Аннотация: Удивительная история о смелой девочке, обиде, семейных ценностях и настоящем, пусть и безумном, геройстве. Рассказ написан в марте 2008 года.
Этим утром Антонина проснулась сама не своя.
Собственно говоря, Антониной её звал только папа. Все остальные - мама, школьные учителя, одноклассники, дворовые ребята и подружки - просто Тоней или Тонькой. Нет, определённо для Антонины не было никакой разницы. Имена ей нравились в равной степени. И, конечно же, папа ничуть не хуже относился к ней, чем все остальные. Разве что, чуточку по-другому. В присутствии отца Антонина чувствовала себя взрослым, ответственным человеком, обязанным всегда держать ответ за все свои поступки и шалости.
Признаться, дочка у папы была проказницей, если не сказать хулиганкой. Порой, не менее безбашенной, чем какой-нибудь несносный мальчишка. Так о ней и говорили взрослые, уперев в бока руки и сокрушённо качая головой: "Ну сущий мальчишка! Никакого слада с ней нет. Ох, и намучаются родители, пока замуж не выдадут. Наверняка, должен был родиться парень, а получилось вот такое недоразумение".
С такой постановкой вопроса Тоня, само собой, была не согласна. Она дулась, злилась, но не знала, как вразумить взрослых, дать им понять, что быть мальчишкой и, уж, тем более, выходить замуж она категорически не желает.
Только папа обладал особым даром остужать горячую голову Тони. Стоило ему спокойным голосом произнести волшебное: "Антонина", как неведомая сила вмиг брала верх над неугомонной энергией дочери, и Тоня, повинно опустив голову, готова была покорно выслушать все, без сомнения, заслуженные замечания.
Ну, не то, чтоб совсем уж покорно...
Папа никогда не прибегал к ругани. Как интеллигентный человек, он считал, что достаточно сурово отчитать шалунью, а затем, погладив "послушную" дочку по её длинным рыжим волосам, отпустить на все четыре стороны. Она, конечно же, обещала исправиться и больше не проказничать. Но при этом, скрестив за спиной пальцы, успевала задуматься о чём-нибудь вроде: "Слышно ли будет громкоголосую соседку, тётю Глашу, если запереть её в собственной кладовке?". Естественно, только в целях научного эксперимента.
Так вот. Утро выдалось у Антонины противно кислым. И всё из-за глупого сна.
Если рассудить здраво, ничего дурного в нем не было. Сон даже можно было назвать удивительно захватывающим и просто замечательным.
Грезилось, что она, одетая в любимое красное платье, повисла где-то высоко в звенящем хрустальном воздухе, между вечерним небом и бескрайней землёй. Немного было страшно, но при этом безумно интересно. Прикрыв глаза, с замершим от восторга сердцем, Тоня слушала мелодичный перезвон бубенцов неведомого музыкального инструмента. А вечерняя зорька, подсвечивая небо малиновым и сиреневым, мягким дуновением тёплого ветерка нежно шевелила её распущенные огненные волосы. И что важно - на её левой руке был надет браслетик из ярко-зеленых камешков.
Разве не счастьем называется исполнение самого заветного желания? Пусть только во сне. Тоня давным-давно мечтала именно о таком украшении.
И всё же, с самого утра, расчёсывая перед зеркалом волосы, Антонина чувствовала себя виноватой и никак не могла взять в толк, отчего.
Неужели из-за браслета? Не может такого быть! Ведь она давным-давно смирилась с тем, что в "данный весьма сложный и важный жизненный период", - как выразился папа, - "эта безделица нам не по карману". Спорить Тоня даже не думала. Она почти буквально ощущала сложность ситуации, в которую вдруг угодила вся её семья. Мама всё ещё лежала в больнице, а Тоня с папой оставались дома одни. Она была убеждена, что появление нового члена семьи, а у неё вот-вот должен был появиться маленький братик, - самое настоящее и наиважнейшее происшествие, важнее которого вряд ли что может быть.
А посему, причина собственного смущения Антонине оставалась неведомой.
Сборы в школу шли кое-как. Еле тащились.
