"Все. Все кончено", - Бешенный очнулся как-то внезапно, осознав, что его лишь оглушили. Многолетняя привычка к осторожности позволила сдержаться и в первые мгновения ничем не выдать своего возвращения в мир: если не показать, что он очнулся, то можно отсрочить расплату. Пока не появится хозяин.
Капли продолжали отсчитывать уходящее время в звенящей тишине. Беглец напряженно вслушивался в окружающее, но кроме воды, казалось, вокруг не было ничего. Стук капель и безысходное отчаяние затопили все его существо. Отчаяние, разрастаясь, сжимало его в тисках боли.
Вдруг рядом раздался слабый стон, и приглушенный шепот на...
Он вслушался. Диалект говоривших был похож на арабский, на котором отдавались приказания команде на корабле, да и требования к самому Бешеному хозяин обычно высказывал на арабском.
Приглушенный вопрос, тихий односложный ответ. Еще вопрос. Двое переговаривались о состоянии раненого. Беглец понимал отдельные слова, да и общий смысл был понятен. Но язык был не арабским. Похоже на берберский. В команде корабля встречались моряки, выходцы из коренных племен североафриканского побережья. Приходя на службу к адмиралу, они поначалу обычно болтали между собой на родном языке. А слушать и наблюдать Бешеному никто запретить не мог. На это просто никто не обращал внимания, ведь исчадие ада было немым. Бешеный мысленно усмехнулся. Звук его голоса мог услышать только палач при уж особо изобретательной пытке, да, наверное, тот, кто мог видеть его возвращение к жизни после... Бешеный прикусил губу. Даже в мыслях возвращаться к процессу воскрешения было тяжело. Не помня о себе ничего, он твердо знал, чем хозяин его сломал и превратил в животное. Наверное, адмирал был единственным, кто знал, что раб может говорить, но добиться этого он так и не сумел. Хотя, это ему было и не нужно.
И все же иногда раб произносил одними губами беззвучно отдельные слова, слова ненависти и проклятья, когда становилось совсем невыносимо от непонятной бессмысленной тоски. Ночью, чтобы никто не мог услышать или увидеть. Звездные ночи были самыми страшными. Он отворачивал голову от сияния средиземноморских звезд, вжимался в настил палубы и сыпал проклятьями. Когда становилось совсем невыносимо, он выл, и тогда, если это мешало хозяину, он приходил сам или посылал Мустафу. Другие не смели подходить к рабу слишком близко, да и наказывать его никто кроме Мустафы не имел права. В дело шла утыканная свинчаткой плеть. Раб терял сознание и боль прекращалась...
Беглец подавил готовый сорваться вздох и, воспользовавшись тем, что говорившие, кажется, сейчас были заняты не им, чуть шевельнулся, пытаясь оценить свое положение. Движение оказалось слишком резким, он чуть не завалился на спину. Чуть дыша, он вернулся в исходное состояние и затих в напряженном ожидании. Но двое продолжали переговариваться в полголоса, а Бешеный понял, что его не связали...
Его не связали. Тиски, что болью сжимали голову, распались. Наступила оглушительная тишина, он даже перестал не слышать звук голосов говоривших. Наконец, беглец сумел восстановить дыхание и позволил чуть приоткрыть глаза.
Крохотный огонек плавал в масляном светильнике, стоящем на каменном выступе. Неровный трепещущий свет вырывал из кромешной темноты охапку соломы, на которой лежал принесенный им человек. Над ним опираясь на клюку, спиной к Бешеному стоял высокий старик. Вторым был хрупкий на вид подросток, склонившийся к раненому и ощупывающий его голову.
Бешеный вновь прислушался. Похоже, в пещере, по крайней мере, сейчас кроме этих двоих и раненого никого не было.
"Что же меня не связали?" - он задумался, продолжая глазами следить за стариком и подростком.
"Откуда им знать, что ты очухиваешься слишком быстро?"
Беглец резко, рывком поднялся на ноги готовый к нападению.
