На последней ступеньке трапа Саша привычно оглянулась, чтобы попрощаться с неоновой надписью "Иркутск" над зданием аэровокзала, и вошла в салон.
Там все было знакомо. Даже стюардесса улыбнулась не дежурной улыбкой, а узнала Сашу, спросила: "Уже обратно?" - "Да, обратно, на праздники приезжала". - "Учитесь?" - "Ага". - "Понятно, удачи!" - "Спасибо! Гитару можно здесь поставить?" - "Конечно".
Кресло у иллюминатора оказалось занятым. Прежде Сашу это расстроило бы. Обычно она припадала к мутноватому окошку и не отрывалась до тех пор, пока земля - родная земля, дом - не пропадала из виду. Дорога на запад, какие бы радости там не ждали Сашу, всегда была связана с тягостным чувством отрыва от корней, одиночеством, беззащитностью перед чужим и чуждым. Теряя из виду родные места, она поневоле оказывалась одетой будто в прочные доспехи, вооруженной и готовой ко всему, как воин, отставший от своего отряда и затерявшийся в дальних краях. Там, конечно, есть друзья, но они во многом точно такие же, далекие и независимые.
Но в этот раз Саша даже не повернула головы в сторону иллюминатора. Закинула в багажник дипломат и шапку и плюхнулась в кресло, завернувшись, как в одеяло, в накинутое на плечи пальто. "Ну вот, полтора часа, потом еще автобус - и дома, - удовлетворенно подумала она, когда самолет тронулся и стал разворачиваться. - Жаль, поужинать не успею в столовке. Ладно, дома чаю попью".
"Дома?" - поймала она собственную мысль. И удивилась, только теперь заметив несвойственное ей равнодушие при отъезде.
"Устала я, что ли? - думала она, полулежа с закрытыми глазами в кресле с откинутой спинкой. - Вот так бы и просидеть всю дорогу, как в автобусе, и чтоб никаких ужинов, никакой газировки, "пристегните-отстегните"... Устала, да. Ой, нехорошо это".
Уставать было нельзя. То есть, рано. Слишком много дел было впереди. Саша Бурмина училась на втором курсе физического факультета НГУ, была старостой группы. И переводилась на механико-математический факультет. Это значило, что за оставшиеся до Нового Года полтора месяца ей надо сдать три экзамена за первый семестр мехмата. С зачетами, само собой. А если не успеет... Нет, конечно, теоретически ничего страшного, придется сдавать две сессии - еще и свою, второкурсную, физическую. Но то-то и оно, что - теоретически. Саша давно забросила физику и на занятиях появлялась только для виду, чтобы вести о ее планах не дошли прежде времени до деканата. Были и другие заботы, так сказать, дела сердечные. Но о них Саша старалась не думать, слишком грустно. В этом смысле кипение деловой жизни на благо, отвлекает.
- Газировочки не хотите? - раздалось над головой.
- Да, пожалуйста, - завозились соседи.
- Ага, и мне, - она села прямо, открыла свой столик. Стюардесса поставила на него коричневую пластиковую чашечку.
Саша достала записную книжку и ручку и стала прикидывать план дел на ближайшие дни. Сходить в деканат, договориться о зачете с Ниной Андреевной, может, и экзамен ей удастся сдать, значит, надо взять ведомости. Это все в среду, то есть, завтра. Завтра...
Глаза сами закрылись, губы поехали в стороны в странном оскале, будто лицо не могло решить, какое ему выражение принять - то ли мечтательную улыбку, то ли плаксивую гримасу. "А ну цыть!" - шикнула на себя Саша.
Она попыталась сообразить, чем заняться в четверг. Но все упиралось в завтрашние результаты, поэтому она спрятала книжку, допила газировку, закрыла столик и снова замерла в неподвижности.
"А все-таки интересно, почему же мне так... безразлично, что уезжаю? - подумала она. - Никакой особой тоски, желания "ощетиниться", "вооружиться"... Прямо, как домой еду, так спокойно. Потому что вернусь, максимум, через два месяца? Или - потому что меня встречают?"
Да, в этот раз в Новосибирске ее встречали, впервые. И она была уверена, что Николай - так звали встречавшего - уже если не в самом аэропорту, то в дороге, в автобусе. Саша представила себе эту картину. Сидит неподвижно, такой огромный в своем толстом пуховике, и с непроницаемым видом смотрит в окно. Или дремлет... делает вид, что дремлет. На самом деле - ужасно волнуется.
Она провела ладонью по лицу, стирая озорную улыбку. Впереди загремело, стюардессы начали развозить ужин.
"Чего волноваться? Будем вести светские беседы. Как принято людям в дурацком положении".
Между Николаем Даровским и Сашей не было сколько-нибудь близких отношений. Даже приятельских - слишком мало они были знакомы. Откуда взяться знакомству между студенткой физфака и двадцатипятилетним аспирантом-математиком? Правда, Коля дружил с Ингой, невестой Сашиного брата Алексея, но что с того - Саша Ингу почти не знала, жили в разных общежитиях, пересеклись один раз, в прошлом году, на дискотеке, и то мельком. Там она и Колю увидела, он пригласил ее танцевать по просьбе Инги, желавшей выведать новости о женихе. А познакомились три недели назад.
