Annotation

     Я буду твоим мечом,

     Я стану твоим бичом, -

     Тени шарахнутся прочь,

     Отшатнется в испуге ночь.

     Покажи мне незримое,

     Проведи в небытиё...

     Я твоими буду крыльями, -

     Ты подставь лишь мне плечо.

     Ты - всего лишь моё развлечение?

     Нет, друг мой, ты - нечто гораздо большее.

     Ты - весь этот мир, с которым я играю. Древнее, с полуистёршимся смыслом слово Игра...

     Склоняю перед тобой голову, Единственный Возлюбленный, Вечный Противник - Тот, Кто Напротив, за то, что не ржавеет клинок души в моём теле и отражает незапятнанное лезвие блики твоего Пламени.

     Пусть нет такой дороги, чтобы свела нас лицом к лицу - я всегда чувствую тебя за своим плечом.

     И когда ты, в другом лице, встаешь в полный рост, открытый всем ветрам, Я встаю у тебя за спиной, Я кладу руки тебе на плечи, Я говорю тебе: "Иди! И ничего не бойся!"

     Пусть никогда не разглядеть мне твоего лица, ибо ты меняешь их.

     Пусть.

     Но вижу я, как и ты наклоняешь голову в поклоне и волосы падают на лицо, и из-под волос мелькает улыбка твоя, Любимый.

     И вылетает меч из ножен, салютуя мне. И я выхватываю свой и прижимаю холодное перекрестие ко лбу.

     В этом мире никогда нам не скрестить их.

     Пусть.

     Но надеюсь я, что настанет время, и "ты" и "я" станут одним целым.

     Кинжал, больше не чувствующий себя оружием, быть таковым не перестает.

     И по сему, я Меч.

     Не ножны, но меч.

     Чья ладонь ляжет на мою рукоять, взметнет меня в приветственном жесте перед пылающим миром?

     Я жду. И вижу сны.

     Меч, которому снится, что он девушка.

     А может, я Кинжал, пущенный умелой рукой и грезящий в полете?..

     Любой сон завершится пробуждением.

     Любой полет достигнет своей цели.

     Я подожду, Господи.

     Улица, на которой я провела первые семь лет своей жизни.

     Как давно меня здесь не было.

     Как все изменилось...

     Пожалуй, только пруд остался на том же месте, посреди дворов.

     Я медленно ступаю по оттаявшей земле, по только начинающей зеленеть траве и вижу все двойным зрением: то, что было, и то, что стало.

     Здесь вечно были выбоины-лужи, где я как-то нашла иностранную "копейку".

     Тут шелестела ветвями старая дуплистая ива.

     Там была большая деревянная горка под теремок. По крайней мере, она казалась большой. Тут - песочница с крышей на четырех столбах.

     Однажды сюда пришел художник, сел на скамью и рисовал нашу песочницу. Это было, когда детский городок только поставили.

     А вот и пруд.

     По берегам стояли раскидистые ивы. Мы, дети, забирались на них, ложились на подрагивающие сучья и глядели в воду...

     Посреди водяной глади - как и прежде, - грязно-белая льдина, последний осколок, на котором охорашиваются вечные утки.

     Я закрываю глаза и вдыхаю пряный воздух московской весны, пьянящий запах оттаявшей земли. Запах тления и собачьих "подснежников", запах новорожденной травы. Запах смерти и запах жизни, так смешавшиеся, что не разобрать где кончается один и начинается другой.

     Я вдыхаю его и вспоминаю летний день, когда мы с мамой встретились тут с бабушкой.

     Ты стоишь за моей спиной и молчишь.

     Моя тень между жизнью и смертью.

     Ангел.

     Скоро наша свадьба.

     Я даже знаю день. Ты столько раз говорил мне о нем, а я догадалась только сегодня.

     Сегодня, пятница, тринадцатое.

     Волшебный день. Волшебное число.

     Только поэтому я здесь, на улице Красных Зорь.

     Я поворачиваюсь и иду обратно к дому.

     Вот палисадник, где я нашла крутую тамагочу. Но, увы, она не работала. Я использовала ее в качестве компьютера для кукол. Куклы были довольны.

     Наших окон со двора не видно.

     "Позадидома" - любимое место для игр, но там сейчас грязь наверняка непролазная.

     Еще я хотела бы увидеть своего отца, но он сейчас далеко.

     Хотя... если мы смогли оказаться здесь...

     Я оборачиваюсь с немым вопросом.

     Ты прикрываешь глаза и медленно качаешь головой.

     Ты так красив.

     Скоро, скоро, я смогу смотреть в лицо твоё, не отрываясь.

     Ветер проносится среди голых деревьев и я с трудом отвожу взгляд.

     Где же луна? Полнолуние было... когда? Я помню, что недавно, на днях.

     До конца пятницы остается всего ничего - что-то около часа. А ведь еще моя школа, и мой детский сад, и, знаешь, если выйти через дворы к магазину,.. там был магазин, я помню,.. там пустырь, весной покрывающийся цветущей мать-и-мачехой, и оттуда в хорошую погоду можно увидеть верх сталинской высотки...

     Теплая ладонь ложится мне на плечо.

     Ты прав... это все неважно.

     Пойдем.

     Уже скоро.

      И взойдет ликующее вешнее солнце... ^[1]

     Я кричу - ты не слышишь.

     Я говорю - ты оборачиваешься.

     Но только когда я начну шептать, ты подойдешь ближе...