Я выглядывала в толпе его крупную фигуру, даже на цыпочки приподнялась, чтобы лучше было видно поверх голов. Хотя с моим невысоким ростом это было бесполезной затеей, ничего не было видно. И туфли на десятисантиметровом каблуке тоже не спасали положения. Даже хуже того, из-за них я едва не упала! И какой черт меня дернул их обуть?.. Хотя, конечно же, знаю какой - извечное женское желание произвести на мужчину, к которому испытываешь чувства, сногсшибательное впечатление. Правда насколько сильные чувства я еще не разобралась, но то, что они были - это однозначно!
Сердце в груди колотилось так быстро, что казалось еще чуть-чуть и выпорхнет из груди. Я волновалась. Волновалась сильно. Я понравлюсь ему или нет? Ведь он наверное толком и не разглядел меня... Или?.. А может, не понравилась и он не придет?... Да, нет, это у меня от нервов уже всякая дурь в голову лезет! Чего бы он позвонил, сам назначил встречу и не явился?! А может?...
Я в очередной раз предприняла рискованную попытку приподняться на цыпочки на десятисантиметровых шпильках. При тридцать пятом размере ноги это было подобно цирковому трюку. И, конечно же, я едва не рухнула, когда-то кто-то мимо проходящий задел меня. Ой, мамочки! Это все старый асфальт с крупными камушками торчащими из него. Ноги так и норовит подвернуться.
Мы договорились встретиться на Соборной горе. Не знаю, отчего так много народа сегодня здесь, то ли туристы понаехали, то ли еще что - вроде бы особых гуляний на этот воскресный день не намечалось, но факт оставался фактом - возле собора было не протолкнуться.
Этим летом со мной случилось такое, что впору бы счесть видением нездоровой психики, если бы не одно большое 'Но' - это все случилось на самом деле. Я умудрилась угодить в другой мир, и помотаться там с командой героев больше полугода, вляпываясь в кучу совершенно ненужных для меня приключений. При этом мое тело изменили, наделив магией, и заставили спасать мир. Оказалось, что именно я являюсь стабилизатором, то есть тем самым спасителем Бельнориона, а по совместительству клириком Пресветлой богини Лемираен, с которой под конец у меня сложились специфические отношения - она жаждала меня прибить. В общем, все это стало сомнительным счастьем.
Не знаю, как от всего произошедшего не рехнулась, однако вырваться оттуда мне все же удалось - я вернулась обратно около трех недель назад.
У меня было три недели беспрестанного счастья по утрам. Я открывала глаза, понимала, что дома и... просто млела от удовольствия.
Теперь мой отпуск подходил к концу, скоро я должна была скоро вернуться на работу, и все снова станет как прежде. Ну, почти как прежде.
На некоторые нюансики я предпочитала не обращать внимания; мол, если вести себя как страус, то все образуется само собой. Ведь если этого быть не может, значит, этого нет. И баста! Не может хрупкая девушка вдруг ни с того, ни с сего, просто разозлившись, ручку от поварешки узлом завязывать и балконные периллы гнуть. Не может и все! Это просто мне поварешка бракованная попалась, и перила сломанные. Да. Именно так.
Мама уехала в очередную командировку, оставив меня одну на две недели. За эти дни я собиралась окончательно привести свои мысли в порядок, убедить себя в нереальности произошедшего, привыкнуть к городской суете и прежнему ритму жизни. В общем продолжить жить как обыкновенная девушка двадцати шести лет отроду. Все, как говорится: 'не был, не состоял, не участвовал, не привлекался'!
Прежние связи с реконструкторами я прервала, уж очень опасалась, что зайду в мастерскую споткнусь обо что-нибудь и снова провалюсь в Бельнорион. Я предпочитала думать, что попадания не было, тумана никакого не было. А вот Виктор был и есть. И сейчас с ним мы встретимся.
Вдруг кто-то сзади положил руки на мои плечи. Я вздрогнула, кое-как сдержала порыв садануть наглеца локтем в живот, или куда там придется, но... До боли знакомый голос на ухо мне просто сказал:
- Привет.
- Преве-ет, - в ответ протянула я, неожиданно расплываясь в улыбке. - Как ты меня нашел в этой толпе?
Я развернулась, чтобы тут же едва упереться носом парню в грудь, уж так плотно нас спрессовало в толпе. Я подняла взгляд вверх, на меня, точно так же, улыбаясь, смотрел Виктор.
Мы молчали и смотрели друг на друга, обнявшись. Правда тут же нас кто-то толкнул, я покачнулась, чтобы уже в следующую секунду опереться о парня. Дурацкие туфли!
- Так как ты меня нашел?
- У меня есть свои способы, - загадочно ответил он.
А я лишь улыбалась и молча смотрела на него, со всей ясностью понимая, что влюблена в Виктора по уши.
- И куда пойдем? - спросил меня Виктор. По началу я не сообразила, о чем это он, и парень, видя непонимание, написанное крупными буквами на лице, пояснил: - Ты же по телефону обещала мне город показать. Так куда пойдем сначала?
Только теперь я вспомнила, что когда он мне позвонил, и я взяла трубку, то от радости и волнения понесла какую-то чушь про достопримечательности, про исторический центр и... и прочую околесицу, про себя ликуя, что это ОН ПОЗВОНИЛ!!!
- Пока никуда, поскольку перед нами... вернее - сбоку, Успенский кафедральный собор.
- Тогда пойдем смотреть собор, - по-прежнему с не сходящей улыбкой ответил Виктор.
И мы пошли.
Почти до позднего вечера мы гуляли по городу. Я показывала кремль, церкви, памятники воинам, павшим в 1812 году. Затащила его в музей городской кузницы и все рассказывала, рассказывала, а в душе постоянно ловила себя на мысли, что ОН со мной и это не сон!
Уже начало темнеть, а мы все гуляли, совершенно не обращая внимания на время. И лишь когда на город упала ночь, Виктор сказал:
- Мне, наверное, на вокзал пора. Электричка на Красное, последняя, на которой успевал на пересадку в полдесятого, уже ушла давно. Но, может, на какой-то проходящий поезд билет будет...
- Какая еще электричка?! - возмутилась я. - Уже давно не девять часов! Тебе что на вокзале всю ночь сидеть приспичило?
Виктор лишь покачал головой.
- Так и вот! - мало-информативно сообщила я. - Не майся дурью! - и уверено взяв его под руку, потянула на остановку автобуса.
Будем надеяться, те еще ходят, и мне не придется ковылять на этих чертовых десяти сантиметрах до дому. А то еще немного, и я собственноручно выломаю каблуки, хотя заплатила за туфли несмешную цену.
- Мы ко мне! - безапелляционно заявила я.
- Знаешь, - неожиданно задумчиво протянул парень, глядя на меня внимательно. Я выгнула бровь в немом вопросе. - Хоть в тебе и ничего внешне не осталось от той Алёны, но характер...
- Как это не осталось? - не совсем поняла я, но, вспомнив, рост того тела, внешность и мускулатуру поняла, что он прав. - Хотя... Да, характер мой - фирменный. Сделано в единственном экземпляре!
Виктор хохотнул.
- Даже не сомневаюсь, что второй такой не найти! Не в том мире, не в этом.
Эти слова мне кое-что напомнили.
- Ой! Все забываю отблагодарить тебя за цветы и подарок. Все-таки немного прежнего со мной осталось.
- Какие цветы? Что прежнее? - кажется, мои слова поставили Виктора в тупик.
- Ну вот же!.. - я обрадовано попыталась продемонстрировать кулон, который он прислал мне в подарок.
