Очередной военный совет, куда Андрей попал как всё тот же воевода судовой рати, собрался в покорённом Витебске в доме местного наместника. На сей раз решали, что делать дальше, и большинство воевод стояло за то, чтобы идти прямиком к Вильно и, как про себя пошутил князь, заканчивать войну на развалинах вражеской столицы. Нет, сам по себе план был неплохой, вот только в эйфории больших побед все как-то позабыли о том, что литвины не сидят на попе ровно, а собирают армию, куда обязательно возьмут польских наёмников. Да и вообще, зачем нам полевое сражение с непредсказуемым результатом? Андрей честно считал, что отсидеться по крепостям куда выгоднее. Пусть литвины мокнут в поле и тратят последние гроши из и без того пустой казны на дорогостоящих ляхов. Зато Полоцк, Витебск и Смоленск буквально нависнут над Вильно, заставляя её обитателей знатно понервничать. Этакое английское Fleet in being в сухопутном воспроизведении. И пусть гадают, откуда и куда в следующий раз русские нанесут удар.
Именно в подобном ключе он и высказался, когда дошла и его очередь. Укрепить гарнизоны захваченных крепостей, завести провизии и посмеяться над попытками врага вытянуть их в поле. А вместо похода вглубь литовского княжества лучше сильнее укрепиться на двинских берегах. Поставить или обновить крепости в Улле, Дисне и Дриссе, взяв тем самым под надзор весь путь от Витебска до Полоцка и от Полоцка до земель Ливонского ордена. К тому же Дрисса станет одномоментно и защитой от Браславля и угрозой ему же.
Государь, прекрасно понимая чьи интересы представляет молодой Барбашин, искоса поглядывал на Шуйского. Но тот лишь согласно кивал головой. Ещё бы, как всегда, всё уже давно было обговорено, продумано и согласованно. Немой с братом ещё меньше, чем сам Андрей были заинтересованы в том, чтобы их триумф оборвался какой-нибудь очередной Оршей. Тут уж лучше синица в руках, чем журавль (как возможная победа в полевом сражении) в небе.
О чём думал сам Василий Иванович, понять было трудно. Предположения, конечно, строили, но насколько они были верны, мог показать только вердикт, который вынесет сам государь. Андрей же в своих расчётах исходил из того, что Василий был ещё более осторожным человеком, чем даже его отец и кидаться в омут с головой в надежде на авось не в его правилах. Разумеется, это были изыскания не его самого, а историков, читанных им в прошлом, но другой информации у него не было, а всё наблюдение уже изнутри, так сказать, наводило на мысль, что историки были скорее правы. Так что князь решил рискнуть и теперь, как и все, с волнением ждал, что же скажет государь.
И тот не подвёл. Выслушав внимательно всех, он взял небольшую паузу, растянувшуюся на обед, и только потом вынес своё решение. Согласно ему полки в очередной раз перетряхивались, разделяясь на несколько новых ратей. Основное войско и наряд убывали домой, вместе с судовой ратью, которая эти самые пушки и должна была дотянуть до Торопца. Вот только главой рати становился Семён Угримович, а для молодого Барбашина у государя нашлось иное дело. Главные герои летней баталии князья Шуйские так же убывали по своим наместничествам, а вот пятерым государевым избранникам предстояло в скорейшем порядке отыскать места под крепостицы и закрепить тем самым двинские берега под государевой рукой. Но не это было самым смешным, а то, что судьба словно посмеялась в отместку за попытку изменений упругой ленты реальности. Шедший в великокняжеском войске резко окрепший здоровьем Михаил был назначен воеводой одной из пяти новых ратей. В помощь к нему назначались Пороша Иван Осипович, сын последнего самостоятельного дорогобужского князя и князь Охлябинин Василий Федорович. А ещё родные братья Иван да Андрей. Причём если Иван шёл с повышением из простого ратника государева полка до головы, то у Андрея получалось своего рода понижение из самостоятельного воеводы до подчинённого. Но так часто бывало в походах, так что возмущаться не приходилось. Тем более что главой стал ни кто иной, а старший брательник. Тут вон Ивану больше впору возмутиться тем, что меньшой брат выше стал. Он простой голова в большом полку, а младший - воевода судовой части рати. Однако, формально ничего нарушено не было. Старший брат под младшим не ходит, ибо большим полком самый старший командовал, а Андрей по большому счёту никакого отношения к данному полку не имел. Но всё одно тем же вечерком за бутылочкой лёгкой медовухи, братья обсудили сложившуюся коллизию и изрядно поломали голову над вопросом, а зачем кому-то понадобилось так тасовать назначения. Кому и зачем мог понадобиться возможный местнический спор среди них? Причём Андрей был больше чем уверен, что целили именно в него. При всём уважении, остальные Барбашины сидели, покамест, в тени и мало кому были интересны. А вот он, похоже, успел отдавить уже не одну чужую мозоль. И это отнюдь не радовало. Влезать в придворные интриги дело хлопотное, тут ведь и головы лишиться можно.
