Еще одна нелепая весна,
Еще один несбывшийся поход,
И на душе неясная вина,
как мартовский неверный, ломкий лед.
найдено на схеме пещеры Славка, 1979 г.
Автор неизвестен.
Странная в этом году случилась весна. Вчера еще лежал нглубокий снег и температура воздуха была минус десять, а сегодня - плюс шесть. Такие причуды погоды для нас утомительны. Вход в пещеру развезло. Рабочие группы вымокают и перемазываются глиной как при спуске в пещеру, так и при подъеме из неё. Чистить и сушить одежду сложно, а многим просто лень. Бросают грязные комбинезоны где попало. Я с неряхами борюсь, как могу, но результаты мизерные - ребята очень устают. Утренний ритуал выхода на работу несложен. Плотно позавтракав рожкaми с тушенкой и перекурив, парни брезгливо натягивают измазанные глиной до потери формы доспехи, заявляют срок возвращения и уходят работать за "Викторию". Это такой завал, который разобрали месяца два назад и вышли в новую часть пещеры. Жутковатый получился проход. Пробили его в рыхляке. Сверху свисают корни, сочится вода и выглядывают из суглинка углы каких-то камней, которые могут оказаться очень крупными. Ползешь через "Викторию" и кажется, что стены вот-вот сомкнутся. -Где наше счастливое детство? - возмущается Клин. Вместо того, чтобы выгуливать подругу по Крещатику, я прорываю канавы в грязи собственным профилем. Или анфасом?. Иваныч, как правильно? - Я это делаю бюстом, отшучиваюсь от нападок Клина, но самому не до шуток. Еще сутки такой работы и ребята начнут болеть. Но к вечеру подморозило. В низком лазе из зала "Квадратного треугольника"(след юмора первоткрывателей) к выходному колодцу наконец замерзла вечная лужа из разжиженой глины, лестница во входовом колодце высохла, по стенам перестала сочиться талая вода, небо расчистилось, появились звезды и слегка ущербная луна. Выход штурмовиков из пещеры был почти праздничным, поскольку во время работ ребята обсохли, глина обтерлась о стены, и комбинезоны стали похожи сами на себя. Несколько позже опять наползли тучи и пошел снег: редкий, крупный, нежный. К полуночи он покрыл все вокруг белым покрывалом, а к утру ударил мороз. Температура упала до минус двадцати. Влажная солома на дне нашей большой солдатской палатки смерзлась огромным ледяным ежом. На потолке повисли лохматые занавески инея, чехлы спальных мешков слегка оледенели. На улице светает, но у нас в палатке темно. Лишь тонкая полоска света пробивается под пологом около входа и слегка светятся строчками белых точек швы палатки. Пора одеваться. Делаю легкую разминку концами пальцев ног, аутогенно размахиваю руками и приседаю. На настоящую зарядку сегодня энтузиазма не хватит. Собираю все наличное мужество, высовываюсь из спальника до пояса и влажу в телогрейку. Потом появляюсь целиком, вскакиваю в ватные штаны и натягиваю кирзовые сапоги. Снаружи все укрыто белым ковром. Ни единого следа, ни черного пятнышка. Слегка обтираю заспанное лицо снегом, раскапываю канистру с бензином и примусы, заливаю бензин в бачки. Пальцы прилипают к металлу. Первый примус разжег с трудом - в перчатках работать сложно. Со вторым справиться гораздо легче - я его разогрел над первым. С тоской смотрю на третий: он у меня самый капризный. Народ в спальных мешках досматривает последние сны или просто растягивает отдых. Пусть лежат, пока гречка и чай не сварятся. Запасенная с вечера вода замерзла. Устанавливаю котлы на примусах и начинаю поиски гречневой крупы. В это время открывается дверь палатки. По спине и по ногам полоснуло морозным воздухом. Кто-то вошел, а полог за собой не закрыл. Выхолаживает помещение. - Закрой дверь, чучело! - возмущаюсь. Полог зпкрылся и тут до меня доходит, что это кто-то чужой, ведь наши все в спальниках. Чувствую нелепость своей грубости и оборачиваюсь, что бы извиниться. Так. Кажется начинаются приключения. Передо мной стоит невысокая девушка лет восемнадцати в серебристом облегающем комбинезоне, поблескивающем искрами. Приятное простое лицо, длинные до самых пят волосы и очень маленькие, аккуратные босые ножки. Прямо среди смерзшейся соломы.? Стоит и смотрит на меня. Изучающе смотрит, как на