные купцы давно были обыденностью), но нерегулярные, затрагивающие скорее часть элиты, чем массы населения. К описываемому времени, домен разделился. Волынское княжество успешно удержал Даниил, сын Романа Мстиславича, а Галич переходил из рук в руки, от разнообразных русских князей к венграм и обратно, в промежутках управляясь местной знатью или возвращаясь Даниилу. При всем том, десятилетия почти непрерывных войн так и не смогли разорить регион, знать и горожане оставались зажиточными, а актив нес ликвидность. Князья позволяли себе вмешательство в дела Польши и Литвы, а также Смоленска, Полоцка и Киева, где соперничали с влиянием Владимира.
   Киевское и Черниговское княжества влияние и доходы утратили, сил и средств претендовать на лидерство Руси не имели, хотя стол Киева оставался наиболее почетным, а Чернигов - активным и опасным противником, чьи князья искали приращения территорий.

***

   Исходя из этой ситуации, василевс Иоанн III поставил на Галич и Даниила Романовича, пока Волынского. Занимавший Галич Мстислав Удатный, тесть Даниила, в 1227 году передал княжение своему другому зятю, младшему сыну короля Венгрии принцу Андрашу (при этом обе супруги претендентов были внучками упомянутого ранее половецкого хана Котяна, отца жены Мститслава), а Даниил подчинил Луцк. В Галиче князя временно не было вообще, а правили местные бояре, с интересом выбиравшие себе руководство. Но до приезда Андраша, под стенами города объявился Даниил, нашедший деньги на избирательную компанию в боярской среде и вербовку пополнения. В котором кроме русских и половецких отрядов некоторые летописцы отмечали "воев грецьких", а также болгарских эмигрантов. Даниил Романович по этим веским причинам получил стол Галича, а число его соперников тут же уменьшилось.
   Мстислав Удатный скончался в 1228 году. В Венгрии вспыхнула междоусобица между королем Андрашем II и его старшими сыновьями, поддерживаемыми все теми же греками, отчего королю стало не до Галича, мгновенно заключившего союз с василевсом. Венгрия еще несколько лет раздиралась смутами, затем воевала с Австрией, а в 1235 году Андраш II умер. Наследовал ему старший сын, Бела IV, занявшийся восстановлением вертикали власти, ослабшей не без его собственного участия за время предыдущего правления.
   Даниил оказался удачным выбором. Кроме Византии он договорился с Владимирским княжеством и Владимиром Киевским, с помощью которых отразил претензии князя Михаила Черниговского и укрепился на троне окончательно. С 1230 года начались совместные рейды в степь греков и галичан. В следующие пять лет византийцы получили возможность создавать на половецком берегу Дуная укрепленные поселения, а князь Даниил занял несколько половецких городов по Днестру. Поддержав в очередной польской распре Конрада Мазовецкого, Галицко-Волынское княжество получило приобретения и на западе.
   Ситуация на дунайских рубежах, занимала в то время василевса Иоанна III куда сильнее, чем разгромленный хорезмшах до 1236 года, когда с монголами пришлось столкнуться уже самой Византии.
  

Глава XIX. V крестовый поход.

   Стала логика жестокой - и понятно, чья возьмет:
   От соседей нету прока, крестоносцы у ворот!
   Незачем вести беседы, халифат повержен в прах...
   И теперь цена победы измеряется в гробах.
  
   В Европе вернулся интерес к крестовым походам. Направлений нашлось сразу три - Прибалтика, Испания и Северная Африка, проекты выглядели чисто региональными, но статус получили все. Занявший в 1227 году, на восьмом десятке лет, пост папы римского Григорий IX, кузен знаменитого понтифика Иннокентия III, покровитель францисканцев и доминиканцев, юрист и теолог с двумя университетскими образованиями, первым делом погрузился в ранее упоминавшуюся борьбу с еретиками, но инициативу с мест поддерживал. Проекты северогерманских сеньоров и локальных рыцарских орденов в Прибалтике, после обращения в Рим, в 1232 году получили одобрение святого престола и рекламу, но остались локальными, поскольку заметных бонусов более широкому кругу не сулили. А вот аналогичное ходатайство из Испании, вызвало повышенный интерес.
   Испанские королевства (Португалия, Арагон, Кастилия-и-Леон), граничащие с маврами, решили свои внутренние проблемы и созрели для продолжения реконкисты. Коллег поддержал король Наварры Тибо I, по совместительству один из влиятельнейших сеньоров Франции как граф Шампани. На территориальные приобретения он не рассчитывал, но происходя из династии крестоносцев и по личной склонности, рвался поучаствовать в мероприятии. Испанцы были готовы затеять три самостоятельные войны, но опасались передраться между собой за добычу до финала, да и повышение статуса проекта сулило не только правовые льготы, но и внешнее финансирование с поддержкой добровольцами. Папа римский, официальный сюзерен указанных королей, увидел шанс повысить рейтинг Церкви и окончательно очистить Европу от мусульманского владычества, войдя в историю. Оттого Григорий IX в 1237 году принял роль бизнес-ангела в проекте, запустил компанию по проповеди крестового похода и вложился деньгами, из традиционных сборов с клира.
   В Священной Римской империи рыцарям оказалось не до Испании, так что оттуда явились немногие, и те в основном из Северной Италии, а вот в Англии и Франции крест приняли герцог Бургундии, несколько ведущих графов, масса баронов и рыцарей.

***

   Короли Сицилии и Египта пожелали свою отдельную экспедицию - с десантами и пустыней. Совместно с Генуей они заявили, что поход братских иберийских монархов поддерживают, но зайдут к маврам с тыла. Атаковав Тунис с Сицилии и прибрежные города Киренаики из Египта. Официальный мотив - сковать силы сарацин Африки и не позволить переброску подкреплений в Испанию.
   Историки зачастую считают Африканский и Испанский походы совершенно независимыми, и вполне справедливо. Область Ифрикия со столицей в Тунисе от Альмохадов откололась лет десять назад и правила здесь династия сепаратистов - Хафсиды. Никакой помощи бывшая метрополия от них ожидать не могла... впрочем, в тонкостях мавританской политики, в Европе мало кто разбирался. Зато захват Туниса и береговой полосы от него до Египта, открывал кораблям из Европы путь в Александрию и Левант через Сицилию, альтернативный плаванию через Адриатику и вдоль берегов Византии, Киликии и Сирии. Обходя венецианцев и греков - в интересах Сицилии и Генуи, а заодно и порты Кипра и Сирии, что усиливало и египтян. Несмотря на очевидные узкие и корыстные причины, папа поддержал и эту группу крестоносцев. Успех в любом случае укреплял христианский мир, приближая Средиземное море к статусу "Моря Креста". Негативно проект восприняли в Венеции, Константинополе, Киликии и Сирии, но кроме венецианцев, у всех нашлись свои проблемы.
   Византия разбиралась с монгольской угрозой. В Сирии, сменивший умершего в 1233 году отца король Боэмунд V вступил в традиционный для Антиохии конфликт с местным патриархом, поддержанным Римом. Примирившись через пару лет с Церковью и закрепив итог браком с родственницей папы Лючией де Сеньи, Боэмунд V в 1237 году провел не менее традиционную войну с Киликией, кончившуюся без особых результатов, но от мировой политики стороны отвлекшую. Венеция помешать экспедиции конкурентов не могла, но и участия в очередном крестоносном проекте не принимала. Позже дожей обвиняли в том, что они слили эмиру Ифрикии Абу Закарию Яхью Хафсиду информацию о подготовке похода, но подтверждений тому не нашлось.

***

   В 1239 году, крестоносцы начали наступление. В Испании момент оказался удачным. После IV крестового похода держава Альмохадов так и не оправилась. Халиф Мухаммад умер в 1214 году, наследники удержать власть не смогли и после череды дворцовых переворотов, гражданских войн и парада суверенитетов, халифат рассыпался. В Африке за династией осталось лишь Марокко, западнее возникли суверенные эмираты Тлимсена и Ифрикии, восточнее отхватывали земли Мариниды. В Испании эмираты возникали, воевали меж собой, поглощались победителями и вновь делились, а к началу вторжения христиан имелось три относительно крупных (Бежа, Севилья и Гранада) владения, и с десяток мелких.
   Король Португалии Саншу II Благочестивый, усилив дружины контингентом английских крестоносцев, начал наступление первым, атаковав эмират Бежу. Разгромив противника, португальцы нанесли удар на Севилью и взяв после недолгой осады город, вышли к Кадису. Приморская крепость, недавно укрепленная, держалась почти год, пав в 1242 году последней из мусульманских владений в Испании.
   Войска Арагона, во главе с Хайме I Завоевателем, поддержанные пилигримами из Франции и флотом, двинулись на Альмерию, а после ее падения продолжили наступление в район Гранады. Бои в горной местности шли ожесточенные, христиане понесли огромные потери, но подкреплений маврам ждать не приходилось и к лету 1241 года крестоносцы взяли Гранаду, а осенью Малагу.
   Фернандо III Кастильский и Леонский, с примкнувшими наваррцами Тибо I и французскими добровольцами наступал на юг, понес меньше всего потерь, получил меньше всех приобретений и добычи, зато в 1241 году внезапным броском захватил Гибралтар.
   В 1242 году, V крестовый поход триумфально закончился "полным изгнанием магометова племени", как отмечали хронисты. На самом деле, мусульмане в Испании, безусловно, остались - но уже в качестве подданных новых правителей. Границы Португалии распространились до линии Бадахос-Севилья-Кадис, Арагона - Аларкон-Гранада-Малага, между ними расположились новые земли Кастилии.

***

   Африканская компания, успеха не принесла. Предупредили эмира Абу Закарию венецианцы или нет, в любом случае, основатель династии Хафсидов и суверенной Ифрикии полководцем был грамотным, правителем толковым, а армию имел большую и опытную. За время независимости он успел захватить Триполитанию и Алжир, а перед нападением франков подчинил (или заключил союз, как обычно, стороны оценивали это по разному) окрестные племена берберов. Потому высадившиеся у стен Туниса дружины Вильгельма III Сицилийского столкнулись с укрепленной крепостью, защищаемой прекрасно обученным гарнизоном. Заняв небольшой форт Карфаген, расположенный неподалеку от Туниса, сицилийцы получили базу с источником воды и перешли к осаде. Флот пиратствовал вдоль вражеского побережья и обеспечивал снабжение с родины, но у осажденных хватало запасов, а с суши христиан постоянно атаковали мавританцы и берберы, не позволяя франкам отходить от лагеря даже небольшими отрядами. Через пару месяцев в лагере крестоносцев начались болезни. Летописцы называют чуму, дизентерию и лихорадку, с учетом тогдашних медицинских познаний вообще и у хронистов в частности, определить, что имелось в виду невозможно, но экспедицию выкосило существенно и быстро. Осенью того же года, заболели король и его старший сын, тоже Вильгельм, и проект свернули. Оставшихся в живых, флот перевез обратно на Сицилию. Вильгельм III и его наследник скончались в Палермо, трон получил младший сын, ставший в начале 1240 года королем Танкредом II.
   Балдуин VI Египетский собрал вассалов, отряд тамплиеров, добровольцев из Нубии, Эфиопии и некоторых доменов Сирии, и выступил на запад. Энтузиазм египетско-иерусалимских рыцарей был велик, и в поход отправились многие.
   В том числе двенадцатилетний князь Карл Постум Мармарийский, дружину которого возглавлял коннетабль княжества барон де Баджан. В походе юного сеньора сопровождала охрана из рыцарей и боевых колонов. Один из последних, шестнадцатилетний бывший раб из крымских половцев, по словам летописца "прозываемый Захария Арбалетчик, а по природному имени Бейбарс", для которого экспедиция тоже стала первой войной, отличился в схватках и стал конюшим и фактически личным адъютантом Карла.
   Экспедиционный корпус, сопровождаемый с моря генуэзско-египетским флотом, с боями прошел до портовой крепости Дарна, заняв по дороге ряд городов поменьше. Разбогатевшая на торговле с племенами пустыни и транзите в Магриб Дарна, пала после быстрого штурма. Разграбив город и оставив там гарнизон, Балдуин VI двинулся дальше и осадил Эль-Мардж (Барка). Здесь флот помочь не мог, зато подтянулись части эмира Абу Закарии Ифрикийского и племенное ополчение берберов, на чем успехи кончились. Взять крепость не вышло, снабжение шло из Дарны, причем обозы прорывались только с большой охраной, а стычки с мелкими отрядами не прекращались. Когда пришли вести о провале операции в Тунисе, король дал приказ отступать. В ходе отступления потерь понесли больше, чем на штурмах и стычках. Удерживать Дарну смысла не было, в качестве плацдарма оставили порт Тобрук, заложив там мощную крепость, оборонять которую договорились совместно с тамплиерами.

***

   На европейской и азиатской политике результат обоих походов практически не отразился. Император Священной Римской империи Генрих VII (выдвинувшийся с должности герцога Брабантского) правил, как отмечалось, с 1222 по 1235 год. После его смерти, ведущие князья империи передали корону его сыну, Генриху IX Великодушному. Власть императоров в эти годы никем всерьез не оспаривалась, но и значение ее резко снизилось. Формально империя оставалась единой, на практике правители основных княжеств вели себя независимо, старательно расширяя свои домены, воюя между собой и вспоминая об общем монархе редко. Не то чтобы двум коронованным Генрихам такое положение нравилось, но сил и влияния они имели немного, отчего основной задачей считали усиление собственной династии. Особых успехов, впрочем, Брабантский дом не добился, в отличие от вассальных князей. Из последних к 1240-м годам наиболее мощные домены оказались у представителей всего нескольких фамилий. Герцог Брауншвейг-Люнебургский Оттон I Дитя (последний представитель Вельфов и основатель Брауншвейгского дома), уверенно собрал единое княжество из приобретенных разнообразными путями ленов. Герцог Баварии и пфальцграф Рейнский Оттон II Светлейший, из Виттельсбахов, начал в 1237 году войну за Швабию, оставшуюся без владельца, с ландграфом Тюрингии Генрихом IV Распе. Естественно, обоих сеньоров поддерживали союзные коалиции менее авторитетных феодалов, так что у германских рыцарей забот хватало. Впрочем, в этом споре, стороны хотя бы формально апеллировали к императору и закону. Герцог Австрии и Штирии Фридрих II Воитель и король Чехии Вацлав I, восемь лет воевавшие, с редкими перерывами, между собой с 1231 года, свои владения вообще считали независимыми. Земли Северной Италии оказались предоставлены сами себе и власть Генриха IX признавать перестали полностью, сближаясь с Францией, в качестве противовеса империи, папе и Сицилии.
   Из внешней политики империя оказалась исключена. Съездить короноваться в Рим Генрих IX так и не собрался, а единственным заметным столкновением с иностранными коллегами, стала потеря в 1236 году графств Эно и Намюр, отошедших Франции. Король Людовик IX Французский, в рамках очередного наследственного спора об этих ленах, выступил в роли арбитра, вынес решение в пользу в пользу вассальной ему Фландрии, а исполнение судебного акта обеспечил собственной дружиной. На сюзеренитет над этими ленами претендовал сам император, чье исконное владение Брабант лежало по соседству. Но именно по этой причине, имперские князья, не желающие усиливать своего повелителя, в поддержке против французов Генриху IX отказали, признав арбитраж Людовика IX законным.

***

   Во Франции, Людовик IX закончил присоединение графства Тулузского и окрестных земель, подчинил Эно и Намюр, в 1240-42 годах провел успешную компанию против континентальных владений короля Англии, кончившуюся, впрочем, мирным договором. Франции отошел Дьепп, а остальные границы стороны признали действующими.
   Король Англии Генрих III, герцог Аквитанский, Нормандский, Бретанский и Анжуйский, со времени коронации в 1233 году погрузился в междоусобицы с вассалами на острове и континенте, воевал с Францией и расширял влияние в Уэльсе и Шотландии, отчего более далекими пределами интересовался мало.
  

Глава XX. Монголы в Европе.

   Мы врывались на равнины из заоблачной степи,
   Через местные дружины, путь проложат нам клинки.
   Здесь теперь горят кварталы, смотрят в небо сотни глаз...
   Вам Атиллы было мало? Мы идём, встречайте нас!
  
   Тем временем на востоке, наследник Чингизхана великий хан Угедей успешно завершил войны с Цзинь и Хорезмом. По этому поводу он созвал в 1235 году съезд народных представителей (лучших, вестимо) - курултай, на котором решили продолжить покорять Китай и запустить большой проект по захвату Поволжья, Половецкой степи и их окрестностей - Руси и Грузии. Монголы вообще к соседям относились с подкупающей прямотой. Соседу обычно прямо предлагалось покориться, платить дань и прочие повинности исполнять. А вдруг получится? Получалось редко, но бывало, а это сплошная прибыль. Если же дипломатия монгольского типа не срабатывала, ханы переходили к нападению. Опять же всегда и из тех же соображений - вдруг получится? Тогда трофеи, активы на баланс и - что не менее важно, занятость войск. Получалось на этапе становления Монгольской империи почти всегда. Когда не выходило - наращивали усилия. Ведь если мы не можем завоевать соседа, значит это не актив, а риск. Он, значит, сам нас завоевать может. А риски нужно исключать. Плюсы такого подхода очевидны, начиная с регулярного роста доходов центра и возможности содержать постоянную, боеготовую и мотивированную армию в немалом числе. Минусы тоже известны - с ростом империи, ухудшается связность территорий и связь, падают управляемость и роль центра, возникает тяга к сепаратизму у подчиненных. Пополняемые из завоеванных племен войска теряют в качестве и контроле, опережая рост численности, потребный для удержания владений и одновременной экспансии. Спустя некоторое время слетает покупательская способность. Грабить еще можно, получать выходит уже меньше, а тратить особо некуда - запросы выросли, производство и импорт нет. Что такое внутренний рынок в Орде знали слабо, кроме войны и дани с покоренных, признавая лишь пошлины с транзитных и местных купцов, а от родственного населения требуя скорее мобилизационного ресурса. Опять же, ничего нового - для "империй кочевников" схема традиционна и вдолгую судьба монголов, несмотря на более глобальный чем у предшественников масштаб, была предсказуема... только в моменте объектам экспансии это помочь никак не могло.

***

   В Поволжье вышла экспедиционная армия, собранная из войск хана, улуса Джучи и других Чингизидов. Представители всех прямых потомков Чингиза участвовали в походе лично, общее руководство проектом возложили на главу Джучидов Бату, а начальником штаба ему выделили самого на тот момент авторитетного монгольского полководца - Субедея. В 1236 году, монголы, покорив попутно башкир, нанесли удар по Волжской Булгарии. Несмотря на упорное сопротивление, к весне 1237 года булгар разгромили, после чего двинулись в степь, на половцев и аланов. К осени разбили и этих, заодно заняли земли приволжских племен, не подчинявшихся булгарам, часть из которых перешла к новому сюзерену добровольно.
   Разумеется, разгромлены были лишь основные и организованные формирования половцев. Немалая часть населения Степи разбежалась, позже возобновив сопротивление. Многие выбрали эмиграцию. Наиболее авторитетный хан половцев, Котян Тертер, из клана Кун с несколькими десятками тысяч подвластных кочевников эмигрировал в Венгрию. Король Бела IV принял беглецов на правах федератов, окрестил "на латинский манер" и устроил помолвку сына с дочерью Котяна. Хан в ответ назвал родившегося в начале 1241 года очередного сына Белой. Но несмотря на присягу сюзерену и крещение, мощное формирование понаехавших эмигрантов, связанных племенными узами и подчиняющихся хану, но при том представляющее серьезную военную силу, у венгров вызывало понятные опасения.
   Забегая вперед отметим, что в 1241 году, с подходом к границе королевства монголов, трения между местными и мигрантами вылились в открытое столкновение. По венгерской версии все началось с мятежа половцев, византийский летописец отмечал, что первыми "бароны напали на лагерь вождя кунов, называемых также команами и убили самого вождя с женами". Фактом можно считать вооруженный конфликт и гибель почти всей верхушки половцев, самого Котяна и его семьи, кроме дочери Елизаветы, помолвленной с наследником трона, младшего сына и еще нескольких близких родичей. В результате большая часть половцев бежала в Византию, дорогою разграбив венгерские земли. В их числе выехали сын хана Бела, позже ставший главой остатков клана и вошедший в историю под прозвищем "Кун", а также его брат или кузен, оказавшийся старшим в династии Тертеров. Меньшая часть половцев осталась в Венгрии, их лидером позже стала Елизавета. В Византии эмигрантов приняли "почетом и дарами от василевса", но отправили в Анатолию, на границу с монголами. Там по неизвестной причине переселенцы раскололись вновь. По мнению сирийского церковного хрониста, произошло это поскольку "по розни между римской и греческой церквями, команам противны оказались обряды греков", но учитывая не столь давнее крещение и пристрастность летописца, версия кажется сомнительной. По факту, большинство осталось у греков, сохранив внутреннее клановое единство на несколько десятков лет, и эти половецкие отряды немедленно включились в войну с монголами. А часть, под началом упомянутого главы Тертеров, ушла в Сирию, служить королю Боэмунду V. Лидер позже стал известен под именем Франсуа Тертер, мы с ними всеми еще встретимся, но позже.

