Название: Драконы Солернии. Книга Третья. Огненный Феникс
Автор(-ы): Екатерина Алферов
Ссылка: https://author.today/work/395427
Глава 1
Стыдно признаться, но я захандрил. Я чувствовал себя опустошенным и разбитым.
Мое тело словно налилось свинцом, каждое движение давалось с трудом, будто я двигался сквозь густой кисель. Даже привычные мысли ворочались в голове медленно и неохотно, как усталые путники в конце долгого пути.
Похоже, слишком много факторов совпало вместе и дало негативный эффект: усталость, холод, беготня по подземельям и сверх того - выговор от матроны Маргариты. Я уже упоминал, что по-настоящему хвалили меня редко, но ведь и ругали - почти никогда! Капризы вечно недовольных всем волшебников не в счёт, они всегда найдут к чему придраться.
Вот только матрона Маргарита негодовала и была в своём праве.
Я действительно не проследил за тем, чтобы ди Ландау отметился в ведомости. Его отпустили давать свидетельские показания, зато о Божьем Суде на следующий день договора не было.
Впрочем, яснее ясного было то, что начальница была в бешенстве, что её не поставили в известность, и она не смогла сделать ставки. Бессовестные Фабио, Ливио и Стефано похвастались ей на обеде, что поставили на молодого эксперта и не прогадали. Матрона Маргарита сделала невозмутимое лицо (она тоже владела этим искусством в совершенстве), зато потом в её маленьком кабинете бушевала настоящая буря, обрушивая на наши смиренные головы все громы и молнии, которые только могла произвести маленькая, но очень активная безраздельная владычица Экспертного Отдела.
Ди Ландау стоял, свесив повинную голову, и спал с открытыми глазами. Его изрядно утомил поединок. Зато, когда матрона Маргарита это заметила, мне досталось за двоих.
Мой напарник за свою коротенькую жизнь привык к разносам и претензиям, поэтому не слишком-то впечатлился и быстренько всё выкинул из головы уже к обеду.
А вот мне стало совсем неуютно. Возможно, промокшие насквозь ботинки были всему виной. Признаться честно, ди Ландау подсушил их какой-то своей магией, но меня не оставляло ощущение, что в обуви по-прежнему что-то хлюпает.
И потом... Меня очень сильно задела эта история с семьёй Бьянко. Кто бы мог подумать, что тебя могут заставить повиноваться, совершенно не спрашивая твоего согласия. Причём делать придётся совершенно не то, что ты хочешь. У меня до сих пор в ушах звучало змеиное "убей её"... Как вообще можно повиноваться таким приказам? И как вообще такие приказы можно отдавать?!
Ди Ландау потом объяснил, что в зелье вплетается некий магический компонент, завязанный именно на того, кто тебя опоил, и противостоять ему практически невозможно. То, что маленький Ринальдо всё-таки сумел противиться чужой воле, делало ему не просто честь, это возводило его в ранг древних героев. Для мальчика выступить против зелья было равносильно тому, чтобы переплыть быструю реку рядом с бурным водопадом. Невероятно сложно противостоять могучей массе воды, ледяным бурунам, владычеству стихии, но ведь были же сумасшедшие одиночки, сразившиеся со стихией и вышедшие победителями.
Что помогло ему? Волшебство отца? Любовь к матери? Собственная воля?
Он был словно апельсиновое дерево из их маленького сада. В лютые холода и морозы, в сильнейший снегопад, пусть он сбросил свои листья, но не погиб, не сломался, а на его ветвях осталась золотом сиять квинтэссенция его сущности - его плоды. Маленькое, но удивительно сильное существо.
Я задумался, если бы мне пришлось так яростно сопротивляться, смог бы я? Я всегда делаю то, что мне говорят, сколько себя помню. Быть может, я пусть и зовусь человеком номинально, но, по сути, - раб.
Что я за всю свою жизнь сделал такого, что могло бы уравнять меня в правах с этим маленьким мальчиком, с отважным Ринальдо Бьянко? Что я предпринял такого, чтобы иметь право называться человеком? Или я отношусь к роду человеческому только потому, что у меня одна голова, две руки и две ноги?
Есть ли у меня человеческая душа? А если есть, то где она прячется?
Или она была только у того, кто жил в этом теле раньше, а я несу звание "человека" по инерции?
И в чём выражается моя свобода воли? Ведь я сам не соглашался быть гомункулусом, меня сделали из того, другого человека, который жил в этом теле раньше. Кем он был? Чем он жил... я не знаю, да и, видимо, уже не узнаю никогда.
Я всегда делаю то, что мне говорят владетели ключа и отнюдь не только потому, что вижу в этих действиях целесообразность и пользу... Я просто не знаю, что мне делать ещё...
Если мне прикажут убить кого-нибудь, смогу ли я своей волей восстать против такого приказа? Я не могу пойти против того, у кого ключ, не могу ему солгать или отказать. Кто я буду тогда? Человек или вещь?
Или вот... Если бы я не был гомункулусом, что - тогда? Каково это быть человеком?
Почему маленький Ринальдо может проявлять свою внутреннюю силу, когда это необходимо, а я - не имею права? Все юридические тонкости моего положения - только слова или они на самом деле значат, что я могу пойти против приказа, который мне не нравится?
В общем, несколько дней таких размышлений и одним из ненастных вечеров я почувствовал неодолимое желание остаться хоть ненадолго одному.
Жизнерадостный (ну откуда у него столько энергии?) маг меня только раздражал. После событий в суде он тут же включился в работу, познакомился с очередной девицей (в Архив к патрону Бастиану пришли стажёры) и принялся азартно гавкаться с Луиджи, как с единственным сверстником, соперником и просто классовым врагом (портовый голодранец против мальчика из хорошей столичной семьи).
Кстати, в этот раз начал отнюдь не мой напарник. Луиджи обзавидовался той популярности, которую внезапно обрёл Дарио после единственного поединка, и принялся пакостить.
Ди Ландау благосклонно принимал поздравления с победой на Божьем Суде от коллег и знакомых. Конечно, поединок был закрытым, но новости о боях в Солернии - это почти святое. Сути дела маэстро Бьянко не раскрывалось, зато все бурно обсуждали ставший уже легендарным поединок. Даже от маэстро Фабио маг удостоился похвалы.