Тоня, будучи в расстроенных чувствах, вообще предпочла бы остаться дома. Жалко, что папа, почти наверняка, был бы против. А расстраивать его не хотелось. В последнее время он был или как-то непонятно взвинчен и раздражённо-суетлив, словно потерял что-то очень ценное и никак не мог найти, или наоборот - меланхолично рассеян и растерян.
Конечно, папа не станет силой выставлять дочь за дверь, задумай она устроить себе дополнительный выходной. Но выслушать нравоучения о просветляющих ум знаниях и сетования на несвоевременно разыгравшуюся у дочери лень в этот раз не было абсолютно никакого желания. Тем более, что подобная нотация, скорее всего, закончилась бы тем, что Тоня уже без принуждения сама поплелась бы в школу, пусть и без особого желания.
Одна Даша - домашняя любимица, кошка черно-белой масти, - понимала весь сегодняшний разброд чувств маленькой хозяйки. Тёрлась в ногах, будто пыталась успокоить девочку. А затем, томно прикрыв глаза, позволила ей взять себя на руки и пощекотать пушистое мягкое брюшко.
Но так раскисать по непонятнейшему пустяку ни в коем случае не годилось. Тоня постаралась взять себя в руки. Решительно положила блаженствующую хитрунью на диван, сгребла учебники в ранец и немедля, чтоб не дать себе снова поддаться слабости, выскочила в коридор.
Тут же за захлопнувшейся дверью раздался возмущённый окрик отца. Он потребовал немедленно вернуться и позавтракать. Но Тоня предпочла сделать вид, что ничегошеньки не слышит и пулей скользнула вниз по лестнице, прежде чем папа сообразил вспомнить волшебное слово "Антонина". Только в самом низу, у выхода из подъезда, её нагнало раздражённое: "Несносная девчонка!" и шум открывающейся и снова закрывающейся квартирной двери.
Неприятные слова кольнули и тотчас забылись. Девочка, закусив губу, выскочила во двор и сломя голову помчалась в школу.
Как ни старалась Тоня, на первый урок она опоздала на целых десять минут. Точно назло, там её с нетерпением поджидала контрольная и недовольная математичка. Но ничего, к концу урока Тоня сумела отрешаться как минимум на троечку, а потому чувствовала себя более-менее уверенно. Полное успокоение души ожидалось только на "физ-ре".
Там была вольница. Физрук Пётр Матвеевич, лысеющий низенький мужчина предпенсионного возраста, предпочитал сидеть с газеткой, пока ребята гоняют мяч на футбольной площадке. Женская часть класса устраивалась где-нибудь рядом и изображала активных болельщиц, горячо обсуждая свежие школьные сплетни.
Тоня подобное времяпрепровождение не терпела. Ей больше нравилось задирать вечно заносчивых мальчишек, а то и, не стесняясь косых взглядов подружек, подраться с ними. Пошуметь, побегать - отдохнуть в общем.
Ночной сон окончательно отпустил непоседу и больше не напоминал о себе.
Зная Тонину непримиримость в спорах, можно было удивиться тому, что в её классе имелся мальчик, с которым она ни при каких обстоятельствах не стала бы драться. Не только потому, что Юра принципиально считал нечестным бить девчонок. Ну и конечно не потому, что он - темноволосый и худощавый - казался ей симпатичней всех мальчишек. Его единственного Тоня могла назвать настоящим другом. Он никогда не подводил, оставаясь в любых ситуациях надёжным товарищем. Всегда поддерживал, внимательно выслушивал и часто помогал дельным советом. Только благодаря ему дворовые ребята признали Тоню как равную и допустили в свои игры.
Как хорошо, что Юрка жил в одном дворе с Тоней.
Вот и сегодня после уроков ранец Тони перекочевал в руки юного провожатого. Он благородно позволил идти девочке налегке и взахлёб рассказывать о роддоме, где она недавно навестила маму.
Юра больше молчал. Больничные особенности ему были не в новинку. Сам там бывал, когда у него появилась младшая сестрёнка. Но когда Тоня восторженно выдала:
- Как же здорово, что у меня появится маленький братик! Это по-настоящему замечательно! - не удержался от того, чтоб насмешливо скривить губы и сочувственно покачать головой.
- С чего это? Чего тут замечательного? - буркнул он в ответ.