***

   В конце 1237 года, отдохнув и пополнив армию бойцами с завоеванных земель, Бату появился на границе Руси. Князь Рязанский, совместно с муромцами, попробовал остановить противника в приграничном сражении, проиграл битву и потерял кадровую армию. После этого монголы быстро продвигались по княжеству занимая города, с сопутствующими грабежами и резней населения. Князь Юрий Владимирский отмобилизовал войска и под командой наследника выслал в помощь вассалам. Соединившись с остатками рязанских сил, корпус дал еще одно генеральное сражение, под Коломной. Бой вышел ожесточенным, монголы понесли большие потери, но битву вновь выиграли. Из русских дружин уцелел и ушел во Владимир лишь небольшой отряд.
   Закончив с Рязанью, Бату атаковал Владимирское княжество. Князь Юрий, возможно оценив неудачи предыдущих полевых сражений, попробовал отступление, с опорой на крепости и расчетом, что противник в штурмах сточится. Собственно, кроме вступления в битву, других вариантов стратегии и не было. Монголы не сточились. Преследуя отступающего князя, они взяли после недельного штурма Москву, затем Владимир, где погибла почти вся великокняжеская семья, а потом и остальные города, часть приступом, некоторые сдались. Юрий отошёл на север, к реке Сить. В новую ставку были вызваны пополнения с Поволжья и от братьев, князей Ярослава Новгородского (и по совместительству Киевского) и Святослава Переяславльского. Подкрепления из собственного домена явились, Святослав тоже, а Ярослав не успел. Или не очень хотел - вопрос темный. В марте к Сити подошел темник Бурундай, окружил княжеские части и уничтожил практически полностью, спастись удалось немногим. На том войну Владимиром можно считать проигранной. Монголы взяли и разграбили еще ряд городов княжества, а затем начали отход в степи. По дороге они провели рейд в Черниговское княжество и после долгой осады взяли Козельск, а потом отошли и занялись переформированием и укреплением власти в Булгарии и степи.
   Здесь армия разделилась. Несколько отрядов еще три года воевали с половцами и аланами, другие провели рейды против мордвы и приграничных русских городов, часть отправилась в Закавказье. Летом 1238 года, несколько чингизидов с отрядами выдвинулись в Крым, где разбили половцев в степной части. Прибрежные города Византии отбились, но их всерьез пока и не осаждали.

***

   Владимирским князем стал Ярослав Всеволодович, занявшийся восстановлением региона и конфликтами с соседями. В следующие годы князь и его сыновья провели серию войн на западе с Литвой (некоторые в союзе с Галичем), отбив нападения на земли Новгорода и восстановив своего вассала на троне Смоленского княжества. На севере - с немирными финскими племенами, а также епископами Прибалтики, датчанами и шведами, подкрепленными Ливонским орденом. Последний образовался в 1237 году из остатков орденов, за несколько лет до того разбитых литовцами (орден Меченосцев) и князем Галицким (Добринский орден). Для владимирцев компании оказались успешными, границы удалось сохранить, как и Смоленск в качестве вассала. Ливонский орден после ряда поражений перенес усилия в Пруссию, Дания переваривала аннексированную Эстонию. На юге дело шло хуже. Киев, фактически брошенный Ярославом, занял князь Михаил Черниговский, тут же попытавшийся завладеть Галичем.
   Даниил Галицкий нападение на свои земли отразил, в Киев Михаил не вернулся и в 1239 году потерял личный домен - монголы захватили Черниговское и Переяславльское княжества. Михаил Черниговский ушел в Венгрию, затем примирился с Даниилом Галицким и получил от него удел в Луцке, как базу для отвоевывания Чернигова. Но тут вновь подошли монголы, и князь Михаил предпочел выехать в Польшу, а затем в германские княжества.

***

   В 1240 году Угэдей велел Бату отправить часть сил в Закавказье, в пополнение действующих там войск. Когда Бату начинал свой большой проект, наместник Великого хана в Хорезме Чормаган выступил на Грузию, для соединения с Бату и превращения Каспийского моря во внутреннее. Армия у наместника собралась немалая, щедро пополненная местными резервами, вполне лояльными новой власти. Ничего странного - в регионе не так давно правили эмиры Азербайджана, затем хорезмшахи, и население не видело принципиальной разницы их с монголами. Воевать с греками уже не первый век стало здесь делом привычным, тем более множество христиан эмигрировало в Византию или Грузию, а оставшиеся были сильно исламизированы.
   Правящая с 1223 года царица Грузии Русудан попыталась сопротивляться и запросила помощи в Византии. Василевс Иоанн III отправил отряд из Анатолии, но союзники опоздали. Чормаган в нескольких сражениях разбил основные силы грузин и взял Тбилиси. Царица переехала в Кутаиси, а монголы выдвинулись к ромейской границе, разгромили греков и атаковали их пограничные крепости. Основой обороны здесь являлись Карс и Ани, но укреплены города оказались слабо. Нападения со стороны братского грузинского, христианского царства никто не ожидал уже лет тридцать, в отличие от постоянно напряженной границы с Хорезмом. Оба города пали быстро, но тут попытались перейти в контрнаступление грузины и Чормаган отвлекся на них.
   Ромеи собрали армию и под командованием великого доместика Андроника Палеолога отправили отбивать пограничные крепости. Пока войска стягивались на восток, монголы в очередной раз разгромили отряды Русудан и заняли восточную часть Грузии, включая Дербент. Царица удерживалась на северо-западе, но скорее потому, что у втянутого в войну с Византией Чормагана до нее руки не доходили. Монголы смогли взять Валашкерт, крепость на стыке бывшей византийско-хорезмо-грузинской границы, но потеряли Карс. Приход с севера корпуса из армии Бату закрыл вопрос с Грузией. Царица капитулировала, признала Великого хана сюзереном и выплатила немалую дань.
   В боях с греками по причине болезни Чормагана наступила пауза, использованная василевсом для переброски на восток новых сил. В 1242 году умершего Чормагана сменил один из его командующих Байджу-нойон, родич знаменитого Джэбэ и ветеран войн с Джелал ад-Дином, но пока вернемся к делам Бату.

***

   Осенью 1240 года, Бату и Субедей, подавив, хоть и не окончательно, сопротивление на завоеванных землях, продолжили завоевание Руси. Первым делом они осадили Киев, на тот момент непонятно какому князю принадлежавший. После долгой осады город взяли штурмом и разграбили, население вырезали почти вчистую и двинулись на Галицко-Волынское княжество. Союзников Даниил Галицкий найти не смог. Сражения, как показал печальный опыт Владимирских и Рязанских князей, давать смысла не имело, отчего он сразу перешел к схеме Юрия Владимирского - отступление и прикрывающая его оборона крепостей. Сработало не лучше, чем у соседей - Бату последовательно штурмовал города, за редким исключением, удачно. После взятия Владимира Волынского, Угэдей отозвал с фронта наследников трех основных улусов (кроме Джучиева) Мунке, Гуюка и Бури. Бату продолжил поход, взял и разграбил Галич, князь Даниил отступил в Польшу, к дружественным князьям, затем в Австрию.

***

   Дав короткий отдых войскам, Бату направил отдельный корпус в Польшу, а с основной армией двинулся в Венгрию. В Польше монголы разнесли дружины местных князей, разбили под Легницей польскую сборную, к которой присоединились тамплиеры и некоторые германские рыцари, затем по приказу Бату ушли в Венгрию, по пути разорив Моравию.
   В Венгрию армия Бату вошла с нескольких направлений, привычно разгромила части прикрытия на границах и столкнулась с отмобилизованой в глубине страны армией короля Белы IV. После недолгого маневрирования, в чем войска Чингизидов превосходили любого противника, стороны встретились у реки Шайо, где монголы в очередной раз одержали блестящую победу. Бела IV бежал в Австрию, откуда как раз отъехал в Галич предыдущий эмигрант, князь Даниил. Бату занял всю задунайскую часть королевства и начал ее осваивать, устанавливая свою администрацию и сбор налогов.
   Нашествие с востока и разгром поляков с венграми, вызвали в Европе живой интерес к происходящему. Особенно в Священной Римской империи, где императору Генриху IX, ввиду надвигающейся угрозы даже удалось собрать под своим началом войска имперских князей и выдвинуться к границе, где к ним присоединился венгерский король. Начались переговоры об объявлении этого похода крестовым, папа Римский не возражал, инициативу поддержал было Людовик IX Французский, под влиянием апокалиптических рассказов выживших под Легницей тамплиеров, но проект не задался.
   Бату, передохнув и дождавшись подхода отряда из Польши, совершил несколько рейдов в имперские пределы - скорее разведку боем, чем наступление, кончившиеся мелкими стычками и отходом монголов. Германским князьям нести службу в обороне надоело, наступать в интересах совершенно чуждого им короля Венгрии не хотелось, а противник нападать так и не собрался. Со временем вспыхнули былые свары, сеньоры вспомнили об ограничении службы по мобилизации, после чего постепенно разъехались по доменам.
   Воспользовавшись ослаблением имперской угрозы, Бату перешел Дунай и занял оставшуюся часть Венгрии. Монголы к тому времени понесли немалые потери людьми и лошадьми, а агрессивность резко снизили, ввиду усталости от нескольких лет похода и по отягощенности богатейшей добычей. Бату начал стягивать силы в кулак, но корпус под командованием Кадана, младшего сына Угэдея, отправил в набег на земли Византии, на разведку и из все той же логики - а вдруг получится?
   Бела IV, разумеется, с самого начала войны просил помощи в Константинополе. Ему направили несколько отрядов из европейских провинций, полегших в боях вместе с венграми, но всерьез поддержать не могли. Ромеи воевали с монголами на востоке, причем не слишком успешно. Анатолия требовала пополнений, но и на границе с Венгрией и степью требовалось держать войска, тут не до союзников. За боями в Венгрии, греки следили внимательно и к нападению оказались готовы. В Балканских провинциях, монгольский рейд встретила армия под командованием самого василевса, укомплектованная ветеранами болгарских походов.
   Кадан осадил Рагузу, но взять до подхода василевса с основными силами не успел. После встречного боя передовых сил, Кадан отошел к Сплиту, который безуспешно попытался взять с налета, а затем в горы.
   Здесь Иоанн III Комнин догнал противника и навязал бой в непригодных для кавалерии условиях, рассчитывая, что это даст преимущество грекам, предыдущие годы воевавшим именно в таких условиях с местными повстанцами. Преимущество оказалось не то чтобы решающим, поскольку кочевники, как выяснилось, умели сражаться не только в конном строю. Лучники Кадана выкосили первые ряды наступающих, затем монголы контратаковали пешком. Сражение длилось двое суток, обе стороны понесли большие потери, но поскольку Кадан отступил и ушел в Венгрию, победа осталась за василевсом.
   На этой оптимистичной ноте, нашествие внезапно кончилось. Бату дал приказ отходить. Причинами называют известия о смерти Угэдея и желании поучаствовать в выборах нового хана, усталость войск и невозможность удерживать венгерские земли, мятежи половцев и булгар в тылу... в любом случае монголы ушли. Один из их отрядов, отходивший через Болгарию, успел потрепать тамошний ромейский наместник Алексий Слав, так что Византия получила репутацию победителей азиатских орд.

***

   В самой Азии, правда, дела у греков обстояли хуже. Здесь в 1242 году, сменивший Чормагана в бывшем Хорезме Байджу-нойон, начал наступление. Он нанес удар южнее Валашкерта, со стороны бывшей хорезмийской границы, отрезал и после недолгой осады взял Манцикерт, а затем вышел к Эрзруму. Город, в который Андроник Палеолог успел перебросить подкрепления, оборонялся два месяца, затем пал, был разграблен и разрушен, а население вырезано. Греки за это время стянули войска в этот район и перешли в контрнаступление. Байджу отошел к приграничным крепостям.
   В следующем году, когда угроза на западе уменьшилась, армию Палеолога пополнили, а Байджу вновь перешел в наступление. Под Эрзрумом состоялось сражение, начисто проигранное византийцами. Остатки ромейских войск отошли севернее, к Трапезунду, а монголы прошли Эрзрум и взяли приступом Эрзинджан. Отдохнув, Байджу совершил рейды на Сивас и Милитену, но после небольших стычек отвел войска, сосредоточившись на подавлении сопротивления в уже захваченных землях.
  

Глава XXI. Отзвуки бури.

   Наш Хорезм был поделен парой агрессивных стран
   В нем для всех хватило места, не осталось только нам.
   Коли франки нам не рады, так пора им дать отпор
   А кратчайший путь к наградам - всеобъемлющий террор.
  
   В начале монголо-византийской войны, василевс Иоанн III обратился за поддержкой к соседям. Король Хетум I Киликийский отговорился внутренними междоусобицами. Король Сирии Боэмунд V в 1243 году сформировал мощный экспедиционный отряд под командованием младшего брата Генриха, графа Эдесского, как оказалось вовремя - но не для Византии.
   В Багдаде после Ан-Насира Лидиниллаха сменилось несколько халифов (в 1242 году умер очередной) и власть ослабла. После падения хорезмшахов, часть союзных им туркменских племен, отрезанных от родных земель, в немалом количестве (хронисты называют несколько десятков тысяч), откочевали на север Халифата. Обосновались севернее Мосула, разгромили отряды местной администрации, пограбили население и не спеша обдумывали, что делать дальше. Получивший трон Абу Ахмад Абдуллах Аль-Мустасим Биллах, правителем оказался слабым. Ему досталась неплохая армия, но и усилившиеся наместники, слабо контролируемые центром. С туркменами новый халиф вел переговоры, а атаковать их не решался, опасаясь даже в случае выигрыша понести слишком заметные потери. Зато к вождю туркменов по имени Берке (тезке брата Бату) обратился василевс, предложив наемную службу против монголов и расселение в пограничье со статусом федератов. Предложение смотрелось привлекательно, кроме Византии беглецов нигде не ждали. Монголы в лояльность бывших врагов не верили и в переговоры не вступали, да и рассчитывать на сохранение автономии собственной орды там не приходилось. Халиф, несмотря на переговоры, легализовать туркмен не соглашался, а во франкских королевствах места им вовсе не проглядывало. Монгольского наместника это незаконное формирование явно беспокоило, а слух о переговорах с греками подтолкнул к действиям. В 1243 году он отправил в тот район сильный отряд под командованием Ясавура.
   При приближении монголов, желание участвовать в греческом проекте у туркмен немедленно пропало, и они ушли на юг. Ясавура это удовлетворило, и он переключился на другие цели. Для начала его отряд взял и разграбил Мардин, формально принадлежащий халифу, а реально неизвестно кому. Затем пересек границу Сирии, предложив королю Боэмунду V покориться Великому хану (не уточняя которому, поскольку место на тот момент оставалось вакантным) и уплатить дань.
   Боэмунд V, правитель толковый и уравновешенный, отреагировал спокойно. От предложения вежливо отказался, удачно собранные войска вместо Византии отправил к границе, а в приграничных крепостях ввел повышенную боеготовность.
   Ясавур атаковал Эдессу, но с налета крепость взять не удалось. Разграбив окрестности, монголы выдвинулись к Харрану, где история повторилась. Вероятно, полоса неудач не позволила монголам отступить достойно, отчего они продолжили рейд вглубь страны, в направлении Алеппо. На полдороге, под городом Манбидж, произошло первое сражение франков Леванта с монголами, продемонстрировавшее навыки обеих сторон. В начале битвы, монголы подставились под прямую атаку рыцарской конницы, понесли потери и отступили. Затем Ясавур, грамотно маневрируя, вывел противника под обстрел лучников, смешал ряды франков и контратаковал, вынудив рассеяться. В бою погиб кузен Генриха Эдесского (и короля) Жан и "с ним многие из лучших сеньоров", как отмечал хронист. Вечером граф Эдесский смог собрать уцелевших и привести армию в порядок, а затем подошел сам король с отмобилизованными подкреплениями. После нескольких стычек Ясавур отошел, вернувшись к Байджу. На том первый латино-монгольский конфликт закончился, но в Византию сирийцы уже не попали. Пока они отходили от боев, пришли вести из Иерусалима.

***

   Ушедшие от монголов и разорившие ряд городов туркмены, вынудили халифа к действиям. Терпеть разгуливающую по стране орду становилось совсем рискованно, к тому же претензии в укрывательстве врага могли предъявить монголы, за ними такое водилось. Аль-Мустасим начал собирать войска, а параллельно активизировал переговоры. Лидеры туркменов и сами прекрасно понимали шаткость положения, отчего в этот раз дипломатия увенчалась успехом. Орда, усиленная добровольцами халифата и некоторыми племенами бедуинов, с земель Аль-Мустасима ушла, двинувшись в набег на франкский Дамаск, по торговому пути через Пальмиру. Латинские хронисты прямо называли виновником такого поворота халифа, натравившего орду на соседей. Арабские выдвигали версию о самостоятельной идее Берке отвоевать себе эмират на базе мусульманского анклава франков, истину установить сложно. Аль-Мустасиму проект был выгоден в любом случае. Если туркмен уничтожат - у Багдада станет проблемой меньше. Получится затея Берке - новый эмират очевидно станет сателлитом халифа. При этом все окружающие прекрасно знали о самостоятельности орды, несмотря на любые подозрения.

***

   В начале 1244 года туркмены атаковали Пальмиру. Город защищали тамплиеры, но гарнизон оказался слабым. После окончания реконкисты в Испании, орден Храма искал себе новое применение. Филиал в византийской Амиде традиционно был небольшим и популярностью у европейцев не пользовался, перспективными направлениями считались египетский Тобрук и Восточная Европа, о которой мы поговорим в своем месте. База в Пальмире оставалась главной, но ориентировалась на охрану границы и караванного пути от мелких банд, поскольку с халифатом мир длился уже много лет. Лучшие рыцари ордена действовали в более интересных местах, численность гарнизона постоянно снижалась, хотя укрепления поддерживались в порядке. Подойдя к городу, туркмены после недолгого приступа прорвались внутрь. Защитники планово отошли в цитадель, штурмовать которую бывшие хорезмийцы не стали, разграбили жилые кварталы, подожгли захваченное и направились к Дамаску. Небольшой гарнизон в тылу их не смущал.
   Естественно, о нападении орды гонцы из Пальмиры в Дамаск сообщили заранее. Но ситуация здесь складывалась не лучше пальмирской, к обороне город оказался не готов. Уже больше века дамасский анклав служил витриной франко-мусульманской дружбы, пользуясь широкой автономией в рамках владений короны. Купцы и ремесленники богатели на транзитной торговле, местные виконты со времен правления регентов главной задачей видели не поддержание боеготовности, а поиск тонкой грани между суммой налогов, отсылаемых в Каир и собственным откатом. Присутствие тех же тамплиеров и защита короны позволяли не опасаться набегов соседних феодалов, разбойников на дорогах почти, посады разрослись, а траты на укрепления выглядели не самыми насущными. К чести виконта, вести из Пальмиры он сразу воспринял всерьез. Немедленно отправил гонцов в Каир и к окрестным сеньорам, стянул в город местных рыцарей и начал ополчать горожан, заодно пытаясь укрепить стены. Поэтому в Дамаск туркмены ворвались только через три дня после начала осады. Еще несколько дней шли уличные бои, возможно затянувшиеся не столько из-за сопротивления, сколько по отвлечению атакующих на грабеж богатых домов и посадов, а основные силы защитников удерживались в городской цитадели.
   В этот переломный момент, к Дамаску подошла дружина Балиана Ибеллина, князя Заиорданского. Князь располагал одной из наиболее опытных дружин, осаду Дамаска рассматривал как обычный бедуинский набег - просто очень большой, и атаковал туркмен сходу. Последние отвлеклись от города и разнесли заиорданскую дружину. Князь едва смог спастись, но его удар позволил защитникам крепости собрать жителей, занять прилегающие к цитадели кварталы и выстроить оборону.
   Туркмены вернулись в город, но с севера подтянулся объединенный отряд графов Хомса и Хамы. Учтя опыт князя Заиорданского, сеньоры нападать не спешили, расположились лагерем неподалеку и выслали разведку. Орда, оставив часть бойцов зачищать занятые кварталы города, выдвинулась к новому противнику, и после нескольких дней стычек, атаковала франков сама. С юга в это время подошла королевская гвардия.