Отвлечься от грустных мыслей как всегда помогло дело. Барбашинской рати предстояло совершить многовёрстный марш до самой дальней границы полоцкой земли, там, где она граничила с Браславским поветом и Ливонским орденом и восстановить разрушенные ещё в 1515 году русской ратью принадлежавшие князьям Масальским Друю и Друйский замок. О нём вспомнили в последний момент и все великокняжеские советники сошлись, что одной Дриссы для угрозы Браславлю будет маловато, а вот совместно с Друей это уже другой разговор.
В общем, двинулись в путь разом и землёй и водой. Речную флотилию сформировали из кораблей, что конфисковали в Витебске и Полоцке. На судах везли крепостного розмысла и посоху, которым и предстояло вести основные земляные работы.
Однако сразу пройти к нужному месту не удалось. Едва отошли от Полоцка, как их перехватила идущая на выручку своим городам литовская рать. Точнее, перехватили слухи о появлении врага, что заставило немногочисленную барбашинскую рать возвратиться в Полоцк и за стенами пережидать вражескую осаду, усилив собой и без того крепкий гарнизон.
Что ж, недолго ждали полочане освобождения, вон оно, встало лагерем в двух верстах от города. Только с городских заборол хорошо видно, что армия сия ну отнюдь не сильна числом: на взгляд всего-то тысяч двадцать, если не меньше, да и то по преимуществу конница. И, что важнее всего, практически без артиллерии, а та, что имелась, была явно маловата для настоящей осады. Как всегда, супротивник не осилил мобилизацию. От того и попытался взять город изгоном, вот только в отличие от русской попытки, их не удалась: стража хорошо помнила, каким образом им самим достался город и чужих ошибок совершать не собиралась. Лишние проволочки у ворот, конечно, нервировали горожан, но мало влияли на службу. Да и кому было волноваться: львиную долю старых горожан давно уже отправили многовёрстными обозами в центральные и восточные части Руси, а намеченные на их смену жильцы ещё не прибыли и от того Полоцк представлял из себя заброшенный город с кучей пустых дворов. Чем Андрей не преминул воспользоваться, подыскивая хорошее место под двор для своей торговой компании, себя любимого и пару мест под гостиницы. Олексин двор оставался за ним и, скорее всего, парню предстояло стать главой полоцкого отделения.
Ну а пока Андрей, воспользовавшись оказией, решал свои проблемы, великий гетман Острожский, окружённый магнатами и многочисленной свитой, гарцевал на белоснежном жеребце, молчаливо разглядывая ощетинившиеся стены. Судя по всему, Полоцк и вправду не сильно сопротивлялся: лишь в Заполотском посаде золотились ещё не потемневшие от времени заплатки в стенах. Остальные сооружения стояли нетронутые.
Глядя на них, князь испытывал острое чувство дежа-вю. Точно так же, но четыре года назад на него смотрели стены Смоленска. Чем кончилось то дело, вспоминать воеводе не хотелось. Правда, тогда у него было меньше воинов, но вот осадной артиллерии ни тогда, ни сейчас не было совсем.