Я потянула его за шнурок, но тот неожиданно за что-то зацепился под платьем. Не глядя под ноги, я отпустила парня и попыталась извлечь камушек. Тот наконец-то поддался. В свете вечерних фонарей безделушка неожиданно мигнула красным, и тут какой-то особенно большой камень в щербатом асфальте подвернулся под тонкий каблук. Я от неожиданности взмахнула руками и начала заваливаться на спину. Виктор поспешил подхватить на меня, но не успел. Я благополучно загремела на землю.
Дохнуло холодным ветром, а в лицо ударили косые струи осеннего дождя. Что за черт?!
Приподнявшись, я оглянулась вокруг и увидела, что оказалась на огромной равнине. Где-то вдалеке рос чахлый кустарник, с которого почти облетела листва, трава вокруг была желтой и бурой, а местами и вовсе до белесости прибита первым морозцем. Вкупе с сумрачным небом, затянутым свинцовыми облаками пейзаж производил удручающее впечатление. Сыпал холодный противный дождь, какой только бывает только в конце октября.
Кажется... Кажется, я снова попала!
Верить в это абсолютно не хотелось, ведь я только-только привела свои мысли и чувства в порядок, аутотренинг начал действовать, и я уже почти поверила, что все случившееся было излишне реалистичным сном. И тут вот-те нате - получите и распишитесь!
Одета для глубокой осени я была неподходяще - шелковое платье, капроновые колготки и палантин, для прохладного вечера. И конечно меня уже пару минут спустя начало колотить от озноба. Хотя может быть и от нервов... Для того чтобы окончательно поверить, что все происходящее не сон я ущипнула себя за ногу.
Больно!
Я крепко зажмурилась, стиснула руки в кулаки, словно это могло помочь мне удержать рвущийся с губ вопль. Неужели все снова?! Неужели придется опять кого-то вытаскивать, куда-то бежать, стремиться?! Не хочу! Не буду!..
В голове закрутились сотни мыслей, подозрений, догадок, но поверх всего этого...
- О, Пресветлая!.. - выдохнула я потрясенно, а уже в следующее мгновение ударила себя по губам!
Дура! Ой, дура! Нашла кого звать!
Я вспомнила, что в последний момент нахождения в Бельнорионе творила со мной Лемираен, пока не явился Арагорн и обманом не отобрал меня у Богини. Да едва она узнает, что я тут, то с радостью примчится вершить свою месть! Она же меня в куль с дроблеными костями превратит!
От этой мысли кинуло в жар, перекрывая холодный озноб. Это ж теперь?!.. Но я не дала мысли оформиться окончательно, усилием заставив себя упокоиться.
'Так, взяла себя в руки, и начала думать!' - дала я себе мысленную оплеуху. - 'Не девочка, не первый раз за мужем... Тьфу! Вернее не первый раз попадаешь. Не углубляйся в истерику, а думай'.
Отвязав от ручки сумочки палантин, хоть он мало мог защитить от холода и непогоды, я закуталась в него и принялась анализировать ситуацию, в которой оказалась.
В том, что вновь очутилась в Бельнорионе, я не сомневалась. Ну, нельзя спутать миры, никак нельзя! Это как зайти на кухню и сразу понять, что сейчас на плите - борщ стоит или булочки в духовке пекутся. Миры были разными, они пахли по-разному, ощущались каждый по-своему.
Тело при переходе, увы, не изменилось, а значит, у меня теперь нет постоянной физической силы - рожу когда угодно начистить не получится. Боевые навыки опять-таки заточены под больший роста и вес, значит клевцом или перначом я с большей вероятностью себя покалечу, а не противника. И магической силы тоже нет - это же к тому телу канал прилагался, а не к этому. Хотя... Я осторожно потянулась в глубь себя и... и чуть не заорала от испуга. Сила, такая манящая, такая сладкая, океаном безграничной мощи плескалась совсем рядом! Даже медитативной сосредоточенности не нужно было, чтобы я смогла распахнуть канал на всю ширину. А ширина его была... Но главным было не это. Не это напугало меня до зубовного стука. Сквозь океан чарующего блаженства я ощущала Богиню так отчетливо, словно она была со мной, взирала на меня, могла в любой момент позвать. Вот что было самым страшным. Ведь едва коснусь силы - Лемираен узнает, что я вернулась.
В общем в минусе по ситуации у меня... Да все у меня в минусе! В том числе и наличие силы от богини можно туда же списать. А плюсов...
М-да, нет у меня плюсов в данной ситуации. Когда я в первый раз угодила, мне гораздо больше повезло, чем теперь. Правда сейчас у меня все пути открыты: степь большая, куда хочешь туда и топай! Но это же было и минусом - необходимо как можно скорей кого-нибудь бы встретить, а то проведу так пару-тройку часов под моросящим дождем и простуда обеспечена, а если сутки-другие проблуждаю, то легко угожу в подземные чертоги муженька Лемираен, то есть с легкой задержкой в ее загребущие лапки. Поэтому больше не раздумывая, поплотнее завернулась в уже промокший от дождя палантин, я встала и зашагала в произвольно выбранном направлении.
Впрочем, ушла я недалеко: тонкие шпильки проваливались в раскисшую землю, норовя застрять и, снявшись с ноги, остаться в ней. Не выдержав и пары метров таких мучений, я скинула туфли, чтобы с наслаждением оторвать каблуки и сломать супинатор, превращая их в балетки. Пусть хоть что-то случиться положительное за этот день! Хотя...
Сообразив, с какой легкостью расправилась с обувью, я поняла, что плюсы все же есть - похоже, физическая сила будет появляться и здесь. Буду надеяться, что все-таки это проявление силы, а не то, что дорогущие итальянские туфли оказались дешевой китайской подделкой, у которой подметка отлетает в первый же день носки. Во всяком случае, так считать вдвойне приятней.
Но уже через час ходьбы я поняла, что оптимизм был преждевременным. Меня прямо-таки колотило от озноба. Пар от дыхания белым облачком срывался с губ, а промокших ног я давно не чувствовала. Температура была где-то плюс три по Цельсию, еще немного и я упаду. Хотя конечно выход был, но прибегать к нему никак не хотелось. Однако еще минут пятнадцать, и я зачерпну силу, чтобы окончательно не замерзнуть.
Тогда используя как последнее средство, чтобы хоть как-нибудь согреться, я решила пробежаться. Однако уже через пятнадцать минут, когда казалось бы ноги немного отошли, в боку начало немилосердно колоть и пришлось перейти на шаг. В ушах шумело, а из горла с хрипом вырывалось дыхание. М-да, не то тело, не то!.. Раньше час могла гарцевать как конь в полном обмундировании, а теперь налегке и четверти не выдержала.
Однако из-за экстремального галопа по пересеченной местности я кое-что упустила. Расслабилась так сказать и в итоге...
Лишь в последний момент я услышала, как глухой дробью по земле постучали неподкованные лошадиные копыта, и воины в стеганых халатах и высоких мохнатых шапках, негромко переговариваясь между собой, настигли меня. Потом раздался звонкий свист, заставивший вздрогнуть, обернуться и... Что-то ударило меня по голове. Уже проваливаясь в темноту, пришла запоздалая мысль: 'Может, не стоило так сильно желать встретить кого-нибудь?'.
Пришла в себя, связанной по рукам и ногам, в полной темноте, лишь едва видимая тонкая полоска тусклого света пробивалась откуда-то снизу. Одно радовало, холодно не было, зато пахло... В нос ударил запах выделанных шкур, терпкий конский пот, не совсем чистого человеческого тела и чего-то еще специфического, но от этого не становившегося приятным.