***

   В Каире вести из Дамаска о нападении поначалу встретили спокойно, но отреагировали быстро. Там тоже сочли происходящее массированным набегом грабителей, не особо угрожающим стране, но сильно бьющим по поступлениям в казну. Потому король Балдуин VI спешно отправил к месту событий Королевских конных арбалетчиков под командованием Витторио Кутуза, усиленных попавшимися под руку вассалами, а сам начал мобилизацию второго эшелона. Получив по пути сведения о неудачах франков, Кутуз осознал, что враг выглядит опаснее ожидаемого и скорость сбавил. Усиливая отряд рыцарями, призываемыми по дороге, Витторио двигался медленнее, но решения мог принимать более взвешено. Выйдя к Дамаску во время сражения туркменов с графами севера, он обнаружил, что франки вновь терпят поражение. Ввязываться в бой потому не стал, а прорвался в город, соединившись с защитниками цитадели. В поле давно не воевавшие всерьез египтяне, безусловно уступали орде, сражавшейся последние лет двадцать почти постоянно. Но в уличных боях дисциплина и выучка гвардии давала перевес, так что Кутузу удалось выбить противника из Дамаска.
   На новый приступ туркмены не пошли, узнав, что в Бейруте собирается очередное рыцарское ополчение, на сей раз феодалов побережья. Предпочитая бить врага по частям, орда совершила бросок к Бейруту, разгромила формирующиеся дружины, взяла и разграбила богатый город, а потом направилась вдоль берега к югу, дорогой сбивая разрозненные отряды местных сеньоров. К тому времени, в Каире положение оценили, и король объявил широкую мобилизацию. Рыцари Египта собирались в Каире, Палестины - в Аскалоне, куда выехал коннетабль граф Гуго Тирский. Сбор армии шел туго. Мобготовность вассалов не проверяли всерьез уже лет этак тридцать, провалы выявились огромные.
   Туркмены, тем временем, безуспешно попытавшись сходу взять Сидон, Тир и Акру, обошли эти крупные города, разорили более мелкие и направлялись к Иерусалиму. Центр Святой земли к тому времени считался не коронным, а патриаршим, за счет паломников и церквей разбогател не хуже Дамаска, а укреплен оказался еще слабее. Собственно, зачем? Город в центре страны, нападать некому... Оттого патриарх впал в панику, рассылая просьбы о помощи всем, кого вспомнил, призывая защитить Святые места и стращая карами небесными не явившимся.
   Одним из важнейших адресатов оказался Боэмунд V Сирийский, с еще не распущенной армией вышедший спасать соседей. Другим - король Египта, который просто не мог допустить падения Иерусалима без краха репутации. Формирование армии в Каире не закончилось, потому ее вновь разделили. Из уже собранных рыцарей сколотили отряд, командовать назначили обладателя наиболее боеготовой дружины - семнадцатилетнего князя Карла Постума Мармарийского и отправили спасать патриарха. В Аскалоне отряд соединился с силами местных сеньоров, развертывание тоже не закончившими, а возглавил сводный корпус коннетабль.
   Силы оказались достаточно велики, коннетабль с Карлом Постумом перехватили туркмен под Наблусом и дали сражение. Бой вышел упорным, обе стороны понесли большие потери и во время передышки орда отошла. Берке не видел смысла прорываться для грабежа через сильного противника - издержки не окупались. Отступая туркмены у Назарета наткнулись на сирийские войска - похоже, Боэмунд V собирался зажать противника в клещи, но не успел. Атаковав рыцарей на марше, орда вновь одержала победу, хотя потери франков были невелики. Не задерживаясь, Берке двинулся снова на север, вторично осадив Дамаск. Вполне возможно, он планировал на том и закончить - взять город, передохнуть, пополнить запасы и вернуться в халифат. Препятствием оказался Кутуз, за прошедшее время укрепивший стены и собравший в округе людей. Дамаск успешно отбил несколько приступов, и туркмены ушли севернее, на Хомс.
   Логика похода была все той же - из Хомса вела вторая дорога по пустыне к Пальмире. Но отступающим требовались припасы и отдых, а успехи у них кончились. Соединившиеся под Назаретом войска Сирии и Египта оправились от боев, дождались наконец короля Балдуина VI Египетского и пустились в погоню за почти год как разорявшей страну ордой. Взять Хомс сходу у туркмен не вышло, а на осаду не хватило времени - подошла объединенная армия франков. Учитывая, что орда за почти год рейда понесла потери, восстановить которые было негде, численный перевес латинян шансов противнику не оставлял. В двухдневном сражении туркмен разгромили. Выжившие, число которых оценивают в пару тысяч, бежали в пустыню в направлении Пальмиры.
   Здесь вновь отличился Кутуз. Он собрал отряд из гвардейцев, местных рыцарей и горожан из числа "пылающих жаждой мести" и рванул к Пальмире. Орда, отягощенная ранеными, обозом и отсутствием воды, двигалась медленно, но почти успела. Штурм они начали с отчаянностью обреченных, но в это время в тылу появился Кутуз, поставивший в эпопее точку. Разбитых туркмен он вырезал напрочь, как отмечал хронист "не пощадив никого, не взяв ни рабов, ни пленных". Финал удался. Славу и популярность Кутуз в Леванте получил широчайшую, потому как мести налетчикам хотели многие. За границей акцию отметили как подтверждение адекватности латинян местным условиям.
  

Глава XXII. Шторм после шторма.

   Внутри страны угроза велика,
   Враги не только внешние опасны!
   На Рас-эль-Айн, отправятся войска...
   Для укрепленья королевской власти.
  
   В королевствах Сирии и Египта начался разбор полетов. В Сирии итоги сочли приемлемыми. Монголы не взяли ни одной пограничной крепости, в сражении франки считали себя победителями, поскольку поле осталось за ними. Понесенные потери отнесли на высокую маневренность восточной кавалерии, давно известную по стычкам с соседними сельджуками, хорезмийцами и бедуинами, хоть и подзабытую в таких масштабах. Проигранную схватку под Назаретом списали на внезапность и называли не битвой, но прорывом отступающего противника, а разгром туркмен у Хомса коалицией двух королей был бесспорной победой. Оттого в Антиохии свою боеготовность считали высокой, у рыцарей повысилась агрессивность, а в элите бродили экспансионистские настроения.
   В начале 1246 года, отряд сирийцев поучаствовал в отражении монгольского рейда на ромейскую Амиду. Набег отбили и на греко-монгольской границе ситуация стабилизировалась. Зато возникли планы похода на земли халифа. Приграничные районы Багдадом даже после ухода туркмен, практически не контролировались, участились мелкие стычки на границе, да и за натравленных на Иерусалим туркмен следовало отомстить.

***

   В королевстве Египта и Иерусалима, случившееся оценивали иначе. Прорвавшая рубежи и год разоряющая страну орда кочевников (пусть даже с опытом хорезмийской армии и приданными военспецами халифа), с легкостью громящая разрозненные дружины, ударила не только по экономике, но и по настроениям. Срыв мобилизации, явка вассалов "с промедлением, отвратительно вооруженных, многих неодоспешенными и на плохих лошадях", как отмечал в письме сенешаль Амори Бармак, неумение рыцарей взаимодействовать в составе подразделений, а их сеньоров командовать таковыми в бою, а заодно провалы в городских укреплениях, не могли не повлечь реформ.
   Балдуин VI начал с Дамаска, который требовалось срочно возрождать в качестве форпоста. После двух осад и годового перерыва торговли купеческий город пребывал в разрухе, уменьшились население и капиталы, в восстановлении нуждались не только стены, но и экономика. Управление виконтов эффективностью не блистало, и король принял решение о снижении госучастия в активе. Город и прилегающие земли преобразовали в графство Дамасское, вассальное короне и без статуса аллода, графом стал Витторио Кутуз. Защитник Дамаска и мститель туркменам, выглядел приемлемо для лишающихся привилегий коронного города бюргеров, в войне "стяжал больше всех славы", знал отведенный театр военных действий и был абсолютно предан Балдуину VI.
   Фьефы получили и другие участники компании, в первую очередь уцелевшие рыцари из числа Королевских конных арбалетчиков. Что чуть не привело к исчезновению первого и единственного регулярного подразделения египетской армии, почти лишившемуся личного состава. Спасла престижность. Выяснилось, что младших сыновей у феодалов все еще хватает и попасть в гвардию они мечтают практически все. Новый состав набрали скорее по блату и знатности, чем по преданности и боевым качествам, но "полк" сохранился.
   За награждениями последовали оргвыводы. Король провел ревизию доменов и крепостей, а в следующем году назначил проверку мобилизационной готовности вассалов по всей стране. Для его отца Гуго I, такая попытка кончилась "тяжелой, непродолжительной болезнью", знать возмущалась в и этот раз, но куда сдержанней. Урок вышел слишком наглядным, а в Палестине и тяжелым. В результате, десяток рыцарей и два барона, по представлению коннетабля и с одобрения Высшего Совета за полную не боеготовность были лишены фьефов королем, а остальным настрого предписали устранить нарушения и обещали вскорости проверить по новой. Крепости начали укреплять с привлечением субсидий из казны, а с развертыванием возникла проблема. Обычно рыцарское ополчение собиралось в резиденциях графов, князей или герцогов, а затем эти отряды объединял монарх. Но королевство Иерусалима и Египта стало слишком протяженным, а сбор требовалось, как показала практика, ускорить. Логично смотрелось деление на "военные округа", с созданием укрупненных доменов, но для Балдуина VI такой вариант оказался неприемлем. Своими руками создавать конкурентов внутри страны не хотелось. После долгих обсуждений, король предложил создать два центра сбора. Для Египта таким остался Каир, а сеньоры Палестины по тревоге стягивались в Иерусалим, где патриарху вменялось в обязанность "устроение лагеря и содержание гонцов для сношений со столицею". Патриарх, разумеется, против введенной "вовсе не по обычаю" и очень затратной повинности резко возразил. Король напомнил о набеге туркмен и призывах к спасению, спор обострил отношения сторон до предела, но тут к нему добавилась еще одна, куда более широкая тема.

***

   В Египте вспыхнули волнения среди коптов. В 1170 году копты, в лице своего патриарха, заключили соглашение с королем Египта о мирном сосуществовании, на условиях лояльности. С тех пор теологи римской, греческой и коптской версий христианства вели бурные, но академические споры, а на практике копты стали обычными подданными, отличаясь от христиан халкидонской (к которой позже добавились армяне, как мы отмечали) версии двумя нюансами. Запретом строить новые храмы без согласия феодалов - в сущности, не обременительным, поскольку в местах преобладания коптского населения, такие санкции получались легко. И дополнительным налогом, взимавшимся со всех подданных, не относящихся к христианам генеральной линии. Небольшим, но в твердой сумме. Последнее цепляло за кошелек, но для местных было делом привычным уже века - при мусульманах существовал похожий сбор, с чуть большей ставкой.
   Латинизация коптов все это время шла вяло и нишево. Довольно активно переходил к католикам образованный и желающий карьеры слой. В первую очередь крестились горожане и люди, занимавшие при Фатимидах нишу мелкого чиновничества на селе. Система управления при франках поменялась, роль администрации перешла непосредственно к рыцарям на местах, а те предпочитали подбирать кадры из единоверцев, благо их к тому времени хватало в Леванте. К середине XIII века у коптов снизилось число образованных прихожан, зато оставшиеся - в основной массе крестьяне и низшие страты горожан, в вере укрепились. Базой религии для них являлись обычай и доверие к своим священникам. Тонкости теологии народные массы не очень интересовали, отчего и латинизация почти прекратилась - пропаганда за переход в латинскую версию потеряла слушателя. Сложно опровергнуть аргумент "мы всегда так делали, и соседи так делают, и наш священник так говорит". Зато копты постепенно объединились с палестинскими и сирийскими монофизитами. Без жестких уний, но уверенно, поскольку статус у них был одинаков, а воззрения схожи. Теперь коптский патриарх представлял большинство монофизитов региона. При этом, именно для крестьян и городской бедноты спецналог "на неверных" в твердой сумме был заметной статьей расходов. Обеспеченным слоям он представлялся выгодной заменой церковной десятине - проценту от дохода.
   С таким раскладом Египет подошел к 1245 году, когда избранный два года назад патриарх коптов Игнатий начал очередной раунд переговоров с Римом и Константинополем. Переговоры проходили в Каире, от латинян участвовали патриархи Александрии и Иерусалима, посол папы, доминиканец и знаток востока Андре де Лонжюмо, а из Византии прибыл епископ Эфесский Никифор.
   Игнатий склонялся к возможности унии и соглашался, что рознь не столько духовная, сколько политическая. К признанию верховенства Рима и "воссоединению братских церквей", он был готов, но на своих условиях, изложенных в письме к папе Римскому Иннокентию IV. Копты хотели своего избираемого патриарха, прямое подчинение Риму, символ веры принимали греческий (без filioque) и обряды тоже реформировались по византийскому образцу. Присоединяемые прихожане не подлежали повторному крещению признаваясь христианами по умолчанию, освобождались от египетского светского спецналога, но церковную десятину не платили, ограничиваясь традиционными сборами на церковь, существующими в монофизитских общинах. Условия не отвергли. За полтора века успешных крестовых походов и экспансии католицизма Рим научился играть вдолгую, а смиряться на первое время с местными обычаями и вообще всегда умел. Главное присоединить, спустя век-другой войдут в норму. Но Иннокентий IV торговался. Несколько миллионов новой паствы могли рассчитывать на бонусы и понимание - тут спору не было. Не нравилось лавирование коптов между Римом и Византией и бесконтрольные выборы патриарха, а еще папе требовались денежные поступления. Да внезапное лишение королей Египта и Сирии статьи налоговых поступлений сулило конфликт. Впрочем, условия были вполне обсуждаемы, а торг уместен.

***

   Но пока иерархи дискутировали, информация об условиях унии просочилась и ушла в массы. В первую очередь коптские, распространившись быстро и широко. Кто разгласил инсайд, источники сообщают по-разному, но коптская беднота восприняла новость позитивно. Священники оставались своими, перекрещиваться не надо, с соседями и сеньорами примирение. А в первую очередь народ оценил практический вывод - спецналог платить не нужно. И немедленно отказался это делать. Не подозревающие о налоговых новеллах феодалы и королевские чиновники, естественно, требовали оплаты, а затем перешли к репрессиям. Копты, уверенные в своей правоте, ответили акциями неповиновения и налоговый спор перешел в крестьянские восстания. Разрозненные, но в Верхнем Египте довольно мощные - повстанцы взяли город Идфу, тамошний барон погиб.
   Король Балдуин VI поинтересовался у клириков что происходит. Ответа не получил, потому как его не просто не было - вопрос в Египте в принципе окончательно не решался, последнее слово оставалось за Римом. Переписка с Римом означала месяцы ожидания, даже будь у прелатов готовая формула. Монарх "пришел в ярость" и для начала отправил трех патриархов и епископа под арест. В королевском дворце и в комфортных условиях, но ограничив сношения с внешним миром. Определенности это не добавило - на интересы сторон наложилась реальная обстановка.
   Интерес Балдуина VI был очень прост - король хотел, чтобы стало как было. Прекрасно понимая, что так уже не будет. Обрядовая сторона его волновала еще меньше, чем крестьян, третьего патриарха на подучетных землях он легко мог принять. Но резкое падение налоговых поступлений выглядело очень несвоевременно. Расходы на оборону взлетели, рыцари естественно, перекладывали их на вилланов, ужесточив собираемость податей. Пошлины с купцов Дамаска, не восстановившего торговлю после набега туркменов, тоже уменьшились, а мятежи в Верхнем Египте мешали транзиту по Нилу. Король мог подавить восстания, но требовалась уверенность в отсутствии унии. Давить крестьянский бунт с перспективой в процессе получить буллу папы римского о том, что мятежники полностью правы и вообще добрые католики, казалось сомнительной затеей. Потому как - а кто же тогда король? Правители Святой земли считались покровителями христиан, переход в католичество всегда приветствовали (хотя миллионами паства еще не добавлялась), отчего репутационные издержки представлялись высокими. А главное - что дальше-то? Сочтет папа коптов католиками - подать отменяется. Ее сохранение влечет расширение волнений, новый удар по имиджу и конфликт с Церковью. Причем со всей, с Римом, Константинополем и коптами. Крестьянские бунты, поддерживаемые клиром, одобряемые государями Европы и частью собственной знати, были совсем не тем вариантом, который Балдуина VI устраивал. Срыв унии тоже не решал всех проблем. Переговоры продолжатся, копты уйдут в жесткую конфронтацию, начнет играть свою игру Византия... В общем, простого выхода не наблюдалось. Король был готов договариваться, но сделку можно заключить с организацией. Церковью, например. С бунтующими порознь деревнями, договориться нельзя.
   Представитель Византии активно поддерживал позицию коптского коллеги, намекая, что Константинополь по всем вопросам будет куда сговорчивее.
   Коптский патриарх Игнатий настаивал на заявленных требованиях, считая, что восстания его позицию усиливают. И действительно - его прихожане настолько готовы воссоединиться с братским Римом, что даже воюют. И коль присоединение сорвется, возложат вину на неуступчивых, что усилит раскол - а кто виноват? По этой причине ряд хронистов и последующих историков, вину за слив инсайда о переговорах и вспышку восстаний, возлагает именно на Игнатия.
   Местных латинских патриархов вопрос обрядов тоже не волновал, а по финансам они готовы были уступить. Доходов с коптов они и так не получали, а с присоединением косвенно все равно могли рассчитывать на увеличение - от паломников, проезжих и прочих. Но против присвоения Игнатию статуса патриарха возражали, а вопрос деления территорий стал самым острым.
   Король вербовал наемников и стягивал вассалов в Каир для подавления бунта, когда волнения монофизитов начались и в Палестине. Пока слабые, но тенденция выглядела неприятно.

***

   В это же время, в Дамаске вспыхнули волнения мусульман. Местным купцам не понравились действия нового графа, взявшегося взыскивать подати в полном объеме, укреплять дружину и привлекать взамен погибших горожан на поселение христиан из других районов. Граф Кутуз человеком был рассудительным. Но нрава крутого и простого, а дружину имел сильную и преданную. Потому он при первых признаках бунта, лично возглавил отряд, отрубил головы лидерам оппозиции прямо на улицах - там, где встретил, а пытавшиеся помешать толпы разогнал. Затем вышел "один и даже без шлема" на главную площадь к митингующим и пообещал строго придерживаться обычаев, не принимать решений без обсуждения с городским советом - кроме как по военным вопросам, а по деньгам простить задолженности. Но "впредь подати указал платить по праву и полностью, а селиться добрым людям указал любым, а не только магометова обычая". Как воюет Кутуз горожане прекрасно помнили, предложенный компромисс выглядел не так уж плохо, отчего мятеж стих. Король, получив донесения о случившемся, поздравил себя с правильным выбором графа и решением хотя бы одной проблемы.

***

   Нерешенных хватало в столице. где монарху пришлось отпустить прелатов. Сперва греческого, угрожавшего разрывом с Византией из-за вопиющего ареста священнослужителя и посла василевса (который, собственно, считался главой Константинопольской Церкви). Потом коптского, о котором пошла слава мученика за прихожан. Задерживать латинян после этого стало бессмысленно. Перед освобождением Балдуин VI настойчиво рекомендовал клирикам выработать конструктивное решение. Напомнив, что за распрю между христианами они понесут ответственность перед Высшим Судом. Добавив, что, мученика из коптского патриарха прямо сейчас никто делать не собирается, отчего времени у него побольше. Но любой конфликт конечен, а память у монарха хорошая.
   Мягких и трусливых людей в те времена среди церковных иерархов водилось немногим больше, чем среди феодалов, отчего угрозы паники не повлекли. Риски, однако, оценивались как высокие. История с мятежом прошлого князя Мармарики давно докатилась до Константинополя, местные в ней участвовали, потому в решимости короля никто не сомневался. От кинжала "ассасинов", ни патриарх, ни греческий епископ, ни папский посол не застрахованы, известное дело. Прелаты остались в Каире и поселились в резиденции патриарха Игнатия, с надежной охраной и проверкой кухни на яды. Штурм королевскими войсками, конечно, отбить бы не удалось - но такого скандала никто и не ожидал, а от убийц защиты хватало.
   На короля переговорщики в свою очередь не слабо разозлись. Общий враг сближает, потому соглашения достигли чуть не в первый день, а через четыре дня пригласили Балдуина VI. Встретили его три патриарха, сообщившие, что унию согласовали. На условиях, которые одобрил Андре де Лонжюмо и наверняка санкционирует папа. Патриарх у коптов остается и подчиняется Риму. Замещаться он будет утверждением папой представленного коптами кандидата, в случае отклонения кандидатуры - назначаться, но непременно из коптских епископов. Обряды по византийскому образцу, перекрещивать никого не будут, а потому спецналог отменяется. От десятины освобождаются нынешние прихожане, а на вновь родившихся или перешедших в Коптскую церковь, она распространяется. Королю предлагается возрадоваться объединению церквей-сестер и объявить о том соборно с патриархами. Без участия епископа Никифора и Андре де Лонжюмо, потому как инкогнито разъезжать не один Балдуин VI умеет, а упомянутые клирики, тайно выйдя из резиденции, нынче садятся на корабли, отплывающие в Рим и Константинополь, при себе имея подписанные кондиции унии. А гнева монаршего клирики не боятся, не на тех напал. Но готовы договариваться - в указанных рамках.
   Монарх итог принял спокойно, но торговался жестко. Через еще несколько дней переговоров, светские и церковные власти сошлись на перечислении трети доходов патриархов коптского и Александрии на оборонные нужды в течении года, согласии патриарха Иерусалима содержать призывной пункт для королевских вассалов в случаях мобилизации, с компенсацией короной части расходов, и поддержку прелатами чрезвычайного разового налога на устроение крепостей в Высшем Совете.
   Король подтвердил отмену пошлины для коптов по властной вертикали, католики и монофизиты сообщили о признании унии через приходских священников и мятежи пошли на спад. Войска отправить все же пришлось, но хватило небольших отрядов, усмирявших повстанцев "более видом и словом, чем мечом". Без меча тоже не обходилось, активистов протеста казнили десятками, убийц феодалов и королевских служащих обязательно мучительно, но это обычные последствия бунта, по тем временам мягкие.
   Балдуин VI получил репутацию "доброго короля", исправившего возникшую на местах несправедливость, а через три месяца пришло подтверждение унии папой римским Иннокентием IV, торжественно отмеченное по всей стране.