Саша заскрипела зубами, вспомнив октябрьские события. Эх, забыть бы совсем. Куда там! Стоит подумать о Коле, как все всплывает, неимоверное переплетение людей, событий. Ее тревога из-за отсутствия Кулигина - преподавателя, в которого была влюблена давно, страстно и безнадежно, ужасный телефонный разговор с его женой, которую студенты-экономисты прозвали Цезаревной, и еще более кошмарный разговор с Оксаной, последней любовницей Кулигина, во дворе больницы. Этот разговор и решил дело.
Оксана по странному совпадению оказалась близкой знакомой Алексея, и немедленно известила его о Сашиных опасных мыслях и чувствах. Тот примчался в Новосибирск и сообщил сестре о своем твердом намерении положить конец ее метаниям. Способ он выбрал самый, что ни на есть патриархальный, именно: познакомил Сашу с Даровским, дав понять обоим, что имеет в виду их будущую свадьбу. Мол, Коля - мужик надежный, а сестра молода и легкомысленна, сама не знает, чего хочет, вот и надо ей разъяснить. Николай действительно внушал доверие: не студентик наивный, не ловелас прожженный - серьезный человек с профессией и перспективами, без пяти минут кандидат наук, к тому же, взгляды на жизнь нормальные, похожие на те, что имел сам Алексей Бурмин. В одном различие: в Бога верует Коля, христианином православным себя называет. Однако, в данном вопросе и эта черта кстати. Словом, будет за ним Саша, как за каменной стеной, а что касается любви... Бросьте, при чем тут морковь. Стерпится - слюбится. К тому же, никто под венец не гонит, времени приглядеться - вагон. Не средние века, в самом деле.
- А нам все равно, а нам все равно, - промурлыкала Саша и плотно зажмурила намокшие глаза.
Нет, она ничего не имела против Коли, была согласна с братом и признательна ему. Маме вот только не рискнула рассказать. Мама бы испугалась, рассердилась и устроила им с Лешкой хар-рошую трепку. Надолго бы запомнили. Потому что мама верит в любовь и на дух не переносит патриархальщину. Досталось бы Лешке за самоуправство, а Саше - за рабскую покорность и рабское же смирение. Ну и что, что старший брат, девять лет разницы еще не дают права... да ничто и никому не дает такого права - распоряжаться ее жизнью и, главное, чувствами!
Как разобраться, кто прав? Саше было не до этого. Она слишком устала за последний год. Как там, в опере? "After all I've tried for three years seems like thirty..." Вот именно. Одно ясно: Кулигина надо забыть. А Коля - хороший человек, и брат Саше зла не желает. Вдруг у них с Колей получится полюбить друг друга?
"Хуже всего будет, если он меня полюбит, а я его - нет", - мрачно думала Саша.
Она опять представила Николая, как он ждет объявления о посадке самолета, и кажется, что человек этот спокоен и уверен в себе, как никто, эдакий утес. Страшновато рядом с таким, кто знает, что на уме, а если еще и взглянет - всегда в упор, тяжело и пристально...
Это Саша слышала от некоторых знакомых, встречавших Даровского. Как оказалось, он частый посетитель стройотрядовских "вальсов" - вечеров вальса, на которые Саша, считавшая себя безобразно толстой и неуклюжей, не рисковала даже заглядывать. Насчет Коли девушки сходились на том, что партнер он завидный, только уж больно церемонный, недушевный, их тех, кто относится к танцам, как к спорту, а к девушкам - как к спортинвентарю, никакой романтики, словом. Парни пожимали плечами, дескать, ничего мужик, только тормознутый малость. Но поперек дороги ему становиться чревато. Еще и верующий. От такого лучше держаться подальше.
И Саша недоумевала, неужели никто, кроме нее, не видит за этой невозмутимостью бурю чувств? Смутное ощущение этой неистовости пугало ее и, вместе с тем, веселило, заставляя за скупыми реакциями ловить тени тайфунов, которые таил и смирял в себе этот человек, назначенный ей... ну, пусть не в мужья, но - в близкие друзья.
Главным же достоинством Николая, по мнению Саши, была его специальность. Он занимался как раз той наукой, которую она избрала для себя, теперь - на полном серьезе. И начала вникать, не откладывая. Так что знакомство с Колей было удачным во многих отношениях. Главное - не допускать романтики. От которой нечего ждать, кроме неприятностей, - Саша в этом успела убедиться.
"Хватит, хватит с меня", - думала она, послушно пристегивая ремень безопасности. В ушах заломило, самолет шел на посадку.
2
Когда Саша увидела Даровского, настроение у нее испортилось. Он действительно нервничал. И о причинах этого волнения особо гадать было не надо.
"Ну, еще бы, - думала она, косясь на спутника, который в точности, как она и представляла, сидел неподвижно и угрюмо глядел в окно автобуса, время от времени посматривая на часы. - Если все вспомнить и хорошенько подумать..."
Она, как на экране, увидела Николая, разворачивающим телеграмму, отправленную ее братом три дня назад. Как шевелятся его губы, неслышно произнося ругательство, тот же нетерпеливо-раздраженный взгляд на часы с календарем. Мало ли какие дела у человека, а его заставляют куда-то ехать, встречать девушку, абсолютно ему не нужную и не интересную... "Не надо было соглашаться!" - Саша поглядела на Даровского, уже откровенно сердито и с презрительным недоумением.
В самом деле, как можно понять человека, который согласился на столь экстравагантное предложение ее брата? Подробностей Саша не знала, в ответ на ее расспросы Алексей отрезал: "Много будешь знать - скоро состаришься", это означало, что тема закрыта до лучших времен, если не навсегда. С другой стороны, что тут такого - по просьбе друга приглядеть за его сестрой?