- В нашем деле главное - твёрдая вера, - умилённо говорил старый вояка, впрочем, не уточняя о вере в кого конкретно, он упоминал.
Я с чистой совестью оставил моего подопечного одного: после тренировки он собирался погулять даму и угостить её каким-нибудь десертом. Мне прямо сказали, что в дормиторий ди Ландау придёт сам, поэтому после окончания рабочего дня, я облачился в казённый плащ и пошёл бродить по Латане без всякой цели и намерений.
Улицы Латаны были пустынны в этот поздний час. Тусклый свет газовых фонарей отражался в лужах, создавая причудливые тени.
Погода в последнюю неделю не радовала: столицу заливало как из ведра. Снег стаял ещё в первые несколько часов, уровень Арна поднялся на полметра, почти затопив канализацию, и все поняли, что зима кончилась, грядёт весна.
Конечно, не сразу, ещё будут леденящие деньки, ещё будет по ночам ложиться на крыши и мостовые иней, но день стал длиннее, значит, солнце снова возвращается и тепло уже не за горами.
Но пока небо закрывали тяжёлые чёрные тучи, было самое то время для моей хандры.
Быть может, я старею? Или... если я не человек, а вещь - изнашиваюсь? Ведь у всего есть какой-то уровень прочности, быть может, я близко подошёл к своему?
Ноги привели меня к одному из мостов с говорящим названием "Новый". Не такой уж он был и новый, мы с ним были ровесниками. Я ещё помнил, как господин Массимо корпел над расчётами и аналитическими прогнозами перед постройкой этой изящной каменно-чугунной конструкции.
Подумать только, человека уже давным-давно нет, а вещи, которые несут его след, его отпечаток, до сих пор существуют. Хоть время не щадит и их тоже, под стаявшим снегом и лужами было видно, как стёрлись каменные плиты мостовой от тысячи ног, прошедших здесь.
Если бы мост мог говорить, что он бы мне сказал? Ощущает ли он себя старым? Каково это вечно связывать два берега, чтобы сотни людей могли перебраться с одной набережной на другую?
Новый мост возвышался надо мной причудливым сплетением чугунных кружев и каменных арок. Газовые фонари отбрасывали на его поверхность дрожащие тени, превращая металлические узоры в подобие живого, дышащего существа. Холодный ветер с реки пробирал до костей, заставляя плотнее кутаться в плащ.
Я облокотился о резные перила и поглядел вниз, на воду. Арн был мрачен и недоволен, обычные ярко-зелёные летом воды стали тёмно-стальными, в потоках кружились последние льдинки. Река клокотала и грозилась подняться ещё выше, залить набережные и подвалы, но пока канализация справлялась и городу потоп не грозил.
В общем, даже старина Арн разделял моё угрюмое настроение.
В какой-то степени мы с этим мостом похожи. Я тоже своего рода мост между магом и другими, нормальными людьми. Хотя, похоже, я совсем не нужен своему подопечному. Он прекрасно находит общий язык с окружающими и без меня. Он молодец и умница, ни разу не использовал свою Силу на людях, чтобы причинить им вред. Ситуация с семьёй Бьянко тому пример.
Ведь это - самое сложное для мага. У них столько энергии и мощи, что не сводить всё взаимодействие с другими к банальному силовому конфликту, требует от них невероятной выдержки. Мне иногда было интересно, что чувствовали бы простые люди, обретя эту Силу. Стали бы они использовать её во вред другим? Так сложно удержаться от удара, когда точно знаешь, что тебе не ответят. Когда ты в любом случае сильнее.
Зачем я нужен ди Ландау, если он и так прекрасно справляется? Он почти прижился в Министерстве, стал меньше хамить и задираться (ситуация с Луиджи не в счёт, это возрастное), получил признание и даже какую-то долю уважения. И всё это - без моей помощи. Я ничего не сделал, просто был рядом...
И тут у меня едва не остановилось сердце.
Получается, я был бесполезен?
Я, чья жизнь по сути - служение и принесение пользы, не выполнял своей функции?.. Я даже спину не прикрыл моему напарнику в поединке. Выходит, матрона Маргарита была права...
Я не знаю, сколько простоял вот так, глядя на воду. Давным-давно окончательно стемнело, на берегах зажглись газовые фонари, и по волнам побежали сияющие дорожки.
- Эй, синьор, - из моих мыслей меня вырвал окрик карабиньера: - Что вы здесь делаете в такой час?
Коренастый карабинер с пышными усами, тронутыми серебром седины, смотрел на меня с смесью подозрения и усталого раздражения. Его форменная шинель была слегка влажной от мороси, а голос звучал хрипло, словно он простоял на посту всю ночь. Впрочем, скорее всего так и было.
Я на мгновение замялся.
- Просто гуляю, синьор, - ответил я как можно спокойнее.
- С вами всё в порядке? - подозрительно спросил карабинер. - Вы уже так два часа стоите. Если вздумали утопиться, идите в другое место! Мне не нужны самоубийцы в моём районе!
Его возглас ошарашил меня, сбил с толку и отогнал тяжёлые мысли.
Самоубийца? Я?
Я что, был так похож на отчаявшегося человека, готового свести счёты с жизнью? Мысль о прекращении существования пугала и одновременно манила. Неужели это единственный выход?
Я извинился и ушёл. Не хватало ещё, чтобы патрульный отряд решил для профилактики отволочь меня в полицейский участок.
Меня провожало недовольное ворчание в духе: "ходют и ходют, а потом трупы на реке всплывают! Весь Арн испохабили"!
Мысль о прекращении существования была подобна темному колодцу - пугающему своей глубиной, но притягивающему взгляд. Я стоял на самом краю этого колодца, заглядывая в его черную глубину, и пытался понять: будет ли мой уход проявлением свободы воли или, напротив, окончательным признанием своего поражения? Способен ли я, существо, созданное для служения, сделать столь радикальный выбор?
Чтобы подлечить расшатанные нервы видом прекрасного, я пошёл на вокзал. Из-за того, что за последний год железная дорога увеличилась по протяжённости чуть ли не вдвое, поезда приходили и уходили почти каждый час. Я встал на перроне, прямо под расписанием и изображал встречающего.