Старик обернулся на звук. В темноте Бешеный лишь угадывал черты его лица, не видел выражения глаз, но фигура выражала неторопливую уверенность и спокойствие. Эта пещера и мальчик, и маленький огонек, что плавал в плошке за его спиной, были частью мира старика, и он не боялся пришельца.
Бешеный не сдвинулся с места. Он вдруг испугался. Не тем животным страхом, каким боялся хозяина, нет, что-то шевельнулось давно забытое, чему не было названия в его памяти. Он не знал, что делать. Стоял, смотрел на старика, будто пытаясь проникнуть взглядом сквозь мрак пещеры, увидеть его глаза.
Старик тоже некоторое время молчал, по-видимому, разглядывал пришельца.
- Это тебя искал этот человек? - старик кивнул на раненого.
Беглец с трудом разобрал диалект старика, но суть понял. Отшатнулся. Сознание разорвал беззвучный вскрик:
"Нет!"
Это было невозможно, чтобы из десятка сброшенных в колодец живым оказался именно человек хозяина. Беглец осторожно сделал пару шагов вперед, вступая в круг неверного света. Опустился перед раненым на колени, вгляделся в лицо, запрокинутое на соломе.
"Кто это может быть?"
Заплывший синим кровоподтеком правый глаз, запекшиеся сгустки крови и оторванный лоскут кожи делали человека совершенно неузнаваемым. Бешеный перевел взгляд на тело. Обломленная стрела торчала из-под левой ключицы, свезенная кожа на всей правой руке и правом боку, неестественно повернутые ноги.
"Кто же это?" - он перебирал в памяти каждого из приближенных адмирала. - "Старик ведь его узнал" - беглец опять перевел взгляд на лицо: светлые завитки аккуратной бородки на еще молодой коже неповрежденной части лица и мальчишечьи сведенные страданием губы. Нет, этот человек не связывался в его сознании ни с кем из тех, кто окружал хозяина на корабле.
Бешеный обернулся к старику и, преодолевая себя, решился спросить:
- Кто?.. Этот человек, - звук собственного голоса, глухого и надтреснутого, показался ему громом. Арабские слова драли горло.
- Он назвался Эль Сикки'н, - старик перешел на арабский. Он оперся о выступ со светильником, лицо, на котором отразилась тревога, попало в круг света. Бешеный этого не заметил, он впился взглядом в раненого.
"Нож?" - он, наконец, узнал. И прежде гнева пришло удивление. Беглец понял, что для него члены экипажа просто не имели человеческих лиц.
- Так тебя искал Эль Сикки'н?
Возвращаясь к реальности, Бешеный перевел взгляд на старика... Нет, человек, облокотившийся о каменную полку в стене пещеры, не был стар. Сейчас, в тусклом свете масляного светильника беглец рассмотрел хозяина подземелья. Среднего роста с пронзительно внимательными глазами, с хищным вырезом приподнятых крыльев носа и окладистой пегой от седых прядей бородой он казался стервятником, нависшим над незадачливой расположившейся у его ног жертвой. Вот только подбили стервятника. Клюка, на которую опирался человек, объяснялась перебитой ногой, перетянутой холщевой тряпкой, оторванной, по-видимому, от рукава рубахи. Вся штанина ниже повязки была в бурых пятнах крови.
- Давно... перетянул? - Бешеный кивнул на повязку. Говорить было трудно. - Нужно лечь... И снять... повязку.
- Ты лекарь?
Беглец отрицательно мотнул головой:
- Н-нет, - Бешеный вдруг отчетливо понял, что не знает, почему надо развязать ногу. Он задумался и замолчал, уставясь опять на Эль Сики"на.
"Лекарь? Хорош лекарь по отправке на небеса. Что мне ему говорить? Он ведь будет спрашивать".
"Пустой вопрос. Ты же знаешь самое простое решение", - его второе я гаденько засмеялось, и Бешенный содрогнулся всем телом, согнул спину и закрыл лицо руками.