Я попыталась освободиться, но куда там! То ли веревки были настолько крепкими, а связывавшие опытными в этом деле товарищами, то ли с силой возникли проблемы - она как и на Земле - проявлялась спонтанно, и я как была спеленатой, так и осталась, сколько бы не старалась.
В общем, раз выхода не было, мне только оставалось лежать и догадываться о том, где я. Хотя тут же смутно припомнились рассказы старца Элионда, у которого я училась, когда в первый раз попала в Бельнорион. В них он упоминал о каких-то кочевниках, живущих в северо-восточных степях. Если сопоставить пейзаж, запахи, скрип дерева и мерное покачивание пола, то, похоже, так оно и есть.
Ох-хо-хо, вот уж угораздило! Вот бы угодить куда-нибудь в центральную часть материка, где и государства побогаче, и политическая остановка поспокойней. Так нет же, сподобило на самую окраину, к черту на рога! Интересно кто на этот раз так постарался? Неужели снова Арагорн? Или может?.. Гадать бесполезно, да и несущественно это сейчас. На данный момент главным будет вопрос - что же делать дальше.
Я не стала ползти до полоски света, чтобы выглянуть наружу и оглядеться, даже бросила попытки развязаться. Зачем? Пока тепло и относительно спокойно, чего события торопить и обстановку накалять. В том смысла нет.
Это раньше, при первом попадании я бы в истерике билась, нервничала, а сейчас была спокойна. Относительно спокойна. Единственное, что меня нервировало - это наличие рядом огромной силы Лемираен. Богиня казалась мне сейчас самым опасным на этом свете существом, тогда как все остальные... Ладно, ладно, я лукавлю сама себе, но Богиня-Мать действительно самая опасная для меня из всех в Бельнорионе.
Пока я так развлекалась дурными мыслями, повозка или юрта на колесах (уж не знаю, что это на самом деле было за сооружение, в котором я находилась), остановилась, и за пологом отчетливо раздались голоса. Говорили на неизвестном языке, гортанном и настолько быстром, что порой речь сливалась в один непроизносимый звук.
'Ну точно, степняки!', - подумалось мне, и шкура, закрывавшая вход откинулась, а вовнутрь заглянули двое. После темноты повозки даже свинцово-серое небо казалось нестерпимо ярким, а фигуры казались лишь черными пятнами на его фоне.
Пришедшие обменялись только им понятными фразами на своем языке - оба оказались мужчинами, а потом один из них ломано произнес.
- Белий, карасивый... Кхан нрависа... Да.
Не нужно было долго ломать голову, чтобы понять, что же означают его слова. Похоже, их местному вождю для ровного счета триста шестьдесят пятой жены не хватает. Ай-ай-ай! Как плохо... Вот эти супчики и решили исправить положение.
Но другой в ответ лишь покачал головой.
- Глаз болшой - злой дух - Шидтэн карашо придет, - и уже обращаясь ко мне. - Закрой глаз женшын! Шидтен войдет!
- Лучше дверь закрой... То есть занавеску опусти. Дует же! - приподняв голову и не сводя взора с пришедших, в ответ посоветовала я. Глаза уже привыкли к освещению, и я смогла разглядеть их и немного пейзаж, что был за их спинами.
Действительно, стоят себе две рожи, явной татаро-монгольской наружности, во всяком случае такие, как их в исторических фильмах показывают, в малахаях и в замызганных стеганых халатах, неспешно разглядывают меня, а я лежу, связанная по рукам и ногам, в тоненьком летнем платьице, в драных колготках. Им-то хоть бы хны, а я уже подмерзать начала. На дворе же не месяц май и ветерок далеко не теплый.
Тот, кто говорил о злом духе, вернул шкуру наместо, вновь погрузив меня в темноту. Потом они еще постояли что-то полопотали на своем, и растворились в окружающем шуме стойбища.
Пока кочевники обсуждали мои достоинства и недостатки, я успела разглядеть за их спинами, куда меня привезли. В поле зрения попали высокие юрты, крытые шкурами и войлоком, кострище, на котором в зарытом казане, укрепленном на треноге, что-то варилось. Рядом суетилась низенькая женщина, отличающаяся по одежде внешне от мужчин лишь длинной черной косой, выпущенной поверх халата и монистами на шее. Явно подражая своим отцам, друг за другом с гортанными выкриками бегали кривоногие ребятишки не старше четырех лет, за ними, не замолкая, неслась брехливая собачонка. В общем, в миленькое местечко угодила! Кочевое стойбище... Блеск! Или это у меня карма такая, что к гномам в камеру, то в плен к кочевникам попадаю?!
Но ждать пришлось недолго, занавес вновь был откинут, и внутрь, согнувшись едва ли не пополам, залез один из разглядывавших меня мужичков. В руках у него был большой сверток.
- Кхан смотры - ты молчи, - лаконично проинформировал меня он. - Ты говоры - я наказыват тебя. Цагаан говоры, кода кхан разреши. Цагаан понял?
В принципе было понятно, что он сказал и к кому обратился, но на всякий случай я уточнила:
- Цагаан - это я? - Мужчина утвердительно кивнул, разворачивая сверток. Это оказалась большая лохматая баранья шкура. Пахла она!.. - Вообще-то у меня имя есть, - сообщила ему, - меня Аленой или Ольной зовут.
На что мужчина лишь отрицательно затряс головой.
- Нэ! Ты Цагаан, - и ткнул пальцем в мои волосы.
'Чудесненько', - подумалось мне, - 'И как только меня не называли?! Ольной была, Илиной тоже, а теперь Цагаан... Словно цыганка какая-то! Скоро, поди, и вовсе кастрюлей назовут'.
Но кочевник не стал дальше разглагольствовать: он расстелил рядом со мной шкуру ворсом вверх, а потом с неожиданной для его комплекции и роста легкостью, поднял на руки и переложил на нее. Замотав меня в нее как в ковер, вместе с головой (меня замутило от запаха так, что едва сознание не потеряла), он взвалил на плечо и, спрыгнув с повозки, поковылял куда-то. Я попыталась изогнуться, чтобы хоть землю под ногами видеть, да нос из вонючей шерсти освободить. Но куда там! Спеленал он меня качественно. Слава богу, хоть путь был не долгий.
Не успела я окончательно задохнуться в этом коконе, как меня осторожно сняли с плеча и опустили вниз. Крутанулась, высвобождаясь из шкуры. Та опала, и я смогла разглядеть, где же нахожусь.
Оказалось, что я лежала перед небольшим возвышением, устланным шкурками лисиц, на котором, скрестив ноги в расшитых чувяках, восседал плотный, весьма сбитый и коренастый мужчина. Лицо у него было круглое, скуластое, кожа смуглая, а щеки такие полные, что подпирали раскосые глаза, делая их еще уже. Черная по- восточному узкая борода и усы, была заплетены в косицы, с вплетенными в них кожаными шнурами. На голове у него был малахай из чернобурки, из-под которого торчали нечесаные, кое-как заплетенные по концам или перевязанные все теми же кожаными шнурками пряди. Облачен он был в стеганый халат, покрытый ярко-желтой парчой, из-под которого выглядывали еще какая-то одежда. Его темные как агаты глаза, не отрываясь, смотрели на меня. Я в свою очередь тоже не спускала с него взгляда.
Тут принесший меня, склонился в поклоне и залопотал на своем родном языке. Из всего его потока речи я выделила лишь одно слово 'кхан', из чего я сделала вывод, что именно ему меня и доставили. В ответ хан что-то утробно рыкнул, и кочевник, часто-часто закланялся и, пятясь задом, покинул юрту.