Не ожидая подобного, удивлённая Тоня замерла на месте и уставилась на Юрку.
- Как это чего? - Девочкой овладела растерянность, но уже через мгновение она твердо заявила, - я буду с ним играть, заботиться! А когда вырастет, он станет помогать мне и защищать меня! Вот.
- Ну, это совсем другое, - отмахнулась Тоня. - Вот ты, например, не всегда же можешь выйти погулять. Холодно там, или сильный дождь. А тут будет с кем провести время. И чего я тебе рассказываю! У тебя целых три штуки братьев и сестёр...
- Да уж, - точно с сожалением согласился Юрка, шмыгнул носом и отвернулся. - Может и так. Только вот я, например, легко могу пойти куда хочу, к кому хочу и когда захочу. Хоть ночью.
Напряжение, прячущееся в голосе друга, девочка ощутила сразу. Нахмурившись, она ещё внимательней посмотрела на Юрку, но понять, в чём дело, не сумела.
- Я не об этом. - Мальчишка мотнул головой и, наконец, взглянул прямо в глаза Тони. - Ты не думала, зачем взрослым бывает нужен ещё один ребёнок?
- Нет, значит, - подытожил Юра. - Очень просто. Им надоел другой. Хочется чего-нибудь новенького, маленького, миленького. Делай с ним, что хочешь. Может, лучше получится.
- Вот дурак! - тотчас сердито выдала Тоня. Такое суждение от единственного, казалось, неглупого мальчишки, было неожиданным. - Скажи ещё - того другого сдают обратно...
- Может быть и сдали бы, да, наверно, не берут. Никому мы не нужны.
- За себя говори! А меня дома любят! - отрезала Тоня.
Юрка опустил голову, сгорбился, став вдруг каким-то маленьким и несчастным.
- Ты так думаешь? Ну-ну, твоё дело. Думай, как хочешь. - Больше он ничего не сказал. Опустив голову, мальчишка принялся ковырять носком ботинка выщерблену в асфальте.
Разговор как будто закончился, но такого завершения спора Тоня признать не желала. Требовалось полное и безоговорочное подтверждение её правоты. Оттого, насупившись, девочка напряжённо задумалась, вспоминая все последние события своей насыщенной жизни. Вроде бы ничего такого, всё как обычно: "Юрка просто полный врун! Специально хочет меня расстроить! А ещё другом называется...".
Тоня гордо расправила плечи, подбоченилась и стала подбирать слова, чтоб раз и навсегда вразумить болтуна. Но тут в памяти всплыло сегодняшнее утро. Резкие папины слова снова больно ужалили в самое сердце. Не замедлил вспомниться и странный сон, а вместе с ним к Тоне вернулось тревожное чувство непонятной вины. И уж потом потянулось всё то, что раньше не замечалось, всё то, над чем она не задумывалась - косые взгляды и шёпот подружек, раздражение окружавших её взрослых.
Тоня никогда не считала себя образцовой дочерью, но чтоб вдруг её захотели сменить на другого ребёнка, верить не хотела.
- Ты просто завидуешь! - только и нашла, что выкрикнуть Тоня.
Вскинув голову, явно болезненно задетый, Юра едко заметил:
- Было бы чему. Не тебя, что ли, все обзывают дикаркой и несносной? - После краткой неловкой паузы мальчишка хотел добавить что-то ещё, неуверенно запнулся, а потом смог произнести лишь отдельные сдавленные звуки.
Хватило одной искры, чтоб девчонка вспыхнула точно пожар в сухостое. Не задумываясь, она выбросила сжатый кулак обидчику в живот, а затем вырвала у согнувшегося в три погибели мальчишки рюкзак. Молча, развернулась и, гордо вскинув голову, быстро зашагала прочь.
Обернулась Тоня только у поворота в родной двор - лишь на секунду, как бы мимоходом, чтоб не выказать слабость. Но Юрки уже не было видно, он куда-то бесследно исчез. Это раздосадовало больше всего. Тоня была уверена, что мальчишка будет плестись позади. Затем, конечно, она позволила бы ему нагнать себя и повиниться, после чего непременно простила бы его. А тут такое...
Мрачнее грозовой тучи Тоня зашагала к дому, но, не сделав и десятка шагов, вновь остановилась.
