- Спи давай - с другого края топчана поднялась в полумраке голова брательника... теперь брательника.
- Я сикать хочу...
- Одурел что ли?. Выйди вон, да...
С другого края помолчали.
- Я один боюсь...
Гришка слегка загнул матом, что слышал от отца.
- Чего-о?
- Вон... смотри луна какая...
Правда, в окно светила красная луна, на стекло падали мелкие тени от растущей у окна рябинки. И ветер выл, да жутко так.
Старший потянулся - и самому опорожниться надо.
- Ладно, пошли вместе. - Усмехнулся, хотя и ему стало жутковато. Но ему ли, битому-перебитому, уже в свои двенадцать бывалому, как он считал, бояться всего лишь до ветру выйти, тем более вон... с братишкой названным. В темноте обул раздолбанные ботинки, Генка босиком выскочил - сандалии остались в горнице, где Отец и Мать... в общем...
- Не забывай, что щеколда грохочет, потерпи, пока открою потихоньку.
- Ага...
Ветер едва не вырвал дверь из руки, сзади, в комнате, что-то зашуршало - то ли газета старая заметалась от ветра.
- Аккуратней лей, мелкий - а то и помоешься заодно - негромко засмеялся Старший и пошёл к забору. Уже закончив своё дело, услышал вопль Младшего, резко обернулся, застёгивая штаны.
Гена стоял истуканом посреди двора, видимо, от ужаса, натягивая свои шаровары уже чуть не до подбородка. А от рядка тех мелких осинок в углу забора, которые Отец собирается вырубить, кто-то приближался.
Старший хлопнул по карману - нож на месте... ну вроде не так...
- Да вы не бойтесь так! - девичий хрипловатый голос, чувствуется в нём улыбка. - Что хотела, то уже всё повидала, аааххахха!
Подходящий к Старшему словно в мохнатую шубу до пят был одет... да это вроде и не шуба была, просто как шкура... оно было в шкуре! Если бы Старший только что не опростался - с ним точно случился бы детский конфуз.
При красном лунном свете всё было отчётливо видно, как днём. Видно было, что подошедшая - девочка - вся в густой коричневой шерсти. Грудки выпирали, но как одетые, шкура-то как у барашка завитками. Хихикнула - Старший узнал её голос, вечером слышал из осинок, когда с Младшим, голые, помывки ждали. Светло-жёлтые глаза так посмотрели пристально, на лбу - маленькие рожки. Улыбнулась, зубов много, и все белые-белые, крепкие!
Старший смущённо отвёл глаза от её тела - порадовался, что грудки густо поросли шерстью, да и ниже - тоже, а потом вдруг понял, что она вполне могла видеть, как он забор-то поливал сейчас, и ненавистью стыдливой наполнило всего... и ещё чем-то.
Младший тоже примолк - видит, всё не так уж страшно.
- Не так страшно, как вечером было, когда пороли обоих, а я смотрела? - девочка вдруг протянула пальчик с тонким коготком и пощекотала ему подбородок, малец отпрянул, хотел что-то сказать...
- Ты тут с кем? - раздался ещё один голос, юный басок. - А-аа, людишки, жильцы новые - пренебрежительно пробормотал. - Смотри, и не боятся!
Второй, парень, от него явственно несло... несло козлом, молодым скотом - и был он выше Старшего на голову. Плечи хорошо развиты, руки... лапы мускулистые. Шерсть ещё более густая, чем у спутницы.
У Гришки кулаки сжались:
- Слушай, ты... - Старший никогда и не подумал, что станет говорить с бесёнком - их и не было, чертей этих, так в школе учили. - Чо, смелый такой, да?
Бесёнок засмеялся - басом, переходящим в фальцет, потом - Старший и не понял как, легко ухватил его за рубашку и через миг у Гришки и искры из глаз - так в забор шарахнулся!
Младший со злости несколько раз выдохнул воздух - потом кинулся на Гришкиного обидчика, а через секунду вдруг, подлетев, о землю приложился. Полежал немного, пока отдышался - а, поднявшись, обнаружив, что рубаха-то пополам со спины, моментально понял, как его уже сегодня днём за это станут бить - и заревел. И бесёнок засмеялся от всей души - или что там у них.