Несколько мгновений он сидел, стараясь унять дрожь.
- Выпей воды, чужеземец. Ты должно быть голоден? - чьи-то пальцы коснулись его плеча.
Дернувшись как от удара плетью, Бешеный резко выпрямился, открыл глаза и столкнулся со взглядом широко распахнутых темных омутов, обрамленных густыми, загибающимися кверху как у девушки ресницами. Давешний подросток протягивал ему пиалу с водой и кусок лепешки:
- Выпей и поешь. Ты ведь давно не ел?
По позвоночнику беглеца прошла судорога, а рука непроизвольно потянулась и вырвала лепешку из рук мальчика. Он вгрызся в протянутый хлеб, откусил кусок, второй, проглотил, откусил еще...
И вдруг остановился, поднял глаза на подростка, потом перевел взгляд на все еще опирающегося о полку старшего. В глазах того читалось презрение. Кусок застрял в глотке.
Бешеный поднялся с колен, через силу проглотил хлеб. Отступив на шаг, склонил голову в поклоне подростку:
- Спасибо... Юный господин, - горло перехватило, но обернувшись, он продолжил совсем чуть слышно. - Простите... Я... несколько дней... не ел, - он весь дрожал. От напряжения на висках выступила испарина и по спине катились капли пота.
- Успокойся. Доешь свой хлеб, - человек отлепился от стены и тяжело оперся о клюку, разгружая поврежденную ногу. - Мы не причиним тебе вреда, - он усмехнулся. - Я сейчас не в том состоянии, а Шарид еще не вступил в возраст воина.
Спокойный, уверенный голос. Будто там наверху нет сгоревшей крепости, а ветер не раскачивает обгорелые трупы, и не лежат у колодца его убитые соплеменники. Кто он?
Тиски боли и глухой неизбывной ненависти к вечно враждебному миру вдруг сжали голову Бешеного:
"Ни ты, ни твой щенок для меня не помеха", - он, казалось, прокричал это в лицо стоящего перед ним человека. Только пальцы разжались, выронив хлеб, и вцепились в раскалывающуюся от боли голову. Бешеный скорчился, зарычал и повалился на камни подземелья.
Он очнулся от того, что кто-то раздвигал ножом его сведенные зубы и капли воды смачивали сведенное судорогой горло. Бешеный глотнул живительную влагу, открыл глаза, и опять увидел, глядящие на него со страхом и любопытством два черных омута в обрамлении девичьих ресниц. Он глубоко вздохнул, втягивая сухой воздух подземелья. Сведенная в судороге спина расслабилась, и левый бок опустился на камни. Беглец сдавленно вскиннул.
В очередной раз вынырнув из омута небытия Бешеный почувствовал, что кто-то придерживает его в сидячем положении. Человеческие руки были теплыми и осторожными.
- Оттащи его к стене. Смотри осторожнее, эта штуковина на спине видно причиняет ему боль, - голос старшего звучал озабоченно. Бешеный хотел открыть глаза, но ощущения были столь непривычны, что...
"Так не бывает", - он лишь слабо вздохнул, когда мальчик потащил его к стене. И так и не открыл глаза, когда Шарид устраивал у стены его измученное тело и подтыкал солому.
Проснулся Бешеный от мерного звука падающих капель. Тишина в пещере была оглушительной. Он открыл глаза, как-то сразу вспомнив все произошедшее. На каменном выступе все также тлел крохотный огонек, и за кругом неверного света лежала непроглядная черная мгла. Светильник отвоевывал у этой черноты лишь крохотное пространство, где на соломе все также лежал Эль Сики"н.
"Эль Сики"н", - Бешенный мысленно произнес арабское прозвище раненого и усмехнулся. На корабле он откликался на немецкое "Messer", хотя Бешеный ничего не знал ни о его происхождении, ни о прошлой жизни. В качестве мусульманского имени Messer принял имя Назир. Хозяин выделял Назира за собачью преданность, ловкость и беспощадность, а еще Messer расчетливо и безжалостно подставлял Мустафу. Впрочем, Мустафа просто стал стар, Хозяин же предпочитал молодых.