"Боже, за что ты ополчился на литвинов?" - в который раз обращался он к небесам, но те безмолвствовали. Собравшаяся с таким трудом армия спешно (ну, по своим представлениям) вышла на помощь Витебску, но на полдороге их настигла весть, что город не дождался помощи и пал в руки московита. Весть вызвала шок и закономерный вопрос: что теперь делать? Собрав совет, решили, что к Витебску теперь идти нет смысла, и стоит попытаться отбить ближайший к войску город, которым был Полоцк, так как кроме гарнизона в нём других подразделений по докладам лазутчиков не было. И вот они тут, стоят на раскисшей от долгих дождей земле, на десятки вёрст разграбленной чужаками, и мрачно взирают на тревожно замерший город. Шансов у войска практически не было, это понимали многие: для штурма не хватало артиллерии, а для осады продовольствия. Но и отступать без попытки тоже было не в их правилах. Возможно, один мощный натиск решит всё. Да, крови прольётся немеряно, но бескровно город не взять точно. Так что пусть вся имеющаяся артиллерия начнёт обстрел, а армия готовится к атаке.
Следующие дни были больше похоже на трагикомедию. Продолжая обстреливать город, литвины предложили русским выйти за стены и сразиться, как подобает рыцарям. Иван Хабар-Симский, получив подобное предложение, даже онемел от подобной то ли наглости, то ли глупости. Ответ его был прост и лаконичен: можешь - атакуй, не можешь - вали на все четыре стороны, а чушь не предлагай. С обеих сторон на одном и том же языке неслись непечатные выражения и сексуальные фантазии о том, что сотворят победители с побеждёнными. Слушая порой довольно интересные конструкции, Андрей с сожаленьем понимал, что времена междоусобиц, начавшиеся в далёком девятом веке, вовсе не кончились. И борьба Руси и Литвы это их логическое продолжение, когда вся мелочь была съедена и остались только два мощных претендента, пережившие века и доказавшие тем самым, что их пути были самыми правильными. Ведь проигравший изначально шёл неверной дорогой, потому и сгинул в пучине времён. Да, говорить про их судьбу можно разное, но факт остаётся фактом - погибает тот, кто меньше приспособлен к меняющимся реалиям. А теперь оставшиеся двое схлестнулись между собой, решая, чья концепция развития самая правильная и кто из них настоящий наследник Руси и трона равноапостольного князя Владимира. Той, Золотой Руси, от которой и ныне так мало осталось, а многое забылось, или пылиться в подвалах дворцов и монастырей, уничтожаемое временем. Лишь крохи от той поры достанутся историкам, справедливо сетующих на скудность информации. Потому как сцепившимся в смертельной схватке было не до прошлого.
Наконец, уязвлённые в лучших своих чувствах литвины решились на штурм.
Построившись в несколько колонн, наёмники и спешенные шляхтичи двинулись к стене. Передние ряды прикрывались ростовыми щитами, остальные несли лестницы и тараны. Несколько сотен всадников гарцевали поодаль, ожидая открытия ворот. Вся немногочисленная артиллерия палила по стенам, раня и убивая защитников в надежде, что те спрячутся от огня и позволят штурмующим беспрепятственно пройти до самой стены.
Но и защитники стен понимали чужие желания. В ответ в атакующих полетели стрелы и ядра. Понятно, что дальше полукилометра ни о каком прицеливании из пушки речи быть не могло, но по скученной массе пехоты можно было особо и не целиться: скачущее по земле ядро обязательно кого-нибудь да зацепит.
Понеся первые потери, литвины лишь ускорили шаг. Им оставалось пройти каких-то сто - сто пятьдесят шагов, когда полоцкие пушки пальнули картечью. Разогнанные до большой скорости куски железного дроба и камни выкосили в рядах атакующих целые просеки, но не смогли сбить их настроя. Шагов за двадцать до стены литвины рассыпались на отряды и в десятках мест вверх взлетели лестницы, по которым, даже не дожидаясь их прислонения, поползли самые нетерпеливые. Со стен на них посыпались камни, бревна и полилась кипящая вода или смола (это кому как повезёт). А вообще лезть под огнём по лестнице, приставленной к стене и ожидая, что вот-вот защитники её столкнут удовольствие то ещё. Чем выше ты поднимешься, тем меньше шансов уцелеть при полёте к матушке-земле. Там ведь не только твой вес зачтётся, но и вес доспеха, который и без того не маленький.
