За стеной толстая соседка, похожая на ведьму, репетирует. Играет на арфе. Сегодня у нее, видимо, концерт. Она перебирает струны и иногда ходит за водой. Я слышу ее тяжелую поступь, потом слышу шум открытого крана и звук разбивающейся о стакан воды. Потом снова поступь и глотки. Потом снова перебор струн. Я подсаживаюсь ближе к окну, чтобы услышать, как она дотрагивается до нервов арфы. Но мелодия опережает касание, и на меня снова падает россыпь нот.
А надо мной молодая пара снова кричит и дерется. Они оба выпили, и теперь выясняют, кто кому изменял, и не верят друг другу. Я слышу удары о пол, просьбы перестать, вопросы о количестве и личности. Я пытаюсь бросить подушку в потолок, чтобы она как-нибудь там зацепилась за цепкие пальцы ненависти, просочившейся сверху. Но ненависть пьяная, и подушка падает на пол.
Мне остается только подсесть еще ближе к окну, чтобы быть больше снаружи, чем внутри, чтобы пригоршня нот не улетела из-за сквозняка ругани, но все-таки смогла осесть росой на моем невольном подслушивании.
Поэтому я уже сижу на подоконнике, и вся верхняя половина моего тела становится прозрачной сеткой, в которой могут запутаться тонкие звуки, мелодия арфы, принесенные ветром хохотки листьев и потягивания дворовых кошек.
И чтобы не забыться, и не упасть, я пощипываю кактус, оставленный на память девушкой из не моей действительности.
Сетка моего слуха заполняется нужными мне звуками.
Теперь я могу оставить в покое кактус, и отпустить себя плыть медузой по солнечным волнам ко дну моей памяти.
Там я высыплю звуки из сетки на трупики воспоминаний, еще немного покачаюсь, прозрачными щупальцами накрою звуками все лишнее.
Я хочу снова так же долго не вспоминать о звуке твоих имен.