Перестав изучать хана кочевников, я взглянула на окружающее. Юрта была довольно просторной, в центре ее, как и полагалось, горел очаг, дым выходил в отверстие под потолком. Пол застлан войлоком, поверх шкурами, а перед ханом даже ковром. Обстановочка на меня впечатления не произвела, но подозреваю, что эта юрта все же самая богатая в стойбище.
Меж тем хан, изучив меня со стороны, поднялся на ноги и, сойдя с помоста, навис надо мной. Подцепив одну из спутанных прядей волос, он внимательно рассмотрел ее, потер в мясистых пальцах, а потом, ухватив за подбородок, стал пристально разглядывать лицо. Я молча терпела. Неприятно конечно, но куда деваться... Да и что он в итоге мне сделает? Зарежет, не сходя с места? Сомнительно. Его подданный талдычил, что когда 'кхан говорыт - я молчи', следовательно, будут разговаривать. А раз будут разговаривать... Во всяком случае сила Лемираен со мной, а значит...
Что значит, я додумать не успела, хан, оставив в покое лицо, положил руку мне на грудь и пребольно тиснул, ощупывая. Я зашипела и начала выкручиваться, отползая ужом. Тот засмеялся, обнажив белые крепкие зубы и, подцепив за веревку под грудью, дернул обратно, чтобы еще раз пощупать. Я молча согнула связанные ноги и попыталась его пнуть в голень, мол, гад, знай меру. Но кочевник перехватил их, опять неприятно засмеялся, зачем-то обхватил двумя пальцами щиколотку, измеряя обхват, зацокал восхищенно языком, словно ценитель роскоши, и еще раз оскалил в улыбке крепкие зубы. Я рванулась, высвобождаясь и, помогая себе телом и связанными за спиной локтями, стала сдавать назад, подальше от него. Наша борьба происходила в молчании.
Мне все это давно перестало нравиться. Еще немного и я, наплевав на страх перед Богиней-Матерью, шандарахну его со всей дури каким-нибудь заклятием, а то и просто голой силой. Как итог - от мужика останутся одни горелые подметки. Правда существует огромная вероятность, что сразу Лемираен нарисуется с намерением совершить праведную месть, но с этим я буду разбираться после.
Пока такие мысли крутились в моей голове, хан вытащил из-за пояса здоровый нож и, ухватив меня за связанные ноги, дернул на себя. Я, юзом прокатившись по шкурам, вновь оказавшись перед ним. От этого шелковое платье, легко съехав по капроновым колготкам, предательски задралось почти до середины бедра. Хан, внимательно изучив представшее ему на обозрение еще раз, опять с восторгом поцокал языком и неотрывно глядя мне в глаза, начал осторожно взрезать путы на ногах, притягивая меня к себе все ближе.
Я тоже не отрывала от него взора, при этом, словно бы не было трех недель перерыва и изменения тела, начала с легкостью стала проваливаться в медитативное сосредоточение, чтобы зачерпнуть силу.
Вдруг раздались громкие голоса, кто-то влетел в юрту, а потом меня с силой дернули за веревки и волоком по шкурам потащили к дальней стене. Я извернулась, чтобы посмотреть кто это, одновременно ухватывая силу, чтобы нанести удар. Оказалось, меня волок кочевник, возрастом помоложе, чем хан и более стройный и сильный, нежели он и в руках у него не было оружия. Тогда я вновь рискнула глянуть в сторону хана.
Перед ним стоял сгорбленный артритом старик в потрепанном халате, увешанном какими-то перышками, бусинами, монетками. На голове у него вместо уже привычного малахая была не то повязка, не то странный головной убор, состоящий из шнурков, с подвязанными к концам бубенчиками и монетами, которые падали ему на лицо. Собеседники говорили на повышенных тонах.
Заметив, что смотрю на них, молодой кочевник, застывший изваянием возле, схватил какие-то шкуры лежавшие рядом и кинул на меня сверху. Я тут же задергалась, чтобы освободиться, но потом, сообразив, затихла и, со всеми предосторожностями ухватив едва ощутимый поток силы, направила его на путы. Руки, ноги и все тело, на миг обожгло огнем, и веревки с тихим треском полопались и осыпались трухой. Получилось!..
- ... Могущественный, почему ты не позвал меня?!..
Мысленно выдохнула я, и тут же чтобы успокоить отчаянно колотящееся сердце, потянулась к силе, чтобы проверить, заметила ли меня богиня. Слава всем богам, но в данный момент близкого присутствия Лемираен не ощущалось. Будем надеяться, что меня пронесет, и она не обратит внимания на маленькую утечку...
Только сейчас я сообразила, что понимаю кое-что из того, что они говорят. Хрипловатый, чуть дребезжащий голос явно принадлежал старику, тогда как рыкающий - хану. Я узнавала лишь некоторые слова, тогда как другие были мне чужды.
Вот опять они затараторили на своем странном горловом наречии. Я напряглась, пытаясь расслышать их разговор, поскольку он явно шел обо мне и... Все, я вновь слышала только их тарабарщину.
Пока я пыталась их подслушать, я упустила свой едва уловимый поток. Пришлось вновь сосредоточено, чтобы осторожно его отделить от общего объема, поскольку ухватывать его быстро и резко я опасалась. Схвати я его чуть больше или неудачно, и поток хлынет во всю мощь, заполнив всю ширину канала. А это Лемираен уж точно заметит, тогда как ниточку...
- ...Ты презренный шакал, побирающийся падалью, не смей указывать мне! Я хочу эту беловолосую женщину, и я получу ее! - Я едва не поперхнулась, поняв, что именно только что прорычал хан.
Ах, вот оно значит что?! Сила позволяет понимать мне их язык. И я, бросив попытки выбраться из-под шкур, стала слушать.
- Могущественный хан, у нее большие глаза, в них легко проникнет злой дух, - продолжал скрипеть старик. - Я шаман трех родов, и знаю это очень хорошо. У белой ведьмы другой бог. Она служит золотой богине. Ее нельзя трогать. Опасно. Лучше отдай ее Тулгуру. Пусть с ней возятся его презренные псы. Пусть на них она кликает беды.
- Я не боюсь женщины! Я великий воин степей, не тебе указывать мне! Я никому ее не отдам. Я хочу белую женщину и получу ее. Она будет греть мою постель, и лишь когда надоест, я выменяю за нее у Тулгура сто лучших кобылиц.
- Не трогай ее могущественный хан, - почти взмолился старик.
А что, я была с ним согласна на все сто! Уж лучше встреча с Лемираен лицом к лицу, чем это толстое нечто в простеганном парчовом халате.
- Пошел вон! - не выдержал тот. - Думаешь меня обмануть?! Твоя голова пуста как бурдюк, а сила ушла, как вода в пески юга! Ты давно не можешь предсказывать, твои слова - звучание пустого котла! Ты бессилен и лжешь! Убирайся!
Послышался звук удара и падающего тела. Похоже, хан окончательно рассвирепел и заехал по уху своему шаману. Возле меня прошелестели удаляющиеся шаги, и я все же рискнула выглянуть одним глазом из-под шкур.
Представшая передо мной картина не радовала. Хан, уперев руки в бока, нависал, над лежащим перед ним стариком и, едва тот предпринимал попытку встать, пинал его мягким чувяком в живот, вновь сбивая с ног. Серьезного вреда он ему не причинял, но по лицу было видно, что хан глумится и это доставляет ему радость.
Тут подлетел молодой кочевник и, оттолкнув его, со всей возможной почтительностью поднял на ноги старика. От тычка молодого хан впал в неконтролируемую ярость.
- Ублюдочный сын рабыни! - захрипел он; от гнева жилы шее на его шеи вздулись как канаты, не позволяя говорить. - Я вырежу твои кишки!.. И этому старому лжецу я их тоже вырежу! - и, взмахнув по-прежнему зажатым в руке ножом, бросился на молодого.
