Мальчики умирают рано, потому что не плачут. А девочки тихонько смеются над ними.
Остаток вечера прошел в напряженном молчании. После происшествия все как-то быстро разъехались. Павел с Петром хотели остаться, но Полина уговорила их уехать сейчас.
- давайте вы лучше через пару дней подъедете, все равно вам придется - нам нужно немного сменить гардероб. Не ехать же нам в больничной одежде.
- ты все еще уверена по поводу поездки? - тревожно спросил Павел.
- теперь еще больше, чем раньше. Посмотри на нее. Ей нельзя здесь находиться пока. Ее нужно выдернуть из всей этой каши, пока ее мозг не взорвался...
Полина и Павел смотрели на Марину. Она сидела рядом с Петром, положив голову ему на плечо, руки на коленях, на лице ничего не выражающая улыбка. И из-за закрытых век по щекам катятся слезы. Петр пытается гладить жену по волосам, целует в затылок. Но от этого улыбка на миг превращается в крик за закрытыми губами, и мужчина кладет руки себе на колени. Так и сидели они рядом - два скорбных мешочка, наполненных пыльными застаревшими обидами.
- мда... Только бы ты осталась в своем уме. А то вернешься в Мэри-Энином...- Павел пытался пошутить, немного развеять Полину. Она грустно улыбнулась, поцеловала его в нос.
- спасибо, милый. Останусь, не волнуйся. У твоей Поли уже иммунитет против чужих потрясений. Теперь бери-ка Петра под мышки, и езжайте.
- если не надорвусь...
Мужчины уехали. Марина так и сидела на кровати, с закрытыми глазами и улыбалась. Полина села напротив, налила себе вина. Ей было мало понятно, что сейчас делать. Подойти обнять? Нет, трогать ее сейчас не надо, это точно. Попытаться разговорить? Ясно, что бесполезно. Отвести в комнату? Кажется, этого тоже не стоит сейчас делать, еще натворит каких-нибудь глупостей. Полина вспомнила утреннюю сцену с пластырем и вязанием. В голову полезли разные мысли о суицидальных наклонностях девушки, и о страсти к причинению себе боли у суицидников. Видимо, лучший вариант сейчас - налить им обеим рома, сесть, почитать, а Марина пусть сидит, плачет. Должен же наступить момент, когда ей надоест сидеть вот так.
Но у Марины были другие планы. Она собиралась сидеть так до тех пор, пока из ее памяти не уйдет Женин взгляд. Этот взгляд после того, как Люда очнулась и пошутила. Все вздохнули с облегчением, а он посмотрел так, что стало ясно, что теперь они просто люди со схожим ДНК, что они теперь не обязаны друг другу ничего. Он теперь будет говорить с ней только по делу и только когда другого выхода не будет. Не потому, что он ее ненавидит, а потому, что в один момент с треском разорвалось, с грохотом рухнуло все, что их связывало, все, что делало их самыми родными на земле людьми. Потому, что Марина чуть не сломала с особым цинизмом его самую любимую игрушку, которая существует в единственном экземпляре на этом свете. Потому, что она надеялась, что эта кукла сломается, взорвется и разлетится на мелкие кусочки. Но она не взорвалась. Просто упала в обморок. Как кисейная барышня - рухнула от вида маленькой, безобидной ящерки. И зачем ему такая фифа? Вот этого неприятия он не и не смог простить. Принять. Ему стало понятно, что Марина не станет мириться с такой вопиющей несправедливостью и несоответствием. И как настоящий эгоист взял и обиделся. Марине очень хотелось думать, что так и есть. Потому что человек, который обиделся, рано или поздно забывает, отходит. А этот взгляд говорил о разочаровании и конце терпения. Он говорил: "Все, ты меня достала, и я так в тебе разочарован, что надеюсь, ты поймешь, если я не захочу тебя видеть." И это был конец концов. Такой конец, когда за гранью не видно больше даже пустоты. Ничего больше нет. И Марина так хотела сидеть так до скончания веков, до тех пор, пока все и все не рассыплются на пыль. Или она будет так сидеть, перестанет есть, пить, жить. И тогда Жене станет ясно, что это не было попыткой отобрать дорогое, но всего лишь безобидное испытание. Которое Людмила не прошла. Марина считала слезы. Она загадала, что когда дойдет до тысячи и Полина ничего не скажет и не сделает, Марина обворует сегодня аптечку. И надо найти лезвие. Очень. Очень-очень надо... Девушка вспомнила, как расходится плоть от острого лезвия. Жар по краям ранки. Ее едва заметно передернуло. Вытекло сразу четыре слезы. Ей снова стало очевидно, насколько она несчастна. Уже вытекло 87 слез. Еще 913 слез и нужно будет принимать решение.