Что ж это творится?! Ударила лучшего друга! И за что?! За обычную глупую болтовню! Кто же после этого может считаться хорошим?..
Домой Тоня не пошла. Она долго сидела на скамейке во дворе, а затем, не разбирая дороги, побрела, куда глаза глядят. Позабыла обо всём, кроме ссоры.
- Какая же я гадина! - болезненно зудело в голове девочки.
- Юрка прав: я плохая и никому - ни подружкам, ни родителям - не нужна. А теперь, наверняка, даже ему. Он хотел всего лишь предупредить, а я зачем-то вздумала обидеться. Что уж тут поделаешь?.. - вздыхая, думала Тоня. - Хорошо бы встретить Юру и попросить прощения. Может, ещё останемся друзьями. Хотя вряд ли, я же его побила.
Вечерело. Тени удлинились, на улице стало неуютно прохладно. Тоня проголодалась, ей хотелось домой, но ждали ли её дома?
Как очутилась девочка подле пожара, она точно не помнила. Видимо, вышла на свет и шум. Первый порыв - спрятаться от всех на свете и не видеть больше ни одного человека - прошёл. Теперь Тоне было жизненно необходимо избавиться от острого чувства одиночества. Хотелось побыть среди людской толчеи. Тут же царило настоящее столпотворение. Люди волновались, гомонили и, обступив кого-то, казалось, бессмысленно суетились. Тоню не замечали. Но всё же здесь кто-то и кому-то был нужен, а это чуть-чуть успокаивало девочку.
Пожарных машин видно ещё не было. Огонь разгорелся, и языки пламени, зло гудя, уже буйно выбивались из пары окон первого этажа небольшого двухэтажного дома старой постройки. Лизали стены и, пробив себе где-то путь, изредка выскакивали над покатой шиферной крышей.
Молодая женщина с растрёпанной причёской и в деловом строгом костюме, наверное, только что вернувшаяся с работы, поминутно порывалась бежать к горящему дому и что-то невнятно кричала. Люди её удерживали, сами не решаясь подойти к огню слишком близко.
Буквально на глазах, пожарище разгорался всё сильнее. Огонь уверенно забирался на второй этаж. С хлопком брызнули стёкла одного из окон. Тут же женщина, протяжно вскрикнув, лишилась чувств и упала бы на землю, если бы её не успели подхватить на руки.
Только сейчас до Тониного слуха, превозмогая гул пламени, треск шиферной крыши и людской многоголосый гомон, донёсся надсадный вой приближающихся сирен. "Вот и хорошо. Скоро приедут пожарные и потушат огонь. Всё будет в порядке", - шептала девочка, точно хотела успокоить несчастную женщину. Как помочь по-другому она не представляла, хоть и сильно хотела. Уж очень больно было смотреть на беспомощные метания погорелицы.
Так бы и стояла девочка, со стороны наблюдая за пожаром, если бы в эту роковую минуту у распахнутой настежь двери, что была с торца гибнущего строения, не появилась кошка. Как ни в чём не бывало, она села и повела головой из стороны в сторону, преспокойно разглядывая суетящихся людей. До пожара ей не было никакого дела.
Тоня так и ахнула. Как же такое могло быть?! С чего бы её любимице, Даше, оказаться неизвестно где? Спутать её с кем-то ещё девочка никак не могла. Такая же белая грудка и мордочка, те же белые "сапожки" на левых лапках и "ботиночки" на правых, взгляд с хитрецой - ну вылитая Дашка.
Ещё долго можно было, не сходя с места, пребывать в сомнении. Но вот кошка засиживаться на пороге не желала. Она поднялась, махнула хвостом и, не спеша, зашагала прямиком в горящий дом.
Тоня не потеряла ни мгновения. В несколько прыжков преодолела расстояние до входа и, не успев как следует испугаться, проскользнула в задымлённый коридор. Заметил ли кто-нибудь безрассудную девчонку - неизвестно, но остановить её уже никто не успел.
Даже здесь, недалеко от входа, стоял невыносимый жар. Дышать было нечем. От едкого дыма болезненно слезились глаза, и непрестанно хотелось кашлять. А вот света оказалось вдоволь.