- А ну ша! - Гришка со злостью процедил, поднимаясь от забора - ещё перед этими не ревел! - выдернул ножик из кармана, раскрыл. - Сюда иди, падла подлая...
Бесёнок вдруг сжался, неожиданно, выпуклые жёлтые глаза с кровяными прожилками глянули только на нож - и опустились...
- Это вы что тут затеяли? - ещё один голос, старухин. - (Оттуда же, видимо, из осинок вылезла. Старший ещё подумал - где они там все помещаются?).
- Он вам родня почти - а вы его этак... - и засмеялась, как сухое дерево на ветру скрипит.
- Как родня?.- Я родня? - почти в один голос спросили бесёнок и Старший.
- А вот пойдёмте, сейчас расскажу и обскажу - снова смех сухого дерева.
Гришка уже сделал шаг - когда девочка спросила:
- А второй с нами идёт?
- Да он нам там... - начал было бесёнок.
- Так, он мой брательник и я без него никуда! - строго заявил Старший.
- Аааахххааахаа!.
- И он идёт! - заявила бабушка-чертовка. - Будешь выделываться - хвост надеру! - Угроза, видимо, более чем подействовала.
- Бабушка, да мы сейчас... - промурлыкала рогатая девочка - да мы только поиграть...
- Ну что уж с вами, сорванцами... - разулыбалась хрипатая бабушка.
Парень-бесёнок свистнул... Туалет заскрипел, доски заходили ходуном, крючок, прикрывавший дверь, отскочил. Дверь открылась, из тьмы, со смрадом застаревшего дерьма вышагнул высокий худой мужик, с выпученными глазами, высунутым языком, и обрывком удавки на шее. Парень-бес с гоготом прыгнул ему на спину, мужик медленно понёс его по двору, согнувшись в три погибели. Сестра ловко подставила подножку, мертвец свалился под хохот бесёнка, тот, поймав мёртвого за кусок удавки, рванул так, что часть шеи надорвалась, запахло засохшей мертвечиной.
Старший не выдержал:
- Да вы тут охуели вконец! - Закричал, нож свой сжимая.
Младший, в обрывках рубашки, рядом встал. Старший видел, что его от ужаса колотило - но стоял.
- А чо, а чо - нам над покойниками можно! - на этот раз фальцетом завопил бесёнок.
- А что - рогатая девочка промурлыкала, - вашего отца позвать, раз вы такие смелые?
- Зови, сейчас ему кишки и выпущу на хуй!
- Да я пошутила - промямлила мохнатая, куда и гонор делся. Старший в ответ просто подошёл к ней - и с левой такую пощёчину отвесил, что девочка покатилась по земле, завывая как обычная девчонка; затем, повернувшись к бесёнку, просто так его ножом пугнул, а тот на две сажени отскочил, испуганно глядя жёлтыми глазами.
Мертвец пополз в сторону нужника. Кусок верёвки болтался сбоку, смрад протухшего мяса вился рядом.
Заполз в сортир, дверь сама захлопнулась и крючок запрыгнул на своё место.
- Старая, так ты что мне хотела про мать и вашу родню рассказать? - Старший осклабился.
- Дак пошли в осинки наши, коли не боишься... - Старая бесовка засмеялась, молодая тут смолчала, да и юный бесёнок, видимо, из-за давешнего унижения, смешался.
- Сейчас ещё старик придёт мой - не боишься?
- Давай веди! - Старший обозлился и на этих, и на родителей, и на вообще весь белый свет.
Старая было развела две осины руками лапами - и вдруг стала столбом:
- Слуушай, а тебе ведь к нам нельзя с этим! Что в руках у тебя!
Молодые бесы что-то неразборчиво загомонили.
- Оставь, войдёшь... - повернулась старая.
- Ага, 'оставь' - а вы меня на куски! - Старший махнул ножом с нацарапанным крестиком в её сторону.
- Да трус он, трус! - в оба голоса завопили бесята за плечом. Старший не глядя махнул рукой с ножом за спину, раздался визг - зацепил кого-то. В воздухе распространился тошнотворный запах. Глянув на клинок, Старший увидел капельку чего-то бурого, кипящего в аккурат там, где был нацарапан могильный крестик, и сильно воняющего. Он вытер ножик об осину.