Однако люди остервенело лезли, словно позабыв про страх смерти. Казалось, ничто не сможет остановить их порыв, вот первые удальцы достигли вершин и на стенах разгорелись рукопашные схватки, но, как ни странно это прозвучит, это была уже агония. Большинство лестниц к тому времени уже было сброшено вниз, и очаг прорыва давно был локализован. Попытка поднять новые лестницы окончилась лишь гибелью десятков новых воинов. А потом сверху полетели и те "счастливцы", что смогли дойти до конца, а следом упали и последние уцелевшие лестницы, с которых горохом посыпались взбиравшиеся воины. Штурм захлебнулся кровью, так и не принеся желаемого успеха.
Вечером в шатре Острожского царило мрачное настроение. Отбить город не удалось и теперь всё яснее становилось, что торговый путь из Литовского княжества в Европу через Ригу оказался под властью московского князя. А это был сильный удар по казне княжества. Но и поделать он ничего не мог. Не было сил, а главное, средств, чтобы проломить стены. Да ещё этот дождь, вновь полившийся с небес. В такое время не воевать надо, а сидеть и греться в походных шатрах, а ещё лучше в собственном доме. Это московитам хорошо - они под крышами в тепле и достатке, а храбрые воины литвинов ныне или мокнут в дозоре или мёрзнут в промокших палатках, кашляя от дыма, что давали вместо тепла мокрые дрова.
Из всех знатных панов-рады лишь Юрий Геркулес был настроен решительно, требуя ни смотря, ни на что садиться в осаду и ждать подвоза осадной артиллерии. А коли подойдёт на выручку московский князь с войском, то дать ему бой. Однако слишком многие возражали Радзивиллу, резонно намекая на предстоящую осень и бескормицу. Местность разорена ещё московитами, а своих кормов осталось всего ничего. А от лазутчиков и немногочисленных перебежчиков известно, что московиты завезли в город изрядный съестной припас. Да ещё перед самой осадой гарнизон усилился подошедшей ратью тоже не с пустыми тороками прибывшей. Так что самым лучшим выходом многие находили отступление и созыв сейма, на котором следует объявить Посполитое рушение и наказание тем, кто попытается увильнуть от службы. Заодно собрать всю артиллерию в одном месте и подкопить порохового зелья да съестного побольше. И уже по весне всей силой разом навалится и отбить захваченные города, взяв их либо штурмом, либо измором.
А ныне лучше отойти под Вильно, ведь гонцы один за другим несут весть о появившихся чуть ли не под стенами столицы московитских отрядах. А ну как это не загонные сотни, а московский князь двинулся из-под Витебска всею силою. Хороши же мы будем, ожидая его под Полоцком потерять ещё и Вильно. Тогда уж точно либо под унию, либо на поклон в Москву, мира просить. А ни тот ни другой вариант магнатам не нравился.
Так и спорили, долго спорили, до хрипоты, до хватания за рукояти кинжалов, но пришли таки к общему мнению, да и письмо от господаря, в котором тот велел защищать Вильно всеми силами и в прямое сражение с московитом не вступать, сделало своё дело. Спустя неделю после неудавшегося штурма литовское войско снялось и, не солоно хлебавши, отступило от Полоцка.
А ещё спустя седьмицу, убедившись, что никаких хитростей враг не готовил, рать Михаила Барбашина продолжила свой путь. Времени, чтобы поставить крепостицу, оставалось мало, а потому шли спешно и достигли нужного места быстрее, чем планировали. Заодно получилось, что свалились как снег на голову тем, кто после погрома решил вернуться на пепелище и постараться восстановить былое жильё. Полон был, конечно, не ахти какой большой, но лишними рабочие руки точно не будут.
Селение Друя возникло на левом берегу Западной Двины при впадении в неё реки Друйки как удобная пристань на крупном торговом пути. Холмистый рельеф, извилистая пойма Друйки, широкая и полноводная Западная Двина с зелёными массивами берегов. Красота этого места завораживала взгляд.
Друйский же замок являлся одним из важных оборонительных пунктов Придвинья. Он охранял не только двинской речной путь, но и пути-дороги в Браславщину, являясь одним из четырёх замков, что имелись на данный момент в Браславском повете, хотя Друя управлялась пока что из Полоцка и до реформ Сигизмунда II было ещё полстолетия.
С 1490 года владели замком князья Масальские, которым добрый король Александр со временем даровал и право на свободную торговлю по Двине. Правда, после погрома 1515 года замок лежал в руинах, но сомневаться в том, что хозяева его скоро восстановят, не приходилось. Оттого и спешила барбашинская рать занять выгодное место, пока хозяева не опомнились.