- Твоя мать была той же самой рабыней у отца! - не остался в долгу тот и попытался отобрать у хана нож.
Пока двое боролись, шаман, переваливаясь как утка, отошел в сторону, а потом, резко обернувшись, посмотрел на меня. Наши взгляды встретились.
Его глаза были блестящими и черными как агаты с неожиданными вспыхивающими в глубине серебряными искрами. Их глубина манила, затягивала... Узкий нос казался клювом хищной птицы. Еще немного и взорвав кожу, изнутри проклюнутся соколиные перья, и клекот послышится окрест.
Я дернулась, будто мне в лицо нацелились птичьи когти, прервав зрительный контакт, и нервно сглотнула. Наваждение схлынуло, отпуская.
Ах, так?! Поняв, что это проделки старика, я распахнула канал на всю мощь, не касаясь силы при этом, подняла взгляд на шамана.
Старик вновь попытался зачаровать меня, но, приглядевшись, охнул и, струхнув, попятился. Губы его посерели, а продубленную солнцем сморщенную коричневую кожу залила бледность.
Наш поединок закончился ничьей, мой блеф удался.
От нового витка противостояния нас оторвал вопль хана. Я, не скрываясь, высунулась из-под шкуры и, вздрогнув от увиденного, уставилась на разворачивающееся действо. А оно было странным и страшным.
Хан бесновался. Со рта у него клочьями падала желтая пена, вперемешку с кровью, а он, чудом удерживаясь на ногах, кромсал себя ножом. Раз за разом, втыкая его в грудь, он проворачивал его и рывком выдирал обратно. Парча давно превратился в лохмотья, а бурая кровь залила желтую ткань.
От помешавшегося хана веяло какой-то запредельной жутью.
Молодой кочевник в шоке застыл в стороне. Я быстро бросила взгляд на шамана. В отличие от молодого старик был абсолютно спокоен.
- Прячиса! - ломано скомандовал он на моем языке и для большего понимания, махнул рукой, а потом издал неожиданный для такого сухонького тельца переливчатый вопль, что, вздрогнув, я словно очнулась и вновь нырнула под шкуры. Дальше я лишь слушала, стараясь при этом не выдать своего присутствия.
Набежали люди, закричала какая-то женщина, мужчины загомонили. Но вдруг, перекрывая все это многоголосье, послышался хрип, перешедший в вой, а потом что-то глухо упало на пол. Похоже, хан наконец-то дорезал себя...
На мгновение наступила оглушающая тишина, а потом послышался голос шамана.
- Небесные боги отвернулись от могущественного хана, а злые духи вселились в него, исторгнув душу. Вы сами видели, как могущественный стремясь спасти свой род от проклятья, смертью запечатал их в своем теле. Велик был хан...
Старик продолжал в том же духе, восхвалять самоубийцу, упирая на то, что его смерть, это спасение для рода. Я краем уха слушала его разглагольствования, стараясь при этом удержать силу. Уж очень нехарактерно она начла себя вести: дергалась, трепыхалась, разок даже на два потока попыталась распасться. Когда я прикасалась к силе Лемираен в первое мое попадание в Бельнорион, она была иной, сладостной, упоительной и приводящей в трепет. Теперь же, несмотря на все вышеперечисленное, в ней начал чувствоваться другой привкус, словно второй слой находился под первым, примешивалось что-то иное, полностью изменяя ее суть.
Стараясь понять произошедшие в силе изменения, я продолжала прислушиваться к речи жреца. Вот он обратился к молодому кочевнику, тот подтвердил, что хан сам себя лишил жизни, впав в буйство. Голос у воина хоть и не дрожал, но в нем чувствовалось смятение, тогда как шаман был спокоен как удав.
Ох, и подозрительно его спокойствие! Поди, как ему хан звезданул, он на него заклятье наложил или еще что сотворил. Осерчал старичок и того - спровадил душу неугодного правителя к праотцам. Хотя ладно. Это всего лишь мои предположения, тогда как на самом деле...
Пора снова вспоминать и принимать как данность, что в этом мире есть магия, а то мой аутотренинг уж очень успешным получился. За три с половиной недели, я так себе мозги прополоскала, что кое-какие детали напрочь из головы вылетели. Например, то, что в этом мире присутствует не только сила от трех богов, но еще и сторонняя магия - эльфийская например, и что со стихиями хранители и старейшины гномов управляются, а те же тролли с духами земли общаются. Пора вспомнить, что и у кочевников кое-что в загашнике имеется.
Вдобавок неплохо бы учесть, что и я ко всеобщей путанице причастна - это же я изменила ЗАВЕРШИТЕЛЬНЫЙ ритуал так, что в этом мире у людей появилась самая настоящая магия, а не только сила, дарованная тремя богами.
Меж тем шаман затянул весьма невнятную, а главное такую заунывную песнь, что у меня уже через пару минут виски давить стало. Не иначе как старик принялся ворожить. Потом он начал стучать в бубен, перемежая свое вытье, гортанными выкриками. В висках запульсировало еще сильней, а зубы начали ныть. Видимо, старичок в силу входил.
Так прошло минут двадцать. Под шкурами давно стало душно, но я решила не высовываться, а то мало ли еще нарвусь на неприятности - возьмут и злым духом, погубившим хана, обзовут. Оно мне надо?
А через полчаса я была уже зла как тысяча чертей. М-да, похоже, я переоценила свою стойкость и терпение. Не знаю, кто как, а выносить дикую головную и зубную боль в течение часа, да притом по возможности не шевелясь, я оказалась неспособна. Еще пять минут, и я этому шаману так по его бубну настучу! Он у меня потом кости сращивать замучается...
Так, так, стоп! Чего это я разошлась?! Раньше за мной такой агрессивности не наблюдалось. А ну-ка успокоилась!.. Я попыталась расслабиться, начала глубоко дышать, несмотря на запашок шедший от шкур и... и, не заметив как, отпустила силу.
Боль прошла так мгновенно, что я даже сначала не поняла, от чего наступила эйфория и просто наслаждалась ощущением, даже не задаваясь вопросами - отчего и почему. А старик все выл, и выл.
Я как мышка, решила осторожно выглянуть из-под шкуры и оглядеться.
Вокруг тела хана, на коленях сидели степняки с закрытыми глазами, что примечательно - одни мужчины. За их спинами, пританцовывая, если танцами можно назвать неглубокие приседания по кругу, то, пританцовывая, шел шаман с бубном и колотил по нему заячьей лапкой. Вокруг было все забрызгано кровью как на бойне. Неприятное зрелище.
Это что, все из хана натекло?! Вот это здоровый мужик был!.. От увиденного меня чуть не замутило, и я поспешила отвлечься, принявшись разглядывать самих степняков.
Вдруг шаман заметив, меня махнул рукой, мол, прячься скорее и, не сбиваясь с ритма, продолжил ритуал. Мне ничего не оставалось, как нырнуть обратно.
Вот же-шь ситуация!.. За половину суток я уже успела угодить обратно в Бельнорион, попасть в плен к степнякам, чуть не была использована... скажем так по природному женскому назначению, стала свидетелем самоубийства, а может быть и убийства. Вот уж точно угораздило!
Наконец-то старик закончил свое пение. Я услышала как степняки, тихонечко переговариваясь, стали покидать шатер. А когда их голоса стихли, шкуры были отброшены, и надо мной склонился тот самый молодой кочевник.
Едва я села, пытаясь оглядеться, кочевник отошел на пару шагов назад.
- Глаз закрой! - скомандовал он, едва наткнулся на мой взгляд. - Дурной глаз закрой!