- Неее, так нельзя - прошелестела старая чертовка. - Ты уж тогда моих внучат со своим... кто он там тебе, оставь, пускай вместе посидят!. С таким ножом - она особенно выделила 'таким' - тут и просто хода нет. Не пропускает.
- Ага, а чего он им меня так! - визгливо завопил бесёнок ни к селу ни к городу.
- А ты говно, вот почему! - рявкнул молчавший доселе Младший.
- А ты на моего брата не пизди! - возмутилась бесовка-сестра.
- Так, чтоб я таких поганых слов от тебя не слыхала! - рявкнула что есть мочи бабка-чертовка.
- Так ты сама учишь, людей учить!.
- ЛюдЯм-дуракам не то ещё надо вдалбливать, а самим!. - Бабка аж задохнулась от злости, когда в голове Старшего наконец стал сформировываться какой-то план...
- Так, старая, сейчас я с тобой слазию в эту вашу... а мой Младший пока с твоей внучкой посидит.
- А я?. - обиженно забасил старший бесёнок.
- А ты - не маленький - у Гришки было завертелось в голове похабная присказка, однако сдержался. - А ты вон во дворе попасёшься. Мы ведь недолго, правда, бабушка?.
У старой и глаза на лоб полезли оттого что малый так права качает. В другое время просто с ума бы его свела - да их кровь там, в нём.... В матери его, правда, больше - только слабая, этому зато на пользу пошло. Ну да то старик её рассудит лучше.
- Лады, бабушка? - Старший спросил, и, не дожидаясь ответа, ухватил своего нынешнего брательника, Младшего-то, за рукав, прошептал только: 'С сучки рогатой глаз не спускай, ни одному слову не верь, сунется - ножом тычь!'
- Бабушка, чего они шепчутся-то?. - только и вякнула девочка-бесовка, когда Старший, крикнув 'вперёд', просто пнул её куда-то в район хвоста, и та захныкав, потрусила в сторону открытых задних дверей дома, а Старший с Младшим - следом.
Сзади обиженно вякнул брат-чертёнок - Старший только погрозил ему своим ножом, и тот сразу замолчал.
Очутившись в их комнатухе, Старший первым делом пугнул бесовку ножом в угол: та забилась и жалобно так взглянула.
- Ну, всё понял? - Младший кивнул. - Тогда смотри - ни слову не верь, ни слезинке. Иначе сам...
Хотел было уже передать нож - однако на секунду задумался.
Взяв в другую руку, вырезал у себя на правой кисти маленький могильный крестик - не знал, кто его рукой вёл, но знал, что...
Каплю крови на бесовку плеснул, больше ради издёвки - а та свернулась каким-то невообразимым клубком и взвыла.
Из соседней комнаты донеслось сквозь храп пьяное бормотание отца.
- Понял всё? - спросил у Младшего, нож передавая; и поразился, какая у того в глазах возникла злоба. И жестокость.
- Ладно, брательник, скоро буду...
По пути с пола подхватил какую-то древнюю газету.
Вышел во двор - там чертёнок без дела шарахается. Было на него глаза жёлтые свои поднял, сжал кулаки - а Старший ему ещё одну капельку крови с резанного на руке креста прямо о рожу вытер, - тот и покатись по земле-по ветру, да под кровавым месяцем, скорчился. Старший ему газетку советскую в подмышку мохнатую сунул - просвещайся, мол!
Бабка-чертовка ждала Старшего уже около осинок: морда, и без того безобразная, сморщена до слёз. Старший, подходя руку показал, с могильным крестиком вырезанным:
- Не боись, подсохло!
- Хитёр, мудёр - Бабка проворчала- молча отвернулась, развела две осинки, и потом ещё две - внизу обнаружился подсвеченный чем-то красным, как из печки, проход.
- Первым пройдёшь? - у старой вековая хитрость, видать,
- Я первым-то? - У Старшего-Гришки в голове тоже не перхоть одна за краткие годы скопилась... ума хотя бы немного. И сказки читал, как первым парня-молодца заманивали. - Я и не обучен ничему и ничего ни разу не чую - ты первой катись!