***

   Поскольку на торжества в столицу ведущих сеньоров, прелатов и представителей городского патрициата все равно пригласили, а волнения монофизитов закончились, заодно провели съезд Высшего Совета. Среди знати действия короля, подогреваемые слухами о конфликте с Церковью, порождали брожение, поэтому сессия получилась весьма разноплановой. Законопроект Балдуина VI о чрезвычайном оборонном налоге одобрили, лишение фьефов десятка сеньоров, как выше сказано, утвердили. Чтобы смягчить восприятие, правитель предложил пряник - уменьшение срока службы вассалов по призыву (за свой счет), с четырех месяцев в году до трех. С обещанием по миновании внешней угрозы продолжить либерализацию. Поскольку уже лет тридцать призывали рыцарей редко, монарху реформа ничего не стоила, а затраты снижала сразу, отчего негатив от нововведений сгладился. Наибольшую лояльность на заседаниях Совета демонстрировали представители коронных городов Красноморского берега, последнего мусульманского анклава. Собираемые там оборонные деньги и выставляемые воины, по давнему установлению шли на местные укрепления и флот. Флот подчинялся королевскому виконту, а моряков набирали из местных. После совместной с иоаннитами зачистки Красного моря от пиратов и захвата орденом Госпиталя Сокотры, воды стали почти безопасны, а флот "взял под защиту" морские пути к портам Аравии и Нубии. Естественно, не бесплатно, так что ВМС давно вышли на самоокупаемость, доходы виконты оставляли себе, делясь с командами и капитанами, но и местным судостроителям с купцами перепадало. Перехода из владений Короны под власть графа, как в Дамаске, тут никто не хотел, отчего за сохранение статуса готовы были платить.
   Второй темой обсуждения стал проект о присоединении к Сирии в походе на восток. На земли, формально принадлежащие халифу, а реально, со времен базирования там туркмен превратившиеся в некую серую зону, состоящую из мелких эмиратов, не подчиняющихся никому. Резонов тут было сразу три. Отвлечь феодалов от политических идей проверкой навыков в боевых условиях, дав возможность пополнить добычей собственное благосостояние и казну. Улучшить международный рейтинг, отплатив халифу за дружбу с туркменами. Степень его вины тут значения не имела, прощение подобных игр на востоке влекло потерю репутации. А еще анархия в районе караванных дорог к Дамаску, Алеппо и Эдессе, мешала купцам. Самодеятельные эмиры и сами грабили проезжающих, и защитить дороги от разбойников не могли, отчего транзит грузов из Багдада и Мосула падал. Халиф Аль-Мустасим в то время разбирался с сепаратистами на востоке и юге, на север сил не хватало. А купцы теряли деньги и поддерживали любую силу, несущую порядок.

***

   В начале 1247 года, армии Сирии и Египта выступили в восточный поход, получивший статус местного крестового.
   Сирийцы под командованием графа Генриха Эдесского (король Боэмунд V остался в Антиохии - охромев в одной из битв, он предпочитал руководить из столицы) нанесли удар из Эдессы на Мардин и взяли его после недолгого штурма. Разграбив город граф оставил там солидный гарнизон и направился к Рас-эль-Айну, по пути громя отряды мелких шейхов. Рас-эль-Айн тоже сопротивлялся недолго, недавнее пребывание в регионе туркмен и монгольский набег, местные силы серьезно ослабили. После взятия крепости, Генрих Эдесский с богатой добычей, но поредевшей за счет оставленных в ключевых городах гарнизонов дружиной, двинулся к Ракке.

***

   Франки Египта, вместе с прибывшим поучаствовать сильным отрядом из Нубии, отправились в поход двумя корпусами. Основной, под командованием короля, прошел через дружественное Алеппо, где к ним присоединился отряд местных рыцарей, маршрутом былых крестоносцев вышел к Евфрату и осадил Ракку.
   Второй корпус, основу которого составили привычные к пустыне отряды Мармарики, Заиорданья и нового графства Дамасского, из Дамаска и двинулся. Возглавил его князь Мармарики Карл Постум "младший годами, но самый знатный из них", считающийся человеком склонным слушать советы старших, с детства знакомый с графом Кутузом. Вероятно, предполагалось, что именно последний и будет реальным командующим. Пройдя Пальмиру и включив там в состав тамплиеров, латиняне вышли к Дар-эз-Зауру, богатому торговому терминалу на берегу Евфрата, в котором сходились пути из Ракки, Багдада и Пальмиры. Начавшаяся осада тут же осложнилась конфликтом между Кутузом Дамасским и князем Балианом Ибеллином Заиорданским. Пока Карл Постум мирил подчиненных, в Дар-эз-Зауре мобилизовали ополчение, в город прорвалось подкрепление соседних шейхов, и первые штурмы сарацины успешно отбили.
   Осада Ракки затягивалась, к тому же город по соглашению отходил Сирии, отчего король Балдуин VI Египетский оставил под стенами нубийцев и сирийцев с частью своих рыцарей и под началом начинающего юриста Жана Ибеллина графа Хамы, а с главными силами выступил к Дар-эз-Зауру. В лагере осаждающих, король быстро разрешил споры, признав виновным князя Заиорданского, которого от наказания спасла лишь принадлежность к семье Ибеллинов. Последовал мощный штурм, повлекший немалые потери, в числе других на стенах погиб Балиан Заиорданский. Но через три дня крепость пала. Трофеи оказались сказочными, а Балдуин VI на достигнутом не остановился и нанес удар на Рахбу, крепость охраняющую путь из Дамаска в Багдад, неподалеку от места, где в Евфрат впадает его приток Хабур. Тут вышел небольшой казус - выяснилось, что Рахба подчиняется халифу и в городе его войска. Франков это не остановило, но взяв город король решил на этом закончить. Тем более трофеи снова оказались солидными, отчего рыцари тягу к экспансии потеряли и хотели домой, тратить награбленное.

***

   Генрих Эдесский соединился у Ракки с Жаном Хамским и после нескольких приступов, город тоже пал. Добычу союзники поделили, Ракка перешла под власть Сирии, а рыцари Египта отправились по домам. Вскоре, оставив сильные гарнизоны в Рахбе и Дар-эз-Зауре, с фронта отбыл и Балдуин VI. Наместником Дар-эз-Заура стал граф Кутуз Дамасский. Рахбу отдали Балдуину Ибеллину, брату погибшего князя Заиорданского. Позиции клана оставались сильными, смерть одного из ведущих лордов требовала компенсации, а удержание крепости войск, которые фамилия могла предоставить родичу.
   Сирия получила территорию западнее Мардина, Рас-эль-Айна и Ракки. Ракка стала коронным владением, наравне с Антиохией, Алеппо и Кипром. Мардин отошел графу Эдесскому. Рас-эль-Айн достался Франциску Тертеру, вождю пришедших пять лет назад на службу Боэмунду V половцев, отличившихся в завоевании.

***

   Оба короля щедро жаловали на захваченных землях рыцарские фьефы, поскольку фактически латиняне контролировали пока только узловые точки доменов, и те условно. Младших сыновей у феодалов Леванта хватало, но лены доставались и заслуженным крестоносцам третьего сословия, особенно профессиональным наемникам из сирийских армян и нубийцев.
   Из новых сеньоров следует отметить двоих. Первого рыцаря-копта с нескромным именем Рамзес, получившего статус без перехода в католичество, коптский крест в гербе и небольшой домен севернее Дар-эз-Заура. По другим источникам, Рамзес получил золотые шпоры спустя несколько лет, унаследовав лен от погибшего мелкого феодала из франков, в "копье" которого служил. Вариант вполне возможный. Потери латинян при покорении округи завоеванных городов, жители которой были давними мусульманами и господству неверных упорно сопротивлялись, к чему добавлялись стычки с местными шейхами и нападения отрядов халифа, были высокими. Впрочем, это уточнение немного меняет. Что сословный лифт на границах христианского мира работал дольше и проще чем в Европе, и без того факт общепризнанный.
   А в окрестностях Рахбы получил фьеф оруженосец князя Мармарийского, бывший раб из половцев. Он назвал доставшуюся деревушку родовым именем, отчего в историю вошел как Захар Бейбарс по прозвищу Арбалетчик, а прямым его сюзереном стал граф Рахбы Балдуин Ибеллин.
   Новые сеньоры активно вербовали дружины и осваивали полученное, а для королей начался дипломатический этап присоединения.

***

   Халиф Аль-Мустасим с началом кампании заявлял о нарушении союзнических обязательств и требовал возврата потерянного. Латиняне отвечали, что набеги монголов и туркмен выявили внутреннюю несостоятельность багдадской администрации в спорных районах, а власть халифа там уже годы как не проявляла признаков жизни и фактически перестала существовать - что было правдой. К тому же предоставленные самим себе и оставленные без руководства местные эмиры превратили регион в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для Сирии и Египта. Так что франки перешли границу для защиты жизни и имущества населения, а заодно охраны торговых трасс.
   Ситуация для Багдада сложилась не удачно. В Анатолии сменился монгольский наместник. Верховный хан Гуюк вместо Байджу назначил Эльджигидея, прекратившего натиск на Византию и начавшего планировать захват халифата. Кроме присоединения богатых земель, монголы планировали этим обезопасить левый фланг перед продолжением движения на запад, поскольку халиф в любой момент мог стать союзником Константинополя. Аль-Мустасим действительно активно вел переговоры о союзе с василевсом, но без особого успеха. В Константинополе знали о конфликте Гуюка и Бату, стране требовалась передышка от войны на двух фронтах, а в Европе затевался проект общего крестового похода против Бату. К тому же греки рационально полагали, что войны с Эльджигидеем халиф в любом случае не избежит, отвлекая силы противника. С принятием союзнических обязательств в таком раскладе вполне можно было не спешить.
  
   С монголами халиф действительно не мог договориться. Гуюк в лучших традициях дипломатии Чингизхана требовал формальной покорности и реального вассалитета, а принять такой вариант владыка мусульман не мог. Ислам и без того переживал не лучшие времена, теснимый со всех сторон христианами и язычниками. Реагировали на кризис священнослужители, кстати, аналогично христианам. В исламе окончательно оформились тарикаты суфиев. Их обычно сравнивают с монашескими нищенствующими орденами, сходство есть (особенно с францисканцами) но аналогия не совсем прямая. На XIII век тарикаты больше напоминают этаких "системных вальденсов" или не резко отклоняющихся от канона катаров. Не считающихся еретиками, создающих общины вокруг проповедников (напоминающих катарских совершенных) и их учеников. Суфии действительно были аскетами, вдумчивыми пропагандистами, арбитрами и толкователями шариата, подвижниками и агитаторами. А идеологическая основа суфизма напоминала православные идеи исихазма, разумеется, на базе исламских норм. Как и исихасты, суфии ставили на духовное совершенствование, аскетизм и эзотерику, и тоже сыграли немалую (а возможно основную) роль в укреплении основ и распространении своей религии в период кризиса. Покорность язычникам в таких условиях, почти автоматически влекла смену халифа.
   А вот у франков Леванта с монголами начали складываться деловые отношения. Начало положил все тот же папский посол Андре де Лонжюмо, вернувшийся в Египет с утвержденной папой унией, а затем отправившийся к Эльджигидею, а от него в Каракорум, к Гуюку. За ним последовали другие, и в начале 1248 года послы королей Сирии и Египта уже обсуждали с Эльджигидеем совместную операцию против Багдада.
   Сил выбить латинян у Аль-Мустасима, связанного к тому же борьбой с вассалами, не хватало. В первую очередь потому, что даже формально подчиняющиеся Багдаду эмиры уклонялись от мобилизаций в пользу центра, погрузились в частные феодальные войны, а некоторые активно общались с монголами на предмет смены сюзерена. Несколько операций против Рахбы и Мардина войска халифа все же провели в 1248-49 годах, но успехов не достигли.
   Тем временем, грузопоток из Багдада на Мардин (в Византию) и Дар-эз-Заур (к Леванту) резко оживился. Традиционно для региона, купцов противники пропускали свободно, потому как пошлины с них составляли основной доход. Риски неорганизованного разбоя снизились, а с властями торговцы с удовольствием договаривались независимо от веры.
   Франки переговоры с Багдадом не сворачивали. Боэмунд V Сирийский предлагал, к примеру, оставить Рас-эль-Айн Франциску Тертеру в качестве вассала халифа, а Балдуин VI Египетский выдвигал идеи обмена Рахбы на воинские контингенты. Насколько предложения делались всерьез, нам неизвестно, но на масштабную войну халиф сразу не решился. А затем основные события развернулись далеко от Ближнего Востока.
  

Глава XXIII. Южнорусский крестовый поход.

   Людовик выпьет перед боем,
   Глоток воды из медной фляги.
   На Куремсу железным строем,
   Уйдет в стремительной атаке...
  
   В 1246 году, в далеком Каракоруме на пост Великого хана избрали Гуюка, после почти пятилетнего регентства его матери Туракины-хатун, вдовы Угедея. Гуюк отменил массу указов регентши, казнил ряд ее назначенцев, да и сама Туракин через пару месяцев после инаугурации сына скончалась от внезапного скоротечного заболевания. Новый хан расставил на ключевые места собственные кадры, частично реабилитировав репрессированных матерью, собрался, как отмечалось, воевать Багдадского халифа, но основной его заботой стал Бату. Гуюк и Бату были вообще старыми врагами, а в частности хан смог взять под контроль три из четырех монгольских улусов (Угедея, Чагатая и Толуя), но самый мощный улус Джучи новому хану практически не подчинялся. Чтобы закрыть вопрос о единоначалии, Гуюк собрал войска и в начале 1248 года выступил в поход на вассала. Бату отмобилизовал армию и двинулся навстречу, а добравшись до восточных границ улуса получил два известия. В Самарканде, формально, кстати, входящем в улус Джучи и управляемом человеком Бату, внезапно помер Гуюк. Подозревали, естественно, отравление, и поводы к тому имелись. А на западе владения Бату атаковала европейская коалиция.

***

   На западе улус Джучи граничил с Владимирским и Галицко-Волынским княжествами, Венгрией и Византией. За время, прошедшее с монгольского похода в Европу, соседи слегка оправились, но политику строили по-разному.
   Владимирский князь Ярослав признал на пристойных условиях сюзеренитет монголов, стал прямым вассалом Великого хана с широкой автономией и самым высоким для нечингизида статусом. Собственно, Бату был таким же прямым вассалом, хоть в отличие от Ярослава с правом избирать и быть избранным на пост Великого хана. Разница весомая, примерно как в Священной римской империи между просто князьями и князьями-электорами, но положение Владимирского княжества укрепилось. В 1246 году, князь Ярослав в качестве гостя и без права голоса поучаствовал в курултае и избрании ханом Гуюка, а на обратном пути умер в дороге. Подозревали отравление, виновными называли Гуюка, экс-регентшу Туракину, порой и Бату - истина нам неведома, но на освободившуюся должность нашлось три претендента.
   Два старших сына покойного, Александр и Андрей отправились к Гуюку выяснять, кому достанется ярлык на княжение, поскольку ханы в таких случаях требовали альтернативных выборов. Престол во Владимире занял брат Ярослава, Святослав Всеволодович. Правил недолго, потому как старший из оставшихся дома сыновей прошлого князя, Михаил Хоробрит собрал дружину, Святослава изгнал, а Владимир занял, не то претендуя на трон, не то в качестве регента до возвращения братьев. В конце 1247 года Михаил с войсками вышел отражать очередное нападение литовцев, кампанию русские выиграли, но князь погиб в бою. Ярлык хан выдал Андрею Ярославичу, поскольку старшего Александра поддерживал Бату. Александр получил вассальный Владимиру Новгород. Вернулись братья как раз в начале 1248 года.

***

   Византия заняла другую позицию. Василевс Иоанн III Комнин, несмотря на сложившуюся в Европе репутацию "победителя монголов", силы империи оценивал здраво. Потеря восточных провинций тому способствовала куда больше, чем несколько с трудом выигранных стычек на западе. На востоке греки укрепляли оборону и переходить в контрнаступление не планировали. Байджу и его преемник Эльджигидей рассматривались как наместники Великого хана, способные в случае необходимости вызвать на помощь всю монгольскую армию. Такой риск в Константинополе оценивали как неприемлемый. На западе, где граница с улусом Джучи прошла по Дунаю, ситуация сложилась иначе.
   Когда в 1243 году Бату вернулся из Венгрии, его улус формально простирался от Сибири и Самарканда до Дуная и Киева. Но часть земель бывшего Хорезма контролировалась из Каракорума, а завоевание новых территорий вовсе не означало их покорение. Продолжали сопротивление племена Кавказа и половцы, восставали булгары, не признавали власть монголов прибрежные города Черного моря. С последними вопрос решился методами скорее коммерческими. Защитить черноморские города, принадлежащие как Византии, так и ее сателлитам из местных князьков, греки не имели возможности. Бату мог взять порты штурмом, но не имел желания. Берег контролировался им, море принадлежало ромеям, флота монголы не имели, как и местные купцы. Разорить торговые терминалы в такой ситуации можно, но получать с них не выйдет - корабли не придут. Оставлять вражеские гнезда нетронутыми Бату тоже было не комфортно, а для василевса такая подвешенная ситуация несла постоянную опасность потери торговых потоков. Решение нашли в Константинополе. Греки открыли проход в Черное море купцам Венеции, передав им власть в собственных городах и кварталы в сателлитных. Морская республика, завязанная на торговлю в Восточном Средиземноморье через византийские воды, последние годы была союзником империи, конфликтовала с Генуей и королевством Сицилия, а проход кораблей через греческие Босфор и устье Дуная, по мнению ромеев, оставлял контроль над торговлей в Черном море в их руках. Бату торговля через венецианскую прокладку вполне устроила. Консулы Венеции в портовых городах немедленно заключили соглашения с монголами, хотя реальную власть некоторое время там сохраняли греки, а ромейские купцы без проблем заходили в гавани "венецианцев". Долго контролировать товарооборот у Константинополя в таком раскладе не вышло, вскоре доходы Византии от черноморской торговли заметно упали, оседая у венецианцев... но о том в своем месте.
   Годы после европейского похода Бату потратил на установление власти в завоеванных краях, раздав уделы вассалам и в основном подавив сопротивление. Но управление все еще оставалось очаговым, а порой формальным. Особенно в южных степях, между Дунаем и Южным Бугом и в низовьях Днепра, где правили племянники Бату - Татар и Куремса. Здесь продолжали кочевать половцы. Их вождей монголы старательно вырезали, подчинение навязали, но степняки и в этих условиях сохранили традиционные народные промыслы - набеги и наемничество. Первые теперь проходили чаще под руководством монголов в Византию или Венгрию, а наниматься на службу соседям половцы уходили своими отрядами, как и прежде. Кочевники, естественно, поддерживали обширные и разнообразные связи с "вероятным противниками" монголов, которые невозможно было контролировать. Да и противники монголов в степи имелись, хотя самостоятельных восстаний не затевали.
   Василевс держал на границе постоянно отбивающую набеги армию и опасался повторения монголами "большого похода", отчего заключил союз с венграми и Галичем, в расчете на коалиционную оборону и совместную борьбу в приграничье. Задачи требовали усиления союзников, но и вырастить соперника василевс опасался, отчего периодически гасил конфликты между Белой IV Венгерским и Даниилом Галицким не допуская войны, а попытки их союза пресекал не менее тщательно.