Вокзал жил своей особенной ночной жизнью. Огромные часы над центральным входом мерно отсчитывали минуты, их механический стук эхом отражался от высокого стеклянного свода. Паровозы, эти железные левиафаны, выдыхали клубы пара, окутывая перрон призрачной дымкой. Пассажиры спешили к своим поездам, их шаги отдавались гулким эхом в полупустом здании.
Глядя на отъезжающие поезда, я ощущал странную тоску. Куда они направляются? Что ждет их пассажиров? Что будет, если я вот так возьму и уеду?..
Вид чугунных чудовищ, прибывающих в грохоте и паре, немного меня успокоил, так же как и вокзальная суета: экипажи прибывали, высаживали пассажиров, брали новых. Поезда заполнялись, отдавали нужные сигналы, уходили в холодную и далёкую неизвестность, а я всё стоял и стоял, пока окончательно не замерз.
Пока я находился на перроне и смотрел на куда-то спешащих людей, никак не мог для себя решить: является ли проявлением свободы воли желание прекратить свои жизнь и существование. Или это просто жест отчаяния, а никак не взвешенного, обдуманного решения?..
Ведь у каждого человека есть его собственное место в мире. Осталось только понять для себя пару вещей: человек ли я и... на своём ли я месте...
Глава 2
После грустной прогулки и всех тяжёлых мыслей (я ведь ещё полночи потом думал обо всём, глядя как потолок пересекают лучи уличных фонарей) утро выходного дня началось для меня очень неприятно и внезапно.
Начнём с того, что в мою запертую (!) комнату проник ди Ландау. Сквозь пелену сна я услышал какое-то движение в комнате - невозможное, ведь дверь была заперта! - а затем яркий свет ударил по глазам, когда одеяло бесцеремонно сдернули с меня. В дверном проеме, залитый утренним светом, стоял ди Ландау с торжествующей улыбкой на лице.
С воплем:
- Проснись и пой, как весенняя пташка! Нас ждёт много работы!!! - он сорвал с меня одеяло, заставив поёжиться и открыть глаза.
Каждая мысль была подобна тяжелому камню, который приходилось с усилием перекатывать в голове. Тело отказывалось подчиняться, словно за ночь все суставы заржавели, а мышцы превратились в вату. Даже простой акт открытия глаз требовал невероятных усилий.
Истопник в нашей котельной, верно, решил, что раз весна не за горами, можно сэкономить топливо, так что в жилых комнатах было совсем не жарко. Пар изо рта, конечно, не шёл, но и желания вылезать из тёплой постели совсем не возникало.
Увидев мою мрачную, небритую физиономию, мой напарник сообразил, что это утро чем-то несколько отличается от остальных.
- Ты чо такой невесёлый? - осторожно спросил он.
Я поднялся, отобрал у него одеяло (я сильнее!), взял мага за шкирку и выставил вон. У меня сильно кружилась голова, поэтому я снова лёг. В голове с прошлого вечера хороводом ходили мысли, как будто я и не спал вовсе. Всё тело было ужасно тяжёлое, и шевелиться не хотелось. Я чувствовал себя разбитым, словно каждая клеточка моего тела была пропитана усталостью. Голова гудела, а мысли путались, как клубок спутанных ниток.
На мгновение я закрыл глаза, а когда открыл, ди Ландау опять оказался рядом. Он сосредоточенно смотрел на меня, явно пытаясь понять, что происходит. Я точно помнил, что запирал за ним дверь... Неужто наглец раздобыл дубликат ключа от моей комнаты?
-Это у тебя что, похмелье? - на всякий случай уточнил мой напарник. - Тебе рассолу принести?
Он издевается?!
Я застонал и попытался натянуть одеяло на голову. Видеть не могу это чудовище... Белобрысый парень поймал моё одеяло и не дал мне укрыться.
- Ты поломался? Или ты заболел? - спросил ди Ландау. - Гомы вообще болеют или как?
Я понял, если не дать ему объяснений, он не отвяжется. Я не должен быть таким эгоистичным со своим подопечным. Если он и проявляет ко мне заботу (пусть из глубоко корыстных целей), я не могу просто это игнорировать.
Я сел и серьёзно посмотрел на него (полагаю, неумытый и непричёсанный, я производил отнюдь не серьёзное впечатление, а скорее, мрачное и недовольное):
- Гомункулусы не болеют. Я просто очень устал за последние две недели. Я тоже живой. Мне требуется отдых, чтобы восстановиться.
Ди Ландау немного успокоился, но не до конца (всё-таки свои сорок тысяч на дом для синьорины Лючи он ещё не заработал):
- А долго?
Я прикинул в уме. Ах, если бы мне можно было взять отпуск как любому другому служащему Министерства. Скажем, на месяц... Я согласен даже на две недели! И не видеть эту нахальную голубоглазую рожу. Интересно, а мне можно брать отпуск или..?
Впрочем, все сладкие мечты пришлось от себя отогнать и выдать более-менее реалистичный прогноз:
- Если я отдохну весь сегодняшний день, завтра утром я буду чувствовать себя лучше.
- А, ну тогда ладно, - покивал мой подопечный и наконец-то оставил меня в покое.
Он отвалил в общую комнату, поближе к растопленному камину, и завалил стол своими бумажками и словарями. Кто-то опять доверил ему свои переводы.
Раз уж меня подняли, я дошёл до умывальника, немного поплескался. Большого желания приводить себя в порядок у меня не было, но и зарастать до свинского состояния не годилось. После водных процедур я спустился в буфет. Там я запихнул в себя жалкую брускетту с помидорами и холодным мясом, запил всё это остывшим кофе. На что-то более героическое меня не хватило. За время хождения по дормиторию, моя голова немного проветрилась, но меня всё ещё клонило в сон, поэтому я вернулся и снова лёг. Раньше я мог проводить несколько ночей без отдыха, неужели я - старею?
Я не успел обдумать эту мысль, как я провалился в царство сновидений, даже несмотря на выпитый кофе.
Третий раз за день ди Ландау разбудил меня строго по делу: он притащил в дормиторий дымящуюся паром тарелку с традиционной солернийской кукурузной кашей - полентой. Кто-то заботливый накрошил туда сыра, и теперь в раскалённой каше сыр потёк, образовывая аппетитные озерца. Я не представляю, как при существующем запрете он протащил еду мимо бдительного смотрителя. Дарио, конечно, маг и волшебник, но не настолько же!