Решив с ним не препираться, я на всякий случай приложила ладошку к глазам, продолжая при этом между пальцев присматривать за ним.
- Так? - уточнила я.
Но он даже не соизволил ответить, продолжая недвижно стоять возле меня. М-да, дурацкая ситуация: я полуодетая, и видно уже развязанная, хотя до этого была спелената качественно, и напряженно застывший в двух шагах воин.
Через пару минут не выдержав, уже хотела вновь пуститься в расспросы, как в юрту, вошел шаман, держа в руках какой-то сверток.
- Освободиласа, - то ли констатировал, то ли спросил он и бросил сверток к моим ногам. - Одевайса.
Пришлось подчиниться. Встав на колени, я развернула сверток и обнаружила длинный стеганый халат: явно уже не раз ношеный, и сверху не первой свежести и потертости, но внутри с довольно новой, а главное с чистой подкладкой. В него были завернуты чувяки, размера эдак тридцать восьмого, тридцать девятого. Это при моем-то тридцать пятом! А еще в свертке оказалась странная шапка, по форме вроде бы и малахай, но там где должно было бы находиться лицо, как шторка висели кожаные шнурки с редко нанизанными на них бусинами или завязанными узелками. Прямо не головной убор, а вторая шаманская шапка! На старике-то был подобный головной убор, скрывающий лицо, разве только мехом не отороченный.
Удивленная, подняла взгляд на шамана, но тот лишь нетерпеливо замахал руками, и залопотал что-то на своем языке, который я вновь не понимала. Наконец сообразив, что до меня не доходит, не то заворчал, не то чихнул, и еще раз повторил:
- Одевайса!
Пришлось вновь подчиниться. Обув на ноги большие чувяки, я кое-как затянула их на голенище, потом, поднявшись, влезла в оказавшийся таким же безбожно большим, как и обувь, халат. И тут старик, не выдержав моей медлительности, подскочил ко мне и, подняв с пола странную шапку, нахлобучил мне ее на голову. Стразу стало неудобно, дурацкие кожаные шнурки так и норовили залезть то в глаза, а то и вовсе в рот угодить. Однако шамана нисколько не смущал мой новый костюм. Он развязал и снял с талии один из поясов (я только обратила внимание, что на нем их несколько) и, запахнув полы моего халата, подвязал его, затянув на мудреный узел. И пока старик пыхтел над его конструкцией, то пояснял, что мне следует делать дальше.
- Пойдем отсюда, ты за пояс держатса. Две руки держатся. За мной нога в нога идти.
- След в след, - на автомате поправила его.
- Да-да, нога-нога идти. Сторона не смотры, не говоры. Рана.
- Рана? Что за рана? - не поняла я. - Я не ранена.
- Рана. Не сечас! - недовольно пояснил старик. Похоже, он понимал меня хорошо, тогда как изъяснялся с трудом. - Сторона не сечас, потом смотры. А сечас - рана. Я потом обряд делат - ты сморты. Сечас - нэ!
Понятно, разобрались, в общем. А шаман, закончив завязывать мне, наверное, пятнадцатый замысловатый узел на поясе, взялся за его оба конца, и как на буксире потащил за собой из юрты.
По пути я честно старалась не смотреть по сторонам. Не то чтобы я боялась ослушаться или еще что, просто лишние проблемы мне сейчас не нужны. Самым лучшим для меня выходом сейчас было плыть по течению. Опасности я для себя сейчас никакой не ощущала, во всяком случае, непосредственной со стороны кочевников, главным для начала было разобраться в произошедшем, а уж потом решать, что же делать дальше.
Едва шаман привел меня к себе в юрту, я тут же начала осматриваться. М-да, то еще местечко, прямо-таки домик Бабы-Яги, только с кочевым уклоном. Раньше я никогда не была в подобных местах, и теперь с любопытством разглядывала обстановку. Под потолком висели пучки трав, мумии животных - то ли грызунов, то ли зайчат... опознать чьи именно - я затруднялась. У стен коробушки, миски горкой, каменные ступки, какие-то черепушки. А все вместе создавало картину весьма неопрятного жилища.
- Садиса, - махнул рукой шаман, указывая мне на возвышение из шкур. - Как ученика придут - есть будем.
Сам он, чуть пригнувшись, из-за свисавших с обрешетки трав, проворно семенил от очага до большого короба у стены и обратно, доставая из него кульки, свертки и посуду. Я осторожно присела на краешек и молча продолжила наблюдать за стариком.
А он быстро раздул огонь, подбросив несколько пластин кизяка из кучи сложенных перед входом, подвесил над ним котелок и, залив какую-то крупу водой, поставил ее варить.
- Ты кароший женшын, - обратился ко мне старик.
Теперь он достал большое глиняное блюдо, покрытое чистой тканью, и поставил поближе к теплу. Когда уголок тряпицы отогнулся, я поняла, что блюдо доверху было наполнено большими кусками вареного мяса.
- Почему? - осторожно поинтересовалась у него.
Я поглядывала на него не то что с опаской, но настороженно, ожидая в каждый момент подвоха. И его последние слова насторожили меня еще больше.
- Ты вовремя приходит, - ответил тот, словно это было очевидно, и словно для подтверждения тянул с головы свой чудной убор и улыбнулся, обнажая крепкие и невероятно белые для не знавшего зубной пасты старика зубы.
В первый раз я смогла как следует рассмотреть лицо шамана. Оно было иссечено морщинами, как скала ветрами, и было такое же темное, но пегое от пятен, оставленных шрамами, как старые камни, покрытые лишайником. Лишь черные глаза молодо и задорно блестели.
Я тоже решила снять свой малахай.
- Почему ты так решил? - спросила я.
Если старику все было понятно, или он делал вид, то я оставалась в неведении.
Он пожал плечами, словно не зная как объяснить.
- Я просит - ты приходыт. Я видет - ты кароший. Сильный, кароший. Мне помогайт будешь.
Приехали...
- А с какой это радости? - выгнула я бровь.
И что за мир, едва стоит здесь оказаться, все сразу за помощью бегут. В тот раз для начала гном заставил внука вылечить, потом и вовсе к спасению мира припрягли. А теперь этот?!
- Ты помогайт мне - я помогайт тебе, - разулыбался старик, видимо наш разговор его забавлял. - Степь балшой, куда хошь иди, а не придешь. Я помогай уйти туда, - он махнул рукой в сторону выхода. - Там другой людь, эльф и сылный тролл. Я помогай уйти туда, за это ты помагайт мне.
Понятно, он предлагает мне сделку... Ох-хо-хо... Вечно всем что-то надо. Похоже, придется соглашаться, хотя...
- Я могу порталом уйти, - решила блефовать я, припоминая последние мгновения в крепости, когда перед тем, как пришли боги, к нам откуда-то порталом заглянул послушник и продемонстрировал ухватки мага. Вдруг и у меня получится? А то сейчас старичок решит, что я в его власти и наглеть станет.
Но шаман лишь заливисто рассмеялся, качая пальцем. Его мое заявление развеселило еще сильней.
- Нэ, нэ, нэ! - хохотал он. - Ты обманыват меня. Ты не уходы. Твой бога злитаса кода так ходят. Я старый, я видел. Нэ, нэ, нэ! Ты шутит, да. Я знайт - ты шутит, - и резко оборвав смех, словно ножом отрезало, выдал: - Я уже помогайт тебе, спасайт тебе. Я убивайт глупый кхан. Я дару тебе эту помогайт.
Мне стало неуютно. А старичок не так-то прост, каким хочет казаться. При этом так смело говорит, что уложил своего предводителя... М-да. Пора... Пора браться за ум и переставать хлопать ушами, как глупая девчонка. В прошлый раз по незнанию я так вляпалась!..