Крепостной розмысл внимательно пригляделся к окрестностям. Конечно, так и подмывало построить крепость на острове, но, сложив только ему понятные плюсы и минусы, он решил, что мастера литвины были правы и крепость стоит строить на берегу, правда, в одном он был не уверен: строить там, где стоял замок Масальских или на другом берегу Друйки. К сожалению, таких подробностей Андрей не знал, и подсказать розмыслу как будет лучше, не мог.
В конце концов, посовещавшись со всеми начальными людьми, Михаил принял решение строить там, где строили литвины. И работа закипела.
Посошные мужики и полоняне валили лес, очищали брёвна от коры и сучков, часть деревьев распускали на доски, которые кромили тут же, на берегу, рыли ров и ямы под фундамент. Ратные же несли дозорную службу, совершали дерзкие набеги на литвинов сами или рубились с отрядами, посланными из Браславля, гарнизон которого, к счастью, был малочисленнен и ничего серьёзного, кроме тех же набегов, предложить не мог.
Глядя на всё это, Андрей был восхищён: всё же умели работать предки. За каких-то три месяца на пустом месте возникла мощная крепость. Несмотря на то, что она была древесно-земляная, она была очень прочная, возведенная в виде деревянных срубов, заполненных глиной. Наружные стены также были обложены глиной. Расположили крепость на высоком месте, да ещё и подсыпали вал землёй извлекаемой из будущего рва. Она имела восемь башен, из них две воротные. Угловая башня северной стены имела въездные ворота, из которых дорога разбегалась к берегу Двины и по мосту через Друйку в посад. Вторые ворота находились на южной стороне. Отсюда дорога уходила на литовский Браславль.
Когда работы были почти закончены, в устье Друйки соорудили плотину, которая подняла уровень воды настолько, что это позволило заполнить глубокие рвы, выкопанные вокруг крепости. Склоны рвов были уложены бревнами, которые от воды покрылись водорослями и стали скользкими. Северо-западная сторона крепости была защищена уже самой Друйкой.
На вооружение новой крепости по Двине из Полоцка доставили пушки, достаточное количество боеприпасов и продовольствия, что позволяло ей выдержать длительную осаду. Расположенная на границе сразу трёх государств - Руси, Литвы и Ливонии - этот форпост грозился стать изрядной занозой для двух последних и надёжной защитой для торговых караванов, что пойдут из Руси в Ригу.
Кстати, кроме самой крепости строители соорудили и пристань на двинском берегу. И первым, кто её опробовал, был Олекса, как раз возвращавшийся из Риги.
Правда, когда он появился, крепость ещё не была достроена, но так одно её появление вызвало у парня лёгкую оторопь. Считай, года три тут никто так не строился. Когда же от берега в его сторону рванули легкие лодочки, заполненные вооружённым народом, Олекса велел бросать якоря, понимая, что с трудом выгребающие против течения струги от преследователей всё одно не уйдут.
Но, слава господу, всё быстро разъяснилось, и таким образом он стал первым торговцем, опробовавшем в деле новое пристанище.
Вечером, попивая медок, распаренный до красна в бане Олекса доложил князю о своих рижских делах. Как Андрей и надеялся, товары, оплаченные погибшим Митковичем, были со спокойной душой отданы его приказчику, который до того уже не раз вёл дела с рижскими купцами. Афёра принесла в княжеский карман неплохую сумму, что разом подняло его настроение. В свою очередь он, не откладывая в долгий ящик, предложил Олексе возглавить вновь образуемое отделение компании и описал всю недвижимость, что удалось для него приобрести практически по бросовым ценам. Олекса, за последние годы буквально сжившийся с Полоцком, был сражён наповал: князь, и так поднявший его из самых низов, словно прочёл его тайные желания и сам предложил то, чего он хотел и на что не смел и надеяться.
Разумеется, он согласился, лишь попросив отпустить его в Бережичи. На вопрос что он там забыл, ответил просто - жениться, если, конечно, не отдали ещё зазнобу замуж за эти годы.