Бешеный поднялся, подошел к Эль Сики"ну. Как давеча присел перед ним на корточки, разглядывая. Хотя кто-то, судя по неумелости Шарид, и пытался ему помочь: голова была обмотана тряпицей, ободранные при падении в колодец рука и бок смазаны какой-то темной мазью, а переломанные ноги примотаны к длинным деревянным жердинам, состояние раненого ухудшилось. В неверном свете лампады было видно, что губы раненого обметало от жара, а вокруг обломанного наконечника разрасталось темное пятно.
Беглец коснулся горящего тела Эль Сики"на. В ответ на прикосновение тот неожиданно открыл глаза, и что-то слабо прошептал. Бешеный вслушался. Сухие потрескавшиеся губы повторили слово раз, второй, жалобно и безнадежно. Невидящие глаза озирались по сторонам, будто что-то искали.
Бешеный вздохнул и поднялся.
Зачем он потащил с собой раненого. Там, в колодце он, быть может, уже бы отмучался. А теперь?
"Ты можешь его задушить"
Беглец усмехнулся.
Наверное, смерть и была бы лучшим выходом для раненого, но... Перед глазами беглеца на миг явственно предстала картина расправы над Мустафой, и потом как его обезображенное тело подтягивалось к прутьям решетки пленника. А ведь когда-то Мустафа был столь же ненавистен как Хозяин.
"Стоп! Когда-то... Когда?"
Теперь уже сам беглец невидяще глядел в темноту пещеры:
"Когда?"
Но память молчала. Он застонал от бессилия, сжал голову руками:
"Нет! Я вспомню".
Вновь прозвучавший слабый стон привел беглеца в чувство. Он встряхнул головой, отгоняя возникший призрак. Нет, не для того в последний миг жизни Мустафа протянул ему ключ от решетки, чтобы теперь он убил раненого. Быть может этот Эль Сики"н станет ключом к его памяти.
Он должен заговорить.
А значит, он долен выжить.
Лишь скользнув взглядом по раненому, Бешеный оглянулся на каменный выступ, где, чуть потрескивая в масле, горел фитилек. Да, он не ошибся. На каменной полке хозяева пещеры оставили беглецу кувшин с водой и лепешку.
Бешеный взял кувшин, отпил маленький глоток сам, а потом склонился к раненому. Осторожно приподняв его за плечи, он попытался напоить Эль Сики"на, но тот застонал и запрокинул голову. Зубы оказались плотно сжаты, и струйка воды пролилась на соломенную подстилку.
"Так не пойдет. Нужен нож, нужен костер".
Бешеный опустил раненого на место, опять встал, огляделся.
Куда могли уйти мальчик и раненый хозяин пещеры? Вряд ли они покинули подземелье. Судя по тому, как была перемазана кровью штанина хозяина, тот потерял много крови, да и стрелу, наверное, не смог вытащить. Иначе штанина была бы разорвана.
Бешеный вышел из освещенного светильником круга, присел на землю и закрыл глаза. Несколько минут вслушивался в звуки пещеры. Справа капала вода. Он встал. Открыв глаза, попытался вглядеться в темноту, дождавшись, когда исчезнут плавающие радужные круги. Ему показалось, что еще чуть правее, чем слышался звук воды, он видит узенький светлый ободок.
Беглец оглянулся. В пяти шагах мерцал теплый огонек светильника. Кругом же был непроглядный мрак, гулкий мрак казавшегося бесконечным подземного зала. Человек вздохнул и, вытянув вперед руки, сделал осторожный шаг в темноту. Первый шаг, второй, третий, он считал шаги. На пятьдесят четвертом его рука коснулась камня. Звук воды стал отчетливее, а вот предполагавшегося света он теперь не видел. Бешенный оглянулся. Оставленный позади светильник все еще виднелся золотистым отблеском на стене пещеры. Беглец сделал восемь шагов вправо вдоль каменной глыбы, закрывшей путь вперед, и его левая рука вновь наткнулась на камень. Он опять оглянулся. Вдоль кромки глыбы, наполовину прикрывшей путь назад, лишь угадывался ободок света.