- Да я просто ему сказал, что ты болеешь, - пожал плечами мой напарник. - Он же не зверь. Да и тогда ему самому пришлось бы с тобой возиться.
Я вздохнул, постарался не обращать внимание на его тон и принялся за еду.
Ах, до чего же мне стало хорошо, стоило проглотить первую ложку! Простая, незамысловатая еда, но от неё сразу стало теплее на душе, и настроение стало гораздо лучше. Ди Ландау сидел рядом на стуле и задумчиво наблюдал за мной. Он внезапно приложил ладонь к моему лбу, потом пощупал свой.
- Вроде не горячий, значит, действительно не простуда. Это очень хорошо!
- Почему? - не подумав, спросил я.
Ди Ландау расплылся в своей ехидной ухмылочке:
- Это значит, что тебе можно в термы!
После горячей каши это прозвучало так соблазнительно, что я не смог отказаться. Хитрый колдун знал, чем зацепить настоящего солернийца. Больше чем есть вкусную еду, пить вино, драться и спорить на деньги в нашей стране любят бани. Горная страна полна горячих источников. Самые знаменитые находятся на севере, кстати, недалеко от уже небезызвестной вам Амбры.
В Латане горячий источник располагался на территории королевского дворца. Как вы понимаете, простым жителям очутиться в одной бане с монархом не грозило, но по древней традиции, вниз был спущен акведук, в котором вода под действием сохраняющих заклятий не остывала и подавалась в городские термы.
Наш министерский район был одним из старейших, поэтому здесь была своя баня. Нам не пришлось далеко идти. Мы просто занесли по дороге пустую тарелку в одну из ближайших харчевен, свернули вбок и оказались у облицованного мрамором здания.
Старинное здание терм словно вросло в землю за века своего существования. Надо ли упоминать, что фронтон украшали фигуры бронзовые драконов? Мраморные колонны, потемневшие от времени и влаги, поддерживали массивный фронтон, где бронзовые драконы, позеленевшие от патины, резвились в застывших струях воды.
Старинный мастер был не без чувства юмора: его драконы играли, плескались в льющейся воде и, судя по довольным рылам, получали исключительное наслаждение от своей возни, что невольно вызывали улыбку у каждого входящего..
Внутри всё было гораздо строже: мозаичные плиты и стены уводили коридорами в комнаты для отдыха, переодевания и сами купальни. На мокром камне сильно-то не порезвишься, если ты не дракон и у тебя нет бронзовых когтей. Так недолго поскользнуться и разбить голову о камень.
Влажный воздух был наполнен множеством звуков: журчанием воды, приглушенными голосами, всплесками и легким эхом, отражающимся от сводчатого потолка. Масляные лампы создавали причудливую игру света и тени на поверхности воды, а их отблески танцевали на мраморных стенах, словно маленькие солнца.
Термы встретили нас теплым, влажным воздухом, наполненным ароматами трав и минералов. Мраморные стены, отполированные веками, отражали мягкий свет масляных ламп, создавая ощущение уюта и покоя.
Купальни всегда были общественным местом: сюда приходили как в театр - всей семьёй. Здесь действовало негласное правило: в бане нет званий. Тут могли в одном бассейне оказаться и маг, и торговец, и священник, и военный. И не поссориться при этом. Сословные рамки оставались за порогом купальни. Само собой, оставалась входная плата, как установленный ценз, но стоимость на водные услуги почти тысячу лет регулировалась государством. Так что позволить себе посетить термы мог действительно каждый.
Идея ди Ландау расслабиться в бассейне пришлась как нельзя кстати. Я устроился на приступочке, чтобы из воды выступали только плечи, положил на лоб мокрое полотенце и прикрыл глаза. Погрузившись в теплую воду, я почувствовал, как напряжение покидает мое тело. Каждая мышца расслаблялась, а тяжесть мыслей словно растворялась в целебных водах.
Журчание проточной воды заглушало голоса, хоть во всех концах бань велись разговоры. Человеческие голоса не раздражали. Ди Ландау, не умеющий молчать ни минуты, лениво зацепился языками с кем-то из почтенных отцов семейства. Его отпрыски плюхались тут же - с соседнем резервуаре.
В бассейне рядом с нами расположилась группа купцов, их громкие голоса и раскатистый смех эхом отражались от сводов. Чуть дальше я заметил седовласого священника, который тихо беседовал с молодым военным. Я мог определить профессии по их причёскам, способу говорить и выражать мысли, и, конечно же, по мозолям и шрамам на теле.
Всё-таки в воде есть какая-то древняя магия. Недаром, люди почти наполовину созданы из воды. Стоит нам погрузиться в тёплые, ласкающие недра, как уходит боль, печаль, тоска. Всё это как будто смывается без следа. Казалось бы вода может убрать только грязь с поверхности тела, но каким-то образом она омывает ещё и душу. По контрасту со вчерашним ледяным вечером я нежился в горячей воде и совершенно не хотел выходить. Кто-то из древних поэтов сравнивал термы с лоном матери. В том смысле, что тепло, хорошо и уютно. Выражаясь языком моего подопечного: и фиг кто вылезет отсюда добровольно!
Из таких райских местечек выгоняют или обстоятельства, или нужда. Нас выгнало второе. По неизвестной причине, вода забирает много сил, и после купания просыпается зверский голод.
Ди Ландау, устроивший с детьми нашего соседа водное побоище волшебных ледовых галер, наконец-то угомонился (ну ещё бы! они все вместе расплескали пол бассейна! Их не выгнали из-за шума и устроенного балагана только потому, что все остальные делали ставки и следили за сражением) и потребовал срочно навестить ближайший кабак.
Я совершенно не возражал. После терм все тело было удивительно легким, словно я сбросил не только усталость, но и часть своего веса. Кожа приятно покалывала, а в мышцах разливалось блаженное тепло. Даже воздух казался особенно свежим и вкусным, как бывает только после хорошей бани.
Всё моё тело было приятно тёплым. Я наконец-то согрелся после вчерашней прогулки.
Винный погребок был наполнен теплым светом и ароматами жареного мяса. В углу потрескивал камин, отбрасывая на стены причудливые тени. Ди Ландау сидел напротив меня, и в мерцающем свете свечей его лицо казалось непривычно серьезным и взрослым. Он смотрел на меня так, словно видел насквозь, и в его глазах читалось понимание, которого я совсем не ожидал увидеть.