Бабке-бесовке, видать, против молодого и крыть нечем - взяла да скатилась в свой маленький ад. На себя весь первый жар приняла, завыла, завоняла гадко...
Старший следом - уже тепло просто. Воняет только страшно там. Света вроде никакого нет - а кругом светло, красно. Красно-тускло, как что тлеет.
Внизу стол, несколько стульев, и всё. По углам, Старший заметил, какая-то мелкая гадость бегает, ну да ладно.
- Покушай пока, родственничек! - На столе появилась миска похлёбки, соблазнительно пахнущей, тарелка с чем-то жареным. Есть захотелось страшно, и Старший протянул уже было руку к пище - но вырезанный на руке могильный крестик полыхнул вдруг синим. Миска сама собой слетела со стола аж в угол, похлёбка расплескалась и принялась бурлить и гадко вонять - смрад донёсся до стола, где сидел Старший. Аппетитные неведомые куски на блюде отрастили белые ножки и с писком разбежались по столу - Старший отшатнулся брезгливо, а неведомые... штуки присоединились к тем, что копошились в углах. Две из них плюхнулись в разлитое содержимое миски и с удовольствием принялись там барахтаться.
- Аа-ххаха - моего внука провести хотела?! - хохот, напоминающий чем-то блеянье. Глядь, напротив здоровенный дед сидит, в отличии от прочих, шерсть только на груди, лысый и рога бараньи.
- Хотя, если бы внук не додумался до такого... - дед брезгливо кивнул на могильный крест, вырезанный у внука на кисти... - Ну да ладно, родная кровь всё же!
- Слушай... слушайте, да какая я вам кровь?!
- Ну - почти родная. Я с твоей бабкой когда-то так блудил...
Мохнатая старуха кинулась на... мужа, или кто он там ей, тот почти не глядя поддал ей кулачищем, вскочив, добавил огромным копытом. Видимо, такое бывало уже не в первый раз. Через миг бабка завывала в углу, по ней ползали те непонятные многоногие штуки, попискивая. Потом поднялась, побрела в самый дальний угол и там завыла. Непонятные штуки на многочисленных белых ножках её там обсели... утешали что ли...
Крестик-царапина вдруг прижёг кисть.
- В общем, во мне ваша кровь?
- Ага, от мамочки твоей. С этим пентюхом жила, отцом твоим, да от ебли после побоев радовалась. Хотя не такой пентюх, толк знает в наших радостях. И с мамкой твоей, и с этой вот шлёндрой, и вас вон дерёт - наши, кто мимо проходит, довольны. Да ещё на своё счастье сам сюда пришёл и вас притащил - ааахххха-хххаа!
- На счастье?
Дед посерьёзнел.
- А ты думаешь, мне за дочку не обидно было, что так бил?
- А чего раньше не отомстил?
- Маловат ты ещё, а то бы понял, что если мужик бабу люто ебёт после побоев, а ей нравится так...
Старший покраснел, ладонями, как тогда, когда отец мать... ладонями прикрыл уши - видимо, привычка с детства, когда слышал, а иногда и видел, как...
- Убери! - вдруг рявкнул дед. - не показывай!
- Чего убрать? - не понял старший.
Дед брезгливо ткнул пальцем в сторону правой кисти.
- Не любим мы такое. Ну ладно. В общем, твоему папочке сегодня за мою дочку срок пришёл. - Дед снова вдруг расхохотался. - Нет, хоть немного крови да значит! Другой бы, малец тем более, с ума свихнулся, только бы моих увидал - а ты вон мало что не струхнул за ночь, ещё и ножиком давай махать! Кстати, а кто тебя надоумил... такое рисовать? На ноже, да руке?
Старший пожал плечами.
- Слушай, нашим не хочешь стать? Жить будешь... долго, творить что хочешь, а? Вот только руку правую сам себе отрубить должен, а мы тебе другую приделаем? Подумай, дурачина! Кровь в тебе есть, остальное само...
Старший подумал. Нет, не то пока. Наверное.
- Не, спасибо.
- Не говори так! - дед со всей силищи ударил по столу, когтями вцепился в столешницу и провёл несколько глубоких борозд.