"А сестра и размечталась", - ядовито укорила себя Саша. Воображение богатое. Прямо все кругом умирают от любви и страсти по ее светлости, Саше Бурминой. Особенно этот вот принц, сидящий рядом. С первого танца ночей не спит, все о Саше мечтает, ага. А тут случай представился, сам грозный Бурмин предлагает сосватать. Счастья-то!
Саша фыркнула, забыв, что прикидывается спящей. Даровский повернулся к ней.
- Ты что-то сказала?
- Да нет, это я так.
- Что-то все молчишь, устала?
"Ну вот, заботливость проявить решил, эх, бедолага", - пожалела его Саша и изобразила любезную улыбку.
- Нет, к счастью, не успела устать - самолет не задержали, так что...
- Да. Я тоже удивился, думал, придется ждать, но не успел в аэровокзал зайти, как объявили ваш самолет.
- Хорошо, что не пришлось ждать, - вежливо сказала Саша.
Он молча покивал.
- Коля, - Саше стало страшно, но она набрала побольше воздуху и продолжила с самым спокойным видом: - Я не знаю, что вам Лешка наговорил. На самом деле вам совсем не обязательно... тратить на меня время, - она криво усмехнулась, встретив его взгляд. - Вот сегодня... больше трех часов. У вас, наверное, и так дел выше крыши... без меня, - закончила она шепотом и закусила губу.
Вышло глупо и беспомощно и, самое ужасное, человек мог подумать совершенно обратное. Но что именно подумал Даровский, осталось Саше неизвестным, потому что вслух он сказал, помолчав:
- Тебе не надо сердиться на брата, Саша.
- Я и не сержусь, - сказала она. - Я же понимаю, он испугался за меня. А напрасно. Мне самой все надоело, устала, как... - Она посмотрела на Даровского и коротко рассмеялась. - Смешно звучит, да?
- Ничего смешного не вижу.
- Да ну, - Саша поднесла близко к глазам перчатку и стала разглядывать поехавшую петлю. - В восемнадцать лет такие слова не принято говорить.
- Мало ли, что где принято, - сказал он. - Жизнь не спрашивает.
- Не спрашивает, - шепотом повторила Саша.
Николай ничего не ответил. Спустя несколько минут он поинтересовался, как обстоят у Саши дела с переводом. Завязался тот самый "светский разговор", легкий и необязательный. Одно огорчало Сашу: немногословность собеседника. Ей ужасно хотелось его разговорить. Но подходящей темы не попадалось. Отчаявшись, Саша опять хотела притвориться спящей или просто замолчать, но вспомнила, что у нее есть к Николаю конкретное дело. Почему бы не заняться им прямо сейчас? Если он, конечно, не против поговорить о работе. Сашин опыт до сих пор не давал поводов для серьезных опасений на этот счет. Судя по нему, мужчины любого возраста охотно поддерживают разговор на "производственную" тему.
- Коля, а вы не поможете решить мне пару задачек? - спросила она.
- Конечно, - отозвался он. - Что-то не получилось? Можно хоть сейчас посмотреть, у тебя с собой Демидович?
- Нет, - она сообразила, что он не догадывается о ее увлечении функциональным анализом. Постеснялась сказать, когда знакомились. - На зачет я все решила. Задачки из Кутателадзе, по функу.
Она несмело глянула на Николая. Тот смотрел на нее широко открытыми глазами, словно старался что-то прочесть в ее лице.
- Любопытно, - сказал он. - И давно ты читаешь Кутателадзе?
- С сентября, - призналась Саша. - Только я его не читаю, там сложно. Я задачки пыталась решать из сборника. А читаю Канторовича с этим...
- Акиловым, - подсказал он.
- Ага.
- Ну и как?
- Трудно, - вздохнула Саша. - Но интересно!
Даровский молчал. Саша чувствовала, что он продолжает разглядывать ее. Она сжалась, как в кресле зубного врача в ожидании, что вот-вот зарычит бормашина, так она ждала начала расспросов: что же там такого интересного, и как она дошла до жизни такой, главное - зачем ей это надо? Заниматься столь экстравагантной наукой да еще и на первом - фактически - курсе.
- Хорошо, - сказал Николай. - Но это, наверное, будет серьезный разговор. Здесь темно и неудобно. Приедем - разберем, что непонятно.
- Спасибо, - пробормотала Саша, жалея, что нет возможности выразить ему всю степень своей благодарности за деликатность.
Даровский опять поглядел на часы.
- Вы опаздываете куда-то? - робко спросила Саша.
- Есть хочу, - мрачно ответил он. - Не успел поужинать, надеялся в аэропорту что-нибудь слопать, и тоже облом, самолет объявили. Сейчас приедем, пойдем сразу в столовку.
- Закрыто ведь уже, девятый час! Можно к нам пойти, чай попить, - предложила она не очень уверенно.
Он покачал головой:
- Нет, чай у меня и дома есть, это несерьезно. В нижний зал пойдем, надеюсь, до десяти успеем. Что-то автобус еле ползет, дорога обледенела, что ли.
Саша сочувственно поддакнула. На самом деле ей хотелось смеяться. Причина плохого настроения Николая оказалась такой простой и невинной! И вообще, понимающий товарищ, вопросов лишних не задает. Правильно говорят - нет худа без добра. Стоило помучиться, чтобы в результате познакомиться с таким хорошим человеком.