редкое насекомое. - Ты откуда, чудное виденье? - пытаюсь выяснить обстановку. Но ответа не получаю. Девушка переводит взгляд с меня на примус и на лице ее мелькает брезгливость. "Действительно, старые, облупленные, чадящие из-за плохого бензина и прогоревших форсунок примуса выглядят предсудительно. Они мне тоже не нравятся. - Думаю с раздражением. - Но во-первых, лучших у нас нет, а во вторых, ее-то какое дело?" И вдруг понимаю, что и я для нее немногим отличаюсь от примуса. Вытираю пот со лба - прошибло как-то сразу, объявляю подъем и объясняю сложившуюся ситуацию. Если все это мне не кажется, то пусть им тоже будет "хорошо". Личный состав штурмового отряда высунулся по пояс из спальных мешков. Шесть пар изумленных глаз обозрели меня и нашу гостью. - Господи, так она же замерзнет! - вскинулась Лидочка, и начался аврал. Откуда-то достали запасные вещи, одели девушку, какую-то обувь подобрали. Девушкаотнеслась к этому с интересом. Не сопротивлялась. Но меховую шапку надеть отказалась категорически. Поела совсем немного, как бы для эксперимента. Чай только попробовала. И ни слова. Только заглядывает в глаза, как будто что-то читает там. Пока девушки обхаживали гостью, я вышел на улицу. Откуда такое чудо прибыло босиком? След четкий, но неглубокий, вел к пещере. Чертовщина какая-то! После завтрака за кружкой чая устраиваем совет. - Ситуация складывается не совсем удачно, - открываю обсуждение проблем, - перспектива к дальнейшим раскопкам вполне определенная, но условия жизни в связи с похолоданиями становятся слишком суровыми. - Я полагаю, что лагерь можно перебросить в пещеру, - перехватывает инициативу Томочка, - там плюс восемь - это уже почти Ташкент. - Мы не готовились к серьезной подземке, рассудительно замечает Клиньев, - но можеи побробовать. - Свечей почти нет,- ворчит хозяйственный Резников. И батареек нехватит. - Можно лампы на солярке соорудить, - это уже Агапит начинает генерировать идеи, - фитили из мешковины подойдут? - А что будем делать с гостьей? - подает голос заботливая Лидочка. - Забросим груз в пдземный лагерь, а потом отведем ее в село,- ответил я. - Кстати, кто знает, как ее зовут? Может, какие метки на одежде есть? - Если это можно назвать одеждой,- замечает Томочка - какой-то очень крепкий и скользкий комбинезон. И ни каких застежек. Как она его одевает? Давайте ее назовем Славкой, в честь нашей пещеры. Ведь хорошо будет? - загорелась Лидочка. - Тебе нравится, Славка? Лида обняла гостью за плечи и заглянула ей в глаза. Там промелькнуло что-то насмешливое и исчезло. Решили перебросить лагерь в зал "Квадратного треугольника". Справимся с этим до обеда, а потом я отведу Славку в ближайшее село и сдам родственникам. Собирались часа полтора, упаковали вещи, продукты и бензин в транспортные мешки, подтащили груз к пещере и спустили во входовой колодец. Всем коллективом растянулись от входа до зала, где планировалась стоянка, и по узкому извилистому проходу стали передавать вещи. На входе работали самые холодоустойчивые, по щелям самые маленькие, а в зале принимал и сортровал вещи я. Гостью оставили наверху. Из подземного лагеря до поверхности ведет всего один путь, который можно пройти на четвереньках, а кое где только ползком. Ход сейчас забит вспотевшими от усердия спелеологами, рюкзаками, спальными и транспортными мешками и т.п. Я принимаю вещи из импровизированного грузопровода, растаскиваю по углам и ожесточенно переругиваюсь по "испорченному телефону" с каждым в отдельности и со всеми разом. Вот показывается канистра с бензином, я принял ее и вдруг. Кто-то протягивает из темноты руку , берет канистру у меня. Оборачиваюсь. Славка! Как она попала сюда? Может есть обходной лаз? Не может быть! Я сам все тщательно обшарил. А по входовой щели она никак не могла проскользнуть. Никак! Ну ладно, потом разберемся. Когда перебросим весь груз и оборудуем базу. А скорее всего и разбираться не будем. Отведу ее в Верхнюю Кривчу, там есть почта, сельсовет и поликлиника, пусть там разбираются. Наконец, все вещи и личный состав группы в зале. Десять минут перекуриваем и начинаем устраиваться. Три человека