Услыхав ответ, Андрей поперхнулся напитком. Вот чумная голова. А сказать не мог? Присмотрели б за девой да тот же Годим и присмотрел. В общем, доставишь груз в Полоцк и двигай. А коль срастётся всё, то без него свадьбы не играть. Так и быть, побудет у тебя князь посажённым отцом.
Довольный Олекса убыл на следующий день, а Андрей ещё месяц нёс службу, покуда из Разрядной избы не прилетел государем подписанный указ. Воеводой в Друйской крепости оставался князь Михаил Барбашин и с ним две сотни воинов. Остальные могли следовать домой, на хозяйство.
Глядя на довольного старшого, Андрей усмехнулся: нет, не зря он к брату своего знахаря отправлял. Какого знахаря? Да того, что попался ему однажды по пути в камскую вотчину. Молодой парень спасался от смерти, что грозила ему в родной деревеньке. Старушка мать его была ведуньей, помогала людям с болезнями бороться, но не ворожбой, а травками да припарками. Не имея дочери и заметив, что единственному сынку лекарское дело даётся, принялась обучать его своим хитростям. А потом вышла у них размолвка с сельским попом. Что там да как Андрей сильно не углублялся, зато для двух лекарей выяснилось, что, как говорится, против силы не попрёшь. Мать слегла и как-то быстро сгорела в лихоманке, а сам Мишук, после того, как деревенские славно отходили его ногами, подался в бега, проклиная глупых людей, которым сколь ни делай добра, а они всё одно полны злости.
Когда они повстречались, парень исхудал до костей, и жизнь его буквально висела на волоске. А вот Андрей подумал, что видать сам господь посылает ему того, кто займётся медициной под его чутким руководством. Нет, люди будущего, конечно, многое знают о травах, той же ромашке, чистотелу, зверобое или подорожнику. Но местный знахарь знает куда больше. И раз его отвары работают, то знает правильно. А то, что не знает он, но помнит попаданец, всегда можно добавить в копилку общих знаний. А потом собрать всё это и сделать один общий медицинский справочник. Бухтение о том, что умения эти родовая тайна были отвергнуты с налёта. А последующие беседы позволили со временем изменить мнение парня на многие вопросы. В общем, лёд тронулся, хоть и медленно. Андрей вывалил всё, что вспомнил про травки (спасибо покойной бабушке) и оставил Мишку переваривать услышанное. Ну, тот и переварил как смог.
Вот именно этого знахаря под видом личного лекаря и отправил он к брату, который в последнее время стал сильно сдавать. Конечно, Мишук не чудотворец, но прописанные им отвары сделали своё дело. И то, подумаешь, дело к полтиннику подходит. Что теперь, помирать что ли? Хватит и Владимира, что едва сорокалетие разменять успел. Эх, ему б настойку одну сварганить, для общеукрепляющего воздействия, только где ж цветок нужный взять. В прошлую бытность проблем больших не было - прямо на даче выращивал, заказав семена по интернету. Но тут-то интернета не было, заказать семена было неоткуда, а само растение, сколько Андрей не вглядывался, найти не мог. Видимо не росло оно на Руси. Хоть в Китай за ним экспедицию снаряжай, да и то не факт, что китайцы про него уже знают. Да и не факт опять же, что китайский он. Ведь ничего про его историю не помнит. Но эффект от снадобий на его основе был впечатляющим.
А, ладно, чего гадать. Попадётся - прихватим обязательно, а пока что и так получается неплохо. Настолько, что Мишка (который брат, конечно) задумал жениться повторно. Андрей, узнав об этих хотелках, только поржал втихую, но саму идею поддержал. Не дело что от брата одни дочки останутся. Не след фамилии вымирать. А так, глядишь, и сынка под старость заделает. Будет, кому чин и вотчины оставить. Да и на деле вон как сказалось. Последний-то раз братец самостоятельно давненько воеводой был. Ещё при прошлом государе судовой ратью при походе на Казань командовал. А с тех пор всё в государевом полку и прозябал. Вот что менять надо было изначально, а он, как истинный попаданец, сразу на историю замахнулся. Зато теперь, ох, чую, ещё сверкнут Барбашины-Шуйские!
Ныне же оставим братца воеводой, а сами поспешим в Бережичи. Давненько там не бывал, пора и показать, кто истинный владелец вотчины.