Мой напарник повёл себя исключительно благородно, оплатив мой ужин. Я как-то не подумал, что мне понадобятся деньги. В термы я всегда ходил бесплатно (одно из преимуществ бытия гомункулусом) - за меня платило государство. Поэтому я не привык думать о той самой презренной материи, которая всегда занимала мысли моего подопечного.
Мы плотно поужинали жареным мясом и пирогами, а потом за бутылочкой крепкого красного вина ди Ландау спросил:
-Ну, рассказывай, чего на самом деле с тобой такое случилось?
Коварный маг, получается, затеял всё не просто так, чтобы отдохнуть. С одной стороны мне стало неловко, я так легко попался на удочку. А с другой, пусть ему от меня нужна только помощь в работе, он меня не бросил, чтобы я выздоравливал в одиночестве, а помог восстановиться.
С третьей, наверное, это общечеловеческое - обсуждать то, что нас угнетает. Я не выдержал и поведал напарнику свои вчерашние размышления.
Ну чего я ждал? Бессердечный поросёнок выслушал меня и принялся ржать на весь кабак. Он хлопал себя по бедру ладонью и закатывался снова. На нас уставились все посетители и подавальшики.
- Уй-йо, Фил, я с тебя не могу. Ты иногда как дитё! - похрюкивая от смеха (ну вылитый поросёнок же!), выдавил ди Ландау. - Ты чо, вообще никогда раньше на такие экзистенциальные темы не задумывался?
- Меня впервые происходящее задело слишком сильно, - хмуро признался я. - Моё внутреннее равновесие было нарушено... Я не решил ещё, как к этому относиться.
Ди Ландау посмотрел на меня из-под непослушной чёлки, склонив голову набок, и неожиданно серьёзно сказал:
- Да наплюй.
Я ошарашенно уставился на него, позабыв всё своё хвалёное спокойствие. Я, можно сказать, раскрыл перед ним душу, всего себя наизнанку вывернул, а он... Правду говорят, что все маги - эгоистичные сволочи. Впрочем, чего я ожидал? Я же не зелёный юнец, который впервые в жизни встретил Его Ходячее Могущество. Я опять нагнал на своё лицо непроницаемое выражение. Пусть смеётся, главное, не показывать, как меня это задевает.
Да, задевает! Я живой, а не железный!
- Знаешь, Фил, - сказал ди Ландау, отпивая вино, - иногда мне кажется, что ты понимаешь людей лучше, чем они сами себя.
- Возможно, - ответил я, - но понимать себя мне все еще сложно.
Оказывается, два слова, это было ещё не всё, что мой напарник хотел мне сказать. Окончательно посерьёзнев, он положил руки на стол и посмотрел мне прямо в глаза:
- Фил, ты чего, думаешь, первый вообще такими вопросами задался? Я тебе прямо скажу, каждому человеку хоть раз в жизни, но приходится себе на это отвечать. Причём самому. Ты, конечно, можешь спросить других, но чужую голову себе не приставишь. Есть ещё способ - обратиться к Королю-Дракону. Его мельница мелет медленно. Пусть не сразу, но он всегда отвечает. Вот только учти, его ответу ты точно не обрадуешься.
Я как-то не обратил большого внимания на его последние слова. Меня по слуху резануло часть фразы про "каждого человека". Я знаю, он не особо-то хотел, но всё-таки проговорился, что записал меня в "люди", а не в "вещи". Меня это почему-то очень сильно обрадовало, хотя я старался этого не показать. Пока я боролся со своей радостью, смысл последних слов от меня ускользнул.
Кто же мог знать, насколько он будет впоследствии прав! Этот нахал, бабник и эгоист, который был младше меня в десять раз. Как показали последующие события, жизнь он знал в те самые десять раз лучше, чем я.
Глава 3
Утром я проснулся в своём обычном, мирном расположении духа. Никакие головные боли меня не мучали, и общее настроение было скорее хорошим, нежели упадочным.
Как я и обещал, весь следующий день мы напряжённо работали. Ди Ландау с бешеной скоростью строчил черновики переводов, а я уже аккуратно переписывал их на чистых листах. Работу мы закончили в срок, ди Ландау получил свои деньги и даже выдал мне малую их часть, как помощнику. Я отказался от заработка под благовидным предлогом: мой напарник вчера оплатил мой ужин, настало время вернуть пусть небольшой, но долг.
Ди Ландау облегчённо выдохнул, спрятал деньги в кошель и больше этого вопроса не поднимал.
Следующий день был рабочим, только вот никакой работы с утра пораньше не получилось, мой напарник устроил скандал. Кстати, отнюдь не только от своей вредности характера.
У входа в наш департамент вывесили списки молодёжи, которой постановлением министра, повелевалось участвовать в Играх на Золотой неделе.
Думаю, вас стоит познакомить с ещё одной традицией Солернии, берущей своё начало в седой древности. Как вы могли заметить, жители моей отчизны весьма активны и воинственны. В былые времена в мирное время было принято устраивать соревнования, чтобы силачи могли похвалиться своей силой, бегуны - своей скоростью, борцы - хитростью и мощью, стрелки - меткостью, а маги - чудесами.
По древнему укладу Золотая неделя начиналась ровно после окончания посевных работ, поэтому в Играх мог участвовать любой желающий. Вернее, в южных областях уже всё было посажено к этому времени, а в северных только-только начинал стаивать снег. Вот в этот промежуток и попадал старинный праздник. Для городских жителей, конечно, таких ограничений не существовало.
Во всех провинциях, от Рампони до Астаты и от Амбры до Ромко, проходили свои отборочные турниры, а после лучшие из лучших стекались в Латану, чтобы побороться за приз короны. Размер приза ежегодно устанавливался особым указом, и за него стоило сражаться.
Все соревнования проходили на Большой Арене за пределами Латаны, а также на специальных полях вокруг неё. Боевые игры посещал сам король и все его приближённые. Это был лучший вариант поймать свой шанс и произвести на монарха впечатление.
