Они лежали обнявшись, уже отчасти насытившись друг другом после двухнедельной разлуки. Он потянул руку в полутьме, отхлебнул пива из бутылки, потом закурил - приятны простые человеческие радости после многодневного холода в тундре. Зашелестел исписанными по-старинке листками блокнота - ни ноутбук, ни даже планшет с собой некогда было брать - вылетели на вертолёте по авралу.
- Дописал своё древнерусское? - она хихикнула смущённо: ей нравилось увлечение любимого историей Руси, и его рассказы начинающего писателя тоже нравились.
- Почитать? - он засмущался неожиданно; кажется, в темноте видно было как его, ещё по-юношески пухлые щёки, запылали. Но поцелуй подбодрил, он снова зашуршал листками, откашлялся:
"Зегзицею мысль в Фотиньин лоб несётся -
а ну как не придёт милый мой за Булгар-рекой захороненный.
Ан приходит милый её - князя Зореслава отрок - уже и солнце село красное.
Садится за стол девичий, да и куру пополам рвёт - ровно пёс не наевшийся жрать давай.
Фотинья смотрит - и всё про навьих людей да упырей вспоминает...
А Андрей куру вином фряжским запил - знай, по бороде красные струи стекают.
Фотинья от страха сжалася - поминает всё силу нечистую, знаки упыриные... Как Андрей подымается, да к Фотинье - а из портов холщовых уд подымается... Сомлела Фотинья - ан Андрей её на постелю девичью кидает, да давай всю-то Фотинью тем удом пользовати - изорвал и Евино, и содомское тайное - и после того в ночь русскую, дождливую и плаксивую вывалился - только синими искорками на крыльце рассыпался.
А Фотинья истерзана в теремку своём малом осталася - и где-то через час такое в утробушке-то ощутила... то ли воин княжий зарождается, то ли упырина мерзостный...
Однако придушить бы его - только рано... год минет..."
... - Дальше пока не придумал - он смущённо захлопнул блокнот - такой лёгкий шелест в темноте.
- Да я и так уже... - Она зябко дёрнулась, вытянула сигарету из пачки, прикурила и закашлялась, и через секунду уже тушила сигарету в пепельнице. - А из тундры что-то вывез для своих фольклорных изысканий, или как там ты это называешь?
- Да... - он замялся - немного. Слышал кое-что.
- А что у вас там самым страшным было? - Милая прильнула к его груди.
- Ну, как тебе сказать... Местные предупреждали, чтобы в пургу, если женщину плачущую увидишь, не приближался.
- А почему-у? - недоумевающий голосок в полумраке.
- Будто, когда к ней подойдёшь - она голову-то поднимет, а лицо без глаз...
- Фу-у, опять ты пугаешь!. - боязливый смех, нежный кулачок стукнул по плечу. - Ну, без глаз, - а потом?
- А потом будто кинется, и высосет твои глаза - он, поперхнувшись дымом, закашлялся и засмеялся.
- Врёшь всё ведь! - Он почувствовал в темноте, что любимая всё же боится, и зарылся наощупь в её волосы, лаская огрубевшей рукой желанное тело.
- Нет, не вру. Мужики рассказывали.
- Врут твои мужики! - из темноты радостный смех.
Он ещё отхлебнул пива, чувствуя, как лёгкое тепло в желудке поднимается в мозг, а уже ощутимый жар желания... Руки заходили во тьме по телу любимой.
- Подожди, а мы дверь заперли?.
- Входную?
- Входную, входную!
- Не помню... хотя надо проверить, а то... - многозначительное молчание.
- Ну-у, опять пугаешь? - опасливо-любопытный смешок в темноте.
- Да не пугаю... - вкладывая в отчасти ещё юношеские интонации зловещий смысл, он откинулся на подушку.
- Сейчас вот вспомнил историю... представь, вот так в постели лежат муж и жена, как мы с тобой. Лежат, и тут жена так же говорит: "Любимый, у нас, кажется, дверь не заперта. Входная."
- И что? - голос подружки из тьмы прозвучал опасливо.
- Ну "что", - пошёл, значит, мужик дверь закрывать. Возвращается... Ложится в постель... И жена его, значит, спрашивает: "Ну что, закрыл?". Он молчит. Жена к нему ласкаться, было - по груди погладила, а та вся в шерсти. Думала, показалось - ну, а ей-то хочется... вот как тебе сейчас! - он захихикал.
- Дурень, ох... ну а что потом-то?
- А потом она руку под одеяло суёт, - а у него там... раздвоенный!
- Хаааа - девичий смех пытается скрыть наползающий страх. - А я по-другому слышала! Знаешь как?
- Ну-у - его уже разморило слегка.
- Пошла сама жена дверь закрывать - муж ждёт, нет её и нет. Потом возврашается - а мужу так уж захотелось тоже, ну, он в неё...
- Что запнулась-то?
- Он в неё входит... как ты в меня... и чувствует ноги мохнатые у себя на голых плечах! Он по икрам руками снизу вверх - а там... копыта... И тут она р-раз - и искорками рассыпается вся прямо на постели!. А он потом...
- С ума сошёл? - полушёпотом спросил он и, услышав испуганное "да", рассмеялся.
- Ладно, сама схожу - такое милое юное ворчание, он залюбовался мелькнувшим в отсвете окна девичьим силуэтом, мужское естество вновь взяло своё... сейчас... через пару секунд... сладострастно потянулся в предвкушении, и вдруг бок опахнул холод из-под одеяла.
Приподнял одеяло - оттуда блёклый свет и ещё более нестерпимый холод... и голова той, о ком он полушутя только что любимой рассказывал... Той пьяной ненки, что они в пургу подобрали, оттрахали как хотели, а потом сдуру и с пьяни вытолкали из балка, абсолютно голой - бляди не люди и тому подобное... за нею чернота полярной ночи с чахлым полярным сиянием...
Она пришла через пару минут, подбадривая слегка своё естество - вот-вот насытится, в предвкушении! - а в комнате холод безумный почему-то... одеяло слегка подрагивает...
Она отдёрнула одеяло, обнажённое тело опахнуло холодом. Словно на экране маленького телевизора увидела знакомые изгибы тела любимого, коченеющее на морозе... через минуту и её тело само, казалось, пошло за любимым абсурдным путём - через тёплую постель в пятидесятитрёхградусный мороз...
...когда в их квартире вдруг разорвало трубы отопления, а затем и вынесло все окна неведомой силой.