Кошка находилась рядом. Она будто только сейчас сообразила, что полезла не туда и не в то время, и теперь с испугом наблюдала за струйками огня, беспорядочно ползающими по стенам коридора. Тоня подскочила к ней, но вместо того, чтобы дать себя спасти, глупышка, истошно мяуча, заметалась между девочкой и огнём. Затем бросилась в боковой коридор, как будто свободный от огня, и тут же выскочила оттуда в снопе алых и золотых искр, а уж затем сиганула в ближайшее окно.
- Вот дура! - обругала себя Тоня. Спрашивается: и нужна была кому-то помощь?
Девочка развернулась к выходу, но выскочить на улицу не успела. Сквозь вой и треск она явственно расслышала плач. Какой-то малыш, где-то наверху, отчаянно, в голос рыдал и звал маму.
Лестница на второй этаж была рядом и свободна от огня, только дым густыми клубами скатывался вниз и лениво вываливался в распахнутую входную дверь.
Наверху было ещё жарче. Зато детский плач слышен куда отчётливей.
Задыхаясь, Тоня подскочила к двери одной из ближайших комнат, дёрнула её за ручку, но та не поддалась. В отчаянии девочка вскрикнула и забарабанила по ней кулаками. Что она, ещё сама маленькая, могла сделать? Пнуть дверь и, мало на что надеясь, закричать что есть силы:
- Ну открой же, открой дверь! Быстрее!
И дверь отворилась. Нет, не по мановению волшебной палочки. Щелкнул замок, и в проёме появился карапуз лет пяти с мокрым личиком и широко раскрытыми от страха глазами.
При появлении девочки малыш попятился, видно ожидая увидеть вовсе не её, а Тоня почти что нырнула в комнату. Здесь было попрохладней и чуть меньше дыма. В спину с удвоенной силой пахнул жар, стало ещё горячей, оттого дверь пришлось захлопнуть. Затем, немедля, Тоня подхватила на руки малыша, от растерянности переставшего плакать, и кинулась к окну. Оно встретило девочку крепкой стальной решёткой.
Ждать было нечего - путь к спасению остался только один.
Прикусив губу, Тоня снова метнулась к двери, но даже не успела взяться за ручку. Со стороны коридора в дверь словно ударил врыв. Та, удерживаясь лишь на одной петле, с грохотом распахнулась, чуть не задев детей. В лицо Тони рванул буйный, в алых разводах и золотом сверкании, шквал огня. Она зажмурилась, а малыш только крепче обнял Тоню и совсем притих. Смелая, забывшая о страхе и наверно поэтому глупая девочка ожидала жуткой боли и смерти.
Тоня никогда не думала о конце собственной жизни. Теперь задуматься о чём-либо не осталось времени. В голове лишь промелькнуло отчаянное сожаление, что не удастся помириться с Юркой. А как бы было хорошо всё исправить - остановить мановением руки огонь, вернуться домой и всегда быть хорошей...
Раздумья длились всего несколько мгновений, но для жгущего удара и это было слишком долго. Тоня, недоумевая, приоткрыла глаза, но понять, что с ней происходит, не смогла. Огонь никуда не делся. Он бешено ярился, грыз и чернил всё вокруг, сворачивался в тугие жгуты, бился ими в истерике по стенам, но детей не трогал. Тоне даже не было жарко, да и дышать стало много свободней.
"Вот я и умерла", - промелькнуло сокрушённое в голове девочки. Но нет, ведь она всё ещё чувствовала и находилась там же, где и стояла секундой раньше. Тоня несмело шагнула вперёд, а огонь, словно раб пред госпожой, покорно лёг ей в ноги, нежно обнял их, заструился лёгкими прикосновениями, словно целуя и лаская, растрепал рыжие волосы, поднял их над головой, будто корону, и не ожёг.
Тоню охватило необычное ощущение. Ей казалась, она висит в пустом пространстве или плывёт среди тёплых нежных струй. Девочка прикрыла глаза и снова вспомнила свой странный сон. Всё было точь-в-точь как там, даже перезвон - будто разогретый воздух лопался хрустальными пузырьками и складывался в удивительную мелодию.