Не только одиночки пытали свои силы, целые группы участвовали в специальных соревнованиях. Например, так указ министра обязал подающих надежды юношей и девушек, магов из разных отделов, вступить в борьбу и не посрамить родное Министерство. В результате должна была быть сформирована весьма сильная команда, которая будет выставлена против команд владеющих Силой из Храма, Армии и Университета, а также частных команд или собравшихся вместе единомышленников.
Разумеется, магам разрешалось участвовать и в боевых соревнованиях, пусть и с надетыми Оковами. Какой же нормальный волшебник пропустит хорошую драку?
Золотая неделя была не просто праздником, а сердцем солернийской культуры. Это было время, когда стирались границы между сословиями, а воздух наполнялся ароматом надежд и запахом жареного мяса с уличных прилавков.
Так вот, думаю, этой исторической справки вам будет достаточно, настало время перейти к сути скандала. Ди Ландау оказался в списках. Оказывается, это совершенно не совпадало с его планами. Он всегда на Золотую неделю отправлялся домой, а тут его начальственным повелением лишили надежды увидеть семью.
Хотя, на мой взгляд, это было странно, он должен был обеими руками ухватиться за возможность добыть неплохие деньги. Лицо Дарио исказилось, будто он проглотил целый лимон разом. Его голубые глаза потемнели от гнева, превратившись в грозовые тучи, а пальцы сжались в кулаки так сильно, что побелели костяшки. От него буквально исходили волны возмущения, заставляя окружающих инстинктивно отступать на шаг.
На утреннем совещании Дарио высказал всё, что он об этом думает, доведя матрону Маргариту до кипения. В результате, крайним оказался Луиджи.
- Запишите его вместо меня! - рычал ди Ландау. - Он тоже маг, почему его нет в списке?
- Потому что таков приказ, - процедила матрона, глядя на него поверх очков.
- Но я домой хочу! - взвыл мой напарник. - Я не видел маму полгода!
- Мамочкин сынок, - едва слышно съехидничал секретарь Луи, стоя за плечом у матроны.
- Кто бы говорил! - вскипел ди Ландау. - Сам спрятался за бабушкину юбку и вякаешь. Докажи, что ты мужик!!!
- Я не прятался, - процедил Луиджи. - Я уже участвовал в прошлом году.
- А в этом что - зассал? - поддел его мой подопечный.
- Ах, ты, хорёк! - вспылил секретарь.
Напряжение между ди Ландау и Луиджи было почти осязаемым. Казалось, воздух между ними потрескивал от сдерживаемой ярости и соперничества.
Я удивлённо поднял брови. У матроны и её секретаря были разные семейные имена. Я даже не знал, что они родственники. Лишь сейчас, приглядевшись, мне удалось заметить некоторое сходство в разрезе глаз и форме носа. Интересно, откуда ди Ландау знает такие подробности?
Впрочем, при его болтливости, патологическом любопытстве и дотошности выяснить эти вещи было бы не сложно. Тут же стало ясно что, в общем-то, не слишком сильный волшебник делает в нашем отделе. Нельзя сказать, что патронаж был запрещён как таковой, но не слишком-то одобрялся общей политикой Министерства. Наш самый главный начальник не был заинтересован, чтобы места в его департаменте занимали слабаки, которых протащили родственники.
Впрочем, пусть Луиджи и не занимался экспертной работой, он был весьма старательным и работоспособным, всеми силами стараясь держаться за своё место. Никто не мог бы сказать, что матрона его прикрывает. Ну, кроме одного беспардонного эксперта.
Наблюдая за этим противостоянием, я чувствовал смесь раздражения и беспокойства. Часть меня хотела встряхнуть обоих юношей за плечи и напомнить им о важности командной работы, но я знал, что это не мое дело.
В отделе повисла тишина, а потом многие согласно загудели. Ди Ландау уже был известен своими боевыми качествами, а вот Луи ещё не успел заполучить особенно громкой славы, хотя, по словам маэстро Фабио, он был очень хорош в бою на клинках.
Один из магов-ветеранов нашего отдела чуть насмешливо сказал:
- Да куда наш Луи пойдёт, кто будет Маргарите наливать чай?
Краска бросилась в лицо Луиджи, но его никто не пожалел. В этот раз он действительно был сам виноват.
- Пусть Фил наливает, - скалясь, предложил Дарио, припомнив нам наши собственные слова. - И матрона того хотела, и он сам был не против.
Среди экспертов раздалось хихиканье.
Матрона нахмурилась, сверкнула на своих подчинённых глазами, в которых дальними отсветами блеснули молнии, и хлопнула ладонью по столешнице, обрывая разговоры:
- Значит, так! Пойдёте оба!
- Что?! - лица нашей молодёжи вытянулись, но начать возмущаться им не дали.
Матрона Маргарита заговорила очень тихо, но и весьма угрожающе:
- А если вы оба не добудете мне главный приз, ты, - она наставила палец на Дарио. - Отправишься к Джакомо в полицейские, уж там-то он тобой вплотную займётся, будешь знать, как выступать. А ты, - повернулась она к внуку, - будешь вечно сидеть у Бастиана в Архиве и разбирать бумажки. Уж я-то об этом позабочусь!
Мальчишки поняли, что попались, и возражать не решились. Они только с ненавистью сверкали друг на друга глазами, сопели и молчали. Так в списках на участие появилось ещё одно имя, а у меня неожиданно появилась работа на всю Золотую неделю.
Как вы понимаете, начальство тоже желало присутствовать на соревнованиях, значит, я, вместо её секретаря, буду должен сопровождать матрону Маргариту везде, куда ей будет угодно пойти. Признаться честно, мне не очень-то хотелось этим заниматься. Но не потому, что жаждал отдыха (только подумать! Целая неделя без ди Ландау!), а потому что волновался за своего подопечного и не хотел оставлять его без присмотра. Его паэльей не корми, дай вляпаться в какие-нибудь неприятности.
Матрона Маргарита была тоже не особо счастлива от такого обмена.
Стеклянный "скворечник" матроны купался в лучах закатного солнца. Теплый свет окрашивал стопки бумаг в золотистые тона и играл в хрустальном графине с водой, создавая причудливые радужные блики. Пожилая волшебница сидела в своем любимом кресле, рассеянно помешивая ложечкой чай, и её усталый голос звучал особенно проникновенно в уютной тишине кабинета, когда она жаловалась мне на непослушных юношей.