Бешеный вздохнул и на мгновенье задумался о возвращении. Что будет дальше? Сможет ли он вернуться назад? А лепешку, что лежала у светильника, он так и не съел.
Беглец упрямо тряхнул головой. Оставаться было бессмысленно, а так, если ему повезет, Эль Сики"н, быть может, выживет, а значит, появится надежда что-то узнать о самом себе.
Узкий проход между глыбами уходил влево. Воздух в пещере не шевелился, но, показалось, что запахло влагой, и звук падающих капель стал как никогда четким. Бешенный свернул. Прижимаясь левым плечом к холодному камню, стал протискиваться на звук воды. Обрыв открылся неожиданно. Если бы внизу не горел крохотный костер, тело Бешеного уже бы валялось на камнях нижнего уровня пещеры. Резко остановившись, беглец перевел дух. Стоял на краю, вглядываясь в темноту. Горевший внизу огонь, лишь усиливал окружающий мрак, и как спуститься вниз Бешеный не представлял.
Привычная усмешка исказила губы беглеца. За четыре дня свободы он, будь обычным человеком, успел бы уже раз пять предстать перед богом. Сейчас будет очередная попытка.
"Попомнишь ты еще свою камеру и плошку баланды".
"Ничего, перетопчемся".
Осторожно, пытаясь не соскользнуть в темноте с уступа, он, прижимаясь к камням, перевернулся лицом к стене и, уцепившись за край одного из показавшихся устойчивым камней, спустил ноги с обрыва и начал сползать вниз, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Наконец ему повезло, нога надежно стала на небольшой выступ. Беглец перенес тяжесть тела на камень, теперь надо было найти, за что зацепиться руками...
Когда он оказался внизу, руки и ноги дрожали от перенапряжения, спина была мокрой, а перед глазами плавали цветные разводы. Человек прислонился лицом к стене, по которой спустился, закрыл глаза и дождался, когда тьма станет просто тьмой, а земля не будет уплывать из-под ног. Потом развернулся и пошел к горевшему костру.
Тонкие язычки пламени лизали корягу, грозя вот-вот потухнуть и погрузить пещеру в непроглядную темноту. У этого едва теплящегося огня расположились двое. Давешний мужчина спал, разметавшись на каких-то лохмотьях с узелком, подложенным под голову, а мальчик спал сидя, положив голову на согнутые колени. Нож, который Шарид по-видимому сжимал в руке, когда остался дежурить у уснувшего раненого, валялся у кромки кострища.
Бешеный с вожделением глядел на нож. Потянулся забрать, и взгляд наткнулся на стоящий в золе рядом с корягой медный котелок, наполненный наполовину каким-то варевом.
И он взял котелок. Присел и начал выгребать содержимое в рот. Когда первые несколько горстей каши теплыми комочками легли в пустой желудок, он перевел дыхание, оторвал взгляд от посудины и... встретился с глазами Шарида:
- Это было для Хашима.
Мальчик проснулся и теперь опять сжимал в руке нож, но в глазах его была лишь растерянность. Бешеный пожал плечами и продолжил доедать кашу.
Мальчишка таки кинулся. Не выпустив из рук котелка, Бешеный вывернул ему руку. Нож выпал, лицо подростка исказилось в немом крике, но рта он не раскрыл.
Бешеный поставил котелок в золу, поднял нож и лишь потом отпустил руку. Шарид упал на колени, обхватив горящее от боли плечо. Из глаз беззвучно полились слезы:
- Хашим проснется, а у меня больше ничего нет, - тихо прошептал он.
Беглец обернулся к раненому. Тот все также лежал, раскинув руки с большими разбитыми то ли работой, то ли оружием кистями. На лбу Хашима в свете пламени блестели крупные капли пота, тряпка, что раньше перетягивала ногу, валялась у кромки кострища, а левая нога была неловко подвернута, будто и в забытьи он старался предохранить ее от боли.