3
Человек ко всему привыкает. Саша вспоминала это, сидя на лекции у математиков, как на своей, физфаковской. Многочисленность девушек больше не смущала. Да и не так уж много их, меньше половины. Некоторые уже здороваются с Сашей и Таней, ее подругой, которая тоже переводится, принимают за своих. И к преподавателям привыкла, даже лектор по матанализу перестал раздражать своим несходством с любимым - все еще - Кулигиным.
"Но-но!" - одернула себя Саша. "Никогда этого не будет!" - вывела она на полях тетради, стала разрисовывать и впервые почувствовала: неправда. На мехмате учиться она именно будет. Со следующего семестра. Зачет сдан, сегодня решится вопрос с экзаменом. В крайнем случае, завтра. Разве, если Саша экзамен не сдаст...
"Не сдашь!" - написала она. Снова не поверила. И испугалась. Уверенность и безмятежность перед экзаменом может плохо для нее кончиться. Нормальное состояние перед важным делом - это взвинтить себя до предела, только так можно получить что-то хорошее. "Тебе пятерка нужна! Пятерка! А ты ее не получишь!" - твердила себе Саша и с удовлетворением чувствовала, что "завод" приходит в действие, нервы натягиваются и начинают звенеть, как гитарные струны. Так только и можно надеяться на результат.
Результат...
Саша с тоской поглядела на матанщика. Результат - это когда она сама будет стоять у доски, перед такими вот, как этот дядечка.
Она представила себе это выступление. Да, она будет говорить, докладывать, такая красивая, умная, уверенная. А они будут слушать. И удивляться. Нет, зачем удивляться? Пусть принимают, как должное. Александра Бурмина, такой же математик, как все они. И уже не она будет задавать вопросы, а - они ей. Вот подойдет Кулигин и спросит: "Знаете, Александра Михайловна, я не совсем понял ход вашего доказательства, расскажите мне подробнее вот этот момент... По теореме?.. Хм, да, верно... Потрясающе, я и не знал, что есть такая теорема, надо будет почитать еще..."
А потом она придет на лекцию или, лучше, семинар и будет учить студентов решать задачки. Если не выйдет из нее ученого - не беда, преподавателем будет. Уж этому ее научат. Кулигин уже кое-чему научил, а теперь еще почти два года впереди - у Нины Андреевны, самого лучшего преподавателя из тех, кого она до сих пор встречала!
До звонка оставалось две минуты. Саша подтянула поближе сумку. Надо будет сразу бежать, догонять лектора. Знать бы, как его зовут. Жаль, Таньки нет, сдает сегодня свою алгебру.
- Ты что, сбегаешь? - сидевшая рядом девушка заметила Сашины сборы.
- Сейчас уже звонок, а я хочу препода отловить.
- Зачем? - ее глаза округлились, сразу видно, без привычки человек.
- Спросить кое-что. Слушай, ты не знаешь, как его зовут?
Девушка раскрыла тетрадь на первой странице и показала Саше. "Белов Дмитрий Павлович", - прочитала та.
- Спасибо!
Прозвенел звонок. К счастью, лектор никуда не спешил, так что Саше пришлось ждать его у выхода из аудитории.
Она не рассчитывала, что ее просьба принять экзамен обрадует преподавателя. И правильно. Белов внимательно выслушал проблему и стал размышлять вслух, что мог бы помочь, да работы много, и профессора он всего лишь замещает, однако, если через недельку-другую...
- Ой, нет, - с извиняющейся улыбкой перебила его Саша, с первых слов понявшая, что ничего не выйдет. - Мне бы на этой неделе сдать. Там еще два экзамена с зачетами.
- Ну, на этой неделе у меня точно не получится, - он виновато развел руками. Но когда Саша собралась извиниться и пойти восвояси, вдруг сказал: - А зачем вы вообще переводитесь? У вас же на физфаке замечательные преподаватели! Вот матанализ Сергей Валентинович Кулигин ведет...
- В том-то и дело, что матанализ в этом году кончится, а дальше что?
Саша, как будто, не сказала ничего особенного, но глаза Белова за толстыми линзами очков прищурились еще сильнее, и на лице выражение вежливого внимания сменилось интересом.
- Так вы хотите матанализом заниматься? - с веселым удивлением спросил он.
Саша вспыхнула, на глаза навернулись слезы.
- Нет! Неважно, - пробормотала она. - До свидания, извините.
Наверное, невежливо было так убегать, но она была слишком сердита. Белов своим невинным вопросом неосторожно коснулся ее заветной мечты, отчего стало очень больно.
Но плакать было нельзя, а потом, дело не ждало. Оказывается, непросто это - найти преподавателя, чтобы согласился принять экзамен в середине семестра. А Нина Андреевна у "своих" не принимала. Сашу это не огорчало. Куда важнее, что она считает Сашу "своей". Преподов много, найдется для Саши экзаменатор. Не полениться всех обежать и спросить.
Саша созерцала расписание, прикидывая, куда и к кому идти в первую очередь, и вдруг услышала голос Нины Андреевны:
- Саша, можно вас на минуточку?
- Ой, здравствуйте! - Саша, не скрывая радости, подбежала к ней.
- Как, удалось вам договориться насчет экзамена?
- Нет, Белов не сможет. Вот, смотрю, - начала она, но Полевая перебила:
- Понятно. Ну, вот тогда Наталье Альбертовне сдадите. Мы договорились на завтра, да, Наталья Альбертовна?
- Да, в одиннадцать часов приходите в Институт автоматики, давайте, я вам напишу, как дойти.