- Ну что за мерзкие дети! - вздыхала она. - Фил, вот что это такое? Невоспитанные мальчишки! Ди Ландау-то ладно, но Луи, мой дорогой Луи...
Я почтительно молчал и только доливал ей чаю. Не рассказывать же ей о хулиганских выходках её секретаря, и давней вражде двух юношей? Как будто она сама не знает.
- Обещай мне, что будешь ходить и время от времени присматривать за ними, - жалобно попросила меня пожилая волшебница. - А то натворят ещё что-нибудь прямо на соревнованиях. Опозоримся перед королём...
Я не мог отказать даме и держательнице моего ключа. Мне пришлось уверить её, что всё будет в порядке, и я буду ходить, проверять как они там.
Матрона немного успокоилась и отбыла домой отдыхать.
Следующим концертным номером в этот вечер были жалобы и стенания моего подопечного. Он валялся в одном из кресел в гостиной дормитория, закинув свои длинные тощие ноги на подлокотник, и жаловался:
- Я уже билеты заказал! Отправил телеграмму! Меня дома ждут... - иное райнейское приведение могло бы позавидовать его завываниям. - Моя мамочка... Моя Люченька... Когда же я теперь их увижу-уу?!
Я не выдержал этого душераздирающего представления и предложил:
- Почему бы вам не пригласить их сюда? Если не заказывать гостиницу, то в дамском корпусе дормитория есть несколько свободных комнат, со смотрительницей вполне можно договориться. Думаю, что ваши родные не так уж часто посещают столицу, для них не только соревнования, но и поездка будет как праздник. Они получат новые впечатления, а синьорина Лючи заодно увидит город, где ей предстоит учиться.
Ди Ландау заткнулся, глядя на меня удивлёнными круглыми голубыми глазами.
- Да ты дело говоришь, - наконец резюмировал он.
- Если вы ещё займёте одно из призовых мест, - поддел я его на материальный крючок. - То получите как минимум хороший взнос в вашу копилку на дом.
В глазах мага зажглись алчные огоньки, неожиданно сменившись весьма нежными:
- А ещё Лючи увидит, какой я крутой... - мечтательно сказал он, и вопрос был решён.
На следующее утро он первым же делом побежал на телеграф, а вечером мы уже получили ответ, заставивший моего подопечного несолидно прыгать выше головы и вопить (надо же ему было как-то сбросить лишнюю энергию).
Дарио ворвался в комнату, размахивая желтым листком телеграммы как победным знаменем. Его лицо сияло такой неприкрытой радостью, что даже я невольно улыбнулся. Он кружился по комнате, напевая что-то на бергентском диалекте, и его счастье было настолько заразительным, что даже другие обитатели дормитория выглядывали из своих комнат, привлеченные необычным шумом.
Юная синьорина Пассеро в сопровождении госпожи ди Ландау прибывали в Латану за день до начала соревнований. Ну чем не превосходные новости! Надо будет найти время и провести для них экскурсию по столице.
Договориться с соседним дормиторием магу удалось в тот же день. Всё-таки есть у него какая-то способность очаровывать дам, так что даже строгая смотрительница не смогла устоять перед его чарами и некоторой суммой вознаграждения. Синьору и синьорину пообещали устроить со всеми удобствами.
Впрочем, это не помешало ди Ландау ворчать, что не дело это поселять маму и сестру в каком-то там общежитии. Вот был бы у него свой дом... воттакенной высоты, воттакенной широты! И с мраморной лестницей! Обязательно с мраморной лестницей! Да-да-да!..
Когда мы наконец-то добрались до службы, я понял, что с нетерпением ожидаю Золотой недели. Маги кого угодно доведут, даже невозмутимых гомункулусов вроде меня.
До соревнований оставалось всего два месяца, но все уже гудели в предвкушении зрелищ.
Маэстро Фабио порекомендовал ди Ландау подать ещё личную заявку на соревнования по бегу, борьбе и фехтованию.
- Ни на что особо там не рассчитывай, просто посмотришь, какие бойцы бывают. Армейские опять выставят элитный состав, к ним на кривой козе не подъедешь, но зато получишь хороший опыт.
- Это мы ещё посмотрим! - распетушился мой напарник, рассмешив своего наставника. - Меня тоже не пальцем делали!
- Посмотрим, посмотрим, - согласился с ним улыбающийся маэстро и подмигнул мне.
Что ж, главное - правильный настрой. А у моего подопечного с эти было всё в полном порядке.
Глава 4
Латана преображалась на глазах. На улицах появились яркие флаги и вымпелы с гербами провинций, торговцы начали готовить временные прилавки, а воздух наполнился предвкушением грядущего праздника. Даже обычно чопорное Министерство словно помолодело - в его стенах все чаще слышался смех и звон оружия.
В воздухе витало ощущение предвкушения. Коридоры Министерства наполнились звуками тренировок: звоном клинков, проверкой и обкаткой заклинаний и возбужденными голосами молодых магов, обсуждающих стратегии.
Самое смешное, что его настрой сохранялся довольно долго. Два месяца подряд ему скучать не давали.
Молодёжи, участвующей в Играх, позволяли три раза в неделю уходить со службы на час раньше, чтобы они могли подготовиться к своему выступлению. Традиционно маги или устраивали великолепный фейерверк, или творили прекрасные иллюзии. Эти выступления служили завершением всех соревнований. В последнее время было принято устраивать "показательные выходы" от каждого большого ведомства. Так что у нашей молодёжи были весьма достойные соперники.
Ребята вытребовали себе один из "паркетных" залов, заперлись там, обсуждая свои планы, и никого к себе не пускали.
Из-за закрытых дверей доносились приглушенные возгласы, вспышки разноцветного света просачивались в щели, а воздух вокруг потрескивал от магической энергии. Иногда оттуда вырывались облачка разноцветного дыма или звуки музыки, заставляя проходящих мимо служащих останавливаться и с любопытством прислушиваться.
Я попробовал было сунуться с намерением поинтересоваться, что там происходит и не подрались ли Луиджи с Дарио, но меня с хохотом и шутками выставили прочь. Мол, потерпи до соревнований, сам всё увидишь.
- И вообще, как ты мог бросить матрону! Она же погибнет без свежего чая, - крикнул мне вдогонку ди Ландау и ребята из разных отделов разразились смехом.