- Зачем вы это мне говорите? - угрюмо поинтересовалась я. Если старик доверил мне такие знания, то я для него неопасна. Или?.. - Не боитесь, что я расскажу?
- Тебе никто не верыт. Ты чужой, - тут же стал серьезным старик. - Мне верыт. А ешо я могу сказат - ты убил кхан. Тогда тебя разорват - твоя бога может не успет помоч. Лучше я говорит тебе, доверят тебе, а ты за это помогайт мне.
Я задумалась. А дедок-то неслабый политик - и мне намекнул, что может доставить неприятности, и пряник сладкий показал в виде обещании помощи в дальнейшем. А если учесть, что за помощью к Лемираен я обратиться никак не смогу, то мне ничего не остается, как согласиться. Правда при этом придется держать ушки на макушке. Но это уже детали.
- Хорошо, я помогу тебе, - кивнула я. - Но если ты обманешь! - и как предупреждение распахнула канал вовсю ширь.
- Потому я говорыт - ты кароший женщын, - вновь улыбнулся шаман. - Ты согшайса помогайт мне. Да.
Больше утрясти мы ничего не успели, в юрту заглянул мальчишка лет двенадцати, а пару секунд спустя, оттолкнув его, зашел другой. За ним следом вошел первый. Они были непохожи как день и ночь. Первый паренек оказался худым и каким-то протяжным, тогда как второй - младший - плотненьким и коренастым. У каждого к поясу была привязана тушка сурка. Отцепив, они гордо продемонстрировали их старику. Тот скептически осмотрел зверьков и тут же погнал парнишек потрошить зверьков. То как они выходили, при этом толкались плечами, показывало их отношение друг к другу. Не составляло труда понять, что мальчишки соперничают меж собой, и не упустят возможности сделать пакость друг другу, или выслужиться перед шаманом. А это значит, что они будут приглядывать за мной и стучать старику о всех моих делах наперегонки. Эх-хэ-эх... Ладно, сейчас не это главное. Мне бы еще кое-что уточнить у шамана. Он намекал на какой-то ритуал, после которого я смогу передвигаться по стойбищу свободно.
- Когда мы выходили из юрты хана... Когда ты выводил меня за пояс, - поправилась я, - ты говорил о ритуале. Когда ты будешь его проводить?
Этот вопрос интересовал меня весьма насущно. Естественные надобности организма никуда не делись, и с каждой минутой взывали к себе все больше.
- Ныкода, - махнул рукой старик. - Не нужно его. Я говорыт, что проводы - все верыт и не боятаса тебя.
'Круто старичок у кочевников распоряжается', - мелькнула у меня мысль, а за ней пришла другая: - 'А с чего это такое доверие? Или может у него реально никаких возможностей воздействовать на меня, вот и не хочет тратить времени?'
Во всяком случае, придется держать ухо востро, а то от всех действий шамана прямо-таки разит хитростью и загадочным интересом ко мне.
Когда мальчишки выпотрошили зверьков, старик приказал им отнести их одной из женщин, чтобы та приготовила из них крупяную похлебку с мясом, а по их возвращению, мы наконец-то сели ужинать. К тому моменту я была так голодна, что оказалась готова съесть не то что непонятное мясо, но и тех самых сурков.
Поздно вечером, когда дождевые тучи наконец-то разошлись и над бескрайней степью нависло такой же бескрайний темный бархат ночного неба, усыпанного жемчужинами звезд, мне выдали просторные штаны с рубахой, и мы наконец-то улеглись спать.
Мальчишки легли поближе ко входу, шаман на возвышении, а меня для проформы привязав за ногу скользящей петлей, положили меж очагом и шаманом. Я не стала возмущаться: от очага шло тепло, привязка была чисто символическая, а старик, слава богам, особо-громко не храпел.
Мальчишки быстро засопели, шаман вскорости присоединился к ним, только мне никак не спалось. Мне казалось, что на меня кто-то пристально смотрит, и от этого взгляда веяло такой запредельной жутью, что мороз по коже продирал. Я попыталась улечься и так и эдак, даже с головой закуталась, наплевав на специфический запашок, но не помогало. На всякий случай проверила силу и присутствие Лемираен, но и там все было в порядке. Правда, даже после легкого касания силы запредельный ужас отступил, стало полегче, и я смогла провалиться в мутный, и какой-то тягучий сон.
Снилось, что-то сумбурное, но серое. Непонятная вода, напоминающая текущую ртуть затягивала меня, охватывала, топила, а я никак не могла выбраться из ее липкого кошмара. А уже под утро, когда свинцовые поблескивающие металлом воды почти поглотили меня с головой, надо мной склонилось безгубое, изъеденное временем и разложением, похожее на мумию фараона из каирского музея, лицо. Оно то силилось что-то сказать, то пыталась втянуть воздух, словно обнюхивало меня, двумя дырочками оставшимися от носа. И все это было настолько жутко, настолько страшно, что когда существо во сне раззявило свою щербатую пасть и потянулось ко мне, я невольно заорала и подскочила на постели.
Оказалось, уже наступило серое утро. Стойбище уже шумело вовсю, и в юрте никого не было. Моя привязь тоже исчезла, и я смогла встать, чтобы пойти умыться и отлучиться по еще некоторым делам.
Глава 2
И вот уже прошло три дня, как я жила у кочевников. Не скажу, что очень у них здорово, но как говорится на безрыбье и это сойдет. Вчера род снялся со стойбища, и теперь неторопливо катил свои многочисленные повозки на юго-восток. Чуть в стороне неспешно гнали свои табуны пастухи. Впереди, вровень с повозкой, в которой ехала семья нового хана вместе со всеми вещами, катила наша с шаманом повозка. Его ученики, ускакали куда-то в степь вместе с мужчинами. Они наверняка вновь затеют соревнования меж собой, чтобы доказать шаману кто из них лучший ученик, и опять привезут какую-нибудь пойманную добычу.
Я сидела впереди рядом с шаманом, и изредка позевывала. Трава, покрытая изморозью, отливала на утреннем солнце серебром, то вспыхивала алмазами льдинок. Бескрайнее небо, выгнувшееся линзой, на горизонте сливалось со степью, тогда как стоило поднять взгляд к верху - кружило голову насыщенным ультрамарином. Однако монотонный пейзаж и небольшая скорость навевали дрему. Я то и дело клевала носом, проваливаясь в зыбкую полудрему.
Ночи по-прежнему проходили в кошмарах, и выспаться толком не удавалось. Мне постоянно снилось одно и то же, а после каждого такого сна ощущение было такое, будто бы в одиночку товарный поезд разгрузила: все тело болело, и едва я подскакивала на постели с рвущимся с губ воплем, в следующую минуту накатывалась такая слабость, что шевелиться сил не оставалось. Потом слабость проходила, но ощущение оставляла после себя гадостное. Мне уже спать становилось страшновато. Ведь еще парочка таких дурных ночей, и меня можно будет только полешком складывать, на большее чем просто лежать, я буду уже неспособна. К шаману я пока не обращалась, но чуяла, что если и сегодня проснусь от вопля, то придется. Кстати старик мне ничего не говорил на то, что я кричу по ночам. Это тоже было подозрительным. И ничего от меня не хотел, не просил какой бы то ни было помощи, или еще чего, но что намекал с самого начала. Ходил себе с загадочным видом, обмениваясь со мной всего лишь парой слов за день. Зато его ученики присматривали за мной, когда шамана не было поблизости. То один, то другой ненавязчиво болтались где-нибудь в отдалении, но при этом держа меня в поле зрения. Прочие же степняки вообще не общались со мной: одни делали вид, что меня как бы не существует, тогда как другие - косо поглядывали.