***

   Венгрия за четыре года оправилась от монгольского нашествия, за что Бела IV получил прозвище "второго основателя" королевства. За это время он успел дважды повоевать с Австрией, первый раз успешно, второй - нет, причем от полного разгрома венгров спасла только гибель в бою герцога Фридриха II Австрийского. Заодно король попытался поддержать претендующего на княжение в Галиче Ростислава, сына погибшего в ставке Бату князя Михаила Черниговского. Чернигов, как и Переяславль, напрямую включили в монгольский домен, как фактически и Киев, и Ростислав искал себе место в жизни. В Галицком княжестве он успеха не добился, поскольку сильной дружиной не располагал, а попытки Белы IV помочь зятю (в 1243 году Ростислав женился на его дочери Анне), неизменно влекли появление на венгерской границе византийских отрядов. В 1245 году князь Даниил разгромил отряд конкурента у города Ярославль, после чего Ростислав отправился в европейский тур, посетив Париж и Рим, где при поддержке тамплиеров излагал идеи крестового похода против монголов.

***

   Галицко-Волынское княжество восстанавливалось тяжелее. За время отсутствия князя многие города ударились в независимость, выдвинули собственных лидеров из князей, бояр, а порой даже патрициата, причем некоторые из них искали альянса с монголами. Вернувшийся из эмиграции Даниил восстанавливал вертикаль власти с помощью дружины, в чем отличился княжий печатник Кирилл.
   Печатник в те времена должность серьезная, нечто вроде главы княжеской администрации, совмещающий большую часть функций тогдашних европейских канцлера и сенешаля. Обычно набирались не из знати, поскольку печать государеву доверяли человеку, ориентированному только на патрона. Кроме оформления указов печатник занимался и претворением их в жизнь, зачастую лично возглавляя для того войска, да и роль "последнего рубежа охраны печати" требовала не только грамотности, но и боевых навыков. Кирилл должности полностью соответствовал, привел к покорности ряд городов и районов, а затем пошел на повышение. Предыдущий митрополит Руси Иосиф пропал без вести в 1240 году, нового из Константинополя не прислали, кафедра пустовала, и князь Даниил выдвинул Кирилла. Собор местных епископов избрал экс-печатника в 1244 году митрополитом, и Кирилл отправился в Константинополь на утверждение в должности. По пути он провел переговоры с Белой IV, добившись союза между Венгрией и Галицко-Волынским княжеством и брака наследника Галича с венгерской принцессой, а в Византии с василевсом обсудил проект совместного похода на монголов. В Галич Кирилл вернулся в 1248 году, мы с ним там еще встретимся.
   Кроме приведения вассалов и подданных к покорности, Даниил Галицкий вернул прежние рубежи на востоке, что потребовало стычек с монголами и подчиненными им половцами, причем несколько приграничных крепостей брали штурмом. Но князю остро не хватало людей. В первую очередь воинов, хотя численность горожан и крестьян рейд Бату тоже резко уменьшил. Собственно, Даниил был не одинок, те же проблемы были у венгров, Владимирского княжества (слегка сниженные за счет беглецов с земель Переяславля, Чернигова, Киева и из Поволжья) и в меньшей степени у Византии, чьи территории на западе пострадали меньше и появились эмигранты из потерянных провинций Анатолии. В Европе, однако, несмотря на продолжающийся демографический рост, именно сейчас переселенцев для востока не имелось. Из Германии шла колонизация Пруссии и польских княжеств, а самый большой поток трудовой и феодальной миграции приняла Испания, где по окончании Реконкисты земли, работы и ленов хватало всем желающим, причем в практически безопасных условиях.

***

   Но отвоевание Испании у ислама имело и другую сторону. Без работы остались тамошние филиалы транснациональных военно-монашеских орденов, Госпиталя и Храма. А с ними большая часть братьев местных аналогов. У иоаннитов имелся запасной вариант. Остров Сокотра, где всяк ищущий битвы с врагами веры получал приключения в любое время и в повышенных дозах. Но Сокотра лежала слишком далеко от Европы и ориентировалась более на морские походы, что прельщало не всех. У тамплиеров оставались филиалы в Святой земле и византийской Амиде. Служба в Пальмире, даже несмотря на историю с набегом туркмен, не требовала большого гарнизона и считалась скучной. Конечно, монахи именно в этом и видели испытание, но подходило оно не многим. Переданный ордену королем Египта Тобрук выглядел перспективнее, но от Египта экспансия в этом направлении не ожидалась, а у короля Сицилии возникли разногласия с папой римским, отчего последний к поддержке сицилийцев относился весьма прохладно. Как и к развитию Ливонского (переименованного в 1245 году в Тевтонский) ордена, скорее германского, чем интернационального. В Амиде тамплиеров всегда было немного и расширять их присутствие греки не собирались. Зато предложили открыть филиал в Галиче.
   Войск для Даниила у василевса не было, хотя деньгами греки помогали, что позволило Галицкому княжеству нанять сильные отряды половцев. Потому идею с орденом князь принял с воодушевлением. Рыцари Храма, которых на Руси называли "крижевники Темпличи, рекомые Соломоничи", выслали послов и вскоре вышли с проектом к папе римскому. Иннокентию IV затея тоже нравилась, она позволяла расширить сферу влияния и сохранить мощное боевое крыло Церкви. Но требовалось распределение орденских сил и, что немаловажно, финансовых потоков.
   В 1245 году, на Лионском соборе, после консультаций и переговоров с магистрами Госпиталя и Храма, а также с представителями Византии, Египта и Галича, провели реструктуризацию филиалов. Тобрук отошел иоаннитам, закрепив экспансию в Африке за госпитальерами. Основными их базами стали Сокотра и Тобрук, крупные филиалы оставались в Константинополе (лазарет), Иерусалиме, Александрии и на острове Демулен, в Европе изменений не было. Это позволило ордену отладить не только боевую часть, но и финансовую. Братья-рыцари проводили безналичные расчеты клиентов от Европы до Индийского океана, вписавшись в сделки между мусульманским и христианским миром. Теперь вексель, выписанный по шариату в Адене или Кении, на Сокотре переводился в чек госпитальеров, проходил в качестве оплаты по цепочке сделок до Александрии или Акры, а затем легко обналичивался в Константинополе или Париже... а порой в Суроже или Брюгге. Как и наоборот. Орден Храма сохранил базу в Пальмире, филиалы в Иерусалиме и Амиде, играя в здешних торговых операциях ту же финансовую роль, но основные усилия сосредоточил в Южной Руси.

***

   В отношении Лионского собора отметим еще одно событие. На нем был канонизирован бывший король Иерусалима и Египта Балдуин IV. Основатель ордена Св. Лазаря и единственный из прокаженных, ставший одним из самых популярных святых в Леванте.

***

   Но вернемся к тамплиерам. Их лидеры, с опытом работы в Испании и Леванте, деловую хватку имели и мыслили широко. Заложив форпост в Галицком княжестве, они пригрели и бывшего князя Черниговского Ростислава Михайловича. Его претензии на Галич храмовники не разделяли, но предложение отвоевать у монголов Южную Русь поддерживали, что стало одной из причин очередного крестового похода. Не единственной - поводов сложилось несколько.
   Основным инициатором был король Франции Людовик IX, который в 1244 году дал обет принять крест, но столкнулся с проблемой выбора направления. В Испании все кончилось, Египет и Сирия в организованном походе не нуждались. В Пруссии или Ливонии операция прошла бы в интересах Священной Римской империи - вероятного противника Франции, да и ловить в лесах язычников считалось как-то мелко. Экспедиция в Тунис выглядела аналогично - с Сицилией имелись противоречия, и папа возражал.
   В те годы французы расширяли сферу влияния в Северной Италии и Провансе. Старшая дочь графа Прованса стала супругой самого Людовика IX, а младшая (и наследница графа) его брата Роберта (две их сестры, кстати, стали супругами короля Англии и его брата, история вообще интересная, но к нашей теме не относится). Король Сицилии Танкред II, держащий в руках ключ к перевозкам между Западным и Восточным Средиземноморьем, владеющий югом Италии и частью Сардинии, традиционный союзник пап, начал задаваться вопросом о лидерстве в союзе... и Италии вообще. Не то чтобы он не уважал понтифика, просто полагал, что слабый в военном отношении папа мог бы уделять больше внимания его просьбам. В смысле, больше всех. Включая собственное мнение. С набирающей силу Флоренцией и Миланом король Сицилии имел запутанные военно-дипломатические отношения, как и с остальной Северной Италией, ныне отдалившейся от Священной Римской империи. Риску захвата сицилийцами всей Италии или Рима папа Иннокентий IV искал противовес, сближаясь в том по интересам с Флоренцией и Венецией. Кандидатов имелось три - западный и восточный императоры и король Франции. Византию в Италии видеть не хотелось, хотя венецианцы ориентировались именно на василевса. Император запада Генрих IX был слаб. Людовик IX - силен, благочестив и имел интересы на юге. С ним сближение и началось, породив одновременно ухудшение франко-сицилийских отношений. Поход французов через Северную Италию - естественно, транзитом к подвигам во имя Креста, не более, смотрелся с точки зрения папы более чем своевременным.
   Проект обсудили с греками. Выяснилось, что Константинополь, Буда и Галич имеют свой план, менее глобальный, зато выполнимый. План предусматривал наступление трех союзных монархов в районе Дунайского выступа, с одновременным возмущением против монголов половцев, с целью выхода на линию Днестра или Южного Буга. Бела IV идею принял сразу. Даниил Галицкий колебался, в таком раскладе именно он оказывался на переднем крае войны с Бату. Увеличение сил могло его убедить, отчего Иоанн III Комнин предложил разработанную операцию для крестового похода.
   Как часто бывает, новые участники увидели в предложении не то, что хотел сказать автор. Ростислав Черниговский и тамплиеры расценили план как отказ Даниила Галицкого от претензий на земли Южной Руси, отчего к папе и королю Франции вышли с проектом кроме захвата Приднестровья возвратить в христианскую гавань Киев, Чернигов и Переяславль. Бывшее Переяславльское княжество затем отходило ордену Храма целиком, за остальные земли Ростислав признавал себя вассалом папы и обещал лены крестоносцам. В Риме предложили сделать Киев епископским городом - конечно, подчиняющимся папе. Поправку немедленно приняли, но оставили пока в секрете. Греки предостерегли подельников от чрезмерных фантазий, но спорить не стали. Их любой вариант устраивал, лишь бы монголам стало не до Дуная. Венгры поступили аналогично, Людовика IX столь серьезная и сложная цель, к тому же - чисто попутно - сопряженная с политическим интересом убедила. В Европе и Византии запустили подготовку к походу, а на Русь отправились дипломаты.

***

   Князя Андрея Владимирского проект заинтересовал. В Орде он ориентировался на Гуюка и знал о готовящемся походе на улус Джучи (во Владимирском княжестве вообще, видимо, о монголах знали много больше, чем в Европе и Византии), а рисков в конфликте с соседским улусом князь не видел. Он и без того ставил на Великого хана, удар в спину из Европы ухудшал положение Бату, так что объяснить выступление Гуюку можно было. Даже союз с крестоносцами сюда вписывался. Вот идея получения короны от папы, предложенная послами, Андрея смущала - хан к такому финту своего вассала мог отнестись критично. Несмотря на последующие события, похоже, позицию Владимирского князя вполне разделяли его вассалы, включая старшего брата Александра. Они знали, что Русь Бату завоевывал не своими силами, а войсками всех улусов. Сейчас соотношение выглядело иначе, вселяя надежду вернуть соседу должок... да еще без особого риска. Гарантировать крестоносцам отсутствие угрозы из Владимира ничего не стоило, а ввязываться ли в драку самим, решать можно было по ситуации. Впрочем, ряд источников позволяет предположить, что Андрей подстраховался, сообщив хану о подготовке нападения на улус Джучи с тыла, неизвестно лишь, успел ли Гуюк получить вести при жизни.

***

   Князь Галицко-Волынский влез в европейскую политику. Как упоминалось, герцог Фридрих II Австрийский погиб в бою с венграми в 1246 году. Наследницами династии Бабенбергов остались две женщины. Племянница Гертруда, дочь Генриха Жестокого, старшего брата покойного герцога, стоявшая первой в очереди на трон, и ее тетка, сестра Фридриха II Маргарита. Гертруду выдали замуж за Владислава Моравского, сына чешского короля Вацлава I, одного из самых могущественных сеньоров Священной Римской империи. Владислав заявился в герцоги, но внезапно скончался в январе 1247 года. Гертруду подозревали в отравлении, а король Чехии, используя эти слухи как повод, собрался присоединить Австрию к своим владениям. Усиления Вацлава I многие опасались, потому императору Генриху IX удалось быстро сколотить коалицию князей и двинуться на защиту обижаемой вдовы... на чью руку уже хватало новых претендентов. Гертруда, однако, была девушкой волевой и ждать пока ей объявят еще одного мужа посторонние люди не стала. Она обратилась за помощью к папе, королю Венгрии и императору Византии. По разным причинам, адресаты девушку поддержали. Папа не желал усиливать в Священной Римской империи ни императора, ни короля Чехии, ни другого серьезного феодала, предпочитая видеть Австрию автономной и дружественной. Венгры рассчитывали на оплату землями и союз, а греки на еще одного буферного "федерата", на сей раз от императора Запада. Вопрос заключался в герцоге. Гертруде требовался муж, при всех своих талантах, водить в бой армию она не могла. Да и относились к 21-летней вдове несерьезно даже союзники. У василевса свободного кандидата не нашлось, сын был уже женат. У Белы IV, наоборот, сыну стукнуло всего 7 лет, столь ранний брак слишком просто оспаривался, а фактическое вступление в него слишком надолго откладывалось. Недолго поискав вокруг, монархи обнаружили еще одного соседа - Даниила Галицкого. У князя сыновей было четверо, старший год назад женился на Констанции Венгерской, дочери Белы IV, а второму сыну, Роману, исполнилось семнадцать - самый подходящий возраст. Предложение устроило всех, включая невесту и Рим. Папа Иннокентий IV полагал, что браком привяжет к себе Галич, а Гертруда, будучи старше и опытнее, рассчитывала на ведущую роль в семье.
   В том же 1247 году сыграли свадьбу, а венгерско-галицкие войска, при поддержке греческого отряда вошли в Австрию для выполнения интернационального долга. Командование небольшим ромейским контингентом стало первой самостоятельной должностью и стартом блестящей карьеры для молодого офицера из родовитейшей семьи, Михаила Палеолога, сына Андроника, ранее нам встречавшегося.
   В нескольких стычках, союзники отразили попытки чехов навязать свое правление Австрии, через год Гертруда родила наследника и власть Романа, получившего в германских землях фамилию фон Галич (или просто Галич) и ставшего родоначальником австрийской ветви этой семьи, укрепилась. Тем не менее, признание Романа Австрийского авторитетными монархами не помешало бы, так что идею крестового похода, проходящего через его земли, молодой герцог и его отец поддержали с воодушевлением. Роман принял крест чуть не сразу после коронации, чем заработал очки в глазах Людовика IX Французского и папы.

***

   Когда сплетается столько интересов - начинается действие, так что крестовый поход против Бату оказался неминуем. В конце 1247 года, Людовик IX с мощной армией пилигримов, выступил из Парижа и двинулся на восток через Северную Италию. Дорогою к французам присоединялись рыцари Прованса, Ломбардии, Савойи и папской области, а с местными правителями король активно вел переговоры, в основном успешно. Милан, Брешия, Верона и Падуя заключили с Францией договоры о взаимопомощи, фактически означавшие заявку на отделение от Священной Римской империи. В Ферраре (Папская область) король-пилигрим вступил в союз с кланом д'Эсте, конфликтующим с Венецией и ищущим дружбы с Сицилией. Папа предпочитал французов сицилийцам, а мнение венецианцев Людовика IX не волновало. К весне 1248 года крестоносцы добрались до Вены. В Вене предводитель похода согласовал с послами Византии и короля Венгрии план операции. Предполагалось, что греко-венгерская армия будет наступать к Днестру, а одновременно крестоносцы ударят из Галича на Киев.

***

   В Германии в феврале 1248 года умер император Генрих IX. Сыну покойного, тоже Генриху, исполнилось всего семнадцать. Принц был толковым юношей, успел повоевать в феодальных распрях, писал стихи и поощрял поэтов, но авторитета в среде князей не имел и выдвигаться в императоры не стал, поддержав претензии графа Вильгельма II Голландского. Граф (внук претендента на имперский трон Вильгельма I Отморозка) был всего тремя годами старше, но за ним стояли сеньоры Севера - ядра империи. Соперником в электоральной гонке заявился король Чехии Вацлав I, поддерживаемый феодалами юга и востока, которым чех обещал бонусы и укрепление автономий. Кандидатуру Вильгельма II одобрил папа римский Иннокентий IV, в связи с чем освободил от обета крестоносца и призвал в ряды герцога Австрии Романа Галича. Король Франции отказ Романа от похода встретил холодно, но принимали паломников в Вене отлично, чем Людовика IX немного смягчили.

***

   Отдохнув и подождав отставших, Людовик IX двинулся дальше. Проект стал практически французским. Большой отряд, в 600-700 рыцарей, собрали тамплиеры, командовал ими великий магистр Гийом де Соннак, тоже француз, сделавший карьеру в Ордене ни разу не побывав в бою и на востоке. С ними объявился князь Ростислав, своей дружины не имеющий, но получивший от тестя, Белы IV Венгерского, небольшой отряд рыцарей и наемных половцев. К походу присоединилось небольшое число сеньоров из Германии, Англии, испанских королевств, польских княжеств и даже с Сицилии, но роль их была невелика.

***

   В Галиче крестоносцы снова передохнули и выступили на Киев. Даниил Галицкий, человек практичный и чуждый фантазии, в глобальные планы тамплиеров и Ростислава не верил. Захват Киева, Чернигова и Переяславля князь легко допускал - сравнимую по численности армию в Галиче раньше видели только у Бату (а сам князь вообще никогда). Но удержание захваченного считал невозможным, в отличие от планов греко-венгерской коалиции. Узнав, что Людовик IX ожидает от галичан участия именно в его операции, князь Галицкий ощутил, что его кто-то кидает. Если Приднестровье займут ромеи и венгры - им оно и достанется. Что-то получит орден Тампля, Киев уйдет Ростиславу, европейцы уйдут по домам, а... в чем интерес Даниила? На осторожные вопросы, король Франции гордо ответил, что крестовый поход не за интерес, сам Людовик IX вообще ничего получить не рассчитывает, затем что дело это общее и благородное. Князь Галицкий был совсем не против благородства, но почему за его счет и так дорого? Он попытался объяснить бесперспективность атаки на Южную Русь, где, к тому же, и трофеи не светят - но тщетно. Возникла ситуация, традиционная для крестовых походов под руководством европейских монархов - местных правителей приезжие ставили ниже себя, а мнение их не воспринимали, пребывая в иллюзиях и надеждах. Не менее традиционно, местному князю пришлось подчиниться и пытаться сыграть свою игру за рамками основного проекта. При этом потребляли крестоносцы не мало, хоть часть припасов и оплачивали, отчего основной задачей было поскорее вытолкнуть братских рыцарей из княжества. Даниил с дружиной присоединился к крестоносцам, но выделил отряд под командованием старшего сына Льва для действий на юге. Летом крестоносцы выступили на Киев, а греко-венгерские войска перешли Дунай.

***

   К тому времени правила монголами в качестве регента вдова Гуюка Огул-Гаймыш, а по поводу выборов нового хана Чингизиды раскололись на две партии. Кланы потомков Джучи и Толуя, возглавленные Бату, продвигали кандидатуру сына Толуя Мунке, а потомки Угедея и Чагатая - Ширемуна, любимого внука Угедея, которому последний в свое время пытался передать пост по наследству. Властители улусов, наместники и вассалы Орды с увлечением погрузились в династический спор и выбор партий. Великий князь Владимирский Андрей занял сторону Ширемуна.
   Бату стягивал войска на восток. Мелкий по меркам всей Орды конфликт с крестоносцами в западном захолустье, его сейчас интересовал мало. Подкрепления Татару и Куремсе собирали, но не в первую очередь, пока те должны были рассчитывать на свои силы.
   Здесь в игру вмешался Александр Невский. Он сдал Бату соглашения великого князя Андрея с Ширемуном и крестоносцами, а в князья предложил себя. Посулив соблюдение вассальных обязательств, крепкий тыл и налоговые поступления. Войск Александр Ярославич не просил, обещая решить семейный вопрос самостоятельно, а хотел ярлык на княжение, пересмотр отношений с Ордой и льготы, да небольшое посольство в статусных целях. Бату пришлось принимать решение. Удар владимирцев в Поволжье ронял репутацию джучидов, мог оттянуть его силы от драки за трон, да и регион был куда важнее, чем Южная Русь. Стратегический аспект заключался в торговых путях. С началом войны, венецианцы сообщили Бату, что транзит через Константинополь из Черного моря ромеи ограничивают, а папа римский вводит эмбарго на торговлю с улусом Джучи. Итальянцы жаловались на повышение транзакционных издержек и просили льгот по пошлинам, а взамен проблемы обещали уладить и грузопоток не снижать. Но риск полного закрытия Проливов следовало учитывать. В этом случае, потеря Владимирского княжества и волжского транзита означала, что улус Джучи с Европой не торгует вообще. А караваны из Азии идут через Анатолию или Левант, обогащая конкурирующие улусы.