Судя по всему, им было весело и никаких неприятностей пока ещё не произошло. Мне почему-то казалось, что Луиджи сидит в углу и обижается на общее веселье, и это меня сильно беспокоило.
Впрочем, на службе он выглядел как ни в чём ни бывало, значит, всё было не так уж страшно, и он смог найти общий язык с другими.
Матрона Маргарита махнула на шалопаев рукой и больше не посылала меня шпионить. Мы с ней быстро разбрасывали все оставшиеся дела и заканчивали удивительно рано.
Первое время начальница удивлялась, а потом привыкла и начала уходить со службы ровно в шесть.
Она садилась в экипаж и ехала домой, а у меня внезапно появлялось свободное время. Наконец-то я мог потратить его на чтение бумаг, что мы с патроном Бастианом заказали в Храме почти два месяца назад, просмотр действующего законодательства о гомункулусах, а так же на беседы с маэстро Фабио.
В закон за двести лет действительно успели внести множество поправок и дополнений. Например, я на самом деле мог получить оплаченный отпуск, если смог обосновать его необходимость. Мне позволялось отдыхать для поправки здоровья, а также -- профилактически, чтобы сбросить напряжение. Последний пункт меня просто поразил. За всё время моей службы у меня накопилось не меньше пяти лет возможных отгулов и прочих выходных. Я даже пересчитал на бумажке, не обманывают ли меня мои умственные способности.
Подумать только! Я действительно могу рассчитывать на настоящий отдых! Конечно, свой шанс я уже упустил, надо было отдыхать, пока на меня не свесили ди Ландау. Теперь-то оставить его без присмотра я никак не мог и на день, но одна мысль о том, что когда-нибудь (лет через шестьдесят или восемьдесят) я смогу воспользоваться своими привилегиями...
Это же... можно будет отправиться путешествовать! Пройти и проехать всю страну из конца в конец, посмотреть наконец-то на всё, о чём я только читал, своими глазами.
По законодательству мне даже разрешался выезд из Солернии, но при получении увесистой пачки разрешений и лицензий. По-хорошему, это означало, что не просто родная страна, но весь мир открыт передо мной. От перспектив становилось даже страшновато.
Так же я прояснил вопрос с оружием. Мне разрешалось им пользоваться только с позволения держателя ключа или представителя вышестоящей инстанции. То есть, взять револьвер и пустить его в ход мне могли позволить как матрона Маргарита, так и сам министр.
Я спустился вниз к маэстро Фабио и спросил его на счёт обращения с оружием, на что тот вытаращил глаза и воскликнул:
- Но, Фил, дорогой мой, зачем это тебе? Ты же сам - ходячая машина разрушения!
Мне стало не по себе от такого комплимента. Ну, кому приятно, когда его так поименуют? Я был твёрдо уверен, что моя высшая цель - это созидание, но уж никак не созидание хаоса.
Маэстро Фабио выслушал мои аргументы и поправился:
- Я неверно выразился. Во время моей службы на границе я видал, что подобные тебе творят в бою, ваша сила и реакция превосходит человеческую в разы, и совсем забыл, что ты - удивительно мирное существо.
Я объяснил свою позицию, что при одном беспокойном маге (вы-знаете-как-его-зовут) у меня не раз возникала необходимость участвовать в стычках и даже перестрелках. Быть может маэстро Фабио со всем своим многолетним опытом сможет мне что-нибудь посоветовать.
Тренер задумался, глядя на мою массивную фигуру, а потом сказал:
- Ну да, тебе с твоим бандитом надо хоть чего-нить уметь... Он у нас - опасная злюка, и оружие у него исключительно злое. Давай так, я дам тебе кое-что, что позволит тебе познакомиться с собственными возможностями тела поближе. Если всё будет нормально, сходим к Марго, спросим разрешения, и тогда покажу ещё, что делают с оружием.
Разумеется, я согласился! Мне надоело чувствовать себя бесполезным и беспомощным, когда ди Ландау ввязывается в драки, размахивая своими ножиками и колдуя направо и налево. По крайней мере, меня хотя бы научат правильно его останавливать, чтобы не повредить ни ему, ни другим, ни себе!
Итак, впервые в жизни, той весной я ступил на паркет не только как сопровождающий, но как ученик. То, что мне показывал маэстро Фабио, было больше похоже на танец с плавными текучими движениями, но когда ритм ускорялся, все "танцевальные па" превращались в весьма опасные (при моих-то силе и весе!) выпады. Это было похоже на части сложного узора. Медленные, плавные шаги складывались в замысловатый танец, где каждый жест имел свое значение. Мое тело, обычно такое неуклюжее и массивное, постепенно училось двигаться с грацией, которой я никогда в себе не подозревал. В эти моменты я чувствовал себя не механизмом, а живым существом, способным на нечто большее, чем простое исполнение приказов.
Каждое движение, которому учил меня маэстро Фабио, было подобно мазку кисти на холсте. Медленно, но верно, из хаотичных линий вырисовывалась картина - я начинал понимать, на что способно мое тело.
На память я никогда не жаловался, так что через две недели уже освоил большую часть движений. Оставалось довести их до автоматизма, чтобы применять это всё не думая.
- На это понадобятся годы, - предупредил меня маэстро и тут же хохотнул: - Впрочем, уж ты-то никуда не спешишь.
В движениях, которым учил маэстро Фабио, была какая-то первобытная простота. Шаг, поворот, выпад - каждое действие требовало полной концентрации, не оставляя места тяжелым мыслям. В эти моменты мир сужался до размеров тренировочного зала, где существовали только отточенные движения, ритм дыхания и биение сердца. Это был своего рода медитативный танец, позволявший хоть ненадолго забыть о жизненных тяготах. Мир становился простым и понятным.
Его наука изумительно помогала очистить голову и выкинуть из мыслей всё лишнее. А тогда лишнего у меня было очень, очень много.
Как вы понимаете, два пункта из трёх из моего списка дел мы уже с вами рассмотрели, осталось последнее: бумаги из Храма.
Когда я ознакомился с ними впервые, я просто остолбенел. Тогда на тренировке маэстро Фабио навешал мне хороших, но удивительно обидных пинков, просто потому, что я не мог сосредоточиться. У меня из головы не шло несколько строчек, которые я увидел первым же делом.