строят "лежбище", двое - кухню, а мы с Сашей Горленко сооружаем из камней стол и лавки. Лагерь получился не просторный, но уютный. Варим еду, обедаем, и вот ребята готовятся к работе, а мне суждено по морозу через заснеженные поля добираться за семь километров в Кривчу. Как так получилось, что я пошел один? Не знаю. Почему-то мне стало ясно, что вывести Славку из пещеры не удастся, вот я и пошел. Снега на поле выпало много, кое-где надуло большие сугробы, местами снег покрылся настом, и я, проваливаясь где по колено, а где по пояс, потащился, оринтируясь на виднеющиеся на горизонте столбы дороги Борщев - Мельница Подольская, смертельно завидуя тем, кто сейчас в теплом, сухом забое орудовал ломом, кувалдой и таскал мешки с глиной и щебнем. В сельсовете меня встретил приятный полный мужчина, исполняющий все функции от мэра села до уборщицы (в селе свирепствовал грипп). "Мэр" уселся в потрескавшееся от старости, но еще крепкое кресло, выслушал меня, внимательно ощупывая хитрыми глазками, запрятанными в могучих складках плохо выбритого лица, и позвонил в Борщев в районное отделение милиции. - Але! Але! Райотдел? Дежурный? Это верхняя Кривча. У телефона Костенко, - громко, чуть не влазя в трубку орал председатель, - у вас заявлений не поступало о пропавшей дивчине лет восемнадцати, босой и плохо одетой? Не поступало? А что же мне с ней делать? Добре, позвоню в Гермаковку. Полистав потрепанный и засаленный до темн-коричневых тонов телефонный справочник, председатель с третьей попытки докричался до Гермаковки. - Больница? Мне психбольница нужна, а не амбулатория. Подождите, барышня, мне номерок главного врача дайте. Але! Главврач? Николай Петрович, это вас из сельсовета Верхней Кривчи Костенко беспокоит. У вас вчера или сегодня рано утром не убегала дивчина лет восемнадцати? Нет, говорите? А мужик лет тридцати, очень тепло одетый, небритый и измазанный глиной? Не знаю, что ответили из больницы, но председатель сельсовета попросил приезжать поскорее и стал назойливо предлагать мне раздеться и попить чайку. От чая я отказываться не стал, но спросив: "Где туалет?"- выбрался во двор и сразу с крыльца сельсовета свернул через сад к огородам, а там в овраг. За мной никто не гнался. Ну и слава богу. Что знал, сообщил. Координаты свои оставил. Время покажет, кто из нас псих. В конечном счете, не мое это дело разбираться, как она добралась к нам в лагерь - прыгала по деревьям, летела по воздуху или проходила сквозь стены. У меня сейчас вполне конкретная задача - разбирать завал за завалом, чтобы выйти в новую пещеру, а она там есть! Я уверен, что пещера есть - огромная, с просторными залами, разветвленными галереями и сказочным убранством. Работа ладилась, но удачи не было. Мы распечатывали завалы один за другим, двигаясь вдоль едва приметной щели с пещерной тягой. Иногда и щели не было, ветерок тянул сквозь потрескавшуюся глину. Где-то там за одним-другим десятоком метров разрушенной зоны начинается стокилометровый лабиринт. Пещера "дышит", реагируя на изменения температуры и давления наземной атмосферы. Вот мы и пытаемся по едва слышным следам этого дыхания прорваться сквозь завалы к своей мечте. Удачи нет, зато травмы есть. Я повредил руку, Клим мучается желудком, Томка обожглась примусом, а Резников сослепу налетел на кокое-то "чудо природы", побил очки, приобрел шишку и разочаровался в жизни. На пятый день работы получилась неприятность несколько иного рода. На стене в гроте "Колокол" я нашел надпись, выцарапанную ножом,"Киев-1979 год, здесь был Витя." Варварство. Сколько не старайся - объясняй, воспитывай, наказывай - всегда находится недоумок, которму просто необходимо увековечить свое имя именно таким мерзким способом. Витя у нас в группе только один. Еще пару минут назад я разговаривал с ним о смысле жизни. Зверею, нервы и так поизносились, а тут такое безобразие! Бегу в лагерь. Хватаю Сиренко за грудки, брызгаю слюной, кричу какие-то обидные, но справедливые ругательства и тащу с собой в Колокол, чтобы лично потыкать негодяя мордой в непоправимую шкоду. В Колоколе, игнорируя наше бурное появление, на коленях перед