- Марин... возьми немного рома с сиропом. Он тебя немного расслабит. - почти шепотом проговорила Полина.
Марина открыла глаза, увидела перед собой синюю ткань Полининого платья. Руку с перстнем, держащую стакан с напитком. Терпкий запах ее духов. Посмотрела Полине в лицо. Девушка смотрела на нее спокойно, без презрения, без превосходства, без любопытства. Просто взгляд, просто предложение. Жаль. Значит, яда не будет.
Полина в свою очередь ожидала увидеть отражение мировой скорби в заплаканных глазах Марины. Или ненависти. Но девушка просто была грустна, воспаленные глаза, опухшие веки, красные от слез щеки. Словно кошелек потеряла.
- спасибо, Полина.
Полина отошла обратно к столу. Взяла книгу, начала читать. Марина смотрела на нее некоторое время.
- Полина. А сколько времени делают визы?
- около пяти дней. Завтра приедет Павел за нашими паспортами. Петр сегодня отдаст ему необходимые бумаги, и Павел все сделает. - ответила Полина, не отрывая взгляда от книги.
- это наверное стоит денег?
- об этом я прошу тебя не беспокоиться. Ты же лично платить не будешь.
Обе помолчали. Полина пыталась читать. Марина рассматривала свои колени.
- Поля... поставь, пожалуйста, что-нибудь...
Полина вскинула брови. Поля. Ничего себе девушка печалится. На этот раз, видимо, речь шла о страдании таки.
- ты имеешь в виду что? Музыку?
- да. Пожалуйста. Я когда-то слышала у тебя какую-то группу из русских девушек.
- наверное, Колибри?
- не знаю... может быть.
- да, хорошо, сейчас, - Полина была не вполне уверена, что эта музыка спасет Марину от океана размышлений и слез, но ничего другого она сама все равно придумать не смогла бы.
Полина встала, нашла диск. Заиграла музыка. Комната стала заполняться призраками из песен. Полетели птицы. Зашумело море. Из волн выпрыгивали рыбы и ловили ртом падающие звезды. Над горизонтом стояли прекрасные исполинши в барочных платьях, их волосы развевал ветер, они пели, волны разбивались о эти голоса, и ветер приносил капли на лицо Марине. Капли омывали ее уставшие глаза. И все, что видели эти несчастные глаза, превращалось в легкий туман, который можно было брать руками и есть словно сахарную вату. Или сплести нить и вязать крылья, которые унесут далеко-далеко. Марина не слушала о чем поют эти женщины-птицы, ей было все равно не понять их могучего наречия. В первый раз за день она почувствовала себя уютно и спокойно. Словно из слов и мелодий исполинши сделали люльку, положили туда Марину, подвесили к небу и раскачивали своим дыханием. Марина слушала музыку, пила коктейль из рома и гранатового сиропа, покачивалась в такт мелодиям.
Полина уловила настроение Марины. Выключила свет, зажгла свечи и открыла балкон. Села на пол напротив Марины. Ей даже стало казаться, что она знает, что сейчас видит Марина. Она почувствовала соленый влажный запах, шуршание перьев. Полина накрыла босые ноги Марины своей шалью, легла на пол, закурила.
Девушки до рассвета слушали песни далеких гигантш. Под утро они стали рыбами, и перебрасывались друг с другом солнечными зайчиками.