***

   Александр Невский, отметим, подставляя младшего брата, кроме простого человеческого желания порулить, имел и веские аргументы. Андрей играл на повышение, поставив на Ширемуна и хеджируясь соглашением с крестоносцами. Что сулил Владимирскому княжеству выигрыш Ширемуна, кстати, точно не известно - переговоры велись тайно. Александр считал такую позицию рисковой, а шансы Бату на победу высокими, отчего предпочитал выйти в кэш. То есть поддержать "известное зло" в лице договороспособного соседа и практически без риска выторговать прозрачные бонусы. В монгольской распре роль княжества сводилась к нейтралитету, так что даже с проигрышем Бату претензий от победителя не ожидалось, разве что лично к князю. Но война за улус Джучи в таком случае будет долгой, поводы сменить сторону найдутся. То же самое касалось крестового похода. А Бату мог заплатить высокую для Владимира цену без ущерба для себя.
   На том и договорились. Бату выдал ярлык на княжий стол Александру. Превысив полномочия, но в случае успеха эту мелочь ему никто бы не предъявил, а при проигрыше выжить он не рассчитывал. Затем отправил небольшой, чисто представительский отряд в поддержку нового князя. Статус Владимира менялся. Великий князь стал вассалом Бату, а ярлык получил на себя и потомков, превратив держание в вотчину, не требующую от наследников получения ярлыка в будущем. Уплата дани со всего княжества возлагалась на Александра, посылка монгольских баскаков исключалась, как и выплаты удельными князьями - что жестко подчиняло последних правителю Владимира. Задолженность по дани за прошлые годы (такая была, после смерти Ярослава и до вокняжения Андрея, платить было некому) забывалась. Князь обязывался посылать войска в помощь сюзерену и поддерживать торговые пути. Условия мягкие, но взаимовыгодные.
   Летом во Владимирском княжестве вспыхнула междоусобица. Победил поддержанный большинством элиты Александр, политика Андрея казалась рисковой не только брату. Впрочем, бои за трон шли вялые и почти без потерь, а проигравшие наказывались мягко. Осенью Александр Невский утвердился в новой должности. Андрей через Новгород отъехал в Швецию, а после смерти Бату без проблем вернулся домой, получив солидные уделы. Погруженное во внутренние дела, Владимирское княжество от тем крестового похода и выбора хана отстранилось, вернувшись во внешнюю политику лишь в следующем году.

***

   Крестоносцы, почти не встречая сопротивления вышли к Киеву, который заняли без боя. Город после разрушения монголами толком не восстановился, население оказалось мизерным, добычи, как и предсказывал Даниил Галицкий, никакой, а с малонаселенных окрестностей огромную армию было не прокормить. Несколько разочарованные пилигримы разделились. Людовик IX с князем Ростиславом и основными силами двинулся на Чернигов, а тамплиеры, галицкая дружина и французский отряд под командованием брата короля Роберта, к Переяславлю.
   Куремса выслал отряды, постоянно беспокоившие оба корпуса христиан, но в сражение вступать не спешил.
   Чернигов и Переяславль тоже взяли почти без боев. Земли по пути разорили окончательно - просто по причине большой численности армий, и как отмечал хронист "страдали более от недостатка еды для людей и коней, чем от стычек с язычниками". Из Переяславля князь Даниил с дружиной отбыл домой, логично пояснив, что цели похода выполнены, а на землях Ростислава ему оставаться политически неверно. Митрополит Кирилл, все это время находившийся по неясным причинам во Владимире, прибыл в Чернигов, где провел в интересах Александра Невского переговоры с королем Франции, гарантировав дружественный нейтралитет Владимирского княжества. Ростислав занялся восстановлением власти на землях княжеств, а разочарованные походом, не принесшим ни славы в битвах, ни добычи, франки, стягивались в Переяславль, собираясь перезимовав продолжить поход к ставке Куремсы, на левобережье Днепра. Снабжение удалось наладить, обозы шли из Галицких и Владимирских земель.

***

   В это время, греко-венгерские войска с боями вышли к Днестру. Часть половцев переметнулась на сторону коалиции, их возглавил ставленник ромеев, сын покойного Котяна Бела Кун. Монголов и сохранивших им преданность половцев, Кун резал беспощадно, "не щадя ни малых детей, ни женщин", заслужив тем в Степи авторитет и уважение. Отряды Татара вытеснили с Южному Бугу. И коалиция, и монголы понесли большие потери, требовалась пауза.
   Наступление поддержал отряд Льва, наследника князя Галицкого, а осенью к нему присоединилась вернувшаяся дружина Даниила. Галичане обосновались на линии Каменец-Ямполь-Бряславль-Житомир, где начали спешно обустраивать крепости. Византия получила территории на левом берегу Дуная, остальное заняли венгры.

***

   Зимой Куремса, соединив силы с Татаром и дождавшись подкрепления от Бату, нанес мощный удар на Чернигов. Сметая заслоны, монголы вышли к городу, павшему через два дня. Князь Ростислав смог вырваться с небольшим отрядом, а набранная им дружина и гарнизон из крестоносцев погибли почти полностью. Затем монголы вновь разнесли Киев, отрезали Людовика IX в Переяславле от союзного Галича, разорили округу и с интересом ждали реакции оставшегося без провианта противника.
   Король Франции быстро оценил ситуацию и повел войска на прорыв. В районе Юрьева (Белая Церковь) состоялось первое серьезное сражение похода, выигранное монголами за счет дисциплины. В битве армия крестоносцев утратила управление, бой вели отдельные отряды, а когда поражение стало очевидным, часть уцелевших, под командованием братьев короля Роберта Анжуйского и Альфонса де Пуатье, отступила в Переяславль. Людовика IX тяжело ранило, но королевский отряд в этот момент удачно соединился с тамплиерами, сохранявшими дисциплину и продолжающими прорыв, как планом предписывалось. Монарха вывезли в Житомир, где находился галицийский гарнизон. Рыцари Храма при том полегли почти все, включая магистра. Преследующие отряд монголы крепость брать не стали, отойдя к главным силам Куремсы под Переяславлем.
   Переяславль монголы вскоре взяли, в плен попало множество европейцев, в том числе оба брата короля. Куремса в ходе компании понес немалые потери, но армия крестоносцев оказалась разгромлена почти полностью.

***

   Весна 1249 года принесла перерыв в боевых действиях. Бату, получив вести о победе, интересоваться мелким конфликтом на западе вовсе пока перестал. Куремса и Татар готовили компанию на Днестре. Князь Ростислав, которого крестоносцы, не без творческого участия князя Галицкого, обвиняли в обмане и авантюризме, повлекших поражение, спешно отъехал в Венгрию к тестю, получил там неплохой лен и на мировой арене больше не появлялся.
   Частью историков именно Ростислав считается причиной всех бед крестового похода, хотя его вина, в сущности, не столь велика - расширение планов в первую очередь вытекало, как ранее показано, из политических интересов ключевых фигур Европы.
   Оправившийся от ранения Людовик IX в общем-то понимал, что поход провалился. Но уезжать проигравшим не хотелось и требовалось выручать братьев и их рыцарей. С Куремсой через Александра Невского и митрополита Руси Кирилла вели переговоры о выкупе пленных, а королю Даниил Галицкий предложил новую тему.

***

   Началось с того, что в Галич явились родичи князя Литвы, братья Товтивил и Эдивид, а с ними их дядя, владыка Жемайтии Викинт. Литовцы перед тем совершили неудачный поход в Смоленское княжество, вассальное Великому Владимиру. Сюзерен помог Смоленску, литовцев разбили, а князь Миндовг Литовский решил воспользоваться ослаблением родственников, домены их прибрал, а самих попытался уничтожить. Пришлось бежать.
   Литва давно стала серьезным противником обоих русских центров, Галича и Владимира, так что вмешательство в тамошнюю междоусобицу выглядело привлекательно. Даниил и Александр быстро нашли общий язык, а в проект вовлекли Людовика IX. Он "много говорил с язычниками", и вышло так, что Товтивил и Эдивид - разумеется, под обаянием короля Франции, "прониклись светом истиной веры" и решили креститься. Дело обставили широко, кроме братьев крещение приняли их дружинники. Викинт, правда, уклонился, на что имел серьезную причину - его в Жемайтии бы подданные не поняли, а их собирались призвать в войска коалиции. Коалиция составилась из Владимирского и Галицко-Волынского княжеств, сторонников Товтивила, жемайтов и крестоносцев.
   Последние собрали уцелевших в боях с монголами бойцов, подтянулось какое-то количество запоздавших добровольцев из Европы и свежее формирование ордена Тампля. Боевых монахов в этот раз набралось значительно меньше, но Орден раскошелился на мощный отряд наемников, в том числе пять сотен арбалетчиков из Генуи. Новый магистр Рене де Виши (начинавший службу в Пальмире) несмотря на провал похода, стремился укрепиться в Галиче.

***

   Отметим, что именно после тяжелых потерь в битве при Юрьеве, у храмовников появились неплохие перспективы. В боевые ордена шли "ищущие битвы" - героически сражаться и погибать. Во имя Креста - но желательно в великих битвах, а не в стычках патрулей на пустынных дорогах. И пожертвования собирались тем большие, чем громче были подвиги братьев-рыцарей. Были кандидаты и с другими мотивами, но массу делала реклама, а для рекламы героически проигранное кровопролитное сражение как бы не лучше победы. Когда по Европе разнеслось, что тамплиеры сражались в первых рядах, спасли короля Франции и пали в бою почти полным составом - приток в ряды оживился, а спонсоров резко прибавилось. Требовался опорный пункт, где силы можно применить. Им стал Бряславль (Брацлав), пограничная крепость на Южном Буге и опорный пункт границы Галицкого княжества с монголами. Даниил передал город и окрестности рыцарям Храма, которые заложили и вскоре отстроили там мощную орденскую крепость.

***

   Сперва в Литве планировалась ограниченная операция - придать сводный отряд Товтивилу и пусть вместе с жемайтами пробует отбить трон княжества. Главные силы уходили на границу с монголами, откуда ждали нападения. Но в начале лета стало ясно, что Куремса выбрал другого противника и идет отбивать удел Татара у венгров и ромеев.
   По ряду источников, князь Даниил в это время вел активное дипломатическое общение с Куремсой. Владыку Галича даже обвиняли в гарантиях ненападения степнякам во время войны на юге, а поход в Литву называли поводом для отвлечения сил крестоносцев от монголов. Доказательств тому нет, но версия имеет право на существование - удара в тыл Куремса действительно не получил. А в Литву отправилась большая часть галицко-крестоносного войска, во главе с Людовиком IX, Даниилом Галицким и магистром Тампля Рене де Виши. С целью замены на литовском троне язычника Миндовга на новообращенного христианина Товтивила. Одновременно части князя Владимирского, пройдя через Смоленск, вошли на территорию княжества Полоцкого.
   Полоцком к тому времени правили литовские князья. Собственно, как раз этот город, в числе прочих, Миндовг отнял у Товтивила. Супругой Александра Невского была дочь последнего полоцкого князя из Рюриковичей, Брячислава, отчего Александру домен казался практически родным и требующим освобождения от власти язычников. Летом 1249 года, владимирские войска осадили Полоцк.
   Крестоносная коалиция двинулась на Миндовга, но начала с присоединения к владениям Даниила независимого Пинска, сопротивления не оказавшего. Затем крестоносцы взяли Слоним и осадили Новогрудок. С тыла Миндовга атаковали жемайты Викинта, а союзников правителю Литвы искать было негде. После полугода гражданской войны и интервенции, приближенные сдали Миндовга сопернику, прожил он в плену недолго. Товтивил стал князем Литовским, но потерял почти все полоцкие земли. Их поделили Даниил и Александр, граница между которыми прошла по Неману и далее к Слуцку. Галич под шумок присоединил Туров с окрестностями и кусок бывшего Киевского княжества, так что теперь его восточный рубеж пролегал по линии Туров-Вручий (Овруч)-Житомир-Бряславль-Ямполь. Остальная часть Полоцкого княжества отошла Александру Невскому.
   Взятые города позволили заезжим крестоносцам собрать трофеи, а Людовику IX получить удовлетворение от успехов в борьбе с язычеством. Во время похода, не то в Минске, не то в Новогрудке (источники расходятся), состоялась встреча короля Франции и великого князя Владимирского, позже названная "обедней двух святых". О чем разговаривали два канонизированных впоследствии монарха, толком неизвестно, но об их совместном участии в церковной службе, проведенной митрополитом Кириллом, воспоминания сохранились.

***

   Летом 1250 года войска коалиции вернулись в Галицкое княжество. Переговоры о выкупе Роберта Анжуйского, Альфонса де Пуатье и остальных пленных продолжались. Часть крестоносцев отправилась по домам, в том числе французы, отпущенные королем. Сам Людовик IX остался, выехал на границу и занялся укреплением тамплиерской крепости в Бряславле. В следующем году братьев короля и почти сотню рыцарей удалось освободить. Выкуп был огромным, пришлось брать займ у венецианцев в Крыму. После возвращения пленников, крестоносцы, кроме осевших в княжестве тамплиеров и "некоторых рыцарей, сержантов и лучников, поступивших в службу князю Даниилу", как вспоминал участник похода Жан Жуанвиль, отправились воевать в составе греко-венгерских войск.
   На юге, летом 1249 года монголы атаковали венгерские форпосты. На помощь союзнику пришли ромеи и следующие три года между Южным Бугом и Днестром кипели бои. Отряды Татара и Куремсы периодически совершали рейды вглубь территории противника, их с переменным успехом перехватывали при отходе, произошло несколько крупных сражений, но решительной победы не достигла ни одна из сторон.
   В 1251 году монголам удалось вытеснить противника за Днестр, ставший границей на будущее время. Активные действия продолжались еще год, затем перешли в разряд обычных пограничных конфликтов, набегов и стычек.
   В 1252 году умерла мать Людовика IX Бланка Кастильская, управлявшая страной в отсутствие сына, и король с братьями и оставшимися пилигримами отбыл на родину.
  

Глава XIV. Рокировки.

   Собачья преданность - не худшее из зол.
   Став графом из низов, ты понял твёрдо,
   Живой король в сто раз важней, чем мертвый -
   Особенно, когда момент пришел...
  
   В начале 1250-х годов, в Евразии наступила оперативная пауза, поскольку все крупные игроки погрузились во внутренние проблемы.
   На троне Священной Римской империи после нескольких лет междоусобицы утвердился император Вильгельм I (граф Голландский). Быстро осознав, что сильной центральной власти в империи не желает никто, включая союзных князей, новый монарх в 1252 году под давлением крупнейших сеньоров подтвердил прежние вольности и установил внутренний мир. Ключевых условий мира имелось два - проигравший претендент на корону, король Чехии Вацлав I, выходил из распри без потерь, обещав сосредоточиться на помощи Тевтонскому ордену, а имперские полномочия в немалой доле передавались на уровень высших феодалов. Противопоставить настроениям элиты императору оказалось нечего, потому Вильгельм I от руководства страной отстранился и сосредоточился на укреплении личного домена. Он провел несколько локальных войн с Фландрией, поддержанной французами, затем затеял покорение фризов, в одной из стычек с которыми и погиб в 1256 году.
   На освободившуюся корону князья попробовали пригласить иностранца, но привычно раскололись по поводу кандидата. Претендентов в итоге явилось два - король Кастилии Альфонс X Мудрый и брат короля Англии Ричард Корнуолльский, и следующие пятнадцать лет империя провела в вялой гражданской войне между двумя партиями, почти всегда перемежающейся частными феодальными войнами и конфликтами с соседями. За это время Северная Италия окончательно вышла из-под контроля, Франция присоединила Прованс, Намюр и часть Эльзаса. Венгры в союзе с королем Чехии, отхватили от Австрии Штирию, но герцога Романа Галича Австрийского поддержали Византия и отец, отчего этим потери ограничились. На востоке, наоборот, в германские владения вошла часть польских уделов и активно продвигался Тевтонский орден.
   В итоге, в качестве единого игрока Священная Римская империя на четверть века с мировой арены исчезла.

***

   Во Франции Людовик IX укреплял вертикаль власти, вел небольшие войны с германскими и английскими феодалами и продвигал влияние в Северной Италии. Англия и Сицилия в очередной раз погрузились в войны короны с вассалами, в Испании начался передел границ между местными тремя королями, отчего события восточнее Венгрии, европейцев в те годы волновали слабо.

***

   На востоке тоже занимались делами внутренними. В упомянутой ранее схватке за трон Великого хана, победу одержали Бату и Мунке. Последний стал правителем империи, а первый - старшим в династии, отчего между союзниками привычно встал вопрос о реальной власти. Мунке провел репрессии в верхах и оппозиционных родах, быстро укрепил власть и авторитет, но контроль над империей не был полным, пока оставался полусуверенным огромный улус Джучи. Бату и его окружение полагали хана своим ставленником и ждали соответствующего отношения, но иллюзии быстро утратились. Брат Бату Берке высказался по этому поводу в характерном стиле "мы его на трон возвели - а он моих друзей обижает", началось новое противостояние, не вылившееся, впрочем, в войну.
   Мунке отправил войска в Индокитай и продолжил завоевание Китая, где и скончался в 1259 году. Но до того хан запустил проект похода на Ближний восток. Поскольку местный полпред Эльджигидей, как сторонник Гуюка был казнен в ходе чистки оппозиционеров, в Анатолию вернули знакомого нам Байджу-нойона. Байджу донес в ставку, что халиф и союзные ему исмаилиты создают на границе всякие случайности и неожиданности, и даже являют собой угрозу монголам. Почти одновременно, ряд приграничных городов халифата обратился к Великому хану с жалобой на притеснения от исмаилитов, покрываемых Багдадом. По этим веским поводам, Мунке направил в регион своего брата Хулагу, с гуманитарной миссией защиты мирных жителей сопредельной стороны от еретиков-исмаилитов, а заодно чтобы привести к покорности Багдадский халифат и Левант, взяв под контроль торговый маршрут от Китая до Средиземного моря на всем протяжении.
   Гуманизм штука непростая, потому в империи для миссии Хулагу объявили мобилизацию, в том числе потребовав рекрутов из улуса Джучи. Бату, хоть и выступал против похода, считая земли Анатолии и Средней Азии своей сферой влияния, на открытый конфликт не пошел и войска отправил, в том числе отряды вассальных грузин, Владимирского княжества и половцев. Но политического влияния Джучидов оказалось достаточно, чтобы ограничить экспедицию на несколько лет приграничными стычками, наступление на Халифат Хулагу начал лишь после смерти Бату в 1256 году.

***

   За эти годы дипломатическая ситуация в регионе изменилась. Отчасти в связи со сменой правителей в Византии, Египте и Сирии (прошедших непривычно спокойно, о чем далее), но более по внешним причинам.
   Короли Утремера наладили, как упоминалось, деловые связи с Эльджигидеем и Гуюком, но после их смерти попали в разряд противников нового Великого хана, да и желание Хулагу не останавливаться в Багдаде секретом не было. Оттого Каир и Антиохия заключили с халифом Аль-Мустасимом союзный договор, на условиях признания текущих границ, гарантий ненападения франков и помощи против монголов. Аль-Мустасим получил возможность набрать сильные отряды наемников из Египта, Сирии и Нубии, с которыми Багдад отправилось и немало рыцарей. При посредничестве халифа, считавшегося союзником Бату и другом его брата Берке, Египет и Сирия завязали дипломатические отношения с Джучидами, впрочем, пока заметной роли не игравшие.
   Византия поддерживала дружественные отношения с Сирией и Египтом, одновременно василевс Иоанн III Комнин и его преемник Феодор I давили на Киликию, которую продолжали считать мятежной провинцией. От союза с Багдадом Константинополь уклонялся, рассчитывая, что война монголов с халифом оттянет часть сил Бату с Днестра. При этом греки вели активные переговоры и с Мунке, и с Бату, поддерживая внутренние склоки и смещение монгольской активности в сторону Багдада и Леванта, а заодно усиливали группу войск в Анатолии, для возвращения земель, оккупированных монголами, если те увязнут в халифате.

***

   В Византии в 1254 году умер василевс Иоанн III, корону получил его сын (третий, первые два умерли в детстве) Феодор I. Новый монарх получил хорошее образование и подготовку к правлению, но человеком был резким и склонным к необдуманным решениям. В ожидании войны, при дворе выросло влияние военных, лидером которых стал уже знакомый нам Михаил Палеолог, муж старшей дочери василевса Ирины и прославленный полководец. В 1255 году он успешно разгромил очередной набег Татара на Днестре, после чего был назначен великим доместиком, как когда-то его отец.

