..любовь - как мало в этом слове и как много в его значении. Каждый вкладывает в него что-то своё. Одни вспоминают зеленые леса, где гуляли с любимой, кто-то думает про море. Мы вспоминаем про первые зеленые ростки весны и последние листья осени.

Как сладко совместно проводить время с тем, кого любишь зимой, когда всё в снегу и жарким летом к концу которого неосторожные темнеют кожей. Экстраверты вспоминают, как и что было у них с кем-то, интроверты заново переживают свои воспоминания том, что было или могло бы быть. Одни думают, как любили они, другие как любили их. Некто думает про взаимную любовь, ещё не понимая своих ошибок. Хладосердечный, вспоминая любовь, надеется поживиться на чужой страсти, прикидывает, что и как скажет, как заманит. Не вкусившие этого яда видят свою любовь в исключительно альтруистическом воплощении. Осторожные прагматики вспоминают горькие слёзы и горе обмана, а рядом стоящие мечтатели помнят улыбок солнце и сладость томленья в груди.

Часть пришедших считает любовью плотскую страсть и тел страданье во встрече, другие пытаются полностью отрицать плотскую половину этого чувства. Один вспоминает про любовь, возлежа с партнёром и забывает про нее, не успев одеться, другой проходит мимо своего шанса на рынке и потом долгие годы корят себя, что слишком поздно опомнился. Любовь это и стыдливые поцелуи детей, и лёгкое пожатие руки стариков. Нет того, что может описать внешние проявления всех чувств этим ярлыком называемых. Любовь это, в конце концов, горячка сходящего с ума интеллекта. Или логические проявления хаоса.

На самом деле, разум и логика тут тоже не при чём. На самом деле, истинная любовь это томление души ищущей свою половину.

Каждый вложит что-то своё в это слово "истинной лжи", ибо именно так следует называть слова, предназначенные для множественных толкований. Именно с помощью этих слов Тёмные и Светлые ведут борьбу за наш мир. Да именно наш, я не откажусь от этих слов. Этот мир наш. Довольно о нём! Я не хочу сейчас думать про мир, у меня ещё пара минут передышки и я потрачу их на другое...

Этим же словом "истинной лжи" называют и светлое чувство, которое встречается очень редко. И почти всегда успешно умирает, не успев зародиться, ибо не отсюда оно, не для нас.

Вот и кончилась маленькая передышка, надрезы на казнимом перестали болеть, кровь начала сворачиваться. Сейчас. Секунду. Беру нож, очень острый и делаю новые. Кстати, острый, до прозрачности тонкий нож - это мой любимый инструмент. Им удобнее всего работать с телом. Один инструмент на десяток стилей работы. Но пора вернуться к работе. Этот вид казни мы зовём "луковица" - хорошим тоном считается снять с казнимого два - три слоя. Я - лучший, могу снять до четырёх. Иногда, в ударе, удаётся снять пяток слоёв.

Мне дают самых виновных, самых упорных в отрицании своей вины. А ведь это и есть самое страшное для их души. Поэтому я должен заставить их признаться. Даже если их родные и ближние попадут к нам, их друзья и любовницы. Ради их души - я должен. Во-о-от так, польём водицей подсоленной слева и уксусом справа. И только потом, немножечко отодвинуть иголочками, чтобы воздух пощипывал. Первые минуты две - только первый слой и пощипывает, а вот к концу третьего часа, когда начинают отмирать нервные окончания, человек начинает уходить в "сумерки". Главное не прозевать, вывести его - не дать уйти так легко. Отчасти, это и есть высокое искусство - внимание и терпение.

Утром, вынося тела, можно увидеть боль в глазах тех кто их любил. Можно, но только если быть слепым. Или святым - говорят они умеют видеть. То чего нет. Так говорят. Мы видим там горящий пламень ненависти. Ненависть, которую называют любовью. Они ненавидят наши чёрные плащи, чёрные маски. Они мечтают узнать! Кто из их соседей, близких, родных, детей или родителей служит у нас. Зачем им это? Кому интересна его судьба? Если кто-то из наших проштрафится - тогда они и узнают.

Они узнают их в момент исхода. Когда их поведут на дыбу. Дыба это лёгкая смерть. Очень лёгкая, по сравнению с "двенадцатидневным умерщвлением", которое ждёт ослушника.

Но действует лучше всего именно дыба, на близких действует. Любовь, снова это загадочное чувство делающее нас уязвимыми. Кому оно надо? Как всегда тем, кто наверху. Нам, Инквизиторам - мы правим потом что люди боятся. Бояться не столько за себя, сколько за своих близких. О, конечно, мы не правим на самом деле. Есть высокие рода, есть короли и императоры. Но скажите мне, кто из них не испытывает дрожи видя перед собой патриарха инквизиции пришедшего с визитом? Нет таких. Хотя про последнего императора людей так говорят:

Однажды и мне довелось испытать это чувство и после я понял то, чего не говорил никто. Никто из тех кто каялся нам. Любовь это ещё и долг. Однажды, привели мне на три четвёртых казнь резанкой ведьмочку. <Три четвёртых> суток это, между прочим, 18 часов. Так вот, привели, а я возьми, дурак, и присмотрись к её лицу. Знал я её, с самого детства знал и, пока в Инквизицию не попал, мечтал, что "когда-нибудь"... Зелёные глаза, курносый нос, задорная улыбка. Ещё тогда она не любила церковников. О, как презрительно она говорила про носящих сутану. Заводная была... девчушка. Зелень её глаз, блеск солнца с чёрных волос и улыбка. Так ведь хватало. Весь посёлок водил за ней хороводы и мечтал. Кто о чём и мечтал. И ведь, поди догадайся, куда приведёт её жизнь. Видимо, кто-то мечтал сдать её нам. Смотрю в подёрнутые паволокой страха глаза. Слушаю нервное дыхание. На лице запёкшаяся кровь. На лице синяки. Кто-то из служек, небось, позабавился. Хотя, нет. Скорее всего, это Воины Господа при захвате постарались. Не любят они ведьм. Есть за что, если уж на то пошло. А теперь, мало кто, кроме кого-то из наших вообще узнал бы её. Нас же учили узнавать по разным признакам, которые не в силах человеческих изменить. Очертания черепа, строение костей и прочие мелочи.

Лучше бы я про неё никогда не слышал. У меня немаленькая семья: родители, пара сестер и брат. Семья брата. И поэтому нет ни одного шанса из тысячи спасти её. Даже если неведомо каким чудом мне удастся вынести её обессиленное тело и убежать от родной Инквизиции - мои родные ответят по полной. Они пойдут на казнь для ослушников. А их я спасти не смогу при всём желании. Да и не выйти из камер казни без пары пергаментов, порядок такой сложился давно.

Каждый из нас, каждый Мастер Палачей, отслужил в охране. Мы знаем, как там всё устроено и именно поэтому знаем о том, какие шансы ждут нас если мы попытаемся. Ещё когда, пару веков назад, кто-то пытался вынести свою мать неизвестно по какому недосмотру к нему в руки попавшую. Хотя известно, конечно. Тогдашний распределяющий пил по чёрному, славя Господа нашего. Пил, пока за ним не пришли инквизиторы из внутренних, прозываемые инквизиторы для своих.

Вот и потратил я тогда весь час мне, на приготовления отпущенный, застывшим взглядом глядя на топчан для казнящего. Думал зело серьёзно. Потом провёл над ней полную казнь. Не три четвёртых для младшего состава, применяемую когда и вины особой на человеке нет, а полный курс - две луны и солнце (сутки и половина).

Только никто никогда не узнал, что она была всё время казни уже мертва. Это было непросто. Вначале, подарив ей самый дорогой подарок, который мог - лёгкую и быструю смерть, я сделал свой выбор - рискнул всем, что у меня было. Не только собой. И только потом начал спасать свою семью. И никто. Ничего. Никогда. Вот разве что старший наш посматривал на её тело. Когда казнь проведённую мне подписывал прямо нём. А кровь ведь уже запеклась. И приглядевшись, странным тоном сказал, - "Прекрасная работа, мастер." - но мне в тот момент и не такое могло привидеться. Ведь, если б что и заметил он - я бы уже не думал ничего и ни о чём.

Я тогда хотел уйти. Как угодно, любой казнью. Но у нас уход считается ослушанием заветов. А значит смерть приносит тем, кто ещё может жить. Значит это не узнает никто. И опять никогда. Не узнает о том чего мне это стоило.

Но вот уже много лет я занят любимой работой, казню, пытаю и решаю судьбы других. Меня ставят в пример другим Мастерам. А когда была в нашей епархии инспекция Его имени, то даже патриарху сделали на вид, что мало таких как я. Ну, правильно! Верхним мы всегда нравились. Очень удобно нами закрывать любую дыру.

Но за спиной все считают меня "отмороженным". Я ведь и вправду отморожен, мне действительно, не о чём даже мечтать. Я просто жду. Жду когда попаду к ней. Попаду в ад. Там мы будем вместе. И выясним, посмотрим что страшнее - черти и дьяволы или Мастер Инквизитор. Почётный Магистр Отдела Наказаний. Посмотрим, там мне будет, за что и с кем бороться. Там не будет моей семьи. Чтобы не сделали они в мире бренном - за них я сполна отработал. А связи с нижней "епархией" наши не держат.

А здесь я связан, связан тем самым предательством чувств. Ненавижу любовь! Да и нет её давно уже во мне. А есть замороженные адскими льдами стремления сделать кое-что, но чувств нет. посмотрим...посмотрим... Ненавижу долг, леденящими цепями приковывающий меня к этому. А сейчас, сейчас пора - надо нанести последний надрез и идти за контролёром. Пока схожу, этот уже отойдёт.

Вот и всё на сегодня. Наверно, нигде так хорошо не думается, как на наших топчанах, но не приведи вас сюда попасть...

...этот свиток продолжает серию исповедей Инквизиторов, попавших в наше чистилище. А если точнее, то не исповедей, а того, что составляет их суть их духа, их самых ярких воспоминаний и стремлений...