Молодая женщина с сильно косящими глазами принялась чертить на листке бумаги маршрут. Нина Андреевна следила и что-то подсказывала. Потрясенная Саша пыталась вникнуть в их объяснения, но куда сильнее ее волновал другой вопрос.
- Нет, ты понимаешь что-нибудь? - говорила она Татьяне, встреченной у деканата. - Кто я ей, Нине Андреевне, чтобы за меня хлопотать? Ведь я ее не просила ни о чем, она сама про меня помнила два дня и договорилась для меня! Непостижимо!
- Да, душевные тут люди, на мехмате, - Таня тряхнула желтыми кудрями. - Меня товарищ декан сейчас чуть не расцеловал, что алгебру сдала. Даже стыдно стало. Он ведь думает, что я с нуля, не училась еще нигде. Теперь и не признаешься.
- Не признавайся! - испугалась Саша. - Подумают, что специально обманула.
- Обязательно, - согласилась Таня. - Теперь выход один: учиться на отлично.
- Правильно, - одобрил ее подошедший сзади парень. - Надо учиться хорошо.
- Данила! - вскрикнула вздрогнувшая Таня. - Ты чего пугаешь-то?
- Я не пугаю, просто подошел, - пожал тот плечами. - Ну а ты как, сдала уже что-нибудь? - обратился он к Саше.
- Завтра матан пойду сдавать, - сказала она.
- Понятно. Ты про нас-то не забывай, стипон получишь?
- Конечно, получу! Я вас до Нового Года не оставлю, - пообещала Саша одногруппнику, который вот-вот станет "бывшим".
- Ну ладно, Данила, мы идем или нет? - нетерпеливо дернула его за рукав Татьяна.
- Идем. Вот прямо сейчас и идем. Пока, Саша!
- Счастливо.
Саша с невеселой улыбкой проводила их глазами. Вот и вторую подругу "увели". Делать нечего, придется идти в одиночку... куда-нибудь.
4
Мороз и солнце - день чудесный, сказал поэт, и сказал правду. А вот когда ни мороза, ни солнца, небо серое и низкое, под ногами лед, слегка присыпанный песком, деревья голые, черные, дрожат, как в ознобе... Ноябрь. Уже не осень, еще не зима. Лица у людей озабоченные, никто не гуляет, все спешат - сделать дела и укрыться в тепло, в уют, чтобы светло и сухо.
"Сейчас куплю мороженое и хлеб и пойду домой, просижу весь вечер, пусть хоть что тут, имею право", - сердито думала Саша. Почему-то ее задело то, что Танька убежала с Данилой в столовку, даже не спросила ничего, могли ведь и Сашу с собой позвать, друзья, тоже... Ольга с Серегой - ее соседка с женихом - так не поступали. Хотя они тоже все больше и дольше вдвоем, встречаются где-то, ночуют иногда. Ольга мало стала дома бывать. Как и Саша, впрочем. Привыкла в читалке сидеть. Но сегодня лучше дома. Пить чай с сухариками, и готовиться к матану. Чего лучше?
"А ведь сдам завтра матан - и опять придется про него забыть, алгебру, геометрию учить", - вспомнила Саша. Но настроение не ухудшилось: это все, может, и будет когда-нибудь. Но - завтра, после экзамена. А экзамен - дело такое... "После" него это как после жизни, то есть, вовсе никогда.
Наступит ли время, когда можно будет вволю заниматься им одним? Матаном, функаном? Саше стало смешно. И немножко страшно. Как же так, она переводится на мехмат, чтобы иметь возможность заниматься математикой в свое удовольствие, и снова недовольна? Алгебра с геометрией мешают теперь? Ну, а почему нет? Все будет мешать. В этом даже есть что-то успокаивающее: когда все слишком хорошо, тоже плохо, опасно. А так - нормально.
Неужели скоро, совсем скоро она станет полноправной студенткой мехмата?! Саша подняла голову и, сдерживая радостный всхлип, посмотрела на серое небо. "Господи! Спасибо Тебе!" - прошептала она.
"Не смей! Рано радоваться!"
"А когда же? Когда радоваться?" - робко спросила себя Саша.
Вопрос непраздный. Однажды, в детстве еще, Саша запретила себе радоваться. Вообще. "Душа поет - значит, сейчас заплачет" - такой вот она усвоила себе принцип. Поэтому состояние унылой мрачности, перемежаемой просветлениями, в которые можно на вопрос "как дела?" отвечать: "Нормально!", было для Саши обычным. Но последнее время оно ее стало тяготить. Наверное, сказывалось влияние окружения. Люди рядом жили совсем иначе. Без страха. При этом жизнь у них была не безоблачная. Всякое случалось. А все-таки страха не было. Позволяли себе радоваться жизни, когда она радовала, и все тут.
"Какой смысл портить себе настроение ожиданием неприятностей? - удивлялась Татьяна. - Придут - поплачу, а пока посмеюсь". Ольга с ней соглашалась. Саша не знала, что и думать. Попробовать хотелось жить так же. Но - страшно ведь.
"Какого черта?! - рассердилась она вдруг. - Буду радоваться, и все тут! Есть чему: я нашла свое дело. Даже если не сдам этот экзамен - все равно. Знаю главное: чем заниматься, куда идти. А все остальное... Случится - поплачу".
Она расправила плечи и отважно посмотрела вперед, как будто там стояло то, с чем она спорила. Посмотрела и тут же забыла и про спор, и про радости с горестями, про хмурый день и теплый дом, а также про свои недавние решения, обещания брату и самой себе, все забыла Саша, увидев человека, вышедшего из книжного магазина.
