- Мама, а принцесса не умерла на горошине? - почему-то именно эта единственно фраза из жидкого гомона зрителей ТЮЗа впилась в анин мозг, когда они, все участники бессмертного спектакля про вымокшую принцессу и принца-пиздострадателя вышли, чтобы поприветствовать тех самых "юных зрителей".
Левую Анину, поднятую вверх, руку, сжимал, дыша перегаром и чесноком, Король - Виталий Агафонович, старый спивающийся актёр, давно не поднимавшийся в искусстве лицедейства дальше вот таких говноролей. Правую крепко уцепила потная ладошка Принца, Миши, недавно устроившегося к ним выпускника одного из театральных вузов - с прыщавым кукольным личиком и влажным взглядом заядлого онаниста.
Аня не раз уже за тот месяц, что Миша у них играл, ловила на себе его откровенно похотливый взгляд. Раз, в гримёрке, он неожиданно подкравшись, обнял Аню сзади, и та ягодицей ощутила твёрдое. Она легко высвободилась из объятий, крепко сжатый кулачок полетел в сторону мишиного носа - тот еле отпрянул, и выставил ладони вперёд. Потом помирились - Миша несколько дней издали смотрел на Аню глазами сконфуженного спаниеля, пока та однажды не прыснула, вогнав коллегу в ещё больший конфуз.
Аня вообще не могла долго сердиться ни на кого. Даже на судьбу... нет, на неё всё же самую капельку: в двадцать пять - и не замужем, подружки вон давно с подрастающими отпрысками гуляют. У неё вроде всё необходимое присутствует - и квартира однокомнатная, и машина - папа с мамой купили "пежо" вот недавно. А счастья... Что греха таить - после того инцидента в гримёрке, но уже дома, вечером, в постельке, в полусне - анин пальчик непроизвольно скользнул туда...
Актёры опустили руки под тихие аплодисменты ребячьих ладошек и гомон детских голосов.
- Ну что, вспрыснуть это дело надо! - прокряхтел Агафоныч, когда они шли в гримёрку - в нос Ани ударял запах мишиного пота, чем-то даже возбуждая.
- Я за рулём...
- Ну так с нами посиди, а что ж...
В гримёрке была извлечена и распита вначале бутылка скверного сухого вина ("Ай, оставлю машину на стоянке сегодня!" - Аня думала)... Аня помнила, как Виталий Агафонович бубнил про то что "надо свою жизнь налаживать", как неожиданно Миша принялся поддакивать. Когда на свет Божий появилась бутылка водки, захмелевшая с непривычки Аня вдруг обнаружила себя сидящей на коленях у Миши, усиленно мнущего её груди, в то время как Виталий Агафонович отнюдь не по-отечески оглаживал её бедро... ещё провал... яркий свет иногда закрывает разлохматившаяся голова Миши, и ниже у Ани толчками вспыхивает то, что держалось взаперти долгое время... провал - и снова вспышка, Аня повернула голову вправо, её рвёт, ей плохо, она даже не чует на себе вес туши Агафоныча, водочный дух перебивает запах чеснока из его пасти...
Аня очнулась в темноте - только из дверей гримёрки падал свет аварийных ламп в коридоре. В темноте сопение и храп, видимо, её собутыльники и... кто они ей после этого... запах водки и рвоты...
Она, шатаясь, вышагнула к выходу из театра - заспанный охранник изумлённо кинулся ей навстречу, потом остановился и, услышав её рвотный позыв, молча отомкнул ей двери выхода.
Аня, запнувшись за порог, выскочила к оградке у театра - цепь-столбик с шариком на вершине, цепь-столбик, цепь... шарик как горошина!.
Вначале щедро оросила водочной рвотой цепь; затем, вспомнив отрывки происходившего в гримёрке, кинулась на колени перед одним из столбиков. Удар лицом о шар на вершине... ещё удар... на истошные крик выскочил охранник.
- Принцессы нет, принцесса сдохла - и ещё удар, и беспамятство...