искалеченной стеной стоит Славка. Она маленькими нежными ладонями гладит камень, и белая надпись на коричневом фоне постепенно тускнеет и вот наконец исчезла окончательно. Окончив свою работу девушка встала, отряхнула колени и, даже не взглянув в нашу сторону, растаяла в глубине пещеры. Мне стало страшно. А на следующий день ко мне подошла Томочка: - Иваныч, ты знаешь, что Славка подбирает наши окурки и спички по пещере? - И не только это знаю. Но что она со всем этим мусором делает? - Я знаю что. Сегодня видела. Сижу около "Виктории", устала очень. Захотелось немного погрустить одной. Вдруг вижу: идет Славка. Мерцает вся и как буд-то светится. Несет что-то. Вышла на ровное место в центре зала, высыпала из полиэтиленового кулька какие-то бумажки и щепки, смяла кулек и туда же пристроила. Потом наклонилась к мусору и ладони на него положила. Что-то ярко вспыхнуло и через мгновение погасло. Запахло озоном. Когда глаза опять к темноте привыкли, Славки уже куда-то исчезла. Подошла я к месту, где она стояла, а там мусора и след простыл. Только камни светятся очень слабо, а потом и они погасли. - Может ты просто заснула и тебе это приснилось? - Ты так думаешь? Может быть. Лучше бы так оно и было. А вдруг это не сон? - Боже! Как я устал от этой экспедиции. Никаких сил уже нет. Хоть бы она скорее окончилась! Именно тогда, когда за ближайшим камнем наметилось расширение (всего-то может быть один взрыв остался и можно просочиться в более просторные районы) народ "дошел" окончательно. Нервные все стали какие-то, злые... Да и понятно: пять завалов прошли один за другим, а результаты все еще где-то в будущем. Очень на нервы действует. Кроме всего прочего, кончились свечи. На кухне, в столовой и около лежанки еле тлеют самодельные лампы на солярке - копоти от них больше, чем света. Из еды осталась только вермишель, пара банок тушеного мяса, чай и немного сахара. Дежурит Агапит, и поэтому посуда немытой грудой валяется на столе, примусы барахлят, везде мусор, какие-то бумажки, окурки. Хотел выругать Агапита за беспорядок, но ничего не сказал. Всеравно, вряд ли что изменится. _ Агапит засыпал вермишель в кипящую воду, огромным тесаком вспорол банку с тушенкой, забросил мясо в котелок, помешал варево ложкой. Попробовал. Не понравилось. Махнул рукой - съедят! Повернулся к примусу, на котором грелся вчерашний чай, и бедром опрокинул суп прямо под ноги. В грязь! Обернулся к опрокинутому котелку, глубокомысленно почесал затылок, сплюнул в вермишель окурок и замысловато, очень скверно выругался. Все вскочили. Лидочка и Томочка бросились убирать, но - поздно. Решение было принято, и Славка опустила глаза. Все лампы как-то вдруг ярко вспыхнули и погасли. Когда мы разыскали спички и подожгли свитые из веревочных прядей фитильки, Славка исчезла. На том месте, где она сидела, была аккуратно сложена одежда, в которую мы неделю назад одели Славку. Рядом стояли Оксанкины кеды, прикрытые моими носками. Собрались быстро, искали по всей пещере - нет нигде. Потом мы с Лидочкой вышли на поверхность. Никаких следов - снег совершенно чист и свеж. Только вчера выпал. Спускаюсь в зал, где размещалась наша база, и встречаю Клина: - Иваныч, обрушился грот "Колокол" и закрыл проход в дальние районы пещеры. Побежал к колоколу. В этом гроте мы еще вчера могли разместиться все, а сейчас под самый потолок уходит верх опасно шуршащая осыпь из мелкой крошки известняка и гипса. Вернулся в зал квадратного треугольника. И вовремя - земля дрогнула и как-то просела - это рухнула "Виктория". В базовом лагере уже паника. В потолке открылась трещина и оттуда на лежбище хлынул поток жидкой глины в перемешку с камнями, а на полу зала откуда-то показалась вода. Пещера выгоняла нас. . Когда я выбирался из входового колоддца по перекосившейся обледеневшей лестнице, вода поднималась за мной с той же скоростью, а потом затопила воронку, образовав небольшое озеро, с мутной, опасно бурной водой. Мы стояли около озера, мокрые, дрожащие от ужаса и холода зимнего ночного леса, потерявшие все снаряжение и едва спасшие жизнь. Пещера ушла от нас навсегда. Мы называли ее Славкой.