***

   В Сирии в 1252 году скончался король Боэмунд V Хромой, на престол взошел его пятнадцатилетний сын Боэмунд VI Красивый. Смена правителя не повлекла смены курса, ключевой фигурой у трона оказался опытный политик и дядя молодого монарха граф Генрих Эдесский, через два года добившийся договора о границах с соседней Киликией, скрепленного браком Боэмунда VI и дочери короля Хетума I Сибиллой. Киликийцам требовалась поддержка против давления греков, сирийцам - спокойный тыл для освоения захваченных территорий на востоке, так что соглашение выглядело перспективным.

***

   В Каире в начале 1253 года умер король Балдуин VI Толстый. От первой жены, дочери василевса, детей у него не было, после ее смерти монарх спешно женился на Плезанции Сирийской, дочери короля Боэмунда V. В 1252 году появился наследник, названный как обычно Балдуином. Королева за время быстротечного брака своей партии сколотить не успела, элита относилась к представительнице соседней династии настороженно, помня - несмотря на тесный союз последних лет, о сложных отношениях с Сирией. Потому Балдуин VI перед смертью назначил регентами супругу и мужа своей сестры князя Карла Постума Мармарийского, а опекунами наследника ту же Плезанцию и графа Витторио Кутуза Дамасского.
   Вдовствующая королева получила достаточный, как казалось, контроль над сыном и его страной. Карл Постум был приемлемой фигурой для знати, церкви и городов, опытным управленцем, врагов не нажил и поначалу всех устроил. Его жена после смерти брата стала наследницей трона, а от попыток переворота в ее пользу малолетнего короля страховал Кутуз. Последний друзей среди высших сеньоров не завел, недругов имел массу, числился героем и пользовался авторитетом среди дружинников и мелких феодалов, причем не только в Сирии, но и в соседних странах. Его положение и безопасность зависели от монарха, отчего в сохранении короны за Балдуином VII граф Дамасский был заинтересован лично, а охраной правителя ему заниматься уже приходилось. Для защиты короля и его обучения рыцарским навыкам, лучшую кандидатуру найти сложно, этом вопросе сходились все.
   Балдуина VII короновали в марте 1253 года. Спустя два года королева Плезанция в союзе с семейством Ибеллинов попыталась перераспределить властные полномочия в свою пользу. Ее попытка сплотила Карла Постума и Витторио Дамасского. Последний, в своем стиле прямых решений, попросту захватил и увез трехлетнего короля в Дамаск, объявив, что пока не прекратятся интриги, влекущие угрозу жизни монарха, никого к подопечному не подпустит. А князь Мармарийский договорился с Ибеллинами. Некую роль в тайных переговорах сыграл Захар Бейбарс, бывший оруженосец князя, а ныне рыцарь графа Рахбы Балдуина Ибеллина, в итоге получивший денежный фьеф и должность в свите регента. Королеву от власти фактически отстранили, поселив в столичном дворце под контролем Карла. Ибеллины увеличили владения и влияние, став с тех пор союзниками Постума. Балдуин VII вернулся к матери, а Кутуз не получил ничего кроме сохранения статуса, отчего отношения его с регентом испортились.
   Но в конце 1255 года умер Бату и внутренние распри отошли на второй план. Хулагу двинулся на Халифат и главной заботой стала внешняя политика.
  

Глава XV. От Багдада до Идлиба.

   Кровавым заревом Багдад затянут весь.
   В Каир депеши шлет Аль-Мустасим:
   "Мы в окруженьи и потерь не счесть,
   Пришлите помощь, за ценой не постоим!"
  
   После смерти Бату Великий хан Мунке передал улус Джучи сыну покойного Сартаку, как раз обретавшемуся в Каракоруме. Сартак едва вернувшись домой скончался. Хан назначил наследником его сына Улагчи, под регентством бабушки, Боракчин-хатун, вдовы Бату, но Улагчи быстро последовал за отцом и дедом. В причастности к череде смертей ранее упоминавшегося Берке никто не сомневался, разве что насчет самого Бату версии расходились, но проблем обвиняемому это не создало. Берке - брат Бату, первый мусульманин среди Чингизидов, авторитетный воин и умелый политик, в свое время обеспечивший Мунке пост хана, сторонником автономии улуса "вплоть до отделения", оказался единственным серьезным претендентом на трон Джучидов. Насколько истово он исповедовал ислам - версии разнятся. Религия ему вовсе не мешала ни сотрудничать с иноверцами, ни воевать с мусульманами, а в политике Берке использовал ислам по полной. Учитывая, что экономический центр улуса находился в исламизированных землях, Берке получил серьезнейшую поддержку купцов Поволжья, Азербайджана и Самарканда, в первую очередь финансовую. Параллельно он вошел в союз с Венецией, контролировавшей порты на Черном море. Венецианцы этим усиливали позиции в переговорах с греками, и вера контрагента их тоже не смущала. Тем более конкуренты Берке, начиная с Сартака - и это стоит отметить, вовсе не были для итальянских торговцев единоверцами, поскольку являлись несторианцами. А еретик, известное дело, хуже неверного.
   По этим причинам, когда Боракчин-хатун похоронив одного внука, попробовала заменить его другим и запросила подмогу у брата Великого хана Хулагу, начавшего поход в Ирак, в улусе Джучи случился дворцовый переворот. Регентшу казнили, Берке поддержанный подавляющим большинством местной элиты (частью из убеждений, частью за подарки на деньги купцов) получил власть в улусе и фактически вышел из подчинения Каракоруму. Сам факт самовыдвижения являлся посягательством на исключительное право Великого хана назначать главу улуса и тягчайшим преступлением, но Мунке был связан войнами в Китае и Ираке, реакции не последовало, а спустя два года скончался и сам Великий хан. Формально отделение никто пока не провозглашал и три тумена, посланные Хулагу для похода на халифа, Берке не отзывал, рассчитывая на долю в добыче и укрепление принадлежащих Джучидам доменов в Средней Азии.

***

   Хулагу в начале 1256 года форсировал Амударью и начал войну с низаритскими крепостями. Халиф Аль-Мустасим отправил в помощь союзным ассасинам мощный отряд, включающий наемников из Леванта. Монголов удалось связать боями в пограничье почти на два года. В итоге часть крепостей, в том числе легендарный Аламут, Хулагу взял штурмом или осадой, а часть исмаилитов перешла на его сторону. Имам низаритов сдался монголам, был направлен в столицу и убит по пути, а Хулагу направил ультиматум в Багдад. Требования выдвигались стандартные - подчинение и дань. Халиф Аль-Мустасим ответил отказом. Часть его вассалов и наместников переметнулась к монголам, а верные войска и наемников Аль-Мустасим стянул к Багдаду.

***

   Отрядами из Леванта к тому времени командовал Захар Бейбарс, рыцарь из свиты регента Египта. Как упоминалось, между Карлом Постумом и Кутузом Дамасским началась вражда, и последний, как отмечает хронист, "не скрывал зла" в отношении Бейбарса - активного участника интриг, положивших этой распре начало. Оттого Захар Арбалетчик предпочел на некоторое время покинуть страну.

***

   Багдад был огромным городом, укрепить все стены оказалось нереально, потому при подходе армии Хулагу халиф с советниками решили дать сражение в поле. Войска Аль-Мустасима разбили передовой отряд противника, затем в очередной раз сыграли традиционную роль монгольские дисциплина и умелое маневрирование, и после серии боев в окрестностях столицы, Хулагу разгромил халифские части. Их остатки закрепились в Багдаде, к середине февраля 1258 года город был окружен, спустя еще неделю монголы захватили участок стены.
   Отряд латинян под командованием Бейбарса прорвал окружение и ушел в Левант. По легенде, с ними отъехал дальний родственник халифа Ахмед аль-Хаким, отставший в пути и добравшийся до Дамаска много позже, но подтверждений тому нет.
   Халиф сражался в городе еще неделю, затем сдался. В Багдаде монголы устроили традиционные для того времени резню и грабеж, запомнившуюся современникам не столько по причине необычности, сколько масштабами. В одном из самых больших городов мира, размер добычи и количество убитых впечатляли, что-то сравнимое наблюдалось разве что при захвате крестоносцами Александрии. В Багдаде трофеи оказались куда более богатыми, и трупов, как отмечал хронист, было столько, что "смрад от них заставил победителей уйти из города". Впрочем, пощадили местных иудеев и христиан (несторианской ветви), а также некоторых приближенных последнего халифа, которых оставили при должностях, поручив восстановить в городе нормальную жизнь, вывезти трупы и главное - открыть рынки.
   Закончив грабить Багдад, Хулагу разослал отряды приводить к покорности бывший халифат, а сам двинулся на север. Завоевание шло быстро, многие эмиры и города легко подчинялись новому руководству, тут же выступая на его стороне против соседей и конкурентов. Серьезное сопротивление встречалось редко, и за полтора года территория бывшего Халифата вошла в состав монгольской империи.

***

   Халифа вскоре без особого шума казнили, что спустя некоторое время для его друга по переписке Берке послужило поводом разорвать отношения с Хулагу. Реальная причина проще - в глазах всех незаинтересованных монголов и прочих подданных Великого хана, Берке являлся самозванцем и сепаратистом. С самозванцем брат хана добычей делиться не собирался, а земли в Азербайджане считал практически своими, получив их в оперативное управление от Великого хана. Последнее с точкой зрения Мунке, могло, конечно, не совсем совпадать, но титул ильхана (повелителя нескольких улусов или народов, некий аналог европейского герцога) Хулагу от брата получил.
   Тогда же командиры всех трех туменов, откомандированных к Хулагу из улуса Джучи, внезапно, почти одновременно и весьма своевременно ушли из жизни. Их подчиненным предложили остаться на службе законному хану, в лице его верного брата Хулагу, а узурпатора Берке отринуть. Большая часть согласилась, тем более их трофеями не обделяли, но сильный отряд - по мнению хронистов в несколько тысяч бойцов, преимущественно из половцев, менять сюзерена отказался. Такой оборот Берке предусмотрел, заранее предписав при невозможности вернуться домой прорываться в союзный Левант. Сохранившие верность Джучидам бойцы так и поступили, успешно вышли через Рахбу в латинские королевства, откуда в большинстве отправились через Византию в родные степи.

***

   С их транзитом связана судьба еще одной заметной фигуры. После падения Багдада, в Каир бежали два претендента на титул наследника Аббасидов - упоминавшийся аль-Хаким и дядя последнего халифа Абу-Аббас аль-Мустансир. Факт родства обоих уже в то время подвергался сомнению, позже оба конкурента обвиняли друг-друга в самозванстве, истина сокрыта во мраке истории, но правители Египта и Сирии признали представителями династии обоих эмигрантов и начали искать им применение.
   Аль-Мустансир просил войск, денег и отпустить в Ирак, обещая поднять окрестные племена и верных дому Аббаса мусульман и изгнать монголов. В Каире силы противника и верность подданных халифу оценивали здраво, план сочли фантастикой, а для его автора и сопровождающих - оригинальным способом самоубийства. Но идея создать очаг исламского сопротивления понравилась, а кандидат в его лидеры выглядел приемлемо. Аль-Мустансир получил финансирование, свиту из эмигрантов-мусульман, и при поддержке тесно связанных с Аравией купцов египетского исламского анклава на Красном море отправился в Джидду, а затем в Мекку. Проект имел успех, но его основные события развернулись много позже.
   Аль-Хаким в бой не рвался, потому Карл Постум решил сделать приятное далекому союзнику-мусульманину, а заодно заложить параллельный центр оппозиции Хулагу, и попросту подарил второго кандидата в халифы Берке. Отправив с отъезжающими бойцами Джучидов в Поволжье. В Сарае аль-Хакима вскоре признали новым халифом, тот немедленно назначил Берке султаном "всего исламского мира", включил имя покровителя в хутбу и проповеди, которые халиф лично читал в мечети Сарая. Прожил халиф Золотой Орды долго, но тема двух халифов дело будущего, вернемся к текущему.
   Транзит сохранивших верность Джучидам воинов укрепил союз между Берке и правителями Сирии и Египта, но резко обострил отношения последних с Хулагу. Впрочем, войну с ним латиняне в любом случае считали неизбежной, отчего лихорадочно искали союзников и укрепляли крепости.

***

   С союзниками, однако, обстояло печально. Грекам стало не до Леванта, поскольку в 1258 году скончался император Феодор I Комнин, оставив восьмилетнего сына Иоанна, опекуном которого назначил патриарха Арсения, а регентом своего приближенного Георгия Музалона. С учетом как истории и традиций Византии, так и состояния дел в моменте, шансы наследника на сохранение власти и жизни оценивались как нулевые, а вопрос о реальном правителе встал сразу после смерти предыдущего василевса. Спустя девять дней после которой, во время поминок, Георгия Музалона, с братьями и окружением, атаковали прямо в церкви неустановленные бойцы и положили на месте.
   После раунда напряженных интриг и переговоров, место регента досталось ранее упоминавшемуся Михаилу Палеологу, зятю покойного василевса, авторитетному полководцу и лидеру военной партии, получившему титул деспота - второй после императорского. Михаил начал выстраивать вертикаль власти, отстранять несогласных и раздавать обещанные бонусы союзникам, а воевать с Хулагу до завершения этого процесса не собирался - и оставить столицу, возглавив армию, и поручить кому-то войска, выглядело одинаково рискованно.
   Палеолог оказался не только полководцем, но и дипломатом, причем играющим стратегически. Он заключил договор с Берке (по некоторым данным, впрочем, готовившийся еще при предшественниках обоих правителей), ставший одним из ярчайших образцов византийской внешней политики. С формальной стороны, василевс обязался выплачивать правителю Золотой Орды (для упрощения изложения, введем для домена Джучидов этот термин уже сейчас, хотя фактически такое название в то время не использовалось, да и формальная заявка на суверентитет была сделана лишь наследником Берке) некие суммы, которые, как водится, татары (для упрощения изложения, введем для подданных Золотой Орды этот термин уже сейчас, тем более он общепринят) называли данью, а Византию - вассалом. Греки не менее уверено считали выплаты субсидиями федератам, а Берке подданным, и расхождение в терминологии сторонам ничуть не мешало. Реальных последствий договора было несколько.
   Союз предусматривал помощь в случае нападения Хулагу или самого Мунке - фактор важный для внутренней устойчивости обоих правителей и сдерживания восточного соседа. Стороны признали границу в Валахии "по факту", сняв риски войны на этом фронте. Пограничные стычки и набеги не прекратились, но серьезных столкновений здесь долгое время не было. Взамен Константинополь прекратил поддержку венгров (с которыми начались пограничные споры) и князя Галицкого (по мнению греков, излишне сблизившегося с европейцами).
   Но главной темой была экономика. Черное море к тому времени стало венецианским. Республика Св. Марка, укрепившись в новом регионе умело играла на противоречиях между ромеями и татарами, добилась привилегий от обеих сторон, и к концу 1250-х годов поступлений от черноморской торговли практически лишились и Сарай, и Константинополь. Изгнать венецианцев, успешно вписавшихся в рынок, а в ряде сфер его переформатировавших, без потерь уже не выходило, да и доверие между греками и татарами было не настолько велико, чтобы уйти от посредника, к тому же игравшего в интересах Михаила и Берке и за пределами региона. Потому контролирующие доступ к морю лица предпочли влияние посредника размыть. Упомянутым договором в Черное море допускалась Генуя, в очередной раз воюющая с Венецией и готовая платить за новые горизонты. Василевс открывал для лигурийцев Проливы, Берке предоставлял кварталы в портах Крыма и Кавказа. Кроме прямого увеличения доходов казны, как от генуэзцев, так и от вынужденных конкурировать венецианцев, имелись косвенные бонусы. Золотая Орда получила еще один канал связей с Европой и Левантом. Для Византии вопрос ставился шире. Союз с Генуей, при сохранении тесных связей с Венецией, вынуждал обе морские республики поддерживать Константинополь на Средиземном море - в первую очередь, против усиливающейся, несмотря на внутренние распри, Сицилии, претендующей на гегемонию в Средиземноморье и Италии. Учитывая продолженную Михаилом политику предшественников по сближению с папой Римским, также опасающимся сицилийцев, Византия возвращала статус одного из ключевых игроков уже европейской политики, одновременно страхуясь от сицилийской угрозы.

***

   Для Леванта все эти глобальные политические сдвиги никакой пользы не несли. Усиление греков даже сыграло негативную роль - король Киликии Хетум I, ища поддержки против греков и сочтя Сирию обреченной, начал сближение с Хулагу.
   В Европе вернулась мода на крестовые походы, и правители Утремера обратились с призывом спасать Гроб Господень от монголов. В Риме их поддержали вяло, папа и орден Храма агитировали пилигримов ехать сражаться с татарами в Венгрию, Галич и тамплиерский Бряславль, отбивающие нападение Бурундая - темника Берке, назначенного вместо Куремсы. Зато крест для защиты Святой земли принял наследник сицилийского трона Роджер. Король Танкред II Сицилийский воевал с в очередной раз взбунтовавшимися баронами, его наследник склонялся на сторону последних и выезд группы молодых рыцарей в модный и увлекательный тур стал традиционным компромиссом. К тому же широко рекламируемым в пику папе, с которым отношения королевства давно охладели. К принцу присоединились добровольцы со всей Европы, особенно выделялась большая группа сеньоров из королевств Испании, отплыли они с Сицилии весной 1260 года.

***

   К тому времени, в Леванте бушевала война. Закончив покорение бывшего Халифата и переформировав войска, Хулагу осенью 1259 года выступил на короля Сирии. Монголы наступали четырьмя корпусами, сходу взяли Мардин и Рас-эль-Айн, затем осадили Ракку. Граф Генрих Эдесский стянул вассалов в Харран и нанес удар в правый фланг армии Хулагу, где действовал корпус под командованием упоминавшегося Байджу, опытного командующего и наместника в Анатолии. Атака успеха не принесла. Байджу разгромил сирийцев во встречном сражении, в котором погиб и сам граф Эдесский, после чего на плечах отступающих ворвался в Харран, а следом осадил Эдессу.
   Хулагу отправил сильный отряд под командованием видного командира и христианина-несторианца Китбуги на юг, в направлении Дар-эз-Заура и Рахбы, основными силами после нескольких недель осады взял и разграбил Ракку, а затем двинулся к Алеппо.
   Король Боэмунд VI Сирийский отмобилизовал вассалов (не успели только рыцари Кипра), собрал наемников и отряд генуэзцев, и у Алеппо соединился с египетским корпусом под командованием графа Витторио Кутуза Дамасского. Кутуз возглавил сеньоров, собравшихся по призыву в Иерусалиме и двинулся на соединение с союзником не дожидаясь отставших, ополчения городов (подошедшего позднее) и войск из Египта, формировавшихся в Каире.
   В феврале 1260 года монголы и франки встретились у Алеппо, где к Хулагу присоединился Байджу, взявший после месяца осады Эдессу. Первое сражение не принесло победы ни одной из сторон, противники разошлись, но через день к монголам подошел Китбуга. Он взял Дар-эз-Заур и Рахбу, загнал дружины местных феодалов под командованием графа Рахбы Балдуина Ибеллина в пустыню, откуда те ушли в Пальмиру, и не оставив гарнизонов в захваченных крепостях, бросился на помощь командующему. Резерв оказался кстати, в следующей битве монголы одержали победу.

***

   Отметим интересный факт, отраженный обеими сторонами. В частях Кутуза воевал отряд ордена Св. Лазаря. Лазариты в первом же бою атаковали без шлемов, чтобы как у них водилось, устрашить врага видом обезображенных проказой лиц "похожих на демонические". Зачастую это удавалось, но реакция монголов стала для рыцарей неожиданностью. Степняки действительно приняли атакующих за демонов и сломали строй, забыв дисциплину. Но не устрашившись, а наоборот - стремясь лично "поразить демона". За нарушение приказа в бою монголы карали смертью, но всяк батыр, прошедший от Монголии до Леванта, к смерти относился спокойно. Бойцы Хулагу убивали всяких противников - китайцев, тюрок, индусов, европейцев, арабов... демонов до того не приходилось, но их изображения уже тогда были популярны по всей Азии. Лазариты на изображения походили - значит демоны. Победить демона почетно, такое встречалось только в легендах и сказках, о таком будут петь по всей Степи... даже если победителя казнят за нарушение устава. В бою орденский отряд полег полностью, а легенда о "дэвах, сражающихся на стороне франков" действительно возникла.