Это был мужчина лет тридцати пяти в сером осеннем пальто и рыжей вязаной шапке. Черты лица его были резковаты, глаза - светло-серые, глубоко посаженные - смотрели прямо и спокойно. Спустившись с обледенелого крыльца, мужчина закурил, при этом было заметно, что двигать левой рукой ему трудно.
- Здравствуйте, Сергей Валентинович, - сказала Саша, подходя.
- Добрый день, - кивнул он ей и пошел своей дорогой, не заметив (или сделав вид, что не заметил) Сашиного желания остановиться и поговорить.
Наверное, со стороны все выглядело нормально. Поздоровались два малознакомых человека. Саше очень хотелось, чтобы так было. Она не замедлила шаг, не изменилась в лице. Только перед глазами все поплыло. Саша заморгала и полезла под очки с видом, будто в глаз попала соринка, а потом, улыбаясь "всему миру", вошла в магазин. Очки запотели, но она этого не заметила. Встала у дальних полок, притворилась, что разглядывает корешки книг. Но видела она только лицо Кулигина, его равнодушный взгляд...
"Все правильно! - говорил Саше разум. - Ты должна быть довольна. Все идет по плану, твоему собственному".
Верно, все верно. Но - почему, почему же так больно?
5
На экзамен Саша все-таки шла без страха, и это ее пугало.
Обстановка была не экзаменационная: десять утра, солнце, незнакомая дорога. И встретили ее не так, как принято встречать студентов в экзаменационных аудиториях. Наталья Альбертовна дала ей вопросы и ушла, оставив Сашу одну в кабинете.
Она огляделась, перечитала вопросы. И не спеша, с удовольствием принялась писать все, что знала, вернее, считала нужным рассказать по заданным темам.
"Нет, точно банан получу, нельзя же сдавать с такой довольной физиономией", - думала она. Но что поделать? Если на душе и в голове небывалая ясность и ни капли страха.
Даже то, что экзаменатору ответ не очень понравился, не смутило Сашу. Она твердо отказалась от четверки и, вновь оставшись в одиночестве, стала вспоминать упущенные части доказательства. Учебник лежал в сумке, но обойтись без него было сейчас делом чести. И Саша обошлась. Сказались уроки Нины Андреевны, упорные занятия, может, все вместе, а только - аккуратненько, строчка за строчкой, - и нужное доказательство красуется на листке.
- Я не знаю, в Зориче так доказывается или по-другому, - морща лоб, повинилась Саша. - Забыла напрочь.
- То есть, вы самостоятельно это вывели? - глаза Натальи Альбертовны сошлись к переносице, как будто она пыталась рассмотреть кончик собственного носа.
- Но ведь правильно?
- То-то и оно, что правильно. И здесь тоже доделали? - она взяла второй листок. - Да, вижу теперь, что пятерки вы заслуживаете. Давайте ведомость.
"Вот и все", - думала Саша, идя домой. На душе у нее было непонятно. То ли прыгать от счастья, то ли приткнуться в какой уголок и поплакать.
Возле Института математики она замедлила шаг, как всегда, в надежде встретить Кулигина. Но вспомнила последнюю встречу и, стиснув зубы, свернула в лес, на тропинку, что вела прямо к студгородку. Чем так видеться, лучше уж никак. "Что же это, теперь так и будет?" - она подняла голову, то ли желая спросить кого-то на небе, то ли просто пытаясь загнать обратно слезы. И чуть не упала, поскользнувшись на обледенелой кочке. Она громко чертыхнулась и заплакала.
Опять все получалось не так. Хотела стать математиком - и станет! Теперь уже и сомнений не остается. И Институт уже не кажется замком из снов - вот он, заходи, имеешь право. А к человеку - единственному в этом Институте, городке, да что там, на всей планете единственному, любимому и желанному! - к нему подойти уже никак нельзя.
"Все равно! - Саша вытерла глаза и поправила очки. - Все равно! Он будет рядом. Этого мне хватит".
Возле спорткомплекса она увидела Катю и Марину, своих новых, мехматовских уже, подруг. Увидев Сашу, девушки пошли навстречу.
- Привет, Саша! Ну, как, сдала?
- Сдала!
- А мы как раз тебя вспоминали, собирались к тебе, - сказала Катя.
У нее было черное каре до плеч, и темно-карие миндалевидные глаза. Саше она казалась очень красивой. Марина тоже не уступала подруге, ее длинная, длиннее, чем у Саши, темно-русая коса издалека бросалась в глаза.
- У меня день рождения сегодня, - сказала Марина. И добавила смущенно: - Ты не хочешь прийти?
- Хочу, - улыбнулась Саша, а сама подумала: "Это как раз то, что надо. Развеюсь".
- Приходи! - обрадовалась Марина и посмотрела на Катю.
Та тоже вдруг засмущалась. Саша подозрительно оглядела подруг.
- Вы чего переглядываетесь? - спросила она. - Задумали чего?
- Да мы, - начала Марина и совсем смешалась.
Катя махнула рукой, мол, что с тебя взять, и решительно обратилась к недоумевавшей Саше:
- Мы вот чего. Хотели тебя попросить... гитару с собой прихватить. Можно?
- Гитару? - с сомнением протянула Саша.