******
О том, что сестра засиделась в девках, Яким начал волноваться ещё в прошлом году, едва Василисе шестнадцать стукнуло. Нет, женихи-то были, как без того. Только не выдавать же её за первого встречного. Хотелось-то пристроить в семью с достатком, да вольную, а в Бережичах, почитай одни холопы и жили.
С той поры, как заключил Яким ряд с князем, жизнь его пошла по восходящей. С новыми способами хозяйствования поначалу мало что получалось, но в последние годы он, вроде, приноровился к ним, хватка появилась, и понял он, чего для работы надобно было. Вот только главного, навозу, так и не хватало. Хоть коровёнка их, полетовав в стаде и принесла приплод, но и с двух коров и конька всё одно на поля недоставало. Однако, выполняя все наказы, стал он замечать, что с годами поля начали приносить хлеба больше, чем раньше было. Конечно, до тех урожаев, как на перелоге, было ещё расти и расти, но, не смотря на частые недороды, жевать одну лебеду они стали куда меньше. А чаще своего зерна стало до нового урожая хватать.
Тут, правда, выявилось, что заготовка семян того же клевера или донника очень трудозатратна. Даже без отбора лучших семян. Но приноровился, да и жена с сестрой тут вполне себе помощницы.
В общем, жизнь наладилась. Да ещё жена сразу двойню принесла. Ныне вон ползают малютки: одного Агафоном крестили, другого Феоктистом. Сыновья! Через пяток лет в помощники выйдут.
Да, а вот сестре всё никак пару не сыскать. Может и вправду в дальних деревнях посмотреть. А то ведь сдурит девка, так и позору не оберёшься.
Но вот по осени появился в деревне Олекса, где-то пропадавший последние четыре года. Парень явно заматерел, а разодет был - не каждый окрестный дворянин так оденется. Явно приподнялся на княжеской службе. Но не зазнался. При встрече обрадованно стиснул в объятиях, расспросил как жизнь, как семья поживает, мать, сестра, жена. Поздравил с первенцами, пообещав в иной раз с подарком для малюток прийти. И верно, зашёл, как обещался. Посидели они за столом, повспоминали былое, а потом, как ушат на голову, вывалил Олекса новость, что желает сватов заслать к Василисе. Уж огорошил, так огорошил. И ведь всем жених хорош: молод, пригож, статен и богат. А что увезёт с собой, так то известное дело бабье: за мужем ехать. Не долго думал Яким, махнул рукой, соглашаясь.
Но лишь вечером "обрадовал" сестру известием. Ух, как та зыркнула. А то Яким не знает, что ей Миколка-холоп приглянулся. Вот только не холопу о вольной мечтать. Переживёт сестра разлуку, а там, глядишь, стерпится - слюбится. Он ведь не только брат, он ещё и глава семьи и должен заботиться обо всех. В ихнем-то уголке лучшей пары для сестры и не сыщешь.
А потом было сватовство, а как князь из похода вернулся, и свадебка.
Сидя на почётном месте, Андрей уловил момент и вполголоса бросил счастливому жениху:
- А я думал, ты на купчихе какой женишься.
- Прости, княже, но и ты не на княгине-боярыне женился, - усмехнулся в ответ Олекса. - Я её ещё тогда, девчонкой босоногой приметил. Знаю, что не люб ей пока, но не отдам её никому.
Князь хлопнул послужильца по спине:
- Ох и намаешься. Ну да твоё дело. Главное помни: тут силком да наскоком дел не справишь. А, да ну тебя к лешему, мы на свадьбе или где? Наливай, давай, гулять так гулять.
О чём думала сама невеста, знали только она да, возможно, её мать, Млада. На дворе стоял шестнадцатый век, и спрашивать желания у женщин, было мало принято в обществе. Считалось, что старшие лучше понимают, что нужно им для счастья. Недаром и до 21 века доживёт поговорка "стерпится-слюбится". Мудрость веков, однако.
Знатно погуляв на свадьбе и навтыкав всем и вся, чтоб не забывали, кто тут хозяин, Андрей поспешил в Княжгородок где его ждала разродившаяся первенцем жена и куча дел. Если он собирался поменять что-то в распределении сил на Балтике, то следующий год обещал стать очень богатым на события. А у него ещё столько недоделано, что иной раз руки опускались, как представлял, что ещё нужно совершить....