В девять часов утра она выбралась из автомобиля и прошла в здание, где располагалась ГубЧК. Предъявила заспанному часовому мандат и спустилась в подвал. Прошла тёмным коридором до заветной камеры - кожаный френч ладно облегал фигурку, - правда, кобура бельгийской кожи с "наганом" не очень шла ей, ну да ладно - красной косынкой голова повязана туго, и в глазах - весёлая решимость.
При мрачном царском режиме у любого бы волосы дыбом встали - как так, женщина служит... палачом, расстреливая людей? Но сейчас - новое время, новая власть, а кровь врагов Мировой Революции и за кровь не считается.
Она при старом режиме была любвеобильна, искренне влюблялась и потом так же искренне бросала надоевших ухажёров. А теперь... дарит свои ласки только комиссару губернской ЧК. И он наконец ей подарок сделал, да какой!
- Первого заводи! - Она докуривала папироску, поглаживая кобуру на боку, когда полупьяный красноармеец затащил первого - упирающегося коротышку. И тот изумлённо уставился на неё.
- Как звать? - бросила она, поигрывая совсем не дамским оружием: "наган" в её изящных, но на деле сильных руках смотрелся несколько нелепо.
- Ты, - человечек задыхался от неожиданности - ты ж меня знаешь, - как ты тут...
- Молчать, контра недобитая - стены подвала отразили её злобный вскрик, а ствол револьвера ткнул приговорённого в лицо, разбивая губы.
- Владимир Бронский, учитель - прошамкал человечек разбитыми губами.
- Именем Революции вы, Владимир Бронский, приговариваетесь к...
Красноармеец подсёк человечка под коленки, тот рухнул на каменный пол - и пуля разворотила ему затылок.
Пока красноармеец оттаскивал труп в угол, она брезгливо оттёрла изящным платочком мозговое вещество с кожанки.
- Следующего давай!
Следующим был доктор Андрей Коломенцев. Ничуть не удивился, когда увидел её здесь, только пробормотал, когда вставал на колени "Я знал, что всё кончится чем-то подобным..." - и через несколько минут его тело составило компанию лежащему в углу.
Очередной смертник, Рудольф Дигель, высокий немец из мещан, перебивавшийся мелкими спекуляциями, увидев её, лишь изумлённо поднял правую бровь - а у неё и сердце ушло в пятки - столько с ним связано было, больше чем с этими двумя! И пожениться хотели когда-то...
Рудольф справился с удивлением - и презрительно улыбнулся - и она совершенно автоматически подняла оружие обеими руками и выстрелила прямо в это красивое лицо; и когда он корчился на полу в предсмертных судорогах - она приставила дуло к уже изуродованному его лицу, нежно когда-то ею зацелованному, и стреляла ещё, и ещё.
- Ты что, ополоумела? - подручный красноармеец, ухватив её за запястья - боёк револьвера давно уже щёлкал вхолостую - еле вырвал оружие.
Она немного опомнилась, рука скользнула в карман френча и извлекла баночку с кокаином. Одной щепотки хватило, чтобы мир засиял новыми красками, и сердце колотилось - но уже в другом ритме, радостно, а не обречённо.И жалость к убитому куда-то испарилась... или залегла в потаённом уголке души; может, когда-нибудь...
Уже спокойнее, перезаряжая "наган" - пустые гильзы весело цокали о пол у шевровых сапожек -она скомандовала:
- Давай следующего!
* * *
Вечером того же дня она откинулась на подушках в сладкой истоме - так хорош нынешний её любовник! Когда они с комиссаром предавались настоящей пролетарской любви, она мысленно пыталась представить вместо него кого-то из казнённых ею бывших - но лицо комиссара ГубЧК в полумраке перекрывало все воспоминания: горящие глаза, волосы на голове взлохматились с двух сторон - ну чисто чёрт! Не зря старухи крестятся при его виде - видать, не только из-за худой славы чекиста.
- Как тебе сегодня, хорошо было? - Он опустошил стакан разведённого спирта и сейчас хрустел огурцом.
Она внезапно засмущалась, ответить что так сладко...
- Да не о том я - досадливо поморщился комиссар. - Когда полюбовников своих бывших стреляла? Всех в одну ночь для тебя собрали-доставили, краля моя! - Он присел снова на край кровати, приблизился к ней лицо в лицо - пахнуло спиртным, луком, потом, и в глазах снова загорелись похотливые огоньки.
И воспоминания мутным потоком хлынули внезапно - Владимир... Рудольф... парнишка тот, как же его, кажется... и она откинулась на подушку и завыла в голос, от тоски невыносимой, что ни водкой, ни кокаином, ни любовью комиссарской не залечить.
И когда он привлёк её к себе и шершавой ладонью, табаком пахнущей, принялся утирать слёзы - в голове её, одурманенной, мелькнуло - "А когда ж и его?.." И впилась ему в губы яростно - как змея.