- Понимаешь, - горячо заговорила Катя. - Там товарищ один прийти обещал, а он поет обалденно, но просить его прихватить гитару с собой как-то неудобно, да он и откажется, если к нему сразу так... Ну, а если гитара уже будет в комнате... Понимаешь?
Во время ее речи Саша смотрела на Марину, которая краснела все сильнее.
- Ладно, хорошо, - решила Саша. - Кстати, вы можете прямо сейчас ее забрать, а я потом приду... во сколько, кстати?
- В семь, - хором ответили девушки. - Приходи в семь, пораньше.
- Подарка не надо! - предупредила Марина, она уже оправилась от смущения.
- Ладно, там видно будет. Ну, пойдемте за гитарой-то.
6
"Экзамен сдала на отлично, ушла в Восьмерку, приду поздно, привет Сереге!", - написала Саша на листке бумаги и положила на Ольгину кровать.
Перед тем, как идти на праздник, она отправилась в магазин и купила шоколадку. Побродив по промышленной части Торгового Центра или, как его называли, Торца, она вернулась в продуктовую и взяла еще две шоколадки. Книжный был закрыт на учет, по "закону подлости", не иначе.
Идя мимо того места, где последний раз встретила Кулигина, она невольно огляделась. Но ничего тревожного не увидела. И только теперь заметила, что улыбается. "Хорошо-то как, Вася! - Да не Вася я. - А все равно хорошо!" - пробормотала она про себя любимый их с Лешкой диалог из какого-то фильма.
И правда, - хорошо! Редко так бывает на душе - тепло, светло и тихо. Она шла быстрым шагом, глубоко запрятав руки в карманы, и радовалась. Сознательно радовалась и старательно, как робкая ученица, проговаривала мысленно поводы. Вот, экзамен она сдала не просто хорошо - чудесно! Вот идет на день рождения, где ее ждут, где ей рады будут. И, может, встретит новых друзей. И - как знать - свое счастье. Ведь она его еще не встретила, верно? Кулигин - это не ее, значит, и не надо. А ее - впереди! И вечер такой замечательный, ветра почти нет, снежок мелкий, но упорный, уже надолго, и ночь не ночь теперь, все кругом побелело, переливается разными огнями, как будто вот-вот наступит Новый Год. И дорога такая прямая и ровная, сапоги не скользят - тоже радость! Идти, улыбаться, кивать знакомым. Что будет завтра или через час, и что было вчера или час назад - какая разница? Какое это имеет отношение к вот этой вот минуте, секунде? Да никакого! Сейчас ей хорошо! И нет в этом ничего плохого или опасного.
"Ага, нету, вот погоди, сейчас увидишь!" - шептали на разные лады внутренние голоса, но Саша храбро их отгоняла. И в самом деле, ничего не случилось. Она благополучно добралась до общежития математиков под названием "Восьмерка" - девятиэтажному зданию на самом краю студгородка - и поднялась на девятый этаж.
Войдя в комнату, Саша словно перенеслась на год назад. Кроме Кати и Марины, в комнате жили еще две девушки. И обстановка была соответствующая. Саша, как старинному знакомому, улыбнулась мамонту - двухъярусной кровати. Его отделяла от дверей этажерка, капитально вделанная в потолок - отличительная черта больших комнат Восьмерки. Другой особенностью, которая больше всего нравилась Саше - ведь ей скоро сюда переезжать - был душ прямо в блоке, четырех-, а не двухкомнатном, как в Сашиной родной Пятерке. Еще здесь радовал мусоропровод на каждом этаже, не надо караулить машину-мусоровоз. Зато не было комнат с балконами. Все балконы общественные, по три на этаж.
На этом отличия заканчивались. А сходства... Девчонки ждали гостей и суетились, совсем, как Саша и ее соседки год назад.
Сейчас Саша сама была гостем. Катя представила ее соседкам, усадила на Маринину кровать и вручила гитару.
- Пой! - велела она.
- Что петь? - с веселой готовностью отозвалась Саша. - Лирические, туристские, студенческие, Высоцкого, блатные?
- Ты все это можешь? - восхитилась Марина.
- Что-то могу. Изо всего понемножку.
- Студенческие, - сказала Катя. - Прикольные.
- Лучше лирические, - возразила Марина. - Дольского поешь?
- Пою.
- Да ну его, - скривилась Катя. - У него голос противный, не мужской совсем.
- Саша ведь не его голосом петь будет, - хихикнула Наташа, симпатичная кореянка.
- И вообще, Маринка пусть выбирает, у кого день рождения-то, забыли? - сказала Ира. Она в этой компании казалась самой тихой.
- Забыли, - кивнула Саша. - Девчонки, где мой пакет, с которым я пришла?
Пакет оказался на полу, под этажеркой. Саша протянула Марине шоколадки.
- Вот, - сказала она виновато. - Больше ничего в голову не пришло...
- Ой, да это же самое лучшее! - воскликнула Марина. - Теперь и конфеты к чаю будут.
- Малиновки пели, синие ели кружились, летели в глаза...
- Моя любимая! - прошептала Марина.
- Садись и слушай, - Наташа указала ей место напротив Саши. - Хватит бегать, мы сами теперь.
- Говорите, говорите, я молчу, - пела Саша, а девчонки глядели на нее, как на высшее существо, и ей было смешно и немного грустно. Ведь недавно совсем она была точно такая же, а будто это было так давно.
Наконец, стол был накрыт. В середине красовался высоченный торт "Рыжик" из восемнадцати коржей - по числу лет, исполнившихся Марине. Девушки расселись по койкам и примолкли. Саша отложила гитару.