За эти дни вроде бы ничего особенного не произошло, если счесть 'ничем особенным' смерть еще двоих кочевников - тех самых, что любовались мной в повозке. Они покончили жизнь самоубийством точь-в-точь как хан. Подозреваю, что среди народа уже поползли слухи. Нет, я даже была уверена, потому как, когда распахивала канал и ухватывала малый ручеек силы - понимала кое-что из того, что они говорили. К тому же надо быть совсем идиотами, чтобы не сопоставить два плюс два - три совершенно одинаковые смерти, приключившиеся с теми, кто смотрел мне в глаза. В общем, как ни крути, все концентрировалось на мне, но я понятия не имела что происходит.
Правда, было одно но - тот степняк, что оттаскивал меня от хана и тоже смотрел на меня, так вот с ним ничего не произошло. Хотя нет, вру - произошло: он стал новым ханом. Подозреваю, не без помощи шамана, но стал.
Раза три в день я проверяла силу, точнее присутствие Лемираен, осторожно прикасалась к потоку, пару раз даже отделяла маленький жгутик силы, и так же осторожно отпускала. Большую часть времени богиня была далеко, и почти не ощущалась, а как-то раз, она ее присутствие оказалось таким сильным, словно она решила снизойти ко мне. Я в ужасе не только бросила поток, но даже постаралась наглухо закрыться. Вроде бы получилось. Во всяком случае, ничего не случилось, она не заметила моего присутствия.
Уже вечерело, когда стали останавливаться на ночлег. Женщины мигом развели костерки, чтобы приготовить поветь, кто-то из мужчин отправился сменить табунщиков, а к нашей повозке вернулись ученики, на этот раз к их поясу было прицеплено по зайцу. Сейчас приготовим, поедим, и надо будет укладываться спать. А там сны сниться будут...
От такой перспективы я не то, что вздрогнула, я мурашками размером со слона покрылась. Все это было очень и очень странно. Я дитя двадцать первого века, не чуравшаяся ужастиков и криминальных фильмов, от какой-то снящейся мумии постоянно не высыпалась и орала?! Да бред! Хотя от нее такой запредельной жутью веет... Но возможно это все подсознание шутки шутит?
Хотя, стоп, какое подсознание?! Магия это, магия! Я одним местом чую, но только вот какая именно магия, понять не могу. В этом мире было четыре вида силы: три от богов и одна единая, которую боги разделяли на составляющие и разрешали пользоваться своим адептам. Единая сила ощущалась как легкое, игристое, немного пьянящее вино, как живительная родниковая влага. Сила Лемираен была сладостной, чарующей и такой упоительной, что по сравнению с ней восторг казался бледным подобием. Прикосновение к ней граничило с экстазом. Сила Бога-Отца - мужа Лемираен - Ярана Малеила - ощущалась его жрецами как непомерная тяжесть, и жгла словно неукротимый огонь. Клирики Сейворуса - брата Лемираен - пугали своими заклятиями до жути, до косноязычия, но не нас. Она была страшна для простого люда, но отнюдь не для не клириков или жрецов, нами она воспринималось как нечто резкое и леденящее. А тут же меня прямо-таки трясло от ужаса, которым веяло от этой древней мумии, и с этим ужасом нужно было что-то делать, а то долго я так не протяну.
Казалось, я едва смежила веки, как начала погружаться в свинцово-серые воды. Я пробовала сопротивляться, но куда там! Воды не взирая на все попытки, поглощали меня с легкостью, словно я оказалась маленьким камушком в мощном потоке. А от потока несло такой первобытной мощью, что бороться с ним не доставало сил.
Возможно, я оказалась слишком уставшей, а может воды, уже распробовав, вошли во вкус, но на этот раз меня поглощало слишком быстро. Даже появилось ощущение, что больше я не в силах вздохнуть, тяжелая металлически блестящая жидкость так сдавливала грудь, что даже во сне ощущалась боль. А потом, когда показалось, что еще совсем капельку и все - сердце остановится, надо мной появилось лицо. И на этот раз мумия довольно улыбалась. Ужас сжал горло, делая и без того редкое дыхание невозможным. Но вместе с ужасом пришла злость. Как этот мумифицированный экспонат смеет насмехаться надо мной?! Да как он?!...
Наплевав на осторожность, на боязнь встречи с Лемираен, я с отчаянным криком распахнула канал, а потом всем телом рванувшись из свинцовых вод, ударила силой богини ему в лицо. Мумия заслонилась замотанной в тряпки рукой. Некоторые пальцы были обломаны, одни лишь на фалангу, тогда как другие едва ли не по самую ладонь.
- Зря... - прошелестела мумия. Я впервые услышала ее голос. Похоже, связки ей давно отказали, и речь звучала прямо в голове. - Так было бы быстрее. Но если ты хочешь...
Чего я хочу, она так и не досказала, а мне было неинтересно. Я поняла, что сила не причиняет ей особого вреда, разве что режет глаза... провалы глазниц, как яркий свет. Но еще я поняла, едва прикоснулась к силе, что если сдамся, если отступлю, то эти свинцовые воды поглотят меня без остатка. Не будет ничего: ни души, ни тела. И поэтому, забыв о страхе перед богиней, я щедро лила силу.
Та недовольно заворчала, когда осознала, что поток не стихает, а лишь увеличивает свою мощь. Где-то на задворках сознания я почувствовала, как настороженно вскинула голову Богиня-Мать, но я продолжала изливать ее свет, на тварь.
- Напрасно борешься, - прозвучали в сознании новые слова.
Не выдержав, я собрала последние силы и крикнула:
- Что тебе от меня надо?! - выкрик получился так себе, но, тем не менее, после мне стало легче дышать, словно вместе с ним, мое тело получило толику свободы.
- Есть, существовать дальше, жить, - словно неразумному дитю пояснила мумия. Если до этого ее голос звучал бесстрастно, то теперь в нем почувствовалось удивление.
- А я причем?! - вновь рванулась я.
Протест приостановил погружение в свинцовые воды, те словно в нерешительности застыли.
- Я спал долго, с самого изменения мира, а теперь вновь хочу быть. А в тебе много жизни. Я уже немного насытился, и теперь мне хватит силы, чтобы поглотить тебя.
- Подавишься, - с уверенностью, которой во мне не было, заявила я мумии и как заверение в своих словах, зачерпнула еще больше.
Где-то там Лемираен заволновалось и начала пристально вглядываться в энергетику мира, что-то ее смутило в щедром потоке силы изливаемым неизвестным клириком. А мне в это время казалось, что ее дыхание уже касается моей щеки.
- Еще немного и сюда заявится сама Богиня! - продолжила я напирать. Неужели мумия не чувствует ее присутствия в силе? - Учти, она не я. Она не будет с тобой церемониться! Смахнет и не заметит.
Эти слова смутили тварь, на миг она застыла в раздумьях, а потом отступила, соглашаясь с доводами.
- Хорошо, мы поговорим с тобой... после... - последнее, что услышала я, прежде чем подскочить в постели.
Было еще темно, однако шаман не спал. Он внимательно смотрел на меня и даже не удивился моему внезапному пробуждению.
- Что смотрим?! - рявкнула я, не сдержавшись. Удивительно, но после поединка мои силы не только не убавились, а даже прибыли.
- Ты проснутыса? - в голосе старика так же сквозило немалое удивление. - Ты не должна...
- Чего я не должна?! - почему-то от соприкосновения с силой Лемираен во мне бушевал неутихающий гнев, точно такой же, когда я в юрте хана, лежа под шкурами, подслушивала разговор. - Почему я не должна?!