Бешеный поднялся и подошел к раненому. Опустился перед ним на корточки и осторожно ощупал поврежденное бедро. Сзади торчал обломок стрелы.
Услышав взволнованное сопение, поднял голову. Рядом, все еще обнимая больное плечо, стоял Шарид:
- У него горячка?
Бешеный кивнул.
- Он умрет, - мальчик уже не плакал, только безысходность звучала в его голосе.
Бешеный пожал плечами и вернулся к разглядыванию ноги.
"Если стрелу не вытащу, точно умрет", - он потянулся и разрезал штанину.
В месте ранения ткань приклеилась к телу Хащима.
Бешеный вздохнул, обернулся к отставленному котелку, поднял посудину и доел остатки каши, даже не взглянув на возмущенное сопение мальчика.
- Иди... Вымой котелок... И принеси воды, - он протянул Шариду посудину, человеческая речь все еще давалась с трудом и фразы получились рваные и злые.
Мальчишка взглянул исподлобья, но, молча, взял котелок и пошел выполнять указание. Бешеный встал, огляделся.
Недалеко, на краю освещенного тлеющей корягой пространства в нише под глыбой известняка лежала вязанка хвороста. Беглец перетащил часть веток к костру и вновь огляделся. Взгляд наткнулся на длинную толстую рогатину с обожженным огнем концом.
Пока он закреплял рогатину между камнями, вернулся Шарид:
- Держите, - мальчик протянул котелок.
Бешеный отрицательно мотнул головой:
- Вешай... над костром... Нужна будет... горячая вода.
Сам же поломал на куски ветки и подкинул часть в разгорающийся костер, обтер влажной тряпкой горящие в жару виски и грудь раненого. Отдельную тряпицу наложил на место ранения, чтобы отошла прилипшая ткань холщевой штанины.
Все это время мальчик сидел у костра и внимательно за ним наблюдал. Левая рука терла плечо. В его взгляде больше не было враждебности, только усталость и, кажется, обреченность.
"Выбил я ему плечо. Или сломал руку?"
- Иди ко мне, Шарид,
Мальчик вздрогнул, но подошел без слова. Остановился в двух шагах.
Бешеный притянул ребенка к себе и осторожно ощупал плечо и предплечье. Он чувствовал, как дрожит тело ребенка, но мальчишка лишь закусил губу, когда пальцы Бешеного касались больного предплечья. Дернулся, только когда Бешеный перешел к уже начавшему опухать плечу.
Беглец задумался. Он видел, как врачевал корабельный лекарь, знал какое усилие надо приложить, чтобы собственные суставы встали на место после дыбы, но перед ним был ребенок. Как соизмерить силу, чтобы не повредить?
- Потерпи... Будет больно.
Осторожно вращая по кругу локоть, он потянул предплечье, фиксируя плечо второй рукой, чтобы мальчишка не дернулся. Вскрик, сустав встал на место. Бешеный перевел дух.
Сзади послышался приглушенный шорох. Беглец резко обернулся, прижав к себе ребенка.
Пришедший в себя Хашим вытянул из костра горящую головню и пытался встать. Встретившись с глазами обернувшегося человека, Хашим замер. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга.
- Отпусти мальчишку. Видно и правду говорил Эль Сикк"ин, что ты нечисть, - сдавленно произнес раненый.
Пальцы Бешеного судорожно сжались на плече Шарида, правая рука мгновенно вытащила нож, заткнутый за веревку придерживающую лохмотья на бедрах.
- Хашим! - воскликнул мальчик.
Хашим опустил горящую корягу на землю.
- Отпусти... - раненый тяжело дышал.
Бешеный разжал пальцы, мальчишка кинулся за спину раненого, а беглец, не выпустив ножа, сжал руками пронзенные болью виски и опустился на землю. Он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, и тихо выл, став совершенно безучастным к окружающему.