- Восемь часов, - сказала Наташа. - Женя сам придет? Или его надо идти, звать?
- Можно и позвать, - Катя вопросительно взглянула на Марину.
Та вздернула плечи, приняв независимый вид.
- Вот не хватало еще за ним бегать! Он знает...
В дверь негромко постучали.
- Маринка, иди, открывай, - прошептала Катя.
Но та не сдвинулась с места. Глаза ее заметались, щеки стремительно пунцовели. Соседки тоже не то оробели, не то растерялись.
- Я открою, - встала Саша.
Благодарный вздох был ей ответом.
Сгорая от любопытства, Саша подошла к двери и, повозившись с тугим замком, распахнула ее. И чуть не расхохоталась.
Вместо ожидаемого красавца с фигурой атлета и обжигающим взглядом, она увидела на пороге невысокого щупловатого парня с белокурыми, мелко вьющимися волосами до плеч ("Уж не химия ли?" - изумилась она про себя) и в голубом джинсовом костюме. Парень теребил массивную золотую печатку на левой руке и смотрел на Сашу настороженно.
- Здравствуйте, Марина здесь живет? - голос его оказался высоким, и в нем была та же нерешительность, что и во взгляде.
- Да? - несмело улыбнулся он и вошел. - Приятно слышать.
- Ждем, ждем, - подскочила осмелевшая Катя. - Садись, Женя... давай, сразу за стол, поближе к тортику. Кстати, познакомься, это Саша. Она на физфаке учится, на втором курсе. Скоро к нам перейдет.
- Рад знакомству, - гость слегка поклонился Саше. - Переводитесь? Тяжело учиться на физфаке?
- Тяжело, когда неинтересно, - кивнула Саша.
- А у нас разве интересно? - удивилась Наташа.
- Конечно!
- Сашка матан любит, уже экзамен по нему сдала, - вступилась Катя.
- Ох, мне бы так! - простонала Ира.
- Садитесь к столу! - поторопила всех Катя.
Началось застолье с салатами, жареной картошкой и обычными разговорами - учеба, преподаватели, близкая сессия... Саша говорила, смеялась, а больше наблюдала. Ощущение, что между нею и этими ребятами не год - пять или десять лет - не проходило. Она точно так же ждала Бориса, соседа-второкурсника, и, верно, так же, как и Марина, цвела в его присутствии. Марина старается вида не подавать, но куда там! Надо быть совсем слепым, глухим и равнодушным, чтобы не заметить ее румяных щек и блестящих глаз, не слышать ее звонкого голоса и ласковых интонаций, когда она предлагает Жене то один, то другой салатик. И тот - парень не промах, робеть перестал, сидит, как король, дарит всех улыбками, ресницами машет, будто приклеенные они у него. Саша вдруг подумала, что Женя старше их всех. "Неужели в армии был?" - поразилась она. Больно не вязался его нежный облик с такой грубой стороной мужской жизни.
- Я не служил, - сказал Женя, взглянув на Сашу, словно прочел ее мысли. И продолжал, будто оправдывался: - Просто я учусь второй раз. Поступил на экономический, но пришлось... уволиться и отсидеть в академ-отпуске полтора года. Восстанавливаться не стал, поступил на мехмат.
- Это потому что... сердце? - тихо спросила Марина и сделала движение, будто хотела взять Женю за руку, но не посмела.
- Да, - отозвался он и улыбнулся ей печально и благодарно, почувствовав невысказанную ласку. Взгляд его скользнул по ее косе, лежавшей на груди, вспыхнул восхищением. - Можно подержать? - он кончиком пальца коснулся Марининых волос и с извиняющейся улыбкой оглядел собрание. - Ну очень хочется!
Марина, зардевшись, приподняла косу и подала ему. Он принял ее на ладонь, благоговейно покачал.
- А у Сашки такая же, толще даже, - ревниво сказала Катя и хозяйским жестом перекинула Сашину косу вперед.
- Перестань, - одними губами проговорила Саша и, неловко засмеявшись, вернула косу на место.
- С ума сойти, - покачал головой Женя. Он бережно опустил волосы Марины и как бы невзначай коснулся ее руки. - Такая редкая красота, а у вас целых два экземпляра.
- Маринкина длиннее и тяжелее, - сказала Саша, желая вернуть внимание той, кому оно было нужно больше других.
Ей это удалось, Женя опять смотрел на Марину, и та счастливо никла под его взглядом. Но, похоже, кроме Саши, этому никто не сочувствовал. Девчонки насупились. Им тоже хотелось внимания, и Женя, судя по всему, об этом догадывался.
Он вообще очень хорошо чувствовал настроение в компании и особенно отношение к себе, этот парень. "Не парень, мужчина, - думала Саша, глядя на него. - Мы для него, как дети. Только не я". Это было правдой. На Сашу он смотрел иначе, чем на других. Встречаясь с ней глазами, он будто разом терял уверенность, взгляд его делался вопросительным, ищущим одобрения, и в то же время хотел что-то скрыть, и просил ее, Сашу, не выдавать секрета. Скоро он вообще стал избегать ее взгляда. Эти наблюдения не замедлили подтвердиться.
- А Женя тебя боится, - сообщила ей Катя, когда они мыли тарелки в блоке; пора было переходить к чаепитию, а посуды не хватало.
- Да ну?
- Точно! Что ты с ним сделала? Впервые вижу, чтобы он перед девушкой смущался. А тебя конкретно боится.