Гришка терпеливо подождал, пока старый успокоится.
- Ладно... Так вы нас с отцом специально сюда заманили.
- Никто никого никуда не заманивает. Сами идёте куда , вам только место покажи, понимаешь? - дед ухмыльнулся.
- Вон, сортир видел? И кто оттуда вылез? До вас тут учителка жила, недавно было тогда приехала, замужняя. Мужик при ней - воды не замутит, электриком тут всё... И, короче, повадился её муж... как тебе сказать, - повадился деток портить. Понял, о чём я?
Старший понял.
- Нам-то, конечно, такое на радость. Ну, раз, два... А потом как вскрылось - село есть село... На горячем поймали с дитём в кустах - и он домой скорей. По одной улице мужики к нему бегут, кто с чем, по другой - участковый с кобурой расстёгнутой. Ну, он не сплоховал - на заднем дворе капроновую верёвку срывает - и в нужнике вздёргивается! - Дед счастливо рассмеялся. - Петлю сладил - а на шею надевать я ему помогал, ааахххахххаа! Ну, днём там теперь просто кусок верёвки висит - а ночью он сам, собственной персоной так сказать - внучатам моим потеха. Вот ты за кого заступался, сердце храброе! - Дед от хохота чуть под стол не свалился.
- Так что туда по ночам не ходи аааахххахааа! Хотя, впрочем, тебе тут жить уже недолго...
- А где?
- А не скажу.
- Слушай, так ты за мать с моего отца спросить теперь хочешь?
- Да я не только спрошу, я его... - приосанился дед, аж рога бараньи заблестели!
- А за меня?
- Что за тебя-то?
- За меня спрос будет, что меня он столько пиздил ни за что, как сидорову козу?
- За тебя-то... - Дед вдруг задумался. - Ну, за тебя-то ещё надо... Поди пиздил неспроста, а?.
'Ясен перец, Старший подумал, - вроде черти, а как всё как у людей...'
- Ну, ты похоже угадал - и тут дет захохотал так, что многоногая гадость с его бабки принялась клубками падать, а сама бабка в три погибели свернулась.
- Короче, внучок - скоро солнца всход. Тебя, короче, сейчас на улку, чтобы моих внучат, а твоих вернуть, - а то пропадууут! - дед то ли засмеялся, то ли заплакал
Старший вроде с дедом за столом напротив сидел - и тут его вдруг вынесло на задний двор. Действительно, начинало светать, и по селу уже какой-то петушок захудалый завопил
Старший бесёнок у Гришки возле ног сел, смотрит жалобно.
- Да беги уже давай! - Гришка улыбнулся, и тот исчез моментально.
Заходит в комнатуху их малую, с брательничком - Младший над бесовкой с ножом аж насел.
- Всё, хорош, пускай домой идёт! - а у брательника аж кровь к лицу прилила:
- А я вот с ней ещё хочу!
- Чего ты с ней хочешь? - у Старшего чуть не у самого рога проросли. Младшему говорит, чтобы нож отдал; он отдаёт, а у самого в глазах... такое Старший у бесов в глазах не видел.
На мохнатую оглянулся - у той вся шёрстка по телу в капельках крови...
- Так, - Старший почти кричит - домой беги! - и мелкую мохнатую как ветром сдуло, была и нет.
- А теперь, - Старший, медленно убирая нож в карман - расскажи что тут у вас было?.
И по похотливым глазёнкам Младшего уже видит: там похоть не хуже, чем когда отец мать... да мачеху потом...
- Да она мне за ночь не только показала всё... она мне... она...
- Не дождавшись подробностей от Младшего, Старший вдруг ударил его по правой щеке, потом по левой; не слушая слёз и угроз, прикрыл вначале выход на задний двор, потом осторожно, чтобы Отца и Мать не разбудить, открыл вход в их комнату.
Подошёл к брательнику, наверное, уже бывшему; посмотрел в глаза. У того уже ненависть к Старшему.
Что ж, Старший усмехнулся, не привыкать. Свалился на свою часть топчана, закутался в верблюжье одеяло и, не слушая бубнение и угрозы младшего, заснул.