Тоня, не открывая глаз, сделала ещё один шаг, а затем, осмелев, вышла из комнаты и пошла дальше. Огонь следовал за ней, бережно обнимал и заботливо вёл. А когда Тоня перешагнула порог дома и, наконец, открыла глаза, отпрянул, оставив на плечах своей владычицы быстро тающую дымную сизо-чёрную мантию.
Тоня отпустила малыша, тотчас припустившего к пришедшей в себя женщине в деловом костюме, а сама вновь обернулась к горящему дому. Она не задумывалась о совершённом поступке и уж точно не считала себя героиней. Что тут задирать нос, если побывать в огне для неё абсолютно безопасное дело? Никаких особых заслуг здесь нет. Девочка только лишь дивилась тому, что с ней приключилось. Бывают же чудеса на свете!
Пожарные уже подъехали и деловито засновали вокруг горящего дома, приступая к тушению и отгоняя любопытных подальше. Огонь же, словно испугавшись дядек в блестящих шлемах, или, быть может, послушавшись немой просьбы Тони, убавил свой пыл и теперь, обиженно, больше дымил, казалось, собираясь потухнуть сам собой.
- Девочка, с тобой всё в порядке? - незнакомый мужчина в белом халате настойчиво привлёк Тоню к себе и принялся её осматривать и ощупывать.
- Ну, конечно! Что со мной может стрястись? - искренне удивилась она и сейчас же вывернулась из заботливых рук.
Стоявших рядом взрослых Тоня не слушала. Они то ли ругали её, то ли хвалили. Всё внимание девчонки занял другой человек. Это была женщина в деловом костюме. Карапуз был поблизости, он держал маму за руку и улыбался Тоне. Плачущая от счастья мать опустилась перед девочкой на колени и крепко, как минутой раньше сына, обняла Тоню.
- Спасибо тебе. Ты самая смелая, самая лучшая и самая хорошая девочка на свете, - проговорить она. - Вот возьми. От всего сердца. Прошу, не отказывайся.
Вконец растерянная Тоня не отняла свою руку у женщины. Позволила надеть ей на запястье браслет с крупными непрозрачными зелёными камешками. Затем девочку расцеловали в обе щёки и только потом дали свободу.
Онемевшая Тоня, не отрывая взгляда от подарка, недоумевала, как такое может быть. Вот и браслет из сна на своём месте. И называют Тоню хорошей. А ведь она без сомнения очень плохая и недостойна таких тёплых слов.
- Девочка, ты здесь одна? - голос врача вывел Тоню из глубокой задумчивости.
Она в который раз за день закусила губу, виновато оглянулась в поисках неизвестной пропажи, и тут же где-то совсем рядом знакомый звонкий голос выкрикнул:
- Ну я же говорил, что найду её! - Юра бежал впереди и тянул за собой за руку папу Тони.
Папа абсолютно не сердился.
- Где же ты бродишь, моя проказница? Мы с ног сбились, тебя разыскивая. - Он положил свои большие руки дочери на плечи, прижал её к себе и облегчённо вздохнул.
- Ты так напугала меня. Хорошо, что мамы нет ещё дома. Она вообще с ума бы сошла. Не подводи меня больше так. Хорошо Антонина? Ведь ты у меня самая хорошая и любимая дочка. Пойдём-ка мы лучше домой.
Тоня была счастлива. Сон сбылся тютелька в тютельку. Глупая утренняя тревога и недовольство собой были пустыми треволнениями. Даже в споре с Юркой она оказалась права. Тоню любили, любят и будут любить - в этом она была уверена на все сто. И всё же она ещё чувствовала себя немного виноватой, виноватой перед другом.
Тоня освободилась от тёплых отцовских рук, дав ему возможность поговорить с матерью спасённого малыша, и подошла к скромно стоящему в стороне Юрке.
- Извини меня. - Первым заговорил мальчишка. Юра неуверенно поднял на Тоню глаза и снова опустил их.
- Да не за что. Я сама виновата. Так что, прости меня ты, - возразила Тоня, тоже от чего-то смущённо пряча глаза.
- Тогда - мир?
Тоня оживилась, взглянула на друга. Юрка улыбнулся ей, и она ему в ответ, а затем крепко накрепко пожала протянутую раскрытую ладонь мальчишки.
Возвращались домой вместе, держась втроём за руки.