***

   Латиняне понесли большие потери, но отступили организованно - Боэмунд VI в Антиохию, Кутуз в Хаму. Хулагу занял Алеппо, где монголы вырезали почти все население и взяли богатую добычу, но в это время пришло сообщение о смерти великого хана. Мунке скончался в Китае, в Монгольской империи начиналась очередная схватка за трон, а цари Грузии подняли мятеж против монголов - по мнению современников инспирированный Берке и византийцами. Хулагу с основными силами отправился разбираться с новыми проблемами, а в Алеппо оставил мощный отряд, оцениваемый в 10 - 15 тысяч бойцов под командованием Китбуги.
   Китбуге было поручено удерживать захваченный регион по линии Эдесса-Алеппо-Рахба, но этот замысел провалился сразу - сил не хватало. Воспользовавшись отсутствием монгольских гарнизонов, граф Балдуин Ибеллин, дав своему отряду в Пальмире отдых и пополнившись за счет местных тамплиеров и подкреплений из Египта, вернулся в Рахбу, а затем занял Дар-эз-Заур. Продержался недолго, вновь подошел Китбуга и разгромил франков наголову (тяжело раненного графа вывезли тамплиеры). Крепости и замки монголы удерживать и в этот раз не стали, ограничившись разрушением их до степени непригодности к обороне.

***

   За это время, в Антиохии Боэмунд VI вновь собрал мощное войско, а в Хаму подошли египтяне, под командованием регента Карла Постума. Поэтому вернувшийся в Алеппо Китбуга столкнулся с интересной управленческой задачей. К лету 1260 года он управлял регионом от Эдессы до Рахбы, реально контролируя территории до Ракки. Ставку Китбуга держал в Алеппо, в тылу имел разрозненные владения ненадежных эмиров, признавших сюзеренитет монголов, а с фронта королей Сирии и Египта с отмобилизованными армиями. На подкрепления наместник в ближайшее время не рассчитывал, а союзник был один, да и то формальный - Киликия.
   Король Хетум I Киликийский поддерживал дипломатические отношения с великими ханами начиная с Гуюка, прекрасно ладил с Хулагу, отправив тому армянский отряд во время боев за Багдад, но с франками воевать не хотел. Тем более женой короля Сирии была дочь Хетума I и страны сосуществовали мирно. Но на просьбы о помощи из Антиохии король Киликии отвечал "нет ребята, подкреплений я вам не дам", а в случае разгрома сирийцев был готов занять приграничные земли, прикрыть этот фланг монголов и поучаствовать в умиротворении оккупированного домена.

***

   Летом рыцари Боэмунда VI Сирийского провели несколько рейдов в монгольский тыл из горных районов Мараша и Телль-Башира, удержавшийся в своей горной крепости граф Каркара разграбил окрестности Эдессы, а основные силы сирийцев, включая вассалов Кипра и Триполи, а также высадившихся в Лаодикее крестоносцев из Европы под командованием принца Роджера Сицилийского, стянулись к Антиохии. С юга подходили египетские части, но двигались они медленно. Репутация монголов заставила Карла Постума собрать всех, кого только можно было, отчего армия получилась большой, но крайне разнородной. Кроме собственной (включавшей вассалов королевского домена) немалой дружины регента, королевских конных арбалетчиков и братьев трех военных орденов, рыцарского ополчения, наемников и бойцов, выставленных городами, к регенту присоединились добровольцы из Нубии и даже Эфиопии, эмигранты из халифата, бежавшие от Хулагу и - впервые со времен короля Амори I, отряды берберов из Ливийской пустыни. Последние, разумеется, по найму, но денег Карл не жалел, собрав, как отмечал хронист "каждого всадника и пешего воина и в своих землях, и в других". К августу войска Египта сосредоточились в Хаме.
   Латинская коалиция рассчитывала нанести удар с двух сторон по Алеппо, объединенными силами отбросить монголов за Евфрат, а дальше видно будет. Китбугу оборона не устраивала. Она противоречила привычной тактике, защищать крепости степняки умели хуже, чем штурмовать, а войска наместника в немалой доле составляли вообще не монголы. Последних насчитывалось меньшинство, основные кадры составили новые подданные империи из бывшего Хорезма и халифата, половцы из улуса Джучи и многие другие, включая небольшие контингенты грузин и китайцев. В обычном режиме порядок в войсках поддерживать удавалось, но в осаде - тем более если разбросать подчиненных по крепостным гарнизонам, дисциплина неминуемо падала. Оттого наместник предпочел атаковать, а целью первого превентивного удара стала Антиохия. Разгром сирийской группы войск позволял вывести королевство из войны, влек выступление Киликии и прикрытие армянами тыла, а в самой Антиохии ожидалась огромная добыча. В конце августа, собрав почти все наличные силы, Китбуга выступил на запад.

***

   Боэмунд VI получив вести о наступлении противника, отправил гонцов к регенту Египта, а сам выступил навстречу. Не то чтобы король горел желанием сразиться с монголами в поле - опыт предыдущих кампаний подсказывал, что затея это рисковая. Но пропускать врага к столице и экономическому центру страны не хотелось, горожане и феодалы требовали защиты своих владений на дальних подступах, а крестоносцы из Европы и рыцари Кипра, с монголами ранее не встречавшиеся, в бой как раз рвались. Армянский летописец отмечает и более прозаическую причину наступательного порыва - для собранной армии, уже некоторое время стоящей лагерем вокруг Антиохии, в городе и окрестностях заканчивались припасы. Подвоз их в случае осады становился вопросом и вовсе умозрительным, людей - и особенно лошадей, войска имели для того времени и места много, для обороны крепости даже излишне, так что воевать все равно пришлось бы за стенами.
   Китбуга двигался быстро, противники встретились у замка Артах, неподалеку от Антиохии. Во встречном сражении монголы отбросили франков и взяли Артах, но развить успех не смогли, наткнувшись на корпус европейских крестоносцев. В схватке пилигримы полегли почти все, сицилийский принц потерял в бою глаз, получив с тех пор соответствующее прозвище, но остальные части латинян смогли отступить в Антиохию. Преследовать их Китбуга не стал, поскольку египтяне в это время уже подходили к Идлибу, городу невдалеке от места событий.

***

   Карл Постум после депеши от короля Сирии вывел отдохнувшую в Хаме армию в Идлиб. В зависимости от развития событий оттуда можно было двигаться и к Антиохии, и к Алеппо, а фактически египтяне нависли над тылом монгольской армии, вынудив противника реагировать. Китбуга совершил бросок вдоль реки Оронт, на берегу которой невдалеке от Идлиба и встал лагерем.

***

   Франки провели военный совет - не столько выслушать мнения, сколько определить командующего. Кандидатов имелось два, все те же регент и опекун, князь Карл Постум Мармарийский и граф Витторио Кутуз Дамасский. Теоретически пост главкома принадлежал регенту. Фактически наиболее опытным и авторитетным военоначальником считался Кутуз, пользующийся поддержкой большинства рядовых дружинников и рыцарей, а также многих знатных сеньоров, которые несмотря на политические или клановые разногласия, в бой с серьезным противником, где драться предстояло лично, предпочитали идти под командованием признанного лидера. Упускать шанс увеличить влияние опекун не собирался, а кроме того, граф Дамасский - что признавали и его противники, включая Карла, действительно был лучшим главкомом. Как по воинским талантам, так и в плане сплочения войск и укрепления боевого духа - в удачу Кутуза армия верила.
   Регент уступать власть не желал. Сторонники Витторио Дамасского заговорили о созыве военного совета и выборах, чем насторожили "многих бывалых людей, которые боялись раздора перед лицом великой опасности". Среди этих многих был и сам Карл Постум, прекрасно понимавший, что фронт не место для парламента. Князь действительно не командовал ранее такими огромными по меркам Леванта контингентами, понимал значение имиджа "непобедимого Кутуза" для войск и признавал его выдающиеся способности, а роль командующего привлекательно выглядела только в случае победы. В противном случае - что совсем не исключалось, лидер принимал и всю ответственность за поражение. Потому оппоненты договорились. Оба вельможи велели огласить по всему лагерю, что являются сторонниками жесточайшей дисциплины, выборов не будет, а совет высших командиров состоится "как положено по обычаю", но вскоре. Совет действительно провели быстро, регент на нем передал командование армией в предстоящем сражении Кутузу, обещав подчиняться ему со всеми своими вассалами, но лишь на время кампании и "так чтобы это не было признано обычаем". После чего согласно хронике "князь и граф обнялись и при всех поклялись в этих условиях". Объявление результатов воодушевило войска, а на следующий день новый главком вывел их в поход к Оронту. Китбуга вышел навстречу.

***

   Утром 3 сентября 1260 года, между Идлибом и рекой Оронт противники встретились. Передовой отряд латинян под командованием Захара Бейбарса начал атаку, монголы нанесли встречный удар и франки понеся большие потери отступили в беспорядке. Китбуга бросил в преследование один из туменов, который наткнулся на египетскую пехоту, насыщенную арбалетчиками и отошел. Сражение затянулось, Бейбарс еще несколько раз переходил в атаку и отступал, пока во время очередной стычки Китбуга не начал наступление главными силами. Пройдя за отрядом Бейбарса, монголы смяли пехоту и сцепились в схватке с центральным корпусом Карла Постума. Постум понес большие потери, латиняне еле удерживали строй и Китбуга ввел в бой остаток войск, возглавив их лично.
   Хладнокровно выждав этот момент, Кутуз нанес удар с флангов рыцарской конницей, сопровождаемой отрядами берберов и туркополов "осыпающих врага стрелами так, что застилало небо". Атака оказалась успешной, но Китбуга смог собрать мощный отряд, ударил в левый фланг франков и прорвал окружение. Латиняне побежали, монголы, обойдя поле битвы, вышли в тыл противника.
   В этот критический момент произошло два события, породившие в дальнейшем споры о "вкладе в победу". Кутуз, оценив опасность на левом фланге, с собственной свитой рванулся в бой, сняв при этом шлем "дабы бегущие узнали его и устыдились". Что характерно, идея сработала, франки остановились, присоединились к отряду графа и Китбугу удалось отбросить. На правом фланге, монгольский отряд набранный в бывшем халифате тоже вырвался из окружения, но "обратился в бегство". Командовавший здесь египтянами Бейбарс бросил в преследование небольшой отряд берберов, а с остальной дружиной зашел в тыл группе Китбуги.
   Чья атака решила исход битвы не ясно, но сражение на том перешло в стадию разгрома. Основные силы франков под командованием Карла Постума добили окруженных и потерявших командующего монголов в центре. Кутуз и Бейбарс загнали отчаянно сопротивляющегося Китбугу в заросли и предложили сдаться. Наместник сдаваться не пожелал, бился "подобно раненому тигру, окруженному гиенами, один как тысяча воинов", но, когда латиняне подожгли траву, вынужден был пойти на прорыв и поймал арбалетный болт от неизвестного пехотинца, тело опознали после битвы.

***

   Разгром монгольской армии был полным. Уйти удалось немногим, а из высшего командного звена никому. Не то чтобы это поражение пошатнуло монгольскую империю, но для европейцев она стала первой решающей победой в масштабной полевой битве, выигранной вчистую и повлекшей освобождение всех оккупированных монголами территорий. На Балканах и Дунае византийцы, венгры и крестоносцы добивались успехов в боях с вассалами Бату и ранее, но там в сражениях участвовали меньшие силы, результаты были не столь наглядны, а продвижение христианских войск занимало куда больше времени. Добавляло популярности и место битвы. Левант продолжал вызывать интерес в массах, отчего победа в "схватке за Святую Землю" получила в Европе широчайшую известность, а победители громкую славу.
   Потери латинян тоже оказались велики. Только из высшей знати на поле остались князь Дамиетты, графы Тира, Сидона, Кесарии и Луксора, больше десятка баронов и виконт Элефантины, а освободившихся фьефов оказалось столько, что их чуть позже получили, в числе прочих, даже "пятнадцать рыцарей из Эфиопии", чего, по словам хрониста "никогда не бывало ранее".

***

   Потери, однако, франков не остановили. По окончании сражения Кутуз отправил гонцов в Антиохию, а сам повел армию к Алеппо. Город взяли сходу, гарнизона там практически не оставалось. Чуть позже подошли сирийцы и заезжие крестоносцы, заняв дорогою без боя Артах. Алеппо передали Боэмунду VI, после чего союзники разделились.
   Король Сирии и принц Танкред II вышли к Харрану, где собрались остатки корпуса Китбуги, и взяли крепость после двух недель штурма. Эдессу в это время почти без боя захватил граф Каркара со своей дружиной, подкрепленной рыцарями с Кипра. Затем, соединившись, сирийцы заняли Рас-эль-Айн, где и остановились, поскольку в Мардине объявился монгольский отряд, присланный Хулагу. Франки посчитали нового противника передовыми частями самого ильхана, отчего перешли к обороне.
   Войска Египта двинулись на юг и освободили Ракку, Дар-эз-Заур и Рахбу. Серьезных сил противника тут не имелось, так что боевые действия свелись к мелким стычкам, а граница между ильханом Хулагу и королем Египта прошла по Евфрату.
  

Глава XVI. Победители и корона.

   Так случается постоянно, что посеешь, то и пожнешь.
   Для героя второго плана, может, слишком ты был хорош...
   Только шел не своей дорогой, и мечтал, что греха таить,
   Между рыцарем и короной - расстояние сократить.
  
   В Рахбе закончился спор регента и опекуна. С победителями в общественном мнении вышли нестыковки. Во Франции - а из нее и в остальных христианских странах, в первую очередь пиарили Карла Постума, младшего брата короля Людовика IX, называя именно его "вождем христиан, мечом и защитником Святой Земли" и рыцарем, не имеющим себе равных. Король Сирии Боэмунд VI Красивый и сицилийский принц Танкред II Одноглазый прославились немногим меньше, хотя роль им отводилась не столь глобальная. О Кутузе в Европе и знали плохо, и заинтересованности в нем не имели. Зато в Утремере, после победы при Идлибе, Кутуза называли "героем, сравнимым с Готфридом Булонским" - вождем 1-го крестового похода и основателем королевства Иерусалимского, входящим в средневековый топ-пять лучших рыцарей за всю историю человечества. Пост главкома он сохранил просто по умолчанию, что в сочетании со славой сделало бывшего туркопола самой влиятельной фигурой Леванта. Естественно, с таким положением оказалась несогласна партия Карла Постума, к которой примкнуло большинство знати.
   Переломным моментом должна была стать раздача освободившихся фьефов и прочих бонусов по итогам войны, предполагавшаяся в конечной точке маршрута - Рахбе. Вопрос относился к полномочиям регента, но с учетом реального положения дел мнение графа Дамасского выглядело как бы не более весомо, отчего вокруг него начала формироваться серьезная оппозиция. Кутуз - чьи люди, напомним, продолжали контролировать малолетнего короля, рвался в лидеры не только армии, но и королевства, активно вел переговоры с сеньорами и раздавал обещания. Не удивительно, что заговор против него возник моментально - лишаться влияния, а то и регентства, Карл Постум не собирался. И имел неубиваемый козырь - в очереди наследников трона, его супруга стояла не только первой, но и единственной по прямой линии, так что от короны князя Мармарийского отделял лишь восьмилетний монарх Балдуин VII... которого от смерти, в свою очередь, отделял только опекун.
   Партия Карла для начала обвинила Кутуза в превышении полномочий, указав, что предоставление фьефа дело исключительно лично королевское, либо регента, как лица заменяющего монарха. А если фьеф получен "на самом деле не по воле короля, но по воле графа", то и легитимности на нем нет, такое пожалование легко может быть отобрано повзрослевшим правителем, а то и вернувшим влияние регентом. Такая правовая позиция многих смутила, поскольку выглядела обоснованно. Вдобавок феодалов из старых семей всерьез задевало происхождение графа Дамасского. Крещеный мусульманин неясного происхождения, бывший туркопол лазаритов и наемный убийца, в роли смотрителя трона был неприемлем для многих людей сословного общества, несмотря на все признаваемые заслуги. Последние, впрочем, быстро начали ставить под сомнение.

***

   Уже тогда появилось мнение о "выигравшем битву Захаре Арбалетчике" - командовавшим передовым отрядом, заманившим монголов в окружение, а потом и сокрушившим Китбугу. Бойцам из бейбарсова авангарда тема, разумеется, пришлась по душе, как и многим летописцам с историками в будущем. Что, отметим, не удивительно, поскольку Кутуз детей не оставил, а потомкам Захара до сих пор, как известно, принадлежит контрольный пакет крупнейшей на Ближнем Востоке корпорации Baibars Holding, одного из ведущих синдикатов в сфере автопрома, бытовой техники, строительства и информационных технологий, рыночной стоимостью 15 млрд. солидов и с всемирно известным логотипом в виде стилизованного арбалета. Следом пошли разговоры о том, что победа ковалась в центре, где под предводительством Карла Постума сражалось большинство участников - и эта версия тоже находила сторонников.

***

   Но сплетни и интриги при живом Кутузе значили мало, а его убийство выглядело затеей сложной. Витторио про "нападения ассасинов" знал все и еще немного больше, охрану имел прекрасную, пищу употреблял только приготовленную собственным поваром и проверенную, да и вообще появления на публике сократил. Желающих взять заказ на графа не наблюдалось, а с учетом памятной всем истории его собственного возвышения, и выглядела идея с киллером рискованно. По этим ли причинам, или по природной рациональности, полностью в заговор оказались посвящены всего двое, князь Карл Мармарийский и Захар Бейбарс.
   Последний Кутуза и исполнил, сделав это в стиле самого потерпевшего - предельно просто и открыто. Когда в один из дней, граф Дамасский со свитой, возвращаясь из армейского лагеря подъехал к воротам Рахбы, Бейбарс со стены, практически в упор, разрядил в него арбалет. Прозвище Захар носил не зря, шансов выжить у жертвы не было, а охрана оказалась бесполезна.
   Разумеется, Бейбарс тут же заявил о трагической случайности, "предался в руки патриарху Иерусалима", как раз прибывшему в войска, каялся, обвинял себя в преступной небрежности и требовал строжайшей кары. Разумеется, ему мало кто поверил, но... Патриарх Жак Панталеон был ярким примером церковного социального лифта, сыном сапожника, выпускником Парижского университета (теология и право), выдвиженцем папы Иннокентия IV и церковным дипломатом, а с 1255 года патриархом Иерусалима. Что еще более важно, он был французом и активнейшим сторонником Карла Постума. Оттого после нескольких дней постов и молитв, Бейбарс исповедался лично патриарху, и тот объявил, что церковь признает случившееся убийством по неосторожности.
   Дело на том не кончилось, собрали большой совет из почти всех присутствующих феодалов, представителей городов и клира, перед которым Захар Арбалетчик предстал в рубище кающегося грешника, повторил версию о случайном выстреле, превознес достоинства покойного и заявил, что самого его следует казнить, а если это почему-то невозможно, то он намерен уйти в монастырь, грех замаливать. Шоу имело успех.
   Патриарх высказался на тему недопустимости мести за случай, после чего сход убийство признал неумышленным и голосовал против наказания. Затем выступил регент, с предложением Бейбарсу в монастырь не уходить, поскольку если он не виновен, а случайностей не бывает - все в руках Высших сил, то и замаливать нечего. Тем более из героев битвы при Идлибе и так уже многих нет - а кто от монголов страну защищать будет? И тут же объявил, что следующий вопрос повестки - раздача фьефов.
   Не то чтобы делегаты съезда действительно поверили кающемуся или считали его незаменимой фигурой. Но верность трупу вообще штука редкая, влияние Кутуза умерло вместе с ним, регент остался единственным источником власти, а бонусов хотелось всем. Потому Захара всем обществом просили вернуться в мир, ограничившись наложенной патриархом епитимьей. Последняя оказалась достаточно суровой, чтобы успокоить желающих успокоения и Бейбарс от монашества отказался.
   Награды оказались действительно щедрыми, пожалований хватало на всех, так что электорат успокоился, а князь Мармарийский вернул авторитет более чем полностью. Захар Бейбарс получил графство Дамасское - как "второй после Витторио рыцарь королевства, и чтобы службой искупить вину, заменив убитого". Аргументация выглядела так себе, но спорить пока оказалось некому.

***

   В Рахбе, однако, замяли более важный вопрос - об опекуне малолетнего короля. Созывать по такому случаю совет еще раз не стали, а решением регента, одобренном патриархами Иерусалима и Александрии, коннетаблем и сенешалем, опекунство сочли принадлежащим не лицу, но титулу, и передали новому графу Дамасскому.
   В ноябре 1260 года, вернувшись в Каир, Захар Дамасский заменил охрану Балдуина VII своими людьми, а еще через месяц король скончался от тяжелой непродолжительной болезни. В причастности к его смерти регента никто не сомневался ни тогда, ни в последующем, но... тетка монарха, Изабелла Лузиньян, княгиня Мармарийская, осталась единственной прямой наследницей, ее муж - самым влиятельным человеком Заморья, уже руководящим страной, супруги уже имели трех сыновей (и двух дочерей, но те окружающих не интересовали), а на границе с ильханатом латиняне как раз отражали новый монгольский набег. Так что, ради стабильности династии и преемственности власти в военное время, обвинений регенту предъявлять никто не стал. Строго говоря, многих замена недействующего короля авторитетным регентом скорее устраивала.
   В январе 1261 года, в Иерусалиме короновали короля Карла I Постума и королеву Изабеллу, новых правителей Латинского королевства Иерусалима и Египта.
  
  

Оценка: 8.16*8  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"